Наверное, уже целая вечность прошла с тех пор, как закончилась стрельба, и в темном, пропитанном людской кровью лесу, воцарилась абсолютная тишина. Даже птицы, кажется, перестали щебетать, устрашившись возобновившихся столь неожиданно для них, боев. Впрочем, есть ли какие-либо птицы, вообще в этих проклятых Богом местах? Возможно, здесь, посредством пения и щебета, перекликаются между собой только неупокоенные души людей. А смертей человеческих эта земля за последние несколько недель, повидала уже много. Тысячи и тысячи павших советских солдат лежат ныне здесь, под Новгородом. И с каждым днем число их растет. Тем не менее, этот безмолвный временами, мрачный лес, готов и сегодня погубить не тысячи людских жизней, но миллионы их. Но и этого, ему, кажется мало. Прежде чем вычеркнуть человека из жизни, он духовно опустошает человека, превращая его в зверя-одиночку, или же зверя - стайного, бездумного и злобного, готового на любое насилие. Разница между представителями рода человеческого, заключается только в той цене, которую они готовы заплатить, и платят ныне за то, чтобы здесь, в волховском котле, остаться людьми, а не безумными, оголодавшими животными, подчиняющимися одному лишь инстинкту выживания.
Антону, стоявшему по колено в грязной жиже, заполнившей воронку от разорвавшегося некогда артиллерийского снаряда, отнюдь не хотелось разделить участь тех его однополчан, которые остались навечно лежать средь лесов и болот, здесь, в Новгородской области. Еще совсем недавно он бежал на звуки доносившихся до него выстрелов, ныне боялся нарушить тишину и пошевелиться. Привлекать к себе внимание стороны, одержавшей победу в той перестрелке, он не спешил. Антону оставалось только надеяться на то, что последний выстрел, услышанный им в чаще леса, был произведен не врагом, но другом. Однако же, и стоять неподвижно на месте, в то время, когда где-то рядом находится, вероятный противник, молодой человек не собирался. В нерешительности помявшись с ноги на ногу, Антон пригнулся и, вслушиваясь в тишину леса, двинулся в сторону покосившейся от взрывной волны, к земле сосны. Под ногами снова противно хлюпала болотная жижа, кожа, казалось повсюду, зудела от укусов множества расплодившихся на теле, паразитов. Вшей было так много, что приходилось только удивляться их плодовитости. Кровососущие сволочи. Наверное, они были изначально созданы природой только для того, чтобы быть дополнением к злоключению всякого человека. Привыкнуть к ним Антон, выросший в интеллигентской, не знавшей лишений в предвоенные годы семье, наверное, даже благополучной семье, не мог до сих пор.
Достигнув истерзанного пулями и осколками снарядов дерева, молодой человек укрылся за его ветвями и провел по шее ладонью. Трудно было выразить словами, как сильно хотелось ему сейчас окунуться в прохладную, чистую воду, смыть с себя грязь, и навсегда забыть этот проклятый лес. А ведь даже сейчас, где-то там, в совершенно ином, как будто мире, люди которым не приходится выживать, но доводится просто жить, радуются, влюбляются, сорятся, мирятся, читают какие-то книги... Настоящие люди. Счастливые люди. Они даже не знают о том, что среди болот и лесов Новгородской области, обращалась в совершенное ничто целая армия...
Как гадко! Как мерзко ощущать себя абсолютно забытым всеми, и ничтожным в этом огромном мире! Едва сдерживал слезы от жалости к самому себе, молодой человек огляделся по сторонам. Неподалеку, в неглубокой воронке, наполовину заполненной грязной жижей, он увидел труп какого-то красноармейца. Возле разлагающегося тела лежал запятнанный кровью вещмешок, в котором, быть может, найдется пара сухарей для голодного солдата.
Антон уже сделал шаг в сторону мертвеца, когда из-за деревьев, появилось четыре человека в немецкой камуфляжной форме. Быстрыми перебежками из одного укрытия в другое, они двинулись в его сторону. Сытые, полные сил люди. Своими четко слаженными действиями все четверо напомнили ему хорошо обученных охотничьих псов, готовых убивать всякого, кого сочтут подходящей своей жертвой, не испытывающих какой-либо жалости к противнику. Антон, прижавшись к земле, передернул затвор и прицелился в ближайшего к нему немца. В своем последнем бою, он твердо намеревался убить хотя бы одного из этих четверых. Если судьба подарит ему шанс, то и двоих. Вслушиваясь в звуки биения своего сердца, молодой человек задержал дыхание, готовый произвести выстрел в наиболее благоприятный для этого момент времени. Но, всего в двух десятках метров от его укрытия, немцы, едва слышно обмолвившись несколькими фразами, поменяли направление, двинувшись в чащу леса. Лишь после того, как они скрылись из виду, Антон облегченно вздохнул и чуть приподнялся над землей. На этот раз ему повезло. Доведется пожить...
Приблизившись к лежащему в воронке телу красноармейца, молодой человек поднял с земли вещмешок и забросил к себе за спину. Ноша эта была отнюдь не легкой, но тяжесть ее казалась приятной. Антон улыбнулся. Неужели для него наступила полоса везения? Решив, что содержимое вещмешка можно будет посмотреть после того, как будут причины полагать себя в относительной безопасности, он двинулся вперед.
Идти приходилось медленно, из опасности быть замеченным кем-либо, преодолевая различного рода препятствия, склоняясь почти к самой земле, а иногда и вовсе, почти ползком. Несколько раз приходилось замедлять шаг и прислушиваться к звукам, доносившимся до него из чащи леса. Около нескольких, сожженных деревьев, стоявших близ глубокой воронки, Антон остановился и огляделся по сторонам. Перед его взором представился весьма жуткий пейзаж. Дымящиеся торф, обгорелые остовы автомобилей, искореженные бочки, валяющееся на земле, уже никому не нужное оружие, вагонетки и трупы, трупы повсюду... И над всем этим кружились тысячи насекомых. О том, что тут творилось еще две недели назад, Антон не желал думать. Ясно ему было только одно: некогда тут проходил один из рубежей обороны второй ударной армии. Когда-нибудь, кто-то из историков напишет в своих трудах, что вторую ударную пожрала 'Долина смерти', и будет отчасти прав. Ибо сегодня, весь Волховский котел, это не более чем одно большое кладбище, кладбище для целой армии, растерзанной и уничтоженной в окружении, но до конца исполнившей свой воинский долг. Кто и когда выдвинет обвинение в гибели всех этих людей? Против кого он выдвинет свои обвинения?
Вытерев с лица грязь, Антон устало вздохнул и сел на бочку, сильно помятую, продырявленную в нескольких местах осколками артиллерийского снаряда. Снова дал о себе знать голод. Следом за ним пришла апатия ко всему происходящему вокруг и желание забыться, оказаться хотя бы ненадолго вне этого леса, среди людей, в обществе далеком от войны, не знающем болезней и истощения, в обществе, противящемся любому насилию и на основе равноправия, стремящемся построить идеальное, государство, свободное от различного рода предрассудков.
В полной отрешенности от страшной действительности, Антон просидел несколько минут. И лишь услышав где-то неподалеку от себя звук треснувшей под чьим-то неуклюжим шагом сухой ветки, он взял в руки винтовку и осторожно переместился в тень покореженной от прямого попадания минометного снаряда грузовой машины. Снова послышались звуки шагов человека, неловкого в своих движениях, не осторожного. Предположение о том, что пришельцем являлся кто-то из немецких солдат, виденных им совсем недавно, Антон отверг сразу. Те четверо двигались слишком профессионально. Сейчас же, ломая сучья, хлюпая болотной жижей, мимо него шагал кто-то не привыкший к лесу.
- Куда ты идешь, дура?! - донесся до Антона чей-то звучный голос, - Пристрелят дурочку и поминай как звали. Вон их, сколько таких инициативных как ты, немцы постреляли. Из восемнадцати человек остались только мы с тобой. Шагай следом за мной.
- Хорошо, Андрей. Только не бросай меня, прошу...
- Не брошу. Ты только поменьше шуми, Машка. Лес, он шума не любит. Помнишь, как Котова ранили? Шальная пуля, она, девочка моя, пуще всех прочих, цель выбирает. И все в живот норовит.
- Сколько еще нам до деревни идти, Андрей?
- Сам бы хотел знать, - мужчина чуть помедлил. Антон предположил, что тот разглядывает какую-то карту, - Судя по всему, Березно находится где-то к северо-западу от нас. Туковежи южнее. Километрах в двух от этого места. Может быть чуть меньше.
- Не могу я больше идти. Дай дух перевести. Ведь километров пять без передышки идем.
- Угораздило меня с тобой, бабой связаться! Лучше бы с группой Афанасьева пошла. Он такой же инициативный, как и ты! Носит же земля идиотов!
Женщина не ответила. Услышав, как она всхлипнула, Антон брезгливо сплюнул. С этими двумя перейти через линию ему будет чрезвычайно сложно. Выглянув из-за своего укрытия, он попытался разглядеть странную пару повнимательнее. Мужчина, высокий, немного грузный, стоял от него неподалеку, нервно теребя пальцами, клочок какой-то бумажки, вероятно, той самой карты, по которой он сверял свой маршрут. Выправку он имел военную, при том, что одет был в гражданскую одежду, состоявшую из кафтана и широких штанов, заправленных в невысокие сапоги. И хотя тёмные глаза этого человека скрывались под чрезмерно крупными очками в роговой оправе, лицо его показалось Антону очень знакомым.
Неожиданно для себя Антон вспомнил, где видел этого широкоплечего, высокого мужчину и в изумлении приподнялся из-за своего укрытия. Человек, которого он видел перед собой сейчас, был одним из героев битвы под Москвой, генерал-лейтенантом Андреем Андреевичем Власовым! Но как же так?! Здесь, в тылу у противника, в обществе какой-то женщины, скрывается командующий второй ударной армией! Почему он не эвакуировался вместе с остальными штабистами через "Долину смерти" в Мясной Бор, в то время, когда у него существовала такая возможность? Чего выжидает? Что-то подлое, предательское представлялось во всем происходящем Антону, что-то, во что он не хотел верить, о чем не хотел говорить. Впрочем, времени на размышления у него и не оставалось. Эти двое за последние пять минут произвели столько шума, что можно только удивляться тому, что их голоса до сих пор не привлекли немцев.
Антон уже хотел было выйти из-за своего укрытия, когда всего в сотне метрах от него раздалась короткая пулеметная очередь и несколько трассирующих пуль со свистом пронеслось в сторону Власова и его спутницы. Андрей Андреевич на какой-то момент опешил, видимо растерявшись, но зато женщина, нужно отдать ей должное, мгновенно поняв что, происходит, схватила его за руку и бросилась навзничь, увлекая Власова за собой. К несчастью, одна из пуль, нашла свою цель, пронзив плечо командующего второй ударной армией, выведя его из оцепенения. Повалившись на землю, Власов начал быстро отползать к ближайшей воронке. Антону оставалось только радоваться тому, что с самого начала он приблизился к местам давно прошедших боев с той стороны, откуда его вовсе не ждали, а потому сейчас находился вне зоны обстрела противника. Пулеметчик, между тем, видимо потеряв генерал-майора из виду, прекратил стрелять.
- Рус! - Прокричал немец, - Сдаваться! Рус швайн! Скоро смерть! Рус Иван капут! Выходить! Остаться живой!
Вслед ему вторил чей-то другой голос, произнесший что-то на немецком языке. Потом оба засмеялись, и снова зазвучала пулеметная очередь. Гулким эхом отозвалась она среди деревьев и разнеслась на несколько километров по округе. У Антона оставалось очень мало времени до того момента, когда на звуки прозвучавших выстрелов прибегут немецкие солдаты. А значит, в его распоряжении имеются лишь всего лишь несколько минут, по истечении которых пулеметный расчет должен быть уничтожен любой ценой.
Краткими перебежками, укрываясь за остовами автомобилей, поваленными деревьями и в воронках, молодой человек побежал в обход позиции пулеметного расчета. Едва умолкал пулемет, он останавливался, стараясь не выдать себя ни единым звуком. Видеть Антона сейчас немцы не могли, но услышать звуки шагов, в эти непродолжительные периоды затишья, возможно, было всякому, кто находился на расстоянии нескольких сотен метров от него. До позиции немецких пулеметчиков оставалось пробежать совсем немного, когда средь звучания пулеметной очереди, неожиданно раздался крик Власова
- Немец, не стреляй! Тебя просит командующий второй ударной армии, генерал-майор...! Не стреляй! Со мной женщина! Давай поговорим!
Не ожидавший услышать подобные слова со стороны советского офицера, Антон споткнулся о какую-то корягу и, потеряв равновесие, упал в грязь. К счастью, в сфере происходящих событий, его падение осталось никем не замеченным.
- Генерал-майор! - кричал, между тем, в ответ Власову кто-то из немецких солдат, - Говорит рейхсфюрер! Иван, сдавайся!
И снова они засмеялись. Но на этот раз смех немцев был непродолжительным, поскольку вновь заработал их пулемет. Не без труда поднявшись на ноги, Антон снова стремительно бросился вперед, к позиции противника. Приблизившись к пулеметному расчету с тыльной стороны, он перескочил через ограждение, состоящее из арматуры, и обрывков колючей проволоки, а потом, почти не думая о том, как ему поступить, обрушил тяжелый вещмешок на спину того из немцев, который вел огонь из MG-34, от чего тот дернулся и вскрикнул не столько от боли, сколько от неожиданности. В ту же секунду Антон с размаху ударил его прикладом карабина по шее. Удар оказался настолько сильным, что изо рта немца обильно потекла кровь. Он, уже теряя сознание, повалился на ручной пулемет, и, забился в предсмертной конвульсии.
Не успевший понять, что произошло с его товарищем, второй пулеметчик, с удивлением посмотрел Антону в глаза. Внезапность появления противника за своей спиной ошеломила его настолько, что он позабыл о собственном оружии, и, вместо того, чтобы оказать хоть какое-то сопротивление, только закрылся руками и попытался отстраниться от Антона, направившего на него карабин. Выстрелив в немца, практически в упор, молодой человек выпрямился и вытер с лица капли пота. Потом повернулся к Андрею Андреевичу, без всякого сомнения, наблюдавшему за всем происходящим из своего укрытия.
- Товарищ командарм, - негромко произнес, пытаясь скрыть волнение в своем голосе молодой человек, - У нас мало времени. Немцы скоро будут здесь.
Власов ему отвечать не спешил. А может быть, просто не услышал. Только женщина, привстав на колени, указала генерал-майору на Антона, что-то шепча, и, наверное, даже в чем-то его убеждая.
- Андрей Андреевич..., - промолвил Антон, - Андрей Андреевич, у нас мало времени, слышите? Надо уходить! Надо торопиться. Немцы...
Договорить он не успел. Длинная очередь, произведенная из пистолета-пулемета Дегтярева в его сторону, вынудила Антона резко пригнуться. Несколько пуль просвистело мимо него и вошло в ствол дерева, стоящего совсем рядом. Откуда производились выстрелы, молодой человек так и не увидел, но предположил, что стреляли именно те люди, жизнь которым он спас минуту назад.
- Не может быть! Этого просто не может быть, черт бы его побрал! Как же так?! Ведь это же свой!
Понимание произошего приходило к нему постепенно. Также тлеющая сигарета обжигает пальцы, становясь все сильнее и невыносимее. Так, наверное, угасает сознание в человеке, сраженном пулей в грудь, медленно, с приступами мучительной боли, возникающими при каждом вздохе умирающего.
Не свой. Уже чужой. Уже предавший...
Чувствуя горечь от обманувшихся ожиданий, Антон выглянул из-за мешков, наполненных песком, и посмотрел в сторону Власова. Увлекаемый под руку женщиной, тот убегал во тьму чащи леса, часто оглядываясь, наверное, ожидая, что по нему станут стрелять. Антон взял его на прицел карабина, но услышал позади себя чьи-то резкие голоса и обернулся. К нему, укрываясь в тенях деревьев, приближались люди в немецкой униформе.
Значит, так тому и быть...
Нет, умирать ему было не страшно. Страшно было жить с осознанием того, что тебя предали, что тебе не оставили никакого выбора кроме как умереть и физически и духовно. Но не этот жуткий, пропитанный людской кровью лес, а именно собственное предательство вычеркивает человека из жизни, внутренне опустошает человека, превращая его в зверя-одиночку, или же зверя - стайного, бездумного и злобного, готового на любое насилие. Огромная разница между представителями рода человеческого, всегда заключалась, и будет заключаться в той цене, которую они готовы заплатить, и платят ныне за то, чтобы при любом стечении обстоятельств, остаться людьми, а не теми ничтожествами, которых даже их потомки, причислят к предателям своего народа. И проклянут...
Прислонившись спиной к мешку с песком, Антон мрачно посмотрел на лежавшие перед ним тела людей. "Рус! - вспомнилось ему, - Рус, - Здаваться!". Усмехнувшись, молодой человек отпихнул от себя труп убитого им пулеметчика, и, подняв MG-34, принялся заправлять в барабанный магазин пулеметную ленту...