Во сне Кэри вновь играла в прятки. И пряталась так хорошо, что тот, кто обычно шел за ней, отсчитывая время хрипловатым низким голосом, искал ее долго, до самого рассвета, но так и не нашел.
Она проснулась с улыбкой на губах и вскочив с постели, бросилась к окну. Надо же, тучи разошлись, и дождь, верно, прекратился еще ночью. Артритные ветви старых кленов цеплялись за желтый шар солнца в попытке хоть немного согреться. И Кэри стало жаль их. Она сидела на подоконнике, любуясь жемчужными переливами рассвета, и чувствовала себя почти счастливой. Так уж повелось, что именно эти предрассветные минуты принадлежали только ей, и здесь, и в доме, в который Кэри уже не вернется.
Было ли ей грустно?
Ничуть.
Да и о чем грустить?
О скрипучей лестнице, которую охраняли две химеры. И в сумерках они скалились, словно тоже не признавали Кэри за свою. О дверях, вечно запертых. О тишине коридоров и полумраке, что не способен был спрятать Кэри. О ворчащих трубах, наполнявшихся по осени водой. Она гудела, и казалось, что дом страдает желудочными болями, и оттого становится более сварлив, нежели обычно. Он вновь и вновь жалуется на Кэри, нарочно сталкивая ее с теми, кого она не желала бы видеть.
Нет, Кэри не хочет возвращаться.
И пусть нынешняя ее комната мала и холодна, но зато в ней Кэри чувствует себя защищенной. В этой комнате и щеколда имеется, правда, смешно даже думать, что Кэри позволят запереться. Или ослушаться короля.
Она вздохнула и обняла коленки. Босые ступни побледнели, и надо бы вернуться в постель, но солнце еще не выбралось из ветвистых тенет. И Кэри казалось почти предательством - бросать его в плену.
Прислонившись к стеклу - все-таки холодное - она попыталась представить, каким будет ее муж. Конечно, Элоис вчера многое о нем рассказала, но... придумывать ведь куда как интересней.
Жаль, что он такой старый.
Кэри задумалась. Конечно, отец и постарше был, но выглядел неплохо... и зубы у него все сохранились. И на здоровье он не жаловался. И значит, возможно, все не так уж и плохо. Морщины, правда, уже появлялись, но к морщинам Кэри как-нибудь привыкнет.
Она постарается быть хорошей женой.
Доброй.
Ласковой.
И когда муж совсем состарится, а это наверняка произойдет очень скоро, то его не бросит. Она умеет быть благодарной, пусть бы он никогда не догадается, чем эта благодарность вызвана.
Все-таки непорядочно радоваться смерти брата.
Даже если этого брата от всей души ненавидишь. Кэри сжала кулачки, чувствуя, как ноготки ее впиваются в кожу. Надо успокоиться и забыть. Его нет. Совсем нет. И значит, нечего боятся, что где-то внизу громко хлопнет дверь, а тишину холла нарушит зычный голос Сверра:
- Где моя маленькая сестричка? Снова прячется?
Нет.
Кэри потрясла головой и шепотом повторила:
- Раз-два-три-четыре-пять...
Как ни странно, стало легче. Произнесенные ею же, слова потеряли былую силу.
Все у нее наладится.
Спустя сутки Кэри не была в этом так уверена.
В доме ее будущего мужа им с леди Эдганг были не рады. И пусть бы хозяйка дома изо всех сил старалась сгладить неловкость, но и в ее лиловых удивительной красоты глазах, мелькало сожаление.
Кэри не была нужна и здесь. Она снова всех раздражала.
Выродок.
Она читала приговор в бледных глазах Виттара. И в равнодушных - Одена, который сказал что-то вежливое, но Кэри почуяла за словами пустоту. И эта пустота столь напугала ее, что Кэри не сумела ответить. А будущий супруг окинул ее равнодушным взглядом и отвернулся.
До окончания обеда он не произнес ни слова, и воцарившаяся за столом тишина давила на нервы. Кэри вновь остро ощущала собственную никчемность, которую не исправить было ни прической, ни непривычно роскошным, чересчур уж открытым платьем, ни даже драгоценностями, присланными Ее Величеством...
И леди Эдганг хмурилась, кусала губы, сдерживая едкие слова. После того разговора с королевой, она стала вовсе невыносима, и глухая злость, которая всегда в ней жила, иссушая и без того истощенное тело, переродилась в откровенную ненависть. А в выцветших глазах ее появилось знакомое уже безумие.
- Отродье, - теперь она не называла Кэри иначе, и голос срывался то на клокочущее рычание, то на шипение. Порой Кэри начинало казаться, что в горле леди сидит змея и если подойти слишком близко, эта змея ужалит.
Хотя... она и так жалила словами.
Наверное, всего было чересчур много, и Кэри не выдержала. Она сама себе казалась струной, натянутой до предела. Тронь такую, и разорвется, ударит по пальцам, рассечет до крови.
Смешно.
Она и Сверру-то никогда ответить не умела.
И теперь что ей остается? Терпеть. Пить горький чай. Улыбаться.
Делать вид, что все хорошо.
Замечательно.
- Отродье, - скрипучий голос леди Эдганг нарушает тишину гостиной. - Два отродья в одном доме...
- Простите? - леди Торхилд растерянно улыбнулась. Ей тоже приходилось нелегко. Она не рада гостям, но пытается быть хорошей хозяйкой.
- Она - отродье, - леди Эдганг ткнула в Кэри пальцем и добавила. - Ты тоже.
Кэри вздрогнула, и чашка в ее руке опасно накренилась.
- Безрукая... - с глубочайшим удовлетворением заметила старуха.
- Ничего страшного, - леди Торхилд подала салфетку. - Пятнышко совсем крохотное. Его выведут к завтрашнему дню.
Пятнышко... крохотное... темное пятнышко на нарядном платье... таком красивом, что на мгновенье Кэри показалось, будто и сама она хороша собой. Это ложь, выродки не бывают красивы, а теперь и платье испорчено. И на глаза навернулись слезы, которые не могли остаться незамеченными. Леди Эдганг всегда остро чуяла настроение Кэри. Сейчас она усмехнулась и бросила:
- Пустая кровь... гнилая... иди к себе.
С ее стороны такой приказ - почти милосердие: плакать лучше за закрытыми дверями. Кэри было невыносимо от мысли, что все получилось так нелепо. И вправду ничтожество, позор древнего и сильного рода... недоразумение, которому нигде не рады.
Роскошные покои были пусты. И Кэри почти удалось прийти в себя.
Она уселась у окна, которое выходило на тисовую аллею.
Вновь начался дождь, и Кэри наблюдала за тем, как капли скользят по стеклу, вырисовывая зыбкие осенние узоры. К ней возвращалось утраченное спокойствие, и пятно на платье уже не казалось такой уж бедой. И хорошо бы, если бы тишина, нарушаемая шелестом дождя, продлилась долго.
Но Кэри не повезло.
- Ничтожество, - сказала леди Эдганг с порога. - Безрукое ничтожество, которое по недоразумению выжило, и теперь позорит меня.
Она вернулась злой, странно взъерошенной, и змея в ее горле ожила. До самого вечера леди Эдганг бродила по комнатам, трогая чужие вещи, брезгливо кривясь и вытирая руки о подол платья. Она шипела и стенала, а оказываясь рядом с Кэри, щипала ее.
Когда же наступили сумерки, леди Эдганг прогнала горничную и сама взялась за гребень. Она вырвала шпильки из волос вместе с волосами же. И раздраженно швыряла в шкатулку. Ее руки, касаясь лица Кэри, вздрагивали. Еще немного, и леди Эдганг не выдержит, вцепиться когтями в щеки, рванет, оставляя шрамы, уродуя.
Нельзя о таком думать.
Кэри зажмурилась.
- Мой мальчик погиб, а ты... - сухие руки разодрали покрывало волос. И острые зубья гребня вцепились в него, дернули. - Безрукое. Бесполезное существо. Почему ты жива?
Кэри знала: отвечать нельзя.
Леди Эдганг всегда ее недолюбливала, и повзрослев, Кэри поняла причины этой нелюбви. Да, Атрум из рода Лунного железа был ее отцом, но леди Эдганг, его супруга, не была матерью Кэри. Когда-то давно эта нелюбовь была прохладной, отстраненной и огромный старый дом позволял не ощущать ее. В детстве Кэри побаивалась этой женщины с сухим, до срока постаревшим, но сохранившим следы былой красоты, лицом. При встречах с Кэри, случайных и редких, на лице этом появлялось выражение величайшей гадливости, словно бы леди Эдганг видела нечто в высшей степени отвратительное.
И Кэри не понимала, что же с ней не так.
Возвращаясь к себе, она становилась перед зеркалом и долго разглядывала отражение, выискивая то, что столь огорчало леди Эдганг.
Не понимала.
А Сверр объяснил.
- Просто ты ублюдок, - сказал он однажды, кажется, тогда он еще не умел играть в прятки, а Кэри не научилась бояться его. И они вдвоем сидели на подоконнике. Сверр стащил кусок булки и крошил ее на подол платья Кэри, а потом они вместе бросали крошки голубям. Птицы слетались и суетились, хлопали крыльями, теснили друг друга.
- Твоя мать была шлюхой, - Сверр бросал крошки по одной, стараясь отбросить подальше, и веселился, глядя, как суетятся голуби.
- Кто такие шлюхи? - спросила Кэри.
Ей хотелось стряхнуть все крошки разом, чтобы птицы наелись и не дрались друг с другом, но она знала, что Сверр не одобрит. И нечестно портить ему веселье.
- Это женщины, которые ложатся в постель с мужчиной за деньги.
Кэри все равно ничего не поняла, но почувствовала, что женщины эти поступают очень плохо.
- Мама говорит, что ты шлюхино отродье, - добавил Сверр.
Прозвучало донельзя обидно, и Кэри насупилась, готова разреветься. А Сверр погладил ее по голове и, утешая, произнес:
- Но я все равно тебя люблю. Ты же моя сестра.
Он обнял ее, а она прижалась к нему, теплому и тогда еще надежному, единственному, кто снисходил до разговора с ней. И крошки просыпались на землю к вящей голубиной радости.
А спустя два года Сверр ушел в Каменный лог, и там случилось что-то такое, что изменило его...
- Почему ты выжила? - шелестел голос леди Эдганг, и ледяные пальцы ее сдавили шею... - Мой мальчик погиб, а ты выжила?
Нельзя ей отвечать.
И в глаза смотреть не стоит. Однажды Кэри забылась, и леди Эдганг напомнила ей о том, кто она есть пощечиной. Разбитые губы потом долго болели.
- И теперь ты выйдешь замуж за его убийцу, - вцепившись в белые пряди, леди Эдганг дернула. Кэри стиснула зубы, сдерживая стон. А пальцы вдруг разжались и леди Эдганг отпрянула.
Она покосилась на дверь, подошла к ней на цыпочках и, нажав на ручку, приоткрыла.
Кого она ожидала увидеть за дверью?
- Ты, - леди Эдганг подскочила к Кэри и, схватив за волосы, вновь дернула. - Пойдешь к нему. И соблазнишь его.
Глаза ее пылали.
- Я не умею.
Ослушаться? Пожаловаться? Но кому?
- Умеешь, - глаза леди Эдганг были совершенно безумны. - Твоя мать была шлюхой. И ты шлюха. У тебя это в крови. Ты соблазнишь его...
...она шипела, выкручивая руку. И Кэри вновь пыталась не закричать от боли.
- ...а потом убьешь. Он убил нашего мальчика, а ты... - она вдруг захихикала. - Это будет справедливо. Кровь за кровь. Смерть за смерть.
- Я не...
Пощечина была хлесткой и горячей.
- Заткнись.
Холодные пальцы погладили щеку, унимая боль от удара.
- Ради нашего мальчика, Кэри. Ты ведь его любила, я знаю. А он любил тебя... ради него... вырви у этого ублюдка сердце...
В покоях Одена из рода Красного Золота пахло осенью.
Но не ранней, медово-пряной, позолоченной, а переломной, сырой, с дождями и слякотью, с извечной тоской и непролитыми слезами. Они подбираются к глазам, оседают на иглах ресниц, но не решаются сорваться.
Нельзя плакать.
И Кэри кусала губы, запирая слезы внутри.
Холодно.
И темно. Невыносимо стыдно от осознания того, что ей предстоит делать. От собственной беспомощности и неумения отказаться. И щека пылает, храня прикосновение ладони леди Эдганг. Ноет рука. И кожа на ней, кажется, вот-вот слезет.
Бежать?
Куда?
И в таком виде... Кэри опасалась смотреть на себя в зеркало, но все же, не способная справиться с искушением, поворачивалась к нему.
Вот она. Белые волосы. Желтые глаза. Бледная кожа и белое же кружево, словно инеистый узор... зима скоро. Какая несвоевременная мысль. Зимой холодно, несмотря на то, что в доме топят, пусть и слабо. Тепло живет в каминах первого этажа, в трубах второго, а до комнаты Кэри, на третьем, добирается редко. И поутру стекло и подоконник изнутри покрываются тонкой слюдяной корой. Она тает при прикосновении, а холод щиплет пальцы.
По полу сквозит, и дыхание зимы ласкает ступни Кэри.
Зимой сумрачно. В ее окна редко заглядывает солнце, и Кэри просыпает рассветы, она сама словно бы впадает в некое странное состояние покоя, когда почти постоянно хочется спать. И поутру ей сложно открыть глаза. Она сворачивается клубочком под пуховым одеялом, толстым и надежным. Кэри лежит, слушая, как часы в углу отсчитывают минуты ее жизни, и гадает, сколько уже прошло.
Утро тянется и тянется.
В четверть восьмого лестница скрипит.
И дверь открывается.
- Леди, пора вставать... - голос Мии, горничной, по-зимнему холоден, и Кэри не хочется видеть эту женщину с седыми волосами и замороженным лицом, которого никогда не касается улыбка...
...больше не увидит.
И зима, нынешняя, будет другой.
Какой?
Кэри не знала. Она прижала ладонь к щеке, пытаясь унять призрак боли. И руку погладила, сама себе строго велев:
- Кэри, успокойся.
Обычно это помогало, но не сейчас. Ком из слез подкатил к самому горлу, и Кэри едва не задохнулась.
Чем она заслужила подобное?
Тем, что выродок?
Наверное.
Она потрогала кружевной халат, слишком тонкий, чтобы скрыть хоть что-то, и сорочка под ним была бесстыдно прозрачна.
- Так надо, - леди Эдганг не желала слушать возражений, и Кэри пятилась, пряча руки за спину, пока не уперлась в стену. Оказалось, отступать больше некуда. И леди Эдганг швырнула кружевной ком в лицо, бросив: - Надевай.
- Я не буду.
- Будешь, - руку Кэри сдавили и вывернули. - Ты сделаешь все, что тебе говорят.
- Нет.
Боль усилилась, но игры со Сверром научили терпеть ее.
- Сделаешь, - леди Эдганг, как и он, смотрела в глаза, и улыбалась. Ей нравилось, что Кэри сопротивляется. Значит, можно сделать еще больнее. И пальцы, сдавливавшие руку, усилили нажим. - Конечно, сделаешь. Ты же не хочешь расстроить Ее Величество?
Женщину в черном и с пустыми глазами, в которых порой появлялся интерес. Тогда глаза эти обретали подобие жизни.
- Ее Величество...
- Поручили мне за тобой присматривать, - от леди Эдганг пахло болезнью, и кисловатый аромат был столь омерзителен, что Кэри попыталась отодвинуться. - И сделать так, чтобы эта свадьба состоялась.
Леди Эдганг зашлась дребезжащим смехом.
Она сошла с ума, наверное, давно, но этого никто, кроме Кэри, не замечает. Всем всё равно. И если так, то стоит ли просить о помощи?
Кэри ведь знала ответ.
Никто и никогда не слышал ее.
...кроме Сверра.
- Дурочка, - пальцы вдруг разжались, и леди Эдганг погладила руку, точно извиняясь за причиненную боль. - Ты цепляешься за ложную скромность, а она не принесет тебе ничего, кроме беды. Послушай меня, девочка...
Она говорила так ласково, что Кэри стало страшно.
- ...как ни прискорбно осознавать, но ты и я - все, что осталось от некогда великого рода... последние искры жизни. Ты слышала, что сказала королева?
Каждое слово.
- Им всем мало просто убить. Им надо унизить. Втоптать в грязь.
Кэри не смела отвести взгляд.
- Но мы этого не допустим, правда? - леди Эдганг провела ладонью по волосам Кэри. - Ты - бастард. Выродок. Однако ты нашей крови. Неужели не слышишь ее голос?
Кэри попыталась отвернуться, но ей не позволили.
- Кэри, - леди Эдганг никогда еще не обращалась к ней по имени, и не касалась с такой непритворной нежностью. - Я знаю, что мой мальчик хорошо к тебе относился. Порой он бывал груб, но все мужчины грубы. И тот, кого назначили твоим мужем, много хуже Сверра. Если ты думаешь, что он станет тебя защищать - ошибаешься. Не станет. Он возьмет тебя в свою постель. И возможно, назовет женой, но... ты же слышала, ему нужна другая женщина.
Горько.
Всегда горько, но сегодня горечь почти невыносима.
- Посмотри на меня, Кэри.
Не подчиниться?
Леди Эдганг не потерпит неуважения.
Уйти?
Кэри некуда идти.
- Король отдает вместе с тобой земли нашего рода и право заложить камень нового дома. На осколках старого, нашего с тобой дома, Кэри. И ты - лишь способ придать этой затее видимость законности.
Холодная ладонь погладила шею. И леди Эдганг отстранилась. Развернувшись - черные юбки скользнули по ногам Кэри - она подошла к туалетному столику. Пальцы пробежались по крышке шкатулки, которую леди Эдганг привезла с собой.
- Вы...
- Говорю правду, девочка. Сама по себе ты - ничто. И так и останешься ничем. А когда надоешь своему мужу, он от тебя избавится. И никто, Кэри, никто не встанет на твою защиту.
Раздался щелчок, и крышка откинулась.
- Поверь, я знаю, о чем говорю, - леди Эдганг вытащила прозрачный флакон с узкой горловиной. - Этот мир принадлежит мужчинам. Как бы ты ни хотела обратного...
Она повернулась к Кэри.
- А все, что остается женщинам - это месть.
...и терпение, которое есть главное добродетель женщины. Кэри помнит. Но с каждым днем терпеть становится все сложнее.
Следом за флаконом из шкатулки появился узкий стилет.
- Ты боишься. Правильно, Кэри, бойся. Смерть страшит, но... смерть бывает разной. Тебе выбирать.
Она протянула руки.
- Вот яд. Вот сталь.
Кэри отшатнулась и, наклонившись, подобрала кружевной комок.
- Ты пойдешь к нему, - в глазах леди Эдганг жило безумие. - И отомстишь за нас... наш род... нашего мальчика... или останешься здесь и умрешь вместе со мной.
- Я...
- Одевайся, - мягко произнесла леди Эдганг, поднимая флакон к газовому рожку. И свет, преломленный в стеклянных гранях, полыхнул алым. - И поспеши. Постарайся быть послушной девочкой. Мужчины это любят.
Перечить Кэри не посмела.
И вот теперь, сидя в чужой кровати, она считала удары собственного сердца и отчаянно прикрывала подушкой стилет. Она знала, что не сумеет ударить, но не находила в себе сил расстаться с оружием.
А дождь за окном оплакивал Кэри.
Сегодня она не сможет убить, и тогда завтра убьют ее. Леди Эдганг всегда умела держать слово.
Как быть? Кэри не знала. Сидела. Ждала. И дождалась. Вот за дверью раздались быстрые шаги и Кэри сжалась.
Еще мгновенье... Дверь открылась беззвучно, и длинная тень легла на ковер.
Кэри закусила губу, приказав себе не плакать.
Тень приблизилась. И замерла.
А Кэри нашла в себе силы поднять взгляд.
Оден из рода Красного Золота возвышался над ней и разглядывал ее, а выражение светлых глаз его было странным. Но он не злится.
- Под одеялом было бы теплее, - наконец, произнес он.
Наверное.
За окном снова дождь. И ноги озябли, а рук Кэри и вовсе не чувствует. Но к холоду она привыкла.
- Давно ждешь?
Кивнула, понимая, что не в состоянии произнести ни слова. Давно. Целую вечность, которая, к ее ужасу закончилась.
- Тебе приказали?
- Я... должна служить... вам, - у Кэри все же получилось заговорить, но руда первозданная, что она несет? Оден же наклонился к ней, коснулся щеки, и Кэри отшатнулась, но тут же замерла, закрыла глаза, смиряясь с неизбежным.
Ей надлежит быть покорной.
И быть может, тогда получится выжить.
- Так будет лучше, - на плечи упало что-то тяжелое и теплое, пахнущее осенними дождями. Оден мягко произнес. - А служить мне не надо. Лучше будет, если ты вернешься к себе.
- Я... недостаточно красива? - Кэри не может вернуться. Там ведь леди Эдганг и флакон из прозрачного стекла в тонких ее руках. А во флаконе - яд. И если Кэри вернется сейчас, то не увидит рассвета. - Я знаю, что ничего не умею и... я буду очень стараться. Я клянусь, что буду очень стараться и...
- Девочка, - Оден присел у кровати и взял ее руки в свои. Ладони его были горячими и большими, еще шершавыми... а если на лицо посмотреть, то вовсе он не старый. Чем-то на отца похож, только тот редко Кэри замечал. И уж точно ему бы в голову не пришло заговорить с нею. - Ты очень красива. А со временем станешь еще краше. И в любом другом случае я был бы рад взять тебя в жены. Но дело в том, что я уже женат, понимаешь?
Да, Элоис рассказывала о той свадьбе.
- Мне сказали, что та... свадьба не считается. Что она не настоящая.
- Это не так.
Больше Кэри не задавала вопросов, но сидела тихо-тихо. А он, отпустив руки, повернулся к Кэри спиной. Собирается?
Сбежит.
И значит, свадьба не состоится. Что тогда будет с Кэри?
Леди Эдганг разозлится на нее... а королева? И король? Сочтут виноватой... всего-то и надо было, что... а она не справилась.
Потому что выродок.
- Не уйдешь? - спросил Оден, застегивая пуговицы старой куртки.
Она покачала головой и упрямо закусила губу: ей некуда идти.
- Тогда я должен буду тебя запереть.
Кэри кивнула - пусть запирает, лучше здесь, чем с леди Эдганг. И быть может, нынешняя ночь - последняя в ее жизни. Кэри только уточнила:
- Надолго?
- До утра... а там, как получится. К обеду точно освободят. Ванная комната вон за той дверью. Здесь есть фрукты, вино и печенье... На помощь звать не станешь?
Не будет. Она спрячется и будет благодарна за эти часы спокойствия.
- Вот и умница, - Оден погладил ее, и это прикосновение к волосам было по-настоящему ласковым. И жаль, что он не может стать мужем Кэри. - Завтра скажешь, что я тебе угрожал.
- Но... это же неправда!
А Кэри не очень хорошо умеет врать. Оден усмехнулся:
- Боюсь, что правда мало кому интересна. Ложись и засыпай спокойно. Здесь тебя никто не обидит.
Кэри кивнула и послушно забралась под одеяло, но плащ из рук не выпустила. С ним она чувствовала себя почти одетой.
И на удивление защищенной. Это чувство было незнакомым, но придавало смелости. И Кэри спросила:
- Ваша жена... она какая?
Должно быть, она потрясающая женщина, если ради нее Оден из рода Красного Золота готов пойти против короля. И он, улыбнувшись, сказал:
- Она - самая красивая женщина в этом мире.
- Тогда вам повезло.
Кэри закрыла глаза: она не хочет смотреть, как он уходит, пусть бы и привыкла к одиночеству. В одиночестве нет ничего плохого, напротив, оно дает спокойствие. Но сейчас Кэри отчего-то было больно.
Наверное, потому, что завтра ее жизнь изменится.
- Очень повезло, - ответил Оден и дверь закрыл.
В темноте шелестел дождь. И Кэри, лежа на чужой кровати, рисовала себе очередную сказку. В ней и комната, и дом принадлежали Кэри. И в этом доме было спокойно, потому что где-то рядом находился тот, кто готов был защитить Кэри.
Любой ценой.
Он близко. Просто вышел ненадолго, но если подождать, то он вернется.