|
|
|||||
| |||||
В её шкафу лежал настоящий скелет. Иногда она запускала с балкона белый квадрокоптер и пугала им прохожих. Сколько себя помню, она одевалась ярко. Её машина была разрисована аэрографией, а рисунки на ногтях не повторялись на моей памяти ни разу. "Тётя Маша" ей совсем не подходило. Давным-давно я стала называть её Марией, а потом и Мари, на французский манер: она как раз подсунула мне книжку про мушкетёров. "Тётя Маша" осталась для наших с родителями разговоров. Родители её не жаловали. Соседи называли её странной. А мне она нравилась. Мари была похожа на героиню сказки -- в самом конце, когда героиня всего добилась и хороший конец уже наступил. Мари умела наслаждаться жизнью. Свою работу она любила. Да и кто бы не любил - она читала какие-то лекции и ездила с ними в другие города и страны. Из поездок привозила мне сувениры, обычно местные сладости. Но чаще всего она была дома, и тогда у меня был самый интересный в мире собеседник. Она никогда не относилась ко мне как к ребёнку. Она рассказывала захватывающие истории. Если ей было не до меня, она давала мне что-нибудь почитать. Мы и познакомились-то в библиотеке, детская и взрослая у нас в одном доме. Мама считала, что каждый год я должна читать список литературы на лето -- несколько десятков книг! Трагедия, загубленное лето, мои слёзы... Когда я пожаловалась на это Мари, она обронила, что знает парочку таких книг, что я потом ещё попрошу. Не помню, на что мы спорили, но читать я люблю до сих пор. Она сама была жадной до чтения -- может быть, потому что была любознательной. И меня этим заразила. Не было такого дела, которое в её руках не заиграло бы новыми красками. С её помощью уроки становились проще - она объясняла лучше моих учителей. Родителям заниматься со мной было некогда -- смены, дежурства, длительные командировки. Несмотря на это, и мама, и папа меня любили. И принимали посильное участие в моей жизни. -- Поступит на бюджет, -- обещала мама бабушкам, тётям и просто прохожим. С этим я была согласна. Интереснее была папина позиция: -- Лишь бы замуж вышла нормально, -- говорил он и шуршал развёрнутой газетой. Если я молчала, вступала мама: -- Пусть у девочки будет профессия, а то мало ли что, -- и я ловила себя на том, что киваю маминым словам. -- Юриспруденция всегда будет востребованной, выберет область, какая понравится. Я выбрала. Мари помогала мне с химией и биологией: в медицинских вузах конкуренция высокая. Откуда Мари, историк по образованию, так разбирается в биологии? -- Талантливый человек талантлив во всём, -- смеялась она. Так же она отшучивалась в ответ на расспросы, когда она успела выучить астрономию, прочитать столько книг и посмотреть столько фильмов. Раньше меня веселили эти отговорки. Но Мари многому меня научила, и в том числе -- задавать вопросы. Почему она так уклоняется от некоторых ответов? Я не спрашивала, интереснее было догадаться. Со временем это стало чем-то вроде спорта или хобби. О её семье я знала мало. В рамке на стене висела фотография цвета сепии: смеющаяся девушка с ямочками на щеках -- прабабка. И пусть вместо асимметричной стрижки на плече лежала толстая коса, семейное сходство было очевидным. Вопросы сменялись заботами и забывались. Я так и не научилась готовить, поэтому во время родительских командировок я была на попечении Вали, нашей соседки. Когда мне стало стыдно у неё кормиться, Мари взяла и эту сферу жизни под своё покровительство. Я считала себя полной бездарностью в кулинарии, и через пару дней Мари пришла к тому же выводу. -- Зельеварение не твоё конёк, -- заключила она. Моё увлечение фантастикой ей нравилось, и она ему потворствовала. -- Но готовить как шеф-повар мишленовского ресторана необязательно, достаточно выдавать что-то съедобное. Чуда не произошло: сложносочинённые соусы и многоэтажные торты у меня не выходили, но знакомство с некоторыми приправами превратили простые рецепты во вкусные. Оставалось только не забывать ничего на плите. Кстати, сегодня я звонила в квартиру Мари как раз с мыслями о зельеварении. Она долго не открывала, но я терпеливо топталась под дверью. Наконец дверь открылась. -- Юлёк, давай попозже? -- Мари в плюшевом домашнем костюме стояла на пороге, придерживая дверь за ручку. -- Да я... надымила опять, -- потупилась я. Кулинарные неудачи всегда выбивали меня из колеи, и хотелось побыть с кем-то. -- За огнетушителем бежать? -- Обошлось... Можно у тебя посидеть? Мама на дежурстве. Мари пожевала губу. Меня первый раз так долго держали на пороге. -- Я тихо буду... -- Только очень тихо, -- решила Мари и пропустила в квартиру. -- Иди в комнату. Есть хочешь? Я кивнула. Мари бросила взгляд на наручные часы и едва ли не силой впихнула меня в гостиную. Пока я слонялась от дивана к шкафу в размышлениях, а не пойти ли всё же домой, Мари вернулась. С порога поставила на жёсткий подлокотник дивана тарелку и бутылку йогурта. -- Извини, готовлюсь к лекции. Через полчаса приду. Поблагодарить я не успела: она уже закрыла дверь. Постояв, всё же взяла с тарелки сырник. Холодный. А двери в комнату она не закрывала. Обычно Мари готовилась к своим выступлениям... хм, обычно она не готовилась. И уезжать вроде бы не собиралась. Хотя что это я: она могла собраться на какую-нибудь конференцию в Латинской Америке за пятнадцать минут -- это же Мари. Может, где-то билеты лежат? На журнальном столике лежали не билеты, а потёртый альбом со старинными европейскими замками. На книжном шкафу пестрели знакомые корешки и зеленел чудом выживший бонсай. Ну и ковёр этот дурацкий на полу. Ковёр был первым и последним случаем, когда чувство стиля изменило Мари. Его присутствие в своей квартире она объясняла коротким "Хочу!" Однажды я хотела сфотографироваться на нём, но она не разрешила. Я допила йогурт. Сегодня в комнате пахло сырниками и грозой. Окно было закрыто, и в комнату светила яркая луна. Я принюхалась. Отчётливо пахло озоном. Понюхав воздух и представив себя со стороны, я фыркнула и в приступе детства вообразила себя милицейской овчаркой. Кстати, снизу пахло сильнее, так что я действительно опустилась на колени. Пахло от ковра. Пятен на нём не было, и пахло в основном по краям. Пахло из-под ковра? Я откинула свободный угол. На полу светился узор. Фосфоресцирующая краска? Я потёрла ближайшую линию, и она засветилась ярче. Обеими ладонями я начала натирать узор... В глазах помутнело, и я рухнула ничком. Нос вспыхнул такой болью, что удар лбом об пол прошёл почти незамеченным. Я поднялась на руках. Из носа текло. Я собрала кровь ладонью. Вытерла её об узор. Ковёр постелила обратно. В комнате стало темнее. Зрение перестроилось мгновенно. Между книгами на подставке стоял нож для писем, купленный ею в приступе сибаритства: по почте ей приходили только штрафы от дорожной инспекции. Стоп. Нож. Взять. Встать так. Дверь откроется -- заслонит меня. Нога затекла. Не важно. Дверь открылась. Шаг вперёд, замах... Мари? Пока я стояла с занесённой рукой, Мари обернулась. Зелёные глаза расширились, она отшатнулась, складывая руки в незнакомом жесте... Я стояла. -- Юля, ты меня слышишь? Рот не слушался, но получилось моргнуть. Я моргнула дважды. -- Ты держишь его... Я не поняла, вопрос это и выражение восхищения. И что вообще происходит? Глаза пересохли, так что я снова моргнула. Интересно, она будет трактовать это как ещё одну мою реплику? Мари обмякла. Позади неё стоял журнальный столик, и она уселась прямо на пустую тарелку. Мари закрыла лицо руками. Вперёд! Шагнуть вперёд! Но я стояла. Не знаю, кто ещё пытается мною командовать, но тело я почти не чувствовала. На языке вертелась куча вопросов. Наконец Мари отняла руки от лица. -- Как я в тебя верила. Это я знаю. -- Я была уверена, что сила в тебе проснётся ровно в день рождения. Семнадцать лет, дорого бы я дала... -- она оборвала сама себя. -- А ты никак. Это бывает позже, это нормально... Но у меня не было времени. Я же тебе зелье варила! -- вдруг заорала она и разревелась. Тушь и помада оказались на её лице вперемешку. Никогда такого на ней не видела. -- А ты вот -- раз! -- и незакрытую пентаграмму унюхала! И активировала. Сразу! Какая бы ведьма из тебя получилась... Пока Мари горевала, раскачиваясь из стороны в сторону, я пыталась думать. Ведьма? Смешно. Хотя это же Мари, с ней удивляться устанешь. -- Юля, Юленька, что теперь делать... Например, нормально объяснить мне что происходит. Мари потёрла лицо, добавив яркие мазки помады на щёки и глубоко вздохнула. -- Дело такое, Юлёк, -- глухо начала она. -- Я не историк, конечно, я ведьма. Никакие лекции не веду, просто так гуляю по миру, у нас уже всё посмотрела. А сколько мне лет, не скажу, -- усмехнулась Мари. Не скажу, что я не удивилась. Но удивилась не сильно. -- Ну ладно... С этой пентаграммой получилось так. В ней застрял Аль бин Хали... демон, который меня преследует. Уже больше десятка лет сидит в ней и не даёт закрыть. Я не даю открыть до конца. А ты смогла активировать пентаграмму, и он вселился в тебя! -- Мари сумела подавить приступ истерики и продолжила: -- Конечно, он тебе приказал меня убить... А ты показала ему фигу и остановила его! Мать твою, да как ты это делаешь?! Допустим, это всё не бред сумасшедшего. Всю жизнь я доверяла Мари, так что допустим. Что с демоном-то делать, она скажет? Она всегда всё знала! -- Юлёк, давай честно: тебе самой не хватит сил убить демона, -- призналась Мари, когда снова смогла говорить. -- Изгнать демона из человека нельзя, можно только убить. Я дам тебе зелье, которое, -- она всхлипнула, -- которое я тебе готовила для пробуждения силы. Когда почувствуешь подъём... постарайся... его... убить... Всхлипы удалились в сторону кухни. Голову я повернуть не могла, так что просто ждала. Мари вернулась с пузырьком, больше похожим на флакончик для эфирных масел. -- Расслабь гортань, -- прошептала она. Жидкость была тёплая и пахла миндалём. По щекам Мари полились слёзы. -- Сил тебе хватит, -- она прижимала ко рту руку, силясь сдержать рыдания, и я еле разбирала слова. -- Тут умение нужно. А его у тебя нет... После моей смерти Мари проревела всю ночь. Я витала над своим телом и смотрела на брошенный ею пузырёк с цианистым калием. Сначала я размышляла, почему я сама не бьюсь в истерике, потом думала, что ей сказать. А потом выяснилось, что она меня не слышит. На рассвете Мари ушла греметь чем-то на кухне, потом читала над моим телом речитативы, окуривала гостиную благовониями и водила надо мной руками. Потом с криком "Ты осталась здесь!" впала в истерику ещё на несколько часов. -- Я стала ведьмой как ты, в семнадцать лет. Со зла: жених обманул, -- Мари сидела на ковре, по-турецки скрестив ноги и глядя в пространство над моим телом. Я сместилась под её взгляд, но она смотрела сквозь меня, куда-то на стену. -- Отомстила? Нет. Пока училась, он упал с телеги и сломал шею. А потом закончились люди, которым я желала зла, а я не постарела. И долгая жизнь мне понравилась. Она рассказывала. Как со смертью ведьмы-учительницы получила всю её силу и за годы приумножила. Как просто было жить, не держась за место -- чуть заподозрят в ней нечистую силу, можно сбежать. Рассказывала про жизнь в Российской империи, СССР и России. Города, страны, континенты... А потом был этот, ибн кто-то там. -- В гарем меня захотел! -- она стукнула дном бутылки по ладони. Вино не пролилось, его и оставалось-то уже на дне. -- На кой мне тот гарем был? Я с лешим тогда общалась. Ты знаешь, какие в джунглях лешие? Эх, знала б раньше, поселилась бы в Малайзии. Правда, называл меня не Марьяна, а Миряна, гад... Ну а Хали ибен... ибн... блин, этот узнал да приревновал! Бегала я от него бегала, на последнем портале он меня и достал. На этом, -- Мари постучала бутылкой по ковру. -- Я бы съехала отсюда, да следующая семья рано или поздно пентаграмму растревожит, чай на неё прольёт, кровью капнет, и через десяток-другой лет вылез бы он да и рванул за мной. А так в тюрьме да под моим присмотром... За время её рассказа я обнаружила, что могу летать только над тем куском пола, где прежде лежало моё тело. Интересно, куда она его убрала? -- А недавно я почувствовала близость смерти. Ну как близость, -- Мари заглянула в горлышко бутылки. -- За одиннадцать лет. Но мне нужно было кому-то передать свою силу, а то останусь призраком там, где умерла, -- Мари всё ускоряла речь. -- А кому? Кому? Силы у меня ого-го, а кому отдать-то? Которая как я, на людей бросаться будет? А как найти нужную? Достойную? И тут -- ты! Добрая, умная, любознательная... воспитанная мною. Вздох Мари проходит сквозь меня. -- Родители у тебя вечно в разъездах, жили мы с тобой в одном доме... Судьба! Она попыталась залпом осушить бутылку, но там, похоже, было пусто. -- Завтра. Уже сегодня! В полночь. И у меня не будет преемницы! Когда истерика стихла, Мари отправилась пройтись напоследок. Я маленьким призраком болталась над ковром и старалась ни о чём не думать. Одно утешало -- Мари обещала умереть в этой квартире. С ней будет интересно.
|