Атеистическая пьеса, или Не спалось отцу Ферапонту холодной осенней ночью...
Не спалось отцу Ферапонту холодной осенней ночью. Лёжа в своей постели, он сладко размышлял о делах церковных, о своей неразумной пастве и обо всех грехах, за которые предстоит ему в скорости вымаливать прощение у всемогущего господа. Но особое удовольствие доставляли ему мысли о пышнотелой девице Марусе из кабака, стоящей в первых рядах на его проповедях, повторяющей каждое слово за смиренным служителем церкви и всегда искренне сопереживающей нелёгким странствиям иудейских паломников. Такое подобострастие особенно льстило отцу Ферапонту. Но он старался не смотреть на Марусю в процессе оглашения слова божьего, ибо боялся потерять контроль над собой и вступить с девицей из кабака в порочную связь прямо под сенью храма господнего. В такие минуты он сильнее всего ощущал желание скинуть с себя рясу и направить свои деяния в противоположную, от богоугодной, сторону. Все эти размышления переполняли старческий разум и упорно мешали сосредоточиться на подсчёте овец, усердно прыгавших через изгородь. В конце концов, усилием воли, отец Ферапонт прогнал из сознания эти непристойные мысли и сконцентрировался на воображаемых животных. Спустя полчаса, когда отара совершала уже не первый заход на плетень, священник начал осознавать бесплодность своих попыток. И как бы высоко не подбрасывал он овец, как бы детально не прорисовывал воображением их испуганные морды при падении, каких бы увечий ни придумывал он своим питомцам - ничто не могло доставить ему столько же наслаждения и несказанного удовольствия, как образ обнажённой девицы Маруси, похотливо развалившейся на кровати и, трепеща в нетерпении, призывающей его в свои крепкие объятья.
Наконец, изрядно вспотевший от такого подсчёта овец, отец Ферапонт вышел на крыльцо своей скромной избушки, выстроенной из белого кирпича заботливыми сельчанами. Резные дубовые ставенки, крыльцо того же дерева и покрытая жестью крыша с гордо торчащей трубой - таков был внешний вид его терема. Еще священник подумывал, не разбить ли садик яблоневый, аль вишневый, а лучше и тех, и этих дерев вперемешку насажать, да пару грушевых туда - так совсем загляденье будет! Даже намедни почти склонил к той же мысли и председателя колхоза на исповеди, да грехи у того оказались не слишком тяжкие, пришлось наказать сто поклонов бить пред иконою с особым усердием. В остальном же никаких замечаний по поводу своего жилища священник не имел: церковь рядышком - по соседству со старым кладбищем - идти далеко не надо. Только отслужил в церкви - пожалуйте домой, отдыхать. А дом-то внутри как отделан замечательно! Комнаты светлые просторные, кладовая обширная, веранда пристроена, чтоб чай летом пить и закатом восторгаться. Доволен был отче своими хоромами. Еще бы, ведь этот дом себе никто иной, как председатель сельсовета строил самолично. Однако, когда отец Ферапонт в село прибыл по направлению, то того председателя уже не застал - инфаркт у председателя случился: на него дело шить стали за хищения, а он как узнал, так недуг в теле образовался, до суда не дожил. Не долго думая, батюшка и вселился в сей дом, да и никто не возражал.
Отдельно надо сказать про то кладбище. Было оно размеров приличных, находилось тут давно и не малому числу очень достойных усопших стало последним приютом. Спланировано замечательно: и аллеи ровные, и могилы ухоженные, деревца, птички разные гнездятся - загляденье просто, лучшего в округе не сыскать!
Безмятежность октябрьской ночи слегка успокаивала воспалённый ненасытной страстью рассудок священника. Листва на деревьях уже изрядно облетела, поэтому в темноте осенней ночи их ветви и сучья наводили на мрачные мысли, а жутковатое соседство с кладбищем дополняло картину. Справив лёгкую нужду прямо с крыльца, отец Ферапонт по долгу службы перекрестился, вдохнул промозглый воздух и застыл недвижимый, вслушавшись в деревенские звуки. Где-то поочерёдно лаяли собаки, голосом в темноте обозначая границы своих владений, откуда-то доносились голоса возвращающихся из клуба молодых сельчан и ещё другие деревенские звуки, так характерные для тёмного времени суток, когда трудно чётко определить их происхождение, показать то место, из которого они исходят. Быть может, они несутся через крестьянские поля с другой стороны села, может из чернеющего леса, а может всё происходит совсем рядом - трудно сказать точно, и остаётся только прислушиваться к ним и удивляться их странному звучанию.
Глядя на звёзды, отец Ферапонт, с детства питавший трогательную страсть к бесконечной глубине космоса, отметил, что небо стало несколько ниже, чем было летом, что свидетельствовало о надвигающейся зиме. Восхитившись ещё раз роскошным звёздным ковром, священник направился обратно в избу, дабы вновь предаться размышлениям о пастве, овцах, делах господних и Марусе.
И вот, когда туманное царство Морфея казалось отцу Ферапонту особенно близким, неподалёку от его церквушки раздались довольно-таки громко голоса и выхватили престарелого священника из его дремотного странствия. Стараясь по началу не придавать голосам особого значения, священник попытался снова уснуть, но не тут то было: сна ни в одном глазу! Полежав пару минут, он решил хотя бы узнать, что за действо происходит неподалёку. Он встал с постели, накинул на себя обветшалый тулупчик, вставил ноги в истрёпанные сандалии и побрёл к двери. По дороге он про себя грязно выругался, за что сам же себе наказал прочитать "Отче наш"10 раз, но отложил приведение приговора в исполнение до утра.
Вновь престарелый священник показался на крыльце своей избы. Долго вглядываясь в темноту осенней ночи, отец Ферапонт пытался подсчитать туманные силуэты, и хотя той ночью луна величественно царствовала на небосводе, у него ничего не выходило. Отец, по долгу службы лишенный развлечений, не спешил окрикнуть ночных гостей, дабы поинтересоваться о цели столь позднего визита. Желание поиграть в шпионов спустя 40 лет и 3 года вновь пробудилось где-то в глубине души, холодок пробежал по спине, отчего волосы встали дыбом. Не теряя даром времени, священник быстро вернулся в дом, надел рясу поверх спального халата, схватил пыльное, висевшее на стене бог знает сколько, ружьё, достал из комода коробку патронов и, издавая грозное посапывание, пригнувшись, бросился в темноту ночи.
Ловко прячась между надгробий, отец Ферапонт все ближе и ближе пробирался к тому месту, где остановилась подозрительная группа. Слышал, как те о чем-то между собой переговариваются, но, сколько человек, и о чем они говорят, различить не мог. Ясно было одно: нормальный человек ночью на кладбище не пойдет, значит или сатанисты, или вандалы. И о тех, и о других отец знал из газет, которые регулярно выписывал и распространял среди прихожан, говорил: "Культуру надо насаждать", да вот только селяне убеждения его не особо разделяли, из-за чего и приходилось ему газетами теми печь растапливать, да самому почитывать. А в газетах про этих осквернителей могил совсем недавно статья была, да большущая. Писали, что где-то в области уже несколько кладбищ пострадали от рук банды злоумышленников, которые на памятниках мерзость всякую рисуют, а иногда сами памятники ломают. До глубины души подобные деяния возмущали служителя культа, но хотя и проклинал он злодеев, хотя и обещался покарать подонков при первой же встрече, в душе к самой этой встрече готов не был. Страшно, жутко, но паниковать еще рано. Решил пока посмотреть, послушать.
Тем временем, двое начали на перекрестке кладбищенских аллей круг чертить, трое в стороне стояли. Все в одеждах черных, но на церковников не похожи. Присмотрелся отец получше: в центре круга человек лежит, почти голый, только срам прикрыт и на голове ветки какие-то. "Прохладно, наверное, ему в октябре ночью в таком виде" - подумалось Ферапонту. Двое круг чертить закончили, и все пятеро встали по краям круга:
-О, великий князь тьмы, к тебе взываем... - громогласно возвестил один, должно быть главарь, и поднял вверх руки. Другие повторили за своим предводителем. - Прими жертву, что тебе преподносим сегодня... - в руке у главаря блеснуло что-то продолговатое.
"Точно, вандалы!" - констатировал священник. Дольше ждать было нельзя. И откуда только у человека по натуре слабого и относительно безвольного, каким считал себя скромный отец Ферапонт, вдруг ни с того ни с сего появляется сила переступить через свой страх и встать на защиту слабого? Ферапонт выскочил из укрытия, направил ружье на подлецов-вандалов и хотел было закричать на них страшно, даже рот открыл, только вот звука никакого изо рта не вылетело. В душе батюшка орал, а голос почему-то не слушался, лишь попискивание жалобное, максимум - шепот, не больше. Решил не тратить силы на слова, перешел к делу: попытался на курок нажать - никакого эффекта. Надавил еще раз - тоже самое. И тут к священнику пришло чудовищное озарение: патроны-то вставить он и забыл, коробка благополучно осталась лежать на чьей-то могиле. Разум отца Ферапонта помутился, и, казалось, сознание временно покинуло его.
Все еще стояла ночь, по крайней мере, за окном было темно. Напротив священника за столом сидел тот самый полуголый человек, которого он и намеревался вырвать из рук сатанистов. А в том, что это были именно они, сомнений не было. Но как он оказался у себя дома? В голове складывалась четкая картина, как испуганные его появлением вандалы-сатанисты в панике разбегаются. Затем тот самый человек приносит его, священника, домой. Теперь они вдвоем сидят и пьют чай. Логично и вполне обосновано выстроилась цепь событий.
-Ну да, именно так все и было, - словно прочитал мысли святого отца человек с ветками кустарника на голове, и сделал осторожный глоток.
-А за что они... - слегка удивившись такому совпадению, начал Ферапонт.
-За убеждения, - последовал лаконичный ответ.
-А-а-а-а... - протянул Ферапонт, сделав вид, что ему все стало ясно, хотя на самом деле ясно ничего не было. Почему-то, сидевший напротив, казался отцу знаком, но где и при каких обстоятельствах они встречались - не припоминал. Воцарилась тишина, неловкая для хозяина дома, и он попытался продолжить разговор:
-И откуда...
-Издалека, - снова не дослушал вопрос до конца, человек. - Вообще-то, я здесь по другому поводу. - Поставил кружку на стол. - Я за тобой давно наблюдаю.
При других обстоятельствах, отец Ферапонт вряд ли одобрил бы обращение на "ты" со стороны незнакомого человека, но доверительный тон собеседника, в меньшей степени, и внезапно пришедшее осознание (отец, наконец, понял, где видел сидящего напротив) в большей, не позволяли ему ни то, что возразить - слова сказать.
-Да, так вот, есть у меня к тебе очень дельное предложение! - человек, если так уместно сказать, поднялся с табурета, заложил руки за спину и, подойдя к иконе, висевшей на стене, продолжал. - Не хочешь душу продать? - провел пальцем по рамке и резко обернулся, уставив на священника острый взгляд. Снова воцарилось молчание. Смысл фразы не дошел до старика, до глубины души пораженного своим открытием.
-Ау, папаша! Душу продать не желаешь? - повторилась вновь, уже сказанная фраза.
-Какую душу? - недоумевал старик.
-Свою, какую ж еще! Цены приемлемые, в проигрыше не окажешься...
"Ага, веру мою проверяет. Ну, службу я исправно служу, ибо вера моя крепка, выдержу испытание" - размышлял про себя Ферапонт.
-Глупость какая! С чего ты решил, что я веру твою испытывать буду? Я по делу пришел.
-Так ведь это же другой душу мою покупать должен, я Писание знаю, и еще много книжек умных читал. Тебе-то... Вам-то душа моя зачем? - батюшка совсем запутался.
-Не стану я ничего продавать!! Я истинно верую и искушению Вашему... твоему не поддамся!
-Завел шарманку. Сейчас ты мне про ад с раем рассказывать станешь. Скажу тебе по секрету: неправда все это. Художественный вымысел, бурное воображение автора! Нет такого деления, все едино. Белое и черное, добро и зло, я и он.
-Так значит... - пробормотал священник, вникнувший в смысл сказанного, и задумчиво отвел взор.
-Именно!
-Но душа-то моя, зачем понадобилась? - голос его наполнился безнадежностью. Собеседник загадочно улыбнулся и от этой улыбки светлей не стало, наоборот - по спине у Ферапонта пробежал холодок и перехватило дыхание.
-А тебе ли не все равно. Лучше спроси, что я могу дать тебе взамен.
-А что? Три желания? - не сдержался батюшка и тут же пожалел об этом.
-Три желания! Я тебе что? Золотая рыбка? Нет, у меня фирма уважаемая, все чинно, с контрактом. Составляем контракт, ты его подписываешь и бац, - собеседник хлопнул в ладоши, отчего старик вздрогнул и крепче вжался в табурет, - и дело сделано!
-Да ничего мне не надо. Я истинно верую и... - на половине фразы запнулся Ферапонт.
-Ну, так уж и ничего?! Я ведь все знаю. Знаю, отчего по ночам заснуть не можешь, знаю, какие мысли в голове твоей теснятся... - сказал и снова улыбнулся.
-Мои помыслы чисты! - отрезал служитель церкви. - И деяния праведны!
-Чисты, праведны. Конечно, на Марусе этой свет клином не сошелся. Но представь, ведь я могу дать тебе гораздо большее. Что же, ты собрался до конца своих дней в этой дыре кадилом по воскресеньям махать, да проповеди читать? А захочешь, так сегодня будешь в районе, завтра в области митрополитом, а после завтра... - возвел очи горе, а старик невольно проследовал за этим взглядом и ужаснулся эдакой ереси. - Самим патриархом. Вот там и будешь: "помыслы чисты, деяния праведны", никто не усомнится, а кто усомнится - тому анафема и дело с концом.
-Не понимаю я, ежели все едино, то душа-то...
-Да что ты заладил "душа", да "душа". Ничего я тебе больше не расскажу. Придет время - сам узнаешь. Продашь или нет? Все, что хочешь дам! Отдай душу!!! - он страшно закричал и стукнул кулаком по столу.
Отец Ферапонт зажмурился, руки сцепил и стал бормотать себе под нос:
-Мои помыслы чисты и деяния праведны, истинно верую...
Глотая воздух, Ферапонт вскочил на кровати, весь в холодном поту, руки были сцеплены вместе. Сознание постепенно пробуждалось ото сна. За окном пели петухи. Светало.
-Вот так наешься на ночь, а потом чертовщина всякая в голову лезет. Приснится же такое, - чтобы подбодрить себя даже усмехнулся, правда как-то вяло...
Так и остался отец Ферапонт сельским священником до конца своих дней. Проповеди читал исправно, да кадилом по воскресеньям усердно махал, только прихожане заметили, что после той ночи, уверенности в словах его поубавилось, а все больше рассуждений философских появлялось.