Стас не мог ошибаться. Светленький хвостик, высокие лаковые сапоги на шпильке, очки в пол-лица.
Ну что, мадам? Вы боролись, но это ни хр..на не работает!
Злорадства хватило Стасу ненадолго. Он проехал немного и остановился. Не двигаясь, сидел в машине.
Она столько переживала из-за девчонки...
Пусть ее Лена стоит здесь. Стас проедет мимо, ему без разницы!
Руки не слушались. Он уже вытаскивал из кармана телефон и набирал номер Вадима.
- Вадим, не хочешь прикрыть малолетнее бл..ство? Меня возьмешь в команду? Помогу, чем смогу...
Поступок будет подарком ей, хотя она никогда не узнает об этом. Больше мелкая стоять на трассе вряд ли станет. Стас устроит шалаве такую рекламу - мало не покажется. А девчонка, как он помнил, пиариться боялась.
Стас это сделает для той, которую он...ладно, уже неважно.
Меня выписали девятого января. Десятого дети пойдут в школу, их родители - на работу, Вероника же останется дома.
Я вольна искать место или устроить отпуск за свой счет, предаваясь блаженной лени.
Надумала все-таки выбрать первый вариант: за любую работу, лишь бы была, хвататься не хотелось, плюс лучше найти поближе к дому и не с символической зарплатой.
Как несколько месяцев назад, я забрала Жужика. Теперь у Розы Андреевны, не у Стаса.
После душещипательного приветствия (в конце его Жужик все-таки залез ко мне на ручки, позабыв, что он уже упитанная дворняга, а не крошечный щенок с переломанными лапками, который сильно болел и которого Вероника долго носила на руках) мы с Жужиком простились с Розой Андреевной и вернулись домой.
В подъезде столкнулись с соседкой.
-Вероника, здравствуй! К тебе приходил мужчина раза два. Высокий такой, большой, светловолосый... Ты уезжала, что ли? И собачки не было...
- Я была в больнице, Жужик жил у знакомой.
- Ох ты...
Соседка заахала, нажелала мне здоровья и хорошего жениха в придачу. С трудом улыбнувшись, я обещала, что так и будет, потом поднялась с Жужей на второй этаж и открыла ключом дверь своей квартиры.
Значит, он приходил. И звонил на старый номер, наверно. Не вернуть ли мне старую сим-карту в телефон и позвонить?
Так хотелось это сделать. Даже больше: набраться наглости и постучать в его дверь.
Стоять на пороге и смотреть. Потому что за порог Стас вряд ли меня пустит.
Или сказать: "Стас, я все выдумала, с Робертом меня ничего не связывает...". И тут выходит в прихожую Алиска...
Никуда я не пойду. С мужем хлебнула горя, когда узнала, что у него есть любовница и я стала лишней... Странно, что он вообще здесь побывал. В шахматы не с кем играть, наверно.
Вынужденное безделье (не знаю, что посулила Роза Андреевна матери своего ученика, но держали меня в больнице до последнего, переплюнув все положенные для этого сроки, хотя у меня со здоровьем было далеко не плохо) порядком меня расслабило. В ближайшие дни я займусь домашними делами: выкину из квартиры все лишнее, устрою дома уборку, затем начну искать работу.
Не забыть бы еще: завтра мы встречаемся с Робертом, и репетиторства с Марком продолжатся, а это значит, небольшие деньги у меня будут.
Кроме того, я обзвоню всех моих детей, с которыми я индивидуально занималась русским языком. Всех тех, кто не учится в школе, где я работала, разумеется: в моей, наверно, скабрезную историю знает каждый первоклассник. Поражаюсь, что ко мне не пришел никто из полиции, министерства образования, прокуратуры - откуда там приходят, если учителя подозревают в приставаниях к ученику?
Скорее всего, делу сразу же дали задний ход: Максиму тоже не нужна широкая огласка. Веронику обвинили, убрали из школы - и будет.
Не пропаду, подработки есть. Я начала тратить отложенные деньги, но увлекаться не стоит. Неизвестно, сколько времени займет поиск новой работы, придется растягивать накопления.
Так или иначе, Вероника начинает новую жизнь. Без школы, лишних друзей и воспоминаний.
Вечером десятого числа, прямо перед встречей с Робертом, я вдруг почувствовала непонятную тревогу. Она пришла из неоткуда, заставив отставить утюг, которым гладила высохшие вещи. Прислушалась к себе и снова потянулась к утюгу. Глупости. Делай свое дело, Вероника. Только всяких дурных предчувствий тебе не хватало.
За окнами порядком стемнело. Так как мы с Робертом должны сегодня встретиться, я оделась заранее: не собиралась заставлять его ждать.
Время тикало, а Роберт не звонил.
Забыл? Из Питера еще не вернулись? Устал с дороги?
Я перебрала огромное количество оправданий. Но можно же было предупредить, верно?
Отложила последние джинсы, которые гладила, выключила утюг. Невидящим взглядом посмотрела на стопку.
Кем будет Вероника, если не учителем? Продавцом яиц, дворником, кондуктором. Весь мир для нее открыт.
Ирония меня никогда не покинет. Пока могу не волноваться: запасы круп и денег есть, чтобы в отчаянии не кидаться в те профессии, которые никогда не привлекали. Возможно, секретарем стоит себя попробовать. Я ответственная и исполнительная - школа научила. Корректором, редактором...
В восемь вечера я перестала ждать чего-либо. Доготовила плов, скормила тарелку Жужику и легла почитать.
Роберт позвонил в восемь пятнадцать вечера.
Его голос меня несколько насторожил. "Встретимся в сквере около твоего дома, Вероника, на освещенной аллее. Я через минут двадцать подъеду. Удобно?"
"Да!" - ответила я, и трубку тотчас положили. Лишь потом я сообразила, что за окном темно, и мне в небольшой парк около дома - пусть он в двух шагах - тащиться не хочется.
Почему именно в парк и так поздно?
Мелькнула мысль о маньяке, кстати. Знаете, как в фильмах: он был хорошим семьянином, а оказался самым плохим из героев.
В моей куртке до сих пор лежит ножик, подаренный Стасом. Единственная вещь, напоминающая о нем. Я как следует рассмотрела нож в больнице, когда никого не было в палате. Кустарная работа умелого мастера, но мне такой еще дороже. Ножик же его...
Пожалуй, стоит выбросить, чтобы уничтожить все напоминания о Стасе .
Не могу себя заставить. Пусть лежит.
Никакого маньяка, внезапно поняла я, подкрашивая губы, уже полностью одетая. Скорее всего, Роберт... голос слишком отстраненный... Роберт встретил в школе Нину Петровну. Или еще кого-нибудь из моих доброжелателей. Очень не хочется верить, что грязные слова обо мне передают друг другу ученики пятого класса, и сплетню домой принес Марк.
Вероника, не стоит! Зачем тебе туда идти? Хочешь еще раз услышать о себе гадости?
Я заторопилась в парк. Конечно, Роберта ввели в заблуждение. Он беспокоится, хочет поговорить, чтобы развеять сомнения, если они появились. Я бы тоже так поступила!
Что ни говори, но услышать сплетню и увидеть своими глазами - две большие разницы...
Как я пристаю к Максиму, не видел никто, даже я и Максим, потому что подобного не было в природе!
С Робертом нужно встретиться, объяснить, почему так вышло, рассказать о случившемся.
Шепнув Жужику, расстроенно усевшемуся в коридоре, "Пока, мой хороший!" ( с ним выходила на улицу недавно, и больше пес сегодня гулять не будет), я закрыла дверь на ключ и побежала вниз по лестнице.
В парк успела прийти, естественно, раньше Роберта. Остановилась недалеко от входа, у самого начала освещенной аллеи, огляделась. Парк был почти пуст, лишь у соседней лавочки стоял мальчишка лет шестнадцати, явно ожидая кого-то. По новому веянию среди подростков, паренек включил на полную громкость музыку и совершенно не скучал, изредка постукивая ботинками по утоптанной дорожке.
Я вздохнула неодобрительно, Взглядом классного руководителя, который отругал огромное количество ребятишек за одежду не по сезону, пошарила по коротенькой куртешке и явно не зимним джинсам паренька. Стоит мальчишка, мерзнет. Родители, куртки им нужно покупать не модные, а теплые! Намодничаются, а после маются болячками, как один мой ученик, который...
Вероника, ты уже не учитель. И не классный руководитель. Успокойся! Больше нет у тебя класса, который можешь назвать "своим".
Вроде бы мозгами понимаю, но старые привычки быстро не сменить.
- Вероника! - Роберт шел ко мне навстречу. На голос обернулась я и тот мальчишка, я заметила.
Появление Роберта ничего не изменило в его раскладе, музыку выключить он не посчитал нужным. Из динамиков лился забойный реп.
- Рада тебя видеть, - я с удивлением посмотрела в необычно хмурое и замкнутое лицо Роберта.
По-моему, что-то доказать будет сегодня нелегко. Здесь точно потрудилась единственная и неповторимая в своем роде женщина. Боже, ей-то я что сделала? Слова плохого за семь лет не сказала...
- Я не буду долго ходить вокруг да около, Вероника. У меня нет времени, дома ждет сын. Я сегодня услышал нечто, что шокировало меня и заставило изменить мнение о вас. Мы разные с вами люди, действительно.
- Роберт, неужели ты не понял! Там, в школе, меня просто оболгали! - с возмущением успеваю сказать я, прежде чем сердце совершает высоченный кульбит, и становится вдруг необычайно плохо, пусто и все равно.
Он поверил. И вовсе не горит желанием меня выслушать. Я виновата априори, без права на помилование и пересмотр дела.
Музыка, которую слушал мальчишка, сменилась, стала намного тише, будто паренек понял, что сейчас решается что-то до умопомрачения серьезное. Ветер донес до меня до боли знакомый художественный свист.
Со времен студенчества я знала песню наизусть, и мне не нужно было слышать ее слова и мелодию: сейчас они возникали в голове сами собой. Погребенные годами, работой, мелкими происшествиями и всей суетой жизни, забытые напрочь, слова песни жгли сердце как каленое железо, параллельно вежливым, но удивительно жестоким словам Роберта:
- Видите ли, Вероника, я не мог даже предположить, что у женщины, которая мне нравится, может возникнуть подобная ситуация...
"Мне сегодня прольется,
Белой кошке в оконце,
Лучик бисера пыли:
Доброе утро..."
- Ситуация с малолетним ребенком, даже пусть вы и говорите, что оболгали... но это же уму непостижимо! Как такое можно выдумать?
" Мне сегодня воздастся
Три ступеньки от царства,
Три подковки от Сивки,
Три копытца от братца..."
- Вы мне очень нравились, Вероника, очень! Но с таким грузом я жить не могу, совсем не могу....
"Три попытки вернуться,
Две попытки остаться..."
- Каким грузом? - шевельнулись мои губы.
"С вечера полоумно,
Вокзал немноголюдный -
прощай, мое детство.
А с утра безголово
От короткого слова
На стекле электрички..."
- С мыслью о том, что это могло быть на самом деле, понимаете? Если есть сплетни, значит, женщина в какой-то мере виновата в них. О целомудренной женщине не может быть сплетен...
" Мне по ранней дорожке
До беззубой старушки.
Пауки в паутинке.
Шелом алейхем!"
- Да неужели? - мои губы совсем замерзли.
"Преисполнена граций,
С бересты колесницы,
Я не синяя птица
В три погибели гнуться!"
- Больше нам с вами встречаться не стоит, да мы и не встретимся, тем более, из нашей школы вы уволились. Я скажу Марку... Не то, что я узнал, конечно.
"Я хочу улыбаться,
Чтобы не разминуться..."
- Вы ведь уволились? И вас с нами больше ничего не связывает. И со мной тоже...
"И что сегодня Джа даст нам,
Станет горьким лекарством -
С песней по жизни!
И чего мне стрематься,
Белой кошке в окрошке -
Парус надежды..."
Снова зазвучал художественный свист Веньки Дркина, который разорвал мое сердце на тысячу кусочков.
- Значит, одно плохо слово, одна злая сплетня - и ты бросаешь человека, который тебе нравится? Да, Роберт? - не мигая, смотрю в его глаза, - Класс! Остаешься чистеньким и правильным? Незапя-ятнанным? - издевательски покачиваю головой, кривлю губы в злой насмешке, - Дружба с людьми, о которых говорят плохо, чернит тебя, святого человечка. А если окажется, что сказанное - неправда? Ты хотя бы извинишься?
- Вероника, возможно, неправда... Но я...если уже сказали...
- Это называется, Роберт, верить людской молве, - перебиваю я, - Знаешь, я всегда считала, что мужчина не должен слушать пустые плетни, он должен думать сам, и обязательно спросить женщину, которая нравится. Нормальное жизненное правило, тебе не кажется? Или мормоны считают, что они выше этого? Нет, наверно, - обхватываю себя руками: холод пробирается в каждую клеточку моего тела.
В нем не виноват морозный воздух января, потому что я в теплой куртке, и морозец сегодня небольшой. Холод идет изнутри.
Он не отвечает мне, только сурово поджимает губы.
- А как же слова Иисуса, Роберт? В Новом Завете есть эпизод, когда к Иисусу приводят падшую женщину. Она действительно согрешила, а не так, как поступили со мной... Но Иисус не судит ее, нет! Он же говорит, помнишь: "Кто из вас без греха, пусть первым бросит в нее камень"
- Да, было такое в Евангелии. Женщину он простил. Но в Библии также сказано "Не прелюбодействуй". Заповеди, данные Богом, важнее того, что делал Иисус, тем более, его поступки можно трактовать по-разному...
Мои глаза расширяются от удивления. Теологические споры, конечно, никогда не были Вероникиным коньком, но читать и анализировать произведения - моя работа, мое любимое дело, мой хлеб, в конце концов.
- Как же так? Иисус учил любви к несовершенному! Любви, которая выше наших понятий о морали, грехе, нравственности!
Роберт смотрит на меня спокойно, отстраненно и немного безразлично. Учительским чутьем понимаю кое-что. От такого понимания у людей опускаются руки, закрываются глаза и замирают любые слова на губах.
Мы читали одну и ту же книгу, но увидели в ней совершенно разные вещи. Роберт знает, что его правда - самая правильная. Если будет стоять выбор между приличиями и любовью, он выберет приличия.
Судьба изящным жестом опустила вишенку на верхушку моего торта, слепленного из боли и потерь. Знаете, как бывает: вроде бы мелочь, а последний штрих, без которого - никуда.
Я искренне считала: религиозные люди порядочные, честные и добрые. Они и есть порядочные. Даже слишком. В ущерб настоящей любви.
- Ты еще, наверно, сейчас гордишься собой, да? Тебе неприятно, конечно, но вера в свой правильный поступок поможет пережить неприятный эпизод. Молодец, Роберт! Удобно, ничего не скажешь...
- Вероника, продолжение нашего разговора бесполезно, я думаю...
Роберту стоять рядом со мной не хочется. Его действительно ждут сын, старейшина или больные. Или Лена. Опороченная Вероника не представляет больше никакого интереса.
- Вот в этом ты прав. Совершенно бесполезно говорить с тобой. Что ж... Будь счастлив, Роберт! Ты хороший человек, нравственный, детям помогаешь, заповеди чтишь, и даже больше - в твоей секте есть, наверно, дополнительные заповеди. Я уверена, Господь будет к тебе благосклонен, и у тебя обязательно будет все, что только ни пожелаешь!
Роберт не заметит сарказма в голосе, потому что в его сознании подобный исход жизни неизбежен.
Он же молится, исправно ходит в церковь, ведет достойный образ жизни, не якшается с грешниками! За такое Господь воздаст сторицей, и никак иначе. Нормальные рыночные отношения.
Я тоже не собиралась задерживаться в парке. Мальчишка уже ушел, никого не дождавшись. После этих слов ухожу и я, не прощаясь, с достоинством расправив плечи. Не за что краснеть.
Если бы Стас узнал о сплетне, вряд ли бы он поверил. Еще посмеялся бы от души, обязательно сказав что-нибудь, одновременно юморное и немного обидное.