Когда спешат торговцы с улиц,
В кабак соседи потянулись,
И день базарный замирает,
А люд ворота запирает,
В то время, сидя за столом,
Мы размышляем о былом,
Не думая о милях длинных,
Болотах, водах и трясинах,
Что отделяют нас от дома,
Где ждет жена, метая громы,
Нахмурив брови, словно тучи,
Храня под ними гнев кипучий.
Был Тэм О'Шентер мыслей полон,
Когда из Эйра ночью брел он.
(Был славен Эйр с давних дней
Красой девиц, умом парней).
О Тэм! Пророческий совет
Тебе дала супруга Кэт!
Она тебе сказала верно,
Что ты болтун и пьешь безмерно,
Что с ноября до октября
Ты трезвым не был даже дня,
Что квасил с мельником с утра,
Пока хватало серебра,
А чтобы лошадь подковать,
Ты с кузнецом хлебнул опять,
Что в церкви под конец недели
Дьяк Джин и ты всю ночь гудели.
Она пророчила, но втуне,
Что ты утонешь в темном Дуне
Иль сгинешь в логове чертей
У бывшей церкви Аллоуэй.
О, нежный пол! Подумать только,
Благих речей, напутствий сколько
Мужья наслушались от жен,
Но все же лезли на рожон.
Но продолжаем наш рассказ:
Тэм в эту ночь сидел как раз
У очага, который жарко
Горел, трещал, светился ярко,
А рядом Джони, друг отличный,
Его приятель закадычный,
Они вдвоем - друзья до гроба,
Недель не просыхали оба.
Летела ночь, полна весельем,
И не кончались кружки с элем.
Трактирщица и Тэм украдкой
Любезничали нежно, сладко,
На байки Джони был остер,
Довольный смех гремел, как хор.
Над крышей ураган гудел,
Но Тэму мало в этом дел!
Он был так счастлив, как вовек
Не будет трезвый человек.
Как пчелы, пролетая в ульи,
Минуты счастья промелькнули.
Пусть короли упьются властью,
Тэм был под мухой, он был счастлив!
Но удовольствия - цветок,
Сорвешь его, - и он поблек.
Снежинки, ниспадая в реки,
Белы - и канули навеки.
Как налетевший ветра шквал,
Подул - и сразу же пропал.
Как радуги небесной луч
Сияя, тает между туч.
Мы удержать не в силах время,
Вот Тэм попал ногою в стремя
И взгромоздился на кобылу,
В кромешной тьме все это было.
В такую ночь и в этот мрак
Грешно из дома гнать собак:
И ветер дул, собрав весь пыл,
И дождь, как из ведерка лил,
Мгла поглощала молний вспышки,
Гром грохотал без передышки.
В такую ночь поймут и дети,
От дьявола проделки эти.
Сев на свою кобылу Мэг,
Тэм поскакал сквозь мрак и снег,
В ночи не ведая преград,
Презрев дожди, ветра и град.
То крепче прижимал берет,
То бодрый распевал сонет,
То озирался он вокруг,
Чтоб черти не поймали вдруг.
Вот церковь промелькнула тенью,
Где стонут ночью привиденья,
Вот брод за церковью на лугу,
Торговец здесь замерз в снегу.
А дальше цепь прибрежных скал,
Где пьяный голову сломал.
Там, где виднеется сосенка,
Нашли убитого ребенка,
Там где клокочет ключ лесной,
Вдова повесилась весной.
Дун нес пред ним свои потоки,
А в рощах ветер выл жестокий,
Все чаще блеск небесных стрел,
Все ближе, ближе гром гремел.
И вот меж стонущих ветвей
Предстала церковь Аллоуэй.
В окно струился свет чудной
И адский хохот лил волной.
О, Джон Ячменное Зерно!
С тобой ничто нам не страшно!
С полкружки бить пойдем врага,
А с кружки - к черту на рога!
В башке засел чертовский смех
И Тэм плевал на бесов всех!
Но встала Мэг как изваянье,
Лишь получив напоминанье,
Она трусцой на свет бежит.
О боже! Ну и страшный вид!
Колдуньи, ведьмы были в танце,
Который знали все шотландцы.
Нет, не французский котильон,
А танец из седых времен.
В окне восточном, свесив ноги,
Уселся Старый Ник двурогий.
Он с виду был как зверь лохматый:
Огромный, черный, злой, горбатый.
Он в трубы дул с такою силой,
Что дребезжали все стропила.
Вокруг стояли всем на страх
Покойники в своих гробах,
Былой наряд надев на плечи,
В руках холодных тлели свечи.
Там, как заметил Тэм - герой,
Лежали, свалены горой,
Скелеты, трупы заточенных,
Тела младенцев некрещеных,
И вор с петлей на шее зыбкой
С последней жуткою улыбкой.
Пять топоров от крови красных,
Пять сабель ржавых и ужасных,
Вот этот ремешок чудной
Дитя отправил в мир иной.
А этим лезвием косым
Отца проткнул любимый сын.
И много ужасов других,
Грешно назвать мне даже их:
Три языка трех адвокатов,
На них пришиты лжи заплаты,
Три сердца пресвятых отцов,
Смердящие со всех концов.
Заворожено Тэмми наш
Смотрел на дьявольский шабаш.
Все громче, громче бес трубил,
Уж ведьмы выбились из сил.
Они взметали пыль столбами,
Скакали, лязгали зубами,
Как вдруг одна сквозь чад и дым
В рубашке лишь примкнула к ним.
О Тэм, О Тэм! Вот если б были
Они моложе, в полной силе,
Рубашки их на зависть прежним
Сияли б шелком белоснежным,
Тогда бы отдал я послушно
Когда-то сшитые из плюша,
Штаны - последний мой наряд
Всего лишь за один их взгляд.
При виде ж этих ведьм зловонных,
Еще при жизни иссушенных,
Держу пари, что даже в стужу
Нутро запросится наружу.
Но бравый Тэм не лыком шит,
За юной ведьмою следит.
Она впервые здесь была,
Потом известностью слыла,
Что напускала хворь на скот,
Рыбацкий затопляла флот,
Что поражала в корне колос,
Пугал округу ведьмы голос.
Ее рубашка с юных дней
Отнюдь не выросла длинней,
Но Нэнси всюду, как бывало,
В рубашке этой щеголяла.
Ее почтенная бабуся
Не знала этого, клянусь я,
Что в той рубашке крошка Нэнни
Пойдет на пляску привидений!
Но пусть здесь Муза крылья сложит,
Ведь описать она не сможет,
Как резво прыгала девчонка
В своей короткой рубашонке.
Тэм, очарован страстью пляски,
Смотрел на ведьму без опаски.
Сам дьявол ерзал от смущенья
И в трубы дул до исступленья.
Но вот прыжок, за ним другой,
Тэм потерял рассудок свой.
Он проревел: " Вот это дело!"
И в миг все сразу потемнело.
И только Мэгги тронул он,
Рванулся бесов легион.
Как пчел летит из улья рой
Когда нарушен их покой,
Как для совместной обороны
Кружат над кошкою вороны,
Как люд валит из-за забора
Когда кричат: "Держите вора!"
Летит за Мэгги жуткий крик,
Бесовский визг и свист и гик.
Ах, Тэм! В аду на сковородке
Тебя зажарят, как селедку!
Не возвратишься ты домой
И скоро будет Кэт вдовой.
Так мчись же Мэгги во всю прыть
Быстрей на мост, коль хочешь жить!
Там не посмеет этот сброд
Пресечь рубеж текущих вод.
Перед спасительным мостом
Пришлось ей потрясти хвостом.
Но Нэнни - дьявольская сила
Хвост благородный ухватила,
Чуть не добралась до седла,
Но Мэг хозяина спасла,
Прыжок спасенье им принес
Оставив сзади серый хвост.
На память от чертовских зубок
Теперь хвост Мэгги лишь обрубок.
Тот, кто читает повесть эту,
Внемли разумному совету:
Коль соблазнен ты хмелем тяжко
Или Короткою Рубашкой,
Ты вспомни о нечистой силе
И Тэм О'Шентера кобыле.
|
When chapman billies leave the street, pedlar lads
And drouthy neebors neebors meet; thirsty neighbours
As market-days are wearing late,
An' folk begin to tak the gate; take the road
While we sit bousing at the nappy, boozing/ale
An' getting fou and unco happy, drunk/mighty
We think na on the lang Scots miles,
The mosses, waters, slaps, and styles, bogs/pools/openings
That lie between us and our hame,
Whare sits our sulky, sullen dame,
Gathering her brows like gathering storm,
Nursing her wrath to keep it warm.
This truth fand honest Tam o' Shanter, found
As he frae Ayr ae night did canter; one
(Auld Ayr, wham ne'er a town surpasses,
For honest men and bonnie lasses.)
O Tam, had'st thou but been sae wise,
As taen thy ain wife Kate's advice! to have taken
She tauld thee weel thou was a skellum, good-for-nothing
A blethering, blustering, drunken blellum; chattering/babbler
That frae November till October,
Ae market-day thou was nae sober; every meal-grinding
That ilka melder wi' the miller, Hugh Broun of Ardlochan
Thou sat as lang as thou had siller; money
That ev'ry naig was ca'd a shoe on, nag
The smith and thee gat roaring fou on; John Smith of Carrick
That at the Lord's house, even on Sunday,
Thou drank wi' Kirkton Jean till Monday. Jean Kennedy, who kept
She prophesied, that, late or soon, a pub in Kirkoswald
Thou would be found deep drown'd in Doon,
Or catch'd wi' warlocks in the mirk wizards/dark
By Alloway's auld, haunted kirk. in decay since 1690
when Alloway parish was joined to Ayr
Ah! gentle dames, it gars me greet, makes/weep
To think how monie counsels sweet,
How monie lengthen'd, sage advices
The husband frae the wife despises!
But to our tale:- Ae market-night,
Tam had got planted unco right, just
Fast by an ingle, bleezing finely, fireside/blazing
Wi' reaming swats, that drank divinely; foaming/ale
And at his elbow, Souter Johnie, John Davidson, a cobbler
His ancient, trusty, drouthy cronie:
Tam lo'ed him like a very brither;
They had been fou for weeks thegither.
The night drave on wi' sangs and clatter;
And ay the ale was growing better:
The landlady and Tam grew gracious
Wi' secret favours, sweet and precious:
The Souter tauld his queerest stories; told
The landlord's laugh was ready chorus:
The storm without might rair and rustle, roar
Tam did na mind the storm a whistle.
Care, mad to see a man sae happy,
E'en drown'd himsel amang the nappy.
As bees flee hame wi' lades o' treasure, loads
The minutes wing'd their way wi' pleasure:
Kings may be blest but Tam was glorious,
O'er a' the ills o' life victorious!
But pleasures are like poppies spread:
You seize the flow'r, its bloom is shed;
Or like the snow falls in the river,
A moment white-then melts for ever;
Or like the Borealis, race, Aurora or Northern Lights
That flit ere you can point their place;
Or like the rainbow's lovely form
Evanishing amid the storm.
Nae man can tether time or tide;
The hour approaches Tam maun ride: must
That hour, o' night's black arch the key-stane,
That dreary hour Tam mounts his beast in;
And sic a night he taks the road in, such
As ne'er poor sinner was abroad in.
The wind blew as 'twad blawn its last; would have blown
The rattling showers rose on the blast;
The speedy gleams the darkness swallow'd;
Loud, deep, and lang the thunder bellow'd:
That night, a child might understand,
The Deil had business on his hand.
Weel mounted on his grey mare Meg,
A better never lifted leg,
Tam skelpit on thro' dub and mire, spanked/puddle
Despising wind, and rain, and fire;
Whiles holding fast his guid blue bonnet, Now
Whiles crooning o'er some auld Scots sonnet,
Whiles glow'ring round wi' prudent cares, staring
Lest bogles catch him unawares: bogies
Kirk-Alloway was drawing nigh,
Where ghaists and houlets nightly cry. ghosts/owls
By this time he was cross the ford, Slaphouse Burn
Where in the snaw the chapman smoor'd; smothered
And past the birks and meikle stane, birches/big
Where drunken Charlie brak's neck-bane;
And thro' the whins, and by the cairn, Cambusdoon
Where hunters fand the murder'd bairn;
And near the thorn, aboon the well,
Whare Mungo's mither hang'd hersel. St. Mungo's Well
Before him Doon pours all his floods;
The doubling strorm roars thro' the woods;
The lightnings flash from pole to pole;
Near and more near the thunders roll:
When, glimmering thro' the groaning trees,
Kirk-Alloway seem'd in a bleeze,
Thro' ilka bore the beams were glancing, every chink
And loud resounded mirth and dancing.
Inspiring, bold John Barleycorn!
What dangers thou canst make us scorn!
Wi' tippenny, we fear nae evil; twopenny beer
Wi' usquabae, we'll face the Devil! whisky
The swats sae ream'd in Tammie's noddle, brain
Fair play, he car'd na deil's a boddle. farthing
But Maggie stood, right sair astonish'd,
Till, by the heel and hand admonish'd,
She ventur'd forward on the light;
And, wow! Tam saw an unco sight! wondrous
Warlocks and witches in a dance:
Nae cotillion, brent new frae France, brand
But hornpipes, jigs, strathspeys, and reels,
Put life and mettle in their heels.
A winnock-bunker in the east, window seat
There sat Auld Nick, in shape o' beast;
A tousie tyke, black, grim, and large, shaggy dog
To gie them music was his charge:
He screw'd the pipes and gart them skirl, made/squeal
Till roof and rafters a' did dirl. ring
Coffins stood round, like open presses, cupboards
That shaw'd the dead in their last dresses;
And, by some devilish cantraip sleight, magic device
Each in its cauld hand held a light:
By which heroic Tam was able
To note upon the haly table,
A murderer's banes, in gibbet-airns; -irons
Twa span-lang, wee, uncristen'd bairns; babies
A thief new-cutted frae a rape --- rope
Wi' his last gasp his gab did gape; mouth
Five tomahawks wi' bluid red-rusted;
Five scymitars wi' murder crusted;
A garter which a babe had strangled;
A knife a father's throat had mangled ---
Whom his ain son o' life bereft ---
The grey-hairs yet stack to the heft;
Wi, mair of horrible and awefu',
Which even to name wad be unlawfu',
Three Lawers' tongues, turn'd inside out,
Wi' lies seam'd like a beggar's clout;
Three Priests' hearts, rotten, black as muck,
Lay stinking, vile, in every neuk.---
As Tammie glowr'd, amaz'd, and curious, stared
The mirth and fun grew fast and furious;
The piper loud and louder blew.
The dancers quick and quicker flew,
They reel'd, they set, they cross'd, they cleekit, took hold
Till ilka carlin swat and reekit, beldam/sweated/steamed
And coost her duddies to the wark, stripped off clothes
And linket at it in her sark! tripped/chemise
Now Tam, O Tam! had thae been queans, these/girls
A' plump and strappin' in their teens!
Their sarks, instead o' creeshie flannen, greasy flannel
Been snaw-white seventeen hunder linen! --- fine (1700 thread gauge)
Thir breeks o' mine, my only pair, These breeches
That ance were plush, o' guid blue hair, once
I wad hae gi'en them off my hurdies buttocks
For ae blink o' the bonie burdies! one/glimpse/maidens
But wither'd beldams, auld and droll,
Rigwoodie hags wad spean a foal, Withered/abort
Louping and flinging on a crummock, Leaping/cudgel
I wonder did na turn thy stomach!
But Tam kend what was fu' brawlie: knew/well
There was ae winsome wench and walie, comely/choice
That night enlisted in the core, crew
Lang after kend on Carrick shore
(For monie a beast to dead she shot, death
An' perish'd monie a bonie boat,
And shook baith meikle corn and bear, barley
And kept the country-side in fear).
Her cutty sark, o' Paisley harn, short shift/coarse cloth
That while a lassie she had worn,
In longitude tho' sorely scanty,
It was her best, and she was vauntie... proud
Ah! little kend thy reverend grannie,
That sark she coft for her wee Nannie, bought
Wi' twa pund Scots (`twas a' her riches) 3s4d sterling
Wad ever grac'd a dance of witches!
But here my Muse her wing maun cour, must curb
Sic flights as far beyond her power:
To sing how Nannie lap and flang
(A souple jad she was and strang);
And how Tam stood like ane bewitch'd,
And thought his very een enrich'd;
Even Satan glowr'd and fidg'd fu' fain, fidgeted/fondly
And hotch'd and blew wi' might and main; jerked
Till first ae caper, syne anither, then
Tam tint his reason a' thegither, lost
And roars out: `Weel done, Cutty-sark!'
And in an instant all was dark;
And scarcely had he Maggie rallied,
When out the hellish legion sallied.
As bees bizz out wi' angry fyke, fret
When plundering herds assail their byke; hive
As open pussie's mortal foes, hare's
When, pop! she starts before their nose;
As eager runs the market-crowd,
When `Catch the thief!' resounds aloud:
So Maggie runs, the witches follow,
Wi' monie an eldrich skriech and hollo. unearthly
Ah, Tam! Ah, Tam! thou'll get thy fairin!
In hell they'll roast thee like a herrin'!
In vain thy Kate awaits thy comin!
Kate soon will be a woefu' woman!
Now, do thy speedy utmost, Meg,
And win the key-stane of the brig, bridge
There, at them thou thy tail may toss,
A running stream they dare na cross!
But ere the key-stane she could make,
The fient a tail she had to shake; not
For Nannie, far before the rest,
Hard upon noble Maggie prest,
And flew at Tam wi' furious ettle; aim
But little wist she Maggie's mettle!
Ae spring brought off her master hale, whole
But left behind her ain grey tail:
The carlin claught her by the rump, clawed
And left poor Maggie scarce a stump.
Now, wha this tale o' truth shall read,
Ilk man, and mother's son, take heed:
Whene'er to drink you are inclin'd,
Or cutty sarks run in your mind,
Think! ye may buy the joys o'er dear:
Remember Tam o' Shanter's mare.
|
