Я не знаю, для кого я веду этот дневник. Для себя, может быть? Я же не знаю, что будет с моей памятью в этих обстоятельствах. Она вообще, память моя, имеет ли границы? Если имеет, то должна когда-то и переполниться.
И как это будет работать? Старое стираться, новое записываться?
Интересно, что я раньше-то никогда об этом не задумывался. Вот, к примеру, попал ты в рай, проходят годы, столетия, вечность. Что ты помнишь?
Ладно, в рай я не попаду. Начну с первого дня. Нет, даже раньше.
Еще в детстве я долго и мучительно думал, ну как так получилось, что мы за десять лет добрались до Луны, а потом всё свернули и забросили? Мой отец мальчиком смотрел, в прямом эфире, посадку "Аполлона-11" и первый шаг Армстронга. Сколько раз он мне про это рассказывал! А я требовал - расскажи, еще и еще.
После школы я подал в Академию ВВС, у меня уже была лицензия частного пилота. На 16 лет отец подарил мне оплаченные курсы. Следующие два года были, наверное, самыми счастливыми в моей жизни. Если вы не летали, я не смогу вам это объяснить.
Перед распределением с нами заходили поговорить разные большие шишки. Ребята приходили в казармы с горящими глазами: я иду туда-то! А я туда-то! А меня интервьюировали в "Голубые ангелы"!
А я все ждал чего-то, отвечал рекрутерам уклончиво, обещал подумать, жал руки, улыбался по возможности лучезарно. И дождался.
Майор Стерн, наш куратор, отозвал меня в сторону в один прекрасный апрельский день, и суховато спросил:
- Йонатан, есть необычное место, им нужен энтузиаст. Что ты думаешь про... ну, более далекие полеты?
У меня похолодело внутри. Я не знал, как ответить, но майор меня понял.
- В тринадцать ноль-ноль тебя ждут в комнате 121. Не опаздывай, а главное... - тут он вздохнул, поправил мне воротничок, и закончил: - Ничего не бойся и иди, как на таран. Договорились?
***
В 121-й комнате меня ждали трое. Смотрели приветливо.
Разговор сразу пошел правильный: они стали расспрашивать про детство, о чем я мечтал, как мне такие мысли в голову пришли. Я ответил, как есть:
- Ребята, мы уже пятьдесят лет никуда не движемся? Изобретаем какие-то гаджеты, игрушки. А самые быстрые самолеты сделаны в середине 60-х, самые дальние полеты - в начале 70-х. Мы так сдохнем раньше времени!
Они переглянулись, и всё изменилось, даже выражение лиц у них. И дальше уже совсем другой разговор пошел.
В общем, меня взяли в отряд "Орел-2А", и на следующий день в 8:00 я отбыл на базу во Флориде.
Я уже читал в интернете, что НАСА получила задание и деньги под задачу "вернуться на Луну". Не знал только, как далеко дело зашло. Меня включили в отряд подготовки к первому прыжку.
Это не так хорошо, как может показаться. Астронавты из этой группы выходят на окололунную орбиту, проводят там день или два, а потом возвращаются обратно. Всё это очень полезно, но главный шаг делает следующая группа, "Орел-2". Они высаживаются на поверхность и закладывают модуль станции.
Но надо быть честным, хотя бы с самим собой. Я был мальчишкой, 23 года, налет меньше тысячи часов, ни разу не попадал в критическую ситуацию. В группе "Орел-2" были мужики под сорок, с военным опытом и с другим, про который не велено было болтать. Кому, как не им?
Сменилась администрация Президента. Мы очень нервничали. Кто их знает, что им там в голову взбредет? Прошел февраль, март, и наконец начальник проекта, генерал Гроув, приехал на базу и велел всем собраться к 7 вечера. "Форма одежды - парадная", это обнадеживало.
Гроув вошел в зал с такой улыбкой на морде, что все как-то разом встали и начали аплодировать. Он никак не мог нас остановить, наконец заорал в микрофон:
- А ну, сели все! А тос перенесу все на завтра! Или на послезавтра.
Ну, что делать - мы сели.
- Ребята, - сказал генерал, сделал паузу и прошелся вправо-влево. Потом поднял голову, посмотрел в зал. - Мы летим на Луну через три месяца. Ну, то есть, вы летите, - и улыбнулся грустновато.
Я помню, что в зале было очень тихо. Все как будто переваривали эту новость, и наконец Гроув рявкнул:
- Ну? А где ваше "ура"?
И тут как будто все заслонки открылись. Народ повскакал с мест, все обнимались, орали, хлопали друг друга по спинам, а Гроув всё стоял и смотрел на нас. Наконец, он поднял руку, все не сразу, но замолчали, и он продолжил:
- Шампанского, а завтра в шесть подьём, и за дело. Инструкции получите с утра, сейчас не беспокойтесь.
****
В отряде "Орел-2А" нас было десять астронавтов, я летел первым, в одиночку. Всем обещали, что нас включат в группу "Пионеры", и мы будем строить первую лунную базу. Но это уже после группы "Старатели", которая должна искать залежи льда.
На 16 мая 20.. года был назначен пуск. Я проснулся за полчаса до будильника. Пошел в душ, долго мылся, думал, из дурацкого суеверия - не последний ли раз?
Когда я уже надел все космические подштанники и майки, в дверь энергично постучались. Батюшки, генерал Гроув собственной персоной, со свитой.
- Давай, Йонатан, надевай скафандр, - деловито сказал Гроув. - Едем на площадку.
Ребята помогли мне влезть в сложную конструкцию - я проверил, всё на месте, все карманы, молнии, и мы отправились вниз по лесенке: двое спереди меня, трое сзади.
Лимузин ждал при входе. В дороге говорили о какой-то ерунде, о вчерашней игре в хоккейном финале.
Когда я лег в ложемент в корабле, меня вдруг пробрало. Елки-палки! Черт знает сколько лет назад, с семьдесят второго года, никто не отправлялся ТУДА. Почему именно я первый?
****
Если вы нормальный человек, ну, как все, то вы должны помнить этот запуск. Мне, когда я был на круговой орбите, послали дайджест новостей. Может, они специально подбирали, но мне показалось, никто больше ни о чем не говорит: "Back to the Moon!" Это же ваши последние три дня.
Первый день я провел на околоземной орбите. Делал всякие замеры, разговаривал с центром в Хьюстоне.
Семнадцатого, после сна, мне стали кричать все хором: "На Луну! Ты готов? Ты счастлив?" В какой-то момент я не выдержал и ответил: "Ну, едрена мать, а сами-то вы как думаете?"
Тут вдруг Гроув приперся в Центр, сел в кресло и говорит:
- Йонатан! Ты вообще как себя чувствуешь?
- Ну, - говорю, - генерал, нормально! А что со мной будет-то?
- Ты понимаешь свою ответственность?
Тут я понял, что все-таки надо ему подыграть. У меня в голове все правильные слова появились.
- Генерал, - говорю, - я все понимаю. И я понимаю, какой это важный момент для всего народа Америки. И я счастлив, что могу сделать всё, что могу, - ну, я точно не помню, что я там нёс.
Ничего я сделать, на самом деле, не мог. С момента старта и до возврата на Землю всё управление передавалось машинам Центра полета. Но это неважно, зачем людей смущать.
Гроув говорит:
- Хорошо, молодец. Десятиминутная готовность, потом пойдет ускорение, небольшое, но ты там сядь, что ли, а то долбанешься.
Я добрался до кресла, пристегнулся. Слава Богу, всё это мы репетировали, и не один раз.
Десять минут миновали, через корпус пошла вибрация. Появилась тяжесть, постепенно. Движки на "Фальконе" были замечательные, надо сказать.Чувствовал я себя прекрасно, никаких рывков, неприятных ощущений. Потом вибрация прекратилась и вернулась невесомость.
- Ну что, "Орел"? Летим к Луне! - это снова был Гроув. В центре все захлопали, заорали что-то одобрительное. Приятно было, чего скрывать. Даже появилась дополнительная энергия, если бы я был на Земле, побегал бы, попрыгал, а тут просто спросил:
- Что-нибудь такое сделать надо?
- Ты задание полетное помнишь? - спросил Гроув желчно.
- Э... ну, конечно.
- Ну так давай выполняй. Все, до связи.
И правда, что это я.
***
Лететь мне было совсем недолго, меньше суток. Я прозвонил все каналы телеметрии, проверил, пишется ли уровень радиации, еще чертову пропасть каких-то приборов и потоков данных. В принципе, смысла особого в этом не было, электроника редко дает сбои, но человеческий разум лишний не бывает, особенно на случай ЧП. То есть, один на миллион, но если он случится... да, собственно, как в этот раз.
И вот теперь надо мне описать Событие. То есть, как это выглядело со стороны - это знаю только я. Значит, мне надо рассказать и записать.
Восемнадцатого числа я проснулся в 7:30 по Атлантическому времени. Мне снился пред пробуждением странный сон - будто я стригу траву у нас во дворе, в Коннектикуте, и даже запах этой свежескошенной травы я чувствовал.
За окном, однако, было черным-черно, но когда я вытянул шею, я увидел диск Луны.
Она была огромная. Это невозможно описать. В иллюминатор помещался только край диска, и все горы и края кратеров топорщились, ничего круглого в ней не было. Я посмотрел на экран с маршрутом: лететь оставалось меньше часа. Потом следовала последняя коррекция, и я выходил на орбиту вокруг Луны, на следующие полтора суток.
- Йонатан? - спросил кто-то из Центра. - Проснулся?
- Да-да, конечно. Ребята, это что-то.
- Да мы видим! Давай-ка быстро перекусывай, скоро коррекция.
Луна вылезала, как на восходе, и занимала уже половину иллюминатора. Мы вели какой-то, как сейчас помню, довольно пустой разговор. Времени оставалось немного, я мог только смотреть и ждать. Все команды подавались с Земли, их компьютеры были здорово мощнее корабельных.
***
Ну вот мы и подошли к Событию. Я ничего, конечно не ожидал, да и заметил что-то не сразу. В боковом экране была картинка из Центра, люди сидели за мониторами, кто-то ходил, кто с кофе, кто с булочками, что-то мерцало и помигивало.
В тот момент, когда начал выплывать в иллюминатор кратер Коперника, звук пропал. Я посмотрел на Центр: все стояли на ногах и молча смотрели вправо.
"О Боже", сказал кто-то, и яркость начала увеличиваться, стремительно, так что через несколько секунд экран ослепительно сиял чистым белым.
Это было совершенно неправильно.
Что это было? Просто связь прервалась? А что значит вот это "О Боже?" Террористы? Нет, в Центр не прорвешься. Что-то там у них рвануло? А что? Это же просто центр связи!
Справа в иллюминаторе должна была быть Земля. Я нажал кнопку, шторка открылась. Вот тут мне и стало по-настоящему нехорошо.
Я должен был увидеть полумесяц Земли, с Западным полушарием, вместе с этим чертовым Центром управления полетом, где наступает утро. Так вот, ничего подобного. Вся Земля была залита ровным светом.
Что это, думал я, а пульс уже дошел, наверное, до двухсот. Как это может быть? Солнце у меня за спиной, Луна спереди, полная, а Земла сбоку. Она должна быть полумесяцем.
- Хьюстон, у нас проблема, - проговорил я без особой надежды. Ответа не было, Хьюстон молчал. И так он и продолжал молчать, до конца.
***
Когда я понял, что от них уже ничего не дождешься, я подгрузил бортовой компьютер.
Ничего хорошего я там не нашел.
У меня просто не было доступа к маршевым двигателям. Вот не было, и всё. Предполагалось, что изменения орбиты производятся с Земли, и канал был четырежды продублирован. Одной возможности не было предусмотрено - что Земля замолчит навсегда.
Я пытался понять - что случилось с Землей? Хорошо, Хьюстон молчит, но есть же дублирующие центры. Их не особо рекламируют, но есть Колорадо, Луизиана, Южная Дакота. Почему молчание?
Я смотрел на Землю в иллюминаторе, по-прежнему, уже второй час всю дневную и светящуюся ровным успокаивающим светом, и понимал, что проблема гораздо хуже, чем я могу себе представить.
Хотя, казалось бы, куда хуже. Мне оставалось около часа до столкновения с Луной.
Я, на самом-то деле, могу собой гордиться. За этот час я просмотрел всю документацию о переходе на ручное управление, успел понять, что ничего не получится - нет и не будет подтверждения с Земли. Прикинул, сколько времени осталось, в каком месте я приземлюсь, со скоростью одиинадцать с лишним километров в секунду. А вот потом я сделал ошибку: я отчаялся, и проклял Бога.
Я в тот момент как-то забыл о других людях, помнил только, что через примерно пятьдесят минут я разобьюсь в лепешку. А что произошло с другими восемью миллиардами людей меня мало волновало, и это неправильно.
И второе - не надо проклинать Бога никогда. Он наш Отец небесный, ну и что тут еще сказать. Не надо.
Ладно, что об этом говорить. Я честно смотрел в передний иллюминатор почти до самого конца, когда серые скалы уже выросли до горизонта, и только тогда закрыл глаза. Боли не было.
***
Теперь самое странное. В какой-то момент я пришел в себя. Дальше, извините, я не смогу указывать время, просто потому, что не знаю, как оно тут идет. И часов у меня нет. И календаря.
Я лежал в своем ложементе. Было довольно темно. Я увидел вокруг смутные силуэты, то ли зданий, то ли просто стен.
Вдали пульсировал красноватый свет. Проход был свободен, я встал и тронулся в направлении света.
Я еще не помнил, что произошло со мной перед этим. То есть, совсем ничего, и все мои поступки базировались на чувстве, что так надо.
А вот когда через несколько минут я вышел из этих столбов и стен, увидел свою оранжевую одежду и вспомнил - да это же мои космические подштанники! - тут меня и накрыло. И я вспомнил всё. Только не мог понять, где я и что тут делаю.
Под босыми ногами лежало что-то вроде гаревой дорожки. Пахло, как в вагоне старинного поезда на паровозной тяге. Было зябко, и я попытался идти побыстрее.
Небо над головой было беззвездным, как будто давящим. Я ведь, все-таки, астронавт, и у меня появилось чувство, что через это небо никуда не улетишь. Ладно, пока было не до полетов.
Вскоре я уже различал два костра а за ними высокую стену темно-красного кирпича. Стена возвышалась этажа на три, и сверху можно было разглядеть что-то вроде зубцов и бойниц. Никого там, наверху, впрочем, не было.
Между кострами явно были ворота. Впрочем, было здорово темно, и пока я не подошел совсем близко, я не был уверен - ворота ли это, или мне мерещится.
Нет, не мерещилось. Тяжелые, видимо, чугунные створки. Высокие, футов пятнадцать. Сверху надпись, каким-то старинным шрифтом, слегка по дуге, короткая. Надпись была отлита из того же чугуна, слегка пообтерлась и закоптилась. Я подошел поближе и наконец смог прочесть:
Lasciate ogni speranza, voi ch'entrate
Ну, это уже было понятно. Даже странно, что я сразу не понял, к каким именно воротам я подошел.
***
Интересно, что я не утратил тогда способности размышлять логически. И я подумал, стоя перед воротами ада: а где же весь народ, остальные грешники?
Размышлять о причинах безлюдия смысла не было, и я подошел поближе. Интересно, что мысли куда-то убежать, сопротивляться, не даваться у меня не было. Я помнил свои последние минуты в мире живых, как я проклинал Бога, и странное смирение охватило меня.
Ворота были именно такими, как они казались издалека: абсолютно неколебимыми. Я постоял, размышляя, а потом уперся руками в правую створку, наклонился и надавил на железяку.
Через неколько секунд я почувствовал, что створка начинает подаваться. Видимо, смазано у них в аду всё было хорошо. Миллиметр за миллиметром створка сдвигалась, и вот я уже отпустил ее, а она всё двигалась, пока не образовался проход.
Я ступил внутрь ада.
***
Мало что изменилось. Небо стало как будто ниже, и, приглядевшись, я увидел балки и своды высокого потолка, тоже черные и едва различимые в темноте. Что тут было с освещением, я не понимал. Господствовал красноватый или багровый свет, но откуда он падал, было не видно.
Дорожки шли, прямые и ровные, пересекаясь под прямыми углами. А по сторонам стояли чудовищные, высотой в пару этажей, котлы из грубого черного металла. Ни одно цветное пятно не разнообразило картину, как будто я попал в черно-белый фильм тридцатых годов.
Но главное, и внутри никого не было.
Я прошел уже, наверное, полмили, когда наконец увидел впереди какое-то движение. Двое откатывали в сторону непонятное сооружение, третий давал отрывистые указания.
Видимо, это были черти. На вид, правда, они не отличались от людей, таких можно увидеть в любом городе, где-нибудь на бензоколонке или на мойке автомобилей. Замотанные, без особого интеллекта на лице, но неопасные.
Я кашлянул, все трое оглянулись и застыли в непонимании.
- Ребята, а я вот... мне тут куда? - как-то я звучал не образцом риторики, меня аж внутренне передернуло.
- Ты... это... с какого отряда? - спросил наконец старший. Он тоже был не Демосфен.
- "Орел-2А" - механически ответил я. Все трое переглянулись с недоумением. Старший спросил раздраженно:
- Номер какой?
Тут уже я не знал, что сказать, и начал сбивчиво объяснять с самого начала:
- Я только что прибыл. Вот, минут двадцать назад вошел через ворота. Знаете, где "оставь надежду"?
Черти опять переглянулись, подобрались, и старший начал уже более официально:
- То есть, ты умер и прибыл, вот только что?
- Да, - мне оставалось только признаться в очевидном. Наступило тяжелое молчание. Потом старший подошел поближе, потрогал меня за плечо в оранжевом комбинезоне и разразился прямо-таки продолжительной речью.
- Парень, я не знаю, откуда ты, что там у тебя за история, но это всё скверно пахнет. Кто надо, все уже отчитались, распределились, мы отправили кучу этапов наверх, всё расчистили, и тут ты вдруг появляешься - здрасте, приехали. Это как понимать? У нас сегодня эвакуация, ты вообще понимаешь это?
Я не понимал. Он вздохнул и начал снова, видно было, что он уже всё терпение собрал вместе.
- Мы закрываемся, понимаешь? Что я с тобой должен делать, скажи на милость?
Один из младших деликатно кашлянул:
-Это... наверное, надо его передать наверх? Ну что мы тут будем...
Старший прикинул что-то, махнул рукой:
- Давай, отведи его к Аббадону. И не задерживайся.
***
Аббадон был не в пример презентабельнее, и поумнее, но и он не смог разобраться в моем деле. А я уже мерз, и стучал зубами, и мне хотелось только одного - где-нибудь прикорнуть и отдохнуть. Но, наверное, здесь этого не полагалось.
Я ничего не понял из его объяснений, кроме того, что я - какая-то досадная помеха общему плану. Ладно, я согласен был уже на всё, только бы меня куда-то пристроили и оставили в покое. Но, оказывается, этот вопрос решал лично Сатана.
При входе меня очень профессионально обыскали двое шустрых чертей - я не понимаю, они что, думали, что тут, в аду, кто-то будет носить с собой оружие? Или что Сатане это оружие может повредить? Странно это всё, но не моё дело их учить, у них есть инструкции.
Раскрылись позолоченные двери, в два человеческих роста, и я вошел в громадный зал, обитый темно-красным бархатом.
***
Сатана сидел за невообразимых размеров письменным столом и писал что-то красивой авторучкой, по-моему, паркером.
Я слегка оторопел, когда увидел его: это был один в один генерал Гроув. Разве что мимика была немножко другая. Ну, и он был явно постарше.
Наконец, он махнул мне рукой, типа, садись, закончил свою писанину, завинтил колпачок, положил ручку рядом и повернулся ко мне.
- Ну, что скажешь, Йонатан?
Надо сказать, он был первый здесь, в аду, кто обратился ко мне по имени. И меня это ужасно тронуло.
- Я даже не знаю. А что надо сказать? Вот я разбился и меня сюда прислали.
Сатана, он же Гроув, приподнял левую бровь.
- Ты как-то уж очень лаконичен - разбился, прислали. Можно поподробнее? Мне же интересно.
И я ему поверил, честное слово. Начал рассказывать с самого начала, он мне задавал вопросы, не в бровь, а в глаз, и как-то незаметно я рассказал ему всю историю моей жизни. Не понимаю, зачем я это делал, но мне казалось, что с ним можно не лукавить.
Сатана слушал очень внимательно, кивал, вздыхал в нужных местах. Когда я закончил рассказ, он спросил:
- Слушай, так ты что, так и не понял, что произошло?
- Нет, - честно признался я.
Он расхохотался, встал, вышел из-за стола. У меня возникло ощущение, что он всерьез развлекается - если можно так сказать.
- Йонатан, ты, поди, верующий христианин?
- Ну, да.
- Ты слышал про Второе Пришествие?
- Да.
- Так вот, оно и произошло.
Мне потребовалось некоторое время, чтобы осознать эту информацию. Сатана смотрел на меня и улыбался саркастически.
- Так... и что было потом? Расскажите!
- Можно на "ты", у нас так принято - заметил Сатана, и вправду рассказал всё. Это звучало ошеломляюще.
Восемнадцатого мая 20.. года, в середине дня, точнее, в конце дня по Европе и в начале по Америке, Иисус пришел на Землю. Его могли видеть все, и он обратился к людям с небольшой речью.
Иисус сказал, что земное время кончилось. Больше того, Господь, в милости своей, прощает всех, и берет к Себе, в Царствие Небесное. На всей земле наступил в этот момент день, и все могли порадоваться.
Сатана прошелся вдоль своего кабинета, помолчал, а потом обратился ко мне со странной сердечностью:
- Ты понимаешь, что я испытывал смешанные чувства? С одной стороны, мне жалко было, что все грешники, которых я так старательно перевоспитывал, от меня уходят. А с другой стороны, подумай, Йонатан, да на фига мне это надо? Пусть Иисус за них отвечает!
Я прямо не знал, что ему сказать, и Сатана это понял:
- Ну вот, ты тоже молчишь. Как и все. Я понимаю, такие вещи каждый сам решает для себя. Но мне все-таки обидно - у нас ведь были четко распределены обязанности.
Тут я наконец решился.
- А разве вы не расписали, что будет в конце?
- Да в том-то и дело, что нет! - воскликнул Сатана.
- А что ты думал? - я с трудом произнес это "ты".
- Да даже не знаю, - он хмыкнул. - Наверное, ты прав, надо было сразу всё обговаривать.
Он опять прошелся туда-сюда вдоль стола, потом остановился и ткнул в меня пальцем.
- Так вот, с тобой ситуация совершенно дурацкая. Мы подписали договор на момент Второго Пришествия, и всех, кто находился на Земле, ну и моих тоже, отправили в рай. А ты никуда не попал.
Он опять прошелся туда-сюда.
- Ты молодец, проявил характер. Проклял Бога, это, знаешь, не всякий сможет. Явно мой кадр.
Тут он сел на табуретку и продолжал:
- Но, как ты, наверное заметил, мы сворачиваем все операции, вроде как незачем теперь держать все эти прибамбасы. Я бы тебя определил в какой-нибудь котел, но мы уже всё закрыли. И ребята мои теперь будут ангелами работать. Песенки петь, ну, ты понимаешь, - и он расхохотался, вполне искренне.
- А ты? - зачем-то спросил я.
- Я толком не знаю. Буду у Иисуса старшим советником, но что я Ему посоветую, сам подумай? Ладно, мы сейчас не о том. Что мне с тобой-то делать?
Я мог только пожать плечами.
- Хорошо, - наконец, сказал Сатана. - Я бы рад для тебя что-то сделать, но мало что могу. Давай так: я тебе оставляю свой кабинет, вот ключи, вот, гляди, мой рабочий стол, тут масса всяких примочек, советую поиграть. Пока разберешься, тыща лет пройдет. Линия связи с Богом - вот прямой телефон, но он работает редко. Для тебя, скорее всего, совсем не будет. Наружу можешь выходить, но там ничего особо интересного нет. Короче, не скучай тут, а мне, извини, пора - я уж и так задержался.
- Спасибо, - сказал я, а он запахнулся в свой черный плащ с кровавым подбоем и исчез.
***
Письменный стол Сатаны, вот что было самое интересное, и он-то и спас меня от сумасшествия.
Один эффект был самым поразительным: если я садился в кресло и немного наклонялся вперед, стол как будто раздвигался перед глазами и уходил вдаль. То же самое было и с ящиками: стоило наклониться к открытому ящику, как он становился всё глубже и шире, и содержимое его умножалось до бесконечности.
Но сначала ящик надо было открыть.
Первый, верхний левый, открылся просто: к нему полагался ключик из связки. В ящике лежали незамысловатые письменные принадлежности:
Где-то к концу первых суток я начал вести этот дневник, чтобы не забыть ничего.
Вечером я промакивал последнюю страницу, прокалывал сбоку дырки и добавлял страницы в скоросшиватель.
У меня уже накопилась их целая полка, и сейчас я не буду всё подробно пересказывать. Говорю же, мой персональный ад - очень тоскливое место.
Я сразу перейду к событиям последних месяцев.
***
Все последующие ящики открывались совсем не так просто. Я совсем было отчаялся, когда заметил в первом ящике, в боковом узком отделении, кусочек пергамента, свернутый конвертом. Я развернул пергамент и увидел следуюшие слова: Dic mihi titulum porta vade in secunda.
Это была какая-то сумрачная сбивчивая латынь. Я понял несколько слов: "заглавие", "ворота", "иди" и "второй". Что это значило, и значило ли хоть что-то?
Времени у меня было много, вот что спасало. Через несколько дней я предположил, что надо сказать то, что написано над воротами, и тогда... Тогда, может быть, я смогу пройти во второй ящик?
Я списал слова из "Божественной комедии", что стояла у Сатаны на полке, и старательно произнес: "Lasciate ogni speranza, voi ch"entratе".
Ничего не произошло. Но мне показалось, что дверца второго ящика чуть дрогнула.
"Так, что я делаю неправильно? Может, произношение? Черт, я же не знаю итальянского совсем".
Наконец я вспомнил, что это вот первое слово, наверное, произносится "лашате".
Дверца ящика вспыхнула зеленоватым, щелкнуло, и ящик чуть выдвинулся из пазов.
Так я понял, что каждый следующий ящик открывается заклинанием. Оставалась сущая ерунда - понять, каким именно.
***
Во втором ящике лежали, как я понимаю, всякие старые игрушки Сатаны: неразменные золотые, разнообразные зелья, обманные зеркальца, сигары, опиум, косметика, изящное белье и тому подобное.
В этом ящике подсказка лежала на дне коробки с сигарами, и я нашел ее не сразу. А разгадал загадку только через месяц. Но я продолжал двигаться вперед, и не так давно добрался до предпоследнего ящика, уже в правой тумбе.
Когда ящик открылся, я зажмурил глаза. Передо мной простиралась ярко освещенная солнцем песчаная пустыня. Я наклонился пониже, пустыня развернулась передо мной, и вдали я увидел огромную реку и деревеньку на берегу. И несколько маленьких человечков.
Я играл уже не в одну игру Сатаны, но до сих пор они были больше теоретическими, вроде компьютерных. Я соблазнял людей деньгами, любовью, властью, знанием. Это довольно нехитрая наука, красота может быть только в комбинациях. Однако настоящих людей я не видел никогда. Я вообще забыл, как они выглядят, и всматривался в фигурки с волнением.
***
Я еще толком не знал, что это за новая игра. Что я должен делать с этим моим миром?
Народ жил скромно, пас овец, растил что-то в поле. Особенно близко я подобраться не мог, но наблюдал буколические сцены изо дня в день. В одном из предыдущих ящиков я нашел рыбку баббл-фиш, тут она мне как раз и пригодилась. Я живо сунул ее в ухо. Раньше мне было не с кем поговорить, а теперь я, по крайней мере, мог слушать чужие разговоры. Вы не поверите, какое это было удовольствие!
Вскоре пришли другие люди, как я понял, начальство, да еще и из другого племени. Моих людей забрали на какие-то тяжелые работы, и настроение в деревне упало.
А когда неподалеку стали расти к небу циклопические сооружения, я наконец понял, куда я попал. Выбора большого у меня не оставалось, я снял с полки Библию и приготовился помогать своим.
***
Теперь я должен написать, чем это все кончилось. Пишу коротко, на скорую руку.
Игра была долгой и тяжелой, но она того стоила. В последнюю ночь я увидел, как вождь моего народа поднимается на гору Синай. Оставался последний шаг, отдать ему заранее подготовленные каменные плитки с заповедями.
На стол я положил экземпляр Торы с правильным произношением заповедей. Дело это было очень ответственное, ведь мое произношение начнут копировать, и важно было не ошибиться.
На самой макушке горы была небольшая площадка. Моисей сел на камень на краю, устроился поудобнее.
Вскоре голова его склонилась на грудь, он расслабился - видимо, задремал. Я осторожно взял маленькие квадратики и положил в середину площадки. Потом громко произнес:
- Моисей!
Он встрепенулся и вскочил на ноги.
- Слушай меня, Моисей, и повторяй за мной:
"Я Господь, Бог твой, Который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства, да не будет у тебя других богов пред лицом моим"
Моисей повторил.
Так мы говорили, то есть, я говорил, а он повторял, пока Моисей наконец не произнес:
"Не желай дома ближнего твоего; не желай жены ближнего твоего, ни раба его, ни рабыни его, ни вола его, ни осла его, ничего, что у ближнего твоего"