Преподаватель входил в аудиторию.

По-разному, бывало, встречали его студенты. Иной раз в коридоре - никого, входишь - все уже сидят по местам и готовно вскакивают, а то и стоят уже, переминаются с ноги на ногу, ждут. Значит, или издали засекли, или вовремя на часы посмотрели. В другой раз в коридоре тусуются, увидят тебя - и шмыгают в дверь, пока не подошёл. Бывает, голова из двери выглянет, зыркнет, скроется, и слышно приглушённое:

- Полундра!

Или:

- Атас!

И сразу же в классе: шир-шир, шмыг-шмыг! Не всегда и успевали ко входу Глеба Львовича. Если повезёт, успеет полюбоваться взлетевшей мини-юбочкой спешащей на место студентки. И почему только такие летающие носят? Впрочем, тугой обтяг ягодиц с проступанием кромок трусов тоже не целомудрие.

Для полноты картины следует упомянуть и пустой коридор, гулкие шаги и запертую дверь. Лекцию отменили или расписание переделали, а его не предупредили, считая, видно, телепатом. Так сказать, без меняменя женили... скорее, наверное, развели. И заготовленная лекция - коту под хвост!

Так что пустой коридор многозначен. Что-то он таит на этот раз? Глеб Львович, подходя, замедлил шаги, навострил уши. Шумят, шумят, родимые, ещё как разошлись, забылись. Пользуются тем идиотизмом, что звонки по всем вузам когда-то вообще отменили, и дисциплина ослабла. Только вид преподавателя их и одёргивает.

Преподаватель на всякий случай громко кашлянул, стукнул дверью и вошёл.

- Ой! - послышалось испуганное. И сразу топот, шуршание, хлопанье...

Когда звучало что-то "из репертуара школяра", "атас" или "полундра", он порой говорил:

- Был бы у нас на юрфаке курс блатной фени, так вы на экзамене плавали бы. Да знаете ли вы, что тот же "атас!" профессионалы выкрикивают по-разному, в зависимости от степени опасности и направления её приближения? А у вас всю дорогу одним голосом, как говорится, зимой и летом.

Однажды он услышал:

- Но и вы ведь у нас один и тот же, и подходите всегда с одной и той же стороны.

- Так что же, по фене вы всё-таки ботаете?

- Трошки, Глеб Львович! - и обратили всё это в шутку.

На этот раз чуткий нос преподавателя уловил запах табачного дыма. Обычно студенты дымили в коридоре - в форточку, но он их и за это гонял. Если накурятся все, в аудитории запах так запах будет стоять от выдохов прокопчённых лёгких. Так что терпите до конца лекции, а там хоть обкуритесь, когда он уйдёт.

На глазах распался тесный кружок студентов, будущие юристы юркнули по местам, а на полу остался лежать и дымить - окурок.

Чёрт те что!

Глеб Львович сдвинул брови и медленным, угрожающим шагом подошёл вплотную к партеру. Обычно он приветствовал студентов с кафедры, но тут ситуация чрезвычайная, надо куряк проучить. Их можно распознать по замедленному дыханию, вернее, выдыханию, а те, с кем он стоит нос к носу, ещё и отворачивают эти носы, чтоб запах их не выдал... На воре шапка горит.

- Кто?! - выдержав, как он это умел, паузу, грозно вопросил лектор, отводя руку назад и показывая на окурок не глядя. Это он тоже умел, порой тыкая указкой через плечо, стоя к доске спиной.

Гробовая тишина, лёгкий посвист дыхания. А вот кто-то выдохнул от души, не стерпев дымный смрад в лёгких. Вдохнул и снова затаил дыхание.

- Чей окурок, спрашиваю?! - повысил голос Глеб Львович.

Нет ответа. Нависает мрачное противостояние между двумя сторонами. Ну-ка, ну-ка, может, кто-нибудь не выдержит этой, по сути, пытки?

Да, кто-то не выдержал. Но вместо признания из гущи напряжённо стоящих послышалось невнятное "здрассь!"

- Как же мне желать всем здравствовать, - ехидно усмехнулся препод, - если вы сами этого не желаете, здоровье своё гробите? Ф-фу! Последний раз спрашиваю - чей окурок?!

Тишина, если и не звенела, то позванивала, а окурок дымил и пованивал. Вдруг взметнулись брови на веснушчатом лице рыжего Васьки, клоунистого студента. Это означало, что он вспомнил какую-то шутку и сейчас нам её сморозит. Или отмочит. Надо опередить.

- Только не отвечайте, как в пошлом анекдоте: "Ваш, сэр. Вы его первым увидели".

- Я не то хотел сказать, - угрюмо возразил Вася.

- Та-ак, шапка кое на ком уже загорается, - и многие прыснули, оценив намёк на цвет волос. - А что хотел? Признаться в авторстве?

- Нет! Нет!

- Что же тогда?

- Это...как её... презумпция невиновности, вот!

Этих "вот!" преподаватель вдоволь наслушался на экзаменах. Хорошо хоть, что припоминают, а не гуглят тайком.

- И поэтому все ждут пожара, но никто не смеет прикоснуться к улике? Хорошо же! Василий, приказываю лично вам взять окурок и выбросить! Да подальше, в окно. Выполняйте!

Вызванный вышел, осторожно, двумя пальцами, поднял окурок, почему-то на цыпочках прошествовал к окну, открыл створку и картинно метнул наружу. Артист! Даром что клоун рыжий.

Обстановка сразу разрядилась, многие с облегчением выдохнули - и аудитория снова наполнилась табачным духом. Вася без напоминаний открыл вторую створку и вернулся на место с сознанием исполненного долга. Хотя, вообще-то, приказа.

Преподаватель расцепился глазами с аудиторией и прошёл за кафедру.

- Вот теперь и здравствовать можно, уважаемые! Садитесь.

Лёгкий шум, деловая обстановка. Неужели назавтра всё забудут? Надо закрепить.

- На первый раз прощаю, презумпция, видите ли, невиновности, - он вдруг закашлялся, достал его табачный запах.

- Васька неправ, - тут же воспользовался этим здоровяк Лёша. - Презумпция невиновности - это если б недопитая бутылка вина осталась. А так - презумпция некуримости.

- Кха-кха... Остряки доморощенные. Так вот, это на первый раз, а вообще-то за такие дела надо наказывать. Пороть! - добавил он для устрашения.

- Как - пороть? Почему пороть? Зачем пороть? - загомонили студенты. Ага, смутил их, даже напугал немножко. Теперь закрепим.

- По чему, спрашиваете? По мягкому месту, отвечаю. Как? Ремнём кожаным, с замахом. За чем? За ширмой, потому что штаны спущены. Вопросы есть?

Кто-то хихикал, а остальные были шокированы.

- Но сейчас детей уже не порют, Глеб Львович, - сказала староста, серьёзная толстушка в очках. - Прошли те времена.

- А вот и нет! - встрял тот же Вася. - Мой сперва не хотел ремнём махать. Но я заметил, что плохо запоминаю некоторые вещи, наставления, а вот если меня встряхнут, услышанное в память врезается. Скажем, когда мне делают укол, я надолго запоминаю, кто что при этом говорил, и вообще - обстановку. Лёгкий шок, и вот - врезается в память. Ну, и убедил предка. Не от злобы ведь, а в медицинских дозах и психологических целях. Свидетельствую - полезно!

- Наказание - оно не в медицинских дозах, - усомнилась староста Настя. - Можно же что-нибудь погуманнее придумать. Можно, я расскажу, Глеб Львович? У меня вот братишка-школьник непослушный очень, хоть пори его, да времена не те. И что же придумал мой рукастый папа? Смастерил особый стул, где ножки стоят на постаменте, а сиденье может по ним скользить. Садится Максимка делать уроки, увлекается мало-помалу, о коварстве стула забывает. Папа жмёт кнопочку издали, и - р-раз! - сиденье под беднягой исчезает, бездна под попкой. Хоп! - и мягким местом о сиденье, что уже на полу. По силе удара - мизер, не чета ремню, но испуг, испуг, шок... В груди аж замирает. Можно и описаться, если очень уж внезапно падать будешь. Я вот... - и замолкла, смутилась.

- Что - сама опробовала? - ехидно поинтересовался Вася.

- Надо же было проверить на гуманность, - ответила верная сестра. - Ребёнок, всё-таки. Папа, кстати, на себе сперва опробовал. Эх, и замирает же в груди, захватывает дух! Острые, скажу вам, ощущения.

- Всё, ребята, закрываем дискуссию, - прервал назревающий обмен мнениями лектор. - Лекцию начинать пора. Значит, договорились. Кто будет курить прямо в аудитории - того порем, - и подёргал себя за кончик ремня брюк.

Молчание - знак согласия. Могучий Лёша чуток приподнялся над сиденьем, судя по движению рук, огладил ладошками мягкое место и спохватился:

- Парней - да, пороть. А девчат?

Те слегка взвизгнули. Поздно сообразили. Порку они не воспринимали как что-то реальное, скорее, как просто хохму. сейчас А вот дошло. Разговорятся, разохаются - и лекцию не начнёшь.

- Девчат - штрафовать! Хотя, если честно, табак им вредит больше, чем парням, детей всё-таки рожать. Так вот, на чём мы в прошлый раз остановились...

Он зашуршал бумагами, а когда поднял от них голову, то увидел, что Вася рассказывает что-то будто бы только соседям, а на деле его слушает, замерев, чуть не вся аудитория. И тишина стоит - любая лекция позавидует.

- ...руки так у неё во сне с тахты свесились и невольно скрестились, - говорил местный клоун. - Я мигом смекнул, пошёл, вынул поясок из маминого плаща, сделал петлю и набросил на ручки, ну, в запястьях. И стал потихоньку затягивать, но так, чтоб Людка не проснулась. Словно рыбу капризную из воды вываживал. Наконец стянул мягко, но прочно. С ножками повозиться пришлось, станешь подымать - разбудишь, и я только большие пальцы ног резинкой стянул. Спит, ничего не подозревает. Тогда я...

- Попрошу тишины, - строго сказал лектор, хотя кроме Васи-конкурента никто звуков не издавал. - Мы переходим к теме... Да замолчите же наконец, Василий!

- Я же только говорю, какие наказания для девушек бывают, гуманные. Ну, если не хотите...

- Глеб Львович! - вдруг подняла руку староста Настя. - Можно, я откровенно скажу? Если хотите тишины на лекции, дайте Васе полминуты, хотя бы, чтобы досказал. А то ведь всем интересно, он будет шептать соседям, те - дальше, и это на всю пару. А если все услышат сразу, это закроет тему. Так, Вася?

- Не хочет ли уважаемый Василий выйти на кафедру, чтобы всем слышнее было? - с издёвкой поинтересовался преподаватель и даже слегка отстранился от законного рабочего места.

- Не надо, я отсюда, - отмахнулся тот, и уже в полный голос продолжил: - Раз везёт, надо пользоваться. Достаю из аптечки крупную грушу, обёртываю целлофановым пакетиком, чтоб не горчила, возвращаюсь к спящей своей красавице и начинаю играть с её губами, подбородком, чтоб ротик раскрыла, елико во сне возможно. А грушу сжимаю и начинаю в ротик любимой сестричке заводить. Пускай ей снится, что принца не белом коне целует, а я тем временем... В идеале её должна была разбудить развёртывающаяся во рту груша. Но не всё всегда получается. Я только лишь проталкивал меж зубов самое широкое место груши, вдруг её глаза открываются, сонные такие. Я сразу грушку вглубь - хоп! - и давлю, чтоб не вытолкнула. Как Людка всхрапнёт носом, как забьётся! Испугалась вусмерть. Сила испуга потом на ночнушке читалась.

- Стоп! Полминуты истекли, кончай, Вася, свои садистские воспоминания.

- И вовсе не садистские! Если б вы знали, как она меня третировала, то поняли бы, что это я ещё по-божески с ней рассчитался. И потом, она сама призналась, что в детсаде точно так же вот подшучивали над одной девочкой, только без груши.

- Всё равно кончайте обмен опытом. Итак, в прошлый раз я вам прочитал...

- Да, так что читалось на ночнушке? - выкрикнул кто-то, пригнувшись к парте, чтобы не видно было движений губ.

- Василий хотел сказать, что сестру вырвало на ночную рубашку, когда груша нажала ей на корень языка. Так, Вася?

- И вырвало тоже, - кивнул тот. - Из всех трёх мест жидкости выплеснулись. Нарочно так девушка ни за что не поступит, значит, и вправду с испугу. Просыпается - а в плену! А про садизм - это вы зря, Глеб Львович! Но чувство контроля над чужим телом мне надолго запомнилось, минутной власти над ним.

- С Васиной сестрой всё ясно. Молча пожалеем её и начнём всё-таки лекцию! Равенство всех перед законом...

- Это несправедливо! - прогудел с места могучий Лёша. - Наказание для парней вы установили, а для девушек - нет, то есть очень расплывчато. Они в перерыве прямо здесь закурить могут, и хоть бы хны. Установите для них наказание, и начинайте себе!

- Можно мне? - выкрикнула с места чернявенькая Алсу. - Вот я школьницей в детском лагере бывала летом, так там одна противная девчонка в нашей комнате жила. Знаете, что вытворяла? Спала не открыто, как все, а в специальной маске с ушками, и отлично высыпалась. Все днём сонные, как мухи, а она бодрая и весёлая. Знаете, как мы её за это наказали? Проучили...

- И знать не хочу! - возмутился Глеб Львович. - Что вы себе позволяете? Это же издевательство над людьми!

- А тюрьма - не издевательство? Не нарушай, и пользуйся себе свободой. Наказание и должно устрашать. Вот чего девушки не любят больше всего, то им и пообещайте.

- "Только не бросай меня в тот розовый куст!" - тонким голосом прописклявил клоун Вася.

- Послушаем всё же девушек. Кто?

- Помните, вы нам про Мумбо-Юмбо рассказывали? - напомнила Настя.

И в самом деле, не удержался в прошлый раз от этой притчи о наказаниях. Очень уж она поучительная.

В общем, так. В дикарском племени Мумбо, назовём его, Юмбо, существовал очень странный закон. Человека, вытащившего из реки тонущую беременную женщину, бросали на съедение крокодилам в той же самой реке. Да-да, вы не ослышались! Именно что казнили страшной казнью. Вот ведь варвары! Во всём цивилизованном мире таким медали дают, а тут - крокодилы! Ничего себе справедливость...

Но успокойтесь и не рисуйте себе в воображении страшных картин. Кровожадных (или кроколюбивых) дикарей извиняет одно обстоятельство. За всю историю племени крокодилам, которых держали наготове, не удалось ни разу полакомиться спасителем-нарушителем. И вовсе не потому, что в племени не было рыцарей и джентльменов. Без коней и фраков, но были, были... Просто беременные женщины сами не лезли в воду. Чуяло их сердце, что начни она тонуть, джентльмена по закону подлости рядом не окажется, и тогда всё! Спасение утопающих - дело рук самих утопающих, пока они не стали таковыми.

Это-то и было нужно мудрым старейшинам племени. В реке полно всякой заразы - и тех же крокодилов, кстати, и беременным женщинам река особенно опасна. Но запрети напрямую - и пойдут, пойдут нарушения. Запретный плод сладок. Пришлось обходным манёвром.

- Так что же всё-таки делать с курящими в аудитории студентками?

- Раздевать! - подсказал кто-то исподтишка. Надо бы пропустить опасное слово мимо ушей, но Глеб Львович был страшно зол - и на студентов, не дающих начать лекцию, и на себя, идущего у них на поводу.

- Да, раздевать! - жёстко подтвердил он. - Не курите, и не прикуриваемы бу... тьфу, неприкасаемы будете. Теперь, Алексей, вы довольны? Наказание установлено для всего контингента. И посмей кто-нибудь помешать мне объявить тему лекции! Приравняю к закуриванию и срыву занятия. Вот такая у нас тема: "Алиби и его значение в уголовном судопроизводстве". Староста! У кого сегодня алиби? Тьфу ты, кого нет, спрашиваю!

И лекция потекла по заведённому маршруту.

Маленького, пятиминутного перерыва в середине пары лектор не стал объявлять. И так сколько времени напрасно потеряли! Вроде и в классе студенты были, а не учились же. Своего рода алиби это у них. Вернее, не у них, а у учебного процесса. Раз вместо него - пустая болтовня, значит, им эти десять (или пятнадцать?) минут и не пахло.

К следующей лекции всё благополучно позабылось, Вася клоунничал по-другому, табак чувствовался умеренно. Когда пара подошла к своему экватору, началась чувствоваться нервозность, беспокойство, стеснённое дыхание. Кто-то сосал леденец, кто-то что-то украдкой нюхал из табакерки, потом чихая. Курильщиков одолевала абстиненция, никотиновое голодание. Пришлось объявить пятиминутный перерыв, растянувшийся явочным порядком на длительность выкуривания сигареты.

Сам Глеб Львович, разумеется, никогда в жизни не курил (и небоскрёба не имел, согласно известному анекдоту). Сосательный рефлекс - вот что это такое. Не насосались в детстве, вот и наяривают в юности - но совсем не то в себя всасывают, что полезно. И считают, что это признак взрослости.

Очень давно с ним был один случай. Оставили Глебку сидеть с маленьким совсем братиком, и он начал учить его сосать - соску-пустышку. Учить, потому что тот всё время норовил выплюнуть невкусную фитюльку и начать орать - то ли требуя настоящее молоко, то ли просто от сытости, избытка сил. Измучившись с выплёвыванием, Глеб придумал закрепить пустышку резинкой, затянутой вокруг головы малыша. Тот сперва тужился плюнуть, потом завертел головой, но без толку, потом во рту накопилась слюна, и он засосал, как заведённый, чтобы не захлебнуться. Чего, собственно, от него и добивались.

Только вот резинку вовремя убрать он не успел. Родители увидели и ахнули. Мама бросилась ухаживать за исходящим слюной малышом, а папа сурово подступил к изобретателю:

- Ты чего вытворяешь, так тебя растак! Это же младенец! А если тебя самого так же вот?

- Пожалуйста, - ответил независимо Глеб и потянул к себе освободившуюся соску.

- Да нет, погодь. Рот у тебя побольше, чем у него, вот и перемасштабируем. Пожалуй, это будет вот что, - и родитель достал из аптеки резиновую грушу. Там была большая и поменьше. Сын был уже большой, и надежды на маленькую сразу же растаяли.

- Сколько ты Бориску нашего затыкал? - он деловито оборачивал грушу полиэтиленом.

- Полчаса где-то, - не соврал, а просто неточно ответил сын, и только после этого догадался о смысле вопроса.

- Вот столько же и сам пососи!

Отец оказался не менее изобретательным, чем сын, в создании орудия пытки, и скоро Глеб с заткнутым грушей ртом сидел привязанным на табурете, со связанными за спиной руками (имитация спелёнутости). На столе стоял будильник. Не оспаривал. Во-первых. Бориска и впрямь беспомощен, как вот он теперь, так что на равных. А во-вторых, с грушей во рту и слова не вымолвишь, мычи только тихонько, а это не считова.

Ох, и намучился же он! Слюна-чертовка скапливалась во рту, а с развёрстой пастью не очень-то, как оказалось, и сглотнёшь. Несколько раз языком непроизвольно пытался грушу вытолкнуть, резинка возвращала её, да с гаком, груша толкалась и раздражала корень языка, парень рыгал, боялся, что вырвет. Обходилось. А под конец умудрился выпустить слюну через нос, мощно, чтоб не осталось ничего и носом можно было бы вдохнуть, пусть и с хлюпаньем. Непередаваемое ощущение!

Неужели Бориска мучился вот так же? Тогда зачем их делают, соски эти? И продают. Да и дети после сосания выживают... Некоторые, он видел это в колясках на улице, с удовольствием даже сосут, судя по выражению личиков. Щёки себе румяные насасывают.

Поделился в классе с другом, по секрету. Тот сперва не поверил, потребовал подробно описать ощущения во времени. По мере этого устного сочинения Глеб по выражению лица Славки понял, что это ему знакомо. И заслужил ответную откровенность.

У друга был не младший братик, а совсем наоборот - старшая сестра. Она заметила, что во сне Славка часто пускает слюну и мажет наволочку. Фу, как маленький просто! Стирай тут за ним! Отучаться надо от слюнопускания, раз само собой не выходит. Как? А вот скажу.

К слову, Слава потом уже заподозрил, что, может, сама Люся скрыто "целовала" его подушку или брызгала чем на неё, очень уж охотно она взялась за отучение, со рвением просто.

Надо просто приучиться к кляпу во рту, сказала сестра, сидеть с ним подольше, научиться сглатывать слюнку с разомкнутыми губами - тогда и во сне не оплошаешь. В его согласии тренироваться не сомневалась. Кляпом послужила всё та же резиновая грушу, обёрнутая в полиэтилен. Связанные за спиной руки, пристёгнутость к стулу тоже появились - в процессе "обучения", чтобы не было соблазна пойти лёгким путём, выплюнуть грушу то есть. Будильник тоже на стол ставили, и он своими руками отмерял себе время.

Когда полчаса высиживания были достигнуты, а груша во рту "пригревалась" и уже мало чувствовалась, Люся внесла разнообразие. Она нажимала на торчащий изо рта носик груши, проталкивая её попкой вперёд, мутузила корень языка, вызывая рвотное содрогание.

- Спокойно! - командовала тренерша. - Не поддавайся рвоте, выдержи! Носом дыши, носом, ровнее дыхание, ровнее. Уйми желудок! Вдо-ох, вы-ы-ыдох... - и всё в этом духе.

Однажды Слава не справился с собой и свистанул струёй через нос. Тут же был раскляплен, смог дышать ртом и отсморкаться. И удивительное дело: всякий раз после "сеанса" он зарекался продолжать. Но проходило совсем немного времени, и он показывал Люсе мокрое пятно на подушке, просил снова его потренировать. Каждый раз грушу приходилось продвигать всё дальше и жёстче, прежде чем его пронимало.

И вот однажды Славка отравился грибами - вместе со всей семьёй. Врач по телефону велел вызвать рвоту. Все члены семьи, кроме него, справились с этим с лёгкостью, а парень, сколько не давил двумя пальцами на корень языка, в желудке лишь что-то булькало. Сестра нажала тогда черенком ложечки - сильно рыгнул и "откатился". Выпил литр воды, лёг на диван и свесил голову - тогда только что-то получилось. Вот как задубел корень языка!

И не курил он в школе, как и Глеб. Да и потом, кажется, тоже. Встречались ведь на юбилей окончания школы. Культура рта, так сказать. Ротовой полости.

Вернулись один за другим курильщики и, увы, курильщицы, расселись, можно продолжать лекцию. Преподаватель заметил, что девушки не берут с собой сумочек - и те, кто в джинсах с карманами, и те, кто в мини-платьицах без оных. Откуда же они достают сигареты и "огниво"?

У парней "стреляют" - или держат у них своё курево? Да, похоже. Нет, есть и ещё одна возможность. В этом сезоне у девушек стали модны кепки особого фасона - объёмистые, порой на колпаки похожие, с очень короткими козырьками, только-только чтоб это кепкой числилось, из белой полупрозрачной материи, из-под которой проглядывает что-то телесного цвета. Подкладка, наверное, не лысые же девушки, волосы из-под кепки торчат. И большая тёмная пуговка на макушке. Мода, что с ней поделаешь. И курево прятать удобно.

На лекции студентки кепок не снимали, прямо так в них и сидели. Отношение к этому Глеба Львовича было двойственным. С одной стороны, дамы во все времена пользовались привилегией оставаться в головном уборе в помещении. Ведь их шляпки и беретики не произошли от рыцарских шлемов, снимать которые требовало уважение и доверие к хозяину дома, порог которого ты переступил. Да и сложность женских и мужских причёсок несопоставима. С другой стороны, если хочешь пользоваться привилегией дам и благородных девиц, то и веди себя по-дамски. Не носи брюк и рубашек, не будь с парнями "за своего", наконец, не кури. А коль все эти "не" - это "да", то и требования к тебе, как к юноше, включая снятие головного убора.

Открыто Глеб Львович этого не говорил, но подбирая к своим юридическим лекциям примеры, незаметно вставлял в них воспитательные моменты. И что-то ему эти модные кепи напоминали... Только вот что?

Тем временем лекция закончилась. Да, придётся теперь впредь устраивать перерывы посерёдке. Не означает ли это узаконение самого курения? Впрочем, можно ведь и в туалет сходить, и булочку пожевать. Вот если два перерыва за лекцию, это уже знаково. Столь часто в туалет не ходят ведь. Ну, мало кто из молодых.

Подошёл Вася.

- Вот вы сказали, что наказание неотвратимо. Это хорошо, конечно. А вот если человек по ошибке отсидел столько, сколько обычно дают за убийство, может он после этого разок убить безнаказанно? То есть - без дополнительного наказания?

Лектор затруднился с ответом.

- Хорошо, - не стал настаивать студент, - О другом спрошу. Наказание неотвратимо, но почти все совершают преступления, не ожидая попасться. И когда всё же попадаются, это их шокирует и способствует эффективности наказания. Но, положим, человек думает о будущей поимке и наказании и согласен его понести, то есть заплатить дань обществу. Значит, он внутренне имеет право рассматривать преступление как сделку купли-продажи: купил, то есть совершил преступление, - заплатил, отсидел за него. Так?

- Не совсем, - возразил пришедший в себя лектор. - Во-первых, заранее трудно сказать, сколько тебе "отвесит" суд, может, больше того, что ты способен вынести на правах платы. А во-вторых, "плата" отсидкой не исчерпывается. Ты получаешь судимость, теряешь жену и друзей, на хорошую работу не устроишься, а то ещё уголовники тебя в свою среду затянут. Тут, скорее, не плата по прейскуранту, а выпад ва-банк.

- А как же водители-лихачи? - возразил Вася. - Им штрафы за превышение скорости пачками приходят, они платят и продолжают гонять, словно на платных автобанах.

- Ну, это ведь административная ответственность, не уголовная. Тут и впрямь только платишь деньги. А почему ты вспомнил про автобаны?

- У меня братан старший, как ни берёгся, а всё ж-таки заработал штраф за превышение. Потом калякал с шоферами в очереди на оплату: тот участок дороги весь "закамеренный" и очень урожайный на штрафы, но аварий, несмотря на многочисленные превышения, там давно не было. Зачем же тогда ограничивать скорость? Не думаете ли вы...

- Не думаю, и тебе не советую! Если повысить предел скорости, нарушения не прекратятся, а аварии появятся. Наверное, предел скорости "давили" вниз, пока не прекратились аварии.

- Очень уж выгодно гаишникам...

- Но не в кутузке же заставлять водителей за безаварийное превышение отсиживать! Другое дело, что зря штрафы зачисляют в бюджет и за перевыполнение поощряют, сжигать надо эти деньги, если уж они в наказание у человека забираются, выводить из оборота и тем самым противодействовать инфляции.

- Вот это верно. Золотые слова, Глеб Львович!

И преподаватель и студент расстались, довольные друг другом.

Возвращаясь домой, Глеб Львович размышлял о "согласии на наказание". В таком разрезе вопрос ещё никто не ставил. Перестаёт ли ожидаемое наказание выполнять основную роль наказания, не становится ли ценой за лицензию на преступление? Скажем, себя самого не расщекочешь до хохота, ибо тело заранее знает, где кожи коснутся ноготки, и ему хоть бы хны. Щекотать тебя должен другой человек, желательно - противоположного пола, чьи пальцы непредсказуемы. Вот тогда тебя и заведёт!

Или, скажем, девичьи эксперименты с одеждой-раздеждой. Если выйдешь на улицу в чём-то беспрецедентно смелом, то замечание, скорее всего, получишь от какой-нибудь старушки - не от парня, уж точно. Но что, если ты живёшь со старой бабушкой и набарзилась отвечать на её ворчание? Тогда тебе такое "наказание" не страшно, и твори себе, чего хочешь - пока полиции нравов ты не "приглянешься".

Старушка со слабым голосом должна вплотную к тебе подойти... И вдруг Глеб Львович хрюкнул. Вот где собака зарыта - старому человеку не перелезть через заборчик! Но поясним.

Он жил в многоэтажном доме, а по другую сторону дороги был небольшой, поросший травой склон, за ним - подъездная дорога к домам напротив, и сами эти дома. Обычная конфигурация для микрорайонов с неровной почвой. И вот кому-то пришло в голову протянуть по середине этого травяного склона заборчик - металлический, низенький, декоративный. На радость мальчишкам, прыгунам и лезунам. И, когда в группке людей на остановке зашёл разговор о бессмысленности этой затеи, сам Глеб Львович сказал:

- Да через него разве что древняя старушка не перелезет!

Собеседники согласились, заговорили о звукозащитных экранах, об "откатах" при протягивании заборов, а тут и транспорт подошёл.

Заборчик тот произвёл неожиданный эффект, обнаружившийся жарким летом. Если раньше те, кто ходил снизу, одевались, в принципе, так же, как и верхние прохожие, то теперь в отгороженной низине возобладал прямо-таки пляжный стиль. Девицы в бикини, женщины в годах и в бикини, но уже не мини, и с жировыми складками, парни в купальных шортах, а то и в узких плавках - кто мускулистый. Заборчик - заборчиком, а тут всё-таки городская улица! Сговорились, что ли, тамошние жители? Ведь с флангов забор обрывался, даже полной огороженности не было! Правда, там кто-то заботливо намалевал на асфальте жирные полосы, отделяющие улицу от "зоны бикини", и даже знак изобразил: перечёркнутая нагая девица в круге. И на том, как говорится, спасибо.

Теперь вот стала ясна роль хлипкого заборчика. Не перелезут - не поругают, не ругают - считай, не видят. В смысле - не видят в твоём наряде-разряде ничего предосудительного. И даже матери с грудными детьми в колясках туда же, бикинят, негодницы, не неволят лопающиеся от молока груди.

Многие считают юрфак самым серьёзным факультетом в университете. Может, оно и так, но "несерьёзные" веяния времени уже доносятся и до него. Вот, например, один его коллега делился:

- Я уже десятки раз проводил этот семинар по взаимному составлению словесного портрета и последующему опознанию личности. И только сейчас студы допетрили включить в фоторобот девушки размер бюстгальтера! Причём начали парни, а девушки не только их не остановили, но ещё и объяснили популярно, как оценить на взгляд. Ладно, думаю, если серьёзно к этому относиться, то лишняя примета не помешает.

- И как - прошло? - поинтересовался Глеб Львович.

- Сперва опознания убыстрились, но вот когда за дверь вышла Эльмира и её стали описывать заочно, то парни разошлись во мнениях. По этому пункту, в смысле. Хоть назад зови и в лоб спрашивай. И вот наш клоун Вася...

- Снова Вася!

- Да, и вот он говорит: "У неё, мол, бюст такого размера и формы, что его можно сравнительно честно упаковать в чашки разных размеров, от половинного до второго. Вот для третьего уже поролон потребен. Да, Эля?" А она как раз заглянула в дверь узнать, что о ней решили. Ну, в слёзы - и бежать. Вопрос-то болезненный для девушки. Пришлось мне...

- Запретить?

- Нет, ввести своеобразный кодекс чести. Размер не оспаривать, а при расхождении во мнениях брать меньший. А то у похоти глаза велики.

Вот так вот студенты-юристы обогатили словесный портрет женщины.

Или вот девичьи мини-шорты... По длине они такие же, как и мужские боксеры. Наш герой, надев их и ходя в летнюю жару по квартире, порой воображал, что он - девушка и выходит вот в этом на улицу, а потом и в универ идёт. Господи, стрёмно-то как! Конечно, у них там ещё трусики, но всё равно, всё равно...

А вот ещё пример. Давал он как-то в июне консультацию перед экзаменом, а прогноз погоды на тот день был, словно в поговорке: "То ли дождик, то ли снег, то ли будет, то ли нет". Соответственно, и экипировались студенты по-разному, кто в непогоду поверил, кто - в вёдро. И надо же такому случиться, что во время консультации пошёл дождь! У студентов мигом исчезли вопросы. Кроме одного, непонятно кому адресованного: как я домой пойду?

Отпустил студов, сам стал собираться. Запасной старенький зонтик в столе на кафедре держит, на случай, если из дому солидный не возьмёт. Но не о доценте сейчас речь.

Идёт он через вестибюль, а там студенты толпятся, со всех консультаций отпущенные, кто пластиковый дождевик распаковывает, кто партнёршу по зонту себе подбирает, кто домой по мобильнику названивает, чтобы заехали или зонт привезли. Дождь всех переполошил. Не ливень, но до дома вымокнешь. Или, как говорят остряки, "до свадьбы не просохнешь".

И тут внимание Глеба Львовича привлекли две студентки. Одна, в чёрной блузке с большим декольте и чёрных леггинсах, подняв руки, завязывала густые непослушные волосы в узел, а другая суетилась вокруг неё и что-то делала непонятное, одежду, что ли, оправляла. Зонтом тут и не пахло, дождевиком - тоже. Преподаватель заинтересовался. Или им не уходить?

Оказалось, что подружка приклеивает прозрачным скотчем верхний край декольте к коже. Вот дошла до серёдки переда, где принято обнажать ложбинку между грудями, подтянула край немножко, ложбинка спряталась под материю, и рука дважды прошлась скотчем - для надёжности. Пошла дальше.

Доцент скользнул взглядом по девичьей фигуре и увидел на ножках резиновые тапочки, плотно охватывающие щиколотки, даже на плоских каблучках, чтоб удобнее ходить. Интересно, интересно...

Тем временем подружка закончила с декольте и прошлась скотчем по талии, где блузка встречалась с колготками, а сама обихаживаемая соорудила-таки узел на макушке. И напялила на него нечто типа глубокой кепки, сварганенной из того же скотча, обмотанного вокруг проволочного каркаса, с полукруглыми вырезами снизу - для глаз. Типа мини-декольте вверх ногами.

А потом... потом перекинулась с помощницей парой слов, взяла герметичный, надо думать, пакет с тетрадями и ручками и - пошла прямо под дождь!

Наш герой нарочно выбрал путь, чтобы понаблюдать за непромокаемой хоть издали. Блестит вся! Струйки и капли так и катятся по чёрной материи. Может, она и не то чтобы совсем непромокаемая, материя это, но если промокнет, то медленно, постепенно и по всей площади, без контраста. А в незаклеенное декольте только попади струйки - бр-р!

Интересно, другие факультеты переймут?

Прошла ещё неделя. Такая же лекция в той же аудитории, по-майски тепло. Снова эти кепочки-неснимаечки, маечки-пронимаечки и последний писк моды - мини-шорты с косым краем и двубортной застёжкой на гульфике. Один ряд пуговок - золотой, другой - перламутровый. А трудится как всегда, "молния", которая от глаз скрыта.

Лекция удавалась. Кроме заранее заготовленных примеров, лектор приводил и экспромты, почти не задумываясь, аудитория откликалась благодарно, сама что-то придумывала. Редкий случай захватывающего лекционного повествования и сотворчества.

У Глеба Львовича совсем вылетело из головы, что надо бы дать перерыв-перекур, он и на часы-то не глядел. Без часов и понял, что надо остановиться и перевести дух. Даже сил объявить перерыв не было, так выложился. Но по глазам студентов было видно, что они всё понимают, торопит не станут и сами не прочь бы откинуться на спинки скамей.

Ага, вот уже появились силы слегка покашлять, дать понять студам, что ты жив и вот-вот продолжишь. Среди них тоже, кстати, звуки разные ходят - сморканье, шепотки, скрип, покашливание (леденцы!) Сейчас ещё кашляну поосновательнее, взгляну в записи и посмотрю, куда идти дальше.

Но он не успел. По аудитории вдруг разнёсся стон - громкий, мучительный, берущий за душу. Словно пытали тут кого, или накрыл острый приступ коварной какой болезни. На экзаменах так не стонут, как здесь простонали.

Лектор вздрогнул, но тут же сообразил, что никого тут не режут. Просто бывает так, что напряжённый человек хочет издать негромкий звук, чтобы ослабить напряжение, но не справляется с управлением собой, не удерживает себя в рамках, и "выдыхает" напряжение целиком, выстанывает, уже не в силах остановиться или снизить громкость. Это как падать, сорвавшись со склона, по которому хотел спуститься лишь на пару шагов.

А голос-то знакомый... Да и по жесту можно засечь простонавшую - она, вон, "потягушеньки" выделывает. На лекции Кира была в числе самых активных, и вот, стало быть, что-то упустила, что столько громко о себе напомнило.

К таким стонам (а также вскрикам) в полной мере относится афоризм Чехова о пролитом соусе, но... люди зашумели, надо реагировать, не спускать.

- Что с вами, Белёсова?

Девушка громко, с постаныванием выдохнула носом: семь бед - один ответ.

- Не могу, я больше уже не могу, - она отчаянно сжимала и вертела в руках сигарету и зажигалку. А сидела у окна, к которому был придвинут край скамьи, так что выбраться ей было бы трудно...

Кто-то тихим голосом заикнулся о перерыве, но тут Кира решительно кашлянула и подняла руку:

- Можно... можно, я закурю и буду постепенно раздеваться?

- Что?! - а вырвалось: - Эк?

Лектор лишился дара речи, настолько опешил. Послышалось ему - или, может, шутка это? Все притихли, не помогают понять, тишина почти что звенящая. Вот встрепенулась рыжая голова Васи:

- Молчание - знак согласия, - и легонько пихнул однокурсницу в спину: - Валяй, Кирка!

Самое обидное, что это пословицу они недавно проходили. Глеб Львович приводил слова древнеримского адвоката, адресованные клиенту:

- Разве ты не понимаешь, что, молча и не возражая, ты тем самым соглашаешься с обвинением?

Но тот-то римлянин молчал не из-за опешивания!

Студентка снова кашлянула - начинаю действовать!

- Вот вам пока задаток, - и сняла кепку, положила на парту.

Только-только вернулась речь к нашему герою - и снова исчезла. Он наконец-то понял, на что похожи эти бело-розовые нахлобучки с коричневой пуговкой с одной дырочкой. Да на чашку лифчика же! И форма похожая, и розовая кожа как бы просвечивает, и пуговка - ну, чистый сосок! И вот - сняла, обнажила... голову. Интересно, каждая носит по форме своей груди - или по форме той, какую хотела бы иметь?

Глупые мысли - и вот уже несколько секунд упущено. За это время Кира успела зажечь сигарету и пару раз глубоко, с жадностью затянуться. Соседи помогли ей открыть окно, и она вторую струю дыма выпустила уже в него.

- Вы что себе позволяете? - наконец-то смог возмутиться лектор. - Выбросьте сигарету и сейчас же выйдите отсюда!

- Не выйду! Пф-ф, пф-ф (это она втягивает дым между фразами, а говорит, чуть не пыша изо рта огнём). Во-первых, пф-пф, вы, как преподаватель, не имеете права, пф-пф, выгонять студентов с лекции. Пф-ф, пф-ф... Во-вторых, мне ваша лекция, пф-пф, нравится, я вам вон сколько примеров набросала. Пф-ф, пф-ф... А в-третьих, вы сами говорили: наказание, пф-пф, неотвратимо. А я, вон, глядите, сколько уже выкурила, - она глубоко затянулась, вынула сигарету изо рта и показала всем, сколько. - Кепочка - ерунда, так я сейчас сниму вам блузку. Подержи! - сунула "бычок" соседке.

- Держите её! - чуть не закричал лектор. - Не давайте снимать! Вы что же это себе позволяете, Белёсова? Вы на лекции - или где? Как вам в голову такое могло прийти?

- Не мне, а вам, - нагло ответила она, начиная расстёгиваться. - Вы же сами сказали: курящих девушек - раздевать! И с неотвратимостью наказания. И вообще, разве вам не хочется сейчас меня наказать за наглое курение? - Она взяла окурок и ещё раз затянулась - демонстративно. - Не откладывая в долгий ящик и при всём честном народе, позору чтоб больше было и навсегда охоту отбить?

- Но это же очень неприлично! - только и смог возразить преподаватель.

- А в тюрьме сидеть - легко? В том-то и смысл наказания, чтобы плохо человеку сделать. А я сама на это иду. Да вы не волнуйтесь так, Глеб Львович, у меня под блузкой не что всегда, а верх бикини, очень даже приличный. Без завязок, честно. На пряжке. Вот только дайте показать, и согласитесь.

- Пускай разденется! - стали раздаваться голоса там и сям. - Ф-фу, вон как надымила! Не продохнуть. Конечно, спускать не след, стоит наказать! И вы нам сказали, как. Строго! Невыносимо для девушки. А?

Виновница ожидала решения, и в ожидании - докуривала ту самую сигаретину.

- Перерыв! - только и нашёлся сказать лектор. - Для проветривания помещения. Пять минут.

Кира затянулась в последний раз и отдала окурок Васе.

- Охраняй! - велела. - Улика главная, а после проветривания - единственная. А то вдруг адвокат какой, - искоса взглянула на шокированного преподавателя, - уничтожит и скажет, что так и было. То есть, ничего не было. И я ни в чём не виновата. И наказания не заслуживаю. Сурового и позорного. Вот так!

- Глаз не спущу! - пообещал тот картинно.

Глеб Львович быстро вышел из помещения. Надо продышаться и обдумать, как быть. Его собственные слова против него же самого поворачивают! Впрочем, это часть умения любого юриста. Но не против же учителя своего!

Он ещё в туалет зашёл, воспользовался. Дополнительное время им одуматься, остыть. Как всё-таки приставуч этот табачный дым! До сих пор пиджак попахивает... А уж чего говорить тогда о девичьих лёгких!

Вернувшись, преподаватель застал "картину маслом". Коротенькая скамеечка, обычно пылившаяся где-то на задворках, была поставлена на видное место, и на ней смиренно, опустив голову долу и сцепив руки сзади, сидела простоволосая Кира. Блузка с неё уже была снята и засунута в пластиковый пакет, положенный на стол, где кроме него красовались окурок, початая пачка сигарет, зажигалка и маленькая книжечка "Правил внутреннего распорядка".

Девушка не врала - на ней и вправду было бикини, сверху, во всяком случае. Оранжевый с чёрным орнаментом лифчик в меру выпускал наружу содержимое и придавал остатку приятную глазу форму. Казалось, немо говорил: зачем что-то другое, кто лучше меня сможет обиходить грудки? На пляже наш герой залюбовался бы, ну, за тем самым заборчиком - тоже, но тут, тут...

Дар речи, оказывается, покидал его, но вот вернулся.

- Что здесь такое? - спросил он хриплым, не своим голосом.

Вперёд вышла Настя-староста.

- Я пыталась их образумить и напомнила ваши слова, вы их любите повторять: никто не может быть подвергнут наказанию иначе как по решению суда. Пусть вы и назначили кару, но она же не автоматически применяется! А они... В общем, устроили товарищеский суд, установили вину, вынесли приговор и привели в исполнение. Это - скамья подсудимой, это - улики, суд распущен. Выгон с лекции суд счёл неприменимым.

- Позвольте-позвольте, - забормотал шокированный Глеб Львович. - Почему без меня, не дождались, а?

- По такого рода правонарушениям очень быстро выходит срок давности. Вместе с табачным дымом!

- Позвонить могли, у меня всегда с собой.

- Это было бы уже телефонное право. Кто нам пол-лекции объяснял его пагубность? И вообще, давление на суд, пусть со стороны и уважаемых людей, недопустимо. Найти это место в вашей лекции? - она тряхнула конспектом.

- Гм... - Да ему пересказывают всё то, что он сам говорил им на лекциях. - А как же возможность обжалования, апелляции?

Кира впервые подняла на него глаза, блеск которых удачно дополнял полуобнажённую грудь:

- Я сама отказалась от апелляции, Глеб Львович, - признала она. - Лишняя затяжка времени и траты на адвоката. Пройдёт времечко, а мне надо уложиться с отбыванием в ваши оставшиеся полпары. Того, кто после вас у нас, мне кажется, незачем посвящать.

- А товарищеский суд мы можем оформить как деловую игру, - добавила Настя. - Без уточнения типа наказания, конечно. Проведём по бумагам как "временную конфискацию личного имущества", - кивнула на пакет с блузкой.

Преподаватель уже отошёл от шока и немножко даже развеселился.

- И кто же участвовал в... гм-м... в этой деловой игре? Конечно, Вася, - он вдруг вспомнил продолжение: "... - стиляга из Москвы", усмехнулся.

- Ну, а как же!

- Защищал, конечно.

- Я обвинял! - Василий чуть не обиделся. - Указывал на невиданную наглость, с которой было совершено данное правонарушение, вызов общественному мнению, на то, что капля никотина убивает лошадь. Настаивал на том, что присуждённое наказание должно превышать ожидаемое, которая подсудимая уже согласна претерпеть и которое поэтому наказующего эффекта не возымеет. Но меня не послушали. Судьи попались какие-то... сами курящие, что ли? Правда, я смог добиться и условного наказания.

- По-моему, наказание уже применено.

- Условного - в том смысле, что если она ещё раз закурит в аудитории, то с неё снимут низ... ну, шорты без дополнительного созыва суда, без проволочек, так сказать. Веди себя примерно, и условное снимется со звонком с пары - вместе с действующим.

- А кто тогда защищал, если уж такой балбес... простите, столь не придерживающийся условностей студент, как наш Василий, ударился в обвинение?

- Я защищала, - вперёд вышла Полина, крупная высокая студентка, одетая почему-то под маленькую девочку - коротенькое платьице, гольфы, сандалии, и даже волосы заплетены в очень несерьёзные косичку. Глеб Львович с трудом узнал её поэтому, а ещё пуще из-за полного отсутствия макияжа.

- Я указывала на то, что лишение блузки может оказаться чрезмерным наказанием, потому что под ней может не оказаться нижнего белья, ну, бюстгальтера, - она покраснела и опустила глаза.

- Но Кира же сама сказала, что на ней!

- Признание ведь уже не царица доказательств, - напомнила студентка. - Позапозапрошлая ваша лекция, так?

- Но почему же вы решили, что с её бюстом она может обходиться без нижнего белья? - он избегал называть по существу.

Полина не решалась ответить.

- Потому что она сама без него обходится - и это с её-то сись...бюстом! - тут же встрял всезнающий Вася.

- Молчи! - напустилась на него девушка. - Ты же ничего не видел, не знаешь. Вот как привлеку за клевету!

- Слепой увидит, как туго на тебе платье сидит, - парировал тот. - Марку почтовую под ним не спрячешь, а?

- Ну и чёрт с тобой! - рассердилась она и, решившись, повернулась к преподавателю. - Вы же знаете, что я не какая-то там разэтакая, я даже шорты ношу лишь в жару и не мини... то есть, почти не мини. Но тут особый случай. Можно, я в двух словах?

- Давайте! - Он не то чтобы жаждал услышать - он выигрывал время, чтобы решить, как поступить.

- В общем, у меня сестра двоюродная есть, Ляля, ей восемь лет. И вышло так, что у нас с ней дни рождения - день в день. Невероятно, но факт. И она давно уже хочет в контактный зоопарк, где зверей можно гладить и кормить. В день рождения вход туда бесплатный. И я её сегодня, после занятий, туда веду.

- Так вы сегодня именинница? Поздравляю!

- Спасибо. Я, вообще-то, не хотела говорить, но вот Вася...

- Он говорил о белье. Я всё-таки не очень понимаю...

- Как же! Мы в зоопарк идём вдвоём, и мне, как и Ляле, положено бесплатное посещение. С нас нечего брать при входе! А ведь это правило имеет в виду детей-именинников, которых сопровождают взрослые, которые платят. Могут подумать: ишь, какая зрелая, а на халяву норовит! Но и отказываться от того, что тебе положено, не хочется. Тогда я и решила - оденусь под девочку, и вести себя буду с Лялей как подружка-ровесница, вот приколемся! Маленькие не заморачиваются сомнениями "удобно-неудобно". А какая же это малютка с читающимся под одеждой лифчиком? Вот - перешила платье, чтоб грудь само держало. А за пазухой маленькая девочка мало ли что держать может - конфеты, булочки, печенюшки, снова конфеты, но уже шоколадные. Я в детстве так делала. Хорошее у меня платье, а? - Она крутнулась и показала низом трусики - беленькие, как и положено маленькой девчушке.

- Гм-м.. Но ваши доводы суд не убедили?

- Нет, к сожалению. Вон у неё какое яркое бикини, читалось под блузкой, так уж читалось. Вам, может, не полагается замечать... И потом - если не блузку, то что тогда снимать с осуждённой?

Опасный, надо сказать, вопрос. Замаскированный под проходной.

- Ладно, садитесь по местам, и ты, Кира, тоже. Верх, в общем и целом, приличный. Закончим лекцию, а там решим. Я вам вторую половину сокращённо прочту.

Студенты начали нехотя расходиться по скамьям.

- Стойте! - вдруг крикнул Вася. - Осуждённая, на старое место вернёшься?

- А то на чьё же! - огрызнулась она.

- Тогда я прошу суд принять обеспечительные меры. - И многозначительно замолчал - сами, мол, понимаете, какие.

- Постойте, Василий, - сказал Глеб Львович. - Вы ничего не перепутали? Обеспечительные меры суд предпринимает тогда...

- ...когда без них исполнение решения суда может быть затруднено или невозможно. Сейчас как раз такой случай. Видите, куда она сядет? На край скамьи, прижатый к стене под окном, а за ней ещё пять человек. А в приговоре значится: в случае повторного нарушения снять с неё шорты. Как же ей, стиснутой, это сделать? Неужто ж согнать пятерых с мест и выбираться со скамьи, то это... это лекции помешает. Вот вам и затруднение с невозможностью.

- И что же предлагает прокурор?

- Предлагаю снять с неё шорты сейчас, пока это сделать легко, - дружный девичий ах, - и пристегнуть ремнём спереди. Пока будет сидеть, всё прилично будет, попа на скамье. А захочет закурить... извините, в случае повторного нарушения, ну, закуривания, ремень легко расстёгивается и снимается, и шорты идут на исполнение условий приговора. Проще говоря, перекидываются через передние ряды.

- Но, может, у Киры только верх от бикини?

- Нет-нет, целиком, - подтвердила студентка. - Чего же рознить? И я с радостью... то есть, хотела я сказать, с законопослушанием согласна на обеспечительные меры, только чтоб не затягивать любимую лекцию и не уходить с интересного места у окна. То есть - наоборот, интересную лекцию и с любимого места. Извините, волнуюсь. Я вон там, у стеночки управлюсь.

Лектор пожал плечами, повернулся и медленно пошёл к кафедре, постоял спиной к аудитории, прислушиваясь, как "управляется" бесстыдница. Неспешно повернулся и увидел, как комично выглядит девушка с пристёгнутыми спереди мини-шортами. И услышал, как поскрипывают и даже повизгивают синтетические трусы по лаковой скамье, отполированной многими поколениями студенческих задниц, "обутых" посолиднее.

Лекция продолжилась. Все гадали - дотянет Кира до конца пары, или же сорвётся, и лететь тогда шортикам через головушки... Может, и выдержала бы, но тут речь зашла о следственном эксперименте. Глеб Львович объяснил, что обвинение обязано доказать, что преступление в принципе могло быть совершено завяленным стороной обвинения способом, скажем, что пистолет, из которого якобы застрелили человека, был в рабочем состоянии, исправным то есть. Иногда это очевидно, но если нет - тут и надо проводить следственный эксперимент.

- Если поняли, приведите примеры. Полина?

- Вот в нашем случае, - поднялась студентка, - надо проверить зажигалку, щёлкнуть ею, горит ли. Проверить сигареты, табак ли в них, сухой ли, какого сорта. В конце скомбинировать: зажечь именно этой зажигалкой сигарету именно из этой пачки. Или даже выкурить. Всё и станет ясно.

- Да зачем?! Все же видели! - взвился "прокурор" Василий.

- Настя, по глазам вижу, что можешь ему ответить, - догадался лектор. - Давай!

- Видишь ли, Вася, - начала та, поднявшись (а Полина села). - По закону, свидетель не может быть ни следователем, ни обвинителем, ни тем более судьёй. Поэтому мы, когда судили её, - кивок в сторону Киры, - то притворились, что ничего не видели и не нюхали. Улики отобрали, да, но ничего с ними не делали. Так что забудь, что видел её курящей. Теоретически, подсудимая могла подменить, скажем, зажигалку на неисправную, и тогда защитник указал бы на физическую невозможность совершения правонарушения.

- Так давайте сейчас и проверим! - нашёлся Вася. - Можно, Глеб Львович? Я быстренько, - он выбрался из-за парты, - это же так быстро, как закурить. А то как-то всё несовершенно остаётся...

Студент сперва взял пачку сигарет, вытащил одну, помял, понюхал, высыпал чуток табака на ладонь, пригляделся, лизнул. Сигареты как сигареты, и табачок сухой. Машинально положил пачку на первый ряд, её взяли и машинально же стали передавать в направлении хозяйки.

Теперь - зажигалка. Вася пощёлкал ею, каждый раз высекая пламя. Последний раз оно взвилось аж до бровей, чуть не опалило, он отшатнулся. Чудак, лучше бы руку с огнём отвёл.

- Ну и зажигалка у тебя, Кира! - восхитился он. - Мне бы такую. Держи! - и кинул владелице. Он любил и умел прицельно кидаться. Та поймала.

- С запасом прочности! - погладила любовно. - И под дождём могу прикурить от неё. Не знаю, как кто, но если я держу сигарету в пальцах и настроилась на курение, то если зажигалка пробуксовывает, мне так плохо становится! Табачное голодание прямо за горло берёт, вплоть до помутнения в глазах. Чую, что отдалась бы за скорый вдох дыма, - она сообразила, что сморозила глупость, осеклась и покашляла. - Всё?

- Всё! - подтвердил прокурор.

- Как это всё?! - снова поднялась, даже вскочила Полина. - Нет последнего звена, главного самого. Может, табак только похож на табак или отсырел, может, у зажигалки большое, но слишком холодное пламя, не могущее его поджечь. Я требую продолжения банке... тьфу, следственного эксперимента! Надо ещё доказать, что именно этой зажигалкой можно зажечь именно эти сигареты.

- Обвинение не возражает, - Вася погладил опалённые брови. - Завершим эксперимент и всё докажем. Ещё как загорится! Где улики?

Они оказались у хозяйки. "Прокурор" протянул руку.

- Я не умею так метко, как ты, - застеснялась она. - Сигареты разлетятся, если на пол упадут.

Глеб Львович кашлянул - право, случайно. Но это истолковали, как поторапливание.

- Тогда зажигай сама! Это даже ещё лучше - если сама обвиняемая. А то адвокат ещё оспорит, - усмехнулся он, - что слабые ручонки подзащитной не совладают с тугим механизмом этого монстра-зажигалища. А теперь все вопросы снимем. Зажигай, Кира, только не закуривай.

Девушка достала сигарету и погрузила кончик в пламя хищно щёлкнувшей зажигалки. Отпустила большой палец, стала внимательно разглядывать опалённую сигарету.

- Ага, не загорается! - возликовала Полина. - Я так и знала! Провалился твой следственный эксперимент, Васенька! Я требую оправдания подзащитной!

- Попрошу с прокурором не фамильярничать!

- Ладно, пусть будешь хоть Василий Васильевич, но зажигалка всё рано хреновая у неё!

- Это как ещё не зажигается?! Это какая ещё хреновая?! - возмутилась Кира. - У меня превосходная зажигалка и сухой табак. Просто я не потянула воздух. А теперь вот...

Она сунула сигарету в рот и в два счёта её раскурила.

- Что теперь скажете? - торжествующе спросила она, выпустив большой и на удивление вонючий клуб дыма прямо в аудиторию, следующий пошёл в окно. Глеб Львович громко, возмущённо чихнул.

- Скажу, - съехидничал Вася, - что ты совершила повторное нарушение и должна понести отсроченное условное наказание. Снимай, то есть отстёгивай шорты!

- Это нечестно! - возмутилась Полина. - Это был всего лишь следственный эксперимент!

- Эксперимент касался только поджога, - возразил Вася. - Никто не сомневался в способности подсудимой курить уже зажжённую сигарету. А она именно закурила. Да ты погляди, как жадно она смолит. Эй, окно пошире открой!

Всё было очевидно. Не выпуская из одной руки быстро тающую сигарету, Кира второй рукой отстегнула с пояса шорты и неловко кинула через ряды. Они чуть зависли в воздухе с расстёгнутой ширинкой - очень многозначительно.

"Прокурор" деловито сложил шорты и засунул их в пакет с блузкой, положил на стол для улик.

Повисла пауза.

- Нет, я не могу! - еле выговорил лектор. - Впервые у меня слушает лекцию студентка в бикини.

- И пупок под вагину татуирован, - добавил под общий смех её сосед, заглянув под парту.

Глеб Львович принялся кашлять. К нему подошла староста Настя, участливо взглянула:

- Не расстраивайтесь так, Глеб Львович! В жизни чего только не бывает. Вот я, девушка очень скромная, купаюсь только в сплошном купальнике, а и то однажды в такой переплёт попала. Рассказать?

Преподаватель, мучимый кашлем, мог только кивнуть и кашлянуть с выражением - то ли да, то ли нет. Она решила, что "да".

- В школе у нас была одна вредная такая завучиха, и вертелась у неё в башке идея-фикс. Всё ей мерещилось, что старшеклассницы пододевают не то бельё - то ли слишком маленькое, то ли недопустимо синтетическое, то ли вообще сексуальное. Капитолина Анисимовна эта могла как бы невзначай заглянуть в женскую раздевалку в разгар переодевания перед физрой, или положить руку на плечо, вроде как ободряя, а пальчики-то шевелятся, шевелятся, нащупывают бретельку лифчика. Ну, и словесно подкалывала. Некоторым нипочём было, но большинство просто стонать начинало под занавес школы. Зазря ведь в нехорошем подозревает!

Собрались как-то девчонки и заговорили об этом. Выговорились, выплакались, с негодованием и не без соплей. Вот заедает, старая дева, хоть бельё ей перед уроками предъявляй!

- Девчонки, а давайте предъявим! - сказала кто-то (не я, конечно).

- Как это?

- А вот как. На выпускном вечере у нас будет инсценировка и бал, так? На балу все оттянутся по части платьев, это уже из года в год обычай. И Капа, кстати, намекает на это - мол, под смелыми платьями вы понадеваете ещё более смелое, до неприличия, бельецо. Вот мы и опровергнем - не все, а те, кого она больше всего подозревает. Устроим такую инсценировку, в ходе которой все девушки натуральным образом раздеваются до исподнего. Ну, или в нём проходят через сцену хотя бы. Как говорится, сказка - ложь, то есть, спектакль - это измышление, не остановят же его из-за нашего неглиже... тем более, не догола же. И Капа увидит, что мы даже на выпускной вечер надели приличное бельё. Значит, и в учебном году в нём были. Как?

Все сошлись на том, что попробовать стоит, а некоторые вообще сочли, что идея замечательная. Только откуда же взять сценарий, в котором все раздеваются, да ещё естественным образом? В сборнике сценариев детских утренников такого нема.

- И тут мне помог мой младший брат Антон, - продолжала разговор Настя, а слушали её уже все, включая докуривающую сигарету Киру. Вторую сигарету, кстати - заслушалась, не заметила, как и прикурила одну от другой. - Он у меня какой-то девчонистый, ещё до школы овладел маминой швейной машинкой. В младших классах отстрачивал всё, что надо было отстрачивать, шил трусики и майки, кепочки фасонные. Ко мне подкатывался на предмет шикарных трусов, да я не далась мерку с себя снять. Ещё чего!

И вот однажды я поймала Антошку за шитьём чего-то весьма интересного, прижала, он и раскололся. Оказывается, у его подружки-одноклассницы ещё и конь на груди не валялся, в то время как ровесницы уже вовсю холили и лелеяли свои "прыщики", и любовно одевали их в лифчоночки. Зная, что мальчуган строчит, девочка попросила его сшить ей лифчик с лёгкой выпуклостью, чтоб не отставать от других. Мерку же снимать не стрёмно! Ну, он уважил и смастачил, вышло на удивление хорошо.

Девчонки секретов хранить не умеют, и вскоре кое-кто через ту малогрудку начал просить Антона пошить и ей бельишко. Он не отказывал, плату брал домашними заданиями и подсказками на уроках, негодник! Мерки сперва брал самоснятые и снятые той самой его подружкой, но я не уследила, когда этот "дамский портной" сам получил доступ к девичьему переду, с портновским сантиметром в руках. Даже к себе домой приводил девочек, чтоб обмерить в нужных местах, запирался с ними.

Я давно уже хотела прекратить эту практику частного пошива, да не знала как. А потом Антон каким-то образом узнал мои размеры, с белья из комода, что ли, мерку снял, и сшил мне просто потрясающий бюстгальтер. Спереди он скромную девичью грудь делал зрелой женской, а сзади была не узкая планка, а что-то наподобие крылышек ангела - и с двубортной застёжкой! Красота-а...

Так вот, брату я и рассказала о наших затруднениях со сценарием. Раз перед ним не стесняются нагие по пояс девочки-подростки, то пусть он научит их не стесняться на сцене, когда они поодетее. Сценарий, что ли, напишет с дамским портным в главной роли. И он написал... Ой, я у вас время отнимаю, да? Я скоренько тогда.

Да, все наши девчонки, и я в том числе, показали своё бельё со сцены. Потом оделись за кулисами и пошли на бал. Теперь уж к нам никаких претензий и подозрений.

Вот я и говорю, что в жизни всякое бывает. Даже и очень порядочные девушки раздеваются. Так что вы на Киру не смотрите, и продолжайте себе. Вы очень интересные лекции нам читаете!

"А вы очень интересные вещи на них вытворяете", - подумал преподаватель. Надо бы... гм-м... прекратить. Но, как назло, студенты не подавали повода - не пялились на "пляжницу", не шушукались, наоборот, создавали деловую атмосферу. Лекцию пришлось продолжить.

Под конец предложил задавать вопросы. Но спросили не его.

- Кира, ты не хочешь ещё закурить? - это кто-то из парней.

- Спасибо, - ответила та. - Много курить вредно. И не одета я для частого курения. Не в смокинге.

Вопросы кончились, студенты разошлись, как ни в чём не бывало. Кире пришлось вылезать через всю скамью, да ещё подойти к столику для улик, чтоб одеться. Когда она наклонилась, Глеб Львович увидел какой-то проводок, вылезающий из одной из чашек параллельно бретельке. Машинально схватил за него и потянул - ну, как нитку с пиджака снять. Но тот не поддался, даже чашку деформировал. Студентка ойкнула.

- Извините, - сказал лектор. - По привычке я, словно нитку. Он, что же, закреплён там у вас?

- Ой, а я и не заметила! Сейчас отсоединю, - она начала отколупывать, но пришлось отвернуть с груди полчашки, прежде чем залезла пальчиками, куда надо. Стыдливо отвернулась, но сосок всё же вынырнул и успел броситься в глаза.

- Кхм, - кашлянул в кулак мужчина, - А для чего он?

Кира покраснела ещё больше.

- Ладно, раз никого нет и у нас ничего не получилось, скажу. Это братик мне тут переоборудовал. Незаметно, говорит, и эффективно. Незаметно - это и вправду, а вот эффект, действенность...

- Да какой эффект-то?

- Подсказочный. Помните, у Гайдая студент Дуб прятал наушник под повязкой, а микрофон - в нагрудном цветке? И его разоблачили. Когда в ухе что-то есть, это сразу видно, а когда ухо чем-то прикрыто - подозрительно. Некоторые экзаменаторы прямо так и требуют обнажать уши.

Так вот, слух отпадает, зрение - тоже, поскольку опытный препод шпору всегда побачит. Ничего, что я по фене? - а сама стоит и одевается, не торопится. - Остаются кожные ощущения. Брат говорит - учи азбуку Морзе и принимай подсказку точками и тире. Я говорю ему, что запросто перепутаю на коже, какой щипок тока что означает. Он: щипок за левый сосок не спутаешь с щипком за правый? И это самые чувствительные у тебя места, ток меньше, батарейка дольше прослужит. И вот - переоборудовал мне лифчик, в бретели через плечи вставил проводящую ленту - это антенна, а через этот вот шнур подавался ток к соскам, батарейка между чашками под перемычкой вставлялась. Никто не догадается, к чему это я прислушиваюсь, ко внутреннему голосу, что ли? Бикини - это потому что обычное бельё тонковато и может выдать оснастку, а попариться чуток на экзамене не страшно. И без того "паримся"! Трусы можно обычные.

- Что же подвело?

- Во-первых, скорость передачи данных. Медленно слишком доходили до меня подсказки. А если ускорить пипиканье, то соски не успевали остывать от импульса к импульсу и начинали меня заводить. Я начинала передёргиваться, приахивать - на экзамене! Порой уже неприятно тебя щиплет, а ни ослабить, ни прекратить не можешь. Брат говорит - подрасту, научусь регулировать твою морзянку. А мне бикини летом по прямому назначению понадобилось, я и выдрала всю эту чепуху. Но вот, как видите, проводок остался. Спасибо, что заметили.

Она уже полностью оделась.

- Вот и хорошо, что всё хорошо кончается. Но всё-таки это большой эксцесс, когда преподаватель видит студентку в бикини. Я не имею в виду случайную встречу на пляже, - оговорился.

- Ой ли? - с какой-то особой интонацией спросила девушка.

- Что... что вы имеете в виду?

- Понимаете, мне без курева очень тяжко. Да что там, конечно, понимаете, раз я... на всё согласилась. А в общаге с этим борются. Я бы с удовольствием курила раздетой, да ваши активисты не согласны. Ну, помыкалась я по пожарным лестницам и туалетам, и ничего мне не оставалось, как снять где-нибудь частную квартиру, где я могла бы ни от кого морали не слышать и делать, что заблагорассудится.

Мне не подходило жить вместе с квартирной хозяйкой. С трудом нашла я вариант, где бабулька переезжает из своей однушки к своим в другой дом. Я без задней мысли спросила: почему? Бодрая ведь ещё. И она отвечает: сил уже нету никаких видеть голых девок под окнами!

Под "голыми" она понимает одетых в бикини, как выяснилось. Я тогда громче ахнула, чем вот вы сейчас. Оказывается, у них по травянистому склону протянули заборчик, и жительницы её дома поняли это так, что им установили пляжный режим, что придомье - это не городская улица. И в жаркие дни стали выходить одетыми по-пляжному, парни и девушки. Старшее поколение ругалось, а "моя" бабушка даже сочла за лучшее квартиру сдать и уехать до холодов к сыну. Или дочке, не помню.

- Заборчик? - хрипло спросил преподаватель.

- Заборчик, Глеб Львович. Я быстро увидела, что старушка не преувеличивала - и в бикини ходят, и в шортах купальных. А у меня, что, тело уродливое или жаростойкое? Присоединилась, конечно. Квартиру снимаю - значит, здесь живу и могу.

Как, думаю, в доме напротив, через дорогу? Там заборчика нет, дома вплотную к тротуару стоят. А по тротуару ходят люди одетые. Зато там другая фишка маячит.

- Да? Какая же? - он всё ещё не мог справиться с хрипотой. Мало того, к ней добавилась фальшь в голосе.

- И на лоджии, и на балконы люди выходят в чём попало, то бишь, в чём дома ходят - женщины в белье даже (не в купальниках, заметьте!), мужчины в семейных трусах, и одного даже видела в стрингах. Не думают, что ли, что их через улицу видно. Или это их "ответ Чемберлену": вы так, ну, и мы тоже.

- Кха-кха...

- Нет, может, кто-то хочет охолонуть после зарядки или покурить не в квартире, не при детях - я их понимаю. Не просто наготу показать. И вот приметила я на пятом этаже одного мужчину в семейных трусах в клеточку, очень он на нас, "пляжниц" любовался. Может, и нарочно выходил для этого, а вовсе не курить. Вы ведь не курите, Глеб Львович?

- Нет. Кха. А каков... какой он из себя, соглядатай этот?

- Ну-у, роста он вот такого, - она подняла руку на уровень макушки лектора, - комплекции вашей, цвет волос, - она назвала его цвет в точности, - только у него волосы всегда растрёпаны. Лицом бел. Цвет глаз... издали не разобрала, дайте сейчас вам в лицо взгляну.

- Зачем же мне-то? Он, что, на меня похож, мужик этот?

- Похож, весьма похож, Глеб Львович! Я ещё подумала - может, он тоже преподавателем где работает, на работе привык студенток одетыми видеть, а здесь любуется на них пляжненьких, душой отдыхает. Сейчас ведь что ни девушка - то студентка. И вот если кто на лекции хоть немножко приразденется, он будет на неё орать, а что она его в трусах одних чуть не каждый день видит, и не догадается. А она его, может, постесняется пристыдить, вообще, напомнить. Не скажешь ведь в глаза: а я тоже вас неглиже видела!

- Действительно. Кха. Не скажешь.

- Так что никакой это не эксцесс, Глеб Львович, а неизбежное следствие соседства через дорогу. Я в следующий раз ему вот так вот рукой сделаю, - она показала. - И если вы в следующий раз увидите, как вам делают ручкой вот так, - повторила, - значит, это всё-таки мы с вами! Логично?

- Ну... Кха. Да, логично.

- Вот и давайте не считать эксцессами ни бикини, ни семейные трусы. Договорились?

- М-м-м... Договорились, кха. Но курить... курить на лекциях всё-таки не надо. Лучше используйте перерыв, если хотите, он будет у вас персональный.

- Вообще-то, я курить бросать хочу. Дороговато мне обходится эта "курительная" квартира, думаю обратно в общагу перебираться - уже некурящей. И очень уж строго наказывают у нас за курение. А? Нет, не сам раздёв. К нему привычная. Просто у меня в жару тело преет под синтетикой, пять пар всё-таки высидеть надо. Редко когда одну пару посчастливится раздеться, охолонуть. Так что дайте-ка я вас поцелую, - совсем нелогично закончила она.