Общество прыснуло в кулак при этих Вольдемаровых словах (см. вступление к Дню девятому). Хватанюк бурно задышал от возмущения, не находя слов, нужных для того, чтобы дать Вольдемару достойную отповедь и поставить его на место. Однако неожиданно для самого себя он вдруг с изумлением почувствовал к Вольдемару какую-то симпатию, совершенно немотивированную их предыдущими отношениями и неуместную в данной ситуации, и вместо ожидаемого всеми присутствующими взрыва его эмоций вдруг довольно миролюбиво произнес:
- От, Вольдемаре, який ти задирикуватий! Мабуть си думаєш, шо як начальство, то воно одразу зло. А ти - то саме добро! Але знаєш, скiльки усього на свiтi рiзного є, та ще й такого, що ти б i не подумав нiколи? Згадайте, яку казочку про оцюю квантову механiку вчора панi Валерiя нам розповiли. То давайте, любi мої, i я вам зараз казочку розповiм. Дитячу. Але й хвiлософську - про Добро i Зло. Щоб ви трохи си замислили. А висновки - то вже самi робiть. Казочка, правда, трохи соромiцька. За те - вибачайте*.
* - Вот, Вольдемар, какой ты задирака! Наверно думаешь, что если начальство, то оно сразу зло. А ты - то лишь одно добро! Но знаешь, сколько всего на свете разного есть, да еще и такого, что ты бы и не подумал никогда? Вспомните, какую сказочку про этую квантовую механику вчера пани Валерия нам рассказали. Так давайте, дорогие мои, и я вам сейчас сказочку расскажу. Детскую. Но и хвилософскую - о Добре и Зле. Чтобы вы немного задумались. А выводы - уже сами делайте. Сказочка, правда, немного неприличная. За то - извините. (Укр.)
Реципиенты, несколько озадаченные неожиданными интонациями Хванатюка (он и сам с удивлением прислушивался к своим новым речам), подтянулись поближе и Маркиян начал свою "казочку".
- Отже, "Казочка про Добро i Зло". Оце, значить, сидить дiд Панько на березi - ловить рибку. Аж ген, бачить, пливе по рiчцi - шо б ви думали?! - Гiвно!! Пливе, оце, собi Гiвно по рiчцi, пливе i ось - пiдплива воно до дiда Панька. I говорить до нього чоловечiським голосом:
- Дiду Паньку! Я тебе зараз з"їм!
* Итак, "Сказочка о Добре и Зле". Вот, значит, сидит дед Панько на береге - ловит рыбку. Вдруг видит - плывет по речке - что бы вы думали?! - Говно!! Подплывает Говно до деда Панька и говорит ему человеческим голосом:
- Дед Панько! Я тебя сейчас съем!
- Фу, Хватанюк! Да когда же, наконец, вы заткнете фонтан своего красноречия, наконец! - прервала Маркиянов рассказ мадам Рюкк-Зак, с безобидной национальной склонностью провоцируя противостояние общества с не полюбившимся ей с детства Хватанюком. - Вы, шо не видите, шо вы у приличному обществу находитесь, или где? Или нам вже никак нельзя сегодня без этого вашего... национального колорита у выражениях обойтися? Наконец, если вам самому культуры мультуры не хватает, то обратите ваше внимание, шо здесь, кроме вас, еще и дамы находятся, между прочим, наконец!
- Ти ба! Отакої! То як же його сказати тодi? Гiвно воно i є гiвно! Як ти його ще назвеш? - окрысился Хватанюк.
* Вот тебе раз! То как же его сказать тогда? Говно оно и есть говно! Как ты его еще назовешь? - окрысился Хватанюк
- Не, вы токо послушайте его, господа-товарищи-панове! Александровна, да скажите ж хоть вы ему! Я, лично, тут не собираюся здесь, в натуре, от всякого.... такого себе... - мадам Феня запнулась в поиске выхода из лексического тупика, в который ее завела вспышка неприязни к Хватанюку. После "всякого" и "такого себе" с когнитивной, логико-семантической точки зрения в лучшем случае просилось слово "козел", а в худшем, пожалуй, что-то вообще не допустимое в "культурной-мультурной" среде и до чего она, мадам Рюкк-Зак то есть, даже ради Хватанюка опускаться не хотела. Валерия Александровна выручила ее:
- В самом деле, Маркиян Рахваилович, ну давайте ... назовем это... назовем это... ну, хотя бы - Кал! - вдруг энергично воскликнула она, радуясь своей находчивости. Общество снова прыснуло в кулак.
Хватанюк мрачно поглядел на нее, окинул таким же взглядом окружающих, размышляя, а не применить ли ему полномочия Головы в данной ситуации? Но не почувствовав, что ситуация для санкций созрела, и, главное, весьма туманно представляя себе, во что конкретное упомянутые санкции могут вылиться, он с досадой апеллировал к мужской составляющей аудитории:
- Послухайте, панове! То ж увесь смак зникне, якщо замiсть мого Гiвна ваш Кал буде!
* Послушайте, панове! То ж весь колорит исчезнет, если вместо моего Говна ваш Кал будет!
Однако не встретив и тут поддержки своему аргументу в пользу "гiвна", сдался:
- Ну, то нехай буде... Кал, якщо ви всi так його хочете. Отже, значить, пiдплива оцей ваш Кал до дiда Панька i говорить до нього чоловечiським голосом:
- Дiду Паньку! Я тебе зараз з"їм!
- Не їж мене, Кал!, - каже дiд Панько. - Я, оце, зараз рибки наловлю, додому вiднесу, онучкам своїм юшки наварю. Добра буде юшка!
Произнеся эти слова, Маркиян остановился и сплюнул, фигурально, конечно: "Та той дiд Панько i слова такого не знає - кал...".
По-моему очень даже хорошо. Не правда ли, Сократ Панасович? Подтвердите как специалист: и звучит хорошо, и научно, и всем понятно, - приободрила его Валерия Александровна, адресовавшись по ходу дела к Фригодному, который в подтверждение ее слов согласительно покивал головою.
- А Гiвно, тьху!, чи як там його... Кал... най вiн лусне!... а Кал на це - вперто своє:
- А я тебе все одно з"їм!
- Нi, Кал, не з"їси!
- А я кажу, дiду Паньку, що з"їм!
- Нi, не з"їси!
- А от i з"їм!
- Тодi, - каже дiд Панько, - я сам тебе, Кал, з"їм!
I - з"їв...
Отак от, любi мої, Добро перемагає Зло! - закончил свою "казочку" Маркиян Рахваилович и, несколько озлобленный цензурой, которую навязала ему Феня, добавил:
- I ще раз на вас тьху, збили ви мене, к чортовiй матерi, з панталику. Через вас я сам нiби як гiвна, чи то пак, калу наївси!**
** Ну, то пусть будет... Кал, если вы все так его хотите. Тогда, значит, подплывает этот ваш Кал до деда Панька и говорит ему человеческим голосом:
- Дед Панько! Я тебя сейчас съем!
- Не ешь меня, Кал!, - говорит дед Панько. - Я, вот, сейчас рыбки наловлю, домой отнесу, внучкам своим ушицы наварю. Добрая будет ушица!
А Говно, тьфу ты, как там его... Кал... чтоб он лопнул!... а Кал на это - уперто своё:
- А я тебя все равно съем!
- Нет, Кал, не съешь!
- А я говорю, дед Панько, что съем!
- Нет, не съешь!
- А вот и съем!
- Тогда, - говорит дед Панько, - я сам тебя, Кал, съем!
Вот так вот, дорогие мои, Добро побеждает Зло. И еще раз на вас тьфу, сбили вы меня к чортовой матери с панталыку. Через вас я сам вроде как говна, или как там его, - кала наелся!
Но, вопреки его последним словам, слушатели весьма благосклонно посмеялись над "хвилософской" сказочкой Хватанюка, а некоторые и призадумались. Все, однако, с удивлением и удовольствием, а кое-кто даже и с легкой симпатией, отметили про себя полоќжительные сдвиги в его поведении, хотя и не понимали, чему приписать такую благодатную перемену. Утешенный доброжелательной реакцией аудитории Маркиян повернулся к Вольдемару и произнес:
- Ну шо, Вольдемаре, то тепер може й ти нам повiдаєш щось цiкавеньке? Нумо ж, давай, не вередуй вже, менi! *
* Ну шо, Вольдемар, то теперь может и ты нам поведаєшь что-то интересненькое? Ну, давай же, не капризничай уже, мне!