Может быть, из-за черно-прозрачной слякоти на улице все люди в трамвае казались возвращающимися с рыбалки. Кто был в плаще, кто в куртке, бабушки сидели в пальто с продуктовыми сумками и сетчатыми пластмассовыми корзинками. Несмотря на периодические щелчки, раздававшиеся из кабины водителя, и стук колес о рельсы казалось, что над всем довлеет непривычная тишина. Кирилл стоял возле поручня средней двери, наблюдая в окно на протекающий мир. Он ехал в больницу. Улица тоже не внесла перемены в настроение. Пройдя мимо ряда белых ларьков, он свернул между двух девятиэтажек и вышел к кирпичному зданию больницы, стараясь не наступать в лужи и грязь. Люди с подавленными лицами, как будто чем-то напуганные входили и выходили через сломанные двери. Он хотел сдать свою куртку, но лохматая гардеробщица с непонятным лицом, узнав его адрес, неожиданно обидно наорала на него.
-- Сколько можно говорить ваша раздевалка на третьем этаже! Я вам, что здесь мать Тереза всех должна обслуживать!
Надо сказать, что в этой больнице он был второй раз в жизни. Первый лет пять назад. И понятия не имел о расположении раздевалок. Этот гневный окрик как-то напугал его и еще больше испортил настроение.
Он пришел к кардиологу. После бурного дня рождения у друга ему показалось, что у него заболело сердце. Но врач, послушав, сказал, что все в порядке и, скорее всего это легкое нервное расстройство. Возможно какой-то испуг. Предложил попить настойку пустырника и побродить где-нибудь по парку, а лучше съездить за город. Возвращаясь назад Кирилл вспомнил, как вечером екнуло сердце, тогда он действительно очень сильно испугался. И возможно его подтолкнуло пойти в больницу не сердце, а сам этот испуг. Но в тот момент он был на сто процентов уверен, что это сердце и никак не мог подумать о нервах. И теперь ему казалось, что здесь ничего сложного нет, он мог бы об этом догадаться сам. Начал мысленно ругать себя за наивность. Поход в больницу показался таким по-детски глупым. Стало стыдно за себя перед врачом.
Выйдя на своей остановке, он не сразу пошел домой, а прошел дальше по улице. Рельсы делали поворот, выворачивая на широкий проспект, от которого появлялось ожидание чего-то такого, что могло разнообразить это унылое утро. Человеку свойственно привыкать к окружающей атмосфере и интуитивно начинаешь хотеть чего-то большего.
Ожидание не оправдалось. Мало того, все проходящие мимо, как две капли воды были похожи на тех, кто выходил из больницы. Сзади шумно кто-то налетел. Кирилл даже неприятно дернулся от неожиданности.
-- Кирюха! Здорово! - Он сначала почувствовал удары по плечам, затем через махающие руки узнал Дядю Фазиля. Маминого родного брата. Его уши торчали из-под гладко зализанных густых черных волос, очень напоминая испуганного пса. Лицо было прямоугольным, немного расширяясь на скулах с овальным, если смотреть в профиль, низким носом. - Ну, давай говори, что там у тебя стряслось. Мать рассказывала.
Кирилл сначала подумал, что он имеет в виду его беспокойство по поводу сердца. Но потом подумал, за это время мать не могла его видеть. Не понял, о чем он говорит, и переспросил.
-- Что стряслось?
-- Да ладно, ладно давай не стесняйся, выкладывай как есть.
-- Да ничего не стряслось. - Он искренне не понимал.
-- Ну, неужели ты мне не доверяешь? - Дядя говорил весело громко и возбужденно, как будто они встретились случайно в идущих навстречу друг другу поездах.
-- Про что мать рассказывала?
-- Что у тебя там сломалось? Шифоньер или антресоль.
-- Ааа.... -- Кирилл грустно посмотрел на мокрый асфальт. - Так я уже сделал. Еще на прошлой неделе.
-- А то я уже собрался. Думаю беда у Кирюхи, надо выручать человека. Ты же знаешь, я не живу по этим современным правилам, каждый сам за себя. Для меня есть одно правило ближнего всегда выручай. Эх, Кирюха, разучились мы доверять друг другу.
Он говорил, создавая вокруг себя столько шума, что некоторые прохожие ушедшие в себя вдруг словно очнувшись, смотрели по сторонам, не понимая, откуда шум и заметив Дядю Фазиля, шли дальше.
-- А ты куда отправился? За хлебом что ли?
-- Да не, хочу прогуляться до парка. Давно в парке не был.
-- Вот это правильно! Вот это по-мужски. Для такого дела никогда времени жалеть не надо. Ну, ладно пока Кирюха. Если что случиться, ты давай обращайся не стесняйся.
-- Хорошо.
Когда Дядя Фазиль исчез в толпе, от него осталось нервное ощущение чересчур, бурной и громкой деятельности. Хотелось побыстрее от него избавиться, как от засохшей корочки на ране. Настроение стало настолько опустошенным, что казалось удивительным, неужели бывает по-другому.
Мимо прошла девушка в сланцах, черных дырявых носках и сером затасканном польтишке. Кирилл, стараясь быть незамеченным, посмотрел ей в след. На ее спине был виден, словно печать, протектор от автомобиля. От правого плеча к левому бедру. Что это? Ее, что переехала машина? Как же тогда она ходит? Им снова овладела боязнь. Значит, теперь люди могут совершенно нормально ходить, после того как по ним переехала машина? Погрузившись в бредовые мысли, Кирилл незаметно оказался между двух девятиэтажек. И очнулся только когда увидел КамАЗ, который грузили домашними вещами три мужика. Они вроде старались шутить и улыбаться, но все равно все это отдавало чувством бездонной обреченности. Из того же подъезда вышел пожилой мужчина в светлом плаще и со светлой кожей.
-- Серега, вы, что опять переезжаете?
-- Да, вот заехали да не в ту квартиру. Приходиться опять переезжать. - Ответил один из кузова похожий на Льва Лещенко отработавшего лет десять где-нибудь на Беломорканале. Какого-то затасканно морщинистого вида.
Кирилл свернул в арку. Сначала он подумал, что где-то идут похороны. Раздавалась печальная медленная музыка. Но, прислушавшись, он понял, что это не похоронный туш. Где-то играли скрипки. Потом оказался на проулочной дороге, на обочине которой стоял табачный ларек непривычной конфигурации. Молчаливый грузин продавал репчатый лук с ГАЗели. В землю до половины была врыта автомобильная шина. Кирилл понятия не имел, зачем это делается, да и никогда в жизни не думал об этом и относился как естественному природному образованию вроде холмов или камней. Белая с оранжевыми пятнами кошка, видимо заблудившаяся яростно мяукала на каждого человека проходившего мимо. Видимо она считала, что все люди обязаны сделать для нее что-то. Или хотя бы отнести ее домой. Кириллу почему-то показалось, что ее зовут Анфиса. Рядом стояла не густая толпа, но все равно сквозь нее нельзя было разобрать, что там происходит. Но именно оттуда доносилась музыка. И, буквально подойдя к самым крайним, ему не составило труда увидеть, как четыре безруких музыканта играли на скрипках.
Увиденное так сильно поразило его, что он немедленно пошел прочь. В голове осталась только картинка видимо нищих серых музыкантов, один из них был с длинными волосами, совершенно без рук. Что же такое могло приключиться с ними? Воображение рисовало самые немыслимые картины.
Снова стало страшно. Он очень быстрыми шагами вернулся домой. В его комнате, обклеенной когда-то желто-коричневыми с зеленым рисунком обоями тридцати семи летней давности теперь напоминавшими, словно кто-то грязным стеклом придавил ворсистое одеяло, стоял сломанный диван довольно пожилого вида и полированный телевизор. От частого ремонта его экран был выдвинут на несколько сантиметров от корпуса. Шла передача о том, как в древности убивали женщин якобы имеющих отношение к колдовству по ложному обвинению. В основном их сжигали на кострах. Может быть, и этих музыкантов тоже лишили рук по какому-нибудь ложному обвинению? Стоп. Если у них нет рук, как же тогда они могли играть на скрипках? Кирилл резко переместился из лежачего положения в сидячее. У него в голове не укладывалось, но он видел это собственными глазами! Усиленно пытался вспомнить, как это могло выглядеть, но возникала все та, же серая картинка четырех нищих бродяг. Играла музыка, но никаких подробностей разобрать было нельзя. Да этого просто не может быть! Но ведь он это видел.
Даже обои стали жуткими, придавая мрачность всей комнате и остальной окружающей обстановке. Кирилл жил в двухкомнатной квартире на четвертом этаже с матерью. Но ее, к сожалению, сегодня не было дома. Кое-как дотянув до вечера, сначала пытался заняться аэробикой, но при этом сам перед собой чувствовал себя идиотом. Потом думал, поможет горячая ванна. Стало легче буквально минут на тридцать, затем снова вернулась боязнь. В общем, до самого сна прошатался по квартире без дела. Заглядывая в серые углы, иногда в окне казалось, что город окутал густой-густой туман, словно дым из печной трубы. Но, подойдя ближе, понимал, что все по-прежнему, это сама атмосфера стала безжизненной.
Спал плохо. Снился валявшийся гроб под мостом. До которого никому не было дела. А он бегал и всем говорил, ну как же так гроб не может просто так валяться. Ведь это же не кузов от старой волги, это гроб. И все равно никому до него не было дела. Два раза просыпался. На третий не выдержал и вышел на улицу. Возле подъезда мужчина в круглых очках в пластмассовой, толстой желтой оправе и полосатой кепке пытался что-то отшкрябать стамеской от стены.
-- Извините, может вам помочь? - Спросил Кирилл.
Мужчина видимо испугался от неожиданности, резко повернул голову.
-- Нет, спасибо.
Присмотревшись, Кирилл увидел, что тот пытается подцепить свою собственную тень, падающую от фонаря.
-- Но, как же...?
-- Да очень просто.
-- Нет, но я не пони....
-- Все очень просто молодой человек. Не стоит так сильно напрягать голову. Если очень часто напрягать голову над неразрешимыми задачами может развиться патология. И даже пустяковые проблемы, на которые обычный человек не обращает внимания, будут вызывать в тебе бурю негодования.
В этот момент ему все-таки удалось подцепить тень. И край спины отошел, словно это была и не тень вовсе, а тонкая фигура из пластмассы. Но видимо мужчина слишком сильно дернул, кусок спины отломился в виде треугольника, острие которого было пузом.
-- Ну, вот так я и знал. - Он бросил кусок на землю под ноги парню. - Никогда ничего не получается нормально.
Кирилл присел и пальцами потрогал отломившуюся тень. Она казалась из какого-то мягкого материала вроде потвердевшего пластилина.
-- Из чего она?
-- Из парафина.
-- Но почему?
-- Ой, да на самом деле все очень просто. - Он отколупал верхнюю половину вместе с головой, плечами и согнутыми руками. На стене оставался только низ. - Понимаешь физиология у всех людей разная. Один кудрявый, другой с ровными волосами. У одного бледная кожа, у другого черная. Один толстый другой худой. Понимаешь?
-- Да, но ведь тень, она у всех людей одинаковая. Я ни разу такого даже не слышал.
-- А, ты, хоть раз видел настоящего садиста?
-- Нет.
-- Видишь, ты только слышал об этом. В мире еще очень много вещей, о которых мы только слышали, но не видели. А таких, о которых мы понятия не имеем еще больше. В Польше живет человек, у которого тень из целлофана.
Наконец он отодрал остатки ног. Подтянул к себе стоявшую в темноте возле кустов спортивную сумку и сложил туда три части своей тени как будто куски треснувшего стекла. Край неба стал похож на приоткрытый глаз. Только-только начинался рассвет. Из высокой кочегарной трубы валил густой черный
дым, падая под прямым углом в землю.
-- Вот и все, ну прощай.
-- До свидания. - Кирилл вернулся домой, но больше не смог заснуть. Душевное беспокойство по поводу так загадочно и неожиданно пугливо устроенного мира очень сильно терзало его. Его начинало трясти при мысли о целлофановой тени. Целые сутки он промаялся дома. Лежал на диване. Ходил из комнаты в кухню. Ковырял пальцем руки в кране. Затем хотел засунуть палец ноги, но он не влез. На следующее утро пошел за хлебом. Возле подъезда соседнего дома стоял знакомый КамАЗ. Мужики снова выносили мебель. Подъехал "святогор" белого цвета. Из салона вылез потрепанный мужичок с длинными кудрями в рабочей одежде.
-- Вы, что переезжаете мужики? - Спросил он.
-- Да вот второй раз не в ту квартиру заехали. Опять переезжать приходиться.
Кирилл с очень подавленным видом купил круглый хлеб. Несмотря на октябрь, его депрессия продлилась почти до нового года. Каждую неделю он выезжал за город. Ему полюбилось одно место. Там дорога шла мимо поля, и где-то далеко был виден лес. И почти никто не ездил. Усевшись на обочине, он долго размышлял о том, какие еще загадки таит этот мир. Если некоторые могут ходить, после того как по ним проехала машина, значит, и он должен быть способен на что-то такое сверхъестественное. Как-то проехав немного подальше, Кирилл был снова поражен. В центре поля стояло дерево, на ветках которого было подвешено еще одно дерево за ремни от парашюта. Словно это не человек, а дерево спустилось с неба и врезалось в ветки.
Это был уже перебор. Теперь ему стало по-настоящему страшно. Так как никогда раньше не было. Он понял, что бы успокоиться ему нужно от всего этого уйти. И забыть. Желательно навсегда. Чем быстрее он возьмет себя в руки, тем лучше же для него. Потому что весь этот бред он навеял для себя сам.
Он ходил по городу и удивлялся, ну как же так, неужели никто ничего не замечает. Для него это было как в том сне с гробом. Только он и видел все эти странности, а всем было безразлично. Постепенно для него жутким становилось все, начиная от крика кондукторши и подошедшего на улице милиционера для установления личности. Ему стал ненавистен весь город. Он решил уехать в деревню. Бабушка жила в старом доме. Но даже и там спустя годы его посещали страхи. То взгляд коровы покажется демоническим. То в интонации разговоров людей проскользнет какая-то жестокость. Даже в красном закате отразиться непоправимая обреченность. Закрывая глаза перед сном, иногда всплывало то повисшее дерево, от этого казалось, что даже его собственные глаза подверглись негативному влиянию, и будут всегда отражать этот жуткий мир....