Аннотация: Дневник путешествия по реке от Тюмени до Берёзова, работа на Северном Урале в 1965 году в геологической партии.
В 1965 году мне посчастливилось проработать полный полевой сезон в геологической партии на Северном Урале, в безлюдной местности. Я вёл дневник, который подготовил к публикации только в 2007 году, и хочу поведать про наше таёжное житьё-бытьё в тот, уже далёкий год.
Мы работали вблизи водораздела, удаляясь от него более на запад, к территории Печёро-Илычского заповедника, и в меньшей степени - на восток.
В 1989 году в СМИ начались публикации о группе туристов Уральского политехнического института, погибших на Северном Урале в феврале 1959 года. Я должен сказать, что участки наших работ находились севернее горы Отортен. Мы ни разу не приближались к ней, но, в общем, обитали сравнительно недалеко, в 100-130 километрах, и в аналогичных условиях.
В 1965 году мне было 27 лет, и меня привлекала геология. К тому времени я отучился полтора года на дневном отделении геологоразведочного факультета Свердловского горного института, потом перешёл на заочное отделение и работал на Берёзовском руднике имени С.М. Кирова на шахте Љ 1 горным пробщиком. Весной 1965 года я учился уже на пятом курсе по специальности "Геология и разведка месторождений полезных ископаемых", то есть в геологии не был "абсолютным нулём", а, скорее, - "незавершённым инженером-геологом".
"Шахтную геологию" - есть такая учебная дисциплина - я, в основном, освоил практически, и хотелось поработать в экспедиции. Не долго думая, 13 мая 1965 года я уволился с Берёзовского рудника, а 18 мая уже был зачислен техником-геологом в Тюменской геологической экспедиции. Главный геолог экспедиции Охотников Виталий Николаевич принял меня сразу и направил в партию массовых поисков, в которой начальником был Котельников, а старшим геологом Ким Высоцкий. Организация находилась в центре города, на улице Водопроводной, дом 36.
Восемь дней я проживал в гостинице, а потом отправился "в поле". За это время знакомился с проектом предстоящих полевых работ. В общем, нашей партии предстояло проверить на местности, что представляют собой электромагнитные и радиоактивные аномалии, обнаруженные при геофизической аэросъёмке.
Тюмень представляет собой большой старый деревянный город. Но началось крупное жилищное строительство для будущих газовиков и нефтяников. Зазвучали наименования новых населённых пунктов: Мегион, Нижневартовск. Там работают геофизики. В центре города находится также геологическое управление, но Тюменская экспедиция не входит в него. Геологическое управление имеет "под собой" геологические и геофизические экспедиции, занимающиеся разведкой газа и нефти. При поиске работы мне пришлось заглянуть в это управление. Многие его сотрудники сверкали звёздами Героев социалистического труда. Начальник отдела кадров, тоже со звездой Героя на груди, пригласил меня на чашку чая. Это неслыханное дело. Видимо, от скуки. Но и от душевного расположения тоже. На работу он меня не принял, потому что все экспедиции находились далеко от Тюмени, и приём проводился непосредственно ими на местах, а эти здесь только "управляли", бездельничали, значит, но мы поговорили за чашкой чая, и он рекомендовал мне ту экспедицию, в которой меня взяли на работу.
Тюмень - это уже Западная Сибирь, ровная, как стол, Западносибирская низменность, судоходная река Тура. Старинный город, возникший на месте татарского поселения. Богатый краеведческий музей. Геологи успели разбурить весь регион. Геологические разрезы показывали, что так называемые рыхлые отложения региона распространялись на глубину до 3-4 километров, и только потом встречались магматические горные породы, каковые на Урале выходят на поверхность. О чём это свидетельствовало? О том, что местность к востоку от Уральских гор смещена вниз на 3-4 километра. "Чаша" была затоплена водами и постепенно заполнена рыхлыми отложениями, принесёнными реками с окружающих территорий.
Движение народа в Тюмени и в пределах Тюменской экспедиции - большое. Я присматривался к новой обстановке и людям, люди присматривались ко мне. Это всегда так. Новые знакомства. Мы быстро сошлись с начальником Оторьинской партии Буниным Михаилом Васильевичем. "Оторьинская" имела название от реки Оторья, которая находится где-то на Приполярном Урале. Узнав, что я должен вскоре выезжать в поле, в Саранпауль, он предложил мне ехать вместе с их партией и согласовал этот вопрос с начальником нашей партии. Я не возражал, и никто не возражал. Таким образом, время моего выезда в поле было предопределено, и датой выезда ориентировочно назначено 26 мая.
В один из дней в нашей комнате появился доцент Свердловского горного института Щербин Сергей Сергеевич, с кафедры геологии редких и радиоактивных элементов. Вслед за ним вошёл главный геолог Охотников. Он окинул взглядом присутствующих, оценил обстановку и произнёс: "Вот здесь и поговорим". Они, включая начальника нашей партии Котельникова, Щербина и ещё какого-то специалиста, сели за стол. Охотников сходу учинил Щербину такой допрос, состоящий из одних претензий за неудовлетворительную научную работу в предыдущем году, что бедный доцент то краснел, то начинал бормотать что-то невнятное, а то и вообще молчал, надо полагать, не зная, что ответить. Иногда Щербин посматривал в мою сторону. Я понял, что он испытывает неудобство от моего присутствия, потому что я был студентом, и мы были знакомы, хотя и "шапочно". Я вышел на время окончательного потопления доцента, чтобы не смущать его, и направился в Оторьинскую партию. Оторьинская партия работала на разведке месторождения каменного угля, содержащего химический элемент германий. Заманчивый в геологическом отношении объект. В полевую группу входили начальник, старший геолог (мужчина), старший техник-геолог (девушка) и два практиканта из Новосибирского техникума - девушка и молодой человек, Клава и Коля. Кроме них, должна была ехать жена Бунина, не входившая в штат сотрудников.
Бунин выражал сожаление, что первую дверь я открыл не в его кабинет, а в партию массовых поисков. Но его партия была этажом выше. Да и вообще, первую дверь я открыл в кабинет главного геолога экспедиции. Вероятно, это (а, в общем, судьба) и предопределило моё оформление на работу не к нему.
Мы окончательно утрясли день выезда, 26 мая. Они уже считали меня членом их группы и даже купили на меня билет на теплоход.
Когда я вернулся в комнату нашей партии, доцента Щербина уже не было. Я доложил Котельникову, что о дате отъезда мы с Буниным договорились окончательно, он дал мне некоторые рекомендации о необходимых документах, которые я должен был получить в бухгалтерии. У него не было возможности уделять мне много времени. Приближалась навигация, ему предстояло решать много вопросов с выездом людей в поле, потому что у него одни планы, а у конкретных работников - свои, иногда противоположные. Иногда люди хитрят, чтобы оттянуть выезд в поле, подольше побыть дома. Кроме того, предполагалось вливание в состав партии двух десятков человек из Свердловского горного института. Щербин приезжал как раз по этому вопросу. И, хотя он получил попутно "втык" от главного геолога экспедиции, тем не менее, было решено нынче продолжить научную работу на объекте.
Мне понравились люди Тюменской экспедиции, и мне захотелось, если будет можно, "бросить здесь якорь". Поскольку велось крупное жилищное строительство, и геологам давали квартиры, я, по рекомендации профорга, подал заявление на предоставление мне квартиры осенью. Заместитель начальника экспедиции по быту принял моё заявление и сказал, что такой исход дела вполне реален. Я был доволен началом событий.
Путь из Тюмени на Северный Урал, до Саранпауля, в котором находилась база "группы партий" Тюменской экспедиции, был водным, по системе рек: Тура, Тобол, Иртыш, Обь, Северная Сосьва, Ляпин. Посёлок Саранпауль расположен на реке Ляпин. Был и авиамаршрут, но на него имел право только Бунин, который не отделял себя от коллектива.
С позиции моего начальства, моя отправка в поле была наилучшим решением моего дальнейшего местопребывания. В Тюмени я был никому ненужным, а в Саранпауле мог осмотреться, войти в колею своеобразной экспедиционной жизни. Меня всё это тоже устраивало.
Итак, еду. И начинаю писать дневник.
26 МАЯ. Встал без четверти четыре утра. Уложив вещи в чемодан и рюкзак и взяв паспорт у "хозяйки" гостиницы, пошёл на пристань к 6 часам, как уговорились накануне. Ещё не было и пяти часов, но довольно многие тюменцы, кроме дворников, уже не спали.
Светило солнце, но на досках и краях тротуара - иней. Попутно опустил письма в почтовый ящик. О том, что уплываю. Вода в реке Тура поднялась на столько, что теплоход не мог подойти к речному вокзалу, так как на его пути был низкий, только что построенный мост. Поэтому с пристани речного вокзала нас должны были перевезти на Северную (грузовую) пристань. Автобус подали в 7.15 местного времени. Отправка теплохода в 8.00. Конечно, получилась задержка.
Теплоход "Тобол", на котором нам предстояло совершить путешествие по Оби за казённый счёт, выглядел великолепно среди тёмных барж, катеров и механизмов. Он белого цвета, двухпалубный, длиной 78 метров. Красавец. Построен в 1962 году в Тюмени, то есть новый, но уже обкатанный. Вмещает 308 человек.
Спешная посадка, курьёзы: у кого-то упала в воду котомка, её достали; кто-то из пассажиров подбежал к лайнеру, когда уже убрали трап и т.п.
Мы, забросив свои вещи в каюты, наблюдали за посадкой. Это всегда интересно.
Капитан спокойно переждал все перипетии. Наконец, трап убрали окончательно. Последовали резкие команды: "Отдать кормовой! Отдать средний! Отдать носовой!" Судно, так сказать, "отвязали", и оно стало медленно отплывать от берега и разворачиваться носом по течению.
На часах 8.20. Все пассажиры столпились у правого борта, рабочие на берегу временно прекратили работу (всё-таки событие: начало очередной пассажирской навигации), всё внимание на наш теплоход, громкоговорители грянули марш. Плавание началось. На улицах города люди тоже останавливались и провожали теплоход долгим разглядыванием и любованием.
Мы постепенно отдалились от пристани. Марш сменила песня "Ой, ты палуба, палуба". Тюмень стала отходить на задний план, и мы пошли по каютам устраиваться.
Мы в каютах второго класса. Думаю, что первый класс отличается от второго только излишней роскошью. Наши каюты на два человека, мягкие; умывальник с холодной и горячей водой, зеркало, столик, настольная лампа, вешалки, два стула, репродуктор, графин, два спасательных пояса, отопление, великолепный вид из окна. То, чего нехватает в каюте, можно найти рядом: душевая, ресторан, буфет, почта, парикмахерская, врач.
В третьем классе места жёсткие, и есть общие места для сиденья: длинные диваны в несколько рядов, как в залах ожидания на железнодорожных станциях. Только вот большинство пассажиров с детьми едут в общем отделении, а мы, лоботрясы, во втором классе.
Напротив нашей каюты - каюта капитана.
Мой сосед - парень Сергей, представитель многочисленной армии любителей поездить. Он из Белоруссии. Демобилизовавшись в 1962 году, два года учился на механизатора, потом работал на Северном Урале на лесозаготовках. И вот, едет в геологическую экспедицию.
Поскольку нас в группе 7 человек, то только я был в каюте не со "своим" соседом. Остальные распределились по парам: Бунин с женой в каюте первого класса, остальные - в каютах второго класса: две девушки вместе и старший геолог с Колей.
Весь коллектив группы поочерёдно заглянул в каждую из "наших" кают, не исключая каюты начальника партии. Она фактически отличалась только наличием мягкого дивана и одноэтажным расположением постелей.
Река Тура сильно петляет. Проплыв километров 15, мы повернули на 200-220 градусов и поплыли снова в сторону Тюмени, следуя руслу реки, потом выправились.
Тюмень видна долго: здесь низменность, ровная, как столешница, и теплоход движется по этой "столешнице", по изгибам русла. Выделяются громада теплоэлектроцентрали (ТЭЦ) и телевизионная вышка, подобная свердловской. Город расположен на слегка возвышенном участке местности. Отношение высоты к длине подошвы возвышенности 1:100 или 1:200. Такие участки характерны для Западно-Сибирской низменности. Они заняты населёнными пунктами. Остальная местность ровная-ровная и часто заболоченная.
Ширина реки, в среднем, до 100 метров. Но, так как вода поднялась, то ширина увеличилась в десятки раз. То тот, то другой берег, то оба затоплены на 2-5 километров. Береговые сигналы, полоса деревьев, кусты и другие отметки указывают, где находится действительная береговая линия. На берегах кустарники и лиственные деревья, высунувшиеся из воды, чередуются с голыми участками. В последнем случае создаётся впечатление, что плывём по озеру. В таких широких местах - волны. Хвойные деревья не характерны. Пейзаж однообразный на сотни километров. Иногда берег поднимается над водой на 1-7 метров вертикально, и тогда отчётливо видно горизонтальное напластование горных пород - рыхлых отложений.
Иногда проплываем дома бакенщиков и небольшие деревушки с затопленными или незатопленными полями. Иногда поперёк реки тянутся провода радиоантенн, мачты которых стоят на разных берегах.
Дома в деревушках плохонькие. Невольно задумываешься: что видят эти бедные крестьяне? Как они сообщаются с внешним миром? Или никак? Правда, говорят, по правому берегу проходит дорога, но расстояния ведь большие.
На палубе - свежо, однако хочется подольше смотреть на берега. Местность как бы надвигается на тебя и показывает всё новые и новые пейзажи. Пассажиры стоят на палубе по одному или маленькими группками по 2-3 человека. Вскоре среди них прошёл "голосовой шелест", стали показывать на левый берег: "Вон тот большой дом на пригорке". Мы проплывали село Покровское - родину известного Григория Распутина. Село от Тюмени совсем недалеко. Дом добротный, большой. В доме - сельская школа. Молодец Распутин за то, что построил дом. Ленин не построил ни одного дома.
По реке идёт довольно много грузов, вверх и вниз по течению. Везут машины, строительные материалы, лес, контейнеры. Создаётся впечатление, что одинаковые грузы идут в обоих направлениях. Основной транспорт - самоходные баржи. Поначалу было странно видеть, что на палубах барж развешено для просушки бельё, дымят печки, рядом с которыми - поленницы дров. Стоят столы и стулья. Но старший геолог Оторьинской партии как человек, повидавший жизнь, просветил нас, неопытных. На баржах - несколько особая категория людей, которые называются "речниками". Баржа - это их дом на весь период навигации. Часто устраиваются на баржу оба супруга, это приветствуется, иногда они берут с собой ребёнка или даже двух детей - у кого сколько есть. И вся семья в течение всей навигации живёт на воде. Баржа доставляет груз, его разгружают портовые рабочие и краны, потом грузится новый груз, который надо доставить по этой же реке или по системе рек в какой-то порт. Штат баржи обеспечивает исправность механизмов, вождение баржи по реке и сохранность грузов. Работы всем хватает. Люди обеспечиваются необходимыми продуктами питания и всем для жизнедеятельности. Пополнение продуктов производится редко, только в портах. Помещения самоходной баржи благоустроенные: жилые каюты, кухня, столовая, душевые и прочее. А то, что готовят пищу на палубе, так эта экзотика относится к несамоходным баржам. Их тянут буксиры.
Старшему геологу самому пришлось пожить в условиях, странных для обычного городского человека, который выглядит на просторах Сибири дикарём или свалившимся с Луны существом. Он, например, несколько лет проживал со своей семьёй, включая маленьких детей, в тайге, в домике, построенном геологической организацией, и держал корову, а один год - даже две коровы - для детей и для себя. Более того, не он один вёл подобный образ жизни.
В каюте жарко, на палубе - холодный ветер. Кому надоедает жара в каюте, выходят ненадолго на палубу. Вечером палуба освещена. И есть своеобразие вечернего вида с освещённой палубы: свет отбрасывается не только на воду, но и в ослабленном виде иногда достигает берега.
27 МАЯ. В 4.30 теплоход пришвартовался к пристани "Тобольск" на 5 часов раньше графика. Это означало, что мы будем стоять 5 часов в Тобольске. У пассажиров появилась нежданная возможность познакомиться с городом. Многие засуетились, спешат сойти на берег. Меня разбудили. Я встал, умылся и снова лёг спать. В 8 часов окончательно встал, позавтракал и сошёл на берег.
Перед видом Тобольского кремля устоять трудно. Через 25 минут (в 9.15) я был уже наверху, в кремле. Сначала проходишь хранилище государственной казны - памятник XVIII века и между крепостными стенами поднимаешься по каменной дороге наверх. В кремле 6 соборов, несколько корпусов (монашеский, ризница, архиерейский и другие), гостиный двор (ныне государственный архив Тюменской области), корпуса для хозяйственных нужд, старинная екатерининская тюрьма (нынче тоже тюрьма). Весь кремль окружён каменной стеной с каменными башнями-бойницами. Здесь же небольшой старинный парк, и памятник "Завоевателю Сибири Ермаку", воздвигнутый в 1839 году. Ермак похоронен в 100 километрах от Тобольска вверх по Иртышу. Кстати, реку Тобол мы проплыли ночью и не видели ни места впадения Туры в Тобол, ни места впадения Тобола в Иртыш. Город Тобольск стоит на Иртыше. Кремль стоит на высоком берегу с крутыми скатами к реке.
Наиболее старинный собор построен в 1686 году. Архиерейский корпус самый большой. В нём - краеведческий музей. Возле здания - 11 старинных пушек литья Екатеринбургского и Верхне-Баранчинского заводов (начало XIX века). В музее меня больше всего интересовал Ермак и знаменитые люди Тобольска. Здесь родились Менделеев, Ершов (автор сказки "Конёк-горбунок"), Фонвизин, композиторы Алябьев, Афанасьев. Здесь были в ссылке Радищев, Кюхельбекер (Кюхля - друг А.С. Пушкина), Чернышевский и другие известные люди. Есть личные вещи Ершова и Фонвизина. Ершов был начальником Тобольской гимназии.
Какая жалость: не успел на Тобольское кладбище. На нём похоронены отец Д.И. Менделеева, Кюхельбекер, ещё некоторые декабристы. Вот, как вредно долго спать! Супруги Бунины и девушки побывали на кладбище.
В других зданиях кремля разместились: морское училище, пионерский дом, кинотеатр, библиотека, подсобные службы музея. В одном из соборов молятся. Мы зашли туда. Церковные песнопения и запах ладана навеяли на меня мимолётные воспоминания детства: в 1943-1945 годах мы с бабушкой бывали в Невьянской церкви. Но всё это чувствовалось отдалённым, а действительность не производила впечатления.
Архитектура кремля, его расположение на местности и сама местность понравились. Но сохранность кремля плохая: двор захламлён, каменные стены местами разрушены, стёкла выбиты, полностью исчез каменный барьер вокруг памятника Ермаку. Красивые надгробные постройки из мрамора и архитектурные украшения ворот варварски разрушены невежественными и псевдопатриотическими представителями советской власти. Обломки архитектурных украшений валяются под ногами. Конечно, корреспонденты, зависимые от властей, не "заметили" бы всего этого, а увидели бы только таблички с надписью "Повреждение памятников карается законом". Никто не карает за повреждение, всё разрушается.
Колорит архитектуры города Тобольска, кроме кремля, составляют шпили церквей и соборов и старинные каменные здания. Благоустройство города слабое, но место красивое. Вообще берега Иртыша не затопляются. Правый берег очень высокий, до 30-40 метров. Пейзажи разнообразнее, чем на Туре. Леса смешанные. Местами пойменной террасы нет. Надпойменная же не затопляется водой. На ней красивые лужайки и леса.
От Тюмени до Тобольска 448 километров. Из Тобольска вышли в 12.10. Ширина Иртыша до полукилометра. Вода, как и в Туре, жёлтая, вешняя. Вода чётко ограничена берегами. Солнце второй день показывается очень редко. Осадков нет, просто пасмурно и прохладно.
В одном месте увидели у самого берега буровую вышку: ищут нефть. Шесть палаток в ряд, в 20-ти метрах от берега.
Когда мы отплыли от Тобольска, к нам на палубе подошёл старший геолог "оторьинцев" и просветил нас по истории советского государства. По неписанной истории. Сюда за Тобольск ссылали так называемых "кулаков". Эту кличку большевистская пропаганда закрепила за теми зажиточными крестьянами, которые не хотели сдавать своё имущество в колхозы и презирали новую советскую власть. У них отбирали всё и гнали в Сибирь. Например, с Урала. Но Сибирь большая, а конкретным местом, куда "гнали", были просторы за Тобольском. Людей: взрослых, стариков и детей - загоняли на баржу, подцепляемую пароходом, и везли. Везли как можно дальше от селений. Когда сопровождающие чекисты Ваньки и Петьки решали, что место уже достаточно дикое и отсюда никто живым не вернётся, пароход приставал к берегу, всех сгоняли с баржи, и судно уходило. А люди оставались брошенными, как считали чекисты Ваньки и Петьки, на верную смерть либо от голода, либо от зверей.
Но есть судьба. И она распорядилась по-другому. В чекисты шли подонки общества, пролетарии, выросшие на воровстве, насилии и тунеядстве. Они не представляли, что такое труд и что может сделать труд. "Кулаки", то есть люди способные создавать своим трудом богатство, создали его и здесь, на дальних большевистских выселках. Когда через несколько лет чекистская мразь приехала сюда снова, чтобы закопать в землю кости репрессированных, то представители этой мрази офонарели от увиденного. На берегах, на которых, по их зверским замыслам, должны валяться человеческие кости, стояли добротные дома, в которых проживали те люди, которых привезли сюда на погибель.
Когда доложили об увиденном, засуетились партийные власти, тоже дармоеды. Они прибыли со слащавыми улыбками на своих физиях и стали агитировать за создание колхозов. О чём ещё могут говорить партийные власти? Люди, обречённые на смерть большевиками, ответили кратко: "Идите в ж... со своими колхозами". Зажиточные поселения этих кондовых крестьян существовали до войны. О них пошёл слух по Сибири. Перед самой войной они были ликвидированы по указанию Сталина. Теми же тунеядцами и фактическими врагами народа Ваньками и Петьками с револьверами в руках.
Вечером, в 22.30, причалили к пристани Уват. Досюда от Тюмени 673 километра. Стояли недолго, 15 минут. Села большая партия цыган. Среди цыганок одна русская женщина, тащит такую же огромную котомку, больше себя, как и все цыганки. Вероятно, жена какого-то цыгана. День - без происшествий, а теплоход шёл полным ходом.
Да! Тюмень образована в 1586 году и называлась тогда Чанги-Тура. Уват, скорее всего, крупный посёлок - кажется, районный центр.
28 МАЯ. Встал без четверти 6. Решил раньше ложиться и раньше вставать, а спать только в тёмное время суток.
В 8 часов причаливали к берегу на 10 минут у геологического посёлка Горно-Филенское, переименованного в Правдинск. Пристани нет. Трап подали с носа на берег. Два матроса держали на плечах шест вместо поручней для удобства пассажиров. Без поручней нельзя - трап крутой. Дома и домики посёлка деревянные, новенькие. Несколько домов, баки с горючим и техника (тягачи, тракторы) находятся недалеко от берега, высота которого здесь 3-5 метров над водой. Остальные постройки на высокой горе, на которую ведут многочисленные деревянные лестницы. Местность живописная, вокруг смешанный лес. Посёлок небольшой. На берег высыпало, в основном, мужское население.
Всех насмешил один мужчина. Он подбежал к теплоходу в одной майке с трёхлитровой банкой в руках, забрался на борт, добежал до буфета. Ему надо было пива. Но буфет был закрыт. Он спрыгнул на берег и стал просить капитана, чтобы тот разрешил продать пива. Но вот, кто-то сказал, что буфет открыли. Мужчина отдал банку и деньги парню (из пассажиров). Пока парень покупал пиво, теплоход стал отчаливать. Мужчина метался-метался по берегу, потом запрыгнул в лодку без вёсел. Его толкнули в сторону теплохода, и он стал грести обломком доски, стараясь приблизиться к теплоходу. Когда между парнем и мужчиной осталось метров семь по прямой линии, парень бросил банку с пивом мужчине. Ничем не закрытая полная банка несколько раз перевернулась в воздухе и булькнула в воду в полутора метрах от лодки. Напряжённая сцена, за которой наблюдали все люди с берега и с теплохода, имела вот такую развязку, после которой все долго хохотали, на берегу и на теплоходе.
С утра сегодня солнце. От Тюмени до Горно-Филенского 878 километров. После обеда облачно, ветер, Иртыш волнуется.
С 14.00 до 15.30 стояли на пристани Тюли. На больших деревьях здесь листва ещё не распустилась. Тюли - маленький посёлочек. От Тюмени до него 1014 километров. Ширина Иртыша 1-1,5 километра. Берега тянутся низменные с лиственным лесом.
Получается, что между пристанями Горно-Филенское и Тюли 136 километров, а писать не о чем, потому что одна природа, весьма однообразные пейзажи. Людей нет.
Мы проводим время по-разному. Иногда находимся на палубе и рассматриваем берега, иногда собираемся в чьей-нибудь каюте, иногда сидим каждый в своей каюте. Никто никого не неволит. Я взял с собой несколько учебников и читаю их.
Центром нашего внимания являются Бунин и его жена. Это пара молодожёнов, как ни странно. Ему 56 лет, ей 40 лет. Они недавно поженились, очень симпатичные люди. Он иногда читает ей стихи собственного сочинения. Мы тоже слушаем. Они общительные, ни кого не сторонятся, напротив, приглашают к себе в каюту. Она географ в школе, её интересуют растительность, строение берегов. Здесь всё сходится с геологическими интересами. Однажды она поделилась со мной своей "заботой": "Вот, мы с Михаилом Васильевичем смотрим на берег и решаем, которая терраса первая, а которая - вторая". Когда говорят "первая" и "вторая" террасы, то имеют в виду надпойменные. Пойменная терраса не входит в счёт. Я присмотрелся к берегу и сквозь лесную поросль увидел только одну террасу. В этой паре, по-видимому, было много лирики и поэзии, поэтому они решали нерешаемый вопрос. Такое случается со многими в подобной ситуации. Я ответил ей, что это, вероятно, первая терраса, надпойменная, а пойменная в настоящее время затоплена вешней водой. В сумме получалось две. Михаил Васильевич, стоявший рядом с ней, одобрительно кивнул головой, и его жена тоже согласилась.
С приближением вечера стали ждать появления Ханты-Мансийска. Все напряглись от повышенного внимания. Последний поворот реки, - и вот он! На правом берегу появилась группа сопок, поросших елью. У подножия сопок и на склонах - деревянные частные дома. У берега множество грузовых судов, барж, земснаряд, катера. На воде - гидросамолёты. Левый берег, в противоположность правому, ровный, безлесный. У самой реки на нём аэродром для вертолётов. Гидросамолёты стоят рядом, на воде, а садятся посреди реки. Таким образом, самолёты - у того и другого берега. Всё это наплыло на нас разом.
Причаливаем. Возле теплохода стоят речной трамвай и пассажирское судно "Ракета" на подводных крыльях. Первыми высаживаются цыгане.
Интересно, что за город? Кто его населяет? Усиленно всматриваюсь в лица. Где вы, ханты и манси? Не вижу. Кругом русские.
Мы пришли в 18.30, уйдём в 21.00. Я схожу на берег и бегу в город. Каждый из нашей группы передвигается сам по себе. Никто никого не связывает. Потом обменяемся впечатлениями. Выложенная камнем дорога ведёт между сопок вверх. Замечаю: улица Гагарина Љ 313 (!). Деревянные домики стоят не очень густо, между ними есть пропуски из-за большой крутизны склона. Сколько же километров до дома Љ 1? Подъём тянется более километра. Дома стоят без порядка, один над другим. Часто огород выше дома или расположен на склоне в 45 градусов. Местность сильно пересечённая. Дома отделены от дороги оврагом глубиной 5 метров. Через него к каждому дому - "чёртов мостик". Замечаю, что окна в домах маленькие, огороды пока ещё не вскопаны, на тополях распускаются первые листочки.
На вершине подъёма меня догоняет автобус, курсирующий от пристани до центра города (несколько километров). Автобусы ходят часто, в них немноголюдно. Цена билета, как и в Свердловске. После подъёма местность полого-холмистая. Дома стоят порядочком.
Вот и центр. Каменных зданий - единицы. Здесь всё аккуратно. Еловый лес подступает к самым домам. В центре берёзово-осиновый сквер. Форма города на плане неправильная, но это даже к лучшему. Воздух свежий. Заглянул в магазины: есть всё. В советский период наибольшим интересом всегда являлось наличие товаров в магазинах. В большинстве населённых пунктов Урала в магазинах не было товаров и продуктов. Даже с хлебом - частые заминки. Продавцы скучали и хамили.
А в Ханты-Мансийске в магазинах было именно всё: сливочное масло, мясо (!), внешний вид которого многие свердловчане забыли, сахар, крупы, колбасы. Всё без очередей. Цены товаров по всему Советскому Союзу были одинаковыми. Они устанавливались правительством. Но на Севере вводились "поясные" наценки. Наценку я определил по сахару - около 12 %. Конечно, город своеобразен. Чем? Тем, что он деревянный и одноэтажный (1-3 этажа), что он полудеревенского, полудачного типа. Можно сказать, он похож на благоустроенный рабочий посёлок огромных размеров. Здесь растут все овощи, не бывает сильных ветров. Иртыш здесь при нас не волновался. Но лето, конечно, много короче уральского.
Какие люди? Люди чисто городские, приветливые, весёлые, жизнерадостные, спокойного нрава. И, как мне показалось, здесь больше, чем в Тюмени или Тобольске, красивых людей. "Туземцев" мало, 1-5 %. Они цивилизованны и выглядят приятнее татар. И здесь я видел пьяных, но не видел задир. Встречаются офицеры и гражданские лётчики.
Ханты-Мансийск мне понравился. Но вот вопрос: откуда здесь столько русских, что их привело сюда? Оказывается, желание спокойно жить, без нервотрёпки, без нервозности, которой очень много во всех крупных городах. Об этом сказал шофёр такси, переехавший в Ханты-Мансийск из Горького. Нигде я не видел столько провожающих на пристани, как здесь, человек 200.
От Тюмени до Ханты-Мансийска 1076 километров. Вскоре за Ханты-Мансийском Иртыш впадает в Обь. Можно сказать, они сливаются, потому что обе реки огромные, широченные. С места слияния видно, что Ханты-Мансийск выходит одним краем или своими окраинами к Оби. Мы вошли в Обь в одиннадцатом часу вечера. Правый берег холмистый и лесистый, до него приблизительно 4 километра, левый - безлесный и ровный, вероятно, болотистый; до него около 1,5 километра. Вдали огонёк, до которого приблизительно 40 километров. Тихо. Поверхность воды гладкая. Поистине, "Где есть ещё такая ширь?" В 23.30 увидели на левом берегу сильный пожар и почуяли гарь. А на самом горизонте заметили яркую красно-жёлтую полосу. Солнце не хочет полностью прятаться за горизонт. Нас ожидают белые ночи.
29 МАЯ. В 0 часов 15 минут я вновь вышел на палубу. Место пожара проехали, а полоса зари стала шире. И небо не тёмное. Видны берега, силуэты деревьев. Мы идём по Малой Оби. По Большой Оби ходит только дизель-электроход "Алябьев". Всё. Ложусь спать.
В 5 часов причаливали, но вставать не хотелось. Около 8 часов вновь причаливали, у Малого Атлыма. До него 1293 километра. Это небольшой посёлок на гористом, в понимании уральца, правом берегу. Лес смешанный, выделяются зелёные ели и сосны, а берёзы и осины стоят голыми, пока ещё не зазеленели. Если бы не знать, что здесь Сибирь, то сказал бы, что это уральский пейзаж. Поверхность воды по-прежнему гладкая, то есть очень спокойная.
С 10 до 11 часов стояли у посёлка Октябрьского. Большой посёлок. Причала нет, и пассажиры высаживались на берег через подошедший катер. На теплоход села большая группа школьников, нерусских. Я подошёл к одному из них. Он оказался манси, из 5-го класса. Они закончили учебный год в интернате и поехали домой в сопровождении воспитательницы. Учатся вместе с русскими, хорошо говорят по-русски и вообще бойкие.
В 13.30-14.00 стояли на якоре у посёлка Шеркалы. Пристань очень маленькая, и причаливать не стали. Пассажиров высаживали с кормовой палубы в шлюпки.
До Шеркалов 1402 километра. Наш конечный пункт тоже приближается. Нам осталось плыть по Оби 10 часов, а, может быть, меньше. Зависит от настроения капитана.
16.30. Село Перегребное. Пассажиров высадили в шлюпки, в том числе школьников-манси, 20 человек в одну шлюпку. Их встречали родственники. Мы заметили, что на воде, у берега, находилось несколько лодок непонятного назначения. В каждой по одному человеку. Каждый человек сидит в лодке и смотрит на теплоход. Оказалось, это родственники, встречающие школьников. Сцена встречи была очень трогательной. Как только шлюпки опустились на воду, все лодки, как по команде, устремились к ним. Дети быстро-быстро спустились по верёвочной лестнице в шлюпки. Встречающие ловко выхватывали из шлюпок своих детей, долго обнимали их, рассаживали в лодки и спешно отплывали от теплохода к берегу. Воспитательницу тоже кто-то взял в лодку, и она утонула в объятиях.
Вдруг поднялся ветер, пошёл дождь.
18 часов. Пристань Нары-Кары. Ветер усилился. Поднялись большие волны. Оба берега низкие, заросли травой и редкими кустарниками. Даже Малая Обь делится на несколько протоков.
Следующая пристань - наша, Берёзово. Это также конец рейса теплохода. Он пойдёт обратно в Тюмень и будет так курсировать всё лето.
В 19.30 встретили теплоход "Родина". Первая встреча на реке Обь. Он из Омска шёл в Салехард, но, не дойдя 60-70 километров, вернулся, так как перед Салехардом сплошной панцирь льда. Мы подходили к "Родине" борт к борту и общались с её пассажирами "с близкого расстояния", пока капитаны вели свой разговор с мостиков. Потом теплоходы снова разъединились и пошли каждый своей дорогой. Наша цель была всем понятна, а вот куда пошла "Родина", осталось вопросом. Не в Омск же. Вероятно, пережидала таяние льда в Ханты-Мансийске. Ближе причалов нигде нет.
Да, приближающийся север - не шутка. Салехард стоит на Северном полярном круге. Северный полярный круг проходит по середине населённого пункта. В связи с этим вспомнили историю, которая стала ходить в геологической среде как анекдот. В Салехарде стоит экспедиция. Её работники всегда получали к заработной плате максимальную северную надбавку - коэффициент 2,0. Но однажды московские казуисты-ревизоры не поленились провести топографические измерения, с тем чтобы доказать, что административное здание экспедиции стоит южнее Северного полярного круга на 150 метров. Это означало, что работники необоснованно получают максимальную надбавку к зарплате, и коэффициент был понижен до 1,8. Однако не прошло и двух месяцев, как в Москву пошла бумага о том, что здание экспедиции то ли "рухнуло", то ли "сгорело", а новое здание выстроено в 200 метрах севернее, на параллельной улице, то есть явно за Северным полярным кругом. Значит, надо вернуться к максимальному коэффициенту к зарплате. И вернулись.
Находясь последние часы на теплоходе "Тобол", строчу письма главному редактору "Правды" и в отдел партжизни. Что за необходимость контакта с ними? С одной стороны - это было проявлением медленно отступающей наивности. С другой стороны - желание разобраться в политической ситуации. В октябре 1964 года сняли Хрущёва. Я задал вопрос: "Он тоже - культ личности?" В смысле - как и Сталин. Мне пришёл завуалированный ответ в том духе, что жизнь не так пряма, как Невский проспект.
Чайки ходят по берегу. Говорят, у моряков это плохая примета насчёт погоды.
21.45. Вышел на палубу. Небо пасмурное. На горизонте узкая жёлтая полоска зари.
Да! Как мне не простительно! Пишу, что "берега заросли травой и редкими кустами и деревьями". Это же лесотундра. Как я её раньше не узнал? Она началась от села Перегребного. Она заболочена.
Стоп! А что это белеет на берегу? Снег? Снег, конечно! Батюшки, а в Тюмени, передают по радио, 20 градусов тепла. Север принимает нас в свои прохладные объятия. Небольшие полоски снега лежат у воды и иногда выше, на берегу.
22.20. Поразительное зрелище - заход солнца! После его захода остаётся светло так же, как под вечер пасмурного дня.
В 24 часа покидаем "Тобол". Мы прибыли в Берёзово, пройдя от Тюмени 1584 километра. До свиданья, "Тобол"! Ты доставил нам большое удовольствие.
Сейчас самое тёмное время суток, но можно всё читать без освещения. Пока мы шли до камеры хранения и сдавали вещи, наступило 30 мая. Камера хранения тут же, на берегу в деревянном строении, в 20-ти метрах от берега. Багаж сдавали только мы. Больше желающих не оказалось. Остальные ехали по определённым адресам.
30 МАЯ. В 1.00, сдав вещи, пошли в посёлок. Гостиница речного вокзала маленькая, а народу много. Мест нет. Нас 7 человек. Один из группы - опытный и бывалый геолог (старший геолог Оторьинской партии). Он привёл нас к своему знакомому, у которого мы и ночевали. На полу, все в один ряд.
Когда мы сидели у хозяина, мне вспомнилось, как у нас в Невьянске в 1948 году ночевали геологи по 5 человек. Они размещались, где могли. Прошло 17 лет, и мне пришлось оказаться в их положении.
Легли спать в третьем часу ночи. Было светлым-светло. Горизонтальные лучи солнца уже пробивались в окна через щели между ставнями.
Встали в 9.30. Хозяева вместе с квартиранткой-топографом жарили и пекли. Сегодня ведь воскресенье. Мы пошли устраиваться в гостинице.
В Берёзове стоит экспедиция. Для неё построено много новых деревянных домиков и гостиница. Устроившись, пошли узнавать насчёт теплохода. Нам сказали, что он пойдёт завтра, 31 мая вечером, на Саранпауль.
Мы зашли закусить в ресторан "Сосьва". Хороший ресторан. И оригинальный, весь деревянный. Основные посетители здесь лётчики. Для них имеется маленькая гостиница на втором этаже. Просторно. Обслуживание приятное, какое редко встретишь в советском ресторане. В буфете есть "Московский" квас и спирт. Но мы пообедали скромно.
Потом все пошли в кино. Фильм "Когда песня не кончается". Кинотеатр - большой деревянный как бы сарай. Потом зашли в магазин за продуктами и там узнали, что теплоход "Пётр Шлеев" идёт на Саранпауль сегодня в 18.00. Было 15 часов. Мы ускорили свои движения до беготни: в гостиницу, за продуктами, за билетами, за вещами. Но везде успели.
В 18.10 теплоход, с нами на борту, отправился на другой берег реки, заправился топливом и в 19.30 пошёл вверх по Северной Сосьве.
Берёзово стоит на Северной Сосьве. Мы не заметили вход в Северную Сосьву из Малой Оби, потому что спали. Население посёлка около 4 тысяч человек. Часовня, построенная Меньшиковым, который отбывал здесь ссылку. Местность вокруг посёлка холмистая, поросла хвойным лесом. Деревянные тротуары. В гостинице нет водопровода, но есть газовая плита. В магазине все продукты - консервированные, кроме сливочного масла и оленьей колбасы. Оленья колбаса хороша на вкус, мы питались ею до Саранпауля. Она быстро темнеет на воздухе. Темнеет, но не портится. Собак здесь много. Они мирные и очень мохнатые. На реке - гидросамолёты. Машинам запрещено ходить по посёлку, пока не установятся дороги. Если бы сегодня был дождь, мы бы плавали по грязи, потому что благоустройство желало бы лучшего состояния.
Жена Бунина интересуется всем. Она пыталась найти могилу Меньшикова на кладбище возле часовни. Но не нашла. Судьба этого человека поучительна, хотя поучения на примерах истории для нас - ничто. По богатству он уступал только царю. В своё время. Когда настало "не его" время, он лишился всего, а здесь, в Берёзове, последние годы жизни служил священником и умер тихо и скромно.
"Пётр Шлеев" далеко уступает "Тоболу". Каюты второго класса - на 4 человека, жёсткие, без умывальника, без матраца, с худшей отделкой. Третий класс - общий. Постоянный шум от машины. Палуба узкая, грязная, в масле. Даже выходить на неё не хочется. Вообще теплоход значительно меньшего размера.
Погода, солнечная с утра, днём испортилась: ветер, дождь.
31 МАЯ. Просыпался в 3.10. Теплоход подходил к пристани Игрим. Здесь начало северного газа. Почти половина пассажиров ехала досюда, больше всего женщины к мужьям и сыновьям.
Солнце в это время уже всходит и горизонтальными лучами бьёт в окно каюты. Выпал крупный иней, создав впечатление снега, но облаков не было. Река волновалась.
Встал в 8.30. На небе ни облачка. Зеркальная гладь реки обрамлена с обеих сторон низменными берегами с высоким елово-лиственным лесом. Ширина реки здесь 200-250 метров, берега подступают близко, и это создаёт красоту. Много уток летает и плавает.
Теплоход "Тобол" шёл со скоростью 22-25 километров в час, "Пётр Шлеев", или "Петька", как его здесь зовут, делает всего 15 километров в час. Правда, он идёт против теченья. И к тому же старый. К 10 часам мы удалились от Берёзова на 200 километров.
От нечего делать мы вшестером, все, кроме учительницы, четыре часа обсуждали вопросы политики и жизни вообще. Единодушно пришли к тому, к чему мы обычно приходили. Безнадёга. Беспросветность. Остаётся одно: ждать, когда вымрет кучка нынешних руководителей.
В 19.30 вступили в приток Северной Сосьвы - реку Ляпин. Ширина её 150-200 метров. Русло извилистое. Берега низменные, поросли елью, берёзой, красноталом. Много уток. Они то перелетают с берега на берег поперёк хода нашего судна, то с маху садятся на воду. Не боятся судна. Непуганая птица. Нетронутые места, потому что недоступные.
Поверхность воды зеркальная. Деревья как будто растут из воды и имеют зеркальное отражение в ней. Теплоход идёт по огромному зеркалу. Даже жаль нарушать такую красоту. Толща воды в Северной Сосьве и Ляпине выглядит чёрной. Окружающая природа достойна кисти художника. В посёлках коренное население: ханты и манси.
21.25. Скоро, утром, мы закончим своё плавание в посёлке Саранпауль. Всего будет пройдено по воде 2039 километров. До этой цифры нам сейчас нехватает приблизительно 100 километров.
Что можно сказать в резюме?
Понравились города Тобольск и Ханты-Мансийск. Лучше бы центр области перенести в Тобольск, где он был раньше. Богатства края необъятные. Использование их бесхозяйственное. Лесу здесь - тьма, рыбы и дичи - тоже.
Однако: не могут построить достаточное количество гостиниц для транзитных пассажиров, которые мучаются оттого, что негде спать. Лучшие сорта рыб (сосьвинская селёдка) идут не на стол трудящихся, а прямиком в Кремль. Её маринуют по специальному рецепту и в маленьких бочонках отправляют руководителям страны для включения в "кремлёвский паёк". Местное население мирное и спокойное, но всё портят вербованные, погонщики за длинным рублём. Их здесь зовут бичом, мобутовцами, чомбовцами (от имён африканских политических персонажей Мобуту и Чомбе). Обычно эти люди приезжают без семей и являются разносчиками невежества, разврата, пьянства, хулиганства. В то же время эти кадры непостоянные. Как искоренить явление? На вопрос отвечают люди, проработавшие здесь, на Севере, по 10 и более лет (они действительно любят этот край и хотят хорошо жить): надо создать нормальные условия жизни. Это очень легко: не надо жалеть добра, которое гниёт. Пусть люди строят дома, очищают леса, косят травы. Здесь в посёлках можно иметь газ и водопровод. Это было бы практическое улучшение благосостояния. Сюда бы стали переселяться семьи, вместо "бича". Сюда бы двинулась культура. К сожалению, это мечты.
23.00-23.30. Пристань Ломбовож. Здесь ханты-мансийское селение. Стояли в полутора километрах от берега, в зарослях затопленного острова. Три моторки взяли почту.
На этом временно прерываю запись.
Борт теплоходов "Тобол" и "Пётр Шлеев".
3 ИЮНЯ. Мы прибыли в Саранпауль 1 июня в 4.40. Солнце уже взошло и освещало хребет Уральских гор. Над нами была облачность, а в районе гор - солнце, отчего горы выделялись особенно яркой белизной своих вершин. Видны довольно острые вершины.
Теплоход уткнулся в песчаный берег, подали трап с носа на берег. Трап крутой. Поручней или их заменителей нет. Мы осторожно сошли, держа свой багаж. Холодновато. По реке плывут отдельные редкие льдины размером до 5 метров с расстоянием между ними 200-500 метров.
Видна короткая улица вдоль реки. Ещё улица, поперечная ей. И дальше масса серых домиков жителей посёлка.
Устроились на квартире у начальника Оторьинской партии Бунина Михаила Васильевича, с которым вместе ехали, в частном доме. Хозяйка коми. Семья у хозяйки огромная, но все живут своими семьями, за исключением молодого сына, отслужившего в армии. Самый младший сын-подросток показывался в этом доме, но живёт у кого-то из родственников.
Все дома в посёлке деревянные. Зелень не любят, чистоту и порядок - тоже. Коми (зыряне) несколько красивее, чем ханты и манси, и стоят ближе к русским.
2 и 3 июня - волокита и бюрократизм по оформлению на базе. Старшина милиции не может прописать из-за отсутствия бланков прибытия, начальник базы не может устроить с жильём, не может обеспечить резиновыми сапогами для работы в болотистой местности. Если бы было по-другому, то мы могли подумать, что попали за границу.
База партий Тюменской экспедиции, на которую мы прибыли в Саранпауль, - это, во-первых, административный корпус в виде большого барака. В корпусе - кабинеты чиновников, бухгалтерия, радиостанция. Рядом с корпусом - добротная вертолётная площадка, на которой постоянно находится от одного до трёх вертолётов. На эту площадку может сесть и маленький самолёт. В этом же корпусе-бараке находится лаборатория с непонятным назначением. Геологи обязательно имеют геохимическую и химическую лаборатории. Эта же не имела ни оборудования, ни специалистов для выполнения соответствующих анализов. В лаборатории проходили практику молоденькие девушки из Новосибирского геологоразведочного техникума. Они украшали местный социум и занимались перепиской каких-то бумаг. Насколько я понял, лаборатория занималась сортировкой проб, прибывающих с поля, на предмет очерёдности их отправки в Тюмень.
Отдельно от административного корпуса стоял склад. Фактически он был вне Саранпауля и хорошо охранялся.
Здешняя столовая - пожалуй, самое оживлённое и самое доступное место в посёлке. Готовят отлично, по-домашнему, с душой. Порции кладут без жульничества, характерного для советских столовых. Фирменное блюдо этого заведения, о котором хорошо наслышаны в Тюмени, - свежая клюква с сахарным песком. Просто, но как освежает! Если в меню числится суп, то это настоящий суп, а не пойло, если котлеты мясные, то они не бывают хлебными, как в свердловских столовых. Блины по вкусу, будто домашние.
Старший техник-геолог Лида была здесь уже не впервые. У неё добрейшая душа. Заботилась даже о собаках, которые, будучи знакомы с ней, ждали её выхода из столовой. Она покупала для них несколько блинчиков и заодно показывала нам практическое претворение в жизнь поговорки "На долго ли собаке блин?". Она сворачивала блин трубочкой и кидала собаке. Та ловила его на ходу и проглатывала, не то, что не жуя, а мы даже не могли заметить намёка на глотательное движение. Она бросала второй блин, собака снова ртом "ам" и спокойно смотрит, будто ничего и не произошло. И так - три или четыре раза.
Погода сегодня хорошая, мы ходили без пальто.
6 ИЮНЯ. В общем, здесь прохладно, и погода может резко меняться в течение дня. Иногда светит солнце, но дует холодный ветер, и приходится надевать пальто или куртку и шапку. Зимнюю шапку, конечно. Влияет, в основном, не близость Уральских гор, а близость Северного полюса.
Сегодня мы выбрались в лес. Кедровник. Заросли кедра, ели, багульника, брусничника и мхов. Багульник очень сильно пахнет, некоторые из нас с трудом переносили его запах. Кружится голова. Кругом валяются прошлогодние кедровые шишки, некоторые с орехами. Их некому собирать. Тепло, но в зарослях кустов и деревьев встречается снег. Подышали хвойным воздухом, и всё. Мне посчастливилось найти фауну, правда, видимо, принесённую кем-то, потому что мы не обнаружили выхода коренных горных пород вокруг.
Мы ведём почти беззаботную жизнь подобно отдыхающим на курорте. Своевременное посещение столовой, два-три киносеанса, прогулки по посёлку или за его пределы. Клуб фактически стоит пустой, и только на киносеансы приходит десятка два народу. Но кино гонят всё равно. Почему мы смотрели по два или по три сеанса? Потому что столько привозили фильмов.
В Саранпауле есть какой-то филиал или партия экспедиции, специализирующейся по пьезокварцу. В фойе клуба на тумбе стоит большой кристалл замутнённого горного хрусталя, высотой полметра или даже больше. Мы, проходя мимо, гладим его.
7 ИЮНЯ. Ждём баржу с обмундированием и поэтому не выезжаем в поле.
Мы все - геологический состав Оторьинской партии и я - пристроились на квартире, снятой Михаилом Васильевичем Буниным, начальником партии, для себя и своей жены. Он нас не выгоняет, мы ему не мешаем, ведём себя прилично. Спим в спальниках, которые кладём на надувные матрацы на пол в общей комнате. Так как я не отношусь к партии Бунина, то ничем не занят в их "внутренних" делах. А они что-то чертят, что-то пишут. Но в карты по вечерам играем все вместе до того времени, когда солнце коснётся горизонта. Это соответствует полночи. Белые ночи давно пришли, и мы к ним быстро привыкли.
Всей гурьбой мы ходим в столовую, в кино и на прогулки.
Дом построен по образцу русской деревенской избы. Есть баня, мы в ней мылись 5 июня, предварительно натаскав воды из реки Ляпин. Это не трудно. Но берег Ляпина занят лодками, которые стоят в два ряда, и добираться до воды долго и трудно. Надо пройти по двум лодкам и только потом зачерпнуть воды. Потом с водой в вёдрах надо снова пройти через две лодки, прежде, чем встать ногами на берег. Почти всю жизнь эта семья коми кочевала, потом осела - стала оседлой. Хозяин умер три года назад, так как, говорят, не вынес оседлого образа жизни. Женщина одна поставила на ноги четверых детей, живут, конечно, бедно.
По образу жизни, одежде и чистоплотности коми (зыряне) стоят близко к русским. В избе железные кровати, стол под клеёнкой, комод, зеркало, занавески в дверях, фотографии на стенах, иконы в углу, на которые никто не молится. Единственное, что есть у коми, и чего нет у русских - малица - верхняя зимняя одежда вместо нашего пальто. Она не продувается, потому что не имеет пуговиц и не распахивается. Малица надевается через голову, как платье. Она - результат приспособления к северной ветреной погоде. Малицу носят как женщины, так и мужчины.
Хозяйка, которую все называли только по отчеству Васильевной, показывала нам, как шьют кисы (обувь типа унт) и малицу. Ниток не применяют. Вместо ниток - куда более крепкий материал - тонкие волокна сухого мускула из загривка оленя. Этот мускул жёлтый, в виде толстого жгута, и довольно-таки легко разделяется на "ниточки". Легко - в руках Васильевны. Она вдёрнула такую ниточку в иголку и что-то шила. Шапки шьют такими же "нитками". Мы привыкли к названию "пыжиковая шапка", однако Васильевна "выдала" нам длинный ряд прилагательных, применяемых к слову "шапка". Они зависят от возраста телёнка, шкура которого используется в качестве материала. "Пыжик" - самый молодой телёнок.
Что такое Саранпауль? "Саран" - большой, "пауль" - деревня. Значит, это большое поселение. Я полагаю, там проживало 2-3 тысячи человек. Количество домиков - 500-600. Есть рыбкооп, оленьсовхоз, в котором разводят песцов и чёрных лис, и две геологических организации: одна наша, другая - по пьезокварцу. Ещё есть: метеостанция, школа до 9 классов (скоро обещают открыть десятый класс, пока выпускники учатся в интернате в Берёзове), поликлиника, в которой всего два врача (врачи сбегают, не задерживаются), с больничным отделением, столовая, клуб, 5 мелких магазинов, сельсовет, детский сад, детские ясли, отделение милиции. Зелени нет совершенно, за исключением школьного садика, в котором прекрасно произрастают кедры, ели, берёзы, какие-то высокие травы, есть цветник. Всё это создано трудом учительницы биологии и школьников.
Наполненность магазинов товарами - весьма скромная и приспособлена к местным, северным, условиям. Много товаров в хозяйственных магазинах, но мало или почти нет никаких - в продовольственных. Там есть хлеб, оленья колбаса, с которой мы знакомы ещё с Берёзова, спирт и "рябина на коньяке". "Рябина на коньяке" - крепостью 40 градусов, 3 рубля 40 копеек за поллитровую бутылку, - как бы "красное вино" для женщин, а спирт, крепостью 96 градусов, по 7 рублей 84 копейки за поллитровую бутылку - для мужчин. Больше никаких напитков не было, и в них, вероятно, никто не нуждался. Слово "портвейн" в тех условиях считается неприличным для упоминания или произнесения. Его считают чем-то вроде крепкого кваса.
Сейчас в посёлке началась копка огородов. Наша группа трудоспособных, скучающих от безделья людей решила помочь хозяйке вскопать огородик. В общем-то, нам это не было в тягость: каких-то две сотки на 6 человек. Меня смущало только одно: не поздно ли сажать картофель. Хозяйка ответила, что не поздно, всё успеет вырасти. А всё - это картофель и лук. Два растения - весь ассортимент агрокультур саранпаульского огорода. Теплиц нет ни у кого. Я не проверял, но поверил хозяйке.
Огородами занимаются русские и зыряне. Манси, которых не менее половины населения, огородничеством никогда не занимались и не занимаются. Их сфера: животные, звери, рыба.
После людей по численности идут собаки. Они мохнатые, никогда не лают на людей и вообще редко лают, безобидные. Но не любят коров (здесь есть коровы), машины и тракторы. Также не любят, когда на улице или во дворе появляются чужие собаки. Спят они на боку, вытянув лапы и морды. Лежат, будто мёртвые. От административного корпуса базы партий имеется тротуар метров 40 (больше во всём посёлке нет тротуаров). Собаки любят это место в качестве лежанки. Люди перешагивают через них, но если кто-то ненароком встанет на собаку, она вскочит и, не издав ни звука, отойдёт в сторону.
Мы не можем ложиться спать раньше половины двенадцатого ночи, так как наши внутренние хронометры сбились из-за "круглосуточного дня".
12 ИЮНЯ. Васильевна много рассказывает о своей семье. В основном, о прошлой жизни, когда дети были маленькими, и они кочевали. Для неё тоже кочевая жизнь - лучший образ жизни.
Ленинградка-топограф, которая живёт в одной из комнат, собирается в поле.
Вчера мы все вместе проводили Галину Михайловну, жену Бунина. Стало её нехватать, особенно оторьинцам. Они сразу заговорили о выезде в поле.
Вчера же прибыла баржа с каким-то имуществом. С базы нашей партии, из тайги, прибыл старший техник-геофизик Каялайнен. Там же находится начальник бурового отряда Терентьев. Ему, вероятно, сообщили из Тюмени туда, в тайгу, о моём существовании, и он прислал телеграмму, в которой велел готовиться к выезду в поле. Он настраивал бурение скважин на участке. Может быть, хотел использовать меня, но начальство партии (начальник и старший геолог) зарезервировали меня для своих целей. Терентьев этого не знал. Да и я поначалу тоже не знал. Распоряжение начальника бурового отряда я, тем не менее, "выполнил" в два счёта, потому что был готов к выезду в любое время, то есть сказал про себя: "Хорошо! Я уже готов". Поскольку мы с оторьинцами жили в состоянии "последнего дня" перед расставанием, то не делали никаких долгов друг перед другом. Взаимные расчёты производились после каждого посещения столовой или кинотеатра, без намёков на ханжество. Их персональные вещи были уложены по чемоданам, как и у меня. "По первому сигналу трубы" каждый мог направиться на вертолётную площадку. Мы числились на полевых работах, нам шли "восьмёрки" в табелях о выходе на работу и начислялось полевое довольствие 40 % к окладу за каждый календарный день. Экспедиционные работы своеобразны. Мы вынужденно бездельничали, а деньги нам всё равно платили, и мы знали, что оплаченная в долг работа должна быть выполнена в течение лета в любом случае, не считаясь со временем. Кому нравится такой стиль работы, те едут в экспедицию, кому не нравится - устраиваются на завод, где работают "от" и "до".
14 ИЮНЯ. Сидим в Саранпауле без дела уже две недели. Каялайнен, которого Терентьев послал за продуктами, пьёт. Держит себя высоко, чтобы не сказать высокомерно. Сегодня справлялся, нет ли у меня свободных денег. Конечно, таковых не оказалось, так как они пошли бы на пропой. С виду он какой-то грубоватый тип, не вызывающий доверия.
Деньги здесь можно выпрашивать и только выпрашивать. Я говорю про бухгалтерию. Работы не начаты, хотя финансирование уже давно открыто; заработанных денег ни у кого нет. И деньги можно брать (в бухгалтерии) только в долг. Подойдёшь к бухгалтеру: "Дайте 10 рублей". Если он в настроении и есть деньги, то даст. Положительная черта главбуха (Графеев Иван Павлович) - если заметит кого-либо пьяным, денег больше не даст. Конечно, бухгалтерия давала бы деньги регулярно и в полном размере оклада, но ей нужен табель выхода на работу, который может представить только начальник партии. А начальника у нас нет. Он в Тюмени. Правда, скоро должен подъехать. И мы пока попрошайничаем у главбуха.
Галина Михайловна, жена Бунина, выпускница Казанского университета, была центральной фигурой нашего небольшого коллектива геологов, ожидающих отправки в поле. Она уехала в Казань и вернётся сюда к началу учебного года. Видимо, решила поработать в школе Саранпауля.
Вчера снова делали коллективную вылазку в лес, на запад. Километрах в двух от Саранпауля в реку Ляпин впадает река Щекурья (мальчишки, которые здесь тоже есть, наговаривают стишок: "Саранпауль, Щекурья - вместе стоят два рубля"). Сейчас она многоводна. На её берегу - зверосовхоз, в котором 2500 серебристых лис. Нас не пустили за ограду, но всё видно через огромные щели в заборе. За забором стоял лай лисиц. Зверьки поглядывают на людей озлобленно.
Возле входа в "зверинец" - площадка, на которой смонтировано два чана диаметром около двух метров каждый. В них женщины-манси варят обед для лисиц. Чаны на подставках, снизу - костры. Варево состоит, в основном, из рыбы. Женщины размешивают его длинными, до 2,5 метра, мешалками. Манси не едят щуку и налима, считая их сорными рыбами. Но, поскольку налим и щука попадаются при ловле, они скармливают их лисам. Сами манси употребляют сырок, сёмгу, тайменя.
Нам они продавали крупный вяленый сырок. Размер рыбинки 30 сантиметров, цена 30 копеек за штуку. Это дёшево. Но у них много сырка, и они не очень высоко поднимают цены на него. Сами они едят и сосьвинскую селёдку, но мне не пришлось её даже видеть.
Общение с манси не совсем обычное. Они входят в избу и молча стоят у порога, держа связки сырка. Не здороваются, не прощаются. Спасибо Васильевне, она сказала, что манси предлагают нам рыбу. После подсказки начался разговор, потому что сначала мы подумали, что они пришли к Васильевне и нас не касается их визит. Мы скупили у них всю рыбу, по три штуки на человека. Не объелись, но хорошо заправились. Вкусен мансийский, ляпинский сырок.
О сосьвинской селёдке, единственном виде сельди, обитающей в пресной воде, мы интересовались у команды теплохода. Нам сказали, что доставать её трудно, потому что она проходит специальный засол и в маленьких бочонках поступает на кремлёвский стол. Значит, вылавливается под контролем.
Мансийское жилище не имеет двора в нашем понимании. Есть территория, принадлежащая хозяину. Эту территорию знают все манси посёлка и собаки хозяина. Эта охраняемая территория - единственное место, где хозяйская собака может куснуть человека. На этом неогороженном дворе нет огорода. Стоят высокие жерди в виде треноги, на которых сушатся шкуры или висят связки рыбы. К дому можно подойти с любой стороны, если пропустят собаки.
Двор Васильевны тоже не был огорожен. Собаки у неё не было. Но в неогороженном дворе стояла баня, и был огородик с низеньким забором, чтобы не заходили коровы. Воров не было, и она не боялась воровства.
Мы находимся в пределах Западно-Сибирской низменности. Местность вокруг болотистая, лесу много, но он не строевой, не строительный, тонкий, хилый. Уральские горы вырисовываются на горизонте в виде двух полос: первая тёмная находится ближе. Это предгорье. Вторая - полоса белых вершин. Она возвышается над первой.
9 июня белое покрывало гор было разорвано тёмными полосами разного направления. На вершинах, которые поменьше, снег почти растаял, а на вершинах повыше - ещё устойчиво держится.
Комаров пока нет. Всего один раз шёл дождь. Остальное время, можно сказать, стоит прохладная хорошая погода.
Васильевна гостеприимна. В её дом постоянно кто-нибудь приходит: родичи, знакомые. Возможно, чтобы поглядеть на нас. Не исключено.
Саранпауль с внешним миром связан так. Один раз в 4 дня приходит теплоход "Пётр Шлеев" маршрута Берёзово - Саранпауль, три раза в неделю летает самолёт до Берёзово. Корреспонденция присылается этим же транспортом, но чаще всего теплоходом. Телеграммы пересылаются в Берёзово по радио или по телефону, а оттуда в эфир. Есть радиосвязь и самолётная связь непосредственно с Тюменью, но не для простых смертных. Связь с Берёзовым лучше, чем с Тюменью. Через него ходят теплоходы по маршрутам: Салехард-Омск, Салехард-Тюмень, Берёзово-Тюмень, самолёты АН-24 до тех же городов.
15 ИЮНЯ. Сегодня встали рано, в 6.30. Завтракали дома. На улице бусит дождь. А у оторьинцев на 8.00 назначен вылет в поле. Их пятеро во главе с Буниным: старший геолог, старший техник-геолог (девушка), двое студентов-практикантов выпускного курса техникума из Новосибирска. Вертолётная площадка рядом, в 300 метрах. Я помог им перенести груз. Постепенно дождь перестал, но день остался пасмурным. Они улетели в 9.15 на вертолёте МИ-4 на реку Оторья разведывать месторождение каменного угля с примесью германия. В обед в столовой встретился бурильщик из их партии. Он прилетел тем же вертолётом, которым они улетели. Мы расстались с Михаилом Васильевичем, прекрасным человеком, навсегда. Больше я его не встречал. Впрочем, как и всех остальных.
Последние дни, после отъезда Галины Михайловны, мы, мужчины, ночевали в большой комнате. Наши постели располагались рядом, и Михаил Васильевич много рассказывал о предыдущей своей работе. Оказалось, что он тоже работал на Берёзовском руднике, ещё в 1930-х годах. С тех пор всё изменилось: техника, поле деятельности, люди, даже системы отработки руд. Возросли производительность труда и объёмы добычи. Появилось смертельно опасное заболевание под названием "силикоз". Золото требовало жертв.
Михаил Васильевич родился в 1909 году. Он ровесник профессора Вертушкова, заведующего кафедрой минералогии нашего Свердловского горного института, и учился с ним в одной группе в этом же институте. Шутливо отзывался о профессоре. Каждый профессор сначала бывает студентом, потом диссертантом. Вертушков защищал диссертацию во время войны, и на защите присутствовал академик Ферсман, который провёл опасные военные годы в Свердловске. Тема диссертации о месторождении пьезокварца как стратегического сырья не получила у академика высокой оценки. Он, якобы, назвал её курсовой работой. Но она всё же была принята к утверждению, Вертушков со временем стал профессором и ужасно сердился, если в его присутствии называли фамилию Ферсман. А как её обойдёшь, если изучение минералов в 1910-1940-е годы связано с его именем?
Михаил Васильевич говорил так: "На факультете ходило два анекдота. Первый: один из выпускников на пари сбегал в одних трусах от института до главпочтамта. Второй: Вертушков защитил диссертацию, которая тянула на курсовую работу. Об этом можно было говорить только в шутку, потому что Вертушков прослыл добротным минералогом, был лауреатом Государственной премии за исследование пьезокварца и грозой студентов на экзаменах. Выражалось это в том, что он заявлял каждому студенту одно и то же: "Так ты же не знаешь минералогию! Двойка!" Мне пришлось подрабатывать на его кафедре. Я настроил ему спектрофотометр, который много лет простоял в нерабочем состоянии. Он хорошо ко мне относился, и я старался выучить минералогию так, чтобы не упасть в грязь лицом и сдать экзамен не ниже, чем на четвёрку. Он спрашивал-спрашивал меня на экзамене, даже улыбался, а потом поморщился и говорит: "Ну, что это за знания?" И поставил тройку. Но получить у него тройку с первого захода у студентов считалось почти счастьем.
Вчера вечером вверх по реке Хума ушли на лодке топографы - две женщины из Ленинграда и сын хозяйки в качестве моториста. Сегодня всё опустело, притихло. Я остался один. Компания исчезла, захотелось в тайгу. Баржу со спецодеждой, наконец, разгрузили. Я получил спальник, накомарник и спецовку. Сапоги должен сегодня вечером доставить самолёт - спецрейс из Тюмени. Но вылет на базу партии снова отсрочен, так как вертолёт уходит на профилактику. Если дадут МИ-1, тогда я улечу до 20 июня.
Закончил чтение учебной дисциплины "Рудничная геология", приступил к "Разведочному бурению". Поскольку я студент-заочник, то надо самостоятельно учиться.
16 ИЮНЯ. Вчера вечером пошёл дождь, который продолжался и сегодня до полудня. Самолёт с сапогами застрял из-за непогоды в Хантах (так называют здесь Ханты-Мансийск). К обеду облачность разорвалась, посветлело, засияло солнце. Я читал книгу и следил за небом.
Чу! Застрекотал вертолёт, а следом за ним послышался рокот гидросамолёта. Выбегаю к реке. Самолёт сел на моих глазах и подрулил к противоположному берегу. Оказалось, что сегодня это уже второй гидросамолёт. В то же время со стороны базы поднялся "сухопутный" самолёт. Я его проглядел. Видимо, сапоги завтра будут. Завтра будет и "Пётр Шлеев".
По-моему, Тюмень ожидает большое будущее, причём, скорое. И настолько большое, что с трудом верится. Там уже строится технический вуз, к ней тянутся нити нефтяных и газовых многообещающих разведок. Посёлки Мегион и Нижневартовск обретают черты городов. Сам город Тюмень строится. Жильё закладывают квартал за кварталом.
17 ИЮНЯ. В дни прихода "Петра Шлеева" в столовой бывает многолюдно, особенно, во время завтрака. Чтобы узнать, кто приехал, не надо ходить дальше столовой. Сегодня прибыли старший геофизик нашей партии Утробин Владислав, главный геолог Тюменской экспедиции Охотников Виталий Николаевич и сотрудник кафедры профессора А.А. Малахова - Мухлынин, студент-вечерник. Его послали на преддипломную практику. С его слов, староста их группы Борис Баранов уже пишет дипломный проект. Я знал их учебную группу, потому что, работая в Берёзовске, посещал лекции с "вечерниками".
Прибыло много других, менее знакомых и совершенно незнакомых людей. Посёлок оживился, пришёл в движение. Мелькали знакомые старшекурсники. Среди них - глава туристов института Стас Орлов и студент пятого курса группы ГСП ("Геологическая съёмка и поиски") Лёня Романов. Лёня, небольшого роста, запомнился мне стоящим у конторы-барака. Мы кивком головы поприветствовали друг друга. И всё. Из тайги он не вернулся. Стас Орлов, импозантный студенческий организатор, тоже погиб. Но это случилось потом, а пока все в движении, все готовятся к заброске в горы.
Вчерашние сапоги расхватали на моих глазах, причём заочно, так как сапоги как таковые лежали где-то на складе, а делили цифры и наименования имущества. В делёжке могут участвовать только начальники партий (или отрядов), а нашего нет. Опять я без сапог. Даже теоретических. Правда, не я один. Имущество делил главный геолог экспедиции. Он демократичный, не забюрокраченный человек. Настоящий полевик. Возле склада собрались начальники партий, они молодые, и все желающие; он вошёл в толпу со списками, собравшиеся создали вокруг него кольцо, и началось "новгородское вече", где каждый мог высказаться и даже потребовать.
До обеда была жара. К вечеру прохладно, плюс 10 градусов. Берёзки и другие лиственные деревья позеленели. Аграрии готовятся к пахоте и огораживают совхозное поле. Значит, здесь ко всему прочему есть ещё совхоз. Это логично, потому что население надо чем-то кормить, а из Берёзова не навозишься.
Горы вновь побелели. Значит, там хорошо похолодало.
Вечером прилетел спецрейсом самолёт из Тюмени. На нём - начальник нашей партии Котельников.
18 ИЮНЯ. Вчера сломались часы. Встал по радио. Сегодня жарко.
После завтрака - мой маршрут через склад в контору. Здесь - встреча всех сотрудников нашей партии, наличествующих в Саранпауле. Начальник отряда Терентьев находится в поле. Я его пока не знаю. Старший геолог - в Тюмени. Он не спешит в поле. Геолог - женщина - прибыла вчера. Другой геолог - её муж - в отпуске, приедет позднее. Здесь старший техник и два техника (я - один из них). Примут ещё младшего техника, кого-нибудь из студентов. Завхоз, радист и повар находятся в поле. Говорят, что свердловчане (из горного института) после долгого обдумывания пути следования поехали через Ивдель. Всего будет работать порядка 50-ти человек, считая рабочих и свердловчан. Сапоги и спальники - проблема для партии. Но у меня спальник есть. Радиосвязь между Саранпаулем и Тюменью плохая. Причина неизвестна: кто-то не передаёт радиограммы. Решено лететь на базу партии и недостающее имущество ждать там. Прилетающие оттуда люди говорят, что на некоторых участках снегу по колено и выше.
21 ИЮНЯ. Большинство событий происходит внезапно. После завтрака объявили о вылете вертолёта МИ-4 на базу нашей партии. На этот раз пришёл мой черёд. Пассажиров трое: начальник партии Котельников, старший геофизик партии Утробин и я.
Прощаюсь с хозяйкой, благодарю за гостеприимство и терпение. Чемодан в руки, рюкзак за плечи и - на вертолётную площадку. Трёхнедельный отдых в Саранпауле окончен. Плюс недельное путешествие по реке от Тюмени до Саранпауля.
Перед посадкой в вертолёт начальник партии вручает мне опломбированный металлический тубус с секретной геологической картой района наших работ. "Не потеряйте", - шутит он и садится рядом со мной, держа в руках карабин. На партию положена одна единица нарезного оружия. Обе эти вещи - тубус и карабин - держат в руках, класть нельзя, а они тяжеловатые. Держать надоедает. Поэтому тубус и карабин во время полёта ходили по трём парам рук от одного к другому.
Мы поднялись. Дорога с воздуха выглядит, как лыжня. Деревья - как комнатные цветы. Всё просматривается хорошо, за исключением таёжных зарослей. Вертолёт - душегубка. Летели, примерно, один час. Под конец захотелось на волю. Направление полёта - на юго-запад. Пересекли несколько рек и топей. Появились горы. А вот, и лагерь. Пять домиков и несколько палаток. Приземляемся. Всё, перелёт в тайгу завершён.
Это база нашей партии - Южный участок.
Знакомлюсь с лагерем, с людьми, с которыми работать всё лето, вернее, весь полевой сезон, который не совпадает с летним периодом. Кухня со столовой на открытом воздухе. Склады. Баня. 3 собаки, два котёнка и один щенок. Место отличное. Сразу пахнуло Уралом. Вокруг невысокие горы, вдали за лесом - вершины со снегом. Лагерь на высоком берегу очень быстрой горной речки с холодной водой. Речка называется Мань-Няйс. Купаться можно, но недолго. Речка изобилует перекатами. Дно и берега сложены валунами и галькой. Кругом тайга. Весной через речку делали мост, но его снесло.
Осмотрелся. Знакомимся со сторожем. Надо поместить вещи на хранение в отдельную палатку-склад. Ко мне подходят двое рабочих. Здороваются и тихонько спрашивают: "Одеколон есть?" Потом объясняют без нажима, что если есть, то надо отдать его им, потому что с водкой туго, и они вынуждены прибегать к выпрашиванию. И ещё добавили, что они всё равно проверят вещи, но ничего не возьмут, кроме одеколона. Я уверил их, что у меня нет одеколона. По их глазам понял, что они не поверили. Из интереса я наставил меток - проверят или нет? - и сдал вещи, то есть поместил в палатку, которой заведует завхоз. Его функции: развязать лямки на входе в палатку, записать, что сдано, и снова завязать лямки. Замков нет. Забегая вперёд, скажу, что вещи прошли проверку - метки были сбиты или уничтожены. Но меня поразила тщательность и аккуратность размещения моих вещей в моём чемодане по своим местам посторонними людьми. Все они были целёхоньки.
Почти сразу за нашим вертолётом прибыл другой. Приехали свердловчане через Ивдель и Усть-Манью. В их числе научные работники и преподаватели Шалагинов, Челноков, Исакова, Юра Полтавец, 7 студентов (четверо с нашего курса: Сахаров, Сугаков Володя, Женя Макагонов, Женя Слободчиков).
Когда немного огляделись, между всеми прибывшими людьми началась делёжка сапог, которые были завезены на местный склад. Народу собралось в лагере - уйма. Еле разместились. Я устроился со студентами, своими знакомыми.
Днём гремел гром, но грозы не было.
22 ИЮНЯ. Начальник партии Котельников и рабочие ушли часов в 7 утра. Затем, после завтрака ушли геофизики и геологи (инженеры и научные работники) - на рекогносцировку. Она, естественно, необходима перед началом полевых работ такой армией. А будущих инженеров - студентов - заставили делать вертолётную площадку. Меня добавили в их компанию.
Жара 30 градусов или выше. Устали, но площадку не доделали. К вечеру вернулись все, кроме рабочих. Они осели в тайге, получив работу. Везде много воды: таков вывод. Рабочие будут делать вертолётную площадку на одном из участков.
23 ИЮНЯ. С утра мы доделали вертолётную площадку. Приходил вертолёт, доставил 200 кг груза и 9 человек. Прибыл руководитель сотрудников Свердловского горного института (СГИ) Щербин. Площадку похвалили лётчики (они из другой экспедиции). Вертолёт слетал на какой-то другой участок нашей партии. Весь наличный мужской состав базы был рекрутирован на спешную разгрузку и новую загрузку вертолёта. Мне взвалили на плечи мешок с сахарным песком 70 килограммов. Тогда существовала такая расфасовка. Думал, что не унесу. Нет, всё кончилось хорошо. Оттащил на 30 метров, до склада, там его приняли. При погрузке в вертолёт лётчики всегда поглядывают, не перегрузили ли машину. Но тут они просмотрели. Мы перегрузили. Вертолётная площадка у самого берега реки. Вертолёт попробовал взлететь, но не мог. Со второй попытки взлетел, поднялся на 20 метров вертикально, выше деревьев, и хотел лечь на горизонтальный полёт, как вдруг, находясь над рекой, пошёл вниз. Ниже, ниже. Не может преодолеть опускание. До воды осталось не более одного метра. Все напряглись. Неужели будет авария? Из-за нас ведь. Но вот он завис, двигатель заработал на полную мощь, и машина медленно-медленно стала подниматься. Поднявшись на 30 метров, он полетел горизонтально с постепенным набором высоты. У всех отлегло от души: аварии не произошло.
24 ИЮНЯ. Вчера ночью пришёл вездеход-амфибия ГАЗ-47. Его называют ещё АТЛ, то есть "артиллерийский тягач лёгкий". Это модификация грузового автомобиля ГАЗ, к которому вместо колёс приделаны гусеницы, а внутреннее пространство сделано водонедоступным.
Студентов и ещё кого-то из научников отправили на участок Хапхартуйтумп. Там они будут до конца сезона. Вездеход повёз туда груз.
Около 12-ти часов мы вышли в поход с В. Ослоповских (сотрудником СГИ). Распределение по маршрутам вёл Сергей Сергеевич Щербин. Для краткости его звали "СС". Мы прошли ориентировочно 22 километра. Первый поход запомнился как урок на будущее. Ходили по Южному участку с заходом на буровую. На буровой живут, как в доме отдыха.
Мы вышли в маршрут, не позавтракав и не пообедав, натощак. Умотались по бурелому и горелому лесу, потеряли силы, оголодали, начали жевать всё, что можно. У меня была коробочка с поливитаминами. Мы её проглотили, не заметив. Начали подбадривать друг друга. Порой силы покидали нас, и мы останавливались, хотя оба знали, что останавливаться не допустимо. Наконец, услышали отдалённые звуки, которые могли доноситься только из лагеря. Приободрились и вошли в расположение лагеря, как ни в чём не бывало. Оба, не сговариваясь, попросили чаю. Попив чаю, понемногу поели. По существу, этого хватило. И мы пришли в норму. Потом много дней оба напоминали друг другу, что выходить в маршрут, не позавтракав и не прихватив с собой кусок хлеба или сухарь, ни в коем случае нельзя.
25 ИЮНЯ. Вернулись рабочие. С утра я сходил в лес за курткой, которую оставил там вчера из-за жары. Вчера было около 30 градусов. Днём к нам приехали манси на оленях, запряжённых в сани. Двои сани по пять оленей в каждой упряжке. У манси нет телег. Сани летом прекрасно скользят по траве. Они ездят не по лесу, а по голой части гор, выше леса. Олени для манси - это всё: транспорт, мясо и даже молоко. От жары олени дышат так сильно, что их тело ходит ходуном из стороны в сторону. Я прикинул амплитуду раскачки: до одного метра. Мансийские детишки, кроме материнского молока, знают только оленье. Коровье молоко они едва ли будут пить.
Вчера было жарко, а сегодня после обеда - жара и град. Чего только ни бывает в природе! Сегодня с 11 до 18.30 были в маршруте опять с Владиславом Ослоповских. Долго пережидали град под деревьями. Маршрут был определённым, да ещё мы взяли с собой хлеба. Жара более 30 градусов. Пили ледяную воду из ручья. Много птиц и лосиных следов. Прошли 18 км. Сегодня принесли (в смысле, я принёс) 10 кг камней. Это геологические пробы на различные анализы.
Сегодня отправили ещё двоих студентов на Хапхартуйтумп. Из свердловчан здесь осталось четверо: доцент Щербин С.С. (глава), аспирант В. Ослоповских, ассистент В. Челноков и дипломник В. Холоднов. Произношение слова "Хапхартуйтумп" мы постигали целую неделю. В переводе оно означает "Тащили лодку". Кто-то из манси когда-то перетаскивал по этому месту, через гору ("тумп") лодку волоком из одной речки в другую. Русские назвали бы такое место словом "волок".
26 ИЮНЯ. В 11 часов все свердловчане и я вышли в маршрут. Комариное время в разгаре. Правда, пока нет мошки и оводов, но скоро будут. Говорят, с ними "веселее". Щербин любит отдыхать, поэтому с ним идти легче, а то Ослоповских бегает, как олень, а мне отставать неудобно. Ходили все вместе. Посетили бывшие разработки пьезокварца. Отсюда хорошо виден Главный Уральский хребет. До его вершин километров 5. На нём пятна снега. Снег встречается и у нас на дне некоторых шурфов. В лесу подкрепились. Пили много воды. Сегодня прошли километров 15. Нас спрыснул небольшой дождь. В общем, получили все таёжные и геологические удовольствия. Не поход, а прогулка.
27 ИЮНЯ. У старшего геофизика Славы маленький японский карманный приёмник с очень точной настройкой. Однажды, слушая концерт, он воскликнул: "Есть же ещё места, где целуются!" Да, оторванность от мира уже ощутилась, а сезон только-только начинается.
На сегодня С.С. назначил переход на участок Хапхартуйтумп, хотят и меня взять туда недели на две. Фактически людьми распоряжается он, а не начальник партии. Начальнику партии не до того, у него много других забот. Но С.С. - заядлый рыбак, и они с Володей Холодновым чуть свет ушли вверх по Мань-Няйсу ловить хариуса. Вернулись к обеду, к бане. Рыбы практически не было. Дошли они до заснеженных гор. Вода в реке за неделю спала, а снежные пятна в горах уменьшились. Переход отложен на завтра. Сегодня почти весь день гремит гром. Комары. В нашем домике их больше всего. Видимо, потому, что на полу у нас слой пихтовых ветвей. От комаров исходит постоянная музыка. Их столько, что, кажется, вырежи любой кубический дециметр воздуха, и их там будут десятки, а на одежде и на пологе их по 50 штук на каждом квадратном дециметре. Каждое движение человека вызывает звуковую реакцию комариного роя. Перед сном каждый, залезши под полог, долго "аплодирует", бьёт комаров. Без этой процедуры невозможно уснуть. Но когда комаров под пологом нет, то сон становится блаженством. Воздух-то вокруг - свежайший. Не это ли пример единства добра и зла?
Здесь много птиц. Поют целыми днями. Они разных цветов. С.С. любит париться в бане. Пришлось сделать ему веник - просьбу учёного надо удовлетворять.
Прошедшую неделю увязывали структуру участка. Ходили в маршруты точно по прямым линиям, повороты под 90 градусов. Скорость полтора километра в час. Тайга. Дикая, нетронутая. Ель, кедр, изредка берёза. На ветках елей и кедров - длинные и густые, как волосы, - лишайники. Снаряжение у нас простое: брюки, рубашка без майки, резиновые сапоги, накомарник, пузырёк с диметилфтолатом от комаров. В чёрных накомарниках люди, как в парандже. Кроме того, у Ослоповских сумка и молоток, а у меня - рюкзак с мешочками и прибор - радиометр СРП-2. Работа несложная, но монотонная. Взять замер радиометра и записать в журнал, указав точное место замера. Отколоть маленький камешек (пробу) на геохимический анализ, поместить пробу в мешочек, снабдив этикеткой с адресом взятия пробы. В другой журнал записать адрес пробы и её номер. И так целый день. Ослоповских определяет название горной породы, описывает элементы залегания горных пород, отмечает их структуры. И всё записывает в своём журнале. Даёт мне указания, где надо взять дополнительные пробы и произвести дополнительные замеры прибором. Иногда уточняет номера проб, которые я взял, и помечает их у себя в журнале (в полевой книжке). Работы много и обоим хватает. Я иногда заглядываю в его записи, чтобы посмотреть, как он их ведёт, а главное, как диагностирует горные породы. Если идёт в поход целая "ватага", то поход обычно превращается в прогулку. Оптимальное количество людей в геологическом маршруте - двое: инженер и техник. Если предвидится попутная проходка малообъёмных горных выработок, то может быть добавлен рабочий-проходчик. Топографические и геофизические работы выполняются отдельно и другими специалистами.
Именно так производится полевое геологическое изучение территории. Просто? Конечно, просто. Надо только проявлять добросовестность, собранность, сообразительность и обладать кое-какими знаниями. Зимой, в камеральный период, все эти полевые записи будут обработаны, геохимические пробы проанализированы, нанесены на карту. Радиометрические замеры тоже будут нанесены на карту. Анализ этой карты позволит делать выводы о перспективности или неперспективности участка для проведения дальнейших работ.
28 ИЮНЯ. Вчера вечером был дождь в течение часа. Потом слушали по радио футбол, по инициативе и желанию С.С.. Потому и не ушли на Хапхартуйтумп. Зато сегодня встали в 5.30. Пасмурно, но дождя нет. Пришли топографы и задержали наш выход. Дело в том, что они производили прорубку и "разбивку" геологических профилей как раз на том участке. Профили - это линии на изучаемом участке работ, на которых через равные промежутки отбираются пробы горных пород и производятся замеры радиоактивности. С топографами был необходим разговор о том, что они там "наделали".
Вышли мы на Хапхартуйтумп в 7.30, 5 человек, которые позавчера ходили в маршрут. В одном месте на берегу Мань-Няйса разулись, даже сняли брюки и перешли речку, чтобы сохранить ноги сухими. Вода очень холодная. Долго находиться в ней опасно. Выйдя на берег, хорошенько растёрли ноги, обулись и подошли к неподалёку стоящей палатке. Это были трое ленинградцев (мужчины). Они ведут инженерно-гидрогеологическую съёмку. Ленинградцы всюду! Начальник их отряда произвёл хорошее впечатление. Он один из тех людей, которые нравятся мне сразу. Ум, такт, общительность, эрудиция и обаяние сочетаются в нём, как ни в одном из окружающих меня геологов (а на базе партии есть и трое геологов с дипломами московских вузов).
Вещи мы оставили в лагере. Их привезёт вечером ГАЗ-47. Шли налегке. С нами было ружьё и собака Жучка. С ружьём был Ослоповских (второй разряд по стрельбе). На первый лай он не пошёл. На второй лай пошёл и вернулся с кополухой (глухаркой), на третий лай - белка. До Хапхартуйтумпа 12 км. В основном, шли по просеке для ГАЗ-47.
Останавливались на вертолётной площадке того участка. Стоит палатка, в ней геофизический прибор, сухари. Никого нет.
Затем длинный подъём в несколько километров. Здесь нам встретился Каялайнен. У него заболело нёбо, он шёл на Южный участок, но вернулся с нами. Что-то мудрит парень. Это его вещи в палатке. После спуска, у ручья показался лагерь. Пришли в 12.30. Переход лёгкий. Шли медленно, потому что с нами С.С.
Студентов в лагере нет, они в маршрутах. 7 палаток, стол и печка. Повариха нас накормила. Сейчас здесь все студенты и сотрудники СГИ. Кроме них, Каялайнен, повариха и я - работники нашей партии. В 6 часов вечера пришёл ГАЗ-47, привёз наши вещи и несколько рабочих и топографов. Они поставили две палатки отдельно, в 100 метрах. Это обоснованно, потому что топографы работают независимо от наших действий, хотя и для нас. Щербин хотел сегодня угнать нас в маршрут, но его заговорили. Я, по его словам, буду здесь 10-14 дней до приезда старшего геолога партии из Тюмени.
Итак, для меня окончательно прорисовалась структура нашей партии, нашего коллектива "в поле". В партии: буровой отряд, группа геологов - маршрутников, группа геофизиков (три человека), группа топографов с рабочими-рубщиками, группа научных сотрудников Свердловского горного института, работающая по хоздоговору. Имеется бригада проходчиков шурфов. Наша задача - геологов и научников - уточнить геологические структуры намеченных для исследования участков и проверить магнитные и радиоактивные аномалии, обнаруженные при аэрогеофизической съёмке местности. Топографы готовят для нас профили, "разлиновывая" ими участки, намеченные для маршрутного исследования. Геофизики работают по своим заданиям на этих же участках и по соседству с ними. Они работают по нашим же профилям, а также по своим.
29 ИЮНЯ. Вчера поздно вечером ушёл ГАЗ-47 на Южный участок (на базу), и на нём Каялайнен. Сегодня сбежала Жучка, но Ослоповских успел подстрелить куропатку (с её помощью), а С.С. поймал хариусов.
Ходили в маршрут в составе Полтавец Ю., Слободчиков Е. и я. 6 км с 10 до 16.30 (причём часа 2,5 отдыхали). Правда, на сей раз мы были первопроходцами. Исследовали три профиля: 7, 8, 9.
Мы с В. Холодновым - как вновь прибывшие - устроились в палатке студентов. Всего в ней стало 5 человек. Перегрузка, но на эту мелочь никто не обращает внимания. От ручья до нашей палатки 7-8 м. Сегодня вечером в лагере установили печку для хлеба. Свежий хлеб вместо сухарей - всегда приветствуется. С.С. хочет дать мне хорошую практику - познакомить с районом. Я не возражаю.
В.Г. Шалагинов долго беседовал со студентами по технике безопасности (ТБ), так как один товарищ самовольно и надолго отлучался из лагеря. Легли спать поздно. Шалагинов на своей кафедре, вероятно, начальник научно-производственной партии, и студенты административно подчинены ему. "Самоволка" студентов-геологов в тайге может быть только за минералами. Я понимаю волнения Шалагинова и разделяю его справедливые требования к студентам, но доподлинно знаю, что беседа не помогла. Студенты продолжали ходить за минералами ночью. Утром они показывали их мне. Чудо! Мне запомнились кристаллы адуляра. Адуляр - это прозрачный полевой шпат. Редкость, вообще говоря. А минералы в целом - это пожизненная болезнь, которая мне известна и которую я приветствую. У меня она носила временный характер, потому что я находил в геологии много других интересных вопросов.
Так как мы у самого ручья, то ночью прохладно и комаров мало. В палатках - настил из жердей, на них - пихтовые ветки, на последних - спальники. Спим под пологами.
Я заметил интересную закономерность: когда мы утром вставали, то рубщики леса - рабочие подходили к своим палаткам из леса. Оказалось, что они работали по ночам. Ночи светлые, нет солнца, но свету вполне хватает. Меньше комаров - это существенно. Я намекнул Щербину - не перенять ли и геологам такой режим? Он задумался, обсудил вопрос с Шалагиновым и научными сотрудниками, но решение последовало отрицательное.
30 ИЮНЯ. Встали в 8.30. Ходили в маршрут втроём с Полтавцом и Женей Слободчиковым. Юра Полтавец сейчас ассистент кафедры редких элементов, но очень разочарован работой. Приходится выкладываться на научной работе, а платят-то гроши. Я ему описал перспективы Тюмени, и он сразу ухватился за эту идею. В маршруте были с 9.55 до 14 часов. Прошли 3,5 км. Когда возвращались в лагерь, мы вышли на странный профиль, он имел явное закругление. Мы из интереса пошли по нему и обнаружили профиль-спираль. Вернувшись в лагерь, подошли к палаткам топографов и поинтересовались их произведением. Рабочие объяснили, что это их шутка. Ночью было весёлое настроение, и они прорубили вместо прямой линии спираль. На глаз. На волне весёлого настроения.
- Мы завтра "перерубим", - заверили они. И перерубили.
Свердловчане - научники любят поспать. Но праздная жизнь всё равно закончится.
Геология здесь интересная, местность пересечённая. Здесь залегают древние горные породы, плойчатые, то есть мелкоскладчатые. Только из-за этого они могли бы быть использованы в качестве декоративного камня. По составу - это гравелиты. Они состоят из мелких окатанных обломков, сцементированных песчаным материалом. С ними бывают связаны радиоактивные руды. Я занимался замером радиоактивности. Эта операция возложена на меня - радиометр не может переходить из рук в руки.
Погода жаркая, 20 градусов.
Здесь много щавеля, черники. Она цветёт.
ПЕРВОЕ ИЮЛЯ. Июль пришёл с дождём и похолоданием. Утром до подъёма выскочили из палатки снимать вещи, которые сушились. В маршруты не пошли из-за дождя, который кончился в 11 часов. Перед обедом сходили с Сашей Гавриловым (9-классник, 16 лет, которого взял с собой Щербин) на вертолётную площадку (в 3 километрах) за тентом. Он брал с собой малопульку, спугнул копалуху, но ничего не принесли.
После обеда через лагерь прогнали лошадей на участок Южный для нашей партии и других партий. Лошади хорошие, упитанные. Каюры манси, без головных уборов, не замечают комаров. Каждый на лошади, за которой на привязи ещё три под седлом. Лошади - с Няксимволя.
Под вечер Полтавец, Холоднов и Гаврилов ходили на охоту. Принесли куропатку. С Южного участка пришли геофизики Утробин и Каялайнен.
Вот уж который вечер два Жени (Макагонов и Слободчиков) ходят за минералами ("старатели"), ведут некоторые горные работы. Вчера они вернулись около 1 часа ночи. Приносят кристаллы адуляра, ильменита, раухтопаза. Невозможно увлечённые минералами студенты. В геологию идут люди, очарованные самоцветами. Но степень увлечённости у всех разная. У этих двоих - чрезвычайная.
2 ИЮЛЯ. Маршрут вдвоём с Полтавцом. Прошли 7 км, из них 3 - по профилям. Профили делают рубщики. Они прорубают узкую прямую просеку шириной 40 сантиметров. Затем топографы устанавливают колышки через 20 метров. Это пикеты. Пикеты подписываются. Геологи выполняют на профиле свою работу, описанную выше: геологическое описание, замер радиоактивности, отбор геохимических проб. Я прошёл с радиометром половину всех профилей, потому что в партии два радиометра, один из которых у меня.
Под вечер погода испортилась, зато мы подолгу сидим у костра (10 человек). Ночи стали темнее, потому что после летнего солнцеворота прошло уже 10 дней.
Костёр разводим между палатками. Вокруг костра два бревна под 90 градусов и чурбаки для сидения, постоянно есть чай с сахаром радиоприёмник на берёзе. Место прозвали - кафе "Братва".
Все разговоры - о политике и минералах. Были бы стукачи среди нас - всех бы привлекли за антисоветчину. О девушках не говорили, даже не вспоминали своих сокурсниц. Каждый зажал эту тему в себе. Слишком она интимна. Все молодые, отношения между конкретными девушками и парнями известны. Но ведь любовные чувства сплошь и рядом перекрещиваются. Не известно, сколько человек тайно влюблено в одну и ту же. Тем более в группе этих студентов, именуемой РМ-1 ("радиоактивщики"), девушек не было по условиям приёма в вуз.
У преподавателей своя компания. Вместо костра у них печка под тентом, но некоторые из них идут всё-таки к нам. Иногда к нашему костру приходят рабочие. Я тоже хожу к их костру. Однажды подошёл - у них над огнём ведро с чаем, но заварка показалась мне чрезмерно чёрной. Я спросил, в чём дело. Они объяснили, что это чага, очень полезный продукт. Кусочек чаги был размером 20 на 20 сантиметров и толщиной 10 сантиметров. Среди рабочих немало бывших заключённых. Они знакомы с вещами, которые помогают выживать. Я с удовольствием попил чаю с чагой.
Наш лагерь раскинулся у безымянного ручья, у самой воды, на 70 метров по простиранию. Это низменная, пойменная терраса речки. На 25-30 метров от воды тянется поляна, дальше начинается тайга. Ширина ручья 2,5-3 метра. Наша палатка подальше от воды. Между ней и берегом - место для костра. Выше по ручью идут в ряд палатка чья-то (не помню), потом палатка Челнокова, продовольственная. Далее - печка, стол, палатка поварихи, две палатки и тент преподавателей. Под тентом они чаёвничают во время дождя. В лесу, в 35 метрах от ручья, ступа для измельчения проб. Две палатки рабочих ниже нашей, но дальше от ручья. Они вырубили себе площадку. Граница тайги совпадает с началом подъёма.
3 ИЮЛЯ. Вчера уснули в четвёртом часу ночи (утра) из-за диспута о политике. Сегодня встали: холодно, пасмурно и не выспались. Пошёл дождь. Объявлен выходной. После обеда прояснилось. Двое студентов ушли на охоту. Вчера они видели соболя. Геофизик Утробин ушёл на участок Южный. Вечером мы с Каялайненом заготовляли дрова для кухни.
4 ИЮЛЯ. Маршрут. Четверо: Челноков В.П., два студента и я. Взяли сотню металлометрических проб. Прошли 7 километров. Слышали рокот вертолёта. Видели Главный Уральский хребет, восточный склон. На нём большие развалы камней - курумники. Из-под скал гранита вытекает холодная чистая вода. Вкусная. Все бросились пить. Я по привычке ткнул в воду радиометром. Радиоактивность превышала обычную, свойственную гранитам, в 6-7 раз. Я сказал об этом Челнокову. Он испуганно приказал всем прекратить употребление воды. Но было поздно: все уже напились. Вообще говоря, подобные опасения не обоснованны. Естественная радиоактивность менее опасна, чем искусственная. Кроме того, радиоактивность не очень и высока. Я тоже с удовольствием попил радиоактивной воды. Она вкусная.
Мы ведь геологи и, естественно, бросились искать источник радиоактивности. Выворачиваем кочки, я замеряю дно - там нормальная активность. Замеряем вывороченную кочку - повышенная активность. Челноков предложил прополоскать кочку в воде и вновь произвести замер. После прополаскивания активность нормальная. Значит, дёрн накапливал в себе принесённые водой радиоактивные частицы. Мы не стали за ними "охотиться". Отметили в журнале факт и пошли дальше.
Ручей, у которого расположился наш лагерь, тянется на юг на 2 км. Дальше спуск на юг. Продолжение ручья не просматривается.
Вечером пришёл топограф Панько с Южного участка и принёс два письма: одно мне из дома.
5 ИЮЛЯ. Всю прошедшую ночь барабанил дождь по палатке. С 11.30 до 16.30 мы были в маршруте: С.С., Женя Слободчиков и я. Это выходной, облегчённый маршрут - увязка структур, 16 км. Ходили только по азимуту. Дошли до гранитов массива Мань-Хамбо. Встретили своеобразные триангуляционные пункты - кедры, обставленные срубленными деревьями. На одной из горных вершин (416 м) деревья вырублены - это защита от пожара. Отсюда на большом расстоянии видна цепь гор, на которых мы работаем. Их отметки 400-600 м. Они сплошь покрыты тайгой. С нами Жучка, недавно прибежавшая с Южного участка. Но ружьё мы не взяли. Спугнули копалуху, а перед подходом к лагерю - рябчика. Самое запоминающееся произошло после обеда. Быстро надвинулась гроза, и пошёл дождь. Мы его переждали и... вскоре вышли на болото, поросшее карликовой берёзкой, т.е. свободное от деревьев. Главный хребет здесь высокий, до 1000 м, со снежниками. Грозовые, рваные облака широким фронтом выплывали из-за гор, сливаясь с их вершинами. Зрелище грандиозное. А, миновав ещё одно болото, в 2 км от лагеря, встретили следы медведя, о каковом сообщений пока не было, экскременты. Жучка облаивала кого-то долго, видимо, его. Это мы заключили по интонации её лая. Соседское сосуществование с медведем не придало оптимизма жителям лагеря.
Вечером на наши палатки подлетел птенчик воробья. Сначала его фотографировали, а потом, узнав, что он садится на ладонь, стали кормить комарами. Он у нас и наелся, и выспался. Вообще, довольно смелый.
6 ИЮЛЯ. Меня послали документировать шурфы. Самостоятельность - хорошо. Ходили со взрывником Ничипоруком. Он прошёл три шурфа. Я задокументировал их и ещё два старых, которые оставлены кем-то без документации. Документация шурфа - это зарисовка расположения горных пород на его стенках. Последние два шурфа - на самой горе. Леса здесь нет, только трава, так как каменные россыпи. Всё хорошо видно. Ветерок. Солнце. Оводы, комары. Обзор обширный, приблизительно 50 км. Вдали на севере, 50 км или больше - высоченная гора сундучной формы. Она в тумане или в дымке. Карты у нас нет, поэтому никто не мог сказать, что это за гора.
Цветут незабудки, морошка (розовые, белые и алые цветы), купавки. Вечером небольшая группа ходила на речку Правый Ук-Ю, принесла 15 хариусов. Вчера я закончил чтение "Разведочного бурения". Учебников больше нет. Мой срок пребывания на этом участке истёк.
За день мы прошли 6 км.
7 ИЮЛЯ. Снова идём на шурфы. Сделал два. Я документирую шурф, Ничипорук уходит на 200-400 метров вперёд, готовит следующий взрыв и взрывает. По звуку взрыва я узнаю, что можно подходить к нему. Мы, геологи, работаем по одному. Гору перевалили. Снова перед нами панорама восточного склона Главного хребта. Мы ходим по водоразделу. Снова большие снежные пятна, размером в десятки и сотни метров, огромные по площади развалы камней, "башенные" скалы на вершинах. Снова в той стороне гром и тучи, а здесь второй день жара. Когда я спустился во второй глубокий шурф (2 метра), прямо над нами пролетел вертолёт на юг. Обратно я шёл один и обозначал шурфы. Ничипорук вернулся позднее. За день пройдено 6 км. Пока я шёл, пугала гроза, но к вечеру снова солнце. Пришёл, а нашей палатки нет. 8 человек во главе с С.С. ушли на участок Пашке-Вож. Вернутся в субботу. Наши вещи - на лошадях, которые вчера привезли нам продукты с Южного участка. Мы разгрузили свои вещи. Мне, откровенно говоря, здесь, на Хапхартуйтумпе, надоело. Я и не просился сюда. И не был в восторге от сотрудников СГИ.
Последние сначала отделялись и отдалялись от рабочих, а сейчас и от студентов. Даже стараются отдельно сесть за стол. И из студентов - это видно - скоро некоторые будут такими же.
8 ИЮЛЯ. Ходили на Южный участок. Там меня ждали бандероль и письмо. Жара до 37 градусов (В Свердловске 38 градусов). Оводы. Ходили втроём: Шалагинов, Каялайнен и я. На Южном участке ждут Кима. Обратно вышли вечером, а пришли в первом часу ночи. Вперёд - рябчик, обратно - глухарка. На Южном участке я пытался сочинить письмо в "Правду", но не получилось из-за обстоятельств. Прошли за день 24 км. Обратно я шёл с каюром, прямым путём. Около 10 раз переходили речку Мань-Няйс. Она обмелела, но я всё-таки начерпал в сапоги.
9 ИЮЛЯ. Документировал шурфы. 7 штук. За день пройдено 8 км. Видимо, последний раз любовался природой с этой вершины. Работал допоздна. Дождик пригнал нас домой.
10 ИЮЛЯ. Вставать очень не хотелось - такого ещё не было со мной. Западный и северо-западный ветер. Холодновато, комаров стало меньше. Наклеил этикетки на образцы. На шурфы не пошёл. Сегодня все ленятся. Двоих послали за хариусами. Они принесли 10 штук. Мы с Шалагиновым сходили-таки на шурфы (профиль 8), очень хотелось найти какую-нибудь геологическую "изюминку", но интересного ничего не увидели.
Саранпауль - говорят, переводится как "зырянская деревня".