Киселева Дафна : другие произведения.

Чломма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Психотерапевт очутился на планете, живущей в симбиозе с гигантским паразитом. Гиперорганизм высосал моря и океаны, зато стал источником ресурсов и объектом поклонения целой цивилизации. Одни лишь изоляты страдают от присутствия Чломмы и мечтают от неё избавиться. Герою предстоит решить, на чьей он стороне. Это история о зависимостях и переменах. Фиксации и отпускании, планировании будущего и жизни здесь и сейчас. Ни один симбиоз не вечен. Перемены - единственное, что статично в нашей изменчивой вселенной. Вопрос лишь в том, принимаем мы изменения или боремся с ними, пускаем на самотёк или творим сами.
  

Глава первая

  
  
  
  Паровой сезон истёк. Смрадную дымку над пустошами развеяло. До зари Ильс поплёлся на котлован. Каждый день он стирал руки в кровь на добыче дэфры. Вот и сегодня каторжники понуро ковырялись вилами в трупном озере. Выуживали останки из ямы с биологическим компотом. Острыми шпателями счищали с тел наросшую за ночь гущу с радужным отливом. Фильтровали жирную субстанцию марлевыми полотнищами, а затем сливали в заплечные баллоны. Жижа фосфоресцировала в темноте, подсвечивая лица рабочих красноватыми бликами.
  
  Ильс трудился вместе с другими пленниками. Многие были такими же эмигрантами с Земли, волею случая застрявшими на колониальной планетке под названием Тананда.
  
  Изоляты, хозяева здешних мест, обычно подключались к рассвету. Они забирали у рабочих баллоны, добавляли в них эфирные масла, красители. Разливали желе по флаконам, придавая товарный вид.
  
  Дэфру капали под язык, чтобы снять боль, а ещё - пили, чтобы покуражиться. Она довольно быстро вызывала привыкание. На ней сидели все изоляты, а втайне и многие городские. Но лишь некоторые умели извлечь из этого выгоду.
  
  Хонем по прозвищу Мякиш, живший за кордоном пятый год, сколотил на дэфре целое состояние. Он держал под собой три окрестных котлована, где впахивали пленные из городских. Поставил надсмотрщиками младших братьев.
  
  Каждый день к обеду он загружал партию разноцветной благоухающей дэфры в челнок и летел в город. И хотя её употребление у цивилов жестоко порицалось, к вечеру Мякиш всегда возвращался с выручкой. Он поднял на двойных стандартах горожан столько, что отгрохал себе коттедж у Северного котлована и даже установил на крыше флюгер. Диктовалось это скорее данью пафосу, чем необходимостью следить за ветрами.
  
  'Другой берег почти не видать. Дэфра здесь нарастает быстро, а уж какая густая! За такую в любом цивильном городе заплатят не меньше сотни за литр!' - Ильс одёрнул себя, сознавая, что мыслит как изолят, хотя провёл с этими диковатыми ребятами всего пару месяцев.
  
  Безотчётным движением он сбросил обмылок, потерявший человеческий вид, обратно в котлован. Тот с чмоканьем всосался в розоватый кисель из мяса и сукровицы. Ильс уже без отвращения заметил, как быстро привык к этой работе. Затравленно всмотрелся в горизонт.
  
  Необъятная голова Чломмы отсюда, из пустошей, казалась вспухшим в рельефе пузырём. Впечатление это было обманчиво. Ильсу довелось пожить прямо под её боком, слышать её пульс и дыхание. Он помнил её величие и успел проникнуться любовью к этому феноменальному существу. В городах Чломму почитали как Высший Организм.
  
  В этих же краях отношение к ней было совсем иное. Ни преклонения, ни пения мантр, ни ритуальных плясок в пустошах не практиковали. Изоляты просто брали от Организма дэфру. Чтобы смягчить боль приступов, в которых он же и был виновен. Чломмой здесь её почти не называли. А если слышали цивильное 'Первоматерь', то и вовсе сплёвывали, закатывали глаза. Обходились жестами или говорили 'ну, эта'.
  
  Когда солнце распалилось, и от озера трупов повалил пар, Ильс надел респиратор. Даром что сухой сезон, а к полудню Организм просыпается и дышит активнее. В такие часы из ртов-котлованов жутко воняет.
  
  Ближе к обеду явилось двое конвоиров. Шеренга рабочих строем потопала в бараки. Ильс сделал круг почёта вокруг стоянки и оказался в своих 'покоях'. Кожаная палатка стояла на отшибе кочевого лагеря. Его содержали в особых условиях, полагая, что пленник с собственным челноком - персона важная. Его можно будет при случае обменять у городских на продукты цивилизации.
  
  Первые дни в плену Ильс лежал в полузабытийном кровавом мареве - с двумя сломанными рёбрами и разбитой головой. В редкие моменты, когда он очухивался от горячечного бреда, к гамме ощущений добавлялась ещё и ломка. Тело тосковало по гелям, ставших привычными за полгода в столице. Гели заменяли ему воду, как и любому жителю большого города на Тананде. Но в пустошах презирали гели.
  
  Жизнь и остатки рассудка Ильсу спасла дэфра. Между омерзительным лекарством и бесславной смертью он избрал первое. К тому же изоляты особо не церемонились, заливая ему, обездвиженному, в рот пахучее желе.
  
  На этой планете многие процессы протекали быстрее земных. Эта особенность касалась и регенерации.
  
  Начав приходить в себя, он заметил, что рядом постоянно крутился щуплый ребятёнок лет пяти. Иногда парень садился рядом и подолгу глядел на Ильса. Когда боль отпускала, он пытался разговорить малыша. Но тот всегда молчал и продолжал бесстрастно таращиться.
  
  Лишь когда Ильс стал его поддразнивать и корчить рожи, тот, словно удивившись такому поведению взрослого, распахнул чёрную дыру рта. В ней не оказалось ни зубов ни языка. Мутанты на Тананде не были редкостью, и всё же Ильса на секунду охватил ужас.
  
  По меркам пустошей, с ним обращались даже ласково. Приставили девчулю, которая делала перевязки. По собственной инициативе подстригала ему бороду, ибо ножниц Ильсу не доверяли. Свою полезность она компенсировала пассивной, а иногда и не слишком пассивной агрессией.
  
  Она с апломбом называла себя правой рукой главы сопротивления изолятов. Статус позволял ей разгуливать с пультом управления токовыми ошейниками. И взбадривать разрядами слишком ленивых работников.
  
  Её можно было назвать симпатичной, с точки зрения земных стандартов красоты. Но только не на Тананде! Антрацитово-чёрные волосы и смуглая кожа здесь суеверно считались признаками бездетности. К тому же левый глаз у неё не всегда поспевал за правым. Словно бы западал внутрь, как у доисторических кукол. Он нередко слышал, как её поддразнивают сверстники и даже пожилые мужчины.
  
  Пару раз она прибегала к Ильсу в слезах, распознав в нём хорошего слушателя. В этих краях он и сам не считался красавчиком, но мирился с этим куда проще девчонки. Здесь, в пустошах, не было ни компилятора эмоций, ни гипнокамеры для модификации убеждений. Однако Ильс вспомнил ранний этап своей психологической практики. И провёл ей небольшую терапию по старинке. Правда, эффективность оной была сомнительна. Трудно стать авторитетной личностью для того, кто держит тебя в рабстве. А клиент едва ли поверит в помощь терапевта без авторитета.
  
  Сегодня она явилась раньше обычного и продолжила вчерашний разговор, будто лишь отходила на минутку:
  
  - Ты обещал, Землянский! Давай, доставай свой дневник.
  
  Слово 'землянин' и фамилия Жартовский слились в причудливой речи изолятки в дурацкое прозвище, от которого он уже не чаял избавиться. Своё имя девчонка говорить отказывалась - у местных не было принято раскрывать имена цивилам.
  
  - Какой ещё дневник? - утомлённо вздохнул Ильс. - Уж не бредишь ли ты?
  
  Солнце пекло всё активнее, и запах с котлована добрался до лагеря.
  
  'Когда духота спадёт, они соберут свои манатки, погрузят в единственный на группу челнок и погонят нас к следующему котловану...' - подумал Ильс, окидывая взглядом стоянку. Из полусонной задумчивости его вывел болючий пинок в бок.
  
  Девчонка скривила лицо и угрожающе занесла пальчик над тумблером в кулаке:
  
  - Ты мне наскучил! Сейчас же читай свои письмена, как обещал! Или получишь разряд!
  
  Рука Ильса рефлекторно дёрнулась к металлическому обручу на шее. Эта штуковина удерживала его в лагере изолятов целую вечность. Он уже знал - выход за радиус действия, как и любое неповиновение, сулит ему целую радугу болезненных впечатлений. Причём хлестать эта радуга будет изо всех отверстий. Даже тех, о существовании которых он предпочёл бы не знать.
  
  - Я-то, наивный, решил, мы уже давно подружились, - с притворным разочарованием отреагировал на угрозу Ильс.
  
  - Да-да, ты мой лучший друг! Давай, я жду! - возбуждённо поторопила она. Запрыгнула на жёлтую, поеденную ржавкой бочку. Умостилась в полулотос так, что Ильс мог лицезреть её трусики.
  
  Пару дней назад она увидела Жартовского за чтением собственной рукописи и с тех пор не давала ему покоя.
  
  - Я обязан предварительно озвучить, что эта история может тебя шокировать, дитя, - заявил Ильс почти серьёзно.
  
  - Глупый Землянский! - хохотнула изолятка. - Я только выгляжу как подросток с твоей планеты! Мне уже семнадцать! Меня уже и замуж-то не возьмут небось! - она вдруг погрустнела. - Читай, а не то Старшему донесу и останешься без дэфры на сутки!
  
  - Хрен с тобой, не отвяжешься ведь, - пробормотал Ильс. - Тебе повезло. В моём плотном графике как раз выдалось окно.
  
  В зените дня Чломма источала самые мощные вибрации. В такие моменты работать не полагалось. Вся стоянка отдыхала и ждала, когда Организм прекратит фонить и уснёт. Пока он бодрствовал, от приступов аритмии изолятов спасала только дэфра.
  
  Девчонка присосалась к флакону и потребовала:
  
  - Только читай с выражением!
  
  - Я на днях голос сорвал. Буду хрипеть и сипеть, претензии не принимаются...
  
  По лицу её промелькнула садистская ухмылочка:
  
  - Ага, слышала я твои вопли! Усвоил теперь, что отсюда тебе не сбежать?
  
  Он принялся молча сворачивать самокрутку. Наловчился их делать из сушёной биосои и кожуры хлебных ростков. Ответил, глядя в сторону:
  
  - И не стремлюсь, дорогая! Куда я без тебя? Да и чего я не видел на Земле? К чему мне эти назойливые земные женщины? С их кошмарной лаской, заботой и вкусной кормёжкой? Фу, надоело.
  
  Изоляты понимали всё буквально:
  
  - Дома тебя преследовали жаждущие землянки? - озадаченно склонила голову набок девчонка. - Но ты ведь совсем некрасивый!
  
  - Да уж прям! Тебе-то я нравлюсь, - поднял одну бровь Ильс, - и потом, только на твоей планете лысая голова - признак убогих генов. На Земле это признак высокого тестостерона.
  
  - Тесто...чего? - пробурчала она. - Ты давай мне не умничай тут, а читай, а не то...
  
  - Ладно, лимит угроз на сегодня ты исчерпала! Только не говори потом, что тебя не предупреждали!
  
  Из мебели в палатке Ильса были три ящика из хило сколоченных досок, заменявших ему стол и стулья, и накрытая дырявым спальником лежанка из паллет. Под ней в земляном тайнике он припрятал рукопись, над которой трудился с самого прилёта на Тананду.
  
  Это была смесь путевых заметок и мемуаров. Из древнего, позабытого всеми навыка ручного письма Ильс сделал практику успокоения и самоанализа. Когда мысли о прошлом начинали вспахивать в мозгу кровавые борозды, он писал.
  
  Он выудил из тайника альбом в кожаном переплёте, стряхнул крошки земли. Страницы рукописи волнились по краям. Местами были заляпаны кровью и пятнами машинного масла. Он до сих пор поражался, как альбом пережил крушение его челнока и дни скитания по пустошам.
  
  Ильс зыркнул исподлобья на притихшую наконец изолятку. И начал читать, с каждым словом глубже погружаясь в картины пережитого:
  
  '...Как меня занесло на Тананду? Я уже не верю, что это была случайность. Хотя контракт на полугодовую вахту я подписал шутки ради, за столиком питейного заведения. Эти вербовщики выловили меня со дна самой глубокой ямы, в которую мне доводилось падать. Однако теперь я вижу - к этому шагу меня вели нити закономерностей. Цепочка моих собственных выборов.
  
  За десяток лет психологической практики моя чаша терпения стала бездонным колодцем с четвёртым измерением. И всё же я был пресыщен Землёй и типичными комплексами землян. Каждый из них мнил своё отклонение уникальным. Они расценивали штопанье дыр в мозгах у дорогостоящего психотерапевта как пикантную деталь для своих скучных биографий. Некоторые не слишком стремились избавляться от своих неврозов. Особо инертные ребята навещали мой кабинет годами.
  
  Долгое время меня устраивало такое положение дел. Я исколесил полмира на доходы от своих консультаций. Были в моей практике и хэппи-энды - я излечил от застарелых обид на жизнь целый батальон неудачников. Разработал авторскую технику гипнотерапии. Защитил докторскую. Подлатал несколько уродливо-созависимых браков: пускай растут духовно. Но гораздо больше разрушил. Из милосердия. Собрал коллекцию благодарственных писем, презентов и минетов от разведёнок.
  
  Да-а, часть моих методов научное сообщество внесло бы в список запрещённых деяний по отношению к свободным индивидам. Если бы я дал себе труд поставить о них в известность это самое научное сообщество.
  
  В юности я растрачивал свои ресурсы направо и налево, а затем ударялся в фанатичное оздоровление и полное отрешение от мира. Год провёл в кокаиновом туре. Исследовал самые маргинальные подполья Евросоюза. Год прожил в монашеской общине в Южной Австразии. Питался одними фруктами и проводил дни в глубокой медитации.
  
  В периоды, когда мне удавалось балансировать между этими крайностями, я падал в очередные отношения. Откуда выкарабкивался только благодаря врождённому трудоголизму. И стойкому убеждению: в любой проблеме скрыт ресурс. Трамплин для развития. Вляпался - получи удовольствие. Иначе какой смысл распылять энергию.
  
  Моя жизнь напоминала вертикальный сериал. Каждый эпизод знаменовал новое приключение, мало связанное с предыдущим. Но большинство обывателей предпочитало строить горизонтальные истории. Вить свою паутину, заливая её клеем социальных обязательств.
  
  Евросоюз всё плотнее сдавливал тиски контроля над личностью. Реклама настойчиво увещевала продлить подписку на чат коллективного разума.
  
  А эти вездесущие дроны-сканеры осознанности! Только выйди на улицу в философском настроении! К вечеру дозировка эйфоретиков в водопроводной твоей квартиры будет зашкаливать. Сколько раз накалывался я на этом и вместо работы над новой книгой устремлялся в секс-хаб...
  
  На перенаселённой тоталитарной Земле становилось душно. Физическое бегство с давних пор оставалось моим излюбленным способом решения проблем. Тогда в поле моего внимания стала мелькать информация о Тананде. Фильмы, разговоры, красочные баннеры.
  
  Пока глобальное правительство Земли и Марса закручивало гайки, индивидуалисты ринулись строить новые порядки на неизведанных просторах. То были отщепенцы, сектанты, эко-поселенцы, хакеры, уфологи, футурологи, мракобесы и просветлённые.
  
  На Земле от лесов осталось одно название, а от воздуха - сплошной углекислый газ. Отсюда пачками улетали адепты здорового образа жизни. Но улетали также искатели острых ощущений, только и мечтающие приторчать на гелях.
  
  Маленькая Тананда радостно принимала странных экспатов без виз и проверок ленты воспоминаний. Единственным тестом для всех желающих отправиться на планету была интерактивная симуляция. Короткая экскурсия с виртуальным гидом. Он оценивал стабильность психики, состояние физического здоровья и глубинные убеждения кандидата. Так отсекались преступные элементы, разносчики инфекций и клинические психопаты.
  
  Вторым фильтром был возраст. Слетать на планету туристом можно было и на пенсии. А вот эмигрировать или погостить полгода - только до тридцати двух лет на момент отбытия с Земли.
  
  Причиной тому - колоссальных размеров полуразумный Организм, который местные жители нарекли Чломмой. Это существо оплетало своими щупами планетку уже не первое столетие. Вся цивилизация Тананды росла на его соках.
  
  Чломма создавала невероятно сильный магнитный фон, что сокращал продолжительность жизни. Нервная система местных жителей довольно рано выгорала, исчерпывала заложенный природой ресурс. Психотерапевты на Тананде пользовались особым статусом и спросом. Благо, что один за другим сбегали домой, не доработав и половины шестимесячной вахты. Так мне сообщили сотрудники Лиги Цогма во время подписания бумаг.
  
  Зато так называемая Чломма выделяла бесценный ресурс - гели, ставшие основой местной экономики. Оранжевый гель-стимулятор - цодж и голубой седативный гель - флегма. Создатели Цогмы, нанявшей меня, явно недолго думали над названием.
  
  Лига эта, как я понял, была выборной партией, но сидела у власти на Тананде уже лет пятьдесят. Неудивительно, ведь вся гелевая индустрия планеты была их собственностью.
  
  Гели использовали для регенерации тканей, из них синтезировали продукты питания и практически вечные стройматериалы. Более того, вещества эти магическим образом ускоряли работу мозга. По вкусу флегма и цодж напоминали воду, которую на Тананде пили лишь по особым случаям. Уникальные субстанции, доступные лишь на планете-источнике и запрещённые к вывозу.
  
  Запрет, разумеется, систематически нарушался. Испробовать гелей можно было и на Земле - за космическую цену. Я решил, дешевле будет слетать на Тананду. Оказалось - себе дороже. Но обо всём по порядку.
  
  История эта закрутилась после развода с Уной. Когда мы разбежались, я знал, что делать и как быстро прийти в себя. В теории. На практике же у меня впервые в жизни опустились руки. У меня, оптимиста в седьмом поколении! С содроганием вспоминаю, как был к ней привязан.
  
  Служаки из Цогмы подкараулили меня в каком-то мутном баре, что я облюбовал для своего запоя. К тому моменту я уже с неделю посыпал голову пеплом, сидя со стаканом в укромном уголке. Сейчас я понимаю - они наблюдали за моей деятельностью давно и подкатили в чётко выбранный момент.
  
  Пара бодрых молодчиков невзначай подсела за мой столик. Сначала я принял их за вербовщиков очередной секты добровольного умерщвления, коих в последние годы развелось великое множество. Ага, подумал я, сейчас начнётся. Пожертвуй собой ради будущих поколений! Освободи место детям, ведь на Земле так тесно! Но всё оказалось ещё любопытней. Они стали восхищаться моим давнишним выступлением на межпланетном симпозиуме психотерапевтов. Угостили выпивкой и предложили капнуть в виски немного цоджа. 'Но только между нами, дружище! Формально это уголовная статья'.
  
  Я в тот момент не отказался бы и от щепотки стрихнина. Формальности растворились с первым глотком. Со вторым мы стали лучшими друзьями.
  
  Потом меня понесло. За полчаса они узнали обо мне больше, чем бывшая жена за весь наш абсурдно долгий брак. Очаровать меня может только мой же светлый образ в уме собеседника. Дай только вылить в свежие уши дичайшие подробности моей биографии.
  
  Мне, очарованному, расписали все прелести работы на Тананде: шикарный оклад, проживание в кондоминиуме, собственная гипнокамера. А главное, интереснейшие клиенты из креаторов - специалистов по добыче гелей.
  
  Следующим утром я сидел в центре подготовки для улетающих на Тананду. Тело облепляли датчики, а в крови растворялась инъекция для входа в симуляцию.
  
  - Ваше виртуальное путешествие запустится через шестьдесят секунд, доктор Жартовский, - бодро сообщил инструктор в серой униформе по имени Эл. - Заодно мы проверим, как вы переносите наши анабиотические препараты. Мы ведь не хотим, чтобы спустя шесть месяцев полёта на Тананду прибыл ваш иссохшийся труп?
  
  Вопрос был риторический, и я промолчал.
  
  - Это будет ознакомительное погружение, - продолжил он. - Вы, конечно, многое слышали о цивилизации, растущей на гигантской Чломме. Но, поверьте, увидеть своими глазами будет намного познавательней. Приготовьтесь к старту. Я встречу вас на той стороне.
  
  - Сколько займёт процедура?
  
  - Не более часа. Рекомендую пройти интерактивный курс до конца. Но если опыт покажется слишком интенсивным, не стесняйтесь. Обратитесь ко мне по имени и попросите вывести из симуляции.
  
  - Это не потребуется, благодарю за заботу, - храбрился я, - судя по рассказам ваших сотрудников, там настоящая утопия. Хоть и построенная на теле гигантского кальмара с триллионом щупалец.
  
  - Лучше воздержитесь от поспешных суждений. А также иронии над отростками Организма. На Тананде Чломму считают Первоматерью, ведь она ...- реплика оборвалась на полуслове. Инъекция уже подействовала.
  
  Изображение пошло рябью, лицо инструктора размножилось, словно в калейдоскопе. Поток запахов и шума.
  
  Мимо с реактивным гулом скользили челноки. Воздух искрился свежестью. Пружинистая земля уходила из-под ног. Глаза дико слезились от обилия красок и отказывались фокусироваться.
  
  - Ну как, док, готовы к прогулке? - Эл стоял напротив и покровительственно улыбался. Его виртуальная проекция отличалась от реальной оболочки. В симуляции он явно отбелил себе зубы и добавил сантиметров десять роста.
  
  Я бормотнул то, что при наличии фантазии можно было расценить как положительный ответ.
  
  Голос Эла был глубок и хорошо поставлен:
  
  - Славно-славно! Давайте же бегло осмотрим дебри культуры Тананды. Как только ваше восприятие адаптируется к симуляции, мы начнём экскурсию.
  
  Из сумятицы красочных пятен стали проступать детали пейзажа. Мы с проводником стояли на крошечном островке для экстренной парковки с краю от шумной магистрали. Вместо асфальта под ногами стелилась полупрозрачная стеклоподобная гладь. Сквозь неё просвечивала мякоть гигантского щупа. Я перегнулся через ограду, дабы подтвердить свою догадку.
  
  - Так и есть, - ответил на мой безмолвный вопрос гид. - Шоссе пролегает по отростку Чломмы - на них танандцы строят дороги уже две сотни лет. Вы убедитесь, такие дороги намного быстрее обычных. Кстати! Обернитесь, вот и она!
  
  Я повернул голову, потрясённо выругался и уставился на исполинский мясной пузырь. Розовато-фиолетовая туша с коричневыми наростами, бороздами и присосками росла прямо из земли, подобно шарообразному вулкану. Существо раскинуло во все стороны бесконечные щупы, уходящие далеко за горизонт.
  
  Город являл единое целое с этим гиперорганизмом. Отростки выныривали из высоченных каменных арок, дома возвышались на фундаменте из толщи мяса, тут и там дышали паром многочисленные дыхательные отверстия. Какая прелесть...
  
  - Она и вправду мила и обворожительна, - прочитал мои мысли Эл. - Вы ещё узнаете. Чломма - Первоматерь всего живого на этой планете. Она кормит людей и даёт им кров. Существует религия, в которой она считается Высшим Организмом.
  
  - Надеюсь, её адепты не жгут на кострах неверных? Только поклонения осьминогу не хватало в моём послужном списке безумств...
  
  - В отличие от Земли, на Тананде полная свобода вероисповедания!- заверил меня экскурсовод. - Местные далеки от средневекового мракобесия и не станут вас обращать в свою веру. Пока сами не попросите.
  
  - Великодушно с их стороны, - порадовался я.
  
  - Именно! - подхватил гид. - Организм - сущность колоссальной энергетики. Голова Чломмы - её главный энергоцентр, а каждый росток - ответвление. Они создают сеть линий. Энергетическую систему. По этим линиям пролегли скоростные магистрали и разместились основные объекты инфраструктуры.
  
  - Хм, так же поступали древние цивилизации! - подметил я. - Когда оккупировали реки и междуречья.
  
  - Это уместная аналогия, - снисходительно прокомментировал Эл. - Хотя и слишком простая. Тело Чломмы почти не содержит воды, только гелевую субстанцию.
  
  Он сделал рукой широкий жест, зацепил пальцем уголок визуальной реальности и скомкал картинку, как ресторанную салфетку.
  
  Я завис в вакууме. Темнота сгустилась, вокруг образовались скопления звёзд, и я увидел Тананду глазами астронавта.
  
  Эл принялся вещать с активностью ведущего утреннего шоу:
  
  - Две сотни лет назад эта маленькая планета была слабо освоенным мирком. Население составляли опытные космонавты и учёные. Горстка свободолюбивых экспатов с Земли и других тоталитарных планет...
  
  Мимо шарика Тананды свистели кометы и астероиды. Звёзды сливались в хромовые борозды на чёрном теле небосвода. Время стекало в невидимую воронку где-то в закромах космоса.
  
  Меня подхватило и понесло с реактивной скоростью сквозь толщу слоёв атмосферы. Я опустился до высоты полёта дельтаплана. Внизу посреди степи цвета жёваной мятной пастилки копошились микроскопические фигурки людей. Гид вводил меня в курс дела:
  
  - К моменту появления Организма на Тананде едва успели основать три научно-исследовательские станции. Одна была полностью отдана под складские помещения и оставалась до поры нежилой. Это и спасло первооткрывателей нового мира от трагедии. Чломма, тогда ещё маленькое существо неизвестного происхождения, вынырнула из гиперпространства вместе с тонной космического мусора. Присосалась к планете. Накрыла своим телом упомянутые склады...
  
  Сзади раздался далёкий свист. Розоватое, бесформенное нечто с хлюпаньем шлёпнулось на поверхность планеты. Прихлопнуло собой игрушечный с виду павильон. Тот, по моим прикидкам, занимал площадь не менее трёхсот квадратов.
  
  - Чломма неслучайно выбрала именно это место для сопряжения с Танандой, - продолжил рассказ Эл. - То был, как учёные вскоре выяснили, энергетический центр планеты, её пульс.
  
  Организм присосался к Тананде, чтобы поглощать её соки. Скоро вокруг его 'головы' начала образовываться пустошь. Иссохли ручьи и озёра, земля перестала давать урожай. Люди, жившие вблизи Организма, начали болеть.
  
  Они поняли, что имеют дело с планетарным паразитом. И запоздало попытались избавиться от Чломмы. Та уже успела срастись с грунтом, раскинула на солидную площадь свои кожные покровы. Выпустила несколько длинных щупов. Экологи отрезали один из них и едва не утонули в гелевой субстанции, вытекшей из раны существа.
  
  Эл говорил, а я наблюдал, как искалеченный космический уродец изливается на сухой грунт голубыми и оранжевыми потоками. Склизкая плёнка идёт пузырьками. Под ней моментально возникают свежие ростки травы.
  
  - Так началась гелевая эпоха. Вскоре стало ясно: эти гели - бесценный ресурс. Универсальный активатор роста. Они оказались прекрасным удобрением. Почти моментально регенерировали ткани. Годились в пищу.
  
  Я был впечатлён:
  
  - Представляю, какое количество волонтёров ринулось осваивать Тананду, узнав о гелях!
  
  - Ещё бы! - согласился мой проводник. - Города росли как грибы. Затем выявили, что употребление гелей активирует мозговую активность. С флегмой и цоджем люди за пару месяцев в совершенстве изучали новые языки. Работали без отдыха по тридцать часов кряду. Понеслись новые технологические открытия.
  
  Первопроходцы быстро освоили тысячи гектар Тананды. Благодаря Чломме, за каких-нибудь два века колония догнала и во многом превзошла Землю по части технического прогресса...
  
  Десятилетия становления цивилизации неслись перед глазами в ускоренной перемотке. Мегаполисы расползались вширь и росли ввысь, щупальца Организма толстели и удлинялись. Время шло, люди приноровились строить свои города на теле планетарного вампира. Голос незримого экскурсовода продолжал декламировать:
  
  - Чломма росла, вместе с тем усиливались её вибрации. Этот фон начал активно влиять на психику и поведение людей. У некоторых стали проявляться экстраординарные способности. Телепатия, абсолютная память, колоссальная выносливость. В то же время нежелательные эффекты от фона Чломмы сглаживались употреблением гелей. Танандцы проживали сверхпродуктивные жизни.
  
  Вокруг Организма возникла философская школа, которую назвали Кшатра. С годами она трансформировалась в религию и обзавелась сетью храмовых комплексов.
  
  Танандцы впереди всей Солнечной системы по количеству Нобелевских премий. С другой стороны, они быстро растрачивают внутренние ресурсы. Человеческий мозг не заточен на использование с такой интенсивностью. По мере роста Чломмы продолжительность жизни всё сокращается. Восемьдесят процентов местных смирилось с таким положением вещей...
  
  - Дайте угадаю, - вставил я, - а остальные двадцать стали покидать планету?
  
  - Остальные двадцать оказались невосприимчивы к положительным эффектам гелей. Такие появились уже во втором поколении танандцев. Их называют аллергиками или изолятами. Цивилам флегма и цодж помогает задействовать спящие ресурсы мозга. На аллергиков же эти вещества никак не действуют. В результате они страдают от излучения Чломмы. Зашкаливающее сердцебиение, боль в груди, иногда - панические атаки. Приступы аритмии. Большинство из них покинуло Тананду.
  
  - Большинство? Неужели среди аллергиков нашлись желающие остаться?
  
  - О, да...- несколько наигранно вздохнул гид. - Фанатики. Они жаждут отделить Чломму и отправить бороздить гиперпространство. Иначе рано или поздно она высосет планету без остатка.
  
  - И как же они борются с приступами паники или что там ещё вызывает тесное соседство с Организмом? - заинтересовался я, почуяв потенциальную клиентуру. - Если они не могут снять эти эффекты гелями?
  
  - Они пьют дэфру, - объяснил голос. - Это пищеварительный сок Чломмы. Мощный наркотик. Да, в микродозах дэфра содержится и в гелях. Но вспомните: некоторые яды при правильном использовании оказывают целебный эффект. А в гипердозировке нанести вред может даже вода.
  
  Тем временем картинка изменилась, я летел над пустошью. Здесь не было сверкающих неоном городов и бурных магистральных потоков - только палки сухостоя и хлипкие бараки. Редкие скромные домики. Кое-где встречались палаточные стоянки, похожие на кочевые лагеря доисторических земных племён.
  
  - Здесь и обитают изоляты. Эти люди покинули цивилизацию ради выживания. Приступы их слабеют вдали от головы Организма. Некоторые живут на временных стоянках, кочуют. Другие осели и ведут хозяйство. В пустошах можно выращивать ряд культур, которые не приживаются рядом с Чломмой. Для роста им нужна не вода, а дэфра.
  
  Есть среди них и идейные противники Организма. Они не испытывают приступов, но тоже покинули города, ибо свято верят: паразит съест планету и его нужно отрезать, пока не стало слишком поздно. Жители этих мест делают набеги в города. Тайно отрубают щупы и ранят Чломму в попытках заставить её отклеиться.
  
  - Разве такое возможно? - удивился я, - она так глубоко вросла в Тананду! Разделить их было бы сложнее, чем сиамских близнецов с общими органами.
  
  - К сожалению, именно это и происходит последние пятьдесят лет, - парировал мой экскурсовод. - Учёные стали замечать признаки отделения ещё в середине прошлого века. Чломма полностью высосала планетарный сок. Она уже давно не растёт. А питается только биологическим материалом и собственными гелями, которыми здесь удобряют почву.
  
  - Биологическим материалом? - мрачно уточнил я. - Они что, скармливают ей людей?
  
  - О, только лишь трупы.
  
  Хотя голова Чломмы осталась на другом полюсе, её кожный покров добрался и сюда. Как свежие раны, на нём поблёскивали кратеры, наполненные до краёв красноватой жижей.
  
  Я приблизился к одному из котлованов. Озеро было заполнено радужной слизью, переливающейся на солнце. На поверхности под толстой полупрозрачной плёнкой восставали и опадали пузыри. Клубился тёплый пар.
  
  Эл вдохновенно пояснил:
  
  - Перед вами один из многочисленных ртов Организма. Такие котлованы используют как кладбища. В них Чломма переваривает останки. Это и является её основным мотивом остаться на планете ещё на пять - семь лет. После чего мы прогнозируем достаточно быстрое отделение.
  
  - И насколько опасно жить вблизи такого рассадника заразы? - поинтересовался я.
  
  - Абсолютно безопасно. Пищеварительный сок Чломмы - отличный антисептик! Между прочим, котлованы бывают двух видов - естественные и искусственные. Вторые вырезают около крупных агломераций. Края присыпают хлорной известью. Чтобы котлован не затянулся в процессе регенерации.
  
  - Потрясающе! - восхитился я. - Вот оно - колесо перерождения во всей красе. Люди проживают жизни, питаясь флегмой и цоджем. Растворяются после смерти в недрах Организма. А их дети пьют гели, добытые из этих же недр! Чтобы круговорот повторялся снова и снова. Напоминает жизненный цикл на Земле. Правда, в убыстрённом темпе.
  
  Я не видел Эла, но в голосе его мне почудилась улыбка:
  
  - Да, жизнь на Тананде протекает очень быстро. К пятнадцати годам коренные жители планеты обзаводятся детьми. К сорока пяти, успев больше чем, средний обитатель Земли за восемьдесят, растворяются в одном из ртов Чломмы.
  
  Гид показал мне школы с гиперускоренной системой образования, за пару лет дающие университетский уровень знаний. Роддома, в которых роженицы по традиции лежали на ростках Чломмы. Новорождённые с первых же секунд соприкасались с Организмом.
  
  Единственную тюрьму. Уровень преступности на планете был исчезающе низок. Гипермаркеты. Большинство продуктов имели в основе флегму и цодж. В фабричных условиях им придавали абсолютно любой вид и вкус.
  
  Эл начал закругляться:
  
  - Наш последний, но, пожалуй, самый важный пункт назначения - станция добычи гелей.
  
  По хлопку я очутился в слабоосвещенном гроте, стенами которого была мякоть Организма. С кожного потолка светили индустриальные фонари. От центрального зала с пунктом управления вглубь чрева уходили коридоры, напоминавшие ходы в муравейнике. Их вырезали в мясе Чломмы и укрепили металлоконструкциями, чтобы те не заросли. В каждом коридоре по бокам мостились капсулы, похожие на крошечные космические челноки на одного пассажира.
  
  Проводник дал мне осмыслить увиденное и прокомментировал:
  
  - Прежде Чломма охотно отдавала флегму и цодж в любой точке планеты, стоило только сделать надрез. Но внутренние ресурсы Тананды истощились и зона пустошей выросла. Отдача стала слабее. С каждым годом процесс добычи усложняется и требует всё больших трудозатрат.
  
  Мы шли вдоль коридора. За прозрачными дверьми капсул лежали мужчины. Они беспокойно водили глазами под закрытыми веками и постанывали.
  
  Инструктор понизил голос, словно не хотел их будить:
  
  - Это креаторы. Специалисты по извлечению гелей из недр Организма.
  
  - И в чём состоит работа креатора? - уточнил я шёпотом.
  
  Эл пустился в объяснения:
  
  - Добытчик надевает защитный костюм и погружается в кокон. Костюм создаёт возбуждающие импульсы на нейронном уровне. Помогает креатору на время закольцевать свою нервную систему с нервной системой Организма. И защищает тело от растворения.
  
  Импульсы провоцируют Чломму на выброс флегмы или цоджа - в зависимости от темперамента добытчика. Гели проходят фильтрацию. А затем появляются в раструбах - вот здесь. Процесс отнимает массу ментальных сил и вызывает упадок энергии. Психологическая помощь креаторам и будет вашей обязанностью.
  
  Я зачарованно смотрел на добытчиков. Раздумывал о психике, на время слитой воедино с разумом гиперорганизма. И о том, что вместо разума у бессмертного мясного шара, поработившего целую планету. Затем спросил:
  
  - Понимаю, конечно, моё пребывание на Тананде по договору продлится лишь полгода... Но что будет с планетой, когда Организм действительно отделится? Со всеми этими людьми, так зависимыми от его продуктов? А с их городами?
  
  - Вы опережаете события, - мягко, но безапелляционно заявил Эл. - Сейчас могу сказать одно. В глобальном смысле ваша миссия - донести до людей, что противиться переменам бесполезно. И даже опасно. Помочь создать точку опоры внутри себя, а не снаружи. Чем раньше это сделать, тем легче им будет адаптироваться...
  
  Неожиданно симуляция начала сворачиваться с краёв, картинка поблёкла и схлопнулась в одну точку. Я очнулся в кресле для погружения, облепленный датчиками, словно комарами.
  
  Инструктор был рядом и заговорил, лишь только я разлепил глаза:
  
  - Прошу прощения, доктор Жартовский! Я вынужден был прервать ваше путешествие. У нас внештатная ситуация.
  
  - Какая именно? - спокойно поинтересовался я.
  
  - Из-за сбоя в системе мы неверно обозначили для вас время отправления корабля на Тананду.
  
  Сердце тревожно затрепыхалось. Я вдруг осознал, что поставил всё на бегство с Земли. Соорудил карточный домик из ожиданий и предвосхищений.
  
  - Он... уже улетел? - спросил я, замедляя дыхание нечеловеческим усилием воли.
  
  - Нам сообщили, что он приземлился в космопорте шесть часов назад и отправляется обратно уже сегодня в ночь.
  
  - А должен был лететь послезавтра, - задумчиво протянул я.
  
  - Верно, - кивнул Эл, отрывая от меня наклейки анализаторов. - Ваши показатели в норме. Обычно мы даём время попрощаться с близкими и завершить дела перед полётом. Но сейчас мы едва успеем выдать препараты-заменители гелей...
  
  В комнату без стука влетела симпатичная медсестричка с короткой стрижкой.
  
  - Жартовский, - прочла она с планшета, - пройдите со мной на взятие крови для подбора медикаментов. Если, конечно, вы решились лететь сегодняшним кораблём. Если нет, увидимся на новом наборе...
  
  - К новому набору я уже не пройду ваш возрастной ценз, - хмуро ответил я, - гляньте анкету, у меня день рождения в конце недели.
  
  Коллеги устало переглянулись. На мысленном экране вдруг появилось лицо бывшей жены, которую я не желал видеть, даже если бы мне за это заплатили. Мне захотелось просто сказать ей: 'Ну вот, я улетаю далеко и надолго. Держись тут'.
  
  Я мысленно окатил саднящий образ из огнемёта и смыл пепел в воображаемую канализацию сознания. Кивнул:
  
  - Идёмте, я готов.
  
  Девушка чуть ли не вприпрыжку проследовала по коридору, маня за собой. В бесцветном кабинете без окон она нежными ручками взяла кровь у меня из вены и поместила пробирку в анализирующий аппарат.
  
  В подобные моменты я традиционно радовался, что уже лет десять как слез с кокаина и чист, как воспитанник закрытой православной гимназии. Показатели на панели анализатора замерцали стробоскопом. На зависшем в воздухе экране высветился график. Медсестра хмуро изучала его, а я всё больше нервничал.
  
  - Ваши показатели в период с 2199-ого по 2212-й год внушают некоторые опасения... - задумчиво протянула она. - С таким, с позволения сказать, досье даже скромная порция геля Чломмы может вызвать у вас массу непредсказуемых эффектов. Вплоть до долгосрочной перемены характера.
  
  Изобразить благопослушного гражданина было нетрудно:
  
  - А разве сотрудникам Цогмы не запрещено пить гели на время контракта? Я подпишу договор и буду его придерживаться.
  
  - О, разумеется! - поспешила ответить медсестра. - Все наши специалисты получают отменные препараты, защищающие от воздействия Организма. Они работают, пока вы не употребляете гелей. Но, по статистике, каждый третий землянин, оказавшись на Тананде, решает их попробовать. Я обязана вас предупредить - гели вызывают очень сильную зависимость, сравнимую с наркотиками древних времён. Вы слышали о морфии?
  
  - Слушайте, мой опыт взаимодействия с древними наркотиками выходит далеко за пределы всякой статистики. И, возможно, даже за пределы вашей фантазии, - я понизил голос и машинально задержал взгляд на её открытой шее, - но я внушил себе глубокое отвращение к любым изменяющим сознание веществам. В гипнокамере. И если в меня насильно будут вливать эту вашу флегму, я буду сопротивляться до последнего.
  
  Девица пожала плечами, застучала по клавиатуре, формируя рецепт, и через минуту из аэротрубы ей в руки прилетело две баночки с капсулами.
  
  - Принимайте их регулярно, что бы ни случилось. Это обезопасит вас от вибраций Чломмы и позволит вернуться в здравии на Землю. Покупайте только безгелевую еду. Вас отправят в столицу Октановой агломерации, в Каданс-сити. Там с этим не возникнет никаких проблем. Счастливого полёта! - холодно и официально продекламировала она.
  
  В следующем кабинете меня обрабатывал лингвист. Толстый и неповоротливый учёный в странной бабочке в горошек. Он поведал мне: язык танандцев сформировался из смеси языков экспатов с Земли и Марса. За счёт невысокой продолжительности жизни местные привыкли жить настоящим моментом, здесь и сейчас. Это постепенно искоренило из языка прошлое и будущее времена.
  
  - Видите ли, коллега, танандцы не привыкли копаться в воспоминаниях или мечтать о грядущем - на это у них просто нет времени, - с энтузиазмом разглагольствовал языковед. - Спросите любого танандца, что он планирует делать через неделю, и он только рассмеётся над наивностью вашего вопроса. Танани - язык, на котором вам предстоит изъясняться ближайшие полгода, не содержит слов 'вчера' и 'завтра'. Вместо них вы будете использовать конструкции 'вчерашнее сейчас' или 'завтрашнее сейчас'.
  
  Вы очень скоро привыкнете, наши препараты сгладят шероховатости восприятия речи. И запомните: говоря о событиях далёких дней или неизвестном грядущем, танандцы называют себя в третьем лице. Он, она... По их мнению, каждый день мы просыпаемся новыми людьми, а вчерашние ограничения и принципы могут не иметь особого значения. А значит, прошлые и будущие события касаются другой личности.
  
  - Вас явно вдохновляет подобная философия, - заметил я. - Вы жили на Тананде?
  
  - Провёл там без малого семь лет, - вздохнул лингвист, - но потом пришлось возвратиться на Землю... кхм, по состоянию здоровья.
  
  Я получил уже третью по счёту банку - на сей раз с ноотропами, стимулирующими мозговую активность. Инструкция велела принимать их каждый день, чтобы успевать за ритмом жизни на Тананде и свободно говорить на языке местных.
  
  - Капсулы имеют накопительный эффект, - продолжил лингвист. - Вы будете понимать танани ещё месяц после отмены, если до этого четыре недели ежедневно принимали препарат. Или три дня, если принимали его три дня. Активные компоненты воздействуют напрямую на медиаторы мозга, ответственные за изучение иностранных языков.
  
  До самого вечера я бегал по извилистым коридорам центра подготовки. Собирал наставления врачей, психологов, специалистов по местной культуре и даже метеорологов.
  
  На закате мне выдали комплект одежды типичного танандца - рубашку и комбинезон с огромным количеством карманов, а в дополнение - поясную сумку. Всё из умной ткани - мягкой, но водостойкой и прочной, как обшивка космолайнера.
  
  Штатный антрополог, марсианка, похожая на кинодиву, объяснила:
  
  - Карманы - своеобразный фетиш местных. Они считаются признаком готовности к любой ситуации. Человек в одежде без карманов беспомощен перед обстоятельствами. Зато обладатель массы потайных отделений в костюме всегда может в нужный момент выудить оттуда что угодно. От набора для первой помощи до электролобзика. Не теряя драгоценного времени на поиски!
  
  Вскоре я лежал в прозрачном боксе на верхней палубе корабля. Разглядывал своих попутчиков. Внутри закипала смесь тревоги, предвкушения и возбуждения. Тот самый термоядерный коктейль чувств, который прежде манил меня в новое путешествие. А я уже было отчаялся испытать его снова.
  
  Мелодичный женский голос эхом разнёсся по лайнеру:
  
  - Протокол анабиоза будет запущен через десять секунд. Приятного полёта!
  
  Я сконцентрировался на дыхании.
  
  На какой-то страшный момент мне стало до слёз жалко свою прежнюю жизнь. Я так и не попрощался с Уной, не окинул последний раз взглядом нашу квартиру - вещи привёз курьер Цогмы. Полгода полёта, ещё шесть месяцев службы и вновь полгода для возвращения. Мысля как танандец, я понимал, что уже не вернусь домой - вместо меня на Землю прилетит другой человек. И с ним мне только предстоит познакомиться.
  
  В этих раздумьях я ждал, когда войду в анабиоз. Гадал, что почувствую внутри самого длинного в жизни сна. Наконец, в нетерпении приоткрыл один глаз. Удивлённо воззрился сквозь стекло на пассажиров, неуклюже покидающих боксы.
  
  - Добро пожаловать на Тананду! - огласили палубу динамики. - Наш космолайнер совершил посадку в Каданс-сити. Время полёта составило 183 дня, 14 часов и 9 минут. Местное время 11:03, температура воздуха +26 по Цельсию. В целях безопасности просим вас не совершать резких движений и дождаться полного выхода из состояния искусственного сна, прежде чем принять вертикальное положение...
  
  Я осоловело натянул комбинезон. Тот оказался неожиданно удобным. Вылез из спального модуля и тут же очутился в каше вновь прибывших.
  
  Земляне предсказуемо вывалились на палубу сразу после пробуждения. Как сомнамбулы разгуливали по площадке. Натыкались друг на друга, говорили невпопад, громко искали родственников.
  
  Стеновая панель корабля длиной в полмили превратилась в жалюзи и с гулом поехала вверх. Палубу залил оранжевый свет.
  
  Под рёбрами свербила эйфория - удалось! Земля со всеми тягостными воспоминаниями осталась позади. Не просто за миллионы километров в космическом пространстве, но и где-то далеко на оси времени. За полгода полёта Уна наверняка успокоилась и приняла моё исчезновение. Быть может, стоит послать ей голограмму и объясниться...
  
  Мысль о бывшей жене уже не вселяла тревоги. Я вспомнил её лицо, когда-то хранившее так много смыслов, почти спокойно. Будто и не просыпался с ней рядом последние четыре года, а лишь видел в полузабытом фильме.
  
  Спустя двадцать минут я спешил с багажом к выходу из космопорта. На улице меня накрыло волной незнакомых терпких ароматов. Упоительно! Мимо, не касаясь мостовых, проплывали ховеры. Они напоминали гибриды земных мотоциклов и дрейфующих в океане рыб.
  
  Из недр планеты слышалась отчётливая сочная вибрация, похожая на рокот трансформаторной будки. Гул органично смешивался с городским фоном - сигналами мелькающих надо мной челноков, плеском фонтанов. Вот оно, сердцебиение Чломмы, припомнил я лекции о планете. Бит, который задает такт жизни в городе Каданс. Ему-то столица агломерации и обязана своим названием.
  
  Пассажиры стремились каждый в своём направлении. Их потоки пересекались нитями огромного хаотичного плетения. Я отыскал в длинной шеренге встречающих человека Цогмы. Он был на голову выше меня. При том, что в поезда земного метрополитена я заходил, пригнув голову.
  
  - Ильс, приветствую! - воскликнул улыбчивый танандец. - Как самочувствие?
  
  - Великолепно. Чувствую себя, как никогда!- похвастался я, радуясь, что не забыл принять ноотропы.
  
  - Это пока! - доброжелательно успокоил меня тот. - Первичная эйфория. Идёмте, я доставлю вас в кондоминиум Цогмы. К вечеру нахлынет адаптация. Рекомендую сразу прилечь. Ну, если не хотите хлопнуться в обморок.
  
  Я мысленно положил рекомендацию в коробку бесполезных советов.
  
  Мне пришлось по душе убранство цогмовского жилого куба в шестьдесят этажей. Бесшумные слайдеры дверей. Умиротворяющие голограммы рисовых полей в коридорах, потустороннее свечение диодных лент. Просторная лаундж-зона на крыше с солидным баром и бесконечным бассейном. Всё в белых тонах.
  
  Мои апартаменты оказались просторным ангаром с окнами в пол. Мебель появлялась по голосовой команде. Кровать опускалась с потолка, шкафы бесшумно выезжали из стен.
  
  Я немного побаловался кастомизацией системы умного дома и быстренько настроил её под себя. Расставил на свой вкус перегородки, установил привычный земной уровень влажности. Полюбовался видом на город с терассы, устланной салатовой травкой. И, не дожидаясь обещанной адаптации, выдвинулся в город - на разведку. Час спустя мне представился шанс убедиться в правоте заботливого танандца. Скрутило меня немилосердно.
  
  
  
  

Глава вторая

  
  
  
  Я заплутал в окутанных паром трущобах. Окосевший от акклиматизации, дезориентированный, вывалился на площадь из очередного склизко-тёмного проулка. Я шёл неровной походкой вместе с потоком людей. А тот завихрялся, подчиняясь неизвестным мне законам.
  
  Толпу прорезали пацанята на ховерах, петляющие, хохочущие, делающие воздушные сальто. За ними на челноке с сигнализацией спешила погоня. Стражи порядка?
  
  Яркая вывеска ресторана морепродуктов с объёмным крабом ожила. Существо потянулось клешнями к своей голове, сняло верхнюю часть костюма и обнажило вполне человеческую голову.
  
  'Ростовая кукла' - тупо отметил я про себя. Краб продолжил разоблачение - снял розовые рукава, выключил аэроходули. А затем двинулся в сторону неоновой вывески. Искрящиеся буквы недвусмысленно намекали: сегодня там наливают три виски-цоджа по цене одного.
  
  Я нашёл это выгодной инвестицией и проследовал за лжеморепродуктом. Ценой неимоверных усилий пробрался к барной стойке сквозь кашу разномастной публики. Попутно краем глаза оценил интерьер помещения.
  
  Бар был выполнен в эко-стиле, популярном на Земле в начале двадцатого столетия. С потолка свисали огромные окорока и толстенные колёса сыра, источавшие характерный аромат копчёностей. Посетители располагались на табуретах, стилизованных под берёзовые пни, вокруг массивных столов из сруба. Окна выходили на шумную площадь. Они напомнили мне круглые отверстия в норе. Из стен торчали корни и пучки сухоцветов.
  
  Пока я ждал свой заказ у стойки, меня сложило пополам от рези в желудке, и я наклонился будто бы завязать шнурок. Шнурков у меня не оказалось. Зато я смог полюбоваться мякотью Чломмы цвета сырого мяса сквозь прозрачный пол.
  
  - Виски-цодж и два в подарок, - весело подмигнул мне усатый бармен. Его лицо двоилось и расплывалось.
  
  Мои слова прелестной медсестричке о категорическом воздержании от гелей были не ложью. Скорее - творческой импровизацией. В конце концов, все мои будущие клиенты глотали эти гели литрами, если не цистернами. Я решил одним махом избавиться от симптомов кошмарной акклиматизации и заиметь представление о том, с чем мне придётся работать. И да, я осознавал: эти детские аргументы - лишь уловки моего сознания. Главной причиной было неудержимое любопытство...
  
  Я опрокинул первый коктейль и довольно скоро отправил ему навстречу ещё один. Тем временем в толпе началось странное шевеление. Я вдруг осознал, что посетители не вели себя подобно типичным гостям питейного заведения. Они не кучковались в микросоциальные группы и не пытались снять стресс от обилия информации шутками. Проще говоря, были категорически серьёзны.
  
  Сновали от одного столика к другому, раздавали листовки, поглядывали на часы. 'Собрание! - догадался я. - Попал на сходку какого-то клуба по интересам. Что ж, всё по плану, включение в общественный процесс началось, эхей!'
  
  Этот мысленный 'эхей' словно триггер указал мне на близкий приход.
  
  Между тем градус суеты поднялся. Несколько крепких ребят повскакивали со своих мест и принялись двигать столы, освобождая пространство в центре зала. Когда сцена была сформирована, в полу открылся люк, и оттуда выбрался маленький детский хор. Зазвучал мажорный гимн Октановой Агломерации.
  
  Внутри меня зрело беспокойство, похожее на влюблённость. Оно началось с лёгкого сладостного предвкушения, томительно тянущего на поиски приключений. Эта фаза прошла за пару минут, не успел я ей насладиться. Затем последовал возрастающий интерес к деталям. Узор на деревянной поверхности барной стойки. Мои до странного мягкие руки. Улыбчивые лица в толпе. Обоняние принялось распознавать десятки переплетающихся ароматов, изображение стало зернистым.
  
  Меня до жжения под сердцем захватило происходящее на сцене. Два бугая под громкие овации внесли в центр зала стул. На нём, словно на троне, восседало миниатюрное существо с длиннющим водопадом волос. Их фиалковый отлив говорил о мутации, что проявлялась у коренных танандцев не раньше пятого поколения. Она была одета в традиционный планетарный комбинезон густо-алого цвета. Тот идеально облегал её фигурку.
  
  Мужики бережно опустили эту нимфу на пол, и она вскочила ногами на свой царственный табурет. Воздела руки к потолку со свисающими окороками. Зал моментально умолк, словно невидимый звукорежиссёр крутанул переключатель громкости.
  
  На вид ей можно было дать в районе двадцати земных лет. Настоящий её возраст и статус на Тананде, я бы смог определить, только прочтя талмуд 'О кастах и статусах'. Тот же сиротливо пылился в загрузках моего коммутатора.
  
  Девчонка обвела взглядом харизматичного лидера благоговейно притихших людей.
  
  - Вам не надо объяснять, кто я, - произнесла она вкрадчивым и неожиданно глубоким, полным вибрации голосом. Я увидел, как от её груди в зал потянулись ярко-белые эфирные руки.
  
  - Я та, кто наблюдает за Цанти. Она служила Первоматери Чломме много лет. Haum anadava!
  
  - Haum anadava! - эхом отозвался зал.
  
  - Я росла на глазах Великой Первоматери! Я часть её, вскормленная её соками! Как и вы, братья и сёстры!
  
  - Omnidavass... - пробежал шепоток по рядам.
  
  Её разрез глаз немного напоминал корейский, и про себя я окрестил её азиаточкой. Она окинула людей проникновенным взором, полным безусловной любви. Неожиданно сменила интонацию.
  
  - Друзья, я родилась и выросла на Тананде, как мой отец и мой праотец. Все мы дети Чломмы. Она кормит и охраняет нас от бурного хаоса вселенной. Чломма нужна нам и нужна нашим детям! Без неё мы не выживем на этой планете.
  
  - Да! Верно говорит! - послышались голоса из толпы.
  
  - Но и мы нужны ей! - она возвела тон до нетронутых доселе высот. Я поразился его властности. Девчонка спрыгнула со своего трона и пошла в толпу, заглядывая в глаза каждому. Перед ней почтительно расступались. Я видел, как её окутывает розовато-рыжее облако, и эта аура насыщает зал, словно радиация.
  
  - Мы нужны Первоматери сейчас, как никогда! Изоляты калечат и уродуют её с новой силой! Они засыпают её раны хлорной известью, и она не может их зарастить! Знаете ли вы, какую боль она испытывает? Чломма просит нас о помощи, можем ли мы не замечать её страданий?
  
  Лицо девчонки источало почти демоническое свечение. Она модулировала голосом от нижайших обертонов и шёпота до трагических всхлипов. Завела публику так, что возбуждение стало почти осязаемым. Её закатного цвета присутствие затопило помещение.
  
  Моя рубаха приклеилась к спине. Сердце отстукивало бит в стиле техно. Я ощущал невероятной мощи духовный подъём. Да какой там! Я был готов строить баррикады, рушить устои и плясать качучу под дудку этой невероятной азиаточки.
  
  Вдруг я заметил серое пятно равнодушия в зале, утопающем в рыжине воодушевления. Двое мужиков посмеивались, кривлялись. Явно не обращали внимания на мистическую проповедницу. Та как раз слегка увлеклась:
  
  - Будь прокляты изоляты! Я бы накрыла своим телом раны Чломмы, спаси это Первоматерь от гибели!
  
  - Уж лучше меня накрой своим телом, больше пользы выйдет! - гоготнул один из типов.
  
  Девчонка оборвала себя на полуслове и резко обернулась на голос.
  
  - Ты, Ральф, как я погляжу, хочешь, чтобы Организм покинул планету?
  
  - Никак нет, госпожа, - пробасил мужик, мигом растерявший свой запал.
  
  - Значит, ты идёшь вместе с нами разгребать хлорные завалы. Или предпочтёшь отправиться к изолятам? Третьего не дано.
  
  - А толку, Цанти? - вяло продолжил спорить туповатый Ральф. - У меня руки по локоть от хлорки разьело, а они всё не угомонятся!
  
  Нимфа одним махом взмыла на табурет.
  
  - Я знаю, вы устали! - мягко произнесла она, вновь обращаясь к подостывшей публике. - Мы боремся с изолятами слишком давно. Они - болезнь Тананды. И долг нас, целителей, поддерживать и укреплять Чломму, насколько хватит сил. Если Первоматерь покинет свой народ, нам грозит кое-что пострашнее, чем руки, изъеденные хлорамином. Есть вещи намного ужаснее смерти. Но даже они не сравнятся с нашей участью, потеряй мы Чломму.
  
  От меня уже можно было зажигать фитили. Я готов был умолять эту девочку дать мне лопату, чтобы разгрести для неё хлорный завал! Хотя до сих пор не понимал, как это спасёт нас от неминуемой гибели.
  
  - Только вместе мы дадим отпор людям пустошей. Только вместе спасём Чломму и выживем! Мне нужен каждый из вас, каждый! Без вас, братья и сёстры, я бессильна в этой войне!
  
  Она выдержала драматичную паузу и задорно крикнула:
  
  - Всем гелей за счёт Кшатры! Смерть изолятам!
  
  - Да! - подхватил зал, словно только и ждал этой реплики. - Пусть гниют в котловане!
  
  Поднялась кутерьма, по рукам пошли чаши с цоджем и флегмой, все заголосили. Я был частью целого, клеткой организма, меня похлопывали по спине и раз за разом предлагали хлебнуть ещё. В гомоне я уже едва разбирал, как девчонка дожимала свою паству лозунгами:
  
  - Во имя Первоматери! Спасём Тананду!
  
  Сначала тихо, а потом громче и быстрее в толпе начали скандировать нараспев непонятные мне слова: 'Ха-ум-ана-дава! Ха-ум-ана-дава!' Постепенно в ритм включился весь зал, и через минуту я уже в полном трансе повторял вместе с другими эту мантру. В общей суматохе вдруг образовался порядок. Народ дружно стал топать в лад, выстроился в шеренгу и зашагал к выходу.
  
  Это уже не были завсегдатаи гелевого бара. Это был отряд спасителей планеты. У выхода каждый принимал из рук проповедницы серый мешок. Когда до меня дошла очередь, я на секунду задержал свои раскалённые ладони на её и получил в ответ кивок. Он был тем, что я безуспешно искал всю жизнь - одобрением, принятием, знаком. В тот момент я не знал даже своего имени, зато знал её.
  
  'Цанти!' - вспыхнуло в моём сознании. А ещё я знал, что жив благодаря Чломме. Я питался её соками с рождения, как и вереница моих предков. Мечтал пожертвовать собой, лишь бы залечить её раны.
  
  Первый раз в жизни я ощущал истинную уверенность в своей правоте. Чего ради я существовал раньше? Почему барахтался в сомнениях? Теперь я прозрел! В яркой ослепительной уверенности я взял свёрток. Вышел наружу. Скандируя вместе с шеренгой 'Ха-ум-ана-дава', направился вдоль по улице.
  
  Неведомым мне образом Цанти с телохранителями оказалась во главе колонны. Она зафиксировала свою геопозицию меткой, которая теперь висела красной кляксой над её головой. Люди шли за ней как войско за командиром. Топ-топ, ха-ум, топ-топ, ана-дава.
  
  Нас окутал тёплый туман. Буквально за вторым поворотом мой взгляд воткнулся в отрубленное искалеченное щупальце Чломмы. Оно было подобно гигантскому умирающему червю. Дёргалось в конвульсиях, присыпанное белыми комьями хлорной извести. По его стволу расползалась краснеющая язва.
  
  Очевидно, до набега изолятов росток нырял во внутренний двор. Теперь его отсечённый конец ползал по брусчатке. Натыкался на ховеры и челноки у тротуара, заляпывал их оранжевой жижей. Размером обрубок был в три человеческих роста и с лёгкостью придавил бы меня, попади я под него.
  
  Все остановились, развернули свои мешки. Я последовал примеру. Внутри оказались строительные рукавицы, бутыль с флегмой и... лопата! Это открытие неимоверно меня потрясло.
  
  'Я формирую свою реальность! Пять минут назад я готов был полцарства отдать за лопату, и вот она здесь! Это же чудо божье!' - звучало в моей голове без капли иронии. - 'Теперь я действительно смогу помочь!'
  
  И я принялся помогать. Махать лопатой, разгребая вонючий хлорный снег, ссыпать комья в мешок. Я любовно очищал язвы на массивном отростке, уходящем под фундамент высотного дома. Умащивал раны флегмой, и те затягивались прямо у меня на глазах. Кажется, в такие моменты у меня текли слёзы. Из окон глазели, подбадривали, что-то кричали. Играла музыка.
  
  К нам присоединились люди - много людей. Они вышли из соседних домов и сгребали белый порошок в мешки кто чем горазд. Работали весело, припеваючи. С шутками, фляжками с гелями, ходившими по рукам, забавными присказками, которые я понимал на уровне интонации.
  
  Ни до, ни после, я не ощущал такого единения с другими, как в часы моего первого в жизни прихода с цоджа. Никто не спрашивал меня, кто я и откуда тут взялся, почему работаю за пятерых и даже указываю другим, куда складывать набитые тюки. Все приняли меня безоговорочно, сразу же. Как будто я жил так всегда. А может, так оно и было? А земная сюжетная арка просто привиделась мне в дурном сне?
  
  На пике этого переживания тело моё запульсировало в экстазе единства с миром, с Танандой и с Чломмой. Чистый концентрированный кайф.
  
  Изображение стало быстро ускользать вверх, как бывает на вертикальной карусели в Луна-парке. Я присел, а затем и прилёг под фортификацией из туго набитых вонючей известью мешков. Понять, открыты мои глаза или закрыты, было решительно невозможно. Что так, что эдак я видел только уходящий вглубь вселенной бесконечный фрактальный калейдоскоп. По телу одна за другой бежали волны уже тошнотворного удовольствия.
  
  Ментальный оргазм перешёл в хорошо знакомый мне физический. Это слегка меня отрезвило. Я разлепил мокрые от слёз глаза и увидел небо. А в нём несколько озадаченных и хихикающих лиц. Мой экстатический припадок, как видно, вышел за рамки допустимого. Невольно я привлёк к себе уйму внимания.
  
  - Смотри-ка, живой!
  
  - Крепкий дядька! Я уж думал, всё. Путёвка в котлован...
  
  - Вам помочь? Вы в порядке?
  
  Вокруг меня уже толпилось с десяток человек, кто-то поддерживал мне голову, кто-то поил водой из бутыли. Вдруг в сутолке фигур я распознал знакомый бело-лиловый водопад волос. Она мягко, но решительно подвинула зевак:
  
  - Пропустите! Дайте взглянуть, что с ним.
  
  Присела у моей головы. Мне под затылок легка её прохладная рука, вторая накрыла лоб.
  
  - Пульс в норме. Для человека, выпившего бидон цоджа, конечно. А вот температура шкалит. Ты как? - негромко спросила она.
  
  Из этого положения я мог рассмотреть каждую веснушку на её перевёрнутом лице. Оно светилось странной потусторонней свежестью.
  
  - Кажется, я... дома.
  
  - Ну, конечно, ты дома, где же ещё тебе быть! - ухмыльнулась она. - Я тоже очень рада. Только в другой раз постарайся выражать свой восторг более спокойно, без этих жутких конвульсий, ага?
  
  К нам подскочил запыхавшийся рыжий парень в комбинезоне креатора:
  
  - Цанти, мы здесь закончили!
  
  Кажется, такую форму я видел на добытчиках в капсулах во время симуляции. Он присел рядом:
  
  - Милая, тебе нужна помощь?
  
  Даже из горизонтальной позиции я заметил, как он с трудом сдерживает раздражение.
  
  Она нежно улыбнулась:
  
  - Не стоит. Очередной турист переборщил с гелем, только и всего. Я скоро буду, только отведу его в медцентр. Забери, пожалуйста, у людей инвентарь и отпусти по домам, встретимся на базе.
  
  - Классика, - пожал он плечами, - давай, только не задерживайся.
  
  Он отошёл и принялся собирать лопаты, раздавая какие-то указания. В голове шумело. Я безуспешно силился привстать.
  
  - Не дёргайся, я хилер. То есть, по-вашему, земному, целитель, - успокоила меня она, - будешь подниматься, делай это медленно и аккуратно.
  
  - А у меня докторская степень, - не к месту осенило меня. - Но всячески благодарен. Так где, говоришь, у вас медпункт?
  
  Меня рентгеном облучил её оценивающий взгляд. Голос доносился рывками, словно запись не успевала подгружаться из всемирного облака данных.
  
  - А я и не говорю. Стоит мне сообщить тебе адрес, ты на реактивной скорости полетишь туда. Сшибая прохожих и оргазмируя. Нашим-то без разницы, только поулыбаются. А вот сам получишь выговор от Цогмы за непотребное поведение.
  
  - Откуда ты знаешь, что я из Цогмы? - только и вымолвил я, чувствуя себя категорическим идиотом.
  
  - Слежу за тобой! - она пощекотала нежной рукой мой затылок. От этих манипуляций я чуть было не улетел в астрал повторно.
  
  - Очень лестно...
  
  - Шучу. На тебе цогмовская экипировка. На комбезе логотип Лиги. Мой муж ходит с таким же.
  
  Последняя фраза быстро вернула меня к реальности. Я с трудом заставил себя оторваться от потеплевших рук девочки-хилера и встал.
  
  - Ты из правящей Лиги, я из Кшатры, чем не шикарный повод для дружбы? Минуя остальные жаркие детали, - подмигнула она.
  
  - Не усматриваю логики. Ладно, объяснишь мне её по дороге в санчасть, - вздохнул я и поморщился от фантомных мурашек в затылке.- Только прошу, не флиртуй со мной, это невыносимо.
  
  Она искренне рассмеялась и пообещала воздержаться, хотя усилия придётся затратить прямо-таки титанические. Моментально посерьёзнела:
  
  - Ты помнишь своё имя? Спрашиваю не ради праздного заигрывания. Лишь проверяю, нет ли провалов в памяти. От злоупотребления цоджем такое случается, знаешь ли.
  
  - На Земле меня звали доктор Жартовский. Поразительно, но я даже помню, что ты - Цанти.
  
  - Значит, жить будешь! - она хлопнула в ладоши. - Тогда в путь, мы должны успеть до темноты. Раз флирт был предан анафеме, должна уведомить, что после заката у меня иные планы.
  
  Мы медленно двинулись в проулок, подсвеченный изумрудным неоном. Я шёл как в полусне. Осознанность возвращалась толчками.
  
  Начало смеркаться, зажглись оранжевые фонари. Такую древность я видел только в ретро-кинотеатрах.
  
  - В Кадансе эпохи расходятся кругами от центра к окраинам, - объяснила она, заметив моё удивление. - Старый центр стилизовали под двадцатый век, бизнес - кварталы - под двадцать первый. Лишь на окраинах начинается двадцать третий - с аэротранспортом и гиперкомплексами на десятки тысяч квартир. А здесь даже летающие ховеры запрещены. Для аутентичности.
  
  - Кому нужны ховеры, когда есть трамваи. Лязг и грохот - невысокая плата за аутентичность...
  
  - Это часть концепции. Структура города отражает идею о том, что настоящее - результат прошлого, - поведала мне Цанти, грациозно ступая по голубоватой брусчатке, заросшей мхом.
  
  - На Земле мне говорили, вы здесь не любите размышлять о таких материях, как прошлое и будущее, - прокомментировал я.
  
  - А мы и не размышляем! - весело откликнулась она. - Осознал раз и каждую секунду живёшь в новом сейчас. Не тратя время на размышления.
  
  Городской пейзаж менялся с поразительной скоростью. Я заворожённо разглядывал массивные коричневые и багровые щупы, на которых теснились слепленные рядком дома. Зелёные ставни и оранжевые крыши, пёстрые лавочки и радужные вывески. Питьевые фонтаны, окружённые тополями.
  
  Мы вышли на Стеклянную аллею. Под ногами стелилась заключённая в аквариум оранжевая гелевая река. Цоджевая артерия Организма. Прохожие кивали Цанти, иные подходили поздороваться. С доброжелательным любопытством поглядывали на меня.
  
  Прогулочную зону обрамляли испускающие пар трубы. Отверстия для дыхания Организма, догадался я. Наверно, часть его ртов оказалась глубоко под городом. Широченные дышла, каждое по толщине с тысячелетний бук, смотрели в небо и были обвязаны цветастыми ленточками, гирляндами, изрисованы граффити. Некоторые - расписаны в духе языческих тотемов. Я жадно вдохнул полной грудью и покачнулся:
  
  - А пахнет-то как изумительно!
  
  Цанти хихикнула.
  
  - Ещё бы, пар проходит три степени очистки и ароматизации. Подышал бы ты им в пустошах! В природе-то Организм не полощет свои рты мятным освежителем.
  
  Мы вышли из старого центра, обогнули крошечный жилой квартал. Тот примостился под холмом из гигантской кожной складки Чломмы. С обратной стороны обнаружилась остановка челноков. Стеклянный бокс, видимо, установили здесь настолько давно, что он уже врос в ороговевшую снаружи мякоть.
  
  Вскоре подлетела большая гусеница из прозрачных капсул. Цанти обрадовала меня новостью: сотрудники Цогмы и люди Кшатры могут пользоваться городским транспортом бесплатно.
  
  Мы взмыли вверх. Я вытянулся в массажном кресле, тут же принявшем форму моего тела. В окнах видеороликом замелькали кадры пейзажа. Сад мультяшно-малиновых деревьев. Полыхающее радужными огнями колесо обозрения. Мозаичная площадь с изображением восьмёрки на боку - символа Октановой агломерации.
  
  Ещё выше. С этого ракурса форма города напоминала не то амфитеатр, не то воронку. Вместо слива в её центре торчала голова Организма. Малоэтажный центр плавно вырастал в целые джунгли небоскрёбов по ободу окраин города. Границу окружал полупрозрачный защитный купол. Матовым стеклом кордон размывал детали мятно-серых пустошей вдали.
  
  Как только подлетели к магистрали, скорость смазала картинку за окном в цветную полосу. Поток шаттлов повторял своей траекторией причудливый рост тонкого щупа. Я ещё долго заворожённо смотрел на акварельные переливы. Запоздало вспомнил, что еду не один:
  
  - Да, о Кшатре! Слышал, это философская школа. Как она связана с моей конторой?
  
  Цанти оторвалась от своего коммутатора и гордо улыбнулась:
  
  - Очень просто. Лига управляет ресурсами, а мы управляем сознанием ни в чём не повинных граждан!
  
  - Напоминает секту, - опрометчиво выдал я.
  
  - Я знаю всеобщий земной язык. Понятие секты в нём имеет негативную окраску. А у нас свободе от оценочных суждений учат в младшей школе.
  
  Глаза мои округлились в почти нешуточном ужасе:
  
  - И тому, что реальность есть лишь игра восприятия, тоже учат?
  
  - Всё суть иллюзия! Но мы, по крайней мере, видим и чувствуем свою богиню. В отличие от вас, землян!
  
  Она достала из кармана огромный круглый леденец на палочке и положила его за щёку. Я едва удержался, чтобы не начать фантазировать на эту тему. И почти её не слушал. То ли на Тананде легкомысленно относились к обещаниям, то ли мне попался такой необязательный экземпляр. Но с каждой минутой я убеждался: эта танандочка в моём вкусе.
  
  - ...Кшатра - это учение о единстве с Организмом. Его последователи создали сеть храмов Чломмы. Во главе каждого стоит биант или бианта, - долетел до меня обрывок её рассказа. - Тебе, наверное, объяснили, кто такие бианты?
  
  Я сделал вид, будто моя осведомлённость в области духовных санов стремится к абсолюту. Важно кивнул.
  
  Цанти это немало рассмешило.
  
  - И как тебя взяли в Цогму? Ты же совершенно не умеешь лгать! Ладно, слушай! - она милостиво вытащила изо рта леденец и стала рисовать им в воздухе. - В городах Тананды очень простое кастовое деление. Доноры - люди с избытком энергии, их излучение Чломмы стимулирует, и они успокаиваются благодаря флегме. Акцепторы - люди с недостатком энергии. Их Чломма угнетает, и они выравнивают состояние цоджем. Ну и бианты - те, кто всю жизнь балансирует между двумя полюсами. У нас, биант, особо сильная связь с Чломмой. Мы общаемся с ней на более глубоком уровне, чем остальные...
  
  Я всегда питал необъяснимую симпатию к маниакально-депрессивным клиентам. Но теперь радовался, что Цанти не одна из них. Заниматься с ней консультированием мне хотелось меньше всего. Воображение моё рисовало массу других увлекательных видов деятельности.
  
  - ...Если правильно смешивать два геля, с течением жизни наша связь с Первоматерью крепнет. Мы тонко чувствуем её настроения, знаем каждую рану, - с горящими глазами продолжала она, - ищем места для новых станций добычи. Предсказываем, где отдача будет, а где - нет. Помогаем креаторам войти с ней в контакт.
  
  - Мне так и не рассказали, что именно происходит во время контакта. Это гостайна?
  
  - Чломме, как и любому живому существу, хочется общаться. Добытчики-доноры рассказывают ей истории из внешнего мира, акцепторы же слушают о её вечной жизни. Общение происходит без слов, на нейронном уровне. Когда сеанс завершается, креатор получает в награду за толику своей энергии гель.
  
  - Ага, теперь ясно, - суммировал я, - креаторы отвлекают её внимание интеллектуальной беседой, пока выкачивают гели! А вы им подсказываете темы для разговоров!
  
  Цанти не поддалась на провокацию и спокойно закончила мысль:
  
  - Таким образом, ваша Цогма контролирует добычу и распределение гелей в обществе. Ну а мы в Кшатре создаем для этого все условия.
  
  - А ты, стало быть, бианта и верховодишь одним из храмов?
  
  - Так и есть! Похоже, ты немного оклемался и даже начал соображать. Как раз вовремя, мы приехали.
  
  Цанти выпорхнула из челнока. Звякнули бутылечки, прикреплённые к её поясной сумке. Я вышел из транса, а потом из капсулы - за ней. Город остался далеко позади, и вокруг простиралась широкая розовато-красная кожная долина, местами поросшая высокой белёсой травой.
  
  - Это заповедник у Флегмового озера, - с благоговейным придыханием сообщила мне она.
  
  - Мы разве не в больничку собирались? - уточнил я. - Лечить меня, болезного?
  
  - Физически ты бодр и весел. Но вот ментально... И не смотри на меня так! Я могу определять состояние здоровья невооружённым глазом, считай, у меня встроенный сканер. А вот помедитировать тебе сейчас действительно необходимо. Пойдём, я научу тебя. Эта заповедная долина - идеальное место для медитации.
  
  - Дорогая, если бы я не умел медитировать, то давно бы уже поехал умом!
  
  Мы спрыгнули с челночной платформы и двинулись к сердцу долины, где голубело озерцо. Кожа под ногами сильно пружинила, от неё исходило тепло. Здесь пахло озоном и почему-то лакрицей.
  
  - Знаю я, как вы, земляне, умеете медитировать! Вы садитесь с умным видом, закрываете глаза и пытаетесь отслеживать своё дыхание, - Цанти забавно кривлялась, вприпрыжку шагая сквозь травянистую поросль вглубь заповедника. - Но мысли! Вы же не в состоянии выключить мыслемешалку хоть на минуту. В лучшем случае сидите и твердите себе: 'Вот, теперь я ни о чём не думаю'. Или спрашиваете себя, а правильно ли я тут медитирую? Я тебе так скажу, Жартовский: неправильно.
  
  Я закатил глаза, но бианта этого не увидела: сумерки густели.
  
  - А ты у нас полностью управляешь своим разумом и можешь перестать думать по щелчку! Ха! Могу только поаплодировать. Ну и спросить - а что ты забыла в физическом мире? Почему до сих пор не путешествуешь сквозь время и пространство в виде эфира?
  
  Она была уже по пояс в траве и немного замедлила шаг:
  
  - По щелчку отключать свои мысли я пока не научилась. По крайней мере, не дольше, чем на несколько минут. Но если жить в одном ритме с Чломмой, дышать с ней в такт, происходят удивительные вещи. Ты резонируешь со вселенной, вибрируешь с ней на одной частоте. И мысли уходят...
  
  - Каким же образом ты дышишь с ней в такт? - осведомился я.
  
  Цанти интригующе понизила голос:
  
  - Если глобально, то коплю ресурсы на её вдохе - в сухой сезон, а воплощаю планы на выдохе - в паровой.
  
  - Восхитительно, - заметил я. - Чтобы проверить, насколько это круто, мне придётся зависнуть тут на год минимум. А что? Прикуплю себе домик у реки, подсяду на гели, заведу подружку и спиногрыза. Не скучать же, пока жду результатов эксперимента...
  
  Она милейше улыбнулась:
  
  - Не удивлюсь, если так и произойдёт! Такие декларации исполняются довольно быстро. Если у тебя достаточно энергии.
  
  - А есть более краткосрочные техники? Мне вообще-то по нраву быть в резонансе со вселенной.
  
  Кожа Организма в этой части долины была покрыта пупырышками размером с кулак. Подул ветер, трава успокаивающе колыхнулась. Бианта кивнула:
  
  - Есть. Сейчас попробуем!
  
  Она прилегла и уютно свернулась улиткой, будто пришла домой после долгой дороги. Я по инерции лёг рядом.
  
  Она повернулась ко мне и зашептала:
  
  - Приложи ухо к её коже. Прикрой глаза. Чувствуешь пульсацию? Дыши вместе с ней...
  
  'Какого чёрта, - подумал я. - Так и сделаю, раз уж я здесь'.
  
  Перекатился на бок, прислонился ухом к тёплой бугристой поверхности под щекой и ощутил ритмичное подрагивание. Планета дышала, я чувствовал её пульс, ощущал его телом. Мне не пришлось подстраивать дыхание в такт, я просто осознал, что всегда дышал в этом ритме. Только на Земле он шёл в диссонанс с мелодией планеты. А здесь - дополнял её, гармонировал. Я был человеческой деталью, вставшей во вселенский паз.
  
  Сейчас, вспоминая то откровение, я облекаю его в словоформы. Тогда слов не было. Ни слов, ни мыслей, ни даже меня самого. Только вдох и выдох синхронно с Высшим Организмом. А потом дышать стал не я. И даже не тот, кто наблюдал за этим дыханием. Мною дышала сама материя, из которой было слеплено зримое и незримое.
  
  Момент прошлого навсегда исчез, не оставив после себя и капли послевкусия. А каждый следующий означал новое здесь и сейчас.
  
  Тогда я начал не понимать - чувствовать, почему Чломму называют Первоматерью. Тот опыт в долине заставил меня прикоснуться к чему-то древнему, глубоко запрятанному. Пробудил родовую память. Пренатальные ощущения. Я в позе эмбриона лежу в темноте. Здесь тепло и безопасно. Дышу вместе с существом, от которого зависит моя жизнь в этом мире.
  
  Я уплывал всё глубже в невыразимо интимный внутренний космос, когда извне, будто сквозь вату, стали пробиваться неразборчивые крики. Поначалу я старался их игнорировать. Но затем в меня вцепились и принялись дергать за руки. Не сразу я стал вспоминать, где нахожусь. Очнулся. Испуганная Цанти трясла меня, как видно, уже давно.
  
  - Жартовский, вставай! Я слышала выстрелы!
  
  Медленно, как в дурном кошмаре, мы начали подниматься.
  
  - Вот тебе и резонанс со вселенной, - проворчал я. - Полный дзен! Об этих поразительных вещах ты говори... - что-то обожгло бедро, прервав на полуслове. Меня подкосило, я рухнул на пружинистый кожный покров. В долю секунды осознал, что это был лазерный луч. Прошёл по касательной. Рана неглубокая, но крови будет много.
  
  - Жартовски-и-ий...- завыла позади меня Цанти. Я обернулся и увидел, что она лежит в траве, а под плечом у неё растекается красная лужа. Будто мы находились в виртуальной игре, и текстура её алого комбеза поплыла, заглючила и расползлась за пределы тела. Я подполз к ней и осмотрел рану. Плечо было прожжено насквозь.
  
  - Ш-ш-ш, постарайся не кричать, они могут услышать!
  
  - Пушка... у меня за поясом... - простонала она.
  
  Я просунул руку ей за спину и выхватил странного типа бластер, похожий на водный пистолет.
  
  - Зачем лекарю пушка?!
  
  Цанти кусала губы:
  
  - У нас случаются ... стычки с изолятами! Мммм, как же больно! Она стреляет не боевыми...
  
  - И чем же она стреляет, розовыми конфетти!? - разозлился я.
  
  - Усыпляющими нанодротиками...
  
  - Вечно мне попадаются гуманистки!
  
  Крики доносились с запада. Стараясь остаться незамеченным, я пополз на шум сквозь заросли. Высунулся и увидел поодаль четыре фигуры. Совсем ещё дети. Двое ребят в кожаных жилетах - у одного я приметил боевой бластер, и ещё двое парней в длинных белых рясах. Все они орали и размахивали руками. Тихо и аккуратно я подобрался ближе и разобрал:
  
  - Валите из долины, пока мы не вызвали войтов!
  
  - Сами катитесь в котлован! А не то я прострелю ваши мерзкие цивильные головешки!
  
  Долго ломать голову над выбором стороны не пришлось. Я вспомнил, как пару лет назад участвовал вместе с бывшей женой в виртуальном трипе на Дикий Запад. Я тогда неплохо обучился стрелять. Прицелился и прошил дротиком шею парню, который размахивал пушкой. Тот мигом замолк и плавно осел на траву.
  
  Его компаньон запаниковал:
  
  - К-какого хера тут т-творится? - взвизгнул он, заикаясь.
  
  Я повторно спустил курок. Ничего не произошло. Как перезаряжать эту штуковину?
  
  Медленно, будто в киселе, он потянулся за спину. Заметил в траве меня. Ещё секунда и...
  
  Из-за моей спины раздался выстрел. Изолят упал, не успев достать оружие. Я обернулся. Цанти стояла, зажав ладонью кровоточащее плечо. В другой руке у неё была пушка-близнец моей. И где только она её прятала всё это время? Вот они, хвалёные танандские карманы...
  
  Парни в белоснежных кафтанах подбежали к нам. Наперебой стали причитать:
  
  - Они пытались отравить гелевое озеро!
  
  - Мы их поймали!
  
  - Но у них оказался бластер! Лазерный, представляете?!
  
  - Мы уж думали, нам конец!
  
  - И откуда вы только взялись?!
  
  Я глядел на маленькую храбрую бианту и почти не обращал внимания на доблестных защитников экологии.
  
  - Цанти, ну ты кремень... - восхищённо протянул я.
  
  Она пошатнулась, и я едва успел подхватить её на руки.
  
  - Девчонке с такой раной лежать бы и тихо себя жалеть. Или громко звать на помощь - одно из двух.
  
  - Отнеси меня к озеру, Жартовский, - еле слышно проговорила она. - И постарайся без идиотских комментариев, справишься?
  
  - Озеро! - дошло до меня. - Ну конечно! Флегма же регенерирует ткани!
  
  Она была очень лёгкой. Я поскакал к светящейся в темноте гелевой глади. Держа её на руках, по пояс зашёл в флегму. Казалось, если отпущу, опять начнёт происходить нечто из коллекции 'резонируем со вселенной'. Через минуту ощутил, как боль в бедре постепенно начинает растворяться. Цанти обнимала меня за шею и сдавленно стонала, пока дыра в её плече на моих глазах затягивалась розоватой кожей.
  
  - А ты везучая. Идеальное ранение в идеальной локации! - сказал я, когда процесс почти завершился.
  
  - Тебе повезло больше, - улыбнулась она, - у тебя вообще была детская ранка, даже терпеть не пришлось! К тому же...
  
  На меня накатила эйфория:
  
  - К тому же, я почти молод, эпизодически успешен и не поддаюсь внушениям рекламы - сплошное везение!
  
  Озеро аквамариново бликовало в её глазах. Она взглянула на меня с ласковой иронией:
  
  - Ничего подобного! Это следствия твоих решений. А везение - вот! - притянула меня к себе и поцеловала.
  
  
  
  

Глава третья

  
  
  
  Мой первый день на планете заставил осмыслить: в Цогме не шутили, говоря об ускоренном темпе жизни Тананды. Но я и не подозревал, насколько они преуменьшили масштабы бедствия. События тут развивались куда быстрее, чем я привык.
  
  Тогда у озера я догадался вызвать войтов - местных силовиков. Ради такого дела даже научился пользоваться коммутатором - его мне выдали ещё в центре подготовки на Земле. Эти бравые ребята быстро подлетели на челноке с пиликалкой и забрали спящих изолятов на допрос. Малолетние экологи сбежали до их появления. Сказали, не хотят проблем.
  
  Цанти как ни в чём не бывало весело попрощалась и исчезла. Бросила фразочку в стиле: 'Увидимся, задержалась я тут с тобой'. Её шатало от потери крови, но она вдруг вспомнила о неотложных делах и раз пять стоически отказалась от моей помощи и сопровождения.
  
  Утром Цогма выделила мне шикарный кабинет с кучей пси-аппаратуры. Я наконец-то снова занялся любимым делом - промывкой людских мозгов.
  
  Обосновался я на семидесятом ярусе антистресс-гиперкомплекса 'Ниббана'. Наш успокоительно-развлекательный центр призван был утолить самую сильную жажду забыться.
  
  На первых этажах расположился гидропарк с искусственным морем, десятки бань народов мира и спа-городок. Чуть выше - сотни изысканных рестораций. Настоящий сад чревоугодия с деликатесами трёх планет. В районе двадцатого этажа - зимний сад с произвольным климат-контролем. Казино, тир с андроидами, принимавшими по заказу любой облик. Депо игровых вселенных и виртуальной реальности.
  
  На пятидесятом ярусе зияли круглосуточно открытые врата секс-хаба. Здесь можно было 'подключиться' к существу любой весовой категории, пола и национальности - как с природным, так и с искусственным интеллектом.
  
  Вся эта гигантская игровая площадка выросла на подземной креаторской станции добычи и обслуживала её. По логике создателей, если креатору не помогло снять стресс ничего из перечисленного, он поднимался на верхний этаж - в обитель гипнотерапии.
  
  Охэнон, главный инженер станции добычи, поделился со мной элементом местного фольклора на эту тему:
  
  - Помнишь викингов, док?
  
  Я был предельно честен:
  
  - Лично не знаком, но кое-что читал!
  
  - У этих древнеев считалось: если умер на поле брани, то попадёшь в рай для воителей - Вальхаллу. Так вот у креаторов есть поверье: если заебешься в край на добыче и спрыгнешь с крыши 'Ниббаны', то попадёшь в рай для креаторов. Они так его и называют, Ниббана, прикинь?
  
  Охэнон был одним из первых, с кем я познакомился, когда освоился в новой резиденции.
  
  Был обеденный перерыв, и я решил сделать массаж головы на сороковом ярусе. Нежные ручонки симпатичной массажистки ласкали мои уши, я разомлел и почти уснул. Вдруг в соседнее кресло шумно умостился кто-то габаритный. Настолько большой, что мой подлокотник перешёл в его безраздельное владение.
  
  Он стал раскатистым басом требовать Нию. Дескать, только у одной Нии в этом заведении руки из плеч. Ощутимо повеяло перегаром. Я приоткрыл один глаз. Справа восседал колоритнейший дед комплекции спецназовца. В майке, камуфляжном комбезе и заляпанных слизью кирзачах.
  
  - Спускался в очистную подсистему, - пояснил он мне, кивая на свою обувку. - Наша красавица сегодня не течёт. Думал с фильтрами беда. А ни хера! Фурычат. Сечёшь?
  
  - Секу, - подтвердил я.
  
  - Сколько раз говорил этим говнодобытчикам! Она ведь самка, ну будьте же вы с ней поласковее! Нет, если мужик по жизни долбоеб, то и креатор из него говеный...
  
  - Эт-точно, - поддакнул я и снова прикрыл глаза. Дед не обратил на это никакого внимания:
  
  - Нет, ну ты сам посуди, разве это дело?! В прошлом месяце пять тысяч куболитров гелей, а в этом еле-еле четыре? Эдак скоро настанет дефицит, как было в семнадцатом году! Ох и охуеем же мы тогда, я те говорю! - не унимался он.
  
  - Воистину, безобразие, - возмутился я, не имея понятия, о каком дефиците он толкует.
  
  Дед был забит татуировками по самую шею. Какие-то биороботы, мифические чудовища, мандалы вперемешку с черепами... Дальше разглядывать было стремно.
  
  Тем временем нашлась массажистка Ния. Но даже её манипуляции не заставили деда притихнуть - он уже вводил меня в курс дела:
  
  - Ты к нам мозгоправом попал, что ли? Значит, ходить будешь под Варричем! Вот везуха-то! Только в виде голограммы начальство будешь видеть раз в год по обещанию! Он чувачок четенький, хоть и гандона может врубить, если не по-евойному сделаешь.
  
  Такой характеристики главы Цогмы я ещё не слышал. После рекомендаций других боссов в том же ключе, дед представился Охэноном. Стал травить байки. Объяснил, с кем из креаторов можно забухать, а с кем не стоит. В каких рестиках посвежее жрачка, в какие дни на счета падает зарплата. Обещал показать подворотню, где можно замутить дэфры.
  
  - Ты не думай, короче, что дэфра - то дичь какая! Вот, например, если гели - это типа элитный вискарь, то дэфра - чистый спирт. Пожёстче будет, но суть одна.
  
  От дэфры я вежливо отказался. Тут массаж кончился, и я поспешил в кабинет.
  
  Как видно, поверье, о котором говорил Охэнон, было плодом его же фантазии. Потому как креаторы, узнав о новом психотерапевте, выстроились ко мне в очередь. А очереди на крышу я почему-то так и не заметил.
  
  Я с головой нырнул в работу. Принимал по шесть - восемь человек в день, превысил все свои прежние лимиты. С цоджем нагрузка давалась играючи. Клиенты отвлекали меня от фантазий о Цанти.
  
  Запросы у креаторов были сходными и делились на три категории. Одни хотели снова заниматься сексом со своими жёнами, но ничего не хотели. Только лечь и умереть после очередной смены. Другие переживали кризис отсутствия смысла. Чего ради сжигать себе мозги на добыче? Чтобы залиться гелями, а назавтра добывать больше и быстрее? Третьи подумывали бросить всё и рвануть на Землю или на Марс. Начать там новую жизнь. Их останавливал страх синдрома отмены, чувство вины перед семьями.
  
  Все они любили Чломму, почитали её и боялись признать, что в глубине души им было бы проще её ненавидеть.
  
  Иногда встречались уникумы. Девушки-креаторы. Их в профессии было чрезвычайно мало, хотя они куда лучше парней справлялись с психологической нагрузкой. Эти девушки пожертвовали ради геледобычи способностью иметь детей. С детским вопросом и были связаны их визиты ко мне.
  
  Геледобыча делала женщин практически не способными к зачатию. Женская нервная система не выдерживала импульсов Чломмы и сильно угнетала репродуктивную функцию. Учёные-чломмисты утверждали: так Организм намекает о своих предпочтениях. Ещё полтора века назад они выявили: Чломма - женская особь, причём гетеросексуальная. Выдвинули теорию о том, что в женщин заложена природой способность объединять свою систему с другим существом - ребёнком. И тут уж приходится выбирать - или с ним, или с Чломмой. Высший Организм очень ревнив.
  
  Порой, когда я, вконец умотанный, выпроваживал последнего клиента, ко мне в кабинет заваливался Охэнон. Он болтал без умолку на смеси фени, инженерного слэнга и доглобального языка. Называл мою страну Польшей, а свою - Америкой. Просто не знал, что на Земле уже лет десять не принято вспоминать о былом разделении стран.
  
  Трезвым я его не видел ни разу. Гелей он не пил, зато с лихвой компенсировал это абсентом и опционально - джином. За нашими попойками я и узнал о причинах столь нехарактерного для цивила поведения.
  
  Главный инженер впервые попал на Тананду ещё лет тридцать назад. Стал контрабандой провозить цистерны с гелями на Землю и толкать их там по баснословным ценам. Очень быстро поднялся. Купил себе пентхаус и вертолёт.
  
  Потом его, конечно же, посадили. Он тогда уже пил по полтора литра флегмы в день вместо воды. Через трое суток в камере без геля его начало жутко кошмарить. Так дико, что в охраннике ему примерещился ацтекский демон с лицом - бабочкой и языком в виде ножа.
  
  Он, естественно, напал на исчадие ада. Был до полусмерти избит и закрыт в психушке. Среди единомышленников. Там и переосмыслил произошедшее.
  
  - Как откинулся, так с гелей и слез, - доверительно сообщил мне инженер. - Считай, рукой сняло. Взялся за ум, вернулся на Тананду. Устроился сначала добытчиком, потом дорос до инженера... Тосковал я по Ней страсть как. Вот хоть и без флегмы, а к Ней поближе.
  
  О своей любви к Чломме он мог говорить часами. Больше неё он любил только шлюх. Причём исключительно живых - андроидов не признавал. Предпочитал марсианок или кубинок.
  
  Как выяснилось, Охэнону было около полтинника. Местные почти не доживали до таких лет. Да и земляне с таким колоссальным стажем обитания на Тананде тоже. Все понимали, осталось ему недолго. Но он как никто разбирался в хитрой инженерии станции добычи. Потому относились к нему и его повадкам со смесью жалости и восхищения.
  
  
  
  ***
  
  Минула пара недель.
  
  Раз под вечер я принимал креатора, который показался мне смутно знакомым. Рыжий, бледный, с желтоватыми синяками под глазами. Под два метра ростом. Ему бы с недельку отдохнуть на Прибережной Сини, сразу бы стал походить на красавчиков с рекламных плакатов. Такой типаж считался на Тананде секс-символом. Он представился Финном. Разоткровенничался. Выслушав его традиционные жалобы на проблемы с потенцией, отдаление жены и отсутствие смысла бытия, я спросил:
  
  - Хорошо, вот представь, я провёл тебе сеанс, и всё прошло. Исчезла тревога, снова хочется жить. А чего именно хочется? Что бы ты стал делать?
  
  Парень напряжённо уставился в панорамное окно, за которым вихрились закатного цвета облака. Практически перестал дышать и едва выдавил:
  
  - Отправился бы в пустоши и снова попытался разыскать сына.
  
  - А как сын там оказался?
  
  - Сестра моей жены. Она тоже была креатором. Но спятила и ушла к изолятам. И забрала его с собой. Эта сука была помешана на идее иметь ребёнка... Нам так и не удалось их найти. Прошло два года.
  
  - Если бы ты нашёл сына, что тогда?
  
  - Я рванул бы с семьёй на Землю... Знал бы ты, где у меня уже сидит Цогма со всеми их приколами... - он остервенело ковырнул логотип на комбинезоне.
  
  Я задержал взгляд на символе Лиги. Голубой с оранжевым инь-янь. И меня вдруг резанула догадка.
  
  'Мой муж ходит с таким же', - были её слова. Я вспомнил, когда видел этого парня. В день своего прилёта. Во дворе, засыпанном хлорной известью. Это был муж Цанти. Хорошо, что он, судя по всему, не запомнил тогда мою перекошенную рожу.
  
  - На Землю значит? А дальше? Что тебе даст переезд на Землю? - дожимал я.
  
  - Свободу. Лёгкость... - мечтательно протянул он.
  
  Я загрузил парня в гипнокамеру, установил ему нужную температуру, музыку и миостимуляцию для вхождения в транс. Подключился к нему и стал редактировать его жизненные установки и убеждения.
  
  Сколько же там было хлама! И ненависть к родителям, осевшим на ущербной планете, и обида на них за хреновое детство. И стыд за свою несостоятельность. А также - вина перед сыном и страх потерять жену. Вагон сексуальных запретов и тонны жалости к себе.
  
  - Ещё бы она не отдалилась, приятель, - бормотал я. - Попробуй, вынеси такое.
  
  Несколько часов я вычищал из него всю эту ересь и загружал на её место новые убеждения. Признаться, у меня был соблазн поставить ему установку на развод с Цанти, но я решил - пусть разбираются сами. Я не давал клятву Гиппократа и плевать хотел на общественную мораль. Однако нравственный кодекс у меня ещё остался.
  
  Я залил ему авторскую коллекцию аффирмаций на дружбу с собой и с жизнью, прощение родителей. Скрепя сердце удалил несколько тривиальных постельных комплексов. Добавил уверенности в своих силах и простенькую для начала цель на обретение цели.
  
  Он вылез из гипнокамеры с новым лицом. Я даже не узнал его. Исчезла жуткая сутулость, разгладилась невротическая морщинка меж бровей. Он улыбался! И теперь обращался ко мне на вы:
  
  - Вы гений, Жартовский. Я понял невероятную вещь!
  
  - Поделитесь соображениями? - подыграл я его новой личности.
  
  - Нет. Я должен всё осмыслить. Но теперь я знаю, почему мне было так худо!
  
  - Интересно услышать.
  
  - Я страдал не потому, что у меня были причины для страдания. А из-за осуждения себя за собственную природу. Теперь я буду действовать в соответствии с ней.
  
  Он ещё долго разглагольствовал об открывшейся ему миссии. Побочный эффект, решил я, пройдёт через пару часов. Креаторы - эмоциональные ребята. Ну и я - гений, не без того.
  
  - Главное, не делайте пока резких движений, дайте прижиться новым установкам. Приходите через неделю, - попрощался я.
  
  К удовлетворению от выполненной работы примешивалась смутная тревога. Она потеряла сына. Эта мысль гвоздём засела в уме. Я спустился на первый ярус, сел в челнок до Квартала Индры. Цогма поселила меня в жилом секторе, где кварталы были названы в честь древних земных богов.
  
  Уже в лифте по пути в апартаменты я распознал ещё одну примесь в коктейле моего беспочвенного волнения. Страх. Банальный страх того, что после таких метаморфоз брак Цанти наладится. В чём я, откровенно говоря, был заинтересован меньше всего.
  
  Дверь апартаментов щёлкнула и отъехала в сторону, меня окутал аромат жареных стейков.
  
  Она ждала дома.
  
  - Как там на фронте борьбы с шизофренией? Всех психов вылечил? - спросила она, привстала на цыпочки и поцеловала меня в шею.
  
  - Зачем же? Если я вылечу всех психов, то останусь без работы, - усмехнулся я. - И тогда меня сразу отправят на Землю. Ты этого хочешь?
  
  Цанти отпрянула:
  
  - Ты не в духе? Что-то случилось?
  
  Я очнулся:
  
  - Не обращай внимания. Так сильно рад тебя видеть, что аж страшно! Просто устал...
  
  - Ага. Тебе страшно и ты устал, но при этом рад, - улыбнулась она. - Давай ты попробуешь мои стейки, пока не лопнул от всех этих противоречивых чувств. Не зря же я целый час добивалась реалистичной консистенции мяса от твоего пищевого синтезатора!
  
  На ней был полупрозрачный сарафан, сквозь который я мог рассмотреть всё, о чём фантазировал с самого утра. Почти всё. Волосы она собрала в два смешных пучка.
  
  Я обнял её. Шепнул:
  
  - Распустишь их?
  
  Она пахла чем-то лирически сладким, как летние сумерки. Высвободилась из моих рук, с хитрым видом одёрнула подол:
  
  - Не спеши.
  
  За ужином она, чувствуя моё состояние, пыталась меня развеселить. Повезло ещё, что не связался с телепаткой. Зачатки телепатии на Тананде у каждого третьего - результат мутаций. У Цанти, кстати, они тоже были. Цвет её глаз менялся в зависимости от состояния. Испугался же я, когда заметил это впервые!
  
  Тогда на кухне её взгляд был светло-серым. Помню, как сейчас. Она рассказывала мне забавные истории о том, как её, совсем мелкую, отдали учиться на бианту. И как она сбегала из храма, чтобы поспать в долине, не слыша храпа соседок по комнате.
  
  Потом в ней включился проповедник, глаза потемнели:
  
  - ... В нашем мире высокие технологии переплетаются с сильными традициями. С корнями. С природой. Ты же видел, как небоскрёбы растут из живого мяса Организма. Вам, землянам, не понять! Вы можете одновременно идти лишь одним путём. Поминутно оглядываясь на случайных советчиков. А правильно ли я иду? А туда ли? Быть может, логичнее вообще сесть вон в том пыльном уголке и накрыться газеткой, вон другие уже как далеко ушли! Какой в моих действиях глубинный смысл...У нас нет времени на подобную чепуху. Мы делаем вещи.
  
  Со временем я глубоко прочувствовал эту способность Цанти часами нести околофилософскую чушь. Мне нравилось подыгрывать ей в этом спектакле, напоминавшем артхаусные киноленты позапрошлого века.
  
  После секса на неё находило особое красноречие. Впоследствии она не раз использовала меня для активации этой суперспособности перед очередной проповедью в храме Кшатры. Отказаться было невозможно, даже если я был выжат после работы с очередным депрессивным клиентом. Впрочем, мы оба получали желаемое.
  
  О, землянкам было чему поучиться у танандок. Никаких мыслей! Полное присутствие в моменте. Она каждый раз отдавалась так, будто мы трахались на заре последнего дня перед апокалипсисом. Будто бы у нас уже не осталось времени на самообразование, но осталось достаточно, чтобы кайфануть друг от друга.
  
  Да-а, она любила это дело. Любила себя.
  
  Без надрыва и самовозвеличивания, как, например, я. Это не любовь, а невроз. А той потрясающей любовью к себе, которая не оставляет другим шанса сохранить нейтралитет.
  
  Это сквозило в каждом её движении. Неважно, вещала ли она перед толпой слушателей или резала голая на моей кухне биокартофель, не зная, что я подсматриваю за ней.
  
  И я... конечно же, посыпался. Может, дело было в её чудодейственной энергетике? Когда она просто находилась в радиусе моей видимости - даже молча, что случалось с ней крайне редко, мне было очень спокойно. Или она просто была другой и не напоминала мне никого из бывших пассий? Выросшая на чужой планете с абсолютно непостижимым для меня культом...
  
  Ближе к полуночи она выскользнула из-под меня и принялась одеваться:
  
  - По легенде, я задержалась в храме Кшатры. Вела духовную практику для биант младшего круга.
  
  - Ну-ну, - хмыкнул я, - дивная получилась практика...
  
  - Можешь взмедитнуть завтра, когда будешь её вспоминать! - разрешила она со смехом диснеевской принцессы.
  
  Когда после неё остался только слабый энергетический шлейф, я осознал, что ввязался в очередную мутную историю. Мне уже доводилось быть вершиной эмоционального треугольника, но одним из углов - никогда.
  
  'Быстро же ты соображаешь, Жартовский! - похвалил я себя. - Всего-то две недели на осознание факта, что влез в деструктивные отношения. Да такие, после которых снова будешь собирать себя по частям. Новый рекорд! В прошлый раз потребовалось четыре года'.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Месяц спустя Цанти и я арендовали стеклянный куб в квартале Митры и устроили там центр сопротивления изолятам. Она аккумулировала весь народ там. Сколотила крутую команду хилеров, которые оперативно подлечивали Чломму. Нас спонсировали Кшатра и сотни благотворителей. Пришлось потрудиться над организацией бала для сбора средств, но оно того стоило. Теперь Цанти не нужно было проводить свои собрания в сомнительных забегаловках.
  
  На втором ярусе я организовал психологический центр. Нанял местных специалистов, что консультировали родственников ушедших в пустоши. С ужасом наблюдал, как число таких людей день ото дня растёт. А моих клиентов-креаторов становится всё меньше. Народ стал массово переходить на сторону аллергиков. Я никак не мог взять в толк, почему так происходит. Строил гипотезы одна безумнее другой.
  
  Дальнейшие события превратили зародыш догадки о причинах этого явления в ошеломительное открытие.
  
  А началось всё с того, что в городе образовался гелевый дефицит. Его-то и предрекал Охэнон. В старом центре поредели лодки на водных рынках. Первыми исчезли деликатесы ручной работы. Затем один за другим закрылись онлайн-маркеты с гелевой едой. Я по первости даже не обратил на это внимания.
  
  В каждом доме на Тананде рядом с водопроводным краном всегда торчало ещё два - с голубым и оранжевым гелями. А в моём современном кондоминиуме к тому же был пищевой синтезатор. Назови продукт и получи его полнейший гелевый аналог. Вкус, цвет, размер в пределах ёмкости ограничивались лишь фантазией потребителя. Мне волноваться было не о чем.
  
  Вскоре подачу гелей лимитировали и в жилые сектора. Пять литров на квартиру в сутки. Независимо от количества проживающих. Охэнон рвал на себе волосы. Его грозили уволить со дня на день, и нервы у бедолаги были натянуты, как струны.
  
  Надо сказать, к тому моменту я уже плотно сидел на геле. Ежедневно выпивал не меньше литра цоджа. Знакомые добытчики говорили: настроения Чломмы, как и любой самки, переменчивы. Сегодня отдача фонтаном, завтра - засуха.
  
  Почему я не придал новому лимиту большого значения? Мысли мои были заняты только работой и некой биантой. Понимая всю глупость своего положения, я не мог оставить Цанти. Хотя честно пытался - целый раз. Эпизод совпал с отключением городских гелевых фонтанов.
  
  В тот день Цанти объявила, что пообещала мужу провести с ним время. Я убедил себя, будто мне плевать, и принял приглашение Аюны.
  
  То было странное знакомство. Аюна целую неделю бомбардировала меня анонимными аудиописьмами. Каждое завершалось пошлым постскриптумом 'вечно твоя'. Вечно твоя - вечно твоя, раздражённо думал я, нахрен ты мне сдалась?
  
  Затем под видом клиентки она явилась ко мне на приём, и призналась, что вовсе не работает креатором. Зато является автором этих аудиопосланий. И поклонницей моих 'инновационных' методов психотерапии. В связи с чем и хочет пригласить меня посмотреть на закат с высоты башни Репатриации.
  
  Помпезный монумент в триста ярусов считался одной из лучших видовых точек в городе. Его установили в дань уважения землянам, которые трудились на благо Тананды долгие годы, но вынуждены были вернуться на Землю, чтобы продлить свой век.
  
  С самого утра город веселился. Праздновали Танвайю - фестиваль семьи и, как водится, плодородия.
  
  Танандцы в большинстве своём отрицали негативные чувства. Каждую неделю - две в календаре значился государственный праздник. Отмечали всегда с размахом и полной самоотдачей. Местные не позволяли себе рисовать мрачные картины будущего и отвлекались, как могли. Предпочитали не замечать проблему гелевого дефицита. Шутили над засухой или же отмахивались: как-нибудь рассосётся. Зато веселиться они умели от души.
  
  Вот и Аюна оказалась на редкость жизнелюбивой даже для танандки. Мы поглазели на закат за аперитивом. Прокатились на ретро-каруселях в музее древностей.
  
  Потом она затащила меня в магазин маскарадных костюмов под предлогом того, что хочет принарядиться к ночному параду. И я по-быстрому трахнул её в примерочной. Не сказать, что она меня чем-то удивила, но ощущения были экстремальные. Купил ей облегающий латексный костюм цвета манго.
  
  Выйдя из магазина, мы присели поболтать на бортике фонтана. Она расположилась на моих коленях, и неожиданно плеск за спиной исчез. Подача флегмы прекратилась. Мы озадаченно уставились друг на друга.
  
  По улице шли парадом разрисованные люди в фантасмагорических костюмах древних фруктов и овощей, давно исчезнувших благодаря селекции. Ходячие бананы и ананасы, танцующие кабачки. Я даже видел сиамских близнецов в костюме двух вишен.
  
  Над головой проносились аэрочелноки, расписанные под апельсины. Повсюду гремели фейерверки. Город заполонили летающие фонарики, темно-синее небо пестрело рыжими огоньками, как скатерть в крапинку. Нос щекотал пряный дым ритуальных благовоний. На фоне упадка геледобычи действо смахивало на пир во время чумы. Мало того, интуиция подсказывала: по сравнению с будущей чумой это лишь лёгкая простуда.
  
  Я разглядывал фруктовое шествие и думал, как бы потактичнее распрощаться с Аюной. Но тут меня избавили от необходимости вспоминать уроки этикета.
  
  Цанти вынырнула из толпы, яркая, эффектная, как героиня рекламного ролика. Наверно, я ожидал этого. Целенаправленно накалял ситуацию. Бианты славились своей чуйкой, а намерения на Тананде не заставляли ждать с материализацией.
  
  - Вон, - произнесла она, спокойно глядя на мою компаньонку. Я на секунду поразился её наглой уверенности.
  
  Аюна потупила взгляд и пискнула:
  
  - Простите, госпожа!
  
  - А ты не слишком вежлива, - заметил я.
  
  Цанти снисходительно пожала плечами:
  
   - В следующий раз выбери кого-нибудь не из моих учениц-биант!
  
  - Я учту ваши пожелания, госпожа, - я отвесил гротескный поклон. И проводил взглядом Аюну, спешащую затеряться в толпе. Её формы, обтянутые жёлтым латексом, тому способствовали мало.
  
  Цанти с пугающим равнодушием, почти скучающе поинтересовалась:
  
  - Ну и что это сейчас было, Жартовский?
  
  - Ты тоже заметила? Костюм просто ужасен, я говорил ей, честное слово!
  
  Она присела рядом со мной и задумчиво уставилась на праздничное шествие. Мимо нас плыл орущий, поющий, пьяный натюрморт.
  
  - Тут такая история... Я рассказала мужу, Ильс. Он заявил, что уходит к изолятам. И ушёл, - произнесла она ровным бесстрастным голосом.
  
  Меня на секунду словно обдало кипятком, но я быстро собрался:
  
  - Финн решил уйти к изолятам? До или после того, как ты 'рассказала'?
  
  - Я не знаю! - ей не удалось сдержать слез. - Он странно вёл себя в последнее время. Всё твердил, что хочет снова попытаться отыскать Рэйми. Теперь, когда мы только смирились... А сегодня выдал, что больше никогда не притронется к гелям, кричал, как они ему омерзительны!
  
  - Кто такой Рэйми? - спросил я. Должен был спросить.
  
  Она уже не контролировала себя:
  
  - Заканчивай свою клоунаду, Жартовский! Финн сказал, он ходил к тебе на приёмы! Два или три раза! Сказал, ты знаешь о нашем сыне. Знаешь, что он пропал в пустошах! Почему ты скрыл это от меня?!
  
  Я зацепился за единственный аспект, в котором был прав, как за спасительный круг:
  
  - Я долбаный психотерапевт, а не твоя подружка, Цанти! Сессии с клиентами конфиденциальны!
  
  - Полюбуйтесь на славного профессионала! - она всплеснула руками. - Как ювелирно он отделяет работу от личной жизни! Меня тошнит от тебя...
  
  - Ты плачешь потому, что он ушёл или потому, что переметнулся на их сторону?
  
  - Из-за этого всего я в бешенстве! - воскликнула Цанти. - А плачу от разочарования. В тебе!
  
  Она вскочила и нырнула в цветную толпу людей-фруктов. Над головами у них взрывались электросалюты, плыли гигантские мыльные пузыри.
  
  Тут и там в воздух поднимались облака цветного порошка, летели брызги радужной пены из баллончиков. Я кинулся за ней, и меня тут же с головы до ног облили краской лаймового цвета с визгами: 'Салат-латук!'.
  
  Шествие двигалось в сторону центра. Я очумело пробивался сквозь толпу, стирая с лица зелёнку.
  
  - Цанти, стой! - заорал я в попытке перекричать музыку. Её узнаваемые фиалковые косы мелькали в гуще народа.
  
  - Катись в котлован! - донеслось мне в ответ.
  
  - Давай парень, догони её! - с хохотом крикнули мне из толпы.
  
  Заголосили:
  
  - Беги, Форрест, беги! Ха-ха-ха!
  
  Отсылку я понял только утром. Вспомнил о нашумевшей игре, созданной по мотивам доисторического фильма. В нём одноногий мутант по имени Форрест гонится по радиоактивной степи за своей второй ногой.
  
  А в ту минуту я с трудом выбрался из потока людей на обочину праздника. Дорога была усыпана лентами, цветами и вечериночным мусором.
  
  Цанти подбежала к парковке аэротакси и молниеносно запрыгнула в одно из них.
  
  Я преодолел разделявшее нас расстояние одним фантастическим прыжком и успел влезть в её челнок, пока тот не оторвался от земли.
  
  Бортовой навигатор заговорил томным басом:
  
  - Вас приветствует навигационная система по Кадансу. Меня зовут Гаатикс. Назовите ваш пункт назначения.
  
  - Квартал Агни, 5-17, - металлическим голосом ответила Цанти и отвернулась к окну.
  
  - Что это за место? - спросил я.
  
  - Я еду к друзьям. На приватное мероприятие. Боюсь, тебе придётся сойти раньше, - бросила Цанти.
  
  - Давай поговорим, - начал я.
  
  - К чему разговоры? Поступков достаточно, - откликнулась она и обратилась к навигатору:
  
  - Гаатикс, где сегодня вакханалия по случаю дня Танвайи?
  
  - Если вы о празднике плодородия, то игрища проходят по адресу проспект Хелонг 44-11! - ответил автобот.
  
  - Отлично! Сделай там остановку. Мы высадим пассажира!
  
  Она холодно посмотрела на меня и добавила:
  
  - Там будет шикарная оргия, тебе понравится. Девочки из храмовых школ, красивые мужчины с масляными торсами. Пенная вечеринка со свингерским уклоном...
  
  - Гаатикс, отмена! Никаких остановок! - перебил я.
  
  - Принято! - с механической услужливостью подтвердил голос. - Отменить остановку.
  
  - Чего тебе нужно?! - взвилась Цанти. - Я же сказала, оставь меня в покое.
  
  - Ты мне нужна!
  
  - Ты в курсе, что весь заляпан зелёной краской? - мрачно заметила она. - В таком виде тебя не пропустят со мной туда, куда я еду. Даже если бы я этого захотела.
  
  - Гаатикс, мы передумали! Летим по адресу квартал Шакти 11-66! - произнёс я, глядя Цанти в потемневшие глаза. - Мы едем за твоими шмотками и перевозим их ко мне. Вместе с тобой и всеми твоими претензиями, на которые ты имеешь полное право. Твой консьерж меня пропустит и в зелёной краске, уверяю! Я умею вести переговоры с искусственным интеллектом...
  
  - Я не собираюсь переезжать к тебе! - запротестовала она.
  
  - Послушай, я ведь не телепат! Я не знал о вновь открывшихся обстоятельствах. Да, в свете них я вёл себя как кретин. Но мы ведь ещё можем всё переиграть. Давай попробуем.
  
  Она приумолкла и снова отвернулась к окну. Выдержала паузу.
  
  - Посмотри на нас. Ничего не получится. Ты же поднимал горы денег на терапии таких вот излучающих драму парочек...
  
  - Может, и не горы, но поднял немало, твоя правда. Но знаешь, что нас принципиально отличает от них всех?
  
  Голос её не дрогнул:
  
  - Знаю! То, что я не пойду с тобой на терапию. Если ты меня ещё раз обидишь, просто окажешься за кордоном. В пустошах. Здесь мой мир, и он быстро откликается на мои желания, уж поверь.
  
  Цанти открыла окно, и в челнок ворвался поток ветра, растрепал её волосы. Гаатикс приглушил музыку, словно прислушивался к нашему разговору.
  
  Я попытался взять её ускользающую руку:
  
  - Ох, я не о том! Мы допускаем, что ничего не получится. Не строим избыточных ожиданий. Это даёт нам шанс. Я не шучу.
  
  Она посмотрела на меня своим бесконечно мудрым взглядом, в котором умещались галактики и вселенные и который меня всегда немного пугал:
  
  - Это я не шучу...
  
  - И правильно, сколько можно ломать комедию, - выдохнул я.
  
  - Твой сказочный идиотизм граничит с легендарностью.
  
  - Я больше тебя не обижу, обещаю. Иди ко мне сейчас же.
  
  - М-да, отличнейше, теперь я тоже вся в краске...
  
  Аэротакси плавно маневрировало в компоте огней, воздушных шаров и сверкающих голограмм. Вскоре бархатный голос системы навигации сделал нам замечание:
  
  - Обращаю ваше внимание: на борту челноков типа 'Гаатикс' не рекомендуется распитие гелевых напитков, курение и акты сексуального характера. Мы оставляем такого рода действия на ваше усмотрение. Однако данные о нарушителях будут переданы в администрацию Каданс-сити, что повлечёт за собой штраф.
  
  В тот день я перевёз Цанти к себе вместе с вагоном её ритуальной атрибутики.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Новость о Финне, ушедшем к аллергикам, шокировала меня не только по личным причинам. Он ходил ко мне на терапию, и я был обязан разобраться, что с ним произошло.
  
  Наутро я отправился в цогмовский офис с тяжёлым предчувствием. Отменил все записи. Достал тайком привезённый с Земли декодер. В своё время я отдал за него целое состояние на пси-хакерском аукционе. С помощью этого планшета я мог залезть в любую гипнокамеру и покопаться в настройках. В каждую из них изначально была вшита операционная система, которая обеспечивала экологичность работы с психикой. Это был галактический стандарт. Иначе у клиента не было бы гарантии, что после сеанса у психотерапевта он сохранит свои воспоминания и личность.
  
  Я расковырял защитную мембрану на своей гипнокамере. Теперь капсула походила на распотрошённую по белой линии рыбу. Потратил шесть часов и два литра кофеинового коктейля, чтобы взломать систему.
  
  Когда она была декодирована, я обнаружил то, чего опасался. В основе была вшита не операционка Общегалактической Психоэкологии. Там была совершенно иная операционка. Авторская. От Лиги Цогма. А в ней... программы на ненависть к Высшему Организму. Мощные установки на отвращение к гелям. Мотивационный список из тысяч утверждений о борьбе с Чломмой.
  
  Глаза бежали по строчкам кода, а сердце давно миновало пятки и со свистом падало в холодную каверну ужаса. Я ненавижу Чломму и хочу её уничтожить. Мне омерзительны продукты Чломмы. Я испытываю ужасную невыносимую боль от близкого присутствия Чломмы. Моя цель - отделить Чломму от планеты.
  
  Меня предупреждали, что я должен помочь креаторам, но чтобы сделать из них изолятов?!
  
  Оглушённый, я присел на пол под белым хромированным корпусом гипнокамеры. Той самой, которой пользовался с момента прилёта на Тананду. Через которую прогнал всех своих клиентов.
  
  Всё это время Цогма штамповала изолятов. Программировала людей на аллергию к продуктам Чломмы и её излучению. Я своими руками отправил в пустоши десятки креаторов.
  
  Вся моя танандская история разделилась на до и после. С какой светлой ностальгией я вспоминал времена блаженного неведения!
  
  В тот момент я и отключил гипнокамеру. К остальной пси-аппаратуре - метафорическим линзам, рекапсулятору эмоций и прочему тоже опасался прикасаться. Вдруг в них тоже вшиты программы на отвращение к Организму.
  
  Цанти не должна была узнать, что формально я работаю на организацию, плодящую в тайне от всей планеты изолятов. Её врагов. Мыслей о выборе стороны не было. Я сделал выбор, когда впервые взял в руки лопату и разгрёб завал из хлорных комьев.
  
  Я принялся работать по техникам, уже ставшим доисторическими. Регрессивный гипноз, гештальт-терапия. Выкладывался на полную. Старался хоть как-то загладить последствия. Обо мне пошла молва, расписание заполнилось по часам на месяцы вперёд.
  
  Зачем, зачем Цогма это делает, никак не мог я взять в толк. Может, они создают цивилам внешнего врага, чтобы сплотить их и отвлечь от внутренних городских проблем? Как доглобальные президенты, нагнетавшие угрозу терроризма? Или планете действительно грозит опасность из-за усыхания изнутри, а они пытаются спасти её? А может, Чломма и впрямь должна отклеиться через несколько лет, и они хотят ускорить процесс? Для чего?
  
  Я пока не знал, чем может быть выгодно Цогме отделение Чломмы, но понял, что не стану играть им на руку. Просто доработаю ещё месяц, а там... уйду практиковать в свой же центр. Или уговорю Цанти улететь со мной на Землю.
  
  Ночами я рисовал схемы возвращения изолятов в цивилизацию. Должен был найтись какой-то способ стереть негативные установки и загрузить на их место позитивные. Перепрограммировать их мозги и отключить аллергию на Организм и его продукты.
  
  Тем временем геледобыча окончательно упала, и расслабленно-жизнелюбивые танандцы стали напрягаться. Озёра высохли, уличные гелекачки давно стояли отключёнными. Гели лимитировали до двух литров на квартиру в сутки. Льгот не было ни для храмовников, ни для политиканов. Мне хватало с головой. Урождённым местным гелевый голод давался тяжелее. Цанти пришлось выселить арендаторов из своей старой квартиры, чтобы выпивать свою норму.
  
  - Никогда в жизни гели не стоили мне так дорого! Тридцать штук в месяц! - пищала она.
  
  На всех экранах города в каждом магазине и на каждой электрозаправке показывали росчищи. Словно очаги облысения, повсюду стали появляться голые поляны пустошей. Изоляты сдирали кожу Чломмы с поверхности земли. Под ней был сухой безжизненный грунт.
  
  Приближался день Ока, или, как его ласково называли, 'День Глазочка'. Редкое событие, которое отмечали раз в полгода. Цанти с другими биантами решили уйти в трёхдневную практику молчания и медитации перед праздником. А затем, когда Чломма на минуту откроет глазок, устроить феерическое действо с жертвоприношением андроидов. Чтобы Организм смиловался и вновь стал давать гели, как прежде.
  
  Охэнону пришлось совсем туго. Вечером в канун Глазочка он завалился ко мне домой в полнейшем невменозе. От него разило спиртом и до жути приторным духом секс-хаба. Хорошо ещё, Цанти была в храме. Не видела, как он заблевал её любимый замшевый диван, на котором мы с ней не раз реализовывали наши сексуальные перверсии.
  
  Пока робоуборщики до скрипа намывали всё вокруг, я машинально плеснул ему флегмы. Он замахал своими большими, как у снежного человека, руками. Я опомнился и достал из шкафа безгелевый абсент. Его он встретил более приветливо - хлопнул целый стакан. Просипел:
  
  - Спасибо, док.
  
  Это совершенно выбило меня из колеи. Не было в лексиконе Охэнона таких слов. Я присел рядом.
  
  - Что стряслось-то?
  
  - Попёрли меня из Цогмы. Старый сказали, никчёмный. Помирать скоро. Да и добыча один хер ни к чёрту.
  
  Стало очень тихо. Я вдруг услышал, как из динамиков телестены льётся успокоительный, почти гипнотизирующий спич:
  
  - Глава Лиги Цогма Лео Варрич объявил об открытии трёх новых станций геледобычи. Разработка стартует на новой неизведанной глубине. Группа креаторов с Марса приземлится на Тананде уже на следующей неделе. Господин Варрич заявил, цитирую: 'Ситуация под контролем и постепенно возвращается в привычное русло...'
  
  Я хлопнул в ладоши, и стена гостиной вновь превратилась в реалистичную голограмму морского побережья. Под шелест волн и томные крики чаек мы с Охэноном выпили ещё по одной. Он вдруг протрезвел:
  
  - А я ведь врал тебе всю дорогу, док. Ты уж прости меня.
  
  - Прощаю, дружище, - ответил я.
  
  - Я ведь самый настоящий изолят. Так-то, - вздохнул Охэнон, глядя красными от недосыпа глазами в пространство, - гели мне противны, веришь, нет? Не по мне это. И всегда так было. С первого прилёта сюда. От вибраций психую так, что ебу дать можно. Сердце болит. Вот, как умею и снимаюсь...
  
  Я был потрясён:
  
  - А как же та история про тюрьму с психушкой? Ты ведь говорил, что это случилось, когда ты оказался в камере за контрабанду? Перекрытый до галлюцинаций без геля?
  
  - Официальная версия, док. Легенда. Была и дурка, и тюряжка была. Но по другим причинам. Даже жена не знает...
  
  - У тебя жена? - от неожиданности брови мои полезли на лоб. - Ты ни разу о ней не упоминал!
  
  - А чего её упоминать-то? Хвать за бампер и поехали. Вот и вся жена.
  
  - Понятно.
  
  Он приложился к бутылке, более не утруждая себя использованием иной посуды. И добавил:
  
  - А только осталась у меня теперь одна Майя с пятидесятого яруса. Ей насрать, где я работаю. Лишь бы платил за жарево. Может, заберу её и махну на Марс. А домой путь заказан. Сечёшь? Или пойду к дочери перекантуюсь, она живёт рядом с твоим кубом в квартале Митры.
  
  Я уже не удивлялся появлению новых родственников в его окружении.
  
  - Погоди, тебя что, из дома тоже выгнали?
  
  Охэнон не ответил.
  
  У меня в голове не укладывалась эта история. Я спросил:
  
  - Ладно, предположим, ты изолят. Но какого же хрена ты тогда работаешь внутри Организма? Зачем себя мучаешь?
  
  Он хрипло засмеялся:
  
  - А клин клином вышибается, ты не знал? От её вибраций только на расстоянии сердце шалит. А когда внутри неё - успокаивается.
  
  Я покачал головой:
  
  - Фантастика.
  
  Охэнон лежал на полу и невнятно бубнил:
  
  - Люблю я её, понимаешь. Она - главная женщина моей жизни. Может, потому и жив ещё, что она меня бережёт. Любит, когда я в ней. Да что тут говорить... А ты думал, изоляты - это кто щупы рубят? Имбецилы они, мать их за ногу. А таких изолятов как я, кто в городах живёт, на самом деле тьма тьмущая. Только скрываются все. Стыдно и страшно. Зачморят же, как нехуй делать. А в пустошах тоже помирать неохота.
  
  - Охэнон, у Цанти есть пустая квартира, я могу спросить ее...
  
  Он вскинулся и перебил меня на полуслове:
  
  - Вот только жалость свою засунь к себе в задницу, док! И ты туда же?! Все меня списали со счетов! Все, блядь, решили, что я конченный! - он вскочил и забегал по комнате. Приземлился на стеклянный столик, расколотил его в труху и принялся метаться, давя пятками осколки. Пол оросился алым, роботы-уборщики снова энергично зажужжали.
  
  Я ещё долго его успокаивал. Выслушивал четырёхстопные проклятия, напоминавшие заклинания. Наконец догадался вынуть нанодротик из бластера Цанти. С размаху вколол снотворное ему в необъятное плечо. Он рухнул, как умерщвлённая на бойне скотина.
  
  Когда на рассвете у силового поля, окружавшего голову Чломмы, собралась толпа, я наблюдал за этим в трансляции. Охэнон ещё спал. Телестенка показала, как мясистые кожные складки в центре головного пузыря зашевелились. И стали медленно разъезжаться. Между ними тянулись белесые струны жидкости, походящей на слюну. Оказывается, глазочек так называли не только из нежности. Око было очень мало, не больше оконца на фасаде жилого дома.
  
  Створки век полностью разошлись и обнажили глаз. Камера сделала наезд и показала крупным планом абсолютно пустой белок. Ни радужки, ни зрачка. Интересно, подумал я, как он увидит эпическое шоу Цанти и других биант?
  
  Глаз завращался, демонстрируя красные сосуды. Толпа взвыла от восторга.
  
  Камера приблизилась к шествию нарядных девушек-андроидов. Они с гордыми улыбками шествовали по направлению к гигантскому плавильному котлу, в котором бурлила чёрная жижа. Народ ликовал. Грохотали салюты, им вторил роскошный живой оркестр. Вокруг котла в ритуальных хламидиях с вырезами на груди отплясывали бианты шестнадцати городских храмов.
  
  - Моя девочка! - вслух умилился я, глядя, как Цанти кружится юлой. Её длинные косы слились в этом вращении в лиловый обруч, обозначивший границы её энергетического поля. Потом Око закрылось, увидев все, что хотело. Будучи с ним солидарен, я погасил экран.
  
  
  
  ***
  
  
  
  После откровения Охэнона тема изолятов беспокоила меня с каждым днём все больше. В один прекрасный момент я просто открыл базу психотерапевтов Тананды и стал обзванивать их в алфавитном порядке.
  
  Доктор Абергейм признался, что Цогма повысила ему оклад в два раза, чтобы тот продолжал работу. Это произошло, когда он сопоставил исчезновение своих клиентов с сеансами в гипнокамере. Он знал! Но продолжал трудиться на конвейере по созданию аллергиков. Он отправлял деньги семье на Землю. И посоветовал мне не дурить и заняться тем же.
  
  Доктор Роленберг оказался урождённым танандцем. Признался мне, что хотя и живёт в цивильном городе, с детства страдал аллергией на Чломму. Он был таким же городским изолятом, как Охэнон. Всю жизнь стремился избавить планету, а в первую очередь - себя от мучений. Выходило, что рассказ инженера не был бредом или очередной фантазией. А такую надежду я лелеял до последнего.
  
  Другой мой коллега по фамилии Штофф прибыл на вахту с Марса. Он раскрыл схему работы гипнокамеры уже на третью неделю. Видя его оплывшее лицо и массивные телеса, я решил, что его, в отличие от меня, просто не отвлекали всякие романтические приключения. Не будь я так увлечён, разоблачил бы Цогму ещё быстрее! Так или иначе, узнал я о заговоре именно благодаря Цанти.
  
  Штофф верил: он делает правое дело. Чломму нужно отделить, дабы сохранить планету для жизни будущих поколений. Ну и спасти от приступов всех несчастных креаторов, отправленных в пустоши. Неужели они столько выстрадали зазря!
  
  Я обзвонил почти сотню гипнотерапевтов по всей Тананде. Лишь один специалист по фамилии Корнуэлл удивился моему рассказу. А может быть, сделал вид? Он решил доработать в штатном режиме оставшиеся три месяца. Кредит за дом на Земле сам себя не оплатит. А потом свалить подобру-поздорову с этой больной планетки.
  
  По всему выходило, что армия изолятов растёт с каждым днём, а значит, число креаторов уменьшается. Как долго Чломма останется на планете при таком раскладе, я мог только гадать.
  
  Меня пугало то, насколько я включился в эту чужую игру с неизвестными мне правилами. Но вернуться в нейтральную позицию наблюдателя я уже не мог. Не теперь, когда мне было что терять на Тананде.
  
  Я раз за разом порывался рассказать Цанти о том, в какую ситуацию попал. Но постоянно съезжал с темы. Слишком хорошо представлял её реакцию.
  
  Как-то я даже завёл разговор об отклеивании. Рассказал ей о прогнозах Цогмы. О том, что Организм должен покинуть Тананду в течение ближайших лет. О своих наблюдениях. Умолчал только о своей роли в этой незримой войне. В тот вечер мы валялись в гамаке на террасе моей служебной квартиры. Она только покрутила пальцем у виска:
  
  - Слышала я эти сказки! А если бы я сказала тебе такую вещь, Жартовский... Солнце сойдёт со своей орбиты и перестанет освещать Землю и остальные планеты. Ты бы поверил? По телестенке ещё не то покажут!
  
  Гамак мерно покачивался, по небу проплывали волны лазурного сияния. Паровой сезон вошёл в ту фазу, когда облака формировали в небе красивые оптические иллюзии.
  
  - Чломма не солнце, маленькая моя, - сказал я, крепче её обнимая. - Она не планета и даже не звезда. И не станет ей, какие бы свистопляски вы не устраивали в ваших храмах.
  
  - Конечно, нет. Она куда больше и важнее! Причём не только для нас, танандцев, - она погладила ладошкой свой живот, - но и для тебя.
  
  Я положил руку поверх её:
  
  - Может, погнали со мной на Землю? Мой контракт скоро истекает, Лига бесплатно доставит нас домой. Я позабочусь о тебе. Там нам будет безопаснее.
  
  - Мы и так дома. Останься. Мы в безопасности. Она не отклеится, я ведь чувствую её, помнишь? Да, я нагнетаю эту тему перед зачистками, но только для агитации, тебе ли не знать...
  
  - Цанти, просто подумай, вдруг иссякание гелей только прелюдия? А настоящая жара начнётся, когда Организм решит отделиться! Эти сказки могут стать реальностью в ближайшие годы. Вообрази, какой кошмар тут начнётся!
  
  - Я же просила тебя не конструировать далёкое будущее! Я этого не понимаю. Ближайшие годы? Проще сказать никогда. Здесь и сейчас всё хорошо. Идеально! Подача гелей вот-вот вернётся в норму, сто процентов! Есть ещё аргументы?
  
  - Ну, на Земле, когда я буду забирать мелкого из сада, его друзья не станут думать, что за ним пришёл дед.
  
  Цанти отсмеялась и выдала мне порцию своих ограничивающих убеждений:
  
  - Это из той же серии! Далёкое неизвестное. Пойми, моё место здесь. Здесь я бианта, а кто я на Земле? Я не брошу своих людей из Кшатры. Не брошу Чломму. Как я могу её оставить в такую тяжёлую пору? Я родилась в ней и в ней же должна завершиться, таков закон природы...
  
  - Стоило бы предвидеть такой ответ, - проворчал я.
  
  Она обворожительно потянулась, села на меня верхом, и я задохнулся от восторга.
  
  - С твоей смешной земной привычкой смотреть на себя чужими глазами мы тоже справимся, - невозмутимо продолжила она, - наклеим тебе бэйджик 'Я не его дед. Я с Земли'. Или напишем на футболке 'Лучший в мире папка', чтобы избежать разночтений. Это потешит твоё самолюбие?
  
  
  
  

Глава четвёртая

  
  
  
  Целых четыре месяца мы были абсолютно, неприлично, до сахарных соплей счастливы. Долгий срок, по меркам Тананды. Да и по моим, учитывая, что сутки здесь длятся тридцать шесть часов. Наше алогичное, почти запретное на фоне происходящего счастье омрачали только мои тягостные размышления. Об истекающем контракте с Цогмой. О созданных мной изолятах. О том, как мне преподнести эту информацию Цанти.
  
  Наш центр стал прибыльнее, чем кабинет в 'Ниббане'. У каждого второго кто-то из близких ушёл в пустоши. И хотя меня брала жуть от осознания сего факта, я не мог игнорировать своей выгоды. Моя клиентура росла. Очень быстро мы скопили нужную сумму для покупки лофта в Сонаре. Цанти давно мечтала уехать из шумного Каданса в местечко потише.
  
  Сонар - столица Триагломерации, чудесно подходила под такое определение. Она была выстроена вокруг трёх эхолокаторов Организма. Учёные сравнивали их с ушами людей. Самый тихий город в галактике. Ещё в прошлом столетии в нём законодательно запретили разговаривать громче, чем вполголоса, слушать музыку. Там обосновалось много глухих и слабослышащих. Люди делали всё возможное, чтобы не ранить Чломму громкими звуками и не спровоцировать её отклеивание.
  
  Я пристроил Охэнона на должность своего ассистента. Мне было жаль этого странного дядьку, что годился мне в отцы. По моему настоянию Цогма выделила ему оклад. Его должностная инструкция сводилась к тому, чтобы не бухать на рабочем месте раньше полудня и записывать народ на приём.
  
  Иногда он даже принимал звонки - если был в настроении. Оказалось, у него неплохо работал встроенный фильтр. Охэнон с первой фразы определял, звонит ли потенциальный клиент, злостный завистник, очередная дамочка, жаждущая адюльтера, или робот-рекламщик.
  
  Всё шло своим чередом, пока в одно дивное утро гелевые краны не отключились окончательно. Цанти успокоила меня, что такое случалось и прежде. У неё были запасы в храме как раз для подобных ситуаций. Она умчала туда, даже не позавтракав.
  
  Мне же оставалось только порадоваться за неё и отправиться в 'Ниббану' с нарастающим звоном в ушах. С каждой минутой пресс тревоги давил сильнее, будто я лежал под бетонной плитой, грозившей меня расплющить. Ох, не зря ведь предупреждали меня на Земле не пить этих проклятущих гелей...
  
  Не успел я войти в кабинет, как на стене образовалась пугающе бледная рожа Охэнона. Она пробасила:
  
  - Док, на связи его гандонистое величество Лео Варрич.
  
  - Соединяй, - кивнул я, даже не успев удивиться.
  
  Экран замерцал, и я увидел роскошные футуристичные апартаменты. Сам глава Лиги Цогма решил почтить меня своим вниманием. В кресле-панцире сидел маленький человечек с тростью. Набалдашник изображал с некоторых пор хорошо знакомую мне планету. Какая безвкусица, - поразился я, - и какой нарциссизм!
  
  - Мои приветствия! - чуть надтреснутым дребезжащим голосом проговорил он, пыхтя сигарой. Мне подумалось, этот тип больше походит на главу мафиозного клана, нежели на лидера правящей партии. Ему было явно не больше сорока, а признаки старения казались нанесёнными опытным гримёром. Есть такой тип людей, у которых прежние лица проглядывают сквозь слой времени.
  
  После краткого обмена любезностями он перешёл к сути:
  
  - Доктор Жартовский, моё время ограничено, давайте сразу к делу. Мне поступила информация, что вы не используете предоставленную вам пси-аппаратуру. Ваш контракт заканчивается через месяц. Вы желаете разорвать его досрочно?
  
  - Буду честен, господин Варрич, я работаю без аппаратуры. В журнале есть учёт клиентов, вот, ознакомьтесь... - я смахнул рукой по рабочему столу и файл улетел адресату.
  
  - Это я видел, - скривился он, - меня интересует, почему вы не пользуетесь оборудованием Лиги?
  
  - Давайте начистоту. Я самый востребованный специалист за всю историю вашей 'Ниббаны'. Чем конкретно вас не устраивает мой стиль работы?
  
  Он с хитрецой прищурился:
  
  - О, вижу, вы догадались! Принимайте поздравления!
  
  - По какому поводу? - уточнил я.
  
  - Теперь вы в клубе. Только мы представляем, как в действительности обстоят дела на Тананде. Но тогда мне тем более неясно ваше бойкотирование передовых технологий Лиги! - нахмурился он.
  
  - Я нанялся к вам консультировать креаторов, чем и занимаюсь, Варрич, - резко ответил я, опустив 'господина', - о штамповке изолятов в моём контракте речь не шла.
  
  Он словно бы и не заметил моей фамильярности и был исключительно спокоен:
  
  - Верно, но речь шла о работе с нашими гипнокамерами, а их прошивки - коммерческая тайна Лиги. Узнать о них вы могли только нелегальным способом, не так ли?
  
  Я легко соврал:
  
  - Почему же, я просто побеседовал с другими терапевтами. И осознал, что вместо помощи креаторам я всё это время помогал изолятам.
  
  Лео Варрич поднял руки в дипломатичном жесте сдачи:
  
  - Вы правы, Жартовский. Мы не объяснили вам подоплёки труда психотерапевта на Тананде. Но поймите правильно - разве солдатам объясняют тонкости внешней политики, прежде чем дать мегабластер и отправить в бой? Это бы только тормозило процесс, плодило страхи, сомнения и дезертирство.
  
  Я с трудом сдерживал гнев:
  
  - При всём уважении! Чего ради вы скрыли от меня цель моей же работы? Разрушение цивилизации не входит в круг моих обязанностей и уж точно не покрывается моим окладом!
  
  - Скажи мы сразу о помощи изолятам, вы бы не поняли нас, доктор. Людей пугают перемены. Даже если это очевидное благо. Финансовый вопрос я готов обсуждать...
  
  - Так значит, Лига хочет отделить Чломму и считает это очевидным благом? А я должен помочь запустить процесс, который уничтожит целые города? Унесёт жизни? На то должна быть очень веская причина...
  
  Он воодушевился, словно разговор принял долгожданный оборот:
  
  - Она есть, поверьте мне, доктор! Вы заняты благородным делом - спасаете планету от чломмозависимости. Трудитесь на благо будущих поколений!
  
  Эти пресловутые будущие поколения, очевидно, были расхожим мемом, смысла которого не понимал лишь я один.
  
  - А как насчёт людей, уже сейчас страдающих от недостатка гелей? Данное поколение никого не интересует?
  
  Варрич снисходительно улыбнулся:
  
  - Знаете, я немного изучал земной фольклор. Кажется, у вас есть такое выражение: 'Нельзя разбить лес, не сломав деревьев...' Нет, не то! Омлет рубят - яйца летят? Что-то в этом духе. Одним словом, жертвы неизбежны. Думаете, мне самому не больно смотреть на мучения людей по обе стороны кордона?
  
  Страдают все, и только избавление от Чломмы принесёт планете облегчение, мой друг. Да, нам всем придётся туго какое-то время, но что такое эти пятьдесят лет по сравнению с миллиардами лет жизненного цикла планеты? А именно столько проживёт Тананда, если мы её освободим. В противном же случае планета усохнет и станет непригодна для жизни в самые ближайшие годы!
  
  - Почему же вы держите людей в неведении?! - ужаснулся я.
  
  - Люди верят в то, что им удобно, Жартовский! - Лео сплёл пальцы рук, словно умоляя меня внять гласу рассудка в его лице. - Информация о необходимости отделить Чломму есть в школьном курсе экологии. Мы талдычим об этом в телеэфирах и с трибун лекториев. Как видите, безрезультатно. Не так просто убедить человека отрезать себе внешне здоровую ногу, убедив, что скоро её поразит гангрена.
  
  Он на секунду умолк и потянулся к стакану воды. Я лихорадочно сопоставлял факты. Неужели Цогмой двигало бескорыстное желание спасти планету? Танандцы как один маниакально патриотичны, но Варрич не походил на местного. А значит, его мотивы могли быть совсем иными.
  
  - Вы толкуете о заоблачном будущем грядущих поколений, когда ваши люди страдают прямо сейчас! Вы точно с Тананды? - спросил я.
  
  - С Марса, мой друг. И потому могу объективно оценивать ситуацию в перспективе. Не прятать голову в песок, как страус, утешаясь благополучием настоящего момента.
  
  Варрич прокашлялся и продолжил, не дав мне вставить и слова:
  
  - Послушайте. Через вас за пять месяцев прошло больше креаторов, чем многие терапевты обрабатывают за год. Вы очень ценный специалист. Будь иначе, я бы не тратил столько времени на ваше просвещение. А просто депортировал бы, как любого другого несогласного с политикой Лиги. Продолжайте использовать аппаратуру в штатном режиме. Делайте свою работу. Ради спасения планеты! Или хотя бы ради увеличения вашего оклада в полтора раза. Вы в деле?
  
  - Я должен подумать.
  
  - Думайте-думайте! - с напускной благодушностью улыбнулся Варрич. - Поймите, вы же психотерапевт. Представьте, что у Чломмы и Тананды сложный брак, созависимые отношения. Вы помогаете им разойтись с минимальными потерями. Вы же не станете сохранять заведомо разрушительный союз? Скажем, где один партнёр по кусочкам пожирает другого?
  
  К этому моменту любовь Варрича к сравнениям-иллюстрациям меня уже изрядно выбешивала.
  
  - Я понял, о чём вы. Но есть некоторые факторы, которые влияют на моё решение, - уклончиво ответил я. - К примеру, работать без геля я не могу в принципе.
  
  - Касаемо гелей: разумеется, у нас есть госрезерв. Мы обеспечим необходимым количеством наших сотрудников даже после отделения Чломмы. Примите верное решение, доктор!
  
  - С этого стоило начать разговор.
  
  - Мы сквозь пальцы смотрим на ваши детские игры с этим центром сопротивления. На биант, зализывающих каждую царапину Организма. Поймите, это капля в море и Чломму не колышет. Ей нужна коммуникация. Её волнует только количество креаторов внутри неё. Чем раньше оно устремится к нулю, тем скорее она покинет планету. Нам нужна ваша помощь.
  
  - А если я откажусь?
  
  Варрич чередовал кнуты и пряники с ловкостью престидижитатора.
  
  - Тогда мы будем вынуждены распрощаться с вами! - он задавил в позолоченной пепельнице окурок сигары. - Лиге придётся закрыть частный центр, который вы держите с одной из биант. Поставить под вопрос уместность занимаемой ей позиции в Кшатре. Ну и, конечно, депортировать вас на Землю.
  
  - Не спешите меня шантажировать! Разве ваши бывшие сотрудники не составляют половину населения планеты? Что, если я захочу остаться?
  
  - Жартовский, вы либо идиот, либо очень хотите домой! - не выдержал Лео. - Вы могли бы доработать месяц своей вахты и остаться, но после нашей беседы... Я сомневаюсь в вашей благонадёжности! Или вы продолжаете действовать в интересах Лиги, пока она видит ценность в вашей компетенции, или летите на Землю. Выбирайте! Жду ваш ответ максимум через сутки.
  
  Экран погас.
  
  Я схватился за голову, проклиная свою тупость. Может, надо было сделать вид, что я согласен? Или притвориться, будто не понимаю, о чём речь? Нет, осознал я, он бы не поверил, у него таких разговоров уже были сотни...
  
  Ворочать мысли было тяжело, каждая весила как мешок с гирями. А в каждой гире сидело ещё несколько, по принципу матрёшки.
  
  А может, надо было продолжать пользоваться гипнокамерой? Но я не мог! Я понял, о какой перемене характера говорили мне в центре подготовки. Я действительно изменился за время на Тананде. Раньше мне и в голову бы не пришло тревожиться за судьбу планеты, медленное умирание которой было мне так финансово выгодно.
  
  Это была западня. Не мог я продолжать работать на Цогму, не мог и подставить под удар Цанти прямым отказом. Что мне оставалось делать?
  
  Я решил рассказать ей всё, как есть. Одно из немногих взрослых решений за весь мой танандский период.
  
  Сочинил речь, выделил маркером важные аргументы. Я должен был уговорить её отправиться со мной на Землю. Теперь, когда стало ясно, что отделение Чломмы не туманная перспектива, а план правящей Лиги, это было вопросом выживания. Если же она не поверит, запись разговора с главой Цогмы точно её убедит.
  
  Час за часом я расхаживал по квартире и репетировал свои тезисы. Ждал, когда она вернётся с кшатровских священнодействий.
  
  Но она так и не пришла домой. Прислала голограмму. Сказала, что должна остаться в храме. Ночью они с биантами сядут в круг и будут камлать и петь мантры, пока Чломма не скажет им, чего хочет и почему больше не кормит своих детей. Утром они поедут на свежую, только вчера пробурённую Цогмой станцию. Общаться с новыми креаторами с Марса.
  
  Отговаривать её было бесполезно. Подкралась глупая, почти детская обида на то, что она и не подумала принести мне геля из храмовых запасов.
  
  Ближе к ночи я обнаружил себя за проверкой информации Варрича. Сеть пестрила контентом, сделанным по заказу Лиги. Они ловко балансировали на грани мифа об отделении Организма. Цогма информировала людей о том, что эта катастрофа может произойти. Одновременно показывая, с каким скепсисом нужно воспринимать такие разговоры, чтобы быть в тренде.
  
  Лео притащил с другой планеты двух - трех добытчиков, которые не сделают погоды и раздул из этого сенсацию. Объявил в СМИ, что ситуация входит в прежнее русло, когда руслом этим и не пахло. Наверно, таким образом он гасил массовое недовольство. Отклеится Чломма или нет, а если Лига будет бездействовать, её свергнут ожесточённые гелевым голодом.
  
  Долгие часы я пытался уснуть. Виски пульсировали, дыхание застревало на уровне диафрагмы. Нескоро я провалился в тягостную муть полуосознанного кошмара. Во сне я шёл по улице и трогал прохожих. Все, к кому я прикасался, покрывались кровоточащими язвами. Со слезами на глазах я посыпал их хлорной известью и шёл дальше - искать Цанти. Хотел найти её и боялся, что найду.
  
  Проснулся я от чудовищного грохота. Кровать подо мной тряслась и плавно съезжала в сторону. Мне почудилось, какой-то великанский ребёнок взял кубик нашего здания в руки, чтобы поиграть.
  
  Комната дала крен, и с полок звонко посыпались тарелки и шаманские статуэтки Цанти. Керамическая фигурка Первоматери прилетела мне прямо в ухо и расквасила его в кровь.
  
  Семиэтажно матеря это недобожество, я со скоростью метеора оделся и выбежал на террасу. То, что я увидел снаружи, уверило меня - я всё ещё сплю.
  
  Чломма шевелилась. Её монструозная голова отклеилась от земли, под ней образовался просвет. Город дрожал и покачивался на волнах прежде неподвижных щупалец. Организм разминал конечности после двухсотлетней спячки. Подтягивал к себе отростки. Начинался шторм.
  
  Городское полотно бугрилось складками. Точно скатерть, которую схватили, чтобы сдёрнуть со стола. Теперь голова Организма зависла, не в силах подняться выше под гнётом выросшей на теле цивилизации.
  
  Башня Репатриации вдалеке замерцала красными огнями, покачнулась, заискрила и погасла. Шприцеобразное здание стало медленно падать.
  
  Лет десять назад я застал нехилое землетрясение в Австразии. Но оно не сошло бы и за демо-версию происходящего теперь в Кадансе.
  
  Тут и там уже горели пожары. На сороковом ярусе я едва слышал доносившиеся с улицы крики ужаса.
  
  Я подбежал к кранам с гелями, замахал треморными руками перед сенсором. Ничего. Изнутри подкатывали растущие симптомы отмены. Я вдруг вспомнил, что всегда до одури боялся боли.
  
  В два счёта я набил рюкзак тем, что подвернулось под руку. Вылетел на лестницу, пока электричество ещё работало. Свет погас, когда я, задыхаясь, шпарил вниз по бесконечным ступеням. Как раз вовремя - ещё пара минут, и меня бы замуровало в апартаментах с автоматическими дверьми. Что-то грохнуло, на голову посыпалась побелка, ступени под ногами поплыли. Я рванул во всю прыть.
  
  Стеклянная проходная была разбита в крошево. Сквозь дыру с окровавленными краями в панике лез полураздетый, босой, ничего не соображающий народ. Некоторые пёрли на себе пожитки или орущих детей. Снаружи воняло палёным мясом. Моё здание покосилось и едва сохраняло вертикальное положение. Обломки фасада падали, придавливая людей. Повсюду лежали тела. Топча их, жителя Каданса с воплями бежали не разбирая дороги.
  
  У меня на глазах толстенный щуп, на котором громоздилась пирамида торгового центра, освободился. Он выполз из-под горы стекла и металла, устремился к голове. В памяти мелькнуло, что внутри был марсианский зоопарк. Конус рассыпался, балки вперемешку с животными полетели с высоты. Лязг, писк, вой. Подхваченный общим потоком, я побежал. Земля улепётывала из-под ног, словно я нёсся по беговой дорожке.
  
  Прямо по курсу возникла запруженная людьми арка. Человек двадцать удерживали прыткий отросток Чломмы стальными тросами. Тщетно пытались закрепить их на земле. Щуп дёргался, извивался и никак не желал оставаться в путах.
  
  Люди орали, пихались и едва ли понимали, что творят.
  
  - Давай, держи её! Крепче!
  
  - Затяни потуже! Тянем на счёт три!
  
  - Куда прёшь, тварь!
  
  Как видно, рассудок помутился не у меня одного. Неужто они думали, какие-то тросы удержат древнее существо в миллионы тонн?
  
  Организм поступил мудро. Как ящерица сбрасывает хвост, он отсоединил пленённый щуп от длинного уходящего к голове мясистого рукава. Кончик его дохлой рыбой шлёпнулся на землю, брызжа голубым и оранжевым.
  
  Толпа издала коллективный неистовый рык. Они побросали инструменты. Накинулись на лужу, распихивая друг друга. Стали лакать с брусчатки. Ребёнок лет семи ловко шмыгнул между ног взрослых. Какой-то мужик толкнул его так, что тот отлетел на пять метров и разбил голову о торчащую дышлом в небо трубу.
  
  Изголодавшиеся за время дефицита и отключки гелей они совершенно озверели. Пацан дёргался в предсмертной судороге. Народ жадно вылизывал тротуар.
  
  Рвота подкатила к горлу. Позыв соперничал с диким желанием к ним присоединиться. Я протиснулся сквозь беснующуюся давку из тех, кому ничего не досталось, и побежал.
  
  Занимался рассвет. Город агонизировал.
  
  Я тонул в фарше из брусчатки, грязи и слизи, бегущей ручьями. Дорога под ногами собралась в гармошку. Я карабкался, срывая ногти, на всё новые возвышения, чтобы через секунду кубарем скатиться вниз. И уткнуться носом в мусорную кучу, лужу крови или обугленный труп.
  
  Вдруг шевеление прекратилось. Утих скрежет и грохот. Блеснула здравая мысль - челнок. В воздухе сейчас безопасней. Я найду челнок и вывезу Цанти из города. Бурю можно переждать в долине. Там нет обезумевших от гелевого голода и падающих зданий.
  
  Я вынырнул на чудом уцелевшую площадь искусств. Та озарялась багряными вспышками. Народ кромсал лазерными пилами живой фундамент консерватории. Ороговевшая плоть поддавалась туго. Кто-то добрался до мягкого мяса, брызнула флегма. Раздался восторженный вой.
  
  Размышлять о том, как быстро они начали пожирать богиню, на которую ещё недавно молились, не было времени. Сверху спикировал помятый аэрочелнок. Из него выскочила женщина, спотыкаясь, нырнула в толпу. Стала пробиваться к флегмовому гейзеру. Это шанс, понял я, и с разбега запрыгнул в брошенный транспорт. Задал координаты храма Цанти и устремился к ней.
  
  С высоты казалось, город вывернуло наизнанку. За одну лишь ночь сотни зданий превратились в руины. Улицы заполнились крошевом, мусором и телами. Деревья лежали корнями к звёздам. Я пролетел над Стеклянной аллеей. Вооружённые молотками подростки остервенело долбили бронированный аквариум. Внутри дразняще блестела рыжая гелевая артерия.
  
  Противостояние цивилов и изолятов обострилось донельзя. Она отклеивается! Катастрофа сорвала все рамки. Доселе сдерживающие людей условности лопнули. Особо стойкие и выдержанные объединялись в группы, пытались удержать щупы от шевеления. Какой-то безумец оккупировал подъёмный кран и придавливал отростки бетонными плитами. А вместе с ними и случайных людей.
  
  Те, кто раньше тайно вредил Организму, выползли из своих нор. Городские изоляты рубили щупальца. С железными прутьями в руках месили цивилов.
  
  Из динамиков приборной панели голосило радио, ведущая была на грани истерики:
  
  - ...аллергики захватили космопорт Каданс-сити. Городской кордон временно обесточен в целях эвакуации. Глава Лиги Цогма убедительно просит граждан сохранять спокойствие, спасательные капсулы уже в пути! Они эвакуируют население на орбитальную станцию Тананды в кратчайшие сроки. В городе работает более пятисот отрядов спасателей. Ищите зелёные челноки. Если их нет в зоне видимости, используйте любой аэротранспорт, чтобы покинуть опасную территорию...
  
  Я дико хохотнул и испугался собственного голоса. Много ли народу слушало трансляцию в такой час? А те, кто слушал, уже и так были в аэротранспорте.
  
  Мой коммутатор остался в квартире и наверняка был погребён под обломками. Я мог лишь надеяться, что Цанти не покинула свой храм и не была раздавлена его же потолком. О том, что её могли и растерзать в пылу драки за гель, я старался не думать.
  
  Жуткое предчувствие настигло меня уже на подлёте. Храмы издревле строили в местах силы. А в этом мире такие места были неразрывно связаны с ростками Чломмы. Шестнадцать цитаделей Каданса возвели на холмах, которые были буграми под кожей Организма.
  
  Из-за облаков пыли, гари и копоти видимости была совсем хреновой. Минут через пять моё предчувствие подтвердилось. На месте храма Цанти зияла глубочайшая борозда, уходящая за горизонт. Такие борозды, только в тысячу раз меньше, остаются в земле, если вытащить оттуда червя. Щуп выкорчевал себя из грунта, а вместе с ним и храмовый комплекс. Я завис над изрытой площадкой. Повсюду валялись осколки плитки, раскуроченные алтари и обрывки священных полотен.
  
  Меня парализовало. Не может быть! Я бы почувствовал, случись с ней что-нибудь. С трудом заставил себя дышать и ещё раз посмотрел вниз. Трупов видно не было. Может, она почувствовала, что происходит, и вместе с другими биантами вовремя ушла в безопасное место? Но где сейчас может быть безопасно?
  
  Нет, понял я. Моя Цанти не стала бы отсиживаться в убежище. Она скорее взяла бы арматуру и пошла крошить всех, кто посмеет навредить Чломме. Хотя с её ручонками... Думайте, варёные мозги! Сквозь пелену подступающей мигрени я пытался мысленно почувствовать её и понять, куда она могла направиться.
  
  Вдруг я ощутил тёплый толчок в спину. Не знаю, удалось ли мне её почувствовать или я себя убедил. Следуя наитию, я задал координаты нулевого километра Каданса. Места, где сейчас зависла голова Организма. И на ультразвуковой скорости полетел туда.
  
  Очень скоро впереди вырос чудовищный парящий пузырь. Он походил на воздушный шар, накрепко пришвартованный к земле канатами своих щупов. Я подлетел почти вплотную.
  
  Внизу, вместо погасшего силового поля, охранявшего голову от посягательств, стоял хоровод. Тысячи людей держались за руки, окружая своего бога. Я стал медленно снижаться, высматривая лицо Цанти, умоляя все известные мне силы мироздания, чтобы она оказалась здесь.
  
  Я летел уже совсем низко и мог рассмотреть, как люди с закрытыми глазами шевелят губами. Опустил стекло, и в челнок проник гул голосов.
  
  Гулко, певуче отовсюду звучало 'Haum anаdava... Chlomma ha omnidavass'.
  
  Тысячи танандцев повторяли ту мантру, что я столько раз слышал. Смысл которой постиг только теперь. В глубоком трансе, не замечая ни парящего над ними челнока, ни потоков слизи, лившихся с небес, люди заклинали Чломму остаться. Просили истово и слёзно.
  
  Мучительно долго я носился над кругом поющих, стонущих и молящих Высший Организм не покидать планету. Увидел её, когда уже потерял всякую надежду. Мокрая, растрёпанная, она стояла, держа за руки других. Я приземлился. Выбежал из челнока, стал её трясти. Никакой реакции. Цанти была в полнейшем отрешении.
  
  Я разжал её сведённые судорогой белые пальцы. Выдернул её из круга. Подхватил и потащил в челнок. Стоящие по бокам тут же сцепили ладони, замкнув кольцо.
  
  Она продолжала истово, экстатически твердить молитву. Стала медленно приходить в себя, когда мы уже вылетели за пределы города.
  
  - Нет-нет-нет, - заплакала она, когда осознала, где находится,- верни меня в Круг, немедленно!
  
  - Цанти, послушай меня, мы должны улететь отсюда. Я говорил с главой Цогмы, он сказал, что Организм будет отклеен. Цогма годами программировала креаторов на аллергию к гелям! Превращала добытчиков в изолятов! - я запнулся. - С помощью гипнокамер.
  
  - Я должна быть там, я должна быть с Ней, - по лицу её текли слёзы, волосы и одежду покрывала слизь. Не замечая ничего, она хватала меня за руки и умоляла её вернуть. Она меня не слышала.
  
  - Цанти, очнись! - я не сдавался. - Понимаю, тебе сейчас ужасно тяжело...
  
  Она зажмурилась и замахала руками.
  
  - Мне объяснил лично Лео Варрич. Цогма хочет её отделить. Чтобы спасти планету от усыхания. На них работают гипнологи по всей Тананде! Безопаснее всего нам будет на Земле...
  
  Не такой должна была быть моя ультра-убедительная речь. Но в текущих обстоятельствах Цанти пришлось довольствоваться урезанной версией. Внизу замерцали огни космопорта. Как странно, подумал я, здесь электричество работает. Видимо, коммуникации уцелели.
  
  - Ты...? Цогма? - осознание проступало красными пятнами бешенства на её лице. Ненавидящий взгляд опалил меня напалмом.
  
  - Ты! - выдохнула она. - Ты отправил моего мужа в пустоши! Всё это время создавал вражескую армию! Она калечила Высшее Существо! Которому! Я! Поклоняюсь! А теперь вырвал меня из Круга!
  
  - Послушай, я отключил гипнокамеру сразу же, как только узнал, клянусь! Я не хотел этого!
  
  - Думаешь, я хотела?! - она уже полностью отошла от транса и страшно кричала. - По-твоему, я хотела, чтобы изолятка забрала моего сына! Изоляты отняли у меня всё! Ты с ними заодно! Заодно с Цогмой!
  
  - Давай приземлимся в долине и поговорим хотя бы пять минут, я объясню!
  
  С воем она стала колотить меня кулачками, я же не выпускал штурвал.
  
  - На хер твои объяснения! Хочешь лететь на Землю?! Лети! Лети туда, пока я тебя не убила!
  
  Вспышка справа. Челнок покачнулся, удар! Кто-то открыл по нам огонь со стороны космопорта. Он ведь захвачен, понял я краешком сознания. Рефлекторно дёрнул штурвал, чтобы сделать пике. Уйти от нового выстрела.
  
  Но эта посудина уже была неуправляемой. Челнок забарахтался в воздухе. Нас закрутило, как носки в барабане старинной стиральной машинки.
  
  Не помню, насколько жёсткой была посадка. Знаю только, что я вырубился. А когда очнулся - изломанный, окровавленный, терзаемый гелевой ломкой, - уже вечерело. Я оглядел голую каменистую степь с редкой порослью сухостоя. Размозжённый нос челнока. Узорную паутину на лобовом стекле. И распахнутую пассажирскую дверь. Цанти нигде не было'.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Костёр чадил. Девчонка потянулась за палкой биосои, изогнутой в форме кочерги, разворошила угли в пепелище. В воздух подлетел рой светлячков, поднялся столб серой пыли. Вместо того, чтобы раскочегарить еле тлеющее пламя, она его погасила. Ильс подметил, что остальные изоляты обращались с огнём более умело.
  
  Три дня он урывками читал ей свою рукопись. Выкраивал час - другой между пахотой на котлованах и утомительными переездами от одного рта Чломмы к другому. И вот добрался до последних страниц. Их он записывал огрызком карандаша, полученным в одной из самых несбалансированных сделок в своей жизни. Пришлось отдать надсмотрщику раритетные наручные часы.
  
  - Не верю тебе! - воскликнула изолятка. - Если бы ты хотел увезти её на Землю, то мог бы и поторопиться! А не ждать отклейки.
  
  Ильс хмуро уставился вдаль, почёсывая затылок. Сидевшее там прошлое клубилось теперь призраками подле огня.
  
  Рыжеватое закатное зарево почти растаяло, съеденное хмурой синью. Температура катастрофически быстро падала. На горизонте виднелся холм головы Организма. Просыпаясь, Жартовский каждый раз с тревогой искал глазами знакомую розовую гору. Та до сих пор висела над планетой. Лишь иногда он ощущал небольшую тряску и поползновение кожных покровов.
  
  Лагерь уже затих до утра, только суховеи еле слышно гудели в карровых желобках и кратерах. Давным-давно, когда котлованы были маленькими колодцами, в этой части пустошей было море. Его выпила Чломма. Теперь воды не осталось, а каменистый грунт был испещрён лунками и лабиринтами борозд. По крайней мере, так утверждали наивные изолятские легенды....
  
  Она не выносила его молчания:
  
  - Выходит, ты не хотел улетать?
  
  Ильс поморщился, распознав надежду в её вопросе:
  
  - Хотел. Но ты права. Я сам выбрал быть тем, кто застрял здесь с тобой. Знать бы только, для чего мне оно понадобилось... - задумчиво протянул он. Накинул капюшон и плотнее запахнул жилет.
  
  'Видел бы меня в этих шмотках Охэнон, - вдруг пришла ему дурацкая мысль. - Ну и кто теперь самый настоящий изолят?!'
  
  Девчонка подобралась ближе. Сумрак заложил ей под глаза глубокие тени.
  
  - Ты говоришь, эта ваша Цогма сделала нас теми, кто мы есть. А вот и неправда! Я всегда ненавидела Эту. И не помню, чтобы хоть раз ложилась в гипнокамеру.
  
  - А ты вообще многое помнишь о своей жизни до пустошей?
  
  - Не особо. Всё как в тумане, - пробормотала она. - Мало ярких картинок. Наши говорят, дэфра нехило плавит мозги. Но без дэфры... сам знаешь!
  
  - Именно так внушение и работает, - вздохнул Жаровский. - Оно зашивается настолько глубоко, что ты и помыслить не можешь, будто когда-то было иначе.
  
  Она ковыряла струп на локте. Он потянулся к поленнице и закинул в совсем затухший костёр свежий кусок биосои. Изоляты собирали этот сорт древесины на границе зелёной зоны. Тепла биосоя давала немного, пахла бензином, зато горела медленно и освещала шатёр долгими часами.
  
  В тщетных попытках согреться Ильс целыми ночами медитировал над пламенем, чуть ли не макаясь в него носом. Иногда от этих потуг его спасала девчонка. Под вечер, когда становилось холодно, после чтения рукописи она залезала к нему в спальник и обнимала со спины. Прижималась грудью к его лопаткам. Становилось теплее.
  
  Жартовский даже успел в какой-то мере к ней привязаться. Посмеивался над собой и этой гаденькой симпатией с налётом стокгольмского синдрома. Наверно, дело было в эффекте переноса. Он слишком много рассказал ей о Цанти.
  
  Она сновала вокруг костра, взбудораженная рассказом:
  
  - И бианту не спас, и сам не улетел! Видать, тебя смерть не пустила. Ты умрёшь здесь, потому что вы все умираете.
  
  - Ты тоже умрёшь, - отмахнулся он. - И не факт, что позже меня.
  
  Изолятка нахмурилась:
  
  - Почему?
  
  - Ты участвуешь в боевых вылазках, сражаешься с цивилами, питаешься чем попало и сидишь на дэфре.
  
  - А чем дэфра хуже воды? Вы, земляне, все до единого сидите на наркотике под названием вода и жутко страдаете, когда её нет!
  
  Ильс кутался в спальник и сооружал из его края подобие подушки. Ответил, зевая:
  
  - Может, оттого и умираем...
  
  Она забралась к нему под покрывало и уже привычно обняла со спины. Но сегодня всё было иначе. Её рука против обыкновения не легла ему на живот, а скользнула ниже.
  
  Ильс засопел, но пытаться делать вид, что ничего не происходит, было бесполезно. Она злорадно зашептала:
  
  - Я не умру. Моя жизнь будет в новом существе, которое я приведу в наш мир.
  
  - Уж точно не с моей помощью!
  
  - Да ну? - хихикнула она, двигая рукой под толщей спального мешка. - Мне нравится слушать про твою бывшую жизнь. Расскажи мне, что было потом! Когда ты очнулся? Вы упали, а дальше?
  
  - Отвяжись.
  
  - И не делай вид, будто тебе не нравится. Рассказывай давай.
  
  - Или что?
  
  - Или будет как в прошлый раз, помнишь?
  
  - Думаешь, меня возбудит, если ты шарахнешь меня электричеством?
  
  - Ты и так возбуждён, Землянский.
  
  - А ты и так уже знаешь, что было дальше. Мой челнок подбили. Возможно, твои люди, захватившие космопорт. Ммм... Мы спикировали прямиком в пустоши. При посадке я разбил голову и сломал пару рёбер. Оххх, девочка, что же ты делаешь...
  
  - Не отвлекайся, что было потом?
  
  - Пару дней я питался витаминными капсулами из аптечки. Идти не было сил. Лежал в челноке и ждал смерти. Пока на меня не наткнулся ваш патруль. Угодил к вам в плен. От голода и потери крови почти ничего не соображал. Меня притащили в ваш лагерь. Надели электроошейник... Ммммм, давай не так сильно, ага?
  
  - Ты тоскуешь по своей бианточке? Хочешь снова её увидеть? Отвечай!
  
  - Полегче, а не то ты ускоришь развязку моей истории...
  
  - Отвечай!
  
  - Да, чёрт тебя подери! Тоскую! Мне не хватает её, ясно! Какого хера ты ко мне привязалась?
  
  - О, да... Это я и хотела услышать. Ляг на спину и помоги мне. Только медленно. И говори.
  
  - Я постоянно о ней думаю. Жива ли она? Даёт ли Цогма им гели из резерва? Или она прозябает без помощи, пока я здесь... Твою мать!
  
  - Продолжай!
  
  - Пока я здесь торчу с вами, проклятыми изолятами! Ммм! Ты совсем охренела?!
  
  - Мне прекратить? А может вот та-а-ак?
  
  - Не будь у меня этого ошейника, я бы тебе врезал!
  
  - Врёшь! Ты бы не стал так делать! Тебе же нравится!
  
  - Хочешь проверить?!
  
  - А знаешь что, давай проверим! Я отстегну эту штуку! Ну как, скинешь меня теперь или продолжим?
  
  - Ну щас ты у меня получишь! Выгни спину!
  
  - А ты заставь меня!
  
  - Так ты хочешь?!
  
  - Да! Ещё!
  
  - ...
  
  - Она красивая? Красивее, чем я? Отвечай!
  
  - Да, она ангел, она совершенство...
  
  - И кого ты хочешь больше!?
  
  - Ммм!
  
  - Ну же!
  
  - Тебя!
  
  - Тогда давай сильнее!
  
  - Давай потише... Я сейчас...
  
  - Хочу детёныша от парня с большой земли!
  
  Ночь прорезал вопль. Она вцепилась в него клещом, и он не смог бы отстраниться, даже если бы хотел.
  
  - Как твоё имя, чудовище? - спросил он, лёжа лицом к небу и обнимая её.
  
  - Анчисс...- прошипела она ему на ухо жарко и удовлетворённо.
  
  Он отвернулся, стараясь не вдыхать её запах.
  
  Она натянула на них покрывало и через несколько минут засопела. Её имя мучительно звенело у него в голове, он уже слышал его прежде. Ильс выждал не менее получаса, пока не удостоверился, что она глубоко спит. Шею больше не сдавливал ошейник, и дышалось непривычно легко и сладостно.
  
  Он очень аккуратно высвободился из липких объятий. Тихо и спокойно сложил в рюкзак свои пожитки. Собрал разбросанные по земле флакончики дэфры, выпавшие из поясной сумки Анчисс. Бесшумно выскользнул из-под тента, защищавшего от дождя.
  
  И тут его пронзило воспоминание. Имя изолятки красной нитью вплеталось в засорённое сознание того злополучного креатора. Имя обрамляла кайма ненависти и жажды мести. Тогда в своём кабинете на семидесятом ярусе 'Ниббаны' Ильс долго копался в его голове. После сеанса Финн простил даже своих родителей, но только не её. Ильса передёрнуло. Образ ребёнка с безъязыкой чёрной дырой рта встал в картинку недостающим паззлом.
  
  В отдалении раскатисто запел какой-то упившийся дэфрой надсмотрщик. Никем не задержанный Жартовский пробрался к шатру Анчисс.
  
  У приоткрытого полога босиком в одной рубашонке стоял мальчик. Ветер спутал его светлые волосы в один большой колтун. Колени поблёскивали свежими кровоподтёками.
  
  - Рэйми? - тихо позвал Ильс.
  
  - Ты не мой папка, - раздался строгий голосок в его голове. Нутро онемело. Прежде он не общался с телепатами. Он присел на корточки. Осторожно потрепал ребёнка по худому плечу:
  
  - Нет, парень. Конечно, нет.
  
  Глаза ребёнка постоянно меняли цвет, куда быстрее, чем у матери.
  
  - Но ты отведёшь меня, - голосок всхлипнул, - к Цанти?
  
  - Мы постараемся её найти.
  
  - Она там! Я чувствую! - Рэйми указал пальчиком на запад. - Пойдём скорее!
  
  - Не вопрос. Давай только раздобудем какую-нибудь одёжку. Путь неблизкий.
  
  - А я не чувствую холода, - жутковато улыбнулся беззубым ротиком Рэйми, и Жартовский на секунду усомнился, не придумывает ли реплики немого ребёнка его воспалённый ум.
  
  Он поёжился от ветра:
  
  - Хотел бы я похвастаться тем же!
  
  Ильс обчистил шатёр. Присвоил маленькую аптечку, набор выживатора с батончиками протеина, баллон с водой. Порадовался, найдя тёплую камуфляжную куртку с вшитым бронежилетом. Ему она налезала только на одну руку, и в неё был закутан Рэйми. Уже на выходе из палатки не удержался от издёвки и пяткой начертил на земляном полу сердце.
  
  Его вдруг окутало уютное спокойствие. Он посадил ребёнка на плечи и двинулся на запад.
  
  Он не боялся нарваться на патруль изолятов. Не боялся заплутать и умереть от истощения. Жартовского страшило лишь то, что чутьё маленького мутанта приведёт их к очередному котловану.
  
  
  
  

Глава пятая

  
  
  
  Рэйми оказался толковым проводником. Он задолго мог предсказать расположение стоянок изолятов. Знал, где искать водные кратеры.
  
  Тысячи лет эти места были укрыты ледником. А затем талая вода проела в известняке узорные канальцы и трещины. Выточила плоские платформы. Они шагали по этим мостовым, перепрыгивали расщелины. Разбивали ноги о кочки и застревали сапогами в каменных розетках.
  
  Кое-где землю покрывала скомканная отклейкой кожа Чломмы. Она становилась толще по мере приближения к голове. Ильс выяснил, что на вкус кожица напоминает сырой куриный фарш и вполне может поддерживать его на ногах.
  
  Вскоре карровые поля кончились, и они ступили в зелёную зону. Здесь уже текли ручьи, росли ягодные кусты, встречались грибницы.
  
  Неделю в пути Рэйми почти ничего не ел. Утверждал, что ему это не нужно. Отключать чувство голода он научился, как только попал в пустоши. Он прекрасно помнил, как это произошло. Но не мог объяснить, почему не услышал мыслей Анчисс, когда та решила увезти его. Не мог её прочесть.
  
  Может, там и читать было нечего, решил Ильс, и Рэйми был благодарен ему за эту мысль.
  
  Ильс никогда не работал с детьми. Он заворожённо наблюдал за ребёнком со смесью жалости и научного интереса. Травма Рэйми расцветала подобно хищному цветку, когда он слышал имя Анчисс. Цветок этот годами пожирал его едва сформированную психику.
  
  Об изолятке он говорил 'эта'. Совсем как жители пустошей, говорящие о богине Чломме. Анчисс стала для Рэйми таким же сверхсуществом. Тем, от кого зависело выживание и тем, кто доставлял немало боли.
  
  Днём они топали вперёд. Ночью жгли биосою и отсыпались. Ильс продолжал записывать в потрёпанный альбом повесть о своих похождениях. Рэйми показывал ему свои воспоминания из раннего детства.
  
  Цанти была хорошей матерью. Не слишком тревожной и не слишком отстранённой. Она дружила с сыном в свойственной ей неподражаемой манере. Финн катал его на ховере, усадив перед собой. Ручонки Рэйми едва дотягивались до руля. Отца Рэйми помнил слабо - лицо его было кашей цветных пикселей. Выглядело это жутковато, особенно, когда Финн приближался и целовал сына в лоб.
  
  Очертания каменных рук, сложенных в мудры, показались вдалеке на девятый день похода. Ильс едва узнал в них главные ворота Каданса. Катастрофа основательно потрепала изваяния. Несколько пальцев откололось. Сакральные знаки, оберегавшие город, превратились в пошлые жесты. Жартовский горько усмехнулся.
  
  Каждый час пути добавлял пейзажу новые удручающие детали. От частокола небоскрёбов остались лишь редкие уцелевшие здания. Перекошенные, изуродованные.
  
  В лучах солнца угадывалась плёнка защитного купола. Перегоревший во время отклейки кордон активировали.
  
  'Стало быть, в городе восстановили нечто близкое к порядку', - обнадёживал себя Ильс. Он почти не чувствовал усталости благодаря дэфре. Но с ужасом предвкушал: последствия многодневного похода навалятся на него вместе с ломкой, когда он захочет слезть с убийственного желе.
  
  - Она там, - прозвучал в сознании голос мальчика, - мы совсем близко!
  
  За эти дни Жартовский привык к малышу и чётко видел его мыслеобразы. Но от картинки, сверкнувшей в уме на сей раз, он поспешил отгородиться. Вид больной и измученной Цанти, лежащей на каких-то драных циновках, вызвал такой мощный спазм в теле, что стало трудно дышать. Живота у неё больше не было.
  
  - Что с ней? - через силу спросил Ильс ребёнка.
  
  - Маме плохо, - последовал лаконичный ответ.
  
  К вечеру обнаружилось, что на подступах к Кадансу раскинулся огромный палаточный лагерь.
  
  Ночью они с Рэйми ступили на территорию выселок. Здесь обретались городские аллергики, выдворенные за периметр столицы. Раскрывшие себя изоляты. Исторгнутые городом отбросы, без навыков выживания. Люди потерянно шатались от шатра к шатру, будто только очнулись после долгого наркоза. Они зависли в междумирье, не нужные цивилизации и чужие для пустошей. Те, кто не впал в прострацию, были озлоблены. Между ними то и дело вспыхивали драки за еду.
  
  Ильс всматривался в измятые лица и всё искал глазами Охэнона. Не могла какая-то отклейка сломать такого богатыря. Конечно, он жив.
  
  На Жартовского с ребёнком никто не обратил внимания. Они прошли сквозь палаточный город, точно невидимые. Приблизились к городскому порталу. Ростовая панель экрана потрескалась, но идентификатор уцелел. Чёрное зеркало моргнуло, озарилось сетью помех. Возник дрожащий портрет.
  
  Ильс не узнал себя на голографии. Это было лицо незнакомца с широко распахнутыми наивными глазами. Снимок из Центра подготовки на Земле. Под анкетными данными горел жёлтый статус 'пропал без вести'. Система нашла и Рэйми. Его аватар был узнаваем ещё меньше. За два года ребёнок вырос и полностью трансформировался. В его профиле мерцал красный статус 'признан погибшим'. Портал тренькнул, в защитной плёнке кордона образовалась арка.
  
  Внутри на Ильса тут же накинулось двое пограничников, вооружённых плазмабластерами. Молодой высоченный танандец придержал его за локти. А древний дед, явно землянин, прислонил к шее чёрный цилиндрический прибор. Ильс отвык видеть старость и изумлённо разглядывал пожухлое лицо солдата. Укол! На экранчике устройства мигнул зелёный индикатор.
  
  - Цивил, - коротко бросил старик.
  
  Жартовский дёрнулся и смахнул с шеи капельку крови:
  
  - Эй, я не подписывал согласия ни на какие анализы! - он попытался заслонить собой Рэйми, но ребёнок совершенно не интересовал бойцов.
  
  - Вашего согласия не требуется! - хмуро пробасил дед в камуфляжной форме. - Проверка обязательна для всех совершеннолетних, прибывающих в город.
  
  Ильс оглядел пейзаж.
  
  Так называемый город едва ли напоминал прежний Каданс. Бомжеватого вида пристройки и навесы мостились к скособоченным домам. Холмы плоти Организма прорвали узорчатую плитку, выворотили коммуникации и торчали посреди улицы, напоминая подкожные гнойники. Несколько усохших отмирающих щупалец Чломмы тянулось вдаль над головой. Держались они на жилах и молитвах. Под ногами хрустели осколки.
  
  - На что меня проверяли?
  
  - На аллергию. Видели толпу снаружи? - сердито откликнулся боец с белыми кустистыми бровями и ненавязчиво поправил кобуру на поясе, - вы свободны.
  
  Второй помоложе оказался более любопытен:
  
  - Что с вами приключилось? Вы цивил, но прибор показывает, что гелей у вас в организме не было страх как долго!
  
  - Это страх какая долгая история, - Жартовский взял Рэйми за руку, - если мы свободны...
  
  Их не удерживали.
  
  Над площадью висел мрачный запах гнили.
  
  'Уж лучше бы они обрубили дохлые щупы', - с болью подумал Ильс.
  
  Атмосфера в столице царила гнетущая. По улицам разгуливали солдаты, увешанные оружием, как ёлки украшениями. Все они были в серой форме земных глобальных войск. На стенах пестрели агитплакаты с абсурдными лозунгами: 'А ты уверен, что твоя жена не изолят?' или 'Мама с папой не пьют гелей? Обратись в центр соцзащиты!'
  
  Откуда мама с папой должны взять гели, плакат умалчивал. Ситуация прояснилась, когда Ильс вышел из хлипкого фанерного тоннеля, укрывавшего прохожих от стройки. Он уткнулся в спину мрачному гражданину в зимнем ватнике. Несмотря на обычные для сухого сезона двадцать градусов выше ноля, того трясло и знобило.
  
  - Вы семьдесят восьмой. Они сказали, примут только сорок. Остальных - завтра, - с мукой в голосе пожаловался он.
  
  - Так чего же вы ждёте? - спросил Жартовский без изысков.
  
  - Ну, знаете ли! - с ненавистью воззрился на него человек. - Я буду стоять! Подожду! Завтра буду первый.
  
  Ильс огляделся. Дальше, насколько хватало глаз, змеилась очередь. Он стал пробираться сквозь озлобленных ожидальцев.
  
  - Эй, свалил отсюда, это моё место!
  
  - Крыса! - шипели со всех сторон.
  
  Вдали Ильс разглядел сферический шатёр. Над ним торчал флаг с голубым и оранжевым инь-янем. Туда, под логотип Цогмы, остервенело стремилась очередь.
  
  'Пункт выдачи гелей!' - догадался Жартовский. Великое стояние за государственной порцией флегмы и цоджа.
  
  Собрав гущу проклятий, Ильс и Рэйми с трудом протиснулись к краю толпы.
  
  Чломма, когда-то делавшая этих людей пассионариями, учёными и созидателями прогресса, теперь делала их просто больными, жаждущими лекарства. Она невозмутимо висела над нулевым километром, будто раздумывая о следующем шаге. У древнего существа было много времени. В отличие от людей Каданса. Видя их похмельные зеленоватые лица и трясущиеся руки, Ильс с горечью думал, что им только и остаётся домучивать свой короткий век в таких очередях.
  
  Вдруг Рэйми сорвался с места и побежал. Он нырнул в переулок между двумя массивными жилыми корпусами. Дома были разрезаны землетрясением пополам. Внутренности ярусов просматривались, как у слоёного торта в разрезе. Типовые апартаменты с балконом и телестенкой превратились в прибежище бездомных.
  
  Рэйми петлял меж ягодных кустарников. Он бежал, а белые ягоды с хлопками лопались у него под сапогами. Жартовский еле поспевал следом. Они резко затормозили около вывески отеля 'Калабрия'. Некогда помпезный центральный вход был занавешен грязной полиэтиленовой шторкой.
  
  Внутри стоял чад и вонь готовки. Орали какие-то дети. Деловито сновали мужики с автоматами. Рэйми влетел в один из номеров без двери. Припал к куче тряпья в углу.
  
  Ильс не слышал, что он ей говорил. Только жалобное 'ыыы...' и такой знакомый шёпот. Мальчик отсёк канал их ментальной связи. Это было между ним и его матерью.
  
  Жартовский не решался приблизиться. Боялся увидеть изуродованное лицо, боялся, что от неё ничего не осталось.
  
  'Дошли', - подумал он, прислонился к стене и осел на пол.
  
  Ребёнок хныкал, Цанти плакала, Ильс не мешал. Лишь осторожно посматривал на то, как они сплелись после невообразимо долгого расставания. Время шло, и они медленно успокаивались.
  
  - Эй, - позвала она слабым голосом, - иди к нам...
  
  Ноги не держали. Он подполз, лёг рядом и обнял их. Нащупал её спину под ворохом одеял. Цанти почти растаяла. Под рукой Ильса оказались кости дистрофика. Длинные косы были срезаны до плеч. Но это была она.
  
  - Не надо было мне тогда тебя бросать в пустошах, - пролепетала Цанти и подняла на него зарёванные глаза. Радужка почернела и полностью слилась со зрачком.
  
  - Ага. А мне не надо было работать на долбаную Цогму, - срывающимся голосом ответил он.
  
  Она ласково улыбнулась и лицо её просветлело:
  
  - Идиот... ведь тогда мы бы никогда не познакомились.
  
  - Ты не ранена? У меня есть кое-что, тебе станет лучше, - он достал последний флакон дэфры.
  
  Цанти жадно вцепилась в пробирку и выпила её одним махом. На губах её образовалась алая плёнка.
  
  - Как ты нашёл его? - затрясла она Ильса, ожив. - Как ты сделал это, котлован тебя забери, Жартовский! Мы искали Рэйми два года!
  
  - Тише, Цветочек, - успокоил он бианту, - я же говорил, что эпизодически успешен. Похоже, нам посчастливилось наблюдать один из таких эпизодов.
  
  - Если ты мне снишься, я проснусь и убью тебя!
  
  - Ну и чем закончилась твоя предыдущая попытка?
  
  Они долго перешёптывались, а Рэйми уснул, лёжа между ними. Цанти нервно гладила волосы сына. Сбивчиво говорила, озираясь, будто ждала удара, то и дело теряла мысль.
  
  - Мелкого больше нет. Я потеряла его в день, когда добралась до города. Шла несколько дней. Ползла. Военные приняли меня за изолятку. Сканер на вратах был отключен... Я думала, ты мёртв. Я думала, сама не доживу до утра после этого.
  
  Кшатра почти полностью уничтожена. Горстка моих людей оккупировала эту гостиницу. Цогма устроила пункты выдачи гелей для бывших служащих. Мы только и можем, что воровать их запасы, лишь бы выжить. Это крохи. Посмотри на меня Ильс, я съезжаю с катушек...
  
  - Я рядом. И не дам тебе съехать с катушек. Съеду вместо тебя, если окажется, что кто-то должен.
  
  Её колотил озноб.
  
  - Мне перепадает стакан цоджа раз в три дня, и тогда я могу ходить. А если везёт на флегму, то могу думать, - Цанти ускоряла речь, комкая слова. - Дэфра - хуже, чем молотом по голове. Не больно, но глупо-глупо. Она здесь большая редкость. Почти всю забирают силовики с Земли.
  
  Жартовский вздрогнул, узнав 'глупый-глупый' характерный для пустошей говор. Цанти под дэфрой превращалась в свою сестру, и это было отвратительно.
  
  - Откуда здесь земные военные? - спросил он осторожно.
  
  - Земля присылает новые отряды миротворцев каждую неделю. Спасительная миссия, - с презрением выплюнула она. - Они захватили власть, Ильс. Ходят слухи, Лео Варрич мёртв, но точно никто не знает. Теперь тут заправляет глобальное земное правительство. Так говорят. Из моего положения видимость так себе, - она закашлялась.
  
  - Надо выбираться отсюда.
  
  - Они вывезли с планеты только элиту. Избранных. Ни на Марсе, ни на Земле нет свободного места для беженцев. Эвакуацию остановили.
  
  - Говорят, многие кантуются на орбитальной станции...
  
  - Предатели! - прошипела Цанти. - Настоящие танандцы не бросили Первоматерь. Мы остались здесь, рядом с ней! Даже теперь! Хотя город стал той же пустошью. С той лишь разницей, что изоляты знают как в ней выжить, а мы нет! А этот кошмарный звон, ты слышишь его? - Цанти спрятала голову в тряпье и застонала.
  
  Жартовский похолодел. Никакого звона он не слышал, а галлюцинации очень плохо поддавались лечению без гипнокамеры.
  
  - Цанти, посмотри на меня! О чём ты?
  
  - Они привезли ультразвуковые установки с Земли, - через силу проговорила она. - Мы с биантами называем их звонари. Хотя с какими биантами, - она всхлипнула, - теперь мы никто. Мы больше не чувствуем Чломму. Звонари глушат её вибрации. Я больше не знаю, как она себя чувствует! Я глохну...
  
  Он молча гладил её по голове.
  
  - Мы с изолятами поменялись местами, - продолжила она, когда отдышалась, - ты ведь был у них, так? Ты почувствовал, как они активизировались? Теперь у них нет приступов, Ильс. Нет приступов! А мы, те, кто слышал Чломму, глохнем от невыносимого звона...
  
  - Теперь понятно, - начал было Жартовский и оборвал себя на полуслове. Ему стала ясна причина аномальной активности Анчисс.
  
  - ... Может, ты был прав. Надо было бежать, когда мы ещё могли, - приговаривала Цанти. Она забилась в угол, обняла колени и мерно раскачивалась из стороны в сторону.
  
  - Шшш... - он прижал её к себе. Рёбра под грязным балахоном выпирали, как струны открытого рояля. - Я помогу тебе. Просто будь здесь, хорошо?
  
  - Не уходи, мне страшно.
  
  - Я принесу тебе гелей, - сказал он единственное, что могло её убедить, - я найду их, ты снова её почувствуешь.
  
  - Это невозможно, Жартовский.... - она снова зашлась кашлем и прижала ко рту скомканный платочек. - Чломма больше не даёт гелей, все станции добычи брошены. Креаторы пытались. Слишком сильная боль. В пунктах выдают мизер, который только дразнит... Где ты их добудешь?
  
  'Понятия не имею!' - подумал он.
  
  - Привести сюда Рэйми тоже было невозможно. Но я это сделал, так?
  
  Она дергано подоткнула одеяло спящему ребёнку.
  
  - Сделал.
  
  - Верно, - он встал и покачнулся от головокружения. Поправил рюкзак, который прирос к спине за дни похода из пустошей. - Сделал, потому что ты - кто? Ну, скажи...
  
  - Твоя девочка, - улыбнулась она так ясно, словно вспомнила лучшее, что с ней случалось.
  
  - Точно, моя, - произнёс он, отводя глаза.
  
  - Ильс?
  
  - Я здесь.
  
  - Пожалуйста, будь осторожен. Ты выглядишь как аллергик. Я видела Охэнона на Октановой площади. В петле. С табличкой 'Смерть изолятам'.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Зудящая вина подгоняла Жартовского шагать быстрее. Он нёсся по раздолбанному городу и высматривал признаки станции добычи. Узнал её по колючей проволоке, ядовито-жёлтым запрещающим знакам и голограммам с черепом и костями. Земляне явно перестарались с театром безопасности.
  
  Он протиснулся меж заграждений. Стал рыскать между плит, перекрытий и руин. Лишь час спустя наткнулся на ржавеющий фуникулёр у входа в подземный тоннель. На удачу дёрнул рубильник, и спуск озарился морковным светом. Он полез вниз, срывая о рельсы мозоли на ладонях.
  
  Станция была подтоплена, под мясным потолком мостились погнутые металлические укрепления. Чломма пыталась сжаться и зарастить искусственные проходы. Давление превратило титановые балки в загогулины. Лампы мерцали, нагнетая жуть.
  
  Ильс долго плутал в тесных лабиринтах, напоминавших кишечник. Чудом набрёл на отсек добычи. Сотни капсул мостились по обеим сторонам коридора. Двери их были распахнуты. Повсюду валялась брошенная аппаратура. Несло плесенью.
  
  Он шагнул в первую попавшуюся капсулу. Отогнул истерзанный кожаный полог кокона. Край был отодран от мякоти, торчал гигантским заусенцем. Как видно, последний креатор выбирался из ложа в спешке, не выдержав боли сопряжения с Чломмой. Крючки для спецкостюмов пустовали.
  
  Следуя безумному порыву отчаяния, Жартовский залез внутрь как был, в простом комбезе.
  
  Кокон неожиданно нежно обволок его, оставив свободной лишь голову. Ильс почувствовал себя гусеницей, что готовится стать бабочкой. Он протянул пальцы к выемкам. Туда, где находились резонаторы.
  
  О, Ильс прекрасно знал технологию сопряжения нервной системы с Чломмой. Клиенты описывали ему этот процесс сотни раз. Пальцы помещаются в выемки, нащупывают выступающие шарики металлических резонаторов. Мысленная команда произвести сопряжение и... вот оно.
  
  Жартовский не ожидал, что контакт произойдёт без спецкостюма и действовал безо всякой надежды. Но подушечки пальцев лизнул ток. И тут - зрение отключилось. Моментально, словно в отсеке добычи погас свет.
  
  Его закаруселило в водовороте сверкающих искр. Он понял - то были сотни тысяч креаторов, прошедших через Чломму. Она помнила их всех. Бережно хранила слепки их личностей внутри себя. Каждый светящийся шар имел свою плотность и аромат - уникальный, как энергетика человека. Чломма знала их лучше, чем они сами.
  
  Поток нёс его выше, вестибулярный аппарат колбасился в истерии. Светящиеся шарики сформировали коридор и тот начал сужаться. Расщелина стиснула его тело, подкатила тошнота. Он сдержался и попытался расслабиться.
  
  Сочное упругое тепло обхватило его и понесло глубже. Крохотным участком сознания он припомнил: акцептор должен не рассказывать ей о внешнем мире. Но слушать истории о её вечной жизни. Границы его личностной капли таяли и растворялись в ментальном океане Гиперорганизма. Чломма была беспредельна. И фантастически красива.
  
  Удар. Затылок обожгло болью. Ильс снова был оголённым ребёнком с незаросшим родничком. В этот центр уязвимости вошла пика. Он был пронзён насквозь. В сознание потоком хлынули ужасающие картины.
  
  Он наблюдал, как люди ожесточённо раскраивали плоть Чломмы. Пленённая собственными щупами, она была не в силах оторваться от планеты. А люди исступлённо резали, полосовали её кожу, чтобы добыть хоть каплю геля. Свёрла, пилы, тесаки...
  
  Рты Высшего Организма распахнулись в агоническом крике. Люди не слышали - они продолжали кромсать. Чломма обрывала живые конечности, лишь бы прекратить эту муку. Рук у неё оставалось всё меньше. Мёртвые, отсечённые куски плоти жили в поле её внимания. Она чувствовала, как те переваривались в желудках людей. Гнили и кисли под дождём.
  
  Жартовский превратился в орган восприятия. Стал тоннелем. Вся невыразимая боль Чломмы ехала через него громыхающим составом.
  
  Неимоверным усилием он нащупал то открытое и восприимчивое, что осталось в ней после пережитого. И послал в центр её сознания мысль о прощении.
  
  'Я прощаю людей за то, что они со мной сделали',- подумал Ильс. Эта мысль вирусом поселилась в сознании Организма. Стала их общей мыслью. Чломма была мудра. Чернота начала отступать. Ильс удвоил внимание на всепрощающем импульсе. Боль постепенно начала притупляться, а картинки пыток - сереть и блёкнуть.
  
  'Я позволяю людям быть такими, какие они есть', - подумал он, и эта мысль размножилась и превратилась в многослойную голограмму в сознании Чломмы. Она восприняла её не на словах, но телесно. Боль понемногу смягчалась, её место занимало разочарование. Чломма ничего не ждала от людей. Но и не была готова к такому обращению.
  
  Жартовский погладил шарики резонаторов онемевшими ладонями и погрузился глубже.
  
  В разуме Чломмы было всё. Безграничная картотека произошедшего и возможного будущего. В том числе и он сам. Человек, умевший настраивать чужую психику, как музыкальный инструмент. Он нашёл в рядах её базы памяти себя и распахнул створки образа.
  
  Это было против правил поведения акцептора, но весь их контакт изначально был против правил.
  
  Его крошечный тридцатилетний жизненный опыт был поглощён Чломмой в долю секунды. Теперь она знала, как управлять своими реакциями и менять убеждения.
  
  Естество её в благодарности обняло человека. Картинка тут же переменилась. Жартовский оставался принимающим тоннелем. Но теперь сквозь него текли не картины о боли и страдании. А восхитительные моменты единения с людьми. Годы радостного слияния с цивилизацией, которую Чломма успела полюбить и сделать частью себя.
  
  Ильс видел новорождённых, лежавших на её отростках в момент первого вдоха. Видел всех растворённых в её котлованах. Он видел, как энергия умерших гелями перетекает в живых. Все люди говорили с ним. Каждый хотел поведать свою историю. Те начинались задолго до рождения и не заканчивались после смерти. Вплетались в единую канву мироздания. Истории были разными, но все они были об одном. Чломма рассказывала о себе, Ильс внимал.
  
  Он видел жизненный цикл её родной планеты. Там были тысячи ей подобных организмов. Каждый, вырастая, покидал дом в поисках пищи и коммуникации. Чломма была молодым созданием, но далеко не бессмертным. Впереди ей грезились другие миры. К ним она, не повторяя прежних ошибок, уже не будет так крепко привязываться.
  
  Ей было страшно одиноко. Поколения людей, выросшие на её теле, не могли заменить существ родного вида. Она алчно глотала энергию от общения с человечеством, но то были попытки укрыться носовым платком как одеялом.
  
  Ильс переполнился состраданием. Плавно оно трансформировалось в неодолимое желание помочь. Высший Организм заставлял быть с ним целиком и полностью. Эмоционально, телесно, умственно. Вытягивал на поверхность нерастраченное тепло. Ни в кого и никогда он не погружался так глубоко и не включался так самозабвенно.
  
  Тайны Чломмы проходили сквозь него, а он обнимал их всей своей сутью. В глубине гиперсознания забрезжила радость. Трепетное предчувствие. Она ощущала себя понятой и имеющей право на существование.
  
  Теперь они полностью слились. Жартовский отплывал всё дальше от берегов самосознания. Забывал, кто он есть и кем был.
  
  Вдруг он почувствовал пульсацию. Кокон ритмично сдавливал его, калейдоскоп вселенных засверкал перед глазами. Чломма закончила расширяться и теперь сжималась, и он вместе с ней. Изображение постепенно начало тускнеть и отдаляться.
  
  Он пережил тысячелетия и с трудом вспомнил своё имя, когда открыл глаза.
  
  Выпростал своё тело из кокона. И обомлел. Комбинезон растворился вместе с тонким слоем ороговевшей кожи. Он был розовым и мягким, точно младенец. Организм отпустил его в последний момент, нехотя. Ещё немного и он бы начал таять и оплывать, как труп в котловане.
  
  В ячейке под раструбом пузырилась целая лужа оранжевого геля. В подсобке Ильс раскопал под горой хлама годную форму креатора. Усмехаясь, со скрипом напялил её - по полному праву. В той же кладовой он нашёл пятилитровую склянку и бережно собрал в неё цодж. Лишь тогда он позволил себе глоток. То был самый вкусный глоток за всю историю глотательного рефлекса.
  
  
  
  ***
  
  
  
  Много ли останется от личности, если выкачать из неё всю фантазию? Высосать вакуумной трубкой энергию и оставить только инстинкт продолжать дышать? Жартовский предпочёл бы не знать. Но Цанти демонстрировала ему этот феномен каждый день.
  
  Новая жизнь началась с просмотра квартир. Жартовский прошёлся по уцелевшим корпусам цифровой коммуны. Киборги, как самый рациональный пласт общества, покинули Каданс. По слухам, они теперь жили в Тамбале, к югу от скопления Карминовых холмов. Несколько жилых комплексов стояли опустевшими.
  
  В роскошных пятикомнатных апартаментах с видом на ушедший под землю аквапарк Ильс нашёл два трупа. Судя по степени разложения, ребята только готовились к киборгизации. И повесились, как только Чломма начала отклеиваться. Он утилизировал тела в квартирном аннигиляторе мусора. И перевёз в новый дом Рэйми и Цанти.
  
  Прошёл месяц после возвращения в цивилизацию. Жартовский всё чаще приходил к Чломме. Лабиринты её памяти казались бесконечными. Расходились словно корни древа вглубь почвы времени и безвременья. Горше и тоскливей становилось ему раз от раза, когда происходила разрядка, возникал цодж и сеанс заканчивался.
  
  Гель позволял Цанти двигаться, говорить и даже временами изображать неврастеничную улыбку. Но все неподражаемые ужимки - Ильс перебирал их в памяти, как сокровища, в плену у изолятов, - растворились. Она больше не выдумывала сказок на ровном месте. Не играла словами.
  
  Она разочаровывалась в себе, и наблюдать за этим было пыткой. Не отпускала от себя Рэйми ни на шаг, но не могла и быть рядом с ним без мучительной тревоги. Не знала, куда себя девать и о чём с ним говорить.
  
  За ментальные проявления её биантской сущности отвечала флегма. Жалкие порции из цогмовских палаток активировали её на несколько минут. Ильс выстаивал в очередях целые сутки, лишь бы увидеть тень её прежней. Призрака, давно оставшегося далеко позади на линии времени. Мнимое родство душ оказалось заслугой гелей. Принять этот факт было выше его сил.
  
  Каждый день без флегмы углублял раскол в её душе. Цанти рассказывала бессвязные истории, срывалась с плача на смех. Она стремительно тускнела и увядала, но наотрез отказывалась от терапии. Боялась, что техники Ильса сделают её изоляткой. Что она потеряет свой внутренний стержень.
  
  Её преследовала навязчивая идея. Одна мысль третировала её, ела живьём и не давала спать. Она будила Жартовского по ночам и ревела:
  
  - Я убийца, слышишь?! Я заставила Финна пройти сеанс в гипнокамере. А теперь он наверняка мёртв! Из-за меня. Если бы я вела себя по-другому, он не пошёл бы к тебе на промывку мозгов. Не стал бы проклятым аллергиком.
  
  - Цветочек, - отвечал ей Жартовский, - как ты думаешь, у человека есть свобода выбора или события предопределены?
  
  - Я... уже не знаю теперь. Не всё ли едино?
  
  - Вот именно! Если мир развивается по заданному сценарию, он неминуемо ушёл бы в пустоши. Как бы ты себя ни вела. В том нет твоей вины. А если свобода воли существует, то он сам сделал свой выбор. И сам несет за него ответственность.
  
  Цанти разучилась слышать не только Чломму. Но и любые разумные доводы. Соображала она с каждым днём хуже.
  
  Ильс знал - психика бианты изувечена. Знал и то, что именно это его и привлекло в ней изначально. Странный узор её расстройства был завораживающе красив в свете излучения Чломмы. И оказался уродлив и жалок в свете изменившейся реальности.
  
  - Послушай, летим на Землю! - повторял ей Жартовский, с каждым днём меньше желая её согласия.
  
  - Нет. Хочу быть рядом с ней. Пусть даже я ничего не чувствую... Не хочу умирать на чужой планете.
  
  Ноги ей обнесло нервической сыпью, она расчёсывала голени до крови, когда он заводил эту тему.
  
  - Ты не умрёшь. Медицина на Земле не такая отсталая, как тут принято считать. Мы тебя починим! - говорил Ильс, уже не веря самому себе.
  
  Его неодолимо влекло в Чломму. Со временем он перестал лгать себе, что погружается в неё только ради геля для себя и Цанти. Он не мог улететь с Тананды.
  
  Во время этих сеансов погружения в мякоть Организма Ильс испытывал потрясающие откровения. Видел фрактальные картины происхождения и эволюции человечества, рождение и распад галактик и миров.
  
  Всё преходящее, говорила Чломма. Единственное постоянство мироздания - перемены. Вселенные испаряются как роса. Даже трава, на которой лежат эти капли, завянет. Но однажды на её месте вырастет новая. Прими эту изменчивость, говорила она.
  
  Цанти, конечно, чувствовала отдаление Ильса. Несмотря на звонарей, которых включали два - три раза в сутки, она оставались восприимчивой. Что и говорить о Рэйми-телепате. Для него все мысли Жартовского были написаны на лбу крупным разборчивым почерком.
  
  Раз вечером Ильс засобирался на станцию добычи. Малыш преградил ему путь. Встал на пороге их нового дома и обнял Ильса за колени.
  
  - Ты любишь мою маму? - прозвучало в голове Жартовского.
  
  - Ох, парень, это сложный вопрос, - мысленно ответил он.
  
  - Вопрос простой. Да или нет?
  
  Он молчал.
  
  - Если ты её любишь, то не станешь больше делать тех погружений, - продолжал детский голосок.
  
  - Я добываю для неё гель, - выдал заготовленное оправдание Ильс, - без него она сходит с ума.
  
  - Она сходит с ума не из-за гелей. Просто она такая. Это скоро пройдёт, обещаю! Не ходи больше в Чломму.
  
  Жартовский в нетерпении попытался отделаться от ребёнка:
  
  - Разве твой отец, креатор, не занимался тем же самым?
  
  - Добытчики испытывают боль! Есть разница!
  
  - Ах, так вот в чём дело! - деланно изумился Ильс. - Терпеть боль где-то ещё, кроме как рядом с ней, мне можно. А испытывать радость - нет? Почему, Рэй?
  
  - Ты заставишь её плакать. Раз не видишь, ты слепой.
  
  - Зато ты у нас слишком много видишь и знаешь! Никто не может заставить её плакать кроме неё самой. Остальное - манипуляция.
  
  - Ты делаешь ей плохо!
  
  - Плохо ей делает отсутствие гелей! Она зависима, парень. Химия организма, понимаешь? Потребности тела сильнее любых возвышенных чувств!
  
  - Ты ошибаешься! - закричал малыш.
  
  - Рэй, если я к ней не приду, она отклеится. Она мне так сказала. Мама этого не переживёт.
  
  Это был запрещённый приём.
  
  Руки мальчика бессильно опали. Он отошёл в сторону и пропустил Ильса. Сгорая от возбуждения и отвращения к самому себе, Жартовский снова отправился на станцию добычи.
  
  Он не знал, воспринимал ли Чломму в моменты погружения как женскую сущность. Но знал, что любил её. Не той абсурдной недолюбовью, которая неизбежно сменяется собственничеством и ревностью. А любовью божественного толка, всепроникающей и неизбывной. Без ожиданий со второй стороны.
  
  Прежде мир выдавал ему моменты безмятежности лишь по капле, обрамляя их месяцами тревог. Теперь концентрат счастья изливался на него водопадом. Каждый сеанс объединения психики с Чломмой завершался небывалым катарсисом, взрывом.
  
  Тяга к ней возникала всё чаще и труднее поддавалась контролю.
  
  В некий момент он перестал хотеть Цанти. Мог кончить, только если думал о погружении.
  
  Оказывается, всю жизнь за его соитиями наблюдал мысленный контролёр. Он помнил: весь этот кайф - примитивная уловка природы. Вознаграждение за акт, ведущий к размножению.
  
  Природа создавала иллюзию удовольствия, чтобы он размножился. Он прикидывался, будто хочет размножиться, чтобы стало хорошо. Ни капли правды во всём действе. Сладчайшие оргазмы оттенялись дурацким привкусом. Столько лжи ради кратких минут псевдонаслаждения, которое даже не было абсолютным. И рисковало быть полностью испорченным случайным касанием, посторонним запахом или даже мыслью!
  
  Только внутри Чломмы он испробовал сорт телесного восторга без примеси обмана. В ней был свободен от вины. Перед брошенной на Земле Уной, перед садисткой из пустошей, перед маленькой бедной Цанти. Он перепутал всех женщин обитаемых миров с Чломмой.
  
  Цанти любила Высший Организм, жила им с самого рождения. Но даже она не постигла всех его глубин. Даже она за всю жизнь не подошла к Чломме так близко, как удалось Жартовскому. Он гордился этим. Он стал жаден до Чломмы и не желал опошлять эту сверхсвязь ревностью обычного человека, пусть и бианты.
  
  - Где ты берёшь цодж? - спрашивала она, исподволь его разглядывая.
  
  Он всегда находил ответ:
  
  - Меняю, ворую, достаю. К тому же я нашёл пункт выдачи для сотрудников Цогмы. Там нет таких кошмарных очередей, как на Октановой площади.
  
  Цанти верила или делала вид. Ильса это уже не волновало.
  
  Он подробно конспектировал в своей рукописи путешествия вглубь Организма. Раз за разом перечитывал эти отрывки, приходя в неимоверное возбуждение. Отныне его занимала только работа над повестью о танандских похождениях и общение с Чломмой. Остальное он считал вынужденным отдыхом между эпизодами реальной жизни.
  
  Как-то вечером после очередного бестолкового секса Цанти вдруг поймала его руку и с ужасом воззрилась на пальцы.
  
  - Жартовский, у тебя ногтей нет.
  
  Он внимательно изучал потолочные трещины. Так внимательно, будто читал в них ответы на загадки мироздания.
  
  Цанти с безумной надеждой вцепилась в него и затрясла:
  
  - Что происходит? Ты должен мне сказать! Твоя кожа..! Ты растворяешься?
  
  Ильс взял её руки в свои и посмотрел прямо в глаза:
  
  - Послушай, без флегмы, я знаю, тебе видятся странные вещи...
  
  - Мне не видится! Я не сумасшедшая! Ты растворяешься!
  
  - Я. Не. Растворяюсь, Цанти, - по слогам произнёс он. - Вчера ты видела гримасы в очертаниях облаков, утром - лицо своей матери в зеркале. Тебе нужна помощь. Я могу помочь.
  
  - Растворение... - бормотала она. - Раз творение, два творение, три...
  
  Резко вскочила с кровати, схватила с полки банку геля.
  
  Ильс привстал, дёрнулся:
  
  - Не делай этого.
  
  - Боишься? - взвизгнула она, поднимая банку над головой. - Куда ты постоянно ходишь и откуда берёшь цодж?!
  
  - Какой ответ ты хочешь услышать?
  
  Цанти завыла сиреной. Швырнула пузырь в окно. Тот с треском отскочил от бронированного стекла. Разлетелся в труху. Гелевая слизь заляпала пол абстрактным узором.
  
  Жартовский замер.
  
  - Ты в порядке? Не порезалась?
  
  - Признайся! Признайся мне! А хочешь, - она вдруг дико захохотала, - хочешь, я тоже признаюсь тебе кое в чём?
  
  - Это действительно тебе необходимо?
  
  - Я нашла Финна! Да! Нашла его. Он живёт за кордоном. В лагере под городом. Я обещала, что приду к нему. Он мог умереть из-за меня в проклятых пустошах, ты понимаешь?! Я обещала, что никогда больше не сделаю ему больно...
  
  - Ты всегда поступала наилучшим образом из доступных...
  
  Цанти суетно принялась запихивать в пакет свои артефакты. Она каждый день приносила с улицы разноцветный мусор и сортировала его по цветам и категориям. Камушки, палочки, обёртки. Дохлые стрекозы, стекляшки и огрызки. Однажды притащила чью-то оторванную кисть. Она твердила, что разложит 'элементы' в правильном порядке, и всё станет как прежде.
  
  На шум прибежал Рэйми. Ребёнок в слезах метался за ней по комнате, пытаясь не то помочь, не то остановить.
  
  Жартовский был не в силах на это глядеть. Он молча вышел из дома и отправился на станцию. Влез в свой любимый кокон и забылся на шесть часов, вместо четырёх обычных.
  
  Он всегда ставил таймер рядом с дверцей капсулы и постепенно растягивал время процедуры. Выявлял, как долго мог пробыть внутри и не раствориться. Время это всё увеличивалось. Тело адаптировалось к погружениям, а Чломма берегла его, не желая терять.
  
  Вернулся домой он под утро. Опьянённый эйфорией погружения, насвистывая, оттащил в сторону слайдер обесточенной двери. Общая комната была залита светом.
  
  Открытая рукопись валялась на полу. Рядом лежал коммутатор Цанти. Над ним висела её голограмма. Запись была поставлена на повтор:
  
  - Ты не виноват. Я всё сама! Ты не виноват. Я всё сама!
  
  'Сама - сама - сама', - эхом запульсировало у Жартовского в висках. Голосочек повторял коротенькую запись. Он бросился к альбому. Принялся судорожно его перелистывать, будто ища себе оправдание. За то, в чём не был виноват.
  
  Догадка пронзила его. Он сорвался и побежал обратно на станцию добычи.
  
  'Не могла же она знать всеобщий земной язык настолько хорошо!' - колотилась в уме последняя спасительная мысль. Или всё же могла? Достаточно хорошо, чтобы прочесть имена своей сестры и своей богини. Понять, что Ильс с ними связывал.
  
  Жартовский ворвался в отсек с капсулами и полетел вглубь станции. В самом тупике кишки коридора за пологом темнела тень.
  
  Вопль защемило в спазмированных лёгких.
  
  Он подскочил к таймеру и забегал пальцами по кнопкам. Тот был заблокирован. Отсчитывал сорок восемь часов. Сквозь полупрозрачную розовую мембрану Ильс увидел два тающих тела. Двое оплыли до неузнаваемости, почти слились воедино.
  
  Плотину контроля сорвало. Ненависть к себе захлестнула его, затопила до краёв, полилась изо рта и глаз. На краткий миг он захотел последовать за ними. Ещё секунда, и голова его лопнула бы, испачкав мозгами креаторский отсек и кокон, растворяющий его семью. Тех, кого он забросил, словно ненужные вещи, погрязнув в Чломме. Но Жартовский слишком хорошо знал: ненавидеть себя смертельно опасно.
  
  Тело всё решило за него. Из самосохранения оно перенесло ненависть на другой объект. На ту, кто была повинна в его помутнении. В припадке он стал рвать и грызть коконы. Кидаться на мякотные стенки, бесстрастно слушающие его вой. Жартовский орал, срывая голос. Клял Чломму за то, что она с ними сделала. За то, что она сделала с ним. Двое за пологом смотрели на него уже пустыми глазницами.
  
  Горло наждачкой разодрал кашель. Совсем как в плену, когда на его шее искрил шоковый ошейник. А он всё пытался отползти от границы, которую преступил. Сердце зашлось в пароксизме. Он понял - это приступ. Хотел потрогать лицо, но руки отнялись. Его перекосило.
  
  Содрогаясь и корчась, он очнулся на кушетке под ярким светом дневных ламп. Руки и торс облепляли датчики анализаторов. Человек в серой униформе пожал его вялую, как варёный осьминог, ладонь:
  
  - Отличный результат, доктор Жартовский! Тестирование завершено!
  
  
  
  

Эпилог

  
  
  
  Резкий запах антисептика. Гул в ушах. Стеклянная панель, а за ней - тысячеэтажные людские ульи и зудящий многоярусный транспортный поток. Цветастые огни сотен экранов и голограмм. Матово-серая дымка смога.
  
  Жартовский водил глазами по предметам. Зрение, привыкшее к текстурам симуляции, теперь воспринимало действительность как рисованный мультфильм.
  
  - Я не... - прохрипел он и замотал головой.
  
  Смутно знакомый тип изобразил казённую улыбку:
  
  - Интерактивная программа окончена. Можете оценить интенсивность вашего опыта по десятибалльной шкале?
  
  Из угла кабинета иронично поглядывала медсестричка с неправдоподобно багровыми губами. Та самая, что настойчиво рекомендовала пользоваться только безгелевой продукцией...
  
  - Опыт? - прошептал Ильс.
  
  - О, простите, вижу, ваши показатели стресса немного выше рекомендуемой нормы. Но почему же вы не попросили остановить симуляцию? Впрочем, вы большой молодец, - заверил его инструктор, не слушая ответа, - ваша реакция на сценарий удовлетворительна.
  
  - Я до сих пор в симуляции?
  
  Служащий похлопал его по плечу:
  
  - Не больше, чем всю жизнь до теста Цогмы на профпригодность, заверяю вас!
  
  - Сколько же я был там? - запаниковал Ильс. - У меня прошло больше года...
  
  - Час вашего бесценного времени. Поздравляю, вы приняты. Мы полагаем, вы подходите для работы в условиях Тананды.
  
  Душная тревога нахлынула с мыслью о Цанти. Она не может быть выдумкой, никак не может! Он вцепился в эту фразу как в душеспасительную молитву. Твердил её на разные лады, повторял, шевеля губами:
  
  - Она настоящая. Настоящая!
  
  Пульс ускорился и сбился с ритма. В кабинет вошли два крепких санитара.
  
  - Настоящая! - произнёс Ильс, заглядывая им в глаза.
  
  Парни мягко, но настойчиво придержали его под руки и повели в комнату для реабилитации.
  
  Инструктор проводил Жартовского утомлённым взглядом и обернулся к медсестре:
  
  - Что-то его потряхивает! Кажется, мы немного переборщили с мощностью, а, Тэмми?
  
  Девушка озабоченно изучала показатели Ильса на экране:
  
  - Знаю, но сверху пришло распоряжение увеличить параметры харизмы Цанти на десять процентов. Сегодня утром. А относительно смерти ребёнка я изначально была против!
  
  - Которого из?
  
  - О, Эл, прекрати! Конечно, обоих! - она невесело вздохнула. - Парни с ярко выраженной патриархальностью тяжело воспринимают такого рода витки сюжета.
  
  - Ясное дело, сам такой же... И всё-таки он неплохо справился, как считаешь?
  
  - Ещё бы! - закивала медсестра. - Первый раз вижу такое развитие истории. Обычно они сбегают с планеты, прихватив с собой бианту или аллергика из пустошей на выбор. Тебе, между прочим, какая больше нравится?
  
  - Обе ничего! - хохотнул Эл, отзеркаливая свою коллегу. - Но я-то в своём интерактиве видел совсем других барышень. Их физические данные, голоса и манера трахаться компилируются под каждого игрока симуляции персонально. Собирательные образы из лучших черт бывших партнеров и истории просмотра порно в Облаке.
  
  Тэмми нахмурилась:
  
  - Серьёзно? А я-то гадала, зачем ты вечно пересматриваешь записи своего учебного погружения!
  
  Он отвернулся и пробурчал:
  
  - Я проводил, кхм, аналитическое исследование своих показателей!
  
  Девушка ревниво подняла бровь и тут же вывела на экран статистику просмотров:
  
  - Глубоко аналитическое, не сомневаюсь! - опечаленно протянула она.
  
  Замолчали. Каждый погрузился в работу, делая вид, будто разговор касается только профессиональной сферы.
  
  Нескоро она решилась нарушить тишину:
  
  - Слушай, Эл, а там вообще есть выбор? Кандидат может завершить интерактив счастливым финалом? Скажи, у меня ведь уже зелёный уровень допуска!
  
  Тот замялся, но ответил:
  
  - Ну, если честно, выбор минимален. Что бы ни делал тестируемый, как бы себя ни вёл, программа вызовет у него ненависть к Чломме. Иначе как они будут отрезать этого монстра от Тананды без эмоциональной ненависти? Вяло и безучастно. Пока будут копаться, он сожрёт остатки несчастной цивилизации!
  
  - Ладно, с ненавистью понятно, а как насчёт любви? - она, затаив дыхание, вглядывалась в лицо инструктора.
  
  Эл упорно не замечал подтекста беседы:
  
  - По сюжету, даже если ты сбегаешь на Землю с одной из этих штучек, они обе скоро умирают. Не могут выжить без привычных им вибраций Организма. Это тоже вызывает у кандидата целевую эмоцию - ненависть к Чломме. Нам безразлично, как испытуемый пройдёт сюжет. Важны лишь его реакции.
  
  - Не слишком гуманная программа, - поджала губы Тэмми. Пальчики её сортировали в воздухе графики пиковых переживаний Ильса. - Но реагировал он достойно.
  
  Эл с нежной гордостью расплылся в улыбке, словно отец, наблюдающий первые шаги сына.
  
  - А какой экспрессивный гнев! Нет, ты видела, как он кромсал это уродище? Такие люди нам нужны!
  
  Тэмми взмахнула кистью, и система сохранила обработанные данные Ильса Жартовского в базе данных.
  
  - Он тебе явно понравился. Ты даже был с ним приветливее и мягче обычного.
  
  Эл выжидательно переводил взгляд с неё на часы.
  
  - Чистая случайность! - усмехнулся он. - Цогма платит мне не за приветливость, а за каждого проверенного кандидата. У тебя ещё какие-то вопросы?
  
  Щёки её порозовели.
  
  - Может, расскажешь мне поподробнее за ланчем о том, почему тебя беспокоит судьба этой планеты? Ты так самозабвенно трудишься ради её спасения...
  
  - Угум, при случае. Узнай, пожалуйста, наверху, скольких ещё мы тестируем сегодня. Я пока начну писать отчёт.
  
  Когда смущённая Тэмми покинула кабинет, Эл с удовлетворением занёс новое имя в Список. В нём уже числилось 7428 его подопечных. До повышения оставалось 572. Наконец-то Эл сможет оплатить кредит за аэрокар!
  
  Он с нетерпением ждал, когда проект войдёт во вторую фазу. Каждую неделю в рейс отправлялись тысячи бойцов, ненавидящих Чломму и готовых самозабвенно отделять её от Тананды. Зона росчищей ширилась день ото дня. Такими темпами уже через два - три месяца Организм отрежут. Поместят в сеть и отволокут на земную орбитальную станцию Цогмы.
  
  Вот тогда-то на Земле и начнётся золотой век! Лига станет кормить паразита земным биоматериалом. Можно будет забыть об ужасах перенаселения. Пятнадцать миллиардов лентяев, не желающих осваивать голые и холодные планеты - это слишком тесно.
  
  Цогма одним махом решит сразу несколько болезненных проблем. Избавится от колонии, подрывающей авторитет глобального правительства. Решит вопрос утилизации лишних человекоединиц. Обеспечит ресурсами Землю. Гели потекут рекой. В самом деле, сколько можно питаться пресными углеводными брикетами.
  
  Он же, Эл, взлетит по карьерной лестнице в компании-монополисте на гелевом рынке!
  
  Ну а Тананда? Эл отогнал непрошенную мысль. Кого волнует, что без Чломмы планетка вымрет. Дефицита в людях нет. Главное, Земля заживёт!
  
  
  
  ***
  
  
  
  Пассажир маялся в тесном боксе для искусственного сна верхней палубы космолайнера. Он лежал и ждал, когда же распылят анабиотический газ, чтобы отключиться и прекратить думать. Его сознание завихрялось вокруг единственной мысленной конструкции. Простой, как трижды восемь. Мучительной и неотвязной, как боль всех зубов разом.
  
  Цанти, думал он. Цанти. Она существует! Он найдёт её и больше не повторит своих ошибок. Спасёт свою девочку.
  
  На сей раз он не позволит Чломме поглотить его. Он будет отдирать мерзотные щупальца этой твари от планеты, пока не стешет руки по локоть. А потом, если потребуется, будет делать это культями. Станет жечь её отростки каленым железом, зальёт рты-котлованы бензином. Изничтожит космического выродка, чего бы оно ни стоило.
  
  Идея эта елозила по мысленному фону так яростно, что протёрла в нём дыру. Жартовский, бывший убежденным пацифистом, всхлипнул от ужаса. Потянулся к рюкзаку. Трясущимися руками откопал в нём редчайшие сокровища. Бумажный альбом и огрызок карандаша.
  
  - Записать! И станет легче... Вылить на бумагу, и всё пройдёт... - дрожащим шёпотом успокаивал он себя.
  
  Открыл чистый лист и, не узнавая собственный почерк, вывел: 'Как я попал на Тананду? Уже не верю, что это была случайность...'
  
  
  
  

От автора

  
   Если вы дочитали эту книгу, напишите отзыв! Я молодой и никому не известный писатель, для меня очень важно узнать ваше мнение о произведении. Благодарю за ваше время и внимание.
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"