Она танцевала на рифленой крыше свои дикие танцы, ее длинные волосы развивались по ветру. Она поднимала свои тонкие, словно спицы, руки, окутанные в тонкую ткань белоснежных рукавов, к небу. Она кружилась на месте, и ее дерзкая юбка взлетала высоко, словно множество белоснежных крыльев, а ее бледные худенькие ножки оголялись при каждом движении. Как только эта бестия находила в себе силы, чтобы продолжать свой безумный танец, как только умудрялась не оступиться и не упасть на холодные камни внизу? Вот сейчас, если бы ее ножка так проворно не отстранилась назад и не замерла в неоконченном движении танца, то, возможно, зрители, что с трепетом и ужасом следили за ней, уже обступили бы ее застывшее на земле тело и наблюдали бы, как последние капли жизни вытекают из нее, орошая сухую потемневшую почву.
Камо-Милле смотрела на этот танец с ужасом и восхищением одновременно. Наблюдая за всем происходящим перед ее глазами действом, она все более и более укреплялась в мысли, что просто необходимо остановить эту танцующую девушку. И словно оклик на это, танцовщица опять оступилась, на этот раз ее нога соскользнула с гладкой поверхности черепицы, и она резко наклонившись, удержалась на месте. При этом ей пришлось резко сесть на самый край крыши, свесив одну ножку. Все внизу замерли, но не проронили ни слова. Лишь Камо-Милле не выдержала и прошептала: 'Остановите ее!' Ее шепот, на самом деле, вовсе не был шепотом. Ее шепот был криком. Все обернулись и девушка на крыше в том числе. Лишь на миг ее горящие, широко распахнутые, пронзительные бирюзовые глаза взглянули прямо в глаза Камо-Милле. Взглянули и отвернулись, оставив ее побледневшую и растерянную. Девушка продолжила свой танец под небесами, на высоком здании кирпичного дома, а остальные продолжили наблюдать. Проходившие мимо останавливались, останавливались и заворожено наблюдали. Никто и не подумал попытаться остановить ее, все с замирающими сердцами наблюдали, как медленно она поднялась на свои израненные ноги, подняла над головой изящные руки, запрокинула лицо к небу. Все наблюдали, как танцующая девушка вновь начинала с медленного ритма, важно поднимая худенькие ножки, сначала одну - потом другую. Склоняя корпус то в одну сторону, то в другую сторону, постепенно ускоряя свой ритм, постепенно прогибая свое гибкое тело все ниже и ниже, все выше и выше поднимая ножки. Она уже начала делать обороты - резкие, порывистые. Ветра уже не было, она сама стала ветром. Поля ее длинной юбки разлетелись в разные стороны, они парили также легко, как и их хозяйка.
- Кто-нибудь, помогите же ей!- закричала Камо-Милле, - Кто-нибудь, спасите же ее! Остановите!
Но никто и не подумал слушать ее, никто и не хотел помогать танцующей девушке. Все замерли в недовольном молчании, а кто-то даже схватил Камо-Милле за руку и, сильно сжав запястье, прошипел на ухо: 'Замолчи, ненормальная! Ты хочешь накликать на нас беду?' Камо-Милле осталось лишь скорчиться от боли и решительно не понимать того, что ей так старательно шептали. Она попыталась вырвать свою руку из жестких тисков, но они ее уже сами отпустили. Отпустили и уже не обращали внимание. Все внимание наблюдающих прохожих было сосредоточенно на злополучном здании, все смотрели только на крышу, на которой танцевала сумасшедшая девушка. Камо-Милле уже заметила, что привлекло всеобщее внимание: темная тень, что появилась на той же крыше рядом с девушкой, возникшая неоткуда, легкая, словно перышко, грациозная, словно воскресший кошачий дух. Она в буквальном смысле пролетела над крышей здания, пролетела и ловко приземлилась около белокурой девы. Остановилась настолько резко, что - на мгновение - ввысь взмыла лоснящаяся черная масса, взлетевшая прямо у лица танцующей, словно отделившейся от своей сущности, часть черного крыла.
Но это была и не тень вовсе, как сначала всем показалось, и не было никаких черных крыльев и воскресших кошачьих духов. Это было человек, закутанный в черный, многослойный плащ. Он был очень высокий и прямой, как тростник, огромная, тяжеловесная черная шляпа, взгромоздившаяся на голову бесформенной массой, своими широкими полями закрывала лицо почти полностью. Он протянул свои руки навстречу танцующей девушке. Он что-то очень тихо шептал ей, так тихо, что кроме нее этих слов не расслышал никто. Камо-Милле с облегчением вздохнула, когда белокурая дева вдруг болезненно изогнулась и упала прямо на распростертые руки незнакомца в черных одеяниях. Она упала, и он тут же подтянул ее хрупкое тело к груди, подтянул и прижал, словно, лишившееся в миг сознания, тело. Она мертвой куклой повисла на его сильных руках, а ее длинные белокурые волосы разлетелись в разные стороны. Разлетелись лишь на миг, вспорхнули в воздухе и готовы были опять поддаться гравитации, но их уже, заставляя совершать новые размашистые движения, потянули прочь с глаз. Черный плащ пришельца последний раз мелькнул черным крылом, мелькнул и исчез в одночасье.