Кир Ирина : другие произведения.

Графини Вишенки

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


Графини Вишенки

Часть 1

"Происхождение Александрии"

   "Запалил" их родной дед. Он вообще редко появлялся на третьем этаже, но всех восьмиклассников в тот день забрали на диспансеризацию, и у преподавателя математики старших классов Павла Степановича Санчеса (Донкихота) образовалось окно. Галантным кавалером он выгуливал также оставшуюся без учеников Капитошку (глобусоподобную географичку и завуча Капитолину Евгеньевну Веденееву), делясь планами по взращиванию грунтовых помидор.
   - В этом сезоне, Капитолина Евгеньевна, - почти шепотом говорил Донкихот куда-то в область Полярного круга, - к уже проверенным сортам "Грибовский" и "Талалихин" я решил добавить экзотики: "Тигровый" и "Черный принц".
   - Да что вы! - всплескивала полными руками Капитошка, отчего подол ее платья поддергивался, оголяя "неистовые", как сказали бы моряки, сороковые широты. - "Тигровый" - он же такой капризный! У меня в теплице ничего не вышло, а вы в грунт собираетесь...
   - Ерунда! - отмахивался Павел Степанович. - Во-первых, я подниму уровень грядок. Во-вторых, присыплю торфом. Он даст дополнительное тепло. Затем засыплю торф слоем плодородного грунта и застелю его черной пле...
   Математик оборвал слово "пленкой" на первом слоге - из туалета, ничего не подозревая, высунулись две довольные физиономии, и у Павла Степановича в мгновение все встало на свои места. "Ах, паршивки! - мелькнуло в голове у деда. - Вот, значит, в чем дело! Они там переодевались! Ну что ж ты с ними будешь делать!"
   - Что я хочу вам сказать, Капитолина Евгеньевна, - обратился Донкихот к еще размышляющей о помидорах Капитошке, - у вас есть повод собрать педсовет и устроить разбор полетов. Вот ведь негодницы! Ух, сейчас я вам задам! Вика, Ника, Вишневы! Ну ка! Обе! Ж-живо сюда!
   Две пары абсолютно одинаковых уникальных фиолетовых глаз, предмет вожделения назойливых генетиков, уставились на него не мигая.
   - Ладно-ладно, дедушка, - произнесла с неким вызовом Вика, понимая, что их снова вывели на чистую воду. - Мы тебе это еще припомним.
   - Все равно что-нибудь придумаем, - добавила Ника, предчувствуя очередной педсовет и неизбежные превентивные меры.
   В том, что внучки изобретут что-то новое, Павел Степанович даже не сомневался.
   Переодевание - далеко не первый маскировочный трюк, что проделывали близняшки, обманывая учителей. Внешне девочки были совершенно неразличимы (в младенчестве им даже повязывали на ручки разные ленточки). Более того, несмотря на совершенно разные характеры, сестры с легкостью мимикрировали: серьезная Вика при необходимости "поднимала ирокез" и, издавая совершенно неприличные звуки, вприпрыжку преодолевала рекреацию, а ветреная Ника надувалась от важности и с умным видом утыкалась носом в книжку, в которой ничего, кроме букв, не понимала. Походка, локомоторика и манеры девочек также не способствовали идентификации близнецов. Даже неправильный прикус с дефектом правого верхнего резца вполне мог являться частью хвоста той загадочной кометы по имени "Происхождение Александрии" - генетической мутации, что окрасила глаза девчонок в необычный фиолетовый цвет. Природа с самой первой минуты зарождения их во чреве матери намертво стояла на стороне близняшек, а вот неживая материя - сдавала. Сестер Вишневых отличали только по личным вещам и увлечениям.
   Вика много читала и любила собирать коллекции. Не важно чего: фантиков, календариков, вкладышей и даже кактусов. Ника увлекалась тем же, но быстро перегорала, сдавая трофеи сестре. Нельзя сказать, что она не любила читать. Не будь Вички, может, и открыла бы пару-другую книг, но к чему тратить время? Каждый день перед сном девочки обменивались впечатлениями о прошедшем дне и Викусик рассказывала о прочитанном. Очень удобно.
   Другое дело одежда. В карманах Ники чего только не водилось: болты, гайки, сломанные точилки, истрепанные резинки для волос, фантики от одних конфет и лишенные оберток другие сладости, половинки ластиков, кнопки, монетки, гнутые пивные пробки. Список стремился к бесконечности. У Вики все с точностью до наоборот, только с существенной особенностью: любой обитатель кармана имел пару для сестры: аккуратно сложенные носовые платки, детский кошелечек с небольшой суммой денег (на булочки и компоты в школьной столовой), завернутые в салфетку конфеты. Содержимое портфелей имело ту же структуру, что и карманы. Пуговичный ряд Никиных кофточек, курточек и пальто часто недосчитывался одного-двух членов, воротничок с манжетами школьной формы лежали как попало, фартук давно просил утюга, а общую картину "украшали" заплатки, различного вида кляксы и следы самостоятельных попыток вывести то или иное пятно. А вот обувь они стаптывали одинаково безобразно: сбивали мыски, протирали подошвы, что объяснимо для сорвиголовы Ники, но не укладывалось в образ уравновешенной Вики. Состояние обуви наводило на мысль, что девочки ею просто меняются, что не совсем отвечало действительности - на самом деле они не обращали внимания, что надевают на ноги. До поры до времени.
   Первый "мухляж" сестры Вишневы замыслили в начале второго класса, когда Ника решила, что учиться ей совершенно не обязательно. Зачем тратить время на какие-то там чтения и математики, когда есть Вика? Она все прочтет и выучит, а в мире столько интересных вещей, которые ждать не будут! Так начались пятерочные диктанты и отличные контрольные у посредственной в течение четверти Ники. Русский Ника просто списывала у сидящей рядом сестры, а контрольные способная в математике Вика быстро считала на два варианта. Обман раскрыли, и девочек рассадили. Нике пришлось скрепя сердце засесть за учебу. Шли дни, за окном кипела жизнь, да все мимо... И тогда в голову Ники, просто созданную для афер, пришла мысль употребить свой рано обнаружившийся талант к подделыванию подписей в более широком диапазоне: выучиться аккуратному, чуть с наклоном почерку сестры. Вика, в свою очередь, освоила прыгучие каракули близняшки, и произошел первый случай подмены одежды: в день контрольной девочки пришли переодетые. Затем дело поставили на поток: Ника получала за диктанты и контрольные пятерки, а умница отличница Вика получала... то, что получала. Таким образом, общие оценки у девочек в четверти выравнивались. Это снова навело на некие мысли... Вызвали деда...
   К концу четвертого года обучения их разделили по разным классам. На какое-то время чудеса происходить перестали, и Ника вроде бы снова взялась за ум... пока Донкихот не застукал переодевавшихся уже пятиклашек Вишневых в туалете. Схема оказалась простой и изящной: если Нике грозил вызов к доске или в классе случались контрольные и самостоятельные, близняшки в заранее оговоренное время просились в туалет.
   - Я все понимаю,- удивлялась молоденькая русичка. Она не проработала года и многого из происходящего в школе еще не знала, - но почерки?
   - Почерки для них не проблема, - хором отвечали "опытные" педагоги.
   - Кто бы мог подумать? - произнесла учительница математики младших классов. - Как, оказывается, от перемены слагаемых может измениться сумма...
   На следующий день Капитошка попросила Павла Степановича зайти к ней в кабинет.
   - Павел Степанович, - завуч тяжело вздохнула, и по Евразии прошлась волна землетрясений, - я вчера не стала вам говорить. Не хотела расстраивать... но снова звонили генетики. Просят разрешения поработать с девочками. Сами же видите - случай уникальный.
   - Нет! - Донкихот вскочил со своего места. - Нет! Нет! Нет! И еще раз НЕТ! Никаких врачей! Никаких генетиков! - И рассек ладонью воздух. - Исследовать они их собрались! Близнецы мои что? Подопытные кролики?! Лучше бы у матери их в свое время болезнь выявили! Тогда Светочка моя была бы жива!
   - Да, да, конечно, - ответила Капитолина Евгеньевна и опустила глаза. - Да, да...
   ...Да уж, - произнесла она уже самой себе, закрывая за Санчесом дверь. Свету Санчес Капитолина знала очень хорошо - была ее классной руководительницей в свое время. Умная, одаренная, разносторонне развитая девочка отличалась своенравием и граничащим с безрассудством упрямством - если Света принимала решение, то никакая в мире сила не могла его отменить. Даже собственная смерть.

Теория графов

   "Трудно быть богом, а гением легко!" - шутил Михаил Вишнев, и еще вопрос, к кому из двух названных категорий он себя причислял. Одно не вызывало сомнений - везунчик. Именно так называли таких, как Миша. Если бы не выдающиеся способности в математике, с такой внешностью прямая дорога в артисты. Его действительно останавливали на улице, приходили в школу, но мать, в прошлом актриса, быстро объяснила сыну все исподнее Мельпомены, и мальчик быстро сообразил, что с цифрами оно надежнее.
   Родственники в Москве, пожилая бездетная пара, обнаружились года три спустя после войны, и Маргарита Андреевна с сыном начиная с пятьдесят третьего регулярно проводили на их даче в Долгопрудном месяц школьных каникул, делая время от времени набеги в столицу. С переездом не торопились, но, когда встал вопрос, в каком вузе приложить Мишенькин ум, решение однозначно сложилось в пользу Москвы. Таким образом, за два года до окончания Мишей школы Вишневы покинули родную Юрмалу и переселились в Первопрестольную.
   Его сверстники пыжились и торопились: зацепиться за столицу, сделать карьеру, что-то достать, куда-то попасть, обзавестись женой, детьми, полезными знакомствами, любовницами в конце концов, но Михаила вся эта суета совершенно не касалась. У него все имелось. Карьера в кармане чуть ли не со второго курса института - только успевай работы писать, защищать их да речи для симпозиумов референтам передавать. Хорошая зарплата, машина, дачный участок и прочие блага соцреализма: спецзаказы, путевки на юга, билеты на концерты - то, о чем другие только мечтают. Однако и в его бочке меда не обошлось без ложки дегтя - работы Михаила регулярно переводились на иностранные языки, его желали видеть на зарубежных симпозиумах, но на Вишневе стоял штамп "невыездной". За "черную метку" молодой ученый регулярно говорил особое, выразительное "спасибо" папеньке, некоему Нилу Алексеевичу Вишневу, которого в глаза не видел. Миша родился в августе сорок первого года в небольшом частном особнячке Рижского взморья (так тогда называлась Юрмала). Стоило немцам появиться в Латвии - Нил вместе с прежними убеждениями, позволившими ему прекрасно устроиться при советской власти, предал жену и новорожденного сына. К политике и карательным операциям Вишнев-старший отношения не имел. Его стезей, как и при прежних властях, так и при новых господах, была радиосвязь. Из чего угодно мог собрать передатчик, легко ловил волну, пальцы у него считались "счастливыми"... имел кое-какие знания в дешифровке. Папашка, скорее всего, что-то такое расслышал или правильно интерпретировал - иначе зачем бежать из Риги под покровом ночи в конце июля 1944-го? Дальше его след терялся, но самого наличия Нила вполне хватало, чтобы отравить жизнь сыну.
   Ну да леший с ними: с отцом и его заграницей, в которой он ведь где-то обретается, старый хрыч... В жизни столько прекрасного и интересного! Например, женщины. Нет, в категорию бабников Миша не попадал - просто пользовался время от времени тем, что само шло в руки, совершенно не растрачивая себя на ненужные переживания. Впрочем, на романтизм времени и так не оставалось - львиную часть съедала научная работа, а еще преподавательская деятельность, плавание и парусный спорт, вывезенный с Рижского взморья в новую гавань клязьминских берегов. Так что о женитьбе Михаил не помышлял.
   Идею отметить Мишкин тридцать шестой день рождения в родном яхт-клубе "Спартак" подкинул Стас Говорко. Подхваченная на ура, что та яхта волнами, она на манер лодки сразу начала обрастать водорослями в виде различных "если": а если не будет ветра, а если будет дождь, а если кого укачает, а если... но сама мысль - пожарить шашлыки и немного выпить во здравие юбиляра на берегах Клязьминского водохранилища пришлась всем по вкусу. А вот если не будет погоды, тогда можно собраться у Мишки на даче - она недалеко.
   Погода не подвела, и гулянье шло полным ходом. Дождавшись удобного момента, когда именинник останется один, к нему как бы невзначай, проходя мимо, присела на раскинутый плед жена Стаса Лариса. В одной руке слегка подвыпившая женщина держала стакан, в другой яблоко.
   - Ну что, Вишнев-Черешнев, отдыхаешь? - спросила Лара и с такой силой вонзилась зубами в яблоко, что Миша вздрогнул - как его укусила.
   Их недолгий роман закончился несколько лет назад, а Лара до сих пор не могла принять отставки и отпустить Мишку. Сама виновата - возомнила о себе, в оборот решила взять, на святая святых - на свободу задумала покуситься и дружбу мужскую сломать. Наивная. Променять Стаса на какую-то бабу? Да ни за что! Подумаешь, спал с его женой. Мало ли кто с кем спит? А вот друзья -- это другое дело.
   - Отдыхаю, Ларусик, отдыхаю, дорогая. - Михаил снисходительно улыбнулся и отложил в сторону семиструнную гитару, на которой наигрывал любимого Высоцкого.
   - А знаешь, Мишка, у меня для тебя созрел тост! - И Лара потянулась за стоявшей на Мишиной половине бутылкой красного.
   Чтобы не давать жене друга лишний повод заявить на него свои права, коснувшись всем, чем только можно, его тела, Михаил остановил женщину, достал бутылку и наполнил стаканы: себе и Ларисе.
   - Я слушаю тебя. Очень внимательно.
   - А хочу я, Мишка, выпить за то, чтобы ты все-таки обернулся вокруг, увидел ЕЕ и потерял наконец свою красивую голову!
   Лариса до сих пор имела на него виды. Это читалось в глазах, в поведении, и даже тост этот говорил о том, что, мол, хватит уже... ты же видишь, вот она я. Ну, сколько можно? Михаил не хотел обижать жену друга, он вообще не связывался с женщинами, а с пьяными тем более, поэтому решил обратить все в шутку:
   - Прекрасно, Ларчик! Изящно и со вкусом! С удовольствием присоединюсь к твоему тосту. Итак, за Эйнштейна и его теорию вероятности!
   - При чем здесь Эйнштейн? - икнула Лара. - Нет, ты скажи - при чем здесь Эйнштейн? Вишнев! Я за тебя пью!
   - А при том, что, согласно его теории, вероятность потерять голову от женщины в моем случае стремится к нулю! - И чокнулся с неподвижным Лариным стаканом.
   Да, он действительно был такой.
   На первые занятия слушатели подготовительных курсов часто опаздывали - не могли разобраться с нумерацией аудиторий. Но и сам Вишнев припозднился - он не читал у абитуры, просто Стас Говорко попросил подменить.
   Она влетела в аудиторию через десять минут после предполагаемого начала занятий. Растрепанная, возбужденная, уверенная в себе.
   - Уфф! Еле вас нашла!
   - Да я только вас и ждал. Боялся начать, - с сарказмом ответил Михаил, копаясь в чужих бумагах, ища ведомости со списком абитуриентов. О! Вот она! Вишнев вытащил типографский бланк и повернулся к вошедшей...
   - Вы правда меня ждали? - серьезно спросила веснушчатая девушка, глядя ему... в самое сердце!
   "Я ждал тебя всю жизнь", - чуть не вырвалось у закоренелого холостяка.
   - Садитесь, - почти шепотом ответил он, испугавшись собственной мысли, и начал перекличку: - Абанина Анна Васильевна.
   - Я!
   - Аверченко Игорь Константинович.
   - Я!
   - Агранат Александр Матвеевич.
   - Я!
   Михаил еще не дошел до буквы "К", а в голове само собой сложилось:
   Ах, эта форма бытия, где нет тебя,
   Несовершенна,
   Слепа, убога и пуста,
   Как я до этого момента.
   И тут же красным пунктиром корректора в розовый туман любовной лирики вторглась грубая проза: "Совсем с ума сошел, старый козел? Она же несовершеннолетняя!"
   - Савватеев Иван Леонидович
   - Я!
   - Санчес Светлана Павловна.
   - Я!
   "Я люблю тебя".
   Михаил старался не смотреть на Санчес, но постоянно чувствовал на себе ее взгляд. Это одновременно и пугало, и наполняло радостью. Постепенно он совладал с собой, включился в рабочий ритм и, почувствовав отдачу со стороны аудитории, вошел в раж, уходя все дальше от предписанной программой темы. Абитуриентам такой подход пришелся по вкусу: за партами сидели не простые школьники, а физико-математические ребята, занимающиеся с репетиторами по программам первого курса института. Они задавали каверзные вопросы, и Вишнев мастерски отражал атаки. К концу лекции Михаил окончательно расправил крылья и решил уложить группу на лопатки, а заодно произвести эффект на сидевшую в конце аудитории Свету.
   - Итак, - Вишнев нарисовал подобие созвездия, - как вы думаете, что перед вами и чем это можно описать?
   - Я думаю, здесь применима теория графов, - ответила Светлана, не вставая с места.
   Часть ребят обернулись, а преподаватель в изумлении уставился на девушку.
   - А я и не знал, что дискретную математику сейчас преподают в средней школе, - на выдохе прокомментировал Михаил, а сердце колотилось, едва не выскакивая из рубашки.
   - Не преподают, - ответила абитуриентка, глядя на него зелеными, как отмель перед штормом, глазами, - но мне теория графов здесь кажется наиболее уместной.
   "Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ!!!"
   Светлане Санчес могла светить серебряная медаль, если бы не тройка по пению, проистекающая из-за неуда по поведению, но идти на поклон к учительнице музыки Светка не собиралась. Упрямая, шальная, своенравная. Зато побеждала на всех математических олимпиадах, что ее вполне устраивало. Для средней полосы ее внешность считалась экзотической: черные волосы, зеленые глаза, россыпь солнечных веснушек на неожиданно бледном лице. Света вполне вписывалась в каноны красавицы, но поклонники не спешили выстраиваться в шеренги: Санчес считалась девицей странной, а с такими не связываются. Другая бы на ее месте переживала: все девчонки крутят романы, одна она с книжкой, в секциях да с подружками-дурнушками. Только Светка и не думала расстраиваться. Из-за чего? Ровесники ее совершенно не интересовали, а в мужчинах она в первую очередь ценила ум.
   Внезапное увлечение дочери парусным спортом родители Светы восприняли почти спокойно. После фехтования, скандального эсперанто, спортивного ориентирования и грузинских народных танцев переход в парусный спорт казался даже и логичным.
   - А как же институт? - на всякий случай спросила мать, хотя прекрасно отдавала себе отчет в том, что, если дочь что решила, так тому и быть. И точка.
   - Так это ж секция в институте, - отвечала Светка, натягивая свитер. - Какая разница, где теорию проходить? А на базу "Спартака", это ж от него секция, выезжаем только по субботам.
   Парадокс их ситуации заключался в том, что ни Светлана, ни Михаил не могли поделиться с близкими охватившим их счастьем. Что Света скажет подругам? Не дай бог до родителей дойдет. А уж про Вишнева даже думать страшно - вся карьера коту под хвост. Выходило, что о самом главном в их жизни они могли говорить только друг с другом. Вопрос - где? Ранней осенью еще можно пройтись за руку по шуршащей листве, а в конце ноября... Не по подъездам же обжиматься приличным людям? Тогда Светка придумала "яхт-клуб", а то, что Мишкина дача рядом... Да кто про это знает?
   Она летела в этот "клуб" на всех парусах, едва успев кинуть после звонка учебники в портфель и застегнуть на нем пряжку. Порой в школьной форме, без обеда... И он бежал на встречу со своей русалкой, чтобы утонуть в ее морских глазах, чтобы вдохнуть ее аромат, благоговейно пойти ко дну и умереть, сладостно приняв глухие удары ее сердца, а затем воскреснуть, обязательно воскреснуть, когда, сделав упор на букву "В", она вдохнет в него шепотом жизнь: "В-вишнеффф" - и пройдется правой рукой по шее. Господи! Как же это было счастье!
   - Светка, - сказал Вишнев в тот день, когда они едва не расстались, - делай что хочешь, но только тебе исполняется восемнадцать лет - идем в ЗАГС.
   Морская отмель колыхнулась, блеснув лежащими на ее дне драгоценными каменьями.
   Сотрудница ЗАГСа, обладательница приторно-пьянящего имени Изабелла, перезрелая старая дева сильно за тридцать, вяло и с одолжением принимала заявления. "Куда им жениться? - думала она, разглядывая студенческие пары. - Молоко на губах не обсохло, а женилки-то уже поотрастали! Через два года прискачете ко мне как миленькие на развод". Немолодые брачующиеся также не оставались без внимания: "И вот нужно оно, на старости лет? Жили бы себе и жили! Второй год как в кредит дышат, а все туда же". Изабеллу одинаково раздражали как хорошенькие, так и невзрачные невесты (потаскушки и мли в обмороке), девушки стройные и в теле (селедки со свиноматками), и вообще работа сама по себе ей тоже не нравилась - ходят тут... Роскошного широкоплечего мужика, почти ровесника, она сразу же "срисовала" в дверном проеме. "Хотела бы я знать, кому такое счастье подвалило. - напряглась регистраторша и тут же вспыхнула: - Ах ты, дрянь малолетняя! Не могла себе студентика какого подыскать? Ну ладно, давайте документы, поглядим, кто тут к нам пожаловал".
   "Та-ак, - размышляла Изабелла, - жених. Гражданин Михаил Нилович Вишнев, сорок первого года рождения, русский, место рождения: город Юрмала. Вот ведь попадаются кому-то такие роскошные холостяки... Теперь невеста...Что?! Только сегодня исполнилось восемнадцать? - Регистраторша непроизвольно подняла глаза на заявителей, но те ее не замечали - держались за руки и улыбались друг другу. - Понятно, старый кобель и молоденькая сучка. А хороша ведь, стерва. Ладно, и такие, как ты, стареют. Санчес Светлана Павловна, шестидесятого года рождения, испанка... Вот тебе и раз... Теперь понятно, как ты Вишнева своего окрутила. Ох, берегись, мужик, ранний инфаркт с такой кобылкой тебе обеспечен. Нет чтобы на нормальной жениться..."
   - Молодые, - прокашлялась Изабелла, - я вообще-то к вам обращаюсь. На какую дату регистрацию брака ставить?
   - На любую. Главное, чтобы побыстрее, - ответила невеста.
   "Ты посмотри, какая дерзкая! Ой, Вишнев, Вишнев, нахлебаешься ты еще с этой красоткой. Ну сейчас я тебя, девонька, на место-то поставлю".
   - А вы, жених, какую бы дату предпочли?
   - Любую, - снова ответила Санчес, не мигая уставившись на Изабеллу. И было в том взгляде столько силы, власти и решительности, что у сотрудницы ЗАГСа сразу же сошло на нет желание кого-либо ставить на место.
   "Огонь девка, - думала им вслед регистраторша, - упаси господи пойти ей наперекор".
   Поначалу Маргарита Андреевна к невестке относилась настороженно. И дело не в разнице в возрасте: сама, помнится, в двадцать лет первым браком выскочила замуж за немолодого графа. И, кстати, не так чтобы уж сильно по расчету: приятный мужчина был, обходительный, умел за женщинами ухаживать, себя преподать. Нынешний контингент пошел уже совсем не тот, а графы так и вовсе вывелись... В Свете свекровь тревожило иное - уж больно резкая девочка, прямолинейная, неженственная, но в то же время искренняя и совершенно бесхитростная. Не старается понравиться, втереться в доверие. А может, Мише именно такая и нужна? Пока бывшая графиня размышляла о женственности и ее ценности в семейных отношениях, невестка принялась "строить" ее сына. Жестко и в то же время завуалированно. Ни криков, ни упреков - на немытую тарелку положит записку "Миша, потри мне спинку", разбросанные вещи поднимет и... повесит на люстру. Смешно, но работает! Это раньше у Мишки куда рубашка упала, там она и висит, а со Светой все на своих местах, и чистюля она, аккуратистка: каплю со стола промокнет салфеткой, отпечаток пальца на стекле - сотрет, в комнате, в шкафах идеальный порядок!
   Светка свекровь уважала. На людей у нее было чутье, и оно подсказывало, что Марго тетка хорошая, правильная. Многое чего в жизни повидала и даже кое-что скрывает... Значит, есть чему у нее поучиться. Это только дураки на своих ошибках, а она, Светка, лучше спросит совета старшей подруги. И не важно, рецепт ли борща или пропорции нашатыря для мытья стекол, в каждом разговоре есть и второе, и третье дно.
   Ученица из Светки вышла выше всяких похвал - через полгода Маргарита относилась к жене сына как к собственной дочери, даже норов невестки она рассматривала как сгусток побудительной солнечной энергии. Не ее выражение, Мишкино, но очень меткое и многое объясняющее.
   Санчесы к Светкиному выбору отнеслись резко отрицательно и даже пытались воспрепятствовать подаче заявления в ЗАГС. Не тут-то было! Что может остановить активный солнечный протуберанец? В конце концов через некоторое время и родители невесты смирились с "возрастным" зятем - не худший, знаете ли, вариант: не пьянь, не голытьба какая, а доктор наук, спортсмен и действительно любит их девочку. Окончательно их сердце растаяло, когда Вишнев влетел в квартиру тестя с охапкой цветов и ошеломляющей новостью - у них со Светой будет малыш! Как же долго они этого ждали! Целый год! Даже к врачам обращались! Но сейчас все позади и осталось подождать совсем немного! Жаль только, будущая мама попала на сохранение, ну ничего - такое случается. Какие-то проблемы с обменом веществ - так они у всех беременных!

Шторм в зеленом море

   Они вообще не должны были появиться, а родившись, имели право прожить не более двадцати четырех часов. Но две недоношенные, двадцатидевятинедельные близняшки уже третьи сутки цеплялись за жизнь сжатыми в кулачки пальчиками и вгрызались в нее беззубыми ротиками.
   Заведующий неонатальным отделением Роман Ильич Турецкий не спал вторую ночь. Бессонницей он не страдал, но от произошедшего в отделении и сам не уснешь: у лежавшей на сохранении... безнадежно лежавшей на сохранении двадцатилетней пациентки с талассемией открылось кровотечение, начали падать пульс, давление, пошли на снижение прочие показатели. Молодую мать даже не успели довезти до операционного бокса, как она испустила дух, но два младенца женского пола путем кесарева сечения были извлечены из ее тела в жизнеспособном состоянии.
   - Самое страшное, моя дорогая, что с вами может случиться, - говорил годом ранее профессор от гинекологии, и сидевший рядом с ним генетик согласно кивал, - это беременность. Мы все люди, конечно, рациональные, но в вашем случае организм как бы сам страхуется от преждевременной гибели. Этому нет научного подтверждения, но по логике вещей дела обстоят именно так. С вашей формой талассемии вы спокойно доживете до преклонных лет, но беременность станет для вас приговором. У вас не бесплодие, вы фертильны. Ваш организм просто не хочет уходить до срока.
   - Другими словами, - в морских глазах визитерши, казалось, начал зарождаться шторм, - вы хотите мне сказать, что я могу забеременеть?
   - Светлана Павловна, - вмешался генетик, - понимаете ли, в чем дело... талассемия ГЕНЕТИЧЕСКОЕ заболевание крови. Причины его до сих пор не выяснены. По-хорошему нам нужно обследовать всю вашу семью. Возможно, кто-то из родственников имеет схожую мутацию генов.
   - Мои родители - сироты. Мама - блокадница. Отец - испанец, - произнесла Светка последние правдивые фразы, после чего дала волю фантазии: - Родители развелись, когда мне было пять лет. Папа вернулся на родину, мама с новым мужем живет в Усть-Орде и в Москву не поедет.
   Почему Светка "поселила" маму в поселок Усть-Ордынский, в простонародье Усть-Орду? Ответ простой - она не знала, где та Орда расположена, но догадывалась, что добраться из нее в Москву чуть менее проблематично, чем в 1979 году из Испании в СССР. Расчет оказался верным.
   - Да, действительно, все это очень далеко... - Специалист побарабанил пальцами по столу. - А случай интересный... Тем не менее продолжим: поскольку беременность, как вам известно, некоторым образом сопряжена с кровью, то она оказывает прямое негативное воздействие на плод. Он, как правило, гибнет, не достигнув двадцати восьми недель, а если рождается, то совершенно нежизнеспособным. - Доктор вздохнул. - Но самое неприятное - во время беременности может погибнуть сама мать. Гемоглобин...
   - Я все поняла, - перебила генетика Светка. - Спасибо. До свиданья! - И, мотнув черным конским хвостом, покинула кабинет.
   - Ну? - с нетерпением спросила сидевшая за дверью свекровь. Это по ее каналам Свету устроили в Институт на обследование. - Ну, что они сказали?
   - Все нормально! Рожу!
   Она знала, на что шла. Про болезнь до последнего никому не говорила. Родственные связи скрывала - к разведенным родителям прибавился бросивший ее муж. Тоже, на всякий случай, сирота. Чтобы ни у кого из сердобольных докторов не возникло желания взывать к его совести через родню и уговорить на прерывание беременности. Посещать себя в первое сохранение запретила - выдумала карантин.
   Лежа в больнице, Светлана познакомилась с сестрой по несчастью - Вера также страдала легкой формой талассемии и уже в третий раз пыталась стать матерью. Сама Вера была эндокринологом, в недуге своем разбиралась и опытным путем вышла на препараты, которые позволят дотянуть до двадцати пяти недель, а там уж как Бог даст... Светка выучилась делать инъекции и колола себя, как наркоман, в шею, между пальцами и в живот - чтобы никто не заметил. Спирт, вату и стерилизованные шприцы с иголками держала под ванной. С Верой созванивались каждый день, но однажды на звонок ответила совершенно незнакомая женщина. Светлана почему-то сразу поняла, что произошло... Она сходила на похороны подруги и начала повторно собираться на сохранение.
   Только когда вторично укладывала свои вещи в больницу, будущая мать обмолвилась семье, и то вскользь, про некоторые проблемы с кровью. Кажется, с гемоглобином. Почти не соврала... Михаил спустился подогнать поближе машину, и Света, уличив момент остаться наедине со свекровью, огорошила:
   - Маргарита Андреевна, хочу с вами поделиться... - ровным, спокойным голосом сказала невестка. - Только никому не говорите. Откроюсь только вам - все, что может произойти, - целиком и полностью на моей совести. Я никого не хотела расстраивать, но существует опасность... Поэтому очень вас прошу... как только мать может просить мать... Я дам ваш телефон и скажу, что вы моя мама. Когда встанет вопрос, чью жизнь спасать, - скажите врачам, чтобы спасали детей. Они живы. - Она взяла руку свекрови и положила на свой живот. - Чувствуете? Они живы и пусть живут дальше.
   - Каких детей, девочка?! - вскрикнула побелевшая мать мужа.
   - Их двое, Маргарита Андреевна! Это выяснилось три дня назад. Я никому не говорила, и вы пока молчите. Сердца, представляете? Бились в унисон. Два сердца бились как одно... Прошу вас. Спасите их... Умоляю. Врачи будут бороться за мою жизнь, а мне нужно, чтобы выжили они.
   Маргарите не пришлось никого ни о чем просить - невестка сама все решила, а Роману Ильичу Турецкому предстояло разбираться с двумя младенцами женского пола, появившимися на свет в срок двадцать девять недель десятого мая одна тысяча девятьсот восьмидесятого года.
   В дверь постучали.
   - Можно?
   - Да, да, входите, спасибо, что приехали, Маргарита Андреевна. - Доктор направился к посетительнице. - Понимаю, очень понимаю, как вам сейчас тяжело. Примите мои искренние соболезнования - у меня самого невестка десять лет назад при родах умерла. Так что я вас понимаю, как никто другой. - Неонатолог пододвинул заплаканной женщине стул. - Но ведь нам с вами нужно что-то решать. Воды?
   Покачав головой, женщина всхлипнула и села.
   - Вы осознаете, что это чудо?! На моей практике это второй случай, когда у матери с талассемией рождается живой ребенок и живет уже вторые сутки. А этих двое! - Доктор вернулся на свое место. - И эти двое очень хотят жить, - тихо, почти шепотом произнес он, не отводя от Маргариты глаз. - Вы понимаете меня? Они очень хотят жить, и им нужно помочь. Помогите же им.
   - Как? - вытирая слезы, вопрошала немолодая женщина. - Как я им могу помочь, доктор? Скажите, я все сделаю...
   С ответом врач взял паузу. Он походил на состарившегося доктора Айболита: в очках, с остренькой бородкой и очень добрыми глазами.
   - Не все в этом мире можно объяснить формулами и зеленкой прижечь... - аккуратно подбирая слова, начал Роман Ильич. - Имена девочкам нужны. Имена ведь даются не просто так. Назовите их, пожалуйста.
   - Как? - всхлипывала будущая бабушка. - Как лучше назвать? Посоветуйте.
   - Как их хотела назвать мать?
   - Не знаю... они ждали мальчика... говорили что-то про ВиктоЄра Гюго, а тут двое детей... и обе девочки.
   - Виктор, значит... - Айболит снял докторскую шапочку, протер лысину и снова водрузил на место головной убор. - Победитель, другими словами... ну что ж, пусть будут Победительницы... Виктория и Ника. Воля матери - закон. Особенно последняя воля... Когда ее похороны?
   - Сегодня. В три часа. На Троекуровом кладбище.
   Доктор вздохнул, опустил глаза - вот они, дети, как порой даются... Покачал головой, потом взглянул на часы и произнес:
   - Езжайте, вы успеете. А мы тут уже сами... Все-таки последняя воля матери... Если переживут четвертые сутки, значит, будут жить. Жду вас завтра в это же время. Конечно, по вашему состоянию... - И, пожав на прощание посетительнице руку, направился в реанимацию, где в новеньких, не так давно установленных кювезах, все утыканные трубочками, лежали две пока еще не названные, но уже Победительницы.
   Какое-то время Роман Ильич молча смотрел на девочек. Он вообще любил смотреть на новорожденных. Есть в них что-то такое... что уже безвозвратно исчезает через несколько дней... Божественное, что ли... а эти полуторакилограммовые пигалицы просто диалог со Всевышним... Надо договариваться. Пройдя все необходимые дезинфекционные процедуры, он открыл первый кювез и смоченным в зеленке тампоном прямо на ножке первого ребенка вывел "Виктория", затем открыл второй и написал "Ника". Этого доктору показалось недостаточным. Он взял два листа, еще раз написал имена девочек и закрепил бумажки пластырем на стеклах инкубаторов. Вот теперь все. Теперь можно часик вздремнуть. Турецкому предстояла очередная бессонная ночь.

Синдром сиротства

   Врачи, особенно генетики, налетели как коршуны. От недоношенных близняшек ожидали ДЦП, умственной отсталости, трудновыговариваемых синдромов и прочих хромосомных отклонений. К четвертому месяцу вынужденного родительства доктора Санчесам уже порядком надоели, и Александра Ивановна с Павлом Степановичем решили послать их куда подальше. Уж как будет - так и будет. Однако не успело внучкам исполниться полгодика, как супруги Санчес снова принимали у себя генетиков. Теперь в компании с окулистами: сквозь младенческую синеву радужки у девочек пробился фиолетовый пигмент! Генетическая мутация - фиалковые глаза! Не благодаря ли этой мутации они сейчас живы?
   Несмотря на предложенные эскулапами варианты, Вика с Никой развивались как обыкновенные близнецы. Может, чуть и отставали в самом начале, но в пределах нормы. Встали на ножки в десять месяцев, около годика пошли, конечно, в разные стороны, до двух лет общались на своем языке, вместо "я" говорили "мы" и проявляли все признаки, присущие близнецам.
   - Мы не будем кашу! - говорила Вика, и уплетающая манку Ника тотчас откладывала ложку.
   - Бабушка, а когда мы вырастем и выйдем замуж, у нас будет один муж или двое? - задавала вопрос Ника.
   - Мы не понимаем, - размышляла Ника, крутя в руках трусики в ромашку, - дырок три, а ноги две. Куда нам ножки сувать?
   - Туда, куда голова не пролезет, - отвечала Вика, уже примеряя отверстия к голове.
   Дорвавшихся до близняшек психологов больше всего интересовал феномен невербального общения сестер Вишневых: они строили друг другу гримасы и активно использовали пантомиму, самую занимательную из которых специалисты нарекли "слон и заяц". Первая девочка прикладывала растопыренные ладони к ушам и высовывала язык (слон), а вторая через мгновение устанавливала сомкнутые кисти над макушкой, выставив одновременно над нижней губой два зуба (заяц). В зависимости от ситуации это могло означать следующее: подтверждать общее минорное состояние (нам скучно, нам неинтересно), призыв перейти в мажорный ряд (не грусти! улыбнись!), предложение помириться после затянувшейся ссоры и выражение взаимного несогласия:
   - Плевать я хотела на твое мнение!
   - А я на твое!
   Еще Вишенки ужасно дрались, но стоило девчонок развести в разные комнаты, поднимали рев - требовали вернуть к сестре. При встрече бежали друг к другу и обнимались. Простые, нормальные дети. Только глаза фиолетовые.
   По выходным навещать внучек приходила Маргарита Андреевна. Она сильно сдала. Мало того что потеряла любимую невестку, так еще и сына лишилась...
   На похороны Михаил появиться не смог - пил дней пять, не приходя в сознание. Затем еще с неделю валялся на диване лицом к стене. Судьбой лежащих в инкубаторах дочерей не интересовался, а их имена, кажется, даже не расслышал. Вернувшись в один из дней от доктора Турецкого, Маргарита учуяла запах гари. Влетев на кухню, обнаружила сына, рвущего в клочья фотографии и сжигающего их на костре, устроенном в раковине. На щеках полыхал румянец, глаза горели, руки тряслись. Налицо все признаки помешательства.
   - Пришла?! - зловещим, ничего хорошего не обещающим голосом обратился Вишнев к матери. - А ведь это ты! Ты во всем виновата! По врачам ее таскала! Если бы не ты и не они, - он почему-то тыкал пальцем в небо, хотя дочери, в отличие от жены, находились на земле, - Света была бы жива! Светка моя была бы жива!!!
   - Что ты... - растерялась Маргарита Андреевна, - что ты такое говоришь?
   - Молчи! Ты мне больше не мать! Ты хотела внуков! А про них я и слышать не хочу! Вы душу из меня вынули и убили!
   Тем же вечером Михаил собрал вещи и куда-то уехал. А еще через два дня в дверь позвонила та самая Лариса, которая не хотела пить за Эйнштейна.
   - Михаил просил передать, что с ним все нормально. Он уехал на машине в Прибалтику. Куда - не сказал. Просил не искать и не беспокоить. - Лара сделала паузу перед самым сложным предложением. - От детей он отказывается. Претензий по имуществу не имеет. Вот письменное подтверждение. - И, смущаясь, протянула конверт.
   Малютки росли смышлеными, любознательными и задавали много вопросов. Про маму им говорили, что она улетела на небо, во-о-он на ту тучку. Смотрит на своих девочек и улыбается. Как здесь, на фотографии. С папой дела обстояли сложнее. Его "направили" в длительную командировку, откуда он неожиданно "вернулся" летом восемьдесят четвертого года. Тогда на дачу в Долгопрудном пожаловали люди в серых пиджаках и сообщили Маргарите Андреевне, что ее сын, Михаил Нилович Вишнев, участвуя в международной парусной регате, стартовавшей из Таллина, дошел до финиша в Финляндии, где попросил политического убежища. Тем же вечером бабушку Риту увезли в больницу, откуда она уже не вернулась.
   Дед внучек боготворил. Очень любил и жалел. "Сиротинушки вы мои дорогие, - обращался он порой к куколкам, - ну ладно я, а вам-то за что?" Что такое расти без родительского тепла, Павел Степанович Санчес знал очень хорошо: в тридцать седьмом году его, годовалого карапуза, привезли в СССР вместе с другими детьми из охваченной гражданской войной Испании. Всех детей распределили в специальные детские дома, и только Павла, тогда еще просто "малыша", отправили в дом малютки. Ему единственному из той "партии испанцев" к моменту прибытия в порт Одессы не исполнилось и двух лет. Как и большинству попадающих в детский дом маленьких сирот, "малышу" могли дать любое имя и фамилию, но его мать, скорее всего, предвидела подобное и подстраховалась: повесила сыну на шею что-то типа солдатского жетона. На недорогой латунной цепочке на уровне пупочка висел латунный же медальон. От жетона его отличало лишь наличие какого-то растительного рисунка на аверсе (мать, скорее всего, выбрала заготовку для дешевых кулонов). На реверсе гравировка: Pablo Esteban Enrique Maria Sanchez d'Astroga, 18.02.1936. Так его и записали: Павел Степанович Санчес. Энрике, Мария и д'Астрога остались не у дел.
   И все-таки Паша был счастливчиком - в отличие от таких же, как и он, маленьких сирот он точно знал дату своего рождения и имя отца. Но самое главное - папа и мама всегда были с ним рядом. Лежали теплой пластинкой рядом с сердцем. Мать, мудрая и дальновидная женщина, сделала верный выбор в пользу дешевого металла. Кому придет в голову покуситься на латунь? Но желающие находились - Пашке завидовали. Что делать? Сиротство - оно не красит. И любой, даже ничтожный намек на имеющуюся связь с родителями больно жалил тех, у кого все нити оборваны. Для Пашки этот жетон стоил дороже золота. Он никогда его не снимал. Если мылся, то клал медальон в рот, не снимая цепочки с шеи, а в драках все латунное сокровище находилось за плотно сомкнутыми зубами. Если в компании выходил спор, то вместо предлагаемого жетона Санчес всегда выставлял свою пайку хлеба. Порой за несколько дней. Он лучше будет голодать....
   Первое серьезное разочарование и одновременно обретение пришло к Павлу уже в военном училище: выяснилось, что он не Степанович, а Энрикиевич - жена майора оказалась тоже из испанских детей. Дульсинея Крус, по-домашнему Дуняшка, рассказала соплеменнику, что в испанской культуре собственное имя ребенка не обязательно одно, но в имя собственное всегда входят имена отца и матери. То же самое и с фамилиями. Таким образом, выходило, что курсанта Санчеса на самом деле зовут Павел Степан Мария Энрикиевич Санчес д'Aстрога, где Мария д'Астрога - мама в девичестве, а Энрике Санчес - папа. Так контуры родителей стали еще четче, а отчество Павел менять не стал - уже привык.
   В училище заметили математические способности испанца и направили учиться в Москву, где случилось еще одно обретение: Александра Архарова. Тоже сирота - блокадница. Познакомились, как это обычно происходило в те времена, на танцах. Пашку, несмотря на детдомовское воспитание, всегда отличало некое благородство и подчеркнутая галантность. Того и гляди снимет шляпу да руку в перчатке положит на эфес, перед тем как обратиться к собеседнику. И это при том, что ни шляп, ни перчаток, ни тем более эфеса слушателям военного училища в двадцатом веке уже не полагалось. Руководитель художественной самодеятельности даже шутил по этому поводу: "Чтобы сыграть графа, Санчесу ничего делать не требуется - достаточно просто выйти на сцену". Поэтому, когда встал вопрос, кого отрядить на фабрику пригласить молодых швей на вечер танцев, никаких иных кандидатур, кроме Павла, не рассматривалось.
   На маленькую, всего метр пятьдесят два, Шурку гренадер Санчес в тот день не обратил внимания, зато она смотрела на жгучего парня в форме во все глаза - не верилось, что такие красавцы ходят по земле, а не только в кино. В назначенный для танцев день тихая и робкая Шурочка Архарова набралась храбрости, подошла, запрокинула голову и пригласила Павла на белый танец. Фабричные девчонки прыснули в кулаки, но смех их длился недолго - через неделю смуглый старлей, ободрав всю сирень у ворот проходной, повел крошечную Шурку в ЗАГС. Две одиноких души встретились и больше никогда не расставались.
   Сначала Паша с Шуриком (с первых дней знакомства он называл ее смешным мальчишеским именем) жили в общежитии, а когда у молодых Санчес родилась дочь, им выделили двухкомнатную квартиру. Только обустроившись в собственном жилье, Павел позволил себе снять с шеи жетон и положить его в укромное место. Время от времени он выдвигал заветный ящик, доставал уже потемневшую латунь и просто держал в руках. Он молча рассказывал родителям о своих радостях и поражениях, просил советов и благословений. Например, когда шел на операцию по удалению камней, с разрешения врачей надел кулон. Всякое бывает... чтобы в случае чего мама с папой были уже рядом... И когда хоронил единственную дочь, сжимал жетон в обеих руках, пришептывая: "Мамочка, дорогая, папочка, дорогой, примите, пожалуйста, доченьку мою, позаботьтесь о ней, прошу вас!" И о внучках тоже молил: "Ни о чем ином не прошу, пусть выкарабкаются. Кривые, косые, хромые, но путь выживут". И либо Мария с Энрике замолвили наверху словечко, либо Светкина неистовая воля была всем силам добра и зла царственным указом, но совершенно замечательные Вика с Никой росли здоровыми, счастливыми девочками, совершенно не ощущая себя сиротами. Где сиротство? Иные дети из полных семей о такой заботе не мечтают! Только малышек выписали из больницы - бабушка уволилась с работы и села с внучками. Близняшкам пришла пора идти в детский сад - Александра Ивановна устроилась в садик нянечкой. За год до поступления в школу Павел Степанович подал в отставку с должности преподавателя математики Суворовского училища и устроился учителем того же предмета в ближайшую школу. Вика с Никой снова находились "в семье". И мама всегда улыбалась с фотографии. И бабушка Рита тоже не отставала - на ее прекрасной даче близняшки дышали свежим воздухом и кушали выращенные дедом "экологические" продукты. А еще невидимым пологом, сотканным из любви и ласки, их окутывают неведомые Энрике Санчес и Мария Санчес д'Астрога.

Пандан

   Если Александра Ивановна старалась держать внучек в узде, ограничивая их потребности (Вику с большим успехом, чем Нику), то Павел Степанович баловал девчонок как только мог, невзирая на педагогику. Денег в семье не хватало, а он взял да купил целых два велосипеда и с радостью смотрел, как Вика с Никой гоняют по даче с утра до ночи. У самого-то велосипеда никогда не было (даже кататься на нем не умел), зато внучкам угодил. Когда сестры заинтересовались автомобилем, взялся учить на собственном стареньком "жигуленке", получив пару царапин и несколько вмятин. И электронные часы в красивых пластиковых корпусах ухитрился достать (тогда все "доставали"), и серьги на пятнадцать лет на свою голову внучкам через знакомых у ювелира заказал...
   - Ты совсем, Пашка, уже с ума сошел! - причитала Александра Ивановна, разглядывая две пары женских золотых серег. - Я уже смирилась с тем, что ты постоянно потакаешь их прихотям, но мы же договорились! Договорились, что ты со мной будешь советоваться, прежде чем покупать девочкам подарки.
   - А что не так? - буркнул недовольный Донкихот. Он занял денег на подарок, а теперь выходит - зря, промахнулся.
   - Да все! - фыркнула супруга. - Это ж надо! Додуматься купить девчонкам на пятнадцать лет серьги из александрита! Это камень одиночества! Ты что, хочешь, чтобы они всю жизнь в девках проходили?
   - Да будет тебе, Шурик, - насупился Павел. - Какое одиночество? Такие красавицы. К тому же камень очень хорошо под их глаза подходит. Так же цвета меняет...
   После тринадцати глаза близняшек начали немного меняться. В зависимости от освещения они становились либо сине-серыми, либо густо-фиалковыми. "Происхождение Александрии" и александритовые глаза.
   Про одиночество Александра Ивановна упомянула не из-за суеверий и предрассудков. На то у нее имелись основания. Про крылатую богиню Нику знали все - такой Ника Вишнева по сути и являлась. Легкая, ветреная, увлекающаяся и, по мнению большинства педагогов, чрезвычайно легкомысленная. Постоянно влюблялась, путалась в поклонниках, вместо учебы лазила по чердакам в поисках старья, что можно выгодно продать скупщикам на Арбате, или, наоборот, спускалась с диггерами под землю. Вот занятие у ребенка! Правда, к языкам имела склонность - с удовольствием занималась английским и даже имела виды на испанский. Порывистостью и увлеченностью Ника сильно напоминала мать - ту тоже в свое время с чердаков снимали.
   В пантеоне известных языческих богов про богиню Викторию не сказано ни слова, и Никина сестра, находясь в тени, тянула учебную лямку за двоих. В школе на них уже махнули рукой - пусть только доучатся, и сама Вика не роптала. А чего роптать? Все по справедливости - она за Нику делает все уроки, кроме английского, а Ника за нее бегает на свидания. Да, Виктория Вишнева, как в свое время Светлана Санчес, ждала своего принца, но в отличие от матери кроме математики ее мало что интересовало. Таким удивительным образом, посредством разделения собственного характера, Света ежесекундно присутствовала в обеих своих дочерях.
   Они редко назвали друг друга по именам, предпочитая одно на двоих - Вишня. Но, как бы парадоксально это ни звучало, они и являлись одной большой Вишней. То, чего не хватало в Нике, с избытком присутствовало в Вике, и наоборот. Как бы понимая необходимость выдерживания равновесия бытия, сестры заполняли те лакуны в жизни друг друга, которые пустовали.
   - Вишня, я тебе тут с одним симпатичным парнем познакомилась, - сообщала Ника на остатках близнячьего диалекта. - Сходить на свидание?
   - Как зовут? Я его видела?
   - Сашей. Из соседней школы. Смазливый такой. Боксом занимается.
   - Не-е, - брезгливо потягивала Вика, - у боксеров все мозги отбиты. Не пойду.
   - Ладно, не пойду, - повторяла Ника.
   Одним им известным образом сестры Вишневы дотянули до выпускного одиннадцатого класса. Вика без проблем поступила на физмат МГУ, а Нику она поступила в педагогический. Единственное, чего не смогла сделать вместо сестры, - это появиться в Институт Склифосовского на аборт.
   На втором курсе университета Вика неожиданно сообщила, что собирается замуж за однокурсника Сережу Грушку и возьмет его фамилию. Ника не на шутку обиделась и за день до свадьбы просто нарывалась на скандал:
   - А мне что теперь прикажешь делать? Искать Персикадзе с Арбузяном?
   - Есть еще Абрикосов и Виноградов.
   - Да, да! - злилась Ника. - А еще Сливняк! Вот за него в пандан твоей фамилии я и выйду!
   - Какие слова-то мы, оказывается, знаем! - не без ехидства отвечала будущая Виктория Грушка.
   За Диму Сливняка Ника выходить замуж не стала - на четвертом курсе Вика так же тихо развелась с Грушкой и вернулась в Вишневу. Ника еще поерепенилась какое-то время (три гражданских брака), но к двадцати трем годам обе девушки с александритовыми серьгами в ушах пришли с убеждением, что рано им еще связывать себя супружескими узами.

Парадигмы физики

   После университета Вику пригласили в Институт теории прогноза землетрясений и математической геофизики. Институт получил грант, и руководитель отдела Борис Трофимович Вишнев искал себе в команду хорошего математика на маленькую зарплату. Какие могут быть зарплаты в НИИ? Даже пусть и с грантами? Взять однофамилицу, молоденькую выпускницу Викторию Михайловну Вишневу, ему посоветовал знакомый профессор Станислав Говорко:
   - Я знал ее отца, Мишку Вишнева. Когда-то мы с Михой считались друзьями неразлейвода. Стоумовый парень был. Гений. Яхтсмен. И мать ее, Светлану, тоже хорошо помню. Красивая и очень способная. Некоторое время я у нее даже преподавал.
   - Знаешь, я время от времени слышу свою фамилию в том же самом контексте, что и ты мне сейчас преподносишь: был, гений, увы... Меня еще спрашивают, не родственник ли. А что с тем Вишневым стало? - поинтересовался Борис, пролистывая папку с подобранными работами Вики.
   - Увы, сошел с ума! - Станислав ослабил узел галстука.
   - Ну вот снова! И ты мне предлагаешь взять на работу дочь сумасшедшего? - Вишнев отложил папку в сторону. - Замечательная перспективка!
   - Да подожди ты, Борис. - Стас обернулся на стуле и достал из кармана висящего на спинке пиджака пачку сигарет. - Виктория тот самый случай, когда на детях природа не отдыхает. Возьми Вишневу - не пожалеешь! Тут важно понимать, что собой представляли ее родители. - Бывший Мишкин друг сделал затяжку, выпустил дым, а вместе с ним, дал волю не оставляющим его воспоминаниям. Столько лет прошло, а кажется - только вчера... - Разница в возрасте у них составляла около двадцати лет, но годы не ощущались. Они, как бы это странно ни звучало, дополняли друг друга. И это при том, что были совершенно разными. Мишка, у него же мать из бывших графинь, рафинированный интеллигент. Культурный, дипломатичный, обходительный. Ах - простите - извините - не - будете - ли - столь - любезны. А Светка, даром что наполовину испанка, резкая, порывистая, на грани бестактности, но не бестактная, а... - Профессор щелкал пальцами, подбирая слова. - Я только сейчас понял, что не зря ее Светланой звали. Светлая она была, понимаешь? Как будто в ее программе одновременно были прописаны и Кодекс чести, и личная лоция - к каким берегам плыть, каких целей достигать. Любое отклонение от внутреннего устройства вызывало резкую реакцию. Виктория, кстати, такая же. Чуть, может, мягче, но начинка в ней Светкина, а мозги Мишкины...
   Трофимович в сомнении нахмурился и скривил рот.
   - Даже не думай, - считал его мысли собеседник, - никаких проблем она тебе не доставит. Даже наоборот. Впряжется как лошадь и все вытянет. Никогда не будет интриговать за твоей спиной. Сразу все в лицо выскажет. В меру амбициозная. Но это скорее плюс. В науке без амбиций нельзя - сам знаешь.
   - Так с чего в итоге Михаил с ума сошел? - Борис вздохнул и снова пододвинул папку к себе.
   - Они ребенка очень хотели, - продолжил Говорко, - а Светлана так просто бредила материнством - с детьми чужими играла, на руки всегда просила дать подержать... Помню, на их свадьбе деньги собирать начали, ну там на мальчика, на девочку - на кого больше соберут, тот первый и родится. Она все взяла, смешала и говорит: "Детей в семье должно быть много! У нас их будет минимум штуки три! Представляете, заходите вы к нам в гости лет через десять, а вокруг туфельки, ботиночки, сандалики мал мала меньше". Только не вышло. Умерла она при родах, а Мишка рассудком поехал. Обвинил во всем мать, меня, друзей...
   - А вы-то тут при чем? - Борис уже не смотрел на папку, его увлекла история.
   - Знаешь, чего нельзя сделать с шизофреником? - вопросом на вопрос ответил Стас. - Его нельзя переспорить. Он до тошноты логичен! А у Мишки логика вообще конек! На спор доказывал, что белое - это черное, а черное - белое. Вот он под всех нас скопом и каждого в отдельности базу подвел: выяснилось, что Светлане вообще рожать нельзя было. Какое-то наследственное заболевание. Только оно поздно обнаружилось. Но Вишнев все перекрутил и заявил, что мы во всем виноваты: на детей настраивали, малышей специально подсовывали... Она какое-то время не могла забеременеть, а Мишка преподнес это как ее нежелание. И то, что мы находили врачей и специалистов, поставил нам в вину. Мол, чуть ли не заставили, на край могилы толкнули. Но самое ужасное - он не признал дочерей. Девочек-близняшек. Они тоже по Мишкиной версии оказались виноватыми... Можно сказать, самыми главными.
   - Не может быть! Родных дочерей не признать!
   - Как видишь, может. - Профессор вздохнул. - Бросил в итоге Вишнев Институт, разругался с матерью (ей, бедолаге, вообще ни за что досталось), на детей даже не взглянул и уехал куда-то в Прибалтику, откуда на яхте сбежал в Финляндию. И больше я про него не слышал.
   - А ты с Викторией на тему родителей не говорил? - Будущий Викин начальник потянулся за сигаретой.
   - Да что же я? Садист, что ли, девочку такими вопросами мучить? Это же на всю жизнь травма!
   "А уж мне-то какая травма, - подумал Стас, - и друга лишился, и жены. Сама призналась, когда вытаскивали из петли, что любовниками в свое время были. Психозы у Ларки начались еще когда Мишка женился на своей Санчес, а как уехал и не оставил адреса - вешаться собралась... Отнесла Михино письмо Маргарите да в хозяйственный за веревкой... И жизнь мне с тех пор с ней не жизнь, и бросить больного человека не могу. Эх, Вишнев-Черешнев, наколол же ты дров!"
   - Что ты говоришь? - переспросил Бориса отвлекшийся на неприятные думы Говорко.
   - Говорю, что согласен - травма на всю жизнь, - задумчиво произнес Трофимович и закусил лежащий на столе Parker.
   - Поэтому, - профессор протянул руку и вытащил изо рта оппонента свою ручку (подарок дочери), - я даже виду не подаю, что знаю про всю ее семью, включая сестру-близняшку.
   Вишня предложение интересной работы с маленькой зарплатой приняла: тема исследования оказалась весьма захватывающей - грех отказываться. Еще дед Санчес говорил им с сестрой: "Девочки, как бы жизнь ни повернулась, не разменивайтесь на сиюминутные выгоды. Постарайтесь заниматься любимым делом. Придет время, и оно принесет свои плоды". Сестры внимательно выслушали дела и согласились. Каждая по-своему. Про Нику отдельный разговор, а Вика любила возиться с цифрами - такие миры открывались, что и книг не надо, но она их все равно читала - расширяла горизонты. Санчесы никогда богато не жили, и девчонки привыкли зарабатывать на жизнь с малолетства. У Ники случались разовые заработки, а Вика репетиторствовала, как дед, или писала курсовые нерадивым студентам. Это, как ни странно, позволяло заниматься любимыми делами, которые материальных плодов пока не приносили, но щедро одаривали духовными. Может, именно их имел в виду Донкихот?
   - Вы тоже родом из Прибалтики? - первым делом осведомилась у Бориса Трофимовича однофамилица с одним синим, а вторым фиолетовым глазом.
   - Нет, - оторопело ответил будущий Викин шеф - уж чего он только не видел. Но такого! - Я из деревни Вишнево Самарской, как сейчас принято говорить, губернии. Барин в тех краях, еще задолго до революции, роскошный вишневый сад разбил - со всего мира саженцев навез. Внучки тех вишен до сих пор цветут и плодоносят. Говорят, с тех времен все, кто живет в деревне, - Вишневы. А, прошу прощения за мою бестактность, что у вас с глазами?
   Вместо ответа Виктория направила луч лампы дневного света себе прямо в лицо, и оба глаза сравнялись в фиалковом великолепии.
   - Невероятно! - только и мог произнести руководитель. - Прямо плеохроизм какой-то!
   - Именно так. И называется эта генная мутация почти так же, как камень, что меняет свой цвет.
   Бориса Трофимовича так и побрасывало спросить однофамилицу, такие ли плеохроичные глаза у ее сестры-близняшки, но каждый раз одергивал себя. Что же он - садист, что ли?
   Педагогический Ника заканчивать не собиралась. Она вообще выказала полную неспособность к систематизму и структурности. Вставать каждый день в одно и то же время? Делать одно и то же? Носить определенную одежду? Нет, увольте! Во избежание грядущего скандала с обоими Санчесами сестра Вики съехала на квартиру Маргариты Андреевны, что числилась за близняшками. Оттуда по предварительному звонку девушка наезжала навестить свою Вишню и получить взбучку от стариков, а и было ей за что.
   Если опустить бурную личную жизнь, то начать следует с внешнего вида. А внешний вид у Ники - это в первую очередь обувь. Бывший одноклассник, вечный поклонник и постоянный приятель обеих сестер Юрка Бобров почти все детство провел у деда в мастерских Большого театра, где тот изготавливал и ремонтировал пуанты, а также прочую сценическую обувь. Юрка пошел дальше - его вообще начало интересовать то, что человек надевает себе на ноги: тапки, шлепки, каблуки, сандалии, валенки, лапти... После девятого класса Бобров ушел в художественно-ремесленное училище, и там его душа развернулась: имея под рукой все необходимое, от шила до кожи, Юрка начал эксперименты. Главным ценителем его таланта стала Ника Вишнева - таких необычных туфелек, странных ботинок, расшитых сапог не было ни у кого. Что-то Юрка придумывал сам, а что-то реконструировал исходя из картин, чертежей, музейных экспонатов. Кое-какие идеи ему подкидывала сама муза с фиолетовыми глазами. Например, тупоносые боты с пяткой вместо мыска... Однако обувью диверсантов фантазия Ники Вишневой не ограничивалась.
   Каких только опытов над своей красотой Вишня не ставила. Пробивала губы, язык и нос, обзаводилась дредами, красила волосы в невероятные цвета, брилась наголо (было и такое), становилась радикальной брюнеткой с белым припудренным лицом и черными губами. Тут волей-неволей забудешь, что у девушки на ногах... Павла Степановича с Александрой Ивановной радовало одно - все до единой причуды Нике быстро приедались. Консервативная Вика, не расстающаяся с конским хвостом, какие-то решения поддерживала (кстати, бритый череп Нике шел), что-то отвергала, но всегда с интересом ждала нового образа. Как будто сама его проживала. Однажды Ника предстала пред очи родне с волосами цвета фуксии, собранными в высокий пучок, подбритыми затылком, висками и даже лбом. В одном ухе болталась серьга из окрашенного в кобальт длинного пера. Все это вкупе с фиолетовыми глазами произвело на деда неизгладимое впечатление, и более чем сдержанный в высказываниях Донкихот, не совладав с собой, выпалил:
   - Мне бы в жопу три пера - я бы птицею была!
   Странные, по мнению Санчесов, образы являлись не чем иным, как следствием текущих интересов девушки. Чем только она не занималась, куда только не залетала крылатая Ника в поисках себя и всего остального: библиотеку Ивана Грозного с диггерами искала; в экспедициях по определению расположения алмазных трубок в Подмосковье участие принимала; в сообществе преодолевателей сил гравитации путем изучения какой-то левитационной поляны в Новосибирске состояла; сокровища тамплиеров в Калининграде обнаружить пыталась; в инициативные группы по спасению памятников архитектуры входила, на фермы по выращиванию осетров въезжала и так далее и тому подобное...
   Иногда, увы, Нике приходилось "вставать в стойло" и идти работать. До сокровищ тамплиеров как до Луны на велосипеде, а жить на что-то надо. Разовый заработок на то и разовый, что не знаешь, когда следующий. Из-за цвета глаз и хорошего английского ее с удовольствием принимали продавцом в ювелирных или антикварных салонах, а также официанткой в клубы и экзотические рестораны. Больше полугода на одном месте Вишня не держалась - очередная idee fixe становилась смыслом ее существования и уносила на другой конец географии.
   Увлекаясь, она полностью погружалась в тему, и хромавший в школе материал тому не помеха - Ника быстро наверстывала недоученные дисциплины (так же быстро их и забывала). Во время "прихода" говорила только о предмете своего вожделения с фанатичным блеском в глазах и придыханием.
   - Нет, Вишня, в этот раз все по-научному, - начала как-то с порога Ника, вернувшись из Геленджика, где с группой энтузиастов исследовала дольмены. - Ты, как дама высоконаучная и сотрудник трясоземленного института, вряд ли станешь спорить, что геометрическая парадигма физики может объяснить телепортацию.
   - Спорить не буду, - отвечала сестра, с интересом разглядывая очередное бобровское творение, стягиваемое Вишней с ноги. - Потому что ничего про это не знаю.
   - Как? - Ника поправила ленточку на лбу. Ее нынешний образ: распущенные, перехваченные лентой русые волосы, длинная, в пол, крестьянская юбка, льняная рубаха, множество бус и кожаных ремешков - воспринимался родственниками вполне дружелюбно. - Дольмены расположены в уникальных энергетических полях, где тело превращается в сигнал и переносится в любую точку Вселенной!
   - Встретишь зелененьких человечков - передай привет, - пошутила Вика.
   - Тьфу на тебя, дурочка! Я же серьезно. С нами ездил совершенно потрясающий персонаж!
   Так вот о персонажах, коих в Никиной жизни имелось превеликое множество. То ли характер, то ли "род деятельности" тому причиной, но "обыкновенные" люди в окружении Вишни не впечатляли. Кого можно удивить участковым, стоматологом, механиком, депутатом, политиком, да даже артистом? Такие знакомства, кстати, у Ники водились - зубы у нее иногда болели, и старенькая машинка требовала ремонта. Другое дело химик, специалист по англо-саксонским рунам. Или водитель такси, с которым можно поговорить на латыни. Православный батюшка, увлекающийся динамикой грунтов, программист, помешанный на тайных обществах, археологи, диггеры, краеведы, историки, реставраторы, гляциологи, вулканологи, водолаз пожарной службы... Ах, какой у нее был роман с водолазом пожарной службы! Все тянулись к Нике.
   Вишня удивительно быстро и легко сходилась с людьми. Еще более загадочным образом девушка умудрялась поддерживать отношения сквозь время и расстояние. Не иначе без дольменов тут дело не обошлось.
   - Из тебя, - шутила Вика, - вышла бы первоклассная воровка на доверии!
   - Не, - отмахивалась Ника, - это скучно. Все одно и то же, по заранее оговоренному сценарию. Я люблю непредсказуемость и импровизацию.
   Действительно, кто мог предсказать, что после путешествий по Вселенной Вишню потянет на банальном парусе в обыкновенное море. Но снова вмешается импровизация...

Dolce vita e cosa via

   Олег Епифанцев вырос на море и всегда мечтал ходить под парусом. Каждый раз, когда "Спартак" открывал сезон, он с завистью смотрел на приезжающих молодых спортсменов. Эх, ему бы с ними... а тут, понимаешь, грядки эти, дача-кляча... Но мечту свою Олег Геннадьевич все же осуществил. Как только бизнес набрал обороты, плюнул на всех и купил подержанную Bavaria. Жена с младшими детьми от приобретения в восторг не пришли, зато старший, Денис, обрадовался, как щенок. Ура! У нас есть яхта! "Ла Луна" имела порт приписки итальянскую Геную, и перевозить ее не стали - все равно в окрестностях Лигурии Епифанцевы проводят значительную часть времени. Чего лишние деньги тратить?
   Своих бывших подружек по даче, девочек с фиолетовыми глазами Вику и Нику, Дэн увидел выходящими из экскурсионного автобуса. Близняшки крайне редко надевали солнечные очки, и спутать их с кем-либо не представлялось возможным. Как, впрочем, и забыть....
   Вообще русские туристические агентства обходят Геную стороной, а зря. И в самом городе, и в его окрестностях есть чего посмотреть. Узнав сестер, Епифанцев улыбнулся - когда-то он был влюблен в обеих. Такое может случиться, если пригласишь на свидание одну близняшку, а придет другая. Денис думал, что встречается с Викой, а Викой оказалась Ника! Но это пол беды. Когда обман раскрылся, мальчик с ужасом понял, что Ника ему тоже нравится! С тех пор прошло столько лет, а они все такие же хорошенькие! Не знаешь, кого выбрать. А может? Эх, была не была!
   - Вика! Ника! - крикнул молодой человек. - Это я, Епифанцев! Ваш приятель по даче! Узнали?
   Экскурсию сразу же задвинули, как и всю туристическую поездку. Девушки взяли недорогой автобусный тур, с ночевками во время переезда. Не очень комфортно, зато чемоданы всегда с собой. Их Денис и перекинул в мгновение ока в багажник отцовской Audi, чтобы провезти друзей детства по тем местам замечательной Лигурии, о которых не каждый итальянец (если он, конечно, не лигуриец) имеет представление. На ночь компания остановилась в снимаемой Епифанцевыми вилле, но сна не было ни в одном глазу. К молодежи присоединились Епифанцевы-старшие: вспоминали дачу, соседей, шутки, проказы. Пили прекрасное вино и совершенно не хотели расставаться. На утро Дэн предложил:
   - Девчонки, а не хотите пару дней провести на яхте? У меня корочка шкиперская есть - я вам такие места покажу! Нигде в мире больше такого не увидите.
   Конечно, они согласились.
   Яхта - звучит круто. И рассекающий лазурные глади белый парус выглядит впечатляюще. Реальность, как это обычно и бывает, сильно разнится с фантазийными картинками. "Ла Луна" оказалась маленькой тридцатичетырехфутовой лодкой, довольно скромной изнутри и снаружи. Маленький кокпит, небольшой салон, крошечные каюты - только разложить тело и упереться руками во встроенные шкафы. Явно не для шляп и соболей. В носовой каюте, которую облюбовала себе Вика, оказался низкий наклонный потолок, о который Вишня с непривычки сильно ударилась.
   - Мне вот интересно, - морщилась девушка, потирая маковку, - как наш папаня на сём утлом челне удрапать ухитрился?
   - Вы, девчонки, меня, конечно, извините, - вмешался стоявший рядом Денис, - но моя мать, когда увидела "Ла Луну", задала точно такой же вопрос. Я вам больше скажу - в те времена лодки еще меньше были. Особенно советские.
   Осведомленность постороннего человека их семейным эпикризом сестрам была не в новинку - и историю Мишки, и чем она в итоге завершилась в дачном кооперативе "Алый парус" знали все.
   - Слушай, Дэн, - крикнула Ника, принимая с левого борта швартовочный конец, - а мы таблетки от укачивания забыли купить!
   - Не волнуйся! - Бывший дачный приятель бросил Вике конец на правый борт и запрыгнул на лодку. - Вода стоит как суп в тарелке - не укачает! Во время перехода больше пей - и все будет нормально. А если совсем плохо станет - у отца в аптечке всегда таблетки есть.
   Епифанцев стоял у штурвала, а девчонки лежали по бокам и загорали. Никакого укачивания! На столике стояла запотевшая бутылка белого вина, только что из холодильника. В розовых, с белыми прожилками холмах prosciutto, устроенного на манер горной гряды, кристаллическими разломами искрился сыр Parmegano Padano. Рядом в соломенной корзинке небрежно валялись сердечки инжира. Завершал натюрморт янтарный виноград, комплиментирующий сутью и цветом бутылке вина. Со стороны это натурально вписывалось в ту самую dolche vita, если бы не одно НО: ни у Епифанцева, ни у Вишневых лишних денег не водилось. Отец держал Дениса в черном теле - вот научишься зарабатывать, тогда и трать. Про Вишневых и говорить нечего. Рестораны они не тянули. Поэтому, чтобы не умереть за два дня с голоду, троица закупилась в дешевом супермаркете вином (два евро бутылка), макаронами (девяносто центов пачка), томатным соусом и истекающими на днях по сроку годности сыром, ветчиной, йогуртами. Единственное, на чем экономить не стали, - так это на хлебе - гулять так гулять! Инжир с виноградом, стыдно признаться, вообще в горах надрали. Кофе, чай, пакетированные сливки и сахар у отца всегда имелись в наличии - хоть бакалею воровать не пришлось.
   - А знаешь что, Вишня, - Ника сладко зевнула, - мы с тобой лохушки, которых свет не видывал!
   - Это еще почему? - Вика сбросила с переносицы на нос редко надеваемые солнечные очки. - По-моему, все чудесно вышло.
   - Да потому что мы легко могли уже раз сто выучиться на шкиперов и сами яхты водить! На даче от отца в шкафу куча книг по парусному спорту стоит! Как узлы вязать, как паруса ставить!
   - Что, шкаф еще жив? - удивилась сестра. Она почти не наведывалась на дачу. - И книги еще в топку не пошли?
   - Представь себе, нет! - Ника потянулась за бутылкой, а Вика за виноградом - перекрестный пандан. - Теорию за зиму поднатаскаем, в "Спартак" сходим - и готово дело!
   - Это у тебя готово, - ответила близняшка, пригубив вино, - а у меня уже три года с универа прошли. Материал интересный набрался. Вишнев на диссер намекает. Мне не до узлов.
   - А вечно с тобой так. - Ника перевернулась на живот. - Ну ладно, выучусь, буду тебя катать. Чур, ты готовишь и моешь посуду.
   - Договорились! За это и выпьем!
   Вернувшись домой, Ника действительно рванула прямиком на дачу читать книги, но яхтсмена из нее в тот заход не вышло - помешала коричневая дерматиновая папка.

Egoists

   Приходя на работу, Вика часто отключала мобильный - чтобы не беспокоили по мелочам. Поэтому в первую после окончания отпуска пятницу Ника звонила сестре на служебный.
   - Вишня, привет, это я - Вишня, - заговорщическим тоном начала близняшка. - Ты дома сегодня во сколько собираешься быть?
   - Вовремя, часов в семь. А что случилось?
   - Приеду, расскажу, - загадочно произнесла Ника. - У тебя пожрать дома найдется?
   - А тебя что, Санчесы сняли с довольствия?
   - Да я уже второй день в Москве!
   - Странно, я сегодня с дедом говорила - он мне ничего не сказал.
   - А мы с ним поругались, - нехотя выдавила из себя Вишня, - я одну из его помидорных теплиц на ночь забыла закрыть. Ну... - сестра тяжко вздохнула, - все, кто в ней жил, медным тазом и накрылись. Блин, Вишня, было бы из-за чего! Там всего шесть кустов!
   - Ладно, Вишня, приезжай. Отечественные сосиски, лигурийские макароны и паданский сыр тебя ждут. Могу с томатным соусом.
   На своей старенькой красненькой Тарантаюшке (когда-то она носила название Toyota) Ника прилетела к трясоземленной научной даме к шести в институт. Не удержалась, не дождалась семи вечера.
   - Вишня, что я хочу тебе сейчас рассказать! - нажимая на педаль и давая задний ход, начала Ника.
   - Может, мне в таком случае за руль сесть? - Вика напряженно смотрела, как камни в ушах сестры, дергаясь, переходя из фиолетового в серый, минуя синий, отражали состояние ее же глаз - крайнее возбуждение.
   - Не, все нормально, - Ника выехала на свою полосу, - я уже в норме. В общем, дело серьезное. Ну ладно, давай все по порядку. - И Тарантаюшка влилась в автомобильный поток.
   - Как ты думаешь, - голосом строгой классной дамы произнесла Вишня, - как была фамилия нашей бабушки Риты?
   Многообещающий заход...
   - Ну, я так подозреваю, что Вишнева, - не без ехидства ответила Вика.
   - Правильно, Вишенка. Садись, пять. - И переключила скорость с таким видом, будто от верного ответа сестры зависела работа коробки передач. - А до того, как стать Вишневой, какую фамилию носила наша бабушка?
   Вика откинулась на подголовник. А действительно, какую? И кто этот Вишнев такой... Бабушка Рита ушла, когда они были совсем еще маленькими, а Шурик с Донкихотом вряд ли чего знают.
   - И как была ее фамилия? - задала вопрос "ученая дама", чувствуя подвох.
   - Ма-ту-ля-ви-чу-те! - гордо по слогам отрапортовала сестра. - Матулявичуте была ее фамилия!
   - Подожди, выходит, она литовка? - спросила сестру Вика и тотчас начала диалог сама с собой. - Тогда что она делала в Латвии? Хотя какая разница, где литовцу жить... Дед наш испанец, а из Москвы его дальше дачи не выкурить.
   - Нет, - Ника перебила монолог близняшки, - наша бабушка была русская. Прохорова. Маргарита Андреева Прохорова, одна тысяча девятьсот семнадцатого года рождения. Место рождения - город Рига.
   - Ничего не понимаю... а откуда тогда взялся Матулявичуте?
   - Матулявичус, - поправила сестру Ника, - у литовцев женские и мужские фамилии отличаются. Скорее всего, оттуда, откуда и Вишнев, - был ее мужем.
   - Ну хорошо, - Вика "включила" анализ, - бабушка Рита имела по молодости невинное хобби - коллекционировать мужей. Я, кстати, до сих пор кактусы собираю. И что тебя в этом вопросе так возбуждает?
   - Наш старый дачный шкаф, - многозначительно произнесла Ника и посмотрела на сестру в зеркало заднего вида.
   - Так, - Вишня теряла логическую нить, и это ей явно не нравилось, - а при чем здесь шкаф? Его что, собрали на фабрике Матулявичуса?
   Хорошо, что на дороге горел красный свет и машины стояли, иначе Ника врезалась бы от неожиданности в новенький Volvo.
   - А ты откуда знаешь? - ошарашенно спросила Вишня Вишню.
   - Ниоткуда, - равнодушно ответила Вика. - Просто анализирую. И пока ничего такого в этом не вижу. Бабушка была замужем за неким мебельщиком Матулявичусом, а затем вышла замуж за некоего Вишнева. Пока никаких сенсаций.
   Ника вздохнула. Сюрприз почти провалился. Но только почти...
   - Да, так оно и было. Но почему ты, вся такая аналитическая, не спросишь, откуда твоя простая смертная сестра знает все это? И почему так важен шкаф? Хотя нет, не говори, - девушка фыркнула, - ты и сейчас все опошлишь своей высшей математикой. Скажешь, что я нашла бумаги в шкафу.
   Вика только развела руками - да, скажу...
   - Да, скажешь, - продолжила сестра, - полностью лишишь себя всей фабулы. И чего я, дура, неслась к тебе сломя голову?
   - Затем, чтобы выдать мне эту свою фабулу. - Вика поправила хвост. - Я всего лишь проанализировала исходные данные и предположила результат. Но самое интересное в обработке массивов данных всегда находится в середине. Я тебя слушаю.
   - Массивы данных, массивы данных... - бурчала Ника. - Какая ты порой бываешь занудная! - Сестра нажала на газ. - Ну ладно, слушай. Короче...
   Ника решила всерьез заняться теорией вопроса. Она видела, что Дэн не просто так ставит паруса, вяжет интересные узлы и ювелирно швартуется - чувствовалась школа. Открыв старинный, еще, кажется, довоенный шкаф, до которого десятилетиями ни у кого не доходили руки (действительно хотели на дрова), она обнаружила на внутренней части створки шильдик "Matulavi?ius Balt/Egoists/1926". Прекрасно, подумала Ника и прикинула, что "Эгоиста" можно отреставрировать (знакомые есть) и выгодно продать.... Но ее сейчас интересовала не коммерция, а папашкины книги. Вытащив с десяток корешков, она выбрала "Руководство по парусному спорту для начинающих", г. Ленинград, 1939 г. Вот! То, что надо!
   После восхвалений достижений Великой Октябрьской Социалистической революции и од во здравие великого товарища Сталина "Руководство по парусному спорту для начинающих" наконец-то переходило к тому, ради чего, собственно, и было издано. Книга писалась основательно, добросовестно, хорошим и понятным слогом, часто давались ссылки. Как сейчас бы сказали: "Яхтинг для чайников". На пятнадцатой странице Вишня наткнулась на закладку в виде сложенного листа бумаги и, конечно, развернула его... Лист разломился на две части, и яхтинг имени товарища Сталина сразу отошел на задний план - перед девушкой лежала схема "Эгоиста". Четырехстворчатый шкаф состоял из трех отделений: левое, правое и центральное - книжное, остекленное. "Глухие" боковые части, в свою очередь, разделялись на основное (нижнее) и вспомогательное (верхнее) отделения путем декоративного плинтуса. Только левый плинтус оказался вовсе не декоративным! Если открыть верхнюю створку, то плинтус, согласно схеме, вытягивался вперед и выводил на себе тонкие жердочки для сушки белья! "Эгоист" же!
   Нике срочно потребовалось проверить, так ли это на самом деле, но не тут-то было! Невидимый с фронтального обзора шуруп держал плинтус... Сложности на то и существуют, чтобы их преодолевать! Вишня рванула к деду в сарай, набрала отверток и с третьего раза вывинтила ржавую железяку. Сушка вытянулась вперед, выплюнув вместе с жердочками дерматиновую папку на завязках.
   - И что в папке? - уже заинтересованно спросила Вика около их дома.
   - А это я тебе покажу через несколько минут, - ответила сестра, припарковывая Тарантаюшку.
   - Всегда ты так...
   Они вошли в квартиру, быстро приготовили ужин, сели за стол.
   - Вина нет? - Ника отправила в рот кусок паданского сыра, который сразу же напомнил об Италии, море, вине и блаженстве...
   - Итальянского нет - я им на работе за отпуск проставилась. - Вика положила себе спагетти,- Но если хочешь, можно сбегать в магазин.
   - Нет, здесь такого все равно не найти. - Глаза близняшки грустно посинели. - Ладно, давай поужинаем и приступим к делу.
   Коричневая выцветшая дерматиновая папка лежала на столе. Ника аккуратно развязала полуистлевшие шнуры и вытащила картонную рамку с фотографией неизвестного, но определенно красивого мужчины.
   - Это кто? - спросила Вика, повертев картонку. - Хоть бы подписали...
   - Не знаю. Но, исходя из того, что мы имеем, это, скорее всего, Нил Вишнев. Наш с тобой дед. Ради такого красавца от старого богатого графа Матулявичуса вполне можно уйти.
   - А с чего ты решила, что Матулявичус был стар и богат? - Вика отложила предка и направилась ставить чайник.
   - А вот с чего. - И Вишня выложила перед сестрой фотокопию какого-то документа на иностранном языке с фиолетовым штеплемем "Dublik?ts N 2" и неразборчивой подписью.
   - Что это? - Сестра поспешно вытерла об себя руки и вернулась к истории "Эгоиста".
   - Вот перевод. У меня ребята знакомые нашли латыша из посольства, он и перевел. Читай. - И в этот раз на столе возник простой листок бумаги с набранным на компьютере текстом:
   "Настоящая дарственная составлена 15 сентября 1937 года в присутствии нотариуса города Риги Карла Фога в том, что господин Сигизмундс Матулявичус (год рождения 1875, город Вильна) оформляет в дар своей супруге госпоже Маргарите Матулявичуте (урожденная Прохорова, год рождения 1917, город Рига) свой особняк "Янтарь Балт" на Рижском взморье..."
   - Что это? - не дочитав до конца документ, снова спросила сестру Вика.
   Жаль, кроме них самих, в тот вечер не нашлось никого, чтобы оценил игру света в александритах. Сидевшая напротив окна удивленная до крайности Вика смотрела фиолетовым взором в точно такие же, но только синие глаза Ники, расположившейся спиной к лучам вечернего солнца.
   - Вообще-то это дарственная, - подозрительно спокойно ответила Вишня. - Дарственная на особняк "Янтарь Балт" с прилегающей к нему территорией, в нынешней Юрмале. А вот еще документец. - И извлекла из коричневой папки уже составленный на русском языке рукописный под копирку документ со штемпелем "Принято. Отв. Азаров М.В., 15.11.1940".
   "Я, гр. Вишнева Маргарита Андреевна, настоящим подтверждаю свой добровольный отказ от особняка "Янтарь Балт" в пользу Советского государства в связи с тем, что данный особняк нажит моим бывшим супругом фабрикантом графом Сигизмундсом Матулявичусом путем эксплуатации рабочего класса. В связи с отсутствием иного жилья, кроме особняка "Янтарь", прошу оставить моей семье две комнаты на втором этаже вышеуказанного особняка с правом пользования кухней и местами общего пользования". На бумажке виза "Принять в работу. Просьбу гр. Вишневой удовлетворить в полной мере. Савченко Г.Н.".
   - Ты хочешь сказать... - ошарашенно спросила Вика.
   - Что мы с тобой, очень может даже, являемся богатыми наследницами, - договорила за сестру Ника. - Графини Вишенки... Но в то же время нужно быть готовыми к тому, что наследство наше составляют три таракана да два сверчка...
   - Почему?
   Сестра вздохнула:
   - Я уже пообщалась с некоторыми людьми. Все очень непросто и неоднозначно. Во-первых, необходимо доказать, что мы с тобой внучки Маргариты Матулявичуте. Нужно найти подтверждение, что бабушка была замужем за этим Матулявичусом. Скорее всего, потребуются оригиналы документов, включая дарственную. Но самое сложное - это подать на реституцию, и я, честно говоря, не знаю, есть ли срок давности в Латвии или нет. Но и это еще не все.
   - А что еще?
   - А то, что нам с тобой, как гражданкам России, при лобовой атаке на "Янтарь" ничего не светит.
   - Это еще почему? - На Вику как ушат холодной воды вылили.
   - Сейчас. - Ника вытащила записную книжку, открыла нужную страницу и прочла: - "Реституция распространяется на собственных граждан и на граждан стран, также принявших аналогичные законы о реституции". Короче, Вишня, тут работает такая схема: вы возвращаете собственность нашим гражданам, а мы - вашим. Россия никому ничего не возвращает.
   - И что теперь делать? Зачем ты мне тогда все это рассказала?
   - Не все так плохо. - Синеглазая близняшка закрыла записную книжку и собрала документы в папку. - Во-первых, имеет место быть юридический казус: собственность у Матулявичуте никто не забирал. Она ее добровольно передала, закрепив за собой две комнаты. А кто знает? Может быть, они размером с танцевальную залу?
   - Ну, это вряд ли...
   - Во-вторых, - продолжила сестра, - если игра стоит свеч, то можно получить двойное гражданство или сменить его. К тому же, сдается мне, наш отец родился в том особняке, а это уже шанс. Но, вообще, нужно ехать на место и разбираться. Вот что я тебе скажу.
   Настроение Вики совершенно испортилось. Ей не хотелось менять гражданство. Дело не в патриотизме, любви к березкам, черному хлебу и салату оливье. Просто не хотелось, и все... И вообще, так все хорошо начиналось: выходит она босиком, в длинном шелковом платье из дверей особняка "Янтарь", выбрасывает руки в небо, тянется к солнцу... а вместо особняка ей по морде бац со всего размаху коричневой дерматиновой папкой! Лучше бы она всего этого не знала, однако сестра не унималась:
   - Шанс у нас с тобой все-таки есть! Нужно попробовать все варианты! В конце концов, сменим гражданство!
   Это воздушной Нике, человеку мира, везде хорошо, уютно, комфортно, а Вика чувствовала себя как дед Санчес - вросшим в Россию всеми частями тела деревом. Жаль, в средней полосе не растет баньян - вот на кого они с Донкихотом больше походили в вопросе смены места жительства. Павлу Степановичу несколько раз предлагали вернуться на родину, но тот регулярно отказывался. И языка он не знает, и учить его поздно, и делать ему там нечего, и дачи у него там не будет, и друзей тоже... Близняшки с Александрой Ивановной тогда на него даже шипели, а теперь Вика сама чувствовала себя в роли деда... Какие колебания земной коры, шельфы и полезные ископаемые она будет рассчитывать в Юрмале? На каком языке и, главное, с кем разговаривать? Санчесы точно никуда не поедут, а Ника на Балтике долго не задержится - усвистит... Нет уж, жила она без "Янтаря" и еще проживет.
   Ника не унималась и была настроена решительно: поднять архивы, найти документы, потрясти родственников
   - Я ничего делать не буду и никуда не поеду, - рекла Вика свой вердикт.
   Судя по оторопевшему лицу сестры, та ожидала от близняшки иного.
   От злости и досады Ника едва не лопнула. Как же так?! Такая возможность! Она все великолепно придумала, осталось только навалиться вдвоем, поднажать, и пути в мир открыты! Никаких виз! А эта дубина стоеросовая, коряга болотная, пня замшелая никуда двигаться не хочет! В одиннадцатом классе их возили в Кубинку. В музей под открытым небом. Там в ангаре с трофейным оружием стоял самый тяжелый из когда-либо построенных в истории мировых войн танк "Маус" - "мышь". Эдакая массивная, неповоротливая, непробиваемая стальная цитадель. Совершенно бесполезная. Именно ту самую бестолковую "мышь" в данный момент олицетворяла перед Никой сидевшая напротив родная сестра. И еще... Вишня прекрасно знала, что, единожды озвучив свое решение, Вика его никогда не изменит.

Желай меня

   На вокзале Рига-Пасажиеру сестер Вишневых встречал невысокий коренастый молодой человек, совершенно не похожий на прибалта (хотя много они в тех прибалтах понимали).
   - Ого! - не удержался встречающий, глядя попеременно то в одну, то в другую пару фиолетовых глаз. - Так вы, оказывается, еще и близняшки! Вот это да! Тут не захочешь, а поверишь в привидения, что преследуют род.
   - Вита-алис, - кокетливо растягивая имя молодого человека, произнесла Ника. - Ну что вы пугаете мою сестру? Вишня и так едва согласилась сюда ехать, а, кстати, именно она нашла вас. Со мной вы только переписывались.
   - Виктория? Если я не ошибаюсь, - парень говорил совершенно без акцента, - прошу меня извинить. Я занимаюсь исторической реставрацией: рыцари, турниры, замки, ну и привидения. Куда же без них?
   - Извиню, - улыбнулась Вика, - если скажете мне, почему Виталис Вишневс говорит без акцента.
   - А шт-тоо, над-да? - спросил родственник, и все рассмеялись. - Девушки, ну какой акцент? - продолжил Виталис уже по дороге к своему автомобилю. - Родился я в Томске и жил там до шестнадцати лет.
   В ту пятницу сестры сильно поругались и даже целую субботу не разговаривали. Ссоры у них случались, но так, чтобы на два дня, - это уже перебор. Обе страдали. Воскресным вечером Вика собиралась помыть голову и позвонить Нике, но та уже нажимала носом кнопку звонка, так как руки были заняты ушами "слона". "Заяц" только того и ждал.
   - Я тут подумала, - беззаботно, будто ничего не произошло, начала Вишня, убрав "слона", чтобы вытащить из сумки бутылку вина, привезенную из недавней поездки, - а чего оно будет стоять и киснуть? Заодно купила по дороге немного сыра и виноград. В гости пустишь?
   Отпустившая "зайца" Вика распахнула пошире дверь, а заодно расплылась в довольной улыбке.
   - Слушай, Вишня, - начала Ника, забравшись с наполненным бокалом в кресло, - как ты думаешь? Может, с целью экономии времени поиск родни стоит начать с социальных сетей?
   - Логично.
   - Вот и мне так тоже показалось. - Вишня сделала глоток. - Ммм, блаженство! Как называется? - И прищурилась, чтобы прочесть название. - "Ва-ал..." Тьфу, язык сломаешь. Вот скажи мне, почему ты только одну бутылку этого божественного нектара купила?
   Вика тоже сделала глоток, оценила вкус и согласилась.
   - Ну ты же знаешь - я ничего в винах не понимаю. Ты мне сказала - пойди купи домой вина. Я пошла и купила. Выбирала по оставшимся деньгам и этикетке - она мне очень понравилась.
   - Итак, - продолжила Ника, и в ход пошла виноградина, что девушка подбросила в воздух, а поймала ртом, - про поиски родни. Захожу я в Сеть, набираю фамилию Матулявичус - и мама дорогая! Мне их до пенсии сортировать. С Вишневыми такая же история! Что делать-то? - И направила в рот очередную лиловую ягоду.
   Они пили Valpolicellа Classico - самое доступное по финансам вино из семейства Valpolicella. Согласно старинной традиции собранный виноград слегка подвяливается на специальных arele - циновках из плетеного тростника, затем из ягод делают сусло, которое настаивается вместе с кожицей, косточками и даже гребнями. Брожение на мезге с косточками придает напитку сладковатую нотку при терпком миндальном вкусе. Говорят, что после Второй мировой войны производителей обязывали сдавать часть напитка в аптеку - настолько благотворным считалось его влияние. На Вику Valpolicella тоже оказало положительное воздействие - она решила помочь сестре в ее начинаниях.
   - Ты не поверишь, а делать ничего не надо, - после недолгой паузы молвила Вишня, - все уже сделано. Есть такая американская фирма. Называется "Вишми".
   - Желай меня?
   - По сути - да, формально нет. Это у них такой маркетинговый ход. Название компании пишется через V вместо W, и на конце i вместо e. Но очень созвучно, и, действительно, обладать программными продуктами "Вишми" хотят очень многие. Мы ее на профессиональном сленге Желайкой называем.
   - Впервые про эту фирму слышу. - Ника пополнила свой бокал, а затем обратилась к сестре: - Будешь?
   - Нет, спасибо. - И продолжила: - Я бы сильно удивилась, знай ты про Желайкино существование. Компания, как говорится, широко известна в очень узких кругах. Это компьютерщики. Пишут программы, обработки, надстройки, помогающие работать с различными массивами информации, как постоянных, так и переменных данных, строить графики, моделировать, делать наложения, прогнозы, анализ. Всего не перечислишь. На самом деле башковитые ребята в "Вишми" работают - одна их обработка порой заменяет нескольких человек и дорогое оборудование. Но и стоят их программы недешево. У них такие заказчики, как NASA, Институт Мирового океана, исследователи Арктических шельфов, вулканов и так далее. Не для широкого потребителя.
   - А нам тогда они как помогут? - Ника крутила бокал и, закрыв глаза, вдыхала аромат - нет, определенно в этом что-то есть...
   - Понимаешь ли, в чем дело... - Вика устроилась поудобнее. - Когда я только пришла в Институт, у нас был грант, на который мы смогли себе позволить купить одну из Желаемых обработок. Проект завершился, работу мы сдали, и средств на возобновление лицензии у нас не оказалось. Обычная ситуация. Однако, единожды став клиентом "Вишми", компания получает уникальный код, по которому и идентифицируется и на дальнейшие продукты получает скидки. У Желайменя есть куча небольших и совершенно недорогих прикладных программок, одна из них - это поиск людей через соцсети. У нас ребята на работе не так давно родственников искали. Вот я и думаю... Купим несколько обработок.
   - Почему несколько? - Ника открыла глаза.
   - Одна соцсеть - одно приложение. Коммерция. - Вишня пригубила вино и с удивлением отметила, что вкус за то время, пока она говорила, изменился. - Итак, покупаем несколько обработок - там соцсети уже подвязаны.
   - Это как?
   - Долго рассказывать - короче, у Желаек со всеми соглашения. Не перебивай меня, Вишня. - С наигранным раздражением девушка мотнула головой. - Итак, покупаем приложения и ставим задачу: найти всех Матулявич* и Вишн* в любой транслитерации. Понятное дело, что найдутся и Вишневские и Вишняковы... и папахер наш, флотоводец героический, может обнаружиться, и другие евойные дети... - ядовито произнесла Вика.
   - Вот уж радость великая, - поддержала Вишню Вишня брезгливым выражением лица, - он, кстати, наследник первой очереди.
   - Про это я не подумала, - задумчиво протянула Вика. - А мы фильтр поставим! Искать "кроме Михаил", кроме "дата рождения". Он, конечно, про бабушку многое чего знает, но нам он не нужен. И вообще будем решать проблемы по мере их поступления. Возвращаемся к программе. Наша Желайка всем найденным адресатам отправит письмо, которые мы с тобой сейчас составим. Например, "Здравствуйте, меня зовут Ника Вишнева. Мою бабушку звали Матулявичуте (Вишнева) Маргарита Андреевна, 1917 г.р., город Рига. Проживала в Латвии приблизительно до середины 50-х годов. Если у вас есть информация, была бы благодарна".
   - А на каком языке будет послание?
   - На языке страны регистрации найденного адресата. Говорю же тебе - там башковитые ребята работают.
   Через четыре дня Нике Вишневой пришел ответ от Виталиса Вишневса: "Здравствуйте, сестра, очень рад познакомиться".
   - Вы очень устали? - Виталис повернулся к усевшимся на заднее сиденье сестрам. - Просто я не знаю, как лучше поступить. Хотел вас пригласить сразу в ресторан, который мы держим вместе с другом, - там и вкусно и атмосфера приятная. Вы же, скорее всего, уже проголодались. С другой стороны - времени мало, а вам, наверное, хочется на "Дзинтарс Балт" посмотреть.
   - На что? - хором спросили близняшки.
   - На особняк. "Янтарь Балт". "Дзинтарс Балт". - Родственник снова глянул на них в зеркало дальнего вида - не мог поверить в фиолетовость глаз. - Но если вы устали, тогда, может, сейчас лучше в гостиницу?
   - В ресторан! - снова хором ответили сестры.
   Ресторан P?d?jais Bru?inieks находился в центре старой Риги в стилизованном под замковые залы цокольном этаже. При входе посетителей встречали две фигуры рыцарей, облаченные в смешные доспехи.
   - Вот все смеются, глядя на них, - прокомментировал Виталис улыбки сестер, - а они, между прочим, точные копии. Вот этот, - родственник ткнул пальцем в панцирь-маску с витыми рогами и неожиданно очками на глазах, - Армет Генри VIII, шестнадцатый век, подарок императора Максимилиана. Очки, кстати, изначально крепились на маску без стекол. Насколько мы понимаем, использовались для дополнительного устрашения.
   Сестры снова хихикнули, а историк увлеченно продолжил, указав на следующий экспонат входной группы своего заведения:
   - А вот это рыльце исполнено известным аугсбургским доспешником Кольманом. Точнее, мы сделали его копию. Хорош, да?
   Жуткого вида армет с перебитым носом и выпяченными губами тупо пялился на посетителей свинячьим взглядом пустых глазниц.
   - Кольман был большой любитель подобной эстетики. Ну ладно, пойдемте.
   Несколько ступенек вниз, и девушки перенеслись в Средневековье: сводчатые потолки, каменная кладка, деревянные столы, лавки, щиты, знамена, доспехи - все как полагается. В центре очаг с висящим над ним котлом. На стенах факелы и кованые подсвечники, с потолка свешиваются лампы на цепях. Приглушенный верхний и слабый нижний свет превратил глаза сестер из фиолетового в синий, что не прошло для Виталиса незамеченным. "Бывают же чудеса, - подумал он. - И хорошо, что в двадцать первом веке. Во времена инквизиции пылать бы девчонкам на костре за такую красоту".
   - Мы с ребятами почти все здесь сделали своими руками, - с гордостью заявил молодой человек. - У нас тут целая группа историков энтузиастов. Из других стран парни, девчонки приезжают. Из России много. Собираемся по пятницам и субботам. Так что завтра у вас есть шанс познакомиться со сдвинутыми на рыцарской тематике современниками. А вот обратите внимание на обмотанные паклей факелы, - Виталис продолжал экскурсию, - это я их придумал установить. Ну и пусть не светят, зато сразу какой антураж. Да?
   Вишневы выбрали удобную нишу, и им сразу принесли меню.
   - Пить что будете? - задал вопрос хозяин.
   Пока Ника копалась, Вика вытащила из сумки и положила на стол этикетку от Valpolicella Classico.
   - Извините, - обратилась она к официанту, - а такого вина у вас нет?
   - Вишня! - Сестра изумленно бросила брови вверх. - Как ты ухитрилась снять этикетку?
   Вместо ответа девушка с синими глазами выдала стишок из недавнего детства:
   Если взять кусок бумаги,
   Краски, ножницы и клей
   И еще чуть-чуть отваги,
   Можно сделать сто рублей!
   Все, включая официанта, расхохотались, а вот вина, увы, не нашлось.
   - Ну что, за знакомство! - Знаток рыцарей поднял бокал с пивом.
   Родственники чокнулись, а Виталис продолжил:
   - Честно говоря, из всей нашей многочисленной родни только я один однозначно рад вас видеть. Во-первых, - он поставил левый локоть на стол и правой рукой отогнул мизинец, - мне уже осточертела так крысиная возня вокруг наследства, что перессорила между собой всех родственников. Во-вторых, - в ход пошел безымянный палец, - это я выкопал из анналов истории нашу пыльную семейную драму и хорошенько ее протряс. В-третьих, вы - новые претенденты, что заставят охотников за наследством пересмотреть свои взгляды на жизнь. Ну и самое главное, уж извините, дорогие сестры, но ваше появление - такая острая шпилька Тени Отца Гамлета, такая пика в забрало, что я не могу пропустить этот спектакль.
   - А кто эта Тень Отца Гамлета?
   - Привидение, преследующее род Матулявичусов. В отличие от иных совершенно материальное и даже имеет имя - Нил Вишнев.
   - Минуточку, - Ника выставила щитом ладонь,- этот?
   Перед Виталисом появился портрет в картонной раме.
   - Он самый!

О родовых замках и его привидениях

   Граф Сигизмундс Матулявичус имел в жизни две слабости: женщины и инженерные новинки. Особенно автомобили. Говорят, что именно любовь к автомобилям привела предпринимателя Матулявичуса из Вильны в Ригу. Хотя некоторые злые языки намекали на неподобающее графу отношение к некоей представительнице знатного рода, что делало его пребывание в Вильне нежелательным. Как бы то ни было, но в 1910 году семья Матулявичус перебралась в Ригу в полном составе. Еще один немаловажный факт мог сыграть решающую роль в переезде: основной статьей дохода графа являлась торговля каучуковой продукцией рижского товарищества "Проводник" как то: покрышками, линолеумом, калошами, изоляционной лентой и прочей продукцией, широко известной далеко за пределами Российской империи.
   В Риге Сигизмундс сразу сошелся с такими же энтузиастами автомобилей, а также инженерами и испытателями "Руссобалта". Автолюбитель и бонвиван, он регулярно появлялся на фотографиях в светских хрониках. Краги, кожаная куртка, гетры, очки - мужчина-мечта! И имя его постоянно крутилось в кулуарных беседах в связи то с одной, то с другой любовной интрижкой.
   Конец красивой жизни случился, как это произошло у большинства жителей Европы, с началом Первой мировой войны. В 1915 году "Проводник" и "Руссобалт" эвакуировали, но Сигизмундс не растерялся и, пережив все войны c прочими пертурбациями, занялся изготовлением мебели, основав собственную фабрику Matulavi?ius Balt. Приставку Balt, в знак любви и солидарности с "Руссобалтом", граф прибавлял ко всему, чем владел: например, к построенным в 1912 году особнякам Dzintars на Рижском взморье и Sigismunds в Риге.
   Седина в бороду - бес в ребро настигли Матулявичуса в апреле тридцать седьмого года, когда на подмостках Рижского русского театра он увидел Маргариту Прохорову - дочь своего автомобильного приятеля Андрея Прохорова, в прошлом инженера "Руссобалта". Когда-то Маргулька сидела у него на коленях и Сигизмундс кормил ее конфетами, а сейчас за то, чтобы девушка не то что присела к нему на колени, а просто заметила потрепанного светского льва, он готов был отдать половину состояния. Что позднее и сделал: развелся с женой и добился Риточкиного расположения. В подтверждение любви и верности отписал молодой супруге особняк "Янтарь".
   Ничто не предвещало беды. Риточка служила в театре, граф встречал супругу после спектаклей на автомобиле, мебельный бизнес и небольшие магазинчики позволяли радовать жену мелкими пушистыми безделушками, а порой - крупными каратами. Так могло длиться бесконечно долго до тех пор, пока в конце тридцать девятого в городе не появился молодой инженер Нил Вишнев.
   - Откуда он прибыл, никто не знает. - Виталис отодвинул от себя тарелку. - По одним источникам, из Вильно, по другим - из Варшавы, а некоторые считают - вообще из Советской России и что в Ригу он был отправлен не просто так... Но к делу это не относится. Невероятно красивый, образованный и, что немаловажно, обольстительный, Нил в течение каких-то двух-трех недель уводит Маргариту от мужа. Я читал светские хроники тех лет - журналисты просто захлебываются от восторга, как молниеносно выскочка обвел стареющего обольстителя. Но на этом злоключения Матулявичуса только начинались. В сороковом году Латия входит в состав СССР, но это неинтересно, а в сорок первом году в Ригу приходят немцы. Казалось бы, при чем здесь Матулявичус?
   Сестры пожали плечами.
   - На первый взгляд совершенно ни при чем: он уже вернулся в брошенную семью, покаялся, заново вступил в брак с бывшей женой, и тут в его жизни снова появляется Нил Вишнев. Тут я должен сделать отступление... Нил был радиоинженером, а с приходом немцев сам явился на поклон и ему дали должность на Рижском телеграфе. Что делает наш герой? Он бросает жену Маргариту с новорожденным ребенком и переезжает в Ригу.
   - Похоже, бросать новорожденных детей у Вишневых что-то типа заболевания, передающегося по наследству, - грустно молвила Ника.
   - Что? Не понял? - Виталис подался в сторону собеседниц.
   - Да отец наш, Михаил Нилович Вишнев, - ответила за сестру Вика, - даже не пожелал узнать, как назвали его дочерей-близняшек. Мама при родах умерла, а отцу мы оказались не нужны...
   - Охоххх... - На лице родственника отразилось сразу несколько эмоций: соболезнование, жалость, удивление и... заинтересованность. - Мои соболезнования... Но знаете что? Это ведь еще не конец истории.
   Вишни затихарились в ожидании продолжения.
   - Возвращаемся к Матулявичусу. У него имелось трое детей: старшая дочь Эльза, средний сын Эдгарс и младший, умственно не совсем полноценный Петерис. Не дурачок, но малый со странностями. Эльза вдова с двумя дочерьми: Агатой и Евой, Эдгарс и Петерис холостяки. Переехав в Ригу, Нил Вишнев сходится с Эдгарсом. Они почти ровесники. Эдгарс - никчемный прожигатель жизни. Любитель выпить и закусить за чужой счет, а с новой должностью у Вишнева стало хорошо и с едой, и с выпивкой. Через некоторое время Нил уводит из семьи старшую внучку Сигизмундса - семнадцатилетнюю Агату. Думаю, не без содействия дяди. В скором времени у них рождаются близнецы...
   - Да ладно! - вскрикнули шепотом девушки.
   - Ага, - кивнул родственник, - я тоже как увидел, что вы близняшки, - чуть дар речи не потерял. Но только вы - девочки, у Агаты родилось двое мальчиков: мой отец Андрис и дядя Ивар.
   Официант подошел убрать со стола и спросить, не желают ли гости еще чего.
   - Рижский кофе? С бальзамом? - предложил хозяин и, получив согласные кивки, продолжил: - Осталось рассказать немного. Итак, в новой семье у Вишнева рождаются близнецы и продолжаются попойки с Эдгарсом, которые закончатся в марте сорок четвертого года: возвращаясь под утро от Вишневых, пьяный Эдгарс не доходит до дома и засыпает на лавке. Результат - воспаление легких и похороны... Конечно, увод Агаты и смерть сына подкосили Матулявичуса, но в гроб его загонит известие, что любимая четырнадцатилетняя внучка Ева бежит из дома с...
   - Да нет! - чуть ли не в голос крикнули сестры.
   - Да-да, - вздохнул Виталис, - с Нилом Вишневым. В июле сорок четвертого Нил бросает Агату, забирает Еву, и они исчезают...
   - Маньяк какой-то... - буркнула Ника.
   - Действительно привидение, злой гений, что преследует род Матулявичусов, - тихо-тихо, как самой себе произнесла Вика. - Зачем он все это делал? Тут явно вырисовывается граф...
   Родственник не услышал Викиного шепота и продолжил:
   - А дальше немного прозы. В Ригу возвращается советская власть. Маргариту не трогают, зато Агате приходится несладко - как жену пособника, ее с детьми ссылают в Сибирь. И знаете, что во всей этой истории меня больше всего поразило? Что единственным человеком, кто поддерживает Агату в ссылке, становится не мать Эльза, не подруги, а Маргарита Вишнева! Сама нуждалась (время-то послевоенное), но пересылала Агате сухари, консервы, сахар, если удавалось - шоколад, одежду, какую могла найти для мальчиков. Но самое главное - писала письма. Как говорила сама Агата, "я на этих письмах выжила"... За это вашей бабушке низкий поклон... Но и это еще не все. Когда Агату освободили, ее с детьми приняла все та же Маргарита. Вот такой человек была бывшая актриса Рижского русского театра Маргарита Андреевна Вишнева. - Виталис снова вздохнул. - Теперь возвращаемся в наше время. Принимается закон о реституции, и отец с дядей собираются вернуть себе "Дзинтарс Балт". "Сигизмундс" не сохранился - его снесли в начале шестидесятых. Но не тут-то было! Петерис, может, и полоумный, но его дети четко знают, чего хотят! Петериса уже давно нет в живых, но его наследники ни друг с другом, ни тем более с близнецами договариваться не желают! Но и это еще не все! В Риге объявляется гражданка Аргентины Анна Вишнева - дочь Евы Матулявичуте от Нила Вишнева! И начинается такое, что лучше не озвучивать...
   - Точно черт какой то, - уже в голос сказала Вика, - из могилы достал...
   - Почему из могилы? - удивился брат. - Очень даже живой аргентинский старик. Злой, жадный и желчный. Это он Аньку науськал - у самой ума бы не хватило.
   - Так ему же уже почти сто лет! - не унималась Виктория.
   - Девяносто шесть. Но такой еще лет сто протянет. Это лучших из нас до срока забирают, а такое дерьмо туда, - Виталис кивнул вверх, - принимать не торопятся.
   - И все-таки граф... - твердо сказала Вишня, но, кроме нее, фразу никто не понял.

Тень Отца Гамлета

   Особняк "Янтарь", когда-то смелый модерн, почти столетие спустя представлял собой жалкое зрелище: осыпавшаяся штукатурка, поехавший фасад, выбитые местами стекла. "Дзинтарс" помнил времена, когда на него специально приходили посмотреть, - хозяин, господин не без причуд, инкрустировал входную дверь натуральным янтарем. Инкрустация долго не продержалась, и дверь стояла вся в выщербинах да в выбоинах - совершенно соответствуя современному внешнему виду "Дзинтарс Балт". Казалось, что дверь изначально задумали такой, чтобы в ее состояние пришел в итоге и весь дом.
   - С "Дзинтарсом" вот какая проблема, - объяснял Виталис, проводя сестер вдоль забора, - его нельзя перестроить и нельзя снести, так как каким-то образом особняк попал в список культурного наследия. И жить в нем тоже нельзя - опасно для жизни, извините за тавтологию. Единственное, что можно предпринять, - так это отреставрировать. За свой счет. Желающих, как вы понимаете, нет. Точнее, есть, но наследников не устраивает цена, по которой "Янтарь" вместе с землей хотят приобрести, а у нас, даже если все скинемся, на восстановление денег, может и не наберется. Придется кредит брать. Это же капитальный ремонт плюс историческая реставрация. А как дальше особняк делить? Да еще Анька воду мутит. Мерзкая бабенка. Кстати... - брат с довольным видом вытащил мобильный телефон и потряс им, - я ей отправил сообщение вчера вечером - на рога встала. Как я и говорил - кольнули мы их в самое мягкое. Хотят с вами сегодня вечером по скайпу поговорить.
   - Мы согласны, - ответила за сестер Вика.
   Ника почувствовала неладное - уж больно задумчивой стала в последние сутки ее Вишня.
   Кабинет администрации Последнего Рыцаря также держал средневековый стиль, только два компьютера и света больше. Но все равно хозяева ресторана старались минимизировать влияние современности. Например, лампа-прищепка на мониторе с длинным гнущимся шлангом имела вид разинувшего пасть дракона: разукрашена так, что даже чешуйки казались натуральными.
   - На каком языке она говорит? - спросила Вика, устроившись перед монитором и щелкая выключателем, отчего в круглой пасти дракона то появлялся, то исчезал белый свет.
   - На любом, - Виталис настраивал камеру, - на корявом русском, беглом испанском, дрянном английском. Да Аньку не надо слушать - все на лице написано. И вообще, нужно тебе настроение портить, разговаривая с ней?
   Брат оказался прав. В оговоренное время на экране возникла неряшливая распустившаяся женщина неопределенного возраста, но определенно пьющая. Ее неумолкающая болтовня, состоящая из визга, угроз и мата, прорвавшейся канализацией вылилась на сидевших в Риге Вишневых.
   - Внучки Нила?! Cojonudo! Да вы еще прикажите, вы внучки Нила! Самообманки... - Дальше следовало не совсем уместное даже такому разговору ругательство в неправильном склонении и падеже. - И бумажка ваша врачья! Я буду пиЄсать в полицию! Вы жало еще будете иметь обе - и снова как шлепок навоза на стол, да еще в неверной лексической форме, - за мне портить нерв!
   "ПиЄсать она будет в полицию! - кипятилась про себя Ника. - Да ты сейчас у меня такую лужу вокруг себя сделаешь - захлебнешься!" Вишня уже набрала воздуху в грудь, чтобы дать отпор. В отличие от Донкихота внучка не только могла, она еще умела прикладывать крепким словцом с последующей шлифовкой для закрепления успеха. Но Вика жестом остановила обеих.
   - Довольно. Я могу поговорить с Нилом?
   - Зачем тебе? - шикнула сестра, но вовремя увернулась от махнувшей на нее руки.
   - Hostia! Со мной говори. Зачем тебе Нил? - засуетилась Анна.
   - Обратите внимание, - Викин голос вдруг обрел отстраненность и даже холодок. Ника с Виталисом переглянулись, - я не спрашиваю Анну Вишневу, зачем ей особняк "Дзинтарс". - Родственница закрыла рот на полуслове - что-то в тоне молоденькой cursi ее насторожило, а Вика, с упором на каждую первую букву следующего предложения, заново спросила без вопросительной интонации: - Я. Спрашиваю. Могу. Я. Говорить. С Нилом. Или. Нет.
   Анна растерялась - ее как будто вышибли с ринга, да только она не понимала как. И в этот момент до Вишневых донеслось слабое дребезжание голоса:
   - Анька! Т-ты с-с к-кем говоришь?
   - Joder! - грубо крикнула женщина, махнула рукой, и связь прервалась.
   - Ну и зачем тебе говорить с Нилом? - спросила Ника с безопасного расстояния, но сестра ответить не успела - снова звонил скайп.
   На молодых людей с монитора смотрел иссохший старик в толстенных очках и слуховым аппаратом на правом ухе.
   - Куда смотреть, Анька? А! Понял! - сипло произнес он и, увидев Вику, ухмыльнулся и с вызовом спросил: - Ты кто такая, красноглазая?
   - Часть Нила Вишнева, что лишит тебя извращенного удовольствия. Ты думаешь, что мстишь отцу за мать и свое загубленное детство? Нет! Ты себя по атомам раскладываешь! - без каких-либо интерлюдий начала Вишня. - Мать твою не вернешь, и тебе судьбу заново не перепишешь. Ради мести спал с нелюбимыми женщинами, прогибался и сапоги без разбора лизал! Ты даже свое будущее принес в жертву ненависти. Детей своих. Производил на свет ненавистных потомков, чтобы они настрадались всласть. Как ты когда-то. А теперь внуков сталкиваешь и удовольствие получаешь. Только знай - вот документ, по которому только две пары близнецов имеют право на "Янтарь": твои внуки от Маргариты и твои дети от Агаты! Извини, испортила тебе последний аккорд.
   - Ты кто?! - просипел Нил.
   И без того бескровная кожа старика потеряла последние краски. В широко раскрытых глазах вспыхнул ужас, который не в силах были преломить толстые линзы, лицо затряслось.
   - Диаволица! - взвизгнул старик. - Анька, дура, это диаволица! В ее глазах огонь преисподни! Ты кого, корова безмозглая, вызвала?! Изыди!
   И связь снова оборвалась.
   В кабинете стало тихо так, что слышно, как крутящиеся в свете распахнутой пасти дракона пылинки оседают на клавиатуру.
   - Вишня, - прервала молчание Ника, едва выговаривая слова. - Ты чего это, а? Ты откуда это все взяла?
   - Никакого колдовства, - тихо ответила сестра. - Обыкновенная теория графов. Граф древовидной структуры.
   - А... - так же не сильно уверенный в своих силах, вступил Виталис, - при чем здесь дерево, из которого делал мебель бывший граф Матулявичус?
   - Да не тот граф, - устало проговорила Вика - разговор с Нилом дался ей тяжело, - а математический граф. Идите сюда - объясню. И оставьте, пожалуйста, на время серебряную пулю с осиновым колом.
   Родственники шутку оценили и приблизились.
   - Графами в математике называют совокупность объектов со связями между ними. Смотрите, - и Вика нарисовала на бумаге маленький кружок, - это объект. Матулявичус. Объекты -- это вершины графа. Но в нашем случае давайте вершиной для лучшего понимания будем называть только Матулявичуса. Идет?
   Выбора у Виталиса с Никой не было, и они кивнули.
   - А это, - Вика отвела от Матулявичуса два отрезка, - связи. С кем? Вот пририсовываю два кружка: Маргарита и первая, она же третья жена. Я намеренно искажаю граф. Потом поймете зачем. Итак, рисую дальше. - И снабдила вершину еще тремя направленными вниз черточками, дополнив их кружками: Эльза, Петерис, Эдгарс. От Эльзы еще два отрезка с кружочками на конце: Агата и Ева.
   - Генеалогическое древо какое-то, - подала голос Ника. - Но только дети должны идти от первой жены. А почему ты к Маргарите Михаила не пририсуешь?
   - Подожди, - Вика уже приходила в себя, - сейчас ты все поймешь. Итак, мы имеем связный граф. То есть граф, не содержащий циклов. Другими словами, для любого объекта есть один, и только один способ добраться до вершины. Теперь рассмотрим связи. С одной стороны, они родственные с вершиной Матулявичус. Но только с одной стороны. Смотрим, что делает Нил. Отбивает Маргариту - первый способ сделать больно Матулявичусу, то есть добраться до вершины. Дальше спаивает Эдгарса и уводит Агату. Снова добрался до вершины. Но почему он не трогает первую жену, Эльзу и Петериса? Потому что связи в нашем графе не только родственные, но еще и обоюдострадательные. Наш дед возомнил себя карающим жезлом правосудия. Жену не тронул - это понятно: такой муж уже наказание и житье с ней для Матулявичуса тоже не радость. Выбора нет. Эльза - вдова. Подозреваю, отношения с отцом у нее не лучшие. Петерис - умственно неполноценный. Тоже своего рода кара Сигизмундсу. Но граф - он на то и граф, что имеются связи и одна явно потеряна. Какая? Ту, через которую объект Нил связан с вершиной - Матулявичусом. Нить обязательно родственная. Кто это? Я вижу только мать! А дальше, исходя из рассказов Виталиса, все вырисовывается само собой. Я, кстати, не удивлюсь, что у Нила был брат или сестра близнец. Только тогда граф наш теряет древовидность - появляется циклический узел... - Вика выключила дракона, свет которого на жидкокристаллическом экране красил ее глаза в пурпурно-лиловый, что родило у Вишнева ассоциацию с преисподней.
   - Да и хрен с ней, с цикличностью, и без того все круто, - вымолвил пораженный Виталис.
   - Ну ты точно графиня Вишенка, - восхищенно выдала пораженная сестра.
   - Жаль только Нила, - продолжила Вика, не слыша родных. - Так бездарно прожить единожды даденную жизнь...

Часть 2

О вине Шекспира

   Легко сказать, сделать - трудно. Документы, подтверждающие брак Маргариты с графом, а также добровольный отказ "Янтаря" в пользу советской власти в архивах нашлись, равно как и задокументированный факт проживания на одной площади особняка "Дзинтарс Балт" Маргариты и Агаты Вишневых вместе с детьми Михаилом, Андрисом и Иваром. А вот дарственная пропала. С российской стороны подбор документов больше напоминал буксующий в трясине грузовик - чем сильнее сцепление, тем глубже погружение. Рижская родня с неистребимым энтузиазмом продолжала выяснять отношения между собой. Зато у Ники имелось целых два увлекательных занятия: добыча наследства и курсы латышского языка.
   Вернувшийся в конце сентября Епифанцев вызвонил сестер на встречу и настроился было на Нику, но та в связи с непомерной занятостью перебрасывала Дениса Вике:
   - Вишня, не тупи! - Опытной свахой Ника пропихивала "своего" жениха. - Денис классный парень! Я же уже встречалась вместо тебя с ним даче! И семья у него хорошая, и нас они хорошо знают, и дядя Олег сына правильно воспитал: отправил на бюджетное в институт, не стал от армии отмазывать - пусть мужик мужиком растет. И на работу взял не заместителем, а простым менеджером. Чтобы сам дорос до нужного уровня. Вишня, у тебя сколько сейчас "живых" поклонников?
   - Ну... э...
   - А Денис живой и теплый. Бери, кому говорю!
   - Но ведь я его не люблю... - Вика даже прикусила нижнюю губу.
   - Началось! - Богиня победы взмахнула крылами. - Люблю, не люблю. Так и будешь сидеть до пенсии и ждать, когда твой рыцарь в паркинсоне доскачет к тебе на мумии когда-то белой лошади? Досидишься до армета Генриха VIII без маски...
   - Ладно, возьму, - буркнула Вишня.
   Под Новый год пришло два известия. Первое - приглашение от Виталиса на свадьбу с обязательным присутствием на праздновании Рождества. Второе - от него же, о том, что "Дзинтарс Балт" полностью сгорел... Во время проведения очередной экспертизы забыли выключить свет в какой-то из каморок. Не менявшаяся с пятидесятых годов проводка дала короткое замыкание, и преисполненный деревянными перекрытиями особняк выгорел дотла. Недогорела только "янтарная" дверь...
   - А может, поджог? Вдруг Анькиных рук дело? - спросила расстроенная Ника.
   - Анька с тех пор вообще не появляется! - рассмеялся Виталис. - Припугнули мы Тень Отца Гамлета, видать, крепко!
   После Нового года оставшаяся без победы душа Ники требовала реванша. Первым делом девушка сделала мелкую химию (получилась прическа а-ля Боб Марли) и выбрала из коллекции Боброва "клоунские" ботинки: большие, круглоносые, с произрастающими из них полосатыми гетрами. Именно в таком виде Ника Михайловна Вишнева решила разобраться с Уильямом Шекспиром.
   С литературоведами, изучающими Шекспира, Ника знакомство водила давно. Не то чтобы творчество Великого Барда трогало девушку до глубины сердца, но ребята сами по себе являлись интересными собеседниками, а тут, в одной из далеко не поэтической компании, Вишня встретила знакомого шекспироведа и узнала...
   - Ты представляешь! Автор гениальнейших произведений не оставил после себя ни одного рукописного листа! А его личные подписи не выдерживают никакой критики! Подписи ставил едва умеющий держать гусиное перо человек! Он не мог написать Гамлета!
   - Ты Гамлета читала? - на всякий случай спросила Вика.
   - Ты читала, - на полном серьезе ответила Ника, и это действительно являлось весомым аргументом, чтобы иметь собственное суждение. - А его завещание! Это же уму непостижимо! Такая мелкая крохоборная душонка, расписывающая все до последней ложки! И при этом в перечне имущества не упоминается ни одной книги! А книги тогда стоили о-го-го сколько! Значит, в его доме не было книг! А откуда тогда у простого перчаточника, не имевшего высшего образования, знания академического уровня?! Не библиотек, ни тем более телевизора с Интернетом тогда не существовало. Словарь Шекспира - двадцать тысяч слов! У самых известнейших и образованнейших его современников семь-восемь! И это при том, что у нынешнего среднего англичанина словарь четыре-пять тысяч слов, а в шестнадцатом веке простолюдины обходились тысячью! И вот ученые нашли фолиант... а один наш российский ученый обнаружил...
   И спустя несколько месяцев Ника, получив английскую визу, усвистела в Лондон охотиться за Вильямом Шекспиром, точнее, за теми, кто подписывал его именем свои произведения.
   То, что у Ники что-то с тем поэтом пошло не так, Вика почувствовала месяцев через шесть-восемь. Сестра не звонила, а только слала коротенькие эсэмэски: "Все хорошо, очень занята, Санчесов целуй. Твоя Вишня". Ника действительно, когда погружалась в тему, редко звонила, но тут явно ощущалась проблема... Вика не находила себе места, Денис и рад бы, да не знал, чем помочь. Наконец выход нашелся: Вишня отправилась в ближайший тату-салон.
   Девушка в салоне равнодушно протянула посетительнице альбом с вариантами рисунков: Вика пролистала его до конца, но ничто не цепляло глаз. Она уже собралась уходить, как услышала за спиной низкий красивый голос:
   - Выбрала что-нибудь или у тебя что-то свое? - спросил невысокий худенький мужчина лет тридцати. В жизни не скажешь, что в таком субтильном теле может поместиться столь сильный голос. Кисти до второй фаланги большого пальца и шею обладателя баса покрывал сплошной рисунок, что создавало иллюзию плотно прилегающего одеяния в фантазийном орнаменте.
   - Свое. - Вика одновременно смотрела говорящему в рот (не верила в бас!) и разглядывала узоры на коже. - Только я рисовать не умею. Я хочу два ключа на связке.
   - Хм... неожиданно. - Мастер заинтересовался. Ему очень нравилось свое дело, но колоть по готовым шаблонам он не любил, хотя это и приносило основной доход. - Айда ко мне, синеглазик.
   Они зашли не то в стоматологический кабинет, не то в мастерскую художника: зубоврачебное кресло и низкий столик с разбросанными эскизами и карандашами, медицинский табурет и пуфики, накрытые белой целлюлозной салфеткой инструменты и пепельница с окурками на подоконнике.
   - Ну давай, рассказывай, какие ключи. - Хозяин плюхнулся на пуфик. - С чем-то конкретным связано? Если не секрет. И куда красоту вешать то будем?
   - Вешать будем сюда. - Вика сняла кофту и, оставшись в майке, указала место на плече. - У меня есть сестра-близнец, она сейчас далеко, и мне ее очень не хватает. Мы, близнецы... у нас, понимаете, связь. Особая. Это сложно объяснить...
   - И не надо. - Парень понимающе кивнул, взял карандаш, лист бумаги и через несколько минут изобразил два старинных замковых ключа. Если приглядеться, то прорези одного одновременно являлись пазами для другого. Пара таким образом, смыкаясь, образовывала третий ключ.
   - То, что надо! - воскликнула Вика. - Колите!
   - Подожди, синеглазик, - усмехнулся татуировщик, - иногда бывает так - на картинке все хорошо, а на предмете не играет. Дело пяти минут - я тебе их сейчас на плече схематично набросаю, а ты глянешь.
   Ключи действительно "не играли". Чего-то не хватало. Мастер заключил пару в картуш - уже лучше, но все равно пусто. Парень нервничал: тер пальцы, ладони, солил что-то невидимое, крутил кисти, как бы выполняя своеобразный ритуал, призывающий вдохновение на кончике свободных от татуажа пальцев.
   - Куришь?
   - Нет.
   - Тогда я с твоего позволения.
   Татуировщик открыл форточку, угнездился на широкий подоконник, зажег сигарету и жестом пригласил присаживаться рядом.
   - Так, давай поговорим... Давненько у меня такого не было, синеглазая. Да все, понимаешь, эти дракончики-сердечки, шаблоны эти, ремесленничество, одним словом...
   Вишня села напротив. День стоял пасмурный, и даже собирались осадки, но вдруг неожиданно разъяснело и луч света осветил лицо девушки, сменив дымчато-синий на фиолетовый.
   - Это что еще за шутки?! - Парень даже вскочил.
   - Опять двадцать пять... Редкая генетическая мутация, - монотонным канительным голосом потянула Вика заученную фразу, - называется "Происхождение Александрии".
   - А что за Александрия? Расскажи? - засуетился обладатель баса.
   - Да легенда такая есть, - уже просто скучным тоном продолжила девушка, - как около египетской Александрии в одной деревне женщина увидела яркую вспышку на небе. Комета или что-то вроде того. А некоторое время спустя у нее родилась девочка с фиолетовыми глазами, которую назвали Александрией.
   - Слушай! Так это же гениально! - Зажав сигарету в зубах, мастер уже бежал к столу. - Давай обыграем тему ключей так: сестры разделены расстоянием и скучают друг по другу, а что покажет дорогу? Александрийский маяк!
   Он схватил карандаш и начал рисовать, приговаривая:
   - Так, рисуем маяк... Александрийский - перебор, современный недобор. Что ж делать? А что, если... - и нарисовал подобие башенки с зубчиками. Так еще изображают шахматную ладью, - и ключи с зубчиками чудесно перекликаются. Свет у нас будет яркий, значит, многоугольная звезда... или солнце? Нет, звезда. Размещаем ключи. Делаем картуш. Готово!
   - Коли!
   Татуировкой ограничиться не получилось. Чтобы маяк ярче горел, Вика сменила холодный пепельно-русый цвет волос на теплый янтарно-медовый. Посмотрела на результат, подумала и попросила парикмахера убрать длину, а заодно отрезать косую челку. И вышла действительно звезда! Даже консервативный дед, увидев преображение внучки, нашел его неожиданно положительным. Особенно с фиолетовыми глазами. Про ключи с маяком он пока не знал.
   Эсэмэска от Вишни пришла на следующий после стрижки день: "Проверь почту". Вика бросилась к компьютеру и прочла: "Встречай меня в эту субботу, рейс из Лондона в Домодедово в 16:55. Со мной все ОК. Санчесам пока ничего не говори. Люблю вас всех. Вишня".
   Первую неделю после возвращения сестры из Лондона Вика жила у нее - на Нику страшно было смотреть. Растрепанная, исхудавшая, синяки под глазами и совершенно лишенное радости лицо. Просто шекспировская обесчещенная Лукреция, но Вишня не спрашивала сестру что произошло. Она и так все знала - несчастная любовь, а детали уже не так важны. Вика взяла на работе отпуск по семейным обстоятельствам и переехала к Вишне. Ходила в магазин, готовила еду и, усадив Нику на диван, укутывала пледом, затем обнимала, как в детстве, и включала мультики. Санчесам сказала, что уехала с Денисом на неделю в дом отдыха. Те только и рады, что наконец-то хоть у одной внучки начались положительные подвижки в личной жизни. А что всему виной? Злосчастные серьги с александритами, подаренные близняшкам на пятнадцать лет. Так, во всяком случае, считала Александра Ивановна и регулярно пеняла мужу.
   К воскресенью Ника разговорилась.
   - Знаешь, от этого можно сойти с ума, честное слово, но у меня вышло все по Шекспиру, ну почти все... Он русский. Его мать в шестидесятых годах русский мех для иностранцев рекламировала, фотографии ее в журналах печатали. Один породистый англичанин увидел девушку из советского журнала, влюбился и всеми правдами-неправдами, но вывез экзотическую красавицу за рубеж. Сама Елена из какой-то деревни Чуркино, не то доярка, не то свинарка, а вот выбилась в модели... ну и англичанина зацепила. Саймон - он настоящий, благородный. Ни разу женат не был. Вообще он наукой занимается, а поэзия Шекспира -- это хобби. Для души. Я ведь честно не знала, кто он. Мы же познакомились, обсуждая шекспировскую "Бурю". И вышло-то у нас поначалу просто по мотивам "Бури": я дочь герцога в изгнании. Отец-то наш все-таки сын графини Матулявичуте как-никак. Ну и сам себя изгнал... Саймон - высокородный принц Фердинанд. Он не кичился своим происхождением... Но вмешалась мать... Ее в "Буре" не было. Елена властная, как незнамо кто. Знаешь, у этих провинциалок просто железная хватка, не то что мы - недобитая большевиками интеллигенция. А он мать очень любит. Боготворит просто. В общем, он настоящий граф с родословной. А я кто? Безродная графиня Вишенка со сгоревшим в Курляндии особняком. И ведь, главное, мы все это про Шекспира обсуждали: не мог простой простолюдин водить знакомства и быть на короткой ноге с высокородными вельможами, вхожими в королевский дворец. Не мог Шекспир дружить с лордом Саутгемптоном, сидеть с ним за одним столом и спать в одном помещении. Так и я, по мнению бывшей свинарки, не могу составить партию ее сыну...
   Сердце Вики разрывалось на части. Она сама физически чувствовала ту боль, что в настоящий момент терзает ее сестру. Близняшки обнялись и заплакали.
   - И что? - всхлипывала Вика. - Он даже ни письма тебе, ни эсэмэски не прислал?
   - Не-э-эт! - ревела белугой Ника. - С него мать слово взяла! А он, блин, человек чести!
   - Су-у-ука!
   - Да-а-а!
   - И Шекспир твой тоже сука порядочная!
   Депрессия затягивалась. На дворе уже вовсю расходился май, близился их день рождения, а Ника маялась на диване и ничего не хотела делать. Даже смотреть мультики. В ситуацию вмешался Денис:
   - Слушай, Ника, а может, махнешь в Италию? У моих вилла все равно пока пустует. Хочешь, мы с Викой с тобой поедем? Опять под парусом сходим?
   - Она хочет, - блеснула фиолетовым глазом под косой янтарной челкой Вика.
   Ника шмыгнула для приличия носом, глянула на сестру и молча кивнула.
   Всю неделю в Лигурии Денис муштровал обеих сестер, как его в свое время гонял отец:
   - Так! Это корма. Вот то - нос. Все, что по правую руку, - правый борт независимо от того, с какой стороны от тебя нос корабля. То же самое относится и к левому борту.
   - Ты хочешь сказать, - задумчиво произнесла Ника, крутясь вокруг своей оси, - что если я встану спиной к носу, то моя левая рука -- это правый борт?
   - Да, и хватит разговоров! Сейчас будем учиться швартоваться. Вика будет принимать концы. Да не лови ты ворон! Прыгай на сушу. Ника, концы к отдаче готовы? Отдать концы! Закрепить концы! Подтянуть концы! Закрепить концы! Перевести на слип! А теперь меняетесь местами! Подготовить концы к отдаче! Отдать концы! Убрать концы! Подготовить концы к отдаче...
   Часа два они бегали туда-сюда саврасками, но швартовочную науку освоили.
   - А теперь идем учиться вязать узлы, - скомандовал капитан после обеда. - Итак, булинь, он же беседочный узел, который к разговорам не имеет никакого отношения. Он же - кролик выбежал из норы. Смотрим и повторяем: вот нора. - Денис скрутил из обрубленной веревки петлю и взял свободный конец. - Это кролик. Оставшийся конец - дерево. Кролик выбегает из норы, огибает дерево и снова прячется в нору. Усекли? Давайте теперь сами.
   За неполных семь дней из Вишневых получилась вполне справная команда: они научились швартовать яхту, вязать булини, вешать кранцы, наводить пеленг и даже вести корабль по галсу, но самое интересное - девчонки внесли свою лепту в организацию не только своего, но и яхтенного быта соседних лодок. В целях экономии времени и воды команда "Ла Луны" входила в душевые марин полностью в одежде - мылись, а заодно стирали вещи. Оказалось, очень удобно - не надо таскать тазик и копошиться в раковинах. Глядя на фиолетовоглазых девушек, некоторые посетители душевых в маринах начали следовать их примеру.
   Денису с Викой пришло время уезжать. Очухавшаяся Ника приняла предложение Епифанцевых и решила остаться в солнечной Лигурии еще на некоторое время. Вишня оставляла сестру со спокойной душой - теперь с Никой все будет в порядке.
   - Тебе яхтенных книжек отца с оказией передать? - спросила Вишня Вишню, целуя близняшку на прощание.
   - Не! - уже радостно отвечала сестра. - Я себе другое занятие придумала! И кое с кем интересным познакомилась.
   Вика даже не стала спрашивать, с кем Ника познакомилась и какое занятие себе придумала, - пусть все будет как обычно: дольмены, тамплиеры, летающие тарелки, космонавт пожарной службы, но только не Шекспир!

In vino veritas

   Отношения с Денисом развивались спокойно и прямолинейно. Иногда их союз Вика сравнивала с картинкой из учебника физики то ли за седьмой, то ли восьмой класс: равномерное поступательное движение с постоянным ускорением. Невеликим, честно говоря, ускорением, что обоих по большому счету устраивало. Отсутствовала, как говорила Ника на своем драматургическом (после "общения" с Шекспиром) языке, только интрига, насыщающая фабулу...
   У самой Ники с той драматургией все сложилось как нельзя лучше - пролог, экспозиция, развязка, кульминация и даже многоточие в конце. Получилось приблизительно так.
   В марине бухты Тигуллио в Портофино на арендованной яхте "Вилорика" сидел пятидесятилетний импозантный мужчина, пил кофе и размышлял о портвейне. В какой-то момент неспешные и тягучие, как сам порто, мысли нарушила входящая на швартовку яхта "Ла Луна". С кормы, держа в руке швартовочный конец, ловко спрыгнула девушка с глазами цвета заката в Лиссабоне. Тут же, на борту причаливавшей лодки, показалась точная копия первой красавицы, только с медовыми волосами. "Ну надо же, - подумал мужчина, - каких только линз нынче не выпускают". Но про портвейн уже не думалось...
   - Вишня, - крикнула медововолосая спустя некоторое время. - Пошли с нами! Мы с Денисом хотим прогуляться до замка Браун и церкви Святого Мартина.
   - Идите без меня, - ответила первая фиалкоглазая. - Я здесь побуду.
   Мужчина допил кофе и посмотрел на часы: его приятели задерживались.
   - Прошу меня заранее простить за навязчивость, - обратился он к соседке по правому борту. - Я вижу, ваш экипаж ушел. Мой тоже обратно не торопится, а дело к обеду. Как бы вы посмотрели на то, если бы я пригласил вас составить мне компанию в ближайшей таверне?
   Что-то в новом знакомом Вишню привлекло. Не внешность, не харизма, не изящество речи... Ответ пришел, когда настал черед выбирать напитки: Владимир оказался одержимым вином человеком. Не алкоголиком, а виноделом. До того памятного дня в Портофино Ника в своей жизни с виноделами не пересекалась. Собеседник тоже впервые видел девушку с натуральными фиолетовыми глазами и не смог отказать ее просьбе рассказать, как пришел к своему занятию.
   Несколько лет назад на территории бывшего Советского Союза появился странный француз Этьен: он искал протолозу. Ту самую первую лозу, с которой началось изготовление вин. Владимир на тот момент купил участок земли в селе Медовом Ставропольского края, мечтал изготавливать авторское вино и тоже колесил по просторам когда-то необъятной родины, подыскивая верные сорта. Этьен и Владимир встретились... Позже к ним присоединились ценитель редких сортов энолог Пьер и ищущий экологичности Евгений. Четверка энтузиастов изъездила весь мир и поняла, что даже дикий виноград серьезно попорчен селекцией. Зато, хорошенько изучив вопрос, энтузиасты определили, какие сорта лучше высадить на терруаре Владимира, чтобы изготовить качественный продукт, за который не стыдно. Выбрав восемь наименований, приятели столкнулись с серьезными бюрократическими препонами, но воля к победе оказалась столь сильна, что все восемь сортов ныне давали уже третий урожай на медовом терруаре Ставропольского края. Встал вопрос: как назвать детище? Если поставить на этикетку Medovoe - может возникнуть ассоциация с французским аппеллясьоном Medoc, а четверка выпускала свое вино и блюла индивидуальность. К выбору названия также подошли с винодельческим мерилом. За основу приняли критерий контролируемости урожая, когда на кусте оставляют определенное количество кистей для выдерживания стандарта качества. Из названия "Медовое" срезали все гласные буквы, оставив MDV. Результатом остались довольны. И теперь их дружная компания, проводя короткий отпуск в Италии (впервые за столько лет), заодно подыскивала сорта для нового, купленного по соседству с Медовым виноградником.
   Ника слушала повествование, потягивая Coda Rossa Vespolina.
   - Что вы чувствуете, когда вдыхаете аромат этого вина? - спросил Владимир.
   Ника покрутила бокал, закрыла глаза и сделала длинный вдох:
   - Какао... молочный шоколад... может быть, даже и с черносливом, но есть что-то еще... не могу понять...
   - Фиалка, - ответил визави, - я выбрал вино с ароматом под цвет ваших глаз.
   Девушка приняла реплику. Сцена требовала ответного хода.
   Она снова прикрыла глаза, пригубила густую шелковистую жидкость. По вкусовым рецепторам пробежало какао, растаяло и приняло привкус легкой кислинки барбариса. Точно такая же горечь до сих пор присутствовала в ее душе, как эхо минувшего разочарования.
   Когда меня отправят под арест
   Без выкупа, залога и отсрочки,
   Не глыба камня, не могильный крест -
   Мне памятником будут эти строчки.
   Ты вновь и вновь найдешь в моих стихах
   Все, что во мне тебе принадлежало.
   Пускай земле достанется мой прах, -
   Ты, потеряв меня, утратишь мало.
   С тобою будет лучшее во мне.
   А смерть возьмет от жизни быстротечно
   Осадок, остающийся на дне,
   То, что похитить мог бродяга встречный,
   Ей - черепки разбитого ковша,
   Тебе - мое вино, моя душа.
   - Ты не поверишь! - кричала в трубку Ника. - Они даже взяли приз на международной выставке! Я их называю винными монархистами! Все делают по старинной науке! У них Пьер про виноделие знает буквально все! А Евгений помешан на экологии! Никаких пестицидов! Никаких удобрений! Полное соблюдение биодинамики и контроль урожайности! Чтобы не пропустить вредителя, виноградники обсажены розовыми кустами - любая болячка первым делом нападет на розу! Как на виноградниках у Ротшильдов! И потом, весь сбор вручную! Вишня, это фантастика! У них весь урожай раскупается в частные коллекции! У вин волшебный вкус.
   И цена... Но этого Ника не озвучила.
   На побывку с виноградника, куда она устроилась простой разнорабочей, Ника приехала с сувениром: бутылкой белого вина MDV.
   - А действительно, вкус необычный, - оценила не разбирающаяся в винах Вика, - тут и дюшес, и манго, и даже что-то цветочное... Неужели без ароматизаторов?
   - Да ты в своем уме? - Ника приняла подозрение в ароматизаторах как личную обиду. - Какие ароматизаторы? Говорю же тебе - они винные монархисты. Даже вдову Клико не признают.
   - А чем им вдова Клико не угодила? - Вика, как только что научила ее сестра, раскачивала бокал и, опустив в него нос, втягивала ноздрями букет тонкого авторского напитка. Ей обещали какой-то "второй нос".
   - Так она первая придумала добавлять в вино тиражный ликер для придания вкуса. МDV игристые вина не выпускают, но Пьер строго против любых добавок. Нет, химики, конечно, есть - лично знаю. И специальные винные ароматизаторы используют, и красители сыпят, и сахарком балуются. Но MDV такими фокусами не занимается.
   - И этикеточка симпатичная, - продолжала Вика, пригубив MDV, и вдруг просияла: - Слушай! А у меня ведь та этикетка итальянского вина сохранилась! Помнишь?
   Вишня вскочила, убежала в комнату и вернулась с золотистой плашкой от Valpolicellа Classico. Сестры улыбнулись - как давно, оказывается, это было, а кажется - только вчера.
   - Что-то я давно ничего не собирала, - как бы сама себе сказала Вика, нежно поглаживая бумажку с надписью на итальянском. - Все! Решено. Буду собирать винные этикетки! Твоя задача - мне их поставлять.
   - Сказано - сделано. - Сестра смешно наморщила нос и стянула со стола пробку. - А я тогда буду пробки собирать! У меня уже парочка интересных есть.
   Сказать, что у Ники с Владимиром завязался роман, нельзя. Для дружбы не хватало почвы, а для приятельства корни взаимного притяжения заходили все глубже и глубже. Обжегшись на любителе Шекспира, Вишня не чувствовала себя готовой к новым отношениям, да и возраст Владимира останавливал. Зато виноделие притягивало. Ника переселилась в Медовое и с удовольствием принимала Владимира у себя в снимаемой комнате, но чаще всего они коротали время в доме MDV, где первый этаж предназначался для офисных нужд, а на втором и третьем жила квадрига отцов-основателей.
   Совершенно не рассматривая Владимира как поклонника и не имея ни малейшего намерения понравиться, Ника вела себя совершенно естественно: читала по настроению Шекспира (не отпускал, зараза...), рассказывала про свои увлечения, про фокусы, что они вытворяли с сестрой-близняшкой. Не обошла стороной волосы цвета фуксии с комментарием на них высококультурного деда и совершенно восхитила собеседника историей шкафа "Эгоист", особенно инсценировкой разговора сестры с аргентинскими родственниками. Ника то превращалась в обрюзгшую Анну, ломающую русский мат через колено, то перевоплощалась в Вику с ледяными нотками под каменное выражение лица, то изображала их с Виталисом изумленные физиономии и под конец совершенно достоверно воспроизвела ужас в глазах Нила, своего биологического деда.
   - Кстати, - закончила Ника, - Вишня со своими графами на сто процентов оказалась права. У Нила действительно был брат-близнец, который умер в шестилетнем возрасте. Это мне знакомые, когда я на наследство собиралась подавать, в архивах Пскова выкопали. Вишня потом так переживала из-за того разговора. Мол, испугала старика до полусмерти, а я считаю: все правильно она сделала. Через Аньку Нил стравливал детей Петерса, а те Андриса с Иваром доставали. Рижская родня еще по инерции вздорила какое-то время, но в итоге помирилась и спокойно продала оставшуюся от сгоревшего особняка землю. Мы от своей доли отказались - долго объяснять, но, думаю, и так понятно. Зато у нас теперь полно родственников в Латвии. Для сирот это, знаете, очень важно. У нас и бабушка из детского дома - она блокадница, и дед испанский ребенок, и мы... Как-то это все по наследству вместо особняков передалось.
   - Вот гляжу я на вас, Ника, и не могу понять, - произнес Владимир под впечатлением - как в театре побывал. Театре одного актера. - С одной стороны, судя по вашим рассказам, вы с сестрой разные, а с другой - одинаковые. Как такое может быть?
   - Мы абсолютно одинаковые. Просто еще до рождения поделили между собой этот мир. Она на своей территории, я на своей, но при необходимости легко поменяемся местами.
   Владимир, несмотря на уже прожитые полвека, относился к мужчинам без возраста, но с выдержкой. С женщинами, будь то работницы виноградника, проводница поезда или заказчица на дорогом авто, он всегда проявлял подчеркнутую обходительность. Красивая, грамотно выстроенная речь (так сейчас почти не говорят) и некая едва обозначенная манерность наводили на мысли, что его душа просто ошиблась временем. Ему бы появиться в конце девятнадцатого века, да ангел промахнулся...
   Владимир очень любил поэзию и декламировал Нике Лермонтова, Тютчева, Фета, открыл Заболоцкого и... Маяковского, при имени которого Ника скукожилась.
   - Вы поймите, Ника, - они называли друг друга на "вы", - ваш взгляд на Маяковского просто замылен штампами и идеологией, а ведь это величайший лирик. Его чувства просто пульсируют на языке. Вот, только вслушайтесь...
   Не что иное, как стихи, по мнению Владимира, наиболее точно способны передать человеческие эмоции. Проза может размазывать муху по стеклу сколь угодно долго, а у поэзии свои законы. Ритм, размер, рифма. Чуть отклонился - и все валится на манер карточного домика, поэтому, чтобы тебя не выбросило из строфы, из всего, что чувствуешь, нужно выжать самую суть, соль, квинтэссенцию. Почти как с виноградом, которым он начал заниматься почти десять лет назад. Да, десять, если не считать каникулы, регулярно проводимые у деда в Молдавии, а там хочешь не хочешь приходилось заниматься: вычищать виноградники, подвязывать лозы, собирать урожай. Дед, помнится, делал вкусное, забористое вино: добавлял в сусло мед. Напиток получался ароматным и крепким - валил с ног что тот самогон. Это годами позже Владимир узнал, что ни сахар, ни тем более мед в вине не допустимы - напиток становится неустойчивым, "болеет", повышается спиртуозность, запускается процесс повторного брожения. Помимо "отвального" эффекта сахар убивает букет и вообще превращает ритуал винопития в попойку. Именно попойкой он считал свою первую свадьбу, на которую дед прислал несколько пузатых, оплетенных ивовым прутом бутылей. Вина из каких сортов винограда, кстати, тогда выкосили всех гостей? Точно "Изабелла", кажется каберне и что-то еще... Во время антиалкогольной вакханалии виноградник выкорчевали, но именно тот сорт "что-то еще", вкус и аромат которого до сих пор бережно хранился в памяти, подвинул Владимира пуститься на поиски в Молдову, где и произошла его встреча с Этьеном.
   На тот момент у Владимира распался второй брак и жизненный опыт подсказывал, что нет лучшего рецепта для мужского счастливого долголетия, как любимое дело, спокойная жизнь, томик стихов и бокал хорошего вина. Любовь и женщины, безусловно, прекрасны, но пусть о них пишут поэты. Чувства отнимают столько душевных сил, а в сухом остатке, как правило, взаимные претензии и упреки. Как дедово вино на меду - жадно пьется, далеко уносит, да крепко о землю бросает, и голова потом так болит, что впору на гильотину. В монахи винодел себя записывать не собирался, но одного носителя рясы в уме держал. Дома Периньона, известного изготовителя шампанского, додумавшегося запирать игристое винное в бутылки и сохранять пузырьки с помощью корковой пробки. Владимир контролировал количество пузырьков в крови, не позволяя им бить в голову.
   Никакого романа тогда в Портофино он заводить не собирался - просто хотел скоротать время в приятной компании молоденькой женщины. Ничего более, но Ника произвела на него пронизывающее впечатление. Не зря Вика говорила, что из сестры могла бы получиться воровка на доверии: Ника умела очаровывать и делала это непроизвольно. С первых минут общения она принимала собеседника и в то же время уважала его пространство. Никогда не перебивала, а если задавала вопросы, то уточняющие, не позволяла себе тактильных контактов и внимательно держала разговор как нитку с нанизанными на нее бусинами. Девушка тонко чувствовала вино, обращалась с ним уважительно, и это тоже сыграло свою роль, как и к месту процитированный Шекспир. Но не только внешние атрибуты общения так тронули винодела. Он не знал, что любовная неудача, как ожог, что помимо кожи затрагивает еще и глубокие слои, полностью испепелила поверхностное и наносное, но оказалась бессильна перед истинной сущностью девушки с глазами лиссабонского заката. Встреться с ней год назад, может, и не зацепило бы, а сейчас перед ним сидела на первый взгляд легкомысленная увлекающаяся красотка, а на самом деле - глубокая, тянущая в себя, как омут, натура. Нырнешь в него и рискуешь не выплыть - богатство внутреннего мира поражало, и обладательница сокровищ была готова ими щедро делиться, ничего не требуя взамен. Впечатленный Владимир ангажировал новую знакомую присоединиться к своей компании. Спустя несколько дней ангажемент она приняла. И уже очарованная фиалковыми глазами четверка виноделов предложила девушке навестить их в Медовом, куда красавица чуть позже переселилась.
   Конечно, это банально, но они часто вели беседы о вине - тема для обоих животрепещущая. И даже под бокал-другой того или иного напитка. Нередко к ним присоединялись Пьер, Этьен и Евгений. Владимир рассказывал, что хорошее вино не обязательно дорогое, а в мире столько сортов... Этьен пускался в дебри истории и учил "слышать" вино, Пьер так "вкусно" рассказывал рецепты изготовления различных вин, что назвать это "технологией" язык не поворачивался.
   Ника вдыхала, впитывала, втягивала, запоминала, записывала, и у нее постепенно начала зарождаться новая Вселенная, где есть свои планеты-терруары, страны-аппеллясьоны, города - сорта вин и даже различные политические партии - способы изготовления, методы купажирования, ассамблирования и прочие тонкости в изложении Пьера. В новой Вселенной имелись свои тамплиеры с мушкетерами - португальские портвейны и гасконские вина, пришельцы из прошлого - восстановленный греческий сорт "Малагусия", вывезенные музейные экспонаты - перебравшийся из Руссильона в Сардинию "Торбато", гордые, непокорные басконцы, пишущие наименование своих вин исключительно на родном языке, и так далее и тому подобное. Существовали даже мистики - терруар Приорат, где старые лозы винограда Гаранча, пробивая вулканическую породу, тянут из бедной водой, но насыщенной минералами почвы удивительные соки, что соберут в итоге неожиданный дуэт из вишни и ежевики, про которые Владимир скажет: "Это вино нужно обязательно попробовать, перед тем как умереть".
   И вот пришло время, когда они начали бояться друг друга. Пришла любовь? Обуяла страсть? Пьянило наваждение? Назрела потребность реализовать накопившуюся нежность? Кто бы дал название тому, когда люди одновременно и хотят, и боятся стать друг другу больше чем собеседниками.
   - Вас несло вверх, а вы просто боялись отстегнуть ремни, - подвела итог Вика под Никино меланхоличное возвращение в Москву.
   - Но он много старше меня, - защищалась обладательница лиссабонских глаз.
   - Мама тоже на девятнадцать лет была младше отца. Шурик рассказывала, что дед Санчес резко противился их браку, даже запер маму в квартире. А она с помощью отвертки и молотка выбила замок и сбежала. Так что, опуская мое отношение к нашему Одиссею, должна признать - у родителей, несмотря на разницу в возрасте, все-таки была любовь...
   - Ну не знаю. - Сестра отвела глаза и с повышенным интересом начала разглядывать остатки маникюра на своих руках. - Мы с Владимиром остались друзьями. Он дал мне рекомендации. Завтра заеду к Боброву за туфлями, затем на курсы, и у меня уже считай есть работа.
   - Кстати, о Боброве, - сменила тему Вика. - Как там наш Юрка поживает?
   - О! - оживилась Вишня и сразу забыла про облупленные ногти. - Наш Бобер лучше всех! Шьет обувь на заказ артистам и бизнесменам, а недавно то ли в Тверской, то ли в Тульской области открыл производство детских ортопедических ботиночек имени себя - фирма "Бибер", что в переводе с немецкого - бобер. Очень выгодное дело. Ну, и меня не забывает. Хочешь, я тебя к нему свожу? Он давно тебя зазывает.
   - Да нет, я не разделяю его... ваших... э-э-э... решений...
   - Знаешь, ты кто? - Ника прищурилась. - Ты мамонт! И вкусы у тебя как у мамонта!
   В ответ Вика приставила ладошки к ушам и высунула язык. Реакция сестры не заставила себя долго ждать: Ника обратила кисти в лепестки, приложила к макушке и выставила два зуба над нижней губой.

Аутодафе

   Собирание пробок Ника, как того и следовало ожидать, быстро забросила, зато Викина коллекция этикеток расщепилась надвое: на плашки, рассматривание которых доставляло эстетическое удовольствие, и на этикетки понравившихся вин. В принципе, для последнего не обязательно было покупать толстый альбом - достаточно приобрести Желайкину винную программку (сущие копейки), но Вике нравилось перебирать листы и гладить трофеи. Для первой коллекции она приобрела канцелярский пробковый стенд и крепила понравившиеся этикетки кнопками.
   Ника выходила на орбиту - ее начали приглашать на консультации, на подбор вин к фуршетам, на закупки в частные коллекции, а фиолетовые глаза и странные ботинки стали особым, ВиЄшневским стилем. Ника, сама того не ведая, подобралась к обретению такой редкой профессии как кавист - специалиста, подбирающего клиентам вина под еду. Вика получала удовольствие, наблюдая работу сестры.
   - Нет, нет и еще раз нет, - жестко говорила Ника. - Для сопровождения вином делового обеда обязательно нужна логика. Если мы решили сочетать землю и море, тогда вина должны быть выдержаны в тональности свежести и минеральности. А как по-другому?
   Спустя какое-то время она позволяла себе уже более серьезные выражения, отражающие ее уровень в среде ценителей вин: "Вина Нового Света слишком экспрессивны для сочетания с едой. Да, согласна, аргентинские мальбеки и австралийские ширазы хороши со стейком. А с чем еще? Я больше ничего не вижу".
   По мере того как Ника входила в рамки, текущее положение вещей начинало тяготить Вику. Ей становилось тесно. С Денисом, с работой, с собой... Сделала еще одну татуировку - чертополоха. Почему чертополоха? Равнодушная к поэзии Виктория услышала стихотворение:
   Где пучки цветов, кровавоглавы,
   Прямо в сердце врезаны мое.
   И как свою почувствовала чужую боль и отчаяние. В нескольких строках подводилась невидимая черта под чье-то прошлое и в то же время освещалось ее, Викино, будущее, как-то связанное с тем прошлым... Вишня выучила "Чертополох" наизусть и наколола на запястье правой руки колючий цветок.
   Денис предложил пару раз выйти замуж, а если не замуж, то хотя бы начать жить вместе. Вишня вроде бы как и согласилась, но только не очень. То есть в принципе она не против, но не сейчас. Епифанцев взял паузу.
   Борис Трофимович Вишнев тоже чувствовал, что с подопечной что-то не то. Опасаясь потерять ценного сотрудника, он решился на эксперимент - назначил Викторию Михайловну руководителем группы на новый проект. Институт заключил два интересных договора с американской корпорацией SMJ на обработку шельфовых данных, моделирование, а также на анализ и моделирование уже строящегося на подвижных грунтах нового офисного центра SMJ. Этому зданию готовили роль визитной карточки корпорации - как устоять на том, на чем стоять нельзя. Вишнева предложение приняла.
   От SMJ на знакомство с руководителем их проектов пришло четверо: Мартин Левенгук - глава европейского филиала, приятный голландец гренадерского роста, его заместитель весельчак Майкл Бьорн, переводчица Лариса и еще один гость. Вика взглянула на его распахнутые светлые глаза, чуть растрепанные вьющиеся пшеничные волосы, шаблонную американскую улыбку на обветренном лице, и внутри у нее что-то оборвалось. Глаза... если бы не они, то незнакомец выглядел бы как типичный американец, мужчина в районе сорока из рекламы одежды для гольфа и прочих элитных занятий. Но глаза неимоверно все усложняли: блестящие, цвета тающего на траве инея очи новичка были преисполнены тоски и печали. Даже несмотря на белозубую улыбку. А еще они почему-то казались родными... "Интересно, - подумала Вика, - такие глаза выдают при рождении или приобретаются с годами?" Гость, казалось, думал в том же ключе, разглядывая переливание александритов в сидящей напротив молодой женщине. Они бы еще так смотрели друг на друга, если бы не Трофимович.
   - Ну-с, уважаемые господа, разрешите мне представить вам руководителя ваших обоих проектов Викторию Михайловну Вишневу. Мне не дочь, не сестра, не жена и даже, к сожалению, не любовница.
   Лариса перевела шутку, группа оценила и рассмеялась. Незнакомец только тронул улыбкой свои красивые губы.
   Обладателя печальных глаз звали Саймон П. Оз - об этом сообщали серые буквы визитки. Он походил на сбежавшего со свадьбы жениха - элегантен и чуть небрежен. Викино сердце колотилось...
   - Саймон - непосредственный куратор от SMJ, перед которым вы, Виктория, будете отчитываться по установленному графику. - Возвышающийся чуть ли не на две головы Левенгук ставил галочки напротив вопросов, которые наметил затронуть во время встречи. - И, кстати, в эту пятницу нашей компании исполняется шестьдесят лет! По этому поводу во всех филиалах будут проведены фуршеты, куда приглашаются и наши партнеры. Вот пригласительное на два лица. - И протянул Вишневу конверт.
   - Нет, нет, - замахал руками Трофимыч, - пусть госпожа Вишнева и пойдет. Это ее проект.
   - Обязательно приходите, будет очень интересно, - сказал Саймон на чистом русском языке. Англосакса в нем выдавала лишь восходящая интонация. - И очень вкусно. А в конце обещают салют.
   Ну все... приплыли...
   Вишня влетела в кафе в длинном струящемся платье и... босиком. Очередной бобровский изыск - гольф с подошвой, расписанный с помощью аэрографа под женскую ногу. Одноразовая штука (только химчистка и никакой смены подошвы), зато какой эффект!
   - Что случилось? - отдышавшись, спросила Ника, подтягивая съехавшую "ногу". - К чему такая срочность?
   - Катастрофа, - выдохнула сестра, - кажется, я влюбилась. Очередное семейное привидение. Зовут Саймон.
   - Что ж такое, что ни Саймон, так проблема, - откомментировала Ника. - Ну, чем еще, кроме имени, твой Саймон отличился?
   - Слишком хорошо для иностранца говорит на русском, - продолжила Вишня. - А полностью его зовут Саймон П. Оз. Могу показать визитку.
   - Нужна она мне больно, - фыркнула близняшка. - А хотя... давай.
   Ника взяла визитную карточку и одновременно подала официантке жест подойти.
   - Инициалы странные какие-то, - продолжила Вишня, разглядывая синий шрифт на белом фоне - такое чувство, что букв хватило только на имя, а остальное по крошкам собрали.
   - Вишня, да при чем тут буквы?! - подпрыгнула на месте Вика. - Говорю же тебе - катастрофа! Мне Денис уже второй раз замуж предлагает... а я... а мне... я только и думаю... а в эту пятницу вообще фуршет, куда у меня есть приглашение на две персоны. Саймон там будет. Пойдешь со мной?
   - Нет, - Ника нахмурилась, - пойдешь ты и с Денисом. Мне, пожалуйста, капучино с корицей и апельсиновый фреш.
   - Зачем с Денисом?! - Вика поперхнулась водой. - Там же Саймон будет! Мне тоже капучино, а вместо сока эклер. Два. - Она любила "заедать" проблемы сладким, от которого не толстела. Наверное, из-за того, что Ника к сладкому была равнодушна и избыточностью веса не страдала.
   - Затем, что нет более непривлекательной женщины на вечеринке, чем женщина одинокая. Понятно? Будем думать, как завоевать этого Саймона твоего Простименягоспади Оза.
   Новая Вселенная требовала иных доспехов. Юрка Бобров, конечно, хорошо, но не во все заведения пускают в ботинках для диверсантов и вязанной шлемом шапке с викинговскими рогами да косами из шерсти в придачу. Специальную комиссионку, куда приезжаешь по предварительному звонку, Нике сосватала клиентка. Дама полусвета. Потому что светские дамы два раза в одном и том же выйти себе позволить не могут и сдают единожды одетые туалеты в половину цены, а то и ниже. Чем дамы полусвета и пользуются. Вика прикладывала перед зеркалом переливающееся аметистовое платье. Приблизительно в таком она выходила в своих мечтах босиком из родового особняка "Дзинтарс Балт", но Ника выдернула вешалку и втиснула в руку сестры что-то черное.
   - С косой рыжей челкой, ты меня, конечно, извини, только пиджак в талию на голое тело и брюки-дудочки.
   Виктория глянула на цену и вернула вещи Вишне.
   - Это две мои зарплаты!
   - А тебя никто не заставляет это покупать, - не оборачиваясь, ответила близняшка, разглядывая стенд с обувью.
   - А зачем тогда мы здесь? - окончательно растерялась трясоземленная дама.
   - Затем, чтобы взять напрокат! И вот еще держи, - знаток вина протянула сестре туфли, - померь вместе с костюмом.
   Фуршет разбили на специальной лужайке под шатрами. Одетые в концертные фраки и платья музыканты играли популярную классику и современные, ставшие уже классическими мелодии. Вышколенные официанты разносили напитки и молниеносно убирали со столиков пустые бокалы с тарелками.
   Вика, в черном костюме и на высоченных каблуках туфель цвета флердоранж, чувствовала себя на взводе - ждала встречи. Ее нервозность передалась Денису.
   - Вик, что с тобой? Какой день сама не своя.
   - Да не знаю я что-то, - переминаясь с ноги на ногу, будто школьница, мямлила Вика. - Туфли неудобные и из-за проекта переживаю. Ведь впервые я стала руководителем. Справлюсь ли?
   - Конечно справишься! - отвечал ничего не подозревавший Денис.
   Наконец он появился. И, как предсказывала Ника, не один. Под руку с ним шла умопомрачительнейшая, сногсшибательнейшая женщина. Про таких говорят - породистая. Убранные в хвост темно-русые волосы, слегка тронутые блеском губы, скромное черное полуприлегающее платье ровно до середины колена, дорогие туфли. Из украшений - изумрудные серьги под глаза и кольцо. Тоже с изумрудом. Саймон выглядел под стать своей пассии - ничего броского, все подчеркнуто элегантно. Они смотрелись сошедшими с глянцевой странички журнала аристократами.
   "Какое завоевать? - с отчаянием подумала Вика. - Я корова по сравнению с ней! Чтобы с нею тягаться, ею нужно родиться!"
   - Какая красивая пара, - шепнул на ухо Денис.
   - Ага... - оглушенно ответила Вишня.
   Саймон ее заметил, улыбнулся, рекламируя работу своего дантиста, и, взяв пассию под локоть, направился к Вике с Епифанцевым.
   - Маша, - Саймон обернулся к подруге, - разреши тебе представить Викторию Вишневу. Нашего руководителя проектов.
   - Рада познакомиться, Мария Реформатская, - приятным голосом ответила Маша и с таким аристократизмом протянула для знакомства алебастровую кисть с длинными, чуть длиннее, чем полагается, пальцами, что Вишня окончательно скисла ("Я никогда так не смогу!"). - Какой у вас необычный цвет глаз. Я читала, что натуральный фиолетовый встречается только у семи процентов населения. Подождите... у этого феномена даже есть название "Происхождение Александрии". Такие глаза, кажется, у Элизабет Тейлор.
   - Все верно, - капитулировала Вика.
   "И все-то она знает!"
   А потом случилась публичная казнь. Аутодафе. С оглашением приговора и приведением его в действие через сожжение на костре - три скрипки и виолончель вывели первые аккорды Pour une Cabeza из фильма "Запах женщины". Саймон взял Марию за руку и вывел на сцену. О боже! Как они танцевали! С какой страстью скользили их руки и переплетались ноги, как он отбрасывал от себя партнершу - навсегда, и тут же тянул ее, сгорая от нетерпения. С какой грацией она откидывала спину и изгибала тело... Вика не удержалась и расплакалась.
   - Вишня, ты чего, Вишенка? - испугался Денис.
   - Красиво-то как, - всхлипнула Виктория Михайловна, руководитель проекта.
   - Что да, то да... - согласился Епифанцев.
   Конкиста потерпела поражение, даже не успев начаться.

Эфилобелофилия

   Тренированный за годы преподавательской деятельности голос Павла Степановича Санчеса потрясал весь дом:
   - Это что?! Ру-к-ко-ла?
   - Паш, это трава такая, - пока еще с напором отвечала Александра Ивановна.
   - Какала и пукала! - выругнулся дед. - Я что, козел - траву есть?! Пусть даже и с креветками! Где оливье? Где селедка под шубой? Где винегрет, я тебя спрашиваю?!
   Входная дверь тихонько открылась, и в нее скользнула Вишня. Вика уже ждала ее в коридоре.
   - Что за шум? - спросила гостья.
   - Да дед меню ресторана на свой день рождения обсуждает, - улыбнулась сестра.
   - А не рано ли? - Ника поставила на пол рюкзак.
   - Самое время. - Близняшка скроила забавную мордочку. - В октябре будет до сипоты утрясать меню, в ноябре - список гостей. Потому что в декабре у него Новый год и отдельное меню. В январе - праздники, и дальше - день рождения. Ты что, не помнишь? Он как в прошлом году семьдесят пять справил, так теперь каждый следующий день рождения решил юбилейным считать. Просто ты давно не появлялась. У них сегодня первое чтение. Отсюда и эмоции.
   - Паша, - донеслось до сестер, - это же ресторан средиземноморской кухни! И кого можно удивить селедкой под шубой? Это же домашнее блюдо!
   - Вот и пусть стоит у меня на столе! - негодовал Донкихот. - Придет твой день рождения - заказывай себе хоть одуванчики в маринаде, а у меня все должно быть как у людей! Где колбаса?! Где соленые огурцы? Чем я водку буду закусывать?
   Близняшки перемигнулись и укрылись на кухне.
   Ника вернулась из Испании, где провела около двух месяцев. Один из знакомых Владимира решил также заняться авторским виноделием. Ему нравились легкие белые вина с горчинкой и ароматом, в котором сочетались бы белые цветы, фрукты, травы. Если говорить про красные, то предпочтения отдавались глубоким, полнотелым, а-ля бордо. В MDV ему порекомендовали обратиться к Нике Вишневой, а та, в свою очередь, детально расспросив будущего винодела про расположение терруара, климат, почвы, услышав о любимых напитках, а также узнав о критическом отношении к контролируемости урожая, посоветовала Испанию. Никита, так звали винодела, пригласил фиалкоглазую консультантку помочь ему с выбором. За отдельный гонорар. Ника попросила неделю на размышления. В эти дни она звонила Владимиру, но тот не поднимал трубку, тогда Ника плюнула на все, купила билет и вылетела в Ставрополье.
   Конечно, он хотел "отвязать" ее от себя. Никита молодой, перспективный и, кажется, свободный. Имена, опять же, одинаковые: Ника - Никита. Выслушав будущего винодела, Владимир сразу понял, что его желанная и столь недоступная Победа, перевернувшая устоявшийся мир винодела Ланского вверх тормашками, предложит Испанию и тезка, в свою очередь пригласит в компанию. А дальше теплая страна, ласковое солнце, апельсины подмигивают из зеленой листвы, узкие улочки, мощеные мостовые, уютные кафе, совместные вечера, питкие вина... и beso me mucho.
   В тот день от нее не поступило ни одного звонка. "Ну, значит, так тому и быть, - сказал сам себе винодел, - она умная девочка. Все поняла". Однако ближе к ночи крылатая богиня Ника вломилась в квартиру Владимира чуть ли не с положенным по мифологии мечом и устроила грандиозный разнос. Она поедет, если он так скажет. И не поедет, если решение отрицательное. И пусть скажет прямо в глаза. Вот прямо сейчас! Возьмет и скажет! Что это за намеки такие?! Сестры Вишневы немало бы удивились, узнав, что не распутный сладострастец Михаил Нилович Вишнев совратил доверчивую школьницу Светочку Санчес, а как раз наоборот. Именно тогда, когда Вишнев решил, что не может больше выносить этой безнадежной муки, что разница в возрасте - пропасть и у девочки еще все впереди, Светка потребовала посмотреть ей в глаза и высказать все. Здесь и сейчас. И не прикрываться наукой.
   Вечером следующего дня, по дороге в аэропорт, Вишня позвонила Никите и тоном сестры, осадившим в свое время аргентинскую пропойцу, сообщила, что его предложение принято. Она разработает маршрут, договорится с винодельнями, закажет билеты. Про гостиницы: для себя она выбирает одноместные номера в пансионах, однако не имеет право навязывать клиенту свои предпочтения. Нажала кнопку "завершить разговор" и долго смотрела в пустоту, а полунамек на улыбку давал боЄльшую пищу для размышления, нежели сходное выражение лица на одной известной картине одного парижского музея.
   Близняшка, безусловно, была в курсе всего произошедшего в Медовом и ждала, когда же оба отбросят свои страхи, предрассудки, прочую шелуху и наконец-то поймут, что они созданы друг для друга. Да, такое, оказывается, бывает! Но что Ника, что Владимир высасывали из пальцев тысячи причин, по которым им не суждено быть вместе. И с упоением страдали.
   - Ну что, - спросила Вика, сгорая от любопытства, - вот так за все два месяца он ни разу и не позвонил?
   Ника покачала головой. Уже без дредов, ярких "перьев", бритых висков - аккуратная лесенка пепельно-русых волос дрогнула ниже плеч в такт качанию.
   - А ты? - не унималась Вишня.
   - А что я? Я тоже первой звонить не буду.
   - Понятно... - кивнула сестра не без досады. - Ну а с Никитой что? Не приставал?
   - Приставал, - холодно и отстраненно ответила Ника.
   - Ну?!! Что я из тебя все как на допросе вытягиваю. - Близняшка щипнула свою копию. Щипались они с малолетства.
   - Никакого ну... Понимаешь, Вишня, вот когда с Саймоном вся эта шекспирщина случилась, у меня внутри что-то сломалось. Стала всех особей мужского пола с ним сравнивать, и каждый недотягивал. Познакомилась с Владимиром, а он и не собирался сравниваться! Вот не собирался, и все! А сейчас вспоминаю Саймона и думаю, что он был всего лишь хорошим воспитанным парнем из аристократической семьи. И больше ничего. А с Володькой априори никто уже не может сравниться. Так он себя внутри меня поставил... Ну ладно обо мне. Что там у тебя с твоим-то Саймоном?
   И они поменялись ролями.
   По взаимной договоренности Саймон П. Оз, человек, которому не хватило букв на инициалы, приходил каждую пятницу в семь часов вечера - чтобы никто не отвлекал. Он оказался внимательным к мелочам, и Вике это импонировало. Нравилось, что он досконально разбирается в предмете, не торопится перейти к следующему этапу, предлагает сделать пересчет по иным критериям, другими словами удлиняет то время, которое влюбленная руководитель проекта может провести с объектом своей страсти. Во время перерывов коллеги увлеченно разговаривали на не относящиеся к работе темы. Саймон, как Вика, много читал, но полемика у них, как правило, происходила на философские темы. Математика порой настраивает на эту волну, и в сфере любомудрия у них с Вишневой нашлось множество точек соприкосновения. Только математик поймет математика в вопросах философской диалектики. Дальше переходили на литературу и прочее, но Саймон никогда не говорил про семью, братьев, сестер и личную жизнь вообще. Как будто он родился сразу в возрасте сорока с хвостом лет, пришел в трясоземленный Институт работать над проектами и не было той Маши Реформаши. Если бы Вика не видела прекрасную Реформатскую, то действительно решила бы, что Саймон свободен. Влюбленный человек тонко настроен на ауру любимого, а сердце Вики не чувствовало в Саймоне какой-либо привязанности вообще, а к женщине в частности. Даже некая пульсация, что случается при увлечении или интрижке, не прослушивалась. Это воспламеняло фитилек надежды, который тут же затаптывался страстными переходами Pour une Cabeza. Реформаша существует! И они действительно пара. Язык тела врать не может, и все же Мария Прекрасная, несмотря на физическое наличие, не ощущалась. Ощущалось другое... "Множество, не содержащее ни одного элемента, называют пустым множеством. Пустое множество считают конечным множеством и подмножеством любого иного множества". Иного другого множества... Дискретная математика какая-то выходит. Вводный курс. У Виктории Вишневой по дисмату всегда стояла крепкая пятерка.
   - Ну ладно, - махнула рукой Ника, - давай о хорошем. Смотри, что я своей любимой сестренке из Испании привезла. Кстати, находясь там в очередной раз, совершенно не чувствовала никакого зова крови. - И поставила на стол завернутую в газету бутылку. - Сюрприз! Не открывать!
   Вика по-кошачьи склонила голову, пытаясь "подглядеть", а сестра продолжала:
   - Значит, предыстория подарка: добрались мы с Никитой в регион Руэда-Кастильи-Леон. Вишня, не подглядывай! - И забрала подарок обратно. - Поколесили по виноградникам, попробовали вин и заезжаем на одну маленькую винодельню. Мне еще Володька про нее рассказывал. Хозяева - пожилая семейная пара по фамилии Гамеро, выращивают твой любимый сорт "Вердехо", очень гостеприимные. Сели за стол, разговорились. Оказывается, "Вердехо" не коренной сорт, а пришел из Северной Африки где-то в одиннадцатом веке. А в двадцатых годах уже двадцатого века на Европу напала филлоксера и погубила более двух третей всех виноградников. В том числе и руэдских. А у Гамеро еще до Первой мировой в Южную Америку перебралось несколько родственников и зачем-то прихватили с собой несколько кустиков родного "Вердехо". Твой ненаглядный сорт восстановили в промышленных масштабах только в семидесятых годах, причем разными способами. А Гамеро его культивируют для себя с послевоенных пятидесятых. И с лоз, не затронутых филлоксерой. Но это еще не все. Они, как и MDV, жуткие традиционалисты, но пошли дальше. Ты знаешь, как раньше выглядела винная этикетка?
   Вика помотала головой, а Ника выставила бутылку на стол.
   - Никак. Иногда название вин даже не писали. Затем начали вешать деревянные таблички или пергаментные листочки. И только с появлением бумаги на бутылки стали клеить этикетки. А вот наши дорогие Гамеро мало того, что вместо диоксида серы сыпят в вино для консервации аспирин, держат вино в дубовых бочках, так они еще и вешают на свои бутылки пергаментные этикетки! Вуаля! - Ника сорвала газетный колпак с подарка. - Самая необычная этикетка, которую мне довелось когда-либо видеть, и вино из твоего любимого сорта! Наслаждайся, эфилобелофил!
   Благодаря сестре Вика начала потихоньку разбираться в винах и даже определилась с любимыми сортами. Если говорить про испанцев, то действительно "Вердехо" вне всяких сомнений. Однако увлечение этикетками первично, а напитки - вторично.
   Бирка с бутылки (так ее назвала Вика) действительно оказалась необычной - крепилась за шнурок к горлышку и интересно оформлена: с лицевой стороны очень красочное и четкое изображение почему-то не виноградной лозы, а дубовой ветви на красном фоне, а с тыльной - уже прочая полагающаяся напитку информация. Что-то в той этикетке Вику насторожило... а может, уже нервы ни к черту из-за этой неразделенной любви - каждая встреча с Саймоном одновременно и полет в космос, и лифт на эшафот.
   Крепить этикетку на доску Вика пока не стала. Ходила вокруг нее несколько дней, брала в руки, даже нюхала - что-то не то, что-то не то... Почему на винной этикетке изображение дуба? Желудевое вино? Так скоро можно и рассудком подвинуться... Стоп! Никакого сумасшествия! Вика метнулась в комнату Санчесов, выдвинула ящик, достала коробочку и извлекла из нее латунный медальон с надписью "Pablo Esteban Enrique Maria Sanchez d'Astroga, 18.02.1936". Перевернула на лицевую сторону и ахнула - то самое изображение ветки дуба!
   Вика схватила медальон и, будто кто за ней гнался, рванула в комнату. Вооружившись лупой, она сверяла дубовые ветки: пять пар по два листа, одно единичное изображение, два изображения по три листа, причем у верхней троицы один лист внизу, а пара вверху. Все сходится. Так, считаем желуди. Их пять, и расположены совершенно одинаково. Герб! Это родовой герб! Санчесов? Астрога? Единственное отличие медальона от этикетки состояло в том, что наискосок от ветки на медальоне в дополнение был выгравирован воющий на полумесяц волк.
   - Вишня, - Вика старалась казаться флегматичной, хотя волновалась как перед экзаменом, - у тебя знакомые, разбирающиеся в средневековой геральдике, есть?
   - Есть, - не задумываясь ответила сестра. - А тебе зачем?
   - Да у нас отопление включили. Топят так, что свариться можно, - ленивым голосом уверенно врала Вика. На самом деле в комнате стоял дубак и калорифер едва-едва поддерживал положительную температуру. - Я кофту сняла и осталась в майке с короткими рукавами. Саймон увидел маяк с ключами, сказал, что похоже на герб и в следующий раз кое-что интересное мне расскажет. Ну, должна же твоя Вишня подготовиться к разговору? Не станцую - так хоть знанием геральдики блесну!
   - Согласна, - сестра не учуяла подвоха, - а мне-то чего ты по этому вопросу звонишь? У тебя тоже знакомый, разбирающийся в геральдике, есть - Виталис!

Чертополох

   Вот уж действительно не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Наследство на Рижском взморье сестрам обломилось, зато они обрели замечательного брата.
   - Привет, сестренка, - улыбался Виталис на экране, - что за срочность и что за тайны?
   - Привет, дорогой! - Вика держала этикетку и медальон наготове, "лиловый" глаз блестел. - Да я тут деду на день рождения, ну и всем нам, решила сюрприз преподнести.
   - Звучит заманчиво. - Брат устроился поудобнее. - Что, одеть тебя в латы Жанны д'Арк или Генриха VIII дать напрокат?
   - Идея хороша, но я про другое. Ты же знаешь, что дед наш испанский ребенок?
   - Ну да, вы говорили.
   - Так вот, оказывается, он не бесхозная сирота! У него, кажется, есть родовой герб! Гляди! Видно?
   - А вот такой разворот мне по вкусу. - В глазах историка вспыхнула искра, он надел очки и ближе пододвинулся к монитору. - Так, дай этикетку левее, а теперь медальон! Ага, вот так! Слушай, а и точно сходятся! Ну и дела! Короче, делай фотки, пересылай мне по почте, я хоть и специализируюсь по тевтонам, но кое-чего, думаю, сообразить смогу.
   - Только никому! Даже Вишне!
   - Клянусь Тенью Отца Гамлета!
   - Что, жив еще?
   - А что ему будет!
   Через две недели Вика имела следующую информацию: дубовая ветвь именно в том исполнении, в котором она представлена на этикетке и медальоне, - герб города Астрога, что расположен в регионе Руэде, где у Гамеро расположено виноградное хозяйство. Приставка "d" в испанских фамилиях не столь однозначна, как во французских, и не всегда означает дворянскую принадлежность. Д'Астрога (де Астрога) может означать и выходца из одноименного города, и действительно дворянина. Титул маркизов д'Астрога принадлежал знатной семье Осорио. Первые герцоги и графы появились в Испании в начале четырнадцатого столетия во времена Реконкисты - освобождения страны от захватчиков-мавров. Ими стали приближенные короля Альфонсо XI, отличившиеся в борьбе с захватчиками. Чуть позже появился титул маркиза. В гербах Бискайи, Каталонии и Наварры часто встречаются изображения волка, но почему именно волка - неясно. В европейской геральдике волк символизирует как злость и прожорливость, так семейные ценности, преданность роду. Но первое может также означать и победу над злым и алчным врагом. Зато точно известно, что шахматная фигура, звезда, полумесяц у испанцев - знак победы над маврами, одержанной в ночное время. Исходя из вышеизложенного, можно сделать лишь один вывод - это точно герб, и скорее всего семьи Марии д'Астрога. Однако имеет ли отношение та семья к высокородным Осорио - еще вопрос: в Испании имелась градация для незаконнорожденных детей и в некоторых случаях отец имел право дать свою фамилию незаконнорожденному ребенку.
   - Уфф! - Виталис отложил листок. На его коленях перед экраном сидел годовалый Юрис и пытался выхватить из рук отца бумажку. - Вот все, что мы смогли с ребятами нарыть. И все-таки что ни говори, а вы с Никой - графини Вишенки!
   Не откладывая дело в долгий ящик (меню уже прошло третье чтение и утверждено в тяжелых дебатах), Вика распечатала фотографии кулона, сделала копию дедовых документов и вместе с письмом отнесла в посольство Испании. Письмо она решила составить предельно кратким: "Г-н Пабло Эстебан Энрике Мария Санчес д'Астрога (Павел Степанович Санчес) 18.02.1936 г.р. был доставлен в СССР из Испании в 1937 году. Для идентификации личности на шее у г-на Санчеса висел медальон (фотографии прилагаются). Г-н Пабло Эстебан Энрике Мария Санчес д'Астрога (Павел Степанович Санчес) обращается в посольство Испании с просьбой посодействовать в поиске родственников, возможно проживающих в Испании, с целью приглашения их на празднование своего дня рождения (дата, место, время). Контактные телефоны: Виктория Михайловна Вишнева (внучка, документ об опекунстве и паспорт прилагаются), электронная почта, адрес". Подключать на этот раз Желайку смысла не имело - не абы кого ищут, а представителей фамилии с гербом. На геральдику Желайка еще не замахивалась.
   Что бы Ника ни говорила, как бы ни подталкивала сестру сделать первый шаг, Саймона Вика объективно не тянула. Даже если прочтет всю Ленинскую библиотеку, процитирует на память пару томов Канта, блеснет знакомством с работами Людвига Фейербаха (ночной кошмар времен университета). И даже если возьмет первый приз на конкурсе бальных танцев - ничего не изменится. Не то в ней сочетание ген и хромосом, длина второго позвонка, изгиб мозговых извилин, обхват щиколотки. А у Марии Реформатской все как по рецепту мишленовских поваров - выверено по граммам. И красоты достаточно, чтобы ум не затмить, и вкус, и чувство юмора, и манеры, и пропорции. Про Машу Реформашу, а владелицу арт-бюро "Ре-Форма" в дизайнерской среде именно так и называли, Ника поставила сестре исчерпывающую информацию: дочка дипломатических работников, долго жила за границей, знает несколько языков, очень способная. "Ре-Форма" - не подарок папы или богатого любовника, а результат собственного тяжелого труда. Идеальная женщина. С Саймоном встречается уже четыре года, но живут врозь. Почти всегда проводят вместе отпуска, выезжают на уик-энды, танцуют... но предложения руки и сердца от него Марии не поступало. Это очень волнует девушку, так как у нее на господина П. Оза вполне конкретные планы. Но не все так спокойно в Датском королевстве: каждый год Саймон берет две недели и куда-то сваливает. Маше говорит, что ему нужно побыть одному, и выключает телефон. Реформашу это жутко бесит, но ничего с этими отъездами она поделать не может. Безотносительно к своим чувствам Вика Саймона понимала. Будь она на его месте - тоже взяла бы несколько дней на передых. Мария Реформатская женщина роскошная, но... не на каждый день.
   Осознавая всю безнадежность положения и желая хоть как-то снизить свою зависимость от этого человека, Вика еще на заре их работы приказала самой себе не смотреть на Оза. Конечно, смотрела. Украдкой - и сердце сразу ухало и после запускалось с учащенной силой. Когда они ходили с Епифанцевым под парусом, Денис как бы невзначай рассказал, что если по шестнадцатому каналу рации идет сигнал Mayday с последующими координатами, то это не приглашение на Первомай в определенное место. Так в настоящее время передают SOS. В глазах Саймона Вика cчитывала сигнал бедствия. "Куда же ты смотришь, Мария Реформатская? О чем думаешь? Ну почему же не я на твоем месте..."
   - Виктория, можно я задам вам личный вопрос? - как-то сразу после Нового года спросил Саймон во время перерыва. Они с Реформашей вернулись, по всей видимости, из теплых стран - сувенир маленький оранжевый ароматный ананас (где, интересно, такие растут?), свежее обветренное лицо с незагоревшими лучиками вокруг глаз, расслабленные плечи и... Mayday, Mayday, Mayday.
   - Да, конечно, - ответила Вишня, не поднимая головы.
   - Почему вы никогда на меня не смотрите? Я вам неприятен?
   От такого захода Вика даже поперхнулась чаем и подняла глаза. Александрит упал в покрытую тающим инеем траву и затерялся...
   "Потому что я люблю тебя!" - хотелось крикнуть во весь голос.
   - И вопрос мой тоже неприятен? - продолжая рассматривать "Происхождение Александрии", спросил Саймон.
   "Что ж, - сказала сама себе Вика, - не знаешь, что сказать, - говори правду насколько это возможно".
   - Нет, Саймон, не поэтому. Я вижу в ваших глазах какую-то затаенную боль. Даже когда вы улыбаетесь. И мимо не могу пройти, и помочь не в силах...
   От неожиданной прямоты он опешил и некоторое время молчал, затем решил сгладить ситуацию:
   - Надо же, какая вы наблюдательная. А я вот нет. Только сейчас обратил внимание, что чертополох на вашей руке такого же цвета, как ваши глаза. Мне тоже чертополохи нравятся - это символ благородства. Но я предпочитаю красные. Они почему-то крупнее фиолетовых.
   И тут на Вику снизошло озарение: строки, что так ее поразили и буквально врезались в сердце, на самом деле не что иное, как предвосхищение появления в жизни Виктории Вишневой Саймона П. Оза.
   - А хотите, я вам стихотворение про чертополох прочту? - потерев от волнения виски, спросила девушка.
   - Свои? - Левая бровь пошла вверх.
   - Нет. Я не пишу. Поэта Николая Заболоцого.
   - Конечно. - Губы дрогнули в улыбке. - Редко кто в наше время читает стихи.
   Принесли букет чертополоха
   И на стол поставили, и вот
   Предо мной пожар, и суматоха,
   И огней багровый хоровод...
   Начала Вика ровным голосом, но по мере продвижения в глубь событий уверенность ее испарялась, и последние три четверостишия Вишня почти шептала, чтобы скрыть дрожь в голосе и унять стук сердца.
   Снилась мне высокая темница
   И решетка, черная, как ночь,
   За решеткой - сказочная птица,
   Та, которой некому помочь.
   Но и я живу, как видно, плохо,
   Ибо я помочь не в силах ей.
   И встает стена чертополоха
   Между мной и радостью моей.
   И простерся шип клинообразный
   В грудь мою, и уж в последний раз
   Светит мне печальный и прекрасный
   Взор ее неугасимых глаз.
  

Часть 3

День первый

   Несмотря на несвязную речь и полную околесицу, что он нес в последний час (или два? Господи, мне кто-нибудь скажет, сколько сейчас времени? Без четверти девять? Спасибо. Извините), сидящий напротив дед его понимал. Принятие мыслей, во всяком случае, читалось в его глазах - с поправкой на градус. Визави медленно потягивал виски, слушал и не произносил ни звука - идеальный собеседник. Официантка принесла очередные две порции Glen Grant, но остановилась в сомнении, ставить ли стаканы на стол, однако старый хрыч кивнул ей, мол, все в порядке, у меня все под контролем. Под контролем у него! Ага! Как же! Сейчас я всем вам тут покажу, у кого все под контролем! Дальше он ничего не помнил...
   Проснулся от дикой головной боли, мерзкого ощущения во рту, отвращения к миру и к себе как к составной части мироздания (смотри-ка, не все мозги пропил, коль так излагаю) и чуть снова не вырубился - со всего размаху ударился головой о... потолок! Господи Иисусе, где я? Осмотревшись, понял, что находится на нижней части двухъярусной кровати какой-то лодки. Как я здесь оказался?
   Держась за ушибленную голову, он медленно привел тело в вертикальное положение, охнул, расправил плечи, открыл дверь и вышел в салон. Судя по дизайну и запаху дерева, лодка принадлежала далеко не бедному человеку: диван дорогой кожи цвета топленого молока, белые, синие и коричневые атласные подушки (последние в палитре внутренней отделки), исфаханский ковер короткого ворса, инкрустированный стол, прекрасно обустроенный камбуз... Проходя мимо "штурманского уголка" (подобие открытого кабинета со столом, рацией, циркулями, навигационными линейками и полкой с лоциями), обратил внимание на новенький лэптоп и антикварный прибор типа маленького глобуса в окружении множества колец - астролябия? Ерунда какая-то. О! А вот и мой рюкзак. Значит, не все потеряно. Оххх, плохо-то как...
   Свежий морской воздух одновременно освежал и пьянил. Сидевший на кормовом кокпите вчерашний собутыльник делал глоток кофе, сразу запивал его апельсиновым фрешем и читал газету. На столике рядом с кофейником и графином стояло маленькое радио, тихо вещавшее что-то в фоновом режиме. С похмелья не разобрать.
   - С борта не отливать! - без каких-либо приветствий обратился к нему старик, даже не поворачиваясь. - Гостевой гальюн рядом с твоей каютой. И не льсти себе - подходи ближе, а лучше всего садись на очко. Когда все закончишь - откачай продукты жизнедеятельности в фекальный бак. Педаль по левую руку.
   - А... все понял, спасибо...
   На обратной дороге снова посмотрел на астролябию и хмыкнул. Вручную дед маршрут прокладывает. Чудак! Делать ему нечего. Все уже сто раз посчитано-пересчитано, есть GPS, а "Вишми" даже специально бесплатное (что редкость для нее) навигационное приложение выпустила. Зачем, спрашивается? У кого хватило денег на яхту - сотню долларов на приложение наскребет уж как-нибудь.
   - Кофе будешь? - спросил хозяин, не отрываясь от чтения.
   - Нет, спасибо... а пива нет?
   Пожилой мужчина посмотрел на часы и ответил:
   - До двенадцати - нет.
   - А что будет в двенадцать? - присаживаясь без приглашения на банки, спросил гость.
   - Адмиральский час. Воспитательная мера. По указанию Адмирала до двенадцати часов ни грамма алкоголя. Делай из вчерашнего выводы и мучайся самоанализом.
   - Где ж тот адмирал, что такие муки адовы выдумал? - Парень с усилием, вжимая шею в плечи, покрутил головой по сторонам.
   - Перед тобой. Что не похож? - И дед снял очки.
   При ближайшем рассмотрении (да на трезвую-то голову) Адмирал оказался вовсе и не старик - просто волосы все до единого седые, мятая бумага морщин вокруг глаз и "капитанская" бородка добавляли возраста. На самом деле ему и семидесяти нет.
   - Выпей апельсинового сока. - Адмирал откинул часть тикового стола, достал из внутренней полости чистый стакан, налил из графина фреша и подвинул гостю. - Выпей. Я тебе говорю - отпустит. Потом можно кофе.
   - А... алкозельцера нет?
   Хозяин презрительно усмехнулся в усы, и тема антипохмельной таблетки закрылась сама собой.
   - А еще вопрос можно?
   - Валяй.
   - Как вы узнали, что я русский?
   - Так мы с тобой все утро по-русски разговариваем.
   Одномачтовый парусный Oyster носил загадочное имя "Фотиния". По классу оснастки лодка относилась к бермудским шлюпам, имела около пятидесяти шести футов длины и могла при курсе бейдевинд развивать скорость до девяти узлов - совершенно бесполезная информация для человека, никогда не выходившего в море, но Адмирал зачем-то ее озвучил. Кстати, он оказался прав - свежий апельсиновый сок и хорошо сваренный кофе работали не хуже пива или аспирина.
   - Как я здесь оказался? - спросил приходящий в себя гость, попивая кофе маленькими глоточками.
   - На такси.
   - На такси... Это мно-о-огое объясняет... - протянул с ухмылкой моЄлодец.
   Кто бы еще объяснил, в какой части света то такси его на "Фотинию" эту доставило. Судя по пальмам - юг, но здесь не жарко. Значит, не тропики... В памяти всполохами, отдающими в висок, пробежали аэропорт, самолет, потом (кажется) сняли с рейса, затем снова самолет...
   - Что делать-то дальше будешь? - даже не прервал, а слегка приглушил их комфортное молчание Адмирал.
   - Не знаю, - рассматривая дырку в носке, ответил парень из бара. - Правда не знаю...
   Дед ничего не ответил, и каждый снова погрузился в себя. Судя по флагу Евросоюза на одном из флагштоков марины, обилию "лос" и "лас", льющихся из радиоточки, судьба привела его в Испанию. Уже неплохо. Хоть с географией определился...
   - В ближайшие часы, если вещательная галушка не врет, - дед кивнул на радио,- дадут ветер. Я иду каботажкой в сторону Санта-Круса, но конечная цель - Лансароте. Могу взять тебя с собой. Сразу говорю - если думаешь, что Адмирал предлагает тебе увеселительную прогулку под белыми парусами, - сходи на сушу прямо здесь. Тебе, парень, будет либо хреново, либо очень хреново.
   - Куда ж хреновей...
   - Есть куда, уж мне-то поверь. Это не море, это океан. - Дед вздохнул. - На самом деле будет плохо - я не преувеличиваю... из глубины души полезут такие черти, о существовании которых ты и думать не мог. Выйдут вместе с рвотой. И так с каждым переходом, пока не прикачаешься. А затем ветер и волна начнут из тебя, как из того половика, выбивать прошлое, обиды, промахи и все прочее, что так гнетет... Такое своего рода лекарство от незаживающих ран.
   - А про раны вы откуда? И про прошлое? - И тут же осекся. - А, ну да... вчера... в баре.
   Адмирал не ответил - он начал уборку кокпита: приподнял обе створки стола, вытащил оттуда портативную соковыжималку, пакет с использованными половинками апельсина, сахарницу с дозатором.
   - Если будет совсем невмоготу, - снова без предупреждения (как с самим собой разговаривает!) вступил капитан, - сойдешь в Лас-Галетас. Мы в нее по-любому на ночевку встанем. Марина крупная. В шаговой доступности комнаты внаем недорого сдаются, хотя цены, тебя, кажется, меньше всего интересуют, яппи.
   - Откуда вы знаете, что я...что у меня... - Он никак не мог подобрать верного слова.
   - А кроме тебя в том занюханном баре Glen Grant шестьдесят седьмого года в таких количествах заказываю только я. Вообще-то это была моя бутылка. Я ее выкупил и оставил.
   - Ой, извините...
   - Ерунда! Просто не появлялся давно в Лос-Кристианос, вот они и пустили ее в розлив. Думали, наверное, что утонул.
   - А в какой части Испании этот Лос-Кристианос находится? - сипло спросил он.
   - Тенерифе-Сур. Канарские острова.

Глен Грант

   Канарейку из-за моря
   Привезли, и вот она
   Золотая стала с горя,
   Тесной клеткой пленена.
  
   Птицей вольной, изумрудной
   Уж не будешь, - как ни пой
   Про далекий остров чудный
   Над трактирною толпой! -
  
   читал нараспев Адмирал, вытаскивая из встроенного шкафа зеленую штормовку, связку каких-то широких лент с карабинами и спасательный жилет для своего нового попутчика.
   - Ваши стихи?
   - Нет, Бунина. Это не просто стихотворение, это легенда. Если верить ей, то канарейки изначально были зелеными. Как эта куртка. Вот, запомни, перед тем как выходить из марины, первым делом надеваешь куртку, на нее сбрую со шлейками (страховка называется), а дальше спасательный жилет.
   - Я неплохо плаваю, - возмутился гость. - Я...
   - Даже не сомневаюсь, - перебил Дед, продолжая копаться во встроенном шкафу. - Но что будет с тобой, Глен Грант, если во время качки тебя спиной приложит вот о тот леер? И еще - я бы не хотел видеть тот кульбит, что исполнит твое тело при резком крене в сорок градусов при тридцати узлах.
   - Почему вы назвали меня Гленом Грантом? - Его сейчас не интересовали крены, узлы и леера.
   - А ты что, против? По-моему, вполне подходящее имя для яппи. - И протянул ярко-красный водонепроницаемый комбинезон. - Мне неинтересно, как тебя на самом деле зовут. Как, впрочем, и тебе мое имя ни о чем не скажет. Просто два Человека под парусом в объятиях стихии. Что может быть проще и прекраснее?
   Глен Грант? Что ж, а почему бы и нет? К тому же он сам шестьдесят седьмого года выпуска! Взять другое имя - как ему раньше такая мысль в голову не приходила? Сбежать от себя прежнего оказалось проще простого! Гениально! Буду Гленом Грантом.
   - Значит, надеваешь жилет, - продолжал наставление капитан, - и пристегиваешься карабинами шлеек к чему-либо. Отстегнуться можно, только когда лодка войдет в марину. Если приглядишься повнимательнее, то увидишь - здесь везде петли: под столом, сбоку, у штурвала, у баков, лееров, бортов. Обрати внимание: крепишь обе шлейки, но для перехода из точки А в точку Б снимаешь только один карабин. И до тех пор, пока снятый не закреплен до щелчка, второй остается на своем месте. Ты понял?
   - Не дурак вроде.
   - Океан покажетя - И не по-стариковски шустро взбежал по трапу.
   "А знаешь что, Глен Грант, - он примеривал новое имя, как свитер или рубашку, - нигде, на удивление, не сборило и не морщило, - а прозвище Дед ему идет не меньше, чем Адмирал".
   Задул легкий ветерок, и скучающие капитаны парусников заметно оживились:
   - Что, Адмирал, сколько узлов сегодня думаешь выжать? - кричал шкипер с соседней "Талулы".
   - Рано пока судить, - степенно отвечал владелец "Фотинии", - пусть ветер еще разгуляется.
   - Ветер! Опять этот проклятый ветер, - кряхтел хозяин моторного "Кристиана".
   - Тебе-то какая печаль? Ты же на дизель-шкоте! - бросил Адмирал, и по всем близстоящим парусникам прошлась волна хохота. Русская фраза в английском исполнении имела второй и даже третий смысл, что делало ее звучание более издевательским.
   На "постоянное место жительства" Дед перевел Глена в другую каюту: с одной широкой кроватью.
   - А та, двухъярусная, в которой я сегодня ночевал, для кого? Для команды?
   Хозяин пропустил вопрос мимо ушей. Надо отдать должное, что новоявленный Глен Грант совершенно спокойно отнесся к тому, что Адмирал отвечает только на те вопросы, на какие считает нужным. Владелец прошлого имени подобную бестактность вряд ли вынес.
   - Мне бы помыться. - Глен почесал голову и брезгливо подергал ноздрями - он не помнил, сколько не был в душе. Судя по запаху, дня три, а то и больше.
   - Идея хорошая, но несвоевременная. - Адмирал настраивал встроенную рацию на шестнадцатый канал.
   - Почему?
   - Во-первых, - капитан оторвался от рации и даже повернулся к собеседнику (ну надо же!), - неизвестно, как поведет себя тело во время перехода. Некоторые сильно потеют. Во-вторых, одежда твоя сама просит стирки, а прачечная, если сдать все сегодня, выдаст чистые вещи только завтра. Поэтому рекомендую сойти на берег, купить два комплекта новой одежды, запастись носками, а потом помыться. Лови жетон. - И бросил в сторону молодого человека желтый пластмассовый брелок в связке с ключом. Глен уже знал, что ресурсы лодки лучше экономить, а следовательно, вымыться и разобраться с естественными нуждами рекомендуется на суше. Для попадания в душ имелся магнитный жетон, для туалета - ключ.
   - Про носки обязательно было мне напоминать, да? - Гость поймал передачу и положил ее в карман.
   - Выйдешь из марины, - без малейшей эмоции на обиженную реплику гостя продолжил Дед,- забирай правее к пляжу, к Калле-Хуан-Барьяхо, улица Хуана этого, Барьяхо. Увидишь вывеску Bar Restaurante El Chine. Тебе туда - рядом с рестораном магазин Morrindo. Ближайшее место, где можно купить нормальный свитер и шапку.
   - Свитер у меня в рюкзаке есть, а шапка-то зачем?
   - Выйдем в море - поймешь. - И снова отвернулся.
   Морская болезнь еще не началась, а уже один из обещанных "чертей", кажется, показал свой мокрый пятачок - Адмирал начинал раздражать своей авторитарностью и бесцеремонностью. А быть может, закончили целительное действие кофе с апельсиновым соком и гнусное похмельное настроение затребовало пива. Не говоря ни слова, Глен подхватил рюкзак и выдвинулся к трапу.
   - Будешь в кафе, - бросил ему в след хозяин яхты, - закажи что-нибудь легкое и нежирное: салат, гаспаччо, стакан сока.
   - Зачем? - вопрошала голова гостя, свесившись уже с кормы в салон (один ты, что ли, можешь козлом по ступенькам скакать?).
   - Затем, чтобы рыб было легче кормить.
   Голова ничего не ответила и скрылась.
   Выхода марины ждала дюжина парусников, а с противоположной стороны, на вход в бухту, качалось штук семь яхт. Образовалась своеобразная пробка. Справа по борту раздался резкий звук медного рожка - устройство для привлечения внимания. Звук такой, что волей-неволей обернешься.
   - Эй, "Фотиния", - крикнул капитал "Лейлы", оторвав губы от рожка, - вы на выход?
   - А вы думаете, мы тут автобус ждем? - ответил Адмирал.
   Капитан "Лейлы" шутку оценил и, подмигнув, показал руками знак ОК.
   - За вами будем!
   Наконец подошла очередь "Фотинии". Дед потянул дизель-шкот (шутник!), помахал на прощание рукой шкиперу "Талулы" и дал два узла на выход.
   Ветер усиливался. Как только Oyster покинул марину, шкипер выключил движок, настроил паруса, яхту схватило и понесло.
   - ЙУХХУУУУ!!! - закричал что было моЄчи Глен Грант от накрывшего его восторга! - ЙУХХХУУУУУ!!!
   Он встал перед тиковым столиком, расправил руки, закинул голову и, набрав в грудь побольше воздуха, снова испустил победный клич команча. И нету у меня никакой болезни! Вот так!!! ЙУХХХУУУУУ!!!
   Эскадрон разнокалиберных чертей поджидал его в засаде и, как только яхта приняла первые настоящие океанические волны, выскочил на Глена с гиканьем и улюлюканьем. Сарынь на кичкууу!!! Боль, горе, злость, досада, бешенство, ненависть, стыд с накатившей на корму соленой водой навалились на него и начали адскую пляску. Он ненавидел себя, презирал Адмирала, злился на обстоятельства, бесился от бессилия, стонал от боли, стыдился чувств и хотел умереть от горя. О, как он хотел умереть!!! И было уже все равно, что лодка почти легла на правый борт, а его "канареечная" спина держит дюймов пятнадцать от воды; и крутил он на одном месте приказы Деда засунуть в рот полоску имбиря; и хрен с тем, что его уже по которому разу окатывает с ног до головы, отчего болят уши и дерет глаза; и плевать он хотел, что из глаз текут слезы, а... а вот делать это на себя совершенно не хочется.
   - Перегнись за борт! - крикнул капитан. - Сейчас чуть выровняю лодку - будет удобнее.
   - Ааааааааааааааааа! - кричал Глен, изрыгая из себя хамон, моцареллу, крем-суп из шампиньонов, стейк рибай и пиво. - Аааааааааааааааааааааа! - Дед, собака, был прав - не надо было жрать! - Ааааааааааааааааааааа!!!!!
   А потом стало все равно. Просто все равно. Полное опустошение. Будто вместе со стейком по неосторожности ты выплюнул собственную душу. Нельзя сказать, что подобное чувство ему незнакомо, отнюдь... Но нынешнее состояние наводило ужас. Такое ощущение, что Морской Дьявол поднялся со дна океана, обвил ледяным жгутом, алчно припал ко рту зловонной пастью и начал высасывать из тебя по капле горе, радость, смех, печаль (останься, печаль, хоть ты меня не бросай!), обоняние, осязание и все то, что находится в телесной оболочке...
   Капитан поставил режим "автопилот" и, шустро перещелкав карабины, добрался до второго члена экипажа. Первым делом просунул между вялыми бескровными губами розовый лепесток имбиря.
   - Давай иди вставай к штурвалу, - сказал Адмирал, зажав одновременно в кулаке две шлейки: свою и Гранта. - Легче будет. Море подуспокоилось.
   - Не хочу, - бесцветным голосом ответил попутчик. Лицо его имело серый оттенок, под глаза залегли тени - в гроб краше кладут.
   - Приказы капитала не обсуждаются. - И посмотрел прямо в глаза. Осталось ли в них хоть что-нибудь?
   Орудующий в теле напарника Морской Дьявол дрогнул и отшатнулся.
   - Держись за штурвал и выбери себе любой ориентир на горизонте, - командовал седой шкипер. - Когда стоишь у руля и смотришь на горизонт, качка легче переносится.
   - ОК, - едва теплящимся голосом ответил Глен Грант.
   - Не ОК, а принял держать штурвал и выбрать точку на горизонте.
   - Принял держать штурвал и выбрать точку на горизонте.
   - Вот так!

Адмирал Нельсон

   С первым глотком виски жизнь постепенно начала к нему возвращаться. Перестало колоть в пальцах, глаза начали различать цвета и оттенки, морской бриз разбавлял запах жаренного в оливковом масле чеснока, по телу разлилось тепло. Только злость на капитана все не хотела уступить место восхищению. Им же. И это вносило радость - вернулись чувства. Хоть какие.
   Официант в длинном фартуке уже нес закуски: жаренные в крупной соли зеленые перцы, мелкий вареный картофель с полагающимся ему красным соусом mojo roso и зеленым mojo verde, запеченый в меду козий сыр, а также прочие tapas. В животе приятно заурчало - аппетиту добро пожаловать!
   - Grazias! Вот сколько раз ни пытался сам приготовить этот картофель, - капитан наткнул вилкой присыпанный соленой пудрой маленький шарик, - не получается. Что ты делаешь?! - вскрикнул Адмирал с ужасом. - Не надо его чистить! Макай в мохо и ешь! Ну что, вкусно?
   - Да, неожиданно... Я вообще-то картофель не ем... - И осекся. Это кто-то другой не потребляет картошку, а Глен Грант так просто с удовольствием и наколол бы еще парочку.
   - Я полагаю, - продолжил капитан, - тут дело в трех составляющих. Во-первых, - он выставил указательный палец, - сам сорт канарской картошки. Думаешь, ее недозрелую собирают? Нет, эта дробь растет здесь сама по себе такого размера. Если надкусить и поднести к свету... - капитан неожиданно прервал речь, - ни черта не видно! Они что, на свечах экономят, что ли? - Дед обернулся. - Hei, Senoir, triaga per favor... проклятье, забыл, как будет свеча...
   - La candela, Senior! Si! - улыбнулся официант и, взяв прозрачный шар с плескающейся в нем шайбой, направился к столику.
   - Действительно, как же еще - конечно, ла кандела, - буркнул Адмирал и продолжил: - Так вот, grazie, если надкусить, а мы это сейчас сделаем, и поднести к свету, то внутри наша картошка - желтая!
   - И правда! - Глен по-мальчишески улыбнулся. Картошка желтая! Ну и что с того? Зато стало так радостно...
   - Так, теперь второе, - Адмирал выставил средний палец, - варят они свою papas canaries не просто в соленой, а в морской воде. Причем до полного выкипания. Поэтому создается впечатление, что картошку чем-то припорошили. Это морская соль. Ну а третье, - правой рукой Адмирал поднял стакан с виски, а левой отогнул безымянный палец, - магия. Без нее не обойтись. Сколько пробовал ее варить - не выходит у меня так. За волшебство и выпьем!
   Действительно какая-то магия. Черная или белая - пока не разобрать, но то, что творилось с ним на лодке и что происходит сейчас... а ведь морской волк снова оказался прав - лекарство. Медленное, крайне неприятное, но очень верное. На фоне перенесенных духовно-физических страданий небольшой кусочек той боли, кажется, перестал саднить...
   - Если хочешь, то переночевать сегодня можешь у меня, а дальше - решай сам. - Специальной лопаточкой яхтсмен аккуратно перекладывал жуткие с виду зеленые перцы себе в тарелку.
   - Скажите, а все страдают морской болезнью?
   - За редким исключением все. - И положил перец себе в рот. - Ммммм, божественно! Попробуй. Тоже сколько раз пытался пожарить перцы (казалось бы, чего проще?) - ничего путного не выходило.
   - А за сколько в среднем человек прикачивается?
   - Зависит от самого человека. Тут ведь тоже, как с папас канариес, три составляющие.
   - С магией? - на полном серьезе спросил Глен.
   - Не без нее.
   Плавающая в водяном шаре свечка давала мерцающий свет. Он отражался от стенок сосуда, снова падал на водную гладь и создавал иллюзию качки. Гранта снова замутило, и он, схватившись за стол, уставился на темнеющую линию горизонта.
   - Во-первых, - продолжал шкипер, - все зависит от индивидуальных особенностей организма. Его физического и психического состояния, вестибулярного аппарата, степени обезвоживания, охлаждения, общего самочувствия. Включая последствие алкогольного опьянения. - Адмирал разлил по бокалам воду, кинул в каждый по дольке лимона и пододвинул напиток держащемуся за стол собеседнику.
   Ветер снова усилился, пламя в шаре плясало, воск свечи дрожал, становилось прохладно. Официанты принесли клетчатые пледы.
   - Во-вторых, - продолжил Дед, заворачиваясь в шотландку, - быстрее прикачивается тот, кто регулярно сходит на берег. В офшоре прикачивается значительно медленнее. А еще есть различные упражнения и хитрости типа имбиря, обильного питья. Таблетки, в конце концов. Так что, - он провел рукой по аккуратной шкиперской бородке,- если учесть условия, что я перечислил выше, то мы имеем пересечение множества А и множества B, что в свою очередь дает нам множество С.
   - Какие-то диаграммы Эйлера-Венна выходят, - усмехнулся Глен.
   - Все в нашей жизни так или иначе диаграммы Эйлера-Венна, - тяжело вздохнув, ответил собеседник, - кстати, а ты откуда про диаграммы знаешь?
   - Занимался... в свое время, - уклонился от ответа Грант. - Так где же магия?
   Какое-то время Дед смотрел на него молча и внимательно. Будто за сутки не нагляделся.
   - А магия, - Адмирал постучал себя указательным пальцем по лбу, - находится здесь. Самая большая магия. Внутри черепной коробки находится что-то типа гироскопа. Он реагирует на изменение углов ориентации тела, следовательно, чувствителен к изменению горизонтали. Когда начинается даже самая незначительная качка - меняется линия горизонта, гироскоп посылает сигнал в мозг, но глаза это изменение не воспринимают. Слишком ничтожно. У них все ровно, никакого смещения, о чем также рапортуется в мозг. Происходит конфликт, и начинается то, что ты пережил сегодня. Поэтому лучшая магия от качки -- это убедить самого себя, что ты держишь линию горизонта. Несмотря ни на что.
   "Держать линию горизонта несмотря ни на что. Держать линию горизонта несмотря ни на что. Держать линию горизонта несмотря ни на что..." - эту фразу в ближайшие несколько лет он будет повторять как молитву, как заклинание, как магический заговор до тех пор, пока Глен Грант не пожмет Ему по-дружески руку и не скажет на прощание: "Я тебе больше не нужен. Дальше - сам". Но до этого еще нужно дожить, а пока новоявленный Глен задал последний, за тот ужин вопрос Адмиралу:
   - А есть такие, кто вообще не прикачивается?
   - Есть, - кивнул яхтсмен, - но таких единицы. Адмирал Нельсон, к примеру.
   - Неплохая компания...

День пятый

   Они поспорили. Адмирал считал, что спутнику на укачку потребуется еще дня три. Глен оценивал себя менее оптимистично и положил неделю на разборку с чертями. Уложился в пять, но перед первым офшором (а переход на Лансароте, как ни крути, меньше тридцати часов не занимает), тренируясь на куске веревки вязать узлы, крамольно подумывал о таблетке. Для подстраховки.
   Вернувшийся в салон капитан, услышав про химию, только брезгливо поморщился.
   - Для офшорки смысла в таблетке я не вижу,- сказал он, ставя на стол три высоких крафт-пакета, - У всех антикинетозных препаратов есть один побочный эффект - снотворный. В какой-то момент тебя отрубит, сознание будет спать, а гироскоп продолжать качаться. В результате, как проснешься, быстро наверстаешь упущенное, даже с прибытком.
   - По спирали Фибоначчи? - Глен взял веревку и изобразил в воздухе контур улитки. Он обратил внимание, что Дед любит подобные метафоры.
   - А хорошее сравнение! - Яхтсмен достал из первого крафта пакет молока, поставил на него коробку яиц и направился к холодильнику. - Спираль Фибоначчи - Золотая спираль... Золотое сечение Мироздания! Все подчиняется его законам. Даже галактики. А знаешь ли ты, мой друг, что сам Фибоначчи ни "свои числа", ни "свое сечение", ни спираль эту не изобретал? Так называемая последовательность Фибоначчи была хорошо известна в Древней Индии и использовалась в метрических науках, а также в стихосложении. И до сих пор используется.
   Яхтсмен закрыл холодильник, облокотился на переборку и, закрыв глаза, задумчиво продекламировал:
   Вот здесь лежит больной студент;
   Его судьба неумолима.
   Несите прочь медикамент:
   Болезнь любви неизлечима.
  
   - Ваши стихи? - на всякий случай спросил Глен.
   - Нет! Что ты! - отмахнулся от него как от привидения шкипер. - Это Пушкин! Александр Сергеевич... Всего 14 слов. Делим на 1,618, получаем приблизительно 8,7. 8,7 округляется до 10. Обрати внимание, "неумолимо" и "несите" просто тянутся, гравитационно тянутся к "прочь". Слово "прочь" и есть ударное, ключевое, "золотое сечение" ритма данного четверостишия.
   - Хм... действительно, - согласился Грант и присоединился к разбору пакетов.
   - Какие планы у тебя сегодня на вечер? - спросил Адмирал, делая очередной заход к столу.
   Интересно выходило: они уже шесть дней как делили одно пространство, но совершенно в нем не пересекались! Вроде бы и завтракали, и переходы совершали вместе, убирались, планировали, покупали продукты. Более того: Адмирал учил Глена управляться с яхтой, а все равно каждый оставался в своем мире. И вопрос вечернего досуга что шкипер, что его ученик решали для себя сами.
   - Дома, наверное, останусь. - Гость даже не обратил внимания, как начал называть чужую лодку своим домом. - Сегодня Франция с Германией играют.
   - Да? А что, сегодня уже четверг? Как время бежит! Ну, в таком случае прошу разрешения составить тебе компанию на матч. Со своей стороны, приглашаю разделить со мной ужин: я на пристани сегодня разжился шикарным осьминогом, а у местных виноделов - двумя интересными бутылочками как бишь его? - И достал из нагрудного кармана трикотажного поло очки - Rumos! О как!
   Глен кинул взгляд на две неприглядные бутылки без контрэтикеток и скроил скептическую мину. Адмирал ухмыльнулся:
   - А ты зря куксишься, хочу я тебе сказать. Риох и Приоратов ты купишь в любом магазине, да тот же Pingus - и он не проблема. А вот это вино, - он щелкнул пальцем по горлышку,- ты не попробуешь больше нигде в мире! Только здесь! И оно, поверь мне, зачастую весьма высокого качества. Изготовляется на домашних винодельнях для собственного потребления. Никакой химии, а некоторые даже без консервантов - чего консервировать? Тысячу бутылок в год максимум? Смешно! Вино прокиснуть не успеет - разойдется по соседям или в редких случаях доедет до ярмарки. Для себя же не будешь плохо делать, да?
   Pingus... Domino de Pingus... "Пингус" почти как "Пингвинус"... смешное название запомнилось сразу. Тогда все просто помешались на этом "Пингусе", особенно после того, как в девяносто седьмом корабль, перевозивший партию Domino de Pingus, пошел на дно. Цена на год "утопленника" тогда возросла в два раза. Коммерция... а еще сомелье, предлагавший вино, рассыпался в комплиментах: и про хрустящие, поразительно чистые нотки темных ягод, и про шелковистые танины, про выразительное послевкусие и биодинамику, что использует производитель... Конечно, она выбрала его...
   - Что с тобой? - Адмирал подозрительно посмотрел на Глена.
   - Нет, нет, все нормально, просто задумался...
   - Так вот, про что я говорю, - а действительно, что-то он сегодня слишком говорливый, обычно молчит, - местные используют малоизвестные, локальные, их еще называют автохтонные, сорта винограда. И вкус, хочу я тебе сказать, иногда выходит удивительный, а цена - сущие гроши. Так что не морщись, если увидишь, что пробка у этого Rumos синтетическая! Кстати, о пробках...
   Пробки... Да что ж это за напасть сегодня? И пробки она начала коллекционировать с того самого Domino de Pingus... Официант принес счет, а в подарок пробку...
   Адмирал тем временем выдвинул нижний хозяйственный ящик, где хранились пакеты для мусора, пищевая пленка, фольга, вощеная бумага, и, достав со дна горсть винных пробок, принялся их пересчитывать. Господи, ну за что мне все это?! Скорее бы в море держать линию горизонта!
   - Шесть, семь, восемь... маловато будет. Ты на сушу?
   - Да, - ответил Глен Грант - ему срочно нужно развеяться, иначе... иначе все эти дни впустую, - закажу в кафешке напротив марины, чтобы доставили к семи папас канариес с мохо и жареные перцы.
   - El Conquistador не доставляет. И перцы у них в масле плавают, - хозяин яхты ссыпал найденные пробки в кастрюлю, - а соседний Papa Fernandez - другое дело. Раз ты туда все равно идешь, передай привет старику Фернандесу - добродушный такой маленький толстяк, и попроси у него пробок. На стойке чаша прозрачная стоит - они в ней всегда лежат. Покопайся и постарайся выбрать штук десять кольматированных, а не агломерированных пробок. Их легко различить, - и достал из кастрюли один "пенечек", - смотри, вот эта кольматированная. Иными словами, сделана из цельного куска. А лакуны на ней видишь? Это дефекты. Они заполнены пробочной пылью. А агломерированные, - капитан вытащил вторую пробку, - выглядят как мозаика. Они из клееной или прессованной крошки. Таких большинство.
   - Зачем вам столько пробок?
   - Как - зачем? - Дед хитро прищурился. - Осьминогов варить! Самые лучшие осьминоги получаются, если варить их вместе с винными пробками, а за несколько минут до окончания бросить в воду пару лавровых листов. Клееные и прессованные развариваются на мелкие куски. Не люблю крошки вытаскивать.
   - Понял. Напишите на бумажке, как будет пробка по-испански.
   - Зачем? Так запомнишь. Из чего пробка делается?
   - Из коры...
   - Вот так и будет - лос коркос.
   Матч, вино и осьминог не подвели. Особенно вино. Полдюжины бутылок решили прихватить завтра на переход до Лансероте. На этом пожелали друг другу спокойной ночи и отправились по своим каютам.
   На следующее утро после завтрака Глен Грант убирал кокпит и мыл посуду, а капитан уселся за столик шкиперского уголка прокладывать маршрут. Он разложил перед собой карту, достал навигационную линейку, открыл лоцию, вооружился карандашом, вытащил из ящичка морской циркуль-измеритель и начал расчет.
   "Вот чудак-человек, - глядя в очередной раз на капитана, подумал Грант, - хорошо, что еще астролябию не крутит". Наконец не выдержал и спросил:
   - Адмирал, а скажите мне, зачем вы вручную прокладываете маршрут? Ведь есть GPS.
   - Ходить только по GPS опасно, - ответил шкипер, проводя линию на карте.
   - Ну а "Вишми"? Качественное же приложение выпустила! Бери и пользуйся!
   Дед отложил карандаш в сторону, снял очки и, потерев переносицу, заново водрузил окуляры.
   - GPS! "Вишми"! - фыркнул он. - Дались вам эти GPS и "Вишми"! А ну как спутники откажут или "Вишми" передумает свое приложение поддерживать? Что тогда? Электричество закончится? Компьютер водой зальет? Что делать будете, господа яхтсмены? Головой совсем думать не хотите! GPS! "Вишми"!
   И, раздраженно дернув плечами, снова углубился в расчеты.

Katy and Shark

   Яхтенные премудрости со всей этой голландско-английско-французской морской терминологией с учетом русской специфики давались ему на удивление легко. Для себя он выбирал наиболее удобные для запоминания названия независимо от языка. К примеру, сигнальные метки на парусах в виде кружка с висящей полоской называются telltales (болтуны, ябеды). Однако русское название - "колдунчики" вопреки логике показалось ему более уместными. Прямые, лишенные изгиба, хвосты колдунчиков с обеих сторон паруса указывают на то, что он установлен идеально. То есть ябеда перестает болтать. А Глену почему-то привиделся летящий колдун с длинной бородой из бабушкиных сказок. О, как она их рассказывала! До сих пор оторопь берет! Шмяк о парус и прилип. И борода по ветру. Так тебе и надо! Голландское "шкот" несло больше смысла, нежели английское sheet, попутный ветер - только фордевинд, и никак иначе. Кстати, пожелание моряку того самого фордевинда выдумал тот, кто море видел только на картинках. Яхту несет, закручивает, и она становится едва управляемой - это Глен ощутил в полной мере и с тех пор желал попутного ветра только недругам.
   - Нос у яхты называется бак. Левая сторона - portside, - учил Адмирал, - то есть сторона порта. А вот правая сторона - starboard (звездный борт). С ее названием сложнее. Мне нравится неубедительная, но романтическая версия, что старборд пошло чуть ли не от викингов. Они якобы всегда привязывались для ориентировки к правой части звездного неба. Ни компаса, ни GPS с "Вишми" у них ведь не было.
   Последняя фраза - с особым сарказмом.
   - А может быть, старборд - это от староанглийского steorbord? Сторона, по которой судно управляется?
   - Методично! - уважительно и с пониманием дела кивнул капитан. - А что ж с романтикой тогда будем делать?
   - Хорошо, - улыбаясь, отвечал ученик, - пусть викинги остаются.
   И оба глупо захихикали, глядя друг на друга как нашкодившие школьники.
   Вот удивительным чувством юмора обладал Адмирал - говорил вроде о серьезных вещах, а Глен не мог сдержать улыбку. Как с викингами или в самый первый день на "Фотинии" при проведении вводного инструктажа. Ничего не предвещало радости.
   - Это - гик. - Шкипер похлопал длинную горизонтальную штангу внушительной толщины. - На нее крепится грот. Около гика или в его радиусе всегда ходи пригнувшись. Не дай бог порыв ветра, а ты забыл или слабо закрепил превентор - гикнет так, что калоши одни останутся. Что ты смеешься? Голову сто процентов проломит. А может, и оторвет.
   Английский аналог голландского "гик" - "бум". Куда уж доходчивее? Однако бум не может гикнуть, да так, чтоб с калошами... поэтому остался лежать на дальней полке у задворок памяти.
   Еще одна "веселая" история случилась с Гленом месяц спустя, когда он вдруг возомнил себя профессионалом и пренебрег правилом номер один - всегда оставаться пристегнутым на яхте. Пригнувшись, он направился к мачте "брать" риф, то есть убирать часть паруса, и не посчитал нужным пристегнуться к мачте. Ерунда! Тут секундное дело - дольше со страховкой возиться! И в этот момент накатившая волна ударила "Фотинию" в борт, отчего лодка дала сильный крен. Основание ушло из-под ног, и горе-мореходу ничего не оставалось, как схватиться рукой за спускавшийся с мачты натянутый фал. Так и болтался с минуту, пока Адмирал не выровнял курс. Глену это показалось забавным, особенно когда он кружился на одной руке вокруг мачты, но, когда Грант вернулся в кокпит, его прошиб холодный, до инея пот.
   Знания и навыки слоями укладывались один на другой, вытесняя из головы то, что привело его к стакану виски Glen Grant в баре на Тенерифе-Сур. Что же касается души, то ответственность за нее взяли Ветер и Океан. Стоя у штурвала, набирая скорость или держа что есть сил курс на большой волне при фордевинде, Глен кричал. Кричал все, что лежало камнем, что жгло, кололо, кусало и рвало душу на куски. Ветер подхватывал звуки и уносил в Океан, который раззевывал беззубую черную пасть и гасил очередную порцию боли в холодном соленом нутре.
   Они уже пять с лишним месяцев жили бок о бок, делали большие переходы, держали ночные вахты, но друзьями не стали. Каждый качался на своей волне - на ней и вышли из Кэмпбеллтауна в Порт-Эллен острова Айла.
   Шкипер "Фотинии" и его ко-шкипер ввалились в обнимку в Katy and Shark, даже не сняв грубых непромокаемых сапог, но в Katy and Shark посетителей во фраках и не ждали - вся публика заведения сплошь состояла из яхтсменов, а сама таверна ходила ходуном. Под бьющий из динамиков английский шанти про пьяного моряка команда какого-то британского судна вбивала в пол ногами гвозди и истошно орала:
   What'll we do with a drunken sailor,
   What'll we do with a drunken sailor,
   What'll we do with a drunken sailor,
   Earl-aye in the morning?
   Shave his belly with a rusty razor
   Shave his belly with a rusty razor
   Shave his belly with a rusty razor
   Earl-aye in the morning!
   Зал радостно подпевал. Сначала пьяного китобоя брили тупой бритвой, затем подкладывали в постель к капитанской дочке, сували в мешок и кидали за борт, вздергивали на рею, протыкали ржавой саблей и так далее до бесконечности. Наконец все выдохлись, пропели заключительное йоарлиэр инземорниг, сами себе поаплодировали и на некоторое время воцарился покой. Адмирал с Грантом двинулись в зал.
   Дед и здесь, на краю географии, оказался личностью известной.
   - Привет, Адмирал, - крикнул по-русски из дальнего угла таверны молодой красивый шкипер. - Ну как тебе нынче погодка, а?
   - Привет, Андрей, - поприветствовал русского Адмирал. - Забирало так, аж дух захватывало. Давненько такого не было! Я попозже подойду!
   - Адмирал! - Это уже владелец Katy, кудрявый рыжеволосый шотландец, спешил навстречу гостям, - Рад тебя видеть! Здравствуйте, сэр, - он протянул широкую длань, - Роберт Мак Ивер.
   - Очень приятно. Глен Грант.
   - Што? - Шотландец от удивления приоткрыл рот, взглянул на капитана, но тот только кивнул. Мол, да, ну вот такое у человека имя... Мак Ивер не поверил и переспросил: [Author ID1: at Tue Jun 14 18:35:00 2016 ]
   - Как вы сказали? Глен Грант?
   - Да. - Он хотел добавить "И што в этом такова?", но не успел - Роберт поднял обе руки вверх, выдал на манер испанской танцовщицы пару щелчков и, выставив указательный палец, крикнул на барную стойку: - Адмиралу и его другу выпивка сегодня за счет заведения!
   - А удобное у тебя имя. - Дед похлопал ко-шкипера по плечу. - Очень выгодное для Шотландии.
   И тут до него дошло... За прошедшие месяцы он по-настоящему стал Гленом Грантом. Просоленным морским волком, продутым всеми ветрами ко-шкипером, прокачанным волнами моряком, человеком без прошлого и без будущего... Да, будущего без моря он себе не представлял, но сидеть всю жизнь на борту у Деда...
   - Адмирал!
   Очередная встреча. Из-за стола поднялся здоровенный детина и поспешил обнять капитана "Фотинии".
   - Папай! - обрадовался Дед. - И ты здесь?
   Мужик и взаправду напоминал мультяшного морячка Папая: такие же круглые, чуть глуповатые глаза, "приспущенные" щечки, слегка оттопыренная нижняя губа и слишком длинные руки.
   - А где ж мне быть, когда так задувает! Откуда идете?
   - Из Кэмпбеллтауна.
   - О-оооо! - восхищенно протянул Папай.
   О да, такого перехода у Гранта еще не было. Такого ветра, такого крена и столь мощных волн нужно еще поискать. Волна за волной их окатывало ледяной водой, "Фотинию" бросало, в отчаянии она несколько раз черпала старбордом, но Адмирал быстро перехватывал у недостаточно опытного ко-шкипера штурвал и выводил лодку из опасного крена. "Давай, Светка, давай, родная! Ну? Ты же можешь!" - говорил он в сложные моменты. Кто такая Светка? Покровительница моряков? Личная святая? Но на размышление не было времени: подобранный до состояния косынки стаксель держался на честном слове, гик натужно скрипел, мачта норовила согнуться, страховочные шлейки трещали, карабины того и гляди испустят дух, а Глен Грант хохотал: вспоминал свой первый переход с Лос-Кристианос на Лас-Галетас. Господи! Детская песочница по сравнению с сорока четырьмя часами настоящего Океана. Дед держал обещание: просто два человека в объятиях стихии. Что может быть прекраснее? Или ужаснее? Но это было восхитительно! И как результат стоят они сейчас, плечо к плечу в Katy and Shark, и ловят на себе взгляды полные восторга. Спасибо тебе, Дед, спасибо за все и Светке твоей загадочной тоже спасибо.
   Именно в этот день, стоя в обнимку в шотландском баре, оба почувствовали, что стали друзьями.
   Мужчины сразу, без закуски, приняли по пятьдесят грамм и в блаженстве откинулись на спинки деревянных лавок - хорошо! Синхронно расстегнули штормовые куртки... Сразу принесли еду, закуски, еще выпивки, и экипаж "Фотинии" с ритмичными остановками на "Ну, вздрогнули!" предался чревоугодию. Насытившись, Адмирал похлопал себя по груди, дернул плечами, крутанул затекшую шею и, извинившись, покинул Гранта:
   - Пойду наведаю старого приятеля, - и направился в сторону того красивого шкипера Андрея.
   Ко-шкипер кивнул, подпер ладонью левую щеку и прикрыл глаза.
   - Не помешаю? - Папай тронул его за плечо.
   - Нет, нет, - присаживайтесь, - очнулся Глен Грант.
   - А Адмирал где? - спросил детина, протискиваясь между столешницей и лавкой.
   - Пошел проведать старого друга. - Грант кивнул в сторону русского. - Выпьешь?
   - Не откажусь!
   Им принесли еще местного односолодового виски, и порядком разомлевший Глен произнес по-русски:
   - Ну, за знакомство!
   Гость противиться не стал. Он опрокинул стакан, выдохнул в сторону, вздрогнул от удовольствия и спросил:
   - А ты что, получается, тоже русский будешь?
   - Да.
   - Хм... А не похож. И акцент у тебя не русский. Ну ладно, чего только в жизни не бывает. Ты давно с Адмиралом?
   - Да с полгода где-то. А что?
   - Да ничего. - Мощной клешней Папай зацепил оливку и бросил в отягощенный выпяченной губой рот. - Повезло тебе, парень. Ты даже не представляешь, как тебе повезло! Адмирал лучший. Ты понимаешь? Он самый лучший!
   - Это я уже понял, - согласился ко-шкипер.
   - Э-эээ! - Моряк так махнул рукой, что стоявшие на столе свечи едва не погасли. - Ничего ты, парень, не понял. Адмирал - волк-одиночка. Всегда один ходит. Никого на борт не берет. А если взял, значит, беда у человека. Горе. И он его излечит. Понимаешь теперь, о чем я говорю?
   Глен Грант понимал подвыпившего мужика как никто другой. За все это время Дед не задал ни одного личного вопроса, не дал ни одного жизненного совета и про себя не обмолвился ни полсловечком. Он, как хирург на операционном столе, четко и методично делал свое дело - удалял разросшуюся в организме опухоль, грозившую пациенту гибелью, а затем выхаживал и ставил на ноги. Ничего личного.
   - Меня он тоже, можно сказать, к жизни вернул.
   Глен подался вперед. Так-так-та-а-ак, а вот это уже интересно.
   - Валялся пьяный в канаве, песни орал и судьбу на чем свет стоит костерил. Девушка, понимаешь, любимая бросила! К лучшему другу ушла, а друзья их сторону приняли. Говорили - я виноват! А я ее любил, ты понимаешь? Больше жизни любил! Как мог, так и любил. Не как в кино показывают, а по-настоящему! Ну что поделать, если я порой бываю неуклюж? И не красавец. Ну вот такой на свет родился! Дороти всем для меня была, а она... - Папай вздохнул, - да что теперь вспоминать. Спасибо Адмиралу. Я инструктором стал. В кругосветку несколько раз сходил. Хорошая у меня жизнь. Я доволен. Но своим умом до такого не дошел бы никогда. Спасибо старику и его... - Папай остановился в растерянности. Брыльки коснулись свитера, губа еще больше оттопырилась. - Представляешь, забыл, как лодка его называлась. Ты сейчас на другой, а та, ну на которой мы с ним ходили, пошла года три назад ко дну.
   - Да ну? - Глен поднял руку вверх, требуя повторения виски.
   - Ага, - обиженным ребенком взглянул на него собеседник. - Напоролась на полной скорости на контейнер, что с сухогруза упал. Контейнеры, чтобы им пусто было, не видно, качаются как поплавки на уровне воды... ну и... Представляешь, как обидно?
   - М-да... Его, значит, получается, спасли?
   - Конечно спасли! - улыбнулся Папай. - Глупый вопрос. Хорошее корыто было. Комната на ней классная одна была - две кровати друг над другом, я в первые дни в ней жил. Спрашивал я Адмирала, зачем ему две кровати, - молчит.
   - Слушай, а у него на "Фотинии" точно такая же комната, - подхватил разговор ко-шкипер, - я тоже спрашивал, и Дед ушел от ответа. Значит, не наше дело. Меня вот другое сейчас интересует - а много нас таких? Ну, кого Адмирал реанимировал?
   - Погоди, - собеседник выставил вперед клешню и начал загибать пальцы, - дай посчитаю: значит, мы с тобой, тот бугай Арни, Марадона и Звездочет. Звездочет тоже, кстати, русский. Итого пятеро! Из тех, про кого я знаю, пятеро.
   - И что, ни одного настоящего имени? - не унимался Грант.
   Папай поболтал головой точь-в-точь как мультяшный персонаж.
   - А зачем? Настоящее имя остается в той жизни, в которой тебе было плохо. Меня вот другое имя сейчас волнует. Той яхты, что пошла на дно, никак не вспомню. Пока не вспомню, не успокоюсь. Так уж я устроен. Странное оно было... Нынешнее тоже не от мира сего, но то, предыдущее... Женское имя... Кажется, русское...
   - Часом, не Светлана? - наугад спросил Глен.
   - Точно! - Моряк подпрыгнул на месте. - Точно! Светлана!
   Ну и дела... При всем уважении Дед чудак каких поискать: игнорирует GPS, маршруты кладет вручную, а в минуты опасности призывает на помощь затонувшую лодку...

Тевтонская свинья

   Ко дню рождения Донкихота ни один из испанских родственников, кажется, не собирался объявляться. Вика даже хвалила себя, что никому про свою затею не рассказала: нет информации - нет разочарования. Зато у нее имелся свой личный повод для расстройства - Денис потребовал определенности и получил ее: они расстались.
   - Вишня, ты в своем уме?! - театрально хлопая глазами и отвешивая челюсть, спрашивала Ника. - Тебе что, Денис мешал?
   - Это я ему мешала. - Вика старалась не обращать внимание на гримасы сестры. - Какое я имею право держать рядом с собой человека, которого не люблю? Это нечестно. Он хороший парень и имеет право на счастье, а я ему не смогу его дать. Так пусть будет свободен.
   - Ну, знаешь! - вспыхнула Ника. - Мне порой кажется, что произошла чудовищная ошибка! Просто гиперошибка! Это ты, а не я должна была встретиться с Володькой! Я прям вижу, как вы сливаетесь в едином экстазе, рассуждая, кто кому чего должен, обязан, как это выглядит со стороны, что скажут люди и насколько все это справедливо! Особенно про справедливость. - В возмущении Ника устроила настоящую бурю: она качалась, волнообразно махала руками - того и гляди потеряет вертикальное положение, но вместо падения Вишня резко остановилась и произнесла: - А я бы, пока вы разной дурью маялись, в это время без разговоров взяла твоего Саймона за жабры!
   - Так уж и взяла бы. - Во избежание морской болезни, провоцируемой близняшкой, Вика сделала себе чашу из ладоней и водрузила в нее голову. - У него, если ты вдруг забыла, есть Маша Реформаша.
   - Да чихать я хотела!
   - Ты умеешь... а я нет...
   Не правда. Не совсем правда... В качестве Виктории Вишневой она, пожалуй, действительно не умела, но стоило представить себя Никой - все могло бы выйти самым замечательным образом. Как это обычно и происходило у Крылатой Победы. Однако, следую неписанному закону, сестры никогда не заступали на территорию друг друга без крайней необходимости, а обольщение - вотчина Ники. Конечно, любовь можно отнести к экстренным случаям, но здесь, как в истории со сменой гражданства, из Вики перло Светкино упрямство - не хочу. Почему? Ответ так же находился в той части характера Светланы, что передался одной из ее дочерей - победа должна быть одержана в честном бою. Никаких подмен.
   С Саймоном после чертополоха разговоры на личные темы больше не велись, но Вика почувствовала, что у Оза изменилось к ней отношение - сместилась волна и расширился диапазон. Что делать? Не может она лирично, как Ника, излагать свои чувства (тем более брать за жабры), но от этого ее внутренний камертон не прекращает резонировать на колебания человека со странными инициалами.
   - Вы сегодня, Виктория, чем-то расстроены? - спросил Саймон в канун дедова дня рождения. Он разрезал традиционно приносимую пиццу - работа на голодный желудок не самое приятное занятие.
   - Да, есть немного. - Вика заваривала для перерыва чай. - Подарок хотела сделать дедушке на день рождения, да не вышло. А я, честно говоря, так на это рассчитывала....
   На самом деле она снова осветила только часть правды. Оставшиеся фрагменты мозаики: скорое расставание (проекты подходили к завершению) и разрыв с Епифанцевым радости не добавляли. Все-таки несколько лет были вместе.
   - Странное дело, - Саймон взъерошил кудри,- у меня в последнее время такое чувство, что я вас очень давно знаю.
   "Да потому что я люблю тебя! Чего тут странного?" - молча ответила Вика, а вслух произнесла, даже с юмором:
   - Потому что каждую ночь с пятницы на субботу мы проводим вместе.
   - Это точно, - усмехнулся он. Mayday, Mayday, Mayday. - Но знаете, что интересно, вы сказали про дедушку, а я вспомнил себя. Мне было лет пятнадцать, и я тоже решил сделать деду подарок - склеить воздушного змея. Мы любили с ним змеев в воздух запускать... Ну где-то я плохо планки выстрогал, где-то клея положил больше, чем положено, и змей в итоге не взлетел. Дедушка про это так и не узнал, зато я, помню, так расстроился... Он мне вместо отца был... - Подумал и добавил: - А бабушка вместо матери.
   - Так вы тоже сирота?!- непроизвольно вырвалось у Вишни.
   - Да... - Он хотел было налить заварки, но отставил чайник. - А почему "тоже"? Вы хотите сказать...
   - Увы, да, - Вика отбросила назад медовую челку, - мама умерла, а отцу мы оказались не нужны. Нас воспитали бабушка с дедушкой.
   - М-да, печально... - ответил Оз, не обращая внимания на множественные местоимения, используемые собеседницей. - Я вас очень хорошо понимаю.
   Они съели пиццу, допили чай и сели за второй проект.
   - Ну что, приступим. - Вика взяла деловую интонацию. - Значит, смотрите - наша группа, проанализировав все ваши пожелания, пришла к следующим показателям. Нагляднее всего это видно на динамических графиках. Подождите, я их сейчас загружу и выведу на экран. Это займет минут пять.
   - Я смотрю, у вас на экране стоит знакомый ярлычок. Только сейчас обратил внимание. При окончательных расчетах и моделировании вы использовали "Вишми"?
   - Да что вы! - Руководитель проекта взболтнула воздух рукой. - Это дела давно минувших дней. Откуда у нас сейчас деньги на "Вишми"? Хотя вы даже не представляете, как я ее wish. Но не беда! Здесь тоже не убогие умом собрались. Мы с ребятами еще на прошлых проектах помозговали, навалились и сделали свои обработки. Конечно, нашим программам далеко до "Вишми", и считают они... Вам плохо?
   Лицо Саймона вдруг побледнело, вытянулось, глаза не мигая уставились на говорившую девушку, но, судя по их выражению, собеседницу он не слушал.
   - Да, кажется, мне плохо...
   - Минутку, я за аптечкой...
   - Не надо аптечки, это про другое, - не отпуская девушку, взглядом ответил Оз. - Сядьте, пожалуйста.
   Вика повиновалась.
   - Виктория, скажите, ведь Вишнева - это ваша... вы родились с этой фамилией?
   - Да.
   - Вы, если я правильно помню, Виктория Михайловна Вишнева?
   - Да.
   - Другими словами, Михаил Вишнев ваш отец?
   - Да, любой Михаил Вишнев вполне может приходиться нам отцом, - с иронией ответила Вишнева. - Мы его в глаза не видели. Он на яхте за границу сбежал.
   - Как на яхте?! - Саймон вскочил. - Не может быть!
   - Почему это не может? - Вика даже в какой-то мере обиделась. - Очень даже может. Он яхтсменом всю жизнь был. У нас на даче полно его яхтенных книг.
   - А почему вы говорите "мы", "нас"? - Саймон не отводил от нее взгляда и напоминал рыбака, гипнотизирующего поплавок.
   - Потому что нас двое. Я и моя сестра-близнец Ника.
   - Бинго! Вот оно чего! - хлопнул в ладоши Саймон и упал на стоящий в комнате диван. - Невероятно! Как же я раньше не догадался! - И тут же принял вертикальное положение. - А кто такая Светлана?
   - Так звали нашу маму. - Вика кинула взгляд на монитор. Данные еще подгружались.
   - А Фотиния?! - уже кричал собеседник, тряся, как вымогающий милостыню нищий, руками. - Кто такая Фотиния?! Скажите ради бога!
   "А может быть, он сумасшедший? Ложится на две недели в клинику подлечить нервы, а Реформаше ничего про это не говорит. Среди нашего брата ученого достаточное количество совершенно неадекватных людей. Взять хотя бы меня. С другой стороны, откуда ему известно мамино имя? И почему яхтсмен не может уйти за границу на яхте? Чертовщина какая-то".
   - Фотиния в переводе с греческого означает Светлана, - глядя исподлобья на взвинченного собеседника, ответила Вика. - Так в православных святцах именуют Светлану. Да что случилось-то?
   - Не может быть... не может быть... - Собеседник тряс головой, тер лицо, взъерошивал волосы и разговаривал сам с собой (ну точно помешанный). - Неужели вы дочери основателя компании "Вишми" Вишнева Михаила?! Vish Mi... ТОЧНО! Точно! Вика, вы слышите меня? Я не сумасшедший, не смотрите на меня так! Вы и ваша сестра дочери того самого ВИШНЕВА! Я теперь в этом уверен! Теперь у меня сложилась полная картина! Не хватало одного звена! Вот почему в его доме и на яхте стоят две кровати друг над другом! Папай, слышишь! Я догадался!
   "Здравствуй папа Новый год!"
   Саймон буквально в нескольких словах рассказал, как познакомился с Вишневым (Вика просто его осаживала): отец вытащил Оза из беды. Какой молодец! А еще научил управляться с яхтой. Прекрасно! И не один только Саймон, Вишневу целых пять человек обязаны спасением. Поставьте ему свечку! Только нужно дальше работать, а про не к ночи помянутом Синдбаде-мореходе (да, именно так!) можно и в другое время поговорить.
   После "потрясающей" новости Вика чувствовала себя разбитой - не каждый день отцы находятся, что чужих детей из беды вытаскивают, а своих бросают. Кроватки, видите ли, у него на яхте брошенных дочерей ждут. Раскаялся на старости лет... Разрыдаться можно. В любом случае это нужно переспать. Вернувшись в третьем часу ночи домой, она кое-как припарковала машину, дотащилась до квартиры и из последних сил нацарапала на кухонном столе записку: "Не будить, пока сама не встану". На день рождения в любом случае успеется - гости собирались к пяти. Однако, войдя в свою комнату, Вишня поняла, что выспаться не получится - на втором этаже их кровати, свесив ногу, дрыхла сестра.
   Делать что-либо тихо близняшки не умели: если ходили на цыпочках, то почему-то сопели, как борцы сумо; если говорили шепотом, то слышно в соседней комнате. Поэтому когда утром Ника проснулась, то не сошла по лесенке вниз, а прыгнула сразу на обе ноги так, что окна зазвенели.
   - Вишня, просыпайся, Вишня! - Записку на кухонном столе Ника, естественно, не читала и начала трясти сестру.
   - Вишня, отстань, дай поспать. - Вика натянула на голову одеяло.
   - Вишня, у меня для тебя офигенная новость - мы с тобой миллионерши! Только мы наши миллионы никогда не получим. - И расхохоталась.
   - А ты-то откуда уже знаешь? - Сна как не бывало.
   - Как это откуда? - хмыкнула Ника и залезла, как в детстве, под одеяло к сестре. - Поехали вчера с дедом покупать ему в подарок от всех нас теплицу. Купили. Потом думаем - а чего ее таскать туда-сюда, когда можно спокойно увезти на дачу. Пока приехали, пока снег почистили, дом затопили, решили поесть. Сидим, чай пьем, и тут стук в дверь: "Хозяева дома?" Короче, нам за наш участок с домом три миллиона предложили. Санчес, ясное дело, отказался.
   - Отец нашелся, - тихим голосом произнесла Вика.
   - Чей? - Ника приподнялась на локте и, задав вопрос, забыла закрыть рот.
   - Ну явно не Санчеса, - с раздражением ответила Вишня. - Наш с тобой. Программу "Вишми", через которую мы Виталиса нашли, помнишь?
   Близняшка откинулась на подушку и кивнула уже лежа.
   - Так вот он ее основатель и владелец. ВИШнев МИхаил. Миллионер. А может быть, и миллиардер.
   - И что нам теперь? - Ника сомкнула губы, после чего состроила пренебрежительную гримасу и повернулась к Вике. - Строиться тевтонской свиньей и на поклон к батюшке?
   - Не дождется.
   - Не дождется.

Если не знаешь, что делать

   Водная стихия не просто расставляет в голове все на свои места, она полностью выкристаллизовывает пространство человека как изнутри, так и снаружи. Кто-то это называет гармонизацией, кто-то выбиванием дури, тем не менее, независимо от термина, остаться один на один со стихией -- это серьезный шаг к пониманию всего мироустройства, а не банальное наведение порядка в сугубо личном мирке, хотя с этого все и начинается.
   На суше можно позволить себе компромиссы как с собой, так и с окружающими. Всегда есть пространство для маневра. Море с компромиссами играет по своим правилам, о которых никого не считает нужным уведомлять. Любой компромисс - шанс. Шанс, что дается маркизе Неприятность появиться в разгар бала и обрушить канделябры. Шанс человеку поймать маркизу за запястье и убедить ее перейти на свою сторону или хотя бы не мешать. Шанс проверить себя и того, кто с тобой рядом, но самое главное - произвести внутреннюю перенастройку. Даешь возможность? Будь готов принять результат и нести ответственность.
   Принятие процесс неоднозначный, особенно в открытом море. Как принять смену ветра или выход из строя агрегата? Нужно научиться разделять. С агрегатом - сам виноват, с погодными условиями - мир существует вокруг тебя, а не ты вокруг мира. Если у тебя меняется настроение, то почему природе не сделать то же самое? А как тогда отнестись к порванному порывом ветра парусу? Бери на себя. В море только для оттенков воды и неба существуют полутона, для всего остального - четкое разграничение.
   Чем больше Глен Грант находился в море, тем больше подобных мыслей его посещало. Сознание разъяснивалось, рана выбаливала, и хоть не существует такого чувства, как принятие, оно приходило и аккуратно занимало подготовленные в душе ячейки. Не хватало только компаса, что укажет дальнейшее направление. Глен не знал, что делать дальше.
   О том, что Адмирал не кто иной, как тот самый Михаил Вишнев, основатель "Вишми", Глен Грант узнал благодаря инциденту, что едва не случился в Каннах. На плотно пришвартованные одна дороже другой яхты несло парусник Jeanneau по имени "Карен". У лодки отказал двигатель. Обезумевшая от ужаса команда носилась по лодке, махала руками, дудела в медную трубку, орала в рупор, а капитан слал по шестнадцатому каналу сигнал Pan, Pan, что означало меня серьезные технические проблемы", но кто в марине будет слушать рацию?
   - И где он таких идиотов в команду набрал? - ругался Дед, давая два узла на выход. - Парус на кой черт вам дан?! Хрен ли по лодке носитесь? Лучше бы кранцами обвесились, чтобы смягчить удар! Дебилы!
   - Что делать будем, Адмирал? - спросил Глен, убрав концы.
   - Значит, вешаем все, что есть, кранцы, подходим к "Карен" максимально близко, ты принимаешь управление на себя, а я прыгаю к ним и навожу порядок в том шабаше.
   - Может, я прыгну?
   - Приказы капитана не обсуждаются. Как подойдешь - держи "Фотинию" так, чтобы в случае чего подставить им наш борт. Скорость маленькая, кранцы нас защитят. В конце концов, у меня страховка все покрывает, а вот если они в кого-нибудь из тех впишутся - в жизни не рассчитаются.
   Капитан "Карен", скорее всего новичок, наконец справился с паникой и принял единственно верное решение - то, что озвучил Вишнев, выходя ему на подмогу. С помощью подоспевшего вовремя Адмирала шкиперы в четыре руки настроили паруса и аккуратно пришвартовались.
   - Я ваш должник! - только и повторял спасенный шкипер. - Вас мне сам Господь послал! Вы мой ангел! Мой первый самостоятельный выход - и какой-то дьявол вселился в двигатель!
   - Никакого дьявола - просто вода в дизель попала, - спокойно отвечал Адмирал.
   С шедшей следом за "Карен" "Игуаны" раздались аплодисменты и крики "Браво!". Игуану еще не поставили на слип, а с ее борта бежал молодой человек лет тридцати.
   - Майкл, это было восхитительно! - кричал парень. - Мы тоже услышали Pan, Pan, но пока сообразили, что делать, вы уже прыгали на "Карен"! В ваши годы!
   - Мы знакомы? - прищурился Дед.
   - Конечно! Я Патрик Брейн, журналист! Помните меня? Я писал про "Вишми" статью! Ваш пресс-секретарь мне сказал, что Вишнев интервью не дает, а вы дали! Только фотографироваться для статьи отказались. Мы еще долго думали, чью фотографию разместить. В результате так никого не нашли и сфотографировали самого пресс-секретаря. Помните?
   - Что-то припоминаю. - Михаил наморщил лоб. - Патрик, у меня к вам будет небольшая просьба. Я, если вы помните, не люблю публичности. Не пишите про то, что видели. Ну а если профессиональная тяга возьмет верх над моей просьбой, то хоть имена измените. Возьмите, к примеру, моего ко-шкипера. Его зовут Глен Грант. Как сорт виски.
   Когда прошедшего кругосветку яхтсмена, если это простой человек, а не кто-то из Великих Одиночек, спрашивают, часто ли на его пути встречались шторма, ответ, как правило, один - ни разу. Существуют метеосводки, предупреждающие о приближении бури за несколько часов, а то и дней. Сообщение о надвигающемся шторме возвращающаяся на Канарские острова "Фотиния" приняла около Ла-Гамеры.
   - Ну что ж, береженого Бог бережет, ты права, Светка, - сказал Адмирал и взял курс на видневшиеся вдали скалы. - Хватит с нас Кэмпбеллтауна.
   Бухта, куда вошла "Фотиния", почему-то напоминала Глену Гранту пиратскую заводь. Возможно, тропический цвет воды, бриллиантово-зеленый, вызвал из памяти фильмы про Веселого Роджера. А быть может, обнимающие изумрудную лагуну черные отроги прятали ее от болтливых ветров и постороннего взгляда - уж если закапывать сокровища, то только здесь. И еще вырастающая прямо из морского дна стена с врезанными в нее ржавыми, облепленными водорослями лестницами наводила на мысль, что когда-то лихие корсары ловко сновали туда-сюда, прячась от непогоды за естественным волнорезом.
   Место было почти диким: ни водой заправиться, ни батареи подзарядить, ни душ принять, даже за швартовку платить некому. Закрепившись у стены, экипаж "Фотинии" сбросил на воду тузика, крохотную резиновую лодку, и добрался до берега.
   - Адмирал, - обратился к капитану ко-шкипер. Даже зная настоящее имя капитала, Глен продолжал называть его по-старому, - можно задам вопрос?
   - Задать можешь, а вот отвечать на него или нет, я подумаю, - откликнулся в своей манере Вишнев.
   Они поднимались по узким улочкам вверх в поисках пиццерии Donato, где, по словам капитана, делают самую лучшую пиццу в радиусе тысячи морских миль.
   - Вы давно не сходили на сушу?
   Вопрос на первый взгляд странный - в данный момент экипаж "Фотинии" находился как раз на суше, но Глен имел в виду другое, и Адмирал его понял.
   - Восемнадцать месяцев. Я взял себе отпуск на два года, но чувствую, что еще дней тридцать и пора... Буду тоже сходить. А вот и Donato. Ты будешь сегодня пить? - И, не дождавшись ответа, продолжил: - А я, пожалуй, махну виски. Что-то накатило.
   В маленькой пиццерии, куда Вишнев привел Гранта, мест не оказалось, но знающий Адмирала хозяин приказал поставить дополнительный стол.
   - Адмирал, - не унимался Глен, - а каково это? Сойти на сушу? Как долго прикачиваться обратно?
   - Непросто. - Адмирал отложил в сторону меню. - Я бы даже сказал - сложнее. В море что? Только морская болезнь, и от нее есть средства: лимон, имбирь, упражнения. А на суше кажется: либо ты этот мир не понимаешь, либо он тебя. И лекарства от этого не существует. Некоторые вообще не прикачиваются. Тот же Папай. Он так и не смог сойти. И, насколько мне известно, счастлив. В море все по-другому. Все четко и ясно: вот компас и восемь направлений, - Дед выставил левую руку, дальше в ход пошла правая, - вот парус - ты на него полагаешься, и он не подводит. Вот штурвал, - капитан свел обе кисти, и сам собой образовался нос лодки, - им ты держишь курс. На суше все иначе. - Корабль вдруг распался, и вместо носа два безвольных фала упали вдоль тела. - Море усиливает все твои качества, хорошие они или плохие, но в реальном мире тебе в такой экипировке порой сложно пристроиться. Чувствуешь себя Рембо с огнеметом на рыцарском турнире. Круто, конечно, но смысл?
   Они сделали заказ. У сидевшей в пиццерии компании местных молодых ребят оказалась в руках гитара, и они весело распевали: "Bamboleo, bambolea, porque mi vida, yo la prefiero vivir asi..." - "Я гуляю, она гуляет, и свою жизнь я хочу прожить именно так..."
   - Ну, будем здоровы! - Адмирал поднял стакан и сделал глоток. Глен последовал его примеру. - А вообще, если решил сойти на сушу, - продолжил Вишнев, - то сейчас самое время. Чем дольше находишься в море, тем сложнее с ним расстаться. Только что дальше будешь делать?
   - То-то и оно, что не знаю. Я так же, как и вы, ученый, занимался в свое время наукой. Кстати, работал на программных продуктах "Вишми". Мне это нравилось... Но что делать сейчас - ума не приложу.
   - Если ты не знаешь, что делать, - делай хоть что-нибудь. Если делаешь то, что нужно, - продолжай, нет - придет понимание того, что надо делать.
   - А вы действительно гений, как про вас говорят.
   - Это не я, - усмехнулся Дед, - это великий Языков. Великий яхтсмен и Великий человек.
   Принесли пиццу, а испанцы закончили петь. Вместо того чтобы приступить к еде, Вишнев жестом попросил у ребят гитару - те с удовольствием передали. Адмирал сделал несколько переборов и, войдя с инструментом в согласие, вступил хриплым голосом:
   Капитана в тот день называли на "ты",
   Шкипер с юнгой сравнялись в талантах.
   Распрямляя хребты и срывая бинты,
   Бесновались матросы на вантах.
   Двери наших мозгов
   Посрывало с петель
   В миражи берегов,
   В покрывала земель,
   Этих обетованных, желанных
   И колумбовых и магелланных!
   Глен не знал этой песни, он вообще, имея русские корни и русскую фамилию, был незнаком с родной культурой - оно и понятно, вырос-то в другой стране. И только язык, на котором в последнее время он снова начал думать, вызывал в душе тот шторм и ураган, от которых они с Адмиралом укрылись в пиратской бухте. Песня задевала за живое, сковыривала незалеченные раны, и, хотя она не имела никакого отношения к его прошлому, из глаз Глена текли слезы. А еще ему казалось, что Дед вкладывает в песню что-то личное.
   Однако не только ко-шкипер "Фотинии" не мог сдержать эмоций: чувствительные испанцы и их соседи итальянцы вряд ли представляли, о чем идет речь, но раскатистое "р" и длинное "а" заставляли их дружно хлюпать носами. Сидевшие по соседству немцы, даром что нордический народ, держались, поджав губы. Морская нация англичане без перевода понимала и молча, отложив приборы, внимала исповеди брошенного корабля.
   Как же так? Я ваш брат,
   Я ушел от беды!
   Полевее фрегат,
   Всем нам хватит воды!
   До чего ж вы дошли?
   Значит, что мне - уйти?
   Если был на мели -
   Дальше нету пути?!!
   Глен увидел свой путь. Он сошел с мели и готов держать линию горизонта несмотря ни на что. Спасибо тебе, Дед.

Яблоки на снегу

   На юбилей к Павлу Степановичу набралось около полусотни гостей. Ученики, друзья семьи, бывшие сослуживцы, коллеги по школе, соседи по даче, френды с садоводческих форумов. Лет восемь назад дед освоил Интернет и теперь лихо им пользовался, чего нельзя сказать про Шурика - она испытывала к компьютеру настороженно-уважительные чувства. Если раньше истиной в последней инстанции для Александры Ивановны являлись печатные издания, то сейчас она важно говорила: "В Интернете пишут...", что означало безусловное принятие вычерпанной из Сети информации. Дальше прогноза погоды, новостей и кулинарных рецептов во Всемирную паутину она в одиночку не заходила. Со всем остальным, что творилось в виртуальном мире, ее знакомил супруг, как, впрочем, и в реальной жизни. Так у них завелось с первых дней и продолжалось уже более пятидесяти лет: Паша - ведущий, Шурик - ведомая. Любимая и единственная. Ни разу Санчес не позволил супруге усомниться в своей преданности (может, и было чего, но про то никому не ведомо), не оскорбил, не унизил. Наоборот, продолжал делать комплименты и обдирать, как романтик старлей, сирень у дома, чтобы преподнести букет дорогому человеку. Саша отвечала взаимностью - нежно гасила вспыльчивый характер мужа, вила семейное гнездо, создавала уют из подручных материалов, поддерживала увлечения, а если и пилила, то самую малость - в профилактических целях. Чтобы жизнь совсем малиной не казалась. Они не были идеальной парой - Павел Санчес и Александра Архарова просто пришли в этот мир, чтобы обрести друг друга и стать единым целым.
   Когда юбиляру произносили здравицы и желали долгие лета, Вишенки про себя переиначивали тосты: "Долгих СОВМЕСТНЫХ лет жизни, здоровья ОБОИМ". И действительно, Шурик с Донкихотом являлись для сестер остовом, фундаментом, точкой опоры, надежной гаванью, что примет в любую бурю. "Поживите, пожалуйста, подольше", - каждый раз произносили Вика с Никой, глядя на сидящих рядом Александру Ивановну и Павла Степановича.
   Звонок с неизвестного номера пришел на Викин телефон в разгар праздника, когда они с сестрой пели по караоке "Яблоки на снегу". Почему-то именно эту песню в исполнении внучек любил дед. Затем и сам именинник взял микрофон и грянул "Батяня комбат". Вика вернулась на свое место и увидела пропущенный вызов. Может, все-таки нашлись родственники? Она же указала в письме дату, место, время проведения торжества. Вишня вышла из зала, села на банкетку и перезвонила. В ответ услышала знакомый голос с восходящим акцентом:
   - Виктория, добрый вечер, это Саймон Оз. Спасибо, что перезвонили. Вам удобно говорить?
   - Д-да, - растерянно проговорила девушка. - Слушаю вас.
   - Извините, что беспокою вас в выходной. Ваш телефон мне дал Борис Вишнев. Я просто переживаю за вас. То, что вы вчера от меня узнали... наверное, не надо было это говорить...
   - Нет, нет, - Вика поспешила успокоить Саймона, - все нормально. Я даже уже рассказала обо всей сестре. Так что с нами все в порядке.
   - Это хорошо. - Оз взял паузу. - Тогда, Вика, мне вам нужно еще кое-что сказать. Мне кажется, это очень важно. Для меня важно. И для вас. Для всех. Чтобы вы все поняли... Чтобы все встало на свои места. Когда бы вы могли уделить мне время?
   Вика робко улыбнулась. Она понимала, что это еще не свидание, но уже и не расчет математической модели...
   Саймон и Вика лежали в чайном клубе на циновках в отгороженной от соседей полупрозрачными загородками кабине. Посетителей хватало, но было очень тихо - люди предпочитали молча пить чай или разговаривать шепотом. На Озе вместо привычного делового костюма - белый свитер и джинсы, что вздернуло и без того натянутые струны Викиной души. Говорят, у пациентов психиатрических клиник случается обострение, если лечащий врач меняет халат, прическу, сбривает усы. Любовь тоже своего рода заболевание. Врач сменил одежду - у Вишни случился криз.
   - Я в чаях совершенно не разбираюсь, - робко опустив глаза, изрекла Вика, - вот Ника - другое дело. Она у нас специалист во всем. Особенно в вине.
   - В вине? - Саймон читал чайную карту. - Это, должно быть, интересно. Кстати, ваш отец тоже хорошо разбирается в винах. Наверное, это наследственное.
   Он попросил принести четыре сорта чая, чтобы выбрать один.
   - Виктория, помните, вы как-то меня спросили, откуда я знаю русский? - нарушил молчание Оз. - Я еще пошутил про шпионскую школу ее величества?
   - Да, помню, - стараясь выглядеть спокойной, выдохнула Вика.
   - Так вот, я вас обманул. Я русский. Про это мало кто знает. Точнее, я про это не распространяюсь. Мое полное имя Семен Петрович Озеров. Саймон П. Оз.
   Виктория снова нарушила наложенный самой на себя запрет и подняла изумленные глаза на собеседника. Тот улыбнулся:
   - Кто бы мог подумать, да? А это именно так. Получилось так, что мамины предки бежали из России после революции кто в Турцию, кто во Францию. Но это только начало их пути. Не буду утомлять вас семейными хрониками, скажу только, что бабушка с дедушкой познакомились в США в сорок пятом году, а в сорок седьмом у них родилась моя мама. Ее назвали Татьяной.
   Створка "комнаты" съехала, и в проеме появилась девушка с набором для чайной церемонии. Пока она зажигала маленькую свечку, раскладывала глиняные блюдца и ошпаривала чайник, Саймон молчал. Затем вошла вторая - она принесла несколько сортов на выбор. Оз жестом пригласил Вику выбрать, и та наугад ткнула пальцем в первый попавшийся.
   - Дальше мы сами, спасибо, - сказал Семен Петрович, и девушки удалились, закрыв "дверь". - Здесь хорошо, тихо... Иногда, когда устаю, я прихожу сюда. Просто помолчать. В чаях, кстати, я тоже не сильно разбираюсь.
   И они тихо рассмеялись. После шутки разговор пошел живее.
   - Шестидесятые годы мы с вами помнить не можем, но знаем, что это расцвет движения хиппи. Make love not war. Мама, нацепив ленточку на лоб, бежала в коммуну таких же, как и она. Хиппи вели свободную жизнь, пели песни, играли под гитару, курили марихуану, употребляли что-то более серьезное... В шестьдесят седьмом родился я. Кто мой отец? Этого не знает никто, а мама назвала меня полностью в честь своего отца Семеном Петровичем. Только "Семен" в Америке не говорят - получился Саймон Петрович, а вот фамилию мама почему-то обрезала. Она же совсем молоденькая была, еще недавно сказки читала "Волшебник Страны Оз" и жила в иллюзорных парах марихуаны... Так из Озерова я стал Озом. Саймон П. Оз. Когда мне исполнилось два года, мамы не стало. По вполне обычной в той вольной среде причине... Я ее почти не помню. Из коммуны меня забрали бабушка с дедушкой. Давайте я вам еще чаю подолью? Нравится?
   - Да.
   - Мне тоже. Название нужно записать.
   - Получается, русский ваш родной язык?
   - Первый. Так будет правильно. В доме мы всегда говорили только по-русски, но за его пределами звучал английский... В Россию, во Владивосток, я впервые попал в девяносто третьем году, и поверьте, мой русский тогда сильно отличался от нынешнего. Я не понимал процентов тридцать, но за несколько месяцев наверстал. А на длительный срок я приехал уже в Москву. И случилось это шесть лет назад. Единственное, от чего не могу избавиться, - от интонации, зато при необходимости могу послать кого угодно куда угодно.
   - Доходят? - Вика непроизвольно улыбнулась.
   - Доходят, но мои успехи в родном языке не главное. - Собеседник сделался предельно серьезным. - Перед тем как поговорить о том, зачем я вас позвал, мне хотелось бы познакомить вас с еще одним человеком. Его зовут Глен Грант.
   - А где он?
   - Перед вами.
   То, что Саймон рассказал Вике, заставило ее руки трястись: она же все это знала, она чувствовала, понимала, ощущала, но не могла облечь в словесную форму! И чертополох не просто так наколола!
   Двенадцать лет назад, возвращаясь из гостей, жена Саймона Софи не справилась с управлением на горной дороге и, слетев с обочины, упала в пропасть. Шансы выжить при таком падении равны нулю. Так Саймон П. Оз лишился семьи: жены и двух маленьких дочерей, трехлетней Мадлен и пятилетней Тани... Вот оно, пустое множество, что является всего лишь частью иного множества... Теперь Вика ощущала все вибрации, и они причиняли только боль.
   Саймон запил. Крепко, горько, безнадежно. Бросил работу, превратился в бродягу и спился бы где-нибудь в подворотне, если бы не яхтсмен Михаил Вишнев. В баре одного из Канарских островов он обратил внимание на глушившего виски парня, мешавшего русскую речь с английской, и взял к себе на борт.
   - Мое настоящее имя его волновало меньше всего, - продолжал Оз, - и я до некоторого момента не знал, кто он такой, но Адмирал лечил меня, накладывал свежие повязки на раны, ни о чем не спрашивал и о себе не рассказывал. Теперь, когда благодаря вам узнал его историю, я понял, почему он за меня взялся... он пережил потерю любимой женщины и... сам лишил себя собственных детей. Со временем к нему пришло прозрение и раскаяние. Именно поэтому он берет на борт безнадежно несчастных людей. Это что-то вроде искупления вины... Он выхаживает нас и... как это у вас говорят... дает поездку в новую жизнь?
   - Путевку в новую жизнь.
   - Да, путевку. По меньшей мере пять человек с его помощью справились со своей бедой и заново научились держать линию горизонта. Глен Грант, Папай, Арни, Марадона и Звездочет. Ни одного настоящего имени.
   - Почему Папай? - перебила Вика, хотя ей совершенно не хотелось этого знать. Спросила, чтобы спросить.
   - На морячка из мультфильма похож. - Саймон снова смотрел на Вику не отрываясь, будто находил в ней все новые и новые черты. - Вика, я позвал вас, чтобы сказать, что Вишнев до сих пор любит вашу мать. Он больше не женился. Живет один. Я не считаю пожилую домработницу Марию, что убирает его дом. И детей у него, кроме вас, больше нет. Зато есть комнаты с кроватями друг над другом. Мне кажется, он ждет вас с Никой... А в том, что Адмирал до сих пор любит Светлану, даже не сомневайтесь. Она присутствует в нем, а ее душа невидимо пребывает с ним. Я сам это видел. Я впервые, можно сказать, видел, как люди любят друг друга с того света! В минуты опасности Адмирал всегда зовет Светлану. И она приходит. И спасает. Она нас из такого шторма в Шотландии вывела! Я уже с жизнью почти начал прощаться! А когда яхта адмирала "Светлана" пошла ко дну, напоролась на контейнер, его шансы на выживание были невелики - открытое море, несудоходный маршрут. Сигнал бедствия Mayday, вы его знаете как SOS, никто даже не успел засечь, а прочую электронику он на борту не держит. Однако на вторые сутки в тот квадрат, где Адмирал дрейфовал на спасательном плоту, чисто случайно зашло рыболовецкое судно - пьяный капитан сбился с курса! Конечно, кто-то выпившего накануне шкипера может рассматривать как совпадение, но явно не тот, кто хотя бы раз побывал в открытом океане. Я считаю - это Светлана привела рыбаков на помощь. Поэтому, исходя из рассказанного, позволю себе предположить, что ваша мама там, наверху, хочет, чтобы вы простили отца... И опять же, я уверен - это она свела нас. Адмирал сломлен чувством вины и никогда не сделает первый шаг. Вы держите на него заслуженную обиду. Что делать? Посылать посредника, и Светлана выбрала меня. Я ведь не собирался идти на проекты с вашим Институтом, но в последний момент какая-то сила просто бросила меня на них, и я вынужденно дал согласие.
   По лицу Вики скатилась слеза, но она даже этого не почувствовала. Все это очень трогательно, вечная любовь... но простить отца они не могли. Где он был, когда под закат СССР Санчесы добывали еду и одежду? Стояли часами в очередях, от себя отрезали - лишь бы девочки были сыты? Шоколадку на три дня делили. Йогурт только по праздникам. Кого он спасал, когда сначала Нику, а через два часа Вику забрали с аппендицитом в разные больницы, вынужденная торговать на рынке бабушка не могла бросить прилавок и дед разрывался между внучками. Или, когда обе они лежали три дня с температурой сорок, а лекарств в аптеке не было! Санчесы обтирали их разведенным в воде уксусом, а соседка (совершенно чужой человек!) отпрашивалась с работы, чтобы колоть анальгин с димедролом, кажется... Путевки в жизнь он раздавал... турагент! Что он делал в их выпускной? Отцы даже тех детей, чьи родители жили в разводе, приехали - вывести во взрослую жизнь своих отпрысков. Зато они с Вишней... Не нужны им его миллионы - они сами научились зарабатывать с тринадцати лет: разносили почту, убирали подъезды, Ника лазила по чердакам и продавала старье, а дед, перешагнув через себя, решил все-таки брать с учеников деньги за подготовку в институт.
   Рыдания уже сотрясали Вику, но пьющие чай посетители этого не слышали: Саймон перебрался на ее сторону и, обняв девушку сильными руками, прижимал к себе, гладил по голове и, целуя, как ребенка, в маковку, шептал: "Ну не надо, прошу вас, не надо. Простите меня, пожалуйста..."
   - Нет, нет, - шептала Вика, прерывисто вдыхая запах его одеколона: вербена, горькие травы и, кажется, лаванда, - вам не за что извиняться. Мы действительно должны были это знать. Спасибо вам. Если будете с Михаилом общаться, можете передать, что скорее всего еще жив его отец Нил Вишнев. Ему, по моим расчетам уже больше ста. Контакт дочери Нила Анны я вам пришлю. И еще рижские близнецы Вишневы его помнят. Тоже контакты дам.
   - А можно я скажу Адмиралу, что нашел вас?
   - Как считаете нужным. Но общаться с ним мы не будем.

Звездные войны

   В Никиной галактике назревал переворот под предводительством самой Ники. Звездные войны эпизод какой-то-там. Ее потянуло в анархию. Нет, не котлеты под шабли, соленый огурец с сотерном и, конечно, не сахар в сусло, но ее пристрастия резко качнулись в сторону протеста. "Нарушать классические правила может тот, кто их знает", - сказала Вишня и открыла винный интернет-магазин, в котором не представила ни одного классического сорта. Только на ее страничке любитель "экзотики" мог отыскать австрийский "Грюнер вельтлинер", греческую "Малагусию", хорватскую "Мальвазию" и португальские вина, сделанные из тех же сортов винограда, что и портвейн. Непродолжительное время Нику это устраивало, но среда винных анархистов оказалась значительно шире, нежели она себе представляла. В мире существовали целые виноградники, где купажировались несочетаемые с классической точки зрения сорта, и Вишне срочно требовалось познакомиться с махновцами от виноделия, которые собирались в Париже в начале марта.
   - А как же MDV? Ты ими больше не восхищаешься? - спрашивала Вика.
   - Восхищаюсь. Для своей ниши они, на мой взгляд, одни из самых лучших. Просто я выросла.
   - Другими словами, у тебя подростковый протест, - резюмировала сестра.
   - Нет. - Ника топнула бобровской домашней тапкой в виде мордочки гнома. - У меня новый этап развития.
   Который подразумевал, что в какой-то момент Вишня перестанет думать о Владимире, а пока она пребывает в "клетке классического мировоззрения", это не представляется возможным. Слишком многое напоминает о нем. Правду Ника опасалась озвучить даже самой себе.
   Владимир тоже старался забыть Нику, но ничего не выходило - чувства, что разбудила в нем девушка с глазами цвета заката в Лиссабоне, никак не хотели загоняться в бутылку. Более того - чем сильнее винодел старался, подводил теоретические базы, читал литературу, тем более безнадежным это занятие казалось даже ему самому. В книгах все хорошо преподнесено, разжевано и положено в рот. Только интересно, тот, кто писал мето?ды, хоть раз в жизни сталкивался с миром, в который вошел Владимир Ланских в пятьдесят с лишним лет? У кого-то была в жизни такая "пронизывающая" женщина, ничего не требующая взамен? У него ведь случился не юношеский выброс гормонов, не страсть молодого жеребца, а всеобъемлющее желание сделать любимую самым счастливым человеком на свете заполнило каждую клеточку тела. Бросить к ее ногам весь мир. Вот на этом месте винодел и спотыкался...
   Владимир всегда скептически относился к парам с большой разницей в возрасте. Не верил в искренность. И зачастую так оно и было. Его молодящиеся ровесники, ухлестывающие за юными красотками, макаками скачущие на дискотеках, одевающиеся в рваные джинсы и употребляющие молодежный сленг, казались такими смешными, жалкими, убогими. Неужели самим не противно? И девицы, только на их горизонте появится молоденький кобелек, не преминут воспользоваться возможностью. За счет старого козла. Естественно. Ника не такая. Она просто уйдет, а он ее ухода не переживет. Как в сказке "Аленький цветочек" - ляжет на камень и умрет. И держать Нику он тоже не сможет - это нечестно, и жить без нее не в силах. Что же делать?
   Любимое дело уже не приносило радости, стихи не наполняли, вино... напоминало о ней. Теплый голос, фиолетовый взгляд, искристый смех, нежная улыбка... Нет! Это непереносимо! Идея прикупить новый виноградник и попробовать что-то авангардное, революционное показалась той панацеей, что спасет его. Новое занятие увлечет, затянет, поглотит полностью - уж он-то себя знает! Вот и семинар, который некие винные анархисты в Париже проводят... приехать бы туда с Никой... Взяться за руки и неспешно пройтись переулками Латинского квартала. Мимо букинистических магазинчиков, антикварных лавок, интересных винных мест. Зайти к приятельнице Этьена - Габи. Габриель так и осталась в свободных шестидесятых - стрижка под мальчика, рваный свитер, марихуана, молодые любовники (хотя выглядит как типичная лесбиянка), но это ее дело. У Габи отменный вкус на вино и клиента - входишь в ее заведение, здороваешься, а она уже точно знает, что гостю в данный момент требуется: Бургундия, Прованс, Лангедок-Руссильон, долины Роны или Луары. Красное, белое, может быть розовое. Для своих она держит небольшую комнатушку (не сказать клеть), где интерьер не менялся страшно подумать сколько лет: дощатый пол, деревянный стол без скатерти с облупленным лаком, четыре стула на изогнутых ножках, старинный буфет, свисающая на шнуре лампа в бумажном абажуре, из последних сил выдавливающая желтый свет. И весь этот гротеск глядит крошечным оконцем мансарды на мостовую. "Ma machine de temps", - говорит Габи про клеть. Под настроение она берет бутылку вина и поднимается на мансарду. Либо дает ключи своим хорошим знакомым, желающим переместиться в начало двадцатого века. Они бы с Никой поднялись в комнату под крышей с отрекомендованной хозяйкой бутылкой, наполнили бокалы и молча глядели бы на улицу, потягивая вино. И не важно - идет ли дождь, светит солнце, день или сумерки. Там, внизу, жизнь текла своим чередом, а в их каморке время маленьким шерстяным клубком, упавшим со старого стола, катилось назад. В какой-то момент он бы накрыл руку Ники своей рукой и сказал... СТОП!!! Ничего бы он не сказал! Молчать! Марш в Париж, к анархистам! И никакой Ники!
   Как бы не так! Крылатая Победа уже делала первые глотки неклассического вина и обсуждала пропорции его купажирования, когда в зале появился Владимир. Они сразу увидели друг друга. По идее нигилисты от любви должны сделать вид, что незнакомы, спрятаться, убежать, ведь именно этим влюбленные занимались чуть ли не полгода. Однако пробка шампанского рванула, пузырики бросились врассыпную, разум дрогнул под напором чувств, и Ника с Владимиром сорвались со своих мест. Расталкивая гостей, сшибая бокалы, попутно принося извинения и расплескивая вино, они пробирались, чтобы слиться в объятиях. И пусть. И пусть разница в возрасте, и пусть думают что хотят, и гори они синим пламенем, эти предрассудки. Светлана, в конце концов, тоже была значительно младше Михаила... Пусть день, неделя, год, но они это время проведут вместе. Столько, сколько отпустит судьба, что когда-то свела их в бухте Тигуллио в Портофино.
   - Вишня! - кричала в трубку Ника. Она ничего не могла делать тихо. - Вишня! Мы с Володькой купим виноградник и будем делать свое! Слышишь ты! Свое вино! И этикетки сделаем! Самые красивые! Будешь теперь их собирать! Мы и название новой линейке вин придумали! Коротко и лаконично - просто "Виш"! Не одному только Одиссею дано право использовать нашу фамилию! Верно, я говорю?
   Вика слышала сестру, кивала и плакала. Плакала от радости, что наконец-то ее молитвы услышаны - ее Вишенка обрела свое счастье. И еще... она плакала оттого, что в руках держала флешку, переданную Семеном Озеровым. Флешка с видеозаписью их отца, Вишнева Михаила, которую до приезда сестры Вика смотреть не собиралась, как, впрочем, и портить Нике настроение ее наличием.

Вопросы комбинаторики

   После чаепития Вика начала внутренне сторониться Саймона. Интересно выходило: с одной стороны, она продолжала его любить, с другой - начинала опасаться, будто Озеров выберет момент и, как фокусник в цирке, вытащит из цилиндра основателя "Вишми" - прошу любить и жаловать! Впрочем, так оно и вышло - в одну из пятниц Саймон передал Вике конверт и флешку.
   - В конверте его адреса и телефоны, на флешке видеозапись. Посмотрите, как будет возможность. Не сейчас. Как будете готовы. Может быть, через месяц или два...
   Итак, Вишня Оза избегала, а в нем, наоборот, начинал проклевываться интерес, природу которого Вика пока не могла определить. Однако если это даже то, о чем она и мечтать не могла, то для Озерова это всего лишь необременительная интрижка, что позволит не сбегать на две недели, а для Вики... "Ничего, ничего, - успокаивала себя дочь Адмирала, - скоро завершим проект и конец моему кошмару". Их расставание уже имело конкретную дату - двадцать третье мая. Снова соберутся Левенгук, Бьорн, переводчица Лариса, Вишнев и она с Саймоном П. Озом, чтобы подписать акт и пожать друг другу руки. Как-то так...
   Предложение посмотреть флешку поступило от порхающей Ники - она после возвращения из гхороду Парыжа имела самое благостное расположение духа.
   - Ну Вишня, интересно же, - Ника щипнула сестру, - чего боишься-то? С дедом Нилом ты ух как поговорила, а здесь и разговаривать не надо. Сиди и слушай. Сопли на кулак наматывай.
   - Боюсь...
   - А я тебе, как обычно, для храбрости привезла. - И выставила бутылку "махновского" вина.
   - Мне этикетка не нравится, - капризничала Вика и отодвинула подарок.
   Через полчаса щипков, гримас и уговариваний Вишня Вишню дожала.
   Они сели рядом, воткнули флешку, настроили громкость. На экране появился подтянутый моложавый господин в тонкой оправе и красно-синем свитере. В жизни не скажешь, что ему перевалило за семьдесят.
   - Смотри-ка, - прокомментировала Ника, - сама элегантность. Жених на выданье.
   А голос дрожал...
   "Самое сложное, - начал Вишнев, - это, оказывается, начать разговор. Скажу "здравствуйте", и дальше сложно продолжить. Нить обрывается. Даже не знаю почему. Поэтому заранее прошу меня извинить, что я обращаюсь к вам без приветствия. Мне за многое у вас нужно просить прощения, но я этого делать не буду, потому что знаю - такое не прощается. Я говорю это не для того, чтобы вызвать жалость или сочувствие, - не тот я человек. Я говорю только то, в чем сам уверен. Моему поступку прощения нет. Кто-то может сказать, что это был эмоциональный шок, временное помутнение рассудка, неадекватная реакция на стресс, но как бы специалисты ни назвали мое состояние тогда - я не имел на него права. Я должен был превозмочь боль и взять на руки своих дочерей. Продолжение нашей любви со Светланой. Я же предпочел трусливо сбежать. А вот за что я вам благодарен, так это за то, что вы согласились посмотреть эту запись. Даже если вы сейчас возьмете и выключите ее. Вы имеете на это полное право. Знаете, девочки, мне уже много лет, и я пришел к тому рубежу, когда человек начинает бояться чего-то не успеть. Я же боюсь только одного, что не успею рассказать своим дочерям Вике и Нике, почему я так поступил. Мне нужно высказаться. Даже приговоренному к смертной казни дают последнее слово. Я сам себя приговорил. И благодарен вам, если дослушаете до конца мою, можно сказать, исповедь.
   У нас со Светланой была такая любовь, про которую вы не прочтете ни в одной книге, - вашей мамы нет, но мы до сих пор продолжаем друг друга любить. А тогда, пока наши сердца бились рядом, Светка была моим солнцем, воздухом, водой, землей - и вдруг всего этого не стало. Мой мир обрушился. Я порой жалею, что полностью не сошел с ума, - психам жить легче. Я же перешел в камеру пыток - буквально все, что окружало, причиняло боль. Все напоминало о ней: люди, которые ее знали, вещи, до которых она дотрагивалась, улицы, по которым она ходила, и даже язык, на котором она говорила. Что делает животное, когда ему причиняют боль? Либо нападает, либо сломя голову убегает от источника боли, даже не задумываясь о направлении. Главное - подальше. И я превратился в животное. Сначала нападал, но, осознав всю бесполезность агрессии, решил бежать. Но куда, когда даже солнечный свет напоминает о ней? Я думал свести счеты с жизнью и в последний момент вспомнил про комбинаторику..."
   - Опять ваша теория графов? - "прогрохотала" шепотом Ника.
   - Отстань.
   "Вика, я знаю, что ты очень способна в математике, как и твоя мама. Ты поймешь меня - передо мной стояла задача: каких чисел от 1 до 1 000 000 больше: тех, что содержат единицу, или тех, что не содержат? В моем случае если Светлана и все, что с ней связано, - единица, а все остальные цифры - мир, в котором мы живем, то чего больше - того, что ее напоминает, или нет? Ты решала подобную задачку и знаешь, что чисел без единицы больше. Значит, у меня был шанс уменьшить свои страдания, сбежав туда, где мне ничего не будет о Светлане напоминать. Я переехал в Эстонию, даже не в Латвию, где родился. На новом месте я устроился в рыболовецкий совхоз, ходил в море, но легче не становилось. Многие говорили на русском языке - на том, на котором говорила она. Иногда кого-то звали Светлана... И тогда я обрубил последнее, что напоминало о ней. Тщательно все продумал, подготовился и бежал за границу. Но от себя не убежишь. В то время мало с кем можно было пообщаться за рубежом по-русски, и я наконец понял, какую чудовищную ошибку совершил. Но было уже поздно... Нет, еще не поздно. Прошу прощения за малодушие. Когда СССР развалился, я бы мог приехать за вами, но я ставил компанию "Вишми" и работал сутки напролет. На отличные от бизнеса размышления у меня не было времени. Не нашлось бы его и на вас, но это снова отговорки. Я виноват. Я боялся прийти к вам и сказать: "Здравствуйте, доченьки, я ваш папа". Поэтому не прошу прощения, а обращаюсь всего лишь за пониманием. На большее не могу рассчитывать. Я был бы очень признателен, если бы вы разместили на своих страничках в соцсетях не аватары, а настоящие фотографии, на которые... Извините. Я перешел границы дозволенного. Просто очень волнуюсь... Знаете, тогда, в мае восьмидесятого, будучи на грани помешательства, я ведь порвал и сжег все фотографии Светланы, о чем так же безмерно сожалею. Не имея права вас о чем-либо просить, просто выдаю в эфир просьбу, к которой можете вернуться через несколько лет, - пришлите мне фотографию Светланы или свои. Любые. Даже в детстве. Спасибо".
   Запись закончилась. Сестры молчали. Часы тикали, отмеряя время с окончания записи.
   - Ну что? - нарушила молчание Ника. - Мы будем давать ему фотографию?
   - Мы подумаем.
   На день рождения Александры Ивановны сестры решили вывезти Санчесов в Прибалтику - зря, что ли, оформляли загранпаспорта? На Вике висела покупка билетов, на Нике... ей, порхающей где-то между феями и эльфами, даже саму себя нельзя было доверить, поэтому Виталис бронировал отель и организовывал культурную программу, согласовывая все с сестрой.
   - Виктория Михайловна Санчес? - произнес неизвестный голос, и Вика решила, что это из турагентства.
   - Нет, Виктория Михайловна Вишнева. Санчес - мой дедушка.
   - Прошу прощения. Курьерская служба. Вам письмо с вручением лично в руки из посольства Испании. Куда можно подвезти?
   Ну вот и родственники нашлись...
   Сеньор Пабло Эстебан Энрике Гарсия Санчес д'Астрога сидел на кухне в футболке с надписью "Анапа" и с помощью пинцета да чайной ложки разбирался с ранней рассадой помидор.
   - Вот тебя мы сюда посадим, - разговаривал он с маленьким зелененьким проростком, - а тебя сажать не будем, ты мне всю селекцию испортишь...
   - Дед, - Вика прислонилась к косяку, - а ты чего делаешь в пятнадцать ноль-ноль в следующий вторник?
   - Ученики у меня, - не отрываясь от процесса, ответил Павел Степанович. - Все как обычно. Так, а тебя мы, милый друг, пожалуй, вот сюда определим.
   - Учеников придется отменить. Смотри. - И внучка положила на стол письмо: "Уважаемый господин Пабло Эстебан Энрике Гарсия Санчес д'Астрога, посольство Испании совместно с нотариальным бюро "Энрикес и Энрикес" выражают вам свое уважение и просят прибыть в посольство Испании 13 марта 2012 года в 15:00. С вами могут присутствовать еще двое сопровождающих".
   - Вика, это что? - Дед отложил в сторону пинцет.
   - Родственники в Испании нашлись... Приехали с тобой познакомиться. Дедуль, с тобой все хорошо?
   - Да, да, Викуль, - Павел Степанович снял очки, - все в порядке, внученька. Все в порядке... Вика, а как они про меня узнали?

Горящая путевка

   Предполагалось, что в Испанию с Санчесами поедет Ника. Во-первых, она немного знала язык, во-вторых, у Вики на неделю, когда дед должен был принять наследство, была назначена сдача проектов, но Ника взяла и заболела. Слетала с Владимиром отметить день рождения на Крит и по возвращении свалилась с температурой под сорок.
   - С Никой все нормально, - оповестила Санчесов Вика, вернувшись от сестры. - Владимир уже прилетел и добрался до ее квартиры. Нику я сдала, можно сказать, из рук в руки. За нее можно не волноваться.
   - Еще один возрастной зять, - с изрядной толикой недовольства проворчал дед.
   - Паш, что же получается? - Александра Ивановна, пропустив реплику про зятя, с испугом взглянула на мужа. - Мы с тобой одни, что ли, полетим? Да как же мы вдвоем разберемся? Мы же ни разу за границей даже не были. Может, перенесем? Ну, ждало тебя твое наследство семьдесят с лишним лет, еще неделю подождет, а?
   - Зачем откладывать? - Сеньор Санчес д'Астрога покосился на внучку. - Вика полетит с нами.
   - Дедуль, да ты чего? - Вишня распахнула во всю ширь александритовые глаза. - Каким образом? У меня же визы нет.
   - Значит, как в туалете переодеваться и учителей дурить - на это у вас с сестрой смекалки хватило, - произнес с укоризной дед, - а как паспорта поменять - так внученьки мои вдруг стали скорбны рассудком!
   Борис Трофимович Вишнев к просьбе Виктории Вишневой отпустить ее на неделю по семейным обстоятельствам отнесся с недоверием. Ну какие семейные обстоятельства? Горящую путевку, небось, отхватила и теперь семейные обстоятельства приплетает. Вот сдай проект и езжай хоть по политическим, хоть по экологическим обстоятельствам. Эх, молодежь! Нет в вас ответственности!
   - Понимаете, Борис Трофимович, у меня же дед испанец, - канючила Вика.
   "Да знаю я, знаю, - чуть ли не вырвалось у Вишнева - вовремя осекся. - Сейчас начнешь говорить, что повезешь старика на историческую родину".
   - Я ему подарок хотела сделать. Обратилась в посольство Испании с просьбой найти родственников, а вместо родственников наследство открылось! - Глаза Вишни снова были один синий, другой фиолетовый. - Семьдесят пять лет ждало деда!
   - И большое наследство-то? - Вишнев от неожиданности даже забыл, зачем достал пачку сигарет.
   - Да что-то до хрена... - забыв про субординацию, ответила руководитель проекта. - Дом на море плюс счет в банке. А сколько там - я не знаю. В Испании же гражданская война шла. Родители деда, видать, тоже участвовали в событиях. Понятно, что не в шахматы играли, вот и отписали все имущество на малолетнего сына. Что там дальше, могу только догадываться, раз дед в России оказался. Да я не за наследство, Борис Трофимович, за стариков своих беспокоюсь. Куда я их одних отпущу? А если сердце? Они не сориентируются.
   - Ничего себе, - выдохнул начальник и, положив в рот сигарету фильтром наружу, поджег ее. Комната сразу наполнилась молочного цвета дымом. - Езжай, Вишенка, езжай, дорогая. Только страховку подороже оформи, - добавил Трофимович, потушив сигаретный пожар. - У меня-то сердце от таких новостей зашлось, а у них и подавно - не приведи господи!
   М-да, ну и дела... Семьдесят пять лет в нашем мире человека ждало наследство!
   Первый раз в Москву семнадцатилетний Боря Вишнев приехал в шестьдесят первом поступать в институт. Мальчика из Душанбе сопровождал отец и бабушка по маминой линии Клавдия Архиповна, бодрая, энергичная, не старая еще женщина с картавой буквой "р". Остановились у знакомых. Отец с дороги лег отдохнуть, а Клавдия Архиповна подхватила внука и потащила смотреть Москву. Борька думал, что бабушка его поведет на Красную площадь, в Мавзолей, а баба Клава привезла юношу на Чистые пруды. Бродила, кружила, присматривалась, заходила в переулки, под конец подошла к одному из домов и сказала:
   - Смотги, Богька, - и постучала кулаком по стене, - и запоминай. Это твой годовой дом!
   - Ба, да ты чего такое говоришь? - изумился внук. Он первый раз выехал из Душанбе - и тут сразу "годовой дом" в Москве.
   - То и говогю, - бабушка оглянулась по сторонам, - что я здесь годилась. Вот палисадник, где бонна с детьми гуляла. Вот здесь флигель стоял. Я все помню!
   Выяснилось, что московского купца Афанасия Стрельникова, прадеда Бориса, еще при царе, в одиннадцатом году, лишили имущества и выслали вместе с семьей и домочадцами в далекий Туркестан.
   - А за что, ба, его выслали?
   - Известно за что! Баптистами мы были.
   - А кто это такие, ба?
   - Сейчас уже не важно. Главное - запомни этот дом. Может быть, пгидет вгемя...
   Время пришло. И от бабушки даже остались кое-какие бумаги, но Борису Трофимовичу Вишневу четко дали понять, что никаких шансов у него с особняком на Чистых прудах быть не может. А у однофамилицы и дом, и счет в банке...
   - Борис Трофимович, - прервала его размышления Вика,- только вы никому на работе не говорите про наследство. Ладно?
   - Да кому я скажу, Вишенка? - вздохнул начальник. - Ох, чует мое сердце, получишь наследство и помашешь Трофимычу рукой.
   - О чем вы? - улыбнулась Вика. - Какой рукой? Вы думаете, я уеду? Не надейтесь! Какие шельфы и земные колебания я буду в Испании считать? К тому же там нет салата оливье и черного хлеба.
   - Езжай, балаболка, - махнул рукой однофамилец.
   Саймону в их последнюю пятницу она ничего не стала говорить про отъезд. Зачем? Так будет лучше. Они закончили около восьми, неловко пожали друг другу руки, коряво поблагодарили за сотрудничество и простились до среды. Можно подумать, что в среду Земля сменит ось вращения. Каждый имел что-то сказать, но почему-то молчал. "Не тот нынче контингент пошел, - заметила в свое время графиня Маргарита Андреевна, - а графы и вовсе вывелись". К одной из графинь Вишенок это выражение тоже имело отношение. Всю дорогу домой она себя корила. Одна половинка говорила: "Надо, надо было признаться ему в своих чувствах", а вторая парировала: "Ага, и поставить мужика в неловкое положение!" Снова вступала встроенная в Вику часть Ники: "А тебе какое дело, удобно ему или не очень? Его положение, вот пусть сам и выруливает!" "Нет, я так не могу", - говорила вслух Вика, но через некоторое время внутренний диалог возобновлялся.
   С фотографии для загранпаспорта на работников паспортного контроля смотрела Ника с отросшим ежиком волос и смелыми авторскими серьгами. По факту перед пограничниками стояла Вика в тех же самых серьгах. Вика помнила, как они поехали с сестрой к кому-то из ее знакомых, стеклодувов. Под впечатлением того, как из плотной бесформенной массы получаются тонкие прозрачные шарики, Вишни приобрели по паре необычных украшений. На первый взгляд что может быть оригинального в прозрачном стеклянном шаре диаметром пять сантиметров? Ничего, если вешать его на елку, а вот если в уши... Нике серьге очень шли, а Вика купила в порыве и... отложила в стол. Не смогла надеть. Действительно вешала на елку. Зато перед вылетом они очень пришлись по делу. На серьгах настоял дед. Внешнего сходства недостаточно для перевоплощения, нужно еще внутренне ощутить себя тем человеком, за кого себя выдаешь, а серьги, по мнению Донкихота, способствовали вживанию в роль. Хотя Шурик считала, что дело не в авторских серьгах, а в бобровских кроссовках на каблуках. Как оно было на самом деле, знали лишь близнецы - для перехода друг в друга ничего материального им не требовалось. Только внутреннее разрешение нарушить чужие границы, подкрепленное безмолвным одобрением противоположной стороны, позволяло сестрам перевоплощаться. Словами это сложно объяснить. Даже самым близким людям. Поэтому Вике было проще вдеть в уши шары и втиснуться в Никину обувь, нежели доказать бабушке с дедушкой всю бессмысленность "камуфляжа".
   До острова Сан-Мигель-де-ла-Пальма, а по-простому - Пальма, Санчесы добирались через Мадрид, и Вика в какой раз согласилась с тем, что правильно она поступила - ее старики в жизни не разобрались бы в коридорах и переходах воздушного порта. В аэропорту прибытия вместо таблички с именами их встречали с изображением родового герба. Павел Степанович даже подтянулся, увидев дубовую ветвь, - как-никак, а он представитель знатного рода.
   - Здравствуйте, сеньор, сеньора, сеньорита, рад вас приветствовать, - затараторил мужчина с табличкой, - я ваш переводчик и секретарь на все семь дней Илья Гонсалес. Вам не о чем беспокоиться - Энрикесы уже за все заплатили. Я буду с вами двадцать четыре часа в сутки. Вы впервые на Канарах?
   - Да, - ответила за всех Вика.
   - Очень хорошо, очень хорошо, уверен, вам понравится, - скороговоркой выпалил переводчик (позднее выяснилось, что это профессиональное - Илья был синхронистом). - Вон там на парковке наш автомобиль. Сейчас разберемся с вещами и поедем.
   Только машина тронулась с места, встречающий продолжил на неснижаемой скорости:
   - Остров Пальма не зря называют Зеленый остров, сорок процентов территории покрыто лесами: хвоя, лавр, эвкалипт в сочетании с вулканическим ландшафтом делает остров...
   - Илюш, - ласково перебил его дед, - ты не части. Ты спокойно, с чувством, с расстановкой. Мы же никуда не торопимся. Ты бы лучше про себя рассказал, а про остров мы и в путеводителе прочтем.
   Не зря Донкихота любили ученики. Он всегда был чуть более внимателен к ним, чем того требовала педагогика, но именно тот слегка "повышенный градус" разворачивал даже самых нерадивых детей в сторону учителя.
   - Да я что? - Сбитый с толку неожиданной просьбой переводчик едва подбирал слова. - Что про меня рассказать? Дед у меня испанец, сами мы из Ташкента. Как там все закрутилось, завертелось, мы собрались и уехали. Я с третьего курса лингвистического вуза ушел - это мне сильно здесь помогло. Живем в пригороде Мадрида.
   - У тебя семья, дети? - интересовался сеньор Санчес.
   - Да, женился, но не на местной девушке, а на русской испанке. Все-таки у нас сильная разница в менталитете с настоящими испанцами.
   Они еще некоторое время поговорили про жизнь в Испании, цены на продукты, бензин, пенсии, квартплаты - то, о чем в путеводителях не пишут, и даже не заметили, как въехали в Санта-Крус-де-Ла-Пальма.
   - Санта-Крус-де-Ла-Пальма, - встрепенулся Илья, - так называемая столица острова. Ваш дом находится в шаговой доступности от исторической части города. Это хорошо - не так много туристов, у "Энрикес и Энрикес" была возможность поддерживать дом в хорошем состоянии - он не имеет исторической ценности, поэтому ремонт согласовывать никогда не требовалось.
   - А почему нотариусы поддерживали дом? - встряла в беседу Вика.
   - Согласно воле родителей господина Санчес д'Астрога, нотариальное бюро "Энрикес и Энрикес" было уполномочено вести их дела до тех пор, пока не объявится наследник. Энрикесы оставили для наследника три комнаты на втором этаже, две на первом сняли для себя, а остальное здание с прилегающей территорией сдали в аренду банку. Во время высокого курортного сезона комнаты наследника также сдаются. В них сохранена аутентичная атмосфера первой трети двадцатого века, и комнаты часто используются для интерьерной киносъемки. Деньги аккумулируются на банковском счете, с которого происходит оплата налогов, собственные услуги, а также поддерживается дом и небольшая прилегающая территория.
   - Фантастика! - вырвалось у Вики. - Семьдесят с лишним лет!
   Делая медленные неуверенные шаги, Павел Степанович подходил к своему дому. Белое двухэтажное здание сливочным мороженым распласталось на черном многоуровневом основании. Донкихот делал вид, что его больше всего интересуют капельные насосы, подведенные к кустам, но на самом деле таким манером он маскировал беспокойство.
   Немолодой, годами десятью младше Санчеса, нотариус Хосе Энрикес вышел встречать гостей на улице.
   - Добро пожаловать, сеньоры, добро пожаловать. Прошу проходите, вот сюда, налево. Там наш кабинет. Устраивайтесь.
   Санчесы непроизвольно встали у входа и начали рассматривать обстановку: выложенный плиткой пол, покрытое патиной зеркало, старинная вешалка с одинокой шляпой на рожке, которую уж четверть века, а то и больше уже никто не носил; подставка для зонтов и два обитых тканью дивана - для ожидающих приема посетителей. Сама приемная Энрикесов выглядела почему-то как простая жилая комната. Наверное, из за того, что на простых, деревянных (а не пластиковых) окнах висели белые, вязанные крючком занавески, откуда проглядывали основательного вида щеколды.
   - Мы старались максимально сохранить обстановку дома, - объяснял нотариус, - конечно, без нововведений не обошлось, но в основном все осталось как прежде.
   Согласно воле родителей, их единственному сыну полагался дом с прилегающей территорией и сумма на банковском счете, которая при всех набежавших процентах, за вычетом налогов, расходов Энрикесов за ведение дел и содержание дома (все траты сведены в отдельные книги, с которыми можно ознакомиться прямо сейчас), составила триста пятьдесят тысяч евро.
   Дед аж крякнул от неожиданности.
   - Как такое возможно? Ведь была война?
   - Да, была война, - согласился нотариус под синхронный перевод Ильи, - но на Канарских островах военные действия не велись. Ваши родители, сеньор Санчес, были не республиканцами, а коммунистами. Сюда и на Гомеру стекались коммунисты и анархисты, и даже после войны здесь имелось серьезное коммунистическое движение. Однако сосланный на Тенерифе генерал Франко считал коммунистов своими личными врагами, и репрессии на Канарах шли жестокие. Ваших родителей убили, но перед смертью они успели через надежных людей отправить вас на континент. Мне эту историю отец рассказал. Супружеская чета Санчес, как вы уже знаете, уполномочила нашу семью вести их дела до тех пор, пока наследник не вернется. Деньги мы размещали в акции и облигации, получали проценты по вкладам, также поступали арендные платежи. Мы не ввязывались в рискованные операции, поэтому сумма накоплений не столь значительна.
   После последней фразы Донкихот закашлялся. Триста пятьдесят тысяч евро - совершенно незначительная сумма... для пенсионера.
   - А сейчас, уважаемый сеньор Санчес и вы, уважаемые сеньоры, - продолжил нотариус, - самый трогательный момент.
   Энрикес снял с подоконника картонную коробку, открыл крышку, достал опись и зачитал, а Илья отдышался и перевел:
   - Здесь находится то, что я, Мария Долорес Санчес д'Астрога, наказываю передать лично в руки моему сыну Пабло Эстебану Энрике Мария Санчес д'Астрога - ему, и только ему.
   У Вики стучало в висках. Ей казалось, что она слышит голос той далекой Марии Долорес, которой смерть уже дышит в ухо, а прабабушка, невзирая на Старуху с Косой, делает последние, и самые важные, по ее мнению, распоряжения, обеспечивающие будущее ее ребенка.
   - Мое письмо на двух листах, альбом семейных фотографий, медальон с первыми срезанными волосами, а также два старинных ключа на одной связке. Легенда про ключи прилагается в отдельном письме вместе с картой генеалогического дерева рода д'Астрога Моралес д'Альба.
   - Скажите, - дрожащим голосом произнес Павел Степанович, - а где мои родители похоронены?
   - Увы, - нотариус опустил глаза, - этого мы не знаем... Знала моя тетка Инес. Она дружила с сестрой Энрике Пилар, которая тоже была коммунисткой. Пилар постигла участь брата. А Инес уже давно нет на этом свете.
   Дед трепетно взял коробку, положил на колени и больше за все время беседы вопросов не задавал. Для него, казалось, все отошло на задний план, кроме старой, местами затертой картонной коробки.
   Вике досталась небольшая уютная комната с деревянной мебелью и белыми вязанными крючком занавесками. Точно такими же, как в кабинете нотариуса. Дом был сложен из натурального камня, и кладку стены оставили в естественном виде, без штукатурки или, тем более, обоев. Правда, в кусок стены напротив кровати вставили мозаичное панно с изображением античной красавицы (или даже богини) с цветами и виноградом. Вишне понравилась мозаика - исполненная из известняка неброских оттенков желтого, серого и розового, она прекрасно гармонировала с комнатой в целом. А вот скрипучий паркет совершенно пришелся не по вкусу.
   - У них что, денег на линолеум или ковролин не хватило? - жаловалась Вишня сестре. - Скрипит так, что зубы сводит! Могли бы, в конце концов, и плиткой, как на первом этаже все выложить.
   - Какой ковролин?! Какая плитка?! - взвизгнула Ника. - Не позорь меня! Что ты в интерьерах понимаешь? Старый паркет стоит уйму денег! Граф Алексей Толстой, да будет тебе известно, как только Западную Украину присоединили к СССР, ездил по брошенным дворцам да паркет старый собирал. Эх ты! Ковролин! Сам Красный граф не гнушался иметь дело со скрипучим паркетом!
   - А я и не красный граф. Я графиня Вишенка... Санчес д'Астрога, - добавила Вика после паузы полную фамилию деда к своему прозвищу.
   На новом месте не спалось. Вика ворочалась, крутилась - никак не могла разложить все по полочкам в голове. Мешали эмоции. Очень переживала за деда (как он справится?), корила себя (дернул же черт написать письмо), очень хотела позвонить Вишне, но, понимая, что время позднее, снова принималась за думы. Все мы, так или иначе, представляем, как справиться с горем: слезы, друзья, книги, религия, психологи, в конце концов. А что делать, если вдруг на тебя внезапно обрушится счастье? Много, неизмеримо много, но вперемешку с болью...
   Наконец Вишня не выдержала, встала, оделась и вышла на улицу. Было пять утра. Рассвет, подрагивая тонкой золотой нитью, только собирался на линии горизонта. Она обошла дом и вышла в патио, на котором горел свет. У стола сидел дед и смотрел на небо.
   На мозаичной столешнице лежало письмо, ржавые ключи и семейный альбом.
   - Что, Викуся, не спится? - спросил дедушка, не оборачиваясь.
   - Нет, не спится. Можно я с тобой посижу?
   - Садись, конечно... - Санчес достал сигарету и закурил. - Вот ведь смотри, какая штука интересная выходит... Узнал я, значит, про наследство. Обрадовался. Ну, думаю, куплю внучкам по шубке норковой да по комплекту с бриллиантами, а то Шурик всю печень мне с теми александритами выклевала. Ну и Шурику тоже - шубку и бриллианты. Себе машину поменяю... я так рассуждал. Мечтал, короче... а сейчас получил письмо матери, альбом с фотографиями и думаю - объяви мне в посольстве, что только одна коробка с фотографиями нашлась, - ради нее единственной я бы сюда приехал, прилетел, приполз. Ведь есть такие вещи, которые не купишь ни за какие деньги. Например, любовь мамы. Я вот читаю ее письмо...
   - Ты знаешь испанский? - не сводя глаз с линии горизонта, спросила внучка.
   - Нет, не знаю... а зачем мне его знать, когда и так все ясно. Два листа, на которых она признается мне в любви и просит жить счастливо. Два листа, к которому прикладывалась ее рука, ведомая сердцем. Я, Викусь, и мечтать о таком счастье не мог! Помню, лежу в детском доме, в эвакуации. Холодно, кушать хочется, а меня пластинка согревает - мама с папой рядом. И голоса их я как будто слышу. И пытаюсь представить, какие они... И вдруг фотографии. Честно скажу - боялся открывать. А вдруг они выглядят как-то иначе? Но увидел их лица... и такая теплая радость разлилась по моему телу, что я не на шутку испугался - сдюжу ли? Как балкон с золотыми слитками на меня упал. Не раздавил бы... Так еще пожить хочется...
   - Дедуль, да ты что такое говоришь? - как можно спокойнее ответила Вика, хотя дед озвучил ее мысли. - Конечно, сдюжишь и поживешь еще. Тебе еще правнуков своих дождаться надо.
   - От вас, шалопаек, дождешься, - проворчал дед. - Возьми вот альбом, посмотри фотографии. Сбылась все-таки мечта сироты! Сбылась, Викусь...
   Вика взяла альбом и открыла. Чем отличаются старые фотографии от современных? Лицами. Во-первых, люди не улыбаются. Во-вторых, у них более выразительные глаза. В-третьих, двадцатипятилетняя девушка в начале двадцатого века выглядит как сорокалетняя женщина в веке двадцать первом. Говорят, что причина в долгом времени экспозиции. Оно вынуждало посетителей фотоателье сидеть неподвижно в течение минуты. Как бы там ни было, но первое, на что Вика обратила внимание, - значительная разница в возрасте между супругами. Если прабабушке на вид можно дать те самые четверть века (плюс-минус), то прадед в любом случае лет на двадцать постарше. "Так вот, значит, откуда это все тянется, - само собой сложилось заключение, - и мама с папой, и Вишня с Володькой, ну и я... в какой-то степени". Внешнего сходства с родителями у деда Санчеса Вика не обнаружила, зато мама очень напоминала свою бабушку - тот же уверенный в своей правоте взгляд и красиво очерченные губы. А вот кого она так и не смогла узнать, так это темноволосую кудрявую девочку в платье, что сидела на коленях у Марии Долорес.
   - А кто эта девочка? - Вика указала пальцем на ребенка.
   - Я, - откликнулся дед, не поворачиваясь, - Тогда и мальчиков, и девочек в платья одевали. На обороте подпись: "Энрике Алонсо Гонзало Кармело Санчес Хименес с супругой Марией Долорес и их сыном Пабло Эстебаном". - Дед затушил сигарету, глубоко вздохнул и сразу взял новую. - Вот как ты думаешь, Викуль? Посоветоваться с тобой хочу. Я - православный. Они, скорее всего, были католиками, хоть и коммунистами. Я, когда в церковь хожу, свечки за них ставлю за упокой. Может, я чего неправильно делаю? Как считаешь? А? Может, мне в католический храм начать ходить?
   - Не знаю, дедуль, - внучка продолжала рассматривать снимок, - мне кажется, все равно, куда ходить. Бог один, и нас Он отовсюду слышит. Если от чистого сердца.
   - Ты права... если от чистого сердца. А у меня сейчас в сердце праздник. И не деньгам я ряд, Викочка, не дому этому, не богатству - вот оно, мое богатство. - Одной рукой Павел Степанович погладил висевший на шее медальон, другой лежавшее на столе письмо. - Мама, папа, Шурочка, Света и внучки мои, Виктория с Никой. Вот оно, настоящее богатство. И все вы сейчас рядом со мной. Спасибо Тебе, Господи... Сложно мне описать свои чувства. Мама, папа, вы меня слышите? Это они вас нашли... Они, мои любимые внучки. Я бы сам в жизни не додумался. Так что не зря вы за них молились. Помните, какие они слабенькие родились? Нас еще врачи диагнозами пугали. У самих у них диагнозы, а наши девочки самые замечательные! Светочка, подойди поближе. Давно тебя не видел. Как ты там? Хорошо? Нам тебя очень не хватает, а за доченек своих не переживай. Мы с мамой воспитали их хорошими людьми, так что тебе за них не должно быть стыдно... - Из глаз старика выкатилась слеза. - Я все знаю, Светочка, не надо ничего объяснять. Мне врачи потом все рассказали. Тебе нельзя было рожать. Ты мужественная девочка, я горжусь тобой, и доченьки твои все в тебя...
   Вика не стала прерывать монолог неотрывно смотрящего на занимающийся рассвет Павла-Степана Энрикиевича Санчеса д'Астрога, стараясь ни движением воздуха, ни дыханием своим, ни даже мыслью не отогнать тех, с кем он в настоящий момент вел неспешный разговор и чувствовал себя самым счастливым человеком во всех из возможных миров.

Когда драконы летали с горы на гору

   Сестры созванивались по несколько раз на дню - по каждой ерунде. Вика докладывала о происходящем, Ника давала советы и делилась планами на будущее. Они с Вовкой передумали называть новые вина "Виш" - во-первых, созвучно с VISHI, во-вторых, достаточно существующей "Вишми", в-третьих, не хватает "изюма".
   - Не хотите "Виш" - назовите тогда ваше вино "Два ключа", - посоветовала Вика.
   - А что, неплохая идея! В качестве рисунка на этикетку возьмем твою татуировку с плеча, - прагматично подошла к вопросу оформления бутылок Ника. - Она мне всегда нравилась. Я даже сама думала сделать себе такую же.
   - Хм, - Вика почесала затылок, - а у меня-то татуировка со всей этой суетой, представляешь, вылетела из головы! Во дела! - Вишня рассмеялась. - Вы действительно можете взять картинку с плеча, но я предложила название по другой причине. Деду же вместе с фотографиями передали два старинных ключа вместе с легендой, перепечатанной на машинке уже в двадцатом веке. Помнишь, я тебе говорила?
   - Чего-то припоминаю... И чего?
   - А то, что Илья мне перевел ту легенду. Красивая средневековая сказка о том, как три рыцаря во времена, когда, кажется, еще драконы свободно с горы на гору перелетали, обменялись ключами от своих замков в знак верности и дружбы. Также троица дала клятву принять в стенах своих крепостей и защитить от любых напастей любого, кто предъявит ключ.
   - Красиво. Только я ничего понимаю. - Когда Ника чего-либо не могла уловить, она раздражалась точь-в-точь как сестра. - Рыцарей три, а ключей два! Где логика?
   - Да все там нормально с логикой. - Вика присела на плетеное кресло патио. - Три рыцаря, у каждого по два ключа. Итого шесть ключей. Просто поменялись.
   - Опять твоя высшая математика, - с деланым недовольством протянула Вишня. - Но история мне нравится.
   - Она тебе еще больше понравится, если узнаешь, что по этому поводу думает нотариус Энрикес.
   - И чего он думает? - как то без энтузиазма спросила Ника.
   - Он считает, что не зря прабабушка передала ключи и легенду. Ему кажется, что кто то из потомков тех рыцарей перевез деда на континент. Другими словами спас его. - произнеся эту фразу Вика замерла в ожидании.
   Еще месяца три назад Ника ухватилась бы за легенду бульдожьей хваткой и кинулась разматывать детективно - приключенческий клубок. Однако, в этот раз сестра подошла к вопросу с чисто утилитарным мерилом, что ужасно огорчило Вишню.
   - А реальная семейная легенда -- это сильный маркетинговый ход... только вот без этих спасений деда Санчеса неизвестно кем. Мы поместим рыцарскую историю с передачей ключей на контрэтикетке, - размышляла винодел на противоположном конце телефонной линии. - Ты, Вишня, у меня не голова, а головище! Кстати, что там с нашим генеалогическим древом? Кем мы там с тобой в итоге являемся? Графинями, княгинями, герцогинями?
   "Ну вот, - подумала Вика с толикой досады, - моя Вишня начала заземляться".
   - Вы, сеньора Вишнева де Санчес д'Астрога, от скромности не умрете - ответила сестра - на герцогиню замахнулись. Советую поумерить ваш аппетит - мы всего лишь маркизы. Но и будучи маркизой, я бы не сильно обольщалась. Илья рассказал, что титулы маркизов и баронов зачастую покупались вместе с родословными. Наш род, судя по дереву, берет начало от некоего Гильермо. Кто он, откуда и чем знаменит - не скажу. Илья смотрел родословную, но никого выдающегося среди его потомков на первый взгляд не заметил, зато нотариус Энрикес приподнял полог еще одной семейной тайны...
   Если честно, то Вика продолжала надеялась, что уж при слове "семейная тайна" Ника точно начнет, как в былое время, торопить ее с рассказом, перебивать, подгонять, но любовь и виноделие затмили сестре все тайны мироздания.
   - И чего там? - задала вопрос сестра скорее из приличия, нежели из интереса.
   - А то, что брак Марии и Энрике считался сословно неравным. Мария происходила из старинного, судя по древу, благородного рода, а предки Энрике - простые моряки. Один из них выбился в люди, основал свою контору и сделал состояние... догадайся на чем?
   - Да ну брось ты! - наконец-то оживилась Ника.
   - Хоть брось, хоть подними, а родственники деда торговали каучуком! В том числе и с "Руссобалтом"! У них контора была своя в Бразилии. Но что-то там произошло, и в двадцатых годах фирму продали. Часть Санчесов уехала в Мексику, а часть вернулась в Испанию.
   - Подожди, подожди, - засуетилась Вишня, - Бразилия -- это же бывшая португальская колония. Там на португальском разговаривают. Что в ней делал испанец Санчес?
   - По всей видимости, то же самое, что литовец Матулявичус в Латвии, а наш дед в России.
   - Тоже верно, - согласилась винодел, и тотчас ее интерес к разговору испарился.
   - В общем, - резюмировала Вика, не теряя надежды расшевелить близняшку, - с нашим генеалогическим древом тебе будет куда энергию приложить. Это не какой-то там шкаф "Эгоист".
   - Не-е, - лениво потянула Ника, - у меня дел выше крыши! Мы с Вовкой решили, что будем делать вино гравитационным способом. И выдерживать в обожженных дубовых бочках. Вот думаю, где бочки лучше брать и какие... Есть технологии, где используются только новые бочки, а есть где в старых. Можно чередовать... Никак не могу сообразить, что лучше. Чего скажешь?
   - Ничего.
   - Я так и знала.
   "Ну и ладно, - подумала Вика, закончив разговор и положив телефон на стол, - сама на досуге займусь. Времени у меня теперь будет много. Если Вишня не при делах, я Виталиса привлеку - ему это точно будет интересно".
   Вступление в наследство оказалось делом хлопотным. Какие-то документы заранее подготовили в Москве, что-то доделывалось и заверялось в Испании. Еще дед выказал нешуточный интерес к острову и на каждый день они запланировали экскурсии, выезд в горы или национальные парки. Сеньор Санчес даже раздумывал, а не пройтись ли ему милю другую под парусом...
   К четвергу из-за переизбытка эмоций и навалившихся дел Вика потеряла счет дням. Помнила только, что улетать им в воскресенье. А когда наступит воскресенье, им сообщит переводчик Илья - его услуги проплачены до двенадцати ноль-ноль седьмого дня недели. Значит, шансы опоздать на рейс невелики.
   В Испании почему-то перестали определяться номера входящих звонков, и это причиняло некоторое неудобство. Вика никому не сказала про наследство, кроме Виталиса: Денис уже в прошлом, а подруг у нее почти не было. Дружила, как обычно, за них двоих Ника, а Вика приятельствовала. Приятельницам сообщила про командировку, для коллег пришлось восстановить снесенный после войны особняк "Сигизмундс" и снова поссорить родственников. Что не сделаешь, лишь бы тебе не завидовали. Время от времени ей звонили, а перегруженная информацией Вика не сразу соображала, кому какую легенду преподносить.
   Снова звонок с незнакомого номера и в самый неподходящий момент: незадолго до Нового года Вика пошла на курсы живописи и теперь, купив бумагу и краски, Вишня хотела попытаться изобразить закат на кальдере, который так хорошо раскрывался с балкона второго этажа. Закат будто специально существовал, чтобы лишать покоя любителей акварели: тонкий, прозрачный, эфирный. Как можно в меде янтаря растворить малиновую яшму? Но она растворялась и, растекаясь по небесной сфере, срывалась в аметист, после чего уже фиолетовый камень переходил в дымчатый обсидиан и стирал линию горизонта. Вика установила мольберт, взяла кисточку, и в этот миг раздался звонок.
   - Виктория, добрый вечер, это Саймон. Вам удобно говорить?
   - Да, слушаю вас. - Девушка отложила кисть.
   - Вы не пришли сегодня на закрытие проекта. Борис сказал, что у вас какие-то семейные обстоятельства. Дедушка, бабушка, сестра? Я могу чем-нибудь помочь?
   - Нет, нет, Саймон, спасибо, с нами все нормально. Небольшие домашние проблемы, не терпящие отлагательств.
   - Да, Вишнев приблизительно так и сказал. Но я хотел бы вас видеть.
   Расстояние, что их разделяло, почему-то лишило Вику былой робости, страха, и она, откинув забрало, пошла напролом - сидевшая в Вике Ника взяла верх.
   - Зачем, Саймон? - И выдох, затем глубокий вдох перед прыжком в бездну. - Помните, вы спросили меня, почему я на вас не смотрю? Я ведь ответила только половину правды. Другую половину вы, наверное, уже поняли - я люблю вас, но не могу на что-либо претендовать. Так что давайте не будем встречаться. Каждая встреча мне причиняет боль. Извините за откровенность.
   - Не извиню, - и Вишне показалось, что он улыбается, - потому что вы вынуждаете меня продолжить разговор по телефону. Итак, Виктория, что вы мне скажете, если я предложу вам взять две недели в августе и выйти со мной в открытое море? Только вы, я и стихия. Я научу вас ходить под парусом...
   - Ну, ставить паруса и швартовать парусники я, положим, умею, - рубанула сеньорита Санчес со свойственной ей прямолинейностью.
   Если бы сестры в тот момент находились рядом, то Вика огребла от Ники за швартовку яхты хороший подзатыльник. Что за дела? Тебя вообще спрашивают, что ты умеешь, а что нет? Дайка сюда телефон... Однако до подзатыльника дело вряд ли дошло бы. Вишня, как это у них с рождения заведено, согласно негласному разделу жизненных сфер, сразу после предложения про две недели отпуска передала бы трубку сестре. Ох, та заставила бы Саймона П. Оза сплясать такую джигу, что Маше Реформаше даже не снилась. В вопросах кокетства и куртуазности Ника находилась на высшем уровне среди виртуозов. Вика занимала равный сестре пьедестал, только среди бездарностей. "Ты у меня примитивна, как сатиновые трусы! - ругала время от времени Вишня Вишню. - А мужчинам нужна загадка, интрига..." К сожалению, мысли Ники в настоящее время заняты поиском бочек для гравитационного вина, а не приглашением сестры в открытое море. Так что помощи ждать неоткуда. Зато есть Маша Реформаша...
   - Саймон, если я соглашусь, что вы скажете вашей Марии Реформатской? - Вика из последних сил выдавила из себя "если". Ника, отвлекись от вина! Оцени! Если и трусы, то не такие уж сатиновые.
   Он снова улыбнулся. Она просто уверена в этом.
   - Помнится, Вика, вы сразили меня наповал поэтом Николаем Заболоцким. Пришла моя очередь подняться в ваших глазах, и я хотел бы процитировать великого яхтсмена Виктора Языкова. Я в какой-то мере счастливчик - несколько лет назад мне довелось лично пообщаться с Виктором на его яхте "Дочь ветра". И знаете, что он сказал? "Каждое новое плавание должно приносить новое открытие. Человек вообще должен идти в океан, чтобы постичь вещи, которые на берегу недоступны". Теперь я говорю это вам.
   Какое-то время Вика молчала, осмысливая сказанное.
   - У меня будет к вам просьба. - Вика наконец собралась с духом. Второй раз за разговор.
   - Слушаю.
   - Вы сейчас находитесь в Институте?
   - Нет. Но могу вернуться.
   - Да, вернитесь. Подойдите к Борису Вишневу, попросите его открыть верхний ящик моего стола. Там в ежедневнике лежит фотография нашей мамы. Отправьте ее, пожалуйста, Адмиралу.
   - Хорошо.

Alter Ego

   Каждый год Саймон брал две недели и уходил в море. Один. Пару раз Озу свезло, и он снова прошелся под парусом с Дедом. В какой-то год принял предложение Папая и пожалел - парень хороший, но слишком говорлив. Утомляет, а Саймон уходил от себя к себе - отношения с Гленом Грантом не прерывались. Просто они поделили между собой жизненное пространство - так условились, когда сходили на сушу в марине Лас-Галлетас, Тенерифе-Сур. Есть такое выражение "договориться на берегу", а у Гранта с Озом все наоборот, только суть не меняется. От перестановки мест слагаемых...
   Саймон взял на себя насущное: деньги, работу, крышу над головой, Глену досталась самая приятная часть - обеспечение досуга. И он великолепно справлялся с поставленной задачей! Пока Оз прикачивался, работая барменом на Тенерифе-Норд, Грант учился латиноамериканским танцам и завел несколько "производственных романов". Как говорил преподаватель танго, "тело должно показать, о чем думает голова" - вот отношения сами по себе и сложилось. Легко и необременительно. Как танец. Прикачавшись, они вернулись в Штаты, устроились на работу, затем перешли в SMJ, откуда попросились в Россию - чего языку пропадать?
   В Москве все пошло уже по накатанной - Саймон работал, Глен развлекался. И только две недели в году их интересы совпадали. Они бы совпали на еще больший срок, но Саймон пока не чувствовал себя готовым уйти, как, к примеру, Папай, который полностью променял сушу на стихию. Даже взять перерыв на несколько месяцев или на год ему казалось еще не под силу. Тогда на "Фотинии" он думал, что не сможет всю жизнь прожить на лодке. Сойдя на сушу, осознал, что без моря не видит своего существования. Такой вот парадокс. "Твое время просто пока не пришло, - успокаивал Оза Грант, - подожди, не торопись". Он и не торопился, понимал, что действительно рано, не сделано что-то очень важное, но ежегодный выход под парусом приближал к тому заветному шагу.
   В еде, благодаря Глену Гранту, Саймон Оз стал со временем совершенно непритязательным. Если раньше считал калории, не употреблял картофель, чурался сливок, а если ел хлеб, то только из отрубей, то после почти годовалого пребывания с Гленом согласился, что еда в первую очередь должна приносить удовольствие. Лучше прожить меньше, но ярче, нежели дожить до ста лет в болезни Альцгеймера, что чаще всего настигает тех, кто придерживается холестериносвободной диеты. Наплевав на муку из отрубей, с собой на лодку Озеров, по примеру Вишнева, стал брать черные сухари. Их в одно из последующих совместных плаваний как то привез с собой Дед, и Саймону сразу вспомнилось детство. В свое время черные сухари великолепно делала бабушка. Она покупала в русском магазине ржаной хлеб, резала его на куски, ссыпала в пакет, перетряхивала с солью и ставила в духовку. Рецептура Адмирала была несколько иной - он добавлял растительное масло и тмин. Понятно, что на лодке такое лакомство готовить не будешь, но на суше это дело двадцати минут. Сухари имели одно неприятное свойство - быстро заканчивались, и для подстраховки Саймон, переехав в Россию, брал несколько пакетиков готовых. Конечно, промышленные сухарики не то, но все лучше, чем ничего.
   Адмирал приучил его завтракать легко и одновременно питательно: фрукты, тертая морковь с сахаром, орехи и быстрая каша. Никаких суррогатов! Дед просто заливал овсянку или гречку (привозил с собой) водой, оставлял на ночь, а поутру смешивал с йогуртом. После такого завтрака не тянет в сон и очень хорошее самочувствие. Дед еще любил "заполировать" завтрак чашечкой-другой кофе, но Саймон еще со времен борьбы с морской болезнью предпочитал чай с медом, лимоном и имбирем. С обедом тоже все разрешалось очень просто: из той же копилки быстрых рецептов Дед выдал своеобразное ризотто: залить рис на ночь водой, остатки жидкости слить, слегка подогреть, добавить соевые соус, кунжутное масло, растереть сухие листы ламинарии (те, что продают для суши), и добавляй что хочешь. Например, мидии. Моллюсков можно купить на рынке, но проще на ферме, которую все равно проходишь на лодке, либо... самому надрать. Берешь нож, целлофановый пакет и ныряешь у стены или камней. И ничего в том зазорного нет. С мидиями вообще хорошо живется - сотня рецептов, один проще другого, а сами ракушки всегда, можно сказать, под рукой.
   Во время переходов они с Грантом редко останавливались на ночь в оборудованных маринах - предпочитали дикие стоянки, где при отсутствии кнехтов швартоваться приходилось тяжелой цепью то за камень, то за корягу на берегу. Зато никто (или почти никто) не отвлекал. Приходишь ближе к вечеру, закрепляешься, достаешь из холодильника бутылку местного вина без контрэтикетки, соображаешь что-нибудь несложное на ужин (те же мидии, устрицы, а иногда просто поджаренные тосты сойдут) и сидишь наслаждаешься тающей линией горизонта. В такие минуты самое время пообщаться с Гленом Грантом.
   Беседы порой выходили весьма увлекательными, хотя со стороны... и хорошо, что никого не было. Так откровенно, по душам, на суше почему-то не говорилось. Они обсуждали прошедший год, строили планы на будущее, делились впечатлениями минувшего дня: Глен видел одно, Саймон - другое.
   - Мне порой кажется, - поделился как-то Саймон своим состоянием с Адмиралом, - что я - готовый клиент для психиатрической клиники. Разговариваю с ним так, будто он стоит в полный рост передо мной.
   - Позволь с тобой не согласиться, - Вишнев посмотрел куда-то вдаль, - я сам люблю поговорить с умным человеком. То есть с собой. И не только...
   Да, Оз слышал, как Дед бубнит что-то себе под нос, но ни слова не мог разобрать. Впрочем, и не пытался - у самого Глен Грант как начнет тараторить - не остановить.
   Однако задушевные беседы случались и на суше, а после прочтенного Викторией Вишневой "Чертополоха" Глен с Саймоном даже чуть ли не разругались.
   - Ну что, поздравляю, - сообщил с ухмылкой Оз. - В луч фиолетового прожектора попала твоя спина.
   - Э нет, брат, ошибаешься, - Глен откинулся в кресле, - это она тебя вычислила. Я что? Всего лишь моряк, со всей полагающейся атрибутикой, а чертополохи - это по твоей части, Саймон. Кстати, она мне нравится, и я совершенно не против...
   - Я тебе не позволю! - воскликнул Оз. - Слышишь! Не позволю.
   - Так в чем же дело? Иди к ней.
   - Это у тебя все просто...
   - И чью же спину в итоге светил фиолетовый прожектор?
   Так зародилось их соперничество. Кому расскажи - точно в психушку направят.
   На разговор в чайный клуб Глен не явился и вообще последующие дни не горел желанием кого-либо видеть, а когда вернулся, то с бо?льшим рвением начал подкатывать к Вике, что выводило Саймона из себя, и чем дальше, тем сильнее.
   - Я ей, между прочим, тоже нравлюсь, - заявил как-то Грант по дороге домой.
   - Не ты ей нравишься, а я! - Оз со всей силы нажал на тормоз - едва не проехал на красный.
   - А чего ты тогда ждешь?
   - Мне сложно объяснить. Вика из тех женщин, которые не пойдут на поводу своих чувств. Им нужно что-то предложить. Не деньги, не бриллианты - к материальным благам она равнодушна. Нужно дать то, что будет нас объединять. Я пока не совсем готов.
   - Досидишься до того, что я ее уведу, - подзадорило Саймона Альтер Эго.
   - Она не пойдет.
   - Спорим?
   - Я не буду с тобой спорить.
   - А я все же попробую.
   В последний день работы над проектами между Саймоном и Грантом разразился почти что рукопашный бой. И хорошо, что в машине, куда Оз просто бросил свое тело, не было никого - вызов специалиста в белом халате при наличии свидетеля просто обеспечен. Он закрыл машину и так долго кричал, положив голову на руль, что ему даже начали стучать в стекло - не случилось ли чего.
   Все выходные они провалялись дома, выключив телефон и не разговаривая друг с другом. Наконец воскресным вечером сели рядом.
   - Я решил позвать ее с собой в море, - сообщил Саймон П. Оз Глену Гранту. - Это значит, что тебя на лодку я не приглашаю.
   Вместо обиды Альтер Эго расплылось в блаженной улыбке.
   - Наконец-то! Поздравляю. Я тебе больше не нужен. Дальше - сам.
   И исчез. Вот так, взял и пропал. Испарился. Саймон хотел сказать что-то еще, но... Глен растаял, как будто не было его вовсе и все эти годы Саймон П. Оз, он же Семен Петрович Озеров, заправским умалишенным вел беседы с самим собой.

Эпилог

   Мария Морадос за девятнадцать лет работы в доме уже привыкла к странностям хозяина и даже перестала на многие вещи обращать внимание. Например, на то, что мистер разговаривает вслух сам с собой на русском языке, на наличие в доме странной комнаты с двумя стоящими друг над другом кроватями или на отсутствие в его доме каких-либо личных фотографий. Мария проверяла - ни одного отпечатка, кроме как на документах. "Значит, - рассуждала домработница, - какая-то неприятность случилась с доном Мигелем и он не хочет прошлое вспоминать". Даже нелюдимость хозяина сеньора Морадос восприняла в итоге за благо - меньше убирать. Помнится, работала она в одной семье - не дом, сплошная гостиница... А то, что редкими гостями хозяина являются только мужчины, - ну так мир в последнее время изменился до неузнаваемости. То, что раньше скрывали, - сейчас напоказ выставляют. Правда, на этих... maricones сеньор Мигель вовсе не похож. В молодости, небось, гулял напропалую, как ее, Марии, брат Педро. Только Педро ушел в монастырь, а хозяин бизнесом занялся. И правильно сделал. Хотя... может, любовь какая до сих пор не отпускает. Мужчина он до сих пор видный, интересный. Такие на простых девушек внимания не обращают. Им особенных подавай, а у особенных черт-те чего, прости господи, в голове творится. Вот и не склеилось у них, а сеньор все забыть никак не может. В жизни такое случается... Нет, хозяин хороший, грех жаловаться, не перетруждает, премию к Рождеству дает, да благослови его Дева Мария!
   Курьер экспресс-доставки позвонил в дверь в половине двенадцатого в понедельник. По понедельникам сеньор обычно работает дома, а Мария вроде бы как секретарь - на звонки отвечает, кофе приносит, почту принимает - ей несложно.
   - Мария! - крикнул хозяин со второго этажа. - Кто там?
   - Быстрая почта, дон Мигель!
   - Чего там прислали? Открой. Если контракт с Роджерсом - позвони Марку, телефон знаешь. Он скажет, что делать дальше, а мне некогда.
   - Как скажете, сеньор.
   Мария вскрыла конверт и достала две фотографии. С первой, черно-белой, на горничную Михаила Вишнева решительно взглянула девушка лет восемнадцати с очевидной россыпью веснушек по всему лицу. Марию как током пробило - экая сила у молодой сеньориты! Сестра Хуанита в последнее время глупостями разными увлекаться начала: биополе, энергетика... чушь, одним словом. А вот, судя по фотографии, вовсе и не ерунда. "Какая жалость, - поцокала языком домработница, придя в себя, - какую красавицу солнце погубило". Сеньора Морадос относила веснушчатость к существенным дефектам внешности. На втором, уже цветном отпечатке две смешные девушки, тоже не старше двадцати, дурачились от души. Первая, растопырив ладони и приложив их к ушам, высовывала язык - получался то ли слон, то ли обезьянка. Вторая установила собранные в лепесток ладошки к макушке и выставила вперед два зуба - чем не заяц? "Ай, молодцы девчонки! - восхитилась Мария. - Совершенно не боятся показаться некрасивыми!". Сразу вспомнились внучки: Исабель, Дукеза и Кристина - перед тем как фотографироваться, и лица напудрят, и глаза накрасят, да еще перед зеркалом минут тридцать проведут репетируя. А эти, кажется близняшки, плевать на все хотели. Только с глазами у них что-то не то... Фиолетовые, что ли? Разве такое бывает?
   - Мария! - снова крикнул Вишнев. - Ну что, Марк?
   - Дон Мигель, это не договор! Это фотографии какие-то! Одна старая...
   Мария не успела закончить фразу, как хозяин с выкаченными глазами кубарем скатился с лестницы. В его-то годы и такая прыть!
   - Где фотографии?!
   Михаил Вишнев уже час сидел на нижней части двухъярусной кровати своего дома и молчал. Мария Морадос время от времени проходила мимо закрытой двери на цыпочках. В руках основатель "Вишми" держал черно-белую и цветную фотографии. Вика забыла, а Саймон, забирая снимок из ежедневника, не обратил внимания, что к фотографии Светланы приклеилась еще одна - ее дочерей. Так и отправил.
   - А знаешь что, Светка, - прервал молчание Адмирал, и Мария припала глазом к замочной скважине. Что ни говори, в прежние времена правильные замки делали, не чета нынешним. У хозяина дверь что надо - и ключ не заедает, и обзор достаточный, - все снова вышло в точности так, как ты хотела, только смысл задуманного дошел до меня буквально несколько минут назад. Ты воистину самая умная, мудрая и дальновидная женщина. - Вишнев погладил снимок. - Я же очень хорошо помню, как не хотел в тот вечер пить, но ты просто заставила меня идти в бар, где я и подобрал того русскоговорящего бедолагу. Сначала решил, что твоя мечта иметь много детей должна пополниться еще одним сыном. Есть же у нас Папай, Арни, Звездочет и Марадона. Я даже имя новенькому придумал - Глен Грант. Затем подумал, что ты снова напоминаешь мне о необходимости превозмочь страх и выйти на связь с дочерьми. Ты же знаешь, я мало чего боюсь, а вот прийти и взглянуть в глаза девочкам... Но теперь-то все встало на свои места. Ты снова все сама устроила... Спасибо тебе. Как же это несправедливо, что мы по разным границам миров... Помнишь, когда "Светлана" напоролась на контейнер? Я ведь только в первые минуты испугался, а когда шел на спасательный плот, думал, что делаю первый шаг на небо, к тебе... а ты напоила капитана того рыболовецкого суда и привела ко мне. Конечно, пока все земные дела не переделаны, мне еще рано надеяться на встречу с тобой... Да, я тут подумал и решил увеличить фотографии, чтобы потом повесить в своей спальне. Что говоришь? В каждой комнате? Как скажешь, дорогая. Как скажешь... Обрати внимание - я уже перестал с тобой спорить. А знаешь почему? Потому что знаю - если ты что решила, так тому и быть. Ничто не в силах остановить солнечный протуберанец.
   Стоявшая за дверью Мария Морадос ни слова не понимала по-русски, но согласно кивала, сбрасывая кулачком скатывающиеся то с одного, то с другого глаза слезинки, - теперь все в ее любознательной голове встало на свои места. Девушка на старой фотографии - любовь хозяина. Именно такая красавица, пусть и с веснушками, достойна любви дона Мигеля. А веселые девчонки однозначно дочери, раз, выхватив фотографию, он просто впился в них глазами, а затем прижал к сердцу. Только что-то там у них четверых не заладилось... Не беда ли какая приключилась? Ох, храни их всех, Дева Мария, а тех, кто уже на небесах, с миром упокой.
   Мельпомена - в греческой мифологии муза трагедии.
   Талассемия - генетическое заболевание крови.
   Старлей - старший лейтенант.
   Пандан - предмет, парный с другим.
   Плеохроизм - способность кристаллов обнаруживать различную окраску при прохождении через них света.
   Навязчивая идея.
   Сладкая жизнь и все такое (ит.).
   Кокпит - открытое помещение на палубе для рулевого и команды на яхтах, катерах.
   Конец - на судах любая веревка, канат.
   Вяленное особым образом мясо, нарезанное тончайшими полосками.
   Вильна - название Вильнюса до 1918 года.
   Вишми созвучно с английским wish me (желай меня).
   Последний рыцарь (лат.).
   Армет - закрытый шлем.
   Товарищество "Проводник" - одна из самых известных в мире конца XIX - начала XX века фабрик по производству резиновых изделий.
   Шины товарищества "Проводник" пользовались настолько высокой популярностью, что их рекламу можно найти в английских газетах времен 2-й Англо-бурской войны на территории современной ЮАР.
   "Руссобалт" - изначально Русско-балтийский вагонный завод, позже начавший выпуск первого российского автомобиля под названием "Руссобалт".
   Офигеть! (исп.)
   Блин! (исп.)
   Выскочка, позерка, в данном случае - телка (исп.).
   Отвали! (исп.)
   Факт.
   Факт.
   Факт.
   По небезосновательному мнению некоторых ученых, под псевдонимом Вильям Шекспир скрывались другие поэты.
   Часть современной Латвии входила в состав Курляндского княжества. Ника делает ошибку - область современной Риги в курляндские земли не входила, хотя соседствовала.
   Истина в вине (лат.).
   Энолог - специалист по винам.
   Терруар - совокупность почвенно-климатических факторов и особенных характеристик местности, определяющая сортовые характеристики сельскохозяйственной продукции.
   Аппеллясьон - четко очерченная территория, внутри которой сложилась уникальная экосистема (климат, почва, ветер, влажность) и культивируются строго определенные сорта винограда.
   Шекспир В. Сонет 74 / Перевод С.Я. Маршака.
   Аутодафе - в средневековых Испании и Португалии религиозное действо, включающее в себя помимо прочих церемоний также чтение приговора и приведение его в исполнение путем сожжения на костре.
   Заболоцкий Н. Чертополох.
   Потерявший голову (исп.).
   Эфилобелофилия - коллекционирование винных этикеток.
   Целуй меня страстно (исп.). Также первые слова популярной песни.
   May Day - Первомай, майский день (англ.).
   Mayday - международный сигнал бедствия в радиотелефонной (голосовой) связи, аналогичный сигналу SOS в радиотелеграфной связи (с использованием азбуки Морзе). Он используется в ситуациях, которые представляют непосредственную угрозу для жизни людей, например терпящими бедствие морскими и воздушными судами. Сигнал передается три раза подряд: "Mayday, Mayday, Mayday".
   Сорт шотландского виски.
   Исфахан - город в Иране, издавна славящийся коврами. Отличительной особенностью исфаханских ковров являются мелкий детальный рисунок с реалистичным изображением птиц и цветов, короткий ворс и сине-кремовая палитра.
   Камбуз - кухня на судах.
   Кокпит - открытое помещение на палубе для рулевого и команды на яхтах, катерах.
   Гальюн- туалет на судах.
   Банки - сиденья.
   Люксовая модель одномачтовых парусных яхт.
   Марина - порт для яхт.
   Каботажное плавание - плавание вдоль побережья.
   Я?ппи (англ. Yuppie, Young Urban Professional - молодой городской профессионал) -- молодые люди, которые ведут активный деловой образ жизни городского профессионала. Яппи имеют высокооплачиваемую работу, в одежде предпочитают деловой стиль, следят за модой, посещают фитнес-центры. Основной критерий принадлежности к яппи - успешность.
   Тенерифе-Сур - южная часть острова Тенерифе.
   Канарейка - птица с Канарских островов.
   И.А. Бунин.
   Леер - перила.
   Шкипер - то же самое, что капитан.
   Шкот (голланд. scot) - снасть, позволяющая растягивать нижние (шкотовые) углы парусов. Дизель-шкот - саркастическое, с тональностью издевки и разочарования, жаргонное название дизеля среди русскоязычных парусных яхтсменов. Тянуть дизель-шкот (жарг.) - переходить на дизельную тягу при отсутствии ветра.
   На английском шкот - sheet и фраза звучит: you jerk diesel sheet, где jerk переводится и как резко дергать, и как мастурбировать - если говорить про глаголы, и мудило, лошара, лох - если про существительные.
   Шестнадцатый канал - международный канал аварийной связи. Через него также можно узнать актуальную метеорологическую ситуацию.
   Имбирь - одно из средств от морской болезни.
   Мохо розо - красный канарский соус на основе оливкового масла, винного уксуса и перца.
   Мохо верде - зеленый канарский соус на основе оливкового масла, винного соуса, трав.
   Закуски (исп.).
   Спасибо (исп.).
   Эй, сеньор, принесите, пожалуйста (исп.).
   Свеча, сеньор! Да! (исп.)
   Картошка по канарски (исп.).
   Офшор - в данном случае имеется в виду плавание длительностью больше одного дня без схода на сушу.
   Диаграммы Эйлера-Венна - два круга пересекаются друг с другом. Основа дискретной математики.
   Кинетоз - укачивание, морская болезнь.
   Золотая спираль, спираль Фибоначчи - это некоторая кривая, которая огибает точку своего центра, приближаясь или удаляясь от нее с шагом около 1,618 (число фи). Примеры: спирали галактик, ракушек, лепестки цветов, ячейки ананаса ит.д. Золотое сечение (пропорции) также придерживается шага 1,618. Пример: пропорции лица, фаланг пальцев руки ит.д.
   Риоха, Приорат - винодельческие районы Испании, где производится лучшее вино.
   Pingus считается самым дорогим испанским вином.
   Факт.
   Кэти и акула (англ.).
   Шотландия.
   Ко-шкипер - второй шкипер, помощник капитана.
   Песня английских китобоев "Что мы будем делать с пьяным моряком?".
   Желаю (англ.).
   Языков Виктор Аркадьевич (1948 г.р.) - российский, советский яхтсмен, путешественник, создатель яхт.
   Высоцкий В. Баллада о брошенном корабле.
   Занимайтесь любовью, а не войной (англ.).
   Моя машина времени (фр.).
   Красный граф - Алексей Толстой.
   Второе "я".
   Гомосексуалисты (исп. жарг.).
   Чтобы зайти на спасательный плот, делают шаг вверх, будто собираются подняться по невидимой лестнице.
  
  
  
  
  
  
  
  
  

22

  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"