Я заметил их не сразу. Зрение у меня скверное, и оно часто шутит со мной злые шутки. Например, стоя на автобусной остановке и тщетно стараясь выглядеть подъезжающий автобус, я иногда вздрагиваю, видя, как по пешеходному переходу торопливо шагают огромные лошади с длиннющими ногами - наверное, именно на таких когда-нибудь прискачут всадники Апокалипсиса. Но замешательство длится всего лишь секунду, даже меньше. Конечно, никакие это не лошади, а просто люди, по слабости моих глаз вытягивающиеся и сливающиеся в одно устрашающее создание. Стоит чуточку прищуриться, и сразу понимаешь, что к чему. Бывало и другое - подходя к дому в темную ночь, я видел странное изваяние у занесенного снегом крыльца, отдаленно напоминающее собаку, но не живую, а декорацию для фильма ужасов. Бледное, вытянутое существо, навеки замершее с совершенно жутким выражением на чрезмерно длинной морде с распахнутой пастью. Когда я подошел ближе, оказалось, что это обыкновенная немецкая овчарка, привязанная к перилам - вполне живая. Правда, передние лапы она отчего-то поставила вплотную друг к другу, как примерная ученица, и словно бы вытянулась по струнке, так что за счет этого даже вблизи выглядела странно. Только проходя совсем рядом, я вдруг понял, что это живая собака и от неожиданности шарахнулся в сторону. Собака, как мне показалось, посмотрела на меня с сочувствием, как на законченного идиота.
Было и множество других случаев... Огромные, неверно ступающие в диком танце слоны оказывались группой людей, страшные силуэты у заборов - забытыми кем-то безобидными вещами, камни - хранилищами ужасных гримас, о луне и говорить не приходится - еще ни разу она не состроила мне приличной физиономии, сливающейся из гор и холмов. Так или иначе, я давно к этому привык. Редко бывают такие случаи, как с собакой, когда ее истинная природа открылась мне только при приближении. Чаще всего я просто напрягаю зрение и снова превращаю слонов, лошадей и каракатиц в людей, камни, животных и прочее. Ничего трагичного - чтобы избежать подобных иллюзий, достаточно надеть очки. Но на улице мне было в них крайне неудобно, и я избегал делать это без необходимости. Иллюзии не причиняли мне особенных неудобств. Так, встряска для воображения - или наоборот, воображение для встряски. Вряд ли все, в большей или меньшей степени страдающие близорукостью, видят именно такие чудеса, а не просто размытые пятна. Впрочем, не знаю; не спрашивал.
Вот так и получилось, что в тот день я совершенно не удивился и не испугался. Только внутренне вздрогнул - совсем несильно. Я ехал в автобусе, и сквозь более или менее ясный участочек на покрытом ледяными узорами стекле увидел, как среди обычных пешеходов неспешно идут своей дорогой длинные, грязно-серые безликие существа. Силуэт у них был более или менее человеческий, но, как я уже упомянул, вся их оболочка сливалась в один сплошной темный цвет, и ростом они были вдвое выше идущих рядом людей. Ноги и руки были непропорционально длинными, что лишний раз указывало на то, что рождены эти существа сугубо моей фантазией в сочетании с плохим зрением и замерзшим стеклом. Больше всего они напомнили мне Смерть с картины чешского художника, что заглядывала в окно к какому-то несчастному умирающему. Симпатии к серым существам эта ассоциация, разумеется, не прибавила. Мне стало не по себе.
Стремясь отрешиться от видения, я прищурился, всматриваясь в силуэты. Но те никак не хотели оказываться людьми или чем-нибудь таким же реальным.
Автобус тем временем пронесся мимо, тротуары быстро опустели, сменившись безлюдными сопками. Я отвернулся от окна и погрузился в свои мысли, с серыми видениями никак не связанными. Что теперь сделаешь, они далеко позади, шанс разглядеть и выяснить, что это было, упущен, и снаружи теперь только темнота полярной ночи.
В тот день я возвращался домой очень уставшим. Честно говоря, когда я смотрел на серых существ из окна автобуса, у меня мелькнула мысль, что будь даже все это взаправду, а не обманом плохого зрения, мне было бы глубоко наплевать - во всяком случае, до тех пор, пока я не высплюсь как следует. Пусть по городу ходят полчища Смертей, пусть пляшущим шагом спешат куда-то длинноногие лошади и слоны, пусть камни и стены корчат рожи, полные невыносимой боли, злорадства и угрозы; пусть хоть луна с неба упадет. Пока я не высплюсь, все это - бред, порожденный уставшим разумом и близорукостью.
Но на оставшемся пути никаких злых шуток мои глаза со мной больше не играли, за исключением того, что, когда я выходил из темной арки, умудрился пропустить ступеньку и чуть не упасть. Хотя зрение в этом, пожалуй, неповинно.
Добравшись до дома, я лег и почти моментально уснул. Но организм почти не наслаждался отдыхом. Мне стал сниться сон...
Я назвал это место островом Яблок. Островом - потому что меня не покидало ощущение, что, хоть у меня и не было ни одной причины чувствовать себя несвободным, по пробуждении ко мне закралось подозрение, что даже если бы я захотел, я не смог бы вот так просто взять и выбраться из этого места. А что касается яблок, тут все еще проще. Самое яркое мое впечатление от сна - это огромные красные яблоки, свисающие с болезненно-тонких ветвей.
Это было похоже на деревню, куда мы будто бы приехали на отдых с другими ребятами. Почему-то мне было совсем мало лет; груз прошлого ощутимо схлынул, еще не появились - или, быть может, стерлись? - тягостные воспоминания и тяжелые думы о бренности существования. Я чувствовал себя так, словно приехал в лагерь вместе с друзьями, хотя никого из окружающих меня мальчишек и девчонок я не знал. Мы все были дружелюбны друг с другом. Кто-то уже хорошо знал местность и показывал все другим - в частности, мне.
Сразу же по приезде меня угостили огромным красным яблоком, недавно сорванным с дерева. Я почему-то сказал, что никогда не видел, как растут яблоки. Это было не совсем правдой, и во сне я помнил об этом. Но как можно было сравнить те маленькие зеленые, незрелые, твердые и вяжущие плоды, что доводилось видеть мне летом в средней полосе, с этими неестественно большими красными фруктами? Однако в моих словах никто не усомнился, никто не уточнил, почему так получилось. Просто обещали показать яблони.
Вскоре, передохнув, мы отправились на прогулку. Почти сразу какой-то паренек чуть старше меня с ухмылкой указал мне на дерево. Глаза у меня непроизвольно расширились. Деревья были совсем невысокие, даже меньше северных, и на тонких, почти лишенных листвы ветвях висели огромные, тяжелые красные яблоки... Мы пошли дальше. Со следующей яблони я сорвал себе яблоко, потом еще - так же поступали и остальные. Сначала растущие поодиночке, через сотню метров деревья переходили в настоящий сад, за чахлой листвой которого виднелось далекое-предалекое серое небо...
Странное, холодное и неприветливое место. Но уходить отсюда совершенно не хотелось. Казалось, здесь можно провести целую вечность... Просто бродить, смотреть на далекое небо и срывать спелые яблоки.
Так я подумал во сне и посмотрел на деревья, наверное, в надежде, что они скажут мне - "да, оставайся!".
Но они ничего не сказали. Полумертвые растения, увешанные яблоками, словно новогодними игрушками, молча высились перед нами, открывая взгляду мрачное дождливое небо и изредка мелькающие вдали длинные серые силуэты.
Возможно, если бы мне не приснился этот сон, я бы не отнесся к своей следующей поездке на автобусе с такой тщательностью. Утром было не до того - транспорт был набит битком, и речи не могло быть о том, чтобы пробраться к окну, да еще и с нужной стороны. Зато на обратном пути я занял нужную позицию, протер как следует замерзшее стекло перчаткой и даже надел очки, чтобы глаза в очередной раз меня не обманули. Так что видимость была замечательная.
Я отношусь к тому типу людей, которые в сны не верят, а воспринимают их только как порождение собственных мыслей - иногда настолько потаенных, что можно принять свои видения за чужие. Именно поэтому мне и захотелось разобраться, что способствовало такому сновидению. Яблоки - еще куда ни шло, но ведь в конце я, совершенно точно, видел за деревьями те самые серые силуэты. Сколько бы глаза меня ни обманывали, искаженные образы еще ни разу не являлись мне во сне. Любому бы на моем месте захотелось поинтересоваться, что же это было на самом деле, особенно если для этого требуется только повнимательнее всмотреться в окно автобуса по пути домой. Впрочем, подумал я тогда, возможно, это был единичный случай; может быть, даже легкое помрачнение рассудка после тяжелого рабочего дня, и сегодня я ничего не увижу.
Луна уже давным-давно проступила на черном зимнем небе. Парадокс, но теперь ее "выражение" казалось мне еще ужаснее, чем когда я смотрел на нее без очков и находил все размытым и страшным. Зловещее ночное светило, которое почему-то почти все находят прекрасным и, подумать только, романтичным, в тот момент представлялось мне самой настоящей угрозой. Как будто злой бог смотрит на людей с небес и вовсю ухмыляется, предвещая скорую кончину глупому человеческому племени. Я готов был поклясться, что когда посмотрел на него, по мне в ответ скользнули равнодушным взглядом. Словно сказали - "Ты понимаешь, кто я? Ну, понимай, дела это особо не изменит..."
Зато переходящие дорогу люди уже не казались длинноногими хромающими конями, фонарные столбы и заборы оставались фонарями и заборами, да и в целом все превратилось в четкий мир без каких-либо неожиданностей. Я даже заинтересовался этой атмосферой спокойствия - не то чтобы я слишком часто видел в обыденных предметах и людях что-нибудь устрашающее, но само ощущение того, что в ближайшее время ничего подобного не может случиться, было занятным.
Однако все рухнуло через четверть часа. Рухнуло не только вышеупомянутое ощущение, но и все остальное.
Автобус как раз преодолел половину длинного переезда, где вскоре должен был появиться нужный мне отрезок пути, по которому вчера бродили длинные серые силуэты. Я боялся пропустить его и потому был довольно напряжен. Резкий толчок, визг тормозов и грохот не застали меня врасплох. Я почувствовал, как все вокруг накренилось под опасным углом, но в панику не впал.
Оторвавшись от окна, я сразу понял, что так просто выбраться из автобуса не удастся, проход загородили люди, рвущиеся к дверям. Невольно я удивился реакции пассажиров, но, быть может, так бывало всегда, а документальные фильмы о катастрофах просто преувеличивают. Никто не кричал, не плакал и не молил о спасении, хотя застывший автобус снова дико тряхнуло, запахло гарью, а двери все не открывались. На моей памяти в куда большую панику люди впадали, если водитель забывал открывать задние двери на нужной кому-нибудь остановке. Но сейчас, когда совершенно точно произошла авария, все сосредоточились на борьбе за свою жизнь и, ругаясь и толкаясь, стали целеустремленно протискиваться к дверям. Разумеется, там возникла ужасная давка, и о том, чтобы мне выбраться со своего места, не могло быть и речи. Я не слишком расстроился. Рассеянно думая о том, что так и не увижу, кого я принял за серые устрашающие силуэты, и о том, как сейчас, должно быть, смеется над всеми нами луна, я почти машинально перелез через тонкую металлическую перегородку, за которой находилось сидение. Волей-неволей оторопевшим людям пришлось посторониться, и я оказался у самых дверей. Как раз в этот момент они на мгновение отворились; сзади навалился народ, и я с несколькими людьми вылетел на улицу, больно упав на асфальт. Шипение за моей спиной возвестило о том, что двери снова закрылись. По ним стучали, вокруг все бегали и кричали, шумели далекие сирены подъезжающих спецслужб...
Только тут я окончательно осознал, что произошло. Сердце гулко забилось, но взгляд наотрез отказывался подниматься от почерневшего асфальта. Я скорее почувствовал, чем увидел, как кто-то протянул руку, чтобы помочь мне подняться.
Я не стал отказываться от помощи. Мою ладонь обхватили неестественно длинные пальцы. Я невольно вздрогнул и посмотрел... Передо мной склонилось высокое серое безликое существо. Убедившись, что я встал на ноги, оно тут же потеряло ко мне интерес и прошло дальше, к разбитому автобусу, который уже разгорался ярким пламенем.
Авария произошла у того самого места, что сегодня представляло для меня особенный интерес. Люди толпились на тротуаре - кто-то встал, чтобы посмотреть, чем кончится дело, кто-то бежал помогать пострадавшим, кто-то по-прежнему спешил по своим делам. Серые силуэты среди них тоже шли своей дорогой. Но стоило им пройти мимо, как они останавливались, на несколько секунд замирали, словно принюхивались, а потом спешили к разбитому транспорту.
Я сделал несколько неверных шагов к тротуару, навстречу быстро идущим серым созданиям. Казалось, они не обращали на меня ровно никакого внимания. Все, что их интересовало - полыхающий автобус.
Не знаю, сколько погибло в тот день людей и были ли вообще какие-то жертвы. Мне как-то удалось остаться незамеченным, никто не задавал мне никаких вопросов, а я совсем не хотел знать, что тогда произошло на дороге. Позже я продолжал постоянно ездить мимо этого места, но больше не видел ничего похожего на те серые силуэты. Только люди, переходящие дорогу, продолжали превращаться в длинноногих коней, да луна, по своему обыкновению, корчила издевательские рожи, которые с каждым днем становились все злее.
Я увидел их несколькими месяцами позже, совсем на другой улице. Я шел пешком и столкнулся с ними буквально лицом к лицу, если это выражение применимо к безликим существам. Они ходили мимо меня, слонялись, будто бы от безделья, но в то же время чувствовалось, что они здесь совсем не просто так, что у них есть какие-то дела - нужно только дождаться момента...
На этот раз для меня все обернулось совсем иначе. Как и тогда, после аварии, я толком не узнал, что произошло. Но после второй встречи все вокруг изменилось, и теперь я каждый день выхожу с безымянными друзьями в сад тонких деревьев, чтобы собрать огромные красные яблоки. Длинные серые силуэты неизменно слоняются где-то вдали, за границей этого острова.
Иногда глаза по-прежнему обманывают меня, и я принимаю их за людей.