Аннотация: Об одной храброй девушке в мире будущего (XXIII век).
И санки сами едут в гору.
В коридорах корабля было тихо. В нарушение инструкции Франсуа встретил её у трапа и сейчас шёл рядом, оживлённо рассказывая о своих планах на выходные. Солнце, море, экваториальные галечные пляжи, которые ему, конечно, нравятся больше песчаных, и обязательные романтические знакомства, без которых юный штурман просто не мог обходиться - жизнь из двадцатитрёхлетнего Франсуа била ключом. - А занятия в твою программу на выходные не входят? - поинтересовалась Кира. Штурман на секунду замолк, вырванный из мира сладких грёз, и его чёрные глаза так быстро наполнились задумчивой печалью, что Кира невольно рассмеялась. - Смейся, смейся, - грустно сказал он, - занятия, конечно, входят... - он нервно затеребил густой чуб, - и астрономия, и японский. Его я обязательно выучу, вот увидишь! - Конечно выучишь, - они прошли мимо раскрытой двери кают-компании, где бортовой робот-стюард всё приготовил для традиционного на борту "Зимородка" кофе - для принимающего и сдающего вахту, - вот только куда тебе столько? Это у тебя какой по счёту язык? Девятый? - Восьмой, - скромно потупился Франсуа, - только восьмой, Кира. Все в экипаже знали, что именно японский полиглоту Франсуа упрямо не давался, и он зубрил его уже больше четырёх месяцев, дважды меняя методики, но надежды не терял. - А ещё я думаю, - снова оживился он, - слетать к Гранитным горам, посмотреть, как просыпаются вулканы. - У вулканологов нехороший прогноз, - заметила Кира, входя в рубку. - Да, я слышал. Но это на другом континенте, нас мало касается. Лишний раз отметив с высоты своих двадцати девяти лет, что штурман ещё совсем ребёнок, Кира вздохнула. Сев в кресло пилота, она запустила сканирование системы, с полминуты всматривалась в столбцы бегущих по экрану цифр и знаков, потом взглянула на Франсуа. - Полная проверка? - кисло спросил он. - А ты думал, выпьем по чашечке кофе, и ты смоешься? - Да не думал ничего такого, я же тебя знаю... Просто глупо надеялся. - Зря. Давай журнал. Электронный журнал в бортовом компьютере корабля по старой традиции дублировался рукописным - большой толстой прошнурованной тетрадью в потёртой обложке под старинную кожу. Уже несколько страниц подряд в нём тянулись короткие записи с фамилиями дежурных, отметками о дозаправках, получении почты и груза; более подробно, конечно, всё это отражалось в других бортовых документах. Запись о дежурстве Франсуа Лефлёра с его подписью уже была внесена. Ниже его аккуратным почерком была сделана ещё одна запись: "23 - 24 октября дежурство по кораблю первый пилот Кира И. Рейнгардт" . В принципе, делать такую запись не запрещалось. Просто любезность со стороны Франсуа, хоть и лишняя. Не удовлетворившись обычным сканированием систем, Кира, игнорируя страдальческую гримасу Франсуа, прогнала бортовой компьютер через пару смоделированных аварийных ситуаций, а потом они вдвоём отработали заданную компьютером задачу. Корабль тоже не пожалел Франсуа, объявив пожар в реакторном отсеке, и юному французу пришлось сломя голову бежать в резервную рубку, на своё место по пожарному расчёту. В завершение Кира проверила по списку оборудование обеих рубок и наконец с милой улыбкой взглянула на часы: до конца положенных сорока минут на сдачу вахты оставалось две минуты. - Как насчёт кофе? - она прижала палец к датчику на панели управления, подтверждая приём дежурства. Хорошую мину при плохой игре Франсуа делать умел. - Ты любишь чёрный или со сливками? - он посторонился, пропуская её вперёд. Грустный вздох за спиной Кира расслышала. - Нет, если ты опаздываешь, можем нарушить традицию, - она остановилась у двери и посмотрела на него. Несколько секунд он пытался сохранять серьёзность, потом натура взяла своё, и штурман рассмеялся: - Уже не опаздываю. У меня теперь куча времени, целых два часа. - Извини, - Кира пошла вперёд по коридору, - сам виноват: нельзя так настраиваться. Знаешь, в прежние века сменившихся с вахты первыми вызывали на помощь вахтенным. - Хорошо, что эти мрачные века прошли! - откликнулся Франсуа. В кают-компании он поставил медную, потускневшую от времени турку на плиту, включил кофемолку и, удовлетворённо осмотрев превратившиеся в порошок зёрна сквозь стекло стаканчика, улыбнулся Кире. - Пусть попробуют вызвать! Конечно, Кир, для тебя, - он быстро поправился, - хоть на край света... ну, то есть хоть с другого края света, но лучше будет, если... - ...обойдутся без тебя, - она провела пальцем по корешкам собранных в стенных шкафах старинных книг - причуда капитана, но ей эта причуда нравилась, и она уже давно перечитала эту библиотеку на радость старому Бадри. - Я шучу вообще-то, госпожа первый пилот, - Франсуа тоже умел обижаться. Кира положила ему руку на плечо, отошла и села в кресло, в то самое, в каком обычно сидела в кают-компании, напротив старинной гравюры - на ней надувал паруса, борясь со штормовым морем, кренящийся на волне бриг. - Не сердись, - тихо сказала она, когда юноша, всё ещё явно дуясь, поставил перед ней чашку ароматного кофе и кувшинчик со сливками. Откуда взялась на "Зимородке" традиция при сдаче вахты пить кофе, никто не знал. На патрульном "Кречете", где Кира начинала службу пилотом, такого не водилось. Заваривал кофе всегда сдающий вахту, и у каждого были свои секреты. У Франсуа кофе получался. Кира добавила сливок, отпила глоток и улыбнулась штурману. - Здорово получился, спасибо. - Я старался. - Франсуа помолчал, вынул серебряную ложечку из своей чашки. - Скажи, не моё, конечно, дело... Что ты обычно делаешь после вахты? Ты ведь не учишься? - После вахты я обычно сплю, - резонно ответила Кира. - Это понятно, а потом? - Ну, я правда не учусь. Пока не тянет. Просто совершенствуюсь как пилот. Книги, тренажёры. А ещё лыжи. Когда есть время от ребёнка. Но Женьке уже девять, теперь времени больше, не то что раньше. И на лыжах мы часто катаемся вместе. У нас рядом с домом хорошие спуски. - Здесь, в Рудном? - Нет, в оазисе рядом со Светлогорском. Женька у меня способный мальчик. Музыкант. Любишь, когда играют на скрипке? - Да, очень нравится. "Каприз" Паганини, например, - блеснул познаниями в классике Франсуа. А может, и вправду любил классическую музыку, Кира не интересовалась. - А я вот уже ненавижу, - она тут же поправилась, - шучу. Он иногда устраивает такие концерты, заслушаешься. Между прочим, - она не удержалась от того, чтобы похвалиться, - его игру хвалил Терентьев. - Сам Иван Терентьев? - Франсуа присвистнул, - вот это да! Обязательно пойду на концерт. А всё-таки, Кир... А если придётся лететь? У капитана взрослые дети, Валентин - холостяк, мне и Джейн вроде как рановато, ну а остальные... А у тебя девятилетний ребёнок. - А что такого? - она неторопливо отпила глоток, поставила чашку. - Если в пределы орбиты лун, то это пара дней, а он у меня самостоятельный. Будет дольше - присмотрят соседи. - А если к Плутону? - Да не сыпь ты соль на раны... Смотря что за полёт, может туда и обратно, пара месяцев... В школе поживёт. - А если больше? - Тогда, конечно, хуже. Они помолчали. - Так ты всё равно полетишь. - И не надейся. Всё равно полечу. Минут десять они болтали о пустяках, потом Франсуа поднялся - наверно, за минуту до того, как она прекратила бы традиционную церемонию сама. Пора было в рубку. - Ладно, Кир, я побежал. Если что звони, прилечу. - Да ладно, - она тоже встала, - купайся в своём море или куда ты там собрался. В Багдаде всё спокойно. У двери кают-компании они разошлись, пожав друг другу руки. Тихо прошелестел колёсиками по ковру стюард, убирая со стола. В рубке Кира опустилась в своё кресло первого пилота. Сутки одиночества наедине с дремлющим кораблём. Звёздные корабли не спят никогда, даже когда их снимают с рейсов и отправляют на хранение, электронный мозг бодрствует: проверяет сам себя, анализирует внешнюю информацию. Интересно, о чём думают корабли? "Мыслю - следовательно, существую". "Дышу - значит, надеюсь"... Кира протянула руку к журналу, но раздумала, включила внешний обзор, и когда стены рубки с кажущейся медлительностью растаяли, огляделась. Вокруг расстилалось продуваемое осенним ветром поле космодрома. Конечно, времена года здесь, которые по привычке считают применимо к земным - фикция. Но приятнее было думать, что ветер именно осенний, потому что тогда будет ещё не только зимний, но и весенний. Холодные порывы несли вспыхивающие в лучах прожекторов кварцевые песчинки и кристаллики льда из уже скованной морозом бескрайней каменистой пустыни, гнали по почти чёрному небу клочья едва заметных облаков. Облака неслись, как призраки, не закрывая, а только заставляя тускнеть звёзды. Ярким пятнышком застыло в небе колечко орбитального космопорта. Рядом с "Зимородком" поднималась тридцатиметровая громада транспортника. В основном здесь, на космодроме возле Рудного, были транспортники, только вдали, на другом конце взлётного поля, стояли два лёгких корвета, а рядом, почему-то напомнив Кире замёрзших и от того нахохлившихся лебедей, грудились с десяток прогулочных яхт. Изредка между кораблями проезжали роботы-погрузчики, посвечивая оранжевыми огоньками мигалок. В километре от "Зимородка" медленно, включив гравитационные двигатели, поднимался вверх транспортник. Кира взглянула на экран, более простой и схематичный, чем у диспетчеров космопорта, но достаточно информативный, ни к чему лишнее: красный огонёк - стартующий корабль, жёлтый - ожидающий старта. Таких было три. Один совсем тусклый, другой мерцающий почти оранжевым. Его очередь следующая. Кира любила смотреть на стартующие корабли. Медленно, чуть поворачиваясь под несущимся под сто километров в час ветром, транспортник поднялся над бетоном космопорта. Беззвучно, потому что внешний звук был отключён. Если его включить, рубку наполнят завывания ветра, шелест песчаной позёмки, и сквозь это дыхание спутника сначала прорвётся тонкий свист, а потом нарастающий рокот гравитационника. На десяток секунд купол корабля завис как бы в задумчивости - набирая мощность перед рывком, а потом видимыми толчками, ещё не плавно, сразу поднялся на полкилометра. Отплыл в сторону от взлётного поля, на разгонную площадку. Здесь уже он мог включить реактивные двигатели, которые в одной упряжке с антигравитацией за секунды выносили даже такую громадину за пределы разряженной атмосферы планеты. В чёрном небе расцвёл ярко-жёлтый цветок - это хлынуло пламя из корабельных дюз, и Кира проводила взглядом стремительно удаляющуюся огненную точку. Здесь, на спутнике Сатурна, колония существовала уже десяток лет. Рудники, космопорты, исследовательские станции, даже четыре города и три курорта, на которых под прозрачными куполами тихо шумели вполне земные рощи и качали волнами тёплые озёра, одно из которых, самое большое, даже называли морем, были здесь, среди бесконечных ледяных гор и пустынь, крошечными пятнышками жизни среди мёртвой природы. А ей нравился этот мир: сверкающий под ровным желтоватым свечением заполняющего полнеба Сатурна ледяной панцирь до горизонта, остроконечные пики гор, безмолвные чаши кратеров... И уж тем более он нравился никогда ещё не видевшему Земли Женьке. Конечно, скоро он увидит её, слишком уж затянулись эти космические гастроли, но ничего не поделаешь - мальчишка уже принадлежал к нарождающемуся поколению звёздных странников, которому было тесно на Земле и к которому уже давно принадлежала она сама. Короткая ночь кончилась, и горизонт стремительно светлел. Вот вдали разгорелось оранжевое сияние, и гребни ледников вспыхнули так, что стало больно глазам. Через минуту огромное полукружье Сатурна начало заполнять небо, наклонив сероватую плоскость колец. Тени кораблей вытягивались чёрными стрелами и быстро светлели. Слабое розовое свечение всего на десяток секунд расползлось по горизонту и пропало - бледное подобие сияющей радуги земных восходов Солнца, которыми так нравилось любоваться Кире дома. Сатурн поднимался, его блеск становился мягче и ярче; за какие-то двадцать минут он заполнил половину неба и когда перестал расти, всё кругом заливал ровный, чуть розоватый свет, под которым ледяной панцирь спутника стал похож на подсвеченный хризолитовый футляр. Кира проследила за стартом ещё одного грузовика, потом полюбовалась, как с короткого разбега плавной дугой ушла в небо серебристо-голубая яхта, и выключила обзор. - Зимка, обычный режим, и можешь дремать, - интеллект корабля на самом деле позволял более широкое общение и можно было даже развлечь себя во время дежурства: например, все знали, что капитан в свои смены играл с ним в шахматы и даже иногда выигрывал, но Кира этим не злоупотребляла - хотя бы для того, чтобы не слишком привязываться к кораблям; в глубине души она признавалась себе, что за ней это водится и более чем. Всё - от постоянного контроля работоспособности электронных и нейронных цепей до уничтожения метеоритов, от которых на все сто процентов не могла защитить планетарная защита, корабль сделает сам. Но бывают ситуации, когда решение должен принять человек. И тогда автоматика подчинится человеку. Кира встала, потянулась, вышла из рубки и побрела по пустынному коридору корабля. Большой прогулки не получится, это не лайнер - вытянутая призма "Зимородка" была каких-то сто метров длиной. Чуть слышно гудел за броневой дверью реактор. Она зашла в крошечную резервную рубку, в которой впритык друг к другу стояли всего два кресла - пилота и штурмана и решила заглянуть в свою каюту. С портрета на стене ей улыбался семилетний Женька. Женька стоял на фоне звёздного неба, у залитых ярким светом скал (она фотографировала в скальном заповеднике под куполом). Темноволосый мальчишка, такой же, как она сама, а вот глаза - папины, серо-стальные, такие же большие, как у Фридриха. И загорались они, когда Женька сердился, точно так же, как у Фридриха. Фриц, навсегда оставшийся на Венере, так и не увидел сына. Такое тоже бывает. Для того и существуют такие корабли, как "Зимородок", чтобы такое случалось как можно реже. Но тогда, в налетевшем внезапно венерианском вихре, рядом с исследовательской шхуной Фридриха не оказалось ни "Зимородка", который мог бы подхватить корабль силовыми полями, ни более мощного "Корсара". Ковровая дорожка глушила шаги. Узкая дверь каюты беззвучно сомкнулась за ней. В рубке Кира села в кресло и наконец наступила та минута, которую она всегда ждала - можно было взять в руки и полистать бортовой журнал. За сухими строчками в нём прятались истории, которым позавидовали бы искатели приключений древности. В архиве корабля хранились видеозаписи этих событий, и, разумеется, Кира уже не раз просматривала их, и на учёбе, и просто для удовольствия, но почему-то раз за разом испытывала странное волнение именно листая журнал. Запись годовой давности была сделана рукой Бадри. Спасение "Полифема", с повреждёнными двигателями медленно падающего на Юпитер и уже затянутого в бешеные атмосферные вихри. Кратко, всего несколько строчек, а за ними - часы беспрерывной борьбы. Крутящаяся волчком, окружённая к тому же ореолом пламени от трения об атмосферу колоссальная громада транспортника, а на нём четыре человека экипажа. Если бы не экипаж, никакого героизма не требовалось, ведь гибель бездушной машины не стоит того, чтобы рисковать жизнью людей... хоть сама Кира и относилась к кораблям иначе. Эвакуация пассажиров из взорвавшегося на орбите Марса лайнера. Почему произошёл взрыв, так и осталось загадкой... Один из куполов Лунного, рухнувший от удара метеорита. Увод в сторону грозившей Земле столкновением кометы. Кира отложила журнал. Хорошо, что случается такое нечасто. Но именно это придавало их службе в Патруле смысл. Конечно, каждый готов придти на помощь. Но лучше, если это будет тот, кто умеет помогать. Видеофон ожил в десять вечера по корабельному времени. Женька с взлохмаченным вихром - недавно вернулся с тренировки - сидел в кресле, на подлокотнике перевёрнутым лежал раскрытый толстый томик. Кира пригляделась - "Дети капитана Гранта". Мальчик переживает пору романтичных мечтаний, и вот читает старинного романтика, который при всей его буйной фантазии и представить не мог, что читать его будет ребёнок, живущий на орбите Сатурна. - Мам, привет, - Женька улыбнулся семейной улыбкой Рейнгардтов. Если бы ни тёмные волосы, он был бы копией Фридриха в этом возрасте, Кира видела его детские фотографии. - Не то чтобы очень. Уроки сделал? - Ага, - мальчишка с деланной усталостью откинулся в кресле. - А как в школе? - Как всегда, "пятёрки" - физика и ботаника, а вот по астрономии "четыре", что-то никак не пойму там... - он сморщил брови, - но я разберусь. Слушай, мам, может мне для разнообразия "двойку" получить? Ну, потом исправлю... А то скучно. - Я тебе получу, - пообещала Кира. - Ты лучше ради разнообразия перестал бы ходить на эти твои спортивные танцы. Тебе пальцы надо беречь, а вы там крутитесь, как сумасшедшие. - Я берегу, я осторожно. - Может, мне тебе запретить? - задумчиво произнесла Кира. - Займёшься чем-нибудь другим. Коньками, например. - Только попробуй! - шуточная перепалка доставляла удовольствие обоим. - Я тогда точно упаду и руку сломаю! И потом, я же умею на коньках... - Ничего ты не умеешь, так, еле-еле... Вот и занялся бы серьёзно. - Не хочу серьёзно. Я скрипкой - серьёзно. И потом... - ... на танцы ходит Даша, - договорила она за Женьку и заметила, как светлокожий мальчишка моментально зарделся. Кира поспешила перевести разговор на менее опасную тему: - Уже составил планы на выходные? - Да, - он поднял на неё глаза, - мам, полетели смотреть вулканы? - А что, стереофон тебя не устраивает? - Конечно нет. Слетаем? А то говорят, извержения заканчиваются. - Я думаю, это надолго. И тебя-то, во всяком случае, вулканы дождутся. Ладно, сын, доделывай дела, читай и вовремя в кровать. Понял? - Понял. Только от книжки трудно оторваться и совсем не хочется спать. Знаешь, там они в Андах... А эти Анды выше хребта Ермолаева? - Не заговаривай мне зубы. В постель вовремя. Да? - Кира добавила строгости в голос. - Да, - Женька прекрасно чувствовал, когда можно спорить, а когда нет. - А Анды, по-моему, всё же повыше. В основном. - Мы на Земле их посмотрим, мам? - Если захочешь. Хоть всю 37-ю параллель. Ну пока, Женька. - До завтра, мам.
Теперь до конца дежурства она будет одна. Просто звонить и проверять, как у вахтенного дела, капитан считал дурным тоном. Если бы что-то случилось, экипаж собирался на борту за двадцать минут. Так долго потому, что сейчас они отдыхали, корабль проходил техобслуживание, и их вывели во вторую очередь. На орбите Сатурна патрулировал однотипный "Зимородку" "Буревестник", готовый мчаться в любую точку Солнечной системы по первой команде. Кира раскрыла панель учебника по навигации и сосредоточилась.
Сигнал тревоги прозвучал, когда по корабельному времени было далеко за полночь, застав Киру гуляющей по коридору. Она опрометью бросилась в рубку, метнулась в кресло, и как только её ладони легли на сенсорные панели управления, а к вискам прижались пластины нейросканера, она перестала быть просто человеком, слившись в одно целое с кораблём. Громада из металла, электроники и человеческого разума, с двумя сердцами - ядерным и человеческим, напряглась, как хищный зверь, готовый к прыжку. По спине волной пробежали мурашки, у Киры это было всегда так. Она знала, что случилось, ещё до того, как на экране появилось лицо начальника космопорта. Катастрофа, которой никто не ожидал. Сдвиг и столкновение тектонических плит, но не в том полушарии, где вот уже месяц бушевали извержения и откуда давно уже эвакуировали всех, кроме нескольких партий вулканологов, а в нашем, рядом с городком Майами. Оранжереи, больница, учебный центр гляциологов. И школа. - Первый пилот Кира Рейнгардт на связи. - Майами окружён разломами! - лицо чернокожего Джозефа Стэнфорда, дежурного по космопорту посерело от волнения. - Уничтожен защитный купол! Кира всё видела. Через нейросеть корабля; и только часть того, что она уже знала, отразилась на экранах. Стремительно расходящаяся сеть разломов. Потоки лавы, со скоростью горных рек несущиеся к уже лишённому защитного купола посёлку: первый же разлом прошёл прямо по крайнему городскому кварталу, расколов способный выдержать прямой удар метеорита купол как тонкий стакан. И фонтаны вулканических бомб, засыпающие полуразрушенные кварталы. Достаточно больших, чтобы повредить корабль, и недостаточно быстрых, чтобы их могло задержать защитное поле корабля. И бьющие вверх лавовые гейзеры. Здесь нужен был бы корабль типа "Корсара" или на худой конец, "Кречета". Кира уже знала итог холодного расчёта, произведённого кораблём: вероятность повреждения 90%, серьёзной аварии - 75%. Но серьёзная авария над морем лавы... - Когда сможет подойти "Буревестник"? - спросила Кира, тоже зная ответ: не раньше чем через час. Ответ был даже хуже. - Он сейчас выполняет другое задание, - Стэнфорд говорил быстро, - он не успеет... Он говорил что-то ещё, Кира не слушала. На втором экране появился капитан. Старик был в форме, но разглядывать его не было времени, внимание приковали приборы. - Кира, я могу быть через пять минут, - просто сказал он. Бадри всегда всё очень хорошо понимал, и голос его был спокойным, только в глубине бледно-голубых, скрытых под густыми седыми бровями, глаз пряталась тревога. И с ним было бы гораздо проще, он пилот экстра-класса, при всём своём мастерстве Кира знала, что до него ей ещё очень далеко. Вот только и этих пяти минут у людей там, в погибающем Майами, не было. И там, на месте, не нужен был экипаж. Там нужны были роботы-спасатели, уже активированные кораблём. - Спасибо, капитан, - они встретились глазами, и экран погас. Капитан знал, что пилота нельзя отвлекать во время взлёта. Женька, Женька... - Пусть обеспечат свободный коридор по траектории... - координаты импульсным сигналом отправились в диспетчерскую космопорта. Можно было "клюнуть" космос, взлететь как баллистику, но на эти манёвры не было времени. Кира почувствовала себя огромной птицей, когда космодром остался далеко внизу. Хороший пилот, полулёжа в пилотажном кресле, чувствовал корабль, как своё тело. Кира это умела. Ледники внизу горели в лучах очередного заката, прозрачные шпили пылали, как свечки. Внизу замерли корабли на седом от инея бетоне космопорта, все старты остановили, чтобы дать дорогу спасателю. Поднявшийся с минуту назад транспортник, уже зависший на высоте разгона, медленно отплывал в сторону. - Но, милый, - большой палец левой руки нажал на сектор ускорения, указательный правой задал его максимальное значение для полёта в атмосфере. Когда-то в школе Кире говорили, что она могла бы стать хорошей пианисткой. С такой скоростью лететь до Майами было не дольше минуты. Кира вывела на экран план городка и, пробегая его глазами, вызвала космопорт. - На месте уже есть кто-то из спасателей? Ей ответила заместитель Стэнфорда, капитан Элизабет Фрезер. - Туда пыталась пробиться эскадрилья поисковых вертолётов. Ни с одним нет связи. Кира несколько раз была в Майами. Под куполом был воссоздан мир субтропиков, с цветущими садами, пальмовыми и кипарисовыми рощами, с шумящим невысоким прибоем озером, которые все в шутку звали Средиземным морем. Женьке нравилось нырять и выискивать на дне, среди белоснежного песка, мерцающие перламутром рапаны. А вокруг миражами проступали окружающие этот уютный мир инопланетные ледяные скалы, и неземные звёзды смотрели из черноты. Снаружи полыхал раскалённый от трения воздух. Роботы-спасатели уже выстроились у аппарели. Что-то нужно было сделать ещё... Замедляя скорость, Кира перевела на интенсивный режим противометеоритную защиту, но не активировала: направленные выстрелы лазерных и фузионных пушек могут защитить корабль от вулканических бомб, но осколки от них наверняка поразят всё вокруг. Она включила обзор и вздрогнула. Прямо перед ней из огромных разломов, перечёркивающих тускло сияющее серебро ледяного панциря, били колоссальные, не меньше километра в высоту, фонтаны лавы, окутанные внизу густым белым паром, а вверху клочьями жирного чёрного дыма. Кира разрешила кораблю режим диалога с пилотом, хотя обычно в полёте им не пользовалась - это было для новичков. - Через двадцать секунд буду готов снижаться, - конечно, тревога в голосе корабля была только игрой воображения. Сверху Кира видела всё, что осталось от цветущего Майами: стиснутое двумя разломами плато, затянутое чёрным дымом и поминутно засыпаемое скальными обломками. Над плато обломанной гребёнкой торчали остатки строений, в которых она узнала Ледяной театр. Да есть ли там хоть кто-то живой? - Вероятность серьёзной аварии при снижении... - начал корабль. - Игнорировать, - сказала Кира, вглядываясь вниз, - переход на полное ручное управление, - она отключила цепи безопасности, лишив возможности разум корабля вмешаться в свои действия, - извини, Зимородок. Она продолжила вслух, когда корабль завис прямо над городом: - Начинаю снижение. Кормовой сектор сто восемьдесят градусов - активировать противометеоритную защиту. Корабль по спирали скользнул вниз - нельзя было садиться на свободный от руин пятачок, на котором могли быть, - нет, точно были, теперь Кира это ясно видела, - люди. Антиравитационное поле очень опасно и тоже способно убить. Она лишь на секунду, увеличив изображение, бросила взгляд вниз и знала - люди там есть. Не может быть, чтобы все они были мертвы. И занялась посадкой. Под ней уже расстилалось бурлящее море лавы. "Зимородок" уже опустился ниже огромных огненных гейзеров, сзади засверкали вспышки от взрывающихся каменных глыб - турели противометеоритных пушек, управляемых автоматикой корабля, ловили любую цель. При снижении корабль могла спасти скорость - тогда защитное поле не позволит вулканическим глыбам ударить в корпус, но пора уже было замедляться... Зачем-то она начала раскачивать корабль, как будто вероятность попадания в него от этого уменьшалась. Многотонная глыба пронеслась справа, и "Зимородок", повинуясь движению Кириной руки, откатился в сторону. Всего несколько секунд, и корабль, снизившись до сотни метров, заскользил к развалинам города. Если гейзер ударит прямо под днищем... Гейзер ударил слева; корабль тряхнуло, заваливая на бок. Она выровняла корабль и запрокинула голову, понимая, что сейчас увидит - словно хищно опускающаяся сверху ладонь с растопыренными пальцами, сверху рушилась остывающая, а потому не ярко-жёлтая, а багровая волна. Повинуясь мысленному приказу, за мгновение до удара корабль отключил круговой обзор, захлопнув по всему корпусу броневые лючки камер. Потом гигантская ладонь хлопнула корабль сверху, и "Зимородок", завалившись на бок, крутнулся волчком, задев бортом гребни лавовых волн. Но великанская рука соскользнула, и корабль выпрямился. Дрожащим маревом раскалённого воздуха затянуло всё вокруг. Кира подвела корабль к краю свободной от лавы площадки, не теряя времени на то, чтобы разобраться с повреждениями. По опустившейся аппарели с корабля сошли спасатели - многорукие роботы и десяток андроидов. Навстречу им, шатаясь и поддерживая друг друга, брели два человека, в одном из которых по форме Кира узнала исследователя-вертолётчика. Чтобы лучше видеть, Кира снова включила круговой обзор. Жидкая лава из бьющего позади гейзера, поднимая рыжие огневые волны, падала в двухстах метрах за спиной. На разбитой площади, бывшей ещё несколько часов назад городским сквером, лежали тела людей. Не может быть, чтобы все они были мертвы, снова подумала Кира. Даже самые тяжёлые раны, даже клиническая смерть - это ещё не смерть. Главное - вовремя оказать помощь и уметь это делать. Роботы это умели. А насчёт времени... Сзади беспрерывно ухали пушки, защищая корабль от падающих обломков. Но бомбы падали и впереди, на площадь. Глыба величиной с дом рухнула совсем рядом, похоронив под собой робота-спасателя. Кира перевела защиту своего сектора на ручное управление и попыталась уничтожать вулканические бомбы сама. Это получилось. Было ясно, что просто невозможно быстро обыскать развалины, поминутно сотрясаемые подземными толчками. Роботы за несколько минут подобрали все тела и даже успели обыскать окрестности площади в полукилометре. В медицинском отсеке приступили к работе роботы-хирурги и реаниматоры. Мощный толчок встряхнул корабль. Остатки Ледяного дворца, возвышающиеся над развалинами Майами, пошатнулись и медленно рухнули. Земля качнулась снова, поплыла, завибрировала. Совсем рядом сполз в полыхнувшую жаром трещину разбитый вертолёт, из которого, - Кира видела, - роботы уже успели извлечь пилота. Искать людей дальше - необоснованный риск. Теперь она подвергает опасности не только себя и корабль, но и тех спасённых, за жизнь которых борются в медотсеке. И с каждой секундой риск растёт. Но чьи-то глаза будут с отчаянием смотреть на улетающий корабль. Кира в последний раз оглядела затянутый дымом клочок земли. Обломок скалы, описав крутую дугу, врезался в середину свободной от развалин площадки и разлетелся вдребезги; один из осколков, с флаер размером, отскочил в сторону корабля, и с неожиданно вспыхнувшей злостью Кира сожгла его выстрелом из фузионной пушки. Она снова положила ладони на панели управления, отпустив гашетки. Теперь ни к чему была осторожность. Включив круговую защиту, она разом подняла корабль на полтора километра вверх. Багровые вершины лавовых гейзеров расплёскивались в сотнях метрах внизу, уже не опасные для "Зимородка". Красно-оранжевое, подёрнутое чёрным дымом и перемешанным с ним серым паром раскалённое море растекалось, отвоёвывая пространство у стотысячелетних льдов. Кира просмотрела данные о повреждениях. Могло быть хуже. Корабль выдержал и ударившую сверху волну лавы, и несколько попаданий скальных обломков, справа были повреждены дюзы разгонных двигателей, от чего корабль при взлёте тянуло в сторону. Только сейчас она почувствовала, что мокрая форма прилипла к спине, что пот заливает глаза и, - это она отметила с удивлением, - подрагивают пальцы. - Это что ещё? - одёрнула она себя, провела рукой по лицу и вытерла мокрую ладонь прямо о брюки.
Теперь всё было позади. Всех, кого можно будет спасти, спасут. Конечно, с холодной отрешённостью подумала Кира, в развалинах там, дальше, в сотнях метрах от места посадки, могли быть - да что там могли, точно были! - ещё люди. Но каждая лишняя секунда на заливаемом фонтанами магмы плато грозила гибелью уже спасённым, и слишком очевиден был выбор. В конце концов, можно будет выгрузить раненых и вернуться за остальными. А в космопорте её будет ждать вся команда. И "Зимородка" во второй рейс поведёт капитан, и на месте будет навигатор, и если будет нужно, поможет выровнять корабль второй пилот. Вот только Франсуа, наверно, не будет - вряд ли штурман сможет вернуться так быстро. Она положила ладони на панели управления и в последний раз, уже разворачивая корабль, бросила взгляд на затянутые дымом развалины, приказав дать максимальное увеличение. В какой-то полусотне метров от края разлома, из которого выплёскивались на изломанный бетон жгуче-оранжевые кляксы лавы, стоял, безвольно опустив руки, мальчишка лет восьми, и запрокинув голову смотрел на зависший в километре над ним корабль. На мальчике была измазанная рубашка и чёрные брюки, от чего он был похож на маленького трубочиста. И ещё на нём была кислородная маска. Каждое мгновенье он мог погибнуть от удара каменного обломка; от каменных и ледяных осколков; от выплеска лавы; мог кончиться кислород в маске и меньше чем через полминуты он потерял бы сознание, вдохнув ядовитый воздух местной атмосферы. И каждое мгновенье, стоит только спуститься на несколько сотен метров вниз, где один за другим, словно открывались чудовищные бутоны, разбрызгивались столбы лавы, может погибнуть "Зимородок", а с ним десятки спасённых. Краем глаза она заметила, что со стереоэкрана что-то кричал ей начальник космопорта. Внизу разверзся очередной лавовый фонтан, расплёскивая в стороны ошметья каменного расплава, каждый с пол-"Зимородка" размером. Один такой удар, и... понятно, что "и", подумала Кира, плавно перекатывая корабль на левый борт и прекращая разворот. Мальчишка внизу сел на обломок каменной плиты, по-прежнему не сводя глаз с корабля, потом вдруг стал клониться вбок, уронив на грудь голову. Кира отключила увеличение и бросила корабль вниз. Стремительное падение не могло повредить тем, кто лежал сейчас в медотсеке: гравикомпенсаторы надёжно защищали этот отсек от рывков и перегрузок - зато скорость позволяла надеяться, что защитное поле закроет корабль от лавы и осколков. И оно спасло: отвернуть от вставшей на пути огненной стены было невозможно, но "Зимородок" пробил её насквозь и, лишь вздрогнув, помчался дальше. Весь путь до края площади занял несколько бесконечных секунд. Уже гася скорость, Кира повела корабль над развалинами по дуге, огибая то место, где лежал на камнях мальчишка. Снова заработали противометеоритные пушки. Подняв тучи пыли, "Зимородок" завис над заваленной обломками землёй, и по опустившейся аппарели вниз скатились трое роботов-спасателей и сбежали два андроида. С той стороны, куда они скрылись, корабль был беззащитен, и два удара в борт глухим эхом разнеслись по коридору. Кира огляделась. Вокруг дрожала земля. Мелкие трещины змеились среди обломков, из широких провалов, зигзагами тянувшихся от развалин, дышало жаром. Положив пальцы на гашетки пушек, Кира ждала. Она оставила для себя только узкий сектор с той стороны, где лежал мальчишка. "Думаешь, стреляешь точнее автоматов?" - "Нет, не думаю, что точнее. Думаю, что умнее. Хотя..." Из дымной темноты вылетел обломок скалы размером с флаер, как раз с той стороны, куда унеслись роботы. Заряд, задев камень по касательной, заставил его взрыть землю справа от корабля. Из ближайшей трещины выплеснулась багровая лава и, неся на себе малиновую шапку остывающей пены, медленно потекла по направлению к кораблю. А вот это было плохо, лава могла перерезать дорогу спасателям. Она опустила корабль в каких-то двухстах метрах от места, где видела мальчика. Роботов всё не было. Корабль начал подрагивать. В отдалении рухнула чудом уцелевшая опора купола, взрыла груды рассыпанных по площади обломков. Волна пыли и гари поползла от развалин и рассеялась, не дойдя до "Зимородка". Кира ждала. Экраны молчали, и она знала, почему: её не отвлекали. Сейчас она одна контролирует корабль, штатный экипаж которого для таких случаев - четверо. А роботы всё не появлялись, и всё больше растекалась перед кораблём лава. После того, как "Зимородок" попал под струю лавы, часть внешних камер была повреждена, и по сфере обзора рассыпались слепые пятна. Запрокинув голову, Кира видела барражирующие на безопасной высоте спасательные катера - правильно делают, что вниз не спускаются, иначе разделили бы судьбу вертолётчиков. В километре слева быстро, на глазах рос огромный вулканический кратер, пласты лавы громоздились друг на друга, образуя конус, над которым сверкали фейерверки из крупных ярко-рыжих искр. Это было даже красиво... Засмотревшись на это наглядное пособие по эпохе горообразования, Кира чуть не пропустила удар двух вулканических бомб, вылетевших из темноты откуда-то сбоку, и мгновенно похолодев, вскочила с кресла: сбитая выстрелом глыба, крутясь, врезалась в землю рядом с появившейся из-за дымного марева группой роботов. Их было всего трое, два андроида и "паук"-спасатель. Куда делись ещё двое спасателей, не было времени думать. Идущий первым андроид взмахнул руками и выскочил вперёд, прикрыв собой "паука", державшего в передних лапах хрупкое тело мальчика. Так, наверно, закрывали когда-то давно в бою друзей солдаты. Отскочивший осколок глыбы ударил робота в грудь, отбросил на камни. "Паук", не останавливаясь, метнулся к кораблю. Лава уже разлилась слишком широко, и Кира двинула корабль вперёд, медленно повела его над бурлящим озером расплава. Опоры втянулись. Когда корабль и робота разделяло не больше десятка метров, "паук" прыжком перекинулся на аппарель, и тут же Кира начала поднимать корабль. Бросившийся за ним второй андроид не долетел до сдвинувшейся аппарели и упал в равнодушно расступившийся под ним пышущий жаром расплав. Сверкнула короткая вспышка. Кира всё же бросила взгляд туда, где упал прикрывший собой мальчика робот. Андроид медленно поднимался, и встал на ноги, повернул голову к взлетающему кораблю. Потом его фигуру скрыло налетевшим дымом. Снизу что-то, будто упругая волна, подняло "Зимородок, как игрушку, и Кира рванула корабль вверх. В этот раз он послушался как-то не так, забирал в сторону, одновременно кренясь и разворачиваясь. Лавовый гейзер всё же ударил в днище, поняла Кира, и её ещё раз обдало волной холода - всё же не успела! В последний момент не успела! "Зимородок" кренился, заваливая горизонт, огненные струи ударили вверх, облизывая борт. Тревожно побежали по пульту огоньки - индикаторы повреждений. - Нет! Ну нет! Ну нет же! - казалось, целую вечность она выравнивала корабль, а он всё валился и валился вниз, в полную дыма и огня пустоту, и этому не было конца. И в этот момент с ожившего экрана рявкнул капитан: - Соскочи! Резко вправо вниз и сразу вверх! Ну же, девочка! И с дикой злостью на себя - как сама не догадалась! - Кира бросила корабль вправо, и с глубоким креном, закрутившись, "Зимородок" откатился в сторону; и теперь уже можно было дать скорость, и всё же лениво слушаясь, корабль по дуге взмыл вверх, окутываясь защитными полями. Она отдала управление автопилоту, как только поднялась на безопасную высоту. Зачем-то, сама не понимая, зачем, попыталась вызвать группу роботов, что так и затерялись среди развалин. Она и ответа-то не ожидала, так просто роботы не могли пропасть, но неожиданно ей отозвался тот самый брошенный андроид. Изображение плыло и дрожало, потом стало резким, и Кира разглядела озаряемого рыжими сполохами спасателя. Грудные пластины были вмяты, безвольно повисла рука. Нечеловеческое, гладкое лицо робота, напоминающее лица ангелов на старинных картинах, было печальным. Впрочем, лица андроидов всегда такие. - Продолжить поиски людей, - помедлив, произнесла Кира чуть дрогнувшим голосом, - вывести в безопасное место и ждать. Наверно, ей показалось, что его губы тронула слабая улыбка. Но нет, андроиды действительно умели улыбаться. Ведь улыбка - лучший способ ободрить, успокоить... - Здесь нет безопасных мест, Кира. - Мы вернёмся, жди, - Кира кивнула ему и тоже улыбнулась. Это было единственное, что она могла для него сделать. - И спасибо. Андроид повернулся и, пошатываясь, скрылся в дымном мареве.
Через четверть часа они взлетели снова. Только теперь рядом с Кирой была второй пилот Джейн, а корабль вёл сам старый Бадри, и в медотсеке дежурил корабельный врач, и в коридоре толпилась пополненная команда спасателей. Не было только штурмана, Франсуа Кира с ужасом узнала в одном из раненых, которых сгружали с корабля; юноша был без сознания и, казалось, не дышал, и не было времени узнать, что скажут доктора. "Зимородку" не пришлось приземляться. Там, где был Майами, среди ледяной равнины, медленно растекалась ярко-оранжевая река, огненным языком тянущаяся вдоль разлома на восток. Её берега были окутаны паром, несколько новых кратеров, извергавших дым и лаву, поднимались рядом, и по-прежнему били огненные гейзеры, и над всем этим в чёрном небе горели холодные звёзды.
- Мам, а тебе совсем не было страшно? - они с Женькой стояли у самого края купола, возле прозрачной стены, отделяющей уютный мир Солнечногорска от залитой желтоватым светом ледяной поверхности спутника. Вдали громоздились изломанные хребты, их шпили отливали платиной. Солнце, бывшее здесь, на небосклоне спутника, только самой яркой звездой, лучилось почти в зените. За спиной тихо журчала узкая лесная речка с заросшими ольшаником берегами, и слабый ветер колыхал метёлки высокой травы на окружённой густым орешником лужайке. Кира на минуту задумалась. Женька, присев на траву прямо у стены купола, терпеливо ждал, покусывая сорванную травинку. - Ты знаешь, Жень, - медленно начала она, глядя на раскинувшиеся за спиной сына ледяные просторы, - страшно-то было, но не всегда, не всё время. Когда я взлетала одна, я боялась за тебя. А вот потом у меня больше не было времени бояться. А потом я опять боялась, что корабль может разбиться и я не смогу спасти людей. За себя? За себя нет, не боялась. Наверно, я слишком много... то есть просто много, столько, сколько и нужно, тренировалась, а когда умеешь делать и уже делаешь, просто не получается бояться, не до этого... А вот потом я испугалась - за того мальчика, и потому, что если я брошусь его спасать, могут погибнуть другие. Но здесь не подходит арифметика для решения задачки. - Кира помолчала. - А потом, наверно, больше всего испугалась, когда поняла, что не могу поднять корабль. Так и представила, как мы все кувыркнёмся вверх тормашками! Женька глянул на серебрящийся сединой с позавчерашнего дня мамин висок и сказал: - Ты, наверно, самая смелая на свете, мам. Кира перехватила его взгляд. - Нет, только на нашем спутнике! А это завтра закрашу, - пообещала она и поправила волосы. - А если серьёзно, то бывает так, что страх нужно просто сократить, как лишний член уравнения. Потому что бойся - не бойся, а делать надо, и кроме тебя некому. Но наверно, - добавила она, - я и вправду с давних пор стала посмелее, чем была. Знаешь, с каких? - С рождения! - заулыбался Женька. - Нет, с пяти лет. С зимы, когда мне пять лет исполнилось. Знаешь, как это получилось? - Расскажи, - и мальчишка, поудобнее расположившись на траве, приготовился слушать.
Снег был морозным и искристым. В безветрии прозрачного зимнего дня застыли заснувшие деревья - синеватый иней укутал их ветки такой пышной шалью, что казалось, что и летом их кроны не были такими густыми. С пологого длинного склона ватрушка неслась весело, только свистел под туго натянутым дном снег. Уже бессчётное количество раз Кира скатилась с горки вместе с другими ребятами - и поодиночке, и весёлым "паровозиком", и с кем-нибудь вдвоём. А впереди её ждал самый счастливый вечер года - потому что сегодня был день её рождения. Сегодня ей исполнится пять лет. Придут гости и друзья. И пораньше придёт с работы папа. Кирин папа - инженер, и вечно допоздна пропадает на своём заводе. Мама тоже работает, но всё же большую часть времени она с Кирой, а вот папа... зато когда он дома! Каждый раз думаешь, что нет на свете игр, - интересных, имеется в виду, потому что есть ведь ещё и неинтересные, - в которые они бы не играли с папой! Жаль только, что не успеешь разыграться, а уже мама зовёт спать. И тут папа становится постепенно строгим. И это иногда расстраивает. Сбоку как-то неожиданно в её ватрушку врезался Мишка, и они вдвоём, выскочив с трассы, покатились по снежной целине, кое-где утыканной заиндевелыми хлыстиками бурьяна, и остановились. А остальные ребята собрались наверху кучкой и что-то обсуждали. Когда Миша с Кирой втащили свои санки наверх, долговязый Алька, он самый старший среди ребят, ему уже весной будет шесть, объявил: - Там, в овраге, есть ещё одна горка. Её школьники раскатали. Мой брат говорит, вот это горка так горка! Пойдём на неё. Идёте с нами? - А здесь разве плохо? - спросила Кира. Ей очень нравилось тут кататься. Ровно, быстро, весело. И со всеми. - Тут для маленьких, - снисходительно объяснил Алька, подтягивая свою "ватрушку" и взваливая на плечо, - ясно? - А вот ты, Алик, большой или ещё маленький? - поинтересовалась ехидно Кира. - Раз хочу туда идти, значит, большой! - фыркнул Алька. - Ну, кто со мной? Идти с Алькой решили все. Интересно было, что там в овраге за чудо-горка и совсем никому не хотелось считаться маленьким. Они прошли через школьный сад, а оттуда хорошо утоптанной широкой тропинкой Алька вывел друзей к крутому склону глубокого оврага. Летом внизу текла узкая речка, совсем теряясь в густом лозняке. Сейчас она промёрзла до дна, и сильные снегопады сровняли её с берегами. Овраг был огромным, настоящий маленький каньон, и на его длинном и крутом склоне в недавнюю отттепель школьники накатали извилистую трассу, потом её прихватило морозцем, да ещё ребята полили её водой, и теперь тёмный лёд маслянисто блестел на солнце. Трасса вилась вниз, опасно петляя между кустами и стволами молодых осин. В это время на горке ещё никого не было - в школе шли занятия. Алька вывел приятелей к краю склона и остановился. В морозном воздухе вспыхивали блёстки инея, тонкий-тонкий слой его, как пылью, припорошил лёд. Можно было представить, как понесутся вниз санки, стоит только оттолкнуться. - Крутая какая... с трассы на ватрушке вылетишь, - с опаской проговорил худенький Витя, глядя вниз. - Они-то катаются! - возразил Алик и обернулся, - ну, кому тут ещё страшно? - Да не страшно мне! - махнул рукой Витя, но на ватрушку сесть не спешил. - Кто первый? - Алька оглядел всех. - Аль, здесь всё-таки большие ребята катаются, - осторожно сказала Кира, - вот мне на нашей горке нравилось больше. - Ха! Так ты здесь не пробовала! - Алик пристроил свою ватрушку на краю склона, ещё раз оглянулся, - ну, если смелых нет, как всегда я... должен же кто-то идти первым... - Вот ты нас сюда и затащил, ты и первый, - сказала подруга Киры, кудрявая беленькая Франя, - почему кто-то другой должен? Алька повернулся, хотел что-то сказать, но раздумал, шмыгнул носом и уселся на ватрушку. Вообще-то он и вправду среди всех был самый отчаянный. То на высокий тополь во дворе залезет, так что страшно за него становится, то гонки на велосипедах устроит. С полминуты он сосредоточенно смотрел вниз, и его не торопили, тоже смотрели. На горке были накатаны довольно высокие бортики, и на виражах санки должны были крениться на бок, как в настоящем бобслее. Наконец он оттолкнулся и, вцепившись в ремни ватрушки, заскользил вниз. Только свистнула ватрушка - он вошёл в первый поворот, потом во второй, проскользнув по самому краю бортика, так что снежная пыль взлетела, пролетел между двух осинок, а вот дальше оказался трамплин, сверху не видно было, что он там есть. Алька взлетел вверх, но удержался, ватрушка гулко шлёпнула об лёд и понеслась дальше. На последнем вираже мальчишка всё же упал - наверно, отпустил одну руку и не удержался, ватрушка покатилась дальше, а Алька кувыркнулся в снег. Сверху смотреть на это было жутковато. - Голову сломать! - буркнул Витя, постоял, всё же уселся на свою средних размеров ватрушку на край горки, но не поехал, дождался, пока снизу поднимется раскрасневшийся Алька. - Ну как? - с нескрываемой гордостью спросил он, запыхавшись. - Здорово! - выпалила Франя, смотря на Альку, как на героя. А Витя тоже покатился вниз. Все молча смотрели, как он вписался в два поворота и стремительно приближался к тому месту, где был трамплин. И вот тут менее устойчивая из-за своего размера ватрушка подвела, завалилась на бок ещё в воздухе, и, шлёпнувшись на лёд, Витя и санки покатились вниз уже по отдельности. Ватрушка быстро обогнала хозяина и, весело подпрыгивая, унеслась вниз, до самого дна оврага и остановилась, наскочив на куст. Витя поднялся и обалдело покрутил головой. - Ну вот, все падают... - протянула моментально меняющая настроение Франя. - Кто никогда не падал, тот никогда и не поднимался! - заявил Алька, - ну, кто ещё едет? И закричал вниз: - Ну как, классно?! К разочарованию Киры, снизу донеслось: - Здорово! Сейчас ещё поеду! За мальчишками, немного потянув время, скатилась и Франя. Летела вниз с визгом, но нигде не упала, скатилась до самого конца. Пришла с горящими глазами: - Кира, а ты чего? А Кира была осторожной девочкой. И не тянуло её лететь сломя голову с этой дикой горки. Вот не тянуло и всё. И признаваясь себе, она понимала, что боится. Очень уж опасно змеилась горка по склону, очень уж близко от поворотов были деревья, и совсем ей не хотелось падать, как мальчишки. А друзья один за другим съезжали вниз. Кто-то падал, кто-то нет. Алька и Витя уже не падали и даже скатились "паровозиком". - Ну ты что, боишься? - подошёл к ней Алька. - Вот ещё! - Кира всё же подтащила ватрушку к горке, пристроила на льду, села и взглянула вниз. Санки раскатали лёд, ярко светило солнце, и сама горка блестела, как лакированная. Но очень уж она была крутая... и длинная... и извилистая... И Кира никак не находила в себе силы оттолкнуться. - Дорогу! Ну ты едешь? - крикнул сзади Витя. - Сейчас... Подожди... - ехать совсем не хотелось. И тут её толкнули. Наверно, Витька и толкнул. Ватрушка рванулась вниз, сразу обрела бешеную скорость, Кира лихорадочно искала рукой ремень, который отпустила в момент толчка, и первый поворот стремительно приближался, и она не удержалась - даже не из-за того наверно, что не успела вцепиться в ремень, а от страха: кувыркнулась на бок и, уже теряя скорость, доскользила до второго поворота и остановилась. Левой рукой она удержала ватрушку и вниз за ней идти не пришлось. А вот радостное настроение, переполнявшее Киру с самого утра, погасло. И поднимаясь наверх с волочащейся сзади ватрушкой, Кира уже знала: больше с этой горки она не поедет! Кататься ей здесь не хочется! На самом деле было страшно, и где-то глубоко в душе она даже радовалась, что не доехала до трамплина, после которого так громко хлопались ватрушки на лёд, и до нижних крутых поворотов. И когда мимо неё вниз скатилась весёлая орава друзей, Кира, ни с кем не прощаясь, вскарабкалась по склону и пошла назад, к старой горке. Она шла и заставляла себя думать, что ей просто нравится кататься там, где раньше, но раз уж всем хочется кататься здесь, то придётся ей сегодня кататься одной, потому что здесь-то кататься ей совсем не нравится, и... Кира пошла быстрее, словно стараясь убежать от грустных мыслей. На старой горке тоже никого не было, только в стороне, по совсем пологому склону, скатывались на санках двое малышей. Кира села на ватрушку и скатилась вниз, провожаемая их взглядами. Но когда ватрушка, проскользив по склону, остановилась внизу, Кира поняла, что настроение не улучшилось. Тем более, что никто не пришёл за ней, все остались на новой горке. И Кира пошла домой. Так же сверкал кругом зимний день, но для неё он погас. А хуже всего было то, что по определению это должен был быть самый счастливый день в году! Самый! Потому что сегодня ей исполнится пять лет! А мама говорит, что это самый лучший возраст и именно в пять лет с человеком случаются всякие чудеса! Сейчас Кира подумала, что зря не напомнила об этом друзьям, может быть, тогда бы они так себя не вели, и не пошли на эту дурацкую горку, и не толкнули бы её, и... и... Кира почувствовала, что всё кругом расплывается - это потому, что глаза наполнились слезами. Кира сердито, по-взрослому тряхнула головой и смогла удержаться от того, чтобы разреветься на улице. Она даже дома расплакалась не сразу. То, что пришла она мрачная, мама заметила сразу, но отвечать на мамины вопросы Кира не стала, сразу ушла к себе в комнату, и уже там, обняв любимого плюшевого Лиса, разревелась... Лис всё, всё понял, но ничем, ничем не мог ей помочь. Гости должны были собраться вечером. Только бабушки и дедушки, друзей было решено позвать в выходные. Когда через полчаса мама вошла в комнату к затихшей дочке, Кира, не выдержав, разрыдалась снова. - Они все съехали, а я не смогла! Там горка такая крутая, и между деревьями, и можно удариться! Витя поехал и упал, а сказал, что всё равно будет кататься! - Кир, ну зачем тебе эта горка, ну в другой раз съедешь, - уговаривала мама, - а если она и вправду такая опасная, то зачем? Что, если бы все с балкона стали прыгать, и тебе нужно было? - добавляла она фразу, которую веками говорят детям в таких случаях. - Нет, это не то, ты не понимаешь! - плакала Кира, цепляясь за мамину руку, - я, наверно, трусливая! - Осторожность и трусость - вещи разные. - Одинаковые! - захлёбываясь слезами, кричала Кира, - потому что всем было весело, всем нравилось, а я... я... И мама уже начинала сердиться, и Кира всё не успокаивалась, и такими их застал вернувшийся даже раньше обещанного с работы папа. Как он вошёл, Кира не заметила, только вдруг взмыла с кровати вверх и оказалась у него на руках. - А ты знаешь, что в день рождения запрещено расстраиваться? - улыбаясь, спросил он. Что ответить, Кира не нашлась, и только ещё громче разрыдалась, прижимаясь к папиному плечу и крепко обхватив за шею, словно хотела спрятаться от своего горя. - Что случилось-то? - спросил папа у мамы, и она под аккомпанемент Кириных рыданий, а под конец - протяжных всхлипываний поведала о постигшей дочку трагедии. С полминуты папа думал, поглаживая дочку по спине. - Так, - вдруг сказал он, взглянув на часы, - гости у нас должны быть минут через сорок. А вот это всё надо исправлять. Куда это годиться, чтобы какая-то горка тебя победила, да ещё и в день рождения? - А? - Кира, всхлипнув, оторвала голову от папиного плеча и посмотрела на него. Глаза у папы были абсолютно серьёзными. - Что ты задумал-то? - спросила мама. Папа шагнул к ней и зашептал что-то на ухо. Мама отстранилась. - Ну вот ещё! По темноте! Что ты выдумываешь? - О чём вы там шепчетесь? - с подозрением спросила Кира. Папа взглянул на часы. - Далеко та горка? - Не-е-ет, - протянула Кира, всё ещё не понимая, что задумал папа и почему сердито качает головой мама, - наверно, минут десять идти... это за школой... - Ну правильно, - кивнул папа и заторопился, - как раз туда и обратно добежать успеем. И посмотрим, что это за горка такая, которая мою храбрую дочку расстраивает в её самый счастливый день. - Я не пойду! - испугавшись, пискнула Кира. - Да ты хоть мне её покажи! - уже из коридора откликнулся папа, - и опять же... - он шагнул в комнату уже в зимней куртке и присел перед Кирой: - Ты ведь сама не хочешь сдаваться, правда? Хочешь попробовать ещё раз. Со мной вместе. Да? Разве может нас с тобой победить какая-то горка? Да ещё в день рождения. А? Кира посмотрела ему в глаза, такие странно серьёзные, и что-то будто заставило её вскочить и броситься одеваться. Или папа не ошибался и ей и вправду хотелось попытаться ещё раз, только она боялась - и горки боялась, но больше - того, что уже ничего нельзя исправить боялась. - Мы скоренько! - уже открывая дверь, крикнул папа маме, вытаскивая на лестничную площадку туго надутую ватрушку. И они выбежали в уже опустившийся на город тёмный морозный вечер. Звонко пел под ногами снег, и фонари искрились сквозь заиндевелые кроны деревьев у подъезда. Ватрушка весело посвистывала, и Кира подумала, как здорово было бы проехаться на ней вот так, не с горки, а чтобы покатал папа, но не попросилась, слишком уж морозно было. Пощипывало щёки, и густой пар поднимался от дыхания. С тихим свистящим шелестом изредка проносились над улицей городские флипы, мигая сквозь ветви деревьев яркими габаритными огнями. Тени ползли по тротуару, удлинялись, и становясь из чёрных серыми и прозрачными, совсем терялись, и под очередным фонарём под ноги ложилась чёрным пятном очередная тень. Снег весело и таинственно поскрипывал под ногами. На горку ложились лиловые тени. Фонари на краю оврага горели ярко, но чем ниже, тем слабее становился их свет, и в самом низу была уж совсем темнота. И Кире подумалось, что спускаться с горки сейчас ещё страшнее, чем днём, но странное дело - она не смогла испугаться: всё вокруг было таким таинственно-добрым, волшебным и спокойным. - Так, - сказал папа, останавливаясь. Кира посмотрела вниз, а потом на него. - Видишь, какая высокая! - Да, весёлая горка! - он потопал ботинками, как будто у него замёрзли ноги, - и все, говоришь, съехали? - Да... и Франя даже. - Надо проверить, - решительно сказал папа, пристраивая ватрушку перед спуском, - стой и жди меня здесь. - Вот сейчас и проверим, что это за горка такая, - папа оттолкнулся и покатился вниз, не подтормаживая, даже откинувшись назад, чтобы лучше разогнаться. Кира видела, как он уверенно проскочил первый вираж, отклонившись в сторону, как заправский бобслеист, потом второй, но сразу за поворотом, прямо на ровном месте, его лихо развернуло и, не удержавшись, он завалился на бок, а ватрушка полетела вниз и тут же, резко подскочив, остановилась, потому что папа успел поймать её за верёвку. Снизу донёсся громкий папин хохот. - Ты ушибся? - крикнула вниз Кира, вытягиваясь на цыпочках. - Да нет, звёздочка, тут по бокам снег такой пушистый, - папа сел, подтянул к себе ватрушку, - а горка и впрямь весёлая! Но я её уже понял! Сейчас едем вместе. - Вдвоём-то, наверно, ещё сложнее, - Кира почувствовала, что снова начинает бояться, - и там внизу ещё трамплин... - Вместе - проще, - сказал папа, останавливаясь рядом с ней, - вместе всё проще... чем одному. Вот увидишь. По местам! Сидя на папиных коленях, Кира смотрела вниз, на сбегающую вниз тёмную полированную полоску с лежащими на ней синеватыми бликами от фонарей. А папа смеялся и, крепко держа её, говорил: - Всем пристегнуть ремни! Межпланетный корабль отправляется! Три, два, один, старт! Поехали! Сначала медленно, потому что на этот раз папа подтормаживал, упираясь в укатанный снег каблуками, а потом всё быстрее они понеслись вниз, и Кира и ахнуть не успела, как с весёлым свистом пролетели они первый вираж, там папа притормозил опять, но лёд был скользкий, и не очень-то у него получилось, но во второй вираж они вошли плавно, только накренилась и тут же выпрямилась ватрушка. Морозный воздух, пахнущий снегом, обжигал щёки. Пролетели мимо укутанные пушистым инеем осины, ватрушка понеслась по прямой к трамплину. А трамплин оказался вовсе невысоким, их и подбросило-то не очень, просто на какой-то миг Кира почувствовала, что они не едут, а летят, и тут ватрушка снова хлопнулась на лёд и весело понеслась дальше. Их развернуло на последнем повороте и под визг Киры - уже не испуганный, просто весёлый - они покатились, медленно кружась, всё тише и тише. И вот ватрушка ткнулась боком в гибкую стену звонко застучавшего лозняка, и их окружила морозная тишина, нарушаемая только чуть слышным шелестом осыпающегося с веток инея. - Ну, ну? - повернул её к себе, заглядывая в глаза, папа. А она даже слов не нашла, засмеялась звонко и уткнулась ему в грудь, обхватив за шею. Он тоже засмеялся, откинулся назад, и они оба повалились в снег. - Что, страшно было? Испугалась? - спросил он, улыбаясь. Здесь, на дне оврага, вдали от фонарей, его лица было толком не разглядеть, но Кира знала, папа - улыбается, и ответила: - А я не успела даже! - Ну вот, звёздочка... - папа отстранился, стянул перчатку и ткнул пальцем Киру в нос, как на кнопку нажал, - победили мы твою горку. А завтра ты сама. Да? Не испугаешься? - Наверно, нет. Я не знаю, - честно ответила Кира. - Зато я знаю. Но это будет завтра. - он встал, отряхнул брюки и посмотрел на часы. - А теперь домой, есть торт и пить горячий чай. А ну-ка садись!
И когда Кира уселась на ватрушку, он, широко шагая, потянул её за собой. И ватрушка побежала вверх, посвистывая на льду, а Кира, вцепившись в верёвку, запрокинула голову и смотрела, как проплывают над ней пушистые от инея кроны осин, как в стороне на склоне одинокий фонарь разливает голубоватый холодный свет, а совсем-совсем наверху стыли в морозной черноте декабрьского неба маленькие, будто от стужи сжавшиеся, искристые звёзды. Уплыл вниз фонарь, и осины остались внизу, и навалы снега на бортиках трассы один за другим проваливались вниз, а звёзды были всё те же, они не менялись, и получалось, что не меняется только звёздное небо и они с папой, всё остальное двигалось, уходило, с весёлым посвистом ватрушки скользило мимо, а горка всё не кончалась и не кончалась. И тут Киру захлестнула волна такого счастья, что захотелось петь и смеяться, и ещё - счастьем этим со всеми поделиться. Но она сидела тихо, словно чувствуя, как легко спугнуть эти волшебные мгновения, и продолжала глядеть в морозную черноту неба, пока над головой снова не нависли курчавые белые кроны дубов школьного парка, а ватрушка не покатилась по ровному. Горка кончилась, а ощущение счастья не проходило, и когда папа остановился, Кира вскочила и бросилась к нему на шею, и он её схватил, и закружил, и подбросил вверх. А потом они, взявшись за руки, бежали домой, и снова тени стелились им под ноги, и откуда-то доносилась тихая музыка, и если вытянуть ладошку и чуть-чуть подождать, в неё сыпались с деревьев морозные иголочки и блёстки, а на всё это смотрели всё те же неизменные звёзды, лучистыми искрами вспыхивающие сквозь замёрзшие кроны спящих деревьев. Кира замолчала. Звёзды выглядели чуть по-другому, они складывались в те же созвездия, но располагались чуть иначе, но в общем-то были теми же. Яркое освещение под куполом, превращающее короткую ночь маленькой планеты в яркий земной летний день, заставляло бликовать купол, и рассмотреть звёзды сейчас было трудно, вот разве что маленькими искорками они мерцали у самого горизонта. Женька тоже молчал. Он сидел отвернувшись и смотрел туда же, куда и Кира - за купол, на мёртвую ледяную пустыню. Густая ветка черёмухи, увешенная чёрно-синими крупными ягодами, отбрасывала на лежащий за куполом, всего в метре от них, морозный наст холодной планеты узорную и такую земную тень. - Ты понял, зачем я тебе это рассказала, Жень? - спросила Кира, вставая. Женька посмотрел на неё снизу вверх, покусывая сорванную травинку. - А ты потом сама с этой горки съехала? - Конечно, и много раз. Мальчишка помолчал. Потом кивнул. Тонкая яркая кайма легла на тёмные пики далёких ледников. Кира и Женька смотрели туда, где Сатурн своим восходом начинал новый день их маленькой планеты.
декабрь 2009 - май 2010, Санкт-Петербург - Харьков - Санкт-Петербург