Аннотация: Рассказик Рукопись 5.02.1978. г. Свердловск. Публикуется впервые.
Помню, в деревне нашей, Миколавке, два ряда домов было. Один, значит, чувашский, а второй, стало быть, наш - мордва. Ох, и дрались мы, лети-перелети, промеж собой! Кода на кулаках, кода дубинами, а бывало и на ножах. Да ну и да-то. Особенно невзлюбили мы кулака ихнего - Чохина Ивана Наумыча, ворюга был несусветный! Три сына его, здоровые черти, в отца пошли. Кружовник выращивали, терносливу какую; и то не как мы - картошку да моркошку. Скотину не доржали, всё по охотам ездили, у нас зайцев полно было, рябчиков всяких. В толк не возьму, как оне богатство нажили и за каким хреном работников доржали.
И была у них при хозяйстве Пелагея - молодая, здоровая девка. Ну вот и да. Приглянулась она мне, да и полюбилась. Раз в сенях потискал её, и назавтра прихожу я к Иван Наумычу. Так и так, говорю, отдай за меня девку, по закону, честь по чести, и всё такое. Его уж и ноги не доржут, руки трясутся, а сам - ни в какую. Побили меня сынки его, крепко побили. Забудь, говорят, дорожку к нашему дому, а Пелагею мы и сами потискать не прочь. Ну, раз такое дело, хоть и поозлился я, да поотстал, струсил как бы. Уж больно сильно оне бока мне помяли.
Пелагея сама сбежала от них. Нет, говорит, больше моченьки терпеть насильников; увези, говорит, меня отсюдова подальше. Пожалел я девку, собрались мы, как есть, и уехали оттудова мужем и женой. Время было голодное. Скитались мы по всей округе, да остановились на стройке новой, в Магнитке. Решили, стало быть, в городе пожить.
Ну вот и да. Пожили. Обарахлились маненько, пора и детишек заводить. Принесла мне Пелагея двойню: мальчика и девочку. Родила, значит. Вот радости-то было. Да ненадолго. Тут война проклятая.
Забрали меня в скорости. Служил я исправно в пехоте, стрелял, кода прикажут, мужицкую честь свою, вроде, не посрамил. Орден получил, медали разные. Дивлюсь до сих пор, как живой-то остался. А как воротился, - так с горя и запил. Не уберегла Пелагея детишек. Померли, бедные, с голоду. Последние денёчки по баракам ходили, худые да оборванные, побирались. Да кто ж чего даст? Обидят ведь, прогонят, - да и только. Самой руку оторвало на заводе. Как выжила, - не знаю. Не хотел я с ней больше жить, - пацанов не уберегла, сама калека, а девки молодые так и крутятся, проходу не дают. Мужиков ведь мало осталось. Сомнение на меня взошло, но не решился я бросить свою Пелагею. Что люди-то скажут?
И потянуло нас к родным местам. Воротились мы в село, а на его месте - пни да кочки. Поселились в районе. Слыхом слышивали, что Чохин Иван Наумыч концы отдал ешо перед войной. Сыновья его на инженеров выучились, в городе живут. Живём и мы с Пелагеей. Родить она мне никого не смогла, так одни и сиротимся. С пьяных глаз побиваю её маненько, да всё больше жалею. А ну как забью до смерти, - один останусь? Да ну и да-то.