На улице идет снег. Огромными хлопьями застилает холодный песок, безнадежно затерявшийся в следах маленьких людей посередине тихого двора где-то в центре вселенной. Так спокойно здесь бывает редко. Слышно как этот белый пух срывает с веток тихий шепот, как птицы переглядываются в поисках ответных взглядов. Так тихо, что слышно, как на четвертом этаже шипит масло под круглым как солнце блином, как ловко обходится с ним видавшая многое старушка. Слышно даже как она приговаривает себе под нос известную только ей поговорку, и ее низкий голос мягким одеялом укутывает внука, сидящего за столом с несоизмеримой с ним самим книгой, которая поглощает его своими удивительными сюжетами о дальних странствиях и божественно красивых городах. Все это здесь, в центре мироздания. Не нужно никуда бежать. Сиди и читай, и всматривайся в яркие картинки, и улетай далеко отсюда, не двигаясь с места...
* * *
Совсем грустно было ему наблюдать за неоправданно рушившейся надеждой на теплый день. Грустно. А что делать? И так изо дня в день, мечтая пусть даже о робких попытках весны влететь в его комнату, он сидел, скрестив руки на коленях и не видя ничего перед опустившимися веками. Обычные мысли, все обычно и невыносимо. На другом краю планеты ведь бывает лето. Там, несомненно, тепло, там люди проглатывают радостные новости вместе с литрами прохладного молока, вытирая с лица пыль и бросая себя в океан событий, всегда разных и неповторимых. Ходят. Летают...
Туда? Непременно.
Невозможно? Сложно...
Он откупорил бутылку своего любимого рома и отлил немного в кружку столетней давности, своего верного спутника во всех походах и странствиях. Отучившись от перелетов, кружка стала тусклой, но не менее любимой. Она по-прежнему сохраняла вкус и дарила всегда новые чувства, сливаясь с горячительным в одно целое. Рука потянулась за письмом. На лице проявилось умиротворение.
* * *
Джеральд писал на открытке свое имя. Все. Конверт заклеен. Оно полетит по воздуху. Он всегда отправлял открытки по воздуху. Так быстрее и свободнее. Ничто не стеснит его пожеланий, и, распечатывая бумагу на другом краю Земли, кто-то обязательно почувствует его тепло и внимание, и вдохнет свежесть неба и прохладу звездного света. На прощание он обязательно поцелует этот кусочек картона и пожелает всего самого наилучшего адресату... На этот раз это был его отец.
* * *
Небо давно облачилось в черное. Где-то на горизонте появилась новая звезда, настолько далекая и незаметная, что была доступна только некоторым любителям наблюдать за бесконечностью и постоянством Вселенной.
- Ты не спишь?
- Еще нет,. Ложись спать, дорогая.
- Я посижу рядом...
Они сидели молча. Она изредка посматривала на его избитые воздухом щеки и тихо, чтобы нечаянно не нарушить таинство вглядывания в небесные глубины, вздыхала. Он слился со своим телескопом. Сколько лет он смотрел и ощущал себя внутри. Сколько раз они проводили вечера внутри. Сегодня особенный день, впрочем, из сотен особенных. Сегодня он опять вдохнул теплые волны родной крови... холодные струи северного воздуха, почувствовал терпкий вкус безграничной свободы. В очередной раз он был счастлив... А она вдвойне.
* * *
Несмотря на поздний час, окна на четвертом этаже еще испускали слабый красный свет, пропущенный сквозь плотные занавески. Уплетая масляные блины, мальчик рассказывал отцу об очередной прочитанной им главе, еще не вернувшийся обратно, сюда, на кухню. Он пил чай как волшебное зелье, от которого он становился великим оратором, правителем среднеазиатской страны, где изо дня в день его несли по джунглям гигантские слоны, где было много сладостей и диковинных птиц... Его отец с неподдельным интересом слушал... слушал.. пока сынишка не заснул на его коленях. Он аккуратно отнес его в теплую постель, накрыл мягким одеялом и потушил свет. Джеральд был счастлив...