Катаев Дмитрий Сергеевич : другие произведения.

Зеркало для Алисы

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сборник рассказов
  Жёлтый взгляд
  
  Она проснулась оттого, что увидела какой-то кошмар, но что в нём было - забыла почти сразу, как только открыла глаза. Где-то минуту или больше лежала, глядя в темноту и испытывая нарастающее радостное облегчение от того, что пережитый ужас оказался всего лишь сном. На стене успокаивающе тикали настенные часы, а в углу жизнерадостно горела красная лампочка не выключенного телевизора. Окончательно придя в себя, она полежала ещё, глядя на умиротворяющий красный огонёк, и решила спать дальше. А для того, чтобы подстраховаться и избежать ещё одного возможного кошмара, повернулась с левого бока на спину.
  Именно в этот момент на улице кто-то закричал. Она не сразу поняла, что это был именно крик - скрип кровати частично заглушил услышанный звук и смешался с ним - так, что сначала решила, что ей просто показалось. Однако уже через несколько секунд крик повторился - громкий, пугающий и продолжительный. Кричал мужчина, и это явно был не поздний пьяница, орущий в ночи от избытка энергии и положительных эмоций. Кричал человек, испытывающий искренний, неподдельный страх.
  Она вскочила сразу же, как только услышала третий вопль. Он звучал особенно жутко и пронзительно, но быстро оборвался каким-то рычаще-булькающим звуком, словно кричавший вдруг захлебнулся.
  - Господи, - пробормотала она. - Что это?
  Подождала ещё какое-то время, но больше ничего не услышала. На стене продолжали тикать часы, а внутри бухало сердце.
  Что делать? За окном явно что-то произошло, кто-то пострадал, и наверняка ему требуется помощь. Или же всё это ей действительно просто послышалось - психика ещё не оправилась от увиденного во сне кошмара и отреагировала своеобразной звуковой галлюцинацией?
  С улицы больше не доносилось ни звука. Лечь спать или же подойти к окну посмотреть? И, если там действительно происходит что-то плохое, вызвать полицию?
  Колебания были недолгими - уснуть в ближайшее время вряд ли удастся. А если она не разберётся, что происходит, и тем более не поможет тому, кому, возможно, сейчас очень нужна помощь, то совесть потом не даст ей покоя. Осторожно, почему-то стараясь не шуметь и сдерживая дыхание, она выбралась из постели и аккуратно подошла к окну. Здесь немного помедлила - открывать было страшно - и всё-таки, решившись, чуть отодвинула занавеску.
  Сначала она не увидела ничего, хотя смотрела очень внимательно, а во дворе успокаивающе ярко горели фонари. Что ж, видимо, действительно, просто послышалось. Слава богу, совесть её теперь спокойна. Осталось только задёрнуть занавеску, сходить на кухню попить воды и идти спать.
  И вдруг в дальнем углу двора, в тени - там, где росли кусты шиповника, и куда почти не доходил свет фонарей, - она увидела странную и одновременно пугающую картину. На спине, головой к ней, на границе между землёй и асфальтом, раскинув руки и слабо дёргаясь, лежал человек, а над ним на коленях стоял другой человек, который держал лежащего за руки и, низко наклонившись, прильнул своим лицом к его шее.
  - О, господи! - Она вскрикнула и отшатнулась. Что это? Что происходит?
  Может быть, показалось? Она тут же снова приподняла занавеску и посмотрела. И вдруг тот, другой, стоявший на коленях, как будто услышав вскрик - хотя как? услышать его оттуда было невозможно - или почувствовав её взгляд, поднял голову и посмотрел прямо в направлении её окна, моментально найдя его среди десятков других. И этот пристальный неотрывный взгляд был устремлён прямо на неё, а глаза незнакомца горели в полумраке неестественным мутно-жёлтым светом, как будто у большого кота или какого-то хищника.
  И её охватил ужас.
  Срочно звонить в полицию! Она оглянулась, отпустила занавеску, метнулась от окна прочь и стала искать, где телефон. Не видя в темноте, бросилась было включать свет, но в последний момент остановилась - тот, на улице, несомненно это заметит. После чего снова, в нарастающей панике, начала разыскивать мобильник в темноте: шарила рядом с подушкой, на тумбочке, на столе, на полу у кровати. Но телефона нигде не было.
  - Где же он? - бормотала она. - Господи, господи, только найдись, - и, вспомнив, бросилась к сумочке. Высыпав её содержимое на постель, сразу же нашла искомое, схватила и попыталась набрать номер. Однако телефон оказался разряжен.
  - Чёрт! - воскликнула она и стала искать зарядное устройство. Того не оказалось ни в сумке, ни где бы то ни было ещё. - Чёрт, чёрт, чёрт! Найдись, скорее, найдись!
  Внезапно, в самый разгар этих суматошных поисков, её как будто что-то толкнуло и остановило. Какое-то совсем уж нехорошее, тёмное предчувствие, от которого на душе сразу же стало страшно тоскливо и холодно. Она ничего не услышала, но отчётливо, сердцем, поняла, что на улице произошло что-то ещё. Что-то там изменилось, и явно в худшую сторону. И обернулась на занавешенное окно.
  Держа телефон в правой руке, очень осторожно, почти не дыша, подошла к окну. Долго не решалась выглянуть. Наконец, собравшись с духом и приподняв занавеску, посмотрела.
  Первый человек по-прежнему лежал там, в дальнем углу двора, и от его шеи, понемногу увеличиваясь в размерах, по асфальту расползалось тёмное пятно, природа которого сразу стала ей понятна. Однако второго человека над ним уже не было. Ушёл? Ну, конечно же, ушёл, наверняка ушёл. Увидел её и скрылся.
  Но нет, почему-то в глубине души это предположение показалось ей неправильным, ошибочным, хотя и очень хотелось, чтобы надежда оказалась правдой. Ей по-прежнему было жутко и беспокойно. И через мгновение она поняла, почему.
  Нет, желтоглазый не ушёл. Он стоял внизу, на тротуаре прямо под окном, и пристально смотрел на неё. Встретившись взглядом, он поднял правую руку и приветственно помахал ею. А затем этой же рукой поманил её к себе и подмигнул - один мутносияющий глаз на мгновение погас и снова засветился.
  Она заткнула рот, чтобы не завопить от ужаса. Боже, кто это? Как такое может быть? Что происходит? Срочно звонить в полицию, бежать на лестничную клетку, будить соседей! Но нет, они наверняка не откроют и не пустят. А звонить - как звонить? Где зарядник?
  Не понимая, почему, но чувствуя, что поступает правильно, она бросилась к вещам, высыпанным из сумочки, и тут же нащупала в них зарядное устройство с замотанным вокруг проводом. Почему она сразу его не увидела и не нашла? Ругая себя и разматывая провод, метнулась к розетке и воткнула зарядку в мобильник, а вилку в розетку. Экран засветился, и она обрадованно схватила телефон.
  В дверь позвонили.
  
  
  Диалоги
  
  - Папа, как ты думаешь, кто в нашем классе из мальчиков хуже всех учится?
  - Ух ты. Неожиданно. А я, думаешь, знаю имена всех ваших мальчиков?
  - Ну, некоторые-то знаешь?
  - Некоторые знаю.
  - Тогда угадай.
  - Хорошо, сейчас. Гриша?
  - Нет.
  - Ваня?
  - Нет.
  - Никита?
  - Нет, не Никита.
  - Костя?
  - Какой Костя? У нас в классе нет Кости.
  - Я же говорю, что я не помню все имена. Попытался наугад. Кто там ещё у вас есть? Подожди, дай вспомню. Антон?
  - Нет.
  - Илья?
  - У нас нет Ильи.
  - Тогда Гена.
  - Какой ещё Гена? Такого и имени-то нет.
  - Как это нет? У крокодила Гены же есть.
  - Так это у крокодила. А людей так давно уже не называют. Гена, надо же. Давай, вспоминай ещё.
  - Подожди... А, вот. Игорь?
  - Нет.
  - Дима?
  - Да нет у нас Димы.
  - Саша?
  - И Саши нет.
  - Что за класс такой - ни Димы, ни Саши? Они в любом классе есть.
  - У нас нет.
  - Странный вы класс. Максим?
  - Папа, хватит говорить имена, которых у нас нет.
  - У вас и Максима нет? Популярное же имя сейчас. Ну, а какие тогда? А, вот. Ваня.
  - Ваню ты уже называл.
  - Да? Я уже и забыл.
  - Ваня - нет. Ваня вообще отличник.
  - Тогда сдаюсь.
  - Не сдавайся, ещё много имён есть. Ну, ладно, называй все вообще, а я буду говорить, да или нет.
  - Слава?
  - Нет.
  - Андрей?
  - Нет.
  - Серёжа?
  - Нет.
  - Егор?
  - Нет.
  - Евграф?
  - Нет.
  - Захар?
  - Нет.
  - Потап?
  - Нет.
  - Паисий?
  - Какой ещё Паисий? Папа, ну хватит.
  - Ладно, ладно, это я так уже. Паша?
  - Нет.
  - Миша?
  - Не.. А какой Миша? Истомин или Баранов?
  - Я уже и так понял, что они оба - нет.
  - Да, они оба - нет.
  - Петя?
  - Нет.
  - Вася?
  - Да, Вася!
  - Ух ты, а у вас есть Вася?
  - Есть.
  - Видишь, угадал всё-таки. А что, почему Вася хуже всех учится?
  - Я не знаю. Да и не важно, это его личное дело. Важно, что ты молодец. А давай отметим твою победу?
  - Это как?
  - В кафе посидим.
  - Да я смотрю, что это не я, а ты молодец. Хорошо отцом родным манипулируешь. Не пропадёшь в этой жизни.
  - Так пойдём, отметим?
  - Пойдём.
  
  ***
  - Ты что будешь брать?
  - Блин.
  - Всего один блин?
  - Да. Так я с начинкой.
  - А, понятно. С какой?
  - С творогом.
  - Дайте нам, пожалуйста, один блин с творогом. Тебе разогреть?
  - Нет.
  - Нет, разогревать не надо, спасибо. Что ещё? Давай я тебе суп куплю какой-нибудь, второе.
  - Не надо, это я и дома съем.
  - Салат?
  - Нет.
  - Ты так и не наешься тогда.
  - Я пришла сюда не наедаться, а съесть что-нибудь вкусное.
  - Разумно. Ещё что-нибудь, кроме блина?
  - Да. Сок и сосиску в тесте. Но это я сама возьму. А, и ещё гренки.
  - Гренки обычно едят с чем-то ещё. С борщом там каким-нибудь или же щами.
  - А я так съем, они и так вкусные. А ты, кстати, заметил, что ты сейчас сказал сразу несколько слов с шипящими?
  - Нет. Это само собой так вышло.
  - Забавно просто получилось.
  - Забавно, да. Но вот поляки, например, постоянно так разговаривают - и ничего, привыкли. Всё, ты всё выбрала?
  - Да. А себе ты, что ли, не будешь ничего брать?
  - Нет, я дома поел. Я только кофе куплю и вон то пирожное.
  - ...Давай сюда сядем, здесь самое лучшее место.
  - Почему?
  - Отсюда телевизор хорошо видно, поворачиваться не надо.
  - Зачем тебе телевизор? Он всё равно без звука.
  - Всё равно интересно.
  - Там ведь ерунду всякую показывают.
  - И правильно. Мы же отдыхать сюда пришли. Зачем что-то серьёзное смотреть?
  - Мудро. Ты сок-то весь сразу не пей.
  - Я весь и не пью. Сначала часть сока, потом булочка, потом блин. Потом я остальной сок допью.
  - А сосиска в тесте?
  - Её я домой возьму, дома съем.
  - Здорово ты всё продумала.
  - Да.
  - Это, кстати, тебя положительно характеризует. Есть такой эксперимент, - он регулярно проводится, - когда учёные собирают детей, дают им какую-нибудь вкусную еду: конфету там, шоколадку или пирожное - пусть будет пирожное, допустим, - и говорят им, что, вот, мы даём вам вот эту вкусность, и вы можете её сразу съесть, но если немного потерпите и съедите не сразу, то мы вам потом ещё одну такую же дадим. И у вас тогда будет уже не одно пирожное, а два. И дети всегда делятся на две категории: одни не могут терпеть и съедают пирожное сразу, а вторые терпят.
  - И получают ещё одно пирожное?
  - Да. И вот те, которые терпят, они обычно и учатся лучше, и во всём остальном: дружбе там, отношениях с родителями - у них тоже дела лучше обстоят. И в последующей взрослой жизни они обычно показывают более хорошие результаты. Поняла намёк?
  - Поняла. А ты своё пирожное сейчас съешь или домой возьмёшь?
  - Сейчас.
  - Ясно.
  - (смеётся) Молодец, уловила мысль.
  - А я сегодня две пятёрки получила.
  - По математике?
  - По русскому и английскому. По математике у меня четвёрка.
  - Ну, здорово. А за что?
  - По русскому - за домашнее задание. По английскому - за то, что я стихотворение очень хорошо рассказала. По математике - за контрольную.
  - У вас была контрольная?
  - Я же тебе говорила. Позавчера.
  - Точно. А почему не пятёрка?
  - У меня там ошибка была.
  - Значит, нам надо с тобой налечь на математику.
  - Вот я так и знала, что ты это скажешь. Не надо нам налегать на математику, у меня с ней и так всё хорошо.
  - А надо, чтобы было отлично. Так что сейчас придём и будем заниматься.
  - Папа!
  - Что?
  - Не будем.
  - Будем.
  - Не будем.
  - Будем.
  - Не будем.
  - Тебе надо развивать свой мозг. А математика - это царица всех наук.
  - Не надо мне развивать свой мозг, я и так умная.
  - Неправильная формулировка. Вот правильная: ты умная, поэтому тебе надо развивать свой мозг.
  - Зачем?
  - Затем, что человек либо развивается, либо деградирует, а третьего не дано. Не развивая свой мозг, ты деградируешь.
  - Папа, опять ты начинаешь со своей психологией.
  - Потому что повторение - мать учения.
  - У тебя, между прочим, кофе стынет.
  - Серьёзный аргумент. Ладно, давай потом обсудим. Держи моё пирожное.
  - Нет, не надо. А ты тогда как же?
  - Я не хочу. Просто несладкий чёрный кофе попью.
  - Но это же невкусно.
  - Это очень вкусно. Мне такой кофе нравится.
  - Ты странный.
  - Я не странный, я просто люблю чёрный несладкий кофе. Так будешь пирожное?
  - Съешь лучше сам. Ты тогда, получается, вообще зря в кафе пришёл.
  - Почему зря? Мы же празднуем мою победу в конкурсе 'Угадай двоечника', и я отмечаю её своим любимым напитком. А пирожное я действительно не хочу, так что держи.
  - Хорошо, спасибо. Я его дома съем.
  - Молодец.
  
  ***
  - Ну, что? Как ты в целом?
  - Хорошо.
  - Наелась?
  - Да. А ты?
  - Я и так сытый был. Куда пойдём дальше?
  - Давай ещё погуляем?
  - Давай, тем более, что и погода хорошая. Может, я тогда твой портфель понесу?
  - Не надо, я сама.
  - Да зачем сама? Он тяжёлый у тебя. Давай сюда, а то осанку испортишь.
  - Ладно, держи. Папа, а ты читал 'Мио, мой Мио'?
  - Читал, только давно, в детстве. И я уже не помню ничего. А ты что, хочешь прочитать?
  - Я книжку взяла в библиотеке, мне Катя посоветовала.
  - Почему посоветовала? Ей понравилось?
  - Да. Я тоже начала читать.
  - И как?
  - Интересно.
  - Потом расскажешь мне, о чём там?
  - Расскажу. Смотри - котик.
  - Где?
  - Вон, в окне.
  - Не вижу.
  - Вон там, на втором этаже, рядом с цветком.
  - А, точно. Это даже не котик, а настоящий здоровый кошак.
  - Кошак - это тоже котик. Красивый, правда?
  - Да, ничего такой.
  - Я бы его погладила.
  - Тебя дома и так кошка ждёт. Она сейчас, наверное, спит. Представь: ты придёшь, возьмёшь её, а она сонная, тёплая, мягкая такая.
  - А, папа, не говори! Мне сразу же домой захотелось.
  - Папа знает, как тебя домой заманить.
  - Она такая лапочка, такая сюсечка-малипусечка. Я приду и буду её тискать и мякать. А ты будешь её мякать?
  - Нет, не буду.
  - Почему?
  - Зачем мне её мякать? Это же просто кошка.
  - Кошка не может быть 'просто кошка'. Тем более, когда она сонная. Когда она сонная, то такая беззащитная и трогательная. И у неё такая мордочка милая становится - треугольненькая.
  - Да, только ей уже почти четыре года, то есть, в пересчёте на человеческий возраст, она по возрасту как взрослая женщина. Ты вот представь - лежит такая взрослая тётенька лет сорока, спит, а к ней приходит какой-нибудь слон или носорог, хватает и начинает мякать.
  - (смеётся) Почему слон? Тогда уж великан.
  - Хорошо, пусть будет великан. Это с нашей точки зрения она милая и пушистая кошка, а с её точки зрения она взрослая, самостоятельная, состоявшаяся женщина в возрасте. И вот она спит себе спокойно, но тут вдруг подходят великаны, будят её, хватают и начинают мучить. С точки зрения кошки, наверное, всё обстоит именно так.
  - Ну и что, а я всё равно буду её мякать и обнимать.
  - Довольно эгоцентрично.
  - Не надо, пожалуйста, мне своей психологии. Психология - это для людей, а не для кошек.
  - Неплохой афоризм. Сколько уроков тебе сегодня задали?
  - Четыре.
  - Много. И математику задали?
  - Да.
  - Вот, значит, сейчас придём домой и будем делать домашнее задание.
  - Но я хотела сначала отдохнуть.
  - Да, сейчас придём домой, ты отдохнёшь, и будем делать домашнее задание.
  - А ещё я хотела попить чаю с сосиской в тесте и пирожным.
  - Хорошо, сейчас мы придём домой, ты отдохнёшь, попьёшь чаю с сосиской в тесте и пирожным, и будем делать домашнее задание.
  - А ещё я хотела поиграть на компьютере.
  - Хорошо. Сейчас мы придём домой, ты отдохнёшь, попьёшь чаю с сосиской в тесте и пирожным, мы сделаем домашнее задание, и ты будешь играть на компьютере.
  - Папа!
  - Что?
  - Ничего. Так неинтересно.
  - Играть на компьютере неинтересно? Не знал. Хорошо, тогда не будешь играть, конечно.
  - Папа, ну хватит.
  - Ладно-ладно, играй. Компьютерные игры развивают ум. Но сначала всё равно надо сделать домашнее задание.
  - Нет.
  - Да.
  - Нет.
  - Да.
  - Нет.
  - Помнишь, что мы завтра идём на рисование?
  - Помню. А может, не пойдём?
  - Почему?
  - Я не хочу.
  - Почему не хочешь? Тебе же нравится рисовать.
  - Ну, там всё очень долго и сложно.
  - Так и должно быть сложно. Чтобы хорошо рисовать, нужны разработанные навыки рисования, а для разработки навыков надо развиваться. А человек развивается только тогда, когда сложно.
  - А зачем мне развиваться? Я и так развитая.
  - Развитая, не спорю. Но тебе надо развиваться ещё дальше.
  - Куда дальше-то?
  - Развитию нет пределов.
  - Зачем мне такая чересчур большая развитость?
  - Люди с развитым мозгом живут дольше, лучше и интереснее. Ты ведь хочешь так жить?
  - Хочу.
  - Тогда какие вопросы?
  - У меня всё равно не получается.
  - Как это 'не получается'? Ты с каждым разом рисуешь всё лучше и лучше.
  - Папа, ты всё время мне льстишь. Хватит меня хвалить, это всё равно неправда.
  - С чего ты взяла? Я говорю правду: занятия идут тебе на пользу, и рисуешь ты всё лучше и лучше. Тем более, что и преподаватель говорит, что у тебя талант. Так что надо обязательно ходить.
  - Хорошо, уговорил.
  - Смотри, как помогают разговоры, - мы уже пришли и сами не заметили.
  - Чур, я открываю дверь!
  - Хорошо, чур, ты. Тебе сразу налить чаю, как придём? Ещё ведь блины остались. Будешь пить чай с блинами, сосиской в тесте и пирожным?
  - Да. Я хочу как следует отдохнуть.
  - Понятно. Я тебе тогда 'Смешариков' включу. Ну, открывай дверь-то.
  - 'Смешариков'?
  - Да. И потом ещё 'Грэвити фоллс' можешь немного посмотреть.
  - Папа, я тебя люблю. Купишь мне вечером мороженое?
  - Между этими фразами надо было сделать паузу чуть подлиннее. И ещё несколько нейтральных предложений тоже не помешало бы вставить. В общем, тоньше надо было действовать.
  - Хорошо, поняла. Так ты купишь мне мороженое?
  - Куплю.
  
  
  Месяц
  
  Тропа вела вперёд, потом у развилки направо, потом опять вперёд. Огромный замок со множеством комнат и залов, по которым его долго водили Крош с Лунтиком, и где он играл и веселился вместе с другими детьми и сказочными героями, остался позади. Максим оглянулся - замок возвышался слева от него, окна во всех башнях полны разноцветных огней, некоторые из них открыты, оттуда слышатся радостная музыка и смех. И он вдруг отчётливо, с тоской и грустью, внезапно и моментально заполнившими детское сердце, понял, что обратной дороги нет.
  Максим завертел головой в поисках папы и мамы, и увидел их тоже сзади, но справа, стоящих далеко, дальше, чем замок, на какой-то возвышенности, отдельно друг от друга - маленькие тёмные неподвижные фигуры. Ему страшно захотелось назад, к ним - побежать, охватить руками, обнять, но он знал, что это бесполезно, и ничего не получится.
  - Мама! - крикнул он. - Папа! Идите сюда, ко мне! - и усиленно замахал руками, чтобы привлечь их внимание. Он не услышал своего голоса, но увидел, что родители тоже подняли руки и машут ему в ответ. Возможно, и они ему что-то кричали, но отсюда не было слышно ни слова. Максим, отчётливо понимая, что у него всё равно ничего не получится, даже не сделал попытки бежать к ним. Он отвернулся, сел на траву и заплакал.
  Здесь, на воздухе, было тихо и тепло. В замок он попал днём, почти сразу после того, как его привезли в больницу, и провёл там много времени, побывав вместе с Крошем и Лунтиком на всех этажах, во всех коридорах, залах и комнатах. Там играли другие дети, - к сожалению, все незнакомые, - ходили, бегали и летали герои самых разных сказок и мультфильмов, все веселились и радовались, а вокруг постоянно происходили всяческие невероятные волшебные чудеса. Сейчас же, когда он вышел оттуда, кругом была густая поздняя ночь, а рядом - никого.
  Всё ещё всхлипывая, Максим огляделся. Он сидел на самом краю какой-то огромной долины, покрытой густой высокой травой и простирающейся далеко вперед. Там, вдалеке, она переходила в лес, а за лесом возвышались горы. Как и покинутый замок, местность эта была весьма необычной: и в траве, которая слегка колыхалась от слабого ветра, и среди далёких деревьев постоянно сверкали и двигались многочисленные маленькие огоньки - красные, жёлтые, голубые, белые, - словно там живут и движутся туда-сюда какие-то маленькие существа. Однако при этом никого из них не было видно. А над долиной, лесом и горами раскинулось бездонное ночное небо, в котором радостно и ярко сияли тысячи разноцветных звезд.
  Максим потрясённо поднялся и долго смотрел вверх. Он никогда не видел настолько звёздного неба - ни когда вечерами гулял с родителями, братом и сестрой по городу, ни когда в садике, на зимней прогулке после ужина, воспитательница рассказывала детям о космосе. Звёзд было очень много, и они были самые разнообразные: большие, маленькие, средние, самых разных цветов и оттенков. Некоторые порой срывались со своих мест и искоса падали вниз на землю, куда-то за лес и горы, но большинство висели неподвижно. Они сверкали, мерцали и блистали, соединяясь в причудливые созвездия, а посредине тянулась широкая и длинная густая звёздная полоса, похожая на дорогу через все небо.
  Но больше всего его поразили не звезды. Прямо перед ним в вышине, в профиль, висел огромный сияющий золотистый месяц с длинным носом и одним-единственным глазом. Этот глаз, живой и внимательный, пристально смотрел прямо на Максима и, поймав его изумлённый взгляд, подмигнул ему. И тотчас же рот месяца расплылся в широкой улыбке.
  От неожиданности Максим сделал было шаг назад, но его словно не пустила невидимая неощутимая стена. В этот же момент огней в траве и далёком лесу словно стало больше, они засветились даже в горах, слегка мерцая, а в небе послышался едва уловимый звон, через несколько секунд превратившийся в тихую мелодичную музыку.
  Внезапно часть звёзд двинулась со своих мест и, причудливо объединяясь друг с другом, сформировалась в сияющие силуэты огромных парусных судов, которые выстроились друг за другом и вереницей, спокойно торжественно, поплыли по небу в направлении месяца. А у того из единственного глаза, плавно разворачиваясь в воздухе, вышла и спустилась прямо к ногам Максима длинная лестница, сверкающая серебром.
  Максим вопросительно оглянулся назад. Там по-прежнему возвышался весёлый замок и стояли темные разобщённые фигуры родителей. Они снова махали ему, но не из стороны в сторону, а вперёд-назад, будто прощаясь. И он еле сдержался, чтобы из глаз снова не полились слёзы.
  Первый шаг на первую ступеньку лестницы сделал даже не он сам, а что-то другое, будто заставившее его, но зато дальше Максим двинулся самостоятельно. Поднимаясь, он больше не оглядывался назад, а зачарованно смотрел вперёд, вверх и по сторонам, где справа и слева, ниже и выше параллельно с ним - к месяцу и дальше, за него, куда-то в далёкую даль - плыли огромные корабли, чьи светящиеся звездные паруса и флаги развевались на неощутимом ветру. С каждым шагом на душе у Максима становилось легче и спокойнее, и он шёл и шёл, без устали поднимаясь выше, становясь всё ближе и ближе к огромному приветливому глазу, который всё отчетливее превращался в огромную дверь во что-то сияющее и неизвестное.
  Хирург снял с лица влажную повязку и отбросил ее в сторону.
  - Всё, - сказал он сиплым голосом. - Констатируем смерть. - Он закрыл мальчику глаза, подольше придержал его нижнюю челюсть, поправил руки. - Три с половиной года было парню. - И, повернувшись, к ассистенту, спросил: - Оля, есть сигареты?
  - Фёдор Иванович, вы же не ку... - вырвалось у той, но она тут же прикусила язык. - Да, есть.
  Фёдор Иванович посмотрел на горизонтальную линию на кардиографе.
  - Курю, - ответил он.
  
  
  Зеркало для Алисы
  
  В этом зеркале было что-то неуловимо странное, но что именно - Ричард понять не мог. Собственно, он зашёл в комиссионный магазин, чтобы присмотреть себе письменный стол и пару стульев, да и просто из любопытства - поглядеть, что там такое продаётся. Но, проходя мимо большого зеркала, висевшего посреди стены одной из комнат, вдруг остановился и, сам не понимая почему, посмотрел туда. Вроде бы, ничего необычного: отражается он сам, мебель у противоположной стены, картины на стене, проходящие мимо другие посетители.
  И, тем не менее, что-то всё-таки было не так. Ричард почувствовал это так явственно, что ему стало не по себе. Он вгляделся в стекло - да нет, ничего необычного, всё, как и прежде. Он сам, мебель, несколько картин, стекло ровное и чистое, без пятен и царапин, массивная, хорошо отлакированная деревянная рама с вырезанными на ней листьями и цветами. Что же его смутило? Видимо, показалось. И, постояв ещё немного, он прошёл дальше.
  Письменного стола Ричард так и не нашёл, а те стулья, что здесь были, ему не понравились. Но зато магазин был полон множеством других интересных вещей: старинные шкафы, допотопные комоды с коваными углами, изящные диваны, кресла и трюмо, секретеры, книги конца прошлого века и старше, резные шкатулки, причудливые пепельницы и простые старые чернильницы, множество дамских и детских безделушек и даже роскошная лошадиная сбруя - пожалуй, времён короля Джорджа Второго - в одном из углов.
  Однако сильнее всего его привлекли картины. Сам будучи начинающим художником, он тщательно рассматривал их, переходя от одной к другой. Портреты дам восемнадцатого века, пейзажи, натюрморты, библейские сцены. Некоторые сделаны так себе, но некоторые откровенно хороши и достойны висеть в каком-нибудь аристократическом особняке или музее. Правда, при этом ни одна почему-то не подписана.
  У одной из картин он остановился особенно надолго. На ней была изображена женщина в короне и чёрном платье, держащая в руках чёрного же котёнка. Автор явно был талантлив - лицо женщины у него получилось очень выразительным: красивое, энергичное, с волевым и одновременно ироничным взглядом. Королева уверенно смотрела прямо на Ричарда своими тёмными глазами и неуловимо улыбалась. Сзади в отдалении стоял небольшой дом, перед которым рос дуб и была разбита клумба с цветами.
  Бумажки с ценой на раме не было, хотя почти на всех остальных картинах они были налеплены. Ричард посмотрел на стену под картиной, затем над ней и по бокам от неё, но и там ничего не нашлось. Может быть, цена написана сзади? Он аккуратно приподнял картину и осмотрел её тыльную сторону - нет, там никаких чисел тоже не обнаружилось. Что ж, можно спросить у продавца.
  Непонятное ощущение, которое он почувствовал в буквальном смысле слова спиной, заставило его обернуться. Прямо за ним, напротив картины, висело то самое зеркало. И с этим зеркалом по-прежнему было что-то не так. Испытывая странное любопытство и какой-то притягательный, волнующий испуг, Ричард подошёл ближе и начал всматриваться.
  Вроде бы, всё нормально. Опять в стекле отражается он сам, мебель напротив, только что прошедший покупатель, картины на стене...
  - Чёрт! - шёпотом выругался Ричард. Чёрная королева на холсте, которым он только что любовался и хотел купить, двигалась! Она склонила голову, опустила руки, котёнок спрыгнул с них, а она повернулась и зашагала к дому. Что происходит?
  Ричард резко обернулся. Нет, на противоположной стене всё было точно так же, как и раньше: женщина в короне и чёрном платье держала котёнка на руках и с тонкой иронией глядела прямо на него. Он быстро приблизился - да, всё в порядке: обычная картина, и на ней ничего не изменилось. Разве что (впрочем, он тут же отмёл это глупое предположение) королева улыбалась чуть явственнее и чуть язвительнее.
  Ричард медленно, стараясь успокоиться и взять себя в руки, отвернулся от холста и снова шагнул к странному зеркалу. Он, мебель, картины на стене. Чёрная королева не двигалась, а стояла с котёнком. За ней возвышался дом, рос дуб и цвели цветы на клумбе. Всё нормально. Он облегчённо вздохнул.
  В книжном шкафу со стеклянными дверцами, который отражался в правой части зеркала, что-то двигалось. Какие-то маленькие белые фигурки. Ричард почувствовал, как внутри него в буквальном смысле слова рухнула гора, но оборачиваться специально не стал. Он подошёл чуть ближе и вгляделся. Это были шахматы! Белый король и белая королева, которые быстро и весьма целеустремлённо шагали мимо корешков книг к стенке шкафа. Повернув головы друг к другу, они, похоже, о чём-то общались между собой.
  Он уже знал, что, когда оглянется, то ничего не увидит, но всё равно обернулся. Так и есть: в шкафу никого не было. В два шага оказавшись у него, он распахнул дверцы. Никаких шагающих шахмат - ничего вообще, даже книг.
  Ричард не стал больше смотреть в зеркало. Стараясь даже не поворачиваться в его сторону, он опустился на диван возле шкафа и закрыл лицо руками.
  - Что со мной происходит? - пробормотал он.
  То, что он только что видел, не могло быть реальностью. Не должно было быть ею.
  - Мистер, - услышал он чуть погодя. - Мистер... э-э?
  - Дадд, - отозвался он, поспешно отнимая от лица руки.
  - Мистер Дадд, простите, на диване сидеть нельзя, - почтительно-вежливо, но вполне настойчиво сказал ему продавец.
  - Извините.
  Ричард вскочил, по-прежнему стараясь не глядеть в сторону зеркала.
  - Ничего страшного, сэр, - успокоительно ответил продавец. - У вас всё в порядке?
  - Да, - без какой-либо уверенности в голосе заверил его Ричард. - Всё в порядке. Скажите, пожалуйста, а сколько стоит эта картина? - он кивнул в сторону чёрной королевы.
  - Простите, сэр, но она уже продана. Просто покупатель не смог её забрать сразу, и мы отложили её часа на два. Видите, она без цены? А вот он как раз и подъехал.
  От двери к ним уверенно шёл хорошо одетый человек лет тридцати.
  - Здравствуйте, - сказал он, подходя. - Я могу забрать свой заказ? Картину и зеркало?
  Эти три коротких предложения он умудрился произнести одновременно и интеллигентно, и довольно чопорно. Какой-нибудь учёный или преподаватель, подумалось Ричарду.
  - Да, - отозвался продавец. - Конечно, мистер Лидделл.
  - Что ж, тогда, пожалуй, их можно упаковывать, - сказал тот.
  - Сию минуту. Простите, мистер Дадд, вы не могли бы чуть отойти?
  Не в силах вынести, как забирают картину, с покупкой которой он опоздал на каких-то два часа, и боясь смотреть в сторону проклятого зеркала, Ричард надел цилиндр и быстро зашагал к выходу.
  
  
  Вид из окна
  
  - Вот ты объясни мне, что он там говорит. Что это такое - 'общий долг' и 'чистый долг'? Что это за хрень?
  Выпитый алкоголь, хорошее настроение и общая отупляющая расслабленность не позволили быстро сообразить, о чем его спрашивают. Пришлось выйти из полупьяно-счастливого медитативного состояния и перевести взгляд на экран телевизора. Там работал канал 'РБК', а ведущий зачитывал данные из годового отчета какой-то компании.
  - Общий долг и чистый долг? А зачем тебе?
  - Я просто переключал, хотел фильм какой-нибудь найти или что-нибудь интересное, а тут остановился, потому что про 'Северсталь' говорят. Объяснишь?
  Объяснять было неохота.
  - Объясню. Сейчас только сформулирую, ты меня врасплох застал. Общий долг - это чистый долг минус... нет, не так. Чистый долг - это общий долг компании минус все её деньги... все финансовые средства, которые у неё есть... Тоже не так. Минус все финансовые средства и всякие денежные эквиваленты - типа, легко продаваемые активы, какие-то ценные бумаги, которые у неё есть, и так далее. Вот если их вычесть из общего долга, то получится чистый долг.
  - Чего-то понятнее не стало.
  Он и сам осознал, что понятнее не стало - объяснение получилось откровенно неудачным. Надо было рассказывать по-другому, но опьяневший расслабившийся мозг соображать не хотел. Он вздохнул и заставил себя собраться.
  - Короче, сейчас объясню понятнее. Вот, допустим я должен тебе тысячу рублей.
  - Допустим.
  - Допустим. Тогда тысяча рублей - это мой общий долг. Но при этом - вот мы сидим тут с тобой вместе, - при этом у меня в кармане лежит, например, четыреста рублей. Или не четыреста, а... нет, ладно, пусть четыреста. И плюс у меня в кармане лежит ещё лотерейный билет за пятьдесят рублей, а лотерея ещё впереди, так что это в каком-то смысле ценная бумага. Так вот, чистый долг тогда у меня будет пятьсот пятьдесят рублей.
  Он сделал паузу, пытаясь по лицу товарища прочесть, понял тот или нет.
  - Вроде, понял, но не совсем, - был ответ.
  - Ну, смотри. Потому что теоретически я могу в любой момент отдать тебе в счёт уплаты долга эти четыреста рублей и ещё лотерейный билет ценой пятьдесят рублей. И тогда получается, что тысяча рублей, которые я у тебя занял, - это мой общий долг, - он сделал паузу, призванную помочь усвоить услышанное. - Четыреста пятьдесят - это имеющиеся у меня финансовые средства и всякие равнозначные, легко продаваемые активы. А чистый долг тогда остаётся пятьсот пятьдесят рублей. Чистый долг компании - это её общий долг минус имеющиеся у неё в наличии финансовые средства и всякие их эквиваленты.
  Ответом ему был заметно прояснившийся взгляд, полный уважения.
  - Вот, - сказал товарищ. - Теперь, вроде, понятно. Только я завтра всё равно это забуду.
  - Не забудешь. А забудешь - спросишь потом ещё раз, я снова объясню, - сказал он. - Так даже лучше, потому что повторение - мать учения.
  - Тут проблема в том, что я завтра и вопрос свой, скорее всего, забуду, а не только ответ. Но наплевать, потому что сейчас-то я, вроде, понял.
  - Ну, - ответил он на это и, тут же уловив, что говорит прямо как Михалыч из 'Особенностей национальной охоты', уже осознанно продолжил, а рука потянулась к бутылке, - давай тогда за понимание?
  - Нет. Давай за то, чтобы у нас не было долгов. Ни чистых, ни общих.
  - Это мы, получается, за будущее тогда пьём. А за будущее не пьют.
  - Нет, мы пьём не за будущее, а вообще. За принцип.
  - А, тогда давай.
  Он разлил в стопки всю водку - в литровой бутылке её оставалось уже немного, совсем чуть-чуть, - поставил пустую бутылку на пол, потом налил в стакан сок, они чокнулись и выпили. Водка прошла очень легко, а закусывать не хотелось - верный признак, что пить пора прекращать. Он запил её соком и всё же заставил себя полностью съесть лежавший на тарелке бутерброд с колбасой.
  - Алексей Николаевич, ты покурить не хочешь? - спросил товарища, отметив, что тот не закусил водку вообще, а только занюхал куском хлеба.
  - Хочу, - согласился тот, выключая телевизор. - Как всегда - вечер пятницы, а ничего интересного нет.
  На лоджии было хорошо - не морозно, как на улице, и не тепло, как на кухне, а приятно-холодно. Из открытого окна открывался прекрасный вид на соседнюю многоэтажку, общий двор и спортплощадку внизу - почти квадратную, игрушечно-маленькую с высоты восьмого этажа, огороженную металлической сеткой и плотно окружённую со всех сторон машинами, принадлежавшими жильцам обоих домов. Людей во дворе не было.
  Вообще-то он не курил - бросил ещё на последнем курсе университета, - но, когда пил в компании, позволял себе выкурить несколько сигарет - из чувства солидарности с друзьями. Они стояли, солидно молчали и красиво пускали сигаретный дым на улицу.
  - У нас раньше с лоджии хороший вид открывался, - сказал он. - На пустырь с деревьями и реку. А потом напротив тоже дом построили, и теперь всё совсем не то. Лучше и не выходить, а то смотришь в окна, как вуайерист какой-то.
  Товарищ вдруг встрепенулся и указал на него указательным и средним пальцами, между которыми горели полсигареты.
  - Точно, я же совсем забыл. Помнишь, я обещал тебе показать видеозапись с соседкой? Ну, которая живёт напротив и любит голая по дому ходить?
  Он давно уже забыл - обещание было дано месяца полтора назад в одном из баров, - но тут моментально вспомнил.
  - Само собой. Такое не забывается.
  - Сейчас я тебе покажу, только докурим.
  - Хорошо, - сказал он, внутренне теплея. Окна соседнего дома уютно светились оранжевыми и желтыми огнями.
  В гостиной на диване мирно дремал Миша Петров, который отключился полчаса назад, поскольку приехал уже сильно выпивший. Это не помешало ему, впрочем, опустошить почти треть бутылки и только потом решительно встать и уйти спать. Он лежал, накрывшись зелёным покрывалом, сжимая в руке мягкообложечную книгу какой-то фантастики, и мирно полуулыбался во сне, словно мастер дзен.
  Аккуратно, стараясь не мешать спящему, они включили компьютер. На быстро найденной в папке 'Новая папка' видеозаписи действительно оказалась записана соседка из дома напротив - стройная женщина лет двадцати пяти, в очках, которая почему-то ходила по своей квартире совершенно без одежды, - при том, что, несмотря на вечернее время и горевший по всей квартире свет, окна в комнате были не занавешены. Соседка то выходила, то возвращалась с большой белой кружкой - может, кофе, а может, чая, - садилась на диван, пила из кружки, смотрела телевизор, прихорашивалась у зеркала, читала какой-то журнал, гладила абсолютно чёрного кота.
  - Впечатляет, - одобрительно сказал он, с трудом стараясь сохранять спокойствие и невозмутимость.
  - Ну так, - откликнулся товарищ с некоторой гордостью. - Я старался, поймал момент.
  Почему-то женщина показалась ему немного знакомой - походка, жесты, фигура, - но, возможно, именно что показалась. Запись длилась минут двенадцать-пятнадцать и отличалась неплохим качеством - во всяком случае, все нужные подробности были видны на ней весьма отчётливо, - однако как следует разглядеть лицо всё же не позволяла.
  - Почему она не занавешивает окна? - спросил он, стараясь с помощью резонного вопроса избавиться от общего ощущения взволнованности. - Она в курсе, что её отсюда отлично видно?
  - Не знаю, - ответил Алексей. - Возможно, что и в курсе. А, возможно, и забыла. Но это уже не первый раз.
  После этих слов товарища он тут же выглянул в окно - а вдруг сейчас тоже один из таких разов? Но окно замёрзло, и сквозь него не было видно абсолютно ничего. Когда же он перевёл взгляд на компьютер, соседка на экране поспешно надела халат и вышла из комнаты.
  - Там к ней сейчас подруга придёт, они разговаривать будут, - объяснил Алексей, выключая запись. - Так что дальше уже не интересно.
  - А кто это вообще?
  - Я не знаю.
  Захотелось выпить.
  - Теперь ты, если захочешь продать квартиру, можешь смело повышать цену, - сказал он товарищу. - За уникальный вид из окна.
  - Нет уж, - возразил тот. - Сам понимаешь, как такую квартиру продавать? Такая квартира нужна самому.
  В холодильнике нашлась ещё одна бутылка водки. Они выпили по стопке, и волнение почти исчезло. Он взглянул на часы - было всего чуть больше восьми вечера, - и, хотя есть не особо-то хотелось, стал педантично, с целью предупредить возможное быстрое опьянение, подъедать всё, что лежало на столе: варёную картошку, солёные огурцы, сало, копчёную колбасу, хлеб с кетчупом. Потом в кухне появился проснувшийся бодрый Миша, сразу же потребовал себе штрафную, и они выпили снова. Завязался оживлённый разговор: о группах 'Кино', 'Алиса' и 'Аквариум', былых студенческих пьянках, сортах водки, исчезновении популярных сигарет 'Прима', различии между сигаретами 'Ява' и 'Bond', старых и современных американских фильмах, российском кинематографе, российских и зарубежных актрисах, послевузовских биографиях своих однокурсниц и однокурсников, легендарных преподавателях университета, случаях на работе, политике и многом другом. Когда друзья выходили курить на лоджию, он шёл с ними, но уже не курил, а лишь дышал свежим воздухом, изредка посматривал в сторону окон с соседкой - он нашёл их сразу же, безошибочно ориентируясь по приметам в видеозаписи, но те были абсолютно темны, - и пытался понять, действительно ли она показалась ему такой знакомой, или просто показалось.
  - Пойдём пить к Колдырю? - внезапно предложил Алексей после одного из тостов.
  На некоторое время его мозг завис, обрабатывая услышанное. Он перевёл взгляд с красных лиц товарищей на часы. Они показывали чуть больше девяти.
  - А кто такой Колдырь?
  - Это человек, у которого единственного в нашем городе есть мотоцикл 'Харлей Дэвидсон'.
  - Понятно, - подумав, ответил он, ничего не поняв. - А почему Колдырь-то?
  - Потому что у него погоняло такое - 'Колдырь'. Сейчас я ему позвоню.
  Идти к Колдырю он отказался, сославшись, что лично ему пить хватит, потому что завтра надо много работать. Эти слова были встречены с пониманием.
  Выйдя из подъезда, он с наслаждением, словно глотая воду, глубоко вдохнул трезвящий морозный воздух, затем ещё и ещё. Водка сделала своё дело - на улице уже не казалось так холодно, как раньше.
  - Неплохо, - сказал он. Белый пар изо рта шёл вверх, где в чёрно-фиолетовом небе сияло несколько звёзд. Снег блестел в свете фонарей синим и оранжевым. Мимо заполнивших двор машин, по скрипящему снегу, они бодро зашагали к Колдырю, который жил всего лишь через два дома. А тот уже шёл к ним навстречу, заметно шатаясь, и когда они поравнялись, радостно раскинул руки, поскользнулся и упал.
  - Э-э, Колдырь, - подбадривающе-радостно закричали они ему. - Не падай!
  Колдыря аккуратно подняли, очистили от снега, развернули и бережно, с уважением, поддерживая с обеих сторон, повели назад. Тот был так сильно пьян, что только улыбался и бормотал что-то благодарно-непонятное.
  - Слушай. На следующей неделе, в пятницу, празднует день рождения моя знакомая, - сказал на прощание Алексей. - Она мне звонила, просила, чтобы я приехал и друзей с собой привёз, потому что у неё из гостей будут только женщины. Причём все одинокие, целых пять штук. Один я туда в таких обстоятельствах не поеду, а вот вдвоём можно. Поехали?
  Предложение было приятно-неожиданным.
  - Кстати, а ты знаешь, что ты мой лучший друг? - спросил он вместо ответа. - Так вот, знай: ты мой лучший друг. И я всем всегда это говорил и говорю: 'Алексей - это мой лучший друг'.
  Тот засмеялся.
  - Понял. Значит, утром в пятницу я тебе предварительно звоню, и едем.
  Он пожал всем троим руки и, дождавшись, пока закроется дверь подъезда, спустился по ступеням крыльца. И пошёл было домой, но решил зайти в стоящий на углу магазин - погреться и купить хлеба.
  В магазине было тепло и уютно. В дальнем левом углу, где продавался алкоголь, на полках соблазнительно сверкали ряды бутылок с минеральной и питьевой водой. Решительно направившись туда, он взял полтора литра минералки и свернул в хлебный, где нос к носу столкнулся с Викой.
  - Привет, - от неожиданности он растерялся и не смог больше ничего сказать.
  - Привет, - ответила она. И радостно улыбнулась. Она была в очках.
  - Ты носишь очки? - глупо спросил он.
  Она улыбнулась снова:
  - Ну, у меня зрение село немного. Да и модно сейчас так ходить. А ты что здесь делаешь?
  - Шёл мимо, хлеб решил купить. Дома хлеба нет. А ты?
  - А я здесь живу недалеко, - Вика указала рукой вперёд и правее.
  Неожиданно он всё понял.
  - На улице Кирова, дом 22... - и вовремя остановился, чтобы не добавить 'восьмой этаж?'.
  - Да, - удивилась она. - А ты откуда знаешь?
  Он не сразу нашёлся, что ответить.
  - У меня друг живёт рядом, и я тебя, похоже, недавно там видел.
  - А, понятно. И почему не подошёл?
  Прозвучало обнадёживающе.
  - Не успел, - неохотно соврал он опять. Оба посторонились, чтобы пропустить женщину с тележкой.
  - Как у тебя дела?
  Она смотрела на него, как раньше, - словно не было той глупой ссоры.
  - Нормально. А у тебя?
  - У меня тоже. А какой хлеб ты хотел купить? Если чёрный, то он тут уже кончился.
  Он решился.
  - Да наплевать на хлеб. Давай я лучше тебе твой любимый медовик куплю. Твой... мм-м... покупает тебе медовики?
  Она искренне рассмеялась - так, что на них оглянулись покупатели и охранник.
  - Хорошая попытка, Саша. Не бойся - не покупает, потому что у меня нет никакого 'твоего ... мм-м'.
  На душе стало не просто тепло, а почти горячо.
  - Так что купи, если хочешь.
  Он взял медовик, вино, немного какой-то еды, и они вместе пошли к ней домой - на Кирова, 22, восьмой этаж. Фонари радостно сияли жёлтым и оранжевым. Снег красиво скрипел под ногами.
  'Первым делом надо будет сразу занавесить окна', - думал он.
  
  
  
  Поезд для взрослых
  
  Попутчица была на редкость хороша: стройная, вьющиеся рыжие волосы до плеч, умеренное количество косметики на правильном лице, нос с небольшой горбинкой, большие выразительные глаза - то ли серые, то ли серо-зелёные. Первый же её взгляд, когда он вошёл и поздоровался, сказал ему, что шансы у него есть, причём весьма неплохие, а голос, которым она поздоровалась в ответ, оказался чуть низким и грудным - как раз таким, какой ему нравится. И одевалась временная спутница очень женственно: зелёное платье, тёмно-зелёная вязаная накидка, туфли на невысоком каблуке. Водрузив сумку на багажную полку, он сразу же поспешил познакомиться. Её звали Марина.
  - Далеко едете? - спросил он, садясь напротив и уверенно глядя ей прямо в глаза - всё-таки, видимо, просто серые, а зеленоватый оттенок им придавала одежда и изумрудные серьги.
  - До Ярославля, - ответила она, отвечая таким же смелым взглядом. Да, похоже, у него совершенно точно есть все шансы. - А вы?
  - Я тоже, - ответил он. - Получается, мы с вами земляки?
  - Получается, что так, - улыбнулась она и поправила волосы. - Какое забавное совпадение, не правда ли?
  - Забавное, но чрезвычайно удачное, - откровенно ответил он. - Мне крайне редко приходится ездить в поезде с настолько красивыми женщинами.
  Она искренне засмеялась. Смех, как и голос, тоже был грудной, нежный и очень волнующий. Его охватило радостное предчувствие - да, судя по всему, предстоящая поездка действительно станет интересной.
  - Спасибо, мне очень приятно. Однако я боюсь, что вы просто редко ездите поездами, поэтому у вас и возникло такое впечатление.
  Прозвучало чуть язвительно, но всё же чувствовалось, что она польщена.
  - Совсем наоборот. Я езжу в поездах довольно часто, в основном по делам, и, поверьте, попутчиц видел немало. Но настолько красивую - не покривлю душой, если скажу: потрясающе красивую - женщину вижу в первый раз. Вам кто-нибудь уже говорил, что у вас замечательный смех?
  Она засмеялась снова.
  - Говорили, но редко. Большое спасибо, вы очень добры.
  - Скорее, я правдив. А кто говорил? - подбодрённый, он окончательно решил форсировать события. На безымянном пальце у попутчицы было обручальное кольцо. - Муж?
  - Да, и муж в том числе.
  - Вот как?
  - Да. У меня, знаете ли, очень хороший муж, - сказала она с полувызовом-полугордостью, но улыбающиеся глаза подбадривающе сияли.
  - Так уж и хороший?
  - Очень хороший.
  - Что ж, я очень рад за вас, - он изучающе посмотрел в эти глаза, достал из внутреннего кармана билет и положил на стол. - Но если он такой хороший, то почему же тогда редко говорит, какой у вас смех?
  - Ну, дело в том, что мой муж - очень серьёзный человек и не разбрасывается словами. Кроме того, он очень занят - постоянно в разъездах, кстати, как и вы, - слово 'вы' было произнесено неуловимо волнующим тоном. - Так что, я уверена, ему иногда просто некогда. Тем не менее, всё же он довольно часто говорит мне комплименты. Просто немного другие.
  - Какие же? - заинтересовался он.
  - Не скажу, - опять засмеялась она и закинула ногу на ногу. - Знаете ли, некоторые из них очень интимные.
  - Вот как? Интересно. Вы, видимо, очень любите его, раз оправдываете за такую вопиющую невнимательность. Говорить комплименты такой женщине, как вы, 'довольно часто' - этого крайне недостаточно. Вам их нужно говорить постоянно, в том числе и интимные.
  Её глаза стали ещё игривее. Она чуть закусила нижнюю губу и поправила волосы.
  - Я принадлежу к той редкой категории женщин, которые любят своих мужей. Но устоять против постоянных комплиментов? Это, конечно, будет очень трудно... Что ж, тогда, может быть, вы сразу к ним и приступите?
  - С огромным удовольствием. И знаете, я поступлю нестандартно - начну с того, похвалю вашего мужа. Безусловно, он выдающийся человек, - я полностью уверен в этом, - но, не воздав должное вашему смеху, он совершил вопиющую несправедливость. У вас совершенно удивительный, потрясающий смех ― глубокий, нежный, волнующий, заразительный... И очень сексуальный, как и вы сами.
  Она не выразила ни малейшего протеста, лишь чуть помедлила с ответом и снова поправила волосы.
  - 'Сексуальный'? Весьма неожиданно и, пожалуй, слишком откровенно... но большое спасибо, я польщена.
  - Пожалуйста, - ответил он, подбодрённый такой реакцией. - И у вас отличный вкус: эти серьги прекрасно подходят к платью и вашим, - он сделал паузу, - большим, выразительным, сияющим, очаровательным глазам. - Он смело поднёс руку к её левому уху и дотронулся до серёжки. Марина не отстранилась.
  - Благодарю. Вам действительно нравятся? Знаете, это мне как раз муж подарил.
  - Да? - он держал серьгу, как бы рассматривая её, но на самом деле готовясь к следующему шагу. - Да, пожалуй, он тоже действительно вас любит.
  - Думаю, что да. Конечно, по-настоящему это может знать и сказать только он.
  - Я уверен, что любит, и очень сильно.
  - Да? - её голос прозвучал весьма обрадованно. - Почему же вы так решили?
  Он слегка помедлил.
  - Ну, это очевидно. Ваш муж дарит вам украшения, пусть и не слишком часто, но регулярно делает комплименты, вы прекрасно и со вкусом одеты, вы выглядите счастливой, и у вас сияют глаза. Ну, и, честно говоря, на его месте я бы совершенно точно очень сильно любил вас, - он отпустил серьгу и смело, уверенно и нежно погладил собеседницу за мочку уха. - Ведь такую великолепную женщину невозможно не любить.
  Она не оттолкнула его, не отстранилась и не возмутилась. Напротив, даже подалась вперёд.
  - Знаете, вы очень необычный тип соблазнителя. Вы, похоже, действуете методом 'от противного'.
  В дверь постучали. Он еле успел отдёрнуть руку, как вошла проводница - полноватая неулыбчивая девушка лет двадцати. Проверив билеты и спросив, будут ли они брать чай (от чего оба отказались), та ушла.
  - Очень милая проводница, не правда ли? - спросила Марина, переводя взгляд с закрывшейся двери купе на него.
  - Не знаю, - ответил он вполне искренне. - Вполне обычная. И совершенно точно не выдерживает никакого сравнения с вами.
  - Вот как? - она улыбнулась. - Тем не менее, у неё совершенно точно есть явное преимущество - она моложе.
  - Разве? Мне показалось совсем наоборот.
  Она с удовольствием засмеялась и, немного откинувшись назад, перекинула ногу за ногу - чуть-чуть медленнее, чем это делается обычно.
  Он взволновался ещё сильнее. Похоже, пришло время форсировать события.
  - Разве может кто-то из женщин сравниться с вами?
  - Неужели никто не может?
  - Никто.
  - Даже ваша жена? - вдруг спросила она с лёгкой иронией.
  Он помедлил, глядя ей в глаза.
  - Не уверен, что мой ответ вам понравится, - осторожно начал он, - но моя жена, пожалуй, вполне может с вами сравниться.
  - Вот как? Весьма неожиданно. Да, вы действительно очень необычный соблазнитель. Я даже не знаю, как реагировать на услышанное.
  - Что ж поделаешь, - он развёл руками. - Я честен, это моя слабость.
  - Честные мужчины - большая редкость, поэтому давайте-ка я вас проверю. Неужели вы любите свою жену?
  Её глаза смеялись и одновременно подбадривали.
  - Да, люблю.
  - Очень?
  - Очень.
  - Что ж, - она покачала головой, - ей повезло. Но я всё же могу с ней сравниться?
  - Безусловно. Вы удивительно красивы, милы, обаятельны, очень сексуальны...
  - Про сексуальность уже было, похоже, вы повторяетесь.
  - Да, но то было про ваш смех, а теперь уже про вас. Вы потрясающе стильная женщина - вы умны, очаровательны, обаятельны, нежны...
  Поезд дрогнул и тронулся.
  - А почему вы больше не трогаете меня за ухо? - прервала вдруг она. - Что, оно вам не понравилось? Проводница же давно ушла, - и наклонила голову, демонстрируя объект своих слов. - Ну, какое оно? Подозреваю, такое же удивительное и красивое, как я и мой смех?
  - Да, - ответил он, чуть не растерявшись, но быстро взяв себя в руки. - Не могу не признать, что ваше левое ухо прекрасно Уверен, что и правое нисколько не хуже.
  Марина рассмеялась и подалась навстречу:
  - Тогда можете рассмотреть поближе и даже потрогать как следует, - её голос стал особенно низким. - Вы, как я вижу, редкий знаток красоты. Трогайте, трогайте, не стесняйтесь.
  - Не боитесь, что кто-то зайдёт? - спросил он, чувствуя, что теряет контроль.
  - Не боюсь, - выдохнула она. - Во-первых, я довольно смелая женщина, во-вторых, от чая мы оба отказались, а пакеты с постельным бельём уже лежат на верхних полках, в-третьих, я почему-то уверена, что никто здесь больше не появится, а в-четвёртых... В-четвёртых, что же здесь такого? Вы же просто любуетесь красотой.
  - Да, - согласился он. - Звучит очень убедительно.
  - Кстати, раз вы такой ценитель красоты, мне хотелось бы показать не только ухо. Каково ваше мнение относительно других частей моего тела? Хотя в этом случае - и это, кстати, в-пятых, - дверь я бы всё же заперла.
  В Ярославль поезд прибыл рано утром, но оба были уже готовы к выходу. Он взял её чемодан на колёсиках и помог спуститься на перрон, подав руку. Бодрый утренний воздух поднимал настроение, а небо было совсем светлым. Он посмотрел на Марину - та улыбалась.
  - Как спалось? - спросила она.
  - Как и тебе, - ответил он, - Нерегулярно. Ну, как? Надеюсь, понравилось?
  - Мне? Очень, - она смахнула с его плеча какую-то нитку. - Было здорово, можно будет повторить снова.
  -Обязательно, только в следующий раз сделаем чуть по-другому.
  - Да? Хорошо. И кем же мы будем в следующий раз?
  - Я что-нибудь придумаю.
  Они обнялись и простояли так секунд пять.
  - Ну, что? - спросил он, прерывая объятия. - Домой? Там можно доспать, а детей заберём днём. Или сразу к бабушке? У нас ещё два дня отпуска, можно сегодня всем сходить куда-нибудь - в кино там, кафе и так далее.
  Она задумалась.
  - Давай сначала домой. Надо детям каких-то вкусностей купить, прибраться, обед приготовить. Себя в порядок привести. Потом их заберём и поедем гулять.
  - Хорошо.
  Окна девятиэтажки, видневшейся за зданием вокзала, уже сияли отражённым светом восходящего солнца. Репродуктор сонным женским голосом объявил о прибытии очередного поезда.
  
  
  
  
  
  Смысл жить долго
  
  ЭПИЗОД 1. НАБЕРЕЖНАЯ
  На набережной реки сидит стая голубей. В неё начинают лететь хлебные крошки, и голуби клюют их. Появляются 14-летний подросток и его девятилетняя сестра, которые держат в руках по буханке хлеба, отщипывают от них крошки и бросают птицам. За ними следуют их папа и мама, которым примерно по 36-37 лет. Они тоже бросают крошки.
  СЫН: - Спорим, голуби скоро начнут драться между собой вон за тот кусок? У них почти всегда так бывает. Если кусок большой, то рано или поздно находится тот, кто отгоняет остальных и ест всё сам.
  ОТЕЦ: - В тебе явно говорит учёный. Это настоящий научный вывод, судя по всему, подтверждённый долгой статистикой наблюдений и экспериментов.
  СЫН: - Во мне говорят язык, глотка, гортань, губы и нёбная занавеска. Я в учебнике биологии читал.
  ОТЕЦ: - Молодец, хорошая шутка. Мои гены.
  ДОЧКА: - Я тоже твои гены!
  ОТЕЦ: - Конечно, и ты тоже мои. Во всяком случае, я очень на это надеюсь.
  МАМА: - Твои, твои, можешь не сомневаться.
  СЫН: - А кто-нибудь уже ел сегодня картошку, которую я утром пожарил?
  МАМА: - Я.
  ОТЕЦ: - И я ел, очень вкусно.
  СЫН: - Я первый раз её готовил.
  ОТЕЦ: - Молодец, получилось очень здорово. У тебя теперь будет прозвище 'Мистер Крутой'.
  СЫН: - Оно у меня и так есть. Даша, смотри, там ещё воробьи!.. Мама, а у тебя голова болела с утра, она уже прошла?
  МАМА: - Да, прошла.
  СЫН: - Куда?
  МАМА: - Что куда?
  СЫН: - Куда она прошла? В каком направлении?
  МАМА (не сразу поняв, улыбается): - Молодец, смешно.
  Отец показывает сыну большой палец.
  ДОЧКА: - Саша, утки плывут! Давай и им тоже бросать.
  СЫН: - Давай. И вон тем чайкам тоже.
  К берегу подплывают утки, над ними летают чайки. Дети начинают бросать хлеб и им.
  ДОЧКА: - Давай разделимся: я буду кормить голубей, а ты уток и чаек, а то у нас голуби голодными останутся.
  СЫН: - Хорошо. Вон там ещё воробьи есть.
  МАМА: - А мне кому бросать?
  СЫН: - Мама, ты бросай с Дашей, а папа со мной.
  ОТЕЦ: - Если есть ещё и воробьи, то мы вообще можем специализироваться: нас четверо, и птиц четыре вида, так что каждому по своей птице.
  ДОЧКА: - Уже не четыре. Вон ещё вороны подлетели.
  Вороны держатся поодаль, дети бросают им несколько крошек покрупнее, и вороны их хватают.
  ДОЧКА: - Жалко, Барсика не взяли, он бы на птиц посмотрел.
  МАМА: - Хорошо, что не взяли. Он бы стал не смотреть, а охотиться.
  СЫН: - Глядите, я могу командовать утками. Утки, все плывите налево! Я ваш командир! Я уткомандир!
  Бросает крошки слева от уток, те плывут туда, но значительную часть крошек расхватывают чайки. Дочка смеётся.
  ДОЧКА: - Ты командуешь не утками, а чайками. Ты чайкомандир.
  СЫН: - Нет, чайкомандир - это тот, кто командует чаем, это мама.
  ОТЕЦ: - А я чем командую?
  СЫН: - А ты, папа, просто командир. Самый главный командир.
  ОТЕЦ: - Вот, только что все вы стали свидетелями, как Александр заработал себе бонус.
  ДОЧКА: - Что за бонус?
  ОТЕЦ: - Пока сюрприз.
  ДОЧКА (немного подумав): - Я тоже хочу бонус! Папа, ты самый умный и сильный!
  МАМА: - А хочешь два бонуса?
  ДОЧКА: - Хочу! Мама, ты самая красивая!
  МАМА: - И Даша зарабатывает два бонуса!
  Дочка радостно хлопает в ладоши.
  
  ЭПИЗОД 2. МОРОЖЕНОЕ
  Семья идёт по аллее, дети едят мороженое.
  ДОЧКА: - Дай мне попробовать.
  СЫН: - Зачем? У тебя есть своё.
  ДОЧКА: - Я хочу знать, у кого вкуснее.
  СЫН: - У меня, конечно.
  ДОЧКА: - Нет, у меня.
  СЫН: - Нет, у меня.
  ДОЧКА: - Нет, у меня!
  СЫН: - Как ты можешь знать, у кого вкуснее, если ты не пробовала моё мороженое?
  ДОЧКА: - А ты как можешь знать?
  СЫН: - Если бы у тебя было вкусное, ты бы не просила попробовать моё. Значит, у тебя невкусное.
  ДОЧКА: - У меня вкусное, я просто хочу сравнить.
  СЫН: - Не надо сравнивать, я тебе и так скажу - моё вкуснее.
  ДОЧКА: - Неправда!
  СЫН: - Правда.
  ДОЧКА: - А я говорю - неправда.
  СЫН: - А я говорю - правда.
  ДОЧКА: - Папа, он не даёт мне попробовать своё мороженое!
  ОТЕЦ: - Дети, вы же у нас оба хорошие. Вы должны делать всё друг для друга - во имя добра.
  СЫН: - На, держи во имя добра. Только тогда я попробую твоё.
  Даёт сестре попробовать своё мороженое, она протягивает своё, он откусывает кусок заметно больше.
  ДОЧКА: - Так нечестно! Ты больше откусил.
  СЫН: - Так честно, потому что я больше тебя.
  ДОЧКА: - папа!
  ОТЕЦ: - Ну, в общем-то, всё логично.
  ДОЧКА: - Ну и ладно. Зато моё мороженое вкуснее.
  СЫН: - Нет, конечно. Вкуснее моё.
  ДОЧКА: - Нет, моё.
  СЫН: - Нет, моё.
  ДОЧКА: - Нет, моё!
  СЫН: - Моё.
  ОТЕЦ: - Саша, Даша, зачем вы ссоритесь?
  СЫН: - Мы ссоримся во имя добра.
  ОТЕЦ: - А, хорошо.
  МАМА: - Не ссорьтесь, у вас у обоих мороженое лучше. И вообще вы оба у нас самые лучшие.
  СЫН: - Точно. Только я - лучший из лучших!
  ДОЧКА: - Нет, я лучшая из лучших.
  СЫН: - Нет, я!
  ДОЧКА: - Нет, я!
  СЫН: - Я.
  ДОЧКА: - Я!
  СЫН: - Я.
  ОТЕЦ: - Хватит ссориться. Обнимите друг-друга и скажите друг-другу какие-нибудь хорошие слова. Какие вы знаете хорошие слова?
  СЫН: - Каникулы.
  ДОЧКА: - Папа, кто из нас лучший из лучших?
  ОТЕЦ (хватает обоих и обнимает): - Лучший из лучших - это, конечно, Саша. А ты, Даша, лучшая из лучших. И сейчас мы с вами пойдём в кино.
  МАМА: И вообще, зачем вам спорить, чьё мороженое лучше, оно же у вас у обоих одинаковое?
  Отец поднимает дочку на плечи, мама берёт сына за руку и идут дальше.
  ДОЧКА: - Только давайте сначала зайдём на площадку?
  ОТЕЦ: - Давайте, время позволяет.
  ДОЧКА: - Ура! Папа, а давай ты будешь зомби-лазатель по горкам?
  ОТЕЦ: - Нет, давай я буду зомби-нелазатель по горкам, а лазатель по горкам будешь ты. А я буду зомби, который поджидает.
  
  ЭПИЗОД 3. КАФЕ
  Семья выходит из кинозала, расположенного в торговом центре. Вокруг множество людей.
  ОТЕЦ: - Ну что, понравился фильм?
  СЫН: - Да.
  ДОЧКА: - Да.
  ОТЕЦ: - А что вам больше всего понравилось? Какие герои, какие эпизоды?
  СЫН: - Мне понравился брат.
  ДОЧКА: - А мне понравились обе сестры. И котик!
  ОТЕЦ: - Котик? Этого следовало ожидать. А какие выводы, по вашему, можно сделать из фильма?
  СЫН: - Такие, что нужно заботиться о своей семье.
  ДОЧКА: - Уделять больше внимания своим родным.
  СЫН: - Не делать глупостей.
  ДОЧКА: - Не доверять незнакомым людям.
  МАМА: - А ещё?
  СЫН: - Не унывать в трудных ситуациях, а всегда стараться искать выход.
  ДОЧКА: - Хорошо учиться и много знать.
  СЫН: - Соблюдать порядок в квартире.
  МАМА: - Вот да, вы, кстати, заметили, что там некоторые проблемы начались именно из-за беспорядка в доме? Даша, ты заметила?
  ДОЧКА: - Заметила.
  СЫН: - Молодец. А теперь сделай соответствующие выводы.
  ДОЧКА: - А при чём здесь я?
  МАМА: - Потому что это же у тебя в комнате всё время беспорядок.
  ДОЧКА: - Я там леплю, рисую, конструирую. Это полезный беспорядок.
  СЫН: - Как может беспорядок быть полезным?
  ДОЧКА: - Может. Беспорядок - это хорошо, я люблю беспорядок.
  ОТЕЦ: - Почему ты любишь беспорядок?
  ДОЧКА: - Потому что из беспорядка можно создать красоту.
  Отец останавливается и аплодирует. За ним аплодируют мама и сын.
  СЫН: - Папа, это ведь бонус?
  ОТЕЦ: - Пожалуй, да. И довольно серьёзный.
  ДОЧКА: - Ура!
  Обнимает отца.
  МАМА: - Ну что, идём в кафе.
  СЫН: - Да!
  Сидят в кафе в торговом центре. Вокруг много людей - детей и взрослых, звучит весёлая музыка. Рядом находится большое помещение с детскими игровыми автоматами.
  СЫН (отодвигая от себя тарелку с недоеденной картошкой-фри): - Всё, я сыт, больше не буду это есть.
  МАМА: - Правильно, ешь здоровую пищу.
  СЫН: - Хорошо. Вы мне только её готовьте.
  Мама улыбается и гладит его по голове.
  ОТЕЦ: - Дай пять.
  Сын даёт пять.
  ДОЧКА (глядя на свою правую руку): - Абракадабра - превратись, рука, в динозавра!
  ОТЕЦ: - Такие эксперименты лучше проводить с левой рукой.
  ДОЧКА: - Почему?
  ОТЕЦ: - Потому что ты правша, и если правая рука превратится в динозавра, то что ты тогда будешь делать?
  СЫН: - Тогда я не завидую динозавру.
  ДОЧКА (глядя на левую руку): - Левая рука, превратись в мотылька!
  ОТЕЦ: - Я смотрю, ты бездумно разбрасываешься руками.
  СЫН: - Папа, можно мы пойдём на автоматы?
  ДОЧКА: - Да, на автоматы!
  ОТЕЦ: - Конечно. (Достаёт кошелёк, из него деньги.) Ни в чём себе не отказывайте.
  МАМА: - Не ссорьтесь там и помогайте друг-другу.
  СЫН: - Хорошо.
  Дети убегают к игровым автоматам.
  ОТЕЦ: - Ну что, тебе принести ещё что-нибудь?
  МАМА: - Нет, спасибо, я больше ничего не хочу. Давай лучше я тебе что-нибудь принесу, ты наверняка не наелся.
  ОТЕЦ: - Нет, я сыт.
  МАМА: - Ну пожалуйста, дай я за тобой поухаживаю. Мы так скучали по тебе, наконец-то эта командировка закончилась.
  ОТЕЦ: - Нет, правда, не надо, я сытый. Как тебе прогулка?
  МАМА: - Отлично. Мне очень нравится.
  ОТЕЦ: - Я так понимаю, мне сейчас с тобой по магазинам?
  МАМА: - Если пойдёшь, я буду рада. Но ты можешь посидеть отдохнуть, я ведь ненадолго - отдела в два-три.
  ОТЕЦ: - 'Два-три' - это в переводе с женского на мужской 'двадцать-тридцать'? Придётся пойти, иначе кто понесёт покупки?
  МАМА: - О, кто-то сказал 'покупки'? Звучит очень заманчиво.
  ОТЕЦ: - Да. Заметьте - я это предложил.
  МАМА: - Заметила. (Склоняется к нему, вполголоса.) В свою очередь, моя благодарность вам, дорогой товарищ, не будет знать границ.
  Внезапно подбегают дети, сын держит в руке детские часы.
  ДОЧКА: - Папа, мама, я нашла часики!
  СЫН (подносит часы к уху): - Они тикают.
  ДОЧКА: - Ура!
  ОТЕЦ: - Ну вот, Даша, ты построила своё счастье на чьём-то горе.
  СЫН: - Папа, все так делают.
  ОТЕЦ: - Возможно. Но давайте мы не будем так делать? Давайте и своё счастье построим, и чужое восстановим?
  ДОЧКА: - Да, давайте.
  СЫН (дочке): - Я же тебе говорил - надо найти хозяина. (Отцу) Ну что, будем искать?
  ОТЕЦ: - Нам самим не так-то легко будет его найти. Давайте отдадим часы администратору, а он объявит о них посетителям. Или их хозяин сам к нему подойдёт и спросит.
  МАМА: - Отличная идея, да, дети?
  СЫН: - У папы все идеи такие.
  ОТЕЦ: - Молодец, Александр, заработал ещё один бонус.
  ДОЧКА: - И потом играть!
  
  ЭПИЗОД 4. ДОМОЙ
  Вечер. Семья возвращаются домой по той же набережной с покупками. Вокруг гуляет много людей, звучат разговоры и музыка.
  ДОЧКА: - Папа, когда мы придём домой, я хочу нарисовать чудище.
  ОТЕЦ: - Хорошо, рисуй.
  ДОЧКА (подумав): - Нет, лучше я тебя нарисую.
  ОТЕЦ: - Я же и говорю - хорошо, рисуй чудище.
  Сын показывает отцу большой палец.
  МАМА: - Саша, смотри, какую я задачу в интернете нашла (смотрит в смартфон). Сможешь решить?
  СЫН: - Какую?
  МАМА: - Царь зверей лев поручил лисе посчитать, сколько в лесу живёт медведей, сколько зайцев и сколько - волков. Лиса почитала и сообщила, что всего этих зверей в лесу сто, но волков на двадцать пять больше, чем медведей, а зайцев на тридцать больше, чем волков. Тогда один из зайцев вышел вперёд и сказал, что такого не может быть. Как думаешь, кто прав: заяц или лиса?
  СЫН (не задумываясь): - Заяц.
  МАМА (ошеломлённо): - Правильно? А как ты так быстро всё решил?
  СЫН: - Потому что лиса хитрая и во всех сказках всегда всех обманывает.
  Родители смеются. Проходят мимо играющего уличного музыканта.
  ДОЧКА: - Папа, можно дать ему денег?
  ОТЕЦ: - Конечно. Сколько ты хочешь дать?
  ДОЧКА: - Не знаю. А сколько обычно дают?
  ОТЕЦ: - Обычно по-разному, но мы дадим ещё больше (ищет в кармане, достаёт 100 рублей). Держи.
  Дочка берёт, подбегает к музыканту, кладёт деньги в его кепку. Музыкант кланяется. Дочка бежит обратно.
  МАМА: - Молодец! Ну что, ты рада?
  ДОЧКА: - Да. Папа, я решила, что хочу начать копить деньги на фонд благотворительности.
  ОТЕЦ: - Для кого?
  ДОЧКА: - Пока не знаю. Для кого-нибудь.
  СЫН: - Если ты будешь такой щедрой, то фонд благотворительности понадобится нам. Шучу, шучу. Молодец. (Гладит её по голове.)
  ДОЧКА (радостно): - А у нас в школе на русском был буквенный конкурс. Надо было придумать предложения из слов только на букву 'Х'. Например, если два слова, то это оценка 'четыре'.
  МАМА: - Хорошие хлопья?
  ДОЧКА: - Да, вот это 'четыре'.
  ОТЕЦ: - Хорошие хлебные хлопья?
  ДОЧКА: - Это пятёрка.
  СЫН: - Хорошие хлебные хлопья хрустят.
  ДОЧКА:- Это шестёрка.
  ОТЕЦ: - Хватайте хорошие хлебные хрустящие хлопья.
  ДОЧКА: - Это десятка.
  СЫН (немного подумав): - Хомяки, храбро храните хорошие хлебные хлопья, хватайте халву.
  ДОЧКА: - Это двадцатёрка!
  МАМА: - Да. А сама то-ты что придумала?
  ДОЧКА: - Я придумала 'Хитрый хихикающий хорёк'.
  ОТЕЦ: - Отличное словосочетание.
  ДОЧКА: Папа, помнишь, ты обещал, как придём, поиграть со мной в зомби?
  ОТЕЦ: - Да. Только можно я сначала полчаса поиграю в спящего зомби?
  ДОЧКА: - Нет.
  ОТЕЦ: - Ну, я же устал.
  ДОЧКА: - Ну хорошо, ладно. Но я тоже устала.
  СЫН: Садись ко мне на спину, девочка - музыкальный спонсор.
  Присаживается, дочка залезает ему на спину, обхватывает руками за шею, он берёт её под коленки, поднимается и несёт.
  МАМА: - Вы мои хорошие.
  СЫН: - Да, мы хорошие, да ведь, Дарья?
  ДОЧКА: - Да. Все люди хороши по-своему, а мы хороши во всём.
  ОТЕЦ: - Дети, мы проводим вас до подъезда и пойдём в магазин, а вы идите домой. Ключи у вас есть?
  СЫН и ДОЧКА (одновременно ): - Да.
  МАМА: - Что вам купить?
  ДОЧКА: - Бананы.
  СЫН: - Пиццу.
  ОТЕЦ: - Хорошо. И ещё мороженое, правильно?
  ДОЧКА: Правильно. Папа, а в России есть короли?
  ОТЕЦ: - Нет.
  ДОЧКА: - А давай ты будешь королём, мама королевой, а мы с Сашей - принцем и принцессой.
  ОТЕЦ: - Давай.
  МАМА: - Я согласна. Тогда сегодня я готовить не буду, не королевское это дело.
  ОТЕЦ: - А правда, давайте сегодня не готовить ничего сложного - сварим сосиски, сделаем бутерброды, чаю попьём. Кстати, все знают, что я мастер высшего класса по варке яиц и сосисок? В этом деле я достиг величайших кулинарных высот.
  СЫН: - Это же легко.
  ДОЧКА: - Не мешай папочке гордиться собой.
  ОТЕЦ: - И ещё один бонус появляется у Даши!
  Проходят мимо места, где утром кормили голубей, уток и чаек. Там стоят другие люди и тоже кормят птиц.
  МАМА: Я передумала. Зачем мне быть королевой, если у меня есть вы? Сегодня будем печь блины, сделаем салать и приготовим макароны по-флотски.
  ДОЧКА: - Ура, блины!
  СЫН: Ура, макароны по-флотски!
  ДОЧКА: - Папа, мама, вы будете жить до 100 лет.
  ОТЕЦ: - Какой смысл жить так долго?
  СЫН: - А какой смысл жить мало?
  Уходят. Камера поднимается и показывает сверху множество людей на набережной и город, над которым заходит солнце.
  
  
  Путь вороны
  
  Сразу четыре могилы в одной ограде. Одинаковые фамилии. Молодая жена, муж чуть постарше и две маленькие дочки: одна прожила шесть лет, вторая девять. У жены и дочек одна и та же дата смерти, муж умер чуть меньше года спустя. Что с ними произошло? ДТП, пожар, ещё какой-нибудь несчастный случай, преступление? Муж, видимо, не вынес такой тяжёлой утраты за один день и, промучившись небольшое время, отправился вслед за погибшей семьёй. Запил, покончил жизнь самоубийством, сердечный приступ? Думать об этом было тяжело. С фотографий смотрели счастливые улыбающиеся лица.
  Совсем молодой ребёнок, мальчик лет четырёх-пяти. Могила тщательно ухожена: красивая, хорошо покрашенная ограда, каменное надгробие в виде ангела, обилие венков: 'От любящих родителей', 'От тёти Вали', 'Любимому внуку от бабушки Тони' и ещё штук семь-восемь. Много цветов и несколько игрушек. Он умер совсем недавно, два года назад. Почему? Несчастный случай, тяжёлая болезнь?
  А рядом могила бабушки и дедушки - оба одногодки и оба ушли в весьма почтенном возрасте: он - в семьдесят пять лет, она - в восемьдесят один. Могила скромная, но видно, что за ней тоже ухаживают. Рядом припасено ещё одно место - возможно, для сына или дочки.
  Процентов пятьдесят пять умерших составляли мужчины, и умирали они в более молодом возрасте: с фотографий смотрели пятидесятилетние, сорокалетние, тридцати- и даже двадцатилетние. Женских могил было меньше, и умирали женщины в основном позже. Как историк, он знал, что еще полтора-два века назад всё обстояло ровно наоборот, и женщинам смерть грозила чаще: из-за плохих бытовых и гигиенических условий, тяжёлого труда, осложнений при родах. К концу XIX века, когда произошел прорыв в медицине, ситуация выровнялась, а теперь - вот такая огромная разница.
  Одну из оград неподалёку буквально облепили воробьи. Как только он сделал шаг ближе, те мгновенно улетели прочь. А когда он подошёл к могиле почти вплотную, то с неё, издав единый мощный хлопок, слаженно рванула вверх целая голубиная стая. Женщина, похороненная здесь, умерла ровно в пятьдесят. Её посетили, видимо, совсем недавно: у памятника лежали свежие гвоздики и стояли две глубокие широкие тарелки, полные пшена, а вокруг были щедро рассыпаны рис и хлебные крошки.
  Голуби сделали круг и уже спустя секунд десять стали шумно возвращаться. Они жадно клевали рассыпанное угощение, но потом, по мере уменьшения её количества, стали конфликтовать между собой. Всё шло по поверенной схеме, которую он неоднократно наблюдал ещё с детства: сначала несколько самых сильных и агрессивных, злобно воркуя, взмахивая крыльями и разбрасывая еду, разогнали на периферию всех остальных, а потом стали настойчиво и злобно-сосредоточенно, не замечая ничего вокруг, толкаться друг с другом.
  Смотреть на это было неприятно. Он взглянул вверх - туда, где на ветвях берёзы, чирикая, густо сидели воробьи, - и отошёл. Воробьи казались более симпатичными, чем голуби, так что пусть и им что-нибудь достанется.
  Ещё десять лет назад, когда хоронили отца, кладбище было раза в два меньше, чем сейчас. А ведь его открыли не так давно, лишь чуть позже, чем распался Союз. Ровесник рыночных реформ - хорошо распланированный, разделённый на правильные прямоугольные секторы, с широкими проездами и красивыми указателями, - расширялся очень быстро, в хронологическом порядке. У въезда лежали похороненные в 94-м, 95-м и последующих девяностых. Их было много. За ними квартал за кварталом лежали умершие в двухтысячных, а дальше шли скончавшиеся совсем недавно, в 'десятых'. Этих, чисто визуально, было поменьше, но ведь и десятилетие ещё не кончилось.
  Зазвонил телефон.
  - Костя, ты ещё там или уже едешь? - спросила жена.
  - Ещё там, но скоро поеду.
  - Я тебя хотела попросить. У нас, как оказалось, почти нет муки, и яиц мало. Ты купи, пожалуйста, на обратном пути, хорошо?
  - Хорошо.
  - И, может, ещё какой-нибудь еды, какой захочешь. А, да, и к чаю что-нибудь.
  - Хорошо.
  - Спасибо. - Она помолчала. - Ну, как ты?
  - Ничего. Всё нормально. Родителям цветы купил, положил. Антону тоже. Немного на могилах прибрался.
  - Ты извини, пожалуйста. Я же не знала, что ты так рано поедешь. А так съездила бы с тобой.
  Он встал сегодня часов в шесть - дел предстояло много, - и решил поехать на кладбище с самого утра, чтобы не отрываться от работы днём и чтобы не ехать поздно вечером. Жену будить не стал, просто оставил записку.
  - Да ничего страшного, ты что? Всё нормально. Потом съездим вместе. А так ты хоть выспалась. Ты ведь выспалась?
  - Да, конечно. Спасибо. Конечно, потом обязательно съездим.
  - Ага. Ну, давай. Я куплю, что просила. Я уже скоро.
  - Хорошо. Спасибо, пока.
  - Пока.
  Вообще-то, давно пора было уходить, он и так слишком задержался. Долго стоял на могиле родителей и вспоминал, как когда-то вместе ходили в кино, отдыхали на море, отмечали новый год, ездили в Москву и там ходили по Красной площади. Как мама однажды купила ему в 'Детском мире' сразу два пистолета и двойную кобуру для обоих, и какой это был для него праздник. Как первый раз привела его, семилетнего, в библиотеку и потом вместе с девушкой-библиотекарем убеждала не брать слишком много книг о науке, а взять ещё и что-нибудь художественное. Как катались с отцом на коньках и как тот подбадривал его, постоянно падавшего и жутко из-за этого расстраивавшегося, что в конце-концов всё получится, надо только стараться. Как вместе, предварительно накупив в кулинарии лимонада и пирожных, смотрели на стадионе футбол, и отец сажал его на шею, чтобы было лучше видно. Ничего этого уже не вернуть.
  Он тщательно выполол на могиле все пробивающиеся сорняки, убрал сухие ветки. Положил и отцу, и матери по три красных розы.
  - Извините, - сказал он их фотографиям. - Нечётное количество - это потому, что вы для меня всегда живые. Неважно, что кто скажет по этому поводу.
  Антон, его лучший друг с самого детского сада, весельчак-одноклассник, учитель математики, лежал в самом конце кладбища, почти у самого леса. Он умер недавно - рак выявили слишком поздно. Друг, любивший животных, особенно кошек, которых тащил в дом при малейшем подозрении в бездомности, и птиц, особенно ворон, которых активно подкармливал каждой зимой.
  - Голубей, синиц и воробьёв и так кормят все, - объяснял он Косте. - А ворон никто. А ведь они очень умные и толковые.
  Друг, который всегда оказывался рядом в трудную минуту: помог допрыгать до дома, когда он сломал ногу на прогулке, а потом почти каждый день исправно навещал; заступился за него, избиваемого старшеклассниками, и бесстрашно огрёб за компанию; так и не сдал на суровом допросе у директора, долго и нудно выяснявшего, кто же всё-таки разбил стекло в учительской. Друг, который, поступив в институт, старательно писал ему, салаге и черпаку, ободряющие письма в армию, когда все остальные не писали вообще. Друг, который помог ему найти работу на предприятии, где он потом дослужился до генерального директора.
  В третьем классе в их 'Детском мире' выбросили набор из четырёх маленьких металлических машинок: пожарной, скорой, милиции и газовой службы. Яркие разноцветные автомобили шли на ура, и родители Кости купить их своему сыну успели, а родители Антона - нет. Антон из-за этого очень расстроился. И тогда Костя, изо всех сил борясь с приступами жадности, сначала подарил другу самые лучшие машинки из всех четырёх - пожарную и милицейскую. А через несколько дней, скрепя сердце, отдал и остальные.
  Сегодня он положил на могилу друга самый лучший, самый дорогой набор игрушечных автомобилей, какой только удалось найти в 'Детском мире' на прошлых выходных. Он аккуратно расставил их в ряд: скорая, полиция, пожарная, такси. Скорее всего, их украдут. Но бог судья таким людям.
  - Давай, Тоха, - сказал он на прощание. - Спасибо за всё. Я ещё приду.
  И быстро пошёл к выходу от кладбища, к оставленной там машине. Прямо навстречу ему, по самой середине широкого проезда, уверенно и невозмутимо шагала ворона. Он сбавил скорость, соображая, как поступить, - продолжать идти или же уступить дорогу птице? И, приняв решение, свернул на обочину. Он обошёл ворону по обочине, стараясь держаться как можно дальше, чтобы не спугнуть, затем выбрался на дорогу и продолжил путь. Та присела было, чтобы улететь, но не улетела, а лишь чуть наклонила голову вбок и косила на него, проходившего мимо, умным глазом. Пропустив человека, она привстала и всё так же важно и уверенно зашагала посередине дороги дальше - в самую глубь кладбища.
  
  
  Молоди
  
  Всё началось внезапно. Только что с татарской стороны исходил обычный гул, а сквозь клубящуюся пыль проглядывали стройные, почти полностью выстроившиеся вражеские ряды. Вдруг резко и пронзительно - так, что Фёдор даже дёрнулся, - взвыли татарские трубы, и их конница в строгом порядке тронулась с места. Поднимая пыль, перекрывая своими криками мерный топот лошадей, крымская орда покатилась вперёд. И Фёдор почувствовал, как дрожит земля.
  Сверкающе-пёстрыми потоками татары красиво и неумолимо шли на гуляй-город. Пространства между копытами их лошадей и стенами русских укреплений оставалось всё меньше. Зачарованный этим жутким зрелищем, Фёдор даже замер на месте. Он понимал, что в лобовую на них конница не пойдёт, а в нужный момент повернёт и направится вдоль стен города, обстреливая его защитников из луков и не давая им оказать нужное сопротивление идущей сзади на приступ пехоте, либо вообще откатится назад. Но всё равно чувство у него было такое, что эта шумно надвигающаяся лавина вот-вот налетит и снесёт всё напрочь.
  Справа уверенно и громко, - однако из-за гула приближающейся орды казалось, что тихо - что-то крикнул Воротынский, и его приказ, многократно и резко повторённый стрелецкими головами и немецкими офицерами, быстро, по цепочке прошёлся по всей стене. И сразу же уши у Фёдора заложило от грохота, а перед глазами всё заволокло дымом, - это дала залп половина пушек и пищалей.
  Татары закричали - сквозь дымную пелену и пыль видно было плохо, но всё же достаточно, чтобы рассмотреть, как выстрелы достигли цели, и по всей ширине наступления тут и там кони падают вместе с людьми. И тотчас же, выпустив красивые аккуратные клубы дыма, залп дала вторая половина наряда. Вопли стали ещё громче, но были заглушены ответным, страшным и слаженным, криком русских из гуляй-города. И Фёдор заорал тоже, как можно громче, чувствуя, как спадает оцепенение, и на смену ему приходит облегчающий прилив радостно-яростной злобы.
  Дым рассеялся почти в тот же момент, когда конница, уже начавшая подниматься на холм, умело раздвоилась и двумя половинами пошла вдоль стен города - одна направо, вторая налево. Татары были так близко, что уже можно было разглядеть их лица и луки в руках у многих.
  - Убери голову! - крикнули ему в ухо. Фёдор мгновенно послушался, и спустя несколько мгновений услышал неприятный, протяжный, шумящий свист, который частью прошёл над головой, а частью прервался острыми резкими ударами во внешнюю часть стен гуляй-города, - словно несколько сотен человек вдруг решили вместе ударить по ней молотками, или словно начался и тут же закончился ливень. Слева упал казак, задёргав ногами. В голове у него торчала стрела.
  Теряя людей, - пушки и пищали успели выстрелить по ним ещё раз, но уже не все и не так слаженно, - орда мчалась мимо стен гуляй-города, осыпая его стрелами, и по обеим его сторонам наткнулась сначала на выстрелы стрелецкого полка, стоявшего у Рожайки, а затем на вылетевших из леса конных дворян. Русская и крымская конницы сшиблись, усилив звуки разгорающегося боя звоном железа по железу, ржанием коней и криками новых раненых и убитых.
  А спереди, падая под огнём и стреляя в ответ, к укреплениям уже бежали пешие крымчаки и янычары в своих нелепых шапках. Стрельцы били по ним прицельно, почти в упор, но те бесстрашно приближались. Глядя на них, Фёдор ощущал уже неоднократно знакомое смешанное чувство, состоящее из ненависти, решимости, страха и странной, отчаянно-высокой злой тоски. Он знал, что, как только всё начнётся, чувство это исчезнет, и начнётся обычная военная работа, за которой будет уже не до того. Нужно его перетерпеть, преодолеть себя, а дальше рассчитывать только на умения, чёткий расчёт и удачу. Он занял подходящее место, удобно поставил ноги, подвигал плечами, готовясь к бою, и терпеливо ждал. Уже совершенно отчётливо были видны лица нападающих - одни разгорячённые и яростные, вторые испуганно-злобные, третьи сурово-сосредоточенные. 'Не бояться', - приказал себе Фёдор, пытаясь заранее угадать того, кого он ударит первым.
  И началось. За несколько мгновений до того, как ордынская пехота добралась до гуляй-города, русские издали очередной, воодушевляющий и подбадривающий слаженный крик. А в утыканные стрелами стены гуляй-города словно ударила - вразнобой, но мощно - единая страшная сила: татары и янычары, вопя и лязгая оружием, навалились на них, пытаясь свалить своими слаженными усилиями.
  Крымчаки метили в бойницы копьями и саблями, стреляли в них из луков и, толпясь у проёмов, пытались прорваться внутрь, шатая стены, пиная и рубя скрепляющие их цепи, убивая русских и падая замертво сами. Лестницы, на концах которых торчали острые железные крюки, с пронзительным, резким и рубящим стуком стали вонзаться в верхушки деревянных стен, и нападающие проворно, решительно полезли по ним вверх.
  Стрельба из пушек и пищалей полностью прекратилась - повсюду началась резня. Стрельцы, дворяне, казаки и немцы-наёмники, так долго ждавшие этих мгновений, злобно и жадно сцепились с первыми татарами. По обе стороны стен падали нападающие и обороняющиеся - с пробитыми головами, отрубленными руками, вспоротыми животами.
  Фёдор испытывал бодрящее чувство холодного расчётливого гнева. Голова была привычно ясной - ошибаться было нельзя. Он старался беречься и хранить силы, но, когда было нужно, не жалел себя и, как только появлялась возможность, точно и наверняка, с хладнокровным наслаждением, лишь иногда коротко и ёмко ругаясь, но в основном молча, чтобы не растрачиваться, рубил и колол эти ненавистные, снова и снова появляющиеся перед ним лица, руки, шеи, плечи, туловища. Он занимался привычным тяжёлым трудом. Убивать удавалось редко - в основном, удары сабли приходились по татарским шлемам, доспехам, щитам, выставленным навстречу копьям и доспехам, дереву стен и цепям, а порой - слава богу, без последствий - и по своим кольчугам и тегиляям. Но и неудачных ударов было вполне достаточно, чтобы не пропускать врага внутрь, удерживая его там, снаружи.
  Когда же попытка оказывалась успешной, и сабля с неприятным, резким, глухо-чавкающим звуком достигала цели, а враг падал назад, исчезая за смыкавшимися телами товарищей, Фёдор откровенно, но сдержанно радовался. Два раза досталось и ему самому, но, к счастью, оба удара оказались скользящими, по левой руке, и не нанесли серьёзного вреда. А вот нескольким его товарищам не повезло, и они лежали сзади и сбоку - мёртвые или умиравшие.
  Зверея и крича, крымчаки и янычары били в стены гуляй-города снаружи и слаженно шатали их руками - так, что те довольно ощутимо колебались туда-сюда.
  - Держать стены!
  Приказ был еле слышен, но его выполнили. Изнутри на скрипевшие и местами уже трещавшие укрепления гуляй-города навалились защитники, немногочисленные легкораненые и посоха и, кто с матом, кто молча, крепко, намертво, сосредоточенно-злобно держали их. Кто-то тащил откуда-то какие-то деревянные подпорки, другие подкатывали телеги и, поворачивая боком, ставили их вплотную к стенам. Глядя на это, Фёдор отвлёкся и чуть не попал под нанесённый из проёма удар татарской сабли. Но татарина ловко и умело срубил бердышом по лицу соседний стрелец, и тот, отброшенный было назад, на толпившихся сзади товарищей, под их давлением упал вперёд, на скрепляющие стены цепи. Тут же прямо по нему настойчиво полезли вперёд остальные, но один за другим были перехвачены и перебиты, а их висящие на цепях тяжёлые окровавленные тела подцеплены и отброшены назад.
  Иногда по особому приказу враг отступал, но лишь ненадолго и лишь затем, чтобы его уставшие воины могли отойти чуть назад, в тыл, где немного отдохнуть и восстановиться, а вперёд в это время выбегали и строились свежие силы, которые снова шли на приступ. В течение этого короткого временного промежутка между перестроениями крымчаки держали гуляй-город под обстрелом своих луков и метко поражали ими через бойницы и проёмы наиболее смелых русских, пытавшихся отвечать ружейным огнем. Оборонявшимся приходилось заряжать пищали, прячась за стенами, а затем на считанные мгновения - так, чтобы татары не успевали взять их на мушку - высовываться и стрелять. То же самое делали казаки, бившие по татарам из луков. Из пушек не палили - слишком большая опасность для пушкарей, которых берегли. Время от времени крымские стрелки давали единый залп навесом поверх стен, - и тогда их стрелы с неприятным тоскливым свистом падали косо сверху, в основном вонзаясь в землю за спинами оборонявшихся, но иногда всё же находя свою цель.
  - Куда? - с издевательской злобой кричали им в ответ русские - Своего Теребердея прибьёте!
  Попавшего в плен в прошлом бою Теребердея-мурзу держали под охраной в глубине гуляй-города - вместе с конями, за дополнительными укреплениями, так что обстрел не мог причинить ему вреда.
  Фёдор не заметил, как обстановка изменилась. Ему казалось, что времени прошло уже много, бойня вокруг длится давно и никогда не закончится, а татары будут наседать, наседать и наседать. Он весь покрылся грязным липким потом и каплями крови, в горле было надрывно-солоно, задетая саблей левая рука начала ныть, спина, правые рука и плечо устали, голова стала тяжёлой и отупевшей, сильно хотелось пить, а натруженные ноги в отяжелевших сапогах отказывались двигаться и тянули вниз. Он пытался пользоваться любой удобной возможностью, чтобы в перерывах между приступами опереться на приятно пахнущую нагретым деревом и смолой стену и постоять так, отдыхая, хотя бы чуть-чуть. Уступать он не собирался и упорно старался не обращать внимание на боль и усталость. Всё было решено заранее - биться до конца, каким бы тот ни был, и стараться если не убить, то покалечить как можно большее число врагов. А там будь, что будет.
  Именно тогда настал миг - защитники гуляй-города ощутили его почти сразу, - когда нападающие дрогнули. Это позже Фёдор узнал, что, пока крымчаки и янычары упорно продолжали свой решающий натиск на передние укрепления, а стрельцы у Рожайки и дворяне у окраины леса один за другим падали замертво, обороняя русские укрепления справа и слева, Хворостинин, расцепив и раскатив в стороны две тыловые стены, вывел из гуляй-города остатки конницы и, проведя её по лощине, дерзко и уверенно, как он умел и любил, ударил по орде сбоку и сзади. Тогда же Фёдор ничего про это не ведал и ничего этого не видел. Но он вдруг ясно, чётко осознал, всем своим нутром, всей просветлевшей душой, мгновенно ощутил, что всё - победа.
  Вдоль подножия холма волной катилось облегчающе-радостное: '...А-а-а!!' - это шёл в нападение Хворостинин. Татары в замешательстве лишь чуть отступили от стен, но этого хватило, чтобы перезаряженные русские пушки и пищали дали залп, и тот завершил дело. Крымское войско стало отступать. Гуляй-город торжествующе, слаженно заревел, подхватив крик, шедший снаружи, и усилив его. А потом дал ещё залп. И, чуть погодя, ещё один.
  Фёдор бежал к своему коню, а какое-то время спустя уже скакал на нём сквозь раздвинутый проём дальше, вниз по холму, радуясь приятному прохладному ветру, освежавшему лицо и тело, среди десятков таких же, как он, - безжалостно добивать, топтать, резать тех, кто бежит, и тех, кто ещё держится. Он уже не кричал, впрочем, как и почти все остальные, а лишь молча, сосредоточенно, целенаправленно выискивал бежавшие спины и рубил их. Отдельные группы татар и янычар собирались вместе и, обороняясь, огрызались из луков. Справа от Фёдора сразу двое коней с грохотом, один за другим, ударились мордами о землю. Мелькнули их переворачивающиеся крупы и задние ноги, и полетели вперёд выброшенные из седла всадники. Фёдор пригнулся. Умирать он не собирался, он хотел жить и мстить. Прошлогодний московский пожар, в котором исчезла почти вся семья, стоял у него перед глазами.
  Дворянская конница настигла основные ряды бегущих и врезалась в них, рубя и топча. А из гуляй-города вслед за ней уже выбегали стройные ряды стрельцов, жаждущих окончательной расправы, и быстро шагали поредевшие, но сплочённые колонны немцев-наёмников под своим торжествующе развёрнутым флагом.
  
  
  Звонки
  
  Какая ужасная ссора произошла между ними, и какая же она была дура, что так себя повела. Почему всё это случилось? Ведь совершенно очевидно, что оба хотели как лучше. Но вместо нормального разговора начались обвинения, они не слушали друг друга и повысили голос, всё перешло в крики и закончилось отвратительно. А ведь ещё утром всё было так хорошо.
  После работы Настя неохотно зашла в магазин - хотя хотелось идти сразу домой, лечь на диван и смотреть телевизор, - купила продукты, шампунь и газету. По пути из магазина попыталась обдумать, как исправить ситуацию и вести себя дальше, но думать о произошедшем было невыносимо. Апрельское солнце, которое вовсю сияло утром, давно исчезло за накатившимися облаками, а в его отсутствие грязь, слякоть и громадные лужи повсюду удручали еще больше. Хорошо хоть, что сегодня пятница.
  Дома стало получше. Возникло желание просто скинуть сапоги, свалить одежду на тумбочку в прихожей, здесь же бросить пакет с покупками и броситься на диван. Но она заставила себя аккуратно поставить сапоги у двери, повесить куртку на вешалку, блузку и юбку на плечики в шкафу, надеть халат и поставить шампунь на полку в ванной, а продукты положить в холодильник. И только после этого легла отдохнуть.
  По телевизору, как обычно, показывали всякий бред. Какие-то бессмысленные передачи не пойми о чём, глупые ток-шоу, нелепую, настраивающую против себя рекламу. И несколько фильмов и сериалов, почти все сплошь про убийства, - детективы с фальшивыми сюжетами и омерзительные боевики. Она выключила телевизор.
  Звонить или не звонить? Если позвонить, то она может окончательно унизиться и уронить себя в его глазах, а то и опять всё обернётся взаимными упрёками и ссорой. Но если не звонить, то с его характером разрыв может продлиться очень долго. С подругами общаться тоже не хотелось - вряд ли они скажут ей что-нибудь хорошее и едва ли дадут полезный совет. Наоборот - некоторые, наверное, даже втайне позлорадствуют. Нет, им звонить она точно не будет.
  Тогда что же делать?
  'Если станет плохо, то первым делом поешь или поспи, - вспомнила Настя слова бабушки. - А лучше сделай и то, и другое'. Отложила пульт в сторону, закуталась в плед и минут через пять уже спала.
  Проснулась она где-то спустя час с небольшим. В окне стемнело и по-прежнему висели сплошные облака, а в душе было тупое, облегчающее опустошение. Бабушка, как всегда, права.
  Настя встала, пошла на кухню, поставила чайник, сделала себе три бутерброда с колбасой и сыром, налила чай и вернулась обратно на диван. Снова включила телевизор. Репертуар там стал чуть поинтереснее - появились хороший детский мультфильм, очередная юмористическая передача с бывшими кавээнщиками и даже более-менее сносные фильмы. Заедая чай бутербродами и чувствуя, как улучшается настроение, она сидела и нажимала кнопку пульта.
  - Девяносто девять процентов мужиков - они такие же точно, как женщины, ничем не отличаются, - рассуждал, сидя напротив ведущего, какой-то учёный на очередном канале. Эти слова заставили Настю остановиться. - Когда мы говорим: 'Мужчина отличается от женщины', то речь идёт о редких случаях мужчин-созидателей, творцов. Вообще-то, этих творцов так мало, что ими можно пренебречь, они исчезающая плёнка. Но они - потенциал, благодаря которому мы сидим в студии, благодаря которому мы пользуемся электричеством, благодаря которому нас видят и слышат зрители, и сами эти зрители сидят не в пещерах, а в современных квартирах с водопроводом, отоплением и канализацией. В обычной же жизни подавляющая часть населения планеты, процентов девяносто девять и девять десятых, - это люди, которые используют изобретения созидателей, живя по тем же биологическим законам, что и четыре миллиона лет назад. Вот в чём проблема. И мне кажется, что, если понять это, то человек сможет всё-таки найти в себе силы, чтобы начать реализовать в себе человеческое, а не обезьянье. А сейчас социальная система общества отбирает и поддерживает не самых умных. Она отбирает и поддерживает посредственных приспособленцев, конформистов, которые будут поддерживать в этом обществе структуру, которая уже давно существует, которая во многом обезьянья.
  Если про мужчин было более-менее интересно, то дальнейшие слова учёного оказались Насте не слишком понятны, не особо близки и даже почему-то неприятны. Да и его внешний облик и поведение: усы с бородкой, неуловимо снисходительное выражение лица и чуть ироничные, слегка пренебрежительные интонации тоже не понравились.
  - А почему мы ведём себя как обезьяны? Потому что работать мозг не хочет, - продолжал тот. - Мозг - это очень энергетически затратный орган. И он делает всё для того, чтобы не думать. Он экономит энергию. И когда он не думает, то у него тут же вырабатывается внутренний наркотик, эндорфин: раз, раз - и ему хорошо. Переспал с чужой женой - молодец, не стал тратиться на ухаживания, создание семьи и её развитие, получай эндорфин. Украл деньги или отнял, а не заработал тяжёлым физическим или умственным трудом, - опять молодец, опять эндорфины. А думать мозг не хочет, так как на мышление уходит слишком много жизненно важной энергии. Вы не замечали, что, как только вы начинаете какой-нибудь серьёзный мыслительный процесс, то вам сразу хочется отвлечься: полежать, почитать незамысловатую книжку, посмотреть телевизор? Это вам идёт настойчивый сигнал: 'Не думай, не трать энергию, иначе на поиск еды, размножение и доминирование тебе её уже не хватит'.
  Да, не зря он ей не понравился, чушь какая-то. Настя снова переключила. Канал пёстрых и неуловимо одинаковых музыкальных клипов, неинтересный 'Магазин на диване', ещё одно ток-шоу с кричащими людьми. Следующие несколько фраз заставили её остановиться.
  - А при чём тут - венчаная, не венчаная жена? Если не венчаная, то, значит, ей можно вести себя как угодно? - вежливо спрашивал ведущую какой-то другой учёный - хоть уже и пожилой, но очень даже неплохо выглядевший: поджарый, с умным взглядом, в хорошем костюме. - Таинство - это не какое-то магическое слово или действие. Таинство - это лишь средство, с помощью которого человек открывает в себе и в своей душе возможность действия. Но действие может быть разным, и выбирает сам человек. Можно повенчаться - и получить помощь божию, а можно наоборот. Серафим Саровский говорил: 'Ты причастился на земле, но остался непричащённым'. Поразительно, что мы не знаем таких вещей.
  Настя посмотрела на логотип справа в углу. Это был православный канал.
  - Самое главное - это не формальное соблюдение ритуала, не лицемерие, а вера и обещание богу доброй совести. Ритуал сам по себе ничего не даёт. Таинство бракосочетания даётся душе, которая обещает богу вести себя в браке по-христиански. А сейчас многие таинства превращаются в некую простую церемонию, в фарс. Более того, вести себя по-христиански надо не вовсе не потому, что вы венчаные. Не венчаные супруги тоже должны вести себя по-христиански - не только жена, но и муж. Надо жить по-христиански и тому, и другому. Осознавать свои недостатки и ошибки, с великодушием относиться к ошибкам и недостаткам другой половины. И примером своей жизни стараться помочь другому стать христианином. Семья - это малая церковь, и цель брака состоит в том, чтобы помочь друг другу в христианской жизни. Вы знаете, в каждом человеческом обществе, в каждой организации есть дисциплина и порядок. Если их не будет - всё развалится моментально: школа, фирма, армия, государство. И семья тоже развалится.
  Учёный говорил довольно интересно, и она послушала ещё.
  - Изначально так было, и священное писание утверждает, что начальствующим в семье является муж, как это ни может показаться кому-то неприятным. Да, он. Но посмотрите, сколько тот же апостол Павел в связи с этим пишет, как должно совершаться такое начальство. Знаете, о чём он пишет? Муж - это голова, а жена - это сердце. Да избавит бог, если кто-то из людей окажется без сердца, без души. И да избавит бог, если кто-то останется без головы, без разума. Оказывается, нужны и голова, и сердце. Тогда только будет полноценный человек. Тогда только будет и полноценная семья.
  Эти слова были гораздо понятнее, приятнее и понравились Насте больше. Но дальше смотреть она всё-таки не стала - ей хотелось отвлечься, а не думать. И тогда она вышла в интернет-режим, где быстро нашла среди остальных фильмов 'Любовь и голуби'.
  Какое же всё-таки это замечательное кино - доброе, душевное, смешное и мудрое, - думала она после его завершения, глядя в темноту окна. Какая простая светлая жизнь, какие красивые люди. И куда же всё это исчезло, если сегодня почти везде всё по-другому? На душе было грустно, но легко.
  Уборку она решила перенести на завтра, поэтому спать легла рано. Но сон не шёл. Тогда она встала, пошла на кухню, нашла там валерьянку и, как следует накапав в кружку с водой, решительно выпила.
  Насте снился сон, в котором всё было почти как в реальности, но только хорошо. Никаких проблем на работе и в жизни, на улице не апрель, а солнечный июль, и сама она, то в красивом зелёном платье, то в ещё более красивом синем, прекрасна и весела. Такие хорошие сны не снились ей давно. Она спала и улыбалась.
  Телефонный звонок прервал видения на самом интересном месте - когда они вдвоём оказались где-то на пляже, посреди пальм и кипарисов, на берегу залитого солнцем спокойного голубого моря. Несколько секунд Настя тупо смотрела в потолок, соображая, что случилось и где она, потом с разочарованием и тревогой потянулась к телефону.
  Звонил он.
  - Да, - просипела она через несколько секунд - из-за волнения и нерешительности не смогла сразу нажать пальцем на экран. Душа была полна смятений и надежд.
  - Привет. Я тебя не разбудил? - спросила трубка пьяным голосом.
  Настя почувствовала, как улетучиваются в никуда остатки тоски, жившей в ней все эти долгие часы. Они таяли, исчезали, развеивались в сонной тёплой темноте, а на смену шла светлая высокая радость, словно она и вправду перенеслась на солнечный летний пляж.
  - Разбудил, - пробормотала она. Пьяный голос начал приносить извинения, но она прервала его. - Не извиняйся, пожалуйста. Что-то случилось?
  - Ничего. Просто звоню.
  Настя заулыбалась, села и спустила ноги с кровати. Часы показывали двадцать три минуты первого.
  - Давай я завтра утром к тебе приеду? - предложил голос.
  - Эээ... - пробормотала она, пытаясь сообразить, правильно ли поступит, если согласится. Но почти тут же решилась: - Да, приезжай, конечно.
  - Хорошо. Тогда я утром часов в девять-десять приеду. Не рано будет?
  - Нет.
  - Хорошо. Тогда спокойной ночи.
  Ей стало немного обидно, что и разговор вышел чересчур коротким, и она согласилась как-то уж сразу. Но радость всё равно пересилила.
  - И тебе спокойной ночи, - она улыбнулась, и он, похоже, почувствовал это по интонации.
  - Подожди, - сказал он вдруг. - Подожди, я ещё хотел спросить.
  - Что?
  - Ты сейчас голая?
  Настя рассмеялась от неожиданности и удовольствия.
  - Не скажу, - ответила она.
  
  
  Тварь с неба
  
  Когда приехал шериф с людьми, Том стоял на крыльце и глядел на небо. Жара, полновластно царившая полторы недели с лишним, спала ещё вчера, и сегодня стоял прекрасный - солнечный, тёплый, слегка ветреный - день. Именно такой, какие Том и любил больше всего. Из-за выпавшего недавно дождя воздух стал приятно-чистым и умиротворяюще-прохладным. Пахло листвой, травой и - чуть-чуть, почти неуловимо - приближающейся осенью.
  Топот он услышал ещё издалека и приготовился. При виде въехавших в ворота пятерых людей сбежал с крыльца и придержал шерифу стремя.
  - Мы ловим опасного разбойника. Он может проезжать здесь и остановиться у тебя, - прямо сказал шериф, заходя в залу трактира и внимательно её оглядывая. Вид у него был сильно уставший.
  Настроение у Тома сразу упало, но он молчал и внимательно слушал.
  - Я оставлю у тебя на вечер человека. Как только появится тот, кого мы ищем, мой человек выйдет и поедет ко мне. Мы прибудем быстро. Твоя задача - по возможности задержать преступника, пока мы едем.
  У Тома запершило в горле.
  - Как? - кашлянув, резонно-осторожно спросил он.
  - Хороший вопрос, - ответил шериф. - Придумай что-нибудь. Сможешь задержать - будешь вознаграждён. Дело серьёзное.
  Несколько мгновений Том переваривал услышанное. Услышанное ему не нравилось.
  - Если дело серьёзное, почему бы не оставить здесь несколько человек, которые его схватят? - спросил он, наконец переварив. - Вы же понимаете - я вряд ли смогу справиться. Я простой трактирщик. И моя прислуга в этом деле тоже плохой помощник, - он кивнул на подошедшего и внимательно слушавшего Джона.
  - Понимаю, - холодно согласился шериф. - Хотелось бы оставить несколько, но людей мало, и они и так уже расставлены на самых ответственных местах. На тебя не хватило, потому что через тебя он вряд ли поедет. Но на всякий случай человека оставляю. Есть, пить он много не попросит, а что съест и выпьет - мы тебе потом возместим. Твоя задача - задержать того, кто нам нужен, до нашего приезда.
  - А... - начал Том.
  - Придётся попробовать, - пресёк его шериф, который, казалось, уже пожалел, что так разговорился. - Задержишь - будешь вознаграждён.
  Возражать и отказываться было себе во вред.
  - Как я его узнаю? - спросил тогда Том.
  - Его узнает мой человек и даст понять, - ответил шериф. - Остальное тебе знать не надо.
  Том проводил его до ворот и снова придержал стремя.
  - Да не переживай ты так, - сказал тот на прощанье, глядя на озадаченное, погрустневшее лицо хозяина трактира. - Я же сказал: здесь он вряд ли поедет.
  Шериф ошибался.
  Всадник на гнедом коне въехал в ворота часа через два, когда на трактир и гостиницу неумолимо надвигался вечер, а плывшие по небу облака превратились в непрерывные, навевающие уныние тёмно-серые тучи. Том нутром почувствовал, что это именно он - человек, о котором и говорил шериф. Дворянин лет тридцати пяти, чёрные усы, чёрная борода, сапоги в дорожной пыли, алый плащ, на поясе с одной стороны меч, со второй - кинжал, лицо решительное, взгляд уверенный, тёмный и нехороший. Джон, слуга, повёл было его коня на конюшню, но приехавший остановил его и приказал: коня не рассёдлывать и не чистить, а лишь как следует накормить овсом.
  Том, стараясь ничем себя не выдать, встретил гостя у двери и, чуть поклонившись, почтительно спросил, чего он желает. Тот, ни секунды не раздумывая, пожелал: 'Мясо, хлеб, сыр, пиво и побыстрее', - а останавливаться на ночь не захотел. Том громко передал его заказ хлопотавшей на кухне жене.
  Шерифов человек подтвердил его мрачные предчувствия - тихо сидевший за столом в ближнем от двери углу, он так же тихо встал и, стараясь не привлекать внимание приехавшего, напоследок обратив на трактирщика невозмутимый, но многое сказавший тому взор, вышел.
  Щедро заплатив вперёд, гость выбрал себе стол у открытого окна. Голова словно отказала Тому: от волнения забыв, что надо тянуть время как можно дольше, он сразу же принёс новому посетителю пиво и понял, что спешит, лишь когда поставил деревянную кружку на льняную светло-зелёную скатерть.
  - Да я клянусь тебе, что видел её собственными глазами. Она была огромная, огромная как крылатая корова, и при этом летела.
  - Либо это была простая птица, либо ты выпил раньше времени.
  - Да никакая это не птица, это какая-то неведомая тварь. И я вообще не пил, потому что ты же знаешь - я не пью на работе.
  В трактир вместе с Джоном вошёл постоянный посетитель - сапожник Сэм. Сэм был выдающимся мастером своего дела, но при этом, когда изредка напивался, то полностью оправдывал поговорку 'пьян как сапожник'. Пил он редко, но метко - много, уверенно и размашисто, до невменяемого состояния. При этом - хотя одновременно и являлся наглядным воплощением другой поговорки, 'здоров как бык', - никогда не доходил до буйств, ни к кому не приставал и ничего не ломал, а становился лишь веселее, добрее и щедрее. Платил он за всё выпитое и съеденное исправно, а, если пил в долг, то потом долг этот неизменно возвращал. Том и сам изредка выпивал с ним, и это были одни из самых лучших вечеров в его хлопотливой, ответственной, наполненной многочисленными заботами жизни.
  При взгляде на сапожника на душе у хозяина повеселело, и даже голова стала более ясной. Как только всё закончится, надо будет обязательно с ним посидеть.
  - Том, мне для начала как обычно! - крикнул Сэм. - И подсаживайся, как освободишься: я тебе такое расскажу.
  Том кивнул, взял кружки и пошёл к пивной бочке. Что делать дальше? Сказать жене, чтобы она попридержала заказ и разогревала жаркое чуть помедленнее?
  - Хозяин, - прошептал ему подошедший Джон. - Я запер его коня в конюшне и поставил в самое далёкое стойло. Если что, скажу, что ошибся и перепутал. А этот за шерифом уже поскакал.
  На сердце у Тома полегчало ещё сильнее, и он преисполнился к Джону благодарности. Тот был хороший слуга - исполнительный, проворный, сметливый и, в отличие от двоих своих предшественников, ни разу не замеченный в воровстве. Том даже захотел было поблагодарить и похвалить его, но вспомнил свой принцип: похвала развращает - и не стал. Он просто кивнул и напомнил себе, что, если всё завершится хорошо, и слова шерифа о благодарности действительно окажутся правдой, то Джону тоже должно будет кое-что перепасть.
  - Да сами вы пьяные, - беззлобно говорил Сэм людям, сидевшим за соседним столом, когда Том принёс ему его обычную начальную порцию - две кружки. Как многие сильные люди, он снисходительно относился к насмешкам. - Поглядел бы я на вас, когда бы вы её увидели. Том, посидишь со мной? Тут такая история сейчас случилась...
  - Кто заказывал жаркое? - крикнула жена из кухни. - Готово.
  Том дёрнулся было, но Джон его опередил. Он метнулся в кухню и вскоре вернулся обратно, расторопно, но при этом и не поспешно неся поднос с едой нехорошему гостю.
  - Хороший у тебя слуга, - сказал Сэм.
  - Неплохой, - согласился Том.
  Гость взялся за еду и питьё так жадно, словно давно не ел. Сначала он съел сыр, затем проворно нарезал жаркое и, макая его куски в соус, сжевал их один за другим. Том раньше никогда не видел, чтобы его посетители расправлялись со своим угощением настолько быстро. Мясо обычно едят долго, смакуя каждый кусок, не говоря уже о пиве, которое пьют ещё дольше, растягивая удовольствие. Он пришёл в смятение - этак шериф может и не успеть.
  - Она летела прямо над холмами, представляешь? Вроде бы и птица, но уж больно здоровая...
  - Подожди, Сэм, - прервал он своего товарища.
  - Я аж испугался немного, - всё же договорил тот.
  Но Том и сам испугался - правда, по другой причине. Гость живо опустошил всю тарелку, махом допил оставшееся пиво, а хлеб умело завернул в вынутый из кармана платок, после чего встал и решительно, почти стремительно, не глядя ни на кого, направился к выходу.
  'И как же я его задержу?' - с тоской подумал трактирщик.
  Ноги сами понесли его вслед за уходящим дворянином. Надо что-то сделать... поговорить с ним, заговорить зубы. Что именно сказать? Том вышел на крыльцо, когда уходящий гость был уже на полпути к конюшне.
  - Господин, подождите! - крикнул он.
  Тот было остановился на мгновение и, повернувшись, устремил на хозяина свой нехороший, холодно-пронизывающий взгляд, но тут же зашагал дальше. Том, сам не понимая, что и зачем он делает, побежал за ним. Однако гость уже стоял у конюшенных ворот, на воротах которых висел замок.
  - Подож... - Том запнулся на полуслове.
  - Почему заперта конюшня? - поворачиваясь к нему, тихо и очень внятно спросил дворянин. Выражение его лица было спокойное, решительное и страшное.
  В этот момент произошло что-то невообразимое. На дворе стало сильно светлее - в неожиданный прорыв между туч вплыла торжественно сияющая полная луна. И лицо гостя тут же начало меняться. Оно увеличилось, округлилось, из щёк, лба и подбородка полезли не то волосы, не то шерсть, уши ушли вверх и стали заостряться, глаза изменились. И в считанные мгновения с плеч гостя на Тома смотрела большая чёрная кошачья голова.
  Тут же слаженно, как один, со страшной негодующей злобой взвыли оба пса, сидевшие у ворот, и стали упрямо, настойчиво рваться со своих цепей в сторону кота. Вдалеке послышался конский топот.
  - Почему заперта конюшня? - повторила кошачья морда почти таким же голосом, как и прежде, но с ощутимыми, чуть тягучими мяукающими нотками. В огромных расширенных зрачках кота была холодная, спокойная решимость. Шерсть вздыбилась, длинные, всё ещё продолжавшие вытягиваться усы топорщились в разные стороны. В лунном свете он выглядел как нечистая сила, оборотень, внезапно выросший из-под земли.
  - Не знаю, - единственное, что смог тоскливо вымолвить Том. Его голова отказывалась соображать, а сам он словно оцепенел - настолько всё было неожиданно, нелепо и страшно. Топот и ржание коней слышались всё ближе.
  - Э! - крикнул вдруг кто-то сзади.
  Всё остальное произошло очень быстро. Гость отступил, в руке у него сверкнул с лязгом вынутый из ножен меч, и в следующее мгновение острие оказалось у Тома под подбородком, холодно-обжигающе ткнувшись ему в горло.
  - Живо в конюшню и дай мне коня, - прошипел кот.
  Тут же как-то совсем уж страшно, с отчаянным надрывом снова взвыли псы, откуда-то сверху с неприятным хлопаньем и клёкотом - так, что Том, забыв про меч, машинально отшатнулся, - что-то обрушилось, справа сзади кто-то закричал, и что-то крупное, тяжёлое шлёпнулось в грязь. Лезвие меча исчезло так же быстро, как и возникло. Кот-оборотень отскочил от Тома. Тот машинально обернулся направо узнать, что случилось, и увидел, как Джон лежит в грязи, рядом с ним валяются вилы, Сэм и ещё два посетителя с ужасами на лицах отступают к воротам, а на Джоне, прочно и уверенно вдавив его в грязь, расправив широкие мощные крылья, стоит огромный зверь.
  Таких хозяин никогда прежде в своей жизни не видел. Покрытый короткой шерстью светло-песочного цвета (луна хорошо освещала его, сияя в очищенном от туч окне тёмного неба), он упирался в плечи и спину Джона всеми четырьмя широкими сильными лапами, резко, с ощутимым свистом метал из стороны в сторону длинным хвостом с кисточкой на конце и, повернув в сторону рвущихся на цепи псов, пронзительно и скрипяще клекотал на них.
  Морда у него была какая-то странная, но сначала Том не понял, почему. Лишь когда зверь обернулся к нему, трактирщик обнаружил, что голова у того орлиная - с круглыми глуповато-пронзительными глазами и большим, загнутым вниз, слегка улыбающимся острым клювом. Вот тогда Тому стало действительно страшно. Зверь, свободно соскочив с лежащего Джона, прыгнул в сторону хозяина и, упруго ударив крыльями, вытянул в его направлении морду и неприятно-визгливо заклекотал.
  Том с ужасом отпрянул, закрываясь рукой, но мягкие ноги его не несли, подкосились, и он упал. Однако зверь не бросился - топот мчавшихся коней и крики шерифа и его людей звучали уже совсем рядом. В тот момент, когда первые всадники врывались в раскрытые Сэмом ворота, кот, согнувшись, уже сидел верхом на крылатом звере. Тот с громким резким хлопком расправил крылья, ударил ими о воздух, пробежал, тяжело и упруго подпрыгивая, в сторону дальней стены частокола и мощным рывком, сложив передние лапы, вытянув задние, под ненавидяще-тоскливый вой собак, как-то удивительно легко для такого крупного существа поднялся в воздух.
  Всадники страшно закричали. Они с ходу, обдав лежавшего Тома холодным воздухом и грязью, промчались по двору, пытаясь догнать беглецов, и один даже метнул в перелетающего через стену зверя топор, воткнувшийся в бревно с коротким, мелодично-резким и тут же прервавшимся стуком, но было уже поздно. Крылатая тварь, несущая на себе оборотня с кошачьей головой, нырнула вниз, за частокол, и исчезла. Затем она вынырнула - уже гораздо дальше и чуть левее - и, взмахнув крыльями, резко повернула вправо, скрывшись за темной листвой старых вязов, росших позади частокола. На несколько мгновений её опять перестало быть видно.
  - Все за ним! - крикнул шериф - так уверенно-повелительно, что даже Том почувствовал непреодолимое желание подчиниться, - осаживая храпящего коня. - Где арбалет?
  Всадники, поворачивая коней, выезжали со двора. Из дверей выбегали испуганно-любопытные постояльцы. Жена Тома, появившаяся в проёме вслед за ними, увидев, что тот лежит в грязи, вытерла руки о фартук, охватила ими голову, привалилась спиной к косяку и заголосила.
  - Хозяин, а, хозяин, - кто-то склонился над Томом и затряс его за плечо. Тот, чувствуя слабость во всём теле, поднялся на ноги и осмотрелся. Вокруг столпились любопытные. Псы, выпрямив хвосты, исступлённо громко лаяли в небо - в том направлении, куда улетали оборотень и странный зверь. Джон всё ещё лежал на земле. На спине у него была кровь. В полной уверенности, что тот мёртв, Том, пошатываясь, подошёл к нему.
  - Джон, - позвал он, склоняясь к лежавшему, и не узнал себя: голос стал сиплым, еле слышным. Он прокашлялся и, нагнувшись, потряс слугу за плечо. Тот, забормотав что-то, приподнял голову. В глазах его стоял ужас.
  - Что, - хрипло спросил Том. - Как ты?
  Он был рад, что Джон жив. Слуга поднялся и сел. Он потрогал спину и, поморщившись от боли, ошеломлённо посмотрел на свои пальцы, запачканные кровью.
  - Что это было? - спросил он. - Я хотел эту тварь вилами...
  - Это грифон. - Все повернули головы и увидели подошедшего Сэма. - Я слышал, на них эльфы летают, - пояснил тот, осторожно глядя на окружающих: не засмеют ли его. - А этот оборотень, видимо, с эльфами якшается. Не зря его поймать хотят.
  - Ты же говорил тут всем, что не знаешь, что за зверь, - раздражённо напомнил Том, разгибаясь. Ему, похоже, придётся теперь объясняться с шерифом, чёрт бы побрал его вместе с этим проклятым котом. Крики всадников были едва слышны.
  - Так я первый раз не разглядел, он же далеко был, а теперь-то понял, - охотно, не обижаясь на резкость, начал объяснять сапожник. Он был уже подвыпивший. - Мне в городе сын нашего Билли рассказывал. Он там у гончара подмастерьем. Говорил, что один такой даже у епископа есть.
  Том вспомнил, что да, слышал что-то подобное. Его охватила злость.
  - Всех бы этих эльфов-язычников спалить на костре, - пробормотал он. - Паскудная нечисть. Скорей бы уж государь и папа созвали поход.
  - Да теперь уж скоро, - заговорил Сэм. - Мне купец один говорил, что в следующем году...
  Том отмахнулся от него, и сапожник замолчал. Джон встал на ноги - на спине у него оказались лишь неглубокие царапины.
  Со двора всё ещё было видно, хотя с каждым мгновением всё хуже, как зверь, названный грифоном, с цепко сидящим на его спине котом, то размеренно-рубяще взмахивая длинными крыльями, то паря на них в воздухе, уменьшаясь в размерах, неожиданно быстро улетает в направлении гор, чьи снежные вершины сверкали вдалеке под полной луной. Иногда он делал резкие повороты из стороны в сторону - видимо, для того, чтобы с земли в него не попали из арбалета. Всадников было уже не слышно.
  - Не догонят, - не удержавшись, пробормотал Сэм. Он, хозяин, морщившийся от боли Джон и столпившиеся вокруг несколько постояльцев, словно зачарованные, смотрели, как странный сдвоенный силуэт, уходя в фиолетово-черное звёздное небо, становился всё меньше и темнее, постепенно превращаясь в едва заметную точку.
  Всё было как в сказке.
  
  
  На камне
  
  На качающейся травинке сидела зелёная стрекоза, и её огромные сетчатые глаза смотрели в никуда страшным неподвижным взглядом. Мальчик, расположившийся на камне рядом, смотрел на неё, не смея шевельнуться, чтобы не спугнуть, и даже дышать пытался ровно и неслышно. Он старался внимательно всё изучить и запомнить: сине-голубое, чётко поделённое на три участка тело, хвост как тонкая палочка, шесть ног, четыре длинных прозрачных крыла с прожилками. Что она будет делать дальше: останется сидеть здесь надолго или сейчас улетит? И если улетит, то куда и с какой целью? Куда она смотрит и что видит? Зачем она и для чего нужна?
  Стрекоза сорвалась и стремительно умчалась - в одну секунду, как будто её никогда здесь и не было, лишь трава закачалась сильнее. Мальчик разочарованно вздохнул. Сначала он ещё мог наблюдать, куда она летела, но быстро потерял из виду, и все последующие попытки найти стрекозу взглядом окончились ничем.
  Впрочем, он быстро утешился - кругом происходило ещё много всего интересного. Сидеть на большом, нагретом утренним солнцем камне было удобно и приятно, а тень от расположенных вблизи пиний закрывала лицо - так что раскалённый бело-жёлтый круг, сияющий в светлом от жары небе, не бил в глаза, и всё вокруг можно было рассматривать, не прищуриваясь и не защищаясь ладонью.
  Мальчик гулял уже давно и ушёл от дома на порядочное расстояние. Почти всё утро он провёл на ногах: то поднимался на окрестные холмы и наблюдал оттуда далёкие тёмно-синие горы на горизонте и редкие белые облака вверху, то спускался в низину, к речке, где у берега, в тёплом мелководье, кишела разнообразная водная живность, то исследовал молодой подлесок, в котором стояли муравейники и прытко носились туда-сюда блестящие ящерицы. В итоге сильно устал, но зато снова увидел и узнал много нового. И, хотя сейчас ему уже вовсю хотелось есть, домой он не спешил. Вдруг можно будет увидеть ещё что-нибудь интересное?
  И он оказался прав - чуть погодя неизвестно откуда прилетел и тяжело опустился на камень большой зелёный жук. Приземлившись, он сложил крылья и на время затих, а затем двинулся прямо к левой руке мальчика. Тот восторженно замер. Жук достиг руки и остановился, однако затем, подумав немного, поднялся на тыльную сторону ладони и пополз по ней. Было щёкотно, но мальчик сидел как вкопанный и внимательно, с интересом смотрел. Гость добрался до указательного пальца и задержался прямо на его середине, забавно шевеля усами.
  Мальчик осторожно, стараясь не спугнуть, поднял ладонь и начал подносить её к своему лицу, чтобы разглядеть жука поближе. Тот не двигался. Рука медленно поднялась почти на один уровень с подбородком и остановилась - карие глаза внимательно изучали насекомое, как будто стараясь запомнить всё до последней детали.
  - Да куда ты! - зазвучал вдруг совсем рядом женский голос, и жук с солидным жужжанием улетел. Мальчик с сожалением и горечью смотрел ему вслед, пока тот не исчез, и лишь потом перевёл взгляд на источник шума. Прямо перед ним из-за кустов к камню уверенно вышла серая коза, за которой, шурша, волочилась верёвка. Она равнодушно оглядела сидевшего на камне своими горизонтальными зрачками и стала спокойно поедать траву, медленно передвигаясь по поляне. А чуть погодя вслед за ней стремительно вышла - точнее, почти выбежала - молодая женщина.
  - Стой! - крикнула она козе и, наклонившись, ловко поймала верёвку, ползшую в траве как змея. Коза не обратила на это никакого внимания, а лишь сосредоточенно двигала челюстью туда-сюда. Крепко держа верёвку, женщина намотала её себе на руку и, подобравшись к козе ближе, схватила ту за левый рог.
  - Пошли домой, - сказала она сердито и одной рукой потащила, другой потянула сопротивлявшуюся козу за собой.
  - Здравствуйте, тётя Маргарита, - произнёс мальчик, который с улыбкой наблюдал всё это со своего камня. Та вздрогнула и оглянулась.
  - Ай! - воскликнула она. - Привет! Я тебя и не заметила. А что ты здесь делаешь? Ты знаешь, что тебя, наверное, уже ищут? Обед же скоро.
  - Я сейчас приду, - заверил её обитатель камня. - Она опять убежала?
  - Опять, - подтвердила женщина. - Упрямая, как не знаю кто. И хитрая притом. Давай, не останавливайся! - со злостью закричала она на козу. Та с достоинством шагала рядом, изредка протестующе блея и то и дело стремясь остановиться и съесть ещё что-нибудь. Подстёгивая её веткой, женщина погнала козу на дорогу.
  - Ты не засиживайся тут! - крикнула она мальчику на прощание. - Если тебя уже ищут, я скажу, где ты!
  - Я не буду засиживаться, - вежливо обещал мальчик. - Если меня ищут, скажите, что я скоро приду.
  Он сидел ещё какое-то время, вспоминая, как интересно перемещались челюсти козы, когда она ела, какая причудливая форма крыльев у стрекозы и каким необычным оттенком переливался в солнечном свете зелёный панцирь жука. Солнце сияло уже совсем высоко, и становилось чересчур жарко. Действительно, пора было идти обедать.
  Посидев ещё немного и оглядев на прощание окрестности, мальчик нехотя слез и стал выбираться на дорогу - сквозь густую траву, в которой цвели жёлтые, голубые и розовые цветы и гудели невидимые насекомые, мимо молодых пиний, от которых шёл свежий запах нагретой хвои, и колючих кустов ежевики.
  Дорога вела его прямо домой. Мальчик шагал, намеренно поднимая пыль и с интересом следя, как она поднимается и оседает, радостно чувствуя, как отдохнули его ноги и ощущая, как опять сыреет от зноя рубаха на спине.
  - Леонардо! - закричала, увидев его, стоявшая у ворот дома бабушка. - Ты опять ушёл без спроса! Скорей беги обедать, а то всё остынет! - и, не дожидаясь внука, скрылась во дворе.
  - Бабушка! - радостно крикнул он в ответ и побежал. У крыльца на цепи прыгал, завидев его, мохнатый пёс, довольно мотая головой и щедро швыряясь во все стороны хвостом-поленом. Добежав, мальчик обхватил счастливого зверя за морду и стал чесать его за ушами, а тот старался дотянуться до хозяйского лица, чтобы как следует облизать.
  - Леонардо! - вновь послышался крик бабушки, уже из дома. - Опять с собакой играешь? Бегом мыть руки!
  - Пока! - мальчик вскочил, взбежал по ступенькам и исчез в проёме двери. А пёс, продолжая метать хвостом туда-сюда, скакнул ещё пару раз, чихнул от поднятой самим собой пыли, смущённо зевнул и поспешно забрался обратно в конуру, спасаясь от палящего солнца. Оно висело уже почти вертикально вверху и откуда нещадно жгло и горы, и холмы, и деревья, и камень, где недавно сидел Леонардо, и дорогу, по которой он шагал, и это маленькое, состоящее всего из нескольких десятков домов, богом забытое селение Винчи.
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"