Мастерская Художника небольшая, но после вывоза картин, она выглядит просторно. На стуле возле окна сидит Художник, левой рукой держит мольберт. Перед ним стоит завернутая в халат Послушница. Луна необычайно бела в ночь перед Рассветом; Художник сидит к окну спиной и потому лицо его в тени. Лицо Послушницы, напротив, будто в белилах. Она пытается держать лицо бесстрастным, но иногда улыбка проскальзывает сквозь внешнее спокойствие. В начале ее обучения Художник не был уверен в успехе; слишком Послушница своевольна и непредсказуема. За месяцы до сегодняшней ночи Художник терзался от мысли, надо ли торопиться, но никто не может предсказать Рассвет раньше, чем за год. Художник понимает, что необходимо использовать сегодняшний Рассвет, иначе до следующего они с Послушницей могут разрушить друг друга. За месяц до действа Художник роздал свою галерею и оборвал контакты - чтобы ничего из этого мира не могло его упрекнуть, чтобы не дрогнула рука. И вот Послушница в мастерской, а пальцы на правой кисти Художника в бордовой краске.
Он смотрел на белое и оттого очень четкое лицо Послушницы до тех пор, пока ему не померещилось, словно это маска. Художник качнулся, и это спугнуло химеры теней с его лица, обнажив его тревогу. Послушница увидела это и улыбнулась. Ей понятна эта тревога. Иногда ей кажется, что она чувствует Художника лучше, чем он сам. От этой мысли улыбка на ее лице стала превосходительной, но спустя мгновение лицо Послушницы вновь выражало бесстрастие. Послушнице доставляло удовольствие то, что Художник видел все перемены в ней, но ничего не смог поделать и оттого разозлился. Послушница улыбнулась снова - ей нравится играть со злостью Художника.
Много раз Художник спрашивал себя, могут ли быть другие отношения между ним и его Послушницей. Эти вопросы были анестезией для той боли, которую он испытывал перед очищением. Ответ на них каждый раз был все тот же: ему нравилось ее лицо, волосы, ямочки на пояснице. В выборе Послушницы Художник пошел на поводу у эгоистичного желания всех Художников: для бальзамирования он предпочел ветреную красоту сдержанности мудрой формы. Понимая свой выбор, Художник смирился и сейчас. Он сказал Послушнице развернуться спиной, подойти к нему и спустить халат до поясницы. Послушница сделала, что ей велели, и оттого сердце ее заколотилось. Она почувствовала, как Художник взял над ней власть. Как будто большие невидимые ладони подняли ее и опустили перед Художником.
Он очертил пальцами круг на ее спине, чуть ниже еще один. Кисть Художника спустилась до ямочек на пояснице Послушницы, оставив за собой семь влажных кругов. Художник неспешно вытер пальцы тряпкой, отложил мольберт на подоконник. Потом встал и, не касаясь Послушницы, подышал на каждый из кругов, вкладывая в дыхание нечто большее, чем просто горячий воздух. Краска подернулась легкой корочкой, а со стороны Послушницы послышался стон.
- Я хочу, чтобы ты рисовал на моей груди. - Она попыталась развернуться, но сделала это медленно, чтобы дать время Художнику удержать ее за плечи.
- Стой, сейчас буду закрашивать.
Она кивнула. Ей все больше нравится чувствовать себя во власти Художника. Послушница знает, что чем большую власть над ней имеет он, тем большую власть будет она иметь над людьми после Рассвета.
- Тебе не мешает мой халат? - Спросила она.
- Пока мне нужны только твои спина и плечи.
- А мне мешает. - Девушка отстранилась и скинула халат вниз. - Продолжай...
Он развернул ее, и закрасил каждый круг подобно фазам луны. От напряжения его лоб взмок. Закончив с фазами, Художник уступил своей слабости и поцеловал спину Послушницы в четырех местах.
- Здесь будет крест. - Он коснулся губами в перекрестье воображаемых линий. - Здесь круг.
Художник давно понял, что он готов сделать шедевр. Но прежде, чем повезло с этой Послушницей, было много неудач. Другие Художники, если выживали после первой неудачи, никогда не пробовали еще.
- Готова? - Спросил художник, вырисовывая круг в перекрестье.
- С самого рождения.
Художник опустил голову, он не понимал, как можно так радоваться тому, что на нее свалится. Но процесс возможно прервать только в одном случае.
- Я убью тебя. - Сказал Художник. На мгновение ему стало приятно от того, как дрогнула Послушница.
- Рассвет уже близко. - Сказала она с тем высокомерием, с каким смотрят на творцов их лучшие произведения.
- Ты не так хороша, как о себе думаешь.
- Но я триумф твоей работы!
- Триумф бывает лишь один. Многие находят наслаждение в том, чтобы подойти к нему, просветиться его блеском, а потом уйти с этой вершины на другую. От многочисленных подходов к триумфу наслаждения достается больше, чем если взять его единожды.
- Так поступают трусы.
- Как сказать. Меня только удивляет высокомерие триумфа. Он считает, что раз до него долго карабкаться, сдирая ногти о скалы, то он находится в более высоком положении, чем тот, кто его берет.
- За одним триумфом много охотников. Ты знаешь, что одним триумф может облегчить дорогу, а другим послать камнепад. Это и есть симпатия триумфа, ей высокомерие оплачено сполна. Ты мне очень нравишься, поэтому я здесь, а не в другой мастерской.
- Да, но триумф может находиться не только на сверкающей вершине, но и в темнейшей впадине. Откуда мне знать, не спустился ли я в погоне за тобой? Убив тебя, я рискую погибнуть сам, но это разумно, учитывая, что спустившись и взяв тебя, я обреку себя на участь, худшую смерти.
- Я не верю, что ты развернешься, после такого пути.
- Никогда не поздно признать свои ошибки. Все решается как раз в моменты перед Рассветом, как сейчас.
- Ты можешь убить меня, да! Тебе это даже доставит удовольствие, я точно знаю. Но неужели ты хочешь отказаться от мечты?
Художник оглядел Послушницу, все ее тело. Она обнажена и трясется перед ним. Каждый изгиб и тень на изгибе, каждый волосок на ее коже стоили Художнику терпения, когда что-то не получалось, мужества, когда друзья говорили о бредовости затеи. Художник подумал, что бордовые знаки на ее спине сейчас горят от его дыхания. Он впервые улыбнулся.
- Успокойся. - Сказал он. - И расслабься, мне так легче отдавать.
- Пожалуйста. - Сказала она. - Доделай свою работу.
- С Рассветом ты станешь другой.
Художник дорисовал свой Знак в центра круга креста, потом такой же Знак вывел у себя на запястье - очищение всегда оставляет след, идентичный триумфу.
В комнату просочился тонкий луч нового утра. Для Послушницы это будет новый мир, для Художника - искупление. Едва Послушница почувствовала, что работа завершена, то обернулась, опасаясь что пальцы Художника в последний миг сомкнутся на ее шее. Но Художник опустил руки. Сквозь оконное стекло за его спиной наступал Рассвет. Художник почувствовал тепло на затылке, а так же то, как его жизнь утекает в Послушницу. Он протер лицо ладонями, а потом заглянул ей в глаза и понял: это шедевр. В ту же секунду она поняла: свершилось.
- Что хочешь напоследок? - Сказала она и подалась к нему, подставляя возбужденную грудь для его ладоней. - Возьми меня.
Художник почувствовал, что не может противиться той, на чьей спине горит его Знак.
- Не надо. - Через минуту устало проговорил он, отлепляясь от огня ее губ. - Просто дай мне пощечину.
- За что?
Художник прошелся жадным взглядом по ее телу.
- В полдень ты оденешься и выйдешь к людям. Когда тобой начнут восхищаться, ты почувствуешь себя настоящую. Пощечину дай за других.
В ответ на недоумевающий взгляд Послушницы Художник заголил рукав выше локтя. От увиденного сердце девушки провалилось в яму: Знаков очищения четыре, это уже не Знаки, а сизые шрамы. Тот Знак, что останется на охладевшем теле Художника после нее - пятый.
- Господи... - Сказала Послушница. - Ты убил четырех Послушниц, за что?!
- Ты восхитительна. - Сказал Художник. - Никто не сможет воспротивиться твоей силе. Никогда.
Девушка с размаху ударила его по щеке. Ей захотелось бить его еще и еще. Она всегда относилась к Художнику, как к слуге, который воображает себя главным. Ей в голову не приходило, что Художник четыре раза выливал свою жизнь в Послушницу вроде нее, а потом убивал, каждый раз рискуя погибнуть сам, и единственное, зачем он это делал - поиски того, что действительно сможет стать триумфом. Послушница перестала понимать, как относиться к своему Художнику, в ее душе не осталось ни гордости за себя, ни страха перед Художником. Вслед за чувством вины от пощечины пришло бессилие и тихая покорность Художнику.
- Я была уверена, что знаю, зачем я тебе и что нужно делать. Ты видишь меня насквозь, ты мой Художник. Но кто ты на самом деле, что мне говорить о тебе людям?
- Успокойся. - Художник принял ее в объятья, Послушница уперлась кулачками в его грудь. - В тебе горит мой Знак, отныне я это ты. Люди все поймут.
- Но смогу ли понять я?
- Если есть желание.
Рассветное солнце осветило обнявшиеся фигуры. Они стояли в небольшой мастерской Художника, потом одна фигура легла на пол и замерла, а вторая долго сидела перед ней на коленях, прежде чем выйти к людям.