Сегодня явно был не мой день. Утро началось с того, что я перевернул котелок, когда спросонья пытался разжечь костер на ночных углях; пришлось начинать все заново. Потом запнулся о веревку и не только повалил палатку, из-за чего на меня накинулись сонные ребята, но и удачно вспахал мокрую от росы траву носом. Нос теперь сильно болел. Еще было что-то по мелочи, вроде утопленной в реке зубной щетки или закончившегося крема для бритья. Наверное, начинать подъем на Кухумбу именно сегодня не следовало.
Кухумба - это гора такая, каменный палец, указывающий ровно в зенит; стоит на берегу красивейшей реки. Изначально она была безымянная, но братья-альпинисты прозвали ее именно так - в честь фирменной спусковой системы. И высоты-то в ней совсем ничего, жалкие пятьсот метров, а пойди, доберись до вершины! С какой бы стороны ни подходил альпинист, везде он видел одно и то же: гладкие базальтовые стены до самого неба. Но чем труднее, тем интересней!
То, чего я опасался, случилось на третьем часу восхождения, когда до неширокого уступчика, рекомендованного мне бывалыми товарищами для отдыха и обеда, оставалось самое большее два метра. Только что забитый в камень клин, издав самый противный звук в моей жизни, медленно выполз наружу и упал вниз. А я, сорвавшись на полметра, повис на страховке. Хорошо хоть спускалка с оптимистичным названием "Суисайд ПРО" не подвела. И теперь я, распластавшись, как паук, висел на отвесной стене - и если будет на то воля последнего костыля, смогу провисеть достаточно долго, чтобы унять дрожь в руках и ногах и умереть спокойным.
Перестать дрожать получалось плохо. Я вдруг вспомнил, как мне говорили о "мягкой" стене, небольшом участке перед самым уступом, который лучше обойти. "Мягкая" значит - как пластилин, сначала пальцам тяжело, зато потом... И еще это значит, что если я отпущу руки, то клин выползет из камня и лететь мне вниз достаточно далеко. Я попытался прикинуть, сколько часов буду ждать кого-нибудь еще. Получалось - долго. Но не могу же я здесь висеть всю оставшуюся жизнь?! "Можешь!" - ответил внутренний голос. Не признать его правоту я не мог.
- Эй, милок! - раздался голос фактически с небес.
Я, как мог, поднял голову. Шлем наполз на глаза, но я рассмотрел над краем уступчика густую бороду - и вынужден был снова прижаться щекой к скале, чтобы не потерять равновесие.
- Да? - крикнул я в ответ. Говорить что-либо другое не имело смысла - сверху и так должно быть видно то аховое положение, в котором я оказался. А если не видно, то человек на уступе слеп от рождения - и мне он не помощник.
- Ты того, милай, вверх или вниз ползешь? - продолжала допрос борода.
- Куда получится, - рискнул я на длинный ответ и был наказан сползанием еще на пару десятков сантиметров. Веревка у меня не динамическая, а обычная; судя по всему, сейчас я выбрал всю слабину, которая была. Теперь волокна угрожающе натянулись, а мой вес клин не держал - это я понял со всей определенностью.
- Пока получается вниз! - констатировали сверху.
- Только медленно! - добавил второй голос.
"Их там двое? - удивился внутренний голос. - Надо веревку попросить!"
- Какие мы умные, - прошипел я. - А то сам бы ни в жисть не догадался... Эй! Помогите!
- А как, милай? Веревки-то нема!
Мне захотелось рычать. Веревки полно, целая бухта висит у меня на поясе рядом с "шакалом", да еще метров тридцать внизу болтается. Но ребята правы, это всё равно, что нету... Постойте-постойте!
- А как вы там?.. - я хотел добавить "...оказались без веревки", но меня перебило сползание еще на пару сантиметров. Еще несколько таких фраз, и я получу клином по шлему и начну полет с высоты в триста метров.
- Да вот как-то, - ответили мне на тот вопрос, который я задал, а не на тот, который собирался. - Плохо. Деревьев нема, травки - нема, воды - нема. Сами думаем, что пора уходить отседова. В другую, так сказать, местность.
- А вы кто? - почти прошептал я, но меня услышали.
- Мы-то кто будем? - переспросил второй голос. - Мы эта, кудесники, значит.
Мой шепот никак не сказался на моем положении относительно скалы - я не сполз ни на миллиметр. А потому решил, что можно шептать дальше.
- Я в задницу попал, кудесники. Мне почти кирдык. Может, поможете?
"Кудесников не бывает!" - напомнил внутренний голос.
"Сам знаю!" - огрызнулся я и сполз на сантиметр. Думать, на чем держится клин, не хотелось.
- Видим, что в задницу. И что кирдык - тоже видим. А что за помощь-то нам сделаешь?
Торговцы, блин! Да я им сейчас...
- Что угодно, кудесники, - в разумных, естественно, пределах. - Только скажите.
- Все вы так. А как до дела доходит - так руки в брюки и выражение морды лица "я вас первый раз вижу". И всё это с гонором, с гордыней.
- Я не из таких! - и спустился еще на сантиметр. Я взмок окончательно, несмотря на неприятный ветерок, пробиравший даже сквозь куртку. Не хватало еще заболеть!
Наверху немного помолчали - я уже начал было волноваться, но голоса послышались снова.
- Этих, как их, доказательств - не требуем! - а какие могут быть доказательства? В моем-то положении! - И помощь окажем. А вот взамен хотим то, что тебе на свете всего милее. А если обманешь...
- Я никогда не обманывал, - заверил я кудесников ценой еще пары миллиметров.
"А на прошлой неделе кто жене сказал, что на работе, а сам в кабаке пиво пил?" - ох уж этот внутренний голос, мать его!
"Думаешь, она не унюхала?" - привел я веский, как мне казалось, довод.
- Ладно, милай! Поверим! Но если вдруг недоброе удумаешь и расплачиваться не захочешь - вот тебе наказание: никогда не сможешь заниматься любимым делом!
Я обдумал сказанное. Слишком уж оно какое-то расплывчатое - что на свете всего милее, всего румяней и белее... любимое дело, опять же. О чем хоть речь? Уточнить или ну его? "Нет, не буду. Расплывчатые требования выполнять, как правило, легче всего".
"В кои-то веки в тебе проснулся разум", - не преминул съехидничать внутренний голос. Я не ответил.
- Понял я всё, - прошептал я тем, кто засел наверху. - А куда приносить? То, что самое милое?
- А сюда и неси. И чем скорее обернешься, тем скорее от нашего наказания избавишься. Ведь оно будет над тобой висеть, будет! - пообещал второй кудесник. - Неделю тебе даем на всё про всё!
Неделя, так неделя.
- А помочь-то тебе как? Ты, это, наверх хочешь али вниз?
- Какое теперь наверх?! - еще сантиметр вниз. - Мне бы живым остаться. Вот если клин хотя бы минут десять меня выдержал...
- Эт" можно! - радостно заверили сверху. - Мы ж кудесники, мы тебе такую удачу дадим - не то, что клин, сам по себе к камню прилипнешь! - они немного помолчали. - Ты, эта, слышь, готово! Руки-то отпусти, теперича и так удержися.
Я переварил предложение и тоскливо спросил:
- А веревки точно нет?
- Звиняй, хлопчик, чего нема - того нема. Ну, так как? Работает удача-то?
Пальцы разжиматься не хотели. Вот не хотели - и всё, хоть ты тресни. Их пришлось уговаривать, убеждать, упрашивать - и только под напором любви и ласки они сдались. Костыль держал. Я судорожно нашел молоток и запасной клин, нащупал невидимую трещинку и... полетел вниз! Рядом со мной задумчиво падал злополучная железяка, привязанная ко мне веревкой.
От страха я закрыл глаза и начал просматривать свою жизнь. Зрелище было вялым и неинтересным, да и видел я его уже, а смотреть дважды эту мутоту не хотелось. Воспоминания прервал резкий рывок, и я сразу же почувствовал боль в поясе.
Открыв глаза, я увидел прямо перед собой каменную стену. Кажется, я всё еще был жив и даже немного здоров. И всё еще висел на скале, а не валялся у ее подножия, разобранный на составные части. Посмотрев наверх, я увидел, что меня спасло - веревку с тем самым клином захлестнуло вокруг двух вбитых рядом костылей - и они выдержали удар. Что ж, удача приходит по-разному.
Молоток и костыль так и остались у меня в руках. Несколькими ударами я вогнал крепеж глубоко в скалу. Но окончательно меня отпустило только тогда, когда на новую опору я повесил стремя и вставил в петлю ногу. Всё! Теперь моя жизнь не зависела ни от каких кудесников. Только от меня самого.
Я быстро спустился, тем более что до земли оставалось не так уж и много, какая-то сотня метров. Но идти в лагерь сил не было никаких. Я упал на земляную насыпь и закрыл глаза, чтобы не видеть чересчур яркое солнце. И сразу же пришли мысли.
Что на свете всего милее? Пропустив нематериальные вещи вроде любви и сна, я перефразировал вопрос. Теперь он звучал так: чего или кого я больше всего люблю? Однозначного ответа не находилось. Я любил многие вещи... и нескольких людей; но и без них вполне мог прожить. Смущали только заварные пирожные с кремом - отказываться от них было бы очень жалко. Люблю я их... нет, не больше всего на свете. Просто люблю.
А любимое дело - это что еще за зверь? Только не работа - от нее у меня изжога! Альпинизм? Шахматы? Карты? Блин, да нет же ничего такого ярко выраженного. Мысль опять свернула - на этот раз не просто на заварные пирожные, а на процесс их поедания. Да... отказаться от этого будет трудно, но не смертельно.
"Любитель сладкого!" - подколол внутренний голос.
"Сам дурак!"
И тем не менее. Нужно было что-то придумывать и лезть обратно, может не прямо сейчас, а потом, через неделю. Я вспомнил, что отпуск заканчивается практически через пару дней, и погрустнел еще больше. Обещанной кудесниками недели у меня просто не было.
С другой стороны, а что это за кудесники такие? Ведь не смогли они мне помочь! Как всё просто-то - может это я сам по себе такой везучий, а эти ребята тут ни при чем? И веревка вполне случайно могла обернуться вокруг железных штырьков три раза и завязаться двойным морским! Хотя вру - ни черта она не завязывалась, просто перехлестнулась петлей. Но то, что некоторая толика удачи в это была - тут я не сомневался.
А не пошло бы оно всё в сад? Мелкими такими шажками? Самое милое, самое любимое... Фиг вам, господа кудесники и престидижитаторы! С маслом!!! Пусть это ваше наказание само решает, что да как!
Я встал, подобрал снаряжение и двинулся к недалекому лагерю. Будет, чем развлечь ребят сегодня у костра. А то эти однообразные истории про черных и белых альпинистов надоели.
- Эхма, Ероха! - тоскливо воскликнул первый кудесник. - Не вернулся нас спасёныш-то. Как есть, не вернулся. Вот сейчас как раз неделя того - тю-тю. А ты говорил!
- Мало ли чего я говорил? Что, всему верить теперь? - возмутился Ероха, второй кудесник. - Это ты виноват! Надо было конкретные вещи просить. А то начитался сказок и заладил - принеси то, не знаю что, накажу так, не знаю как. Тьфу, срамота! Он, наверное, и не понял, что нам нужно и чего следует бояться. Да еще и страху натерпелся.
- Да, это я маху дал, - развел руками первый. - Но кто ж думал-то? Да и то ладно, что наказание не очень-то суровое.
- А чего ты у него забрал? - полюбопытствовал Ероха. - Какое-то диво дивное?
- Если бы! Самым любимым делом у него оказался ентот, как его, альпинизьм!
- Да ну? Нашел, что забирать. Я бы на его месте и так в горы не полез. После пережитого.
- Нууу, - протянул первый, - люди странные существа. Они могут подойти к смерти, а потом отойти только для того, чтобы рассмотреть ее целиком. И - вернуться. Ты бы так смог? Вот то-то же. И потом, я же не виноват, что ему больше ничего не нравилось?
Кудесники помолчали.
- И всё-таки жаль, - сказал Ероха, - что он не притащил нам заварных пирожных с кремом.