Дэвид Аллан (1744-96) был учеником знаменитого художника Гэвина Гамильтона в Италии,
где он учился в течение шестнадцати лет. Аллан родился в Аллоа и был направлен в Академию
Живописи и Гравюры, когда ему было одиннадцать, и обучался там семь лет. После Рима он
получил золотую медаль от Академии Св. Луки в 1775 году за историческую картину, названную
"Происхождение Живописи", картину коринфской девы, рисующей тень своего возлюбленного.
В 1769 году, однако, он стал торить новый путь, написав картину "Вечерние развлечения" и
начал живописный жанр, изображая документальные страницы шотландской социальной истории
восемнадцатого столетия. По возвращении в Шотландию, Аллан вынужден был зарабатывать на
жизнь случайным репетиторством, но с 1786 года он стал магистром Академии Живописи в
Эдинбурге. В письме от 1780 года он определяет для себя совершенно новую сферу интересов,
к которой никто прежде в Шотландии не обращался, - описание обычаев и повседневной жизни
народа. Он пишет: "Я написал для себя в Атоле 'Горский танец', как дополнение
к "Неаполитанскому", но "Горский" самый живописный и любопытный". Другими картинами этого периода
были "Горская свадьба", "Свадьба Пенни" и "Катехизисы в шотландской Церкви".
Аллан создал много эскизов в качестве иллюстраций к шотландским песням, которые,
в конечном счете, появились в изданных сборниках Томсона, Александра Кампбелла, Джеймса
Хогга и Матеруэлла, а некоторые также в отдельной книге, которая называлась "Двадцать пять
гравюр Дэвида Алана, иллюстрации к шотландским песням". Также в 1788 году он иллюстрировал своими
гравюрами издание "Нежного Пастуха" поэта Аллана Рамсея, по эскизам, сделанным возле
Пениквик, где, предположительно, разворачивалось действие этого произведения.
В 1793 году кто-то вдохновил Аллана иллюстрировать стихи Бернса, и известно, что Бернс
написал Каннингэму: "Ты знаешь Аллана? Он должен быть человеком великого таланта. Почему
он не столь известен? У него нет покровителей?... Он является единственным художником,
изобразившим подлинно пасторальные костюмы". За его иллюстрации к "Субботнему вечеру
поселянина" Роберта Бернса, наряду с другими жанровыми иллюстрациями, Аллана заслуженно
называли шотландским Хогартом: подобная Хогарту красота, изящество и великолепие, так
же как индивидуальной почерк и форма или стиль не уступают ему по качеству. Едва ли он был
Рафаэлем или Микеланджело, но его характерный талант заложен в правдивом и юмористическом
изображении природы. Аллан был по существу народным художником, и, по словам Бейзила
Скиннера, "со значительным чувством юмора он изобразил простых людей своего времени,
занимающихся обычными делами". Рамсей воспользовался его манерой письма для построения
своего рода портретной живописи, утверждавшей ценности протестантского индивидуализма, но
Аллан, хотя он учился в Италии, имел смелость посвятить свой гений изображению шотландской
жизни, и рисовал такие сюжеты, которые повергли бы в дрожь классика Гамильтона.
Роберт Фергюссон
В поэзии Роберт Фергюссон (1750-1774) также изображал простых людей и наделял их
достоинствами личности. Фергюссон пришел в Эдинбург из Абердиншира и получил работу
стряпчего или копировщика - низкооплачиваемую работу клерка. Вскоре у него появились
друзья из богемы и другие, включая Уильяма Вудса, звезду королевского театра, который
позже стал другом Бернса. В 1769 году он написал несколько песен для оперы своего друга
Тендакки "Артаксерксес", а в 1771 году начал приносить стихи в "Еженедельный журнал
Раддимана, или Эдинбургское развлечение". Эти стихи, написанные на плохом английском,
и вообще не очень хорошие, были просто упражнениями по отработке стиля в тот период.
Фергюссон скоро понял это, и в январе 1772 года в журнале Раддимана появился превосходный
стих "Шальные дни", написанный по-шотландски, о праздновании нового года в городе Эдинбурге.
"Шальные дни" сделали Фергюссона внезапно популярным во всей Шотландии, и многие искали
компанию остроумного и "знаменитого Роберта Фергюссона".
В следующем году Раддиман издал маленький томик поэзии по 2 шиллинга и 6 пенсов за
экземпляр, и говорят, что поэт получил за него пятьдесят фунтов, что в те времена было
огромной суммой и доказательством его популярности. Теперь, однако, стала проявляться болезнь
в форме беспричинной депрессии. Он отправился в деревню, дабы успокоить душу, но, видимо,
неудачно, поскольку его поездка, вылилась в череду пьяных попоек, которые составляли
значительную часть его жизни в Эдинбурге, и вскоре он возвратился в столицу и к "ужасам
меланхолии". Однажды он обратился к Вудсу, своему старому другу, и взволнованно поведал
ему, что он обнаружил одного из тех, кто мучил нашего Спасителя. Скоро он ушел из компании
с чувством раскаяния и вины за свою праздную жизнь и был в полном отчаянии. Страдая
бессонницей, он перестал писать, сжигал свои рукописи и ничего не читал кроме Библии.
Однажды вечером его подавленное настроение усилилось, и он пропустил стакан со своими
старыми друзьями, но он упал с какой-то лестницы и повредился рассудком. В итоге он в
бреду был помещен в сумасшедший дом, где в возрасте двадцати четырех лет он умер, оставив
лишь около тридцати шотландских и около пятидесяти английских стихотворений.
Роберт Бернс в начале своей поэтической карьеры обнаружил томик Фергюссона, который
дал ему новую энергию и поддержку. Он часто воздавал должное поэту, и написал на своем экземпляре
стихов Фергюссона:
"O, мой товарищ старший по несчастью,
И брат мой старший по служенью Лире,
Рыдаю горько о твоей судьбе!
Зачем же Бард, так уязвимый в мире,
Пристанище страстей таит в себе?".
Именно Бернс предпринял меры для установки надгробной плиты над скромной могилой поэта.
Говорят, что основной чертой поэзии Фергюссона является веселье с затаенным чувством
печали, а Xенли писал, что "Фергюссон был по существу продуктом Эдинбурга... древняя
шотландская столица - веселая, запущенная, пьяная, начитанная, почтенная - живет в его
стихах". Фергюссон был "потрясен глубиной позора, в который Шотландия погрузилась,
начиная с союза с Англией". Он был отчаянным патриотом и так расстраивался, что не успел
стать якобитом. В "Духах" он пишет:
"Будь черным день, когда к земле английской
Была Шотландия привязана Союзом".
Такого рода предрассудкам англофобии и почти ненависти ко всему иностранному суждено
было перерасти в "комплекс неполноценности и нанесения вреда, превративший шотландскую
жизнь и мысль в провинциальную после установления союза с Англией". Символом этого
комплекса был список шотландских слов, не рекомендованных к употреблению, составленный
Дэвидом Хьюмом, а также одобрение Дагалдом Стюартом красноречия Бернса. Поэзия Фергюссона
была по существу посвящена простым людям и событиям, сквозь которые зачастую просматривалась
его политическая позиция, но он черпал силу из народных традиций в музыке и поэзии для
своих "основных поэтических убеждений", как отметил Дункан Макмиллан.
Фергюссон был отличным исполнителем шотландских песен. Его друг Корнфорт Джилсон,
преподаватель музыки в больнице Гериота и ответственный за улучшение церковной музыки в
Эдинбурге, сказал, что Фергюссон был прекрасным певцом шотландских песен и "лучшим
исполнителем 'Берёз в Инвермэй', которых я когда-либо слышал". Джилсон и Фергюссон были
членами клуба Мыса, в котором встречались каждый вечер, чтобы за пивом и портвейном
отвести душу в беседах, музыке и песнях. Клуб был типичен для того времени, с обрядом
посвящения, когда, схватив кочергу, давали клятву: "Да поможет мне кочерга!" У членов
клуба были забавные прозвища, весьма подходящие Рыцарям клуба Мыса. Так Фергюссон был
сэром Регентом Хора за его чудесный певучий голос. Сэром Бримстоуном был живописец
Александр Рансиман, добрый приятель Фергюссона, который написал его портрет и использовал
его в качестве натурщика для исторических картин. Позднее членами клуба Мыса был Александр
Нейсмит, пейзажист, сэр Генри Рэберн, портретист и Дикон Броди, известный акцизный, повешенный
за кражу!
Еще одним членом клуба и другом Фергюссона и Рансимана был Дэвид Герд, антиквар и
коллекционер народных песен, к которому сэр Вальтер Скотт обращался в своем введении к
"Менестрелям шотландской границы", где он называет его "редактором первого классического
сборника шотландских песен и баллад". Фергюссон, Герд и Рансиман - все они играли важные
роли в сохранении шотландской культуры, Рансиман помогавший формировать общество антикваров
и носивший титул 'Исторического живописца антикваров'. Рансиман рисовал и делал гравюры
исторических зданий, которые должны были быть уничтожены и чувство истории, которое, вероятно,
ощущалось большинством членов клуба Мыса, распространилось на язык, генеалогию, коллекции баллад
и музыки. Гамиш Гендерсон, коллекционер народных песен двадцатого столетия, пишет: " ...когда мы
исследовали сельские районы Пертшира и Абердиншира в поисках песен ..., можно было легко
воссоздать мысленно шумные народные сцены восемнадцатого столетия Дэвида Герда, Роберта
Фергюссона и их одноклубников Рыцарей Мыса и войти в причудливый мир воображения, мало чем
отличающегося от того дымного кабачка 'Якорь возле Бухты' в Старом Дымокуре, в котором
размещалось Общество Крохалланов. Это было в эпоху великого расцвета кабачков в Эдинбурге.
Это было до появления Нового Города, и так как существовала ужасная нехватка жилья в
переполненном городе, многие квартиры были только двухкомнатными. Реформы по улучшению
благосостояния проводимые союзом парламентов уже достигали народа, но возможность устраивать
общественные вечера у себя дома была ограничена. Социальная жизнь Эдинбурга, поэтому, была
сосредоточена в клубах и обществах, которых было множество, и в которых писатели, поэты,
живописцы, и люди различных профессий встречались регулярно для беседы, музыки и выпивки.
Оратор Генли писал: " ... (Эдинбург) был центром компанейства, город клубов, разговоров и
общения, город разврата и бурного веселья, город (прежде всего) выпивки". Было и еще более
раннее упоминание о Простом Клубе Рамсея, и когда Бернс жил в Эдинбурге, он вступил в Общество
Крохалланов. Существовало множество шутливых клубов, наподобие Клуба Грязнуль, в котором никто
из членов не мог появиться в чистой одежде, Клуба Сельских Беретов, в котором носили синие
береты, или Пышечного Клуба, члены которого встречались в пекарне.
Большинство клубов проводило часть своих вечеров, совместно распевая песни, напомним, что
жители Шотландии очень любили простую музыку, и сопровождавшие ее, такие же простые стихи.
Песни, вошедшие в оперу "Артаксерксес", были на шотландские мелодии, а слова для них
специально были написаны Фергюссоном. Это показывает, что Фергюссон не только интересовался
исполнением традиционных шотландских мелодий, но также поддерживал жизнь этих традиций
своими собственными средствами, поэзией. Босвелл играл на флейте уроженцам Корсики
"некоторые наши прекрасные старые шотландские мелодии", а Бернс создавал свои лирические
стихи на "старые шотландские мотивы".
Дэвид Аллан иллюстрировал и издал много шотландских песен и танцев, а Генри Рэберн,
написав портрет знаменитого скрипача Нейла Гоу "создал героический образ человека, у
которого не было высокого общественного положения, кроме его таланта. Художник представил
"торжество силы и простоты шотландской музыки в лице скрипача Гоу".