То лето было отвратительно жарким. Настолько каждодневно и бесперспективно жарким что казалось оно не закончится никогда. Солнце с непоколебимой заботой сохраняло неподвижность воздуха превратившегося в густое месиво, тысячей ламп выжигало небо, строго и цинично запрещая поднимать глаза. Этот свет ощущался физически, презрительно давил прессом всё живое. Земля смиренно растрескавшаяся как губы потерявшегося в пустыне путника будто затихла безропотно подчинившись. Люди отсиживались под крышами как загнанные звери лишь по большой необходимости выходили, дни были посвящены вечерам, тем нескольким часам прохлады которое красное от злости солнце в безысходности оставляло чтобы на следующий день мстить с новой силой.
Мы тогда жили в странной местности, чем-то наподобие села внутри города, и отношение жителей остальных районов было соответствующим, но нас это сильно не задевало, мы приезжие, и не ощущали себя частью того места, и не являлись таковыми. Но всё равно было немного...стыдно что-ли, говорить где живу из-за давно и бесповоротно сложившегося стереотипа. Дом наш, какой-то по старчески неуклюжий но бесперебойно обновляемый, сиротливо стоял окружённый высохшим огородом, это была первая линия от города, разделяли их в том году досохшая речка, каждую зиму редеющий, бесплодный шелковичный сад и поле, абсолютно ровное и зелёное как бильярдный стол, почему-то в таком цвете оно мне запомнилось. В целом совсем не городская картина, и взаправду, такие населённые пункты наверное называют городом только в порыве пьяного барского великодушия.
Жила у нас тогда собака, белая, короткошёрстная дворняга. Умное и насколько возможно энергичное животное с честью выполняющее функции звонка и чего-то тёплого и живого. Всё бы хорошо но, была одна каждогодняя проблема. Несмотря на моё усердие в разгоне соседских ухажёров, всегда потуги заканчивались ничем и появлялись на свет несколько слепых и милых комочков. Исключения не случилось и тем летом, целых четверо. Один правда погиб сразу, то ли цепью нечаянно удушила то ли бог его знает что случилось. Итого три. Так бы они себе и жили, но рацион у нас в то трудное и непонятное время был не ахти, что уж говорить о собаке. За совсем непродолжительное время щенки высосали её так что она стала похоже на целлофановый пакет с костями, жалко смотреть. И раздать некому, у соседей со своими делать нечего, друзьям-знакомым на квартире такого добра не надо, у кого дом, старые ещё в здравии. Вот как быть, жалко же, подохнет. Назревала одна мысль. Надо было что-то делать.
Было мне лет десять, не больше. Отец давно ушёл, брат уехал, мать, сестра да я, единственный на всю семью сопливый мужчина. С каждым днём всё оттягивал тот момент, не хотелось, находил себе разные отговорки, то жара, то не хочу, то ещё что. А тем временем кожа на собаке обвисла как балахон, из живого остались только глаза. Перекласть на кого-нибудь другого морально не получалось, они же всё-таки девочки, хотя наверное для них это сделать было бы проще. А другого кого просить, соседей? Да куда там, засмеют, и вполне оправдано, дело то плёвое...для них.
Проснулся я поздно, делать было нечего по такой жаре. Читать не хотелось, телевизор показывал только утром, дома никого не было, в конец мне стало интересно, смогу ли, справлюсь ли с этой недетской работой. Вышел из дома и сел на бетонные ступеньки, на лбу сразу выступил пот. Посмотрел на собаку окружённую шатающимися на мягких ногах щенками и решил, хватит ждать неизвестно чего, сейчас!
Пошёл за сарай, поочерёдно осмотрел дно всех мусорных вёдер, выбрал самое целое, пересыпал из него мусор и пошёл к собакам. И опять появилось сомнение, да ещё жара выбивала из сил. Присел на корточки и смотрел на них не решаясь, погладил и уже уверенно сложил в ведро друг на друга. Очень не понравился взгляд собаки, она смотрела с доверием, понимала же что я их забираю, но была спокойна, на душе стало противно. Всегда удивлялся выражению глаз собак, вот смотришь и всё понятно, а лучше бы не было.
Выйдя за калитку направился к находящемуся между домом и уже не речкой а канавой колодцу, он был на небольшом возвышении и дно его было примерно на уровне дна канавы, что наводило на оправданную мысль что вода в них была одна и та же. Река пересохла и колодец тоже, на дне лишь осталась лунка с илистой водой которой поили скотину. Поднявшись к колодцу выгрузил щенят на землю и начал черпать, шкрябая по дну ржавым ведром. Доставалось всего по несколько литров воды, половина которой был ил, но сегодня цедил не так тщательно. Задачу усложняло моё дырявое ведро и расползающиеся приговорённые, а ещё и эта проклятая жара. Долго возился, последние пару вёдер вообще достал почти пустыми, своё так и не наполнил до краёв, ну вроде как и не надо было. Возле колодца не захотел, на возвышении как на пьедестале, у всех на виду, несмотря что зрителей не было и не намечалось. Спустился к оврагу с ведром и одним, взял за живот и прижал к бедру, так нести удобно, за загривок жалко. Возвратился за остальными, нёс также, в руках вздувались маленькие животы и что-то очень быстро билось об ладони. Говорят, что люди чувствуют надвигающуюся смерть, собаки разве также?
Русло реки проходило в метрах тридцати от домов и в этом месте, длиной в три хозяйства шло строго им параллельно. По негласному договору каждый использовал площадь канавы находящуюся вровень своего забора, в основном это было место для мусора, соседи ещё хранили на берегу корм для животных. На свою территорию я не пошёл, там почти никто не ходил и всё поросло липнущей к голым ногам травой с большими тусклыми листьями. На стороне соседа неуверенно возвышались две кривые ивы, там в тени и следовало остановиться. Времени на философские раздумья о жизни и смерти не было, ведро пропускало, а в колодце вода можно сказать закончилась. Но все же торопиться как-то не хотелось, казалось неуместным. Присел, взял первого и посмотрел в глаза, быстро вероятно боясь передумать опустил на дно, захотелось как можно укоротить этот момент, не причинять лишних страданий, а на дне они показалось сводились к минимуму. Не доставал предыдущих, просто один на другого, и в глаза больше не смотрел. Когда всё было кончено ещё раз опустил всех на дно, что-то наподобие контрольного погружения, хорошо вода ещё не вся вытекла.
Теперь нужно было с ними что-то решать, хоронить было откровенно лень, по такому пеклу, да ещё в дубовую землю. Ничего лучше не нашёл как просто выкинуть. Одной рукой взял ведро за ручку, другой за дно и с силой вышвырнул содержимое с берега в овраг, послышались глухие удары под фон проливающейся воды. Дело было сделано, сквозь сложное переплетение чувств неуверенно пробивался скромный еле заметный ручеёк гордости. Развернувшись, медленным но уверенным шагом пошёл домой. Послышался писк. Я всё понял. Сказать что я был огорчен нельзя, это слишком мало, я был разочарован, зол, растерян. Видимо от удара смерть вырвалась из их маленьких тел, и жизнь взяла к себе обратно. Я больше не хотел, мне надоело. Но нужно было вернуться. С берега не разглядеть. Осторожно пробираясь по россыпи стёкол, камней, проволоки и мусора спрятанного в той же тусклой траве не мог их найти. Один скулил, нашёл его первым, с виду он чувствовал себя прекрасно, от чего стало грустно. Второй тоже был жив, шевелился. Третьего найти долго не получалось, он закатился далеко и был вроде мёртв. Всё равно их движения отличались до произошедшего. И снова появилась спешка, казалось, что чем быстрее сделаю это вновь тем лучше, не хотелось давать пустых надежд. Набирать воду опять, очень долго, тем более что осталась одна грязь, идти на другой колодец далеко, дома уже была принесённая оттуда, но я пожадничал, уж слишком больших трудов она мне стоила. И вообще насчёт выбранного метода вкрались сомнения, не особо он действенен, раз так легко всё обратимо. Осмотрелся вокруг и увидел камень. Он прекрасно лежал в руке, но поболтав им вверх-вниз стало понятно что веса не хватает. Захотелось разделить ответственность, мол это не я, это камень всё, а я так, только помог... Как назло крупных не было. Наконец нашёлся один, почти круглый, с ободранной поверхностью. Я начал со второго найденного, удар получился какой-то неуверенный, больше по спине чем куда целил. Попал несколько раз по намеченному, последние из которых были явно лишними, теперь уже хотелось наверняка, навсегда. Следующего добил мёртвого, по тем же соображениям. Оставшийся был очень активен, ползал себе среди травы будто ничего не произошло. Я не смог, не знаю, не захотел, устал, было лень, жалко, стыдно, горько, если не всё вместе. Положил в ведро и тронулся домой, на сегодня хватит. А что до того собачонка, то рос он нехотя, был хилым и каким-то странным, сдох не прожив и года, видимо сказалось пережитое.
К дому я шёл медленно болтая ведром. Справа, наверное с работы, возвращался дядя Лёня, редко просыхающий, добродушный дядька с мятым лицом.
- Стой - он издалека крикнул махая рукой - не проходи с пустым.
Да какие проблемы, я ещё замедлил шаг иногда останавливаясь, пусть пройдёт а то беда ему будет, можно даже предположить, что если когда-нибудь, кто-нибудь пройдёт с двумя пустыми вёдрами, или что ещё хуже подряд целых двое человек с неизменно пустыми вёдрами, то однозначно домой можно не возвращаться, там трагедия, дух пустого ведра свиреп и непреклонен.
- Что, мусор вынес? -поравнявшись со мной он спросил, а улыбка утонула в складках лица.
Кивнул, чего было вполне достаточно, так как это был не вопрос вовсе, а своеобразное приветствие, в привычном смысле слова оно использовалось редко, а какой-нибудь банальный вопрос давал ощущение близости и доброжелательности.
И то что везение мало зависит от вёдер, и то что моё ведро совсем не пустое а даже наоборот полное, жизнью, и то что мусор я не вынес а скорее нес, в себе, дядю Лёню не интересовало, и если бы даже интересовало я бы не стал объяснять, настроения не было, оно было испорчено, как и тот день, однозначно.