Кесмеджи Панаёт Алексеевич. Наёмник

ИСТОРИЧЕСКИЙ РОМАН

Н А Ё М Н И К

П Р О Л О Г

Толпа александрийцев, собравшаяся перед Мусейоном*, наблюдала, как астиномы царя Птолемея* изгоняли из этого огромного здания юношей. Молодёжь, обучавшаяся здесь со всего греческого мира, покидала этот храм науки, по-разному перенося изгнание. С узлами и дорожными сумками в руках, из которых торчали папирусные свитки-книги, они шли среди расступившейся перед ними толпы горожан, кто мрачно оглядывая толпу, а кто весело и насмешливо перекликаясь с друзьями, словно происходящее нисколько не поколебало их состояния.

- Смотри, Демад!- воскликнул дородный горожанин, почёсывая свою лысеющую голову.- Эти дурни идут так, словно совершили что - то великое, и их за это чествуют.

- А великое часто с этого и начинается,- отвечал ему сосед, подымая руку в знак сочувствия идущим.

- А за что их изгоняют?- встрял в разговор подошедший моряк.

- Вся Александрия* гудит, а ты не знаешь?- удивился Демад.

- Клянусь Изидой*! Я только что прибыл с Кипра.

- Вчера вечером во время торжественного шествия римских послов к царю Птолемею вся наша учёная молодёжь, стоявшая на ступеньках храма Сараписа, внезапно расступилась и вытолкнула перед собой двух ослов, наряженных в римские тоги с пурпурной каймой.

- И что? Римские сенаторы обрадовались, увидев своих? - расхохотался моряк.

- Вот видишь, и ты туда же, - улыбнулся Демад и крикнул в толпу молодёжи,- Сократ! Фессалиец! Я с тобой!

- Мы с вами!- поддержали окружавшие его александрийцы.

Чернокудрый юноша, блеснув глазами, улыбаясь, подняв в приветствии руку, крикнул:

- Спасибо, друзья!

Его в это время догнал старый учёный и, протянув свиток, сказал:

- Да хранят тебя боги, Сократ! Это тебе на память, как лучшему моему ученику. Жаль, что прервалась учёба. Но ты уже и сам можешь иметь учеников.

- А я учитель?- спросил его с усмешкой изысканно одетый юноша, вещи которого нёс раб.

- Ах, Сострат, если бы не твоя выходка с ослами, вы бы продолжили учёбу,- сокрушённо ответил старец.

Т О Х А Р Ы

Фаланга*, послушная звукам флейты, пошла скорым шагом, чтобы быстрее сблизиться с врагом. Справа от фаланги, подымая клубы пыли, шла бактрийская конница, возглавляемая царевичем Мегаклом, которого окружали этеры из греческой и бактрийской знати. Cлева фалангу прикрывала легкая конница согдов. Сократу, находившемуся в первом ряду наступавшей фаланги, было хорошо видно огромную массу стоявшей на месте вражеской конницы тохаров. Его левая рука, державшая щит, как всегда перед боем начала подрагивать, и он, оглянувшись на свой лох*, состоявший из полутора сотен опытных, испытанных в боях наёмников из Греции, отдал команду: - По щитам! - и первым ударил древком длинного копья-сарисы о щит. В такт спешного шага сначала его поддержал собственный лох, а затем и вся фаланга. Над равниной разнёсся сильный грохот, и фалангиты закричали:

- А-ля-ля!

Это был и боевой клич греков, и призыв к богу войны Аресу, поддержать их в бою. Ксенократ из Аргоса, спешивший слева от Сократа, перекрывая грохот, прокричал: - Лохагос, ставлю кувшин вина, что кочевники не примут боя.

Сократ кивком головы показал, что принял пари. Дело было не в выигрыше. Ему очень нравился этот разговорчивый и бесхитростный здоровяк, с которым они вместе нанялись в Смирне на службу в далёкой Бактрии шесть лет назад. Он внимательней взглянул на массу врагов. Было видно, как вперёд выехал на вороном коне вражеский военачальник, держа в правой руке длинное копьё с развевающимися на ветру конскими хвостами, и призывно взмахнул им в сторону фаланги. В ту же минуту вся конная масса врагов взяла с места в карьер и понеслась на них, натягивая луки.

-Не испугались, - прокричал огорченный Ксенократ. Конная лава степняков, приблизившись, брызнула стрелами. Раздался стук и скрежет от их ударов. Несколько фалангитов вскрикнули от боли - стрелы пробивали щиты и латы. До того, как фаланга столкнулась с конными врагами, тохары выпустили ещё два залпа стрел, после которых на поле боя остались лежать несколько десятков тяжелых пехотинцев. Перед самым столкновением с врагом Сократ взглянул влево на друга, но на его месте находился воин из второй шеренги. - Ранен или убит? - промелькнуло в голове у Сократа. Он крепче сжал ясеневое древко сарисы и сильным ударом сбил с мохнатого небольшого коня визжавшего с пеной у

рта кочевника, замахнувшегося на него коротким копьём. Такая же участь постигла и других всадников, атаковавших фалангу. Их достали копья-сарисы первых шести шеренг фалангитов, которыми ощетинилась фаланга. Тяжёлые пехотинцы резкими короткими ударами, из-за тесноты строя, сбивали своими сарисами, острия которых были похожи на кинжалы, вражеских конников, неосмотрительно пытавшихся проникнуть сквозь плотный строй. Фаланга, словно огромный железный ёж, продолжала своё движение вперед, хотя ход её замедлился. Мешали тела павших врагов и их лошадей, многие из которых бились ещё в агонии. Сократ на мгновенье глянул по сторонам и, увидев, что линия строя в ходе боя изогнулась, крикнул своим пехотинцам:

- Не нарушать строй! Держать линию! Несмотря на шум сраженья, фалангиты подравнялись, продолжая теснить врага. Строй для них был священен.

Видя тщетность своих усилий, прорвать линию тяжёлой пехоты, тохары стали уходить от наступавшего противника и вскоре были на безопасном расстоянии. Флейты по команде стратига Менандра умолкли, и фаланга остановилась. По построению пехотинцев перекатываясь, пронеслись слова приказа начальника: - Выровнять линию! Оправиться! Стоять вольно! Пехотинцы сарисофоры подняли вверх свои длинные копья и опустили выпуклые щиты, державшиеся на кожаных ремнях, на пыльную землю, прислонив их к своим бедрам. Сократ почувствовал сильную жажду и достал из-за перевязи небольшую тряпицу, в которой была завёрнута влажная губка. Он вытер ею пересохшие губы, а затем, сняв глухой шлем, вытер вспотевший лоб. Не смотря на то, что была середина осени, в Согдиане было довольно жарко. Воины, приводя себя в порядок, делились впечатлениями о скоротечном бое и гадали, что происходит на флангах их армии. Из-за клубов пыли, поднятой огромной массой конницы, как своей, так и вражеской, всё поле боя было скрыто от обозрения. Постепенно слабый ветер, дувший в сторону тохаров, очистил горизонт, и фалангиты не увидели никого, кроме одиноких всадников, направлявшихся в их сторону. Это были их кавалеристы, получившие ранения во время преследования врага. Над фалангой пронеслись радостные крики воинов, удовлетворенных ходом сражения.

-Отличный бой мы провели! - воскликнул один из молодых воинов, стоявший за спиной Сократа. На что ему возразил опытный ветеран, старейший воин в лохе, Ламах:

- Это не бой, это стычка. Эти узкоглазые навалились на нас, думали взять налетом. Но как только почувствовали нашу непробиваемость и силу, то, можно сказать, почти сразу ушли.

- Так ведь, лохаг? - Ты не заметил, что с Ксенократом?- не отвечая на вопрос, спросил его Сократ. - Стрела попала ему в плечо, но он не упал, а развернулся боком, чтобы пропустить движущиеся ряды,- ответил ветеран. Фаланга стояла на месте уже более часа, когда стратиг* Менандр вызвал в тыл отряда на совещание младших стратигов и лохагов. Собрав своих командиров в тылу фаланги, опытный старый вожак наёмников держал с ними совет. Дело было не в том, что Менандр боялся ответственности, лично принимать решения, но так уже повелось среди греческих наёмников, что важнейшие решения, если позволяли обстоятельства, обсуждались сообща с младшими командирами. Вот уже несколько столетий должности командиров наёмников были выборными, и эта военная демократия, уходившая корнями в глубочайшую древность, признавалась и нанимателями. И, хотя большая часть фаланги состояла из бактрийцев и метисов от браков греков с местными жителями Греко-бактрийского царства*, авторитет профессиональных наёмников оставался непререкаемым. Им платили золотом, которого было в достатке у царей этой страны, владевших огромными территориями. Чтобы попасть на службу к царям этой далёкой страны, наёмникам приходилось проделывать путь длиной в полгода, а иногда и более. И они оправдывали не только свою высокую оплату, но и свою славу профессиональных тяжёлых пехотинцев задолго до эпохи Александра Македонского, ставшую легендарной после похода персидского царя Дария против задунайских скифов. Из неудачного для персов скифского похода от огромного войска Дария уцелела лишь небольшая часть царской гвардии, так называемых бессмертных, и большая часть греков тяжёлых пехотинцев, которые отбили атаки бесстрашных скифов. Менандр, собрав командиров в небольшой кружок, изложил им обстановку в нескольких солдатских коротких фразах:

-Вся конница с царевичем Мегаклом погнала тохаров. Вестей от него нет. Время идет. Давайте свои соображения.

Начал как обычно самый младший из лохагов Никий из Коса. Затем высказались и другие командиры. Мнения разделились. Одни предлагали двигаться по следам конницы, вторые - стоять на месте, третьи - двигаться к Эсхате*. Окончательное решение принадлежало Менандру . Поскольку, за столь продолжительное время от кавалерии Мегакла не было никаких известий, он, к неудовольствию меньшей части, состоявшей из молодых командиров, приказал фаланге следовать под защиту городских стен. Сократ вернулся на свое место в строю и сообщил своему лоху о решении командира фаланги. Вскоре прозвучал сигнал, и фаланга, совершив полный оборот, двинулась к городу. Многие из пехотинцев, особенно молодёжь, были недовольны уходом с поля боя. Они рассчитывали на богатые трофеи, так как на телах павших врагов были найдены золотые украшения и несколько гривен, служившие, по - видимому, знаками отличия. Сократ успокаивал ворчавших солдат своего отряда, призывая к молчанию в строю. Когда до города оставалось не более двадцати минут марша, их догнала собственная конница, вернее её остатки, с царевичем Мегаклом, который из-за ранения еле держался в седле. Поддерживаемый с двух сторон этерами*, Мегакл похвалил стратига Менандра за своевременный отход пехоты и приказал остановиться, чтобы отбить наступающего врага. Фаланга совершила полный оборот навстречу к врагу, и воины увидели вдали вздымающиеся клубы пыли. По ним, было видно, что конница тохаров наступала широким фронтом, и этот фронт заходил далеко за правое крыло греко-бактрийцев, на котором встали остатки конницы, спасшиеся от разгрома с царевичем Мегаклом. Греческие всадники держались теперь насторожено и без былой самоуверенности. Они сжимали в руках свои длинные пики-сарисы, которые были грозным оружием в ближнем бою, но теперь уйдя от стрел кочевников, они понимали, что на месте им не устоять. Увлеченные Мегаклом в преследование отступавшей конницы врага, они попали в западню, приготовленную им тохарами, где на большом расстоянии от фаланги на них напали превосходящие в несколько раз враги. Этеры смогли пробиться сквозь гущу вражеских всадников, поражая своими пиками врагов, но понесли большие потери. Они оказались в тылу у противника и были отрезаны от своих огромными массами степняков, которые стремились засыпать их стрелами, не вступая в ближний бой. Им пришлось, прорываться к своим войскам под убийственным градом стрел. Назад их вернулось меньше четверти. Согдийская конница, устремившаяся в атаку вслед за этерами, не вернулась вообще, и, о её судьбе было неизвестно. Фаланга стояла на месте как вкопанная, упираясь левым незащищённым крылом в редкий лесок на левом низком берегу реки Яксарт, на правом крыле приготовились к убийственной для них атаке конные этеры. Командовавший ими теперь стратиг Клеоним, не дожидаясь, когда враги окажутся на расстоянии выстрела, атаковал их и пробил брешь в массах тохарской конницы. Фалангистам снова пришлось испытать губительный дождь вражеских стрел.

Вновь зазвучали флейты в тылу, и пехота, призывая дружным криком бога Ареса, медленно пошла в атаку, оставляя позади себя на пыльной земле убитых и раненых. Тохары отступили, и фаланга, развернувшись быстрым маршем, устремилась к городу. И так повторилось несколько раз.

Сократ, как и остальные фалангисты, уже изнемогал от усталости, когда до стен города осталось около ста шагов. За время, что пехота, маневрируя, отступала, в городе подготовились к встрече врага.

На увлекшихся успешными атаками тохаров со стен и башен города обрушились каменные ядра и стрелы из катапульт, баллист и онагров. Снаряды из машин образовали бреши в наступающей лаве кочевников и остановили их. Была уже поздняя ночь, когда Сократ поднялся на крепостную стену. То, что он увидел сверху, повергло его в растерянность. Насколько глаза охватывали ночную панораму, вокруг города в безлунной ночи горели костры. - Великие боги, вся Азия, что ли пришла против нас?! - воскликнул он. Воин, стоявший на страже неподалеку, усмехнулся и сказал: - А ты лохаг думал, что мы, в дневном сражении их всех истребили. Нужно было оставлять город сразу после того, как узкоглазые взяли и уничтожили Исхару. - Да что ты говоришь! Оставить тохарам город основанный Александром Великим и эту прекрасную богатую долину! - с возмущением воскликнул Сократ.

-Александр основал более двадцати городов, дав им своё имя, так что одним больше - одним меньше, а вот, если бы мы оставили Александрию Эсхату, то может, спаслись бы,- ответил стражник.

-Они все всадники мы бы от них далеко не ушли, - возразил ему лохаг.

- А скажи мне, Сократ, как получилось, что степняки осмелились напасть на Бактрию? Ты же знаешь, что я всего два месяца назад прибыл на службу сюда из Греции.

- Видишь ли, Трифон, до нашего царя Диодота правили Бактрией, Гелиокл и Платон, бывшие соправителями своего отца Евкратида. Жестокие были они правители. Убили своего отца и многих из его верных этеров*. Вот тогда и начались междоусобицы в стране. Диодот, бывший стратигом Согда, сумел привлечь на свою сторону греческих наёмников и с помощью согдийцев с бактрийцами, неприемлющих отцеубийц, одолел сначала выродка Гелиокла, затем с помощью стратигов Индии разгромил Платона. Стратиги Индии после разгрома братьев стали независимыми правителями в своих провинциях. Диодот укрепился в Бактрии и Согде, и долго не принимал титула царя и не чеканил своей монеты, пользуясь деньгами своих предшественников. И надо же было такому случиться! Как только он объявил себя царём Бактрии, как на северных границах Согда появились разные кочевники, а среди них и тохары. Они видимо были осведомлены о событиях в нашей стране и решили воспользоваться удобным моментом для внезапного нападения.

- Спасибо, лохаг! С помощью богов быть, может, отобьёмся от этой саранчи! - вздохнул стражник.

- Непременно отобьёмся. Ты как после сражения Трифон, не пострадал в бою?

- Спасибо богам и верному щиту, я в нём принёс шесть стрел.

А как твой друг Ксенократ?

-Отлёживается. Стрела пробила ему щит и кожаный наплечник, как бы сшила вместе. Немного зацепила кость, но не раздробила, - ответил Сократ и пошёл дальше по стене, совершая обход ночной стражи.

В середине дня, когда он отдыхал после ночного дежурства, его позвали на военный совет в цитадель. Перед собравшимися командирами речь держал стратиг Менандр, он сказал, что царевич Мегакл потерял много крови и находится в тяжёлом состоянии, и поэтому командование переходит к нему. Поскольку враги очень многочисленны, а греки потеряли почти всю свою конницу, придется избегать сражений, прибегая лишь к вылазкам небольшими отрядами. Свою речь он закончил словами, что поскольку с ними здесь царевич, то царь Диодот незамедлительно пришлёт помощь. В конце совещания все оживились, когда один из этеров пришел с сообщением, что в город только что пробилась сквозь вражеские заслоны небольшая группа согдийской конницы, считавшаяся погибшей полностью.

Менандр, отпустив всех командиров, приказал Сократу остаться.

-Хочу поручить тебе ответственное задание, - сказал стратиг, теребя свою короткую, холеную бороду, - на свой выбор возьми три десятка отчаянных молодцов из своих наёмников, и завтра ночью совершите вылазку на другой берег Яксарта*. Сам понимаешь, что нужны самые крепкие парни. Течение реки у Эсхаты сильное, и ребятам придется поднапрячься. На том берегу, появились какие - то новые орды кочевников. Надо выяснить, кто они и сколько их. Нам нужен пленник! Лучше несколько! Погода для разведки выдалась хорошая. Вечером начался небольшой дождь, и Сократ со своими воинами погрузились в большую лодку. Их провожал сам стратиг, который напутствовал их словами:

-Да хранит и помогает вам богиня Афина*! Непременно захватите кого - нибудь из врагов, это ваша самая главная задача.

Хорошо будет, если сумеете пленить кого- нибудь из вождей или старейшин тохаров, думаю, что это какие - то из их отставших орд. Обещаю, щедро вас всех наградить в случае успеха. Воины гребли изо всех сил, бурное течение реки быстро сносило лодку, почти до отказа заполненную людьми. Сократ с напряжением удерживал кормовое весло, правя к противоположному берегу. Причалили в камышах, промокнув от дождя и пота насквозь. Лодку подтянули ближе к твердому берегу и укрылись до рассвета, чтобы можно было осмотреться. Ночь тянулась утомительно долго. Под утро стало холодать. Наёмники скорчились под своими щитами, спасаясь от монотонного дождя. Сократ с одним из воинов прополз дальше от берега шагов на сто, и здесь они услышали негромкое ржание лошадей.

-Слышал, лохаг, там ржут кони,- клацая зубами от холода, прошептал напарник.

-Тише, Леонид, ты лязгом своих зубов выдашь нас,- ответил Сократ. В поиск идти было не нужно, они, по всей видимости, вышли прямо на противников.

Когда стало светать, они огляделись. Сквозь продолжавшего моросить сетку дождя, немного правее места высадки стояла большая юрта. Вокруг нее бродили и стояли стреноженные кони, тихо и мелодично позвякивая удилами. Для них такая погода была благодатной, так как их не тревожили оводы, бич этих мест. В отдалении от большой юрты, стояли другие, поменьше. Около одной из них прохаживался, поеживаясь колченогий, как и большинство кочевников, стражник. Все тридцать воинов Сократа, затаившись в камышах, приготовились к броску. Он отправил двоих наемников тихо убрать караульного. Они, взяв с собой только кинжалы, уползли. Лохаг, стоя на коленях, пристально вглядывался в утренние сумерки и чутко прислушивался к звукам.

Прошло некоторое время, пока раздался условный крик совы. Сократ вскочил с колен и приглушенно произнес:

- Отец Геракл* с нами. За мной, ребята!

Воины понеслись как ветер вслед за командиром. Два десятка веером рассыпались вокруг шатра из белого войлока, отрезая его, таким образом, от других юрт, остальные ворвались вовнутрь. Сократ щитом оттолкнул кинувшуюся ему навстречу старуху и сквозь прорези своего глухого коринфского шлема моментально оглядел шатер. Посреди в большой жаровне рдели угли, как будто их только что поворошили. По обеим сторонам у стен, напротив входа, стояли по два высоких светильника, дававших немного света. На стенах мерцало развешанное оружие. Напротив Сократа, на лежанке из мехов лежали мужчина и женщина. Женщина проснулась первой. Она сначала с изумлением, а потом с ужасом смотрела на неизвестно откуда - то взявшихся чужих воинов, которые словно остолбенев, разглядывали обнаженную красавицу степнячку. Наконец, женщина, дико закричав, одной рукой прикрыла большие упругие по - козьи торчащие в разные стороны груди, а другой потянулась к спящему мужчине, ища защиты. Тохар открыл глаза и схватил рядом лежавший меч, но было поздно. Широкие с кинжальными наконечниками копья наемников придавили его к полу, впиваясь в тело. Красавица, дрожа и жалобно причитая, обхватила голову своего любимого, говоря ему что - то, непонятное грекам. Он ей резко ответил, и ладонью откинул меч. Молодая женщина взяла одно из покрывал и накинула на себя. Леонид, быстро связав врага сыромятными ремнями, оставив ему свободными только ноги, вытолкал его из шатра и поволок к лодке. Женщина, хотя её никто не понуждал, побежала следом. Сократ последним прыгнул в лодку, когда вода покрывала его поножи. К берегу стремительно бежали, завывая тохары. Лодка стремительно понеслась в обратную сторону. Пленники лежали на мокром днище и мешали гребцам. Наемники были почти на середине реки, когда первые стрелы заплескали по воде, а несколько из них впились в борт суденышка и выставленные греками щиты. Так как половина воинов, перестала грести, вынужденная прикрывать товарищей от стрел, лодку стало сносить сильным течением ниже города. Привлеченные криками своих собратьев с противоположного берега тохары, осаждавшие Эсхату, бросились из своего лагеря к предполагаемому месту высадки. - Ну, теперь держись!- воскликнул Леонид, сидевший на носу, увидев новую опасность.

- А так шло всё гладко! - cказал натужно гребя молодой Клеоним. Услышав родные ему завывания и встревоженные фрaзы греков, пленный тохар попытался поднять голову и посмотреть, что происходит, но Клеоним ударом кулака опрокинул его на дно лодки. Очнувшись, тот пристально смотрел на молодого, мощного воина, продолжавшего невозмутимо грести, пока тот не обратил на него свой взгляд. И тогда вождь что - то грозно сказал ему на своем языке.

-Да ты никак угрожаешь мне,- улыбнулся Клеоним,- жаль, что я не понимаю твоего варварского языка. Ну, ничего, в городе у нас есть толмачи, прибудем, переведут. Лодка пристала шагов на триста ниже города. Выставив копья и прикрывшись щитами, наемники медленно отступали в сторону городских стен. Непрерывно стреляя из луков, на них надвигалась беспорядочной толпой масса тохаров. Конные и пешие враги шли вперемежку. Но не дремал и стратиг Менандр. Из города навстречу маленькому отряду Сократа устремилось два лоха пехоты, а с крепостных стен открыли стрельбу по наступавшим кочевникам метательные машины. Стратиг тепло встретил отряд лохага. Увидев их добычу, он восхитился и, называя знакомых воинов по именам, обещал сегодня же выдать вознаграждение. Знатных пленников он приказал доставить во дворец, а сам, обняв Сократа и похлопав по плечу, принялся расспрашивать его о вылазке в стан противника. Выслушав лохага по дороге, он похвалил его действия. - Да чего там, Менандр, нам просто повезло, что мы наткнулись на шатер, кого - то из вождей кочевников,- сказал он, приятно польщенный словами обычно скупого и сдержанного на похвалу стратига.

-Не скажи, Сократ, везет, как правило, смелым и умным людям. Ты правильно отобрал себе людей для этого предприятия. Вот это и есть настоящий профессионализм. Как ты думаешь, этот вождь важная персона у скифов?

- Судя по шатру, да. Он был белого цвета, и убранство внутри говорило об этом. Но нужно отметить, что караульные у них несут службу довольно небрежно, подытожил он. - Ты как, пойдешь отдыхать, или тебе интересно будет присутствовать при разговоре с пленниками?

- Если можно, то я поприсутствую, любопытно не только мне, но и моим людям, - ответил лохаг.

Допрашивали пленных в одном из малых залов дворца, где находился раненый Мегакл, который, не смотря на свою слабость после большой потери крови и протесты врача, хотел лично послушать знатных тохаров. Все находившиеся во дворце люди, пришли взглянуть на пару знатных кочевников, о которых в последнее время только и говорили, но не видели, ни разу. Заглянула туда и жена Мегакла Хариклия, молодая и властная женщина, которую за её красоту и крутой нрав греки Бактрии сравнивали с матерью Александра Великого Олимпиадой. Увидев, что пленница кутается в покрывало и у нее нет другой одежды, она увела её с собой в геникей* и предложила одно из своих платьев. Царица была в восхищении от сложения пленницы, особенно её, поразили красивые длинные ноги степнячки, она слышала, что все женщины кочевников, как и мужчины кривоноги из - за постоянной езды верхом. Но разговора у женщин не получилось, так как языком жестов особенно не поговоришь. Единственное, что им удалось узнать друг о друге, были имена . Царевна положила руку себе на грудь и назвала своё имя . Догадливая красавица произнесла своё - Кама .Одевшись в одно из платьев Хариклии , степная красавица поблагодарила её, слегка поклонившись, и, приложив руку к сердцу, одарила такой лучезарной улыбкой, показав при этом жемчужные зубы, что царица от радости рассмеялась. Настоящая красота, как и величие, всегда вызывают у людей восхищение. Она приказала принести служанкам большое зеркало из полированной бронзы и тохарка, щуря свои чуть роскосые глаза, разглядела себя в полный рост. В комнату в это время вбежал малыш, который бросился к царевне и обнял её ноги.

- Вот и наш маленький Патрокл проснулся,- сказала Хариклия, целуя его, - посмотри сынок, это царица амазонок. Мальчик с любопытством посмотрел на молодую женщину и спросил:

- А как её зовут? Ипполита? Но здесь их прервали, так как уже пришёл во дворец согдиец, побывавший несколько лет в плену у тохаров и знавший их язык, а Мегаклу не терпелось начать допрашивать пленников. Он лежал на ложе, его красивое, бледное, от большой потери крови, лицо часто искажала гримаса боли. Рядом стоял его врач Асандр, теребя свою щегольскую бородку, которой он очень гордился, так как её иссиня, черные волосы прорезали две совершенно седые пряди. Зная его слабость, при дворе все время злословили по её адресу, говоря, что он как баба выщипывает из седых прядей черные волоски. Согдиец толмач стоял в сторонке, ожидая начала допроса, и разглядывал пленника, стоявшего с гордо поднятой головой, и прислушивался к разговорам военачальников и этеров царевича. Наконец появилась тохарская княжна в платье царевны. - Да она красавица!- не выдержав, воскликнул Асандр. Все, зная его пристрастие к красивым женщинам, рассмеялись, а Мегакл, болезненно усмехнувшись, сказал:

-Ну вот, в бою не был, а стрелою, хотя и Эрота, ранен.

-Воистину так, царевич! Думаю, такой прекрасной степнячки никто никогда не видел. Такими, наверное, были амазонки,- ответил врач, не отрывая своего восхищенного взгляда от молодой женщины.

-Асандр, да не гляди с таким жаром на эту степнячку, а то она забеременеет! - воскликнул этер Полинник. Зал наполнился хохотом мужчин, все смеющиеся смотрели на смущенного врача. Рассмеялся и царевич, болезненно кривя рот, и поддержал своего любимца этера:

- Да нет, Полинник, он просто с уважением смотрел на её большую грудь, ведь это его слабость.

Новый взрыв смеха потряс своды зала, и Асандр, вынужденно присоединился к смеющимся этерам. Пленник, словно поняв, что близко стоящий к нему согдиец переводчик, обратился к нему на своём языке. Толмач, только отсмеявшийся вместе со всеми, хотел, было, ему ответить, но его остановил Менандр.

-Погоди, Ремиз! Вопросы здесь задаёт царевич Мегакл. Варвар может утолить своё любопытство после того, как ответит на наши.

Переводчик кивнул в знак послушания и посмотрел на царевича. Тот, устроился поудобнее на ложе, и спросил:

-Пусть скажет, кто он такой?

Согдиец перевел. Пленник слушал, не глядя на него, подчёркивая его незначимость. Уставившись с вызовом на царевича, он стал говорить, его жена, прижавшаяся к нему после первых взрывов хохота, с испугом посмотрела на него. Переводчик молчал. - В чём дело, Ремиз, он говорит на непонятном тебе языке?- спросил царевич.

-Нет великий! Но он произнес такую брань в наш адрес, что я в смущении.

- Вот как, а может ты плохо понял тохара?

- Да нет, первое, что я узнал из их языка, когда попал к ним в плен, была именно ругань. Но у этого вождя она какая - то отборнейшая. - Принесите сюда колодки и закуйте в них варвара,- распорядился Мегакл.

- Мало того, что они без всякого повода напали на нашу страну и разграбили область верхнего Яксарта, так ещё этот степняк чем - то недоволен и смеет нас поносить. В железо его и бичевать, а там посмотрим, что дальше, - разбушевался царевич.

Асандр подошёл к нему и предупредительно положил руку ему на плечо. Мегакл умолк и кивнул врачу. Oказавшись в кандалах, тохар не утратил своей величавости и также гордо и даже с пренебрежением смотрел на происходящее. На повторный вопрос Ремиза он стал отвечать, поняв, по - видимому, что с ним не намерены шутить. Он был средним сыном главного вождя или царя тохаров Каниши. Звали его Манши, и он предводительствовал одним из самых больших племен, доставшихся ему после женитьбы на прекрасной Каме . Принцесса Кама была дочерью вождя одного из племен Тарима*, которые считавшие своей родиной Согдиану, которую покинули около десяти поколений тому назад. Сейчас они вернулись, чтобы вместе с тохарами освободить свою родину от юнанов-греков. Он угрожал осажденным, что дни их сочтены, и скоро должны подойти орды других кочевников, из - за Яксарта и греки вынуждены будут сдаться. Вот тогда он отомстит им всем. Манши обещал в будущем, с живого содрать шкуру с воина, ударившего его в лодке, а всех присутствующих здесь превратить в рабов, за то, что они смеялись над ним и его женой.

- Каков вам этот наглый варвар? - сказал Мегакл окружающим, выслушав переводчика.

- Он уверен, что они смогут взять город. Спроси Ремиз, а чем они собираются пробить крепостные стены, уж не своими ли бараньими лбами?

- Тохары не будут лезть на стены. Мы дети степей и нам это ни к чему. Мы подождём, пока вы сами не выйдете за ворота сразиться, а если не выйдете, то подохнете с голоду. Наши орды будут стоять под стенами хоть пять лет, и эта страна будет наша,- ответил Манши. - Но тогда зачем вы убиваете мирных жителей, если хотите сделать Согдиану своей?

- Все, кто нам окажет сопротивление, будут уничтожены, а их жилища сровняют с землёй. Мы уже разрушили вашу Исхару, и, хотя её жители укрылись в горах, наши воины доберутся до них и тогда горе им, да и вам тоже!- заносчиво ответил Манши и резко взмахнул рукой, громыхнув цепями, показав неприличный жест, понятный во всём мире, за что тут же был сбит на пол ударом тупого конца копья одного из стражников. Перевод на греческий, он уже слышал лежа на полу прижатый к нему наконечниками копий. Рассерженный Мегакл тут же приказал поместить пленников в дворцовую тюрьму каждого в отдельности и бдительно за ними следить. После того, как пленников увели, успокоившийся немного Мегакл, обратился к Ремизу:

- Эти кочевники, что действительно родом отсюда?

- Тохары Манши - чужие люди для Согда. Но вот люди из племен, первыми появившимися из - за Яксарта, как и племя подвластное Каме, говорят на языке, похожем на согдийский. Когда я общался с ними, они утверждали, что здесь находится родина их предков. И потом они не такие дикие, как тохары. А сама Кама происходит из известного рода Кушан, у которых были владения на Алтае и в Семиречье.

"Согдиана - огромная страна, лежащая за Оксом. По ней протекает и другая огромная река Яксарт, за которой кочуют номады саки. Главный город согдов - прекрасная утопающая в зелени рощ Мараканда, расположенная в долине реки Политимета. Народ, родственный персам, но более дружелюбный и очень гостеприимный. Здесь живут и потомки воинов Александра Великого в городах Александрия Эсхата*, Исхара* и Фермея*. Согдиана, одна из провинций Бактрийского царства, богата, золотом, серебром и драгоценными камнями. Богатые урожаи отличной пшеницы. Развита ирригация. Славится своей изысканной кухней и огромными дынями, которые выращиваются в пустыне.

Краткое описание Азии. Сократ из Фалана*."

Менандр выдал Сократу деньги, обещанные им наёмникам, ходившим с ним в поиск, а напоследок приказал войсковому казначею распорядиться насчет обильного пира на завтра, в котором примут участие около ста сорока человек. - Стратиг, но в войсковой казне после этой выдачи осталась ничтожная сумма?- хитро прищурился казначей Парис. - Ты поищи хорошо и не скупись, поскольку и сам примешь участие в пире. Царевич Мегакл восполнит нам расходы на него. Да, не забудь, чтобы подали и эти длинные дыни*, похожие на дельфинов. Настоящая пища богов! - Непременно стратиг, - ответил повеселевший казначей.

-Попируем завтра, а то, кто его знает, затянется осада и придется жрать конину и траву,- сказал стратиг Сократу, провожая его из дворца.

- Да и скажи своим парням, чтобы сегодня сильно не набирались, а то знаю я их, особенно Клеонима, большой он любитель пить по - скифски. Сократ, усевшись возле казармы наёмников на каменной скамье, выдавал воинам обещанную награду. Каждый получил по две серебряные монеты в четыре драхмы*. Наёмники с интересом разглядывали старые довольно потертые монеты с изображением царя Евкратида. Один из них недовольно произнес:

- Посмотри, они такие потертые, что менялы не дадут за них их стоимость при размене. Ему возразил Клеоним, знаток по этой части:

- Наоборот, менялы с удовольствием берут эти старинные монеты, в них меньше примесей, и в оборот уже их не пускают. Не веришь, спроси у Сократа.

- Ну, раз Клеоним подтверждает, то так оно и есть. У него же дядя в нашем Коринфе ростовщик и меняла. Он нашего парня всему научил, - подначил его земляк Ификл.

- Да чтоб его оставили без погребения, - взвился тот, - оставил меня без отцова наследства, и теперь я должен копьём зарабатывать себе на хлеб.

- Ладно, Клеоним, не заводись. Пойдем лучше с ребятами в харчевню на сырном рынке. Там такой плов готовят, что и Александр Великий не пробовал, - и Ификл, обняв его за плечи, потянул за собой.

- Да погоди, неудобно, надо предложить лохагу, вместе ходили на дело, вместе, наверное, и отметим. Как, Сократ идёшь с нами? - Да я бы не прочь, но нужно навестить Ксенократа, как он там один без меня.

- Потом навестишь, а заодно принесёшь ему плова, а то после этой азиатской чечевицы у него, наверное, живот пучит.

Наемники рассмеялись. Им очень часто давали из войскового котла местную чечевицу, и она уже изрядно им надоела. В харчевне, которая была большим навесом, крытым камышом, было немного народу. Наёмники пришли вовремя. Повар заканчивал колдовать над огромным котлом, и аромат плова щекотал ноздри заранее собравшихся посетителей. Вся команда Сократа заняла два больших деревянных топчана, такими большими лежанками пользовались аборигены в летнее время. Клеоним подошел к повару, который был одновременно и владельцем харчевни, и заказал плова на всю компанию и два больших кувшина местного вина. Наемники дружно, с аппетитом ели, запивая плов по - скифски неразбавленным сладким вином, которым славилась Согдиана. Харчевня быстро наполнилась клиентами. Расторопные прислужники - мальчишки не успевали подносить хлебные лепёшки и зелень. В это время подъехала группа всадников согдийцев. Привязав лошадей к коновязи, они зашли под навес и разочарованно оглядели занятые места. Старший из них, высокий, худощавый и заносчивый на вид мужчина, кивком головы подозвал к себе хозяина и спросил у него насчет обеда. Бедняга, предчувствуя недоброе продолжение, стал перед ним извиняться, ссылаясь на большой наплыв клиентов. Но заносчивый посетитель, окруженный толпой своих голодных и горластых соратников, встал в позу, и, оттолкнув повара, закричал на всю харчевню:

- Согдийцы уже и поесть не могут на своей земле. Юнаны* и бактрийцы всё пожирают подобно саранче! Накликали на нашу голову тохаров, и мы теперь остались без домов и имущества! Уйдут за Окс, а мы тут пропадай!

Друзья поддержали его и от слов перешли к делу. Один из бесчинствующих согдийцев опрокинул котел с остатками плова, другой толкнул прислужника, спешащего к клиентам с блюдом сладостей, так, что малый улетел под топчан. Многочисленные клиенты харчевни перестали, есть, с тревогой наблюдая за происходящим. Поднялся с места старый, ещё крепкий на вид старик и попытался облагоразумить бесчинствующих молодчиков, но его постигла участь прислужника. Из дальнего конца харчевни послышался чей - то предупредительный крик:

- Не связывайтесь с ними, это Серах со своими, они надышались дымом хаомы и могут натворить, что угодно!

Услышав этот возглас, Серах посмотрел в сторону кричавшего посетителя и произнес:

- Вот именно! Убирайтесь все отсюда! Немедленно! - и плюнул в сторону наемников.

Компания согдийцев с самого начала привлекла внимание Сократа. Лицо предводителя показалось лохагу удивительно знакомым, и он силился вспомнить, где он видел этого человека. И вспомнил! Год назад в Исхаре этот самый согдиец учинил погром на городском рынке, и его судили за это. В суде он вел себя довольно нагло, постоянно ссылаясь на свой древний род. Сократ случайно попал туда, разыскивая своего знакомого купца, который продавал письменные принадлежности, он оказался в числе пострадавших. И лохаг слышал, как один из присутствующих на разбирательстве сказал своему соседу, что Серах действительно происходит из одного рода со знаменитым вождем согдийцев Спитаменом, но, несмотря на благородное происхождение, он законченный негодяй. Положив руку на рукоять меча, лохаг направился прямо на буйствующую группу. Его люди, отвлёкшиеся от трапезы, тоже без слов потянулись за ним и полукольцом окружили Сераха с его людьми. Сократ, встав напротив главаря, в упор смотрел на него. Наступила напряжённая тишина. Посетители потрусливее, и просто осторожные, воспользовавшись минутой затишья, стали потихоньку выбираться наружу.

- Что ты уставился на меня, юнан?- наконец произнес Серах, глядя на лохага мутными красными глазами. Один из его сподвижников подошёл к нему и, обняв за плечи, попытался увести его, но он оттолкнул дружка и продолжал противостоять наёмникам, тоже положив руку на эфес тяжёлой сабли. Многие из его людей, словно протрезвев, стали поддаваться назад, поближе к коновязи. Тогда Сократ, подбирая согдийские слова, потребовал:

- Уплати хозяину за причинённый ущерб и дай пеню пострадавшим, после этого убирайся и постарайся больше не попадаться мне на глаза. Услышав это, оставшиеся посетители одобрительно загудели. Серах обвел их всех глазами и злобно произнес, вытягивая саблю из ножен: - Пеню говоришь, уплатить! Сейчас.

Но он не успел вытянуть сабли, как Сократ неуловимым движением выхватил свой меч и ударил им плашмя по голове противника. Оглушенный ударом Серах, как сноп, повалился на землю. Его сторонники, растеряв свой воинственный пыл, бросили своего предводителя и отступили к коновязи, откуда продолжали грозить и браниться, но уже голоса их звучали тише. Когда Серах, облитый холодной водой, пришёл в себя, к нему подступил обиженный им старик и потребовал расплатиться за свои действия. После удара наркотический дурман видимо потерял своё действие, и от былой наглости негодяя мало что осталось. Бормоча себе под нос проклятия и угрозы, он рассчитался за погром и нанесённые побои. Затем под улюлюканье посетителей обескураженный забияка отправился к дружкам, продолжавшим жаться к своим коням и готовым к бегству.

С Л О Н Ы

Осада длилась уже больше четырех месяцев, когда на помощь осаждённой тохарами Александрии Эсхате пришла помощь из далёкой Бактры. Корпус, присланный на подмогу царём, чтобы снять осаду города, пришёл не по равнине, а перевалив по ранней весне перевалы, стал лагерем в предгорьях, откуда, хорошо обозревалась вся долина Эсхаты. Костры, зажжённые ночью в лагере бактрийцев, вселили уверенность в осажденных горожан. Стратиг Менандр послал туда для связи несколько опытных лазутчиков с почтовыми голубями. В городе очень плохо было с продовольствием. Если воинов еще как - то кормили, то изголодавшийся городской люд давно уже перешёл на кошек и собак. Были съедены негодные к службе лошади и все ослы, и теперь люди сами аккуратно собирали весеннюю траву, а кто был богаче и похозяйственней, засеяли свои закрытые глухими глинобитными заборами дворы пшеницей. В Эсхате не было слышно, ни животных, ни птиц. Даже грачи старались не пролетать над городом, потому что все люди, имевшие луки, устраивали на них настоящую охоту. Поэтому голубь, залетевший во дворец, был тут же сбит стрелой караульного воина. Подобрав тушку убитой птицы, незадачливый стрелок обнаружил привязанную к её ножке послание, которое он незамедлительно передал своему начальнику. Мегакл получив записку, повеселел и собрал старших военачальников. Он ознакомил их с содержанием голубиной почты, написанной на тонком папирусе, и приказал готовиться к общей вылазке. Стратиги ушли от царевича весёлые, и эта их весёлость передалась и остальным воинам. Многомесячная осада надоела воинам своим однообразием и всё более оскудевавшей пищей. Они принялись точить и без того своё острое оружие и начищать до блеска броню. За этим занятием и застал Сократ воинов своего лоха, которые сидя возле казармы переговариваясь, готовились к схватке. Увидев подходящего к ним лохага, некоторые из них встали к нему навстречу. - Какие новости лохаг? - спросил Ксенократ, поигрывая небольшим плоским булыжником, служившим ему оселком. Сократ перехватил у него каменный брусок и тихо произнес: - Завтра на рассвете. Вы как подготовились?

- Обижаешь, командир. Всё блестит и отточено! Мы готовы! А ребята, как застоявшиеся кони, рвутся в бой. Пора рассчитаться с этими степняками за мою рану и за все лишения этой зимы. - Ну и молодцы! Есть, какие нибудь проблемы, а то меня тревожит такое радужное настроение наших ребят?

- Да, единственное, что вызывает тревогу наших фалангитов, это отсутствие конницы. Полсотни этеров не защитят наши бока, если мы пойдём в атаку далеко от городских стен. - Правильно беспокоятся,- рассмеялся Сократ, - есть один секрет, но он не мой. Можно рассказать все нашим, что завтра неприятелей ждет неприятная неожиданность.

- И что, тохары без боя побегут с поля боя?- недоверчиво улыбаясь, спросил Ксенократ.

- Думаю, что побегут, а может быть и без оглядки.

- Спорить не буду, а то я что - то в последнее время часто тебе проигрываю,- сказал он, возвращаясь к своему оставленному оружию.

Утром следующего дня стратиг Менандр выстраивал фалангу за городскими стенами. На правом фланге во главе малочисленной конницы, достигавшей едва две сотни кавалеристов, гарцевал царевич Мегакл. Левое крыло фаланги прикрывала легкая пехота согдийцев, лучшие воины городского ополчения Эсхаты. Позади фаланги Менандр приказал выкатить самые лёгкие из метательных машин, прислуга которой также состояла из городских ополченцев. Фалангиты, узнав, что в их тылу находятся машины, стали посмеиваться над своими командирами.

- Ну, и секрет,- сказал уже немолодой фалангит Ламах, укладывая древко своего копья сарисы на плечо впереди стоящего Ксенократа, - оказывается, у нас в тылу поставили эти пукалки с городских стен и надеются с их помощью разогнать узкоглазых. Я боюсь, чтобы они нас сзади не ударили.

- Сзади или по заду,- ответил ему тот, - но ударить могут, секрет в другом, как стаскивали машины вчера вечером с городских стен, видели, наверное, все, кроме тебя и твоих напарников по игре в кости.

Сократ слушал разговоры своих воинов, поглядывая то на восходящее весеннее солнце, то на большие массы конного противника, которые, словно волны, перекатывались по равнине, не приближаясь к фаланге. Сколько он не пытался разглядеть вдали в предгорьях движения войск, пришедших им на помощь, из этого ничего не получилось. Мешала и пыль, поднятая копытами вражеской конницы, и большое расстояние до предгорий.

- Может они уже и вперёд пошли, - подумал он вслух.

- Кто пошел вперёд?- спросил Ксенократ.

- Да это я так, размышляю о наших бактрийцах, что должны наступать со стороны гор.

- А мы чего ждём, стоим на месте?

- Менандр ждёт сигнала, мы должны ударить одновременно по врагам. Тохары должны попасть между молотом и наковальней. Словно подтверждая его слова, к фаланге прискакал из города этер Полинник, и Менандр отдал команду идти на врага. Запели флейты, и живой, поблескивающий начищенным металлом прямоугольный ёж двинулся на врагов. Фалангиты надвинули свои шлемы на лица, глядя теперь вперёд через прорези. Тохары ринулись на греков, как обычно дико завывая, готовя свои луки к стрельбе. Сократ уже различал в общей массе отдельных всадников, когда в задних рядах, перекатываясь к голове фаланги, пронёсся боевой клич греков:

- А - ля - ля! Эниалий! И следом - ритмичные удары мечами по щитам задних шеренг, поддержанных передними, которые наоборот били щитами по древкам сарис. Кони кочевников пугались звенящего шума. Лошади не слушались всадников, вертелись, вставали на дыбы, а то и поворачивали назад, чем мешали прицельной стрельбе. Флейтисты заиграли быстрее, и фаланга перешла на быстрый шаг. Тохары выпустили первую тучу стрел, и тут флейты смолкли, и ёж из воинов встал как вкопанный и надежней прикрылся в первом ряду большими в две трети человеческого роста щитами. Эти щиты были только у фалангитов первого ряда. Воины последующих рядов имели щиты поменьше, которые держались у них на плечах при помощи кожаных ремней. Им приходилось двумя руками действовать в бою своими копьями- сарисами из-за их большой длины. Менандр правильно рассчитал на этот раз тактику боя с конными стрелками. Воины в строю все разом присели и оказались за глухой стеной из щитов. Первый ряд, присев, выставил их перед собой, последующие ряды подняли щиты над головой. Стрелы не причинили фалангитам почти никакого урона, но зато из - за строя пехоты во вражескую кавалерию полетели снаряды метательных машин, выбрасываемые ими со страшным скрипом и грохотом. Этот ужасный шум производили деревянные части машин и жилы животных, которые использовались как пружины, когда их скручивала обслуга орудий специальными рычагами и воротами. Кочевникам орудия нанесли большой урон. Последствия действия снарядов, выпущенных из машин, были страшными, стрелы катапульт пробивали насквозь не только людей, но и лошадей, а каменные ядра сбивали и тех и других. Иногда и головы отлетали, раня соседей. Многие кочевники стали поворачивать коней, пытаясь уйти от обстрела. Но начальники плетьми возвращали их назад, и перестрелка продолжалась.

Видя, что такие действия складываются не в пользу тохаров, их военачальник приказал в лоб атаковать фалангу, стараясь охватить её с крыльев. Конница степняков понеслась на глухой строй, непрерывно стреляя, и на этот раз не отворотила, а с размаху грянула на фалангу. Видя непременное столкновение с вражескими всадниками, Сократ прокричал команду, которую моментально передали влево и вправо от него:

- Первой и второй шеренге упереть древки в землю! Пехотинцы выполнили приказ безукоризненно. То, что произошло после столкновения, представляло страшную картину. Месиво из окровавленных человеческих тел и коней. Сбитых с лошадей всадников топтали в ужасной давке кони задних рядов. Предсмертное ржание лошадей и крики людей нанизанных на копья фалангитов заглушили все. Сократ, как и многие его товарищи из первой шеренги, остался без копья. Он выхватил свой меч и, прикрываясь щитом, достал ближнего к нему тохара, размахивавшего большим кинжалом. Следующего врага, сумевшего выбраться из - под придавившей его лошади, он ударил щитом, и тот отлетел влево, где его зарубил Ксенократ. В это время фалангиты второй шеренги, у большинства которых уцелели копья, кололи врагов, которых не могла достать первая. Яростно атакующие кочевники несли большие потери, но продолжали сражаться, так как на них напирали сзади продолжающие прибывать всадники. Многие из них видя, что их кони не идут вперёд по трупам, устилавшим землю, спешивались, и бросались, визжа в гущу схватки. И если кочевникам, несущим огромные потери, не удалось поколебать фалангу по фронту, то на её крыльях дело было плохо.

Всадники тохаров сумели опрокинуть после лавины выпущенных на скаку стрел согдийское ополчение и те начали отступать. Сначала они медленно отступали, пытаясь сохранить порядок, а затем, несмотря на призывы командиров, бросились бежать, отлично понимая, что пешему воину, от всадника не убежать. Противник, преследуя их, перебил по пути и прислугу камнемётных машин и вышел в тыл фаланги. Видя, что тохары, увлечённые погоней за ополчением, скоро могут атаковать беззащитную с тыла фалангу, стратиг Менандр побежал вдоль тыловой линии, приказывая последним двум шеренгам повернуться лицом к угрожающей опасности. Эти последние линии не имели копий и были вооружены большими щитами и длинными искривленными на конце мечами - копидами. Меченосцы выполнили этот маневр, но стрелы, пущенные врагами, на ходу поразили многих фалангитов, стоявших спиной к атаке с тыла. Одновременно тохары оттеснили немногочисленную конницу этеров и бактрийцев во главе с царевичем Мегаклом, и, несмотря на их упорное сопротивление, буквально вдавили их в правый бок фаланги, расстроив здесь её ряды. Положение для греков стало критическим. Если впереди по фронту они одерживали бесспорную победу, а позади, держалась оборона, организованная Менандром, то левое крыло оказалось обнажённым. Вот в это слабое место фаланги и устремились враги, чувствуя здесь своё превосходство. Они рубили и кололи тяжёлых пехотинцев, стоявших к ним боком, и постепенно начали уже одолевать греков, как вдруг до них долетели трубные звуки, так хорошо знакомые тем, кто бывал на парадах при царском дворе в Бактре.

- Слоны! - завопили фалангиты, и как будто у них прибавилось сил. Они ударили на врага с ожесточением. Латники, видя свою бессмысленную гибель, на обоих крыльях покинули строй и по двое, трое, а где и в одиночку рубились с кочевниками, нанёсшими им большой урон. Давление тохаров стало ослабевать, а затем ещё сражавшиеся степняки вдруг увидели, что их очень мало и что основная их масса уже скрывается вдали. Увлёкшиеся храбрецы бросились ловить своих лошадей и, поворотив их со своими обычными воплями, бросились догонять своих. Но из клубов пыли им навстречу, отрезая их от основных сил, появились никогда ими не виданные страшные чудовища. Топоча ногами - столбами, эти звери, высотой больше верблюда и толще него раз в пять, шли на них, грозя им своими окровавленными бивнями. Погонщики индусы направляли слонов наперерез бегущим тохарам, а несколько стрелков из лука, сидевших в башенках на спине у слонов, били с этой высоты врагов на выбор. Небольшая группа кочевников, попавшая в окружение, решила сдаться, но фалангиты, не сговариваясь, всех перебили. Это была их месть за погибших товарищей. Две фаланги стояли напротив, приветствуя друг друга. Небольшое войско, присланное на помощь царём Бактрии Диодотом осажденному в Эсхате царевичу Мегаклу, с помощью слонов решило дело в пользу греков. Слонов и их вожаков чествовало всё войско. Царевич Мегакл со стратигом Менандром и стратигом Милоном, приведшим войско из Бактры, обходили фаланги, возлагая венки на отличившихся воинов. В первую очередь, были увенчаны двенадцать слонов. Погонщики с помощью металлических жезлов с крючками дали команду своим слонам, и они величаво сели на землю под приветственные возгласы фаланг. Вожак слонов, самый большой и старый из них, словно понимая торжественность момента, громко затрубил, вздымая хобот к небу и показывая желтые бивни в засохшей уже крови врагов.

- Вот это вояка!- воскликнул восхищённый Ксенократ.

- Если бы не слоны, то нам бы пришёл конец,- поддержал его Клеоним.

- Столько наших погибло,- вздохнул пожилой Ламах, - убили и моего земляка Никия, теперь я один остался из тех, кто нанялся с Коса.

- Не горюй, что остался один. Здесь вдали от Греции мы все земляки. А Никия очень жаль, и воин был толковый, и товарищ отличный,- поддержал его Сократ.

В городе победителей ждала неприятность. Начальник дворцовой стражи, этер Ниокл доложил царевичу Мегаклу о бегстве знатного пленника Манши из тюрьмы, где он содержался. - А его жена?- сразу же спросил Мегакл.

- Она была в покоях, куда её вызвала царевна Хариклия, и варвар вместе со своими людьми хотел пробиться, видимо, к ней, но мы устояли.

- Как варвары оказались в городе?- вскричал царевич.

- Я выяснил, это был некто Серах со своими людьми, он не вышел вместе с ополчением из города, а где - то выжидал удобного момента,- отвечал Ниокл.

- Кто такой Серах?- раздраженно спросил Мегакл.

- Один из знатных землевладельцев из Исхары. Выдавал себя за потомка или родича знаменитого Спитамена*.

- И много у него было людей с собой?

- Около двух десятков. Они практически ушли беспрепятственно, ворота города были открыты, а у меня было всего около десятка воинов, и я не мог оставить дворец. - Я тебя не виню, Ниокл, - мы ещё рассчитаемся с предателем Серахом.

- Мы его ещё достанем,- пообещал Ниокл,- кочевники теперь после разгрома уйдут, а ему куда деваться.

- Да, Ниокл, хорошо бы так, но стратиг Милон говорит, что их огромное множество. Когда он с войском уже покинул Мараканду и шёл к нам на помощь, его догнал гонец и сообщил, что тохары подступили к городу.

- Так сколько же их? Провались они все в Тартар! - воскликнул изумлённый Ниокл.

- Вот и я о том же, - сказал царевич, оборачиваясь к стратигам, молча стоявшим позади него.

- Да мы отобьёмся! Не впервой, степь приходит к нам. Александр Великий побил всех варваров на своем пути по Азии. И мы тут на краю греческой ойкумены* уже семь поколений сдерживаем их, сказал уверенно Милон. - Нас, конечно, мало, но каждый наш воин стоит нескольких вражеских. И города они штурмовать не умеют.

- А тут еще и слоны,- поддержал его Менандр.

Сократ со своими людьми возвращался в город после погребения воинов, павших в сражении. Большое количество убитых товарищей произвело угнетающее воздействие на воинов, несмотря на торжественно обставленные царевичем Мегаклом похороны. Были совершены обычные приношения богам подземного мира и героям. Над братской могилой павших воинов были совершены жертвоприношения самим Мегаклом. Не пожалели ладана и миры. Царевич в жреческом одеянии, расшитом золотыми и серебряными нитями, с венком на голове, поднял огромную жертвенную чашу с вином и, оглядев всех выстроившихся воинов, стал понемногу лить вино на могилу со словами: - Пью за вас, герои Греции и Азии, сумевшие отразить бесчисленных, как саранчу, варваров.

У Сократа, не раз принимавшего участие в подобных захоронениях павших товарищей, мороз пробежал по коже. Он представил себе, что не сможет вернуться на родину, и, в лучшем случае, вот так же, совершат возлияние на его могиле. Прошло уже больше недели после победной битвы и снятия осады Эсхаты. В город начало поступать продовольствие из неразграбленных кочевниками горных областей. Казалось, что жизнь возвращается в своё старое русло, но из дальнего угла большой долины Яксарта поступали вести, что там вновь собрались кочевники в огромном количестве. В город вместе с продовольствием постоянно шёл поток беженцев из областей, подвергшихся разгрому. Несчастные люди, сумевшие избежать арканов степняков, торопились сюда под защиту городских стен и царского войска. Они несли с собой имущество, которое умещалось в жалких узелках. Кто был побогаче, нёс перемётные суммы, а у кого сохранился, осел или лошадь, на того беженцы смотрели , как на счастливца. На базарных площадях, а то и на пустырях города, возникли новые кварталы из шалашей и шатров, ставших пристанищем этих несчастных людей, которые всё потеряли. Они постоянно бродили по городу в поисках пищи и подолгу выстаивали перед дворцом, ожидая раздачи продовольствия. Многочисленные дети беженцев плакали от голода, а горожане, сами изголодавшиеся за период осады, поддерживали лишь тех, кто был с ними в родстве или близких знакомых.

В большой дворцовой пекарне не успевали выпекать небольшие лепёшки, но их на всех не хватало, и это вызывало взрывы возмущения голодного народа. Из толпы часто выкрикивали в адрес царя Диодота и Мегакла оскорбительные слова. Несмотря на просьбы Хариклии, не обращать внимание на них, Мегакл неожиданно вышел к толпе, ожидавшей очередной раздачи, и обратился к замершим от испуга людям: - Чем вы постоянно недовольны, что поносите моего отца и меня. Мы делаем всё, что можем, чтобы поддержать вас. Хлеб раздаем вам через избранных вами старшин. Большего и не ждите, война всё подчисто сожрала, а кочевники вновь собираются идти на город. Я вам предлагаю, уйти из Эсхаты в горные районы и там как - нибудь перебиться, пока наши войска не разделаются с ними. Если они опять осадят город, то начнётся голод, так как никаких припасов нет.

От толпы отделился небольшого роста мужчина и заговорил: - Я старшина у беженцев, которые расположились на пустыре, за дровяным рынком. Зовут меня Заргар, и могу сказать, что народ, пришедший в город, голодает. Мы уже обменяли всё, что удалось спасти от кочевников, на еду. Спасибо тебе, великий царевич, за тот хлеб, что ты нам даёшь. Но нам его не хватает, ведь на человека приходится по четверти лепёшки. Нам неоткуда взять пропитание, и наши молодые женщины и девушки вынуждены зарабатывать на хлеб своим телом у богатых горожан и воинов. Наши дети пухнут от голода и уже начали умирать, ведь от одной травы, которую мы вынуждены есть, чтобы как - то набить свои желудки, люди начали болеть. Ты предлагаешь нам уйти, но куда и с чем. Смерть поджидает нас по дороге, потому что на два дня пути от города степняки всё уничтожили. Мы люди твоего отца и исправно платили налоги, в том числе и на войско. Наше спасение зависит от тебя, царевич, найди хлеба для нас, иначе вы потеряете людей, которые кормили всю страну.

Сказав это, мужчина опустился на колени и, молитвенно сложив руки, протянул их по направлению к Мегаклу. Вся толпа последовала его примеру. Голодные люди, молча, тянули к нему руки. В наступившей тишине заплакал один ребенок, затем другие дети. Немного смущённый Мегакл заговорил вновь:

- Я понимаю вас, но обстоятельства сейчас такие, что продовольствие очень медленно поступает в Эсхату, в которой сейчас собрались люди со всей долины. Самый лучший выход для вас уйти в область озера Александра. Она не затронута войной, и там вы найдете себе пристанище на время и работу. Для того чтобы поддержать вас в пути, я прикажу забить для вас не годных к службе лошадей, и вы получите по две дневные нормы хлеба. Но всё это вы получите за городскими воротами перед отправкой. Большинство толпы одобрительно загудело, перекрывая голоса недовольных горожан. Люди поднялись с колен и стали медленно расходиться.

К старшине Заргару подошёл один из беженцев, крепкий мужчина со спутанной бородой и недовольно сказал: - Зачем ты встал на колени? Из - за этого нам всем пришлось последовать за тобой. Власти должны были нам помочь и так. Ведь мы всегда исправно платили налоги, да и впредь будем платить. Мы им нужны живые. Кто будет содержать всех этих бездельников, огромный двор, чиновников, стражников, войско? Если мы вымрем от голода, то царь, наверное, не похвалит сына? Криво усмехнувшись и оглянувшись на окружающих людей, старшина ответил:

- На все твои вопросы у меня один ответ: царевич нас по счёту ни у кого не принимал, если от голода нас вымрет несколько тысяч, то на самом верху это никак не скажется. А я встал перед ним на колени как перед богом, потому что Ахурамазда далеко и не может нам помочь, а царевич, можно сказать, - живой бог. Он даёт нам конину на дорогу. А что даёт нам бог?

- Не богохульствуй Заргар!- испуганно проговорил беженец. -Ахурамазда велик, но из - за твоих слов может отступиться от нас, мы и так на краю гибели.

- Он давно от нас отступился. Мы потеряли не только средства к существованию и близких людей, но и свою родину. Мы всё дальше и дальше уходим от своего родного Шах - и -Мардана. Увидишь, если дела и дальше пойдут также, то возможно нам придётся уходить в долину Зеравшана*. - А это далеко мастер?

- Почти месяц пути. Через день большинство беженцев и часть горожан Эсхаты покинули город, отправившись в горные районы. Среди ушедших было много купцов. Торговля практически замерла, и купцы решили перебраться поближе к Мараканде. Столица Согда, лежавшая в долине Заравшана, была не только самым большим городом провинции, но и имела мощные оборонительные стены, возведённые в глубокой древности. Подтолкнул их и слух, что тохары, как и под Эсхатой, отбиты от стен города и ушли из столичной области.

К царевичу Мегаклу пришёл один из квартальных старшин, известный как заядлый охотник. Он постоянно поставлял во дворец свежую дичь. После разгрома тохаров он снова занялся своим промыслом. Охотник рассказал, что видел на солёных озёрах большое стадо диких свиней и брался провести большую загонную охоту на них.

На следующий день, около ста воинов отправились к солёным озёрам. Следом за ними было отправлено десять телег с кольями и сетями, предназначенных для устройства загонов и перевозки дичи. Когда царевич засомневался, старшина поклялся, что в жизни не видел, такого количества свиней. Охотники, человек около сорока, во главе с Мегаклом, которого сопровождали этеры, любители охоты, ехали позади на конях с тяжелыми копьями в руках. Среди них находился и Сократ, напросившийся с помощью Менандра, пожелавшего остаться в городе. За кавалькадой конных охотников шли пешком загонщики, тоже вооружённые копьями и колотушками. Прибыв к месту охоты, воины под руководством старшины быстро устроили загон из сетей, надетых на вбитые в землю колья, которыми были загружены телеги.

Затем конные охотники охватили берег озера так, что получился коридор, одной стороной которого служило озеро, а другая была загорожена прочными сетями.

Коридор вёл прямо в загон, который был в несколько раз шире его и весь охвачен сетями, некоторые из них были устроены наподобие мешков. Зверь, забежавший в такой мешок, запутывался в нём и не мог выбраться обратно.

Старшина всё внимательно осмотрел и доложил об этом Мегаклу. Тот подал знак начинать охоту.

Пешие загонщики, услышав условный звук трубы, подняли неимоверный шум с помощью колотушек и криков и погнали прятавшихся в камышах диких свиней к коридору. Сначала свиней не было видно, лишь колыхался камыш, стоявший стеной. Но, не выдержав какофонии, сначала кабаны, а затем и свиньи с поросятами выбежали на берег и устремились прочь от шума. Несколько кабанов, не испугавшись, бросились на пеших загонщиков, но те поразили их копями. Двух раненых кабанов, сумевших проскочить через первую линию, убили этеры. Мегаклу удалось поразить старого кабана, который, оставляя кровавый след, мчался прямо на него. Затем прорвалась ещё одна небольшая группа свиней, поворотивших назад при виде сетей. На этот раз повезло и Сократу, уложившему матёрую самку, которая, словно снаряд, выпущенный из баллисты, неслась сломя голову на строй, охваченных азартом этеров. Двое из них подряд промахнулись, бросая копья, но лохаг был точен. Основная масса свиней с поросятами попала в загон. Поросят оставили живыми и, опутав сетями, погрузили на телеги. Всю дорогу до Эсхаты они визжали, но охотникам это доставляло удовольствие. Часть обильной добычи царевич приказал раздать горожанам, а во дворце устроили пир, на котором подавали забитую на охоте дичь.

Жизнь в Эсхате понемногу стала налаживаться, но не прошло и недели, как в город вернулось несколько человек из огромной массы людей, ушедших в горные районы и Мараканду. Они принесли плохие новости. По дороге в районе озера Александра на беженцев напали тохары, с которыми был Серах и его люди. Всех, кто пытался оказать сопротивление или бежать, напавшие перебили. Были убиты и все увечные воины, сопровождавшие беженцев. У людей всё отняли, а согдийцы Сераха искали среди перепуганных пленников своих недругов и расправлялись с ними. Затем они собрали всю молодёжь и предложили им идти на службу к Сераху. Тот после бегства из Эсхаты стал доверенным лицом у Манши. Теперь он пользуется у тохаров большим почетом. Царевич дал ему в поддержку отряд конницы, а сам якобы находится в Мараканде, которую кочевники захватили. Несколько молодых согдийцев, притворно согласившихся перейти на службу к Сераху, под покровом ночи бежали и вернулись в город, принеся эти печальные новости. Менандр, собрав стратигов, обсудил создавшееся положение дел. Получалось так, что, если слухи соответствовали действительности и Мараканда пала, то Александрия Эсхата осталась в глубоком тылу тохаров.

- Что же получается? Мы разбили варваров и отогнали их от города, а они стали хозяевами всей Согдианы? - проворчал стратиг Милон .

- Кроме нашего города,- ответил ему Менандр и продолжил после небольшой паузы, - мы пока не получили, каких - либо достоверных данных о том, что Мараканда в руках степняков. Да, они разлились по всей Согдиане, как река в весеннее половодье. Но это ещё не значит , что страна безвозвратно для нас потеряна. Только недавно, несмотря на нашу малочисленность, мы их разгромили. Думаю, что в этой неизвестности, нам стоит рискнуть и совершить вылазку в горы, где действует разбойник Серах. Менандр, до сих пор молчавший и как бы ушедший в себя, обвел всех глазами и, остановив свой взгляд на хмуром лице царевича, неожиданно произнес всего два слова:

- Уходить надо!

- Как уходить?- взорвался Мегакл.

- Всё собрать, что есть в этом городе ценного, и уходить, пока не поздно, в Бактру за Окс,- ответил покрасневший Менандр. - Да ты что предлагаешь, стратиг! Если бы я не знал тебя хорошо, подумал бы, что ты струсил.

- Царевич! Ты, наверное, так и подумал. Нам с такими малыми силами против кочевников не выстоять. С тремя сотнями всадников и десятью слонами мы не сможем заниматься фуражированием для голодающего города, в котором около шестидесяти тысяч населения да ещё четыре с лишним тысячи царского войска. Кочевники превратили окрестности города в пустыню. Все сады вырублены, села уничтожены. Тохары с Серахом захватили горные дороги. Пока они все не разграбили по дороге на Мараканду, нужно уходить. В комнату быстро вошёл этер Ниокл и радостно произнес:

- Царевич! Гонцы от царя из Бактры!

Комментарии: 29, последний от 30/04/2019. © Copyright Кесмеджи Панаёт Алексеевич (panaet46@mail.ru) Размещен: 16/08/2013, изменен: 16/08/2013. 75k. Статистика. Глава: История		Оценка: *7.004** Ваша оценка:
Аннотация: Исторический роман рассказывает об очень редкой теме древней истории. Закат эллинистической эпохи.Государства, возникшие из наследия Александра Македонского, распадаются и прекращают своё существование под натиском внешних сил. Гибель Греко-Бактрийского царства, просуществовавшего сто пятьдесят лет на территории Средней Азии и Афганистана. Восстание Аристоника в Пергаме, активными участниками которого были наёмные солдаты.

Кесмеджи Панаёт Алексеевич : другие произведения.

Наёмник