В норе под землей обитал некто Хаби, немолодой, битый жизнью религиозный фанатик и апостольский легат по совместительству - именно так начинается наше повествование. Обитал он не в какой-то мерзкой грязной сырой и тому подобное, нет, отнюдь. Нора не являлось норой в полном смысле этого слова; сам Хаби предпочитал более изящные и вместе с тем циничные термины, такие как "застенок", "каземат", "бункер". Тот факт, что местное население именовало нору "норой" или "подземельем" его ничуть не расстраивало. Напротив - Хаби ценил дискретность.
Нора начиналась привлекательным и манящим идеально круглым входом с круглой же дверцей, выкрашенной в веселенькие цвета - обманчивое зрелище, дорогое обошедшееся многим, купившимся на эту иллюзию. Дверь открывалась внутрь - и как правило, сразу же захлопывалась при помощи хитрого механизма; в дальнейшем открыть ее без ключа возможным не представлялось в силу добротного армирования. Изнутри дверь украшало тяжелое гротескное распятие - последнее, что видели многие из посетителей норы.
За дверью находился длиннющий коридор, похожий на железнодорожный туннель, хоть без гари и дыма, но гостеприимный, словно пасть акулы и уютный, как кресло дантиста. На стенах присутствовали крючочки - также один из элементов иллюзии; в дальнейшем они постепенно сменялись зажимами, подтягивательными блоками, дыбой, "испанскими сапогами", канавками для стока крови и прочим необходимым оборудованием. Хаби гостей не любил, но звание обязывало соответствовать. Туннель, аккуратно отделанный легко моющейся плиткой, уходил на мили вглубь Неньо Альтилло - так Хаби на родном полузабытом языке именовал горный кряж, в недрах которого он поселился; по ходу качество отделки значительно падало, количество света уменьшалось, антураж в целом становился намного мрачнее - вполне вероятно, Хаби в юности злоупотреблял аркадами и ролевыми играми. В туннеле изредка встречались дверцы со звукоизоляцией, ведущие в те комнаты, о предназначении которых не знал никто, кроме самого хозяина норы - но он предпочитал этого не разглашать, а желающих спросить напрямую по ряду причин не находилось.
Наш Хаби принадлежал к уважаемому роду Эль Торбо, что из Бильбао. Семейство - в составе Хаби и его инвентаря - переселилось в Неньо Альтилло относительно недавно. Семейство - в составе Хаби - считалось, как нетрудно догадаться, крайне уважаемым, но не только потому, что было очень богатым, но и потому, что с ними - или с ним, я имею в виду Хаби - никогда и ничего не приключалось. Наоборот, что-то приключалось с гостями Хаби в частности и со всеми, кто имел неосторожность проявить излишнее любопытство в целом. Что скажет Хаби таким любознайкам, можно было угадать заранее, не спрашивая, ничуть не сложнее было понять, что конкретно он с ними сделает; в силу этого количество подобных экземпляров весьма быстро сошло на нет.
Однако мы вам поведаем историю о том, что одного из рода Эль Торбо - а именно, самого Хаби - втянули-таки в приключения, и, к собственному удивлению, а также к немалому удивлению местного населения, он начал вести себя очень непредсказуемо. К лучшему это было или нет... Субъективно да, хотя... Впрочем, это вы поймете сами.
Родители нашего апостольского легатa... Кстати, кто такой апостольский легат? Пожалуй, рассказывать об апостольских легатах, да еще и фанатичных, будет неосмотрительно с нашей стороны, поскольку это чревато. Несмотря на редкость этих прозелитов и их рассредоточенность, эффективности им не занимать. Но некоторые черты обрисовать надо. Как уже упоминалось, носителей данного титула встретить трудно, особенно Еретикам, как они называют нас, людей. Сами они появляются на глаза как правило в виде вполне безобидной высокой мрачной фигуры в плаще, с капюшоном, скрывающим половину лица. Бороду апостольские легаты не носят, зато выбривают макушку, устраивая на голове прическу, именуемую "тонзура". Волшебного в них ничего нет, разве только умение быстро и бесшумно исчезать в тех случаях, когда жертва или несколько - из числа Еретиков, обычно - схвачена и обездвижена. Надо ли упоминать, что исчезают они вместе с жертвой?
Одеваются апостольские легаты довольно просто, преимущественно в мрачные цвета, что помогает им сливаться с растительностью на местности. Из обуви они носят окованные сапоги, которыми очень сноровисто и метко пробивают жертве - вздумай последняя заупрямиться - в пах или ломают пальцы ног. Длинные и ловкие пальцы апостольских легатов помогают им хватать жертву, выкручивать руки, заламывать их за спиной и конвоировать в свои гостеприимные логова. Смеются они хрипло, отрывисто, злорадно и редко, особенно после того, как удастся оприходовать очередную жертву, а уж тем более, если несколько за раз.
Теперь вы знаете предостаточно об апостольских легатах - о чем, предупреждаю, вы можете однажды пожалеть, так что держите рот на замке. Я же, тем временем, продолжу. Родители нашего героя, а именно, Хаби... Однако, по порядку. Матушка апостольского легата происходила не из Бильбао, этого оплота веры, а из другого места, о коем разумно будет умолчать. Звалась она Белла Донна, что вместе означает ядовитое растение, а по отдельности... Этого выяснить никому не удалось, да никто, откровенно говоря, и не пытался, ибо это было крайне рисковано. Поговаривали, что кто-то из ее предков взял в свое время жену из самого Ватикана. Глупости, конечно; но до сих пор все многочисленное семейство Беллы Донны богобоязнено и предано вере. Местами, кто-то из них бросал все дела и возлагал на себя священную миссию - так или иначе, в них проявлялся след Ватикана. Само собой, семейство не давало делу огласки, но факт есть факт: семейство Беллы Донны пользовалось непререкаемым авторитетом среди апостольских легатов.
Разумеется, после брака Беллы Донны с Бенито Эль Торбо де Бильбао - отцом героя нашей повести - не могло быть и речи о каких-либо миссиях, арестах, допросах, пытках, аутодафе, не говоря уже об охотах на ведьм с целью банального мародерства. Бенито держал горячую супругу в узде - за что многие должны быть ему благодарны - да, пожалуй, и были. Несмотря на все это, их единственный отпрыск унаследовал гены своей мамаши, став полноправным апостольским легатом, и только воспитание, а если точнее, крутой нрав отца, сделали его относительно спокойным и учтивым - по меркам апостольских легатов, конечно же - гражданином. Но мамашина кровь настойчиво стучала в виски молодого Хаби и не проявить себя он не мог.
Случай не подворачивался довольно долго, к вящему сожалению нашего героя; он успел утратить все надежды на какой-либо экшн, здорово оплыть, заскорузлеть, обрасти бородой, пузом, задницей, боками и кисточками на ушах - последние он старательно подстригал, но бездействие сказывалось, и ворс, обживший ушные раковины Хаби, пер так, словно ему за это платили втрое.
Тем не менее, случилось так, что в те давние времена, когда трава была зеленее, девки моложе, а апостольские легаты пустили рост волос на ушах на самотек, Хаби сидел в резном кресле, украшенном кожей Еретиков, цепким взглядом прощупывая улицу на предмет случайной жертвы, хотя тщетно; баловался кальяном, потягивал вино из горла и небрежно сплевывал, стараясь не попасть в окованные сапоги (совсем недавно отполированные жиром Еретика). И как раз в это время мимо проходил Флавио.
Флавио де Негро! Если вы слыхали лишь толику того, что слыхал про него я, а я слыхал лишь то, что не укладывается в цензурный формат, то вы бы уже поняли - сейчас начнется. Истории и приключения вырастали как грибы всюду, где бы он ни появлялся; говоря начистоту, Флавио оставлял за собой зловонный след, зеленый от природного пенициллина, образно выражаясь. Он не бывал в здешних краях с тех пор, как помер его старый должник, папаша Беллы Донны - впрочем, если и бывал, то не афишировал свои визиты - и апостольские клиенты забросили даже мысли о нем. Он обрабатывал природным пенициллином дальние края еще с тех пор, когда все они были в том возрасте, в котором надувают лягв, вешают кошек, тренируются на дыбочном блоке и оттачивают удары на незадачливых крестьянках, ой, простите, ведьмах.
Так что в то утро настороженный взгляд Хаби наткнулся просто на какого-то проходимца в черной шляпе, черном балахоне, громадных черных же сапогах и с бледным, как смерть, лицом, на котором горели красные, словно угли, глаза.
- Салют, - мрачно произнес Хаби, желая сказать лишь то, что сказал, а именно, "салют". Хотя салюта не наблюдалось нигде в окрестностях. Но Флавио сосредоточил на нем острый взгляд глаз-угольков.
- Какой еще салют? - спросил он. - Вы видите где-то здесь салют? Или утверждаете, что в течении дня мы увидим салют? Или это опять ваша испанская абра-кадабра?
- Возможно, что одно из трех, - ответил Хаби. - Да и какая, черт возьми, разница? Какого лешего вы придираетесь к моему языку, еретик? Mierda! Но неважно. Я сегодня в духе, кальян на диво хорош, вино тоже не подкачало. Я настолько в духе, что вот! - Хаби вытащил пачку недешевых сигарилл, хлопнул ее на столик и подвинул к собеседнику. Сам же глубоко и отрешенно затянулся, пустив дым из ноздрей, хлебнул вина, со смаком покатал его во рту, сглотнул и цвиркнул длинной красной вязкой слюной, угодив точнехонько меж ступней гостя в черном.
- Смертные, - глубоко вздохнул Флавио. - Однако мне не до курения, и тем более, не до вина, уж точно не с утра. У меня есть на примете несколько маловеров, которые могут вывести нас на еще большее количество таковых. Требуется лишь инквизитор, но как его найти в этом уснувшем краю?
- Ну дык! Это вы сильно крюка дали, уважаемый. Я уже немолод и, как следствие, далек от лучшей формы. Гоняться за маловерами, еще чего! В такую-то погоду! Когда кальян раскурен и вино... Да, вино отличное, кстати, я уже говорил? А тут - маловеры! Пф-ф! - Хаби похрустел кистями рук и спрятал их в рукава. Старость - не радость. Потом с грохотом водрузил ноги на столик, чтобы не заплевать ненароком и задрал голову, подставив лицо солнечным лучам. Он решил, что черный агент не внушает доверия и сделал вид, что не обращает на него внимания, надеясь, что тот пойдет своей дорогой. Но тот уходить явно не собирался, отнюдь; подобравшись на пару шагов ближе к апостолькому легату, он принялся буравить его своими угольками. Хаби не выдержал.
- Адиос, амиго! Почему бы тебе не поискать счастья к югу отсюда, в семье моей матушки? Там горячих голов всегда хватало. - Он запахнул плащ, многозначительно позвенев ножнами и отвернулся, давая понять, что аудиенция окончена.
- И опять этa ваша испанская тарабарщина, - сказал Флавио. - Если я правильно понял, вы так со всеми прощаетесь, э?
- Си, сеньор! - назло старику ответил Хаби, шепеляво проговаривая "с". И добавил издевательски: - Уж извините, что не могу обратиться к вам по имени.
- Так можете же. Если я могу вас величать Хаби, то и вы, наверно, не надорветесь. Мое имя Флавио де Негро, именно под этим именем я известен всем благочетивым апостольским легатам. Это ж ересь чистой воды, дожить до седин и выслушивать "адиосы" от самого опрыска Беллы Донны. Будто я вам тут предлагаю слона купить!
- О Мадре... - Хаби неразборчиво забормотал на полузабытом родном, воздев руки к небесам. - Тот самый Флавио, паладин креста, оплот веры, гроза еретиков и верный слуга господень! Тот самый, что сдал моему деду гнездо неверных! Тот, что гнал нам такие небылицы о своих подвигах, что у нас печень через нос лезла, а мошонки покрывались волдырями с кулак! Тот самый, что устраивал массовые сожжения в канун середины лета! Какое великолепие! Какие вопли! Они полыхали всю ночь и мы грелись возле них до следующего полудня!
Вероятно, вы заметили, что Хаби, несмотря на почтенный возраст, не растерял религиозного рвения и зелитизма.
- Ми Диос! - продолжил наш герой. - Тот самый Флавио, по чьей милости столько Еретиков попали в наши лапы! Разных Еретиков, от попрошаек до налоговоых инспекторов включительно! Они даже пытались скрываться, но это только делало охоту более увлекательной! Эту заслугу мы, безусловно, не забудем! Умели же вы повеселить добрых слуг христовых! Отойдите-ка в сторонку, вы заслоняете мне солнце... Ну надо же, никогда бы не подумал, что вы все еще исполняете долг.
- Порядочный католик не должен манкировать своими обязанностями, - смиренно ответил черный гость. - Но я уже согрет вашим вниманием, сын мой, приятно осознавать, что меня здесь помнят, и любят, и ценят. Полагаю, вы еще сослужите мне службу. Поэтому я поступлю, как вы просили.
- В каком смысле? Я ничего пока что не просил.
- Нет, просили. И ради ваших родителей, незыблемого оплота веры, я это сделаю. Я отойду в сторону, дабы не загораживать солнце. Вот, пожалуйста.
"Проклятый буквоед", проворчал Хаби про себя.
- И более того! - продолжил Флавио. - Я пришлю к вам небольшую когорту сектантов-маловеров; они знают нечто, что может заинтересовать вас, мой дорогой апостольский легат. Это развлечет вас, а так же и меня, что совсем не вредно в нашем возрасте, n'est-ce pas?
- Oui, surement, - ответил Хаби (он вполне сносно владел языками). - Но давайте поторопимся с этим, а? Я человек немолодой, растягивать это дело мне ни к чему. Как насчет завтра? Да, это в самый раз. Завтра, не позже, вы приводите ко мне всю компанию и я разбираюсь с ними по всей строгости. Договорились? Завтра, завтра!
С этими словами апостольский легат, крякнув, убрал ноги со стола, подхватил бутыль с вином, решительно отстранил с дороги Флавио и, громко скрипя сапогами, удалился в недра жилища, с силой бухнув дверью на прощание.
- Как удачно, что этот старый псих заскочил, - сказал он себе, направляясь на склад инвентаря. После такого волнующего разговора следовало навести порядок среди инструментов, проверить на прочность веревки и канаты, смазать крючья, подготовить щипцы, ножи, молоты и закрепить старые бревна для растяжек.
А Флавио еще некоторое время стоял за дверью, нехорошо улыбаясь. Затем он вытащил из-под полы табличку с надписью: "Индульгенции. Недорого. По индивидуальному договору" и прикрепил ее на цветастой двери. Потом он, посмеиваясь, удалился, а Хаби как раз начищал наждаком лезвия и подумывал о том, как здорово ему подфартило: целый отряд еретиков и не надо никуда идти! У него всегда была отличная память, но, делая скидку на выпитое, он вывел мелом на доске, прибитой у изголовья кровати: "Завтра. Флавио + еретики". И сотворил короткую, но жаркую молитву.