Аннотация: один из рассказов-гимнов музыкантам и прочим творческим личностям, который приложится к неоконченной пока повести (или даже роману) "Авантюра"
Моёединственноеобещание
(Полина Краммер)
I
Я снова беру в руки толстую зеленую книгу. Михаил Веллер . "Все о жизни" . Я никогда ее не читал. И никогда, наверное, не прочитаю. Она мне дорога тем, что подарила мне ее Полина Краммер.
Единственная женщина, которую я когда-либо любил, которую люблю и сейчас - моя бывшая жена. Я прекрасно понимаю, почему она ушла от меня. Загадкой для меня остается то, почему когда-то она вышла за меня замуж. Хотя она так и не сменила свою фамилию. Краммер. Она была независимой и даже несколько самоуверенной, но она имела на это право. Умная и упорная, она всего добивалась сама. Наверное, многое у нее получалось за счет внутренней дисциплины. Можно даже сказать, что она отрицала все проявления слабости, а в глазах её я видел дьявольские огоньки, которые всегда вводили меня в заблуждение.
С Полиной мы познакомились, когда я приехал из Новосибирска по приглашению московской звукозаписывающей компании. Вместе со мной отправился наш Гитарист, который во всем меня поддерживал, за что я ему безмерно благодарен. Чтобы как-то прожить, мы с ним играли по ресторанам, а потом перебрались в Питер. Полина сотрудничала с принимавшей нас организацией - субкультурным образованием. Мы заинтересовали их, поскольку еще в Новосибирске организовали не просто музыкальную группу, а некое направление искусства. Я рисовал картины: городские пейзажи, системы, механизмы. Наш барабанщик писал урбанистическую прозу. Одним словом - "индастриал". Однажды нас даже напечатали в крупнотиражном журнале - повесть "Метро" была проиллюстрирована мною.
Краммер была отменным критиком и занималась рецензиями, а по совместительству отчетами, статьями, редактурой и прочим, до чего могла дотянуться. Поначалу она не особо жаловала нас, и в этом не было ничего удивительного. Но постепенно прониклась к нам симпатией. Несмотря на наш непрофессионализм в чем-то, мы были искренними. И Полина поверила в нас. Она говорила, что вскоре мы станем увереннее, главное - не уходить в сюрреалистические пространства, созданные для артистов, где невозможно справиться с собственными страхами и правильно отреагировать на ошибки или успех.
Когда у меня что-то не получалось и я страдал от мысли о недостатке таланта, только она могла отвлечь меня от деструктивного самоуничижения . При этом Краммер никогда не давала мне советов относительно тонких материй и тактильных приемов для фибр души.
Полина приезжала на все наши выступления, я знал: она будет справа, второй-третий ряд...
Её родителей я видел дважды: во время знакомства и на свадьбе.
У Полины был трехлетний сын - Артём. Полтора года мы прожили все вместе, а потом Полина ушла от меня. Не знаю, был ли у нее другой мужчина. Она была очень эффектной, и я бы не удивился, если бы она нашла кого-нибудь более надежного(?), чем безработный музыкант с временной регистрацией. В Питере я долгое время не мог найти постоянную работу: приходилось наниматься на разовые. Тогда Краммер боялась за мои пальцы. В результате, я до сих пор работаю от случая к случаю.
После развода с Краммер мне было очень тяжело, но она продолжала поддерживать меня как музыканта и как человека. Я часто заходил к ней в гости. Она радушно принимала меня, но делала это так, чтобы я ни на мгновение не забывал, что между нами лежит черта, которую не стоит переступать. У нее всегда был непростой характер.
Как-то, между прочим, у нашей группы появилась знакомая - Ольга. Милая барышня, завсегдатая наших выступлений и репетиций, она посещала те же места что и мы, предлагала нам помощь в перевозках инструментов и прочих бытовых трудностях . Как оказалось, делала она не только из любви к искусству, но и из личных симпатий ко мне. Когда она узнала о моем разводе, то подтвердила предположения моего Гитариста о своих намерениях относительно меня. Она совсем не была похожа на Полину. К слову, Краммер несколько раз встречалась с Ольгой и считала ее "истеричной навязчивой бабенкой, по-человечески абсолютно неинтересной".
В какой-то раз вышло так, что Ольга после концерта пригласила нас к себе на чай. А потом предложила остаться на ночь. Я, разумеется, сказал ей, что это неприлично. На что она возразила, что нет ничего ужасного в том, что двое взрослых людей...Так я поселился у Ольги.
В ней меня поражала одна черта, которую я никак не мог для себя объяснить - она слишком много фантазировал, придумывала то, чего не существует. Видимо это и повлияло на то, как сложились наши отношения.
Живя у Ольги, я рисовал новую картину - "Лифт". Однажды я простоял три часа на лестнице девятиэтажного дома, по шахте мимо меня периодически проплывала кабина с решетчатыми стенами, и мой замысел принял форму. Я увидел то, что должно было получиться: взгляд сверху вниз - лестница, блеклая камера с решетками и тросами на просвете окна, силуэты людей, только аура, которые перемещаются по вертикали, которые тают и стекают. Ольге мои картины не нравились. Она отворачивала их, когда меня не было дома или накрывала сверху.
Были между нами и другие недопонимания. Например, я привык репетировать ночью. С этой моей особенностью Ольга никак не хотела мириться. Когда я первый раз ушел на ночь, она устроила скандал: мой номер был недоступен, и она обзвонила все больницы и морги. Утром, когда я вернулся, она набросилась на меня с кулаками и истошными воплями, сообщая, таким образом, о том, что я поступаю как скотина.
В итоге, с Ольгой всё закончилось в тот день, когда я в очередной раз пошел устраиваться на работу. Собеседование прошло удачно, и я решил зайти в универмаг, чтобы купить подарок Артему, на днях я собирался в гости к Полине. Я долго бродил по разным отделам, пока не вышел к магазину подержанных музыкальных инструментов. Конечно, среди товаров были и новые предметы. Моё внимание привлекла губная гармошка. Она имела самый что ни наесть обычный вид, но в то же время выделялась среди прочих. Я купил её. И пусть недобрым словом помянет меня за это Краммер.
К Ольге я приехал, когда стемнело. Она не вышла меня встречать, и я прошел на кухню. Через некоторое время она тоже пришла.
- Ну что?
- Ты о чем? - не понял я, но тут же осекся, - Все нормально.
- Нормально, да? Тогда почему ты не позвонил? Я же тебя просила, как только освободишься...
- Я подумал, что через пару часов увижу тебя и все расскажу...
- Тебе было сложно набрать мой номер?
- Какой в этом смысл?
- Идиот, ты ничего не понимаешь! - она швырнула в меня тапочкой и залилась слезами. Я смотрел на нее без жалости, со странным чувством досады: она вдруг стала для меня ужасно несимпатичной, некрасивой. Я почувствовал себя очень глупо: зачем я приходил к ней? Абсурдная ненужность моего здесь нахождения определила мои действия: я собрал свои вещи и поехал в общежитие, где провел 2 недели, пока не нашел съемную комнату. Моя картина "Лифт" летела из окна мне вслед.
Еще один эпизод нашей питерской жизни связан с ударником, которого мы пригласили вместо моего друга, который по некоторым причинам остался в Новосибирске. Принять в коллектив нового человека для меня было непростым шагом. Мы долго выбирали. В итоге я подрался с барабанщиком, которого мы пригласили, чтобы попробовать поиграть втроем. Это произошло после того, как он предложил избавиться от провинциального звучания, первым делом сменив название и обратившись к корифеям питерского шоу-бизнеса, которые при его усилиях возьмутся поработать и подучить такую группу как наша. Он даже сделал некоторые демо-корректировки...Так мы остались дуэтом, а ударные я заменил собственноручно записанной партией драм-машин..
Я сидел один.
И я боялся. Боялся, что некоторые вещи нельзя изменить. Потому что так бывает. Вот тебя ведет к чему-то, явно хорошему, но ты приходишь, получаешь все и понимаешь, что к главному-то ты опоздал. Совсем немного, но уже не суть. И ты идешь дальше, веря, что это, верно не то, что было надо, что тебе здесь больше нечему учиться. Вперед. А впереди снова - горизонт. И ты идешь и добиваешься и радуешься успехам, но на вершине понимаешь, где была суть, и что ты снова опоздал. Обстоятельства были таковы. И снова веришь, что это было не твое. Опять вперед. Туда, где препятствия, где все работает независимо от тебя, как будто играет с тобой: не получилось, чтоб ты сделал альтернативный ход, получилось - чтоб поверил в свои силы. Ты меняешь друзей, дома, увлечения. Ты идешь вперед. И вот - снова. Они проверяют твою веру - последнее, что у тебя есть. Твое знание. Стержень, на котором ты держишься. Все получается. Чего еще нужно? Все счастье было вылито на тебя. Все могут тебе позавидовать. Но ты уже знаешь, что вскоре ждет расплата: КРАММЕР! КРАМ-МЕР!! И ничего. Теперь ты не опоздал. Или чуть-чуть? Да, наверное, чуть-чуть. Но не суть. Уходи. Беги теперь. Или верь. Верь до самого конца. Верь неистово. Даже, когда все опустят глаза верь, потому, что знаешь. Никогда не изменяй своей вере.
Я не изменю. Я обещаю.
II
Перед отъездом в Новороссийск (Полине никогда не нравился Питер, хотя она была коренной петербурженкой в третьем колене, мечты ее всегда были о теплых южных морях), она позвонила мне: "Андрей, мы с Артёмом полетим в Новороссийск. Думаю на 2 года, пока ему не надо ходить в школу. Там нас уже ждут. Мне предложили работу. Поэтому все будет нормально...Пока нас не будет, не хочешь переехать в нашу квартиру? Я знаю, у тебя нет постоянного жилья, а у нас - одна моя бабка остается. Плохо, когда в помещениях никто не живет, и тебе не надо будет снимать комнату. Я ее предупрежу, что ты въедешь?.. Конечно, я понимаю, что ты не сможешь нас проводить, хотя Артем расстроится, хотел с тобой попрощаться. Но думаю, что переезд ему пойдет на пользу. Место очень хорошее: 50 км до Анапы, столько же до Геленджика; 150 - до Тамани - обязательно туда съездим, посмотрим на все глазами "героев нашего времени", хотя он еще этого не поймет. Ты знаешь, я читала ему "Алые паруса" Грина, он очень обрадовался, когда узнал, что мы поедем примерно в те края, где жили Асоль и Грэй...Не передумаю..."
Полина была права, по крайней мере, в том, что у меня были проблемы с жильем. Уверен, она отлично знала, что я не могу найти нормальную работу. Но она ни словом об этом не обмолвилась. Тактично. Корректно. Как обычно. Я возвращался в квартиру, в которой когда-то жил с Полиной.
Да, на какое-то время я устроился консультантом в большой музыкальный магазин. Моя работа строилась по принципу, иронично означенному моим предшественником как "глаза - руки - чек - сдача... "*. Случались, конечно, и забавные эпизоды. Но в конечном итоге я продержался 3 месяца. А потом произошло следующее: на меня пожаловался покупатель. Тот человек зашел, чтобы приобрести оцифрованную версию "This Charming Man", которая "спецтиражом" была издана в Союзе.
- Но в 83-м у нас не издавались "The Smiths".
- Почему же?
- Потому что Тевтонский орден прогнал Beatles, и Великобритания не вступила в СССР.
- Что?
- Я хочу сказать, что все "спец", так называемые, тиражи - простите, самопальные. Я могу предложить лишь mp3-версию официального альбома.
Я не смог разобрать смешанную реакцию клиента, однако, почувствовал, что скверно пошутил и позвал другого продавца.
Через некоторое время менеджер нашего магазина занялся изучением спроса, чтобы сделать новый заказ на поставку CD и прочей продукции. Я подошел к нему и прямо изложил собственный план закупок, который сформировался в моей голове в процессе работы. Моё предложение отличалось тем, что я учитывал не только продажи, но и нереализованные потребности и пожелания посетителей: я понял, что ищут люди. Понял не так, как остальные. Беда моя состояла в том, что произошло это на уровне интуиции, и я затруднился бы мало-мальски понятным способом объяснить, как от покупателя к покупателю приобрел четкое видение ситуации.
Инициатива, как это обычно бывает, наказуема. Особенно если не можешь уследить за своим языком. Менеджер все-таки выслушал меня, а затем спросил:
- У тебя есть весомые аргументы в пользу собственного предположения?
- Поверьте мне на слово.
- Как ты узнал, что им будет нужно?
- По потрохам черного петуха.
- Что?
- Не слушайте. - Вмешалась кассир моего отдела.
- Почему же?! Это очень занятно: гадание по потрохам черного петуха. Знаете, за что мне нравится Средневековье? В Средние века были ереси, но не было атеистов. А Новое время дает новую идеологию...Поэтому надеяться на то, что Вы последуете моему совету я не в праве, но...
Я был уволен. При том, что мы со дня на день должны были приступить к записи альбома. Материала хватало, но мы всё откладывали: мы ждали вдохновения. Или иначе: я не был готов. Мой Гитарист это прекрасно понимал.
Я пришел домой и сел на стул, поставленный посередине комнаты, лицом к окну. Так я просидел час или два. В пальто, не разуваясь. (Хотя не возьмусь отрицать, что прошло больше времени.)
Потом я достал миди-клавиатуру, подключил наушники, что мне постоянно приходилось делать, дабы не вызвать негодование соседей, и стал играть. Я отложил в сторону весь материал, который был у нас - он никуда не годился: это было натянуто, надуманно и фальшиво. А теперь из меня сочилась музыка. Музыка моей души Её было в избытке: так долго я держал ее в себе. Весь бред, вся боль злость, моя душевная болезнь получила выход. Мне было легко, как будто музыка брызгала изо всех щелей. Это была целая симфония. Я не мог остановиться.
Когда всё было готово, я ощутил неимоверную усталость и тяжесть во всем теле. С трудом я лег на кровать и тут же погрузился во тьму.
- Вставай, лентяй, уже час дня! Как в стихотворении? "Не позволяй душе лениться./ Чтоб воду в ступе не толочь,/ Душа обязана трудиться и день и ночь, / и день и ночь..." - бабка Полины бесцеремонно проникла в мою комнату и стояла перед кроватью. Я пытался поднять тяжелые веки:
- Что Вы знаете про труд души? - бросил я скорее в пространство, чем ей осипшим голосом.
- Какие у тебя планы на сегодня? Или ты не собираешься ничего менять? Меняй, меняй! Тебе надо что-то поменять. А то уснул прямо в брюках и рубашке. До чего докатился? Приготовить тебе завтрак?
Я не стал ничего отвечать. Натянул на действительно мятую рубашку пальто, взял то, что сделал ночью и вышел. У меня немного кружилась голова: я не ел уже целый день, но я не придавал этому значения. Я вызвонил своего Гитариста и нашего директора и сказал им: "Вот. Это то, что нам нужно". Они смотрели на меня как на ненормального. И никто не протянул руку за диском. Потом наш директор всё-таки спросил: "Что это значит?". В результате, они отправили меня домой.
А я пошел в кафе, где просидел до глубокой ночи. Я исправно заказывал кипяток, поэтому меня не выгоняли. Я думал о тех людях, которые звонили мне каждый день со студии и торопили, требовали; затем о других, которые звонили и предлагали, приглашали... Я не понимал, почему они звонили мне, а не нашему менеджеру, откуда они доставали мой телефон, который я не мог сменить, потому что этот номер был записан на Полину Краммер. Мне звонил троюродный брат Полины из каких-то Дубков, ожидавший нашего приезда , мне звонила моя мама, которая очень хотела увидеть внука (какого еще внука?)....Мне звонили с бывшей работы: напарник просил подменить, еще не зная о моем увольнении; мне звонили с репетиционной точки: администрация...Уже поздним вечером позвонил наш директор. Он сказал, что заменить материл - невозможно. И что я его сильно беспокою. И еще некоторые вещи, на которые мне следовало бы обратить внимание.
Поезд до Новороссийска стоил 5 с половиной тысяч рублей.
Я пересчитал деньги, которые у меня оставались. Предыдущие полгода я жил мыслью о том, как получу гонорар за альбом. Потом я вспомнил все, что случилось со мной за три года, с тех пор как я переехал из Новосибирска: день за днем, месяц за месяцем...
" Всё произошло мартовской ночью: весенней грозой... Голубые зарницы полыхали, рушились раскаты грома небесного: шел четвертый час утра. В стекла хлестала вода. Ну и, как-то, я понял..."
Снова звонил телефон, а я боялся снять трубку: что если это не Полина?
*"...глаза - руки - чек - сдача. Глаза - руки - чек - сдача...приход. Это революция наоборот." - строчки из стихотворения питерского музыканта гр. "Полынь" Романа Депа Будницкого.(прим. автора)