Аннотация: Продолжение цикла историй о зависимых людях. Рассказ повествует о том, как главный герой встречает настоящего ангела, сошедшего с библейских страниц.
- Я люблю курить.
- Я тоже. Надеюсь никогда не брошу. Мне нужно что-то стабильное в жизни.
- Это великая роскошь. - Затянули тонкие губы сигареты марки Kiss.
- Зависимости у нас крови. Простите за каламбур. Без них весь мир рухнет.
- Возможно. - Её голос был как дурман, он полнил уши табачным дымом.
В воздухе пахло развратом и амфетаминами. Её белая сорочка, накинутая на голое тело, отдавала пластмассовой пошлостью. Моветон.
Мы стояли на балконе и смотрели на самый обычный двор. Я бы мог тут родиться, прожить и умереть. Пусть меня закопают в песочнице, а она будет продолжать выходить на балкон, курить и смотреть на моё разлагающееся среди песочных замков, лицо.
Но началось все до смешного нелепо. Жизнь подкинула игральную кость. Я постучал в дверь. Выпало двенадцать. Дверь отворилась. Я проиграл.
На пороге стояла она. Один быстрый взгляд, и я потерялся в дремучих лесах папоротника и хвои её радужек. Я упал на колени, нацепил красный ошейник и подал ей поводок. В голове заиграли Gorillaz, "She"s My Collar". Моргнув, все вернулось на свои места, а из ее квартиры звучали Blur, "Girls And Boys".
Она наклонила голову и спросила:
- Вам чего?
Голос, призраками прошлого, гладил по спине. Черное каре, обнимала тонкую шею. Я бы мог порезать свои запястья об её скулы.
- Алло? Связь с землёй потеряна? - Вопрошала она.
- Да. Что прости? - Вернулся в мир я.
- Связь.
- Можно и так сказать.
- Что-то хотели? - Она склонила на бок голову.
- Может сходим перекусим?
- Куда?
Мы молча сидели в Макдональдсе и смотрели друг другу в глаза, она улыбалась. Тут принесли наш заказ, ей самый большой бургер, который был в меню. Сок стекал с её тонких пальцев, но лицо было полностью чистым. Я взял два маленьких, но из-за веществ от еды воротило.
- Зачем ты заходил?
- Разве теперь это важно?
- Просто интересно.
- Ошибся подъездом. - Уклончиво отвечал я.
На самом деле, несколько часов назад, Лёха попросил меня отнести пакет с вещами, и дал адрес. Это было по пути к университету, так что я согласился. Но по нелепой случайности, карты показали мне неверный дом, из-за чего я встретился с ней.
- Ого, смотри! - Она вскочила из-за стола, схватила меня за руку и поволокла в направлении выхода.
- Что там? - Чуть не упав, вставил я.
Мы вышли на улицу, а по ней шёл военный марш из нескольких колонн вооруженных до зубов монахов. Кто-то был одет в офицерские костюмы, а кто-то в камуфляжные рясы. Во главе столпотворения ехал танк.
- На таких в 93м расстреляли нашу свободу. - Произнёс я.
Мы держались за руки и смотрели на современный крестовый поход.
- Как твое имя?
- Ева.
У меня всегда было дуальное отношение к женщинам. С одной стороны, это библейские существа, подаренные нам по образу и подобию ангелов, дабы хоть как-то облегчить страдания. С другой стороны, история про запретный плод.
Но нельзя их винить, я уверен, что именно людские черты извратили низ посланный нам дар. В моей голове теория Дарвина живет в одном мире с ветхим заветом. Мы были просто обезьянами, как вдруг пришли Адам и Ева, и начали диктовать свои правила. Наш вид, из поколения в поколение, передавал только два навыка - извратить и трахнуть. Терроризм сидит у нас под кожей. Мы убили Адама и спаривались с Евой, пока не получился Homo Sapiens. Потом они всех по переубивали, и по перетрахали. Так получилось наше общество. Долгий путь мутаций и вот он - сверхчеловек залипающий в экран. Мы ничего не можем с собой поделать, животные чувства управляют нами. Сначала включается первый протокол: и мы рушим всё, что строили долгие годы. Потом второй: и мы делаем в руинах детей. Передавая все наши проблемы по наследству.
Я пусть и знал, про эти законы, но ничего с собой поделать не мог. Первый протокол запущен. Теракт, взрывы во всех отделах мозга. Кругом паника и крики. Связь с рациональным потеряна.
Бодрствуйте и любите, чтоб не впасть в искушение: дух бодр, плоть же немощна.
- А почему его зовут "Зуб"? - Спрашивала она, теснясь голым телом к моим рёбрам.
- Кому-то нос рассёк передним зубом. - Отвечал ей я.
Эти изгибы, они чаруют. Лучи тёплого солнца, чуть касались её кожи. Нежность в каждом сантиметре. Не уходи никогда. Ты всё что я искал.
- Чем ты вообще занимаешься?
- Я журналист.
- О чём пишешь?
- О путешествиях. Обычно, в пределах черепной коробки.
Она посмеялась.
- Ты странный.
- Время такое. В кого не тыкни, все странные, ни одного нормального человека на улице.
Она была моей музой. Рядом с ней я чувствовал себя поэтом. Мы разговаривали на совершенно другом языке. В мою голову приходили великие мысли, она цитировала классиков. Время в комнате замирало, и мы уносились куда-то в даль открытого космоса. Все что было за пределами стен - не важно. Гибли цивилизации, рождались супер новые, большой взрыв. А мы где-то в мгновении между пустотой и целой вселенной.
Её веселила моя походка, а мне не нравился её макияж. Она не любила целовать меня после сигарет, а я был влюблен в пейзаж её глаз. Я обожал её смех, а она мой.
Первый протокол обрубил электричество всем нейронам в мозгу, а второй вновь запустил еле бившееся сердце. Может я способен измениться? Ради неё я готов на всё. В её взгляде, я отражался другим человеком, каким хотел бы видеть себя.
Я сменил свою зависимость. Теперь она мой главный поставщик эмоций. Жаль, что бюрократический ад, который мне предстоит пережить прежде чем получить штамп: "Снят с учёта зависимых", ехидно ждал момента, пока я не ударюсь об кирпичную стену реальности.
Сообщить товарищам о своём намерении я не решался. Просто обозначил некоторую непредсказуемую переменную в моих планах, и что они в её жизни - персоны нон грата. Она не должна обжечься об черноту моей тени, растянувшуюся уже на километры позади меня.
В то же время, я был убит пронзающим лазером в сердце. Мой труп вечно семенил где-то рядом с ней. Пока она чуть касалась ногами пола, хоть это и было лишь видимостью для конспирации. На самом деле, она парила над землёй, на своих белых, излучающих яркий свет, крыльях. Иногда появлялось ощущения, что только я их замечаю. Безразличие больших городов, убило в нас всякую возможность, заметить красоту божественного, окружающего наш мир. С языка сладострастно, якобы случайно, слетало её имя.
- Ева. - Лепетал я.
- Что? - Из другой комнаты кричала она.
- Может заведём кого-нибудь? - Криком отвечал я, плюхаясь в ванной.
- Кого например?
- Ну не знаю, котёнка или щенка.
- Я не люблю собак.
- Что? - Не расслышал я.
- Собак!
- Тогда кота.
- Не люблю шерсть.
- Лысого.
- Пугают уверенные в своей истине.
Тут она скользнула по дверному косяку ванной комнаты, и сказала:
- Нужно что-то артхаусное и камерное.
Через несколько дней, я принёс в её квартиру фикус. Назвали Сариэль, потому что стоял он прямо около унитаза.
- Так что такое религия? - Спросила она.
- Это когда ты веришь во что-то, без каких-либо вещественных доказательств. - Ответил я.
- А убежденность?
- Наивысшая степень уверенности, та самая вера.
- А как можно быть в чём-то убежденным, без явственно доказанного аргумента?
- В этом и кроется, главная опасность людей. Им не всегда нужны причины или доказательства, иногда во что-то можно просто поверить.
- Поверить, ну и что дальше?
- А это, самая главная уязвимость людей. Иногда можно просто поверить, и не пытаться разобраться или что-то сделать.
- Ну так, а где же тогда истина?
- Где-то посередине. - Произнёс я и облизал взглядом её голени.
- Хватить глазеть, дай мне уже сходить в туалет. И вообще, брысь отсюда! - Прошипела она сидя на унитазе.
Фикус стоял рядом с ней и одобрительно колыхался на сквозняке из окна.
Жизнь потихоньку складывалась. Я был счастлив, и думаю она. Я растерял всю свою злобу и ненависть, и сублимировал в чувства, которые раньше не испытывал. Она открыла какой-то тайный запасной выход в моей душе и впустила туда лучи света, а в них свой обнажённый силуэт. Кто-то наконец окунулся в пучину моей головы и не утонул в ней, а очистил омут. Я был живой. Я был настоящий.
Или мне так казалось.
- Он может глубоко и чувственно описать все оттенки обыденности, но всё что касается интимной части, там он груб и прямолинеен. У них там не принято выражать свои глубинные чувства, а из-за этого у всех них происходит массовая истерия и сдвиг по фазе. Оттого они и рукоплещут от всех возможных видов изврата. - Говорила она, попивая молочный коктейль через трубочку.
- А мне честно говоря нравится это в них. Чем глубже прятать, тем больше аппетит. - Отвечал ей я.
- Возможно.
- Меня влечёт его серость. Будто погружаешься в те 60-ые, но не как в кино, а в настоящие. Такое же серое как наше, только еще и мобильников нет. А потом резкий удар чем-то багровым, в виде описания минета, в каком-то сумеречном лесу теней. Вот что такое настоящий магический реализм.
- А мне и Гоголь нравился, было в нем что-то диссидентское.
- Я в школе не любил книги. Помню как однажды всё же решился и прочитал Капитанскую дочку, после чего всю ночь плакал. На этом моё знакомство с литературой и закончилось. Потом только в универе начал много читать, когда узнал, что бывают действительно интересные авторы.
- Ну классика - это база. Самые первые кто додумался использовать какой-то теперь изъезженный троп, оттого и считаются гениями.
- Я вообще не до конца понимаю зачем нужна литература в школе. Я иногда перечитываю что-то оттуда, и понимаю, что в юные годы бы не понял всей глубины мысли. Я бы не осознал ту тоску которую мне хотели показать. Такое способно только оттолкнуть от чтения.
- Может в этом и цель школы?
- Возможно.
- А я любила стихи.
- А я нет. Не понимал в чём их суть, и для чего они нужны. Если книжки ещё хоть как-то укладывались в голове, мол ну не было тогда еще кинематографа, то вот стихи, я думал что это вообще чушь.
- Поэтому ты сейчас и учишься на техническом, и всю жизнь будешь жалеть, что тогда не понимал грации рифмы.
- Ты в коричневом пальто,
А я исчадье распродаж.
Ты - никто, и я - никто.
Вместе мы - почти пейзаж.
- Из Бродского согласно только с тем, чтоб не выходить из комнаты. - Мы украдкой посмеялись.
- А мне нравится как ты одеваешься. - Сказала она и улыбнулась.
- Первый постулат моей философии ненависти: одевайся так, чтоб даже для пост-панка, было слишком странно.
- Это как?
- Сегодня ты в длинном пальто и сорочке, завтра в спортивном костюме с лампасами. Послезавтра - всё вместе.
- Тогда, послезавтра, я занята! - Она захихикала.
- Так, мне срочно требуется отлучиться в туалет. - Произнес я и встал из-за стола.
Всё шло как нельзя хорошо, всё было под моим чутким контролем, и в рамках заявленного плана. Но для достижения поставленных задач, требуется некоторое время, а также умение ждать.
Дорожка белого снега испарился с блестящего фаянса унитаза, и ужалила прямо в мозг. Нейроны в черепной коробке зашевелились, а в ногах появилась лёгкость.
Колоться больше возможности не представляется, но и просто взять и бросить всё - опасно. Нужно постепенно снижать дозу. Пока что я научился перебиваться парой заходов раз в несколько часов. Но и уже это, довольно большой успех. Товарищей я вижу редко, так как почти полностью перебрался жить к Еве. Всё по заветам Гоши Стеклопластика, сорвать куш и вовремя соскочить.
- Люди всё время тянуться к метаморфозам, всё время хотят что-то поменять: тех сместить, этих на кол. Но больше всего в жизни, они бояться - что-то потерять. Не можем мы без постоянство, нам нужно хоть какое-то спокойствие. Человечество - это птица феникс, она сгорела, чтоб восстать и вновь сгореть. - Говорил я, лежа на полу.
- Какие-то вы люди странные. - Отвечала она, читая на диване.
- Панмонголизм.
- А причем тут монголы?
- Судьбою павшей Византии
Мы научится не хотим,
И все твердят льстецы России:
Ты - третий Рим, ты - третий Рим!
- А говорил: стихи не любишь!
- Так это раньше. Да и про такие не рассказывали.
- Может и хорошо, что не рассказывали, раньше бы не понял суть.
- А вдруг, я никогда бы не нашел?
- Тогда и рассказывать не зачем.
Мы помолчали.
- Может поженимся? - Сказал я.
- Можно. - Ответила она.
- Ну я серьёзно!
- Так и я тоже.
- Не шутишь?
- Почему нет?
Я вскочил прыжком на ноги и упал рядом с ней на диван.
- Я люблю тебя. - Сказал я.
Она в ответ улыбнулась.
- Ну постой! Ты куда? Ты что обиделся? - Доносился крик Евы, откуда-то из зала.
- Я курить.
- Ну прости меня!
- Я не обижаюсь. Просто пройтись захотелось. - Спокойно ответил я.
- Ты мне врёшь!
- Скоро буду. - Сказал я и закрыл дверь.
День был до безумного жаркий, а я был до нелепого тепло одет. Повязав бомбер на поясе, я устремился вдаль, до ближайшего магазина.
Сигаретный дым и яркое солнце заставило глаза пустить град слёз. Увидь меня сейчас Ева, я не смог бы больше никогда подтвердить свою мускулистость, хоть и плакал правда не от обиды. Я даже не уверен, обидно ли было мне. Но факт остается фактом. Я бежал до магазина и плакал.
Вся одежда, да даже кожа, ощущался на мне громоздкой и неудобной. Хотелось быстрее вернуться домой, сбросив все, представить миру свои внутренности: мышцы и кости, каждый сустав и хрящ.
Каждую вену, которую ищет слепая игла. Они где-то все попрятались, будто пытаясь разозлить меня еще сильней. Вены чуть покажутся и сразу уйдут, смеясь за поворотом. Их хохот разносится чудовищным эхо по закоулкам. Жара дробит меня на мелкие частички и гранулкни. Солнце уже тянет свою луч-трубочку, чтоб вдохнуть шрапнель из моих кусков. Я показываю ему средний палец, намекая, что я обязательно встану ему поперек горла. Подумал как глупо это выглядит со стороны и второпях скрылся в первом продуктовом.
Наконец прохлада. Гипермаркет, в котором найдешь, что душе угодно: хоть круглосуточно свежий хлеб, с сроком годности в вечность, хоть безнадежно блуждающие души, которые обречены на вечную борьбу в раздумьях: "взять эту сверкающую упаковку с блестками, или эту светящуюся со стразами?". Прости нас Чак, мы все не так поняли.
Магазины - олицетворения общества; у нас всё есть, и нам ничего не нужно, но все равно что-то берем. Общество витрин. Так и на моей витрине жизни, под пуленепробиваемым стеклом, - пластмасса, да синтетика. И все это - разновидности любви.
Я шел мимо отдела морепродуктов. Я не любил рыбу. Они мне больше всего напоминали людей. Мы все как сардины в банке, с головы до ног в масле (для придания вкуса), просто ждем своей участи. Но почему у рыб нет чувств? Очень даже есть! Просто они их, упорнее всех других, скрывают. Морская соль обжигает их жабры, а всё что они могут - это безмолвно кричать.
Конвейерная лента удушающи медлительно тянет баночку соды. Кажется мы больше не поколение пепси, все вновь пьют колу.
Откуда такая любовь к футуристическому мейкапу у кассирш?
- У меня одна баночка. - Ответил я.
На самом деле, я не из тех, кто вечно ругается на кассах, просто вскипевший мозг и дикая жажда опиатов, выпали именно на учесть данного диалога.
- И что?
- Не нужно.
- Карта магазина.
Я молча смотрел на неё.
- Алло гараж?! - Не выдержав дуэли, завопила тётка.
- Нет, спасибо. - Сквозь зубы, протянул я.
- Молодой человек, вы в порядке? Вы бы хоть ели, у вас вон: щёки впали, мешки под глазами, а взгляд как у дохлой рыбы.
- Со мной это сотворила городская похоть и жара.
- Ну оно и видно.
Наконец на табло кассы вывели цифры, и я прикладывая усилия оплатил. Я подумал, что наконец выдержал еще одну подножку судьбы, но как бы не так.
- Чек нужен? - Слышу я в спину.
Отметка горения пройденя, все системы дали сбои. Я повернулся и закричал:
- Да кому он вообще сейчас нужен?! У меня смска в банке прийдёт, и у всех так! ЗАЧЕМ МНЕ ЧЕК?! - Выпалил я.
Оглядевшись, я понял, что все сардины, глазели на меня. Кажется я услышал тихий возглас: "отброс". Я развернулся и молча ушёл.
Знаете что отличает настоящего торчка от показушника? То, что даже в такую изнуряющую жару ему хочется совершить инъекцию. Я был весь в поту, вся кожа покрылась липкой слизью, на голову давал свирепый кулак солнца.
Выбора больше нет, день обретает пугающе тяжелые обороты, пора чуть его облегчить. Всего один, и прощай вся усталость. Я не сдался, просто мне плохо.
Время всё так же продолжала неустанно куда-то шагать. Зачем и куда - не ясно, но больше всего меня пугает вопрос: кто ему это наказал и когда оно остановиться? И если уж даже время способно слепо следовать приказу, то на что тогда способны мы?
- Пугают твои мысли. - Сказала мне Ева.
- Почему? - Ответил я.
- Они все какие-то деструктивные. Я думаю, что ты бежишь от реальности, задаваясь вопросами, на которых нет ответа.
- Скорее всего. Но что в этом такого? Мне нравится думать о таком.
- Почему бы не подумать о чем-то, чуть более реальном?
- Например?
- Ну не знаю, вечно твои книжки, да Декарты. Ты словно не интересуешься ничем существенным.
- Думаешь Декарт писал о чем-то несущественном?
- Он не писал о том, как жить жизнь дальше, после всех его книжек. Ты не собираешься работать по профессии, не уверен кем хочешь быть. Я конечно понимаю, что ты вроде хочешь стать журналистом, но для этого же нужно что-то делать.
- Делать что?
- Не знаю, устройся в газету.
- Никто сейчас газет не читает.
- Ну тогда пиши текстики для сайтов.
- С этим сейчас прекрасно справляются машины.
- Да уже хоть чем-нибудь займись, кроме лежания на полу!
- Хорошо! Пойду поищу работу. - Вяло отвечал я и второпях начал собираться.
- Давай ещё обидься и дверью хлопни!
- Вечером вернусь.
Я понимаю Еву, она чуть старше меня и явно дальновиднее. Ей нужно то самое постоянство. Не уверен почему я от него бегу. Наверное мне кажется, что оно губительно для человеческого индивида. Мы перестаем понимать ценность возможности к изменениям, и задыхаясь цепляемся за всё, что хоть как-то удерживает наш распадающийся на части внутренней мир.
Я не понимал почему Ева со мной. Я не перспективный, забитый, странный, неказистый, брошенный окурок с балкона судьбы. Мне ничего не светит, кроме срока. Но она все равно со мной. Может тогда стоит хоть попробовать?
Я правда пытался найти работу, но никак не получалось. Я возможно и хотел измениться для неё. Как и обещал - стать другим человеком. Но подходящей работы не было. Везде либо каторжный труд за копейки, либо я лицом не вышел.
- Нет, ну ты только представь? - Сказала Ева.
- Что? - Ответил я.
- Ну как что? То что... - Её слова почему-то теряли смысл на пути из её рта к моим ушам. Я многозначительно кивал и украдкой смотрел из окна кафешки на проезжающие мимо машины. Вот черная, вот серая, вот... цвета тауп?
- Понял? - Вновь спросил она.
- А, ну это вправду, действительно, невероятно.
Я не знаю точной даты, когда это случилось. Да и не могу быть уверен, что это "случилось", может просто секундное помутнение разума. Её ангельские крылья совсем облезли и стали серого цвета. Её лицо больше меня так не очаровывало, глубина глаз напоминала ямы, а макияж выглядел просто обычно.
Осознание, сильнее нашатыря, ударило в голову: "кажется, мне с ней скучно". Может этот сбой, в пыхтящей машине мозга, уже и прошёл, но сама мысль осталась висеть в рамочке, где-то в районе лобной доли.
Я смотрел на самое обычное лицо, с самыми обычными чертами. Возможно, оно меня даже чуть отталкивало, или скорее вызывало недоверие. Как будто лицо, которое вечно вещает о грядущих успехах нашей страны, с экрана стройного телевизора.
- Может куда-нибудь сходим? - Предложил я, в самый обычный вечер на диване.
- Не знаю.
- Тут спектакль новый в театре проходит.
- Это краситься надо, не хочу.
- Ну просто пройдемся по парку, который вот у дома. Погулять вечером, без какой-либо цели - блаженно.
- У тебя это и днём отлично выходит.
- Понятно.
- Ну что? Я устала. Что мне нельзя просто полежать один вечерок?
- Да я молчу.
Я встал с лежбища и направился в туалет. Зайдя в пучину тёмной комнаты, я прикрыл дверь, взял с подоконника пачку сигарет и поджёг крохотный огонёк в мерцающем мраке.
- Всегда мечтал об окне в туалете. А ты что думаешь?
Фикус не изъявил желания отвечать, лишь чуть колыхнулся на сквозняке.
- Вот и я так думаю. - Произнес я, и облокотился на вычурную дыру в стене, показывающую сияющий город.
Жёлтые, белые, оранжевые огоньки, грузно стояли в ожидании. Вот и показался зелёный фонарик, отчего все цвета смешались в одну длинную струну, мелодичной гитары. Вены города, а по ним бегут сотни мертвых душ. Прекрасная мелодия. Оркестр жизни. Я вынул из влажной пасти бачка унитаза инструменты, и собрался подыграть данному концерту.
- Наверно мне просто не повезло. Кому-то просто прийдётся прожить такую жизнь, чтоб её не прожил кто-то другой. А ты что думаешь, Сариэль? - Сказал я и сел на унитаз.
- Молчишь? Молчи. За это ты мне и нравишься. А мне вообще-то, мало кто нравится, так что считай это наивысшей мерой любви.
Луна успокаивающе смотрела на меня сквозь оконную раму. Её свет нежно касался моего лба.
- Скрипка настроена, смычок смазан - всё готово.
Я ввёл иглу под кожу и чьи-то слёзы побежали по кровеносной системе. Словно раскаленная магма, они согревали каждую частичку моего бездыханно холодного тела. Я расплылся на белом троне.
Неуследив за степенью расслабления, я скользнул своей тушей вниз, прямо на коричневый домик фикуса. Горшок вдребезги, Сариэль и я лежим на полу. Я понимаю, что почему-то не могу встать.
Дальше, воспоминания остались в голове лишь старыми, выцветшими снимками полароида: Ева, в дверном проёме ванной комнаты, слёзы, крики, ночные звонки. Разве вы не слышите? Как же всё таки прекрасно вписался аккомпанемент моей одинокой скрипки.
Когда я начал что-то понимать, передо мной было размытое лицо Зуба. Он примчался с спасительной дозой налоксона под покровом ночи.
Думаю, такое было со мной впервые: аж три человека в комнате, одновременно, тихо плакали.
Я постучал. На пороге стояла Ева. Я не смог в точности определить, что именно означал её взгляд. Способен ли он означать ничего?
- Может сходим перекусим?
- Куда?
Мы молча сидели в Макдональдсе, и оба смотрели в никуда.
- Прости меня. - Виновато выдавил я. Ком в горле не давал словам нормально выходить, так что получилось довольно нелепо.
- Всё нормально.
Мы помолчали.
- Знаешь, мне кажется, что последние месяцы своей жизни, я безостановочно несусь в различные стены. Жаль, что ты увидела, как я, в очередной раз, разбился. - Произнёс я.
- Я думаю, что встречаются в жизни такие люди, которых просто нужно пережить. Стены о которые нужно разбиться. Этим стенам не нужно особой глубины или многогранности характера. В конечном итоге - плевать даже на цвет. Можно конечно раздобреть, дать им пару деталей вроде: чёрного каре или что она курить сигареты марки Kiss. Иногда правда кто-то нужен, чтоб просто, мимолетно упомянуть его в своей книжке. Ты просто нужен для моей истории, чтоб персонаж, что-то понял. А я нужна твоей. Но смотря со стороны автора, появляется вопрос. А разве это честно? Никто не ожидал, что ты потом решишь написать книгу о своей "тяжелой" жизни. Может знай я это раньше, повела бы себя чуть более грациозно. Понятно, что мир в целом, не особо честное место, но всё же. Ну или хоть тогда скажи мне, кто я? Впиши чьё-то имя в графу, а не просто "женщина". Чей труп ты решил воскресить, чтобы сказать то, что не успел? Она же курила Winston, а не Kiss? Или может цвет волос другой. А, точно, цвет глаз! Хотя стоп, ты не просто воскресил чей-то труп. Ты сшил его из различных кусков и деталей людей, которых предпочёл забыть. Он вроде стоит, вроде дышит, но лишь дунул ветер и он развалился по частям. Хотя возможно та, о который ты говоришь, ты её даже не знал. Есть какой-то образ, который не оправдал ожиданий. А может ты даже побоялся узнать, какая же она, настоящая. Так ответь, кто я? Почему ты от меня сбежал? От каждой из нас? Ты специально не закрыл дверь, ты специально ввёл больше, чем нужно. И ты всегда знал, что этим кончиться. Всегда так кончалось. Для удобство ты всё забывал, и бежал дальше, но не все так умеют. Скольких еще ты собираешься переступить? Это скорее риторические вопросы. На самом деле, в конечном итоге, это всё - не имеет смысла. Какая разница, если мир вот вот рухнет, разве у тебя есть время на что-то извне? И я не про внешний мир. На самом деле, такое просто иногда случается, а иногда нет. Всё не важно, у этой игры - нет имени.
Мы помолчали.
- Я пожалуй пойду. - Ответил я.
- Прощай Вань. - Наконец произнесла она.
Я вышел из ресторана быстрого питания и нацепил наушники. Быстрое питание, быстрое переваривание, быстрое общение, быстрые отношения, быстрые чувства. Не знаю, действительно ли она сказала всё это, но во всяком случае так услышал я. В динамиках играли Smashing Pumpkins. Я брёл домой с карманами полным печали.
Посвящаю тебе, мой павший, сшитый из кусков, обыденный ангел.