Аннотация: О вампирах напишу продолжение. Но пока решил вспомнить про Тийомэ - я по ней соскучился
Глава !
Я стоял под козырьком подъезда, спрятавшись там от моросящего осеннего дождя. Подошвы тяжелых английских ботинок словно прилипли к шершавому бетону. Это позволяло чувствовать себя кем-то или чем-то монументальным. Единым существом с каменным городом. Карабин, оттягивавший правое плечо брезентовым ремнем, лишь усиливал иллюзию надежности. Увы, лишь иллюзию - магазин был на своем месте - гулкая стальная коробка без единого патрона. Я стоял на ступеньках крыльца штаба молодежного ополчения с одним лишь футовым штыком на стволе в качестве оружия.
Над головой, на втором этаже старого здания, царила суета - слышались шаги, треск мебели, изредка доносились выкрики. Минуту назад оттуда ко мне слетел растерянный и запыхавшийся бригадир ополчения. Он принес весть о том, что советский спецназ уже вошел в Прагу и даже арестовал Дубчека. Весна шестидесятых годов, попытка избавиться от коммунистического засилья завяла, как первые ландыши, заполнившие лотки уличных торговок. Наша армия не смогла даже задержать советский блицкриг, а ополчение не успело сделать ни единого выстрела. Почти безоружные, так и не дождавшиеся поступления боеприпасов, патриоты были духовно перемолоты танковыми траками. Оставалось только надеяться, что у нас есть час, или, если отвернулась судьба, хоть десять минут на то, чтобы уничтожить доказательства участия в сопротивлении наших друзей и тем спасти хоть сотню судеб.
Сдали, сдали Прагу Хрущеву, - думал я, прислушиваюсь к топоту над головой. Знали ведь, что из советского лагеря (словечко-то какое!) так просто не отпускают. Но русские? Забыли они, с каким наслаждением сорвали нимб святости со своего прежнего вождя. Как же радовались мы тогда, почти десять лет назад - казалось, страна, которая была скована собственным руководством, упакована в колючую проволоку, оставит своих союзников жить, как они считают нужным. Не оставили.
Танки гремят по брусчатке старого города... эх, как же радовались наши предшественники, когда не эти, ну пусть старшие братья боевых машин вошли в город. Орудие освободителей, шедшее на Берлин. И вот они вернулись уже для того, чтобы на танки оперся режим, воцарившийся после ухода солдат в серой форме.
- Ежи, они скоро будут здесь! - Я знаю ее голос, мне не нужно поднимать голову, чтобы понять, кто обращается ко мне. Она привела меня в этот штаб не так давно - ей никогда не сиделось на месте, хотелось узнавать и участвовать во всем, что происходит вокруг. Ее имя стоит в числе первых, во всех списках, в каждом документе молодежного ополчения. Они - там, в правительстве, что заседало за несколько кварталов отсюда, потеряли общую весну. Когда прибудут советские солдаты, я потеряю и нашу весну. Если только не...
- Сожгите все вместе с квартирой! - Я не вижу автомобиля, в котором едут советские солдаты. Но шум двигателя на пустой улице говорит о том, что приближаются те, кто отобрал нашу весну. Их не остановили солдаты, не остановили ополченцы - их можно лишь задержать здесь и сейчас. На те самые десять минут - теперь это ужа кажется даром судьбы а не ее гримасой.
- Пять минут, и мы уходим! - Окно оставили открытым - молодцы, надо создать тягу. А из-за угла выруливает УАЗ с полотняной кабиной. Пока их мало, есть шанс. Будем тянуть время.
- Стой! - Вышедшие из советского джипа немолодой капитан в форме КГБ, два солдата укомплектованные полным боекомплектом и женщина-переводчик притормозили, увидев направленный на них карабин.
- Сдайте оружие, ваше правительство арестовано. - Солдаты чуть ли не глазеют по сторонам с видом туристов - еще бы, приятно чувствовать себя покорителями страны. Эх ребята, не ваши ли отцы ее освобождали?
- Мне приказа не поступало. - Я почувствовал легкий запах дыма и понял, что изображать ретивого стражника осталось уже немного. Капитан, к сожалению, понял, что скоро ему мало что достанется для изучения.
- Брось оружие и отойди! - Трое двинулись вперед. Ну почему никто не дал мне хотя бы одну обойму. Они вооружены лучше, но что толку от автомата, если он висит на плече! Прости, я обещал вам немного времени... Будь счастлива... Толчок вперед - штык легко пробивает грудь солдата, что шел слева от капитана. Рвануть на себя - он оседает, а офицер тянется к кобуре. Отстегнуть задрожавшими руками кожаный язычок, откинуть клапан, достать пистолет, передернуть затвор... Да, солдат, прав был ваш полководец, пуля остается дурой и в середине двадцатого века, а штык - до сих пор молодец... Успею! Удар прикладом останавливает его приготовления на полпути, капитан чуть отступает. Второй солдат пока не стреляет - ему мешает командир. Левая рука срывает штык, лезвие упирается в горло офицера, правая рука пытается вывернуть пистолет...но это удается только после того, как левая становится мокрой и липкой. Солдат держит автомат, глаза квадратные... мы стреляем одновременно.
Небо по прежнему серое... переводчик тихо рыдает, стоя на коленях. Из окна второго этажа вырывается густеющий дым. Они успели. Странно - жесткая брусчатка совсем не ощущается под спиной. Как не чувствуются руки - вот с тихим звоном выпал штык. Как потемнело светлое пальто на груди - и когда оно успело так промокнуть? Руки ... кто сказал, что кровь походит на томатный сок? Она темная, как смородиновый сироп. И собирается такими же большими сгустками, в которых скользят и одновременно липнут пальцы.
Вы, реформаторы, демократы, искавшие славы или свободы, вы проиграли свою войну. Я выиграл бой - последний бой за весну. Не за пражскую - за свою, за тот единственный сезон, когда я был счастлив. Прости... желал, чтобы все получилось иначе и обижал тебя обвинениями в том, что ты отталкиваешь меня, забывая обо всем ради странных целей... но тебе так хотелось быть полезной... и я не потерял тебя, это главное. Не вздохнуть, не кашлянуть, распирает грудь неподъемная, чуждая тяжесть и что-то стекает вниз из уголка рта к шее. Я не слышу суеты на верху и нет шума автомобилей. Темнеет на улице... хотя солнце было в зените...
Я подскочил на кровати и судорожно втянул воздух. Сердце трепыхалось, стуча где-то в горле. На всякий случай я вдохнул еще раз и посмотрел на футболку. Казалось, на ней должны были остаться капли крови - до чего ясным был этот сон - не сон даже, а словно видение из прошлого. Пражская весна - я слушал об этой попытке переворота в Чехии не то в 1964 не то 1963 году но только так, отрывочные сведения из обязательного школьного курса истории. И никогда не был в восточной Европе. А тут - старый город, советские... тьфу, да наши, русские солдаты... да, тяжело обошелся мне переход между мирами.
- Это был не сон? - теплая рука гладит по щеке, треплет влажные волосы. Поймать и прижать ладонь к губам, как лучшее утешение.
- Надеюсь, что сон... Но слишком странный. Хотя в жизни не так уж и мало необычного - в том числе и приятного правда? - Тийомэ мягко улыбается, сонная и чуть обеспокоенная, замечательная и заботливая... словом такая, ради которой не жалко встретить спиной брусчатку мостовой.
- Расскажи... - она больше не просит, просто откидывается на подушку. Иногда мы встречаемся во снах, рассказывая друг другу то, что не успели за день в такие ночи мы отдыхаем, как никогда. Иногда к нам приходят такие вот непонятные картины чужого прошлого и тогда очень тяжело понять, где мы находимся на самом деле.
- Там была схватка... один упрямый ополченец остановил трех солдат... Но понимаешь, он оказался на посту почти случайно, и думаю, не собирался творить историю. И не был идейным человеком. Я слышал его мысли - грустные, немного циничные, размышления наблюдателя, а никак не участника... и вдруг его точно включили в боевую готовность...
- Это не все, верно? - Она приподнялась на локте и теперь смотрела на меня - не пытливо, просто внимательно и ожидающе.
- Все... только я не слушал его мысли - я был этим постовым.