Вал информации - вот два слова, которыми можно охарактеризовать ситуацию на книжном рынке, впрочем, не только на нём. Как сорентироваться в этом потоке - теорий, систем, и прочая, и прочая, упакованных все как один в манящее слово - потребляй. "Самурай" - по своей сути и содержанию - первая ласточка, первая попытка создать, своего рода, "катехизис веры" для настоящих мужчин. Женщинами для женщин их создано, уже, явно предостаточно, а вот мужчины стоят последними в очереди за своей "маленькой" мечтой в наших "больших городах". Пришло время исправить эту ошибочку. Итак, откройте баночку пива, поудобней сядьте в своё кресло и ... загрузитесь в "Самурая". Это не просто книга, это игра, да-да, игра и уверяю Вас - как раз именно та игра, которая только и стоит свеч.
Содержание :
Пролог -
загрузка в ИГРУ 5
Манга первая -
"зеркало" 9
Манга вторая -
"чётки" 167
Манга третья -
"меч" 360
"Мудрость обладает существованием,
прнинцип обладает существованием,
путь обладает существованием,
но лишь Дух владеет Пустотой".
Миямото Мусаси
"Книга пяти колец".
В начале, когда не было ничего, был лишь огонь в пустоте. Были то сходящиеся, то расходящиеся, то вновь сходящиеся, для долгих бесед о своей судьбе - Вечные Трое. Одного звали Мах, другого Брах, а третьего - Хинга. Они были вечны, они были бессмертны и мудры, все тайны мироздания были в их, всесильных руках, оставалась лишь одна - тайна их собственного предназначения. Во время своих многочисленных странствий по бескрайним просторам древнего космоса они искали, и наконец, нашли скрытый в нём, тот самый, Источник Вечного Огня - и вместе заглянув в его бездонную глубину, раскрыли свой общий на Троих секрет. И в этот великий момент увидели они, как вышла из него, во всей своей первозданной мощи и красе, Великая Богиня солнца - Мари. Очнувшись от вечного сна, она удивлённо и радостно осветила своими лучами весь космос - зримый и незримый. Сделав это, она улыбнулась и поманила к себе, находящихся рядом с ней - Вечных Трёх, и сказала она им : "Благодарю Вас, что пробудили меня от вечного сна, теперь он навсегда окончен, и я хочу жить, но, дорогие мои освободители, есть у меня к вам одна сокровенная просьба". "Проси всё, что пожелаешь, прекрасная Богиня света, мы всё исполним" - ответили ей Вечные Трое. "Тогда, я хочу, чтобы вы создали мне мир, дитя моё, который я буду вечно любить и согревать теплом своим" - сказала им, Пробужденная Богиня. "Да будет так, как ты хочешь Мари, мы с радостью исполним твою мечту" - ответили ей Вечные Трое и окинув своим взглядом весь космос зримый увидели они в нём землю пустую. На неё и пал их выбор. И первым, на выбранную для рождения мира планету, послала Богиня света мудрейшего Маха. Он, несколько раз облетев избранную землю, начал создавать вокруг неё огромный кокон, призванный оградить её от тьмы внешнего космоса. Через какое-то время, под действием солнечных лучей, внутри кокона начала накапливаться живительная влага, которая и пролилась на землю обильным дождем. Так появился на пустынной земле - древний океан. Вторым, послала Мари на землю искусного Браха. Он и приступил к следующему этапу творения, начав смешивать частицы земли, плавающие в водах древнего океана, друг с другом. И встали, со временем, над водами океана, огромные материки и высокие горы. Последним, послала Великая богиня солнца на землю сильнейшего Хинга. Он, облетев землю, единым разом сорвал верхушки самых высоких из всех гор, и разбудил дремавшие в них могучие вулканы, которые дали земле ее главную драгоценность - кислород. Затем, Вечные Трое, соединив свои силы, сотворили на земле - Семя живое. И дало оно обильный всход - и на земле, и в воде, и в воздухе. Венцом же их творения стал человек, созданный по образу их и подобию, созданный как друг и помощник в управлении сотворённым ими молодым миром. И по совету Великой Девы света, и в память о своём предназначении, получил человек от своих Творцов священные дары - зеркало, драгоценные четки и меч, чтобы знал человек, что землю надо любить, взращивать и защищать. Шло время, множились люди и стали они забывать заветы Великих своих творцов. Пока не случилось самое страшное - люди потеряли свою связь с миром Вечных Богов. А началось всё с убийства одного человека - другим. Это убийство породило Великий Страх среди людей, который отныне и навсегда был рядом с каждым человеком на земле. Мир изменился, он болше никогда не был прежним миром Земли живой. Убийцу звали Чуллуа, что означало бык, а убитого им Умантуа - пегий жеребенок. Мертвое тело Умантуа стало Луной, чтобы вечно служить людям немым упреком - о сне их разума. Убийца же был отделен Вечными творцами от других родов людских, и наречен он был их Противником. Однако и поныне люди из рода древнего быка продолжают нести всем другим людям - разрушение, отчаяние, тоску и смерть. Память о Великом страхе живёт в каждом человеке. Страх властвует над людьми безраздельно, на протяжении всех веков земной истории. Страх перед тёмной стороной человека, перед живущим до сих пор в самом чёрном углу земли - человеком-быком, двурогим, проклятым, но вечном враге всех вместе взятых и каждого по отдельности из людей живущих на нашей земле. Ибо древнее противостояние быка с родом людским не окончено до сих пор и как гласят самые сокровенные легенды народов мира - грядёт ещё последняя битва тёмного быка с только что рожденным на свет - молодым жеребенком. Как знать, а может она уже началась. Впрочем, именно об этом пойдет моя история, невероятная, но тем не менее абсолютно реальная, а потому простая и сложная одновременно, вобщем, как и сама жизнь - и пожалуй, пора мне её - начинать.
Манга - 1.
Зеркало - ятакагами.
Когда не знаешь, с чего начать свой рассказ, лучший способ - это начать его с самого начала. Это было шестнадцать лет назад. Жил я со своей семьёй на Урале, в большом, промышленном, городе Ч. Было мне в ту пору 13 лет. Рос я в очень большой семье. Сколько себя помню, мои родители всегда ссорились. Отец, по национальности кореец, родился в Новосибирске, воспитывала его моя бабушка одна, мой дед умер в год рождения моего отца. Вот такая преемственность поколений. Семья жила бедно и бабушка воспитывала отца в строгости. Закончив юридический факультет, отец по распределению поехал работать на Урал. И сделал здесь прекрасную карьеру, дойдя до должности - районного прокурора. Мать моя русская, являла собой зеркальную противоположность моему отцу. Выросла в традиционно, по-русски, большой семье. Было их в семье четыре сестры. Её мать и отец работали врачами, в семье девочек воспитывали свободно, без лишнего давления. Мать, повторила путь своих родителей, закончила Медицинский уни-верситет, пошла работать в больницу - детским врачом-педиатором. Женщина очень красивая и гордая, всегда при-тягивающая к себе взгляды мужчин, как она выбрала из них моего отца, для меня всегда останется тайной. Разные и по характеру, и по своему происхождению, они, просто, не могли не ссориться. Если отец говорил да, мать всегда говорила нет, к тому же отец её постоянно ревновал. Но тем не менее - вместе они жили, уже, двадцать с лишним лет, две разных половинки одной медали, впрочем, так оно, наверное, и должно быть. В семье я был четвертым ребенком, брат был старше меня на семь лет, и по при-меру отца выбрал для себя юридическую стезю, мои старшие сестры-погодки, в том злополучном году поступили в Медицинский университет. Как говорится - мать с отцом продол-жали делить семейную власть, пока победа была за матерью, но отец в этой войне сдаваться не собирался, ведь был еще я. Меня же в лучшем случае, ждала - колония для несовершеннолетних. А всему виной был мой рост. У нас в семье все были высокие - и отец, и брат, и сестры, и даже мать была не ниже среднего роста, хотя семейные заботы и тяжелая работа, делали её на порядок ниже наших, таких отборных, членов семьи. Но по сравнению с ними со всеми я был - просто карлик. Старшие всегда смотрели на меня свысока как на какое-то недоразумение, отец посмеивался, говорил, что я как раз, в отличие от него, "истинный ариец", в смысле кореец, только, мать меня жалела - говоря, что я свое еще наверстаю. На всех школьных построениях я всегда стоял последним, вот с одного такого построения и начал формироваться, как говорили все вокруг, мой несносный характер. Это было в первом классе, на уроке физкультуры учитель выстроил всех нас по росту, ну и, конечно, я оказался самым последним в строю. Класс дружно рассмеялся по этому поводу, но учитель прекратил этот балаган, и начал свой урок. После урока, в раздевалке насмешки продолжились, все мальчишки по очереди купались в душе, а когда, подошла моя очередь, то в душ я не попал. Меня оттолкнул в сторону от него, самый высокий парень в нашем классе - Денис Фролов, и прокричал мне, с насмешкой : "Эй, ты поскребыш, тебе мыться не обязательно, ты поскребись и грязь сама отвалиться". Вот в тот момент, я первый раз в своей жизни, почуствовал как внутри меня взорвался, подобно атомной бомбе, дичайший гнев, приступы, которого, будут навещать меня и потом, ещё, и не раз. Я сумел сдержаться, спокойно оделся, вышел из раздевалки на улицу, и встал у школьных ворот, дожидаться своего обидчика. Прозвенел звонок и из дверей школы, скорее по домам, повалил народ. В группе своих одноклассников, я заметил и Дениса. Я вышел ему навстречу и холодно сказал : "Ну, что Дэн хорошо искупался, может еще и пылевые ванны примешь". Такой наглости, он явно не ожидал, и весь красный, как бык на матадора, пошёл на меня, предвкушая надо мной жестокую расправу, под всеобщее улюлю-канье его восторженной публики. Однако, когда он уже готов был схватить меня за воротник, я сделал неожиданный ход - взял и бросился ему под ноги. И Денис, на полном ходу, плюхнулся на школьный асфальт. Я же подпрыгнув как на пружине, вскочил ему на спину и начал, что есть мочи, дубасить его по голове. Оттаски-вали меня от него - впятером. Вот с того случая - всё и началось. Я не давал спуску никому и никогда. Если на меня кто-то бросался с кулаками - то я хватался за палку, если кидались с палкой - я брался за любую, попадавшуюся мне под руки, арматуру - и обязательно давал отпор. Оружием мне служило всё - начиная от школьных ручек и заканчивая самодельным кастетом. Со временем, оружием стал я сам. Я буквально выкачал к себе уважение, как цыганёнок из "Неуловимых мстителей", который так лихо опракидывал в себя рюмки с самогонкой перед восхищёнными им махновцами. Моя жизненная философия была проста как пять копеек - пусть ростом я и не вышел, но как любой загнанный в угол дворовый пёс буду драться до последнего, пусть даже с увешанной с ног до головы медалями немецкой овчаркой. Просто, потому что другого выхода у дворняги - нет. И эту мою ярость безисходную чувствовали все. В школе со мной побаивались связываться, даже старшеклассники. Одним словом, хулиганом я стал отъявленным. Не знаю почему, может потому что отец у меня был районным прокурором, но всё моё хулиганское поведение сходило мне с рук. Уверенность в том, что если я защищаюсь, то значит, я прав - была во мне железной. Очень скоро, моя уверенность передалась и другим. Я сумел сформировать свой внутренний круг - почитателей, и заработать, как мне казалось, тогда, авторитет крутого парня. Впрочем, как показало время - мой колос был таки на глиняных ногах. В тот злосчастный - 91 год, в наш 7 б класс, во второй четверти, перевили девочку из другой школы. Шел урок истории, когда в класс в сопровождении завуча - вошла она. Завуч, громко, на весь класс представила новенькую : "Знакомьтесь, дети, это Оля, она будет учиться с вами". Оля с достоинством осмотрела класс и села за свободную парту. Так в мою жизнь пришла она, так утреннее солнце врывается в сонную комнату, призывая лежебок вставать. Оля мне сразу понравилась - белые кудрявые волосы, правильные, как будто точеные черты лица, белая как мел кожа, школьное платье, сидевшее на ней так, как будто было сшито на заказ, и то достоинство с которым она себя вела, всё это говорило о том, что девочка знает себе цену. Я потерял голову, день и ночь - думал только о ней. Когда она отвечала на уроке - я затаив дыхание ловил каждое её слово. Впрочем, голову потерял не я один, за ней сразу стали увиваться самые симпатичные парни нашего класса, а потом, и всей школы. А я всё выжидал, жизнь научила меня этому умению - ждать, надеяться, терпеть и всегда искать подходящий случай для своего выхода из тени на свет. И такой случай сам меня нашел. Как-то после уроков я остался дежурным по классу. Я уже составил на парты все стулья и вытер доску, когда дверь, вдруг, открылась и в класс зашла она. Я даже опешил от неожиданности. Она мельком взглянула на меня и властным голосом спросила : "Ты когда убирался не видел на моей парте дневника ?" Я сумел, только, выдавить из себя тривиальное - нет. Она мне не поверила, подошла к своей парте, заглянула в неё, посмотрела под ней, и лишь ничего там не найдя, направилась к выходу. Ну всё или сейчас, или никогда, сказал я себе и перегородил ей проход. "Послушай, Оль, - каким-то не своим, надтреснутым голосом начал я, - Только не смейся, как только ты пришла в наш класс, я просто потерял покой, только о тебе и думаю, мне кажется, - и тут я выдавил из себя эти роковые слова, - я тебя люблю". Оля очень внимательно посмотрела на меня своими голубыми глазами, мне этот взгляд никогда не забыть, и вдруг, взяла и рассмеялась, так смеются ведьмы в старых фильмах, и глаза у неё стали холодные и злые - чужие глаза. "Послушай меня мальчик, тебя кажется, Сашей зовут, - начала она надменно. - Я о тебе уже наслышана, в курсе всех твоих подвигов, не отступать и не сдаваться, и всё такое, но со мной такое не пройдёт. Я завтра всем расскажу, как ты ползал передо мной на коленях, возомнил себя Дон-Жуаном, герой-лю- бовник, фильмов насмотрелся, но я то тебя насквозь вижу. Малыш, ты был, есть и навсегда останешься - мелким поскребышем". И она снова зло и весело рассмеялась, оттолкнула меня в сторону и выбежала в коридор, а оттуда еще дважды крикнула : "Поскребыш, поскребыш," - и молнией унеслась прочь. Я стоял посреди класса, как оплеванный, по щекам у меня покатились слезы, и я как не старался не мог их удержать. Не помню как я ушел из школы и как добрался домой. На автомате проглатил ужин и закрылся в своей комнате. Через окно в комнату вползали вечерние сумерки, я включил магнитофон, там стояла моя любимая Metallica, альбом Kill em Ell - и бухнулся на пол. Мысли в голове шли кругом, как такое со мной могло произойти, за что она так со мной, снова подкатили слезы. На этот раз я сумел их подавить. Я же боец, я же боролся, всегда боролся, и тут, какая-то девчонка, всё испортила, тварь. Ненавижу её, ненавижу. Во мне снова, пульсирующей черной точкой вспыхнул гнев, однако, первый раз в жизни, он был не такой как всегда, он был мне не подвластен, метался внутри, не находя себе выхода - и вдруг, как взбесившийся скорпион, он ударил прямо в меня. Ненавижу её и ненавижу себя. Как она сумела заглянуть внутрь меня, как сумела понять скрываемую мной ото всех правду - я ведь не сильный, я им всегда только казался, но ведь, кроме меня, этого никто не знал. Откуда же она знает ? Четкие звуки, которые выбрасывала в мой мир Metallica - делали своё дело. Ко мне снова вернулась уверенность, но она пришла не одна, с ней пришло совершенно незнакомое мне чувство - тоски. Я начал прокручивать свою жизнь с самого начала, а потом всё дальше и дальше - вперед. Что меня там ждет, в будущем, всё таже бесконечная борьба, один против всех, в попытке доказать, что Саша Ким - кое-чего стоит. А если я действительно поскребыш, лилипут в стране великанов, ну не могу же я им всем доказать, что я такой же как они - человек. Тоска охватила меня с головой, одна мысль прыгала на другую, как белки в колесе. И вдруг, колесо остановилось, в голове, как в диктофоне включилась запись давнишнего разговора, подслушанного мной, случайно, у сестер. "...да нет, нету такого способа, с медицинской точки зрения они все неэффективны, да к тому же болезненны... А я тебе говорю, что есть, мне тут один старшекурсник... Кто он ?.. Не важно, ты лучше слушай, так вот, он мне говорил, что если смешать фенозепам с а...тропином, то эффект будет 100 %, и притом, никакой боли, ты просто уснешь и всё..." Диктофон затих. А ведь действительно зачем кому-то и что-то доказывать, зачем бессмысленно бороться, строя из себя супермена, зачем казаться - надо быть, а точнее не быть. Моя жизнь принадлежит только мне. И только я вправе про-должать за неё бороться или нет ! ... И просто уснуть. Действительно, как давно я хорошо не высыпался из-за этой долбанной школы - экзамены, зачеты. Да пошло всё к черту. Я знаю кто я такой, а ты дура набитая не знаешь. Кем бы я там не хотел казаться, одно, я знаю наверняка - кишка у меня не тонка. Я резко встал с пола, выключил магнитофон и выглянул в коридор. Вечерний гул потихоньку затихал, отец и мать в своей спальне смотрели телевизор, в комнате у сестер уже было тихо, брат на дежурстве... Елки-палки, вот почему я сегодня в комнате весь вечер один, блин, совсем плохой стал. Ладно, соберись, значит я сегодня сплю один, все одно к одному - и все козыри у меня на руках. Тихо вздохнув, я медленно пошел по длинному коридору в нашу маленькую, но уютную, кухню. Налил себе чаю, отпил немного, прислушался, вроде никто не встал. Дрожащими руками открыл кухонный шкаф, где хранилась материна аптечка. Как ни странно, но я её сразу нашел, открыл, начал копаться и нашел все, что мне нужно было, как по списку. В углу шкафа заметил начатую отцом бутылку коньяка, помирать так с музыкой - взял и её. Закрыв шкаф, я снова прислушался к коридору - тихо. Допил остывший чай и со своим опасным грузом - двинул в комнату. Зайдя в неё, быстро спрятал свои находки, разделся и залез в кровать. Скоро мать начнет свой вечерний обход. Ну, так и есть - точно по расписанию, заглянув в комнату сестер, мать открыла и мою. "Сашь, ты спишь" - спросила она в темноту. "Да, уже засыпаю" - ответил я. "Ну, спокойной ночи, сынок" - тихо сказала она и закрыла дверь. В моем сердце как-будто тонкая нитка оборвалась, стало, вдруг, нестерпимо тоскливо и страшно. Ладно, соберись, - сказал я себе, - страх это хорошо, это естественно, все чего-то боятся, главное - не уснуть раньше других. Очень скоро весь дом погрузился в мирный сон. Ну, что ж, пора. Я тихо выскользнул из теплой постели, снял со стула свой любимый джинсовый костюм, засунул в карманы куртки коньяк и лекарства, и подошел к окну. На улице моросил мелкий дождь, ну, ничего, не растаю, не сахарный. Осторожно повернул шпингалеты и открыл окно, в комнату ворвался свежий ночной воздух. Я залез на подоконник и посмотрел вниз, благо прыгать было не страшно, квартира была на первом этаже - страх был в другом, я понимал, что прыгнув вниз у меня пути назад, уже, не будет. Я закрыл глаза, решив действовать - действуй ... и прыгнул. Приземлился я удачно. Ну, теперь вперед - десять метров вдоль дома, дальше через дорогу, и метров пятьдесят вдоль гаражного кооператива, еще одна дорога, и вот я стою у входа в городской парк. Тускло горят фонари, освещая унылые скамейки и сиротливые, по весеннему голые деревья. Я направился по тусклой аллее, к своей, потаенной, сосновой опушке, где я всегда чувствовал себя как дома, любя, побыв в одиночестве, ни от кого не таясь - выкурить сигаретку-другую. Вот и она - моя скамейка под развесистой сосной. Сев на нее, я как следует отдышался и, попытался, успокоится. Дождь всё усиливался, где-то сильно громыхнуло, надвигалась весенняя гроза. Но меня она ничуть не волновала. Я достал из кармана, припрятанную сигарету, закурил и втянул в себя табачный дым, вкус которого мне показался густо замешанным на мокром мхе и сосновых иголках. Стало намного лучше и спокойней. Дождь продолжал усиливаться, даже сидя под сосной, я начал намокать, что ж, нужно и мне уско- риться. Я достал из кармана таблетки и выдавил их все себе в ладонь, горсть получилась приличной. Правой рукой я откупорил коньяк, и закинув в рот таблетки, запил их большим глотком. Сильно закашлялся, чуть не подавился, самоубийца хренов, - мысленно улыбнулся я себе, и сделал еще один глоток. Взглянул на свои, моя гордость, командирские часы - был ровно час. Во рту застряла невообразимая горечь, голова кружилась, я всем телом откинулся на скамейку, закрыл глаза, и подставил свое лицо падаю- щим с дерева дождевым каплям. Меня начало тихо укачивать и мне, даже, почудился гудящий где-то рядом морской прибой. Но обретенное мной спокойствие было нарушено чьим-то, внезапным вторжением. Краем уха я расслышал рядом с собой стариковское покряхтывание, а затем, какое-то тяжелое тело опустилось на МОЮ скамейку. Надо было как-то прореагировать на такую наглость и я, с большим трудом, размежил, ставшие такими тяже-лыми, веки. Открыв глаза и повернув голову я увидел следующую картину. Рядом на скамейке, слева от меня, сидел некто неизвестный, в старом, дранном, осеннем пальто и в поношенной фетровой шляпе, лихо сдвинутой на затылок, лицом полный, глаза хитрые и рыжие усы - всё это делало его похожим, ну, точь в точь на Кота Базилио, из детского фильма про Буратино. В ногах у него стояла овощная сумка огромных размеров, в которую он аккуратно положил допитую им бутылку МОЕГО коньяка. Видя такую бесцеремонную наглость, я немного пришел в себя, и еле разлепив губы, сумел пробормотать лишь, что-то маловнятное - "Мужик, ты, это чё ?" На этом мой словарный запас иссяк, в голове царила шумящая пустота. Зато, теперь, в разговор включился мой наглый незнакомец. "Прошу меня, великодушно извинить, - каким-то действительно по-кошачьи мягким голосом, начал он, - разрешите представиться, меня зовут Мах. Вот шел мимо, весь уже изрядно вымок, смотрю скамейка сухая, на ней бутылка пустая, и мирно спящий молодой человек. Дай думаю посижу тихонечко, сон твой тревожить не буду. Сел, взял бутылочку, а там, ба, еще немного есть, ну, я и допил, с холоду и устаточку, ты, уж, меня, паря, извини". "Да, фиг, с тобой" - невнятно промычал я. "Ну, вот и славно, и ладно, - продолжил он. - А разрешите-ка полю-бопытствовать, что такой юный молодой человек, наверное пионер, делает в такой дождь, да в пустом парке, когда все пионеры уже спят давно". Он начинал мне надоедать и я собравшись с силами дал ему отпор. "А я неправильный пионер, Мах, впрочем, как и ты неправильный еврей, согласись, еврей-бомж, это почти анекдот какой-то" - то ли сказал, то ли прорычал я на одном дыхании, и довольный своей шуткой, хрипло рассмеялся. Мой неожиданный незнакомец, явно, не нашелся, что ответить на мой язвительный выпад, и сказал, по моему мнению, несусветную чушь. "Да, паря, я может и бомж, но зато лицо у меня чистое, а у тебя оно всё в саже. На, взгляни на кого ты похож" - с этими словами он, покапавшись в своей сумке, вынул из неё тяжёлое, по виду, зеркало и передал его мне. Я с трудом принял зеркало из его рук и взглянул в него. На меня из зеркала смотрело ужасно бледное, но абсолютно чистое - моё лицо. Врет, подлец, не знает, что мне сказать, вот и врет, - подумал про себя я. Но тут моё внимание привлекла отделка самого зеркала, оно было сделано в форме правильного ромба, и сделано было, явно, из золота, а по краям отделка из красных камней. Нет он не бомж, он вор, - мелкнуло у меня в голове и по спине пробежали тревожные марашки. Я уже хотел передать ему зеркало обратно, когда вновь мимолетно взглянул в него, и чуть не взвыл от ужаса ... моего собственного отражения в нем ... не было.
И вдруг, весь мир, вокруг меня, начал менять свои привычные очертания, всё - деревья, фонарные столбы, скамейки, слились в одну единую, пеструю, цветную массу, которая начала закручиваться в крутой водоворот, в него меня и понесло, с какой-то непреодолимой силой, еще секунда, и моё сознание окончательно покинуло меня. И всё накрыла глухая и темная, как шелк - ПУСТОТА. Очнулся я лежа, по моему, в глубокой канаве, прямо подо мной журчал неглубокий ручей. Голова гудела просто нещадно. Я с большим трудом раскрыл глаза, перевернулся на спину и осмотрелся. И действительно, я лежал в ручье, в глубоком овраге поросшем высокой, сочной, и сильно пахучей травой. По обеим сторонам оврага, устремили в небо свои высокие стволы - могучие сосны. Небо надо мной висело низкое, как перед дождем, но без единого облачка, и какое-то по-настоящему - голубое. Я не без труда выбрался, весь выпачкавшись в глине и траве, на большую лесную поляну. И каково же было моё изумление, когда я увидел на поляне его, моего назойливого собеседника. Он сидел на большом пне, преспокойно, штопая своё драное пальто. Увидев меня, он улыбнулся и ласково так спросил : "Ну, что малыш очухался" - но резко осекся, увидев моё разъяренное лицо. "Назовешь меня малышом, ещё раз, и я выбью тебе все зубы, понял меня, старый хрыч" - не очень-то дружелюбно, прокричал ему я. Пресловутый Кот Базилио, действительно как огромный кот, сладко так потянулся, а затем ласковым голосом мне сказал : "Ты, паря не нервничай, этим твоему делу не поможешь, это ведь ты, а не я наглотался каких-то таблеток - так что других не обвиняй, а лучше на себя пеняй, что очухался от них в грязном овраге". Откуда он узнал про таблетки - вопрос, но отпираться мне было, сейчас, не с руки и я решил зайти с другой стороны : "Слушай, старый, прости за грубость, лучше скажи мне в каком месте парка мы находимся, и куда мне идти ?" Но Мах меня больше не слушал, а просто махнул рукой в сторону, и снова принялся за своё шитьё. Ну, и черт с тобой, - подумал про себя я, демонстративно сплюнул в его сторону, и направился в указанном им направлении. Шел я довольно долго, сосновый лес сменился низким кустарником, идти стало всё трудней, кустарник местами был сросшимся, приходилось сквозь него продираться, и очень скоро, мои руки все раскровились. Впрочем, и кустарник скоро кончился и моему взору открылось бескрайнее, до горизонта, поле высокой травы. Идти туда было бессмысленно, но я почему то, тупо как баран, поперся скозь высокую траву. Прошел я совсем немного, как вдруг моя левая нога провалилась вниз, уйдя по самое колено в землю. Я с большим трудом вытащил её, она была вся в грязной и мокрой тине. Тут я с ужасом понял, что поле с высокой травой, вовсе не поле - а болото, бескрайнее болото, куда взгляд не кинь. Откуда в нашем городском парке взялось болото, когда его там отродясь не было, я понять не мог. Выбравшись из него, обратно, на сухой берег, я чуть не разревелся, но быстро взяв себя в руки, буквально, приказал себе : "Думай, Саша, думай". И вскоре я придумал - нужна разведка. Четко сформулированная и поставленная перед собой цель придала мне сил, я встал и направился вдоль леса, по кромке этого злополучного болота. Шел я очень долго, пейзаж не менялся, все тот же лес, все тоже болото. И в конце концов, вышел я к тому же месту, от которого и пошел - к своей, вручную мной выломанной, просеке. Весь измученный я рухнул на землю, отлежавшись, сел и снова стал думать. Итак, что дала разведка, что, что, - разозлился я на себя, - это ведь остров посреди чертова болота и как я сюда попал знает лишь он - мой ночной собеседник. Надо как следует устроить ему допрос, - с этой мыслью, я двинулся обратно в лес. Выйдя на опушку я его обнаружил, слава богу, всё на той же опушке, сидящим у костра и готовящим, в невесть откуда взяшимся, котелке какую-то похлебку. "Слушай, как тебя там, Мах, - начал я, - может обьяснишь как ты затащил меня на этот чертов остров. Учти, у меня отец работает в прокуратуре, и он сейчас, уже, на уши поставил всех, чтобы меня найти. И меня обязательно найдут, где бы этот, дурацкий остров не находился, и вот тогда, тебе очень, очень сильно не поздоровится, я тебе доходчиво обьясняю, да, я тебя спрашиваю, или нет ?" Неунывающий Мах повернул ко мне своё жизнерадостное лицо и мягко спросил : "А, что если это место, находится Нигде, а если оно находится Нигде, то как кто-то сможет найти в нем, такого малыша как ты". Моё терпение лопнуло и я кинулся на Маха с кулаками, но тут произошло, что-то совершенно невероятное. Мах выбросил мне навстречу свои руки и мне в грудь ударил поток сжатого воздуха, да так ударил, что упав на спину, я даже не мог подняться с земли. Так и лежал на ней, как перевернутая на панцирь черепаха. Поднял меня сам Мах, протянув мне свою руку, отряхнув меня, как следует, он усадил меня на тот самый - большущий пень - и попросил выслушать его, не перебивая. История, которую он мне рассказал была настолько невероятна, что я и вправду не перебил её рассказчика - ни разу.
Место в которое ты попал, - начал он, - и которое ты назвал дурацким островом, действительно можно назвать местом для дураков. Но называется оно совсем по-другому. Именуется оно - УТРОБА. Сюда попадают души умерших людей, тех людей, кто и в жизни то не летал, а ползал, и еще как ползал, давя всех, кто слабее - вокруг себя. Они не просто сюда попадают - они проваливаются сюда, как в глубокую яму. Многие ещё при жизни узнают запах этой ямы - например, в состоянии алкогольного опьянения. Древние народы называли это место - подземным миром, и все по-разному пытались описать его, но во всех этих картинках, весьма, мало правды. Увидеть по-настоящему дано его, только, тем из людей, кто, уже, как говорится, умер. А согласись мертвец не может вернуться назад, в мир живых, чтобы поделится с ними своими "курортными впечатлениями". Для многих живущих в мире людей - это место просто неизбежность, неумолимая кривая их непутёвых жизней. Попав в Утробу человек, еще какое-то время, сохраняет остатки своего жалкого разума - ищет выход отсюда, как и ты искал, зовет на помощь близких своих, как и ты их звал, делают попытки преодолеть болото, сначала робкую, первую, затем, вторую, третью, а потом, потом, в какой-то момент человек слышит зов, властный призыв, с другого края болота. И теряя остатки разума он устремляется на зов, чтобы утонуть в этом болоте, уже навсегда. Все кто попадает сюда - попадают с одной, единственной целью, чтобы стать всего лишь пищей для земной Утробы. И здесь нет место жалости, нет место состраданию, земля дает жизнь, она же её и забирает. Таков закон земли. И нет другого ада, кроме манящей к себе пустоты - этой Утробы. Однако, далеко не все попадают в это милое место сами, многих сюда, как бы это лучше сказать, ну скажем так - посылают. И это Саша как раз - твой вариант. Некоторых сюда посылают самым обычным и незатейливым образом. "Чтоб ты сгинул" - говорят люди друг другу, не понимая всего смысла этих слов. Понимали бы, то ни за что бы на свете так не выражались. "Проклятый" - это Саша, уже совершенно особый человек. Он вроде и как все, живёт, работает, думает, но с ним, дорогой мой, уже далеко не всё в порядке. По чужой и не всегда намеренно злой воле, его душа, его внутренний человек отправляется на поиски того места, куда его так незатейливо послали. "Проклятый" начинает видеть странные сны, очень странные сны. В них без каких-либо причин лезет во всякие дыры - проломы в земле, общественные переходы, канна-лизационные люки, тёмные старые коридоры, колодцы, в общем, в те каналы, которые ведут в одно единственное место - в низ, в подполье Бытия. В жизни он начинает отдаляться от людей, замыкаться в себе, пить, дрянь разную курить, а главное - искать. Он ищет "то не зная что", так что Сань не думай, что сказки на пустом месте возникли, в них опыт многих поколений живших до тебя людей. И поверь мне, твои предки кое-что в жизни очень хорошо понимали. И вот в один не очень прекрасный момент - "проклятый" - находит таки "проход" в Утробу. Ну, а тут как говориться и сказочке конец. После смерти в чреве земном - человек в мире земном уже не живёт, он существует как "живой мертвец" и лишь время поставит, в конце концов жирную точку в его тоскливом существовании. Впрочем, место это - не всегда было таким, люди его сами создали, своими делами создали, своими собственными руками сотворили. И место это - не для всех людей, как нет правил без исключений, оно для тех, кто не ищет для себя другого выхода, как только тонуть в болоте, и других за собой тянуть. Для тех же кто ищет, Саша, и не удивляйся, что я знаю, как тебя зовут, для тех кто ищет и не сдаётся в поиске своём, есть другое место и есть другой путь, по которому ведем их мы - Вечные Трое. И я, Саша, один из них. Когда-то, очень давно мы втроём, я и мои вечные спутники - Брах и Хинга, создали мир земной и человека в нём, и ни на одно мгновение, после этого, не оставляли его без своего внимания и помощи. И поверь мне - человек сам волен принять нашу помощь, или отвергнуть её. Это всегда вопрос сознательного выбора. Мы выбираем людей, а люди выбирают нас. Тем из людей, кто хочет жить и живет по нашим законам, мы всегда помогаем в их жизни земной, а после их смерти, приходящей ко всем лишь в назначенный час - мы делаем их нашими свободными духами-по-мощниками. И нет ангелов не из числа людей, так было с самого начала и так будет - до самого конца. Я всегда следил за тобой, Саша, и ты мне всегда был симпатичен - именно своей волей к борьбе и желанием жить. Но в эту ночь, Саша, с тобой что-то случилось, ты почувствовал Зов Утробы и ты пошел на этот Зов. Я не мог остановить тебя в твоем выборе, в человеческий выбор мы никогда не вмешиваемся, но спасти тебя я мог, и более того - я этого хотел и я это сделал. Не будь я - Ками-но ками, Бог, сохраняющий души. Я использовал своё волшебное зеркало, чтобы сохранить тебе жизнь, и ты перешел в Утробу, как есть, прямо в своём теле, чтобы победить в себе её манящий Зов - до конца. Другого выхода у нас обоих - нет. Ну, ладно, Саша на этом пока всё. А сейчас ты должен покушать, каша как раз подоспела, и я чувствую, что силы тебе еще понадобятся, - с грустной улыбкой закончил Мах.
Я сидел, как в воду опущенный, нарубил я дров, спорил с самим Богом, с одним из Трёх Высших, и даже оскорблял его. А он меня, в это время, от смерти спасал. Да, такую кашу мог заварить, только, такой идиот как я. Вот и ешь, теперь кашку, когда сидишь в ней по уши. "Сашь, ты ешь, ешь, где наша не пропадала" - снова поддержал меня Мах и ободряюще подмигнул. С начала нехотя, а затем, даже с жадностью, я накинулся на рисовую кашу. Вылезав котелок дочиста, я правда почувствовал себя бодрей. А ведь Мах - он действительно не промах, с ним я не пропаду, даже в этом чертовом болоте, - подумал про себя я и улыбнулся собственному каламбуру. Я вытер котелок и ложку сухой травой, затушил догорающий костер, сел на пенёк, и приготовился встретить всё, что мне суждено, не жмурясь от страха, а с широко открытыми глазами. В это время Мах закончил вырезать, из сухой сосновой ветки, необычайно длинный посох, и повернулся лицом ко мне. Я вскочил с пенька, крутя в голове тысячи извинений, но на ум и язык пришло, только, одно : "Спасибо". Старый Мах улыбнулся мне в ответ и сказал : "Ну, что ж, коротко и ясно, а главное от души. Запомни, навсегда, Саша, залог истинной дружбы, и даже дружбы с Богом - и он снова подмигнул мне, - это искренность - главное качество человеческой души. Ну, ладно, закончили официальный протокол, перейдем к делам насущным, - сказал он и сразу тон его стал серьёзным. Саша ты не сумел пройти мимо Зова, сила его оказалось, пока, посильнее тебя. И именно, поэтому, тебе нужно будет пройти по этому пути до конца, и даже я не могу тебя от него избавить. Но я могу пройти этот путь - вместе с тобой, если ты, конечно, Александр, не возражаешь". Я тут же откликнулся на это предложение : "Дедушка Мах, я правда, просто, маленький, возом- нивший о себе всякого, пацан. Мне честно очень жаль, что я ни о ком не думал, кроме себя... и мне правда нужна Ваша помощь" - смеживавшись, закончил я. "Молодец, Санёк, будет из тебя толк, - снова поддержал меня Мах, - попросить помощи, когда она тебе нужна - это не трусость, а честность. Ну, теперь, действительно, закончим официальную часть, поверь мне, тебе понадобятся силы, а здесь они быстро уходят, поэтому, не трать их больше - на слова. Вот, что, Саша, как я тебе и говорил - пройти через утробное бо- лото невозможно, можно его перелететь, но крыльев я у тебя не наблюдаю, - и он улыбнулся одними усами, - но Мах был бы не Мах, если бы не имел своих тайн. В этом болоте есть скрытая коса, она такая же старая, как и я. Вот по ней мы с тобой и попробуем пройти, вперёд, туда, где кончается болото - и начинается древний океан, а на нем Наш остров и Вечный город - Цуки-то, которым управляет справедливый Брах, и который, как зеницу ока, охраняет всесильный Хинга, и красоту которого я тебе обязательно покажу, если мы с тобой, Саша, осилим наш путь. Ну, ты готов ?" - спросил он меня. "Всегда готов" - этим девизом, не знаю почему, но ответил ему я. "А говорил еще, что не пионер. Эх, Саша, Саша, с Уралмаша, двигай за мной" - и он развернувшись, быстрым шагом направился вперёд, по ведомой только ему лесной тропе. Я буквально побежал вслед за ним. Неожиданно для нас начался мелкий, нудный, дождик, как-будто сама Утроба, почувствовав наше торопливое бегство, решила нам помешать. Лесная тропинка стала скользкой. Мы прямо сползли по ней в глубокую балку и перешли через маленький ручей. Идя, сквозь лес, Мах каким-то шестым чувством, отыскивал нужное нам направление. Вскоре мы вышли к болоту, именно в том самом месте, которое искал Мах. И действительно, даже, на берегу виднелось возвышение, как-будто кто-то закопал под землю небольшую трубу - вот оно начало той самой косы, - подумал про себя я. "Иди за мной, след в след, и будь предельно осторожен" - не поворачиваясь ко мне, сказал Мах - и уверенно пошел вперед, прямо в жуткое болото, заставив жалобно затрещать сухой болотный тростник. Он шел через болото на-пролом, если нам случалось оступаться и проваливаться в жидкую яму, он тут же своей длинной палкой, как багром, втаскивал нас на косу - обратно. Начиналось уже смеркаться, гадкий дождь всё усиливался, болото начинало превращаться в жидкую кашу, и коса под нашими ногами становилась всё тоньше и тоньше. У меня уже начинала кружиться голова, перед глазами мелькали разноцветные круги - когда я услышал эти звуки, в первый раз. Сначала я поду- мал, что мне просто померещилось, но чем дальше мы углублялись в болото, тем отчетливее они становились. Это были человеческие голоса - мужские, женские, и даже детские - и они были кругом. Они о чем-то жалобно просили, что-то обещали, и даже ругались, хотя большинство из них как-то неестественно, надрывно и жутко - рыдали. Мне сделалось по-настоящему страшно, мне в живот, скользкой змеёй - заполз противный и мерзкий холод. В вечерних сумерках я начал различать их прозрачные силуэты - все они были втянуты в болотную тресину кто по пояс, кто по грудь, а кто и по самую шею. И все они, как один, смотрели на нас, идущий свободно по своей тропе, с какой-то усталой и безразличной ненавистью. Мне стало казаться, что болото, прислушиваясь к нашим шагам, приближается всё ближе и ближе. Мах, как всегда, был прав - мои силы иссякали с каждым шагом. Как-то резко и неожиданно на болото упала ночь. Мах остановился, вынул из своей сумки старый фонарь, зажег его, и мы пошли дальше. Фонарь светил тускло и мы, снова, несколько раз, срывались с косы в болото. Однако, даже этот тусклый свет - придал мне сил, я с надеждой смотрел на маленький огонёк, и как мог собирал в себе все свои силы. Вдруг, ночную тьму разорвал резкий, какой-то отвратительный, вороний крик, к нему, вскоре, присоединились и другие, и скоро все болото вокруг нас наполнилось омерзительным вороньим карканьем. "Нехорошо это" - тихо сказал Мах. "Что, нехорошо ?" - удрученным голосом, отозвался я. "Не успели мы, Саша, не успели, они, Они - выследили нас" - ответил мне Мах. "Кто же, эти твари, наконец ?" - не выдержал я. "Они - это падальщики, пожиратели мертвых душ, но и живыми, Сашь, они не брезгуют, ну, ничего, главное не бойся - будем отбиваться" - сказал Старый Мах и надел фонарь на конец своей палки. Я с силой вцепился в его пальто, а он начал яростно, как флагом, вертеть своей палкой над головой. Я слышал, уже, рядом с нами противное хлопанье вороньих крыльев, чувствовал их отвратительный трупный запах, моё сердце начало уходить в пятки, в прямом, а не переносном смысле, когда мне в спину ударился твердый комок, как мне показалось - грязи. Но это была не грязь. Чьи-то сильные лапы схватили меня за плечи и я почувствовал, как десятки, острых как бритвы, когтей вонзились в мою спину и грудь - и тут же пришла такая дикая боль, по сравнению с которой вырванный зуб, всё равно, что выдернутый по ходу заусенец. Я всем телом ощутил, что - это конец, и истошно закричал : "Ма - а - а - ах !" Он тут же, резко развернулся ко мне и выбросил, подобно копью, в раззявленную для последнего, смертельного, удара птичью голову, палку с горящим на ней фонарём. Ночь озарилась миллионом искр, от разбитого вдребезги фонаря. И ворон отпустив меня, пронзительно и зло гаркнув - взлетел в болотную тьму. Я упал лицом вниз, на нашу косу, не в силах больше пошевелить ни рукой, ни ногой. А вороний гул от всего этого фейерверка, лишь, озлоб- ленно усилился, мне, казалось, что они просто нагло смеются над нами. Мах скинул с себя пальто и накрыл им меня, как я понял, чтобы скрыть от этих мерзких тварей - запах моей крови. А дальше произошло, что-то невообразимое, Мах встал надо мной, закрыв моё тело от вороньей стаи, воздел свои руки к ночному небу, и ... запел песню, такой дивно красивой песни, я не слышал, потом, больше никогда. В ней была тоска, были слёзы, была мучительная ностальгия, по чему-то навсегда утраченному, и в ней был Призыв. Вороны всё каркали и каркали, но песня всё же продолжала звучать, вопреки их лютой и бессмысленной птичьей злобе. В какой-то миг моё сознание всего этого не выдержало и я уплыл в спасительную глубь - глухой и мягкой тишины.
Я приходил в себя и вновь терял сознание, приходил и терял, приходил и терял, как-будто кружился на сумасшедшем Чертовом колесе. Потом, вдруг, кто-то властной рукой взял и просто остановил его. Очнулся я в маленькой комнате, лёжа в теплой постели, на пахнущих хвоей, белых простынях. Я лежал на спине глядя в белый потолок, попытался перевернутся на бок, но не смог, вся грудь горела огнём, было больно, нестерпимо больно, и я снова откинулся спиной на большую и мягкую подушку. В этот момент в комнату постучали и так не дождавшись от меня ответа - вошли трое мужчин. Того, кто был слева, я сразу узнал, это был мой старый знакомый Мах, правда, сейчас, очистившись от грязи, одетый в красивое ... кимоно, прям как у моего тренера по дзю-до, только жёлтое и в такого же цвета - накидке, с распущенными по плечам, седыми, с легкой рыжинкой, волосами и с галантно расчёсанными усами, он уже не был похож на пресловутого Кота Базилио, а напоминал, скорей, довольного собой и жизнью - Чеширского кота. Двух других, его спутников, я видел впервые. В центре стоял бородатый мужчина, с грустным, как тогда, мне показалось, лицом, со сложенными на груди руками, одетый в шикарное, притягивающее к себе взгляд, бордово-красное кимоно. Его спутник, наоборот, был гладко выбрит, с черными как смоль волосами и орлиным носом, и просто огромного роста - на две головы выше Маха, и как минимум на одну - печального незнакомца, его зелёное кимоно, казалось, может треснуть по швам на столь могучем теле, в общем, он производил весьма сильное впечатление, которое, только усиливал, висящий у него на поясе, по виду, тяжеленный меч. Я понял, каким-то шестым чувством догадался, что это были они - Вечные Трое. Они стояли, внимательно смотрели на меня и молчали. Мне нужно было, что-то делать, хотя бы поздороваться с ними, но как, как, не ошибиться в их именах. Я с трудом приподнялся на подушке, кашлянул, освободив от тонкой плёнки своё горло, и как ни странно чистым голосом - обратился к ним. Первым делом я кивнул и заговорил с Махом : "Спасибо Вам, дедушка Мах, что не бросили меня в том, проклятом месте, и Вам огромное спасибо - Брах, - обратился я к печальному незнакомцу, - и Хинга, - повернул я голову к великану, спасибо Вам за то, что пришли к нам на помощь, это было как раз - во время". Здесь, силы покинули меня и я рухнул спиной на подушку. Ко мне, тут же, подбежал Мах и тихо, на ухо, мне сказал : "Ну, ты как, Саша, терпи сынок, тебя сильно поранил тот ворон. Но, теперь, всё уже позади. Ты молодец, достойно повёл себя с Владыками, а теперь спи, спи, Саша, спи родной, набирайся сил". Мах положил мне на голову свои теплые руки и мягкий поток освежающего воздуха вошел в меня, комната начала терять свои очертания, и, очень быстро, я провалился в тихий и убаюкивающий меня словно размеренной морской волной - сон.
Из сладкого сна меня вывел чей-то отчаянный, горячий, спор. Его вели некто двое. Я решил не открывать глаза, а послушать их. Первый голос, был низкий и грубоватый, он всё время твердил одну и ту же фразу : "Нет, Накатоми, я говорю тебе, нет, этого не может быть, потому что этого не может быть - никогда". Второй голос, явно был рассержен : "Ну, и дурак же ты - Имубе, я тебе битый час доказываю, что так оно и есть. Древняя легенда гласит, что когда-то в нашем городе появится настоящий живой человек, из плоти и крови, рождённый в "пегий" год (?), и именно ему будет суждено будет сломать Быку, его чёртовы, рога. Ты как всегда не веришь мне, так сходи в нашу библиотеку, почитай, хотя, впрочем какой из тебя читатель, ты только и умеешь, что цуке пить и тюманов трескать". Первый голос тут же откликнулся : "Полегче-ка на поворотах, брат, Накатоми, а то возьму да и засуну тебя в бочку, с твоим цуке, вот там и начитаешься - всласть". Спор угрожал перерасти в драку и я счел нужным вмешаться, громко закашлился и открыл глаза. Передо мной, на стульях сидело два чуда - один был невероятно толстый, его жёлтое кимоно, всё было в каких-то засохших пятнах, другой, наоборот, был тонкий как щепка, а кимоно его было настолько чистым и выглаженным, что в нем таки купались солнечные лучи, проникающие в комнату, через большое, настежь открытое окно. Такие разные внешне, на лицо они были похожи, как две капли воды, тут я и понял - это же были близнецы.
"Привет, спорщики" - приподнявшись на подушке, сказал я, голос мой был словно чужой, надтреснутый какой-то.
Первым, решился обратиться ко мне толстячёк, которому болтливости и нагловатости, похоже было не занимать.
"Как здоровье, засоня, - начал он.- Я и мой брат, уже три часа тут ждем, когда же ты, наконец, проснёшься, а ты всё дрыхнешь и дрыхнешь, как старый сом" - с чувством, закончил он.
Тут же, в начавшийся разговор, вклинился второй брат, и начал он, не в пример первому, с извинений.
"Прости, нас, прости, мы с братом никак не хотели тебя разбудить, просто интересно было посмотреть на живого человека, да, ещё искусанного, проклятыми - Они. Мы знаем, что ты болен и тебе надо отдыхать, поэтому, мы пойдём" - закончил он.
Сказав это, он, низко кланяясь и улыбаясь, потащил своего толстого братца за рукав кимоно, к выходу из комнаты. Но мне не очень хотелось терять своих, только что, обретённых собеседников, поэтому, я их остановил и тихо сказал :
"Слушайте, ребята, мне уже гораздо лучше, поэтому, я прошу вас остаться, а еще лучше - пойти и немного поразмяться. Как вы на это смотрите, а ? Кстати, меня Сашей зовут, а вас ?"
Близнецы остановились у входа и по-хитрому переглянулись. Первым из них начал говорить, опять - этот толстый.
"Хорошо, Саша, мы остаёмся, меня зовут Имубе, а моего дохлого братца - Накатоми. И кстати, ты не против, если мы будем называть тебя по-своему. Саша - это значит Сошетсу. Ну, как, ты согласен.
Что мне оставалось делать в этой ситуации и я ответил :
"Ну, ладно, Сошетсу, так, Сошетсу. А как вы думаете, какая-нибудь одежда в этом доме есть ?"
"Да, да, - конечно есть" - ринулся её искать Накатоми.
Одежда нашлась в платяном шкафу, стоящем в углу комнаты. Это было кимоно белого цвета. Братья помогли мне встать с постели и одеться, и их, и моё внимание привлекли шесть красных рубцов на моей груди, меня слегка передёрнуло, а братья вежливо промолчали. А кимоно мне пришлось, как раз в пору. Братья осторожно взяли меня под руки и помогли выйти во двор. И там мне открылась такая красота, которую я, отродясь, в своей жизни не видел. Мой маленький домик - всего в одну комнату, находился на откосе высокой горы, с которого было видно, что место, где я сейчас находился было островом, небольшим островом, километров тридцать в поперечнике, берега, которого омывались бесконечным, до куда хватало глаз, по-настоящему, бескрайным океаном. Высокий, гористый, правый берег острова, сплошь зарос густым, и как-то по-таёжному, непроходимым лесом. В низу, под нами, лежала красивая, вся утопающая в зелени, чудная долина. Центр долины занимал большой круглый холм, похожий на опрокинутую чашу. Вокруг холма текла широкая река, русло, которой, через левый берег острова, уходило прямо в океан. В долине, на холме, расположился, небольшой, уютный городок. Со всех сторон, он был окружён, многочисленными крестьянскими фермами. Ближе к центру города - постройки увеличивались, до двух и трехэтажных домов. Центр города, представлял собой, правильный круг, с находящимся в самом центре - высоким каменным зданием, похожим на замок, с тремя высокими башнями на нём. Перехватив мой взгляд, близнецы, в один голос, сказали :
"Это храм Трёх Владык, правда, ведь, он очень красивый !"
"Да" - тихо и как-то непривычно задумчиво, ответил им я, реально поражённый открывшейся мне удивительной красотой.
"Ну, что будем спускаться вниз, а то, я уже, что-то есть хочу" - предложил, видимо, вечно голодный - Имубе.
И мы втроём начали спускаться, с высокого откоса, в такую, манящую к себе долину. Лестница ведущая вниз, была выдолблена, прямо в скале, её ступени были просто огромными, идти по ним было легко и свободно. Через некоторое время, мы спустились в долину и пошли вперёд, к ближайшей от нас ферме. За низким забором фермы, я приметил работающих людей, они нас тоже заметили и приветствовали нас, улыбаясь, кивками головы, большинство из них было занято работой в саду, другие, во дворе фермы занимались тем, что раскалывали гигантского вида ракушки на столах для рыбной разделки. Бросалось в глаза то, что люди были абсолютно разными - здесь были и европейцы, и азиаты, и даже чернокожие. Такого интернационала мне видеть, ещё, не доводилось. И вот что меня поразило - на меня со всех сторон смотрели молодые работающие люди, вот-вот именно молодые, 25-30 лет не более, ни одного старика или старухи, это было странно, очень странно вспомнить хотя бы старину Маха, тот ещё старый хрыч, а тут один молодняк. Из-за ограды мне улыбнулся ещё один работающий молодой человек, с корзиной в руках, полной каких-то фруктов, по-моему это были яблоки. Я улыбнулся и кивнул ему в ответ. Мы шли дальше. Крестьянские фермы по сторонам, друг от друга, были разделены маленькими улочками, те, что располагались слева от города, были выложены дерном и мхом, и вели они к побережью, в то время как ведущие направо, в город, были искусно вымощены булыжником. На одну из таких улиц мы все вместе, дружно, и свернули. Пошли двух, трёх, и даже четырёхэтажные дома, с красивейшей отделкой. Крыши домов были сделаны в японском стиле, с расходящимися в разные стороны углами карнизов, но все дома были сделаны, исключительно, из камня, что в общем-то, не совсем характерно для японцев, казалось, в архитектуре домов были смешаны все стили и направления, известные миру. Вывески на домах говорили, по-видимому, о том, чем занимается их владелец - рыба - значит рыбный ряд, бочка - значит виноварня, отрез ткани и ножницы - значит швейная мастерская, хотя, значение многих вывесок, мне было просто не ведомо, здесь были - и какие-то звезды, разноцветные шары, какие-то замысловатые мозаики, и даже драконьи головы. В нижних этажах домов, находились небольшие лавочки, где любой желающий мог подобрать для себя всё, из находящегося там ассортимента. Мостовая была вся заполнена спешащими, куда-то по своим делам, людьми, многие из них с интересом оборачивались, глядя на меня, они мне кивали и улыбались, я кивал и улыбался им в ответ. Чем дальше мы шли по булыжной мостовой, тем больше этот город напоминал мне Старую Прагу - о которой мне много рассказывал отец, бывшей там в командировке, и которую я, заочно, не видя, полюбил всем сердцем. Наконец, улица закончилась и мы втроём вышли на огромную, круглую, также, вымощенную булыжником, площадь, с находящимся в её центре огромным зданием, с тремя высокими башнями, теряющимися где-то в небесной синеве. Здесь, затарахтели, перебивая друг друга мои верные гиды, верх в споре взял - Накатоми, поэтому он и повел дальше - свой рассказ.
Когда-то, давным-давно, на этом острове находилась маленькая рыбацкая деревня. Отдаленный от других островов, которые сейчас называются японскими - остров жил своей маленькой жизнью. На острове жило два рода - быков и пегих лошадей. Люди были на нём трудолюбивые, рыбы было много и уловы были, всегда хорошие, в общем, деревня не бедствовала. Пока, именно, здесь, не случилось происшествие, по тем временам, во-истину - беспрецендентное. Один местный рыбак по имени Сусано не поделив со своим сводным братом улов, который, был, видимо, весьма большой - убил его. Убитого им звали Цукуёми, что значило, Луноподобный, и легенды гласят, что был он красив и все его очень любили. Вечные Владыки узнав о преступлении Су-сано, не стали умножать кровь, а изгнали его и весь его род с этого острова, на материк, и отделили род быка от всех других родов человеческих. Своей силой Вечные Владыки скрыли этот малень-кий остров от глаз людских и начали строить на нем свой город, для тех из числа людей, которых избрали они помощниками сво-ими. Когда город вырос, он получил название Цуки-то, что значит Лунный город, в память об убитом на нём пегом жеребёнке. Об этом острове и городе на нём знают многие люди, европейцы оши-бочно называют его Авалон, на самом деле - это Авельон, остров убитого Каином Авеля.
"Европейцы, как всегда, слышали звон, но не знают, где он" - грубо сьерничал, перебив Накотоми - Имубе.
"Не надо так, брат, - серьезно продолжил, Накатоми. История эта старая и противостояние древнего быка с родом человеческим, ещё не закончено. Ибо как гласит древняя легенда - нет Ками не из числа людей (яп. Ками - духи-помощники), как нет и Они не из их числа (яп. Они - злые духи, всегда жаждущие крови). И много слёз и крови пролилось на земле, с того времени, и до сих пор, брат продолжает убивать брата. Но надежда есть, надежда живёт, именно благодаря Им, - и Накатоми показал рукой на Храм, стоящий на площади. - Именно они творят из числа людей своих помощников, для слабых в мире земном, и именно, они никогда не дадут проиграть силам Ёси-ки (яп. добрая, позитивная энергия) в их вечном противостоянии с силами Аси-ки (яп. злая, негативная энергия). Для этого и живёт Цуки-то. Посмотри, Сошетсу, как он красив, скрытый от западных ветров - высокими горами, открытый лицом на восток, он выстроен согласно вселенским законов. Крестьянские фермы обрамляют, и поддерживают, город, подобно корням самой матери-земли, восемь дорог ведут в него - это восемь священных триграмм, а площадь Тай-цзи - Великого предела гармонично соединяется, через великолепный мост и врата Тории, с беспредельным океаном - У - цзи" - Накатоми так и не успел закончить, свой поэтичный рассказ, как снова был грубо перебит.
"Ну, развел бодягу винную, червь книжный, - резко вклинялся Имубе, - наш гость, уже, наверное есть хочет, а ты его всё сказками потчуешь, не гостеприимно это - брат".
Накатоми потупился и весь густо покраснел. В сочетании с жёлтым кимоно и красным лицом, он стал похож на недозрелый перец. Мне стало жалко его и я обратив свой гнев на Имубе, грубо сказал ему :
"Слушай меня, ты, неряха толстый, не знаю зачем тебя, только, держат на этом острове. Я бы лично пинками загнал тебя в океан, стоял бы на берегу и ждал, пока ты выстираешь своё шмотьё, и заодно бы рот прополоскал, воняет знаешь ли" - закончил я.
Теперь, пришла очередь краснеть Имубэ, который стал похож на несозревший помидор.
"Сеньор, блин, недозрелый-помидор, - сказал я, кажется вслух, и вдруг, просто взорвался от смеха, смеялся я так, что казалось, ещё чуть-чуть, и я лопну от смеха, напряжение последних дней, прям как рукой сняло. Скоро, глядя на меня, начали смеяться, и Накатоми с Имубэ. На нас стали оборачиваться прохожие, а мы смеялись всё громче и громче, пока, дружно, не рухнули на булыжную мостовую - самой святой площади в мире. Вдоволь насмеявшись, мы помогли подняться, друг другу на ноги.
"Друзья" - хитро и вкрадчиво, начал Имубе.
"Друзья" - ответил я радостно, и мы втроём - крепко обнялись. Прохожие, уже вовсю, оборачивались на нас, надо было искать, для продолжения нашего разговора, место поуютней.
"Что-то, уже, есть хочется" - заявил, неунывающий, Имубе.
"Как, - уже освоившись в их компании и обретя свою былую уверенность в себе, сказал я, - что разве ангелы могут - есть, и как интересно такое возможно. А ?".
"Очень даже возможно, - быстро среагировал на мой вопрос, всезнайка, Накатоми. - Понимаешь, Сошетсу, у людей очень противоречивые сведения о духах, ангелах, как ты нас назвал, Ками, как сами себя называем мы. Есть два вида посмертного существования - уход, после смерти в Утробу, с которой ты знаком не понаслышке, где слабый дух неминуемо становится пищей для земли, а более сильный и злой, продолжает и там существовать, в виде злобного духа - Они. Но есть и другой путь - переход, после своей смерти в наш мир. Сначала, человек - попадает на наш скрытый остров - слабым, как бы сказали европейцы - астральным, духом. Здесь, его сначала поддерживают, более сильные Ками, учат "питаться воздухом", ты ещё узнаешь, что это такое. Затем его дух, Ура-хито, внутренний человек - точный прообраз его тела земного - начинает набирать здесь силу и плотность, и окрепший Ками, начинает питаться островной пищей. Это, в основном, рыба, овощи и вода, мясо мы есть не можем. Впрочем, и животных-то, на острове, уже давно нет. Вся пища готовиться, особым образом, на специальной воде, которую берут из источника - Трёх Владык, бьющем ключом в скалах, на западной стороне острова. Эта вода имеет совершенно особые свойства, она способна залечить совершенно любые раны, но главное - это то, что она позволяет нам усваивать пищу, непосредственно, нашим телом, и чем дольше ты живёшь на острове, тем оно всё мощнее и плотнее становиться, ты как бы срастаешься с самим островом" - Накатоми, был готов говорить часами, но терпение его брата, таким безграничным не было.
"Слушай, братец, не хочу грубить, - начал он, - но разговаривать можно и в другом месте, ты меня понимаешь" - хитро закончил он.
И тут, я почувствовал, что вся площадь, прямо таки наполнена сладким ароматом пряностей, плывущим на неё, из открытых дверей домов, выходящих, своими фасадами, на городскую площадь. И до меня тут дошло - так это ж ..... таверны !
"Я, предлагаю, зайти, - снова начал Имубе, - к старому, доброму Ёме, он варит самое лучшее цуке, во всём городе, - вкусно закончил он, свою речь. Мы пересекли всю площадь и зашли в открытые двери, маленькой, но по-виду, очень уютной таверны. Все её стены были увешаны, искусно сделанными из дерева, самыми разнообразными и диковенными видами рыб. Мягкий свет бумажных фонариков, развещанных под потолком, создавал здесь приятную, по-домашнему уютную, обстановку. Внутри зала стояло около дюжины больших столов, но все они, уже, были заняты. Свободный лишь был один - стоящий в дальнем углу, от длинной, почти во весь зал, стойки. За ней, стоял сам хозяин заведения, немолодой, уже, Ками, а это был контраст по сравнению с увиденным мной на улице, одетый в ярко красное кимоно, с висящими как у сома - усами. Как я понял - это и был Ёма. Хозяин этой таверны оказался очень близким другом - моих новых друзей, и быстро, но без лишней суеты, накрыл нам к обеду - свободный стол. Мне досталось место в самом углу, Имубе и Накатоми, сели по краям. Хозяин заставил весь наш стол деревянной посудой с самой разной океанской рыбой - и начался пир. Ели мы прямо руками, как, впрочем, и все сидящие в зале - и это никого, и ничуть, не смущало. Сначала я ел медленно, каждый кусок давался с трудом, всё же столько дней пролежал пластом, но потом я разошёлся, и набросился на рыбу с охоткой. Утолив, самый первый голод - Имубе, из большой глиняной бутылки, разлил по чашкам какой-то желтова- того цвета, напиток, и произнёс, короткую, но красочную речь - "Друзья, - начал он, - я предлагаю вам, выпить - это прекрасное цуке, за начало нашей дружбы, и пусть, всем, проклятым Они - пусто будет." Он залпом опрокинул свой стакан, и тут же, налил другой. Накатоми и я последовали его примеру. Напиток сразу, но как-то мягко, ударил в голову. Цуке - было местным вином, но по вкусу, оно напоминало мне, скорее, пиво, только покрепче, и оказалось, как нельзя лучшим дополнением, находящимся на нашем столе, многочисленным рыбным блюдам. В голове всё как-то разом просветлело, стали заметны, ранее, ускользавшие от взгляда, детали внутреннего интерьера, в частности, мастерская резьба на стенах, опять таки, на всё те же - морские темы. Выпили ещё, меня потянуло на разговор и обратился я, как уже, понял к всезнающему Накатоми.
"Слушай, Накатоми, - начал я, - можно полюбопытствовать, почему, все жители города, носят одежду, только, трёх цветов - жёлтого, красного и зеленого. Что другого материала - нет ? И ещё, хотелось бы знать, почему в вашем городе одна молодёжь ?"
"Очень хороший вопрос, друг мой, - ректорским тоном, начал Накатоми. Понимаешь, Сошетсу, город этот - город особый, Владыками созданный, ими и устроенный по их разумению, в этот город дорога открыта только тем, кто в жизни земной не разучился радоваться и искать что-то новое, а это как правило молодёжь, не отягощённая ещё "заботой о хлебе насущном". Так то, но впрочем и взрослые попадая сюда, неменуемо изменяются, духом молодеют, за исключением совсем немногих, таких как например - Ёма, но и он, поверь мне, Сошетсу, "выбрав" свои усы и нахмурив брови, внутри такой-же как и мы с Имубе. Город наш - вечно молодой, такова его природа, это можно только принять всем сердцем, или ты никогда не станешь его полноправным жителем. А насчёт одежды, понимаешь Сошетсу, все Ками живут здесь, по своего рода, клановому принципу. Мы с Имубе, как ты уже заметил, носим жётые кимоно, это говорит о том, что мы состоим на службе, подчёркиваю, на службе - у Вечного из Трёх Владык - Ками-но ками, с которым ты хорошо знаком, тем самым, кто помог тебе выбраться из жуткой Утробы. Ками в красном служат управителю Цуки-то - Уси-но ками, имя которого значит - Бог, Большой человек, а Ками в зелёном - охранителю и защитнику города - Такаги-но ками, чьё имя означает - Бог, Высокой энергии. Но не всё, так просто, как кажется, на первый взгляд. Цвет одежды - это не только символ, клановой принадлежности, это суть Ура-хито каждого из нас - сознательный выбор. Это то жизненное начало, к которому мы, уже, в своей земной жизни - были больше склонны. Жёлтые Ками, всегда участвуют и помогают людям в их хороших, правильных, и верных начинаниях. Это Ками успеха и удачи, ангелы-хранители, если хочешь. Вот почему жёлтый цвет, яркий цвет золота - благороднейшего из металлов, так ценен в мире земном. Если человек, начинает любое своё дело с молитвы к Ками, и сосредотачивается, при этом, на сияющем жёлтом цвете - он мгновенно, настраивается на нас, а мы в свою очередь чувствуем его, и начинаем свою работу. И чем талантливее и благороднее человек, тем больше жёлтых Ками, находятся рядом с ним, помогают ему, внося в его быт, необходимое для уверенной и творческой жизни - благополучие. Красные Ками - это Ками здоровья и исцеления от человека от недугов мирских. В этом они очень искусные мастера. В их красном цвете, как в огне, сгорают самые различные, и к сожалению, для многих неизбежные болезни. Выход в красное - это вход в собственное выздоровление, это понимание корней своего заболевания, и избавление от них. Ну, а Ками в зелёном - это охранители и защитники людей, оберегающие их от многочисленных опасностей мирских. Зелёный цвет - это цвет силы и защиты, цвет покровительства. Эти Ками протягивают человеку руку помощи, в трудной для него ситуации, а если требуется, то оказывают ему и прямую защиту, - закончил Накатоми, и дальше, торжественным тоном продолжил. А все три цвета, сходятся в одеждах, нашей всеобщей любимой матери, Великой богини солнца, светлейшей - Аматэрасу" - и Накатоми с Имубе, разом подняв свои головы вверх, дважды (!?), звонко хлопнули в ладоши, видимо, в знак её приветствия.
"А, что, значит моё "белое" кимоно ?" - вклинился я, в монолог Накатоми, с резонным, по моему мнению, вопросом.
Он как-то резко вздрогнул и поперхнулся, но ему, на помощь, тут-же, пришёл Имубе : "А это, Сошетсу, цвет новичка, не обижайся уж, твой выбор ещё впереди. А сейчас давай, ещё, выпьем, я предлагаю тост за Трёх Владык" - провозгласил он. И мы выпили, а потом ещё и ещё, и снова выпили. Скоро, мы уже сидели все красные - как три морских краба, когда, наш, гостеприимный, хозяин поставил нам на стол, с необычной, нарезанной кусочками, почти прозрачного цвета рыбой, и торчашими из под неё, в три стороны, длинными, деревянными, закрученными в виде спирали - палочками. "О, наконец-то, тюманы, тюманы - сладостно взвыл Имубе, - самая вкусная рыба на свете". Он ловко подцепил палочкой, самый большой, кусок в блюде, и со смаком, отправил его себе в рот. Мы с Накатоми, незамедлительно, последовали его примеру. Рыба действительно была необычной, и эффект она тоже вызывала необычный. Как-то раз, в школе, я попробывал покурить, принесенную кем-то из одноклассников - "травку", тогда мне это не очень-то понравилось, но ощущение я запомнил. И вот это ощущение вернулось, но пришло завернувшись в одежды - какого-то дикого и ошеломляющего восторга. Я был на седьмом небе от счастья, я просто кипел от бушующей во мне - любви ко всему, к миру, к этому городу, к сидящим рядом со мной и снова, о чём-то спорящим, близнецам. Мы еще некоторое время посидели, ели, пили, и говорили обо всём, ни тая друг от друга - ничего. Посетители, уже, начинали расходиться, и мы, тоже, долго раскланиваясь с хозяином, вышли на улицу. Свежий воздух охла- дил наши раскаленные лица. На улице, уже, стояла тихая и спокойная ночь, и площадь, освещенная десятками ярких фонарей, торжественно, висящих, на больших, грациозных, столбах, да, к тому же, присоединяющихся к их свету - огнями фасадов таверн - была безумно красива. В ночное небо, непоколебимым гигантом уходил Храм, его белая каменная кладка как-будто подчёркивала его чистоту и красоту, Храм представлял собой, воистину, впечатляющий образ - всей силы, величия, гармонии и тихого счастья самого - Цуки-то. И даже отвернувшись от него в сторону, он всё равно вставал перед твоим внутренним взором, зовя и маня, вновь бросить на него свой взгляд, на его белые стены прямо как у "средневекового" замка, в этом было воистину, что-то безумное.
Имубе, уже, изрядно захмелевший, предложил : "Друзья, а не пойти ли нам искупаться, чувствую, вода в океане, сегодня - превосходна."
Мы с Накатоми, без тени сомнения, откликнулись на его неожиданное предложение. Пройдя, слегка пошатываясь, через всю площадь, мы перешли через, тихо и задумчиво журчащую, речку, по красивому деревянному мосту - вход и выход, на который, были украшены изящными воротами-ториями, и вышли с него на длинную сосновую аллею, ведущую к океану. В ночном небе висела полная, ярко жёлтая, каких-то невероятных размеров - Луна. Идти по освещенной лунным светом аллее было, ничуть, не страшно. Вскоре, мы вышли к океану, ласково и величественно катившем свои волны на песчаный берег. Далеко, в океан, уходил огромный мол, из белого камня, к которому, на ночной постой, были пришвартованы десятки, маленьких, рыбацких лодочек. Мы пошли по молу, вперёд, к казалось купающаяся в океане луне. Дойдя до его конца, Имубе и Накатоми, быстро скинули свои кимоно и в лунном свете, я как следует разглядел их тела. С виду, вполне, человеческие, только, чистые какие-то и наполненные все - сияющим жёлтым светом, да и ещё ... между лопаток у них висели, сложанные крестом - прозрачные, как у мотыльков - крылья. И всё таки они существуют, - торжественно, про себя, подвёл я - итог дня.
Дружно крикнув : "Хай", - они оба прыгнули с мола в океан, подняв, при этом, кучу брызг.
Я тоже сняв кимоно, и решив про себя, что донырну, до самого дна - рыбкой сиганул в океан. Вода была теплой и приятной, я толчками поплыл ко дну, быстро кончался воздух, и я подумал, что дна уже не достану, как, вдруг, неожиданно для себя, правой рукой зацепил горсть песка, и резко, пошёл вверх. Выплыв на поверхность, я насилу отдышавшись увидел, уже, сидящих на моле близнецов. Махнув им рукой, я погрёб в их сторону. Они помогли забраться мне на мол, на который мы все вместе и плюхнулись. "Смотрите, друзья, я донырнул до самого дна, - похвастался я, - раскрыв правый кулак и продемонстрировал им песок. И тут мой взгляд привлёк какой-то камушек, весь облепленный песком. Я его очистил и осмотрел его на фоне лунного света. Камень оказался с дырочкой посередине.
"Сошетсу, ты нашёл, лунный камень, - в один голос вскричали братья, - это очень большая удача".
"Но, ведь, вы же Ками-удачи, - поддержал я их радостный порыв, - что я должен был найти, дырявую голошу, что ли ?"
И мы все дружно прыснули от смеха, а потом, долго сидели на тёплом, каменном молу, тихо и молча смотря на огромную, жёлтую, как гигантская лампа, горящую добрым светом - Луну. Я начал клевать носом, и меня усталого, но счастливого, близнецы провели, по спящему уже городу, до моего маленького домика. Из последних сил с ними распрошавшись, я нашел в темноте постель, и рухнул в неё без задних ног. Это был самый длинный и счастливый день в моей жизни, говорю это не кривя душой. Спал, я в ту ночь - спокойным младенческим сном.
Проснулся я рано утром, от яркого солнца, бьющего мне прямо в глаза, после вчерашнего бурного дня, у меня должна была болеть наверное каждая клеточка моего тела, но как ни странно, я чувствовал себя просто прекрасно. Встал, заправил постель и оделся, и уже готов был выйти на улицу, как в дверь раздался настойчивый стук. Я подошёл к двери и открыл её - на пороге стоял и улыбался ... сам Мах.
"С добрым утром, Саша, - начал он. Как спал, как тебе вчерашний день, как наш город ?"
"Спасибо, - радостно ответил я, - спал я хорошо, а город у Вас великолепный, ничего подобного в жизни не видел, даже нет слов, чтоб описать свои чувства. Да и спасибо, Вам за гидов, Имубе с Накатоми, просто классные, я ведь догадался, что это Вы их ко мне прислали, спасибо Вам за всё - де...душка" - и здесь я запнулся, теперь, зная о Трёх владыках, так много, я даже и не знал как мне обращаться ... к Нему.
"Что, Саша, замолчал, - хитро улыбнулся Мах, и как будто догадавшись, о причине моего замешательства, - продолжил, - помнишь, тогда, на болоте, я тебе сказал, что искренность - главное качество человеческой души. Вот ты как вчера разговаривал с Имубе и Накатоми - товарищи ангелы, разрешите к Вам обратиться, нет, ты называл их, просто, друзья, и они называли тебя по имени. Саша, пойми и запомни, именно так и должны общаться друг с другом - друзья. Я конечно, Саша, БОГ, и уверяю тебя, очень занятой, - опять улыбнулся он, - но для тебя, и для всех тех, кто верит мне, я в первую очередь - ДРУГ. Вот и разговаривай, со мной, как со своим другом, честно и искренне, не юля, при этом, хвостом, и со временем ты сам поймёшь - смысл моих слов. Поэтому, Саша, называй меня просто по имени, которым я тебе представился в нашу первую встречу, итак, меня зовут Мах - и он протянул мне свою открытую, для рукопожатия ладонь, - и до- бавил, - а то мы с тобой, тогда на скамейке, в ту самую ночь, так и не поздоровались".
У меня к горлу подкатили, неожиданные слёзы, но я проглатил их бурный комок, весь собравшись и подтянувшись, протянул старому, и всё понимающему Маху, свою ладонь, и сказал как на духу : "Я, по-настоящему, рад, что встретил и познакомился, с тобой ... - Мах".
"Ну, вот, вот это это по-взрослому, по-мужски, Саша, - ответил мне Он, пожав мне руку. - Я помню, как ты обиделся, когда я назвал, тебя на болоте - малышом. Теперь, мы будем с тобой, говорить - только по-взрослому, и ничего, не бойся, Саша. Иди за мной" - закончил Мах, и пошёл через каменный карниз моего маленького дворика, вниз по лестнице. Я не долго думая я припустил за ним, миновав фермы, мы вышли на булыжную мостовую, только что проснувшегося города, я спросил, так, для общего развития : "Скажи мне, Мах, как называется эта улица".
Мах, тут же, мне ответил : "Эта улица называется - Ли, Саша, что значит - соединение".
Я не остановился, на этом, и приступил к допросу : "Мах, извини меня конечно, но почему, в этом городе всё японское, я в нём видел, людей совершенно разных национальностей".
"Понимаешь, Саша, - мы разговариваем, с любыми людьми на их языке, раньше, вот этот остров принадлежал предкам современных японцев - айнам, это были первые люди, которым Мы открылись, простые, казалось, рыбаки, но они приняли Нас, а Мы приняли их, поэтому, самый старый язык на котором Мы начали говорить с миром - был их язык. Позже, мы начали говорить и с другими людьми - с шумерами, с египтянами, с индийцами, говорить на их языках, но айнский, а за ним и японский - навсегда останутся - первыми".
"Поэтому, тебя здесь зовут - Ками-но ками" - вставил я.
"Да, Саша, именно так, - начал Мах. - Каждый из людей, называет нас Трёх по-разному, но все, данные ими Нам названия, всё равно, по-своему, конечно, отражают Нашу суть - любить, взращивать и защищать этот мир, Саша, других задач - Мы перед собой не ставили и не ставим, да и ставить не будем".
Я понимающе кивнул головой. Утро набирало свою силу, навстречу нам начали попадаться первые прохожие. Улица сразу стала как-то уже. Прохожие, только завидев нас, начинали своё приветствие - кивками головы, но их кивки, наверное относились к моему другу - Ками-но ками, а не ко мне. Но мне, всё же, приятно было идти по мостовой с таким спутником. Ночные фонари, потихоньку, гасли. Внутри меня всё пело и дрожало, улица, как и вчера поражала меня своей красотой. Очень скоро, мы вышли на пустую, пока, площадь, и направились, прямиком - к храму Трёх Владык. Даже, на подходе, к нему - Храм дыхнул на нас своей суровой, уверенной в себе - прохладой и чистотой.
"Саша, давай, двигайся побыстрей, нас уже ждут", - повернувшись ко мне, сказал Мах, открывая двери Храма. В холле, пол, которого был весь гранитный, мне стало немного не по себе, и даже как-то неуютно. На полу холла, цветной мозаикой были выложены три фигуры - ромб с вписанными в него, поочередно, кругом и треугольником. Наверх вела огромная мраморная лестница, делавшая по два ответвления на каждом этаже, коридоры ответвлений вели вглубь к каким-то кабинетам. "Аудитории для наших помощников, - пояснил по ходу Мах, - здесь они открывают азы своего мастерства" - и пошёл дальше. Я насчитал двенадцать этажей, пока мраморная лестница не упёрлась, в тяжёлую, дубовую, двухстоврчатую дверь. Я попробывал её открыть, но у меня ровным счётом ничего не вышло. Тогда, Мах, лёгким движением двух рук, втолкнул двери внутрь, открыв проём, вполне достаточный, чтобы в него могли войти двое человек. Он легко подтолкнул меня в спину и я вошёл в зал. Он был просто огромным. Зал был совершенно пуст и освещался лишь дневным светом, проникающим в него, через удивительной красоты - фетровые стёкла, и, только, в конце зала, на большом постаменте, стояли три, тяжёлых, дубовых кресла, украшенных, рукой неизвестного мастера, причудливой резьбой. Над каждым креслом находился высокий купол, уходящих ввысь башен. Хотя зал был пуст, но его постамент - нет. На центральном кресле сидел угрюмый человек, в котором я сразу признал - Браха, был он бледнее чем в прошлый раз, и сегодня был в простом, без изысков - алом кимоно, кутаясь в тёплый, из синего пуха плед - как-будто в зале ему было холодно, очень холодно. Справа, от меня, держась рукой за спинку своего кресла - стоял гигант Хинга, и внимательно изучал каждое моё движение. Под его пристальным взглядом я как-то весь съёжился, и стал, ещё меньше своего обычного, и так не великого роста. За мной что-то сильно хлопнуло, а это наверно Мах закрыл двери, - подумал я. Так оно и было. Закрыв двери Мах молча, через весь зал, прошёл к пустующему креслу и сел в него. Немного потоптавшись на месте, сел в кресло и великан Хинга. В зале воцарилось глухое молчание. Три пары глаз цепко и внимательно изучали меня, так как, будто хотели просветить меня до самого мельчайшего атома.
"Ну, прям как - Три толстяка из сказки, вот только совсем не ... " - но закончить свою мысль я так и не успел.
Брах, каким-то тихим, печальным и усталым голосом, словно каждое слово давалось ему с трудом, сказал :
"Вот, только, совсем не толстые !" - закончил он мою фразу, которую я так и не успел, про себя окончить. Откуда, он это знал, мысли у меня в голове пошли ходуном, да он же просто экстрасенс - да и только" - совсем ошалел я.
"Да, Юра Олёша, был очень хорошим мальчиком, много он видел и знал, - продолжил Брах, - да, только, погубила его жадность и непомерная гордыня, вот и окончил свою жизнь горьким пьяницей в проклятой Утробе". Закончил он хрипло раскашлившись, но затем взял себя в руки и продолжил : "Ты, ведь, тоже, мальчик, знаком с Утробой".
Я низко кивнул головой и приготовился, внутренне, к чему-то по-настоящему - страшному.
А Брах, в это время спокойно продолжил : "Ты, мой дорогой мальчик сделал - плохое дело, и если бы не вмешательство Маха, который всегда за всем наблюдает, стал бы ты Там - ничем, и даже памяти о тебе бы не осталось. Запомни, мальчик, на всю жизнь, запомни, земля никогда не прощает ошибок, она даёт жизнь она же её и забирает, и звери, и люди - лишь пища для её Утробы. Таков закон. И лишь сильные духом могут вырваться из её круговерти, и поверь мне - такие люди есть - доказательство, здесь, на нашем острове, и ты видел всё, собственными глазами. Девиз горожан Цуки-то, висит над дверьми нашего храма, ты его прочёл - строго спросил меня Брах.
"Нет" - тихо выдавил из себя я, это тяжёлое слово.
"Тогда, слушай, и запомни как своё имя, Саша, - вновь, продолжил Брах. - Девиз этот гласит - "Живи сам и помогай жить другим". Брах устало откинулся на кресло, и повернув голову, обратился к сидящему рядом с ним гиганту : "Слушай, Хинга, тебе не кажется, что наш девиз давно устарел, и веришь - нет, мне давно охота, наконец, послать тебя им в качестве - Утешителя".
Глухим и грубым голосом, отозвался Хинга : "Ты, прав, брат, сто раз прав, мы создали, и каким создали, для нашей светлой девы - прекрасный мир, всё в нём было хорошо и гармонично, если бы - и тут его лицо, резко посерело, - если бы не этот проклятый убийца, пусть земля горит у него под ногами. Мы всевластные оказались не в силах предотвратить такую малость - и его лицо ещё больше окаменело. - Если бы ты дал мне, тогда, покарать этого гадёныша, может быть и история человеческая, была бы менее жестокой, на своих крутых поворотах. Но, ты его пощадил, Брах, до сих пор не пойму зачем, ведь звериная кровь - бьёт, била и будет бить из него - кровавым ручьём".
"Да, Утешитель из тебя никудышный, - снова спокойным и уверенным голосом продолжил Брах, тебе бы лишь мечём всё махать - Зелёный Ван. А, скажи, мне, брат, чему бы научились люди, если бы смерть приходила к ним, лишь, из тёмного леса с волчьим оскалом, а не пряталась за благодушные улыбки друзей, приятелей, и даже братьев. И я отвечу тебе - ничему, ничему бы они не научились. А так они узнали, что значит врагов своих прощать, а научившись прощать, познали они и огромную силу любви - ту силу, на которой весь мир держится. И пока есть - эта сила, не отвернётся светлая дева от нашего мира, и будет, продолжать, согревать его теплом светлого сердца своего. Вот, тебе, пример, наш папаша Мах - это прекрасно знает, пока мы с тобой прячем и охраняем наш дорогой Цуки-то, от глаз людских, он в ЭТИ глаза заглядывает, ища в них, быть может ещё не угасшие искры вечной надежды и любви". Брах остановился, дыхание его было тяжёлым, он явно устал. Вдруг, он неожиданно посмотрел на меня и сказал :
"Мальчик, подойди, ко мне" - и замолчал.
Я на дрожащих ногах подошёл к нему.
"Когда, ты вчера купался в океане, ты нашёл необычный камень, с дырочкой посередине, дай мне его" - сказал он.
Я дрожащими руками залез за подкладку своего кимоно и достав оттуда - камень, передал его Браху. Он осторожно взял его и рассмотрел в рассеянных лучах утреннего солнца, затем он снял со своей правой руки тяжёлые чётки, расстегнул их застёжку и вдев, в их тонкую нить, мой маленький камень, снова, надев их на руку, тихим голосом мне сказал :
"Теперь, ты, мальчик - часть Цуки-то, как и все другие, чьи сердца бьются на этих чётках, - и он поднял руку с чётками вверх, к высокому куполу, - но не торопи судьбу, мальчик, - продолжил он, всему своё время, лишь тогда, когда Меч Хинга оборвёт нить твоей жизни, ты будешь с нами, поэтому жди, и будь сильным, а теперь иди с миром" - властным и уверенным голосом закончил он.
В себя я пришёл, только, тогда, когда - Мах закрыл за мной, тяжёлые двери. Он был явно доволен и широко мне улыбался:
"Ну, ты, Саша, молодец, хорошо держался, ни многие сильные мира сего сохраняли присутствие духа, когда мы вершили над ними, в этом зале - суд свой", - сказал мне Мах.
"Так, это был суд" - с дрожью в голосе, еле-еле отозвался я.
"А, ты как думал, не маленький ведь уже, попытка самоубийства, необоснованная попытка, тягчайшее преступление, и возвращение в Утробу - тебе светило и ещё как светило", - жизнерадостно закончил Мах. Меня, аж, передёрнуло всего, от такого оптимизма. Мах заметил моё смущение и начал разряжать ситуацию : "Саша, ну не мог же я сказать тебе, что дом на скале - это место ожидания своей участи, а белое кимоно - накидка приговорённого, хороший был бы я друг, если бы испортил тебе - последний день перед возвращением в Утробу, но теперь, уже всё позади, а я лично всегда верил в тебя, когда в ту страшную ночь, в ответ на мой призыв - прилетели - Брах и Хинга, я двумя руками вцепился в тебя и прямо таки выдернул из проклятого болота, а потом семь дней не отходил от твоей кровати, откачивая из тебя тёмную кровь падальщика. А, затем, приставил к тебе этих балбесов - Имубе и Накатоми - они вернули тебе твой смех, окончательно очистив тебя - от чёрной крови. Саша, сынок, я очень "умный" ... БОГ, и я знаю на кого делаю свою ставку. Тебе ещё многое предстоит сделать, а мне тебя ещё многому научить" - Мах всё говорил и говорил. А я стоял и тихо плакал, нет, скорее рыдал. Это был плач свободы, плач радости, плач возвращённой жизни.
Окончательно, я пришёл в себя, только, выйдя на площадь. День уже набирал свои обороты, вся площадь была заполнена пёстрым разноцветием одежд. Ками спешили куда-то по-своим делам, а я стоял и смотрел на них, не скрывая своей тайной зависти. Они уже свой выбор сделали, они знают смысл своего существования, а мне, только, предстоит раскрыть его. Однако, как ни странно, в моей душе не было ни капли тоски. Я видел - город живет и я теперь, живу вместе с ним, и первый раз, по-настоящему, я ощутил принадлежность к чему-то прочному и по-простому - великому. Солнце яркой вспышкой сверкнуло мне в глаза, я на секунду зажмурился, а открыв их уже знал, что хочу, я хотел всё знать - о городе, о его жителях, и конечно Трёх его Владыках. Мах стоял рядом со мной, молчал, и улыбался как всегда одними усами, и как это у него получается, - подумал я про себя и спросил :
"Мах, спасибо тебе за поддержку, я раньше только догадывался, а теперь точно знаю, чего тебе это стоило - защитить меня. Скажи, мне честно - я того стою ?" - и напряженно замолчал.
Мах повернулся ко мне лицом и без всяких изысков начал :
"Саша, я очень рад, что в тебе проснулось понимание. Ты больше не малыш, а значит мои усилия не были напрасными. Путь всегда стоит того, чтобы его пройти. Думаешь создать такого человека как ты, - и он широко и открыто улыбнулся, - да ещё поддерживать его, вопреки сумасшедшему упорству его характера, как думаешь - это простая задача ? Нет, Саша, эта задача даже мне не по силам, вот почему, я иду по этому пути не один, меня сопровождают и поддерживают на нём мои спутники, и именно поэтому, как ты уже догадался, все решения мы принимаем, только вместе ! И я не мог бы решить твою судьбу один, как бы этого не хотел, но ты ведь в рубашке родился, уж я то это знаю, сам её на тебя надел - и Брах, в тебе это ощутил, он вообще, из Нас троих отличается, присущим ему, очень даже человеческим качеством - глубокой интуицией, наверное, именно, поэтому, он и является управителем Цуки-то, ведь это, Саша, город настоящий людей, тех, кто с достоинством, пронёсли через свои жизни звание - человека. И поверь мне, для многих это стоило очень и очень даже больших усилий. И даже для таких, с виду, весёлых братцев - как Имубе с Накатоми, вот они, кстати легки на помине" - и Мах указал мне рукой на бежащих к нам через всю площадь - близнецов.
Они запыхавшись подбежали к нам, и вежливо поприветствовав Маха, сразу, наперебой обратились ко мне :
"Сошетсу, ну, как, как, твои дела" - загалдели они, не скрывая в своём вопросе искренней и нервной озабоченности.
"Всё, всё очень хорошо, друзья, - ответил я, и не без гордости, добавил, - мне сказали, что я теперь, тоже часть Цуки-то".
Братья тут же бросились, не стесняясь своих чувств, на меня с объятиями, и я тоже обнял их. Мах стоял и улыбаясь смотрел на нас. Первым, как всегда, взял себя в руки, серьёзный Накатоми, и встал рядом с Махом, виновато переглянувшись с ним глазами. Имубе же так быстро успокоится не мог, и сказал мне :