Каштанов Руслан Наильевич : другие произведения.

Шарада Эпизод 1. Дина Возрождается В Ярости

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


  

Эпизод 1

Дина Возрождается В Ярости

  
   Страх.
   Страх, доводящий до деревянного оцепенения и телесного содрогания (одно последовательно сменяется другим, следуя резкой перемене мыслей).
   И еще волнение.
   Страх и волнение.
   Именно такую реакция во мне вызывали экзамены в конце учебного семестра.
   Я говорила себе: "Это ведь просто промежуточный контроль! Переход к следующей стадии! Тривиальный пропуск к очередному этапу на пути к высшему образованию!".
   Я рассчитывала, что рационализация способна искоренить из обычных вещей какие-то шаблоны или стереотипы. От части, это было так. Но только не в этом случае.
   Временами стучали зубы, как на морозе (и от этого аудитория, где проходил экзамен, казалась холодной камерой). Иногда сердце начинало куда-то убегать, да так, что у меня, уже после, появлялось нормальное желание провериться у кардиолога. И, о Боже, в такие моменты я начинала потеть!
   Finita!
   Нужно взять себя в руки, и действовать!
   Успокоительным средством всегда служит действие. Именно оно способно излечить нас от любых недугов. В том числе, и от повышенной невротичности. Все приходит с опытом...
   Ладонь слегка вверх. И вот моему шпионскому взгляду открылся маленький клочок бумаги.
   Подсказка.
   Век технологий не заставил меня изменить старые привычки. Несколько верных тезисов, спрятанных от чужих глаз, и уже можно точно знать, какой ответ дать экзаменатору. Тезисы - это мой козырь.
   Так, что это я такое написала? Так мелко, что не могу разобрать!
   -Пс! - раздалось с задней парты, на четыре часа от меня.
   Я обернулась.
   Кирилл. Лег на парту, надеясь на то, что сможет слиться с ней, как снайпер в траве. Думает, что ничего не видно: ни того, как он позвал меня, и как я ответила ему взглядом.
   Кирилл молча ждал моей реакции. Я проявляла ноль эмоций.
   -Третий билет, - сказал он внятным шепотом.
   Это мой крест. Помогать нерадивым учащимся. В школе, почти в каждом классе, найдется парочка детишек, которые проявляют усидчивость больше, чем все остальные. Я как раз была одной из таких. До сих пор не могу понять, было ли это для меня в порядке вещей - постоянно оказывать поддержку неучам. Конечно, я никак не могла избежать раздражения, и даже самой настоящей детской злости, когда меня облепляли со всех сторон умоляющие "дать списать" одноклассники. Но чаще всего я старалась сохранять хладнокровие и безразличие. Получалось плохо, но все же...
   Помощь сродни милосердию. Видит Бог, я была милосердна ко всем, кому только могла помочь. И я говорю сейчас не только о глупых школьных контрольных, которые пугали меня не меньше, чем университетские экзамены. Полагаю, что в этом моя совесть чиста.
   Но я твердо решила для себя, что у любого проявления милосердия должен быть свой промежуточный перерыв. Иными словами, в дальнейшем в мои планы не входило заявлять о себе, как о той школьной девочке, у которой постоянно можно клянчить выполненное домашнее задание.
   Мы все-таки пришли за высшим образованием. Взрослые люди, как ни как...
   Я видела его взгляд, который действовал вполне аккуратно: только лишь спрашивал, смогу ли я поделиться с ним тем не многим, что у меня есть (самым малым, черт возьми! всего лишь шпаргалка, ничего больше!). Где-то на дне была все та же знакомая мне мольба, но ее совсем не было заметно. Да... В том возрасте я навряд ли смогла бы ее отчетливо разглядеть. Я могла видеть лишь красоту. Безграничную мужскую красоту...
   В общем, я тяжело вздохнула, открыто показывая свое недовольство. И совершила следующее: сделала вид, будто проверяю (специально для него), есть ли у меня что-нибудь на третий билет. Пытаясь не перестараться в актерстве, я снова повернулась к нему, и обреченно покачала головой. И, будь я проклята, но его зеленые глаза стали серыми. На момент. Или мне это показалось... Он вынужден был просто вернуться к своему черновику...
   Сказать честно, я была поражена.
   Я и помыслить не могла, что встречу такую болезненную реакцию.
   Хотя, глупости! Я это уже видела! Это вздорное отчаяние! Словно рухнул мир! Даже сложно представить, что это и есть реакция будущего мужчины!
   Тут тяжело с чем-то поспорить. Все мальчики (так же, как и девочки), не способные справиться с домашним заданием, испытывают горечь разочарования перед низшим баллом около своей фамилии в журнале.
   Но почему-то именно это разочарование, именно эта серость в глазах - печать упадка - такая смешная и мимолетная, заставила замереть мое дыхание. Я снова поняла, что это были не просто глаза, которые добивались от меня какой-то шпаргалки. Даже сейчас они ждали от меня ответных чувств. И я им отказала. Снова.
   И то был последний раз, когда я так поступила. Больше я не смела ему отказывать ни в чем. По крайней мере, я старалась. Но это никак меня не спасло.
   Мой последний отказ мой вынужденный отказ мой грех моя измена мое падение моя смерть я мертва я смотрю в окно и я мертва я вижу как его просят сесть в машину и он садится в нее и я понимаю что вижу его в последний раз потом они уезжают они увозят его а я вижу это все из окна идет дождь капли дождя бьются о стекло падают с веток деревьев рисуют на лужах бесконечные круги и полукружия и я мертва я мертва я не дышу стоил ему жизни.
   Да... Я так полагаю...
  
   -Я что-то делаю не так, - сказала моя мать. - Да, я часто что-то делаю не так, как нужно...
   -Не накручивай себя. - Я стараюсь успокоить ее. - Ты следуешь своим принципам. Позволь заметить, гибкостью они не отличаются.
   В большинстве случаев можно услышать заранее, когда истерия начинает набирать обороты. Колокольчик звонит тихими фразами отчаяния или ненависти, окутанными атмосферой пустоты.
   Сложно сказать, каким образом я тогда это понимала - скорее, это было что-то на уровне интуиции. Но, в любом случае, я предпочитала пресечь на корню надвигающуюся драму.
   В тот момент, когда мы вдвоем ехали в машине, - мать пассажиром, а я в кресле водителя, - была замечена лишь тень трагедии, которую женщина вынуждена чувствовать практически постоянно. Страдающая женщина - это особый тип человека. Естественно, избежать сомнений в своих действиях, когда все вокруг застилает полоса боли и безнадеги, весьма сложно.
   Что касается моего отец, так он старался сохранять спокойствие и здравомыслие даже в самых стрессовых ситуациях. Впрочем, как и большинство мужчин. В этом я переняла пример от него. Мной вполне можно было гордиться. Подростковый кризис взросления я переживала стоически. В основном, ради того, чтобы подражать отцу. Но сколько бы спокойствия я на себя не надевала, внутри меня всегда бушевал ураган.
   По отношению к этой диаде моя мать нередко чувствовала себя одинокой. Возможно, даже несчастной.
   Как умная дочь, я старалась вести себя с ней деликатно. Драмы и сомнения преследовали мать, кажется, ежечасно. Поэтому следовало сказать что-нибудь вроде:
   -Мне кажется, что ты все делаешь верно.
   -Ах! - На ее лице сразу появилась печать благодарности. - Спасибо за поддержку, дорогая! Но все-таки тут интуиция меня не обманывает. Знаешь, как шестое чувство.
   Она очертила в воздухе полукружие, видимо, в попытке изобразить интуицию.
   Между прочим, мама без проблем умеет сама управляться с авто. Только в ее прерогативах быть пассажиром, а не водителем. Обычно этим занимается отец: возит ее из одного конца города в другой. Но сейчас у него неотложные дела, и поэтому он попросил об этом меня.
   Не она попросила. Он попросил...
   На перекресте, где светофор загорелся красным, я посмотрела на свою мать, пытаясь представить размеры ее шестого чувства, но помешал возникший образ: я увидела рядом с собой аристократичную женщину. Шляпка, изысканная блузка, дорогая сумочка. Так она собиралась посетить фитнес клуб. Спортивная сумка покоилась на заднем сиденье.
   -Что же такого ты можешь делать неправильно? - спросила я у нее.
   И пусть в моей интонации был неприкрытый сарказм, к счастью, мама не обращала на это никакого внимания. Меня это всегда ободряло. Оставаться самой собой я могла с обоими родителями; пусть и в разной степени, но все же...
   -Не знаю, - ответила она. - Это как будто между человеком, и тем, что его окружает. Прямо перед носом! Хочется схватить за хвост, чтобы удержать, рассмотреть, как следует, и понять, что да как; да все мимо!
   -Это что-то метафизическое! - заключила я.
   -Даже не представляю, что конкретно ты сейчас имела в виду, но меня это определенно заставляет взволноваться.
   -Это того не стоит. Я каждый день имею дело с такими понятиями, и с тем, что они в себе несут.
   Я коснулась темы своей учебы в университете. А это значило только одно: пора поговорить о замужестве.
   Поэтому следующим вопросом моей матери был:
   -Ты уже нашла себе жениха?
   Учебное заведение равнялось поиску жениха.
   Я старалась выкинуть из головы этот вздор. Но эта мысль управляла мной. Ничто так не отвлекало меня, как вопрос выбора молодого человека. Я могла размышлять об этом часами. Слава Богу, есть силы, которые могут это остановить!
   Моя родительница определенно не относилась к этим силам. Вся ее суть вечно толкала меня замуж, и иногда мне даже казалось, что если я не найду себе потенциального супруга в свой студенческий период, то после оного могу свободно считать себя старой девой. Даже не знаю, сама ли я когда-то вбила себе в голову эту глупость, или об этом как-то раз сказала моя мать. Для меня это большая загадка.
   -Ты должна найти жениха!
   -Знаю!
   -Должна найти такого молодого человека, который понравится и мне, и твоему отцу!
   -Не сомневайся, я это сделаю! Это будет моя миссия! Мой долг!
   -Шутки в сторону! Ты еще девственница?
   -Мама!
   -Я интересуюсь с целью заполнить пробелы в твоем незнании. Не смотри на меня так! Ты не можешь все знать! Ты еще слишком молода! Определенно, я тебе еще не все сказала.
   -Точно подмечено. Но, думаю, эта тема - большая ошибка.
   -Почему ты так говоришь? - Она заметно встревожилась. - Ты не получаешь удовольствия? Уверяю тебя, фригидность - это не приговор.
   -Напротив, удовольствия я получила сполна.
   Я тогда была строга к себе.
   -Тогда в чем же тут может заключаться ошибка?
   -Ну, это не ошибка... Скорее, благовесть...
   Она сразу поняла меня. Ее лицо как-то вытянулось, глаза стали круглыми, и чуть открытый рот сложился колечком.
   -Что?.. - Она осеклась.- Ты?..
   -Да, я беременна, - отчеканила я, пока выпал подходящий случай.
   -Ты?.. Беременна?..
   -Дубль два: да, я беременна.
   -От кого? Я ничего не понимаю! - Она беспокойно заерзала в сиденье. - Кто он такой? Он приличный человек? Из какой он семьи?
   -Мама, прошу тебя!
   -Ты огорошила меня! - Она старалась оправдать свое волнение. - Отвечай на поставленные вопросы! Уйми мою панику! Ты ведь спец в этом!
   -Хватит махать руками! Я за рулем!
   Ее внимание мгновенно переключилось на дорогу.
   -Не забудь повернуть! Как так вообще получилось? Ну, вот смотри, теперь тебе сложно будет перестроиться! Я же говорила, что мы по поедем по второстепенной! Не по центральной! Не могу поверить, что ты все сделала тайком! Зеленый! Поворачивай!
   Она было потянулась к рулю, но я вежливо прервала ее резкое движение.
   -Поворачивай-поворачивай!
   В толпе машин послышались громкие гудки.
   -Ай! Посигналь ему тоже! ИЗВИНИТЕ! - говорила она громким голосом, хотя слышала ее только я. - МЫ ИЗВИНЯЕМСЯ! Да, шутки в сторону...
   Потом она просто закрыла лицо ладонями, и замолчала. Настал момент успокоения.
   Секунды стресса растаяли, оставив в душе мрак, через который медленно следовало пробиваться к свету.
   Как и всегда, в такие моменты я проникалась к ней жалостью. Лицезреть ее попытки привести себя в норму после громких эмоциональных всплесков, было не самым приятным зрелищем. Ладонями она закрыла лицо, кончики указательных и средних пальцев легли на виски. Ее дыхание было громким и размеренным - таким образом, многие из нас учатся сдерживать истерику.
   -Так! - вдруг жизнеутверждающе изрекла моя мать, открыв свой прояснившийся взгляд. - Кажется, я пережила легкий стресс, но мне уже легче...
   Возможно, разделив ее нервозность, я и сама немного взволновалась. В любом случае, стараясь сохранять непосредственность, я выпалила:
   -Я познакомлю вас с ним! Это не проблема! Должны же родители увидеть зятя до рождения ребенка, которого он заделал!
   -Ты несешься галопом! Дорогая, мы же не на американских горках! Пощади!
   -Мне показалось, ты сама об этом только что просила.
   -Возможно. - Она была растеряна. - Я не помню. Мой разум был замутнен.
   -Прости! - Извиниться. Необходимо извиниться. - Я снова проявила себя нетактично. Клянусь, что не так представляла себе свое признание.
   Она посмотрела на меня так, как только умудренный опытом родитель может смотреть на своего еще глуповатого, но вечно любимого, ребенка. Именно в такие моменты я понимала, что передо мной умная женщина, которая пусть и отказывается от своего незначительного интеллекта в обмен на инфантильную беззаботность, но, все же, временами могла возродиться в зрелости, и быть более или менее убедительной.
   -Конечно, я прощаю тебя, родная! - сказала она. - О том, сколько ему лет, и какого его происхождение, я поинтересуюсь у тебя немного позднее. И, поверь мне, на этот раз я не буду проявлять строгость. Только ответь мне сейчас на один вопрос, и, учти, мне нужен честный ответ, без раздумий. Готова ли ты пройти с ним путь, который вам предстоит? Готова ли смотреть с ним в одном направлении?
   После таких теплых слов, конечно, хотелось признаться во всем. Раскрыть всю нелицеприятную правду. О том, что я потеряла свой путь, который раньше постоянно виделся мне отчетливо; о том, что я скорее находилась на перепутье; о том, что я заблудилась, и мне предстоит еще долго бродить по одному и тому же периметру, без надежды найти выход...
   Но ничего такого я не сказала.
   Что-то остановило меня.
   Кто-то... Тот, кто внутри меня...
   И поэтому я дала четкий и уверенный ответ:
   -Да, я готова!
   Прозвучало вполне убедительно.
   -Хорошо! - Она довольно улыбнулась мне, и ее взгляд снова утратил свой реальный возраст, полностью уступив место внутреннему ребенку. - Я люблю тебя!
   -И я тоже тебя люблю, мама! Только... Погоди с объятиями. Нужно припарковаться.
   Пришлось снова строить из себя взрослого.
  
   За последний месяц я состарилась на полвека. Во мне не осталось сил, и простые движения даются мне с трудом. Я старуха в молодом теле.
   Мне всего лишь двадцать три года. Это мой физический возраст. Но моя Психея словно пересекла океан, где-то между небом и землей, удерживаясь на двух своих уставших крыльях.
   Конечно, это вздор. Невозможно в моем юном возрасте знать о чувствах и переживаниях, которые приходят, когда переступаешь порог середины жизни.
   Если вычесть из суммы прожитых лет вагон ошибок, что тянется за спиной, и груз вины, который с каждым разом становится тяжелее, и отягощает и без того нелегкую ношу существования, то тогда смело можно сказать, что я попросту взрослею.
   Помню точно, как впервые ощутила неотвратимость надвигающейся зрелости.
   Время от времени и в моей семье случались тяжелые времена.
   Детское воспоминание: отчаявшиеся молодые родители спорят о своем финансовом положении, - мать, отвернувшись в стену, тихо плачет, а отец, с каким-то дурным выражением лица, смотрит в пространство; оба молчат. Тишина после бойни. Я смотрела на все это снизу вверх.
   Немного повзрослев, на тот момент, когда наступило время поступать в университет, мне было ясно заранее, что надо бы и самой постараться подзаработать каких-нибудь деньжат для того, чтобы оплатить учебу - я считала, что это некрасиво, когда кто-то, пусть даже и родной человек, вкладывает в меня такие суммы денег. В наши дни высшее образование хоть и не самый важный фактор в жизни человека, но, все же, его стоимость определенно предполагает финансовый доход выше среднего. Конечно, я устроилась на работу, и даже получала от нее некоторое наслаждение, дав тем самым своим родителям возможность вдохнуть немного воздуха. Но когда я стала всерьез задумываться о деньгах, я почувствовала, как черствею.
   Работа и учеба - сочетание не для слабонервных. Я метила на Красный диплом, другого варианта и быть не могло. Поэтому приходилось постараться.
   То был невероятный год, проведенный в постоянном движении. Я ложилась спать после полуночи, и поднималась через три или четыре часа, догоняя сон где-нибудь на работе, или на учебе, или в автобусе.
   Именно в то время я понимала, что взрослею.
   Потом произошло чудо. Меня вызвал декан, который выложил мне отличную новость: освободился один из грантов, и я главный на него претендент. Это был дар свыше. Настоящее вознаграждение. Мне вообще тогда казалось, что награда всегда найдет своего победителя; и что победителем не рождаются, ими становятся. Поэтому настойчивость никогда не покидала меня.
   Одним словом, я была альтруисткой.
   Уже позднее я смогла понять, что победа и поражение - это две сестры. И, хочется того или нет, общаться приходиться с обеими. Необходимо было не только понять это. Но и принять.
   Не трудно догадаться, что при таком раскладе мой скверный характер набирал обороты.
   Больше всего доставалось парням, которые умудрялись влюбиться в меня. С ними я была строга, и ничего не могла с собой поделать. Больше того, я была строга к себе - я не могла выбрать парня просто так, у меня всегда были к нему какие-то негласные требования. Поэтому, чаще всего, я оставалась одна. Конечно, мне всегда трудно было понять, что конкретно мне нужно видеть в своем потенциальном женихе.
   Вообще, я с трудом могла вообразить, что из себя представляет любовь. Конечно, меня постигали мечты о принце. Но, кажется, дальше них я никогда не заходила.
   Все это было до того момента, пока я не поступила в университет, и не встретила там пару зеленых глаз.
   Пару зеленых глаз, которые, по началу, старались заинтересовать меня, потом быстро утратили на этом поприще энтузиазм, а затем и вовсе стали молить о взаимности.
   В ответ я сомневалась. Боже, как же долго я сомневалась! Целый год ни к чему обязывающего общения, мимолетного флирта, и всевозможных тестов, которые мы устраивали, чтобы проверить друг друга на прочность и совместимость (чаще всего, итоги были положительными). Имеет ли женщина право сомневаться так долго?
   Невероятно, но я до сих пор испытываю приятный трепет, когда вспоминаю тот день, когда мы впервые пересеклись взглядами. Тот прекрасный солнечный день, когда я вышла, чтобы подышать воздухом, и поговорить с парочкой веселых одногруппников о том, как продвигается дело по поиску съемной квартиры - мы успели сдружиться, и у нас были все шансы стать верным трио, и жить вскладчину. И вдруг я заметила, как на меня пристально смотрит один молодой человек, тоже студент, и из моей группы, но с ним мы еще не пересекались; дело доходило только до приветствий. В его глазах не было ничего настойчивого или пошлого; они ничего не предлагали. Почему-то мне кажется, что это было проявление скромного желания, которому препятствует смущение от неопытности. Да... Моя память сохранила именно такой эмоциональный образ...
   Конечно, потом он просто отвернулся, и продолжил общение с кем-то, кто стоял около него, и кого я даже сразу не заметила. Но во мне остался след. И этот след никуда не пропадает по сей день; напротив, его контуры становятся более отчетливыми. Я вижу линии...
   До того момента я всегда смотрела на парней всего лишь ради интереса, и постоянного сомнения, которое преследовало меня, как тень, глупым вопросом, от которого рано или поздно, хочется избавиться: это мой потенциальных жених? Он? Не он? Может быть, этот?
   Что тут скажешь? Результат воспитания и принятия общественных норм. Детская мечта о замужестве.
   Да... Я встретила пару зеленых глаз, и этот глупый вопрос перестал мучить меня. Он утратил свою власть, и я поняла, что на молодого человека можно смотреть не только с обычным интересом, но и с истинным удовольствием, легким замиранием сердца и просыпающимся желанием.
   А потом я родила сына... Я родила сына...
   Я не сторонница абортов и никогда бы не сделала его даже захоти я сделать аборт мне бы этого не дали Аборт какое ужасно слово Аборт для кого-то спасение
   Я вынашивала его в муках, и я рожала его в муках...
   Не люблю вспоминать! Нет! Не хочу вспоминать!
   Надо запретить себе...
  
   Отец захлопнул за мной входную дверь.
   -Я отвезла ее, - сказала я ему. - Все в порядке. Теперь она может заниматься собой весь день. Покрутить немного велосипед, поболтать со своими подружками, посидеть в сауне. По дороге она сказала мне, что они любят повиснуть в парилке, а потом сходить на массаж и в косметологию. Словом, это ее день.
   Отец обнял меня, и, поблагодарив, добавил:
   -На работе действительно был убийственный завал! Но его получилось разгрести гораздо быстрее, чем предполагалось.
   -Не извиняйся. В любом случае, у меня все равно не было никаких планов.
   -Отлично! Потому что мне совсем не хочется обедать одному!
   -О, Боже! - Я закатила глаза, заходя в кухню. - Запах роскошный!
   Он наложил мне салата из морепродуктов, и заранее подготовил к супу-пюре с овощами.
   -То, что нужно! - обрадовалась я. И сразу прибавила: - Я сказала ей.
   -Смелости тебе не отбавлять! Она отреагировала как обычно?
   -Да. Но быстро смогла успокоиться. Мы как раз были на мостовой, и она выпустила пар на других водителях.
   -Похоже, было весело!
   -Я поступила грубо. Совершенно опрометчиво. Снова...
   -Глупости! Ты проявила себя, как смелый человек - сказала все напрямую. Она к такому была не готова.
   -Ведь я знала, что она никогда к такому не сможет быть готовой. Только забыла об этом, как и всегда! Я должна была помнить, и подойти к подобному признанию чуть мягче.
   -Прости, но тогда это уже будешь не ты.
   -Почему? Я вполне способна быть вежливой. И, вообще, в последнее время мне многое пришлось узнать о себе. О том, какой я могу быть, когда того требует ситуация.
   -Надеюсь, ситуация не опасная?
   Почему он задал такой вопрос? Родительская интуиция? Я всеми силами стараюсь вести себя непринужденно. Что именно выдает меня? Нет... Это просто вопрос, ничего больше. Вопрос моего заботливого отца.
   -Ситуации разные, - сказала я. - Больше всего меня привлекают разного рода уникальности. Всегда можно найти свои плюсы и сконцентрироваться на них.
   -Мне нравится тон твоих мыслей. Где ты это нарыла? В интернете?
   -Вообще-то, ты сам мне об этом говорил.
   -Вот как? Уже не помню!
   Лесть. Скрытая лесть.
   Сильное оружие.
   Все-таки я не выдержала и сказала:
   -Хотя есть одна сторона в моей ситуации с Кириллом, которая мне не совсем по вкусу.
   -В чем она заключается?
   -Его умело используют. Причем, его же лучшие друзья. Это на столько очевидно, что постоянно раздражает меня! Я хожу вокруг да около, и не знаю, как сказать ему об этом. Уверена, он все примет в штыки.
   -Не спеши. Надо разобраться. Во всем этом тебя раздражает что-то конкретное? Или не дает покоя сам факт?
   Он умел задавать нужные вопросы.
   Я задумалась.
   Какой именно ответ мне нужно было дать, было непонятно. Я хотела получить совет от моего умного отца, обойдя кое-какие моменты, о которых весьма трудно даже вспоминать, а не то, что говорить вслух. Но вдруг уперлась в тупик.
   -Кажется, я пока не знаю ответа. - Лучше быть честной.
   На секунду мне показалось, что он все понял: его любимая дочь оказалась в западне. В тот момент мне даже хотелось этого, чтобы он все угадал вот так, без слов, на одних эмоциях; потому что я бы все равно сама ничего не сказала. Ни ему, ни кому бы то еще.
   Теперь мои руки в крови Я больше никого не увижу Никого Всегда один в поле воин
   -Послушай, - сказал отец, заметив мое замешательство, - ты уже взрослый человек, и способна нести ответственность за свои действия, и за выбор, который ты совершаешь. Если есть вещи, которыми ты пока еще не готова делиться, ты имеешь полное право оставить их при себе. Безусловно, вы пока еще молоды, и здесь сказывается отсутствие опыта. Я считаю, что у вашей пары есть внутренний потенциал, и нарабатывать опыт в семейных отношениях стоит уже сейчас, с этой минуты. Конечно, это исходя из твоих слов... Надеюсь, привирала ты самую малость.
   Он подмигнул мне.
   -Спасибо, что веришь в меня, пап! - Я решила поправиться: - Веришь... в нас...
   -Не нужно благодарить за это, - сказал он. - Но, все же, мне хочется, чтобы вы оба понимали - порой наступают моменты, когда обойтись без помощи родни почти невозможно. Надеюсь, я говорю ясно?
   -Я поняла тебя.
   -Точно?
   -Абсолютно!
   -Отлично! Лопай суп!
   Я чуть было не втянула своего отца в ужасную историю. Хорошо, что я смогла вовремя остановить себя.
   Еще немного, и я бы точно пустила слезу, и описала во всех красках события последних месяцев.
   Неважно... Я снова в гавани своей полноценности...
   Нужно было заканчивать с обедом и двигаться дальше. Нельзя долго засиживаться на одном месте. Необходимо действовать. Пробовать все варианты.
  
   Итак, у меня проблемы.
   Я часто думаю о реакциях своей матери. Как бы она отреагировала, узнав всю правду? Ту правду, которая может показаться дикостью, сумасшествием, чем-то абсурдным...
   Вообще, самым потрясающим открытием для меня стал вполне очевидный факт - люди не хотят знать правду. Она им просто не нужна. Готовность отмахнуться от короткого мига, который способен подтолкнуть каждого из нас на небольшой шажочек к истине, характерна для многих; и, между прочим, критиковать за это я никого и никогда не собиралась.
   Что бы сказала моя мать, узнав подробности? Что бы сказала отец? Отвернулись бы они от меня?..
   Правда пугает. Правда заставляет отвергать...
   Словом, я не завидую своим родителям. Им придется проявить невероятную стойкость духа, если до них дойдут детали, которые я постоянно стараюсь затушевать даже в своем сознании.
   Все это, конечно, глупо, ибо априори невозможно: подобное остается в тайне. До самого финала.
   Но воображение не отпускает меня.
   Представляю себе то, что на поверхности: до чего можно дотронуться, полюбоваться, подивиться. Вот оно, мое представление самой себя от лица своей матери: моя дочь забеременела от парня, которого я ни разу не видела и знать не знаю; причем, этот парень совсем не то, чего я желала для своей дочери (ну, да ладно; у каждого своя жизнь; махнем ладонью - будь, что будет). Но! Ребенок, который должен получиться от союза с этим молодым человеком, выделен знаком судьбы - ему положено быть избранным. И на этом моменте начинается самое интересное. Ведь это черта. Та самая черта, с которой начинается правда.
   Меня, как мать, охватило бы чувство легкого беспокойства. О чем вообще речь? Стоит ли развивать эту глупость далее? Здесь слишком пахнет разрушением иллюзий!
   Избранный? Для чего? И кем?
   Так вот, есть люди, полностью уверенные, что мой сын - тоже из той когорты единичных лиц, которые в свое время изменили мир, явив ему священные истины; что он несет в себе пламя!..
   Даже не верится, что я об этом думаю. Я смотрю на своего ребенка, которому еще нет и месяца, и меня охватывают чувства, совсем не похожие на те, какие обычно вызывает вид младенца, сладко спящего в детской люльке. Эти чувства двойственные, и мне самой сложно их идентифицировать. Я стараюсь убедить себя, что мой маленький сын - просто еще один ангелочек, такой милый и сонный... Но я вспоминаю, как произошло зачатие, и что те обстоятельства так и не были поняты мной до конца.
   Чушь Я все понимаю Просто не хочу признаваться себе в этом Не хочу выглядеть в собственных глазах черт знает кем
   Когда я вынашивала его, то ощущала, как взрослею с каждым днем минимум на месяц или на два. Меня переполнял океан горечи, и это было нормально; и все тяготы жизни, четко представшие передо мной, один за другим, выглядели как нечто само собой разумеющееся. Как факт существования мира. Как нечто самоценное...
   Черт его знает, что овладело мной! В любом случае, я старалась ни на йоту не выдавать себя. Не показывать того, как мой аффективный фон стал гораздо шире, чем ранее. Что мои эмоции теперь не просто определяются в ограниченных понятиях злости или ненависти, любви или страсти, чувстве ответственности или в праве выбора и свободы.
   Я стала мыслить шире. Совсем немного. Но то было исключительно мое личное открытие, и мне не нужно было ни с кем им делиться.
   Привычка просчитывать все наперед подкралась незаметно. Из обычной девчонки я вдруг превратилась в расчетливого стратега.
   Для любой нормальной женщины существует аксиома: мать - защита своего ребенка; мать пожертвует ради него всем; в том числе, и своей жизнью, разумеется.
   Что-то еще на первых месяцах беременности говорило мне: убивай! Убивай всякого, кто приблизиться к тому, кого ты в скором времени впустишь в этот мир! Охраняй его, не боясь нарушить ни одну из Божьих заповедей! Будь воительницей!
   Короче говоря, весь мой материнский инстинкт был возведен в высшую степень. Долгое время я вообще ни о чем не могла думать, кроме того, чтобы обеспечить тотальную защиту тому существу, которое было внутри меня. Это было мучительно и патологично. Мне казалось, что мной руководят. Что мои мысли под чьей-то властью - куклы на веревочках.
   И вот в такие моменты я начинала верить в уникальность своего ребенка. Через меня открывалась дверь в будущее, к новому поколению...
   Конечно, я быстро уничтожала в своем сознании все эти яркие образы. Но люди, вера которых сильна, не оставляли попыток уничтожить мои сомнения. Они же уничтожили привычный склад моей жизни.
   Я не видела своих родителей уже больше полугода. Удивительно, как я все еще волнуюсь за их реакцию. Мне все еще хочется выглядеть в их глазах маленькой глупой девочкой. Я забываю, что то время уже прошло. И его не вернуть.
   Мне все меньше и меньше верится, что я снова когда-нибудь смогу увидеть их. Как и Кирилла. Он потерян для меня навсегда. И, знаю, это плохо, винить себя после сделанного, но я все равно считаю, что совершила большую ошибку. Не нужно было идти на предательство! Нужно было обнаружить иной выход! Нужно было продолжать бороться! Но я решила все упростить...
   Да что уж там говорить?! Я уверена целиком и полностью, что дверь ко всем привычным благам человечества, ко всем стандартам, которыми живет и дышит весь мир, - ко всему дверь для меня закрыта навсегда. Уж таков рок.
   Но у меня есть нечто, о чем другие просто не догадываются - мое тайное перерождение; мое воскрешение; моя новая линия жизни.
   Теперь каждый мой новый день - это акт войны, тихой и скорбной, в которой время от времени обнаруживается осколок чуда. Я полна решимости воевать.
   Зачала Выносила А когда рожала мир треснул Он перевернулся Грани поменялись Я стала другой
   В отражении я вижу не девушку, нет. Там женщина. Зрелая женщина. Мне даже порой видится седина, если в комнате дурное освещение.
   Но это вижу только я. Вижу по своим глазам. И только по ним. С ними можно совладать, и не выдать себя.
   Я научилась быть скрытной, и делать так, чтобы этого не замечали.
   Любая проблема решаема...
   Да... Так я полагаю...
   Ты сошла с ума Ты мертва ты мертва все мертвы
  
   На улице летнее пекло. По центральному бульвару пробка. Ничего не остается делать, как ехать в объезд. Я стараюсь не раздражаться, и не думать о том, что из одного конца города, где находится мой отчий дом, до другого, где теперь жили мы с Кириллом, добраться на машине выходит на много дольше, чем на велосипеде.
   Усталость и злость убивают меня. Мне трудно справляться не только с мыслями, но и со своим телом, - в последнее время мне кажется, что оно мне больше не принадлежит. Иногда меня это даже пугает.
   Мне постоянно приходится выкручиваться, как жуку.
   Я лавирую между соседними автомобилями, как ас, выезжая со своей полосы на встречную. Мне возмущенно сигналят, но ведь вы должны понять меня, ребята! За рулем беременная женщина! Взвинченная до предела беременная женщина! Почти что обезьяна с гранатой! Сигнальный гудок - просто шум из соседней вселенной...
   Какие-то незнакомые переулки. Частный сектор. Старые домики. Новые особняки. Дырявый асфальт. Мне кажется, это продолжается вечность.
   Единственное, чего мне хочется - добраться до своей квартиры, к которой я уже успела привыкнуть, окунуться в ванну, и полежать так немного, расслабившись.
   В голове не умолкают голоса. Постоянно что-то твердят. Они еще громче, чем гудки этих неуемных водил!
   А если бы ты знала как тебе поступать? Если бы было предупреждение? Ты бы сделала все по-другому? Ты бы отступилась от него? Прошла бы мимо него? И так и не смогла бы познать то совершенство любовных чувств которое было привнесено в этот мир. Ты не смогла бы познать испепеляющую страсть и многократные оргазмы от которых хотелось кричать. Еще и еще. Все это прошло бы мимо и тебе пришлось бы вести дальше свою размеренную и скучную жизнь. Видеть свое существование таким какое оно есть и признавать его таким какое оно есть .Разве это не чудесно?
   Мне нужно поскорее доехать до дома. Поскорее до тишины и покоя. Сладостного покоя...
  
   Я быстро припарковалась, поднимая вокруг себя клубы пыли, и распугивая прохожих.
   Кажется, меня подташнивало. Еще один мой новый спутник. Иллюзия тошноты. Постоянно рядом. Постоянно вместе. Рвота случается, но совсем редко. Можно сосчитать по пальцам одной руки.
   Выбралась из машины, забрав сумочку и парочку необходимых вещей. Проникла в прохладный подъезд и поднялась на нужный этаж. Открыла дверь, переступила порог, и просто сбросила все на пол. Затем стянула с себя платье, и хотела уже приняться за лифчик, как услышала знакомый голос, от которого у меня все похолодело внутри.
   -Жаркий сегодня денек, не правда ли?
   Айдын.
   Он сидел в кресле, которое было повернуто спиной ко мне. Я могла видеть только его затылок, и руку на подлокотнике.
   Я замерла. Сердце стало биться чаще обычного.
   -Я выпил уже больше двух литров воды, - сказал он, смотря перед собой. - Но мне все равно мало.
   -Что тебе здесь нужно? - напрямую спросила я.
   Он выдержал королевскую паузу, затем повернулся ко мне. Я стояла перед ним в одном нижнем белье. Меня это не смущало. Никто не мог помешать свободе моего уставшего тела. Даже настырный взгляд какого-то проходимца. Он изучил меня с ног до головы, и на его лице вдруг появилась ухмылка.
   -У тебя отличная фигура!
   Выказав восхищение, Айдын поднялся с кресла и двинулся в мою сторону.
   -Я слышал, после родов женщина поправляется на несколько килограмм. Тебя это не пугает? То, что ты можешь лишиться своей фигуры?
   На самом деле мне абсолютно не хотелось с ним говорить, и я показала это всем видом: скрестила руки на груди и смотрела мимо него.
   -Все всегда можно привести в норму, - вынужденно ответила я.
   -Мило! - сказал он. - Изумительно!
   Он продолжал нагло рассматривать меня.
   -Я и не думал, что ты такая красивая. Там, под одеждой.
   -Ты так много думал обо мне? - Я посмотрела ему в глаза.
   Он снова ухмыльнулся и ничего не ответил.
   -Зачем ты здесь? - спросила я, не ожидая конкретного ответа.
   От этого человека можно было ожидать только неприятностей. Раньше, когда он находился рядом, мне было просто не по себе. Теперь же меня охватывала паника, которую мне постоянно приходилось скрывать, как нечто постыдное.
   Как ни странно, это был друг Кирилла. Среди моих знакомых или друзей таких типов не было, и быть не могло.
   -Я был намерен проверить, все ли хорошо, - сказал он. И добавил: - Я волнуюсь.
   Здесь он слукавил. Его волнение было стандартным пустословием. Наглости ему было не занимать.
   Мне было неведомо, как с ним справиться. Тогда я еще многого не понимала. Я чувствовала себя в западне. И еще я паниковала в самый неподходящий момент.
   Я затараторила:
   -Все вполне нормально! Правда, мне смутно представляется, что ты сейчас имел ввиду. Но это не имеет никакого значения! Потому что во всем реальный порядок!..
   Он прервал меня:
   -Ты так много говоришь!
   Прикоснулся к моим плечам.
   -Ты как будто нервничаешь. Такая мокрая!
   Провел по плечам ладонями.
   -Это пот, - сконфузившись, сказала я, желая отстраниться, но не смея сделать этого.
   Он положил свою ладонь на мой лоб.
   Спросил:
   -У тебя температура?
   -Нет у меня никакой температуры! Мне нужно освежиться! Но ты пришел
   (мне хотелось сказать "ворвался", но, черт возьми, это же его квартира! Это он нам ее предоставил!)
   Пришел, и, позволь заметить, ведешь себя немного...
   -Тихо-тихо! Тебе нельзя волноваться!
   Дотронулся кончиками пальцев до моих губ - остановил мою тираду.
   -Ведь ты будущая мама! Ведь так?
   -Верно.
   Вдруг он положил свою ладонь мне на живот. На то место, где зарождалась новая жизнь.
   От страха, я замерла.
   -Вот здесь! - сказал он. - Сосредоточение всего, что может остановить многое в этом мире!
   -Опять начинается!
   Я удрученно почесала лоб, отворачиваясь в сторону.
   Айдын до сих пор держал руку на моем животе, и я не могла убрать ее. Мне было страшно прикасаться к нему. Не знаю, что бы я сделала, пожелай он большего.
   Вдруг, словно услышав мои мысли, он сказал:
   -Я люблю беременных женщин.
   Его рука поползла к моим трусикам, и в следующую секунду он уже оттягивал резинку, совсем чуть-чуть.
   Во мне закипела злость.
   -...Люблю заботиться о них...
   Между делом он уже приблизился ко мне на столько, что я могла слышать запах его тела. Духи, сигареты, и что-то еще... Наверное, то был его настоящий запах. Он улавливался вскользь, и вызывал ассоциации, совершенно логичные: уверенность, гордость, честь. Самодостаточность. Никакой душевной боли. Никаких сомнений. Он мог овладеть мной прямо здесь, на этом полу, и мне казалось, что даже небо не будет способно покарать его за насилие над женщиной.
   Но тогда я никак не могла знать, что он априори не мог совершить подобного. Это было под запретом. Священное табу...
   Черт возьми! Почему же я тогда этого не понимала?!
   Страх.
   Он отнимал у меня способность трезво мыслить. До сих пор не могу поверить, что я находилась в его плену в течение целого года. Я была парализована. Мое внутреннее зрение постоянно сосредотачивалось на собственном испуге, и не было способно видеть картину целиком.
   Я считала это нормальным, испытывать смешанные чувства, попав в серьезную передрягу на пару со своим любимым... Мы были единым целым, когда сообща старались выбраться из этого кошмара...
   Но ничего не выходило Мы завязли Тонули задыхаясь Топь затягивала нас глубже и глубже и мы боялись пошевелиться Боялись предпринять что-либо Всякое действие ускоряло неизбежное умирание Да Мы стремительно шли ко дну Вдвоем Вместе с ним
   Все это был страх. Чувство, которое я никогда ранее не познавала до конца.
   Теперь я имею о нем достаточно обширное представление. Но тогда я не смела проявить возмущение, когда меня касались руки хладнокровного убийцы.
   -Я люблю защищать таких, как вы, - сказал Айдын, и вдруг отпрянул от меня. - Вы единственные из женщин, которых нужно защищать безоговорочно. Будь ты отъявленной стервой, предполагать и располагать было бы занятием пустым. Тебя в любом случае нужно было бы спасать. Потому что в тебе плод. В тебе жизнь. На тебе печать благовести.
   А если кто-нибудь вздумает обидеть тебя!.. Да что там, обидеть! Если кто-то захочет даже просто прикоснуться к тебе (кроме твоего мужчины, разумеется), то я просто убью этого человека!
   Он достал пистолет, который носил под футболкой, - между телом и джинсами, - и нашел в воздухе воображаемую цель.
   -Я выстрелю в этого человека. Вне зависимости, кто это будет - мужчина или женщина. Так что, если у тебя нет желания оказаться рядом с окровавленным трупом, сократи на сколько можешь свое общение с ненужными людьми. Поверь мне, лишним это не будет.
   -Я сделаю все, что смогу. - Со временем это фраза стала для меня дежурной.
   Во рту пересохло. Пульс участился.
   Оружие. Раньше оно пугало меня. Теперь же я получала удовольствие от одного вида того, чем можно было отнять чью-то жизнь. Иногда я часами проводила в Интернете, изучая модели пистолетов, ружей и даже арбалетов. Это было, как наваждение.
   Он приставил пистолет к своему виску, и я подумала, если бы у меня была возможность нажать в этот момент на курок, и увидеть его мозги, размазанные по стене, то при этом я бы испытала крайне непристойные чувства и ощущения.
   -Я могу убивать не только ради того, чтобы достичь какой-то цели, - сказал он, почесывая дулом свой висок. - Убийство - это акт добра, Дина. Ты знала об этом?
   -Не для всех, - ответила я, всеми силами стараясь держать себя в руках.
   -Но для многих.
   Он дышал глубоко и не убирал пистолета от своей головы.
   -Я творю добро, когда убиваю. С такими мыслями я подхожу к делу.
   На минуту его рассудок словно помутнился. Потом он опустил ствол, и, вроде как, стал успокаиваться. Его дыхание становилось более равномерным и спокойным.
   -Мне нужно еще воды, - сказал он. - Я выпью стаканчик-другой, и еще немного посижу, поостыну. А ты, - он посмотрел на меня, - ты можешь заниматься тем, чем хотела. Мы друг другу не помешаем.
   Мы разбрелись по комнатам: он - на кухню, я - в спальню. Взяв чистое белье и халат, я отправилась в ванну. Стоит ли говорить о том, что я закрыла за собой дверь на щеколду? Если бы имелся железный засов, я не постеснялась бы воспользоваться и им тоже.
  
   Долгое время мое горькое одиночество сводило меня с ума. Я прокручивала внутри себя каждую ошибку, и пыталась стереть ее огромным ластиком, и нарисовать для себя все заново, таким образом, как это могло случиться в фильме с хорошим финалом. Все счастливы. Зло наказано. Я в центре вселенной - и я сияю.
   Пожалуй, именно поэтому я часто заходила на территорию, где хранились моменты моего абсолютно неосознанного счастья. Так я спасала свое сознание, которое постоянно находилось между стремлением к здравомыслию и путешествием в белый oblivion, где меня ожидало вечное забвение.
   По собственному желанию, или против него, я возвращалась к прожитому счастью, при этом упрямо продолжая настраиваться на настоящее, на волну, где я была воином, или борцом, где я была тайным мстителем.
   Это всегда было так прекрасно - вернуться в сладостные минуты своей радости, такой чистой, такой искренней, и такой незаметной когда-то давно, в студенческие годы, и парящей где-то высоко в небе, теперь, когда наступило затмение, и ничего не видно - одни и те же тени сомнений...
   Даже не верится, что совсем недавно около меня был человек, которому я могла распахнуть двери к себе настоящей, и никак не бояться осуждения или клеветы. Словно это было не со мной. С кем-то другим...
   Пора студенчества...
   В очередной раз Тим поднял меня с дивана, чтобы как следует повеселиться. Как и всегда, я не в силах была ему отказать. Для меня камнем преткновения всегда был один риторический вопрос: к чему же тогда молодость, если потом нечего будет вспомнить в старости? Конечно же, в мои планы не входило мыслить подобным образом лет до тридцати, - это я имела возможность наблюдать со стороны на примере чужих жизней. Но упускать полученного шанса в лице неуемного парня, который вечно гнался за собственной удовлетворенностью, и в свободе права выбора я не собиралась.
   Кирилл мало что знал обо всем этом. Его постоянно посещали иллюзии на мой счет; иллюзии, за которые не стыдно; за которые не ругают. В основном, он воображал, что я по большей части домашний человек. Что я истинная домохозяйка. Собственно, я сама подсунула ему этот образ, сама не понимая, зачем. Видимо, что-то подсказало мне поступить именно так. Правота, в свою очередь, оказалась на стороне этого что-то, - Кирилл любил истинную женщину, ту женщину, которая ждет своего мужчину в их общем доме, с готовым ужином и теплотой в душе.
   На тот момент у меня даже не было мыслей подобного рода - мой образ женщины не всегда сходился на супружестве или семейственности. Я жила со своим одногруппником под одной крышей уже второй месяц, и меня это весьма устраивало. Чувство свободы поглощало нас с головой. Почти каждый вечер нас тянуло "выйти в свет". Нам не сиделось дома, и мы готовы были познавать нашу личность в любых ипостасях нетрезвого состояния.
   Признаться честно, меня хватало не на долго. А вот Тимон, кажется, мог пить спиртное ведрами, стремясь достигнуть таким образом высшей точки своей удовлетворенности.
   Мы с ним были осведомлены о фактах химической зависимости, какого бы роды она ни была: алкогольная либо наркотическая. Поэтому рано или поздно, но я вижу красный свет. В то время, как Тим считает, что в измененном состоянии сознания кроется не то, что удовольствие в степени икс, но и глубочайшие тайны бытия. Мир полон знаков. Становится отчетливее виден определенный путь. Некая рука ведет тебя между зеркальными отражениями в бесконечном стеклянном лабиринте.
   Мы были молоды и прекрасны. Он был Богом. Я - его Богиней. Мы были готовы к встрече с любым небожителем или обитателем земной тверди.
   В своих мыслях я уже стремглав неслась по лестничному пролету в подъезде, чтобы только вырваться из четырех стен на улицу, запрыгнуть в такси и отправиться навстречу ритму, в котором движется этот мир, когда солнце уходит за горизонт, и на небе балом правит луна.
   Ночь. В ней воздух из other side. Я вдыхала его, и чувствовала, как на какое-то недолгое время позволяла себе быть счастливой.
   Да! Я готова к этому!..
   Но Тим застрял в своем гардеробе. Он не сразу способен выбрать одежду, в которой ему будет хорошо и комфортно. Я, как верный друг, поддерживала его желание быть разным, и не похожим на себя. На того себя, каким его имела честь знать я - прагматик и реалист с тонким чувством юмора; открытая душа и доброе сердце; и ничем неисправимая наивность.
   Он снимал очередную футболку, чтобы примерить следующую. Как обычно, я получаю тихое удовольствие, наблюдая красивое мужское тело, занятое совсем не мужским занятием.
   В нем сплелись две противоположности - типичная подростковая инфантильность и совсем не характерная для нашего возраста зрелость. Он говорил о сложных вещах, при этом оценивая свои дорогие шмотки, в попытке все-таки на чем-нибудь остановить выбор; он рассматривал свое отражение в зеркале так, словно старался уловить в нем тень самого себя; он был прекрасно сложен - для этого он постоянно отжимался, качал пресс, совершал подходы на брусьях и на перекладине. Но он всегда знал, что это не главное; и это тревожит его.
   Тим не мог понять, в чем же тогда смысл, если не в удовлетворении самого себя или от жизни. В чем же тогда важность бытия? На чем стоит ставить акцент? Для чего и зачем мы нужны?
   Он не скрывал своих мыслей, и мог резко менять темы бесед, ничуть не боясь смутить своего собеседника (временами, просто слушателя). В этом состоял его шарм. Он обольщал открытостью своего поиска.
   Мы с ним сходились в одном мнении: если кто-то говорит, что поиск смыслов в корне должен быть чужд человеку, что это, в принципе, бессмысленно и глупо, что истинная семантика здесь и сейчас, в этом и следующем дыхании, то, скорее всего такой человек обманывает самого себя.
   Так мы полагали...
   Возможно, я просто отстаивала поведение своего лучшего друга. Друга, которого у меня больше нет, и не будет.
   Иногда Тим снится мне. В таком виде, как если бы я смотрела в камеру обскура. Или в негатив фотографического снимка. Он улыбается мне. Всегда. Но ему тяжело. Я чувствую его боль и смятение. Я, конечно, стараюсь помочь ему, даже сама не зная, в чем именно. Прямо там, во сне. Но у меня ничего не получается. Его образ уходит, стирается, тает.
   -Мы собираемся веселиться, ведь так? - спросил он у меня, продолжая оценивать свои футболки, сложенные на небольшой двуспалке в его комнате.
   -Не знаю, как ты, - отвечала я ему, покачиваясь в стареющем офисном кресле, - но лично мне интересно еще раз повидать того мужика, который втирал о пользе работы и занятости, и уговаривал меня не торопиться задумываться о деторождении.
   -Ты запала на него, да? - Его брови в сожалении поднялись домиком.
   -Нет, ни в коем случае! - Я замотала головой. - Скорее, он подкрепляет мою уверенность в собственных убеждениях по поводу самой же себя.
   -То есть, ты отправляешься за подпиткой?
   Он попал в яблочко.
   -О, Боже, да! - воскликнула я, воздев к потолку открытые ладони. - Мне нужен этот кислородный коктейль из непринужденной беседы и взаимоуважения!
   -Ты забыла про легкое возбуждение.
   -Без него мы бы все были роботами.
   Я оправдывала себя и всех себе подобных.
   Тим посмеялся надо мной, и, не меняя спокойного тона, обозвал меня "грешницей".
   -Грязная грешница! - сказал он.
   И сразу добавил:
   -А если его там не будет? Ты будешь разочарована?
   Подумав, я ответила:
   -Думаю, что да. Немного.
   -Но ведь изначально мы отправлялись за весельем. Ты ехала, чтобы предаться праздности! Как же так? Отсутствие стимула, и мы резко превращаемся в собственные тени?
   Он не говорил "ты" или "я". Он говорил "мы". Не имея в виду отдельно себя, или меня. Он говорил обо всех.
   Я это понимала. Как и то, что он снова приглашал меня рассудить этот мир, и людей, которые в нем живут.
   -Хочешь сказать, что этот несчастный женатый мужчинка есть стимул к моему хорошему настроению? - Я говорила напрямую. - Мужчина, который своим стремлением идентифицировать мои чувства старается затащить меня в одну из многих постелек, в какой-нибудь дешевой гостинице или на съемной квартире. Он - стимул?
   -По логике, да. Он - твой стимул.
   -Если это так, то тогда мы определенно ежедневно упускаем нечто важное.
   Тим неоднозначно улыбнулся, и снова переоделся в новую футболку, не забывая поправлять творчески украшенный беспорядок на голове.
   -Упускаем удовольствие? - спросил он.
   -От которого отказываемся, если отсутствует стимул?
   Я всего лишь продолжала его мысль.
   Он утвердительно кивнул, и сказал:
   -Удовольствие, которое мы можем получить, если позволим себе это. Если дадим себе на это разрешение.
   -То есть, мы можем встать на путь, где всегда будет только вечное наслаждение, просто подписав договор с самим собой на дозволенность получать удовольствие?
   -Не бывает вечного наслаждения.
   -Тогда что же будет, если мы все-таки дадим себе волю, и раскошелимся на гедонизм?
   -Вариантов много. - Он остановил выбор между двумя футболками. - Исход всегда неожиданный...
   Удовольствие - это не только вопрос выбора и дозволенности. Это еще и готовность испытать горечь от того факта, что ты все еще жив и дышишь, и способен испытывать разной степени наслаждение. Это готовность испытать боль.
   Он натянул на себя поло зеленого цвета, поднял вверх бортики воротника (это было уже давно немодно, но ему было наплевать), и снова добавил верности в хаотичной прическе.
   -Я готов! - сказав это, Тим вернул на лицо свою улыбку на сотню долларов. - Извини! Заставил ждать!
   -Зато мне теперь известно, в чем кроется мой стимул...
   В таких непростых диалогах. В непринужденности. В честности. В родственности душ.
   Теперь этого больше нет. Все уничтожено. Похоронено. Стерто.
  
   Я застыла. Моего дыхания не слышно. Ни одного движения. Взгляд сосредоточился в одной точке, где видно страшные вещи, которые случились со мной. Я смотрю на все это десятки раз, прокручивая перед глазами, словно стремлюсь наказать себя, и не верю в реальность. Мне хочется, чтобы все обернулось страшным сном. Чтобы наступило пробуждение.
   Разбитость и подавленность. Отчаяние.
   Но мысль способна резко сменить траекторию.
   Теперь я опять борец, и абсолютно четко знаю, что мне нужно делать и как поступать. Я больше не маленькая девочка. Хотелось бы мне сказать, что я юная леди, не смотря на то, что с любой другой "леди", которая попадалась мне на пути, я не могла продержаться и пяти минут. Но на самом деле мне хочется, чтобы все было именно так: чтобы я была леди; той самой юной красавицей, размышляющей о том, какой будет ее будущий супруг, как она будет служить ему невидимой опорой, рожать ему детей, и, если понадобится, то не одного, и даже не двух; юная леди не может позволить себе капризов. Она сдержана и улыбчива. Она соблюдает этикет. Пожалуй, это объединяет меня с девушками подобного рода. Это то, что рано или поздно объединяет нас всех - способность к психической мимикрии. При этом мы должны быть сдержаны и терпимы. Иначе нам не перенести различия друг друга.
   Хватит ли мне терпения быть терпимой? Боюсь, что нет. Но я готова поклясться чем угодно, что не подам никакого вида об этом. Это самое главное. Необходимо создать для окружающих удобоваримый образ. В то время, как внутри себя ты имеешь право быть совсем другой - той, кем тебе хочется быть.
   Мне не хочется быть леди. Мне хочется быть убийцей. Я готова уничтожить тело и душу каждого, кто перешел мне дорогу за последние несколько лет. И мне не хочется молить Бога, чтобы все закончилось миром. Мне хочется спустить курок и увидеть кровавые пятна на стене - ошметки мозга моего врага. Мне хочется вонзить скользкое лезвие в человеческую плоть и проворачивать им в ней до того момента, пока я не услышу крики боли и отчаяния - страдания моего врага. Пистолеты и ружья, клинки и мечи, молоты и щиты. Я готова воевать. Я буду воевать. Война поселилась во мне надолго.
   В коридоре послышались приближающиеся шаги. Дверь в мою комнату осторожно открылась, и в проеме показалось знакомое лицо. Почти родное.
   Нелли Артуровна. Профессор психологии. Мой преподаватель... Из прошлой жизни, когда я еще была несколько беззаботной студенткой.
   Эта женщина прожила уже восемь десятков лет, и могла бы прожить столько же. Такое впечатление создавалось, когда мы смотрели на нее из-за своих парт - дети видели возрастное чудо. Несгибаемый человек. Волевой. И при этом никак не утраченное чувство детскости - мы почти всегда могли чувствовать себя с ней на одном уровне. За исключением тех моментов, когда она вдруг не превращалась в авторитарную личность и не командовала нами, как глупым стадом. Что поделаешь? На юношескую леность иногда приходится воздействовать весьма грубыми способами. Но все это не мешало нам, студентам, называть ее между собой по обычному, коротко, по ее имени: Нелли. Вот как она на нас действовала. Она была нам почти другом, не забывая о том, что она начальник, босс, главный. Настоящий лидер... Я бы пошла за ней на поле боя, если бы она была командиром. Без сомнения.
   Она не стала полностью заходить в комнату, а только деликатно поинтересовалась:
   -Дина? Могу ли я войти?
   Мне хотелось говорить только глазами, одним взглядом. Но, превозмогая себя, я ответила вслух:
   -Конечно!
   -Здравствуй!
   Она была искренне рада, и это было заметно. То, что я так легко впустила ее в свое пространство, означало, что я вполне была готова к диалогу, не смотря на свою глубокую подавленность.
   Я также поприветствовала ее.
   -Здравствуйте, Нелли Артуровна!
   -Ты, конечно, знаешь, для чего я здесь. Люди беспокоятся о тебе. Более всех переживает Айдын.
   -Это он вас пригласил?
   -Совершенно верно.
   Мне хотелось сказать, что это невероятно, но я просто недовольно промолчала.
   Нелли продолжала:
   -Как ты сама понимаешь, никто не решается говорить с тобой о твоих потрясениях.
   -Вы хотите провести беседу о моих потрясениях?
   На этих словах во мне проскользнул настоящий циник.
   -Ты прекрасно знаешь, что переступив через самое себя, в итоге можно узнать многое. Океан истины не открывается сразу и целиком. Мы вынуждены каждый раз узнавать что-то новое, хочется нам того или нет. Переживания и потрясения есть ключи к новой двери, за которой таятся наш опыт и осведомленность.
   После ее слов я сразу вспомнила аудиторию с огромными старыми окнами, лекционную сосредоточенность, и зеленое полотно доски - фон за спиной преподавателя.
   -Позволь мне присесть? - спросила у меня Нелли.
   Она асс. Она идентифицирует мои чувства. Присоединяется к ним.
   Я напряжена, но это не мешает мне быть более расположенной. Я убрала скрещенные на груди руки, удобней устроилась в кресле, продемонстрировала свою открытость.
   Нелли с радостью принимает мою расположенность. Похоже, этого она и добивалась.
   Мне всегда казалось, что в осознанной манипуляции есть что-то от дьявола. Бог никогда не стал бы нас толкать на такие действия. От этого мне начинает казаться, что возле меня сейчас посланница ада, которую мне не переплюнуть. Мне хотелось избавиться от такой ассоциации, но почему-то она не пропадала.
   -Необходимо говорить, - сказала Нелли, присаживаясь напротив меня на свободный стул. - Дина, что бы тебе хотелось сказать в первую очередь?
   -Если быть честной, то мне вообще трудно говорить в последнее время...
   Мне не хотелось обманывать ее. Я говорила правду. Еще я могла бы прибавить, что Айдын специально подослал ее ко мне. Чтобы узнать то, о чем я думаю. Все хотят знать, о чем я думаю.
   Мы выдерживаем молчаливую паузу. На ее месте я бы уже подумала, что зря трачу свое время на бывшую студентку, которая впала в возрастную депрессию - такой я видела себя со стороны.
   Неожиданно я начинаю подумывать о том, как намекнуть ей на то, что нахожусь в заточении. На то, что меня удерживают в этой комнате силой. Меня и моего ребенка. На то, что я запугана.
   Вместо этого я сказала:
   -Я собираюсь положиться на время. Все должно быть так, как оно есть. Я признаю существующее положение вещей, сколько бы переживаний мне не пришлось испытать от данного факта. Житейская мудрость "время все лечит" подходит сюда как нельзя кстати.
   -Правильно ли я понимаю, что своей историей тебе делиться не хочется?
   -Абсолютно верно! Ни к чему рассказывать то, что в скором времени порастет быльем. Я уверена, все рано или поздно забудется. Нужно двигаться дальше. Уверена, мне в этом помогут. Айдын действительно оказывает мне непосильную моральную поддержку.
   Особенно в том плане, что подсылает ко мне ни в чем неповинную преподавательницу, пользуясь ее участием... Или за этим стоит что-то еще?
   -Ну, что ж, - сказала Нелли. - Я вижу вполне зрелый подход с твоей стороны. У меня никогда не было сомнений в том, что ты волевой человек. Но, Дина, прошу тебя не забывать, что есть и более короткие пути к тому, чтобы начать новую жизнь. Не стоит во всем полагаться только на время.
   -Сомневаюсь, что готова к этому именно сейчас. Как только я начну испытывать настоящие трудности, обещаю, что сразу дам знать о том, что мне требуется проводник.
   -Айдын уверен, что ты в глубокой депрессии. Что ты близка к пограничным состояниям сознания.
   -Это всего лишь мужское видение. Я не собираюсь кончать самоубийством или сходить с ума на почве типичной бытовой истории.
   -Поэтому не видно Кирилла? Вы с ним повздорили?
   -Можно сказать, да. У нас возникли серьезные разногласия.
   Как же хорошо, что всегда все можно списать на любовную драму.
   -Дина, я понимаю - в свое время тебе пришлось лишиться верного друга.
   Она говорила о Тиме. Зачем же она это вспоминает? Испытывает мои нервы на прочность? Идиотизм!..
   -Теперь рядом с тобой нет твоего любимого... Но, все же, я сомневаюсь, что такая сильная женщина, как ты, может так переживать по этому поводу. Наверняка, есть что-то еще, о чем тебе хотелось бы сказать мне, и вылечить свою израненную душу.
   Она доводила меня до слез, до истерики. Но я держала себя в руках.
   -Дина, когда-то я узнала, что если мне необходимо сдержать дружбу с дорогим мне человеком, то мне прежде всего нужно сделать только одну вещь: почаще позволять ему врать. Ты мне дорога, поверь мне. Но не на столько, чтобы я позволила тебе заниматься самообманом. Прости, но лгать ты пока не умеешь. Откровенная ложь - это, в первую очередь, самообман. Твой собеседник становится обманут только после тебя самой.
   -Но...
   -Я пойду. - Она поднялась со стула. - Если тебе действительно захочется поговорить, дай знать. Скажи Айдыну, он с радостью окажет тебе услугу. Или просто напрямую свяжись со мной. Клянусь тебе, это не сложно. Нужно просто иметь смелость набрать номер, поднести телефонную трубку к уху, и заявить о своей готовности говорить.
   -Да, но как вы поняли, что...
   Я была шокирована ее напористостью. Кроме того, она выглядела оскорбленной. Для чего она так ведет себя?
   -Это не важно. Всего лишь секреты техники.
   -Возможно, Айдын мог рассказать вам что-то.
   -Бог с тобой, дорогая! Самое ужасное при знакомстве с каким-то человеком, так это иметь о нем представление от других людей. Я не смогла бы разговаривать с тобой так уверено, если бы Айдын выложил свое субъективное мнение. Мне намного легче быть в неведении, знаешь ли.
   У меня вдруг начало складываться впечатление, что она обо всем знает. Это ощущение возникло как-то само по себе. Наверное, все из-за того же не пропадающего чувства - мной манипулируют. Направлением моих мыслей и степенью эмоциональности.
   Она ведает. Она обо всем ведает. Лишь играет определенную роль.
   Паранойя У тебя паранойя
   -Должна признать вашу проницательность, - сказала я. - Обещаю, что прислушаюсь к вам.
   -Хорошо. - Она пристально посмотрела на меня. - Ты растешь, Дина. Твои года и приобретенный опыт приносят тебе мудрость, которой нет у остальных.
   К чему она клонит?
   -Ты стала невероятно умна, Дина. Студенткой ты была смышленой девушкой. Но сейчас у меня осталось совершенно иное впечатление. Только что я говорила с крайне опытным стратегом! Видишь ли, не все к этому склонны.
   Я полностью лишилась дара речи.
   Профессор не останавливалась:
   -Надеюсь, наш недолгий разговор не был лишним, и твоя уверенность послужит тебе только во благо! Прошу тебя ни в чем не расстраиваться! Всем нам рано или поздно нужен кто-то, кому есть возможность хотя бы просто выговориться. Не забывай, у тебя эта возможность есть постоянно. Не буду больше трепать твою душу. Бывай!
   Она развернулась и быстро покинула комнату. После нее остались только удаляющиеся шаги - обуви с каблуками - глухой стук по паркетному полу. И мое недоумение...
  
   ...Это был мой вынужденный отказ мой грех моя измена...
   Я предала его, и теперь у меня остался только его сын.
   Я вновь и вновь прокручиваю все в своей голове - как же это могло случиться, как мы пришли с ним ко всему этому. Но моя мысль сбивается, спотыкается на тех памятных моментах счастья или бесконечных ссор, которые бывают между молодыми влюбленными.
   Я помню, как не могла отказаться от идеи идеализировать наши отношения, нашу с ним связь. Это всегда было выше моих сил. Мне казалось, что рядом со мной лучший мужчина, а я, соответственно, лучшая женщина, которая могла ему достаться. У нас был лучший секс, и лучшие серии оргазмов. В то время, как все вокруг пребывали на седьмом небе от счастья, мы с ним взлетали выше атмосферы, отправлялись в космос, и оказывались в центре Вселенной всякий раз, когда находились на одном из пиков нашего недолгого счастья.
   Тот момент, когда я вдруг поняла, что мирное сосуществование со своим любимым лежит несколько в другой плоскости, нежели чем в физической близости, наступил слишком поздно. На столько, что уже даже не стоило сожалеть. У меня осталось чувство незавершенности, уходящее тонкой линией в бесконечность. После того, как его у меня забрали, я поняла, что огромной части меня самой больше не существует. Эта часть отправилась вместе с той линией, в то бесконечное путешествие, в поисках души любимого. Оставшаяся часть меня осталась примиряться с реальностью. Договариваться с ней. Идти на компромисс. Заключать договора...
   Хотя, удивительно, как со мной остались только яркие моменты, и как я умудрилась позабыть все темное и страшное, что связывало нас в последнее время. Особенно то, как я отказывалась доверять ему. То, как находила в нем врага. Ну, или хотя бы засланного шпиона, исполнителя.
   Короче говоря, моя подозрительность возросла до неприличия высоко.
   Я долгое время не хотела с ним говорить. Мне казалось, что он постоянно меня предает. Мои мысли были сильнее меня, и он чувствовал это, и не знал, как ко мне подступиться.
   Но в какой-то момент он собрал волю в кулак, и, сев рядом, обнял меня так, как это мог делать только он - со всей любовью, которая в нем была, со всей отдачей, не оставляя себе ничего, и огромной беспомощностью, которую он никогда не боялся скрыть.
   Мы оба молчали. Мне не хотелось отвечать ему взаимностью. В то время я чувствовала в себе первые изменения. С моим телом и мыслями, со всем, что окружало меня, стало что-то не так. Все изменилось. Все стало другим. Долгое время я действовала на отторжение. Мне хотелось вернуть себя ту, какой я была. Но взрослый человек внутри меня настойчиво повторял мне, что время невозможно повернуть вспять, что все, что сделано, уже сделано, и незачем оборачиваться к прошлому, которое оригинально и неповторимо.
   Я уронила голову на его плечо и сказала:
   -Кирилл, ты должен признать тот факт, что ты не слышал меня.
   -Я признаю!
   Он обнял меня еще крепче и повторил:
   -Признаю!
   -Без этого я не смогу идти дальше! Мне нужно твое признание! Мне нужен ты! Я не смогу справиться со всем одна! Ты должен переступить через себя, признать несостоятельность своих слов, и встать, наконец, на мою сторону!
   -Я уже это сделал! Верь мне! Я тоже не могу без тебя!
   -Я больше никому не могу верить!
   Это был тот момент, когда вымотанная женская суть поднималась со дна глубокого колодца, чтобы проникнуть в мужскую пещеру, в его логово, и испытать теплоту и созидательную силу, какая в ней была. Тот самый момент, когда мужчина просто выслушивает женщину, и дает ей возможность оказаться самой собой - такой, какой ее сотворила сама природа.
   Переживания захлестнули меня. И я больше не могла себя сдерживать. Реальность была самой болезненной вещью, с которой я сталкивалась.
   Но мои же слезы были для меня чужими. У меня было ощущение, что плачу не я, а только мое тело. Внутри я была сильна, как никогда прежде. Я разделилась напополам. Одна моя часть билась в истерике, а другая пребывала в умеренном спокойствии. Одновременно я была сильна и беспомощна. И я вдруг поняла, что это были слезы прощания. Я выпускала из себя подростка; девушку, которая старалась быть верной своим родителям.
   Я становилась воином.
   -Мы должны разобраться со всем этим! - твердо говорила я сквозь слезы.
   Для Кирилла в ту минуту настал переломный момент. Он перестал меня узнавать. Я почувствовала это. Моя истерика была не просто очередным желанием полить слезы в мужскую рубашку (так это обычно видят мужчины); еще я стремилась к действию, к тому, чтобы решить проблемы. Для него это было непривычно. В его глазах было скрытое удивление.
   -Мы должны понять до конца не только то, что случилось здесь, в этой квартире, но и что было вне ее. Ты понимаешь меня? Нас сюда затолкали силой - это очевидно. Но я не могу понять зачем... Это какая-то загадка, которую необходимо разгадать. Глупый заговор. Безумие. Все путано. Скрыто и непонятно. Но мы найдем здесь свою логику. Подберем нужный ключ, чтобы открыть дверь, через которую сможем выйти. Ответы есть. Я знаю это!..
   Кирилл, ты должен быть на моей стороне! Должен быть со мной!
   -Я обещаю тебе, - сказал он, - я буду с тобой! Посмотри на меня, и скажи, что веришь мне!
   Мне не требовались какие-то слова, чтобы подтвердить свою веру. Вместо этого, заглянув в его глаза, искавшие прежнюю Дину, девушку, в которую он был влюблен, и которой уже почти не существовало, я твердо сказала:
   -Нам нужен план.
   У всех есть план.
   Выживают только умные стратеги.
   Война - это не шутка.
  
   Мне хочется сожалеть. Но я не могу.
   Я высушена изнутри. Во мне бесплодный сад. Все сгнило. Пустыня.
   Я опустошена.
   Остался один росток. Он пробивается там, где все выжжено. На том месте, где никогда и ничего не должно было вырасти. Но для этого растения это то самое место. Нужное место. Потому что это цветок ярости. Его длинный стебель в острых иглах, а лепестки горят пламенем ненависти. Он пылает, уничтожая все вокруг себя. Корни цветка питаются чувством мести, что живет во мне тихо и порой незаметно. Желание отомстить разрастается во мне, все сильнее охватывая мое сознание.
   Я окаменела. Я камень. Я статуя. Старая статуя, на которую больше никто не обратит внимания. Я разваливаюсь, и мне плевать на реставраторов; на тех, кому вдруг захочется мне помочь. Я смогу решить все сама. Как и обычно. У меня получится. Я уверена в этом.
   Я волчица, которой хочется только одного - выть от горя. Мой сад бесплоден. Я Ева, лишенная своего Адама, порочная и грязная. Я выносила и родила. Вынесла всю боль, какую только можно испытать от потери. Я вернулась в Эдемов сад, и не обнаружила ничего, кроме запустенья.
   Девочка-подросток, которая постоянно пугалась глупых экзаменов, исчезла окончательно.
   Я постарела. Я старше этого мира. И я бесстрашна.
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
   16
  
  
  
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"