Аннотация: История генеалогической ветви А.С.Пушкина в Германии.
ГРАФИНЯ
Так всегда бывает: готовишься к какому-нибудь событию долго-долго, а когда оно, наконец, нагрянет, не веришь, что оно осуществилось.
Подобное произошло и со мной, вернее, с нами. Мы - это группа почитателей А.С.Пушкина из Калининграда: несколько учениц Пушкинского клуба из Областного педагогического лицея во главе с неутомимым и неугомонным их наставником, Львом Гурвичем, и я, случайно влившийся в эту веселую компанию как инициатор Пушкинского проекта.
А началось все в Москве, в февральские дни 1995 года. В поисках адресов германских потомков поэта я обратился к нескольким специалистам, но безрезультатно: все отсылали к контр-адмиралу Пушкину, который к тому времени окончательно откололся от Российского Пушкинского общества и создал свое - Международное, одной из задач которого являлось поддержание постоянных связей с заграничными потомками поэта. Когда я обратился к контр-адмиралу, тот заявил, что я смогу получить какие угодно адреса, если вступлю в его общество. Такая торговля меня не устраивала. Раздосадованный, я поделился своей неудачей с секретарем Ассамблеи, юной Катей Маковейчук. Она-то и раздобыла мне адрес графини фон Ринтелен - праправнучки Пушкина и правнучки императора Александра II.
В этом же году состоялось мое знакомство с изумительной женщиной - бывшей актрисой Майнцского драматического театра, а ныне председателем Общества содействия культурным связям между городами Майнцем и Калининградом, госпожой Ханнелорой Лоос. Она в это время работала с калининградскими школьниками над постановкой чеховской пьесы "Медведь" на немецком языке. Внимательно ознакомившись с моим проектом, она взялась оказать нам посильную помощь в его осуществлении.
Суть проекта заключалась в том, чтобы выехать с группой пушкинистов в "самый русский город Германии", Висбаден, со своей Пушкинской программой, к реализации которой привлечь графиню фон Ринтелен и проживающих в этом городе русских артистов.
Для начала нужно было вызвать графиню на диалог. Это оказалось не таким простым делом, как мы первоначально предполагали. Клотильда фон Ринтелен - человек, постоянно загруженный не только своей профессиональной работой в клинике (она доктор медицины и владелец частной психиатрической клиники в Висбадене), но и разнообразной общественной деятельностью, связанной с благотворительностью и, конечно же, с именем своего гениального предка.
Вооружившись терпением, мы начали с того, что послали графине подробное письмо, а госпожу Ханнелоре Лоос просили связаться с ней по телефону прямо из Майнца и, если удастся, встретиться с ней, чтобы подробно рассказать ей о нашем проекте. Госпоже Лоос не составляло труда выполнить нашу просьбу: ведь Майнц расположен на противоположном берегу Рейна как раз напротив Висбадена.
Уже в начале ноября 1995 года получаю известие о том, что госпоже Лоос удалось не только передать графине наше письмо, но и переговорить с ней по телефону. А следом по факсу пришел ответ и от самой госпожи Ринтелен: она согласилась участвовать в предложенной нами затее и даже взялась выступить нашим гидом.
Случай помог еще больше укрепить только что установленные связи. Узнав о том, что известный калининградский органист, Виталий Васильев, выезжает на гастроли в Майнц, я дал ему координаты графини и просил, если представится возможность, встретиться с ней и рассказать о нашем обществе и его замыслах на будущее. Встреча состоялась. Виталий Леонидович своим рассказом вызвал неподдельный интерес графини. Вернулся он с пачкой фотографий и огромными впечатлениями о встрече. Собравшись в кают-компании музея Мирового океана, мы долго слушали увлекательный рассказ нашего путешественника.
И вот мы, наконец, в Висбадене. Город, окруженный со всех сторон невысокими, заросшими буйной растительностью, горами, лежит как бы на дне большой чаши. Его округлая в плане форма, изрезанная прямоугольной сетью улиц и переулков, чем-то напоминает старую часть Петербурга. Различие лишь в том, что здесь широкие проспекты обсажены не традиционными для наших городов липой или тополем, а стыдливыми платанами. По рассказам старожилов, эта геометрия города вместе с его застройкой восходят к первым русским поселенцам, раскусившим полезность местных вод для изнеженной российской аристократии. Здесь и сейчас много русских. На театральных афишах мы, к своему удивлению, увидели имена петербургских артистов: Ю.Богданова, Ю.Батукова, Ю.Маликова, Е.Вапнярского, а вскоре узнали, что на вилле "Клементина", в самом центре города, с 1993 года стали традиционно проводиться вечера русского романса. Организаторами их стали супруги Бернхард Вюнш и Ольга Фабульян. Когда-то, до замужества, Ольга работала в Петербурге преподавателем в вокальном центре Бориса Штоколова. Там и познакомилась с немецким дирижером из Висбадена.
Место встречи заранее было назначено на "русской территории", на горе Нероберг, у русского собора, рядом с которым, в тени деревьев, приютилось русское кладбище. Эта территория когда-то была выкуплена Николаем II, а сейчас является собственностью Зарубежной Русской Православной церкви.
Храм-усыпальница святой Елизаветы был построен в 1848-1855 годах герцогом Нассау в память о своей молодой жене Елизавете Михайловне - дочери великого князя Михаила Павловича Романова и великой княгини Елены Павловны. Молодая герцогиня не выдержала первых родов и умерла 28 января 1845 года девятнадцати лет от роду, ровно год спустя после свадьбы.
Овдовевший герцог испросил разрешения у Николая I использовать приданное покойной супруги на строительство храма-усыпальницы и, получив добро, приступил к делу. Ему хотелось построить непременно русскую православную церковь, потому он и послал приглашенного им архитектора, Филиппа Гофмана, в Россию, чтобы тот детально ознакомился с русской церковной архитектурой. Выбор Гофмана пал на строящийся тогда в Москве Храм Христа Спасителя. Так появилась в далеком от России герцогстве Нассау пятиглавая миниатюрная копия московского храма Христа Спасителя. Правда, не смотря на частую смену правителей и разорительные войны, бушевавшие на территории Рейнгау, этому храму удалось избежать участи своего старшего брата.
Ожидая прибытия госпожи Ринтелен, мы осматривали внешнюю архитектуру храма, любовались открывшимся нам великолепным видом на город, как вдруг, словно из-под земли, выскочил на гору маленький песочного цвета кабриолет. Из него вышли две дамы. Одна из них - высокая, спортивного сложения, весьма моложавая, с короткой стрижкой рыжеватых волос и еле заметной джокондовской улыбкой, была одета не по сезону в летнюю очень яркую цветастую кофту. Это, конечно же, была она, я узнавал ее по фотографиям органиста Васильева.
Мы встретились как старые знакомые. Она извинилась за опоздание на чистом русском языке. На вопрос, где она так хорошо освоила столь трудный язык своего предка, она ответила, что учила его самостоятельно с тех пор, как впервые, в 1991 году, побывала в России.
Я незаметно старался заглянуть в ее глаза, скрываемые солнцезащитными очками, чтобы найти хоть какое-нибудь сходство с ее прапрадедом, но это никак не удавалось. Наконец, случай представился. Из-под еле заметных бровей (это уж точно от Пушкина) на меня смотрели узковатые с прищуром, еще более сужающиеся при улыбке, серые глаза. Чем больше я всматривался в это лицо, тем больше находил сходства то в открытом, как у Пушкина, лбе, то в характерном пушкинском овале лица, то в прямолинейности носа, правда, лишенного той самой изюминки, которая сразу смогла бы поставить точку в моих исследованиях. Но этой точки все-таки не доставало, что-то мешало синтезировать видимый образ в привычные очертания, знакомые с детства. Может быть совсем не "африканский" рот? Уже много позже мне в руки попалась фотография графини, выполненная Ефимом Шаинским и опубликованная в журнале "Deutschland" N 1 за 1996 год, на которой Клотильда фон Ринтелен сидит, держа на коленях копию портрета Пушкина работы Кипренского. Глядя одновременно на эти два лица, убеждаешься, что в них действительно есть много общего.
Клотильда фон Меренберг (этим именем вместе с графским титулом удостоил ее прабабушку герцог Адольф Нассау) родилась 14 мая 1941 года, в самый канун вторжения германских войск на территорию Советского Союза. Меренберги в это время жили в Висбадене, в своем родовом гнезде.
Дед ее, Георгий-Николай фон Меренберг (сын младшей дочери Пушкина, Натальи Александровны) был женат первым браком на Ольге Александровне Юрьевской, дочери русского царя Александра II от морганатического брака с княгиней Екатериной Юрьевской, урожденной Долгоруковой.
У них родился будущий отец Клотильды - Георг-Михаил-Александр фон Меренберг. С детства он мечтал о карьере врача, но, воспитанный родителям в аристократическом духе, так и не приобрел никакой путёвой профессии. С началом первой мировой войны его призвали на фронт. Воевал на территории Франции. После войны вернулся домой офицером. Деньги, находившиеся на банковских счетах, съела инфляция. А вскоре лопнула надежда и на бабушкину недвижимость в России: после революции 1917 года эту недвижимость национализировали большевики. Стремясь поправить материальное положение, он женился на баронессе Полетт фон Кёвер де Дьердьш-Сент-Миклош. Но брак оказался неудачным. Через некоторое время он делает вторую попытку решить сразу все свои проблемы, женившись в июле 1940 года на Элизабет Мюллер-Ури.
Но в это время в Европе уже гремела вторая мировая война. Элизабет разрешилась дочерью, которую назвали Клотильдой, а через четыре месяца ее мужа мобилизовали в армию и направили на Восточный фронт. Не прошло и года, как он вернулся домой инвалидом. Жили плохо, перебиваясь случайными заработками. Каждый день приходилось бороться за выживание. После ковровых бомбардировок английской авиации семья лишилась своего жилища. Разрушен был и дом деда. Пришлось определяться на постой к чужим людям.
Клотильда с детства была вынуждена приобщаться к тяжелому труду, постигая суровую науку жизни. Хозяйка, у которой квартировали, взялась обучать Клотильду французскому. Новый язык давался легко.
Вскоре в город пришли американцы. На прилавках появились продукты: сгущенка, галеты, шпиг, свиная тушенка, яичный порошок... Жизнь постепенно налаживалась, но физическое состояние отца вызывало тревогу. Разочарование в собственной жизни, прогрессирующая депрессия - все это неуклонно отражалось на его здоровье и, как следствие, на всей семье.
Тем временем Клотильда успешно окончила школу, и перед ней встал вопрос: куда пойти учиться? Собственно говоря, долго раздумывать ей не пришлось. Видимо, отец не раз вслух говорил о своей мечте посвятить себя врачеванию людей, которая так и не сбылась. Может быть, под его влиянием Клотильда и приняла решение поступать на медицинский факультет Висбаденского университета.
Быстро минули студенческие годы. Дальше надо было зарабатывать на хлеб насущный. Чтобы совершенствоваться в выбранной профессии, она поступает на работу в психиатрическую клинику города Майнца, а через пять лет, заработав репутацию хорошего специалиста, возвращается в свой родной город и устраивается в нейрохирургическое отделение городской больницы.
Это время для Клотильды становится самым тяжелым в ее жизни: сначала умирает мама, а через год с небольшим - и отец. Но жизнь есть жизнь. В мае 1965 года она выходит замуж за Энно фон Ринтелена, человека солидного и весьма уважаемого в своем городе. Через год появился первенец. Назвали Александром в честь двух знаменитых предков. И дальше, один за другим, пошли мальчишки. Второго назвали Николаусом в честь прапрадеда, принца Николауса фон Нассау, третьего - Грегором в честь отца.
Храм святой Елизаветы был на ремонте, и доступ в него для экскурсантов был закрыт. Графиня уверенно нажала на кнопку звонка и, переговорив с привратником, пригласила нас войти внутрь помещения. Всюду стояли строительные леса, которые, впрочем, не заслоняли собой всей красоты внутреннего интерьера. Нашему взору предстал великолепный беломраморный трехъярусный иконостас, расписанный профессором Петербургской императорской академии художеств Карлом фон Нефом, тем самым, который в свое время расписывал иконостасы московского Храма Христа Спасителя и петербургского Исаакиевского собора. Свод храма украшали фрески известного художника Якоби. В самом центре купола - изображение "Всевидящего Ока", что, в общем-то, не является характерным для православных храмов, как, впрочем, и мраморный иконостас. И совсем уж нетипичными для русской церковной архитектуры показались нам медальоны, размещенные по всему периметру главного алтаря, на которых были изображены лики художников, скульпторов и строителей, участвовавших в сооружении храма.
Слева от Царских ворот, выполненных в традиционном русском стиле, в семиугольной апсиде возвышался саркофаг герцогини Нассау (дочери великой княгини Елены Павловны, Елизаветы Михайловны), искусно выполненный скульптором Гопфгартеном из белоснежного карарского мрамора. Цоколь саркофага украшали горельефы двенадцати апостолов, а по углам - женские фигуры: Венеры, Надежды, Любви и Бессмертия.
На крышке саркофага, совсем как живая, в натуральный рост лежала мраморная герцогиня. Мастер изобразил ее спящею: голова слегка откинута в сторону алтаря, левая рука покоится на груди, правая протянута вдоль туловища, ноги скрещены. Вся скульптура выполнена с таким мастерством, что кажется, будто она вот-вот откроет глаза и спросит: "Где я?".
Я долго стоял у саркофага в оцепенении, пытаясь мысленно связать Елизавету Михайловну с именем Пушкина. Она росла в то время, когда поэт был в зените славы и, безусловно, читала его стихи. Нет сомнения в том, что она не однажды видела поэта. По всей вероятности она могла быть представлена поэту 16 февраля или 4 декабря 1836 года, когда он был в Михайловском дворце по приглашению ее матери, великой княгини Елены Павловны. Ей и в голову не могло прийти, что она будет связана родством с великим поэтом. Ведь принц Николаус фон Нассау, женившийся позже на младшей дочери Пушкина, был ее двоюродным братом или, как тогда называли, кузеном.*
Елизавете Михайловне шел одиннадцатый год, когда состоялась роковая дуэль между Пушкиным и Дантесом. Она была свидетельницей тревоги своей матери за жизнь поэта, ее, полных душевной боли за умирающего Пушкина, записок Жуковскому и, наконец, ее скорби у гроба поэта при его отпевании в церкви Спаса Нерукотворного Образа, что на Конюшенной площади в Петербурге.
Не рассчитывая на положительный результат, я тихонько спросил графиню: "Можно ли здесь фотографировать?". "Да, да, фотографируйте, пожалуйста, что угодно", - ответила она. Установившаяся, было, тишина нарушилась щелканьем фотокамер.
С восточной стороны церкви, в густой тени деревьев, сквозь заросли кустарника виднелись кресты и памятники единственного в Германии русского Православного кладбища, заложенного еще великой княгиней Еленой Павловной. Не торопясь, обходим могилу за могилой, останавливаясь почти у каждой второй. Такие знакомые фамилии: Репнины, Голицыны, Кочубеи, Розены, Протопоповы, Корфы, Палены, Вульфы, Фредериксы...
Мое внимание привлек чуть покосившийся каменный крест, поросший мхом, Видно, давно уже никто не подходил к этой могилке. Читаю надпись на мраморной плите:
Yuliana Karlowna Kuchelbeker
Petersburg 1./13.2.1795
Paris 9./21.7.1869
Неужели находка? Ведь до сих пор пушкинистам не были известны ни место захоронения, ни дата смерти родной сестры друга Пушкина Вильгельма Кюхельбекера, Юлии (Ульяны).
Именно она, в период нахождения брата в Динабургской крепости была надежным связующим звеном между узником и его друзьями - Пушкиным и Дельвигом. После перевода Вильгельма Карловича в Сибирь, Юлия - его постоянный корреспондент. Она сообщает брату обо всех новостях в литературной жизни столицы, пересылает письма друзей, иногда помогает материально из своего скромного достатка.
В 1831 году Вильгельм Кюхельбекер просит сестру найти способ передать Пушкину свои сочинения, оставшиеся у вдовы Дельвига, чтобы тот попытался опубликовать их. Пушкин пообещал "что-нибудь из этого сделать". В то время нельзя было и мечтать о том, чтобы опубликовать сочинения декабристов. Строжайше запрещены были даже упоминания о них в какой-либо прессе. Пушкину было известно, что родители Вильгельма Карловича некогда были дружны с Бенкендорфами, поэтому-то он и решился обратиться по этому поводу непосредственно к шефу третьего отделения канцелярии его императорского величества. Он писал: "Девица Кюхельбекер просила узнать у меня, не могу ли я взять на себя издание нескольких рукописей трагедий ее брата, которые он ей оставил и которые у нее находятся. Я чрезвычайно желал бы быть ей полезным, но подумал, что на это необходимо разрешение Вашего превосходительства, а дозволения цензуры недостаточно. Надеюсь, что разрешение, о котором я ходатайствую, не повредит мне во мнении Его величества. Я был школьным товарищем Кюхельбекера, и естественно, что его сестра в этом случае обратилась ко мне, а не к кому-либо другому" (XIV, 194).
Уловка Пушкина удалась: в 1835 году был издан "Ижорский", а вслед за ним, в следующем году - "Русский Декамерон".
Исследователь Р.Г.Назарьян полагает, что публикация произведений Кюхельбекера не обошлась без помощи великого князя Михаила Павловича, благоволившего к Вильгельму Карловичу. Они были знакомы с детски лет. К тому же муж старшей сестры Вильгельма, Юстины, профессор Дерптского университета Григорий Андреевич Глинка, был одним из воспитателей великих князей Михаила и Николая Павловичей Романовых.
Так или иначе, этот эпизод красноречиво говорит о роли Юлии Карловны в судьбе своего несчастного брата, о ее связующей деятельности между двумя друзьями.
Что же касается помощи со стороны великого князя Михаила Павловича, то, по всей вероятности, она все же имела место. Подтверждение этому косвенно просматривается в письме Кюхельбекера к сестре от 31 декабря 1836 года, в котором он просит Юлию поблагодарить великого князя и просить его дозволения "впредь печататься, добывая этим ремеслом свой хлеб насущный".
Теперь становится понятным, почему великий князь, несмотря на дерзкий поступок Кюхельбекера там, на Сенатской площади, так усердно добивался в судной комиссии по делу декабристов смягчения участи Вильгельма Карловича, а при отправке осужденного на поселение в Сибирь даровал ему медвежью шубу со своего плеча.
Могила Юлии Карловны навела меня на мысль отыскать на этом кладбище, насколько это возможно, захоронения всех, кто был в какой-то мере связан с Пушкиным. И в этом мне очень помогла госпожа Клотильда фон Ринтелен.
Рядом, совсем недалеко от могилы Юлии Карловны, я обнаружил групповое захоронение, увенчанное великолепным надгробием, выполненным в псевдорусском стиле, на котором красовалось прекрасное мозаичное изображение девы Марии.
Однако чтобы подробнее остановиться на этом надгробии, следует познакомиться поближе с жизнью Юлии Карловны, судьба которой тесно переплетена с судьбой одной из тех, кто покоится под этим надгробием.
Рано покинув дом, Юлия поселилась в Петербурге, в семействе Брейткопфов, глава которого, Бернгард-Теодор, был другом отца Юлии: с ним он учился в Ляпцигском университете, а потом они вместе приехали в Россию. Его жена, Анна Ивановна, была директором Екатерининского института благородных девиц. Благодаря ее протекции Юлия окончила это заведение и осталась там, в должности классной дамы. Только через шесть лет она рассталась с институтом и, чтобы зарабатывать на жизнь, нанялась гувернанткой в одну из богатых семей. В это время судьба связывает ее на всю жизнь с княгиней Варварой Петровной Шаховской, брат которой, как и брат Юлии, за участие в декабрьских событиях был сослан в Сибирь, где вскоре и умер.
Судьбу княгини нельзя было назвать счастливой. Выйдя замуж за графа П.А.Шувалова, она уже в 27 лет становится вдовой. Некоторое время спустя, она связывает свою судьбу с церемониймейстером двора, графом А.А.Полье. Однако и на этот раз брак продлился недолго: через три года граф умирает. Уже, будучи немолодой, но весьма привлекательной дамой, Варвара Петровна в третий раз пытается устроить свое счастье, обручившись с чрезвычайным посланником Королевства обеих Сицилий в России князем Джорджано Вильдингом Бутера ди Ридали. Но и этот брак оказался непродолжительным. С тех пор княгиню так и называли "княгиней Бутерой", а в Германии ей придумали фамилию Бутерардальская (от Бутера ди Ридали).
В 1833 году Юлия Карловна Кюхельбекер была принята на службу в дом княгини и через некоторое время стала самой близкой ее подругой.
Сохранились свидетельства о посещении Пушкиным княгини Бутеры в Парголове и в ее доме на Галерной улице в июле 1835 года. Известно также и то, что супруги Бутера были свидетелями на свадьбе Жоржа Дантеса с Екатериной Гончаровой. Конечно же, Юлия Карловна была очевидцем этих событий.
Путешествуя с княгиней за границей, Юлия отыскала могилу лицейского товарища Вильгельма - Николая Корсакова, сослуживца Пушкина по Коллегии иностранных дел, композитора, автора нескольких романсов на стихи Александра Сергеевича. Она сорвала с могилы листок померанца и отослала его брату. Этот подарок так растрогал Вильгельма, что он тут же сочинил стихотворение "Цвет померанца, сорванный с могилы Корсакова".
Умерла Юлия Карловна в июле 1869 года в Париже после продолжительной и тяжелой болезни. Тело ее, по желанию покойной, было захоронено на родине ее предков, в Германии, на единственном в то время русском кладбище в Висбадене.
Варвара Петровна Бутера не надолго пережила свою любимую подругу. Так случилось, что, прожив вместе более тридцати лет, они не расстались и после смерти: могилы их находятся совсем рядом.
Под одним надгробием с княгиней Бутерой покоятся останки Елизаветы Андреевны Воронцовой-Дашковой, дочери Софьи Михайловны Воронцовой, с которой связана одна из загадочных легенд, будто она приходится внебрачной дочерью Елизавете Ксаверьевне Воронцовой и Пушкину. На этот счет существует несколько косвенных предположений и догадок, но никаких фактических доказательств тому пока еще никому отыскать не удалось. Как-то раз я спросил Григория Григорьевича Пушкина: "Скажите, вам известно, сколько внебрачных детей было у вашего прадеда?". Он, нисколько не смутившись, уверенно ответил: "Двое: сын Ольги Калашниковой Павел и дочь Елизаветы Воронцовой Софья". Но, как бы там ни было, встретившись с именем внучки Елизаветы Ксаверьевны далеко от России, я невольно вспомнил о Пушкине и об этой легенде.
Поднявшись на возвышенную часть кладбища, вновь встречаешься с захоронениями, связанными с именем поэта.
Вот могила Николая Матвеевича Мусина-Пушкина (1807-1867) - двоюродного дяди Натальи Николаевны Пушкиной. А совсем недалеко от нее - скромный памятник Надежде Ивановне Набоковой - дочери родной сестры Ивана Пущина, лицейского друга поэта. Находясь в Михайловской ссылке, Пушкин неоднократно наезжал в Псков, где проживала тогда семья Набоковых. Существует версия о том, что свой автограф стихотворения "Мой первый друг, мой друг бесценный..." Пушкин лично привез Набоковым для передачи его адресату.
Уже подходило к концу время, отпущенное нам для ознакомления с этим некрополем, когда графиня остановила нас у одной из самых ухоженных могил. На двух огромных серых камнях, аккуратно окаймленных веселыми анютиными глазками, резко выделялись две, слегка потраченные временем, надписи на русском языке:
Гр. Ольга Александровна Мереберг Князь
рожд. Княгиня Юрьевская Георгий Александрович
Юрьевский
27 октября 30 апреля
род. ------------- 1873 род -------------- 1872
7 ноября 12 мая
1 31 августа
сконч. ----- августа 1925 сконч. ----------------- 1913
14 19 сентября
- Это моя бабушка и ее брат, - тихо промолвила графиня.
- Почему же она так рано умерла? - взглянув на даты рождения и смерти, спросил я.
- Она не выдержала тяжести всех несчастий, свалившихся на нее после первой мировой войны и особенно - после революции в России. Практически она лишилась всего, а главное - веры в благополучное будущее своей семьи.
Мне очень хотелось расспросить графиню о бабушке, но она вдруг заторопилась и, связавшись с кем-то по мобильнику, извлеченному из сумочки, вдруг объявила:
--
Сейчас сюда подъедут такси, и мы едем дальше.
Путь от Нероберга до Фрайцайтпарка, где раньше было старое немецкое кладбище, занял не более двадцати минут. Сидя в кабриолете с фрау Ринтелен, и сознавая, как мало времени отпущено мне для удовлетворения личного любопытства, я, не переставая, засыпал ее вопросами. Не отрывая глаз от дороги, она охотно отвечала, абсолютно не выдавая своего к ним отношения ни жестами, ни мимикой.
Меня заинтересовал вопрос, остался ли ее дед вдовцом после смерти Ольги Александровны Юрьевской.
- Ну что вы, конечно же, нет, - ответила графиня. - Через пять лет он женился на богатой американке, Аделаиде Моран Брамбеер, и укатил вместе с ней в Америку. Возвратился он без жены и без денег с единственной целью: непременно быть погребенным в родной земле. Ведь для него родной землей была Германия. Он как предчувствовал свою кончину. В мае 1948 года его не стало. Похоронен он здесь, в Висбадене, в мавзолее Нассау, вместе со своими отцом, матерю и Натальей Александровной, куда мы сейчас едем.
На вопрос, как удавалось отцу Клотильды, не имеющему никакой специальности, кормить свою семью в столь тяжелое время, она, не торопясь, рассказала его историю:
- Да, действительно мой отец не имел солидной специальности, которая позволяла бы ему хорошо зарабатывать. Родители ему всегда твердили: "Ты потомок русского царя, и тебе незачем приобретать какую-то специальность. Ты не должен работать. Твоего наследства хватит на всю жизнь". Никто тогда не мог предположить, что все так обернется. Когда семья потеряла все наследство, а деньги сгорели в банках из-за высокой инфляции, какое-то время пришлось жить на средства, получаемые от продажи бриллиантов бабушки. Но этот источник быстро иссяк. Тогда отец вынужден был наниматься на самые разные низкооплачиваемые работы, чтобы хоть как-то прокормить семью.
Меня заинтересовало, как же ее сыновья относятся к своему необычайному происхождению, передалось ли им хоть что-нибудь от своих великих предков.
- Ну, конечно же, они прекрасно осведомлены о своем происхождении, но внешне это никак не проявляется. Думаю, что где-то там глубоко внутри, на генном уровне, у каждого из них заложены какие-то качества, свойственные Пушкину или Александру II, которые когда-нибудь смогут реализоваться. Во всяком случае, пока в общении со своими товарищами они никогда их не обнаруживают. Разве только младший, Грегор, который любит скоротать время за картами. Иногда, конечно, он слегка увлекается, но никогда не выходит за рамки неприличия. А что касается слабости к противоположному полу, так кто из мужчин не страдает этим недостатком?
- Это, конечно, так, - продолжил я, - но вот сейчас все они у вас, как говорится, "на выданье". Не страшно ли Вам, что они возьмут и, вспомнив о том, что в них течет русская кровь, выберут себе в жены россиянок, как у Пушкина в "Будрысе"? Правда, пушкинские герои выбрали себе полячек, но там совсем другая история.
- Возможно и такое, - спокойно парировала графиня, - хотя это маловероятно. Они теперь взрослые люди и, наверное, знают, чего хотят. Правда, нужно сказать, что русский язык изучают. Берут пример с мамы. Пожалуй, лучше всего получается у среднего, Николая.
В этом я смог убедиться буквально через месяц. В то время я был далеко от Калининграда, на Волге, когда вдруг на мой калининградский телефон последовал звонок из Висбадена. Звонил председатель висбаденского парламента, господин Гюнтер Рентцлав, чтобы предупредить меня о своем приезде в Калининград. Жена, взяв трубку, услышала незнакомую речь и, не имея возможности объясниться, вынуждена была прервать "разговор". На следующий день звонок повторился. На этот раз весь разговор шел на довольно сносном русском языке. Звонивший представился Николаем Ринтеленом.
Кабриолет остановился перед невзрачными воротами, за которыми, через густую зелень старинных деревьев, кое-где просматривались детские аттракционы и слышались звонкие голоса детворы.
Слева, совсем недалеко от ворот, в самой гуще деревьев возвышался скромный мавзолей Нассау. На некоторых плоскостях его виднелись следы аэрозольных красителей - дело рук несмышленых подростков. Выполненный архитектором Карлом Боосом, тем самым, который получил известность как автор знаменитой католической кирхи, что стоит доминантой в центре Висбадена, мавзолей представляет собой трапецеидальное в плане сооружение с тремя арочными проемами. На внутренней стене мавзолея - мемориальная доска с надписью на немецком:
Wer in Frieden sat, wird in Frieden ernte
HERZOGIN PAULINE von NASSAU
Prinzessin von Wurtenberg
*25.2.1810 + 7.7.1856
Sie grundete in Rettungshaus fur Kinder und ein
Krankenhaus das Paulinenstift
PRINZ NIKOLAUS von NASSAU
Sohn der Herzogin Pauline und des Herzog Wilhelm
*20.9.1832 + 17.9.1905
Grafin NATHALIE von MERENBERG
Tochter russ.Dichters Aleksander Puschkin
*4.6.1836 + 23.3.1913
Gemahlin des Prinzen NIKOLAUS Graf GEORG von MERENBERG
Sohn des Prinzen Nikolaus und der Grafin Nathalie
*13.2.1871 + 31.5.1948
Erbauer dieses MAUSOLEUMS und der MARKTKIRCHE
Architekt. CARL BOOS**
Наталья Александровна фон Меренберг очень хотела быть захороненной рядом с любимым мужем, но закон запрещал совместное захоронение царственной особы с морганатическими супругами. Прекрасно осознавая это, Наталья Александровна завещала кремировать ее тело, а прах развеять над могилой мужа. Было ли выполнено это завещание дочери поэта, не знаю. Об этом я спросил графиню. Она ответила с неохотой, что прах замурован в мавзолее, рядом с ее супругом. Я почувствовал, что мой вопрос был не очень приятен графине.
Существует легенда о том, что вопрос о захоронении Натальи Александровны долгое время никак не решался из-за сопротивления властей. Тогда, будто бы, зять Натальи Александровны, великий князь Михаил Михайлович, самовольно решился выполнить завещание любимой тещи, и сам рассыпал ее прах над склепом принца Николауса фон Нассау. Может быть, это было совсем не так, но легенда мне понравилась. Во всяком случае, сегодня каждый может прочесть на мемориальной доске мавзолея Нассау имена обоих супругов, написанные рядом. Смерть соединила их на вечные времена.
Самому Михаилу Михайловичу, пережившему много неприятностей и личных потерь из-за своего морганатического брака с внучкой Пушкина, Софьей Николаевной, были глубоко понятны мотивы завещания Натальи Александровны, которая мужественно выдержала бюрократический произвол российских властей при заключении брака с принцем Нассауским и стала жертвой бездушно-бюрократического отношения к своему посмертному желанию на своей новой родине.
Несколько слов о любимом зяте Натальи Александровы.
Михаил Михайлович, внук Николая I, женился на внучке Пушкина самовольно, вопреки строгому запрету Александра Ш. Венчание их состоялось 14 февраля 1891 года в Сан-Ремо. Родители были поставлены в известность только через месяц после этого события. По просьбе Михаила Михайловича герцог Люксембургский присвоил его супруге, Софье Николаевне, титул графини де Торби, что означает несколько искаженное название одной из грузинских деревень, недалеко от Боржоми, в кавказских владениях отца Михаила Михайловича.
Узнав обо всем этом, разгневанный русский царь написал герцогу Люксембургскому, что в России этот брак никогда не станет действительным. Одновременно он лишил Михаила Михайловича великокняжеского содержания и уволил его из российской армии.
Много позже, в 1908 году в Лондоне вышел роман под названием "Neversay die" ("Не унывай"). Его автор, Михаил Михайлович Романов, посвятил свое произведение жене. Роман полностью автобиографичен и рассказывает о нелегкой судьбе одного из представителей дома Романовых, посмевшего ослушаться воли самодержца России. В романе повествуется о том, как было положено начало английской генеалогической ветви рода Пушкиных, соединившейся с английским королевским домом. Автор не оставил без внимания и своих родителей, причинивших ему немало горя. Они легко узнаются под фамилией Donnerwetter (Черт возьми). Этот роман так и не был издан в России. С самого начала он был запрещен лично П.А.Сперанским.
Чтобы почтить память дорогих нашему сердцу имен, мы зажгли свечи, привезенные специально для этого случая из России, и, пройдя колонной к мавзолею, установили их на полочке перед мемориальной плитой. Вместе с нами это проделала и фрау Клотильда. Посреди горящих свечей я поставил деревянную, расписанную под Палех, шкатулочку, наполненную землей, взятой мною с могилы Пушкина. Средь наступившей тишины я прочел содержание Диплома о присвоении графине Клотильде фон Ринтелен и ее сыновьям (Александру, Николаю и Грегору) званий Почетных членов Общества почитателей А.С.Пушкина. Получив Диплом в руки, графиня не смогла скрыть своего волнения и тихо сказала:
- Спасибо. Это для нас большая честь.
Зазвучали стихи Пушкина на немецком языке:
Es schleppt sich Tag dahin so lahm,
Und jeder Nu vermehrt im truben Herzen
Der unglucklichen Liebe ganzen Gram
Und weckt mit wirren Traumen neue Schmerzen...
Это Надя Наукраева читала пушкинское "Желание" в прекрасном переводе на немецкий великолепного немецкого пушкиниста доктора Рольфа-Дитриха Кайля, друга калининградских пушкинистов. Потом Пушкин звучал на русском. Глядя на горящие свечи, мы наслаждались мелодией пушкинского стиха в прекрасном исполнении Кати Величко.
На другой день мне опять захотелось посетить мавзолей Нассау. Однако, это оказалось не так просто. Я совсем не знал города, не знал и названия старого кладбища, превращенного в детский парк, где чудом уцелел мавзолей. Помогла хозяйка дома, где я остановился, любезная Марта Штеннер: она разыскала подробную карту Висбадена, на которой я скоро "вычислил" нужный мне парк. Наутро я уже был на месте. Не торопясь, я обошел его. О бывшем кладбище напоминали лишь редкие надгробия XIX века, сохранившиеся под самой оградой. Многие из них были покрыты природной зеленью. Несколько надгробий были в полуразрушенном состоянии.
Я быстро отыскал мавзолей и поднялся по ступенькам к мемориальной плите. На полочке чернели огарки наших свечей. Шкатулки не было, хотя земля из нее была аккуратно высыпана на полочку. Я собрал ее в горсть и рассыпал над местом захоронения пушкинских родственников, как бы соединяя их прах с духом великого поэта. Мне вспомнилась старинная русская традиция, затерявшаяся в политическом калейдоскопе событий, пагубно отразившимся на "самостоянии", выражаясь пушкинским языком, русского мужика, превратившегося в Ивана, не помнящего родства, традиции всегда носить на груди ладанку со своей родной землей, кланяться земле и целовать ее, покидая Родину или возвращаясь из долгих странствий. Это была чистая, божественная любовь к своей земле, к своей Родине. Где это все, куда ушло, и вернется ли когда-нибудь?
А вот и знаменитый висбаденский Курзал с примыкающим к нему парком. Сюда частенько любил заглядывать мой прославленный, особенно на западе, коллега Федор Михайлович Достоевский. Да, да, не смейтесь, мой дорогой читатель. Он действительно мой коллега. Только не по перу, а по профессии. Он, как и я, военный инженер по образованию. Мало того, мы с ним обучались в одном учебном заведении. Правда, в разные годы. Но что с того? У нас с ним одна страсть - Пушкин.
Он встречает нас сразу при входе в Курпарк. Он - это бронзовый бюст Достоевского, установленный висбаденцами в память о посещении писателем игровых залов этого заведения. В свое четвертое посещение Курзала - это было, кажется в 1871 году - Достоевский проигрался так, что ему было отказано даже в питании. После этого проигрыша он поклялся жене, что больше не возьмет в руки карты. Свое слово он, как мне помнится, сдержал и больше никогда не подходил к рулетке. Жизнь Курхауза и его обитателей да собственный печальный опыт легли в основу его романа "Игрок".
Вся эта история вошла в историческую летопись Висбадена. Дотошные жители города нашли где-то старую рулетку, на которой, якобы, играл сам Федор Михайлович, и установили ее в игровом зале, названном его именем.
Фрау Клотильде очень хотелось показать нам игровой зал с той самой рулеткой, а, может быть, и дать возможность кому-то из нас попытать на ней счастья, но в это время Курзал оказался занятым какой-то компьютерной выставкой, и игры временно не проводились. Нам предложили подойти через несколько дней.
Не торопясь, мы гуляли по Курпарку, засаженному редкими деревьям и кустарниками по всем правилам садово-паркового искусства. В это время года весь парк утопал в бело-розовом цвете сакуры, магнолий и рододендронов.
Подошли к летнему кафе. Фрау Клотильда предложила перекусить. Ей не терпелось угостить нас немецкой кухней.
После обеда я, от имени общества вручил графине десятитомное собрание сочинений ее гениального предка. В ее глазах сверкнула радость.
- Откуда вы узнали, что у меня нет полного собрания сочинений? - удивленно спросила она. - А-а...я догадываюсь. Это, наверное, профессор Кайль вам подсказал?
И, схватив книги в охапку, она поспешила к своему кабриолету. Видя, как ей неудобно нести свою ношу, я предложил помочь.
- Нет, нет, - смеясь, громко сказала она, - я сама, это моё!
Мы договорились встретиться через неделю: на следующий день графиня должна была вылететь в Бонн на какую-то международную конференцию.
В назначенное время мы собрались в фойе Дома Правительства Висбадена. Графиня была уже там, заметно волнуясь. Это была ее инициатива - устроить прием нашей группе калининградских почитателей Пушкина правительством ее родного города. Вероятно, ей хотелось лишний раз напомнить властителям Висбадена о приближающемся 200-летии великого русского поэта. Из общения с членами правительства мы сделали для себя приятный вывод: в городе бережно относятся к памяти Пушкина и многих из тех выдающихся личностей из России, кто когда-либо посещал его. Много говорили о Пушкине и его потомках, нашедших здесь вторую родину, о предстоящем юбилее поэта, о том, как Россия готовится к этому празднику. Поняли, что висбаденское семейство потомков поэта пользуется у местного правительства большим авторитетом.
В зал неожиданно вошел высокий стройный человек пожилого возраста с аккуратной профессорской бородкой. Графиня незаметно толкнула меня в бок:
- С этим господином Вам не помешало бы подружиться. Это председатель местного парламента Гюнтер Ретцлав, личность очень влиятельная.
Он первым подошел к нам и, представившись, сразу заговорил о Кенигсберге, где он проживал до 1944 года. В конце разговора он выразил желание побывать в Калининграде, походить по его улицам с хорошим гидом и, если удастся, встретиться с мэром города. Пообещав все это устроить, я откланялся, чтобы успеть на поезд. Прощание с графиней проходило второпях. Я спросил, можно ли надеяться на ее приезд в наш горд. Подумав, она ответила:
- Вероятно, в ближайшем будущем я не смогу этого себе позволить. Очень много работы. - Сделав паузу, она добавила: - Хотя, правду сказать, мне очень интересно побывать у вас.
Расстались мы друзьями.
Через полгода в Калининград приехал господин Гюнтер Ретцлав. Я выполнил свое обещание: мы объездили весь город с лучшим гидом Калининграда, побывали на приеме у мэра города. Расставаясь, я спросил его, как он смотрит на то, чтобы в его родном Висбадене поставить памятник Пушкину. Улыбнувшись, он ответил:
- Я лично совсем не против. Только вот где найти спонсора?
Я проводил его до гостиницы. Он попросил меня немного подождать у входа, а сам удалился. Вскоре он появился с большим конвертом в руках:
- Это Вам от госпожи Ринтелен.
Я заглянул в него. Там была прекрасная ксерокопия портрета принцессы Паулины и двух сыновей фрау Клотильды в форме голубых гусар.
* Мать герцогини, великая княгиня Елена Павловна, была родной сестрой матери Николауса фон Нассау - мужа Натальи Александровны Меренберг (урожд. Пушкиной)