Кириллов Игорь : другие произведения.

Ab ovo

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

Ab ovo

Если вы не поверите, вы не поймете

(Ис 7, 9)

Все служащие при царе и народы в областях царских знают, что всякому,

и мужчине и женщине, кто войдет к царю во внутренний двор, не быв позван,

один суд -- смерть; только тот, к кому прострет царь свой золотой скипетр,

останется жив. А я не звана к царю вот уже тридцать дней.

Эсфирь 4:11

   "Седьмого иуля 278 года третьей эры от сотворения мира. Замок Тошби, графство Скатвель.
   Дорогая тетушка, вот уже второй день как я пишу вам письмо. Не скрою, что мои попытки не могут увенчаться успехом - я рву и начинаю сначала, ибо бумага не может вынести потоков слез моих и рвется под пером.
   Удивительно, что ни одно из моих писем так и не дошло до вас! Вы сетуете на это обстоятельство в каждом письме, но что я могу поделать - маленькая затворница в замке на краю королевства? Все нынешнее утро я пробеседовала с господином Робертом Малэ - здешним управляющим и он согласился лично пронаблюдать за курьером. Я же буду искренне надеяться и молить Всевышнего, чтобы эти несколько листочков дошли до вас, любезная моя тетушка Матильда.
   В последнем в своем письме вы, тетушка, сказали, что довольствуетесь теми известиями, которые поступают от двора Его величества короля Генриха, а их, по вашему мнению, - мало. Я не уверена, что смогу рассказать много. Лишь повторю свои злоключения после того, как была сыграна свадьба.
   Знаете за сколько дней я проделала путешествие из Треана в Гвент? Ах да, конечно, знаете! Почти четыре с половиной недели. Мы долго ждали в Клито - полторы недели, когда просохнут дороги и откроется путь в Аританнию, залитый осенними штормами. Чтобы я не скучала любезные жители Клито подарили мне чудесные вещицы и забавную кобылку - с золотистой шерсткой и темными чулочками на изящных ножках. Она совсем маленькая - всего на голову выше меня и, как сказал барон Флинтвуд, - больше не вырастет. Я назвала это чудесное создание Искоркой. Искорка совсем не похожа на Левктею. Та длинноногая, со снежно-белой шерстью, которая на солнце светится розовым - совсем как заря! - но отвратительным характером - больно укусила меня за плечо, когда я хотела погладить и дать ей яблока. Конюший сказал, что она еще не привыкла ко мне, но я думаю, что это - знамение. Если лошадь, на которой невеста должна прибыть к своему жениху не любит свою хозяйку - ничего путного из всего этого предприятия не выйдет. Дражайшая моя тетушка, простите меня, глупую, я пишу, как могу! Здесь, в этом замке, который стал моим домом, я пишу также, как и говорю - просто и прямо, как все, кто окружают меня. Я совсем отвыкла от той речи, к которой была приучена в доме моего деда - Людовика II, брата вашего покойного супруга. Я скучаю по моему дедушке. Очень скучаю. Если бы можно было только представить такое чудо, что время возвернулось вспять! Я бы на коленях молила Господа, чтобы он дал мне силу слова, дабы отговорить его величество от той роковой охоты. Я до сих пор вспоминаю бурную ночь, когда молнии грозили расколоть королевский замок надвое! Вспоминаю, как два егеря принесли короля и положили на постель. Добрая Хана спрятала мое лицо в своей юбке, но я все равно увидела, что его голова будто лопнула! Как же могла приключиться подобная беда? Вы помните, что весь двор был в недоумении - отчего вдруг лопнула подпруга, и понесший конь не остановился? Ведь дедушка был опытным наездником...
   Сейчас-то уже не о чем спорить. Я благодарна вам, любезная тетушка Матильда, что вы устроили мой брак. Я понимаю, что круглой сироте трудно выжить в этом сложном мире и не устану бесконечно благодарить вас и Господа бога за то, что он внял моим молитвам и теперь я спокойна за свое будущее.
   Вы спрашивали меня - видела ли я своего супруга - принца Джорена? Отвечаю вам - нет. После известных вам событий, свидетельницей которых вы были сами, когда наш брак был заключен и освящен Церковью, после того, как я прибыла ко двору его величества короля Аританнии Генриха - ничего не изменилось. Но я даже рада этому, ибо помню ваши опасения. К сожалению, его величество не разделяют мое и ваше мнение, и торопят его высочество с окончанием войны на севере. Там, говорят, в очередной раз бунтует один из бастардов, которых привел в этот мир предок моего царственного свекра. Иногда стоит задуматься над тем, кого выпускаешь на свет! Его преподобие отец Конрад каждый день задает мне учить по две главы Писания. Это так нудно, но мне думается, что будет полезно для моей души.
   Ах, дорогая тетушка! Если бы вы только видели, каких прелестных котят принесла мне два месяца моя любимица Лосси! Два рыженьких, два беленьких и один - черепаховый. Хана ворчит, что они - гадкие и портят вещи, но котят такие очаровательные и так забавно висят на портьерах и гобеленах! Мой любимец - черепаховый. Я его назвала Мэсси. Ему был всего месяц, а он уже знал свое имя и прыгал прямо мне в руки! На прошлой неделе приезжал барон Флинтвуд - привозил подарки и новые книги, вы, наверное, помните его - словно жердь высокий? Так, Мэсси поцарапал его. Конечно, нечаянно! Он такой милый, что даже нельзя усомниться в его дурных намерениях - котенок хотел поиграть с кисточками на его длинном оружии - я не знаю, как оно называется, а окружающие меня фыркают, когда прошу рассказать. Так этот грубиян пнул бедняжку прямо в пушистый животик и, когда я, схватив несчастного, мяукающего котенка на руки, выговаривала ему, пытаясь втолковать глубину его падения, бесцеремонно прервал меня хохотом. А потом посмотрел на меня. Дорогая моя тетушка - мне стало страшно от его взгляда! Но он еще непонятно прибавил: "Хватит с котятами возиться, кукол нянчить! Пора..." На следующий день этот мужлан уехал, а я, проплакав всю ночь, отказалась принять его прощальный визит. Отчего все хотят отнять то, чем я дорожу? Сначала смерть похитила мою мать - Бонни Брнейскую, потом злой рок унес моего отца. Тетушка, скажите, а правда, что корабль, на котором он плыл до сих пор не найден? Говорят, что рыбаки находили после шторма обломки... Может быть, мне стоит надеяться, что он все-таки выжил? Хотя, нет, ведь прошло уже семь лет. Отчего я говорю вечно глупости! Вот и Хана, и отец Конрад упрекают меня в том, что я буду плохой королевой. Я говорю всегда то, что вертится у меня на языке, я не умею любить всех людей. Но я не могу любить их всех! Разве можно любить барона Флинтвуда? Ведь он хочет отнять котят и кукол, а это все, что осталось на этом свете у меня после вас, дражайшая тетушка Матильда!
   Но на этом мои злоключения не заканчиваются. Два дня назад приехало множество людей: какие-то знатные дамы и господа. Хана по этому случаю надела на меня вышитое жемчугом платье. Оно было ужасно тяжелое, и к концу вечера у меня сильно разболелась голова. Как хозяйка замка я дала пир. Блюда мы обговорили с Робертом, и я заказала все свои любимые сладости. Но из-за того, что у меня сильно болела голова, мне пришлось отказаться от них, ведь всем известно, что сахар усиливает боль. Весь ужин я не могла усидеть на месте, потому что гости рассматривали меня, а потом начали задавать вопросы. Многие из них показались мне пустыми, но так как отец Конрад советовал мне быть стойкой, я ответила на все, а после разрыдалась, потому что не смогла более терпеть боль, разрывавшую мне голову. Какая-то знатная дама присела надо мной, утерла мои слезы и, сказала, что все остальные несносные существа, что так расстроили маленькую принцессу. Я возразила ей, что я - отнюдь не малышка, ведь мне этим летом будет уже двенадцать лет. Тогда она ахнула и всплеснула руками, сказав при этом: "боже, как летит время!" Действительно, дорогая моя тетушка - время пролетело так быстро, что я даже и не заметила, как прожила здесь, в замке Тошби больше трех лет. Конечно, я не могу сказать, что зимой время летело с такой же скоростью, как и летом, но благодаря милости его величества короля Генриха и моего супруга принца Джорена - здешняя библиотека изрядно пополняется, принося мне истинную радость от чтения. Прошлым летом я выезжала на крестины первенца маркиза д'Або, здешнего сеньора. Было весело - много детей, красивых дам и кавалеров. Пиршество было организовано на лугу, посреди острова Бар. Вокруг зеленого луга, такого зеленого, что каждую минуту можно было ожидать, что из высокой травы вылетят волшебные феи, стояла сосновая роща. Ах, вы не поверите, какой аромат! Я чуть не заплакала, вспомнив сосны на берегу родного Тина. Столы были накрыты прямо посредине луга, а прислуживали прелестные девушки в нарядных платьицах и синеволосых париках. Я помню, еще удивилась выбору цвета волос, но любезный маркиз рассказал мне, что это - дань уважения сирене Люэне, которая по преданию дала жизнь его роду, став женой одного из его предков. К сожалению, погода не дала полностью насладиться природой и яствами. Разразилась сильнейшая гроза, и всем спешно пришлось покинуть праздник. Но, несмотря на все это, праздник доставил мне большое удовольствие.
   Однако, вернусь к событиям последних дней. Так, та самая дама, которая утирала мои слезы и уговаривала больше не проливать их над столь ненужным предметом как человеческое любопытство и глупость, любезно проводила меня до моих покоев. Там она представилась как мадам де Дре. Она отослала мою верную Хану и предложила мне услуги, чтобы переодеть меня ко сну. Эти речи были для меня совершенно новы и необычны, и потому я согласилась. Она умело и со сноровкой расстегнула мне платье, но, увидев, что я тянусь к ночной рубашке, спросила: "Разве вы до сих пор пользуетесь столь устаревшими предметами одежды?". Я смутилась, признавшись самой себе, что до сих пор жила, не имея ни малейшего представления о современных модах при дворе. Видя мое смущение, она продолжила: "Дорогая моя принцесса! Может быть, вы и не знаете, но я больше всех желаю вам добра и мечтаю о том, чтобы мы стали добрыми друзьями, ведь моей первейшей обязанностью в данное время является необходимость ввести вас в свет. Я вижу, что вы получили прекрасное воспитание при дворе вашего деда и эти три года, проведенные в отдалении от двора никоим образом не уменьшили ваших достоинств, но можно сказать - увеличили. Оставьте свое смущение и робость, положитесь на мою дружбу и увидите, что вы станете любимицей двора. У вас есть все необходимые для этого качества: ум, красота, рассудительность и пылкое сердце. Но сейчас вам нельзя уже жить так, как в детстве - следует подумать о том времени, в котором вам предстоит завоевать сердце наследника, получить его благорасположение и любовь".
   Я оцепенела от подобных слов, ведь до сих пор я жила, не думая ни о чем подобном! Ведь сказал же Моисей: "Кто я, чтобы мне идти к фараону?" Не солгу, что я, зная о совершенном браке - забылась, пребывая в мечтах и играх. И тогда я ответила мадам де Дре: " Мадам, не бойтесь делать мне замечания - я их буду выслушивать со внимательностью ученицы, буду делать все так, чтобы вы не испытывали страха за свое поручение. Не считайте мне более за ребенка, ибо я изменилась. Вы можете рассчитывать на мою дружбу ныне и впредь и, думаю, что вы не преминете извлечь из этого пользу".
   Дама рассмеялась так заразительно, что я не смогла удержаться. С той же легкостью, как она, я засмеялась вслед за мадам де Дре, и последовала ее совету, откинув свое ночное одеяние прочь. Любезная моя тетушка, я должна вам сказать, что ощущение было необычным и острым - приятная прохлада шелковых простыней щекотала мое обнаженное тело. На мою память пришло восклицание Петра "Наставник! Хорошо нам здесь быть", но я немедленно перекрестилась, ибо почувствовала, что не хорошо мешать плотские ощущения со словом Божьим. Мадам де Дре полюбовалась на меня, но не успела я придти в очередное смущение, как она натянула простыню по плечи, и поцеловала меня в лоб: "Спи, дитя: дочь и внучка нового Мегамненна!"
   Уже засыпая, я спросила ее - кто такой Мегамненн? Она опять рассмеялась и задула свечу.
   Весь вчерашний день я провела в библиотеке, разыскивая этого странного человека по имени Мегамненн, но ничего не нашла. Любезная моя тетушка, не подскажете ли вы - кто был такой Мегамненн? И был ли такой человек на самом деле. Или это был вовсе не человек? И что такого он сделал замечательного, чтобы его запомнили?
   Я очень рада, что почти заканчиваю письмо и на этот раз оно, кажется мне более удачным, нежели в прошлые разы. А, значит, его не постигнет судьба тех писем, которые так и не дошли до вас, моя милая тетушка.
   С величайшим уважением и дочерней любовью, Маргрет принцесса Эофервик
   Написано в Тошби иуля девятого дня 278 года третьей эры от сотворения Мира."
  
   Дрожащая рука потянулась к конфетнице, край рукава съехал и обнажил кожу - сморщенную, покрытую коричневыми старческими пятнами. Пальцы откинули крышку и вытащили драже, повертели, ощупывая, и швырнули обратно в хрусталь. Драже, звякнув, отскочило от прозрачных стенок и, заскакав вниз, обрушило за собой аккуратно выложенную полчаса назад слугой горку товарок - таких же цветных и ароматных. В сердцах старуха со звоном захлопнула крышку конфетницы, еще раз потрогала три желтоватых листка бумаги с неровно выведенными строчками, но аккуратно выписанными рукой прилежной ученицы буквами. Губы приоткрылись, выпустив толику воздуха и невнятно шлепнув, прошептали: "Моя милая девочка... ты - все, что у меня осталось".
   Пришедшая этой весной на побережье болезнь убила больше половины жителей прибрежных районов Эстирии и Лангольда. Симптомы ее не были похожи ни на одну из известных до этого, а портовые города перевидали многое! Была и моровая язва, запекавшая кровь в жилах, высыпавшая множествами пустул и бубонов в паху и подмышками, была и огненная смерть, выжигавшая нутро человеческое, когда члены становились черными, как уголь. Были лихорадки, святые Лаврентий и Сильвиан мазали лица и кожу отвратительными язвами и струпьями. Но эта болезнь была странной и страшной: она убивала человека в течение пары дней - сначала небольшой жар, на следующее утро появлялся сухой лающий кашель, переходивший через несколько часов в кровохарканье и человек умирал, захлебываясь собственной кровью. И до сих пор каждое нечаянное покашливание приводило в исступление окружающих, заставляя отворачиваясь, быстрее закрывать носы и рты, теряя голову, бежать прочь, боясь, что с малейшей капелькой крови, вбрызнутой в воздух, понесется новая волна болезней. Над городами повисло зловоние, ибо некому было хоронить мертвых. Сотни заколоченных домов - пустых и с мертвецами внутри, костры на улицах и проникающий повсюду, казалось, впитавшийся в саму кожу, запах уксуса. Некому стало петь псалмы и просить Господа о милости избавления от беды, ибо лоно церкви опустело в то лето, призывая к ответу всех. Пачкали алой кровью стихари священники, не договорив проповеди, а паства, расходясь, приносила заразу домой. Умирали суконщики и булочники, торговцы и стража. Должники падали, изливая горлом кровь, не зная, что, быть может, минутой раньше их кредиторы отдавали богу душу в таких же мучениях. Болезнь не щадила ни бедного, ни богатого. Она проникла даже во дворец вдовствующей императрицы, унеся с собой наследников одного за другим. Ушел и Джеффри Лысый, и Стефан, уведя за собой жен и детей. Вслед за вымершими улицами затихли коридоры дворца.
   Рука вновь потянулась к конфетнице. На этот раз она, откинув крышку, не стала придирчиво выбирать, а, ухватив одно драже, донесла до рта. Сжались челюсти, и раздался треск разгрызенной конфеты. Пальцы несколько раз прошлись по черному атласу юбки, стирая слюну и, переняв данные другой рукой листки, положили их на стол. Помедлив, подняли с колен следующее письмо.
  
   "Двадцать второго иуля 278 года третьей эры от сотворения мира. Замок Тошби, графство Скатвель.
   Дражайшая моя тетушка! Не дождавшись вестей о том, благополучно ли дошло до вас мое письмо, я пишу вам вновь. Но перемены в моем жизненном бытие заставляют меня излить чувства в слова и довериться бумаге.
   Все дни, что прошли с той минуты, когда я поставила точку и, помолясь святому Зениусу, отдала свое письмо в руки курьера, я ни на миг не уставала думать о вас и просить Святые небеса покровительствовать вам и вашему семейству, ибо происходящее со мной заслуживает того! Любезная тетушка, я прошу прощения, если я не совсем ровно и надлежаще выражаю свои мысли, но как я уже говорила - (следующие несколько строчек тщательно зачеркнуты)
   ... простите меня, тетушка, что вымарываю! В конце своего письма я постараюсь написать лучше, чем сейчас мне приходит на ум.
   С того момента, как мадам де Дре приступила к исполнению своей обязанности со всей строгостью, а я повиновалась ее наставлениям с верностью и удовольствием, прошло уже три недели. Нет! Еще нет трех недель, но время бежит так быстро, что я не замечаю его течения. Каждый мой день состоит из одинаковых действий, которые я исполняю с прилежностью, мечтая о том, когда приход утреннего солнца будет знаменовать не только холодную воду, льющуюся из кувшина и завтрак в одиночестве, но новый день, который я проведу рядом со своим супругом. Дражайшая моя тетушка, поверите ли вы, но, не видев его, я знаю, что я уже люблю его! Конечно, вы возразите, что каждая супруга обязана любить своего повелителя, но я знаю, что я люблю не только умом, но и всем сердцем и душой. Я знаю - он красив, об этом говорят мне все, а иные дамы при этих словах очень странно улыбаются. Я знаю, какие цвета в одежде он предпочитает, я знаю какие книги он любит читать и во многом наши мысли совпадают. Я боюсь об этом даже подумать, но, по словам графа Морэя принцу нравятся вереннские философы. Как только я об это этом узнала, тотчас же помчалась в библиотеку и, достав с поли первую попавшуюся книгу, развернула. Было немного трудно читать, но, признаюсь, что мысли, которые были написаны в этой книге, меня захватили. Кстати, там же я нашла миф о царе Мегамненне. Если позволите, я кратко перескажу его. Когда-то в очень далекие времена жил один царь и никого у него не было, кроме единственной дочери - Эфгинии. Однажды случилось так, что на страну, которой он правил, напала другая и, чтобы получить помощь богов, он отдал свою дочь в жертву страшному чудовищу. Любезная тетушка! Я несколько раз прочитала эту легенду. Я не столь глупа, как думают некоторые дамы, приехавшие с мадам де Дре, я поняла сразу, что ее слова относились ко мне и моему царственному покойному дедушке - Людовику II, брату вашего покойного супруга. Но что угрожало Лангольду? Наша страна - мирная, и наши соседи - тоже мирные страны. Простите мне глупые слова, но одним из соседей являетесь вы, дражайшая тетушка, а Эстирия никогда не была нам врагом, а другим - Сонэ. Эта провинция искони занималась виноделием. Тамошние жители за своими виноградниками ничего никогда не видели и не замечали! К тому же, правительница лиолийской Империи - моя свекровь. Что же может угрожать бедному Лангольду?"
  
   Очередное драже отправилось в рот, и с хрустом было разгрызено. "Глупышка. Маленькая девочка в дебрях мифов прошлых и политики нынешних лет. Теперь твоему Лангольду действительно ничего не угрожает".
  
   "Но не буду более затруднять ваш слух своими глупыми измышлениями. Трудно поверить, что месяц назад я была в отчаянии и готова была часами прятаться в темных стенах библиотеки, скрываясь от внешнего мира в пыльных страницах книг. Теперь же я, широко открыв глаза, внимаю каждому слову как пророчеству и откровению, каждое знание, полученное мною, приносит несоизмеримое удовольствие. Я словно прозрела или мне снится сон, но сон, который происходит со мной наяву. Быть может, я выражаю свои мысли слишком сумбурно, и вы должны простить меня, тетушка, но произошедшие со мной перемены застилают мой разум радостной пеленой, и я не могу ни измерить, ни изменить свое страстное желание, оперившись, вылететь из этого грустного гнезда под названием Тошби. Почему вылететь? Я чувствую себя как птица - легко и свободно. Впервые это я почувствовала две недели назад. Это подобно тому, когда ты, узнав и выучив первые па, можешь свободно их повторить: не вспоминая мучительно порядок движений, не пытаясь уловить смену тактов музыки. Платье само окружает ноги, не путаясь в них, а руки не кажутся палками, какие по обыкновению втыкают по весне в пугал наши крестьяне.
   Мне хотелось бы рассказать вам, дражайшая тетушка каков мой день. Возьмем, к примеру, сегодняшнее число. Мадам де Дре пришла ко мне как всегда рано утром. Хана раздвинула занавеси на окнах, и яркий свет заполонил всю комнату, приникая в самые уголки, даже сквозь балдахин на моей кровати. Не буду утомлять подробностями умывания и завтрака, скажу лишь, что вода - очень холодная, но Беатрис говорит, что это чрезвычайно полезно для кожи. Она очень красивая и умная и, я думаю, что если я буду слушать ее советы, то смогу не только занять положенное мне место на троне и в сердце моего супруга, но и удержаться там.
   После завтрака мы отправляемся на уроки танца. Уроки ведет длинный и тощий господин Антонио Джильельми. Он - кардиец, и это сразу заметно! Я раньше не верила слухам, что уроженцы тех мест чрезвычайные снобы и позеры. Однако, это так. Он ни минуты не мыслит прожить без того, чтобы не сказать какую-нибудь похвальную фразу о своем крае. И самая красивая музыка рождается только у тех музыкантов, которые имели счастье произойти на свет в Кардии, и самые красивые танцы придумывают только там. Даже самые умные преподаватели оттуда родом! Подумать только, единственное, чего он еще не предположил, так это того, что сам господь бог определил рай на земли именно в этом краю! Рассуждая подобным образом, уважаемый мессир Антонио меряет залу своими длинными ногами, словно цапля или большой циркуль. Сходство с этими предметами добавляют долгая сухая спина и тощая шея, увенчивающаяся маленькой головой.
   "Раз и два, руку - прямо, голову держать! Спина, спина! Ваше высочество - где спина?" Откуда мне знать, где моя спина? Я полагаю, что на своем обычном месте - ниже шеи и плеч, но он мне не верит и заглядывает назад, будто спина может куда-то уйти! И снова твердит свое: "Раз, два! Раз - голову выше и реверанс! Да не этот! Не малый... Важный, ва-ажный поклон! Корпус держите, соблюдайте эре... Дама должна танцевать скромно, легко и нежно, непременно опустив глаза. Та-ак, а теперь полуповоротик и назад, покачались и вперед. Дошли до конца, повернулись! Руки! Руки! Не разъединяем руки! И обра-атно... Двойной шаг - раз и два, переступили и обратно, скрестили ножки, шаг в сторону и баланс. Приставили ножку. Простой шаг вперед, приставили и тут же оторвали ножку и... боже! Оторвали - это не значит, что подняли! Легко оторвали! Лег-ко!"
   Теперь вы можете представить себе, каким учителем танцев меня наградила судьба. Но я не могу жаловаться, ибо, несмотря на его причитания по поводу моей неуклюжести, несмотря на его ежеминутные превозношения собственной родины - я уже танцую!
   После занятий танцами наступает обед, а затем час отдыха, который я трачу в объятиях книг. Время до вечера занято занятиями по географии и истории, а также уроками вышивания. День за днем пробегают, все ближе и ближе подводя меня к той черте, когда начнется моя настоящая жизнь. Все те милые удовольствия, за которыми я проводила часы, теперь кажутся мне простыми, глупыми и суетными.
   Время от времени душевная боль с новой силой охватывает меня: я вспоминаю милый моему сердцу Лангольд, моего дедушку. Я закрываю глаза и, кажется, что вот я сейчас их открою и увижу тронный зал с высокими окнами в два ряда и между ними, обвивающую резной змейкой стены, галерею. Увижу сильного, но усталого короля и верного Рюффе, усевшегося у его ног черным изваянием. И я плачу. Слезы текут у меня по щекам, срываясь вниз, на страницы книг. Вытирая их как можно быстрее - ведь королевы не могут плакать, они должны быть сильными, а, если судьба нанесет удар - их слез никто не должен видеть, я горестно вздыхаю и принимаюсь за чтение, не забыв при этом несколько раз ударить подушечками пальцев чуть ниже глаз и с краю, возле висков. Мадам Беатрис де Дре говорит, что только так можно предотвратить последствия от слез, а я не хочу, чтобы у меня были морщины - это может мне помешать! Я должна использовать все средства, какие только могу, чтобы добиться дружбы и благосклонности своего супруга.
   Я заканчиваю на этом свое повествование и надеюсь вскорости увидеть вас воочию, ибо Беатрис сказала, что в следующем месяце мы покинем Тошби, и я увижу столицу! Я так жду этого дня, что даже мое сердце стучит: Гвент, Гвент! Скорее бы... ведь увидев Гвент, я увижу моего супруга.
   С величайшим уважением и дочерней любовью, Маргрет принцесса Эофервик, будущая королева Аританнии.
   Написано в Тошби иуля двадцать второго дня 278 года третьей эры от сотворения Мира".
  
   На лист капнула слеза и скатилась вниз, смывая за собой черные буквы. Руки, державшие письмо еще больше задрожали и вдруг пальцы загнулись крючком, комкая бумагу, сжимая ее в нервных конвульсиях. Письмо протестующее шуршало, но один из длинных желтых ногтей, с кривым и острым краем проткнул исполосованную строчками бумагу, как пика протыкает кусок мяса, что просовывают в клетку с тигром. Дырка разошлась и поползла вниз, разрывая лист на две части. Пальцы еще раз сжали бумагу, и с коротким возгласом хозяйка выпустила письмо. Скользнув по атласу, листы закружились в воздухе и упали под ноги, возле бесформенных бархатных туфель, скрывавших изуродованные подагрой старческие ноги.
   Простужено заскрипело кресло, принимая в себя глубже усаживающееся дряхлое тело, заворчал потревоженный кобелек, спавший на коврике у камина. И легко, словно дальним колокольным звоном, отозвались ветру оконные стекла.
  
  
   "Семнадцатого сентября 278 года третьей эры от сотворения мира. Гвент.
   Да будет угодно Богу, чтобы он продлил ваши дни, дорогая моя тетушка! Я не устаю молиться и благодарить Господа, что послал мне такую тетушку как вы!
   А теперь по порядку.
   Я уже писала вам, что Беатриса предупредила меня о том, что в конце августа или в сентябре мы выедем в столицу. Так и оказалось. Двенадцать дней назад мы покинули Тошби. Признаюсь, что покидала я его со смутными чувствами тревоги, тоски, но и грядущей радости. Нельзя меня в том винить, ведь долгих три года этот замок был моим домом. Я сердечно попрощалась с милым Робертом Малэ и его женой, добродушной Барбарой, обежала все свои излюбленные уголки и местечки, попрощавшись и с ними.
   Я села в паланкин и мы выехали. У меня щемило сердце, когда мимо проплыл домик привратника, который махал нам рукой, стоя на крыльце. Прощай, добрый Питер! Ты часто веселил меня, заставляя свою собаку выделывать забавные трюки. Вот простучали копыта лошади под сводами ворот и старая дорога, серпантином спускаясь по склону горы, огибает замок, предоставляя мне возможность в последний раз кинуть прощальный взгляд на Тошби. Мощные стены, два ряда бойниц и острые зубцы, скалящиеся в злобном оскале, как лев, у которого отняли добычу. Меня проняла дрожь, и я спряталась в глубине паланкина.
   Ах, да! Я забыла рассказать о том, что я впервые ехала на этом странном устройстве, которое хитрой сбруей было прикреплено к маленьким лошадям. В нем страшно укачивало, поэтому к обеду того же дня, когда мы выехали из Тошби, я попросила проехать часть пути верхом. Моя просьба была выполнена, но чуть позже я расскажу, к каким последствиям она привела. Итак, впереди двигались солдаты, затем было несколько кавалеров верхом, а за моим паланкином следовали два возка. Здесь их называют каретами, но они ничем не отличаются от наших обычных возков: дощаные стенки украшены снаружи множеством гербов, а внутри задрапированы алыми и винным бархатом, золотым шитьем и тафтой. Несколько окон с поднимающимися рамами. Когда возки двигаются, эти рамы смешно болтаются на кожаных ремнях. Внутри небольшая кровать для госпожи и табуреты для фрейлин. Верная Беатрис тоже ехала в паланкине, ее совершенно не мучила тошнота, но, увидев мои мучения, она также пересела и поехала верхом, рядом со мной.
   Мы проехали через весь запад Аританнии. По дороге в мою честь были устроены приемы в городах и замках, мимо которых пролегал наш путь. Я не буду затруднять ваш слух их описаниями, ибо, думаю, что вам должны быть известны подобные пиры в лучшей мере, нежели мне.
   В пути произошел случай, о котором мне хочется вам рассказать, любезная тетушка. В один из дней, когда мне было совсем невмоготу продолжать путь в паланкине, я пересела лошадь. К сожалению, мне не разрешили ехать верхом на Искорке. Мадам де Дре сказала, что будет невежливым, если я окажу предпочтение подарку жителей какого-то прибрежного городка и откажусь от подарка своего супруга. Итак, я села на Левктею. Прошедшие три года никак не отразились на ее характере, и она осталась такой же зловредной, как и была. Протрусив несколько миль, она усыпила мою бдительность мнимым благонравием. Если бы я могла понять по ее поведению, что она готовит мне западню! Но на морде этой белой бестии было написано полнейшее благодушие. Я мирно разговаривала с Оуэном Вудвиллом, как вдруг кобылка прижала уши и совершила немыслимый скачок вперед. Конечно, я не удержалась и позорно упала, разбив себе колено, но, как учил меня дед, не подала и виду. К сожалению, о продолжении пути верхом не могло быть и речи и мне пришлось пересесть обратно в паланкин. Несмотря на то, что колено было закрыто платьем, оно оказалось разбитым в кровь, но кровь быстро унялась и вскоре я забыла о том. Однако вечером, когда Беатрис наблюдала за тем, как Хана снимает с меня платье, она вдруг всплеснула руками и кинулась ко мне со словами поздравления, а вслед за ней и другие дамы тоже начали меня поздравлять. Не поняв ее, я переспросила - отчего вдруг такая радость на ее лице. Тогда де Дре показала на засохшие пятна крови на платье. Я объяснила их происхождение и она успокоилась, но прежде чем пожелать мне спокойной ночи, попросила, чтобы, если вдруг у меня опять пойдет кровь - я немедленно послала бы за ней. "Хорошо, - ответила я ей, - в следующий раз, когда я расшибу коленку, первая, кто узнает об этом будете вы!". Она засмеялась: "Коленку? И не только, ваше высочество. И не только!" Любезная тетушка, я столько била свои коленки и локти в кровь на ступенях мраморных лестниц королевского дворца в Треане, что вспомнить это не представляется возможным. Но ни разу возникавшие ранки не приносили столько беспокойства, как в тот вечер.
   Гвент оказался намного больше, чем я предполагала его увидеть. Улицы его широки, а дома добротны. Но он кажется мне больше толстяком, нежели стройные города Лангольда. Признаюсь, что в прошлый раз я совсем не запомнила его. возможно потому, что половину дороги я пропряталась в глубине возка, рядом с доброй Ханой. Удивительно, какая я была маленькая! Теперь я воспринимаю мир совсем по-другому, со всеми его красками и во всей полноте.
   Повторный прием в мою честь прошел с таким же размахом, что и первый. Хотя, я думаю, что я тогда была слишком мала, что хорошенько запомнить, чтобы сравнивать сейчас. Я была принята с большим почестями, торжеством и великолепием, которых, я думаю, до сего времени не удостаивалась ни одна из принцесс живших ранее и живущих ныне! На мне было серебристое платье, расшитое бриллиантами и жемчугом, горностаевая пелеринка. Сзади к платью был пришит шлейф длиной в пять локтей. Только представьте себе, дражайшая тетушка - насколько он был больше, чем я сама? Его несли четыре придворные дамы. Они выступали так важно, что я стала бояться, как бы мне не потеряться среди их грациозности и величавости. Моя верная Беатрис смотрела на меня из первых рядов и подавала знаки, чтобы я держалась.
   У меня подгибались колени и дрожали ноги, когда мы встретились. Признаюсь, что я не смогла поднять глаз и до конца вечера так и не посмотрела в лицо своему супругу. Вокруг толпился народ, гудел, выкрикивая здравицы и пожелания. Мы прошли по длинному помосту, выстроенному до собора Сент-Грегори, вошли туда, и я растворилась в сладком запахе ладана, поплыла в струях звонких голосов певчих. Помню лишь тяжелые короны: как королевы Лангольда и как принцессы Эофервик, которые постоянно меняли над моей головой. Вторая была мне так велика, что ее пришлось держать.
   Я не совсем разобралась в тонкостях церковных и светских законов, ведь бракосочетание по доверенности уже было совершено в Треане? Но не буду спорить, что только теперь я полностью осознала все величие свадебной церемонии. Только теперь, когда рядом был настоящий супруг - человек, с которым меня судьба связала на всю мою оставшуюся жизнь.
   Мы вышли из собора и, пройдя по помосту, спустились к открытой повозке, которую здесь почему-то именуют коляской. С мягким сидением, обитым зеленым бархатом, она была мягка и покойна. В ней мы доехали до дворца.
   Не успела я даже опомниться, как начался пир. Бесконечная вереница блюд, мечущиеся в поту стольники, хохот кавалеров и смех дам, пробивающийся сквозь эту какофонию визг скрипок и треньканье рылей. Уткнувшись в тарелку, я не замечала ничего. Боюсь, что я была не слишком любезна и это мысль так вконец расстроила меня, что я обрадовалась Беатрисе как ангелу избавителю. Она пришла вместе с другими дамами, чтобы переодеть меня к ночи.
   Быстро расшнуровав, они сняли с меня платье, затем, перекидываясь шуточками, расчесали мне волосы, разделив их по середине пробором, разложили по плечам.. Потом одна из дам откинула край одеяла и, проведя ладонью по простыне, засмеялась: "Прошу, моя принцесса, в кроватку. Простыни чистые, шелковые, белые". Вторая, ведя меня за руку, уложила и накрыла другой простыней, убрав одеяло в ноги кровати. На мои слова о том, что, вдруг я замерзну и возможно оно мне понадобиться ночью, она засмеялась тоже и сказала, что ночи, когда я мерзла теперь позади.
   Я посмотрела по сторонам и заметила, что вдобавок к пылающему камину, по углам стоят две жаровни, полные углей. Успокоившись на этом, я проводила взглядом улыбающихся дам, низко присевших в реверансе, также пожелав им спокойной ночи, чем вновь вызвала улыбки и смех.
   Треск поленьев в камине так успокоил меня, что я вскоре заснула и проснулась только от шума в спальне. Испугавшись, я открыла глаза и увидела моего мужа. Дорогая моя тетушка! Я его увидела только теперь и поняла, что действительно принадлежу ему не только по закону, но и по воле сердца. Я не сводила глаз с него глаз, а он рассматривал меня, прислоняясь ко второй половинке дверей. Камзол из черной с золотом ткани был расстегнут наполовину, и высовывавшаяся между бортами рубашка поражала богатством вышивки и кружев. Сверкали огромные бриллиантовые пуговицы и блестели сапфиры глаз из-под соболиных бровей. Неужели судьба могла быть неблагосклонной ко мне и лишить меня возможности не только принадлежать по закону, но и лишить меня возможности видеться?
   Он отошел от дверей и, пройдя мимо кровати, сел на кресло у камина. Подтянул ближе высокий столик и поставил на него кувшин с вином, который держал в руках. Налил вина, молча поднял бокал, посмотрев в мою сторону. Потом отвернулся и выпил, глядя в огонь. Налил еще и, усевшись в кресле поглубже, вытянул ноги.
   Время текло так медленно, что мне захотелось что-то сделать, что-то крикнуть - все что угодно, лишь бы привлечь его внимание. Не утерпев, я села в кровати и, немедленно почувствовав прилив стыда, закуталась по плечи в простыню. Увидев, что мой супруг повернул ко мне лицо, я заговорила. Покарай мне Боже, если я сейчас смогу вспомнить, что я наговорила! Но я говорила от чистого сердца, стараясь узнать его желания и ища повод, чтобы исполнить их. Я говорила, что Господь связал нас и теперь все мои помыслы - лишь отражения его помыслов, а моя воля зависит только от его воли и все, что будет приятно ему, будет приятно и мне.
   Отчего-то он горько усмехнулся и, подперев голову рукой, спросил: "Милая Маргрет! Милое дитя - ты сама не представляешь то, о чем ты говоришь!"
   Я очень возмутилась, ответив ему, что я - далеко не дитя, и думать так обо мне, значит принести мне большое огорчение. У меня достаточно ума и рассудительности, чтобы быть взрослой, и я бы попросила его не обращаться со мной как с ребенком!
   Принц отставил бокал и поднялся, не сводя с меня глаз. Потом пересек комнату и подошел к кровати, наклонился надо мной. От него пахло настоящим мужчиной. Отчего я так подумала? Оттого, что пахло также как от дедушки: вином и конской сбруей. А покойного дедушку я считаю настоящим мужчиной и королем! Только ко всему прочему тут я почувствовала еще один аромат - тонкий и пряный, который чуточку встревожил меня. Немного похожие духи, но более сладкие, использовала Беатрис. Однажды, будучи еще в Тошби я попросила ее подарить мне зеленый флакончик. Но она, к моему большому сожалению, отказала, отговорившись тем, что, приехав в столицу, подберет мне другой аромат - более свежие и тонкие, нежели эти, не подходящие юной принцессе.
   Не могу солгать, что мое сердце замерло, когда принц наклонился надо мной. Я подняла вверх лицо, вдыхая его запах и вбирая глазами все до мельчайших подробностей: синие глаза, упрямые губы, красиво изогнутые словно лук, шею в кружевах нижней рубашки. Он стоял рядом - ближе, чем был на венчании, ближе, чем сидел на пиру. Вдруг он мягко толкнул меня в лоб пальцами и, не удержавшись, я упала на кровать. Подтянув одеяло, он расправил его и накрыл меня. Что при этом чувствовала я? Растерянность? Наверное.
   Мой муж прошел к окну и широко распахнул его. В спальне сразу стало прохладно и я волей - неволей спряталась под теплым и пушистым одеялом. Принц присел на подоконник и, выглядывая что-то в окно, коротко бросил мне: "Спи. До утра далеко", на что я посетовала, что у меня нет сна. Тогда он, облизнув губы, посмотрел на меня и пожал плечами. Опять пройдя мимо кровати, где я пряталась от ночной прохлады, забрал со столика вино и вернулся к окну. Удобно устроившись на подоконнике, он поставил на него одну ногу, прислонился спиной к простенку. Налил вина, обратился ко мне: "Тогда давай поговорим. Скажи, что тебя интересует более всего?". Не успела я ответить, как он вдруг воскликнул: "Я знаю, что тебя спросить! Что тебе больше всего понравилось из подарков?". Я ответила ему, что более всего я радовалась книгам. Он удивился. Тогда я, распаляясь от обиды, процитировала на память один отрывок из поэмы вереннского философа и поэта Дергия: " Мы отправляемся в долгий путь, други мои, покидая наш берег. Настежь откройте ворота и выйдем на волю. Путь наш закончен пусть будет удачно, и новый мы дом обретем. В нем у детей и у внуков счастливая жизнь и убежище наше в старости будет".
   Выслушав меня, он спросил, чей это перевод, потому что он неизвестен ему. Я призналась, что это - мой перевод. Он немного неуклюж и не выдержан в классическом стиле, но я старалась, как могла ему подражать.
   Не буду затруднять вас, тетушка пересказом нашей дальнейшей беседы, скажу лишь, что как должны быть счастливы те супруги, которые столь интересно проводят свои ночи! За приятной беседой мы не заметили, как наступило утро, наш разговор затих и увял, прерываемый лишь частыми зевками. Находясь почти в полусне, я приятно была удивлена тому обстоятельству, что мой муж наклонился надо мной и нежно поцеловал меня с лоб. Поправив одеяло, он тихо вышел из комнаты, осторожно прикрыв за собой дверь.
   Дорогая моя тетушка, я с большим волнением ожидаю вашего обещанного приезда. Мне не терпится рассказать вам то многое, что не уместилось в скупых словах, которые можно доверить бумаге! Если вы поторопитесь и приедете до осенних штормов, которые отрежут до наступления зимы Аританнию от Эстирии и Лангольда, мы сможем увидеться и..."
   Рука, державшая письмо упала на колени. Только теперь вдовствующая императрица Матильда поняла, что это не стекла звенели в оконных переплетах. Звенел колокол. Длинно, долго, тягуче. Звонил, созывая всех на прощальную службу по несостоявшейся королеве маленькой принцессе Маргрете лангольдской.
   Столь ожидаемая ею тетушка успела приехать до осенних штормов, но привезла с собой, кроме огромного количества подарков - еще один. Невидимый. Но страшный. И тогда, когда все побережье уже вздохнуло с облегчением, провожая в прошлое страшные признаки болезни, Маргрет почувствовала себя плохо. Ее охватил жар, а к ночи следующего дня она скончалась на той же кровати, где провела свою первую брачную ночь.
   Как ни странно, больше никто не заболел и не умер. Страшная хворь ушла, прихватив с собой единственную жертву - маленькую принцессу.
   Матильда не могла припомнить того, чтобы она видела своего племянника настолько расстроенным. Вдовствующая императрица обняла Джорена и, по свойственной ей привычке шутить даже перед смертным одром, сказала:
   - Что ж ты пригорюнился? Лангольд у тебя в кармане, глядишь, пара лет и я помру. Наследников прямых, кроме тебя и твоего отца у меня не осталось. Эстирия будет твоей. Генрих - тоже не вечен. А, если принять в расчет твою мать... - Она плотоядно улыбнулась и хлопнула его по плечу, - что же ты печалишься?
   - Наверное, потому, что Маргрет была бы лучшей королевой, которая могла быть у Аританнии...
   Исх, 3:11
   Лука, 9:33
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   10
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"