Он шагал по плацу, выстукивая нехитрый ритм. Какая тварь сообразила назначить его барабанщиком, летнее солнце, тридцать пять в тени жарит невыносимо, случайно задел бляху, послышалось шипение, хоть бы ветерок. Тук-тук, тук-тук-тук. Сердце грохочет. Барабан был плох, барабанщик лох.
Сегодня к вечеру надо полтинник накопытить, с рыла. Где взять? Перевод кончился. Тук-тук-тук-тук, тук-тук. Тренироваться до ужина. Осталось часа четыре. С плаца не сходить. Тошнит. Полтинник с рыла, а как хорошо три месяца назад погуляли на проводах. Эх, сейчас бы те две сотни. В ушах зазвучала Гражданская Оборона. Я не оставляю следов на свежем снегу. Какой на хрен снег, воды. Он остановился, отпил из фляжки, покурить бы. С плаца не отойти. Увидят - убьют.
Тук-тук, тук-тук-тук. Уходя, гасите свет. И Наташ, и Маш. Он так и сделал, загасил любовь. Не жди меня, подвернется возможность - действуй. Действуй, действуй, действуй. Барабанная дробь раздается в ушах.
Солдат подумал, что я больной Майор подумал, что я ебанулся. Ха-ха-ха, да я всегда был шизой! Не признаю я вашу власть. Осталось, что б ваша власть не признавала меня. Думаете, не знаю, почему мне дали такую почетную должность, херачить по барабану. Да потому, как геморрой это страшный, а тех, кто не прогнулся или на Очки или еще в какую задницу. Твари!
Даже тот полтинник, что я сегодня найду, я отдам друзьям, но не вам, не хочу, что б они выхватили, а на себя похрен. Я не оставляю следов на свежем снегу. Да, все вы решили, что я опасен. Как же иначе. Быдло всегда уничтожает то, что ему чуждо.
Ничего, мы уйдем из зоопарка, уйдем отсюда. Осталось-то три часа.
Крыши едут от обреченности, он представил, что в ушах играет музыка. Благо, ГрОб он любил до умопомрачения. Сейчас в воображении играла как раз эта песня.
Крыши едут от обреченности. Лебедев залил позавчера кровью его матрас и простынь и подушку. Где спать теперь, почему нет жалости?
Что бы собрать воедино себя, мы будем собирать обрывки раздражения раздражения тук-тук, тук-тук, тук-тук. Отравление одиночеством, только не здесь. Здесь это дар. Под красной краской потеет кожа. Мирный вчера исповедовался перед ним. Он убил человека, случайно убил человека. Еще на гражданке, а вчера рассказал только ему. Пить, как хочется пить. И курить. И есть и спать.
А еще найти кусочек неба, где нет зла, но добра столько же, сколько в озлобленном обществе. Он запнулся от этой мысли. А ведь тогда, до черного письма, до повестки он не видел столько добра, но и зла столько не было. Раздражения, раздражения, раздражения.
Паренек дал ему вчера сигарету, парень на полгода старше по призыву! При том вечером этот Человек получит звездюлей за отсутствие сигарет, сам не курил, а ему дал. Вот так. Не бывает атеистов в окопах под огнем. Должно же быть место, где меньше зла, где светит солнце, но не так палит.
Любить людей, всех, что бы все так же любили тебя. Деды, они ж тоже добрые, просто слабее в своей власти, просто прогнулись под Систему, под Цивилизацию. Она схавает всех. Система это большой нехват. Она не перемалывает души, она их заглатывает, как дух жидкую перловку в наряде по столовой. Только кости выплевывает и камушки. Только то, что не похоже на остальные, разварившиеся крупицы.
Солнце все увеличивалось в размерах. Там, на небе, ближе к солнцу души тех, кого не сожрала Система, а значит не переварила, они отрицали зло, Они прошли через тьму. Через грязь, через чудовищный пищевод системы под названием Жизнь. Кто-то вниз, а кто-то вверх, кто-то способный на любовь.
Сегодня опять прокачка, не все найдут денюжку, тот худощавый заика не найдет, будет оправдываться и не понимать, за что ему пробивают фанеру. Жалко его. Себя не жалко, а его жаль. Тошнота.
Вокруг лишь вышки, бетонные стены, раскаленный асфальт. Солнце, как оно прекрасно. День был чудесный, как сопля на стене. День был счастливый, как слепая кишка. Дозорные вышки, осколки стекла..... автомат, униформа и противогаз.
Как все-таки прекрасен этот мир. Изуродованный Системой. Но Солнце, впервые такое большое и прекрасное и жжет не оно, жжет асфальт. Крематорий ему не светит, максимум цинк, если он не выдержит, но он выдержит. Потому, что есть те, кому он нужен. Себе не нужен, а им нужен, пусть их и поглотила Система. А город был прекрасен, как крест на спине. И он увидел Солнце.
Час до ужина. Ноги не держат, асфальт покрывается дымкой, жара не спадает. Вышки двоятся, изжога и голод. Жажда и никотиновая ломка. Тук-тук, тук-тук-тук, разрешите доложить, сколько дедушке служить, разрешите доложить, сколько нам еще тужить.
Тук-тук, тук-тук-тук, а если оставить этот приевшийся мотив, создать свой?
Солнце огромным белым шаром пульсировало в такт барабану. Вышки отбивали ножками ритм, ветерок, наконец-то ласково его потрепал по голове, консервные банки, обрывки бумаг, ветер-то с помойки, оттуда и запах. Какой еще ветер перемен может здесь, за бетонным забором быть?
И он увидел Солнце. Огромный белый шар все приближался и приближался, позади осталась усталость, голод, жажда, никотиновая ломка, деды и духи, шакалья злоба. А мир был чудесный, как сопля на стене, а день был чудесный, как крест на спине, а у него на спине ремень от барабана и почему-то не трет! А день был счастливый, как слепая кишка. Дозорные вышки, осколки стекла, крематорий дымится, какое счастье видеть Солнце, просто видеть этот белый шар, за которым там, вдали, живут добрые люди, творцы, поэты.
***
Батальон собирался на плацу, дожидаясь тех, кто еще не вышел, дежурного офицера, собираясь покурить обсудить свои нехитрые новости, взгляд упирался в барабанщика, чудака и поэта, который шагал над землей, выстукивая странный, но такой щемящий ритм, с каждым кругом он поднимался все выше и выше по спирали. Мирный столкнулся с ним взглядом, сколько счастья было в глазах его друга, сколько счастья и умиротворенности.
Через пять минут, что бы его увидеть приходилось задирать головы, щуриться от яркого солнца.
- Батальон, становись! Епт, мля что за - дежурный по части присел от неожиданности - За ним, уйдет же, сука!
Что там по инструкции положено делать? Он вытер пот со лба. Рука сама потянулась за пистолетом. Человек, воспитанный системой признавал только клише, только четкие алгоритмы.
- Товарищ капитан, мы это, по воздуху как-то не того.
- А надо того, Порезов, ПОШЕЛ ВОН!
С Макара можно прицельно бить до двадцати метров примерно, если постараться.
***
Барабан отбивал прекраснейшие ритмы, он не видел вокруг себя ничего, он шел в направлении Солнца, он смотрел на Солнце. Только на него.
Дикая боль в ноге, в груди, жажда и голод на секунду навалились с новой силой. И, вдруг... появилась легкость, прохлада и легкость, которой не было до этого. Солнце стало приближаться с большей скоростью. Он, все так же двигаясь по спирали,
лишь на секунду взглянул под ноги и увидел свое простреленное тело, но даже этому не придал значения. Само Солнце указывало ему путь и задавало ритм для барабана.
***
Раздались выстрелы, на плац упало бездыханное тело нового барабанщика роты Обеспечения. Капитан замер бледный, готовый пустить пулю себе в висок.
В гробовой тишине все услышали счастливый смех изниоткуда и чудеснейшие ритмы барабана.