Клюшина Инесса Владимировна : другие произведения.

Шаг в темноту. гл.7-12

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
Оценка: 7.52*9  Ваша оценка:

  
   Глава 7.
  
   Шахид", "джихад". Аня не дурочка. Твою мать, куда попала...
   Благодаря почти детской непосредственности русского она поняла сразу, что за дела. И кто сейчас гладит ее волосы.
   Как же ты не поняла с самого начала? Еще про свою жизнь ему рассказывала, дура! "Аслан, хотите печенья?", "Мой муж - чайлд -фри".
   Нет у тебя теперь ничего. Ни печенья своего, ни мужа.
   Холод наползал на сердце, пока слезы закипали в глазах.
   "Даже вырваться не могу. Лежу здесь, как бревно. Как бревно...
   Что он сказал? Что-то про жену? Ой, бл...ь..."
   - Аня, не волнуйся. Я не сделаю тебе ничего плохого. Ты мне понравилась с первой минуты, как я тебя увидел. И другого выхода у меня не было...
   Аслан говорил еще что-то, долго говорил, ласково гладя Анины волосы.
   Его рука дотронулась до шеи Ани, легла на плечо и неотвратимо поползла еще ниже.
   - Верни меня домой, пожалуйста, - голос Ани охрип.
   - Домой? Зачем тебе туда? Твой муж тебя не любит. Он даже детей от тебя иметь не хочет. А я - захочу. Он не заботился и не заботится о тебе. Разве красивых, как ты, женщин отпускают на юг одних? Он уже знал, что с тобой кто-то будет. И отпустил. Зачем тебе возвращаться?
   - У меня мама...
   - Маме ты будешь звонить. Скажешь ей...ладно, потом. Не смотри на меня так, Аня, не надо. Я...я влюбился в тебя с первого взгляда!
   Аня закрыла глаза. Он придурок, что ли?
   А если и правда - влюбился?
   Тогда почему не сказал тогда, еще в поезде, не начал общаться так, как это делают все нормальные мужчины, если им понравилась женщина? Нужно было непременно, как он сказал, "украсть"?
   Шахид и джихад. Пусть не рассказывает ей о любви с первого взгляда.
   "Ты террорист?" - хотела спросить Аня, но вовремя прикусила язык. Сейчас ей нужно говорить как можно меньше. Кто знает, каков этот оборотень на самом деле, зачем ее похитил и что собирается делать.
   "Будь осторожнее, - стучало в висках, - меньше говоришь - больше пользы"
   - Пожалуйста... - и Аня замолчала. " Отпусти меня. Я все забуду, будто этого не было, я не обращусь никуда...у меня же отпуск, и я так хотела увидеть море..."
   От этих слов у Ани потекли слезы. Съездила ты на море, Анечка... Копила несколько месяцев. Прятала деньги от Лешки (на его присутствие Аня поначалу тоже рассчитывала, так что не себе одной откладывала), часть взяла в кредит. Несколько крупных купюр у нее надежно зашито в бюстгальтере - на этом настояла мать - остальные частично в сумочке, частично - в больших сумках. "Не клади яйца в одну корзину" - здесь мать была непробиваема.
   Вещи потеряны, деньги - тоже. Голова отказывалась думать. И еще ладонь Аслана на ее теле. Аню передернуло от отвращения.
   - Пожалуйста, не трогайте меня, - прошептала Аня, почувствовав, как ладонь Аслана накрывает ее правую грудь.
   И он убрал руку.
   - Да, понимаю. Первое время буде тяжело, но потом ты привыкнешь. Я тебя познакомлю со своей семьей, и мы поженимся. Тебе понравится быть моей женой...
   Аня зажмурила глаз. Что он несет? Мы не в средневековье, она не хочет за него замуж! Видеть его не хочет!
   Вся та приязнь, которая Аня испытывала к нему в поезде, растворилась без остатка.
   -Нет сестры, - тихо произнесла Аня.
   -Что?
   - Ты...не на свадьбу ехал...так? - ей было очень страшно произносить эти слова. Да и вообще - произносить любые слова и разговаривать с ненормальным.
   - Я на нее не попал, - рука Аслана заправила прядку Аниных волос ей за ухо, - я решил, что вместо свадьбы сестры украду самую красивую в мире женщину.
  
   С ней действительно будет трудно работать.
   "Я тебя предупрежда-ал", - завывал Амир, с наслаждением патроша сумки Ани. И зашелся громогласным хохотом, когда открыл ее паспорт.
   - Асланчик, друг! А ты знаешь, что эта девочка на годок постарше тебя будет? О-о... мож ты бабушек еще поедешь собирать по деревням? А что? Им терять нечего..."
   Аслану было положить на возраст Ани, хотя он думал, что лет ей поменьше - выглядела она не на тридцать. Но слова Амира задели, и Аслан едва сдержался, чтобы не отмутузить его прямо сейчас. Или хотя бы попробовать это сделать.
   А потом дотронулся языком до верхней губы, разбитой ему Амиром года два назад, и решил пока воздержаться. Во многом русский пока превосходил его.
   " А это мы взяли почитать...Что же мы взяли на отдых? Достоевский. "Братья Карамазовы". Аслан, туши свет, пришел нам капутик. Она нас сама всех подорвет, и бровью не поведет. Слышь, она Достоевского берет на юга? Еб...ть..."
   "Да хоть что, мне все равно".
   " А-а... Сразу видать - не читал ты Достоевского. Да лан, Аслан, брось! Ты ж в России учился. Вон как говоришь хорошо по-русски, и слов знаешь умных побольше, чем тупой Амир, который только и умеет, что целиться в свой оптический... Читал ведь Достоевского-то, ась? Даж тупенький Амир открывал. Ой, бл...дь, было время..." - и русский равнодушно швырнул книжку прочь и опять склонился над Аниными сумками.
   " Деньги...че-то мало она взяла на отдых. Эконом-класс? Или там хотела найти богатенького буратинку? Смотри-ка, а мож твоя колдунья - проститутка обыкновенная, а тебе мозги запудрила, как и ты ей?"
   " Мне все равно, Амир. Задание есть - задание я почти выполнил. Немного еще осталось".
   " А что немного-то?" - Амир с интересом уставился на Аслана.
   " Не твое собачье дело. Ты зачем приехал? Сиди и не высовывайся никуда".
   " Шалишь, Асланчик, - недобро хмыкнул Амир, - думаешь, просто так меня сюда Шахидэ направил? Больше некуда было? Пораскинь мозгами, умник".
   Аслан ничего не ответил, придвинул к себе маленькую сумочку Ани, которую уже успел просмотреть Амир.
   Шахидэ ему не верит. Амира прислали присматривать за Асланом. Этому русскому доверия больше, чем ему...
  
   Самочувствие Ани улучшилось. Сползти с кровати она пока не могла, но сесть уже удалось.
   Сесть и оглядеться.
   Единственное окно залеплено чем-то, похожим на фольгу -кажется, светоотражающая пленка. Оконные рамы не старые, но почему-то сделаны по старинке: с небольшой форточкой наверху, и только это стекло свободно от пленки. Окно расположено высоко, но если встать на стул, она сможет что и увидеть.
   Ладно, уже хорошая новость. Полдела - понять, где ты.
   Страх не отпускал, но Аня изо всех сил бодрилась. Она же не в подвале каком-нибудь, и здесь вроде бы пекутся о ее жизни. Пока, во всяком случае. Нормальная обстановка, почти домашняя...
   Ужас сковал тело. Думаешь, Анечка, обстановочка тебе чем-то поможет, если захотят убить или изнасиловать?
   Не думай об этом, подожди, твердила себе Аня. Аслан (если его так зовут на самом деле) вроде бы адекватный. В смысле, не совсем, конечно, но... это не маньяк. Здесь слишком народа много, а те обычно в одиночку... И синеглазый с пистолетом. Оружие...
   Здесь нет ошибки: террористы. Или как еще их называют?
   Аня продолжала бодриться. Тебя не убили, не изнасиловали, не побили пока. Уже хорошо. Может, получится договориться с Асланом? Как-нибудь потихонечку?
   Шахид, джихад. Думаешь, договоришься?
   Аня опять заплакала, но тут же вытерла слезы. Бесполезно плакать вперед. Нужно попробовать.
   Другое дело, что вряд ли что выйдет, и следует продумать иные варианты. Хотелось кричать, молотить по закрытой двери (Аня слышала скрежет запираемого замка, когда Аслан уходил), метаться по комнате. Но ничего этого Аня сделать не могла. Физическое состояние не то, да и толку от всего этого?
   "Думай", - приказала себе.
   Как связаться с полицией? Что она им скажет? Меня украли, спасите...
   Стоп. А где находится этот дом?
   Аню прошиб холодный пот, задрожали руки. Она ведь даже не знает, где он расположен.
   На поезде она приехала в Адлер. А потом ее везли на машине, и увезти могли куда угодно. Где искать полиции и матери похищенную? По всей России?
   Вот здесь было впору заорать.
   Аня подавила крик, задышала медленно и глубоко. Хочешь, чтобы они вернулись? Не хочешь. Вот и помалкивай.
   Но они все равно вернутся, если, конечно, у них нет в планах замуровать ее заживо в этой комнате. А как вспомнить признания Аслана про любовь, то Ане такое точно не светит.
   Будешь, как он сказал, женой... Если не брешет и не собирается сдавать тебя на органы.
   Аня матюкнулась тихо-тихо, но почему-то именно мысли об органах придали ей сил. Хр..н тебе, дружок, а не мои органы. И идите-ка вы со своими пистолетами...
   Она обязательно выглянет в форточку - попозже, когда вернутся силы. Безвыходных ситуаций не бывает. Всегда можно договориться, обмануть, подкупить...Аня прижала руку к бюстгальтеру, который до сих пор был на ней. Она его даже ночью не снимала, когда спала в поезде - сказались материнские наставления. "Хуже нет, когда ты в чужом городе без денег..."
   Хуже нет, когда тебя увезли на машине, заперли в каком-то доме, и твоя дальнейшая судьба тебе неизвестна. Да еще опоили чем-то, и ты чуть коньки не отбросила.
   Но деньги пока при ней. Сумма, конечно, небольшая, а по меркам подкупа - и вовсе мелкая, но все же лучше в плену с небольшими деньгами, чем вообще без денег.
   Они, наверное, просмотрели уже мои вещи, пришло Ане в голову. Там деньги есть. Мало, но есть, так что, возможно, они обратят на них внимание, а эти пока останутся при ней.
   Аня еще раз огляделась. Да, в комнате нет ничего, что принадлежало бы ей. Сумочка тоже у них. А там все: паспорт, полис, сотовый...
   Последний раз она звонила матери утром, когда гадость с самочувствием только-только начиналась, и ей еще не было так плохо. Сказала, что все хорошо, конечно, что вечером приедет в Адлер, отзвонится и расскажет о комнате.
   Мать уже бьет тревогу дома.
   А какой сегодня день? Сколько времени?
   От этого удара Аня оправлялась еще дольше.
   А если она пролежала несколько суток в медикаментозном забытьи? Мать уже с ума сходит, оборвала все телефоны, позвонила Лешке, и они вместе ищут Аню.
   Ее сотовый Аслан отключил? Или...
   "Матери ты звонить будешь". О как! Похищение-то наше - официальное! Значит, скорее всего, не отключил, а матери они с Амиром послали смс, что все нормально.
   Ладно, если хоть так сделали. Сволочи. Но мать спокойна.
   Аня подтянула колени к груди и обхватила их руками.
   Паниковать бесполезно. Ситуация - какая есть. Аня изо всех сил гнала прочь упаднические мысли и страх.
   Надо искать выход.
   Что она знает? Увезли в неизвестное место. Причина - якобы Аслан влюбился, хочет женой сделать. Все забрали. Число и время тоже неизвестны. Но...
   Аня подняла голову и посмотрела на форточку. За окном более-менее светло. Значит, одна ночь прошла точно.
   Теперь - дальше. Их всего двое. Аслан - чеченец, синеглазый - русский. Очень необычное знакомство и дружба. Тем более, они особо не дружат, а синеглазый постоянно стебется над Асланом. Его зовут Амир, но его мама, Аня была уверена, назвала при рождении иначе. Песенки поет о джихаде. Значит, террористическая группировка. Тогда их вынужденная дружба понятна: общее дело, как-никак. Странно увидеть здесь русского. Что его тут держит? Неужели вера?
   Он не кажется дураком или фанатиком. Аня видела его лицо очень близко. Взгляд у синеглазого предельно осмысленный. И издевательский.
   Двое...нет, должно быть больше.
   Она прислушалась. Всегда можно услышать скрипы, шорохи, говорящие о том, что в доме кто-то есть.
   Тишина.
   Аня терпеливо ждала, хотя сердце билось быстро-быстро, и страх вновь начинал туманить сознание.
   Тишина и за окном. Аня услышала только однажды далекий лай собак. Значит, строение не одиночное. Поселок, деревня? Уже что-то.
   Можно попросить о помощи соседей...Аня невесело вздохнула. Кто знает, что там за соседи? Лучше сидеть в комнатке и не высовываться... да и высунуться она вряд и сможет. Аня уже заприметила, что форточку пересекают прутья решетки.
   Отвратительное дело.
   Аня еще раз огляделась, ища глазами бутылку с водой: снова захотелось пить. Аслан поставил ее на полу около кровати. Аня потянулась за бутылкой, отвинтила крышку. И замерла: пить или не пить? Прямо Гамлетовский выбор.
   Аслан ведь подмешал какую-то дрянь в такую же минералку. Аня была теперь уверена: ей открыл глаза разговор Аслана и Амира, который Аня случайно подслушала (вот уж правду говорят, что Бог есть), а еще - она вспомнила, как несколько раз пила воду Аслана. Но и он тоже свою воду пил. В чем фокус? Или она что-то не заметила...
   Аня вгляделась в прозрачную жидкость, даже воду понюхала - вдруг отравлена?
   Вода как вода. Минералка без газа в новенькой бутылочке. У Ани аж голова пошла кругом. Неужели нельзя ни есть, ни пить? Это ж сколько она здесь протянет?
   Сделала один осторожный глоток. Обычная вода, не более. Аслан поил ее уже из той же бутылки. Уж не станет травить дважды.
   Еще несколько маленьких глотков. Аня помнила слова Амира.
   Возможно, эту бутылку с водой придется спрятать, и растягивать ее содержимое очень долго... А что здесь с туалетом?
   Непонятную небольшую дверь Аня заметила давно.
   Да уж. Если ее подозрения насчет двери подтвердятся, можно сказать, что Аслан ей предоставил все удобства.
   И правильно. Утки за пленными выносить - это вообще не по-террористски.
   Ой, твою... Аня оцепенела. В замке поворачивался ключ.
   Она в ужасе смотрела на открывающуюся дверь. Все, закончилось ее одиночество. Сейчас в комнату зайдет Аслан, и в планах у него, видимо, это время провести рядом с Аней. На пороге стояла пожилая женщина в темном платке, полностью закрывающем ее волосы, и в просторном черном платье. Темные глаза сверлили Аню ненавидящим взглядом.
  
   Глава 8.
  
   Женщина замерла на пороге, разглядывая Аню. Потом сказала что-то на полном согласных незнакомом языке. Аня затравленно сжалась: разговор нервировал, как и нежелание женщины зайти в комнату. Но если бы она зашла, Аня испугалась еще больше.
   - Фатимочка, добре пани... Подвинься, дай пройду, - синеглазый не слишком вежливо потеснил чернобалахонную и зашел в комнату. Женщина повернулась к русскому и затараторила.
   - Фатима, половины не понимаю, че ты городишь. Тебе сказали уже. Это наша невеста, будущая жена Аслана. Она будет жить отдельно. Ахтунг?
   Женщина посмотрела на Амира и плюнула. Она действительно плюнула, Аня аж вздрогнула. Развернулась резко - только платок и балахон взметнулись на мгновенье - и ушла. А русский остался в комнате.
   Легче от этого Ане не стало.
   Обратиться к нему с просьбой, подкупить, промолчать? Боже, что делать-то?
   В магазине, где работала Аня, проводили собрания, но которых говорили о внештатных ситуациях - их директор любил культпросветы. Рассказывали и о том, что делать, если тебя захватили террористы. Аня особо не запоминала, но кое-что осталось в памяти. Все же просто: не выделяться из толпы, беспрекословно выполнять все приказы, по карманам своим без их разрешения не шуршать, и, если получится, установить мало-мальски дружественный контакт, стараясь не переусердствовать при этом, конечно. А если террористы слишком нервные, вещал лектор, лучше не высовываться и их не раздражать.
   Но сейчас ей что делать? Спросить, можно ли встать? Опустить глаза и не смотреть на синеглазого? Молчать в тряпочку - или начать разговаривать?
   А синеглазый подмигнул и поднял руку вверх. Аня увидела, что он держит пачку сигарет. Те, которые Аня курила. Взял из ее сумочки, наверное.
   Как только она увидела сигареты, в глазах аж потемнело. Сигарета - за нее Аня отдала бы что угодно. Но страх скрутил сильно, сильнее привычки. Аня бесстрастно смотрела на пачку. И молчала.
   - Закурить не хочется, а, красотка? - хохотнул русский, которого называли Амир.
   - Да, - выдавила из себя Аня. Если террорист идет на контакт, значит, устанавливаем контакт.
   Синеглазый положил на стол сигареты, вытащил из кармана зажигалку.
   - Кури здесь, ток пожара не устрой, - строго предупредил, - устроишь что-то подобное - пожалеешь. Мне самому тебя жалко станет...
   - Я...не устрою, - Аня готова была поклясться чем угодно. Ее начинала бить мелкая дрожь. Кто хуже: Аслан или этот?
   Должен, по идее, лучше быть русский: они же с ним одной национальности, синеглазый же не может быть согласным, что похитили русскую женщину?
   Чепуха. Он же сам Аслану помогал. Предатель, тварь... Расстреливать таких надо.
   Аня все-таки опустила глаза в пол: не дай Бог, почувствует ее агрессию. А на агрессию отвечают чем? Такой же агрессией.
   -Что не берешь сигаретку? - заинтересовался русский.
   -Я встать не могу еще, - тихо-тихо произнесла Аня. Ей было почему-то стыдно, что она такая беспомощная. Но стыдиться нечего. Это они виноваты, они ее такой сделали. Сволочи, твари...
   - Так я поднесу, - сообщил сердобольный похититель. Щелкнул зажигалкой, и сигарета затлела. Русский зажал ее между двух пальцев, горящей стороной к себе и, подойдя к Ане, приблизил к ее рту фильтр. Пришлось взять из его рук сигаретку губами, хотя все внутренности так и сжимались от отвращения. Но отказаться она не посмела.
   - Спасибо, - произнесла Аня, отрывая сигарету от губ уже своей рукой. Вежливость всегда полезна.
   - Обращайся, - русский склонил голову набок и занялся пристальным рассматриванием пленницы,- нам рядышком долго быть. А уж когда замуж за Аслана выйдешь, так вообще...того...с нами останешься.
   Аня похолодела от его слов, но продолжала молчать и сохранять бесстрастное выражение лица.
   Спокойнее, Ань, мало ли, что он говорит.
   Но если Аслан говорит тоже самое?
   - Я Амир, - продолжил синеглазый, беззастенчиво шаря глазами по Аниному телу. Аня сидела на кровати, обхватив колени, и белая простыня, которой она укрывалась, надежно скрывала и ноги Ани, и немного прикрывала грудь, но синеглазому было все равно. Он, наверное, уже все пощупал, когда я была без сознания, пронеслось в Аниной голове. Смотрит теперь, вспоминает. Тварь.
   - Я бы не стал на твоем месте много раз затягиваться, - вкрадчиво посоветовал русский, - у нас в доме никто не знает, что бывает, когда никотин начинает взаимодействовать с...э-э.. этой хр..нью. Реаниматологов здесь нет, а откачивать тебя второй раз не имею никакого желания, извиняй, красотка.
   - Сейчас, - Аня никак не могла оторваться от сигареты. Затяжка, еще одна. Следующую Амир легко предотвратил, грубо и без предупреждения вырвав сигаретку из пальцев Ани.
   - Я же сказал - хватит, - процедил жестко и, потушив сигарету о стол, бросил на пол. Спорить с ним Ане сразу перехотелось, курить - тоже.
   - Потом покуришь. Как отойдешь. А лучше уже начинай бросать - долго курить тебе Аслан не даст. Кому нужна дымящая жена? - на последнем вопросе русский аж повеселел. Рассмеялся коротко, запрокинув голову.
   - Кто эта женщина? - шепотом спросила Аня, пугаясь собственного вопроса и стараясь пока не размышлять над услышанным.
   - Фатима. Местная сумасшедшая. Дружбы с ней иметь не советую, да и вряд ли получится подружиться. Русских она не любит, хотя язык знает, и вообще...в Советском Союзе родилась. Просто так сложилось, Анечка. Если бы ты была мусульманкой или перешла в ислам, она бы отнеслась к тебе более-менее дружелюбно. Ей ведь снится иногда Аллах, как она говорит, а иногда она даже с ним разговаривает... А если ты не мусульманка - то все. Потеряна связь у тебя с Аллахом, греши-ишь! Сочувствую и сопереживаю.
   "Какие слова знаешь, - зло подумала Аня, - а Аслану говоришь, что тупой. Ты не тупой. Ты слишком умный".
   - Я...не понимаю, зачем...зачем Аслан меня сюда привез... - Аня постаралась это сказать максимально забито и униженно, но честного ответа, естественно, не получила. Русский улыбнулся:
   - Злое дело - любовь с первого взгляда. Горячие восточные парни, что с них стребуешь?
   Аня опустила голову. В глаза - одно, за глаза - другое.
   Зачем ее украл Аслан? Кто такой Шахидэ, которого так боятся и уважают оба? Но Аня понимала, что это имя лучше не произносить: целее будешь. Пока они думают, что Аня не знает об их разговорах, в их глазах она остается бедной овечкой. Если узнают - станет опасной бедной овечкой. А опасных всегда уничтожают.
   Амир продолжал смотреть на нее, и уходить не торопился. С каждой секундой его разглядываний Ане становилось все страшнее, и это чувство уже доходило до тошноты.
   Невооруженным глазом видно, что синеглазый не просто смотрит - он наслаждается ее страхом, ловит его волны, кайфует от него, да так, что в глазах появляется выражение хорошо обдолбанного наркомана.
   - Аслан сказал, чтобы ты ушел отсюда, - в проеме двери вновь возникла коренастая фигура Фатимы. Сейчас она беспрепятственно вошла в комнату и остановилась недалеко от Амира. Недалеко, но все же на почтительном от него расстоянии. Аня сцепила пальцы, что они побелели. Останется или уйдет?
   - Нигде меня не хотят видеть, Фатимочка, - вздохнул насмешливо русский, - вот и Асланчик от своей девушки отсылает. Эх, я, ненужный... Тоже, что ли, в женихи податься? Фатим, замуж за меня пойдешь?
   - У тебя - другое. Иди, - и еще несколько слов на незнакомом языке.
   - Фатим, жени меня. Ну что тебе стоит?
   -Иди.
   - Вредина. Ладно, пока без женитьбы... Анечка, чао! Увидимся, - русский манерно помахал Ане ручкой и все-таки исполнил просьбу. Вышел из комнаты неспешно, вразвалочку. Но - вышел. За ним следом ушла Фатима, которая захлопнула дверь и заперла Аню.
   "Трое", - подытожила для себя Аня. Пока - трое. Сколько их тут?
   Аня вновь легла. Ее трясло, тошнота подходила к горлу, но все же через минуту Аня мужественно спустила ноги с кровати. Пока только ноги.
   Нужно добрести до той двери.
   " Перестань паниковать, Анюта, думай. Паника тебе пользы не принесет, как и истерика. Ну же, Анечка, давай...".
   Она еще долго мысленно говорила сама с собой. Когда обращаешься про себя или вслух к себе ласково по имени - это успокаивает, читала Аня в психологических книжках.
   Особо не помогло, но трясти стало поменьше.
   Появление женщины - хорошо или плохо? Да еще сумасшедшей...
  
   Когда в незалепленной фольгой форточке начало темнеть, в комнате загорелась лампочка.
   Аня потихоньку приходила в себя.
   До заветной двери добралась без эксцессов. Унитаз и раковина - все условия. Шикарнейшие условия тюрьмы.
   Не помыться толком. Аня чувствовала себя ужасно, ужасно грязной. Даже не от того, что не мылась два дня в поезде плюс энное количество времени в полуобморочном состоянии. А потому, что хотелось смыть касания чужих рук, которые не просила себя касаться.
   И она не собиралась никуда уезжать! Ни с кем... Она ехала отдыхать: загорать, лежа на пляже, ездить на экскурсии, ужинать в небольших кафе!
   Захотелось закричать, начать биться о стены и в запертую дверь. Домой, домой! К маме и Лешке. Пусть Лешка замучает ревностью, пусть! Только домой... Не тут, не здесь...
   Аня закусила губу и доковыляла до кровати. Неаккуратно упала на нее и зажала рот рукой. Молчи! Чтобы выбраться, нужно молчать!
   Бесполезно качать права и что-то кому-то доказывать. Аслан, увы, знает, что делает, только она не в курсе его задумок.
   Нужно узнать о них. Аслана, скорее всего, спрашивать не стоит. Значит, остается только Амир. Этот - большая тварь, но, во-первых, он на нее, кажется, планов никаких не имеет, а во-вторых, Ане показалось, что Амир с удовольствием нарассказывает ей много интересного своим длиннющим языком.
   Хотя, может, не стоит доверять сволочи?
   А кому здесь вообще верить? Кто скажет правду?
   Руки дрожали как никогда в жизни, но Аня упрямо сжала зубы и занялась делом - начала заплетать косу. Убираем страх.
   Она еще долго пыталась привести в порядок волосы - как уж получилось без расчески. Перебирала спутанные пряди, трясущимися руками плела косичку, иногда не попадая в нужный ряд.
   Амир принес ей сигареты. Трудно было всю сумку принести? Там и расческа, и зеркальце, и таблетки противозачаточные...
   Последнее было актуально как никогда. Не полы мыть ее Аслан украл, а если даже полы - то в комплексе с кое-чем непотребным. По его глазам же понятно, что Аню он хочет. Мамочки, как страшно...
   И страшнее больше от неизвестности, чем от грядущих изнасилований. Если бы знать наверняка, что у них жены-то делают. Или слово "жена" - красивый эвфемизм?
   Руки у Ани упали вниз, как плети. Она застыла на кровати, просидела без движения долгое время, уставившись в одну точку. Как она ни крепилась духом, все равно начала погружаться в горькие воды отчаяния.
   Должен быть выход. Аня заставила себя заморгать и подвигаться: изменила положение тела, легла, свернувшись калачиком. Отчаяние нахлынуло с новой силой.
   "Думай, Анечка", - прошептала беззвучно.
   Пожалуй, самое умное - сделать вид, что на все согласна. И потихоньку, незаметно, обследовать дом, найти, где находятся телефоны, а дальше...кому звонить-то? Что сказать?
   Позже решит со спасительной речью. Непременно узнать адрес дома, место - иначе как ее найдут?
   Замечательный план, провернуть бы его так, чтобы никто ничего не услышал...
   Или сбежать. Вот сбежать - наверняка. Обратиться в полицию и все такое. Но снова проблемы: как открыть все замки, как скрыться незамеченной, куда идти. А если догонят и найдут? Незавидна ее участь в таком случае.
   Это долгосрочные перспективы - Аня прекрасно отдавала себе в этом отчет. В ближайшем будущем хорошо бы сохранить жизнь и здоровье, и душевное - тоже. Получить разрешение ходить по дому, куда захочется. Придется постараться. Аня сжала зубы так, что они скрипнули.
   Очень-очень постараться.
   Незачем показывать характер, спорить с Асланом, быть твердой и непоколебимой, и умереть мученицей. Цель одна - выжить и вернуться домой как можно скорее.
   "Сомлей на секунду раньше, чем этого ждут твои враги. Притворись еще более слабой, чем ты есть на самом деле. Именно так слабые могут выиграть", - вещала с кафедры много лет назад одиозная преподавательница зарубежной литературы двадцатого века. Слова Аня запомнила, но какой книге была посвящена удивительная речевка - не услышала. Еще бы, не до книжек ей было на той паре, хотя пара была не простая - предэкзаменационная консультация.
   Аня злилась на себя и косилась на рядом сидящую Веронику, внимательно слушавшую преподавателя и что-то себе помечавшую в тетрадочку.
   В тот день, еще до консультации, они втроем безрезультатно прождали троллейбуса. Когда Аня посмотрела на часики и осознала, что через пятнадцать минут начнется важная для нее консультация ( подающая надежды модель прогуляла половину пар со своим фотосессиями, и преподша намекнула Ане, что на консультацию надо бы прийти), она без всякого разрешения Леши переместилась с остановки поближе к дороге, сдернула с головы шапку и уверенно подняла руку. Золотистые волосы рассыпались по плечам, и выглядела Аня тогда просто сногсшибательно: в коротенькой шубейке (пусть коротенькой, но зато - норковой!), на высоченных каблуках, высокая и стройная блондинка.
   Черная Ауди остановилась через минуту. Но все испортил Лешка.
   -Не подвезете трех бедных студентов? Сейчас экзамен начался уже, а мы опаздываем, - он вынырнул, как джинн из бутылки, из-за спины Ани, с широкой улыбкой обратился к водителю, - помогите, пожалуйста...
   - Садитесь, - приветливо мотнул головой водитель, исподтишка рассматривая Аню.
   Леша взял Аню за руку и сопроводил на заднее сидение. Сам сел рядом, сильно сжал ее ладонь своей. "Не вздумай болтать. Главное дело ты сделала".
   - Девушка, а вы можете - вперед,- обратился водитель к скромно помалкивающей Веронике, которая порывалась сесть третьей на заднее сиденье, - пока едем, расскажете, что сдаете...
   А по приезду водитель ауди взял Вероникин телефон.
   - Еще пообщаемся, хорошо? На тему литературы? - весело подколол он ее.
   - Конечно, - улыбнулась застенчиво Вероника. Аня поклялась бы, что подружка не заметила шутки и почти сразу забыла о приятном молодом мужчине, который подвез их троих до универа.
   Сама Аня еще долго вспоминала об этом случае. И мужчина выделил застенчивую девушку с русской филологии, позвонил аж на следующий день, как сказала Вероника. Через пару лет он даже стал ее мужем...
   Аня, помнится, изошлась завистью в тот день, хотя вроде бы у них с Лешкой чувство намечалось грандиозное и светлое.
   Жизнь ей потом преподнесла еще много поводов для зависти, всех не сосчитать...
   Вспоминать о своих глупейших и недостойнейших эмоциях именно сейчас было очень больно. Прошло столько лет, Аня за это время много пережила и поняла для себя.
   Мелкая дуреха, мечтавшая о красивой жизни, и не принявшая того, что вкусная конфетка досталась подружке. Если бы можно было жизнь прожить заново, Аня не стала бы завидовать, еще многого в своей жизни бы не сделала... Ай, к чему размышления?
   А если ей не выбраться? Она никогда больше не увидит Веронику, и не произнесет уже: "Прости за мою зависть".
   Если ее убьют здесь? Аня не сказала маме последнее "люблю". Родным и близким не оставила напоследок теплых слов, наполненных безграничной к ним любовью. Эти слова нужно, обязательно нужно сказать перед тем, как уйти навсегда....
   А с матерью даже толком на перроне не попрощалась, чуть ли не послала с ее нудным, но справедливым ворчанием.
   Рыдание Ане подавить не удалось, как и слезы, градом покатившиеся из глаз. Пять лет филфака тебя ничему не научили, гадина? Как там насчет Солженицына, который говорил, что нельзя ни с нем расставаться в ссоре? "Ведь вы же не знаете, может быть, это ваш последний поступок и таким вы останетесь в их памяти".
   Как жаль, что правильные советы и верные истины мы обычно воспринимаем, лишь стоя на пороге беды и горя, или уверенно перешагнув этот порог.
   Аня кулаком вытерла слезы, шмыгнула носом.
   Нужно возвращаться: есть за чем. А когда вернется, обязательно исправит то, что не сделала или не сказала. Жить начнет совсем по-другому...
  
   Чуть позже Фатима принесла еду: куриный суп, горячую лепешку, крепкий чай. Молча оставила поднос и удалилась, только замок щелкнул. Аня хотела начать голодовку, но передумала: силы потеряет. Э-э, нет, так домой не стремятся. Взяла ложку, начала есть.
   И поперхнулась: нет ли в супе наркоты или еще чего-то? Медленно распробовала. Суп как суп, лепешка ничем не посыпана, но Аня все-таки стряхнула с нее несуществующие белые пылинки. Чай...да обыкновенный, лишь очень сладкий. Она попробует съесть ужин, но если вновь станет плохо - совсем от еды откажется. Тогда побег придется устраивать очень быстро, пока она не ослабела окончательно.
   Примерно через десять минут погас свет: выключатель был в коридоре. Типа пора спать. Аня сжалась на скомканных простынях. Если Аслан придет ночью, надо не спать, не спать...
   Она долго лежала в кровати, стараясь ни о чем не думать и все прислушиваясь к звукам.
   В комнате стало холоднее, и такого зноя, как днем, уже не чувствовалось.
   "Бесполезное бодрствование, ничего оно мне не даст, захочу спать днем, а днем они точно придут", - решила наконец борющаяся со сном изо всех сил Аня, закрыла глаза и сразу куда-то провалилась.
  
   Глава 9
   Аслан появился рано утром, но Аня проснулась, еще когда небо в форточке начало менять свой цвет. Спать больше не хотелось, а нервное напряжение, сковавшее тело Ани, заряжало энергией не хуже допинга.
   Наскоро умывшись и с трудом приведя в порядок сарафан (на ночь она его не сняла - побоялась), Аня вновь попробовала расчесаться. Только успела распустить волосы - услышала шаги за дверью. За секунды скрутила из волос жгут и неуклюже закрепила его резинкой.
   Когда ее волосы в естественном беспорядке, Ане (все говорили!) это шло больше всего. На дефиле стилисты их всегда распускали; фотографы кричали: " Сделайте ей распущенные! Во-во! И губки чуть надуй... " и увлеченно щелкали снова и снова. С замужества Ане редко разрешалось так ходить, кстати. Леша тоже просек фишку, посему Аня показывалась с подобной прической Лешиным друзьям али когда шла в кафе да в ресторан. С Лешей под ручку, естественно.
   Быть красивой для Аслана претило. Этот дом - именно то место, где подтверждались для Ани великая пословица всех времен и народов: "Не родись красивой, а родись...". Ну, не счастливой хотя бы, а находящейся за тысячи километров от страшного дома. Впрочем, Аню бы и пятьсот километров устроило, и триста, и даже сто...
   -Как спалось? - с милой дежурной фразой, расточая тягучее восточное обаяние, Аслан явился в Анину тюрьму. Аккуратно прикрыл дверь. На ключ не запер, Аня отметила. Ждем еще гостей? Или больше сюда никто не войдет?
   Она молчала, не зная, что сказать. Пару раз осторожно поглядела на Аслана. Ее похититель был одет в джинсы и светлую рубашку и, кажется, решил отращивать бороду. На его лице не отражалось ненависти, злости, презрения. Наоборот, глаза Аслана только не сияли от радости.
   В руках он держал небольшой пакет. Новенький-новенький. В дорогих магазинах в них складывают покупки, там еще какой-нибудь логотип магазина на пакете...
   - Мой подарок тебе, Аня, - перехватив ее взгляд, улыбнулся Аслан, - мне приятно дарить тебе его...
   У Ани чуть челюсть не упала. Похитители подарки носят? Диво -дивное...
   Значит, не выкуп. И возвращать Аню на родину никто не собирается.
   Сердце кольнуло, на глаза навернулись слезы. Не выбраться, она останется здесь, ее не выпустят...
   - Верни меня домой, Аслан, пожалуйста, - эти слова вырвались случайно; Аня специально произносить их побоялась бы. Вырвались откуда-то из глубины души, из самого сердца, которое попреки всему верило, что каждому из людей присуща человечность и порядочность. Нужно только пробудить скрытое глубоко внутри, трепетное и нежное чувство сострадания, и перемены неизбежны.
   Аня сжалась, как от удара. Сейчас он ее начнет бить. Дура, зачем сказала, зачем...
   -Ты действительно хочешь домой, Аня? А что тебя туда тянет? - ласковый, сочувствующий тон, внимательный взгляд глаз медово-карего оттенка. Очень красивые глаза.
   Так не говорят люди, которые хотят задержать надолго. Надежда вернулась к Ане.
   - У меня там мама, родные...
   - Ты будешь звонить матери. Я тебе обещаю.
   - Мой..муж... - на последнем слове у Ани пропал голос.
   - Муж? Который чайлд-фри? Это не муж! - чеченец начинал раздражаться, - муж - это когда он хочет детей. А почему ему не нужны были дети? От такой красивой? Почему он отпустил тебя одну на юг? Он бросил тебя!
   - Нет...
   - Да! - Аслан нервно заходит по комнате, распаляясь еще больше, - Настоящий мужчина не отпустит свою любимую так далеко! Настоящий мужчина будет счастлив иметь от такой женщины детей, станет обеспечивать ее всем, покупать золото, одевать в красивые вещи, всегда заботиться о ней...
   И Аня, затаив дыхание, слушала вольное изложение давнишней мечты. В восточном стиле, с южным колоритом, но - своей мечты. Она готова была рассмеяться сквозь слезы. Оказывается, все, о чем мечтаешь, может реализоваться. Когда уже отмечталось. И совсем не так, как хочется.
   Теперь она желала лишь одного: чтобы скорый поезд умчал ее подальше от двуличного юга. Или чтобы комната, в которой ее заперли, и Аслан оказались сном - не больше.
   - Что за вопли в восемь утра? Аслан, хорош вопить, - на пороге стоял улыбающийся Амир. Дверь была распахнута пинком, не иначе: слишком уж сильно стукнулась она о стену.
   Тот, видимо, недавно умылся, и личико блистало свежевыбритым подбородком и синими глазищами.
   "Восемь утра. Если бы он еще и день назвал..."
   - А ты здесь что делаешь? - в голосе чеченца Аня заметила явный акцент. Раньше он говорил без акцента почти, чисто и ровно, будто был русским - именно таким запомнила его Аня по поезду. Она и доверять ему стала, потому что не почувствовала чего-то чужого - оно всегда проскакивает в людях другой национальности. Как же смог чеченец так быстро втереться к ней в доверие?
   - Иду на голос. Твой.
   - Вали отсюда, Амир, я сказал... - Аню затрясло: угроза в голосе Аслана была почти осязаема.
   Синеглазый только шире улыбнулся, став похожим на чеширского кота. На худом загорелом лице блеснула белая полоска зубов.
   - Аслаша, пужаешь воробья стреляного. Не кричи как обдолбанный. Муслим ждет, идешь?
   - Иди, подойду к вам.
   - Без тебя начинать, значит?
   - Да.
   - Ох уж эти влюбленные, - посетовал Амир, обернувшись к Ане и нагло попялившись на нее, - важные дела бросают не вовремя...
   Когда за Амиром закрылась дверь, она наконец смогла выдохнуть. Всегда, когда эти двое находились рядом, Аня ждала неминуемого взрыва. Синеглазый словно ходил по тоненькой леске - Аня видела таких канатоходцев в цирке, когда была малышкой. Ее всегда поражало, как можно стоять на ней и не сваливаться вниз. У Амира, наверно, это удивительным образом получалось, только в жизни. Аслан, кажется, был готов броситься на русского, но вдруг остывал и даже начинал с ним нормально разговаривать. Так было и в день ее похищения, и тогда, когда Амир Ане вкалывал что-то.
   "Придурок играет с огнем. Доиграется когда-нибудь. И поделом," - решила Аня.
   - Видишь, он зашел, и сможет зайти в любое время. Переоденься, пожалуйста, - Аслан протянул ей пакет.
   "Здесь волшебная одежда, чтобы стать невидимой?", - невесело подумалось Ане.
   Не взять пакет было нельзя: злить Аслана она боялась. Что бы ни произошло и куда бы ни звал Аслана Амир, но он зашел в нужное время. Неизвестно, чем бы закончилась проповедь про плохого мужа.
   - Разверни, - голос Аслана был ласков, и в то же время строг.
   Аня послушно выполнила приказ.
   Сначала она не поняла, что лежит в пакете. Это и впрямь была одежда. Длинное-длинное платье благородного зеленого оттенка, кое-где украшенное черным гипюром. Такой же зеленый шарфик и еще какая-то черная штуковина...
   - У нас нельзя ходить в развратных платьях, - Аслан покосился на сарафан Ани, на глубокое декольте и голые коленки, - твоя одежда будет всегда красивой, но не возбудит ничьих желаний. Тебе нравится?
   - С-спасибо, - Ане это слово стоило всей силы духа.
   Платье ее устраивало, даже очень. Она бы завернулась в сотню тряпок, лишь бы скрыться от прожигающего насквозь взгляда Аслана.
   И Амира.
   Отлично. Если дарит подарки, значит, не все так плохо, и можно напомнить об очень важном для Ани.
   - Аслан, извини, пожалуйста...моя мама...она волнуется, я должна каждый день ей звонить...
   - Я же сказал уже! Сегодня принесу твой телефон, но каждый день звонить ты не будешь. Предупреди свою мать. Я буду рядом и скажу, что ты должна передать. Не бойся. Ничего плохого не случится, Аня. Я готов многое сделать для нас с тобой, - Аня чуть не издала долгий стон. А вернуть меня домой ты можешь? Бог с ним, с морем, с отпуском, а также с деньгами и вещами...
   - Но и ты должна многим пожертвовать, раз я для тебя жертвую. Правильно? Во-первых, ты должна правильно одеться. Настоящие мусульманки не носят таких одежд, какие были у тебя. Забудь о них. Показывать свои волосы и свое тело ты будешь только мне, - у Ани в глазах потемнело.
   Попала в ад? Добро пожаловать!
   -Я не мусульманка, Аслан, - произнесла тихо, будто это что-то могло изменить. Но Аслана не смутил слабый шелест голоса Ани:
   - Ислам - это вопрос времени. Здесь никто никого не принуждает его принимать насильно. Все сами к нему приходят, как только узнают побольше. Например, Амир раньше был православным, но стал мусульманином, когда прочитал Коран и с ним поговорили о правильной вере.
   " Твой Амир принял ислам, потому что ему было выгодно".
   - Я покажу тебе видео в интернете. Сотни русских девушек принимают ислам...
   "Охотно верю. Забирай себе эту сотню. А меня отпусти, пожалуйста!"
   - ... И говорят, как изменилась их жизнь к лучшему, когда в ней появился Аллах.
   "Твою мать! Я хочу домой, понимаешь, гад? Мне по фиг на твою религию, платья и все прочее! Я работаю продавщицей в магазине, у меня есть своя жизнь, муж, подруги. Я не просила меня похищать, забери обратно свои подарки!"
   Аня смотрела в пол и кусала губы, не произнося ни слова.
   - Сейчас тебе это кажется нереальным, но настанет день, когда ты скажешь: "Ты был прав, Аслан". Я возьму на руки нашего ребенка, и мы пойдем с тобой на прогулку в лес..
   У Ани аж брови поползли на лоб, еле успела голову опустить еще ниже. Ничего себе, сказочка! И ведь как сказал-то! С чувством, с толком, с расстановкой. Аня чуть было не прониклась и не поверила.
   Справившись с мимикой и изобразив на лице надлежащее выражение покорности, она все-таки подняла голову и посмотрела на Аслана. Он действительно верил в свои великие порывы.
   Ни одно матерное слово не смогло бы выразить ту гамму чувств, которую Аня ощущала в эти мгновения: от ненависти до тоненькой-тоненькой печали, протянувшейся через эмоции злости, страха и уныния незаметной ниточкой. А вот Лешка никогда бы не сказал таких слов, никогда...
   Аслан еще много чего говорил о том лесе и о ребенке. Ане хотелось закричать от раздирающей душу боли. Психопат решил свести и ее с ума.
   - Мне...мне переодеться нужно? - неопределенно спросила Аня, всей душой желая, чтобы долгое восточное сказание наконец завершилось.
   Аслан прервался.
   - Переодевайся. Я приду еще.
   - Мои вещи...можно? Там зеркальце, расческа. Сумочку ...пожалуйста! Причесаться не могу даже... - Анин голосок, тихий и просящий, смягчил бы любое сердце, а испуганно раскрытые зеленые глаза тронули чью угодно душу. Аслан не стал исключением.
   Ему нетрудно было принести Анины вещи. Все лишнее они с Амиром вытащили из сумок, и Аслан уже был готов сам отдать необходимое. Но как здорово было быть добрым и щедрым! Как хорошо это работало на его план!
   - Конечно, Аня! Я отдам тебе вещи. Не все - многие уже не понадобятся. Принесу сумки попозже. Как ты себя чувствуешь? На этом этаже есть душевая...
   Аня в жизни не призналась бы Аслану, как ей хочется помыться. Слишком интимный вопрос.
   Какой интим! Удивительно, что он еще медлит с... этим самым. Хочет, чтобы она по доброй воле пришла и попросила? Ненормальный.
   - Я...обойдусь пока.
   - Фатима покажет, где душевая.
   Аня поняла, что ее ответ не был принят к рассмотрению. Идти в душ - другого не дано.
   - Переодевайся. Я потом посмотрю, как платье, - Аня вновь низко опустила голову. Лишь когда за Асланом закрылась дверь и в замке лязгнул ключ, посмотрела на дверь глазами, полными злых слез.
   -Тварь, - прошептала тихо-тихо. Чтобы никто не услышал.
  
   Первым делом Аня закурила. Никотон немного расслабил, и чуть отпустило, самую малость. Аня бы курила и курила, но сигаретки следовало экономить. Скорее всего, поступления больше не будет. Пусть хоть электронную отдадут...
   Она встала с кровати, немного походила по комнате, ощущая, как мелкая дрожь бьет ее тело не переставая. Нервное.
   Чувствовала Аня себя намного лучше, чем вчера. И очень хотелось есть.
   Подтянула стул к окну, взобралась на него. Окно здесь высоковато расположено, но, стоя на стуле, Аня как раз смогла заглянуть в форточку.
   Лес и горы. Горы совсем далеко, а лес начинается рядом с домом. Ага, тот самый, где они должны были с ребенком чего-то там...
   Аня изловчилась и посмотрела вниз.
   Высокая кирпичная стена отгораживала дом от леса. Анина комната была на этаже третьем, скорее всего, под самой крышей. Внизу - мощенный плиткой внутренний дворик с чахлыми маленькими деревцами.
   Аня еще повертела головой, поднялась на цыпочки, а потом вконец осмелела и высунулась в открытую форточку, насколько сделать это ей позволила железная решетка.
   По внутреннему дворику скользила черная фигура. Фатима, догадалась Аня, но, приглядевшись получше, поняла, что женщина в балахоне худая и высокая - не чета низкорослой полноватой Фатиме. "Еще одна? Сколько же их? Сколько людей здесь живет?"
   Аня теперь жалела, что никогда не интересовалась новостями, да и телевизор смотрела несколько раз в год, по праздникам. "Презренное времяпровождение", - говаривал Леша, держа в руках книгу Леви, Толстого, Вебера. Аня с ним в этом соглашалась. Зачем лишняя информация, чаще всего - негативная?
   Они много куда ходили с Лешей, каждый месяц - выставки, театр, иногда опера или балет. На культурное развитие денег не жалели.
   И новости бы вряд ли ей чем помогли. Следовало смотреть передачи про выживание, но кто ж знал...
   "Лучше гор могут быть только горы, на которых еще не бывал". Оказалось, даже самые красивые фразы в определенном контексте становятся неправильными. На некоторых горах лучше никогда не бывать.
   Аня продолжала смотреть в окно, но больше ничего нового не увидела. Да и стоять на стуле долго было опасно. В любую минуту могут зайти.
   И зашли, лишь Аня слезла и стул отставила. Фатима молча встала посреди комнаты и знаком показала следовать за ней, захватив одежду. Аня с опаской вышла, следуя за ней.
   Шли недолго. Узкий коридор, две закрытые двери, и Фатима толкнула беленькую дверь и щелкнула выключателем. Это был всего лишь душ.
   - Мыло...шампунь... полотенце, мочалка, - указала Фатима на вещи.
   Аня зашла в душ, прижимая к груди зеленое платье. Блин, что делать-то?
   - Я жду. Недолго, - жестко прервала размышления Ани Фатима и с силой захлопнула дверь, Аня аж вздрогнула - в который раз, впрочем. Пора бы привыкнуть уже.
   Огляделась по сторонам, потянулась к двери, чтобы закрыться на защелку... но замка, или хоть какого-то его подобия, на двери не было.
   "Отлично, - мрачно прошептала Аня, - будем с открытой дверью. Но зато Фатима типа посторожит". Начала раздеваться.
   И полотенце, и мыло, и шампунь, и мочалка были ее - Аня сразу же узнала фиолетовое полотенце, немного застиранное, с выпущенными нитками - на море решила новье не покупать, а деньги потратить на экскурсии, сувениры - словом, на впечатления. Взяла недорогую мыльницу с дешевым мылом - вот она, перед ней сейчас. А уж свою мочалку грех не узнать!
   Гель для душа не принесли. Аня ведь мыло брала для того, чтобы руки мыть. И молочко для тела... Эти вещи запрещены у них, что ли?
   Аня даже головой покачала. Что значит - привычка! В плену, а о молочке для тела думает. Думай, как выбраться, дуреха!
   Никаких окон в душе не было, маленькое помещение, одна дверь - ничего больше. Аня разочарованно включила воду.
   А на что надеялась? Что дверь откроют и скажут: "Вали отсюда, ты так прекрасна!"
   Она повесила на один крючок платье Аслана, на другой - свою одежду. Осторожно пощупала чашечку лифчика. На месте, родимые! Лифчик она не отдаст ни за что, а сарафан у нее, скорее всего, заберут.
   Так рекордно быстро Аня не мылась никогда. Но не помоешься толком, если за дверью бдит злая Фатима, и дверь не закрывается.
   Да еще платье. Аня надела вперед бюстгальтер, а потом с трудом натянула на мокрое тело (маленьким полотенцем не вытрешься, а второго не дали) дурацкое длинное одеяние. Оно шилось точно не на Аню: лиф платья распирала вольнолюбивая Анина грудь, а бюстгальтер с пуш-апом в этом только ей помогал. Платье было приталенное, и, в принципе, смотрелось бы очень здорово, если бы не это одно "но" с грудью. Из-за "но" длинное платье, опасно натягиваясь на Анином бюсте, становилось "вери секси", как сказали бы девочки из ее супермаркета.
   Лучше бы дали балахон черного цвета. Даже в длинной, закрытой наглухо одежде Аня не чувствовала себя защищенной.
   "Бли-ин! Только мужиков соблазнять!" - резюмировала Аня, еле разглядев себя в крошечном зеркале. Разглядывать пришлось урывками: то грудь, по лицо, то талию. Отвратительно хорошо село, решила Аня.
   Никогда не думала, что закрытые платья могут очень выигрышно смотреться. Аня все больше носила декольте да белье французское на показах по юности...
   Аня аккуратно свернула сарафан, но полотенце и все остальное забрать из душа побоялась. Не она принесла, не она унесет, скорее всего. Толкнула осторожно дверь. Фатима стояла напротив, сверлила и дверь, и появившуюся в ней Аню, ненавидящим взглядом. Аня не решилась посмотреть на Фатиму, опустила голову.
   - Волосы помыла? Я приду и помогу надеть шапочку и... - взгляд Фатимы остановился на Аниной груди, и Аня услышала несколько слов, сказанных свистящим шепотом на чужом языке.
   Но общий смысл ей стал сразу понятен.
   - Это платье, которое дал Аслан, - она чуть не развела руками. Но Фатиму это не смягчило. Женщина в черном, у которой Аня видела только лицо и кисти - остальное было скрыто черным балахоном и накидкой на волосы - слушать Анины оправдания не желала.
   Фатима вновь произнесла несколько слов, из которых Аня запомнила только "шайтан", и отвернулась, сказав недружественно:
   - За мной иди.
   Привела она Аню в ту же комнату, из которой забрала.
   Закрыла на ключ, чтобы явиться через минуту с феном.
   - Суши быстрей.
   И вновь вышла, и лязгнул ключ в замке.
   Аня нашла розетку, включила фен. Комната как комната, рассчитана, видно, на приезжих отдыхающих. Вот как получается иногда.
   Аня высушила голову, но расчески опять не было. Аня кое-как заплела волосы в косу. Скоро вернулась Фатима.
   - Одевай, - приказала, и сама напялила на Аню другой Асланов подарочек: черную шапку-трубу, и зеленый платок. Откуда ни возьмись у Фатимы появились английские булавки - ими она прицепила зеленую накидку к черной штуковине, потом обмотала зеленую ткань вокруг шеи и чем-то зацепила один конец накидки за другой.
   Аня терпела. Было дико, ужасающе дико. Но лучше уж так, чем под землей. Пусть рядят во что хотят - у нее по-любому есть шанс на спасение. Есть. Есть...
   - Нужно другое платье. Это не подходит. Оно тебе мало.
   - Хорошо, - легко согласилась Аня, - можно платье, как у вас...
   - Это Аслан решит, - немигающий взгляд. И Аня заткнулась. Подружиться с Фатимой не получится.
  
   Глава 10.
  
   Вопреки всем ожиданиям, Аслан пришел лишь в середине дня.
   Аня, дергаясь из-за каждого шороха и звука, безрезультатно прождала все утро.
   К ней уже дважды заходила Фатима - с завтраком и обедом. Аслана все не было.
   Он явился с Аниной в одной руке, и телефоном - в другой. У Ани перехватило дыхание, когда она увидела свою 'раскладушку'. Неужели отдаст?
   Но Аслан поставил ее сумочку на стол и не торопился отдавать сотовый.
   Молча разглядывал наряженную Аню минуту. Та сидела, не двигаясь и почти не дыша, пока ее рассматривали.
   Старалась не вдыхать глубоко: платье опасно натягивалась на груди. Только злости кавказца ей не хватало. Подумает еще, Аня виновата, что платье не так надето. И что оно не подошло.
   Чеченец сказал по поводу ее наряда: 'Именно так одеваются настоящие скромные мусульманки'. И много чего в том же духе: Аня половины слов не запомнила, чуть не падая в обморок от страха и нехватки кислорода.
   - Сегодня позвонишь матери, - сообщил Аслан, вертя телефон в руках.
   Аня тоскливо посмотрела на телефон, после - на Аслана. Лучше бы не делала такого: взгляд у кавказца был слишком плотоядный.
   Вот они, мужчины, чуть не фыркнула от презрения Аня. Болтают о приличиях и бла-бла, а как доходит дело до сисек или еще чего посерьезнее - радостно пялятся, когда никто за ними не наблюдает. И не только пялятся... Видит же, что не подходит Ане платье.
   Она все же не выдержала, разок глубоко вздохнула, и вновь услышала подозрительный скрип в районе подмышки - это сильно-сильно натянулись на швах нитки.
   Платье порвется скоро. Как сказать-то?
   И только потом осознала, о чем говорит Аслан.
   - Маме? - переспросила недоверчиво-радостно.
   Аслан присел на кровать рядом с Аней, и Аня все-таки отодвинулась: не смогла остаться на месте. Тело будто сковало льдом.
   Она не героиня. Увы.
   - Да. Ты позвонишь сейчас ей. Много говорить не нужно. Скажи, что у тебя все хорошо, и в Адлере очень красиво. Что ты нашла мужчину, который тебе нравится. И что позвонишь ей через несколько дней. Не нужно ее ни о чем расспрашивать. Сообщишь о себе - и все.
   - Совсем ничего нельзя спрашивать? - тихо спросила Аня.
   - Один вопрос можно. Но не больше, - Аслан, кажется, пожалел ее, если слово 'жалость' вообще было знакомо этому человеку.
   Для Ани забрезжила надежда.
   Она исполнит досконально все, что приказал ей Аслан. Потому что такое поведение ненормально для нее.
   Настоящая Аня не может не поинтересоваться жизнью своего мужа, не спросить о здоровье матери и отчима. Сколько бы она не звонила маме, всегда минут пятнадцать слушала, как дела у нее.
   Мать поймет, что с дочерью что-то не так. Обязательно!
   И начнет выяснять, что с ней случилось.
   - Какое сегодня число, Аслан, скажите, пожалуйста, - попросила Аня.
   Аслан промолчал: он искал телефон матери в списке контактов телефона.
   - Мне очень важно. Мне бы знать, сколько дней я здесь... если мама спросит. Иначе она разволнуется... пожалуйста, я очень прошу...
   - Семнадцатое июня.
   Она здесь два дня. А кажется, так непомерно долго.
   -Набираю номер. Ты говоришь спокойно, четко и только то, что я сказал. Если ты скажешь что-то не то, я никогда больше не дам тебе позвонить. Никуда, поняла? И телефон твой разобью и выкину.
   - Я скажу все, как вы сказали, - прошептала Аня.
   - Ты, - Аслан обнажил в улыбке крепкие белые зубы, - ты. Я не сделаю тебе ничего плохого, Аня, верь мне. Если будешь вести себя правильно. Как правильно, тебе еще много будут объяснять. Нажми на кнопку. Надеюсь, твоя мама сразу возьмет трубку. И включи громкую связь, - он отдал телефон Ане.
   Аня нажала на зеленую кнопочку вызова: Аслан уже нашел номер матери. Мама так и была записана в телефоне 'мамой'.
   Мать взяла трубку сразу же.
   - Аня, почему ты не звонила? Ты где? Что с тобой, мы тут все волнуемся, а ты лишь смс-ки пишешь! Это что такое? - голос матери показался Ане волшебным звуком, хотя в нем отчетливо слышались сварливые нотки.
   - Привет, мам, все хорошо, - и Аня чуть не зарыдала во весь голос. Она давилась всхлипами, отодвигала телефонную трубку от себя подальше, пробовала глубоко дышать, чтобы успокоиться (от чего снова и снова натягивались швы на платье), пока мать кричала в трубку:
   - Нет, я не понимаю, Аня. Ты что, уехала и совсем забыла о том, что мы договаривались? Да что у тебя там творится?
   - Мама, я... познакомилась с интересным мужчиной.
   Аслан сидел рядом, готовый в любую минуту выхватить телефон из ее рук. Он подавлял Аню разворотом плеч, отрастающей щетиной, жестким немигающим взглядом, но она терпела изо всех сил его присутствие: иного выхода не было.
   И вытерпела бы что угодно, так ей хотелось слышать мамин голос. Больше всего на свете.
   - Ты? Что?
   И мать умолкла.
   - А...Леша? Он ходит ко мне каждый день, и мы с ним о тебе все говорим. Так вот почему ты ему даже не пишешь... Аня, это нехорошо, дочка.
   Аслан сидел рядом и слышал каждое слово - громкая связь прекрасно работала в Анином телефоне.
   Она затравленно посмотрела на Аслана: тот ничего не говорил в своих инструкциях про подобные слова. Аслан молча кивнул на трубку и чуть улыбнулся, хотя в его улыбке не было для Ани ничего хорошего. 'Говори', - сказал Аслан одними губами. И Аня заговорила, несмотря на то, что голос дрожал все сильнее и сильнее:
   -Мама, здесь так все здорово! Море, солнце! Я...я на экскурсию ездила. И познакомилась с соседом, он очень приятный молодой человек, и из моего города...
   - Аня, кто это? Что за человек? Как его зовут? Как же Леша, Аня? Я все понимаю, конечно, ты так с ним настрадалась, но...
   Ане было невыразимо горько от того, что при излияниях матери присутствует Аслан. Да, нелегко было с Лешкой, никто не спорит. Да, иногда и плохо, и ревновал он ее, и не разрешал многого.
   Но Аня не хотела, чтобы Аслан - или кто-то другой - слушал причитания матери. Это все - дело их семьи, и посторонним Аня никогда не рассказывала о своих бедах. Не привыкла.
   - Мама, в общем, я перезвоню через денька три, - Аня постаралась прощебетать фразу наивно и весело, но на последних словах перехватило горло, и получилось скорее прошипеть, чем прощебетать.
   - Аня, ты болеешь? На море, что ли, перекупалась? Почему нормально не говоришь со мной? Аня!
   - Мам, некогда. Да, простыла, - Аня специально откашлялась, чтобы все было достоверно, - пока, мамулечка. Я тебя люблю!
   - Аня...
   Аслан забрал у нее телефон и нажал на кнопу отбоя.
   Аня потупилась, замерла, сгорбившись, на кровати. Сейчас начнется...
   Но Аслан поднялся с кровати.
   - Нормально. В следующий раз я напишу тебе, что нужно говорить. Будешь делать все, как я тебе говорю - выпущу отсюда, мы сможем с тобой даже гулять. А пока ты будешь только здесь.
   - Д-да... - промямлила Аня, смотря в пол.
   Аслан вышел из комнаты, закрыв ее на ключ. Телефон унес с собой. Сумочка же осталась лежать на столике. Пусть вещи Ане и отдали, но заглядывать в свою сумку именно сейчас у Ани не было желания.
   Было гадко, просто невыносимо гадко. И больно. Поговорить с матерью две секунды - и все время обманывать, пока говоришь. Не сказать ни слова правды.
   Аня закрыла лицо руками и зарыдала во весь голос, уже ничего не боясь.
   Мать сейчас в шоке. Чтобы Аня нашла мужика на юге? Это как снег в июле, даже круче.
   А если мама все-таки что-то заметила, что тогда? А не хуже ли будет, если она все-таки что-нибудь поймет?
   Аня прекратила плакать тут же. Как отрубило.
   Да, допустим, мать поймет, что дело нечисто. Будет расспрашивать при телефонном разговоре Аню обо всем, и Аслан вовсе запретит ей звонить матери.
   Аня пропадет, связи с ней не будет. Мать подаст заявление в полицию, и ей скажут - что? Дочь звонила же, не потерялась. Ну, влюбилась в мужика, с ним живет на юге. Все сходится.
   И мама ничего не сможет сделать для нее, знакомых влиятельных у матери нет.
   Только каждый день нервничать ей и не спать ночами.
   На помощь матери рассчитывать нельзя, и лучше, чтобы она ничего не заподозрила. Аня сама должна вернуться. Сама найти выход.
   А если Аня не убежит и не вернется домой, или хотя бы не подаст о себе правдивую весточку, то навсегда останется неблагодарной бедовой дочерью, бросившей мать и мужа.
   Но лучше уж так, наверно? Или нет?
   Невозможно убежать. Двери, решётки на окнах, дом огорожен высоченной каменой стеной с воротами. Просто невозможно.
   Иначе - нельзя. На кону - ее жизнь, и чернобалахонной быть не особо прельщает, тем более что в этом доме, кажется, играют на чужую жизнь по-крупному.
   Раз Амир столь неприхотливо чистит пистолет, следовательно, пистолет здесь - привычная вещь...
   Аня, не обращая внимания на то, что слезы катятся ручьями по щекам, вновь взгромоздилась на стул перед окном, выглянула в форточку.
   Ей нужна была надежда.
   Потому что очень хотелось жить. Очень - очень.
  
  
   - Сижу за решеткой в темнице сыро-ой...Вскармленный! В няволе! Аро-ол! Маладо-ой! Асланчик, зырь: прямо картина маслом! Твоя жена воздух нюхает!
   Амир вместе с Асланом сидели рядом с экранами мониторов в небольшой комнате. На них отображались почти все комнаты дома, и та самая, где сейчас жила русская.
   - Вижу, - коротко ответил Аслан на чеченском. Русский кивнул в ответ - он понял: Амир делал поразительные успехи в освоении языка. Память у него была что надо, Аслан завидовал.
   - Стремно, Асланчик, стремно...
   - Чего тебе еще надо? Отвали!
   - Стремно ты ведешь с ней себя, Аслаш, - продолжал русский, по обычаю, как только можно изгаляясь над именем Аслана, - насколько я тебя знаю, ты в койке все доказываешь бабам. Ну, и книжечками всякими там пичкаешь, беседы поучительные ведешь, видюшки включаешь... Не, я, конечно, не все знаю, но...поделись с неумехой. Ты ж у нас знатный соблазнитель, все наслышаны...
   Даже комплимент из уст русского звучал издевательски.
   Ссориться с Амиром нельзя, драться - тем более. Вчера Аслану об этом напомнили по телефону еще раз. Муслим донес, скорее всего.
   - Ну, так что? Каковы секреты соблазнения для чайников? - вещал неутомимый Амир, а глазами так и пожирал ту часть монитора, который показывал женщину, вытянувшуюся, словно струнка, на стуле и глядевшую в форточку.
   Глухое облегающее платье только подчеркивало красоту ее фигуры. Аслану надо бы ее переодеть в другое платье, но что-то остановило его. Пусть побудет в этом.
   - С женщинами нужно работать по-разному, - произнес принужденный к ответу Аслан. Ответ ни о чем, лишь бы Амир заткнулся.
   - Во-во! Но до этого что-то ты работал с ними очень уж одинаково. Эта чем отличается от твоих предыдущих? Возрастом? И почему ты не кормишь ее своей гадостью?
   - Нельзя.
   - Почему? - допытывался русский. Он чуть склонил голову набок, не отрывая взгляд от экрана. Женщина на экране припала лбом к окну, закрыла лицо руками, и, кажется, плакала: все ее тело вздрагивало и слегка тряслось.
   - Шахидэ так сказал. Ты не согласен с Шахидэ?
   - Я с ним всегда согласен. Так че же в ней такого особенного? Аслан, скажи, у меня все кишки полыхают от любопытства.
   - Ничего. Обычная. Как все.
   - Э-э, Аслаша! Темнишь! Так пойди и трахни ее? Тормозишь? Иди, а я посмотрю. Хоть так оттянуться, блин. Приехал, называется, на курорт... Баб нормальных всех увезли. Остались эти да Зура. Скукота...
   - Она должна привыкнуть. К нам. Ко мне. К этому дому, - Аслан пропустил мимо ушей подначку Амира, - привыкнуть, смириться. Я уже знаю, о чем буду с ней много говорить. На что буду давить, - уверенность переполняла Аслана, щекоча нервы.
   - М-да? - критично хмыкнул русский, - че-то ты путаешь, Аслан. Не привыкнет она ни к чему! Я даже сейчас вижу. Бестолковая баба, по-моему, хоть и красивая, я тебе уже говорил. Как ты на нее будешь влиять, а? Запугать ты запугал. Так она в твое отсутствие не рыдает, а в фортку глядит! Это о чем говорит? Хрен ты ее сломал! Вылетит твоя пташка залетная, лишь клетку откроешь..
   Аслан иногда не понимал того, что говорит Амир. Вот как с последней фразой - не понял несколько слов, но общий смысл был ему ясен.
   Почесав щетину на подбородке, Аслан парировал:
   - Все нормально. Так и надо.
   - Надо? Да... Восток - дело тонкое, сто раз слышал. И в бабах не разбираюсь я, короче. Не, Аслан, просвети тупицу: как ты ее очаровывать будешь, чтобы за правое дело своей красивой грудью встала?
   - Не надо за дело.
   - Да ты че... - Амир выразительно поднял брови, - а как же...
   - Не за дело. Эта - вряд ли встанет. Она...другая, русский. Она за меня встанет. Просто за меня, и все.
   - А в чем разница? Те бабы вроде тоже за тебя...
   - С теми я работал иначе. Там было важнее то, что я им рассказывал. Они вставали на праведный путь, понимаешь? С моей помощью. Аня... я общался с ней. Два дня общался в поезде, - Амир аж глаза свои синие выкатил, - она имеет свои понятия, Амир. Ее обратить в ислам можно, но с трудом. Еще труднее - доказать ей, что наш путь правильный. Значит, нужно на другое давить, раз психотропные нельзя давать...Не умею я объяснять, Амир, отвали.
   - Продолжай, я вкуриваю потихоньку. Короче, джихад мы отменим, что ли? А что взамен? Бл..дь, - протянул Амир, и понимающая улыбка появилась на его лице, - ты ей будешь втирать о любви? Настоящей любви, да? Типа жениться и всю жизнь прожить? Что ты бросишь все ради любви к ней? Но так это же ты, кажется, всем обещаешь?
   -Не всем.
   - Ой, не знаю я ваших штук, ладно! Грузиться не буду, не мое дело... - русский вновь обратился к экрану монитора. Глянул туда и Аслан. Аня сидела на стуле и рыдала, изредка вытирая рукавом слезы. Платье задралось, оголив длинную ногу: видимо, неудачно слезла со стула. Они отвлеклись с Амиром и пропустили этот момент.
   Аслан почувствовал жжение в паху, которое почти не прекращалось в течение этих двух дней, мешая нормально высыпаться.
   Нельзя, подожди. Пока нельзя. Но Аслан давно был готов сорваться. Продержится ли он еще пару дней?
   - Про любовь тоже будет. И параллельно - еще...
   - Лады, Асланчик. Моя твоя не понимайт. Не грузи мне мозг. Я понял, что бабе будет х...во, а все остальное - не мое дельце. Через сколько ты ее отправишь?
   - Это будет зависеть не только от меня.
   - Ого! Ну вообще дело дрянь! Слушай, Аслан, а может, ты мне все брешешь тут? Ты не для Шахидэ ее украл, не по его заданию. Ты для себя ее спер. Потому и не кормишь наркотой, и относишься к ней как не пойми к кому! И сам ты стремный стал...
   - Отвали, я сказал, Амир! Заткни свое х..вую русскую пасть! - огрызнулся Аслан.
   Русский заметил. Аслан не хотел себе признаваться, но с этой было действительно что-то не то. Никогда его души не охватывали тревога и страх. Чтобы работать с бабой и волноваться ? Не для Аслана. Но здесь ощущал первые звоночки волнения где-то глубоко внутри.
   Красная луна смутила и смущает Аслана до сих пор.
   Он стал слишком суеверен, это неверно. Но Аллах посылал ему знаки, от которых Аслан не мог отвернуться: позорные провалы заданий, смерть единственного брата год назад, а теперь - луна, которую он увидел в поезде, стоя рядом с Аней.
   Эта женщина принесет ему беду.
   Можно было все изменить. Вытащить пистолет и убить ее. Или отдать Амиру, который, кажется, уже имеет на нее свои планы.
   Аслан отмел все тревоги. Он выполнит то, что следует. И никакое солнце или луна ему в этом не помешают.
   - Амир, больше не говорим о моей работе. Я не лезу в твое, ты не лезешь в мое.
   - Вопросов нет, - Амир вновь загляделся на монитор, и Аслан ощутил необъяснимое беспокойство. Ему не нравился голодный взгляд, которым посмотрел Амир на Аню.
   - Это - моя женщина, Амир. Только я с ней работаю, ясно тебе?
   - Я и не претендую. Пока. И все же у тебя что-то нечисто с ней...
   - Не мешай мне, Амир, - Аслан пристально посмотрел в глаза русскому. - Не мешай! - Повторил угрожающе.
   Амир не ответил, отвел взгляд, замурлыкав что-то себе под нос.
   Аслан недоумевал, сколько песен умещается в этой голове. А как он мог петь! Шахидэ за его песни мог многое простить русскому ублюдку. 'Люблю его, Аслан. Хороший снайпер. И поет хорошо, заслушаешься. Наши песни поет как!'.
   Он когда-нибудь убьет Амира, и гребаные песни, которыми русский просто изводит Аслана, только приблизят его кончину. Потом. Сейчас у Аслана есть дела поважнее. Первую часть задания он выполнил. Оставалась вторая.
  
  
   Вглядываясь в темноту, Аня которую ночь лежала в кровати без сна.
   Слушала звуки дома.
   Они за это короткое время стали знакомыми и естественными.
   Шум стиральной машинки, явно различимый в ночи. Лязг железных ворот. Далекий лай собак за окном.
   Звуков было мало - или дом умело скрывал остальные шорохи своими толстыми стенами.
   Тягомотное 'как-кап' времени, приправленное страхом неизвестности и тягостным ожиданием смерти.
   Аня уже несколько дней спала ночью лишь по нескольку часов, все остальное время таращилась в потолок. Засыпала и тут же просыпалась. Сердце билось сильно-сильно, тело становилось деревянным, и Аня шевелилась, растирала его руками.
   Мысли были редкостно печальными и жуткими. А время все также текло невыносимо медленно, как вода в стоячем водоеме, который все же не пересыхает, подпитываясь редкими родничками, бьющими из глубины.
   Молоденькая Аня презрительно фыркала, бывало, как только в университете начинали разбирать на практике любое произведение, и студенты -литературоведы (которых всегда отличишь от студентов-лингвистов некой широтой и размахом идей и мыслей, по-простому - хронической 'летящностью') добирались до понятия 'хронотоп'.
   Хронотоп поля, хронотоп дороги, хронотоп комнатушки Родиона Раскольникова... Если говорить проще: пространственнно -временные характеристики. А если еще проще, то каждая книга имеет свое собственное время и пространство и, когда ты начинаешь ее читать, погружает тебя в него. В книгах, перенасыщенных событиями, время летит очень быстро. В романе же Достоевского "Преступление и наказание", а именно - в комнате Раскольникова оно было "медленным", и вместе с пространством давило на героя, что подвигло его(в какой-то мере )убить старушку-процентщицу.
   Рассуждения, достойные дурдома, по мнению Ани.
   Она и раньше с анализом литературных текстов особо не дружила, за нее почти все контрольные написала подружка Вероника. И вообще много чего на филфаке Аня считала ересью. Например, как можно обсуждать героев, которые придуманы автором? Они ж не жили на свете, их же не было!
   Стройные упорядоченные языковые таблицы ей нравились больше. Древнерусский, старославянский, латинский, древнегреческий, болгарский... Здесь у Ани всегда были положительные оценки. Все понятно и логично. А не какой-то там дурацкий 'хронотоп комнаты'.
   Но сейчас Аня реально ощущала на себе, что он есть, зараза. Этот хронотоп, о котором чуть ли не ругались вдрызг филологи - литературоведы на практике. Пространство в Аниной комнате и время замерли, почти не меняясь. В этом доме время действительно текло по -другому. Медленно, тягуче, как мед или патока.
   И не было выхода. Выхода не было.
   Нервировала неизвестность. Аня уже свыклась с мыслью, что однажды Аслан зайдет в комнату для целей весьма неблаговидных. Уже и некоторую моральную работу с собой провела ('Ничего, потерпишь, не маленькая. Тебе главное - выбраться, другие и не через такое проходили, и ничего, живут!'), и начала раздумывать, как ей узнать о том, что с ней будет дальше. Но Аслан заходил редко и ненадолго, Амир - еще реже, и страх Ани увеличивался день ото дня.
   Говорит про любовь в кавычках, но сам этой любви не выказывает. Лжет, скрывая реальное положение вещей. А что, если завтра ее обколят наркотиками, повесят эти вот пояса, о которых Аня слышала краем уха по новостям, отвезут в назначенное место и взорвут?
   Пожалуйста, не надо, пожалуйста, Господи...
   Чтобы отвлечься, Аня вспоминала. Переключиться было сложно, но Аня заставляла себя, чтобы не сойти с ума и не начать царапать дверь, поскуливая 'Выпустите меня!'.
   Свои показы нижнего белья и вечерних платьев. Поездки с мамой на море, когда она была маленькой. Мечты о богатом будущем, которым было не суждено сбыться. Походы с одногруппниками по горам, песни под гитару у костра, вечер, когда они остались с Лешкой одни...
   Сидели на поваленном дереве на горе, отбившись от сокурсников. Он тогда признался Ане, что любит ее. В ночи над Волгой жалобно кричали какие-то птицы, но голову Ани настолько закружило ощущение счастья, что в их пронзительных криках она слышала надежду.
   Слезы лились из глаз. Аня вспоминала прошлое, слишком сильно понимая, что ничего из того, что дарила ей когда-то жизнь, она толком не ценила...
  
   - 'Пусть я проклят, пусть низок и подл, но пусть и я целую край той ризы, в которую облекается Бог мой; пусть я иду в то же самое время за чертом, но я все-таки и твой сын, Господи, и люблю тебя, и ощущаю радость, без которой нельзя миру стоять и быть!'
   Аня смотрела на Веронику, в пол-оборота сидящую к преподавателю на стуле.
   Точнее, не на нее, а на золотые сережки в ушах, слишком громоздкие для невысокой, чуть пухленькой Вероники.
   Лучшей цитаты, выученной наизусть, именно для этого преподавателя нельзя было представить. Аня была уверена, что сейчас Вероника получит очередной 'Отл' по литературоведению. Через пару фраз препод обязательно ее остановит. А пока тот наслаждался цитированием 'Братьев Карамазовых' одной из своих любимых студенток, которую помнил по семинарам как прилежную и старательную ученицу. Он кивал в такт ее словам, блаженно, как сытый кот, прикрыв глазки и чуть ли не мурлыча.
   Аня недовольно уставилась на свой пустой листочек. Лирика Некрасова и ранний Толстой - это вам не Достоевский, конечно, но тоже ничего хорошего для Ани. Некрасова она читала ровно два стихотворения, и то - в школе, о раннем Толстом вообще имела представление не то чтобы смутное - смутнейшее. Эта тема, конечно, была темой одного из семинара, но и его, и лекции по Толстому Аня радостно прогуляла в свое время. Подвернулась работенка для Аниной груди: на ней три часа фотографировали несколько великолепных, баснословно дорогих колье, и заплатили прилично. А лекцию она просто проспала, как на последних курсах они с Лешкой часто просыпали первые пары. Но Лешка - это Лешка, он все успевал. Аня же на четвертом курсе надоело учиться, и ходила она исправно лишь на любимые предметы. На остальные - как получится. Литература второй половины девятнадцатого века никаким боком не входила в любимые. Видимо, такое пренебрежение к классикам ей судьба не простила, и ей попалось то, чего она не читала.
   - Достаточно, Вероника, благодарю вас, - Петр Алексеевич огладил свою аккуратную бородку и с искренним восхищением воззарился на Веронику, - думаю, оценка 'отлично' для вашего ответа адекватна. Я бы даже поставил вам 'шесть', да не могу...
   - Спасибо, - потупилась немного смущенная Вероника. В этом ракурсе сережки показались Ане еще более красивыми.
   - Вероника, можно, я вам дам совет? - чуть нагнувшись, ласково попросил разрешения преподаватель. Аня насторожилась, как и остальные четыре человека, сидящие в аудитории.
   - Да, - испугалась Вероника, слишком вежливая, чтобы отказаться.
   - Идите к детям. И они будут счастливы, и вы тоже. Вам есть чем поделиться, - счастливая улыбка расплылась по лицу преподавателя, а Вероника сконфузилась:
   - Спасибо, я подумаю, конечно...
   - Думайте, - разрешил Петр Сергеевич и тут же обратил внимание на Аню:
   - Анна, вы готовы?
   -Э-э...нет еще, - 'Да чтоб ты провалился, старый хр..!'.
   - Готовьтесь. Вы давно уже сидите, но я не вижу, чтобы что-то писали. А вы свободны, Вероника, - ласково сказал Петр Сергеевич Веронике, которая замерла со своими бумажками на пороге, желая помочь Ане - и не имея для этого никакой возможности.
   - Идите, Вероника, идите, отдохните... Я был очень рад с вами пообщаться. Анна! Прошу к столу. И билетик прихватите, пожалуйста!
   Через минуту расстроенная и разобиженная Аня хлопнула дверью аудитории.
   В коридоре ее ждали Лешка и Вероника.
   -Как?
   - Пересдача, - Аня подошла к окну и с силой кинула сумочку на подоконник, - параллельно выяснила, что я дура набитая, классиков не знающая, жизни не понимающая. Сволочь! - последняя фраза относилась к Петру Сергеевичу.
   - Аня... - попыталась защитить любимого преподавателя Вероника, но Аня воскликнула:
   - А еще я беспутная, знаешь? Не в смысле, что проститутка, а в смысле, что пути не имею! Да ему-то какая разница, урод, что я планирую для себя! Ему надо было, наверно, процитировать Библию наизусть! Тогда бы он мне что-нибудь поставил положительное! Урод! Путь ему, бл...!
   - Ань, ну, ты же знаешь Петра Сергеевича. Он очень любит говорить о Боге, о христианстве и его влиянии на русскую литературу. Он сам православный. Это его точка зрения, он же профессор, который написал столько книг! Почему ты, как Вероника, не ляпнула что-нибудь о Христе? Тогда бы он тебе поставил 'хорошо' - на 'удовл' цитирование Библии не тянет, - недовольно произнес Лешка.
   - Я не ляпала! - обиделась Вероника, - у меня вопрос такой был... И я выучила слова Мити Карамазова не потому, что хотела пятерку, а потому, что понравились...
   - Я и не сомневаюсь, Вероник, - зло сказала Аня, - он тебя любит, потому что ты литературовед по жизни и похожа чем-то на него. Но мне, может, некогда книжки читать! Я деньги хочу заработать, понимаешь? Нам с Лешей иначе нечем будет платить за квартиру, которую снимаем!
   - У нас осталась только одна стипендия - моя, - вдруг осознал Лешка, проговорив эту фразу вслух в состоянии глубокой задумчивости.
   - Леш, может, тебе на работу... - заикнулась было Вероника, но тут же умолкла под презрительным взглядом Лешки. Иногда Вероникины слова были очень нетактичны.
   - Я заработаю, Леш. Все нормально. Будто эти копейки что-нибудь для нас изменят... моя мама нам помогает, твоя... Ты еще статьи в газету пишешь. Не переживай, не останемся без крыши над головой и еды, - успокаивающе произнесла Аня, сглаживая слова подружки.
   Вероника, понурившись, топталась рядом.
   - Пойду спрошу Петра Сергеевича, может, он передумает насчёт твоей двойки. А если он еще не поставил ее в ведомость? Попробую договориться... - С этими словами Лешка рванул к аудитории, и Аня не успела ничего сказать. Сказать, чтобы Лешка прекратил унижаться и выпрашивать для нее оценки. Но Лешка уже скрылся за дверью кабинета, а кричать на весь университетский коридор Аня не стала.
   - Какие у тебя сережки красивые, Вероник, - заметила, немного помолчав, Аня. Она поостыла, и их происхождение опять заняло ее мысли.
   - А, сережки! Да, мне девочки говорили. Я их надевала еще на консультацию, тебя на ней не было... Девочки тоже спрашивали. Коля подарил.
   - В честь чего?
   - Ну, он мне еще кольцо подарил, а сережки уже - после... Я замуж выхожу, Аня. Этим летом.
   Аню придавило к земле. Она, забыв дышать, ошарашенно смотрела на Веронику.
   Серенькая неинтересная Вероника выходит замуж за того водителя, который оказался богатеньким буратино!
   Почему-то Аня считала всегда, что она во много раз счастливее подружки. Она красива, успешна как модель, и в нее влюблен самый красивый мальчик на филфаке, о котором все говорили, что однажды он проснется знаменитым. Слава грозила и Ане: она надеялась на хорошие контракты.
   Но о свадьбе Лешка пока не заговаривал, хотя они уже полтора года как жили вместе, пытаясь заработать на жизнь и учиться на дневном отделении без троек. У Лешки получалось, у Ани - нет, хотя для нее это было неважно. Она же модель, что ей филфак, по большому-то счету!
   Где-то в глубине души Аня надеялась на то, что все однажды изменится. Она встретит красивого и доброго олигарха и, расставшись с Лешкой, будет жить богато и счастливо с ним, таким положительным, таким ее любящим.
   Пока ей, правда, встречались богачи, и ни один из них не прошел внутренний Анин кастинг: они были либо развращены до жути, либо несерьезны в намерениях, предлагая ей стать очередной любовницей, но никак не женой, либо глубоко женаты, а с женатыми Аня не желала иметь дело. Жёстко привитые нравственные принципы мешали ей найти спонсора и покровителя, как бы она не пыталась их обойти. Они диктовали обязательную любовь, которую Аня среди богатеньких к себе ни разу не увидела.
   И у нее оставался Лешка - милый, любимый Лешка! Пусть не олигарх, но подающий надежды талантливый начинающий писатель, безумно любящий Аню!
   Аня улыбнулась Веронике чуть побледневшими губами. Если бы не Лешка, она бы стала избранницей будущего Вероникиного мужа, Аня была уверена. И она бы сама носила эти сногсшибательные сережки...
   - Я тебя поздравляю, Вероника! Пошли в столовку, отпразднуем!
  
   Аня беспокойно заворочалась в кровати. Сколько лет прошло с тех пор!
   Жизнь доказала, что не все желания, какими бы желанными они ни были, сбываются.
   В двадцать пять она навсегда ушла из модельного бизнеса: напирали молоденькие конкурентки, но больше - Лешка. Затворилась в библиотеке, год общаясь только с бабушками и школьниками.
   Лешка не стал великим писателем. Работать много он не хотел, предпочитая культурно развиваться в свободное время. Он был одним из образованнейших и начитаннейших людей, которых встречала Аня. Но ей-то что с того?
   Как можно было находиться в каком-то странном забытьи столько лет? Терпеть его выходки, разделять его непомерные амбиции, на что-то с ним надеяться?
   Подружки выходили замуж, рожали детей. Лешку она уговорила на роспись, когда ей было двадцать шесть. Он ее дико ревновал, ограничивал во всем, но жениться не собирался. И Аня однажды поставила вопрос ребром. Ему пришлось согласиться.
   Казалось бы, теперь у них все так, как у других. Но тут грянуло его увлечение европейскими ценностями в самом худшем их эквиваленте. Лешка и раньше относился к детям с брезгливостью, но Аня на это поначалу не обращала внимания - сама о беременности не думала. Теперь же его нелюбовь к детям получила научное доказательство.
   Куда утекло время? Аня была равнодушной и пассивной столько лет, толком ничего не сделав, ничего не оставив после себя...
   Она закусила зубами уголок подушки, чтобы вновь не разрыдаться. От того, что сейчас поняла, что прежняя ее жизнь просто прошла мимо.
   А будущего может и не быть.
  
   Глава 11.
   Вместо маяка - лучина светляка,
   Вместо шпаги - меч комарика.
   Ко всем придёт кончина, ну а пока
   Не бери, пучина, моряка.
   Павел Фахртдинов
  
  
   Аслан сидел на диване в гостиной на первом этаже, пил чай и думал о своей работе. Мыслей у него было много, и были они не слишком радостные.
   Провала не должно случиться в этот раз. Не должно!
   Из этого исходил Аслан. Самое главное условие.
   Из него вытекали приемы, которые, хоть и не слишком его устраивали, гарантировали исполнение замысла.
   Амир, собака, прав был в чем-то. С такими 'старушками' Аслан еще не сталкивался. Конечно, смертницами становились женщины разных возрастов и по разным причинам, но несколько лет у Аслана был накатанный сценарий, который действовал ( с некоторыми корректировками, в зависимости от объекта) безотказно.
   Сценарий для девушек не больше двадцати двух лет. Ане - тридцать. Она очень отличалась от тех, с кем Аслан сталкивался раньше.
   Теперь придется менять приемы, менять всю тактику... Как? На что?
   Аслан выругался, вскочил, зашагал по комнате. Задел и чуть было не свалил массивное кресло, и только тогда вернулся на диван. Вновь уставился на противоположную стену немигающим взглядом.
   Если бы только ему разрешили легкие наркотики, никаких проблем не возникло!
   Под запретом все. Конечно, можно обмануть Шахидэ, начать работать с тем, к чему Аслан привык, но он тут же отмел лживую недостойную мысль. Шахидэ обмануть нельзя. И Аллаха не обманешь...
   Аслан в который раз твердил себе, что это - проверка. Но от такого понимания оставалось все же не совсем понятным, что делать с русской, запертой наверху.
   Конечно, в лагерях всегда найдутся опытные психологи, хотя бы один. Можно проконсультироваться. Гордость не позволила Аслану думать дальше. Без них разберется. Тем более, самую болевую точку у русской он подковырнул, и эта болевая Аслану так удобна!
   Он начал давить на нее недавно и понял, что не ошибся.
   Впрочем, в женщинах нет ничего особо непредсказуемого - такой вывод сделал Аслан давным-давно. Несколько самых больных тем можно пересчитать на пальцах одной руки.
   Привлекательность и сексуальность. Мечты с амбициями, или, как там русские еще называют, их 'жизненная активность'. И, конечно, муж и дети. Бей куда-нибудь, а лучше сразу по всем трем, и женщина где-то точно проколется. Потом осознаешь для себя, как скорректировать следующий удар, и мочишь врага прямой наводкой. Дальше собираешь то, что от него осталось, лепишь, что надо тебе. Остается не так уж много, зато для дела хватит.
   Самая общая схема.
   Аня сама подсказала свое больное место, поделившись с ним про мужа-чайлдфри. Расстроилась, тем самым выдав себя, хотя и старалась не показывать своей печали. С этой темой уже начал работать Аслан, пока, правда, лишь нащупывая почву. Кстати, если разобраться, сейчас идет лишь начальная стадия - работа вербовщиков. Ведь именно они ищут неудовлетворенных своей жизнью людей, или тех, кто были раньше успешны и которым в последнее время не везло. Затем начинается разговор по душам с многочисленными психологическими приемами.
   Люди несчастливы, потому что забыли Аллаха, считал Аслан. Если бы Аллах всегда был в мыслях, все несчастья и беды были бы для них лишь ступенями к Нему и не могли бы сильно расстроить. Воинов Аллаха не сманишь никуда, потому что все уходит и приходит, а Аллах - вечен. Они всегда помнят об этом.
   И вербовщики рассказывают о Нем, и люди обретают истинный Путь. А потом им открывают правду: ты должен измениться во имя Него, бороться с тем, что Ему неугодно...
   Аслану всегда при таких мыслях голову пьянило ощущение присутствия непререкаемого знания, а еще - безмерное осознание собственной правоты.
   Хотелось, чтобы весь мир соответствовал тому, что открылось Аслану.
   Но мир не хотел принимать Истину. Харкал кровью, сплевывая через разбитые губы, умирая с презрительной насмешкой в глазах, или молился перед смертью Христу - и смотрел все также непримиримо. Или трусливо повторял 'Нет Бога, кроме Аллаха...', но это было неверное убеждение, ненастоящее.
   Сейчас он смотрел заплаканными потухшими зелеными глазами, ничуть не понимая Истины. И не пытаясь понять. Мечтая вернуться в свою привычную тухлую жизнь без цели, без Аллаха.
   Аслан вновь вскочил с дивана, сделал два шага и остановился, с трудом глотая воздух, словно только что вынырнул из воды.
   Злость была и от невозможности дотронуться до нее. Пока Аслан не мог поцеловать Аню, даже лишний раз коснуться.
   Он бы уже давно сделал, что хотел. У него долго не было женщины, и пах горел огнем, стоило подумать о ней - или взглянуть на монитор.
   Тело откликнулось мелкой дрожью, лишь Аслан вспомнил, как они с Амиром подглядывали за Аней.
   Если он изнасилует свою 'жену', толку не будет никакого.
   Аслан задумался. Почему бы так не сделать, и не делать каждый вечер? Все становится проще в миллион раз. Не надо строить сложных ходов, продумывать детали. В нужный момент всегда можно воспользоваться психотропными и передать Аню из рук в руки.
   Не пойдет.
   Ему нужна победа. Не над телом. Что тело? Жизнь его можно в любой момент прервать.
   Аслану хотелось полного подчинения. Переделать разум, заставить всей душой поверить в то, что хочет он, сделаться его продолжением...
   Побеждают именно так. Из врага человека превращается в марионетку с правильным видением мира. Твою марионетку, пускай и на время.
   Аслан прищурился. Да, подготовка человека - это работа вербовщика, безусловно, не его. Но в данном случае ею займется сам Аслан, и получит от этого выгоду.
   Начинать стоит издалека. Очень издалека. Но не забывать о времени...
   Аслан вышел из гостиной. В коридоре увидел Фатиму: та с ведерком картошки в руках шла на кухню. Не особо церемонясь, отрывисто обратился к ней:
   - Где Зура?
  
  
  
   Аня устала. Устала от одинокого сидения в комнате, от постоянного гнетущего страха, от собственных мыслей.
   Сознание проваливалось в спасительную полутьму из 'здесь и сейчас', когда насущные нужды отвлекают, пусть и ненадолго, от горьких предчувствий.
   Жарко в платье, а хуже всего - эта шапка на волосах. С каким бы наслаждением Аня ее сняла! Хотелось курить, но сигарет осталось всего две. В отданных вещах была электронная, да толку от нее?
   Еще она привыкла дышать неглубоко, иногда все же позволяя себе вдохнуть посильнее, и нитки на швах тогда предупреждающе скрипели. Если снять лифкик с пушапом, все могло измениться, но Аня такого не рассматривала. В нем деньги. Когда (нет, если!) ей удастся убежать, именно они помогут ей добраться куда-нибудь. Кто за бесплатно будет подвозить женщину, ловящую машину на трассе? Подвезут, возможно, а вместо денег кое-чего другое попросят. Деньги же отворяют любые двери. Кому это не знать, как не Ане? Сколько раз наблюдали, как дверки для кого надо открывались...
   Было бы у Ани денег больше, намного больше - стоило бы поговорить о выкупе. К тому же Амиру обратиться: Аня понимала, что с Асланом предложение денег не прокатит. Для него важно другое, неизвестное и непонятное Ане. С Амиром же - да запросто! Все его шуточки и комментарии свидетельствовали о том, что не так уж высоко он ставит здешние обычаи, и находится здесь, видимо, на совершенно на других условиях.
   Одна была проблема: миллионов долларов у Ани не было. И у всех ее родственников вместе взятых - тоже. А те копейки, которые спрятаны у Ани в надежном, проверенном веками, месте, даже взяткой назвать нельзя.
   Зато их наличие Аню продолжало бодрить. Деньги у нее есть - раз, их не нашли - два. Еще бы: Аня очень постаралась засунуть так, чтобы даже подозрений не возникло. Несколько крупных купюр заняли мало места; остальные сбережения были в сумочке припрятаны да по большим сумкам разбросана по карманам мелочевка. Сумочку отдали Ане уже без денег, даже разменянные сотни из больших сумок себе забрали. А зачем пленнице деньги, если рассуждать логически? Неудивительно, что забрали.
   Но много чего вернули, и это тоже бодрило! Расческу, зеркальце, косметичку (Неужели с намеком, что надо краситься?). На прежнем месте лежали противозачаточные: почти закончившаяся упаковка и новая, неиспользованная.
   Аня была в замешательстве. Последнюю таблетку она выпила утром в поезде, и будет ли польза от того, что она вновь начнет принимать их после долгого незапланированного перерыва, не представляла. Раньше она всегда пила таблетки вовремя, максимум вспоминала о забытой таблетке на следующий день. А здесь столько дней прошло? Горстями их пить, что ли?
   Аня решила: оставшиеся таблетки принимать не будет, а вот новую упаковку начнет в свой положенный срок. В другой, параллельно реальности, она должна была вытащить последнюю таблетку из старой пачки, когда поезд равнодушно увозил бы загорелую Анечку с солнечного гостеприимного юга...
   Реветь по этому поводу не стала. Еще сентиментальничать над таблетками не хватало! Да, все случилось так, не иначе. Да, не повезло ей с местом и соседом.
   А если честно, то и по жизни не очень...э-э-э... везло. Не родись красивой, блин, слишком показательная пословица в ее случае, куда ни глянь.
   Кроме красоты, нужен характер. Когда-то Аня считала, что он у нее был, пока жизнь не доказала обратное.
   Она готова была бороться, стремиться к мечте, добиваться поставленной цели. Только на поверку оказывалось, что цели были, мягко говоря, спорными.
   Взять, к примеру, модельный бизнес. Аня поначалу удалось отхапать на глазах у всех девочек с кастинга хорошенький контракт, обещавший известность, на нее обратили внимание...
   Приватный разговор в отдельном небольшом кабинетике вновь поставил Аню в ряды изыскательниц. Контракт достался другой девочке, не отягощенной моралью и прочей ерундой, зато Аня поняла, что ставить во главу угла модельный бизнес, такой непостоянный и зиждящийся на неких личных договоренностях, не стоит. К слову, после ей подкидывали работу и без 'договоренностей', но первый опыт засел в сознании крепко.
   Тогда для Ани открылась другая истина: счастье женщины не в карьере, а в семье! Точно! И она быстро и лихо 'захапала' себе Лешку, уведя его из под носов остальных умненьких сокурсниц: девочки на филфаке не все были 'летящими', кое-кто уже вовсю строил глазки красивому талантливому мальчику, которому все преподаватели пророчили большую известность в будущем.
   Жаль, что Анечка в юности плохо вслушивалась в то, что пелось под гитару в незабываемых летних студенческих походах. 'От большого ума лишь сума да тюрьма', - в унисон тянули у ночных костров ее друзья, подруги, знакомые немного нервные, но трепетные песни Янки Дягилевой.
   Воистину, так и случилось. Ладно, не тюрьма, а лишь почти сума - с вечным прозябанием от зарплаты до зарплаты, и на том спасибо. А еще Лешкины загоны по поводу детей. Впрочем, те имели под собой прочный фундамент, одной из несущих опор которого были слова о все той же нехватки денег. Здесь Аня была с Лешей согласна почти полностью, хотя в последние года два парировала мужу, что другие-то как-то живут, и имеют не одного ребенка, а два и даже больше...
   Это все были глупые, пустые цели, которые никуда ее не привели. Бестолковое прожигание жизни.
   Зато сейчас Аня сможет доказать себе, что она не никому не нужный тюфяк, не плывущий бесцельно по течению жизни человек, а сильная личность!
   Теперь ее жизнь осветила цель, и за нее, без сомнения, стоило побороться. Собственная жизнь. И право думать и жить так, как тебе хочется.
  
   В замке провернули ключ. Лязг заставил Аню вздрогнуть. Тут же позабылись вольнолюбивые мысли и горделивые устремления. Только не Аслан, пожалуйста! И не Амир!
   Аня не разобралась, какой из ненормальных ее пугал больше. Один ассоциировался со сказками о женитьбе, другой - с пистолетом.
   Но на пороге появились две фигуры в черном: Фатима и еще одна женщина в черном балахоне, покорно склонившая голову. Она несла швабру и ведро.
   Фатима бросила пару неизвестных Ане слов, чуть ли не затолкав женщину с опущенной головой в комнату Ани, потом дверь сразу захлопнула.
   Незнакомка подняла голову, и Аню, только-только облегченно выдохнувшую и отошедшую от легкого шока, охватило чувство, иначе именуемое как ступор.
   Чуть смугловатая идеальная кожа, огромные карие глаза с длиннющими пушистыми ресницами. Брови вразлет и пухлые губы оттеняли резкие черты лица прекрасной девушки, которую видела сейчас Аня.
   Она хорошо разбиралась в красоте и приемах, которые помогали подчеркнуть ее . Здесь не было ни одного их них. Ни наращённых ресниц, ни 'накачанных' губ, ни ухищрений косметологов, к которым не раз обращалась Аня, откладывая на визит к ним деньги чуть ли не по копеечке, экономя на каждой обновке, свято памятуя о том, что если одежду можно поменять, то лицо и тело быстро не поменяешь. Одно из правил, подслушанное Аней еще со времен модельного бизнеса.
   Девушке было лет восемнадцать, она блистала молодостью и свежестью. Даже черная гадость не могла скрыть такую красоту: броскую, манящую, экзотическую. Аня, забывшись на секунду, окинула незнакомку быстрым профессиональным взглядом. Модельный рост есть - незнакомка ростом с Аню. В балахоне фигуру сложно было разглядеть, но черное одеяние висело-таки на ней.
   Быть бы красотке второй Натальей Водяновой... Но, видно, не одной Ане не везло по жизни.
   Непрошенная зависть к яркой внешности девушки у Ани тут же исчезла. Молодая, очень привлекательная - и на этом черный балахон с наслаждением поставил жирную точку.
   Не светит тебе, девочка, карьера модели. Да ты о ней не думала ни разу, наверно...
   Незнакомка в черном тем временем, с хлюпанием погрузив тряпку в ведро, выжала ее и, приорганизовав к швабре, принялась старательно возить ею по полу, изредка нарушая этикет, а именно - нагло поднимая глаза на Аню от пола, пытаясь получше рассмотреть платье - да и саму Аню. Смотреть в Анино лицо прямо девчонка гнушалась, ресницы взлетали и опускались, выражение лица девушки оставалось таким же отрешенным и замкнутым.
   Аня настороженно рассматривала чернобалахонную. Она такая же, как и Аня, несчастная жертва обстоятельств или местная шпионка?
   Полы девушка помыла быстро: кажется, что такое уборка в доме, она знала с детства, настолько легко и проворно двигалась. Аня бы сама не помыла так скоро пол.
   Закончив дело, девушка подошла к двери и дернула ручку.
   Не тут-то было! Дверь Фатима снова заперла (Аня слышала скрип ключа, а вот незнакомка, наверно, не это внимания не обратила). Несколько рывков девушки ручки двери, стук в запертую дверь... Нет ответа.
   Красавица не растерялась. Поставила швабру и ведро около входа, сама уселась на стул, уставившись в пол. Аня тоже заскучала на своей кровати: начинать с девушкой разговор она побаивалась, да и само присутствие ее нервировало.
   Незнакомка, тем временем, освоилась. Либо разглядывать пол ей надоело и врожденное любопытство победило, но она, пробормотав чего-то про Аллаха то ли в знак приветствия, то ли по традиции ( длинная-длинная фраза, из которой Аня поняла одно слово), наконец прямо взглянула в лицо Ани.
   Чтобы потом, задержав взгляд на Аниных глазах, быстро перевести его на платье.
   Платье ей, кажется, очень понравилось. Девушка, широко раскрыв глаза, разглядывала хитроумно выложенный с помощью гипюра узор на нем.
   - Красивое... - сказала девушка по-русски.
   Несмотря на балахон и какие-то здешние, как подозревала Аня, обычаи, незнакомка в первую очередь была женщиной.
   - Какое платье купил для тебя Аслан! Ты в нем такая красивая! Он так тебя любит! - тихо и восхищенно проговорила девушка с легким акцентом: она не говорила на русском чисто, и в каждом ее слове будто проскальзывало чужое.
   Тревога молоточками застучала в висках Ани. Случайно ли пришла помыть полы в ее комнате эта девочка?
   -Да, красивое платье, - так же тихо согласилась Аня. Согласилась с превеликой осторожностью.
   ' Дурацкое платье! Жмет в груди, а еще в нем жарко! Как можно сидеть в жару закутанными в кучу одежек, объясните мне. Тупость!'
   - Я - Зура, - представилась красавица и улыбнулась. У девушки оказались слегка неровные зубы, но это ничуть ее не портило.
   - Ты жена Амира? - брякнула Аня сразу. Она посчитала, что родственные связи не могут быть здесь запретной темой, и о них спросить всегда можно. Обычные бабские разговоры...
   Красивая и молодая обязательно должна оказаться чьей-то женой или любовницей, она обязана кому-то принадлежать. Это такая же истина, как Земля вертится вокруг Солнца. Принадлежат такие красивые самым крутым мужикам. Или наглым и нахрапистым - закон жизни. А среди подобных Аня заметила лишь Амира, от него она и у слышала когда-то это имя 'Зура'.
   - Нет, - Зура покраснела, глаза ее как-то счастливо засветились, и Аня подметила, что случайно проговорила вслух чью-то заветную мечту.
   ' Не знаю, как мне это поможет, но помочь должно! Собираем информацию...' - Аня продолжала себя успокаивать, правда, не очень надеясь на что-то.
   - Мой муж погиб пять месяцев назад. В Сирии, - дальше что-то невыразимое на чужом языке. Аня догадалась: какие-то восхваления, или что-то в этом духе.
   Нужно было сказать слова соболезнования, но Аня ограничилась понимающим молчанием: оно никогда не приносило вреда.
   Девушка же не стала делиться 'болью утраты' с Аней, больше не сказав о погибшем муже ни слова. Встав со стула, еще раз постучала в дверь.
   Прислушалась, не отходя от двери. Легкая тень неудовольствия скользнула по ее лицу: у Зуры были еще дела, и сидеть с запертой русской ей, кажется, не хотелось. Фатима открывать дверь не спешила - она ушла куда-то по своим делам. Зура вернулась на прежнее место, присела на стул, спрятав ладони в широких рукавах черного одеяния.
   - Жарко, - неопределенно сказала Аня, шокированно наблюдая, как кутается Зура. Та кивнула.
   - В Дагестане давно не было такой жары в июне, - сказала, соглашаясь.
   На лице Ани не дрогнула ни одна мышца лишь потому, что она испытала оглушающее потрясение.
   - М-м-м, - замычала в ответ. Холодный пот покрыл все тело с головы до ног, и тут же стало жарко до такой степени, что захотелось скинуть с себя всю одежду.
   В Дагестане? Она же в Адлер приехала!!
   Конечно, Аня размышляла о том, что ее могли увезти - и увезли - куда-нибудь подальше от Адлера. Присутствовала малюсенькая надежда, что она где-нибудь на окраинах Адлера...
   Дагестан - это вообще где? С географией Аня не дружила: когда никуда не выезжаешь, знания о странах и городах, приобретенные в школе, забываются за ненадобностью.
   Своего смятения Ане скрыть не удалось, но Зура отвлеклась и не увидела его: в замке провернулся ключ. Она, взяв в руки швабру и ведро, даже не обернувшись на прощание, толкнула плечом дверь и вышла из комнаты.
  
  
   После ухода Зуры Аня посидела немного, глубоко подышала, потом все же потянулась за сигаретой. Надо было успокоиться, а других успокоительных не было. Аптечку Ане не отдали, там была, между прочим, валерьянка. Она вряд ли бы помогла в Анином случае, и все же...
   Дагестан. Боже, куда занесло! Мать вашу...
   Руки дрожали. Аня не сразу удачно чиркнула зажигалкой. Не с первого раза удалось и сигаретку к пламени поднести. Даже когда затянулась, не успокоилась ни капли.
   Дагестан - это где-то на Кавказе. Вот и все, что знала о нем Аня. Столица...э-э-э...
   Да какая, к черту, столица! Здесь горы, горы! Либо что-то похожее на горы. И глушь, непролазная глушь, а не столица! Здесь даже не город...
   Сколько до ближайшего нормального населенного пункта? Как туда добраться?
   Еще одна затяжка.
   'Допустим, приблизительное местонахождение мы узнали, если девчонка не соврала. Не должна была - у нее случайно вырвалось вроде бы. Да-да. А Аслан случайно меня украл.. Ой, бл...'.
   Аню, вопреки нестерпимой духоте и длинному платью, пробрала жесточайшая дрожь: она вновь услышала шаги в коридоре.
   Кто-то остановился напротив двери ее комнаты, Аня готова была поклясться. Она не столько услышала, сколько почувствовала это. Инстинкт самосохранения кричал, что нужно спрятаться, скрыться, просочиться наружу и убежать. Неважно как, только не быть в этой комнате.
   Невозможно. Решетки на окнах, запертая дверь. Стены, стены...
   Аня затянулась в последний раз, затушила сигарету о спинку кровати и бросила ее в угол комнаты, пол которой только что помыла Зура. Все равно.
   И все равно, боишься ты или нет, шепчешь ли молитвы или надеешься только на себя. Что должно произойти, произойдет...
   'За что мне такое? За что?'
  
   - Как твои дела? - Аслан внимательно разглядывал свою пленницу. Бледная, с огромными серо-синими тенями, пролегшими под глазами . Ночами она плохо спит. Аслан видел на экране,как ворочается она в постели, как садится на ней, обхватывая руками колени, как встает и подходит к окну и дотрагивается до залепленного стекла, будто окно ей может чем-то помочь.
   Глаза ее красные и воспаленные: плачет иногда. Не сейчас. Сейчас ее охватывает ужас. Аня старается не показать его, но она боится Аслана даже больше, чем пару дней назад. Одиночное заключение не располагает к смелости. Поговорить не с кем, и человек начинает слишком много думать и пугаться своих мыслей... Если ты специально не обучен, подобное может довести до сумасшествия.
   Аслан не был заинтересован, чтобы с его 'женой' такое случилось. Она нужна для другого.
   Зура забылась, упомянув о Дагестане: девушка сразу рассказала Аслану, о чем получился разговор. Впрочем, это было не так уж опасно, скорее - наоборот. Пусть Аня знает, что не будет возврата к прежней жизни. Ни при каких условиях.
   На его вопрос Аня не ответила. Аслан и не ждал ответа. Хотя она бы могла быть посмелее, начала бы умолять его... Глупейшего отстаивания своих непонятных прав он от Ани не ждал: не из таких дур.
   'Затаилась и ждет, как я себя поведу', - догадался Аслан, продолжая молча разглядывать Аню . Такое он проворачивал и для более сильного воздействия на нее, и для собственного удовольствия.
   Платье очень шло ей, Аслан не уставал любоваться . Эта женщина как-то смогла перечеркнуть всю скромность мусульманских одеяний. У нее невообразимым образом получалось сделать из будничных вещей нечто настолько сексуальное, что у Аслана захватывало дух. Так было в поезде, с ее декольте. Так было с его подарком. Русская умудрилась превратить обычное платье в очень откровенное и ,пусть она и была вся покрыта, у него пересыхало в горле всякий раз, когда смотрел на то, как натягивается подаренный наряд на Аниной груди.
   Харам! Он попозже переоденет ее в более подходящую одежду. Пока же быть ей в таком платье можно: в этой комнате ее никто не увидит из мужчин, кроме него. Амиру он запретил уже приближаться сюда, узнав от Фатимы о его визитах. Тот равнодушно сказал в ответ : ' На кой ляд мне туда ходить?', но Аслан будет следить за не в меру любопытным снайпером: его настораживал слишком большой интерес, который проявлял Амир к Ане.
   - Как твои дела? - повторил он, немного изменив тон голоса. Чуть меньше сочувствия, чуть больше угрозы. Он сгладит плохое впечатление от разговора позже. В данный момент Аслан не готов был строить из себя нежного воздыхателя. Ему нужно было завязать разговор. Неважно, какими силами: уговорами ли, угрозами. Необходимо начать диалог, следом - влиять, уговаривать, наставлять, советовать...
   - Нормально, - тихий испуганный голос. Аня не смотрела ему в лицо. На мгновение, цепенея от ужаса, задержала на нем взгляд, когда Аслан только зашел в комнату, и тут же вжала голову в плечи, да и сама вся сжалась, закрыла глаза на секунду. Через некоторое время, пока он подвигал стул к ее кровати, она справилась с собой: выпрямила спину, открыла глаза, уставилась в пол. И изо всех сил сжала зубы. Слово 'нормально' произнесла еле слышно.
   - Я понимаю, Аня, что тебя сейчас не все устраивает... Прости, пожалуйста. Не могу по-другому сейчас, хотя очень бы хотел. Ты все равно бы не согласилась поехать со мной, быть со мной, если бы я попросил. В поезде мы не так уж долго общались, - Аслан произносил эту речь чуть извиняюще, но в то же время твердо и непоколебимо. Пленница должна понять, что Аслан не рассматривает ее возвращение домой ни в коей мере. Он настоящий влюбленный мужчина, не готовый отпустить свою женщину. Никуда.
   Русские слова выговаривал неторопливо, с уверенностью, радуясь тому, что они очень легко подбираются: Аслан долго жил в Москве, несколько лет говоря на родном языке лишь в семье. Никаких проблем с подбором уместных выражений у него не было.
   Это было очень важно для работы Аслана. Работы, где нужно правильно строить фразы, детально продумывать подбор каждого слова.
   Пока на Аню то, что он сказал, не произвело нужного воздействия. Аслан не волновался: идет работа вербовщика, и вербовать приходится в несколько непривычных условиях.
   Аня не расположена к нему, не доверяет и очень боится. Дни и дни разговоров. С ночами придется подождать. Не торопись с этим, и ты получишь намного больше, напомнил он себе.
   Аслану нужна настоящая победа. Он ткнет в нее носом того же Амира: ' Посмотри, Амир, какие русские женщины шлюхи. Она влюбилась в меня без памяти, предала веру и то, чему верила раньше. Я выиграл наш спор. Она пошла за мной....'
   Да, битва будет трудной, и на нее поставлено слишком многое. Растерянный взгляд поверженного Амира докажет Аслану, что он более не ' слабое звено', он - один из лучших. Как было раньше.
   И за ним не надо присматривать.
   - Как тебе платье? Нравится? - переменил Аслан тему разговора.
   Легкий кивок. Она так и не смотрит на него.
   - Красивое,- почти шепот.
   - Я специально выбирал его. К твоим глазам, - проговорил он заботливо, вглядываясь с нежностью в лицо Ани. Бесполезно: его ласкового взгляда она так и не увидела, но Аслан знал, что эта нежность должна слышаться и в голосе.
   Про платье - ложь. Аслан взял то последнее, что оставалось в запасах. Их заказывали штук пятнадцать в подарок женам и сестрам, которые им помогали. Платье никому не подошло ли, или будущая обладательница на момент получения Фатимой всего этого богатства была уже мертва, он не знал, но по счастливой случайности платье было именно зеленым и по определению подходило к Аниным глазам.
   - Спа... спасибо.
   - После свадьбы я куплю тебе много одежды по мусульманской моде. Какую ты захочешь! Сережки, кольца, браслеты... Ты будешь ходить только в дорогих красивых вещах. Никаких дешевых сарафанов, никаких китайских шорт, которые у тебя были в поезде! Это было глупо и неправильно, Аня! Я тебе тогда говорил об этом! Вспомни, как к тебе хотели пристать два мужика, когда ты вышла курить... И да. Курить тебе вредно. Сколько сигарет у тебя осталось?
   - Одна, - короткий безжизненный ответ. Голова Ани склонилась еще ниже.
   Аслан легонько подхватил ее пальцами за подбородок, подняв ее голову.
   - Ты больше не куришь, Аня, - посмотрел строго, но без угрозы в полные страха зеленые глаза, и сказал так же, больше советуя, чем приказывая, - курить - вредно. Я тоже брошу, вместе с тобой. Мы бросим вместе, так даже лучше. У тебя есть электронная, несколько дней можешь попользоваться ею. Потом я заберу ее. Пора уже думать о своем здоровье и жизни. Если твоему мужу было плевать на твое здоровье, то мне - нет. Моя жена курить не будет!
   Мимолетное удивление на лице Ани вновь сменилось испугом.
   - Ты же понимаешь сама, что курение вредит здоровью?
   - Понимаю...
   - Если бы от курения была польза, Аня, я бы не запрещал тебе его. И я давно бы выпустил тебя из этой комнаты, если бы был в тебе уверен. Я не маньяк и не чу... не чудовище. Так говорят русские женщины, да? Чудовище?
   - Да.
   - Я обычный человек, Аня. Видит Аллах, я не хотел тебя украсть! Я хотел найти тебя в Адлере,быть рядом, когда ты будешь отдыхать. Когда в поезде тебе стало плохо, я решил позаботиться о тебе. Ты слышишь меня?
   - Слышу, - слова Ани были тихими и сдержанными. Аслану нужно было, чтобы она произносила слов как можно больше. Он подстраивался под Анино дыхание, под тембр и темп голоса: копируя их, легче войти в доверие. Один из психологических приемов. Ему рассказал об этом года два назад один из психологов в лагере. С другой стороны, Аслан умело пользовался им еще в детстве, так что прием не стал для него откровением.
   - Да... А потом я подумал, то ты со мной общаться не захочешь. Потому тебя украл. Я не жалею об этом, - пожал плечами Аслан, поправив воротник светлой рубашки: в ней Аслан смотрелся очень круто. Рубашка подчеркивала смугловатую кожу Аслана, его широкие плечи - ему об этом говорили бывшие две 'жены', да он сам видел, не слепой.
   Не в привычках Аслана было разговаривать подобным образом, тем более - с женщиной, которую он ненавидел. Он всегда отличался сдержанностью, но другого пути к доверию русской не было, и приходилось ласково и просяще смотреть на Аню и 'изливать душу':
   - У нас часто воруют будущих жен. Их запирают в комнате и уговаривают, пока они не согласятся. По-разному уговаривают, - перехватив немного ироничный недоверчивый взгляд, поспешил поправиться Аслан. В детали погружаться не стал: они не слишком подходили к ситуации, а ему было важно 'прикрыться' уважительной причиной, коей могли бы стать обычаи, - девушки всегда соглашаются.
   - Всегда? - переспросила Аня, и зеленые внимательные глаза обожгли Аслана.
   - Я очень хочу, чтобы я стал для тебя любимым человеком, - все также мягко и проникновенно вещал Аслан, не ответив на вопрос Ани, - у нас с тобой может быть отличная семья. Просто дай мне шанс! Прошу! Если бы я тебя встретил где-нибудь в Москве, никогда бы не подошел к такой, как ты! Слишком мало могу предложить тебе: я не миллионер, не известная личность, я - обычный чеченец ....Но у нас с тобой может быть дружная семья. И дети! А не так, как с твоим мужем, о котором ты мне рассказывала. Кольцо которого ты даже не носишь, - он специально уставился на руки Ани. На правой руке было одно серебряное кольцо на среднем пальце и ничего - на безымянном, - ты с ним была несчастна, Аня. Наверное,хотела разводиться, правда? Потому и поехала в Адлер одна. Чтобы с кем-нибудь познакомиться, отвлечься. Я прав, - удовлетворенно заметил Аслан, наблюдая, как его пленница, закрыв лицо руками, теперь сидит, слегка покачивая низко опущенной головой, и 'нажал' сильнее, - ты не выглядишь замужней женщиной, Аня. Не выглядела там, в поезде. Поэтому к тебе пытались пристать мужчины. На тебя еще смотрел наш сосед, у которого было трое детей, помнишь? Все из-за этого. Не ощущается, что ты замужняя. Кольца не носишь специально? А как ты смотришь на мужчин! Как будто ищешь того, с кем тебе будет хорошо!
   Аслану не нужно было напрягаться, чтобы говорить убедительно, ведь он говорил сейчас чистую правду.
   Кольца не было. Она искала мужчину. И если бы не задание, Аслан бы никогда не обратил внимание на эту русскую. Вернее,обратил бы,и , возможно, долго смотрел вслед, но никогда не подумал сделать ее своей, пусть и на короткое время.
   Ни слова лжи.
   Голос Аслана вибрировал от внутренней силы, подкрепленной совершенной истиной. Мало того: он ощущал, как из всего его тела исходят токи, заполняющие без остатка пространство небольшой комнаты. Они подавляли волю русской: та уже отняла руки от лица и отсутствующим взглядом смотрела на Аслана. Красивые глаза потускнели; лицо стало мертвенно бледным.
   - Отпусти меня, Аслан, пожалуйста. Я никому не скажу, все забуду. Я не нужна тебе, ты найдешь другую, - русская билась раненной птицей в клетке. Аслан медленно повернул голову вправо, потом влево, продолжая пристально смотреть в глаза Ани:
   - Я уже нашел. Тебе кажется неправильным, плохим то, что я сделал. У меня не было выхода, пойми! - он прикоснулся пальцами к бледной щеке Ани. Та от неожиданности отшатнулась, глядя с испугом на Аслана.
   Он медленно убрал руку, сжал пальцы в кулак. Русская посмотрела на этот кулак и закусила губу. Кажется, приготовилась к тому, что Аслан будет ее бить. Подобралась вся, притянула руки к животу, взгляд стал предельно настороженным.
   Аслан ласково улыбнулся в ответ. Вновь протянул руку к Ане, поправил складочку хиджаба. Она не двинулась и не вздрогнула, пока он подносил руку к ее голове, проверяя, насколько сильное Анино чувство страха.
   Русская не вздрогнула, ответной ненависти не появилось в глазах. Она не из 'забитых',сделал вывод Аслан. Муж ее, без сомнения,ни разу не поднял на нее руку за всю их совместную жизнь.
   Словно в тумане, Аслан нащупывал характер Ани, по крупицам восстанавливал образ ее прошлой жизни. Скоро он узнает о ней больше, и тем легче будет воздействовать на нее. А желание, диктующее ему совсем другое поведение, он отлично сдерживал.
   Слишком многое в его жизни зависело от женщины, которая даже не подозревала об этом.
  
   глава 12.
  
   - Как продвигается ваше 'ничего'? Красотуля уже влюблена без памяти? - Амир развалился на диване в гостиной, поигрывая тонким метательным ножиком. Подбрасывал его и ловил раз за разом. Аслан остался внешне равнодушным к подколу.
   - Все как надо.
   - А-а-а, - Амир потянулся, закинул ногу прямо на спинку дивана, - Скучно-о! Я уж не знаю, что бы выдумать... И выйти пока нельзя отсюда.
   - Мусульманин всегда найдет, как себя занять, - многозначительно начал Аслан. Выскочка русский зевнул в ответ:
   - Намекаешь, чтобы я почитал ваши книжечки али что? Бл.., да в курсе я, что в них имеется. Нового, Аслан, там еще не написали, чего я о вас не знаю, извини уж за прямоту.
   Аслан ничего не ответил.
   Русский бесил его. Он не был ни минуты мусульманином, пусть и молится пять раз в день в небольшой комнате, предназначенной для намаза, вместе с Асланом и Муслимом, не ест свинину, не пьет...
   Аслан его возненавидел сразу же, когда они только познакомились в лагере, куда Амир приехал как инструктор. Ненависть с тех пор не изжила себя - усилилась.
   Умом Аслан понимал, что им нужны такие люди. Пусть и не особо верующие, не идущие по праведному пути, зато имеющие огромный опыт, профессионалы своего дела.
   К Амиру не он один относился с недоверием. Несколько лет назад были и другие - смирившиеся с его присутствием, незаметно наблюдающие за русским. Тот был чужим.
   А теперь, по прошествии лет, Аслана иногда не покидало ощущение, что это не Амир стал среди них чужим, а он сам.
   - На гитаре обыгрался - раз. Натренировался - два, - русский загибал пальцы, размышляя вслух, - Куча свободного времени. Куда девать, не знаю! Слушай, установлю-ка я бревна во дворе, а? Покидаю в них ножики, что ли... Не могу ничего не делать. Стрелять нельзя, капец просто...
   Аслана это нытье вывело из себя. Он, сжав кулаки, присел в напротив. Русский глянул на него одним глазом и чуть переменил свою позу. Погрозил ножиком, зажитым в руке, ухмыльнулся:
   - С бабами еще намечается напряженка... Этих двух увозят завтра? Одна ничего так была, неплохо позажигали... Без передачи кому надо, ты сечешь...
   - Завтра, наверно. Муслима спроси, он их везет. Останется Зура, - Аслану было положить на то, чем занимается Амир в свободное время.
   - А-а, - замотал головой Амир, - зачем мне Зурка? Как-то не очень, примелькалась перед глазами за три года... А вот твоя Анюта... Понял-понял, занята, - рассмеялся сухо. Скинул ноги с дивана, сел ровно, скопировав положение Аслана в кресле, - пойдешь на бабки ножики кидать, Аслан? И потренируемся, и развлечемся...
   - Мне есть, что делать, - отрезал Аслан, хотя предложение его заинтересовало. Он сам неплохо метал ножи.
   А еще Аслан слышал, что Амир повернут на этом деле. Он уже видал в лагерях то, на чем Амир был повернут. Проигрывать деньги не хотелось.
   - Давай без денег, какая разница! Подойдешь, короче....
   - Не знаю. Если время найду, - Аслан поднялся. Амир зацокал языком:
   - Ай-яй-яй, Асла-ан... Красотуля так хороша кой-где, что ты сам не свой ходишь и некогда на улицу выйти? Смотри-и... не забудь про дело за любовью-то... - и русский добавил еще парочку скабрезных выражений. Аслан вышел из гостиной, не дослушав Амира. Хотел сорваться, но сдержался. Русский нарывался специально. Аслан все не мог найти вескую причину, хотя кое-какие размышления на этот счет у него были.
   Злость в душе Аслана увеличивалась с каждой насмешкой, на которую он не мог как следует ответить.
   ' Я убью его, - пообещал себе Аслан, - скоро'.
  
  
  
   Аня дымила электронной , не желая избавляться от вредной привычки ни при каком условии.
   ' Мне стало плохо в поезде - или ты постарался?
   Можешь не рассказывать мне про настоящую любовь, в жизни не поверю...
   Кто такой Шахидэ?'
   Сотни выдуманных разговоров Аня вела со своим невидимым собеседником. Выдумывала ответы, замирая от ужаса, или, наоборот, подбирала такие, от которых было немного легче и спокойнее.
   Только последних становилось все меньше и меньше.
   Одиночество тяготило, но и визиты гостей были нерадостными. Раньше три раза в день появлялась молчаливая Фатима с едой, сопровождала она Аню по вечерам и в душ, (стояла, как всегда, за дверью), но теперь у нее было намного больше посетителей. Н-да...
   Несколько вечеров подряд приходил Аслан.
   Они вели задушевные беседы о будущем... Ага.
   Сначала говорил по большей части он, Аня отмалчивалась либо отвечала односложно, выбирая слова ответных реплик как можно тщательнее.
   Неудачно сказанное слово могли стоить жизни, посему Аня крайне осторожно стала относиться к тому, что говорила. Она давно заметила, что этого человека легко задеть за живое или обидеть, а уж разозлить, по всей видимости, можно еще легче. У нее почти получилось это сделать пару раз.
   Тогда красивые карие глаза потемнели, изменилось лицо... Он посидел, отвернувшись, и те секунды - будто на самом краю бездонной пропасти - были самым ужасным, что Аня переживала в своей жизни. Пока.
   Аня теперь научилось незаметно вглядываться в лицо Аслана, предвосхищая опасность.
   На третий день разговоров много говорить о себе пришлось ей. Как бы Аня не старалась отгородиться поначалу односложными ответами, Аслана разозлили ее увертки, и она дико испугалась, малодушно начав рассказывать о своей прошлой жизни. 'Лучше говорить мне, чем он меня будет насиловать', - подобные мысли не давали Ане покоя: они были точно не беспочвенны.
   За всю бурную местами молодость столько было этих плотоядных взглядов! Иногда после подработок хотелось прямо-таки в душ залезть и долго тереться мочалкой: восемнадцатилетняя щепетильная Анечка не избавилась полностью от дурацких маминых предрассудков о том, что привлекать слишком пристальное мужское внимание не есть очень хорошо и правильно.
   С того времени минуло много чего, и позже Ане уже было плевать, кто и как на нее посмотрел. Сейчас же вновь вернулось это чувство. Взять бы и мочалкой растереться до красноты!
   Аня изо всех сил пыталась выглядеть непривлекательно перед Асланом, только приемов могла использовать ограниченное количество. Если раньше она могла зализать волосы, испортить лицо неправильным макияжем, надеть такие вещи, которые скрыли бы фигуру, то теперь ей оставалось не так уж много: сутулиться и совершенно не краситься. Косметика у нее была, конечно, только использовать для того, чтобы придать себе непрезентабельный вид, Аня побаивалась. Слишком это будет заметно.
   Но не всегда Аня говорила о себе из-за сковывавшего все тело страха, который сжимал горло и заставлял давиться произносимыми словами. Вкрадчивый голос Аслана проникал в душу, медовые глаза гипнотизировали, а голос звучал так ласково, и Аня начинала иногда забываться на доли секунд и признавать, что, скорее всего, он выкрал ее действительно из-за того, что она Аслану понравилась. Так рассказывать становилось намного легче, дыхание не сбивалось, и Аня говорила о своей прошлой жизни. О работе, о подругах, о том, как проводила выходные. Общие фразы, без детальных подробностей, по большей части - правда: Аня пыталась было врать, только не получалось. Аслан имел привычку задавать не только наводящие, но и 'проверяющие' вопросы. И задавал он их так быстро, что Аня побоялась облажаться по полной.
   Она попалась на вранье один раз.
   Тогда Аня подумала, что пришел ее конец: ее словно швырнуло об стену сочащееся яростью лицо Аслана. Больше врать не рискнула, но все же повествование о прошлом чуточку фильтровала, хоть и сложно это было делать под давящим внимательным взглядом.
   Например, выставляла Лешку (прости, Лешик!) не очень любящим, слишком равнодушным и незаботливым. Аслана это, как интуитивно ощущала, устраивало более чем. И он вновь начинал рассказывать ей о своих планах, об их будущей счастливой жизни, о том красивом мире, упорядоченном и справедливом, в котором живет он и будет жить Аня, где женщина занимает четко отведенную ей нишу, где она счастлива со своим мужчиной...
   'Это ложь, ложь. Не верь ему, Аня!' - твердила она себе, оставаясь в одиночестве.
   Россказни Аслана не были лишены какой-то... красоты, что ли. Если бы у Ани за плечами не было пяти лет филфака, где она с достоинством сопротивлялась всем вдохновенным речам Петра Сергеевича о Боге и где перечитала множество зарубежной литературы (ее Аня любила больше, чем русскую), а еще если бы она не была женой всезнайки Леши и ей было немного меньше лет, она бы, возможно, прониклась бы красивыми речами чеченца. Поверила в них, как последняя дура.
   Сейчас витиеватые восточные описания вызывали у Ани лишь рвотный рефлекс. Наслушалась она громких фраз! Просто те были сначала про писательство, потом - про европейские ценности, а эти - про любовь, семью и счастливую жизнь.
   'Я как будто из дома не уезжала!'
   Но удивительно: вспоминая про Лешку, такого далекого, но сейчас ставшего до невозможности родным, Аня начинала волноваться, что делает он без нее дома, как устроен его быт, как с ним справляется. Как справляется с одиночеством...
   Сейчас она его нежно любила, словно в начале отношений.
   Читает, наверно, Стругацких. Или Ницше, или Бодлера. Заваливается на диван в свои выходные с бутылочкой пива, ленится готовить. Берет в магазине пельмени или вареники, делает бутерброды с колбасой, ест всухомятку. Считает дни до того счастливого мига, когда вернется жена, чтобы, сначала разразившись ворчанием и упреками, потом, поостыв, уютно устроиться на стуле в небольшой кухне и наблюдать, как Аня готовит...
   А Аня не вернется.
   И рыдания оглашали небольшую комнату дома, затерянного в Дагестанских горах.
  
  часть 3.
  Зачастила к ней и Зура: полы мылись теперь каждый день. Ее посещения для Ани были ушатом холодной воды, которые сводили на нет сомнительные усилия Аслана очаровать ее: на примере Зуры Аня чрезвычайно ярко увидела, как все происходит на самом деле. Девушка в балахоне оказалась очень общительной: жуя жвачку, садилась прямо на тумбочку и, болтая ногами, говорила. Ане было дико смотреть на полностью скрытую черным одеянием фигурку, с легкостью рассуждающую обо всем на свете, но больше о праведном пути к Аллаху и - между делом - рассказывающую о своей жизни.
  Зуру в пятнадцать лет украли, а потом она вышла замуж. Когда Аня, выпучив глаза, выдохнула 'Как так?', девушка, равнодушно пожав плечами, сообщила: 'Как обычно'. Она шла по улице с подружкой, подъехала машина, ее быстро туда запихнули. Зура так же, как и Аня, сидела несколько дней запертой в комнате, и муж сначала уговаривал ее выйти за него замуж. Девушка отказывалась, но ее все же уговорили. Каким образом, Аня сразу угадала, и волосы на ее голове зашевелились в который раз.
  Зура вышла замуж, потому что пути назад, в семью, не было. Честь девушки, потеря невинности, все прочее... ' А как же...как же... это же чужой тебе человек! Ты же не знала ничего о нем, он тебе даже не нравился!' - Аня просто кипела от негодования. Да, много чего было в истории, но чтобы сейчас, в двадцать первом веке, такое случилось? Пятнадцатилетняя девочка, совсем ребенок... Сердце наполнилось жалостью к Зуре и ненавистью к ее мужу.
  Но 'ребенок' в жалости не нуждался. Почти не меняя выражения лица, Зура рассказывала дальше, и страдающей сироткой вовсе не выглядела. Рассказывала, что была счастлива с мужем до тех пор, пока тот не погиб. Красивый, мужественный, страстный. Настоящий мужчина. 'Как Аслан'.
  Аня возблагодарила всех святых, что ей пока везет и ее лишь 'уговаривают'. И тут же поняла неотвратимость следующего шага Аслана.
  'О-о-о... Пресловутой чести у меня нет, много лет уже замужем, уже пожилая я тетка, если сравнить с мелкими, которых похищают. Нашел кого красть, придурок!'
  В присутствии Зуры Анин страх не проявлялся отчетливо, хотя она была так же сдержанна в словах и осторожна. Просто не ощущала от Зуры угрозы. Та была всего лишь молодой девчонкой, которая могла бы зубы сломать об заматеревшую Анечку, попробовав втягивать пленницу в свою веру: наивная, необразованная, ограниченная в своих представлениях о жизни, Зура не походила на профессионального психолога. Хотя Аня не до конца доверяла и этому впечатлению, отовсюду ожидая подвоха.
  Дело было в том, что не Зура занималась пленницей. А с теми, кто занимался, Ане будет сложно соперничать. Например, о книгах по НЛП она слышала исключительно от Лешки. Сама в них не заглянула ни разу, хотя дома они имелись. Уборка, готовка, работа, постоянные неотложные дела. Аня не успевала так быстро самосовершенствоваться, как Леша.
  А что работа с ней будет вестись, вернее, уже ведется, она готова была поклясться чем угодно. Только как защитить себя, не знала.
  Амир больше не заходил - единственная радость. 'Аслан приказал', - фыркнула про себя Аня, легко объяснив себе его отсутствие. Если таким можно приказывать. Жизнь свидетельствовала, что можно: своего неизвестного начальника он слушался беспрекословно.
  
  Форточка давно стала средством для того, чтобы получать информацию. Аню интересовало сейчас, сколько человек живет в доме.
  Женщин здесь находилось подозрительно много. Один раз Аня увидела три высокие темные фигуры - сразу, рядом. Это случилось лишь однажды, больше такого не повторялось. Они просто прошли по дворику и скрылись за углом дома.
  Следующим развлечением стало ее наблюдение за Амиром. Тот постоянно метал ножи в этом дворике, как раз в поле зрения Ани. С разной дистанции, из разных положений - сидя, стоя, лежа. Четкие, отработанные движения. Ножи входили в бревна словно в масло - так казалось Ане сверху.
  Шея болела от напряжения, сердце билось как бешеное: она боялась, что Амир поднимет случайно голову, что во время ее подглядывания зайдет Аслан или Фатима, а она не услышит шума открываемой двери.
  Он развлекался долго. Методично и без всякой лени повторял одно и то же снова и снова. Когда Аня уставала на него глядеть, она спускалась со стула и растирала затекшие от неподвижного стояния плечи и шею.
  Комнату тщательно оглядела уже давно и, удостоверившись, что камер в ней нет, вздохнула свободнее.
  До сих порей было непонятно, что это за место.
  Нет, не в смысле, в какой именно части Дагестана она находится. Дело было в другом: чей это дом? Что здесь делает Аслан, на каких правах Фатима? Она кто - тетя Аслану, дальняя родственница? Или этот дом предназначен для других целей?
  Аня оставила этот вопрос на будущее. У нее были проблемы поважнее.
  'Итак, выбраться можно либо самой, либо с чьей-то помощью извне. Ясно уже давно. А лучше пытаться и так, и так. Мало ли, что выгорит. Намекну маме, скажу что-нибудь такое, чтобы она заподозрила, а Аслан не понял... Бли-ин! Она же у меня не будет церемониться, просто вопросы будет задавать, кричать, ругать меня. Или поймет? Скоро отпуск заканчивается, я должна домой бы по-хорошему ехать... Подумать, что намекнуть и как... На маму надежды мало, конечно. На Лешку вообще нет: он обещал, что звонить мне не будет из-за принципа. Моралист фигов. А может, не выдержит?' - Аня вздохнула и улыбнулась саркастически: нетушки. Леша сказал - Леша сделал. Звонить ей он не станет даже под дулом пистолета (хотя вот здесь Аня в свете всего случившегося засомневалась бы.).
  ' Нужно во что бы то ни стало выйти из комнаты. Ходить по дому свободно, как Зура', - Аня тяжело вздохнула. Нереально. Невозможно. Немыслимо. Не выполнимо.
  ' Давай, подбирай синонимы, не думай о деле. Решила любимый филфак вспомнить, пока запертая прохлаждаешься?'
  Аня пыталась систематизировать все то, о чем размышляла ночами без сна и самыми долгими днями своей жизни.
  Первое. Связаться по инету с адекватными знакомыми, которые не отмахнутся от ее весточки. Зайти к себе в почту, написать им оттуда. Звонок по телефону. Полиция, мама, Лешка, черт бы его побрал. Но лучше всего не мама, а отчим: он не станет разводить криков, выслушает спокойно, что Аня успеет сказать. Главное - замести следы своего звонка или письма. Звонка - легче....
  ' Если они узнают, что я звонила...' - Аня поперхнулась и закашлялась. Зажмурила глаза, потерла виски. Задела подушечками пальцев ткань своей летней шапки, которую на нее нацепили, не спросив разрешения, недовольно поморщилась. Жарко в ней, непривычно в платье. Аня снимала подарочки на ночь: пробовала было в платье и с этой штукой на голове ('Хи...хэ... Как она называется, Зура говорила же?') спать, но и полчаса не выдержала, разделась, надела свою хорошенькую пижамку. В привычной одежде заснуть удалось. У нее была еще тонкая кружевная сорочка (ее отдали вместе с остальными разрешенными вещами), но Аня бросила ее на дно сумки и приготовилась сжечь при первом удобном случае: от мысли надеть кружево тошнило. Ранним утром она снимала пижаму, переодевалась в новый наряд. Нитки на одном из швов на платье она аккуратно перекусила зубами, образовав небольшую дырку сбоку на уровне груди. Дыра была незаметна, если не поднимать правой руки. Смысла в ней большого не было, но Ане казалось, что дышать стало немного легче.
  Два дня Фатима учила ее закреплять штуковину на голове с маниакальным усердием. На третий день Аня соорудила себе ее сама. Криво, косо, но соорудила. Ей не хотелось больше, чтобы до нее дотрагивалась Фатима. Чтобы до нее вообще кто-то дотрагивался из этого дома...
  Второе: убежать! Выкрасть ключ, подкупить кого-нибудь. С этим планом, впрочем, Аня бы поспорила. Уйти от дома далеко она вряд ли успеет. Затеряется в лесу, а что дальше? Игра на выживание? Она и сориентироваться не сможет, не знает местности и совсем не умеет выживать в полевых условиях. Хотя лучше побег, чем...Чем изображать покорную восточную жену. Если получится, она убежит обязательно. И будь что будет.
  Еще одна вещь. Самая надежная - и самая сложная из всего передуманного. Ане придется ее изображать, чтобы избежать неприятностей. Кулаки у Аслана...бр-р...
  Молоденькая Анечка с подружками-модельками называла этот прием 'улыбаемся и машем'. Внешне соглашаться со всем, что тебе говорят, не идти сразу на конфликт. Соглашаться - и даже улыбаться при этом.
  На все.
  'Убирай эмоции, Аня! Тебе надо выбираться отсюда! А если не через Аслана? Продумать варианты. Нет, сейчас самое главное - выйти из комнаты. Но меня выпустит только Аслан. Через Зуру? Подкупить ее, чтобы она открыла мне двери? Но ключи не у нее. Она может их выкрасть? Глупая идея. Зачем ей рисковать ради меня? С Фатимой бесполезно, с Амиром - тоже. Мне нечего ему предложить, а Фатиме я хоть весь мир принесу на тарелочке - не возьмет. Фанатичная... С фанатиками не договориться. Остается Аслан. Улыбаемся и машем...'
  Аня придумывала многочисленные 'выходы' - шаткие, ненадежные. Все они снова и снова упирались в одного человека. В Аслана.
  'А если влюбить его в себя? Сейчас он мне лапшу на уши вешает. Делает вид, что влюбился. Отлично! Тоже сделаем вид, а потом посмотрим, кто умеет кривляться лучше'.
  Холода в зеленых глазах было столько, что они бы смогли заморозить стену, на которую Аня смотрела не отрываясь. Она ощущала злость, покрывающую страх словно легкий первый снег, который падает осенью на блестящую от воды грязь. Со злостью было не так страшно.
  'Мне есть к кому возвращаться, мать твою! Я нужна и любима, и можешь не петь мне о своей любви и детях! Нашел больное место, да? Подавись! Придурок, ты мне жизнь ломаешь! Я тебя не просила меня красть, тварь! Ты еще пожалеешь...'
  Страх снова заполнил мысли. Аня чуть не застонала от сомнений и обреченности. 'Кому адресуешь свои огненные фразы? Воевать собралась, молодец! Сама дрожишь как кролик...'
  Сможет ли она? А если он изнасилует ее, как тот парень - Зуру? Получится ли дальше улыбаться и втихаря мечтать о побеге? Получится ли что-нибудь?
  'У тебя нет выхода, Анечка, ясно? Потерпишь столько, сколько нужно, лишь бы не кормил своими лекарствами и наркотиками, скорее всего, тоже. Иначе сведутся к нулю твои красивые замыслы... Придется скорее демонстрировать согласие во всем. Сейчас он жалеет наркотики, или у него их нет. А может, он надеется меня уговорить по любви...У-у! В любом случае, интерес к Аслану проявлять стоит. Чем раньше я это сделаю, тем быстрее меня выпустят из комнаты, следовательно, я быстрее попаду домой... если все получится....или мои планы провалятся... Не думай о плохом, Аня, не думай! Все должно получиться, обязательно! Не думай о плохом, нет, не надо...'
  Аня даже на кровать прилегла: откуда-то появилась слабость во всем теле. Ничего серьезнее того, что сейчас происходило с ней, Аня в своей жизни никогда не испытывала.
  'Ты воюешь до победы... или до смерти'.
Оценка: 7.52*9  Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"