Бабушкино платье сохранилось неплохо, очень даже. Простирнуть, выгладить осторожно — и надевай, внучка Кира. Правда, краски поблёкли, материя посуровела, складки появились — а что вы хотите, почти полвека на дне сундука пролежать! Добро бы в вакуумной упаковке, как сейчас, а то даже не в целлофане — в газетах и какой-то вощёной бумаге, пергаментом называется.
И почти неношенное. Это было последнее девичье платьице моей бабушки, предстояло скорое замужество, и, как мне сказали, она решила им обзавестись в расчёте на дочку (или невестку), чтоб ей носить, как в деревнях поколениями носят. Но и тогда мода менялась, хотя и не так быстро, как ныне. Через двадцать лет уде носили прилегающие блузки и недлинные юбки, даже джинсы проникали, если удавалось достать, и мама моя не очень интересовалась дном старого сундука. Бабушка очень удивилась, когда туда сунула нос я. Втайне даже обрадовалась, думаю.
Ещё вот что: я не успела в тот приезд домой предохраниться, то есть одеться и главное — поддеться по-деревенски. После поезда и ещё на машине поездки прошла к себе в комнату, сбросила всё с себя, вышла во двор у колодца умыться — и тут бабушка увидела меня в городских стрингах. Лифчик, хорошо, был в норме, в поезде я всегда сверху затянута, а то не знаю, что было бы.
Вот и обрадовалась бабуля моя, когда внучка проявила интерес к былым модам. Верно, собирается вернуться к нормальной одежде, посумасбродила там, в городе этом развратном, и надоело. Только под старое платье и трусы надо человеческие надевать , мне из даже дали — из того же сундука.
И вот я с помощью любимой моей бабули разбираюсь с вещицей её молодости.
Первое, что бросилось в глаза — длинное и сплошное, словно халат. Но у халата застёжка сквозная, как у плаща и пальто, его надеть просто, а тут застёжки нет, а талия неширокая, да ещё пояском стягивается. Вырез для горла широкой, голова проходит, но неглубокий, не декольте, а так… Там и сям складки, вытачки и как их… кокетки, что ли? Впрочем, кокетка, кажется, в единственном числе. Бабушка многое наговорила, да мне сам вид чуднее всяких слов.
Надевать ведь придётся через голову, а я такие длинные вещи отвыкла уже так надевать. Разве что школьное платье вспоминается, но это в средних классах, а в старших уже были юбки и блузки.
Между прочим, накануне утром, когда я умывалась, бабушка завладела ждущим меня на спинке стула топиком. Когда я, расчесав волосы, вышла из умывальни, она дёргала топик вставленными в него руками, бретельки между пальцев, предплечья вертикально. И подол (если это применимо к топику) не доходил до локтей, не касался плеч. Похоже, такой захват специально был сделан, чтобы наглядно продемонстрировать порок одежонки — с осуждающим взглядом поверх.
Я, однако же, представила дело так, что бабуля мне подаёт одеться, осуждающий взгляд смягчила улыбкой. Повторила бабушкин захват, только бретельки зажала между концами указательного и среднего пальцев. Как бы осматривая, поднимала руки всё выше и выше. Вот уже голову задирать приходится, вот уже руки в локтях прямые, а топик завис над головой. Резкое движение руками выверт — и ладошки птичками разлетаются в стороны, топик падает на меня, чуть паруся, руки по мере полёта продеваются вбок от бретелек. Немного передёрнула торсом, чтобы село лучше, не застряло на теле. Кожа у меня шелковистая, чистая, свежая, такую только и облегать. И всё сидит, даже поправлять почти не пришлось.
Бабушка покачала головой и печально-назидательно сказала:
— Легко надеть — легко раздеть. Вон, когда Фёклину дочку скотник Плутослав в коровнике прижал, она ему всю морду исцарапала, пока раздевал, он приослеп и не видит, что дальше делать… Вот как раньше женщины одевались-защищались! А ты в этом всё равно что ни в чём, да и лифчик… из такого груди выпростать, что у коровы вымя найти, он же не прижимает совсем. Как только в городе не соблазняются?
— Там негласный уговор, — объясняю. — Мы им всё показываем, они смотрят и нас не трогают. Может, скотник и раздевал-то, поскольку ничего в жизни своей не видал, не показывали ему. Замотались в сто одёжек и ждут, когда из замуж оттуда возьмут. А как брать-то, сели не виден "товар"? Чем это лучше паранджи?
Бабушка меня отчитала. Главное, говорит, что мы так жили и дожили вот до взрослых внучек, а выживете ли вы, молодое наше поколение, это ещё я надвое сказала. В такой юбёшке придатки зимой застудить — пара пустяков, а в джинсах ваших теснючих всё пережимается, кровь застаивается. Что, беременные тоже в джинсах пингвинят?
Тут-то и возник благоприятный момент для знакомства с бабушкиным сундуком.
А одеться поклассичнее меня подбил Лёшка. Мы, мол, на разные тусовки ходим, кафе и даже — никто не поверит — в театр он меня приглашает, так что хочется чем-то выделяться на фоне полуголых и неряшливых. Он сам обещал одеться в классический мужской костюм 50-60-х годов, а я вот привези от своих столь же древнее платьице. И тогда все вокруг лопнут от зависти. Новое — это хорошо закрытое старое, а когда старое черпается из многажды оплёванного прошлого, степень модности возрастает. Эх, и жили же люди!
Ну, ему-то в способе одевания перемен никаких, а мне — наоборот. Как же я в школе-то одевалась? Вроде так.
Насбариваю аккуратно, чтоб не помять, лезу руками вовнутрь, ищу рукава, продеваю. Сую голову, и теперь в темноте уже натягиваю. Быстро, как с топиком, не получается, кажется, что ты замотана в плотную материю на манер смирительной рубашки. Но я знаю, что платье надевабельно, его до меня носили и шили в расчёте на носку, кончено. Есть, есть какой-то узенький ход "платье и я порознь — платье на мне", надо только найти. Бабушку помочь на прошу, сознаю, что очень уж смешно барахтаюсь в этих "тряпках" на голове, сама хочу выход найти. Я же женщина, в конце концов!
Сначала ругалась про себя, что нет сверху застёжки, потом просекла, что это не очень бы помогло. Вот если бы кто встал на табуретку и медленно расправленное платье на меня опускал, а ещё двое по бокам оправляли бы по телу по мере опускания… Так, наверное, старорежимных барынь служилые девки облачали. Ну да я и за троих сработаю… только дольше выйдет.
Когда голова вынырнула на свет божий, стало легче. Волосы я догадалась перехватить, бюст вот только торчал, не помогал. Дурачок, тебя же тоже одеваю, пусти подол к ногам, на тебя не хуже материя сядет.
Я понимала, что в следующий раз выйдет быстрее, опыта наберусь… да уже набираюсь. Кроме того, тратя время на тщательное одевание, я оказываю уважение собственному телу. Да, многие считают, что раз купила "тряпку" подороже, поприкольнее, помоднее, этим только и украшаешься. Да что там, и я была из этих многих. Но ведь платишь за неё только раз и то не свои деньги. А долгое тщательное одевание — это затраты твоего личного, собственного, невозвратимого времени, как и макияж. Что толку купить престижную косметику, если наносить второпях, грубыми мазками? Так же и с одеждой, только тут я поняла.
Ну вот, я уже в платье, надо только оправить. Одёрнуть, пригладить. Непривычно после свободных топов и облегающих водолазок, даже и не сообразишь сразу, за что дёрнуть сперва, за что потом, чтоб ловчее сЕло. Но чувствую, что может и лучше сидеть, только оправь.
На всякий случай ещё и передёрнулась всем телом, чтоб если где чуть-чуть не так, само стало бы "так". Ещё разок. Ну, всё. Всела.
Ну, что сказать? Первое ощущение "изнутри", я о нём уже говорила — непривычность, странность даже какая-то. Но непривычность бывает со знаком плюс, и со знаком минус, когда с ней освоишься и она начинает уже переходить в привычность или отторгаться. Здесь-то какой случай?
Подвигала руками, ногами, походила, понагибалась туда-сюда. Встала, наконец, неподвижно. Платье на мне согрелось… Нет, не холодно вокруг было, но всё-таки тепло собственного тела ничем не заменишь. И вспыхнуло во мне ощущение, будто после разных препонов и затяжек вернулась наконец-то домой. А эти препоны — не только барахтанье в непривычной одежде, чувство безнадёжной замотанности и спелёнутости, но и — боюсь даже подумать — весь предыдущий опыт ношения обтягивающего и лёгенького.
Если в двух словах — свободное обволакивание. В четырёх — ненавязчивое обволакивание свободного тела. Девушкам очень советую испробовать. И постараюсь здесь описать.
Носимое раньше, к чему обрела я привычку, было двух сортов. Или обтягивающее, облегушки-поджимушки, джинсы и стисожопные мини-юбки, эластичное бельё и купальники, тугие лифчики. Или лёгкие накидушки, безответственные топики, газовые платочки вокруг талии, просторные до неприличия, до выплёскивания бюстгальтеры.
Первые можно сравнить со строгой мамой, опекающей своё дитя со всех буквально сторон. Ходи по струнке, ни шагу туда или сюда, чуть что — шлепок или окрик, правда, и поцелую достаются. А то совсем тошно было бы. Вторые подобны мамам безучастным, которые пустят дитятко, скажем, в песочницу, и ну лясы точить с такими же, и не присматривают никак. Мальчик может подраться, девочка — случайно обнажиться неприлично, но пока сами рёв не подымут, мама и ухом не поведёт.
Да, другая одежда либо запанибрата с телом, либо сама по себе. А почему мы и не запанибрататься, если одна, скажем, кофточка на всех практически однокурсниц моих налезет — эластичная! Правда, если надо когда чего одолжить — это хорошо, что не строго по размеру. Ну, а когда не хочется давать взаймы, тут "мерочное" платье как нельзя кстати, оно только на тебя и надевается.
А вот классическое платье походит на маму, незаметно, но пристально следящую за ребёнком, не стесняющую его самостоятельности, но сразу же вмешивающуюся, если что-то не так. И тем самым приучающая вести себя "так", тогда и вмешательство не понадобится, её и окружающих в жизни, свобода в рамках приличия.
Так, в груди платье мне не жало, скорей обволакивало, чувствовалось чуть-чуть, а через лифчик и вообще почти никак. Но стоило мне сделать резкое движение, мотнуть бюстом, как он тут же почуял решительное сопротивление материи. Она же неэластичная. Дёрнись я посильнее — то точно грудьми об стену. Да, лифчик на мне был тоже старомодный, ретро — так уж во всём ретро. И трусы, конечно.
Это приучает не делать резких движений, вести себя неторопливо, женственно.
Ну, мотать верхом н так часто случается, реже, во всяком случае, чем ногами шагать. И пока я шагаю некрупными шагами, всё в порядке. Забудусь, шагну по-джинсовому — сразу в ногах спут, вплоть до упаду. Мне урок — ходи, словно лебёдушка плыви, раз в таком платье. Отсекаются неверные, некрасивые движения, остающиеся уже сами по себе недурны, и можно постараться, чтобы выбрать из них самые элегантные, самые лебединые, женственные.
Попой захочешь повилять на ходу — нехорошо получается, платье трётся о трусы, и шорох зловещий, и сопротивление. Ага, сигнализируют: спокойней себя веди, вот снимешь на ночь, тогда и виляй, да хоть кувыркайся, наедине с собой или с кем-то. Но не на людях.
И ещё. Спокойно стоять в обычной одежде не получается: то одну ногу отставлю, то другую подтяну, то одной ягодицей вверх, то ещё что-то. Какое-то беспокойство неосознанное и не поймёшь, пока не с чем сравнивать. А вот в платье хорошо просто стоять — на сведённых ногах, прямо, без перекосов и вывертов, не страшась произвести впечатление. Просто стоять, и всё. Аз есмь (это меня бабушка научила, значит — я есть, или я существую), и вот стою себе сама. Даже ощутила весь скрытый смысл слова "самостоятельность".
Само-стоятельность. Сама стою — никто меня не держит, не поддерживает, не может заставить не стоять. Мало того — никто, даже собственное внутреннее беспокойство, не может мне указывать, как именно стоять, где стоять и в какой позе — и тому подобное. Стою я САМА. Это надо прочувствовать, на словах не объяснишь.
Ещё вот что. Стою я довольно расслабленно, не напрягаюсь. Во-первых, так приятнее. Во-вторых, именно в таком состоянии я больше всего похожа сама на себя. Любое усилие, искусственный жест или произвольная улыбка, можно истолковать как стремление походить на кого-то другого, для кого это естественно. Или поймать себя на мысли, что так ты уходишь от себя самой, даже если намерения благие. Платье, сшитое по мерке и обжитое изнутри, даёт это понять, подсказывает, где-то распрямляется и давит на кожу.
Вот эластичная одежда — она обтягивает одинаково, не мешает становиться похожей то на одну, то на другую, то на третью (а те тоже кривляются, порой становясь некрасиво похожими на тебя), и в итоге терять своё лицо. Да чего там — всё теряют, превращаясь в обезличенную телесно-обтянутую массу. Безответственные, как я их называю, топики, тем более не мешают тебе рассвоякиваться, тем более, когда на всех такие видишь.
Конечно, прошлый опыт даром не проходит, то и дело тянет что-то напрячь, словно ты в джинсах или, скажем, в водолазке, попу выставить или грудь выпятить. Но тут знаешь, что надо следить за ощущениями. Платье, натягиваясь, само подскажет, где у тебя лишний напряг, тебе только осознать и расслабить. А ещё лучше — выработать привычку расслабляться помимо сознания. Оно ведь важным делом занято — осознанием самоценности тебя как личности, зачем же отвлекать? Уходишь из зоны неприятного давления на кожу и, продолжая расслабляться по инерции, попадаешь в зону уже приятных ощущений от собственного тела.
Чувствую, что платье уважает тело. Ладошками себя оглаживаю и всё сильнее это ощущаю. Ни обтяга, ни мешковатости, ни выставления напоказ, ни сокрытие индивидуальности. Золотая середина. Нет, серебряная — золотая была для тогдашней моей молодой бабушки, для которой это по мерке пошили. А сейчас и портных-то таких не найдёшь, чтоб так вот шили.
Назывались-то как, только вслушайтесь — дамский портной. Мне бабушка рассказывала. Мастер кройки и шитья, своим трудом превращающий женщину в даму. Тут именно мужчина нужен, ему виднее. А портнихи звались модистками, это уже более конъюнктурно. Моды меняются, а дамы должны оставаться дамами. Чуть выйдешь за пределы — и ты уже просто можно одетая женщина, не скажешь, что дама. Впрочем, кому как.
Бельё должно действовать совместно с платьем, то есть тоже не быть эластичным, а то эффект теряется — и в самых таких местах. Поэтому бюстгальтер и трусы я тоже вынула из бабушкиного сундука. Резинка трусов ощущениями обозначает тебе талию, и на это вот садится платье с талией, ощущениями слабо выраженной — если специально не подпоясываться. Всякое уменьшение классических трусов ведёт к обжатию, напрягу, чтоб держались, талия "пропадает", всё впечатление смазывается. Так же и лифчик — если он у тебя "играет" с грудями, величественное спокойствие платья идёт насмарку, тут распашонка уместнее. Нет, только вместить и упокоить на день, всё равно по назначению железы не функционируют, а для ласк ночи довольно — как и для отдыха от одежды.
У обычных трусов невидные канты — по талии, где и так подпоясано, по паховым складкам, которые платье "по воздуху" обегает, и ещё на ягодицах, но тут тоже ищутся складки, пониже, чем просто по диагонали, тоже чтоб материя облетала, а не жалась, не проступало исподнее чтоб. Всё продумали наши бабушки и их портные!
Ну, и то, что платье открыто снизу, символично. Женщина снизу открыта для функциональности. В смысле платья — чтоб ноги высовывались и ходить могли, в смысле… э-э… промежности — сами знаете, для чего.
Единственное, что меня смущает — это время, в которое Лёшка заговорил о классических одеждах. Мы с ним на тусовках всяких в туалет вместе ходим, ну, они же рядом обычно — по полам. Заходим в них одновременно, а когда выходим, кто-то кого-то ждёт. Когда он меня, то довольно улыбается, но в тот раз я была в джинсах с пупком наружу и очень быстро справила малую нужду, кабинки были свободны, на ходу расстёгивалась и застёгивалась. Случайно так вышло, ещё соревноваться будем — да я ни боже ж мой…
А Лёшка запоздал. Может, и по большому приспичило, но скривился, когда увидел, что я его жду, и ещё подружка тут проходила и со мной парой слов перебросилась. Ерунда сущая, но потом я поняла — свидетельница. Свидетельница мужского позора, что не смог дела свои прежде женских/женщины справить. Улыбалась она просто в процессе болтовни, так и на него посмотрела, а он, небось, за издёвку принял.
И вот вскоре после этого Лёшка и залопотал о классических платьях. Мне в таком — целая гамма ощущений, а его, боюсь, одно только интересует — в туалет ходить затруднительно, не то что в джинсах или юбку, на мужской манер спуская их к коленям.
Я уже пробовала. Задрать подол к талии легко, трусы спустить — тоже, если они пояском не прижаты, но потом рук уже не хватает. Одно держишь — другое сползает или падает, и если начнёшь, то запросто можешь намочить одежду. Надо же, настолько отвыкнуть от слитной женской одежды, что простые человеческие дела уже не делаются!
Может, потому всякие джинсы-бриджи и возобладали, что в них и ходить широко можно, и ноги задирать, и в туалете вот ловко получается, так что всякие женские умения наших бабушек и прабабушек отставку получают полную. Удобно, очень, да. Только вот освободившееся от вот этого женского место — другим ли женским заполняется? Тем более, надо компенсировать, перекрыть излишнюю мужественность… нет, мужланство… ну, вы поняли, что джинсы в нас привносят — мужская всё же одежда, ковбойская.
Боюсь, что нет. В лучшем случае — что-то нейтральное, типа поигрывания мобильником, упражнения большого пальца и мнтернетничания. А вообще-то оджинсение плюс кроссовки задаёт вектор заимствования у мужчин, по которому потом катимся. Курение, полуматерщина, пивко из бутылок в руке, прямолинейность в общении между девушками… О жестах и пантомимике уже не говорю. Главное, что это всё постепенно и всеобще, сама не замечаешь, что девушкой остаёшься психологически номинально, да ещё физиологически, но если твоя психология изменила женскому полу, то и физиология не поможет. И парнем не станешь, и как девушке тебе грош цена будет.
Ну, это я перебарщиваю. Это от того, что бабушкино платье, особенно если в нём спокойно постоять и проникнуться ощущениями, вырывает тебя из набившей оскомину обыденности и даёт увидеть, насколько дурно мы живём. Это как глоток чистого воздуха за городом, а пока живёшь в дыму и гари, думаешь, что так и нужно.
Но переучиваться на бабушкины привычки поздно уже. Да и не стоит осквернять это чудесное платье обвыканием, буду в нём ходить по выходным с праздничным чувством. Только вот туалет…
Как же быть? Хорошо бы как-то закрепить подол у талии, чтоб дальше только с трусами манипулировать, потому что коленками их распяливать ненадёжно, упасть могут, да и надевать их всё равно надо вперёд опускания подола.
Пробовала и скатывать в кольцо, и подбородком прижимать, и по-всякому вообще. Одно не получается, второе работает, но ненадёжно, в третий раз подвести может. Четвёртое (бабушкино?) надёжно, но длительно, а мне как раз быстро надо, чтоб Лёшка не торжествовал. Ну, и из спортивного интереса.
Совершенно очевидно, что портные кроили платье исходя из удобства бытия в нём и внешней красоты, и совершенно не задумывались о туалетных удобствах. С другой стороны, наши бабушки не накачивались кока-колой, а тем более пивом на тусовках и не состязались с парнями в скорости облегчения. Я у своей осторожно узнавала, сколько раз на дню она опорожнялась. Если вычесть утро и вечер, когда только что встала или раздеваешься, ложась, то получается не очень часто, раза три всего плюс "по-большому", если оно с малым делом не уживается. Если платье привыкаешь подбирать вверх машинально, тем более всё путём, нечего и портных напрягать.
Как скроить так, чтоб и всё хорошее оставить, и туалетные удобства добавить, я подумаю на досуге. Пока надо обойтись имеющимся. Может, приспособление какое для фиксации придумать? Голь на выдумки хитра, особенно с целью оголения.
Какие-нибудь матерчатые плоски, толстые нитки, лески? Но они могут идти только с изнанки, незаметно чтоб. Если нижние края подшить к подолу, а верхние вывести под воротник, то можно закинуть руки за голову, потянуть и подол поползёт вверх. Его можно подтянуть к талии — но только изнутри, дальше не пойдёт, юбочка укоротится вдвое. А надо-то, чтоб ниже пояса ничего не стало, одни трусы наголо. Когда изнутри подтягиваешь, двойная юбка спутывает ноги, я пробовала вручную подворачивать. И как, спрашивается, закреплять сверху, когда вытянула? Не вокруг же шеи обматывать!
Чтоб платье снизу поднять выше талии, ленточные приспособления должны быть снаружи — но это ни в какие ворота не лезет.
Можно вшить по нижнему краю резинку, подняла подол, приняла на грудь, и всё держится, при могучих-то моих обхватах. Но тогда подол потеряет лёгкость, игривость, будет спутывать ноги на манер узкой юбки, некрасивая получится ходьба.
Можно вшить резинку повыше, чтоб при задранном подоле она попадала, скажем, под грудь, а самый низ свешивался с неё, может даже, чуть ниже талии, но не мешаючи изливанию. Тут нудны портновские умения, надо же встроить новый элемент в структуру одежды, а просто пришить — как собаке пятая нога выйдет, испортишь вещь.
Я всё ломала и ломала голову, даже зарисовки начала делать, но вдруг подумалось: а ведь все мои ухищрения могут пойти прахом, если в туалете не окажется свободной кабинки и придётся ждать. Женщинам же при всяком случае уединение подавай. Даже если ненадолго, одна-две минуты, я раньше и не тяготилась, и не замечала, пользовалась случаем, чтоб в зеркало посмотреться. Но раз Лёшка навязал мне свои правила, тут и полминуты задержки некстати. А задирать платье загодя, ожидая освобождения местечка, не принято, да и приспособления свои, секреты раскрою. Не хватало только, чтоб Лёшке о них настучали!
Забронировать кабинку можно, только если этим займётся кто-то другая. Подружка, например. Ева. Загодя, по моему условному знаку, выйдет с тусовки незаметно, пройдёт в туалет, подождёт, сели всё занято, и займёт кабинку. Заодно сама воспользуется, а то вечно ей кажется, что все знают, куда это она выходит, и смеются якобы. А тут она идёт подружке помогать, ничего стыдного, наоборот — сознание внутренней правоты. Согреет мне заодно унитаз, хи-хи-хи!
Когда я войду, она покинет кабинку и… постой-постой, да вот же они, недостающие руки! Вот кто мне платье задерёт… нет, это я сама, мне сподручнее, а она подержит, чтоб не падало, не сползало. Я остаюсь один на один с трусами, ну, а дальше уже дело привычной техники.
Я ей, придумала, сошью такую масочку на нос, пропитанную отдушкой, пусть носит в сумочке и надевает в туалете. А то запах от своего не замечаешь, а другому человеку, пусть даже и подружке, неприятно. Не стоит злоупотреблять её готовностью помочь.
Честно ли это? Ну, во-первых, Лёшка открыто намерений своих не объявлял, стало быть, и правила никакие не установлены. Может, о платье он заговорил, потому что это красиво и экзотично по нынешним временам, прикольно, а я изобрела просто способ, чтоб не заставлять его понапрасну меня ждать, а заодно и самой поменьше дышать клозетной атмосферой. Во-вторых же, я ничуть не против, если какой-либо Лёшкин друг займёт ему очередь у писсуара и расстёгнёт джинсы, подержит их у колен, пока хозяин держит в руках… э-э… процесс. Если это не ускорит дело, то это, право же, не моя вина.
Только вот бабушка подбивает меня ещё и комбинацию поддевать. Тепло и уютно, говорит, лифчик незаметен. Ладно, поношу пока дома, но туалетным делам комбинация не помощница. Лифчики, бабуля, нынче не прячут, зачем, раз объём на виду? Прокантовкой подчёркивают тонкость материи, доступность тела. Может, лёшка именно этого от меня и добивается, а туалетные мотивы — только предлог? Что ж, я не против.
Но при условии, что в отливных делах я тебя, голубчик, буду всё же опережать.
А однажды мне посчастливилось перехватить медленное распространение новой моды и возглавить её.
Дело было так. На втором курсе в зимнюю сессию мы потеряли однокурсницу. Отчислили её. Освободилось место в нашей комнате общаги И на весенний семестр к нам подселили первокурсницу Анисью.
Имя у неё какое-то сельское, провинциальное. Жила она и вправду в сельской почти местности — в отдалённом пригороде нашего города, выше по течению реки. Это считалось частью города, хоть и добираться оттуда ой-ёй-ёй, так что место в общаге не полагалось. Но поскольку всё равно было свободное, а преподы намучились с опаздывающей Анисьей, то пошли навстречу и поселили. Летом же кое-кто из коммерчески студентов поднажал в сессию, перевёлся на бюджетное — и прощай, Анисьюшка! Парься снова в пробках и бегай за электричками.
Полгода, что она у нас жила, она поразила нас сельским прагматизмом, научила многому по части кулинарии. Но особенно ценным оказался её рассказ о пляже в её пригороде.
Пригород этот возник в стародавние времена как деревушка на берегу реки, поближе к городу, чтобы удобнее было сбывать продукты. Сельчане и не знали слова "пляж", говорили просто: "Айда на речку купаться!" Анисьины прадедушки и прабабушки запросто купались там ещё в те времена, когда это делали голышом, строго соблюдая мужские и женские "до обеда" и "после обеда".
Потом город стал наступать. Свободное пространство между ним и деревушкой быстро застраивалось, и вдобавок горожане продлили широкую улицу, которая шла у них почти вдоль берега (но не набережная). Продлённая магистраль отрезала от новоиспечённого пригорода широкую полосу побережья, сразу же застроившуюся какими-то складами, пакгаузами и гаражами-ангарами. С другой стороны тоже прошло огорожанивание — магазины, почтовые отделения, парикмахерские, аптеки, сберкассы и всё тому подобное, без чего отлично обходились сельчане. В общем, автострада огорожанила широкую полосу своего влияния, а село отступило от реки. Но приусадебные участки остались такими же большими, сады — столь же щедрыми, а из проезжавших автомашин, несмотря на шум, можно было расслышать, как где-то в глубине поют петухи и мычат коровы.
Купаться, конечно, стало сложнее. Первое время испуганные жители страшились переходить дорогу — это Анисье бабушка рассказала. Но стало, в общем-то, не до купанья. Многие жители пригорода поступили на работу в городские учреждения, детей устроили в вузы, приобщились к городской культуре, стали ходить по абонементам в бассейны, летом — на престижный городской пляж на островке, почти посередине моста через реку. А в частных домах провели воду, поставили газовые колонки — вот тебе и гигиена. О реке не жалей.
Прошло время, и забыли люди, что за дорогой протекает река. То есть абстрактно знали, конечно, в промежутки между пакгаузами что-то такое виднелось, но чтобы туда можно было пройти, снять одежду и нырнуть в водичку — об этом не думали.
Потом времена стали меняться снова. Бассейны стали частными и дорогими, вход на пляж — по билетам, да и напаришься в пробках, пока до него доедешь. Школа ослабила влияние на детей, у тех появилась масса свободного времени…
Неизвестно кто, но, вероятнее всего, какой-нибудь активный мальчишка, мучаясь от безделья, пересёк дорогу, преодолел линию пакгаузов и внезапно оказался на берегу речки — пологом, песчаном, довольно чистом. Если на нём под штанишками были плавки, то он тут же и выкупался, оценил пляжик "изнутри". Вода чистая, пригород-то выше по течению. В общем, новое — это хорошо забытое старое.
Узнали другие мальчишки, проторили дорогу, освоили местечко. За ними потянулись и другие — все, кто имел время и охоту купаться. Выждав время, туда стали бегать и девочки.
Тут встало одно затруднение. Ещё с тех времён, когда людей приучили купаться на городском пляже, девушки стали делать это в бикини, оставив цельные купальники располневшим дамочкам. Кроме того, не возбранялось в летнюю жару ходить так и в пригороде — при условии, что трусы по талию, чашки вбирают всё, что должны, а расцветка неяркая, лучше всего — чёрная. Но чтобы попасть из сельского анклава на берег и обратно, нужно было пересекать широкую полому дороги и придорожья со вполне городскими правилами. Щеголянье в бикини в них пока что не вписывалось.
Поначалу девушки одевались на пляжик по-городскому — джинсы, топик, босоножки. Мало у кого было сплошное платьице на застёжке, легко снимающееся и надевающееся. Но, вообще говоря, необходимость одеваться только для перебегания "полосы отчуждения" тяготила. Может, и бабушки-прабабушки вспомнили, как они бегали налегке из дома прямо на берег…
А в школах того пригорода правила были консервативными. Школьницы одевались в коричневые платья с кружевными воротниками и манжетками, поверх — фартук. По будням — чёрный или просто тёмный, по праздникам — белый. Да у пригорожан и не было особо денег на наряды дочкам.
Однажды Анисья собиралась на пляжик, а подружки ждали её за окном. Разделась, облачилась в бикини, потом стала выбирать в шкафу, что сверху. Лезть в надоевшие джинсы не хотелось, а топик… Однажды у неё на этом пляжике увели модный топик — папин подарок. Пришлось замотаться полотенцем, придерживая и прикрываясь руками, чтобы преодолеть городскую полосу. Какой-то осадок остался, без радости надевала она потом маечки.
И тут её взгляд упал на белый парадный фартук к школьному платью. Наверное, каждое изобретение, каждая новинка начинается со случайно-удачного упавшего на что-то взгляда и вопроса: "А что, сели?" Тут тоже было так. А что, если…
Анисья надела фартук поверх бикини. Подошла к зеркалу. Хм, забавно как. Передний прямоугольник переваливает через бюст, по бокам видна голая кода и края лифчика, но это не страшно, главное, что прикрыты верхушки и лифчик не виден сверху. А с пояса и ниже всё вообще путём, фартук-то предназначен для расходящейся конусом юбки, и сам широко идёт, до колен почти. Сзади его полагалось завязывать у пояса бантом, но если не церемониться и просто узлом, то снять-надеть займёт считанные секунды.
Конечно, сзади всё видно. Это как перевязь Портоса — спереди шита золотом, сзади — из простой буйволовой кожи. Тут тоже из кожи — но собственной. Спина голая, попа в трусах видна. Но, спрашивается, чем она хуже "городской" попы в джинсах, обтягивающих брюках, пеленающей мини-юбке? А голая спина свойственна вечерним платьям, опять же чисто городскому изобретению. В крайнем случае, можно перебросить через плечо сумку на длинном ремне и сдвинуть её к заднице, пусть чуток прикроет.
Когда Анисья появилась в таком виде перед ожидавшими её подружками, те ахнули. Так пойдёшь? А что? Первой всегда нелегко, зато потом почёт и уважение. Это если привьётся. А если нет — никогда не поздно вернуться к джинсам с топиком. Ну, почудачила девчонка, но не донага же.
Может, просто повезло, но косых взглядов на "городской полосе" ватага не встретила. Кое-кто, из солидарности, снял незаметно верх и теперь шла в бикини-лифчике и джинсах. Может, горожане такие незамечательные, а может, решили выждать и посмотреть, что их этой инициативы получится.
На пляжике девчонки ещё только начинали стаскивать джинсы, а сбросившая фартук Анисья уже прыгала в воду. Быстрота просто поражала. Кроме того, в фартуке были карманы, которым нашлось дело. Свободные такие кармашки, не то что в тесных джинсах.
В следующий раз девушки уже все пошли в фартуках. У некоторых бикини были чёрные, так они догадались выбрать чёрные повседневные фартуки. А чуть позже стали красить белые купальные шапочки в чёрный цвет и надевать к фартуку — чтоб уж завершить облик фартучных купальщиц.
Теперь если на них и бросали взгляды, то одобрительные, а то и восхищённые. Правда, это зависело от изящества фигурки. Редко кто удивлялся, ему тотчас же объясняли — это мода такая, пригородная. Когда Анисья в первый раз это услышала, аж зарделась — это жё ЕЁ мода! Оказалась удачной, привилась. Что дальше?
Скоро уже вся девичья часть пригорода щеголяла в фартуках на бикини — фартини, как их окрестили. Взрослые махнули рукой — пусть девчонки балуются, всё лучше, чем бегать через дорогу, озираясь, не видит ли кто. А водители заинтересованно смотрели вслед… то есть взад интересным экземплярчикам, а также замедляли ход впрок. Шофёр впереди идущей машины может в любую минуту засмотреться, так чтоб не врезаться. Самоограничение скорости, так сказать, безо всякой ГАИ.
А теперь возьмите девушку, поступившую в вуз, или, если не повезло, куда-либо устроившуюся. Да, последний звонок для неё уже отзвенел, и на фартук она никакого права не имеет уже… ну, не то чтобы права, а просто после школы никто уже школьный костюмчик не наденет, а то засмеют. Бывало, и жгли их на кострах вместе со школьными учебниками… Да, но откуда видно, что школа уже за плечами? По мордашке этого не скажешь, да и желание купаться не угасает, скорее, наоборот. Конечно, ни к какой стайке настоящих школьниц не примажешься, чужачку распознают, но можно ведь организовать свою компанию, якобы девичья часть школьного класса, а то и в одиночку выкупаться, благо школьные фартуки не воруют.
Так что студенточки тоже облачились в фартини. Сошло. Но всё же гордость за своё статус не позволяла им сымитировать одёжку один к одному. Если присмотреться, где-нибудь да обнаружится "фенечка", отступление от строгих школьных правил. То часть бретелек через н"плечи раскрашена в какие-то цвета, то бусинка на месте пупка, то бахрома на завязывающихся концах. Издали — школьный фартучек, а вблизи — не совсем. По "фенечкам" признавали своих и отпугивали чужих. А шоферам что, для них чем больше молодушек так по краям дороги шастает, тем веселее.
А вот молодые мамы с колясками — им как быть? Конечно, коляска обязывает к солидности, но разве в жару предосудительно заехать на берег речки? Тут воздух посвежее, и потише, чем на магистрали, птички, летки… А когда заехала, то почему бы не скупнуться, совсем на чуть-чуть оставив ребёнка без присмотра. Если попадётся знакомая девчонка, можно поручить ей приглядеть и тогда поплавать уже подольше, без ежесекундной оглядки на берег. Отплыла подальше и легла на спину, отдыхай и любуйся небом голубым. Услышала знакомый вопль, вернул он тебя к реальности — скорее к берегу, меры принимать. Ребёнок тоже купается, сам себе мокроту обеспечивает.
Так что на пляжике замелькали коляски, а толкающие их молодые женщины переняли у молодёжи фартини. Но изменили сильнее, чем студентки. Коляску издалека видно — и фартучные отличия должны быть видны тоже. За образец взяли передники голландок со старинных гравюр. Верхний прямоугольник расширили, чтоб всё покрывал, длину подола варьировали, вышивкой заставляли бабушек украшать. Сглаживали угловатость, придавали плавность очертаний, так что фартук становился похож на половину платья на завязках. Впрочем, некоторые сзади не завязывали концы, а застёгивали на пряжку от мужского ремня.
Однажды Анисья встретила одну такую, ну очень юную мамочку (может, младшую сестру?), выгуливавшую коляску с логотипом "Мерседеса". Фартук на ней был светло-кремовый, почти что цвета загорелой женской кожи, и жёсткий, капроновый, заставляющий вспомнить о роскошных капроновых бантах первоклассниц. Очень практично, не надо, скупнувшись, гулять по берегу до полного высыхания, капрон воды не боится. Опять же полупрозрачность пикантная и топорщение на груди. Лифчик, судя по всему, такой, чтоб не расстёгивать для кормления, а просто выпростать сосок и дать, так что передние очень даже приличию способствует.
В общем, вся женская пригородная молодёжь безоговорочно приняла фартини, и попки в трусах примелькались почти так же, как попищи в джинсах. Но ведь женщины бывают разных возрастов, шьют, вяжут… И перенимают многое у молодёжи. Даже те, кто не молодится специально. Иногда с изменениями, как вот джинсовые брюки и чёрные шерстяные.
И фартуки стали налезать на сплошные купальники, охватывающие оплывшие, постаревшие тела. Правда, тётки использовали их не столько для походов на пляжик, сколько для кратковременного посещения учреждений городской полосы — тех же магазинов, почти, сберкассы… Раньше приходилось кряхтеть, натягивать на распаренное тело одежду, а перед тем ещё думать, стоит ли вообще идти… Сейчас всё упростилось. Да и фартуки делались на основе кухонных, но чтобы всё-таки парадными выглядели.
Однажды Анисья подслушала разговор двух тёток во дворике, одна шла в магазин, другая из него возвращалась, присели не лавочку поболтать.
— Хорошо как придумали с этими фартуками, — сказала отоварившаяся, отдуваясь. — Я эти чёрные брюки уже видеть не могу, надоели до чёртиков. Блузку тоже надевай, а по ней пот пятками, да тёмными, да пахнущими. А так спина открытая, ветерок поддувает — красота! Вот, запыхалась на жаре, а пота почти нет.
— А мне всё равно в синтетике не так как-то, — ответила вторая. — Даже не могу решить, лучше в х/б белье и платье или в синтетическом сплошняке с фартуком. Вот когда купаться, тогда, ясное дело, фартук удобнее. А в магазин ходить… не знаю.
— Зачем синтетика? Ты что?! Простым всё быть должно, мы же не купаться ходим. Я взяла комплект белья попросторнее, вышила его, вот и получилось это самое… как его… бикини будто. Посмотри, вот, на заднице, — приподнялась со скамейки. — А, каково? А дочка мне в городе посмотрит цветастое индийское бельё, чтоб уж совсем хорошо было.
— Неужели простое? А я-то, дура, в сплошняке этом… ходят так?
— Ещё как ходят! Спереди прилично, взад нам и не смотри. Спереди можно не вышивать, всё равно фартуком прикрыто. Посмотреть бы на ту дочку, что это придумала, я бы её в гости пригласила.
— Говорят, это Анюта или Анисья какая-то придумала, — вступила в разговор третья, останавливаясь. — Спасибо ей! Перестала я в жару со страхом думать, что из дому выходить надо.
Анисья не стала выставляться. Хватит и того, что тёткам приятно. Вот уж о чьих удобствах она не думала! Надо же, востребовали молодёжную моду, хотя тела и не те.
Теперь школьницы-купальщицы чувствовали большую поддержку со стороны всех возрастов. Их белые, ничем не украшенные фартуки символизировали невинность, они даже гордились этим.
Однажды компания, в которой была Анисья, возвращалась с пляжика. Вокруг мелькали самые разные фартуки, один — к речке, другие — обратно, и только некоторые женщины в возрасте входили и выходили из магазинов, а то и стояли у дверей, встретив знакомых.
Анисья предложила не торопиться и прогуляться по улице, зайти в кафе. В самом деле, если старушки ходят в магазины, то почему бы и молодушкам не только поперёк дороги шастать?
Тут им не удалось избежать косых взглядов. Общее настроение выразил один старичок, устроив порицание. Но ему показали в окно — там пестрели фартини.
— В чём бабка твоя в магазин ходит? — встал на защиту девушек один молодой человек. — Не стесняйтесь, девчата, сидите, заказывайте. Мы рады вас видеть и в таком виде.
На улице проще, там всегда можно встать спиной к спине. Преодолевая ворчание и непонимание, школьницы добились-таки своего, фартини получило права гражданства во всей городской полосе пригорода. И снова за ними потянулись другие возрасты. Теперь никто уже не спешил переходить дорогу, гуляющая девица в джинсах и даже мини-юбке удивляла.
Поветрие добралось до границы пригорода и стало постепенно проникать в город, Анисья специально следила. Целые кварталы обращались в новую моду. Если б не холодное время года… Но и так года за, скажем, три уж точно весь город офартинится.
Рассказчица Анисья сидела гордая, весёлая, это ж не шутка — застреливать новую моду и так успешно! Не из всякого дураченья она возникает, капризная это леди — мода.
Я немножечко ей позавидовала. Но ждать… Действительно, из отдалённого пригорода мода может диффундировать годами, тем более, что приходится отрываться от пляжика, легализующего бикини. Даже на набережной не очень-то искупаешься.
Мне в голову пришла мысль. Подговорила других соседок по комнате, уломала Евку. И в ближайшую нашу совместную прогулку вблизи общаги Анисья вдруг обнаружила своих спутниц в фартини — всех до единой.
Она ждала нас у выхода, а мы задержались в комнате под каким-то предлогом, переоделись и побежали. Ситуация повторилась с точностью до наоборот. То одна беловоронит, то все сразу, кроме неё.
— Девчонки, это же город! — ахнула Анисья. — Нельзя же здесь так. У нас другое дело.
— Когда всем скопом, то ничего, — отвечаю. — Нас примут за физкультурниц, танцовщиц или кого-нибудь в этом роде. И вообще, раз с того конца мода идёт, то и встречное движение, от нашей общаги организовать можно. У тебя что, совсем нечего надеть? Не держишь здесь? Скидывай тогда топик, мини-юбку надень, сойдёт. Мы ждём.
Ева шла внутри толпички. Она вспомнила, что на первом курсе было почти такое же хождение, только вокруг учебного корпуса, а не общаги, и в белых химических халатах, а не фартуках. Тогда сначала чувствовалось стрёмно, а потом ничего, попривыкла. Поэтому и в фартуке решилась, но чтоб кто-то за спиной всегда был.
А одолжили мы фартуки у наших "домашних" однокурсниц. Вон они идут незаметно за нами, следят, удивляются. Не верили, должно быть, что решимся мы. Им самим трудно собраться вот так всем вместе, как мы, общажные. Но потом привезли из своих домов амуницию, пускай они тоже приходят в наш "улей" и вливаются в наш дружный "рой", идут уже по протоптанной дорожке.
Конечно, лестнее было бы изобрести совсем новую моду, а не просто проталкивать чужое изобретение. Но ведь мода уже появилась в пригороде, когда я о ней узнала, а живя в центре города ни о чём таком и не подумаешь. Впрочем, как-то я придумала ходить в купальниках под дождём, но это только под дождём ведь, не всегда. Об этом написано в рассказе "Калмыцкие ныряльщицы".
Однажды Анисья гуляла по магистрали в юбке до колен, не вызывающей возражений у учителей: плотно на юбку налезала майка с крошечным, ну просто никаким, вырезом. Впереди неё шла молодая женщина в джинсах, толкавшая детскую коляску. То и дело нагибалась к малышу, наклонялась, вертухала. Джинсы как-то не особенно дружили с попой, не вмещали без остатка могучую плоть, и выпираемые краешки ягодиц, поддавливаемые поясом, гуляли в окружении плоской кожи спины, как волны на песке. Темноватое пятнышко посерёдке над ремнём выдавало ход куда-то вглубь, сначала меж ягодиц, потом ещё глубже, туже и интереснее. Интересно, что чувствует тело, так вот воюющее с одеждой? Поли, если долго ходить, то и мозоли на выпукляшках натрёшь. Для дальнего хода нужно забирать задницу в джинсу, словно бюст в гальтер, без выплёскивания.
И наша героиня подумала, насколько же эстетичнее женская попа, забранная в аккуратные, по талию, трусики. Но в джинсах считается прилично, в шортах — полуприлично, а в трусах — неприлично. А почему, собственно? Если не менее красиво, то должно быть и не более неприлично, так я считаю. И в следующий раз *******************
Удивительное дело! От добра добра не ищут, поэтому нужно слегка подпортить начальное "добро", те же джинсы, внести в них элементы некрасивости, неприличия, даже уродливости некоторой, чтобы у людей появилось желание перейти к чему-то другому. Немножко неприлично? Да, но не так некрасиво, не так разухабисто. На новом, подпорченном фоне вообще прилично смотрится.
Да даже и вносить специально не надо. Если идея изначально порочна (женщинам носить мужскую одежду), её воплощение рано или поздно выродится само, джинсы из симпатичных облегушек по талию превратятся в жим для попы, подчёркивание её вихляний, щели для вылаза жира и трусов, обнажение пупка на вываливающемся животе и распопинки на выпирающей заднице… вообще, то, в чём сидит женский таз, будет выказывать свою ненадёжность, зазоры, люфт, словно шатается зуб и просит его вырвать. Ремень мало помогает, для проформы он.
Если назад, к "глухим" джинсах возврата нет, остаётся идти к шортам и бикини-трусам.
Однажды Анисья видела, как выясняли на пляже отношения двое мальчишек. То ли сплавали на равных, то ли поссорились на суше и решили здесь устроить ристалище. В самом деле, если есть пляжные волейбол и футбол, игры командные, то почему не быть пляжному фехтованию? Со своей спецификой.
Фехтовали они палками равной длины, толстых лишь настолько, чтоб не переламывались от ударов. Лицо защищала маска для плавания, только без трубки, на ногах были ласты — чтоб неуклюжее топтаться ни затруднить резкие выпады, ведь место ничем не огорожено, скача и прыгая, поединщики рискуют наткнуться на зрителей или свалиться в воду. Ласты держат их в узде, заставляют рассчитывать больше на руки, чем на ноги.
Поверх одних плавок мальчишки натягивали ещё по паре, делая свои "шишки" плотными, твёрдыми, и тык палкой… пардон, пляжной шпагой им нипочём. Никто бы не стал, разумеется, умышленно тыкать на глазах у всех в детское будущее противника. Но яростная "шпага", с трудом сбитая со своего опасного пути, вполне могла бы туда или около угодить, держащий не смог бы затормозить выпад, тем более — в ластах. Тут-то и пригождалась "броня". Верхние плавки, которые было принято одалживать у секундантов, спасавшихся шортами в качестве семейных трусов, были эластичными и скользкими, тем более скользкими, что шли уже по поверхности, сглаженной плавками нижними, своими, которые в поясе туго завязывали на верёвочку, чтобы сдавить и выпятить елико возможно живот. С такого и соскользнуть легче. А грудь защищали…
Нет, не защищали, а скорее делали беззащитными. Дерущийся одолжили у своих девчонок верх бикини, те спасались фартуками: вдобавок прикрывая бюст руками. Собственно, все они были в том возрасте, когда девочки еле-еле начинают носить бикини, похожие на настоящие, с хотя бы чуть выпуклыми чашками. На мальчишках они были ещё более выпуклыми, их распирали изнутри засунутые и надутые воздушные шарики (надували секунданты перекрёстно). Целью фехтования как раз и было ткнуть палкой в такой "мячик", заставив лопнуть, и одновременно уберечь лифчик совей "прекрасной дамы" от палки противника. Что-то есть тут от рыцарства.
Если через пять минут ни одна из "грудей" не была спущена, поединок останавливали и на животы дуэлянтов крепили по третьему шарику — в авоське, надутому исключительно туго. Так тела уязвимее.
— Левая грудь — йок! — фиксировал рефери и начинал считать, как при нокдауне. Если проигрывающий успевал сквитаться, поединок продолжался.
Секунданты держали наготове запас воздушных шариков, ведь при ничьей два на два "груди" надо было возобновлять.
Победитель имел право забрать себе лифчик с проигравшего, и если он возвращал его хозяйке, она должна была надеть его на глазах у всех. Ту же участь ждали и секундантовы плавки. Это кроме главного приза, за который бились драчуны.
Проигравший, не желавший позорить своих людей, реализовывал право на реванш, но — на жёстких условиях. Секунданты надували два больших резиновых круга, драчунам связывали ноги (а по взаимному уговору и одну руку могли привязать к туловищу), сажали в эти круги по грудь и буксировали на лодке на место поглубже роста человека. Поворачивали затычками кругов друг к другу и отплывали в стороны. Лифчики с шариками были такие же, маски — с дыхательными трубками, а орудием служила раздвоенная на конце палка — ею удобнее выбивать затычку.
Тут уж воздушные шарики не только выказывали прелести "прекрасной дамы", но и служили средством спасения. Они помогали не утонуть, если противник выбивал затычку и спускал воздух. И наоборот, чтобы победить, надо было лишить противника средств спасения (хотя бы одну грудь) и после этого торпедировать "корабль". Долго одними руками на воде не продержишься, запросишь пощады, тебя спасут, но — побеждённым/ого.
Теоретически, лишившись круга, можно было выбросить противника и овладеть его кругом, но этого почти никогда не происходило.
Махались мальчишки отчаянно, по последнего. Поднимали тучи брызг, ослепляя друг друга, вода скатывалась по стёклам масок. Когда чей-то круг начинал шипеть, подружка имела право плыть на помощь топлесс, парень спешил сдаться, чтобы не подвергать её позору.
Дважды проигравший лишался всего своего снаряжения, а если реванш происходил "однорукий", то и плавок. Секундант и девчонка брали его за ноги и подмышки и уносили с пляжа, словно тяжело раненного, в то же условленное место спешил и победитель, чтобы отдать, если захочет, добычу. А если "проколовшийся" успевал наглотаться воды и нуждался в откачивании, на помощь приходили опять же секундант и девчонка, но орудовать могли лишь нагими, до полного прекращения процедуры. С бессознательного плавки не снимали, лежачего не бьют, вот они и заменяли.