Зима задолбала. По полной. Эти толщи снега, которые приходилось каждый день, поскольку все сразу убрать было просто лень, разгребать лопатой, сидели не то что в печенке, во всех остальных интимных местах организма Михалыча - сторожа местного розлива. До одури намахавшись инструментом отечественного пролетариата и садовода-любителя, Михалыч, крепенький мужичок преклонного возраста, не избалованный излишками жировой прослойки, следовательно, весьма мерзший при минус 10 по долбанному Цельсию, не говоря уж о запредельных и фантастических для Краснодара минус 36 в эту зиму, возвращался в свою с любовью холостяка отдизайнеренную сторожку. Изыском интерьера в столь скромном пристанище, конечно, служило украшение в виде подвесного календаря с голыми (назвать их "бабами" у Михалыча не поворачивался язык, поскольку все знакомое и незнакомое окружение в виде представителей противоположного пола не шло ни в какое сравнение с этими, названными сторожем именно с Большой Буквы) Женщинами. Впрочем, назвать их девушками язык, вызываемым приступным сомнением, не поворачивался также. Календарь был подарен в канун Нового Года лет, эдак, пять назад одним из клиентов автостоянки, где на страже порядка через сутки дневал и ночевал Михалыч. Так как первая страница была давно оторвана, определить истинный год календаря представлялось возможным, но только путем сложных математических вычислений соответствия дней, указанных на бумаге, дням сегодняшним, что делать сторожу в его неюном возрасте абсолютно не хотелось, хотя такой вопрос с завидной периодичностью вставал перед Михалычем.
Календарь указывал на 31 декабря. Это было истинной правдой, так как уже с утра народ начинал пиротехническую подготовку по всей округе, да весело-пьяных лиц становилось все больше и больше.
Не отставал от них и Михалыч. Нет, петарды и всякая такая ерунда его не интересовали, он пытался приблизиться ко второму явлению очередного праздника, уверенный в том, что иного и не остается с учетом рода его занятий и показаний столбика термометра, прибитого к столбу возле сторожки.
Поэтому к новогодней ночи Михалыч подготовился основательно...
Достижения научного прогресса в сторожке отсутствовали напрочь. Радио и телевизор как предметы стали приобретать в сознании очертания чего-то аморфного и аморально-буржуазного. Постепенно начинало утрачиваться и значение самих этих слов. Но связь со временем Михалыч не терял, держа его под контролем с помощью найденных в далекие перестроечные годы неизвестно как работающих часов "Монтана" с шестнадцатью мелодиями.
Ближе к полуночи, если верить часам, сторож, изрядно навеселе, начал маяться от скуки. Все-таки одиночество, а тем более в Новогоднюю ночь, давало о себе знать. Его напарник по работе - человек семейный, хоть и любивший выпить - все праздники отмечал с женой и двумя детьми, несмотря на неоднократные попытки сторожа затянуть его во внеочередную попойку. Своей же семьей Михалыч так и не обзавелся.
И вот, произнеся приближающийся к третьему десятку недвусмысленный тост о новом счастье, вкладывая в это понятие одному ему известный смысл, "опрокинув" очередную рюмку, Михалыч вышел на свежий воздух. А затем что-то, может грусть по далеким безоблачным, по сравненью с нынешними, детским временам, а может какое-то подсознательное чувство, сподвигнуло сторожа на муки творчества. Михалыч стал лепить снеговика.
После получаса трудов ваяния, вспотевший, но ничуть не протрезвевший, он занес в сторожку последний ком, а иначе и нельзя было назвать это подобие шара, снега, с трудом нахлобучил на предыдущие два, чуть большие по размеру, воткнул в них, где полагается, ветки, вместо морковки в качестве носа и глаз нового посетителя, использовав завалявшиеся в углу гильзы от крупнокалиберного пулемета времен неизвестно какой войны, а в подобие правой веточной руки вставил стандартный пластиковый стаканчик, который тут же наполовину наполнил спиртосодержащей жидкостью. Снеговик верхней частью лица очень сильно напомнил ему Громозеку.
- Ну, здравствуй, дорогой товарищ! - с чувством произнес Михалыч и чуть не прослезился, - С новым Годом тебя!
Сторож залпом опрокинул в себя наполненную рюмку, затем взял бутыль и решил обновить. Стакан снеговика был пуст.
- Еп-ть! - от удивления Михалыч, крякнув, присел на корточки.
- Что ждешь, наливай, - поводив глазами-гильзами по сторожке, приказал, с трудом разлепляя формирующиеся губы, снеговик, - чай замерз на морозе-то.
Сторож поморгал для верности, но снеговик уставился прямо на бутылку.
- Три года тебя, что ли, ждать?
Михалыч отмерил поровну, и снеговик молча, без тоста, осушил стаканчик, а затем представился, - Павел Викторович.
- Михалыч, - емко и с достоинством ответил сторож.
- В курсе,- снеговик шумно вздохнул, - Хорошо тут у тебя, тепло...
Через пару часов они уже дуэтом пели песни, причем заводил всегда гость. Голос у него был чистый, правильный, а Михалыч вторил ему, добавляя хрипотцу, слегка фальшиво. Особенно хорошо получалась у них "День Победы" - хоть и не ко времени песня, но очень душевная.
А после застольного песнопения они, на беду, переключились на политику. Инициатором был Михалыч, который хоть и не ориентировался в проблемах мировых и внутренних взаимоотношений, но твердо был уверен, что Россию продали жиды, а в его личных неурядицах виноваты исключительно олигархи. С того разговор и начался.
К удивлению творца, его детище наотрез отказалось поддерживать "линию партии", заявив, что Михалыч - дурак и пьянь, а его проблемы от неуемной тяги к алкоголю в неограниченных количествах, чем до глубины души задело чувственную натуру сторожа, к тому же утонченную внушительной долей выпитого.
Бессмысленно продискуссировав некоторое время, оскорбленный Михалыч, ведомый инстинктом Тараса Бульбы, исчерпав весомые аргументы, кулаком заехал Павлу Викторовичу в левый глаз. Отшатнувшись, снеговик отрывисто и хлестко съездил ему по щеке.
- Ах ты, дрянь такая! - поперхнувшись от возмущения, вспылил сторож и кинулся на новослепленного врага в рукопашную...
Очнулся Михалыч ближе к обеду. Хмель почти улетучился, а события ночи казались далекими и не совсем правдивыми. Подумав, что допился, сторож поднялся с пола, где, судя по всему, и провалялся все время в отключке, а затем решил отнести неприятное происшествие со снеговиком к буйно разыгравшейся фантазии. Однако тело почему-то болело, причем весьма существенно, в местах ребер и почек, а лицо гордо украшали свежие синяки, да на половых досках внушительных размеров покоилась лужа воды.
- Чертовщина какая-то, - сделал вывод Михалыч, и начал уборку. Сменщик попросил отдежурить его три дня подряд, на что сторож согласился, и поэтому провести следующий день ему захотелось в чистоте.
А к вечеру, выполнив все возложенные на него обязанности, хлебнув для храбрости прямо из горла, Михалыч отважился продолжить начатый накануне эксперимент, ступил на свежевыпавший белый и, памятуя о пережитой вчерашней неудаче, негромко ругнувшись, - А на фиг этих снеговиков, - начал лепить Снежную бабу...