Каждый отдельный день в году подарен одному только
человеку, самому счастливому; все остальные люди пользуются его
днем, наслаждаясь солнцем или сердясь на дождь, но никогда не
зная, кому день принадлежит по праву, и это их незнание приятно
и смешно счастливцу. Человек не может провидеть, какой именно
день достанется ему, какую мелочь будет вспоминать он вечно,--
световую ли рябь на стене вдоль воды или кружащийся кленовый
лист, да и часто бывает так, что узнает он день свой только
среди дней прошедших, только тогда, когда давно уже сорван, и
скомкан, и брошен под стол календарный листок с забытой цифрой.
В.Набоков "Картофельный эльф"
1.
До того как он родился его родители были в меру жизнелюбивыми трудоспособными тихими, даже, пожалуй, какими-то зачарованными людьми, на которых обращаешь внимание как-то случайно, через других людей или живя долго на одном месте, с ними по соседски, вдруг осознаешь что они тоже есть и ты их видел всегда и откуда взялись непонятно. Жили они на окраине, в красном домике с двумя окнами над завалинкой, похожей на лежачий подбородок. Это была одна из тех улиц, которые вызывают ощущение некоторого дисбаланса; вроде через пару остановок центр города и все эти современные заведения названия которых обычно выпячиваются в сочетании с другим словом -plaza или -cуши, а тут все еще с колонки воду набирают и помои выносят на улицу. Мать работала вахтером на Прядилке, очень близко. А отец тоже не любил вдаваться в подробности, тоже на каком-то предприятии, но зарабатывал побольше.
Сам к себе отец относился по-разному. Вообще ему всегда хотелось казаться людям серьезным уверенным таким в меру деловым, в общем настоящим мужиком. Но, то ли лицо его выглядело слегка наивным, то ли какой-то внутренней уверенности не хватало, люди относились легкомысленно и даже слегка насмешливо, но без злобы, потому, что он сам был добрым. И это его всегда сбивало с толку, он забывал, каким хотел быть и начинал неосознанно подстраиваться под общее мнение. А вспоминал, чаще всего вернувшись с работы, проходя мимо зеркала, вернее притормозив мимо зеркала. Когда-то лет четырнадцать назад, когда они еще только приехали в этот город он обратил внимание на одну общую черту у всех мужчин, ну по крайне мере у многих, как-то слишком заметно выдаваясь из симметричности, к низу чуть оттягивался подбородок. Это ему не понравилось. Ну, что-то уж как-то уродливо. Возникало ощущение будто он оттянулся от того что постоянно носили что-то тяжелое на руках перед собой. И лицо вот так искривилось, как обычно бывает у человека, когда он пытается преодолеть что-то через силу. Он сделал выводы, непонятно из чего следовавшие, что такая конфигурация лица складывается из-за местного климата и природы. Слава богу, он родился не здесь и его это не ждет. И вот теперь стоя перед зеркалом, отец как бы пытался посмотреть на себя со стороны, что бы вселить в себя ту уверенность, которая все равно пройдет через пятнадцать-двадцать минут, что он такой, каким хочет себя видеть. Иногда такое самовнушение доходило до какой-то лихой радости; да пошли они все...! Нормальное лицо, нормальное мужское выражение, что они все посмеиваются и тут вдруг ему как будто показалось среди знакомых черт его лица, будто добавилось что-то, будто его подбородок тоже стал чуть вытянутым. Он удивился и почему-то выводов делать не захотел.
Через несколько дней, перед сном он решил поговорить об этом с женой. Мать, совершенно непонятно было, что у нее в голове, вернее все ясно, что проще некуда, она всю свою жизнь считала, что главным символом красоты у простой женщины являются накрученные волосы и ярко красные губы. На ее плоском овальном лице лежали малюсенькие глазки больше похожие на раскрывшиеся язвочки и такого же размера носик. Все остальное место занимали щеки, потому что губы на их фоне даже в ярко красном виде как-то выпадали из внимания. И вот какая должна быть логика у человека, что бы водрузить над всем этим стог взвинченных спиралей, даже не знаю. Причем, муж ее, тоже, всегда поражался этому. Бывало, сильно поражался. Но где-то в подсознании понимая, что объяснять бесполезно, молчал.
И вот лежа в постели, он рассказал ей свои мысли. По поводу себя. Она с некоторым напряжением, сдвинувшим брови к переносице, но все-таки поняла его. "Не знаю, ерунда какая-то у тебя в голове. Брал бы пример с меня, женщина всегда знает, когда она красива". Муж настороженно промолчал.
Через пару месяцев она забеременела. Решили, если будет девочка, назовут Зоя, если мальчик Егор. Они же не знали, что родится Ящик.
2.
В, первые минуты его рождения даже доктора не могли выдавить из себя ни слова, в пользу каких-то объяснений или оправданий. Так, во всяком случае, всем казалось, что они должны оправдаться, что такое родила эта женщина. В основном доктора поворачивали лицо к плечу и оттуда косили взгляд, при этом изгиб губ изображал верхний полукруг с удивленным сомнением. И только один тридцатилетний врач, в белом халате почему-то больше похожий на химика, пальцем на больших волосатых, но светлых руках присев на корточки потрогал выпирающие углы мягкого как желе тельца арахисового цвета. Усмехнулся, снизу посмотрел на врачей и покрутил головой. "Ну и ну!".
Хотя, в общем-то, это был нормальный здоровый ребенок, весом четыре триста. Спереди на груди, сзади на лопатках, а так же спереди и сзади чуть выше бедер из тела выпирали суставоподобные углы размером с плечо, словно это был какой-то внутренний панцирь в виде ящика. Этот тридцатилетний врач потом так и сказал: "Ящик, какой-то".
После этого отца увезли по коридору с гладкими зелеными стенами за угол, где в притихшей очереди, глаза которой смотрели из самых неожиданных мест, (неожиданными эти места казались, потому что все глазные пары были расположены на разной высоте) сидел мужчина с обожженным лицом, похожий на бездарно раскрашенного индейца. Сказали, что обморок, но через сутки врачи выдали тело родственникам с вялыми объяснениями, похожие на пьяного слесаря, не выполнившего свою работу.
Мать за два месяца, с болезненно нежной улыбкой на лице к своему чаду, без суеты и паники скатилась в меланхоличное сумасшествие. Но, так, же совершенно без посторонней помощи и какого-то стремления, через шесть лет она самовосстановилась, выплыв из этого состояния словно течением болезни ее, наконец, выбросило на берег. И еще через некоторое время в ней открылись довольно колоритные способности актрисы. Она несколько раз засветилась на сцене местного театра и теперь ее частенько приглашали выступать.
В двенадцатилетнем возрасте не смотря на выпуклости грудной клетки, Ящик был худым и задумчивым. Причем задумчивость его была не глубокомысленной или там депрессивной, а довольно простой легкой и светлой, можно было даже сказать, что он всегда был абсолютно спокоен, но это было не так. Но когда, например, приходили гости Ящик мог долго молчать сидя в одной позе, так что многие даже забывали о его присутствии, и потом вдруг всех ошарашивал какой-нибудь фразой резкой проникновенной и в, то, же время совершенно понятной, так что становилось ясно, об этом никто не думает, но это, так очевидно.
Как-то оставшиеся с ночевкой гости, утром, по-дружески посмеялись над еще спящими мужем и женой. Оба лежали в одинаковых позах, но в противоположность друг к другу, как отражение. Кто-то обратил на это внимание, и Ящик, как бы на время, выныривая над задумчивостью, сказал.
-- Они даже во сне чувствуют симметричность друг друга.
Гости отреагировали.
Друзей у Ящика как-то особо не было. Это понятно. Но он был влюблен в соседку Евгению, ей было двадцать четыре и парень с большими глазами и губами. Хотя на самом деле глаза и губы были нормального размера. Эта странная особенность очертаний его лица вводила в заблуждение людей скорее из-за своеобразных свойств цвета этих органов. Губы были чуть бледноватыми, и именно вот эта бледноватость как будто расширяла их из истинного размера. Такое ощущение как будто размазали бесцветную помаду, но аккуратно по форме губ. Голубой цвет глаз тоже словно был насыщен каким-то внутренним эфиром распространяющимся чуть шире век. В полумраке или при слабом освещении этот эфир становился серым, из-за чего глаза казались впавшими. Впрочем, этот товарищ интересен только этими своими особенностями и в жизни Ящика участвует только, как спутник Евгении очень скоро остался вне поля зрения. Его звали Сергей.
Ящик тоже ей нравился, не смотря на свой феномен, но не могла, же она действительно связать с ним свою судьбу. Так и сложилось (подробности недавно случившегося их странного романа, причем Ящик даже ни разу не дотронулся до Евгении, потом как он узнал что ... обиды, прощения... все это он не любил вспоминать), что он был, просто ее близким другом или как она сама говорила подружкой. Они с Сергеем иногда приходили к нему в гости, курили прямо в комнате, усевшись в креслах, и Ящик (почему-то любил на полу) рассказывал свои сны или мечты. Женя была чуть полноватой и симпатичной, причем эта полнота нисколько не пугала ее, даже наоборот, как будто делала ее спокойней и уверенней, она как будто возвышала ее над дотошными мелочами ее подружек, все эти закавыки казались ей очень простыми. Она любила общаться, делала это по-женски, по-настоящему, не зависимо от возраста собеседника и у нее никогда не было в этом недостатка. По-женски красивые чистые голубые глаза, мягкий курносый носик, обе губки, как верхняя, так и нижняя смотрят чуть вверх. Когда ей уделяли особое внимание, или наоборот она была в чем-то виновата, в общем, от удовольствия или огорчения она так смешно с какой-то детской гордостью выпячивала чуть вперед нижнюю челюсть. Или когда насмехалась над чьей-то глупостью она с присутствием какой-то мужской лихости и все равно с женской интонацией делала так "Ха!" и смотрела в собственную челку. Она так делала, когда Ящик совершенно без стеснения вдруг начинал показывать собственное тело, объясняя, что к чему, и даже с насмешкой над самим собой.
Теперь его внутренний нестандарт напоминал большую коробку, чуть придавленную сверху, из-за чего стенки вздулись. Ладно, на животе образовалась выпуклость, у многих мужчин есть животы, так ведь спина его тоже начала горбится. Конечно, первые полгода после рождения его обследовали, изучали, некоторые даже всерьез думали сделать из этого какое-то открытие. Ничего, кроме особенного строения его скелета никто не нашел. Почему вдруг природе взбрело в голову изобрести такую патологию? Разводили руки. Через год о нем все забыли.
Из-за этих странностей в физиологии его тела, наверное, некоторые сделают выводы, что и жизнь его должна быть парадоксальной. Катаклизмы судьбы близко.
3.
В субботу с утра, бигуди в ковшике, утюг на доске, незакрытая дверца шифоньера, обклеенная клеенкой с узором под белый мрамор, с подергиванием белой кофточки щепотками пальцев на плечах и груди перед зеркалом, мать уехала в театр. "Как мы с тобой и договаривались в два. Не забудь накормить собаку. Я ушла". Ящик сидел на полу перед телевизором, ответом на ее наставления был мгновенный поворот головы, которого она не видела. Они договаривались о том, что он заедет за ней в театр и вместе отправятся на рынок, покупать ему джинсы.
Интересный мультик кончился, и началась монотонная передача о том, как готовить крем для лица из овощей. Причем вел ее большерукий лысоватый дядя больше похожий на боцмана. Ящик не понимал, зачем ему это надо было, создавалось такое впечатление, что он устроился подработать в перерыве между навигациями. Или уже положение моряков настолько невыносимое, что ничего другого не остается, хотя в современном сумасшедшем мире, возможно, что и опытный плаватель мог уйти с головой в косметику. Дальнейшие мысли стали менее четко фиксироваться сознанием и Ящик уснул.
Проснулся от чувства, как будто боялся потерять радостное ощущение. Откуда радость? Ах да! Джинсы! Радостное ощущение осталось на месте. Он попытался что-то съесть, но как-то аппетита не было и он вывалил все в миску "Ксандра" который жил в будке во дворе, да и хотелось уже побыстрее отправиться за покупкой.
Была середина апреля, но кое-где еще оставались пятна слякоти, и одно из них сохранилось как-то прямо перед дверью. Так что, с какими бы светлыми мечтами ты не выходил, при переходе во внешний мир, отделенный дверью, тебе сразу дается напоминание о твоем социальном статусе. Или о статусе дома, в котором ты живешь. Ящик с грустью вздохнул. Но со светлой грустью, предстояло такое событие.
Пока ехал в автобусе, на улице незаметно стало тускнеть, как будто въехали в слабоосвещенный туннель, Ящик даже не сразу обратил внимание и только потом понял почему, это произошло. Снаружи посыпал снег. Или град? Да нет снег, но такой мелкий! каждая снежинка идеально круглая. Ого, - автобус затих. Вернее пассажиры, автобус продолжал следовать по маршруту и так же быстро все прекратилось. Снова стало светло, только больше слякоти на улице.
Как ни странно в театре сегодня спектаклей не было, да и в выходные обычно не репетировали. Для чего тогда мать поехала? И его посещали догадки, в которые сразу не хотелось верить, но от них в душе возникал протест обиды. Он быстро, через ступеньку, преодолел все положенные, как бы предисловие к главному, лестницы. Свет горел только в передней части зала, а на сцене была ровная белая стена, чем-то все это напоминало заседание группы многосетевого маркетинга. На нескольких первых рядах сидели люди, человек восемь и заняты были внутренним обсуждением. Ящик прошел через низкую сцену в маленький коридорчик, но видимо он только казался коридорчиком, скорее это было пространство, заставленное какими-то разрисованными тумбами, декоративными колоннами и еще красным пожарным щитом, на котором висело красное ведро, красная лопата и красный огнетушитель. Потом он свернул в действительно коридор и открыл первую дверь. Дверь была деревянная со светлыми и темными коричневыми переливами и тяжелая как будто в министерстве. В гримерке мать была одна.
-- О, Ящик, что уже два часа? - Она положила какой-то маникюрный инструмент на стол и взяла желтые часики легкие и рассыпчатые как бусы. - Еще рано, подожди меня в зале.
-- Ты скоро?
-- Да, мне нужно дождаться одного товарища, у меня важный разговор.
Он закрыл дверь. Люди в зале по-прежнему беседовали, сел чуть впереди, поэтому никого не рассматривал. Да и его фигура в верхней одежде как-то особо не привлекала к себе внимания, просто чуть полноватый мальчик. Он поднял голову вверх и неожиданно увидел неприкрытые внутренние органы висевшей высоко, но прямо над его головой люстры. Невольно услышал разговор.
-- ...а нет, сначала спрашивает, тут москвичонка старого нигде нельзя взять? Я говорю, не знаю. Он говорит, ты, что не местный? Ну, я тут недавно живу. - Рассказывал мужчина. - А вообще кого-нибудь знаешь? Кого? Давай имена разные называть, а у тебя, говорит, в гараже техника какая-нибудь есть? Нет, а в чем дело? Да тут, говорит, где-то в гаражах москвичонок старый стоит, ты посмотри, а то может у тебя. Знаешь, как будто я дурак, я, что не знаю, что у меня в гараже стоит.
-- Угнали, наверное? - Предположил женский голос словно девичий, но с низкой интонацией как будто в нос.
Прошло минут сорок. Явно уже было больше двух. Ящик не выдержал, опять зашел. Посреди гримерки стоял мужчина, сложив руки за спину. Он посмотрел на дверь с выражением вопросительного снисхождения, его челка раздваивалась по бокам лба, делая его похожим на грустного хомяка.
-- Подожди еще маленько, я не закончила! - Раздался голос матери, из-за того что ее кофточка отражалась в зеркале, показавшийся белым.
Снова сел на то же место, люди уже с интересом поглядывали на него. Он не обращал внимания, внутри росла обида. Сама обещала, а сама. Больше не буду пылесосить. И Ксандра кормить. Вечно все настроение испортит. Он насупился и назло матери сгорбился. Какие-то путаные способы мести, почему-то всегда возвращающиеся к железнодорожному мосту, настолько сильно поглотили его, что он даже не заметил, как сама обида прошла, а он уже просто выдумывает истории больше подходящие под сочинение о лете. Но ведь матери все нет! И эти еще как будто специально: "Мальчик, ты кого-то потерял?" Ящик новым приступом взял гримерку.
-- Я же сказала...!
-- Да, ты заколебала! Сколько можно ждать? - Он хлопнул дверью, чуть не задел красную лопату, выпрыгнул со сцены, из уходящего зала донеслось: "Мальчик, может, тебе нужна помощь?" Ящик готовый вот-вот заплакать свернул в незнакомый переулок.
4.
Но первая, же арка оказалась перегорожена железной решеткой. Он остановился и шмыгнул носом, вот она всегда так, когда я чего-нибудь хочу надо обязательно сделать наоборот. Он упорно продолжал идти. Погода совсем испортилась. Куртка, держась за пуговицы, обтянула все тело. Даже дома чуть пригнулись против ветра. Именно тогда у Ящика начали появляться первые задатки понимания того что если ты чего-то действительно желаешь оно всегда неуловимо ускользает от нас. Причем он ясно осознавал, что делает что-то не то, но уже не мог остановить себя. Сам удивлялся себе, что способен делать поступки противоестественные логике.
На этих непонятных улицах все дома были серые в четыре этажа. И все проходящие мимо люди из-за ветра казались как будто с грязными лицами. Напряженная женщина, зачем-то придерживая руку на груди, с хозяйской серьезностью, ругала свою кошку: "Ты, посмотри на нее! Вякает и вякает!" Светлое пятно в ответ с претензией мяукало и вытягивало шею в сторону женщины.
Казалось бы, пасмурный ветер должен был выгнать всех с улицы, но люди продолжали и продолжали... слишком не частили, но один за другим, как пузырьки в стакане при замедленном показе. Ящик почувствовал себя чересчур незащищенным и интуитивно, что бы избежать этого ощущения свернул в первый попавшийся переулок, верхние этажи которого были прозрачно заштрихованы бесконечными раздвоениями стеблей, веток, веточек.
Целеустремленно-напряженная мама в узком пальтишке с некрасивым, но очень приятным лицом, если некоторое время смотреть на него, минуты три, начинаешь понимать себе, же на удивление, что ее никогда не посещают скверные мысли. Вела своего малыша за руку, его ручки и ножки в голубом комбинезоне казались широкими, отчего создавалось впечатление, что он не идет, а переваливается с ноги на ногу. Вдруг Ящик с некоторым беспокойством обратил внимание, что прошел мимо группы из двух парней и двух девушек и даже не заметил. Они остались позади. Ноги почувствовали присутствие чего-то живого и прикосновение хвоста, Ящик чуть не отпрыгнул в сторону, какой-то оживленный доберман с тупо радостным выражением лица дышал полной грудью, высунув язык.
-- Пошел вон! - Доберман стал еще радостнее и, не отрываясь, бежал следом, как будто ему пообещали большой кусок ветчины. - Пошел вон! - Ящик топнул ногой. Причем доберман непременно хотел схватить зубами за рукав куртки, отчего руки непроизвольно подтянулись к груди, а ноги зашагали быстрее, словно парень неожиданно вспомнив виденную недавно по телевизору победу какого-то спортсмена, тоже решил заняться спортивной ходьбой. Собака всеми силами старалась поддержать эту затею. Ящик начал нервничать, он свернул в еще один переулок более широкий и открытый сверху, в центре которого стояли по две лавочки спинками друг к другу. - Пошел вон! Иди, гуляй!
На них обратил внимание один из трех мужчин на повороте, в чуть вылезшем в верх шарфе из под воротника, от чего он становился похож на пятиклассника после кратковременной хоккейной разминки. Он повернул голову и, сощурившись, старался понять, что происходит. Парнишка пытался избавиться от собаки как от назойливой мухи.
-- Арчи, Арчи, ко мне! Ээээ, да, ты, не бойся, он не кусается, он играет с тобой!
Он крикнул чуть приглушенно, но так что бы перекричать ветер. Мужчины как-то не любят много визга и шума.
-- Ваша собака? Уберите собаку! - Ящик почему-то даже стал прихрамывать от испуга.
Мужчина засмеялся. Двое других тоже с отсутствующей усмешкой посмотрели на парня, казалось, будто они на несколько минут выключили свое физическое присутствие, потому что все внимание перешло теперь из занимавшего их разговора на происходящее и даже в углу зрения они слились в одно, словно стали сиамскими близнецами и превратились в тень.
-- Да он не будет кусать тебя, он играет.
И Арчи, словно почувствовав молчаливое разрешение своего хозяина, вдруг изловчился и схватил Ящика за запястье, но действительно зубы даже не попортили куртки, едва сжавшись, что бы рука держалась. В ту же секунду Ящик выдернул руку, и собака схватила ее опять.
Мужчины засмеялись в голос, скорее интуитивно стараясь смягчить небольшое напряжение. Хозяин как-то слишком медленно и беззаботно стал приближаться. В этот момент Ящика накрыла запоздавшая необратимая волна испуга. Второй раз выдернуть руку не удалось. Он решил, что собака больше не играет.
-- Эй, ты, убери собаку! - Его крик стал напоминать визг.
-- Парень, да, ты, не нервничай.
-- Слышь, ты, хуйло, сам не нервничай! Сказали, убери собаку, значит убирай! Развели псарню пройти негде, со своими собаками вонючими... Да отпусти ты руку, шавка! Я вам, что манекен для испытаний или пугало! - Он уже не мог сдерживать себя, его накрыла какая-то беззащитная психованная агрессия, как доведенную до крайней степени нервную бабенку. Хозяин от неожиданности на секунду растерялся с некоторым недоумением и испугом, словно наткнулся на открытый канализационный люк, а внутри поджидали насильники-педерасты. Затем еще спокойнее, наконец, для облегчения Ящика, поймал конец поводка и осторожно потянул к себе.
-- Да, ладно, ладно, что ты раскипятлся то, не съела она тебя. Арчи пойдем отсюда...
-- Блядь кругом одни козлы какие-то не люди, а уроды, по улице пройти спокойно нельзя. - Ящик вдруг почувствовал облегчение, но не от того что опасность миновала, а он уже настолько выпустил наружу весь свой внутренний отрицательный заряд что больше не нужно притворяться культурным и порядочным. Как будто лежит золотое колечко на дне унитаза, и никто не решался засунуть руку, а ты взял и засунул. И напряжение уже спало, но ТЫ ЗАСУНУЛ руку в унитаз. Все его испорченное настроение как кожное испарение воспарило вокруг него. Он зашагал очень быстро. - Ублюдки.
-- Э, сопляк, прикрой ротик маленько. - Мужчина уже не улыбался, подтягивая собаку.
-- Пошел на хуй, козел, вонючий!
-- Во, распустилась молодежь. - Он посмотрел на товарищей, кивнув на Ящика.
-- На себя посмотри, говноед! - Ящику с каким-то болезненным желанием хотелось, что бы именно он сказал последнее слово. Его начало трясти, то ли от испуга, то ли от гнева, то ли от того что он впервые в жизни позволил себе так пошло оскорбить дяденьку намного старше себя. Внезапно залаяла собака, за ее лаем не было слышно, о чем заговорили мужчины.
Шагов через двадцать Ящик заметил, что еще не стемнело, пустое бледно-голубое небо было как будто еще открытым, но уже зажгли фонари. Он обратил внимание, что на другой стороне тоже стоят какие-то появившиеся люди и вполне возможно, что они все видели, от чего захотелось еще больше психануть. Улица пошла вниз, к набережной. Переулок заканчивался старым двухэтажным особняком (ящику почему-то казалось, что в таких до революции жили, на первом этаже чиновники, а на втором писатели которые писали про них) покрытым облупившейся выцветшей розовой краской.
5.
Нет, ну действительно, почему сразу не убрать собаку? Ну, видят, что человеку не нравиться, может у меня нервная система слабая. Нет, надо обязательно довести человека до истерики, еще я же потом виноват остался. Он неожиданно провалился всем ботинком в воду под рыхлый лед, сначала показавшийся тонкой наледью на асфальте. Ногу под штаниной мгновенно сковал браслет ледяной воды, такой же отталкивающей как если бы это были фекалии того же добермана. Еще некоторое время по инерции в голове продолжал препираться с хозяином собаки. И параллельно с этим в сознании, может чуть медленнее, но неопровержимо развивалась еще одна мысль, Ящик вдруг заметил ее и обратил на нее все свое внимание. Хозяин с псом остались там, за лавочками. В сущности, он первый раз в жизни убежал от матери и, оставшись один, беззащитным он тут же наткнулся на проделки дикой жизни. Пока еще только в игривой форме. Но чем дальше он будет погружаться, тем сильнее она будет проявлять себя. И насколько далеко могут зайти эти проделки, и может ли это обернуться для него чем-то ужасным, он не знал. Это пугало. В общем, пора на остановку и ехать домой. Он вышел к перекрестку и посмотрел по сторонам. Справа сквозь арку он увидел забор детского сада. Явно там по близости нигде нет остановки. Слева через три дома все заканчивалось, словно там был край города. Куда же идти? К перекрестку с вечерним светом выехал синий "каблучок" мягко разбрызгивая резиновую грязь из-под колес. Ящик немного подождал и решил перейти дорогу, но машина тронулась вместе с ним и резко завернув, пересекла ему путь. Парень вовремя успел удержаться на уголке бордюра. Она так же быстро остановилась, с обеих сторон вышли два мужика. Один принялся открывать задние двери, другой как-то мягко взял Ящика за локоть.
-- А, куда...?
-- Залазь, придурок. - Тут только он сообразил, что они очень похожи на тех, что были рядом с хозяином добермана. Только теперь их тела разъединились, и физическое присутствие работало вполне ощутимо. И словно в доказательство появился и он сам. Ящик хотел было упираться, но все было бесполезно, его закинули внутрь.
-- Давай, давай. - Сказал хозяин и, размахнувшись, палкой похожей на биту оглушил его по голове. Ящик потерял сознание.
Сначала он очнулся, а потом понял это, пространство под закрытыми глазами начало наполняться мыслями и собой. И только через три секунды он вспомнил все! Тут же открыл глаза. Комната была пустой, ящик лежал на полу, на матрасе, но только из-за того что были наклеены уютные обои она казалась жилой. И сразу же начал понимать, что мироощущение изменилось. Еще не встретившись и не поговорив ни с одним человеком, Ящик был твердо уверен, что люди здесь несколько заполошные, суетливые и постоянно куда-то торопятся. Как будто весь мир стал чуть легкомысленнее, что даже стены казались, будто из картона. Не смотря на то, что с ним что-то случилось, он был теперь вроде как в плену, все-таки подумал об этом. За дверью послышались деревянные шаги, голоса и женский смех.
Странно, голова не болела, даже шишки нигде не было. Люди со звуками прошли мимо двери, скорее всего, дальше по коридору. Когда стихло, он осмелился, подошел к оббитой вышарканным красным ватином с вырезанным прямоугольником под плоский ключ двери, она оказалась незапертой, приоткрыл ее и посмотрел наружу. Как и предполагалось, это был проход с множеством дверей. Ящик как будто боялся, что его заметят, высунул голову из-за косяка и посмотрел вправо. Слева неожиданно раздался голос.
-- О, новый сосед что ли? Здорово.
Ящик резко испугался. Опершись спиной о стену, на корточках курил человек похожий на начавшего преждевременно стариться молодого парня. Внутри он был еще молодым и озорным из-за чего внешняя оболочка уже очень сильно потрепалась. Хотя, ящик в свои годы уже начинал понимать, что бывают очень сильные внутренние катаклизмы, которые при достижении определенного возраста начинают выражаться морщинами, понуростью, наивностью разговоров. В общем, все это рассуждения, от испуга и непонимания ситуации, Ящик не нашелся что ответить. Но видимо даже молчание для собеседника послужило каким-то ответом.
-- Меня если что Витек зовут. Я в соседней комнате живу. Если что надо не стесняйся, обращайся, у меня инструменты есть отвертка там пассатижи. Да ты не переживай Саня мужик так-то нормальный. Что бы каждый день ходить проверять, такого нет. Он вообще сюда не ходит. Ему самое главное, что бы все нормально было.
Ящик понял что Саня, по всей видимости, хозяин этой комнаты. И ему, Ящику, по всей видимости, теперь придется играть роль жильца этой комнаты. Может от того что он совершенно ничего не понимал, может случившееся как-то подсознательно его напугало и теперь он побаивался наткнуться, на еще какой-то удар но совершенно неосознанно и непонятно почему Ящик уже начал играть эту роль. Может потому что ребенок еще не может противопоставлять свою игру взрослым.
-- У нас тут спокойно алкашей, наркоманов нет. Это в соседней общаге до сих пор еще разогнать не могут. Ты кстати сам, не.... -- Он показал жестом на вену.
-- Не.... -- Ящик помотал головой.
-- Это правильно, лучше пивка.
-- Пиво я тоже не пью.
-- Да ладно. - Витек улыбнулся и не поверил. - Тебя кстати как зовут-то?
-- Ящик.
-- Ящик. Что-то знакомое. Подожди, Ящик, Ящик. - Витек уставил в него указательный палец, а сам смотрел в пол, потом щелкнул пальцами. - А! Я знаю твоего отца!
-- Моего отца? Он уже умер давно.
Витек отмахнулся рукой так, как будто ему сложно было сказать словами: "не говори ерунды".
-- Кстати он в соседней общаге и живет. Собирайся, пошли.
Витек очень быстро затушил бычок в пепельнице из баночки от консервированных шампиньонов, встал на ноги, выпрыгнув из сидячего положения, два раза глазами повторил одно и то же движение как будто хотел сказать: "давай, давай". Ящику не хватало какой-то внутренней уверенности восстановить то настоящее, что он знал всегда, и, замерев на несколько секунд, он понимал, что уже не может сопротивляться и сейчас пойдет за Витьком к его отцу. А после этого уже не сможет восстановить его никогда.
6.
-- Э, я не поняла, а чо без разрешения проходим? - Очень строго сказала беловолосая Марина с фигурой подростка, уперев руки в бока. - И куда это интересно мне знать?
Она уже узнала Витька, и он понял это по ее глазам, но она настойчиво делала надменное лицо и никак не хотела улыбаться. Остальные человек пять-шесть собравшиеся вокруг стола вахтерши повернули свои полуотсутсвующие лица.
-- Мы к Сергееву, тут у него сын объявился. - Сказал Витек.
-- Сын? - Все ее напускное высокомерие тут же сменилось заинтересованностью к Ящику, но она все тут же возникшие вопросы, основанные только на слухах, решила оставить при себе и промолчала. - А.
Вообще в этой общаге не было настоящей вахтерши, по крайне мере последние лет пять. И Марина была здесь кем-то вроде негласного блюстителя порядка, все это знали, но с ней все считались.
Витек глазами сказал "идем", и двинулся дальше вдоль желтых стен и потрепанных, но еще крепких житейских дверей больше похожих на крышки сундуков сильно набитых всевозможным хламом крохаборной старушкой. Раньше Ящик думал, что вот так взглядами общаются только те, кто знают друг друга давно. Почему вдруг Витек решил, что они уже стали очень близкими друзьями? Хороший человек подумал бы, что это из-за ответственности перед ребенком. Плохой - ради того что бы показать свою власть. Ящик не мог до конца понять ни того ни другого. Во всяком случае, вообще все происходящее казалось ему одним большим заблуждением, начавшимся еще там в театре. И теперь что бы восстановить все на свои места наверно требовалось гораздо больше усилий, чем самому упорному спортсмену желающему победить на всемирной олимпиаде.
Витек остановился возле семнадцатой, попытался прислушаться, но ничего не разобрал, затем осторожно рукой открыл дверь. Ящик понял, что он увидел кого-то внутри, не встретил сопротивления и с чуть зародившейся улыбкой больше выразившейся скорее в приподнятой левой брови прошел. В комнате возле стен стояли две двухъярусные кровати, в остальном она казалась пустой. В полулежащем положении сидели три живые ватные куклы, как будто всех разморило от жары, хотя температура была вполне умеренной.
-- Здорово пацаны! - Витек встал посреди комнаты. - Леха, смотри, кого я привел.
Обратился он сидевшему дальше всех и развалившемуся глубже всех. Тот, преодолевая лень с заинтересованной, но какой-то повседневно-нагловатой улыбкой оторвал спину от стены.
-- Не узнаешь?
-- Не.
-- Да, ты присмотрись.
Ящику стало не по себе, он почувствовал себя не прошеным гостем. Но вместе с тем он понимал, что продолжающееся заблуждение начало переходить границы даже умещающейся в сознании неразберихи. Этот парень недалеко ушедших после армии лет никак не мог быть его отцом. Мужем его матери.
-- Присмотрись, присмотрись.
В глазах Лехи было самодовольное безразличие. Ящик подумал, может они пьяные все здесь.
-- Не.
-- Ну, ты даешь, это же Ящик. - Витек сделал многозначительную паузу. - Твой сын!
Пауза продлилась еще.
-- Ну! - подталкивал Витек.
-- Аааа - Леха Сергеев даже не изменил выражения лица с той же нахальной улыбкой, как будто пытался вспомнить давным-давно забытого одноклассника, с которым он проучился один год в четвертом классе. - Ну да, ну да, припоминаю.
Снова все замолчали, как будто трудно было разорвать пузырь тишины. И все как-то бесцеремонно ждали друг от друга продолжения и хозяева и новоприбывшие. В дверь постучали, затем она открылась, очень радостная белокурая девушка с насыщенными чертами лица поманила одного из сидевших.
-- Саша.
Саша вышел.
-- Да кстати. - Сказал третий из бывших в комнате. - Витек надо поговорить. Давай выйдем в коридор.
Ящик остался с отцом вдвоем. Леха Сергеев о чем-то подумал все с той же улыбкой, затем встал.
-- Подожди пару минут. Присядь пока.
Он вернулся действительно через пару минут. И сняв с крючка короткую куртку бежевого цвета, закинул ее за спину, вытягивая поочередно, то одну, то другую руку.
-- Пойдем, прогуляемся. Надо в одно место сходить.
На улице солнце светило, но как-то бесполезно как будто было нарисовано краской медного цвета. Люди стыло, замыкались в себе. Так бывает когда дует холодный ветер с севера - вспомнил ящик, как когда-то объясняла ему мать. Разве ветер может быть сильнее солнца? Спросил он. Ветер дует вдоль земли, а солнце очень высоко и далеко и ему трудно пробиться сквозь ветер, что бы согреть землю. Тогда это было для него открытием! И это открытие сделала его мама. Теперь же он понимал, что какому-нибудь ребенку казалось точно так же и двадцать лет назад и пятьдесят и сто. И сколько таких вещей мы встречаем в жизни, которые, казалось бы, были придуманы совсем недавно, а потом, оказывается, об этом знали еще, когда и родителей-то не было на свете. Ему всегда казалось, что отметки роста на дверном косяке карандашом порождение уже социалистического времени и совершенно удивился, когда прочитал об этом в книжке, написанной в прошлом веке.
В детстве он представлял себе картину как дует ветер и как светит солнце довольно просто без лишних деталей, однако теперь, то же самое представление ему казалось иначе. Как будто оно повзрослело вместе с ним, как будто за то время пока он не вспоминал о нем, в нем успели понастроить пятиэтажек, понаставить ларьков, в восемнадцати местах отремонтировали дорогу и кто-то вывесил белье на веревке между домами, чуть прикрытое еще не распустившимися ветвями деревьев.
Отец, пригнувшись, прошел под бельем, по асфальтированной дорожке в подъезд. На втором этаже малюсенькой площадки он постучал в светло-коричневую дверь, с узором в виде размножающихся ромбов из длинных тоненьких деревяшек. Где-то за стеной сквозь телевизионный фон слышался плеск воды. Откуда-то из пахнувшей вареным мясом бытовой утробы, казавшийся подвешенным в пустоте, приблизился быстрый тук-тук-тук маленьких ножек и непривычно снизу мультипликационный голос маленькой девочки спросил.
-- Кто там?
-- Катя, папа дома?
-- Дооома. - В растянутой букве "о" выразилось скопированное с мамы хозяйское недовольство, в исполнении детей всегда смешившее взрослых.
-- Позови, пожалуйста, скажи дядя Леша пришел.
Папины шаги были размера большого высокого человека, он открыл дверь смело даже чуть резковато, но большая кудрявая голова из-под верхней перекладины косяка посмотрела с некоторым напряжением.
-- Здорово Саня. - Обрадовавшись встрече с другом, сказал Леха.
-- Здорово Леха, денег нет. - Не совсем радостно ответил друг.
-- Да я не за деньгами.
Саня вопросительно промолчал, посматривая на Ящика.
-- Да я хотел спросить, не знаешь где Костя? Обещал зайти еще на прошлой неделе и что-то не заходит.
-- Костя? Он же уехал в деревню, картошку садить.
-- Да ты чо!? Картошку садить? Еще же рано.
-- Я не знаю, у них там бабушка командует, ей, чем быстрее, тем лучше.
-- А, понятно. Они бы еще в феврале посадили.
-- А зачем тебе Костя?
-- Да он мне на счет работы обещал.
-- А. Где?
-- Да в пекарню обещал устроить.
-- А. Возле хлебокомбината?
-- Ну.
-- Дак ты обратись к Сократу. Он же тоже там работает.
-- Да к Сократу ехать далеко не охота. Мне Костя обещал.
-- Ну, смотри сам.
-- Ага, ладно. Слушай, у тебя дочка, в какой класс ходит? Большая уже, давно не видел. Я помню, она еще малюсенькая была.
-- В сентябре в первый пойдет. В мае выпускной в детском саду.
-- А. Ну ладно, пока.
-- Давай.
Дверной замок как раз заканчивал распускать железное эхо прохруста по всему подъезду, когда они уже были перед серым прямоугольником улицы.
7.
-- Вот интересное животное кошка. У меня была как-то, Анфисой звали, Держал прямо в комнате в общаге. Научил на улицу ходить. Вот ей надо, например, на улицу, она сядет перед дверью и ждет, пока кто-нибудь дверь откроет. Потом сделает свои дела, назад вернется, опять сядет перед дверью и ждет, пока откроют. Так вот она за год до такой степени привыкла ждать возле двери, у нее уже как рефлекс выработался, если дверь открывают, значит надо куда-то идти, пока есть возможность. Я один раз прихожу с работы, дверь открываю, она перепрыгнула через порог и растерялась, сама не знает, зачем выскочила.
-- Ну, наверное, все кошки так.
-- Не, вот представь, у людей бы так было, Сидишь, ждешь, пока кто-нибудь дверь откроет.
-- Хм. - Ящик отнесся к этой шутке с философской точки зрения. Есть такие люди, которые сидят и ждут, пока им дверь откроют. Но промолчал.
-- У кошек, наверное, треть жизни на это уходит.
Оба уверенно подумали, что они не такие которые сидят и ждут и из кошачьего мира Ящик с отцом свернули в тихий переулок, частные домики которого хитро подглядывали из-за серых паутин переплетающих сильные стволы, снизу уходящие в прессованные слои прошлогодней листвы.
8.
Сократ жил в пятом или шестом доме по счету после поворота. Где-то в конце улочка водопадным скатом асфальта обрывалась в пустое поле. Окраина города обманчиво навевала ощущение необремененной человеческими страстями, кирпично-побеленной пустоты. Сразу за недостроенным бревенчатым гаражом через малюсенький дворик стояла хата из выбеленного кирпича. Сбоку примыкала деревянная без окон веранда, к двери которой поднимались пирамидоподобные ступеньки без перил, из-за отсутствия которых, казавшиеся пустыми и большими. Поэтому все строение напоминало мотоцикл, у которого переднее колесо больше чем заднее. На ступенях сидел дед чуть выше среднего роста, кожа так обтягивала его тело, будто из него выкачали весь воздух, цветом напоминавшая темные клетки шахматной доски.
-- Здравствуйте, а Женя дома?
Неожиданно злой старик ответил.
-- Да пошел он на хуй твой Женька! И вы вместе с ним!
В окно дома то ли испуганно, то ли удивленно выглянуло заспанное лицо Женьки. Старик махнул в их сторону рукой с плотно сжатыми пальцами. Через минуту, подвязывая затасканный халат, Женька, аккуратно обогнул Деда, шлепая сланцами об пятки. Тот еще что-то говорил настолько напряженно злое, что чисто рефлекторно оно не усваивалось слухом.
-- Здорово.
-- Здорово.
-- Здорово.
-- У тебя чего дед такой злой?
-- Да я бухал тут три дня.
-- Понятно. Слушай я что приехал. Ты же в пекарне работаешь? Мне Костя пообещал там, на счет работы, а сам уехал в деревню. Я уже две недели без денег сижу.
-- А, ты кем хочешь?
-- Ну, пекарем.
-- У тебя образование?
-- Я на курсах учился, три месяца.
Женька потянулся с похмелья. И с каким-то хитро-насмешливым безразличием мельком взглянул на деда, скрючившегося от зла, словно срубленный шахматный конь.
-- Ладно, я с шефом поговорю, давай после завтра, тебе, что бы, не ехать сюда встретимся где-нибудь.
-- Где?
-- Ну, давай на рынке возле бокового входа, знаешь? Часиков в пять.
-- Ладно, давай.
Отец с Ящиком пошли обратно.
-- А его, почему Сократ называют, умный сильно?
-- Фамилия Сократов.
Сократов, не слышавший этого, остался в углу бокового зрения между домом и гаражом, придумывая, как он сейчас будет защищаться от вздувшего жилы старика.
9.
Они подошли к боковому входу рынка, уселись на чугунном заборчике. Вернее Ящик тоже хотел, но почему-то так и остался стоять, то опуская голову, то всматриваясь в заполненное в центре зенита, похожими на царскую свиту с королевской каретой на возвышении, облачками, прозрачное, могущественное и одновременное легкое, ну или беззлобное небо, на которое было больно смотреть. Пытался понять рождавшееся при этом ощущение в душе. Отец все с тем же безразличием и каким-то медленным (не бурным, что бы было время прочувствовать), но мирным самодовольством смотрел по сторонам.
И с силой поднявшимся, качком волнения в груди, Ящик вдруг уловил в сочетании этой рыночной суеты с небесной помпезностью, с идущими через дорогу к остановке людьми, и всем остальным переулочно-оконно-тополиным миром, что будущее на самом деле должно быть очень счастливым, даже остро счастливым, настолько остро, что неприятно кололо в душе.
-- Слушай, я все хотел спросить, вот ты же мой отец?
-- Ну.
-- И тебе всего двадцать четыре. Как так может быть, ведь такого не бывает? Когда я родился, мой отец умер. И ему тогда был сорок один год.
-- Ну, в общем, на самом деле жизнь хаотична. То есть настоящая, реальная жизнь. В ней могут случаться самые невообразимые вещи. Понимаешь, Время идет не обязательно вперед. Оно может идти в любом направлении, куда занесет. Оно само по себе не обладает разумом, поэтому не может само контролировать свое направление, поэтому вынуждено зависеть от внешних факторов магнитных полей, человеческих мыслей, даже от смерти. Отсюда и происходят такие события, сын встречается с молодым отцом, исчезают какие-то вещи, которые окружают нас в повседневной жизни, так как будто их не существовало никогда. Например, зеркала. Или наоборот заново придумывают то, что там существовало всегда. Например, чай.
-- Но почему об этом там никто не говорит?
-- Ну, понимаешь, просто там об этом никто не знает, они живут как будто в каком-то наваждении и каждому реальная жизнь может открыться в любое время, после чего назад уже дороги нет. Настоящая хаотичная жизнь может там проявляться, но иногда, в каких-нибудь сумасшедших поступках. Всем кажется, что у человека крыша поехала и они начинают осуждать его. А на самом деле это в нем на какое-то мгновение проявилась реальность, но он сам даже этого не знает.
Ящик снова посмотрел через проспект в то ощущение и снова ощутил укол, от которого в душе распространилось облачко пакости.
-- У меня последнее время иногда на душе стало плохо становиться. Не могу понять почему, раньше такого не было. Как-то очень неприятно от этого.
Отец вдруг без улыбки смутился, как будто его спросили о чем-то личном, о чем он не хотел бы говорить, пожал плечами.
-- Не знаю. Тебе отвлечься надо. Может на работу устроиться. Вон на рынок не хочешь? У меня есть тут знакомый.
-- Кем? - Ящик от неожиданности сильно удивился.
-- Ну, для начала грузчиком, там посмотрим.
Предложение было несколько неожиданным для Ящика, что он растерялся с ответом. В этот момент он даже предположить не мог насколько часто и сильно ему еще придется испытывать в дальнейшем эту душевную боль. Словно сейчас это было неким предчувствием его дальнейших несчастий в жизни. Позднее он часто будет вспоминать эти первые позывы душевной боли.
-- Нет, все равно у меня не укладывается в голове.
-- Ой, да не парься, ты так. Ну, вот смотри, например, ты помнишь себя, когда тебе было три дня от роду?
-- Нет, конечно.
-- Что говорили взрослые, которые окружали тебя? Что вообще происходило вокруг?
-- Нет.
-- А представь, если бы тебе в тот момент начали объяснять физику.
Ящик посмотрел на отца.
-- Бессмысленное занятие, да?
-- Ну да.
-- Но! Это только нам так кажется, что оно бессмысленное. Человек как думает, маленький ребенок, тем более еще грудной, он не то, что бы там цифр не знает, определений разных, он вообще не воспринимает такую информацию, для него все совершенно иначе. И тем более он все равно ничего не запомнит. А вот представь, что вопреки всякой здравой логике какой-нибудь физик сошел с ума и начал учить младенца. Вот если бы это происходило, это значит что в принципе настоящей сущности жизни плевать на логику потому что, как я уже говорил, эта сущность хаотична. Понимаешь?
-- Ну, так в общих чертах.
-- Так вот в результате этого хаоса произошло то, что произошло. В моем примере физик начал обучать дитя, а в твоей жизни случилось так, что какой-то малолетний проходимец вдруг становиться твоим отцом. Потому что в принципе сущности плевать на то, что с твоей точки зрения твой отец должен быть не я, а твой настоящий отец.
Ящик переварил услышанное. И еще ему стало удивительно, он по новому посмотрел на Леху Сергеева. Как-то неожиданно он вдруг превратился из безразличного полуэгоиста в такого глубокомысленного человека. Может быть, это все-таки он так на него повлиял?
-- Только от всей этой хаотичности мне почему-то на душе очень больно.
-- Ну, а как ты хотел? Щенка, когда забирают от матери, думаешь, ему приятно. Считай, что ты щенок, а та сущность жизни, в которой ты родился твоя мать. Боль в душе происходит из-за тех событий, которые как бы разрывают человека от самого себя. По его душевному настрою, заложенному в нем природой все должно быть совсем не так. Он должен быть не здесь и не сейчас, но, к сожалению, жизнь редко интересуется нашим внутренним миром и непоколебимо гнет все по-своему. Поэтому и ноют эти раны на месте этих разрывов.
Через дорогу приближался намного посвежевший, чем в прошлый раз, как будто его слегка подкачали Сократов. Отец сказал неожиданно.
-- Слушай, что мы паримся, давай я тебя отвезу к твоему деду.