Annotation

     Пролог.

     Моя жизнь кардинально поменялась в один стремительный час.

     Я изменилась в одну мучительно долгую секунду.

     Плеть ударила так сильно, что выбила весь воздух из моих легких. Я даже не смогла закричать от жуткой боли, что словно змея раскручивалась внутри. Это дало повод моему мучителю ударить меня еще раз, и еще, и еще пока я судорожно не вздохнула и, наконец, не начала кричать. Удары прекратились, а боль в спине стала невыносимой. Я подумала, что сейчас потеряю сознание, но мне не удалось погрузиться в благословенное забытье – палач нанес следующий удар. А потом еще один и еще, еще... Я, наконец, потеряла сознание.

     Я надеялась, что умерла.

     Холодная вода обрушилась на голову и тело, и я резко пришла в себя. Яркий солнечный свет слепил глаза, морской ветер безжалостно трепал волосы и остатки платье, грубые руки удерживали меня от падения на палубу. Но главное боль в истерзанной спине – она снова завладевала разумом.

     Мой подбородок ухватили мужские пальцы и запрокинули голову вверх, золотой перстень впечатался в кожу:

     - Ничего не хочешь сказать? – тихо спросил мужчина.

     Моё тело брезгливо дернулось, а сердце в страхе сжалось. Мой разум, терзаемый болью, отринул все варианты и оставил один, единственно верный. Тот вариант, в котором больше нет боли тела, который даст передышку разуму и позволит мне выжить:

     - Простите свою рабыню, мой господин.

     Глава 1.

     Я повернулась во сне и тут же застонала, истерзанная спина отдалась болью. Я снова легла на живот и откинула волосы с лица, которые щекотали кожу. И тут же услышала мужской голос:

     - Проснулась. Ты, наверное, сейчас очень хочешь пить.

     Как будто по команде горло начало саднить от жажды. Я приоткрыла глаза и уперлась взглядом в мужчину, что полулежал в удобном кресле, попивая что-то из золотого кубка. Он был похож на древнегреческого бога, только вместо тоги на нем был шелковые шаровары. Красивый, молодой и сильный – он глядел на меня с превосходством, а его губы кривила легкая ухмылка. Я непроизвольно кивнула, соглашаясь с тем, что хочу пить, и улыбка на загорелом лице стала шире. Глаза чуть прищурились, и мужчина подался вперед:

     - Тогда попроси.

     На меня обрушился шквал воспоминаний.

     Сухие губы на щеке и родной запах, который окутывает и успокаивает — отец провожает дочь в плаванье. Легкий трепет волнения, когда грозный граф дает последние наставления капитану корабля, чтобы его дочь ни в чем не нуждалась. Соленый морской бриз на коже и унесенная ветром шляпка, а потом нотации от пожилой камеристки. Безрадостные дни в каюте в моменты шторма и сильной качки, а потом ласковое касание солнца, что, наконец, появляется из облаков. Дерзкие ухмылки и сальные шуточки моряков, влюбленные глаза мальчишки-юнги, окрики боцмана и капитана. Чтение книги, что не продвигается и на три страницы, шитье с кривыми от качки стежками и долгие часы, проведенные у иллюминатора...

     Плаванье было нескончаемым и скучным до того рокового утра.

     Я сразу почувствовала напряжение команды, когда вышла после завтрака на палубу. Моряки были молчаливо-угрюмыми и собранными. Уже через пару минут ко мне подошел сам капитан и велел спуститься в каюту. Я воспротивилась:

     - Ведь погода хорошая, не единой тучки на небе.

     Не говоря ни слова, он ухватил меня за локоть и повел к лестнице. Его захват был сильным, и я испугалась:

     - Что происходит?

     Капитан не отвечал и остановился только у моей каюты. Он толкнул дверь и отпустил мой локоть:

     - Не выходите из каюты пока я не разрешу. Где ваша камеристка?

     - Пошла отнести посуду после завтрака.

     - Хорошо, я пришлю её к вам.

     Он уже развернулся, чтобы уйти, но повернулся снова. Напряжение в его глазах заставило меня попятиться в каюту.

     - Если случится самое страшное, покоритесь.

     - Что случится?

     - Если хотите жить, покоритесь, - повторил он и закрыл перед моим носом дверь каюты, я попятилась к кровати и села.

     Что могло так сильно обеспокоить этого бывалого моряка?

     Через пару минут вернулась моя камеристка и со страхом на лице поведала, что к нам приближается незнакомый корабль. В иллюминатор ничего не было видно, но первый пушечный залп мы услышали сразу. А за ним треск ломающегося дерева и крики моряков. Со вторым залпам наш корабль сильно качнуло, я не удержала равновесия и полетела в угол комнаты. Сильная боль в голове и чернота перед глазами...

     Меня несильно били по щекам, приводя в чувство. В голове нарастал навязчивый гул. Я открыла глаза и наткнулась на темный взгляд незнакомого мне мужчины. Он что-то спросил у меня на странном языке. Я знала этот язык, но никак не могла понять, что от меня хотят. За меня кто-то ответил, и на мужском лице расплылась улыбка:

     - Леди значит? Интересно, - наконец поняла я мужчину.

     Я тряхнула головой и попыталась подняться, незнакомец помог мне, удерживаю за талию.

     - Кто вы? – спросила я, борясь с гулом в голове.

     - Мое имя Гафур. Но ты будешь звать меня «мой господин».

     - Господин? – непонимающе переспросила я, оглядывая его восточный наряд.

     - Да.

     Я попыталась от него отстраниться, но он не позволил.

     - Позовите мою камеристку. Я хочу увидеть капитана!

     Он легко рассмеялся и теснее прижал меня к себе:

     - Позовите? Хочу? Забудь все это. Теперь ты моя рабыня и единственное чего должна хотеть, это ублажить своего господина, - мужчина наклонился и быстро меня поцеловал.

     Я собрала последние силы в теле и оттолкнула незнакомца от себя. Не ожидая сопротивления, он меня отпустил. Я рванулась от мужчины в сторону, но тут же потрясенно замерла. Гудела вовсе не моя голова – в десятках метрах от меня трещало пламя, безжалостно пожирая величественный корабль. Это было жуткое зрелище. Я перевела испуганный взгляд на стоящих на палубе моряков и не узнала ни одного лица. Мой мозг отчаянно отказывался признавать правду. Этого просто не могло быть. Я снова посмотрела на горящий корабль:

     - Где моя камеристка? – прошептала я, понимая, что не хочу знать ответ.

     - Я не беру пленных, - спокойно ответил мужчина.

     Дальше воспоминания были расплывчатыми. Выйдя из ступора и, наконец, осознав, что произошло, я, кажется, кричала оскорбления и проклятия. А потом набросилась на того, кто был рядом, с намерением убить. Мне отвесили звонкую пощечину, и я ударила в ответ. Долгую секунду ничего не происходило, всё вокруг будто замерло, а потом меня схватили и потащили по палубе. Я брыкалась, кусалась, царапалась, но это не помогло – меня привязали к мачте корабля и разорвали на спине платье. Ненавистный голос яростно приказал:

     - Признай себя моей рабыней, проси прощения, и я пощажу тебя.

     - Иди к чёрту! – выкрикнула я так громко, как была способна.

     - Если передумаешь, скажи, - был его холодный ответ. – Приступай.

     Я не поняла к кому он обращается, а через секунду услышала звук летящей плети...

     Я облизала пересохшие губы и прикрыла глаза, вспоминая, где я и кто передо мною. И тут же услышала его легкий смешок:

     - Что, уже не так сильно хочется пить?

     Мне не хотелось с ним говорить и даже видеть его, и я отвернула голову в другую сторону, примеряясь со спазмом боли в спине.

     - Смотри на меня, - был его тихий приказ, в котором слышалась сталь, - или соскучилась по плети?

     Я непроизвольно дернулась, и снова посмотрел на мужчину. Его напряженное тело расслабилось, а суровое лицо разгладилось:

     - Не забывай, кто ты и, кто я. Будешь проявлять уважение и смирение, и мы поладим.

     - А если нет? – прошептала я.

     - Отдам тебя на забаву матросам. Час-другой и сама запросишься на корм акулам, - его угроза была высказана таким будничным тоном, что я сразу в неё поверила.

     - Можно мне воды, - попросила я и под его суровым взглядом добавила, - мой господин?

     Мужчина поднялся, подошел ко мне и помог сесть. Он протянул мне свой кубок, и я пригубила сладкий тягучий сок. И только после второго глотка осознала, что полностью обнажена. Я попыталась прикрыть рукой грудь, но он отвел мою руку и сжал грудь в своих пальцах, не отрывая от меня пристального взгляда. Я стыдливо прикрыла глаза и сделала еще один необходимый глоток.

     - Как твое имя? – вдруг спросил он.

     Я напряглась, но ответила:

     - Джоанна.

     Он молчал, обдумывая что-то, а потом улыбнулся:

     - Я буду звать тебя Джуман. Мой белый жемчуг (примечание автора: восточное имя Джуман имеет значение «жемчуг»).

     Я прикусила губу и вместо спора просто кивнула.

     - Ты девственница?

     От его вопроса мои щёки окрасились в алый цвет. Руки перестали слушаться меня, и я протянула ему кубок. Он отставил его на низкий столик у кровати и, повернувшись ко мне, сжал другую грудь.

     - У тебя были мужчины? – спросил он, видимо решив, что я не знаю значение слова «девственница».

     Я отрицательно покачала головой, а потом быстро ответила:

     - Нет, не было.

     - Сколько тебе лет?

     - Двадцать два.

     - И ты до сих пор не замужем? – удивился он.

     - Нет.

     Мужчина пропустил сквозь пальцы прядь моих волос и заметил:

     - Западные мужчины ничего не понимают в красоте, раз ни один из них не сделал тебя своей, - я не стала его разубеждать, пусть думает, как хочет. – Но все поправимо, немного практики и старания и ты станешь хорошей наложницей для своего господина. А пока отдыхай, - он снова помог мне лечь.

     - Мой отец очень богат, он заплатит за меня...

     Меня перебили:

     - У меня достаточно золота, больше чем могу потратить я, мои дети и внуки. А хорошие женщины всегда ценились высоко, - мужчина погладил меня по волосам: - Ты ведь хорошая женщина, Джуман?

     - Не уверена.

     Он рассмеялся:

     - Тебе страшно и больно, но ты не теряешь присутствия духа. Ты нравишься мне все больше, Джуман, хорошо, что я не убил тебя за ту выходку.

     - Какую выходку? - осмелилась я задать вопрос.

     - Ты ударила меня. Раб, напавший на господина, карается смертью.

     - Вы ударили меня первый.

     - Чтобы привести в чувства, ты была в истерике, - он снова рассмеялся. – Неужели я оправдываюсь перед рабыней? Уму не постижимо, - мужчина поднялся и прошел к столу, чтобы снова налить себе сок: - Наше плаванье продлится около недели, за это время ты должна привыкнуть к своей новой жизни. Я буду снисходителен к тебе эту неделю, но не дольше. Учись быстро, Джуман, или тебе придется туго.

     - Я воспитана в другой культуре. Я рождена свободной и стать рабом будет трудно.

     - Уважение и смирение, основы любого воспитания, разве нет? Тебя разве не учили уважать и слушать старших? – он усмехнулся. – Я старше тебя, вот и слушай, а то накажу.

     - Значит, если я буду проявлять уважение и покорность, мне больше не причинят боли?

     Мужчина вернулся к постели и снова сел рядом:

     - Я всегда справедлив, Джуман. Если нужно наказать раба за провинность, я делаю это. Ведь страх перед болью иногда спасает ему жизнь. И ты тому прямое подтверждение, разве нет? - я прикрыла глаза, признавая его правоту. – Послушание с твоей стороны, отсутствие наказания с моей. Даю слово.

     Я вспомнила последние сказанные мне слова капитана: «Если хотите жить, покоритесь». Я хотела жить:

     - Тогда я тоже дам слово, что буду стараться проявлять к вам уважение.

     - Я заключаю сделку с женщиной? Немыслимо! – воскликнул он и снова рассмеялся.

     Глядя на этого жизнерадостного мужчину сейчас, я не могла поверить, что он же раньше мог отдать приказ спалить корабль с людьми на борту. А говорил, что справедлив? Чем они заслужили такую страшную смерть? Я никогда не забуду того жуткого пламени и смертельного гула, и не стоит забывать, кто поджег фитиль.

     Глава 2.

     Я почувствовала, как горячие руки прикасаются к моей коже, вырывая из сна. Я резко встрепенулась и испугалась, и тут же услышала успокаивающий шепот за спиной:

     - Ш-ш-ш-ш, тихо, Джуман. Это твой господин.

     Реальность каменной глыбой обрушилась на меня. Я закусила губу, чтобы не закричать. Мужская ладонь по-хозяйски прошлась по моей шее, ключицам и сжала грудь. Я зажмурила глаза, отстраняясь от всего, что происходило, и тут же услышала его тихие слова:

     - Не бойся, моя жемчужина, расслабься. Этой ночью ты станешь женщиной, и до конца осознаешь, кому теперь принадлежишь, - мне стало противно от его слов, но я постаралась расслабиться, чтобы не разозлить мужчину. - Вот так, послушная рабыня, - сказал он удовлетворенно и сжал другую грудь, а потом наклонился и прикусил кожу на моей шеи. Я неосознанно попыталась отстраниться, он не позволил, теснее прижимая меня к себе: - Не сопротивляйся мне. А то мне придется тебя связать, чтобы ты не навредила самой себе.

     От перспективы быть обездвиженной я замерла на месте, позволяя ему трогать мое тело, где вздумается. Вскоре его руки спустились к животу, а потом и вовсе скрылись в развилке моих девственных бедер. Я сильнее сжала ноги, и тут же услышала его приказ:

     - Раздвинь бедра, пусти меня.

     На такое я уже не могла пойти и сжала бедра сильнее и тут же почувствовала увесистый шлепок по ягодице:

     - Делай, что велят, Джуман.

     - Прошу, остановитесь, - не удержала я мольбы, но все было тщетно, его рука схватила мои волосы и потянула назад, заставляя запрокидывать голову. Он навис надо мной и угрожающе спросил:

     - Забыла, кому принадлежишь?

     Я отрицательно покачала головой.

     - Не слышу.

     - Нет.

     - Кому ты принадлежишь?

     - Вам, господин, - тихо прошептала я, вспоминая жестокий урок покорности на палубе.

     - Мне. И никогда не забывай об этом. А сейчас делай, что велят. Раздвинь ноги.

     Я подчинилась, и его рука тут же накрыла мою плоть, а пальцы стали натирать чувствительное место. Я прикусила губу, сдерживая крик протеста, что рождался внутри. Он не остановится, а только накажет, если я стану сопротивляться. Мужчина ослабил захват на моих волосах, а его губы снова начали целовать и покусывать мою шею. Пальцы, что терзали мою плоть напротив, начали давить сильнее и ускорили темп. Мне показалось, мужчина чего-то ждал от меня, но, не дождавшись этого, через минуту разжал руки и чуть оттолкнул меня от себя:

     - Совсем неопытная, - был его приговор.

     Мне было все равно что он думает обо мне, лишь бы не трогал. Я прикрыла глаза и понадеялась, что он оставил меня в покое. Но мужчина снова прикоснулся ко мне, неспешно поглаживая бедро. Мне было неприятно его прикосновение, но я взяла чувства и эмоции под контроль. Я ведь обещала подчиняться. Его ладонь двинулась дальше и вскоре уже гладила мой живот.

     - У тебя нежная кожа, - сказал Гафур, продолжая поглаживать ладонью мой живот. Вторая его ладонь тронула мое плечо, и мужчина повернул меня на спину. Я втянула воздух, от боли в спине, но промолчала. Мужская ладонь легла на мою грудь и несильно сжала. Я прикусила губу и прикрыла глаза, отворачивая лицо, стыд не давал мне покоя.

     - Смотри на меня, Джуман, - велел он тихо, но в голосе была сталь.

     Я повернула голову и распахнула глаза и тут же его рука нырнула в развилку моих бедер и стала нежно потирать. Я непроизвольно сдвинула ноги, стараясь уйти от неприятной ласки, он мужчина решительно раздвинул мои ноги свободной рукой, и придавил к кровати:

     - Ты обещала быть покорной. Никогда не нарушай своего слова, в будущем это может сыграть в твою пользу.

     Его рука на моем лоне ускорилась, и я сжала кулаки, от неприятных ощущений. Чего он медлит, пусть делает, что задумал и оставит меня, наконец, в покое.

     - Расслабься, Джуман. Я не причиню лишней боли.

     Он шутит? Он думает, что я могу расслабиться, когда меня бесстыдно трогает незнакомый мужчина и собирается изнасиловать? Его рука на моей груди тоже приносила беспокойство, пальцы то нежно гладили, то чуть прищипывали соски, которые затвердели от холодного воздуха. Когда же это закончится, когда он перестанет меня мучить?

     Мужчина оторвал руку от моего лона, и раздраженно сказал:

     - Страх не дает тебе расслабиться. Ты никак не можешь увлажниться для меня.

     О чем он говорит?

     Мужчина встал и отошел к шкафу, а потом выдвинул полку и вернулся к кровати с какой-то бутылочкой.

     - Что это? – настороженно спросила я.

     Он откупорил флакон и вылил немного себе на руку:

     - Розовое масло. Оно увлажнит тебя и поможет получить удовольствие.

     Удовольствие?! Он что сошел с ума? Похоже, мои мысли отразились на моем лице, потому что Гафур закупорил флакон и сказал:

     - Ты девственница и много не понимаешь.

     Я не сдержалась:

     - Не понимаю? Вы говорите об удовольствии для меня, собираясь изнасиловать?

     - Да. И ты испытаешь его, если я захочу подарить тебе удовольствие.

     - Я не хочу никакого удовольствия. Я хочу, чтобы вы оставили меня в покое, а если нет, то хотя бы не мучили в ожидании. Насилуйте меня быстрее, и покончим с этим!

     На его лицо набежала тень:

     - Ты говоришь о том, чего не знаешь.

     - Мне плевать! – не сдержала я эмоций.

     Он вспыхнул словно спичка. Его руки резко схватили меня за бёдра и повернули на живот.

     - Если тебе плевать, то мне и подавно! – яростно прошептал Гафур и провел рукой по моей промежности, там сразу стало влажно от розового масла. Мужчина подтянул мои ноги к животу, а шею придавил к постели, заставляя прогнуться в спине. Он навалился на меня, а что-то твердое и горячее уперлось в лоно. – Ни хочешь удовольствия не надо. Ты девственница, будет больно. Терпи, - предупредил он и начал надавливать на лоно.

     Гафур входил в меня медленно, но решительно. В какой-то момент стало нестерпимо больно, но я закусила губу, не позоря себя криком. А через мгновение солоноватая кровь заполнила рот, я прикусила губу до крови, такая жуткая обжигающая боль пронзила все тело. Он рвал меня на части своим огромным членом, продвигаясь все дальше. Я не сдержала мольбы:

     - Пожалуйста, хватит...

     - Мы только начали.

     Я не выдержу этого, нет! Еще мгновение и я умру от боли, или он просто разорвет меня на части:

     - Прошу... - прохрипела я. – Прошу...

     Мужчина остановился, он больше не входил в меня, но и не выходил, освобождая от боли. Я попробовала отодвинуться, выталкивая его, но он лишь сильнее навалился сверху, обездвиживая:

     - Не двигайся.

     - Пожалуйста... очень больно...

     - Сама виновата, так что терпи. В следующий раз будешь думать, прежде чем говорить, - изрек он, а через пару секунд добавил: - Сейчас должно пройти.

     Должно? Значит, может и не пройти? Боже, если я переживу эту ночь, и не сойду с ума, это будет чудо. Я ощутила небольшое движение, а потом его пальцы на моем лобке, он снова начал натирать чувствительное место, только сейчас оно было увлажнено розовым маслом.

     - Не надо...

     - Не противься. Расслабься и прими мою ласку, она поможет отвлечься от боли, Джуман.

     Я подавила горький вздох и не сдержалась:

     - Меня зовут Джоанна.

     - Больше нет. Теперь твое имя Джуман, - сказал Гафур и снова начал двигаться, но боль уже не была такой сильной, а вскоре осталось только неприятное саднящее чувство и больше ничего. – Теперь ты моя наложница и моя рабыня. Моя Джуман.

     Я не хотела мириться с его словами, но возражать не стала, чтобы не злить еще больше. Мне и так было не сладко, не хватало еще усугублять свое положение. Его движения ускорились и углубились, дыхание стало прерывистым, и он сильнее сжал мою шею. Его рука на моем лобке пропала и вскоре я услышала его рваное дыхание, а через секунду протяжный глухой стон. Я поняла, что Гафур закончил свое насилие, и попыталась отползти, но он не дал, удерживая за шею. Мужчина продолжал находиться во мне, но мне уже было все равно, самое страшное позади.

     Наконец он отпустил мою шею и вышел из меня, укладываясь рядом на постели. Я собрала все силы и отползла к краю кровати, а потом украдкой посмотрела на Гафура. Он лежал рядом и неспешно сжимал в руке свой член, и я, наконец, увидела то, что причиняло такую боль. Член не был таким большим, как казался, когда врезался в меня, но и маленьким тоже не был. Его член был в крови, моей крови, она покрыла и мои бёдра. Я сильнее сжала ноги, смущение нахлынула с новой силой. Мужчина лениво посмотрел на меня:

     - Я недоволен тобою, Джуман. Ты вела себя непростительно дерзко.

     Негодование нахлынуло на меня, но я сдержалась.

     - Не хочешь попросить прощения? – спросил он.

     Прощения? Я? За то, что он сотворил со мной?

     - Я не буду просить прощения за это. Даже собака кусает, когда ей делают больно.

     Ему что-то не понравилось в моих словах, лицо его нахмурилось, и он быстро поднялся. Гафур подошел к туалетному столику и оттер кровь с чресл мокрой тканью. Я еще сильнее сжала бедра.

     - Сравниваешь себя с собакой? – хмыкнул он и подошел ко мне с другим влажным куском ткани. – Может, я должен тебя дрессировать, чтобы приучить к себе? За послушание буду давать тебе кость, а за своеволие будешь получать палкой. Как тебе, перспектива?

     - Не нравится.

     - Нет? Тогда не сравнивай себя с животным. Ты человек, а значит, умеешь мыслить и приспосабливаться. Будь послушной, не дерзи, и я буду добр с тобой. Разве мы не договорились об этом?

     Я ничего не ответила, а он подал мне влажную ткань:

     - Смой с бедер кровь.

     Пока я приводила себя в порядок, Гафур вернулся к столу и налил в кубки воды. Когда с водными процедурами было покончено, мужчина подал мне один из кубков, и я утолила жажду. Гафур лег рядом и нежно провел пальцами по моим ключицам, а потом захватил в руку подбородок и заставил смотреть на него:

     - Запомни, если будешь мне дерзить и проявлять неуважение, я высеку тебя кнутом, оставляя на твоей белой спине кровавые полосы. Если будешь капризничать и не сразу делать что говорю, я возьму розги и как следует пройдусь по твоему заду, боли меньше, унижения больше. За любым проступком, сразу последует наказание. И наоборот, если будешь хорошо себя вести я стану поощрять тебя вниманием и лаской.

     Мне не хотелось ни того ни другого, и похоже он читал это на моем лице:

     - Ты скоро привыкнешь ко мне. Полюбишь мои ласки и станешь считать минуты до наших встреч, как остальные мои наложницы. Ты будешь ласковой и послушной, будешь делать, все, что я говорю, лишь бы получить очередной мой нежный взгляд или прикосновение. Смыслом твоей жизни станет угождать мне, выполняя любое мое желание.

     Я смотрела в черные глаза, слушала тихие слова и не могла поверить, что все это происходит со мной. Он закончил говорить и отпустил мой подбородок. И в эту же секунду я поклялась себе, что, если когда-нибудь его слова станут сбываться, я возьму большой кинжал, который мужчина носил на поясе и перережу себе горло. В ту же секунду, без колебаний и страха, совершу тяжкий грех, только бы не превратиться в то ничтожество, о котором он говорит.

     Глава 3.

     Я снова лежала на спине, а мужские пальцы хозяйничать в моем лоне, которое откликалось на их вторжение саднящей болью.

     - Не бойся, Джуман. Сейчас будет хорошо.

     Нет, не будет, никогда не будет! Но я сильнее закусила губу и заставила себя расслабиться, чтобы он не подумал, что я снова сопротивляюсь и не причинил боль. Его горячи губы стали целовать мое плечо, шею и грудь, а пальцы на моем лоне стали активнее. Он мучил меня так еще пару минут, а потом его рука пропала, и я насторожилась. Мужчина зарылся лицом в мои волосы:

     - Ты боишься, что снова будет больно?

     Я боялась даже пошевелиться.

     - Не бойся. Больше боли не будет, только удовольствие. Девушке больно лишь в первый раз, когда она становится женщиной. Потом уже нет. Расслабься, доверься моим опытным рукам. Отпусти свое тело из-под власти страха, отдай его наслаждению.

     Я подумала, что эти сладкие слова, наверное, вскружили не одну сотню женских голов. Но моя голова уже потеряла способность кружиться, слишком скоро и жестоко обрушилась на меня жестокая реальность.

     Гафур поднял голову и навис надо мной. Его губы проделали дорожку от моей шеи к груди и слегка укусили сосок, я вздрогнула, принимая это за его предупреждение: если не расслаблюсь, снова будет боль. Я прикрыла глаза и попыталась успокоиться. Он продолжал терзать мою грудь, а я заставила себя думать о детстве и о семье, о нежности и заботе. Мужские руки опять прокрались к моему лону, и я снова вздрогнула. Наслаждение? Разве оно возможно? Нет только боль и унижение, ничего больше.

     - Открой глаза.

     Я подчинилась и сразу увидела его черный взгляд:

     - Ты ничему не учишься, Джуман. Тебе будет сложно жить в моем гареме. Там выживает тот, кто быстро схватывает. Я все равно возьму тебя сейчас, удовлетворяя свою страсть, расслабишься ты или нет. Мне будет хорошо, а вот тебе не обязательно. Выбирай сама, чего ты хочешь: боли или наслаждения?

     Мое тело издало какой-то утробный звук, а потом безысходность завладела мной:

     - Боли или наслаждения? – прошептала я. - Наслаждения не существует, а боли я больше не выдержу. Почему вы не проявите милосердие и не подарите мне быструю смерть? Я не выдержу больше. Не смогу так жить. Не смогу вечно выбирать между болью и унижением. Я боюсь первого, и придется вечно терпеть второе. Я не смогу так жить!

     Мои слова заставили его сузить взгляд, он придвинулся ко мне, нависая, точно ангел мщения:

     - Унижение? Мои прикосновения унижают тебя? Нужно отдать тебя на забаву своим матросам. Ты будешь лежать под десятком мужчин, пока не сойдешь с ума от настоящей боли и унижения. А потом твое растерзанное, но еще живое тело, выбросят в море, на радость акулам, - он медленно отстранился и лег рядом, а я сжалась на постели от его слов.

     Я прикусила губу и врезалась ногтями в ладони, чтобы сдержать крик ужаса и безысходности. Он прав, он может превратиться еще в большее чудовище, и тогда даже смерть не будет мне избавлением. Выхода не было и надежды тоже. Принимая решение, я с силой сжала металлический прут в изголовье кровати. Металл охлаждал кожу и мне показалась, что холод проник в мое тело, побежал по венам и заморозил сердце. Я повернулась к мужчине:

     - Я больше не буду упорствовать. Я принимаю свою судьбу. Теперь мое имя Джуман, и я буду вашей послушной рабыней.

     Мужчина долго смотрел на меня, и ярость в его глазах сменилась на что-то другое, название чему я не знала. Но это точно нельзя было назвать торжеством. Он примирительно кивнул:

     - Хорошо. Встань.

     Я медленно повиновалась, и легкий румянец покрыл нагую кожу от его пристального взгляда. Мужчина придвинулся к краю кровати и сел.

     - Встань на колени.

     И этому приказу я подчинилась безропотно, а мое сердце все сильнее сковывал лёд. Гафур протянул руку и поднял мой подбородок вверх, наши взгляды встретились. Он с минуту рассматривал меня, а потом сказал:

     - Ты смиришься и привыкнешь. Только от тебя одной зависит, будешь ты счастлива или нет, - он нежно провел пальцами по моей щеке и немного улыбнулся: - Ты красива, Джуман. Ты станешь украшением моего гарема. Ты как жемчужина в раковине: раковина откроется в умелых руках, и жемчужина засияет на солнце при должном уходе. Пока твое тело не знало ничего кроме боли, но это скоро изменится, скоро тело научится принимать удовольствие, находить его в любом моем прикосновении. Ты неопытна и напугана, но и это пройдет. Я приучу тебя к своим рукам, к своей ласке, я научу тебя страсти. Ты станешь моей сверкающей жемчужиной, что будет переливаться только для меня, - его большой палец потер мои пересохшие губы, вынуждая их раскрыться. А потом палец проскользнул внутрь моего рта: - Поласкай его языком.

     Я несмело прикоснулась кончиком языка к мужскому пальцу, а потом чуть всосала его в рот. Я сделала, как он приказал, не ощущая ничего кроме внутренней пустоты. Я продолжала усердно лизать и посасывать его палец, как он велел. Мужчина неспешно гладил меня по голове, поощряя. Он собрал на затылке мои волосы и потянул, вынуждая голову запрокинуться. Я увидела перед собой его набухший член и сглотнула. Гафур достал палец из моего рта и обхватил рукой член, подводя головку к моим губам:

     - Теперь поласкай мой член, как ласкала палец, - был его чувственный приказ, и я подчинилась.

     Губы с трудом обхватывали плоть, но я старалась изо всех сил, чтобы он не наказал меня. Через некоторое время таких ласк я устала, мне было сложно справляться, губы пересохли, глаза слезились, и стало мутить. Но мужчина не обращал на это внимания, он продолжал удерживать меня за волосы, насаживая на свой член. Я стала задыхаться, а рвотный позыв подступил к горлу, когда он особенно далеко задвинул свой член. Гафур медленно подался назад и вынул свою плоть из моего рта:

     - Совсем еще неопытна. Но ничего у нас будет много практики, и ты научишься. Научишься делать так, как мне особенно нравится.

     Я прикрыла глаза, перспектива была не радостной. Мужчина потянул меня за руки вверх и несильно толкнул на кровать:

     - Ложись на спину и раскрой для меня свои бедра.

     Я медленно легла и повиновалась. Он раскрыл мои ноги еще сильнее и погладил между ними, а потом улыбнулся:

     - Ты увлажнилась для меня. Хорошая рабыня.

     Гафур навис сверху, удобнее устраиваясь между моих ног, а потом толкнулся, и я чуть прогнулась в спине, неосознанно стараясь уйти от его близости. Он не позволили, и подтянул меня к себе за талию, его член вошел глубже. Я ощутила саднящую боль и прикрыла глаза. И тут же услышала:

     - Открой глаза, рабыня. Смотри на меня.

     Я распахнула глаза и уставилась в пустоту перед собою. Мужчина стал вбивать в меня неспешными толчками, а я неожиданно подумала о морских волнах, что накатывают на песчаный берег. Интересно это вторжение тоже нежеланно, или песок с радостью принимает в себя холодные волны. Толчки усилились, и это выдернула меня из спасительных мыслей. Я медленно подняла руки и вцепилась в мужские плечи, с неимоверным желанием оттолкнуть. Но не оттолкнула и только сильнее сдавила пальцы. Гафур ускорился и через мгновение излился в меня. Все закончилась. Он скатился и притянул меня к себе:

     - Вот так. Послушная рабыня. Я всему научу тебя, а твое дело быть прилежной и покорной. Ты поняла меня, Джуман?

     - Да, мой господин.

     Он прижал меня сильнее к себе и поцеловал в волосы. Сейчас он был нежен, а я подумала, что лучше бы терпела его жестокость, чем эту обманчивую нежность.

     К концу нашего недельного плаванья я научилась многому. Я почти не выходила на палубу, и все время проводила в каюте, большую часть на кровати, лежа на спине. Мой господин сдержал слово: я была послушной и податливой, и он больше не наказывал меня. Теперь я умела многое, то, о чем раньше, и помыслить не могла: я научилась ласкать мужское тело губами, руками, грудью и даже волосами. Я научилась принимать своего господина в разных позах: на спине, на животе, на коленях, стоя у стены и согнувшись у стола, и даже пару раз он велел мне быть сверху. Но самая главная наука, освоенная мною за эту бесконечную неделю, была наука послушания, покорности и податливости – я научилась безропотно сносить его прикосновения, ласки и поцелуи. Они больше не несли боли и не вызывали во мне жгучей ненависти, только неприязнь и безразличие. Как Гафур и хотел, я стала его послушной наложницей, что дарила господину удовольствие и принимала его милость.

     Мне пришлось подчиниться его воле, ломая себя, чтобы сохранить здоровье, остатки разума, а возможно и жизнь. Только теперь я стала совсем другой. Я больше не была свободной и гордой Джоанной, дочерью графа, наследницей древнего рода, теперь меня звали Джуман. Я стала бесправной рабыней, услужливой наложницей на милости у своего господина. Я закрыла себя прежнюю, в самом дальнем уголке сознания, а новая я была совсем другой. У Джуман вместо сердца был кусок гранита, а вместо чувств и эмоций - сухой, выжигающий пустыню ветер. У бесправной наложницы вместо мыслей был зыбкий песок, который дарил благостное забвение, а вместо тела - бесцветная, безвкусная вода, что текла туда, куда прикажет её господин. Джоанны же больше не существовало. Но я дала себе самой обещание, что сохраню её, оберегая от всех и вся, глубоко внутри. Что не выпущу прежнюю себя на свет, пока не освобожусь от рабства или не умру.

     Второе случится скорее.

     Глава 4.

     Путешествие подходила к концу, и я с двояким чувством ожидала нашего прибытия. С одной стороны, меня пугала жизнь в незнакомой стране, где царили жестокие нравы и суровые законы. А с другой во мне жила надежда, что в гареме я смогу затеряться среди прочих его обитательниц, и Гафур оставит, наконец, меня и мое тело в покое. Я стану одной из многих женщин, между которыми ему придется делить свое внимание.

     Восток встретил меня безжалостно палящим солнцем, криками торговцев в гавани и обилием ярких красок, в которые была окрашена одежда горожан. Потом часовой переход на верблюдах по выжженной земле и я, наконец, увидела дворец Гафура. Он стоял в обилии зелени оазиса, и переливался на солнце, лучи которого отражались от гладкого белого мрамора стен. Красная крыша и резные окна, высокий каменный забор и железные кованые ворота – дворец был красивым и неприступным.

     Гарем радушно распахнул для меня свои резные деревянные двери, и как только я вошла, несмело ступая по гладкой плитке, закрыл их на железные засовы, навечно запирая меня внутри. Моя золотая клетка захлопнулась.

     Я сразу попала в твердые руки главного евнуха Карима и ласковые руки его помощницы Ламис. Они были очень комичной парой: он худой и высокий, с цепким взглядом и аккуратно подстриженной бородой, в которой уже пробивалась седина; она была низенькой красивой толстушкой, лицо которой озаряла улыбка. Пока меня вели в мою комнату, Карим и Ламис в два голоса рассказывали правила гарема, я внимательно слушала их, стараясь ничего не упустить. Но дойдя до маленькой спальни с небольшой кроватью под шелковым пологом, круглым низким столиком, возле которого были разбросаны яркие подушки, и деревянным сундуком, поняла, что могла и вовсе их не слушать. Правила моей пожизненной тюрьмы простые – мне ничего нельзя, кроме как во всем ублажать господина. Еще пару минут наставлений, которые я уже не слушала, и меня оставили одну.

     Я подошла к небольшому окну и не увидела ничего, кроме желтого песка, что окружал дворец на мили вокруг – пустыня тянулась до самого горизонта, где встречалась с голубым небом. Я вздохнула: зачем они запирают ворота гарема на засовы, выжженная земля удержит пленниц внутри, лучше любых замков.

     Я села на кровать и огляделась: комната была очень маленькой, моя гардеробная комната в родительском поместье была в три раза больше. Но сейчас я обрадовалась этой комнате, в которой я буду жить одна. Отдельная спальня дарила уединение, которого так не хватало на корабле.

     Долго мое уединение не продлилось, через полчаса в мою спальню вошла Ламис с двумя рабынями, они проводили меня в общую ванную комнату с большим бассейном. Там Ламис подвергла мое тело тщательному осмотру, во время которого моя кожа стыдливо загорелась, хотя женщина была предельно деликатна. А вот рабыни, что мыли меня после, деликатностью не отличались: они яростно скребли тело какими-то деревянными дощечками, намыливали и натирали кожу едким мылом, вбивали в волосы ароматную пену – они старались так, как будто я не мылась ни разу в жизни. Когда мое тело стало скрипеть и блестеть от чистоты, меня уложили на широкую деревянную лаву и покрыли кожу скользким маслом, что излучал сладковатый аромат. По возвращению в спальню рабыни, под чутким руководством Ламис, заплели мои волосы в две красивые косы, и одели меня в шелковое платье бирюзового цвета, расшитое золотыми цветами. Я, наконец, была готова «выйти в свет».

     Я с грустью подумала, что мои приготовления к первому в жизни балу, и на десятую часть не были столь значительными, хотя тогда надо мной колдовало три служанки, камеристка, парикмахер и модистка с помощницей. И все это происходило под бдительным надзором моей строгой бабки, которая каждый раз ударяла деревянной тростью об пол, если ей что-то не нравилось, или кто-то был недостаточно, по её мнению, расторопен.

     Сейчас же, все было менее масштабным, но гораздо более важным. Меня не ждал огромный бальный зал с многочисленными персонами высшего света, я готовилась предстать всего лишь перед горстью молодых женщин, родословная которых едва ли была древней. Но теперь вся моя жизнь зависела от того, как примут меня эти женщины, наложницы гарема, в котором мне суждено остаться навеки.

     Общий зал гарема был не очень большим, но дорого обставленным: парчовая обивка стен, резная деревянная мебель, много шелковых подушек и матрасов, небольшой фонтан у широких окон. В комнате звучала приятная музыка, что лилась из-под пальцев евнухов-музыкантов, в воздухе витали свежие ароматы тропических фруктов и дорогих масел, что заменяли на востоке душистую воду. Повсюду были расставлены большие свечи, которые в наступающих сумерках озаряли комнату мягким мерцающим светом.

     Я, наконец, увидела других обитательниц гарема. Их было девять: все молодые и красивые, с разным цветом кожи и волос, разрезом глаз и телосложением. Их красивые наряды были сшиты из разноцветного щелка, а тела обильно увешаны золотыми украшениями. Молодые женщины сидели на горах подушек, ели фрукты, пили сок, смеялись и вели тихие беседы. Наложницы были медлительными и разнеженными, излучали безмятежность и спокойствие. Они были довольны жизнью, они были счастливы. Рабыни Гафура были именно там, где хотели быть.

     Карим подошел к нам с Ламис и, взяв меня за руку, вывел в центр круглого зала. Мужчина кивнул музыкантам, и те перестали играть. Голоса в гареме затихли и Карим громко объявил:

     - Это Джуман, новая наложница нашего господина.

     На меня уставилось девять пар пристальных глаз: недоумение, удивление, раздражение, злость, зависть – эти и другие не радостные эмоции я читала на лицах новообретённых соперниц. Женщин не обрадовало моё вторжение в их размеренную жизнь, и они даже не пытались этого скрыть. Карим обвел всех суровым взглядом, под которым наложницы быстро опускали глаза, и твердо сказал:

     - Джуман обрела новый дом в гареме нашего господина. Дом, в котором будет жить лад и спокойствие, пока я руковожу им, - озвучил мужчина свое предупреждение и отошел от меня.

     Я сглотнула и быстро огляделась в поисках спасительного угла, где могла бы спрятаться от любопытных глаз. Но не успела ретироваться, как услышала за своей спиной:

     - Здравствуй, Джуман, - я резко обернулась. Со мной говорила красивая молодая женщина, что полулежала неподалеку, а услужливый раб обмахивал её опахалом из павлиньих перьев. - Меня зовут Батул. Я старшая наложница в гареме нашего господина. Подойди.

     Я решила, что лучше не ссориться ни с кем в первый день, а тем более с предводителем женской шайки, и медленно подчинилась. Батул указала мне на матрас, напротив себя, и я послушно села, одергивая платье. Женщина была очень красивой: правильные черты лица, темная бархатистая кожа, черные волосы, что были заплетены в косу и украшены живыми цветами, стройное грациозное тело, одетое в серебристое платье. Женщина внимательно меня разглядывала своими миндалевидными карими глазами, в которых я читала только легкий интерес. Неведомо почему, но фаворитка Гафура мне сразу понравилась.

     - Господин привез тебя из своего путешествия?

     - Да.

     - Сколько тебе лет?

     - Двадцать два, - ответила я и услышала легкий шепот, что пробежал по залу. Я знала, что к нашему разговору прислушиваются, а также знала, что в своем возрасте выглядела в глазах обитательниц гарема уже довольно старой.

     Батул внимательнее ко мне пригляделась и тихо спросила:

     - Твои волосы, ты красишь их хной?

     Я отрицательно мотнула головой, вспоминая прабабку матери, шотландку, от которой мне и достался этот темно-медный цвет волос. Батул чуть наклонилась ко мне и сказала совсем тихо:

     - Мой совет, прячь волосы под платком, не стоит дразнить других наложниц. У тебя и так появятся враги, это неизбежно. Твои волосы слишком экзотичны для этих мест, а все необычное вызывает зависть. Не настраивай против себя обитательниц гарема.

     Я снова кивнула, принимая её совет. Батул откинулась на подушках и сказала довольно громко:

     - Мы здесь для радости нашего господина и должны сохранять мир и покой в его доме, - женщина пристально посмотрела на меня, и я снова кивнула. Батул кивнула в ответ и, задержав на мне взгляд еще на пару секунд, заговорила с другой наложницей.

     Я стала для неё не интересна.

     В первую ночь в гареме я очень волновалась и даже не ложилась в постель, ожидая, что за мной придут. Я боялась, что Гафур призовет меня в свою спальню, поэтому только к рассвету забылась беспокойным сном. А в обед, когда, наконец, посетила общий зал, узнала, что мужчина провел ночь с Батул, которая, как поведала мне Ламис, ждала его ребенка. Я чуть успокоилась и другие женщины, наверное, тоже: мое прибытие не нарушило устоявшиеся порядки.

     Дни в гареме потекли медленно и тоскливо: наложницы спали допоздна, ели вдоволь, недолго гуляли в саду, много сплетничали, часто мылись, плескались в бассейне и снова ели. Женщины держались небольшими группками, ни в одну из которых я не попала, ведь даже не стремилась туда. Мне не нужна была дешевая дружба, что распадется как карточный домик под дуновением легкого ветерка. Я держалась уединенно, и это всех устраивало. Мне хватало общения с болтушкой Ламис, что, казалась, выбрала меня своей любимицей. Она словно курица-наседка хлопотала над наложницами, как над своими цыплятами, а я стала её главной заботой, то ли потому что появилась последней, то ли по тому, что была одиночкой. Женщина часто приходила ко мне в спальню, чтобы проведать «как я тут», рассказать не интересные мне сплетни гарема, или просто расчесать мои волосы, которыми она могла заниматься часы напролет. Ламис напоминала мне улыбчивую камеристку моей бабки, что в детстве тайком ото всех кормила меня шоколадом. Иногда я становилась достойной внимания Батул, что милостиво позволяла мне, а точнее велела, посидеть подле неё. Такой почетной участи заслуживали немногие, и за это мне перепадало завистливо-злобных взглядов от других девушек.

     Самыми ненавистными для меня были вечера, в которые не разрешалось выходить в сад. В сумерках единственным занятием была еда, разглядывание звездного неба через арки окон и немногочисленные развлечения в виде «концертов» заунывных музыкантов и эротических танцовщиц. Но были вечера, которых я боялась больше всего: в гареме было оживление, к наложницам приходил их господин, и тогда обычный скучный вечер превращался в большой праздник. В такие моменты я старалась уйти в самый дальний угол зала, чтобы Гафур меня не заметил. Я надеялась, что он и вовсе забыл, о моем существовании. Может он уже и не помнит, что в его гареме есть такая наложница как Джуман? Это было бы для меня истинным счастьем.

     Мое счастье закончилось через полторы недели. Вечером дверь в мою комнату неожиданно распахнулась, и Карим почтил меня своим присутствием. Я медленно встала с подоконника, на котором любовалась закатом и вопросительно посмотрела на мужчину. Тот махнул рабыням, что шли за ним и сказал мне:

     - Они подготовят тебя к ночи.

     Я сразу поняла, где проведу эту ночь.

     Меня снова подвергли яростной процедуре мытья, целью которой было содрать с меня кожу, растерли пахучими маслами, заплели волосы в корону и одели в роскошный шелковый лиф и струящуюся полупрозрачную юбку. Одна из девушек провела меня по длинным коридорам дворца на мужскую половину, где нас ждал Карим. Он быстро оглядел меня с головы до ног, потом зацепил пальцем прядь моих волос и вытянул из прически, локон свободно упал на шею. Карим оглядел меня еще раз и кивнул, довольный увиденным: игрушка господина была готова. Мужчина подвел меня к двери опочивальни Гафура и толкнул дверь. Я вошла за ним и остановилась, покорно опустив голову.

     - Что-нибудь еще, господин? – спросил Карим с вежливым поклоном.

     - Нет, ты свободен, - услышала я знакомый голос и чуть вздрогнула.

     Карим поклонился еще раз и вышел, закрывая за собою дверь. Я снова осталась один на один в замкнутом пространстве с хищником, от власти которого уже успела отвыкнуть. Нужно собраться и быть внимательной, чтобы не случилось беды. Я медленно подняла голову, оглядывая спальню Гафура, она была очень большой и шикарной: повсюду позолота, деревянная резьба и дорогие ткани. Сам Гафур полулежал на постели, попивая из стеклянного бокала гранатовый сок. Он поймал мой взгляд и чуть улыбнулся, а потом медленно поманил меня пальцем, не говоря ни слова. Я подошла к кровати, и встала перед мужчиной, тушуясь под его ленивым взглядом:

     - Моя жемчужина скучала по мне?

     Я медленно кивнула, надеясь, что он не распознает ложь.

     - Как тебе живется в моем гареме, Джуман?

     - Хорошо, мой господин.

     - Никто тебя не обижает?

     - Нет, господин.

     - Карим сказал мне, что ты спокойно приняла свою новую жизнь, без истерик и слез. Я доволен тобой, ты держишь слово. Иди сюда, - он отставил стакан на деревянный столик, что стоял у кровати, и похлопал ладонью по шелковой простыне.

     Я быстро забралась на постель и села на указанное место. Мужчина притронулся к выпущенной пряди моих волос и намотал её на палец. Он чуть потянул за неё, и я села ближе к нему. Гафур рассматривал меня пару секунд, а потом притянул к себе и заключил в объятиях. Он склонил голову и нежно меня поцеловал, я раскрыла губы, принимая его ласку. Он целовал меня долго, лаская рот языком и чуть прикусывая губы зубами, а потом отстранился и заглянул в глаза:

     - Скажи, что скучала по мне.

     Я облизнула губы и произнесла то, что от меня требовалось:

     - Я скучала по вам, мой господин.

     Гафур наклонил голову, рассматривая меня внимательнее:

     - Ты научилась многому, Джуман, но не врать.

     Я затаила дыхание, ожидая его реакции. Мужчина толкнул меня на кровать, и я упала на спину. Он навис сверху:

     - Боишься? – зловеще прошептал мужчина.

     - Да, - честно призналась я.

     Он наклонился ближе и прошептал в самые губы:

     - Нет причин. Я, как и ты, держу свое слово.

     А потом снова поцеловал, но уже не нежно, а в наказание. Его страсть была сильной и яростной. Он умело и быстро сорвал с меня одежду и опалил тело жадными прикосновениями и поцелуями. Я прикрыла глаза, принимая все с должной покорностью. Вскоре его горячие руки коснулись лона и стали натирать чувствительное место. Я сжала кулаки, молясь лишь об одном, чтобы мое тело увлажнилось для его проникновения. Но мои мольбы не были услышаны, я оставалась такой же сухой и безжизненной, как пустыня, что нас окружала. Мужчина вскинул голову и прошептал, глядя мне в глаза:

     - Ты отвыкла от меня, Джуман. На корабле ты научилась возбуждаться в моих руках, а сейчас снова боишься, как впервые дни.

     Он встал с кровати и отошел, а я с замиранием сердца стала ждать, что будет дальше. В его словах не было злости, только легкое неудовольствие, и это вселяло надежду, что жестокого наказания не последует. Я приоткрыла глаза, наблюдая за ним, Гафур принес в кровать какой-то флакон и откупорил бутылку:

     - Протяни руку, - я повиновалась, и мужчина вылили немного жидкости мне на ладонь, это было розовое масло. – Увлажни себя.

     Я смущенно прикрыла глаза и медленно притронулась к своему лону, растирая масло по коже. Я была готова принять его, но Гафур медлил. Он улегся возле меня и, когда я отняла руку от своего лона, велел:

     - Нет. Поласкай себя.

     Мне было стыдно делать это, но я напомнила себе "кто я" и "как мое имя" и выполнила его приказ. Я вернула руку к своей женственности и пробежалась по ней пальчиками. Я знала что делать, он многому научил меня на корабле. Я ласкала себя и знала, что он смотрит, его возбужденный взгляд жег меня раскаленным огнем.

     - Открой глаза, - услышала я очередной приказ.

     Я открыла глаза и посмотрела на мужчину. Он водил рукой по своему возбужденному члену, не отрывая взгляда от моего лона. А потом Гафур посмотрел мне в лицо и спросил:

     - Тебе нравится?

     Я уже собралась солгать, когда мужские пальцы зажали мой подбородок. Я подняла на него взор. Глаза Гафура горели яростным огнем:

     - Узнаю, если соврешь, - тихо предупредил он.

     Во рту пересохло, и я хрипло ответила:

     - Нет.

     Мужчина перехватил мои пальцы и нежно ввел их в лоно, надавливая, страстная влага оросила наши руки. Гафур растер мою влагу по коже, смешивая с розовым маслом. Все это время мужчина не отрыл от меня пристального взгляда, а потом тихо спросил:

     - И кто врет мне, Джуман, ты или твое тело?

     Я не стала отвечать и только отвернула голову, ненавидя его в этот момент. Себя я ненавидела больше. Гафур не стал терять время, и сразу толкнулся в меня своим возбужденным членом на всю длину. Я прикусила губу, чувствуя растягивающую наполненность, и вцепилась в мужские плечи. Гафур подался назад, а потом снова медленно толкнулся, и я с удивлением ощутила легкий спазм удовольствия, что наполнил тело. Мужчина почувствовал изменение во мне и, перехватив пальцами мой подбородок, внимательнее всмотрелся в мое лицо. Я быстро прикрыла глаза, чтобы Гафур не прочитал в них правду, но мужчина все же успел заметить то, что я попыталась скрыть. Я услышала его сладкий шепот:

     - Раковина, что скрывает мою жемчужину, кажется, дала трещину, - улыбнулся Гафур и ускорил толчки. – Да, Джуман?

     Я не ответил, а сильнее сжила кулаки, отстраняясь от реальности. За дни без насилия я расслабилась и потеряла бдительность, больше этого не произойдет, пообещала я себе. Через пару долгих минут мужчина излился в меня с тихим стоном. Он медленно откатился, тяжело дыша, я прикрыла грудь руками и отвернула голову, не желая видеть его торжество. Мы лежали, молча, и я подумала, что он уснул. Я медленно повернулась на бок, но тут же услышала его тихий голос:

     - Иногда мне хочется взять кинжал и раскрыть раковину острым лезвием, доставая на свет мою жемчужину. Но тогда я могу случайно её повредить, - его руки притронулись к коже на спине, и я сжала зубы, чтобы не отстраниться. – Нет, я буду терпелив, проявлю выдержку. Со временем раковина сама раскроется, и тогда жемчужина упадет прямо мне в ладони, это будет моя награда за долготерпение. Сладкая, страстная, любящая женщина, что будет нежиться в моих руках. Ты станешь именно такой, Джуман, обещаю тебе.

     «Никогда! Обещаю себе», - подумала я.

     На рассвете меня, наконец, выпустили из ненавистных объятий. Карим пришел за мной в спальню господина, вывел из тревожного сна легким толчком, и тихо велел одеться. Я быстро исполнила его приказ, и беззвучно выскользнула за ним из комнаты, боясь разбудить Гафура. Карим самолично отвел меня в мою спальню и сдал в заботливые руки Ламис. Женщина помогла мне смыть с себя следы бурной ночи и уложила в постель, она заботливо укрыла меня легким покрывалом и присела рядом, поглаживая по голове. От её нежной, материнской ласки непрошеные слезы выступили на глаза, я сморгнула их и сказала:

     - Иди к себе, Ламис, поспи. Еще очень рано.

     Женщина вздохнула и ответила:

     - Да-да, сейчас.

     Мне показалось, она хотела сказать что-то еще, но передумала и встала. У самой двери Ламис обернулась:

     - Все наладиться, девочка, вот увидишь. Отдыхай.

     Ламис вышла из спальни, а я беззвучно разрыдалась.

     Ничего уже не наладится. Нечему налаживаться. Просто нечему.

     Глава 5.

     Днем я поняла, что была не права, жизнь преподнесла мне неожиданный подарок. Хотя надо быть честной – не жизнь, а Гафур. После обеда Карим велел мне идти за ним, мы совершили длительный переход по лабиринту дворцовых коридоров, и, наконец, остановились у заветной двери. Карим открыл массивный замок на двери большим ключом и ввел меня внутрь. Я поняла, что попала в сказку «Алибаба и сорок разбойников», и только что Карим открыл передо мной вход в пещеру с сокровищами. В большой, тускло освещенной комнате, на массивных столах лежали горы серебряной и медной посуды, стояли чаши, кувшины и бокалы из цветного стекла. На полу располагалась всевозможная деревянная мебель, украшенная позолотой и лазурью, а на полках у стены хранились отрезы шелковых и парчовых тканей различной выделки и оттенков. И, конечно, в открытых сундуках блестели всевозможные украшения из драгоценных металлов и камней. Вся комната под завязку была забита различными дорогими вещами и драгоценностями, богатством Гафура.

     Я непонимающе посмотрела на Карима, и тот в первый раз за время нашего знакомства, чуть улыбнулся:

     - Ты можешь выбрать себе, что понравится, Джуман. Господин дарит тебе подарок за проведенную с ним ночь.

     Я уже открыла рот, чтобы сказать, что мне ничего от него не нужно, особенно платы за определенные услуги. Но мой взгляд отыскал настоящие сокровища, и я быстро захлопнула рот, заставляя гордость замолчать. Я прошла через ряды с дорогой ненужностью и остановилась перед небольшой полкой, на которой стояли различные книги. Я потянула руку к самой толстой из них. Пусть она будет на известном мне языке, молилась я. Мои мольбы были услышаны: «Путешествия по бескрайней Северной Империи», прочитала я название на английском и быстро прижала книгу к себе. Я повернулась к удивленному Кариму:

     - Я возьму это.

     - Книгу? – переспросил он, не веря своим глазам.

     - Да, книгу. Ты ведь сказал, я могу выбрать, что понравится.

     Карим поджал губы и кивнул, а потом все же решил меня просветить:

     - Тебе лучше выбрать что-то из украшений. Тогда все будут видеть, что господин доволен тобой.

     Я скривилась от его «доволен тобой», но быстро взяла себя в руки. Я прошла к выходу, все так же прижимая выбранный подарок к груди, как будто боялась, что Карим может отнять книгу:

     - Я это учту. В следующий раз.

     Я ничего не учла ни во второй раз ни в третий, зато в мою комнату одна за другой перекачивало еще несколько книг. Карим больше ничего не говорил, он только хмурил брови, когда я выбирала книги вместо золотых украшений. А я, напротив, была очень счастлива, что у меня появилась возможность читать – теперь мое пребывание в гареме не было таким скучным. Я стала называть себя «книжной блудницей» или «шлюхой-синим-чулком», за то, что выбирала в оплату своих обязательных сексуальных услуг книги. Я разрешала себе читать не больше десяти страниц в день, понимая, что когда-нибудь закончатся либо книги, либо милость господина, ведь я, в разрез с его обещанием, не становилась «страстной и сладкой, не нежилась в его руках». Я все так же стоический сносила его прикосновения и была отстранено-холодной, и Гафуру это не нравилось. Мужчина не озвучивал свое неудовольствие вслух, но с каждым разом его страсть выливалась на меня все неистовей, а после Гафур долго и задумчиво рассматривал меня, и выражение его лица было не радостным. В такие минуты мне становилось неуютно даже жутко, и я притворялась спящей. Я старалась не думать о том, что моя холодность с ним может привести к беде, я решила, что буду жить моментом, накапливая свои книжные сокровища.

     После третий выбранной мной книги меня попыталась вразумить Ламис, она хмуро посмотрела на меня, читающую, и сказала:

     - Хватит выбирать книги вместо золота. В гареме пошел слух, что ты не удовлетворяешь господина должным образом, вот он и не дарит тебе подарки.

     - Мне все равно что говорят в гареме, - отмахнулась я.

     Ламис недовольно покачала головой:

     - Это плохо, что «все равно». Гарем, это маленькое государство со своими законами и правилами, а тех, кто эти правила нарушает, жестоко наказывают.

     - Я не нарушила ни одного правила, я получаю подарки от господина, как и другие женщины. Но это только мое дело, что выбирать золото или книги.

     - Ты выбираешь не то!

     - Ламис, милая, этот разговор бесполезен. Я буду брать книги, пока они не закончатся.

     Женщина недовольно поджала губы и сказала:

     - Скорей бы они уже закончились.

     После пятой выбранной книги профилактический разговор решила провести Батул. Женщина позвала меня прогуляться с собой по саду, и когда мы сели на скамейку под раскидистой пальмой, Батул сказала:

     - Ты нравишься мне, Джуман, ты не склочная и не строишь козни. Ты хорошая, и я беспокоюсь за твою судьбу. Ты уже пять раз была у господина ночью, но он не подарил тебе еще ни одного украшения, а, значит, он недоволен тобой. И если так пойдет и дальше, тебя могут продать в другой гарем. Может, ты делаешь что-то не то? Расскажи мне, Джуман, не бойся довериться. Я подскажу тебе, как умилостивить господина.

     Я посмотрела на Батул, ища в её лице лукавство, но его там не было, она говорила искренне. Возможно ей, как фаворитке Гафура живется совсем не сладко, каждая наложница пытается занять её место. Может Батул искала в моем лице друга, ведь я за все время пребывания в гареме не сделала ей ни одной подлости. Я улыбнулась женщине:

     - У меня все хорошо, Батул. Карим после каждой ночи с господином отводит меня в «комнату с сокровищами». Я просто не выбираю золотых украшений.

     - После каждой ночи? – тихо переспросила Батул.

     Я насторожилась:

     - Да. Разве с другими не так?

     Батул внимательнее присмотрелась ко мне, как будто видела впервые:

     - Нет. Он часто дарит подарки мне, потому что я ношу его сына. С другими господин не настолько щедрый.

     Значит, Гафур решил купить мою любовь? Он ошибся в женщине. Я взяла Батул за руки и легко сжала, замечая её отстраненность:

     - Тебе не о чем волноваться, Батул, я не претендую на твое место. Мне не нужна милость господина. Ни милость, ни его ласка.

     Женщина удивленно распахнула глаза и быстро огляделась, не слушает ли нас кто-то еще:

     - Это плохие речи, Джуман, - зашептала она, сжимая мои руки. – Не стоит произносить их в стенах гарема. Вся наша жизнь только для того, чтобы служить и радовать нашего господина.

     - Я знаю это. Просто меня это не делает счастливой, как других.

     Батул участливо заглянула мне в глаза и тихо спросила:

     - В твоей прошлой жизни был мужчина, которого ты любила?

     Я улыбнулась:

     - Нет, мужчину я не любила, я любила свою прошлую жизнь. Она была намного лучше нынешней.

     Батул придвинулась ко мне еще ближе:

     - Расскажи мне о ней.

     - С чего начать, - задумалась я. – Я жила в большой доме и ни в чем не нуждалась. У меня был любящий отец и добрая бабка, которая только делала вид, что очень строга со мной.

     - А твоя мать?

     - Она умерла родами, я её не знала, - вздохнула я. – Я часто гуляла в саду и каталась верхом, у меня была красивая лошадь по кличке Белянка, я очень её любила. Мы с ней могли скакать часы на пролет, и только ветер был нашим попутчиком. Я была независима: могла сама решать, что есть и пить, что одевать, а что нет, что делать и куда ходить. Я много путешествовала и общалась с разными интересными людьми. Я была свободна.

     - И тебя не заставляли выйти замуж?

     - Моя бабка сердилась, что я не принимаю ни одного предложения руки и сердца, особенно если его делали достойные, по её мнению, женихи. А отец только улыбался и качал головой, он говорил, что еще не нашелся тот мужчина, что меня приручит.

     - Тебя печалит то, что ты потеряла свою свободу?

     - Да. А разве тебя не печалит это? – спросила я.

     Батул отвела глаза и вздохнула:

     - Моя прошлая жизнь совсем не была похожа на твою. Большая семья и маленький дом, я тяжело работала с самого детства и понимала, что у меня никогда не будет мужа. Кому нужна нищая девушка? В тринадцать лет меня отвели на рынок и продали торговцу, который отдал меня на обучение в Женский приют. Там я постигала страстную науку, как быть желанной наложницей. А потом меня продали в гарем господина, и я обрела новый дом. Здесь мне не надо тяжело работать, я не мучаюсь от голода и не боюсь, что в любую минуту на меня нападут, чтобы надругаться. Гафур очень хороший господин, он добр и справедлив, он дарит подарки и не наказывает невинных. Он очень страстный и внимательный любовник, я всегда с нетерпением жду ночей, что проведу с ним. Я полюбила Гафура всем сердцем за его доброту ко мне.

     Я внимательно смотрела на женщину, которая сидела возле меня: Батул была намного моложе, чем казалась, а жизнь женщины была намного сложнее, чем я думала. Наше прошлое кардинально отличалось. Настоящее было не похоже, как день и ночь: наши чувства к Гафуру и отношения к гаремной жизни были совершенно противоположными. И именно поэтому мы могли подружиться, потому что нам нечего было делить в будущем. Я улыбнулась Батул:

     - Я рада за тебя, рада, что тебе хорошо здесь. У тебя скоро появиться малыш, и ты станешь еще счастливее. Можно я иногда буду ему читать? Я нашла в сокровищнице Гафура книгу с восточными сказками.

     Батул склонила голову на бок и притронулась к своему животу:

     - Ты умеешь читать?

     - Да. Я выбираю себе в подарки книги вместо золота. Я очень люблю читать, это помогает скоротать время.

     Женщина опустила взгляд и тихо спросила:

     - Ты, правда, хочешь читать моему ребенку?

     - Конечно! У меня не было опыта общения с детьми, но мне, кажется, это будет очень интересно.

     Батул подняла взгляд, в котором стояли слезы:

     - Другие наложницы ненавидят и меня и моего ребенка, они не хотят, чтобы он родился. Они не говорят этого вслух, скрывая ненависть за фальшивыми улыбками. Я боюсь, что с малышом что-то случится. Что я не выношу ребенка господина, или он родится мертвым.

     Я нежно обняла женщину и прижала к себе, осознавая, насколько она одинока:

     - Гафур не позволит, чтобы с тобой или с твоим малышом случилось что-то плохое. Я вижу, как он смотрит на тебя, в его глазах нежность и забота. Карим и Ламис тоже оберегают твое здоровье, а теперь еще и я буду бдительно следить за тобой. Все будет хорошо, вот увидишь, - женщина доверчиво прижалась ко мне, и я тихо спросила: - Сколько тебе лет, Батул?

     - Семнадцать.

     Сама еще ребенок, подумала я и, поддавшись порыву, поцеловала её в волосы:

     - Все будет хорошо.

     Батул отерла слезы и посмотрела на меня:

     - А ты можешь почитать мне? Я тоже люблю сказки.

     Точно ребенок, улыбнулась я:

     - Конечно, почитаю. Пойдем, возьмем книгу в моей спальне, - мы поднялись со скамьи, и пошли в дом.

     Так я неожиданно обрела настоящего друга, там, где дружба в принципе невозможна. Мы стали чаще проводить время вместе, но на людях, не сговариваясь делали вид холодности, чтобы не вызывать лишней зависти.

     Глава 6.

     Вечером я сидела возле Батул в общем зале и неспешно ела виноград, когда в комнату быстро вошла рабыня и, подойдя к нам, зашептала что-то Батул на ухо. Взгляд подруги стал взволнованным, она махнула рабыне и наклонилась ко мне:

     - Джуман, найди самый темный угол и схоронись там, стань незаметной. К нам идет господин со своим гостем.

     Я удивленно посмотрела на Батул, а женщина нетерпеливо махнула рукой:

     - Делай, что я тебе говорю, это для твоей же пользы. Ну, иди!

     Я быстро поднялась и отошла, усаживаясь в тени альковы, окна которой выходили в сад. Через несколько минут двери и вправду распахнулись и в общий зал вошел улыбающийся Гафур, а вслед за ним в комнату вступил незнакомый мужчина. Взглянув на незнакомца, я сильнее прижала к себе колени, стараясь слиться со стенкой, а липкий страх пополз по телу. Мужчина был очень высокий и широкоплечий, с крепким телосложением. Черты его мужественного лица были жесткими, глаза светились суровостью, все его тело излучало яростную силу и власть. Его кожа была угольно-чёрной, и мне показалось, что такой же должна быть и его душа.  Гафур сел возле Батул, что располагалась в центре зала, и нежно поцеловал её в губы. Его гость устроился рядом с ними.

     С приходом в гарем господина всегда начинался праздник, сегодняшний вечер не был исключением. Веселая музыка, чувственные танцы, сладкое вино, сахарные сладости, женский смех – все лилось как из рога изобилия. Я медленно попивала гранатовый сок, наблюдая за праздником из темного угла, своего временного убежища. Мое уединение была нарушено, когда две наложницы расположились рядом и занялись своим излюбленным занятием – сплетнями. Я невольно начала прислушиваться к их разговору, потому что они обсуждали гостя Гафура.

     - Ламис рассказывала мне, он спас господину жизнь, дважды. Поэтому Гафур и приглашает его в свой гарем.

     - Мне всегда жутко, когда он приходит к нам. Он такой грозный и сильный мужчина.

     - А чего ты хотела, он ведь командует войском янычар самого шейха. Я слышала, он очень богат, но его дом небольшой и живет он в нем аскетично.

     - Богат или нет мне все равно, я бы не легла с ним и за все золото мира. Он очень большой, все в нем очень большое, - многозначительно добавила женщина. – А ты знаешь, как ублажают себя юные янычары в казармах, где нет женщин.

     Я вся обратилась вслух, потому что не знала «как» и меня тут же просветили:

     - Хорошо, что наш господин не любит входить в «срамной вход». Мой прошлый господин любил, и это было очень больно. После первого раза я два дня боялась сходить облегчиться.

     Я не сразу поняла, о чем говорит наложница, но когда до меня, наконец, дошло, что такое «срамной вход» и где он находится, по телу пополз леденящий холод. Я посмотрела на незнакомца, что полулежал возле Гафура и слушал рассказ господина. Черные глаза мужчины лениво скользили по грациозному телу рабыни, что извивалось в эротичном танце. Я еще теснее прижалась к стене, возле которой сидела, а потом и вовсе в ужасе распахнула глаза, когда услышала:

     - Молись богам, чтобы он не выбрал тебя на эту ночь.

     Что?! Он выберет женщину из гарема на ночь? Гафур отдаст гостю одну из своих наложниц? Я прикрыла глаза и глубоко задышала, пытаясь успокоиться: вот почему Батул велела мне схорониться. Ей-то не угрожала опасность провести ночь с незнакомцем, она носила под сердцем ребенка господина, Гафур не отдаст её другому мужчине. Чего не скажешь о других девяти наложницах. Я быстро обвела взглядом зал, разглядывая женщин, который в отличие от меня, знали, где могут провести сегодняшнюю ночь. Я немного успокоилась: вряд ли выбор гостя Гафура падёт на серую мышку вроде меня, другие наложницы красивее и одеты более эротично, а меня даже и не видно в этом темном углу. Праздник продолжился, и я окончательно успокоилась, решая, что жизнь не может быть настолько жестокой, хватит с меня и одного насильника.

     Через пару часов мое внимание привлекла Батул, она лениво потянулась и начала вставать со своего места, вездесущий Карим подал ей руку, помогая подняться. Гафур что-то сказал своему гостю и рассмеялся, когда тот лениво улыбнулся, реагируя на его слова. Я и не предполагала, что этот суровый незнакомец способен на улыбку. Господин поднялся вслед за Батул и дал последние распоряжения Кариму, тот почтительно поклонился и проводил Гафура и Батул до дверей общего зала. Господин махнул на прощанье своему гостю, и в сопровождение беременной фаворитки покинул праздник.

     Как только за ними закрылась дверь, атмосфера в комнате сразу стала гнетущей. Нас осталось девять женщин, женщин, одной из которых придется всю ночь ублажать этого сурового мужчину. Я незаметно оглядела зал и поняла, что наложницы разделились на два лагеря: четверо из девяти расправили плечи и надели на лицо манящие улыбки, они всяческий хотели привлечь к себе внимание незнакомца; остальные напротив чуть ссутулились и опустили взгляды в пол, стараясь, как и я, стать незаметней. Меня не покидала надежда, что гость Гафура выберет себе женщину из тех наложниц, что желали провести с ним ночь.

     Мужчина медленно оглядел зал, попивая вино из стеклянного бокала. Мне показалось, что он ищет кого-то конкретного, настолько внимательным был его взгляд. Я поджала пальчики на ногах и задержала дыхание, когда он посмотрел в мою сторону. С центра зала меня не было видно, я знала это, но все равно замерла, словно статуя, боясь даже моргнуть. Мужчина перевел взгляд на наложниц, которые соблазнительно ему улыбались, и отставил бокал на серебряный поднос. Он подозвал к себе Карима. Тот быстро подошел и наклонился, выслушивая вопрос гостя, а потом быстро вскинул голову и посмотрел прямо на меня. Я пропустила удар сердца, замечая сочувствие во взгляде Карима, а потом мое сердце пустилось в бешеный галоп, когда мужчина махнул рукой:

     - Джуман, подойди!

     Все взгляды в комнате устремились на меня, и мне стало казаться, что теперь мой темный угол освещает тысяча ярких свечей. Я чуть покачнулась и прикрыла глаза, в голове с шумом стала пульсировать кровь.

     - Джуман! – услышала я нетерпение в голосе Карима и постаралась взять себя в руки. Я сжала кулаки и распахнула глаза. Повинуясь суровому взгляду Карима, что пронзал меня недовольством, я медленно поднялась на ватные ноги. Мне показалось, что я шла целую вечность, зацепившись взглядом за яркий персидский ковер, который лежал на полу. Я думала о том, что мне везет, как утопленнику, или даже утопленнику везет больше чем мне. Но вот я заметила туфли Карима с изогнутыми носами и остановилась, мой путь на эшафот окончен. Я замерла в двух шагах от гостя Гафура, который все так же полулежал на матрасе. Я боялась поднять на него взгляд и только каким-то шестым чувством ощущала его изучающий взгляд на себе, что жег кожу, словно огнем.

     - Значит Джуман, - услышала я тихий бас и вздрогнула от неожиданности.

     - Да, господин, её имя Джуман, - отозвался Карим. – Господин Гафур привез её из последнего плаванья.

     - Хорошо. Станцуй для меня, Джуман.

     Я резко вскинула голову, Мужчина, казалось, только этого и ждал – его темный взгляд пронзил меня насквозь, доставая, кажется, до самой души. Я только через пару долгих мгновений смогла выбраться из темного плена и с мольбой взглянула на Карима. Тот сурово сдвинул брови, и я покорно опустила голову.

     - Она еще не обучена танцем, господин, - вступился за меня Карим.

     - Нет?

     - Нет. Она в гареме недавно. Если хотите, Исад станцует для вас, - Карим обернулся к высокой брюнетке, глаза которой были щедро подведены сурьмой.

     Незнакомец даже не глянул на предложенную Каримом женщину и спросил:

     - Чему же она обучена?

     Я нервно сглотнула, ожидая ответа Карима:

     - Господин Гафур не давал никаких распоряжений на этот счет.

     Мужчина молчал пару секунд, а потом медленно поднялся. Я не удержалась и чуть подалась назад, теснее придвигаясь к Кариму, в поисках его защиты.

     - Я выбираю её на эту ночь, - был суровый приговор незнакомца, и мое сердце ухнуло вниз.

     - Как пожелаете, господин, - ответил Карим с вежливым поклоном.

     У меня не осталось надежды, еще одного насильника я просто не переживу! Я не сдержала паники, и она заставила тело рухнуть на колени, прислоняя лоб к полу:

     - Прошу вас, господин, выберете другую наложницу!

     Весь зал оглушила звенящая тишина, от невозможности моего поступка. Первым опомнился Карим, он разразился тихими ругательствами и, быстро наклонившись, потянул меня за локоть. Гость Гафура остановил его суровым взглядом и Карим немедленно отошел. Незнакомец спросил:

     - Почему я должен выбрать другую наложницу?

     Спокойный тон, с которым он задал свой вопрос, вселил в меня крохотную надежду. Я оторвала лоб от пола, чтобы мои слова были слышны, и сбивчиво объяснила, придумывая ответ на ходу:

     - Как вам сказал Карим, я недавно в гареме, господин, и еще совсем неопытна. Боюсь, я не смогу с должным умением удовлетворить все ваши желания. Другие девушки справятся лучше меня, господин. Выберите их, - в подтверждение своих слов я обернулась к тем женщинам, кто минуту назад хотел уйти с этим мужчиной. Они в ужасе взирали на меня: как могла я оспорить выбор гостя Гафура и просить его о чем-то? Я что, сошла сума? Я снова повернулась к мужчине: - Прошу вас, выберите другую.

     Мужчина молчал, а потом кивнул Кариму и тот быстро потянул меня за локоть. Я поднялась, подчиняясь его железной хватке.

     - Я накажу её, господин, по все строгости, за то, что проявила непослушание и дерзость, - пообещал Карим и сильнее сжал мой локоть.

     Я вздохнула – любое наказание лучше ночи насилия. Гость Гафур шагнул к нам:

     - Я сам накажу её, - сказал он и ухватил меня за другой локоть.

     Карим отступил с вежливым поклоном, и я проводила его молящим взглядом, который он оставил без ответа. Гость Гафура потянул меня к выходу из общего зала, и я послушно пошла за ним на ватных ногах.

     Незнакомец вел мое безжизненное тело за собой. Только тело. Сердце и душа остались в безопасности общего зала гарема.

     Если вы хотите поддержать автора, сделать донат можно по следующим реквизитам:

     На карту: 4602 5701 2085 1643 до 05/25 Oleg Karpenko

     либо Кошелек ЮMoney: 410019486719331

     Глава 7.

     Мужчина привел меня в большую, дорого обставленную спальню и закрыл дверь. Я отступила от него, когда он отпустил мой локоть. Незнакомец прошел в комнату, расстегнул ремень и снял с себя черную рубаху, оставаясь в одних шароварах. Я судорожно сжала пальцы: мужской торс был мощным, а мускулатура развитой – после его наказания я могу и не выжить. Незнакомец неторопливо устроился в низкое кресло, которое стояло у окна, и, наконец, посмотрел на меня:

     - Подойди.

     Я ни живая, ни мертвая двинулась к нему, заранее смиряясь с любой судьбой, которая меня ждет. Подойдя к незнакомцу и не дожидаясь очередного приказа, я быстро опустилась перед ним на колени и покорно склонила голову. Он несколько мгновений, молча, рассматривал меня, а потом тихо велел:

     - Сними платок.

     Я быстро вскинула руки и развязала узел платка, которым, по совету Батул, всегда покрывала свои яркие волосы. Стянув платок с головы, я зажала ткань в похолодевших пальцах. Мужчина протянул руку и забрал головной убор из моих ладоней, а потом медленно прикоснулся к волосам, заплетенным в толстую косу. Он несильно потянул за волосы, запрокидывая мою голову. Я встретила его темный взгляд и затаила дыхание, запрещая себе думать о плохом, и вообще запрещая себе думать.

     Незнакомец внимательно рассматривал мое лицо, а потом тихо подытожил:

     - Ты изменилась.

     Я не поняла, о чем он говорит, ведь мы виделись впервые. Но я не стала думать об этом и только немного перевела дух, когда он отпустил мои волосы.

     - Какого наказания ты заслуживаешь за дерзость, которую позволила себе в общем зале? – неожиданно спросил незнакомец, и я не поняла, он говорит со мной или сам с собой. – Отвечай мне.

     Значит со мной. Я облизала пересохшие губы и тихо сказала:

     - Вам решать, господин.

     Мужчина ухватил меня за подбородок и снова заглянул в глаза:

     - Конечно мне. Боишься?

     Я только кивнула, решая, что в данный момент голос может меня подвести.

     - Все боятся меня, - тихо изрек он. - Как твое имя?

     Я разлепила губы:

     - Джуман.

     - Это имя дал тебе Гафур. Я же спрашиваю, каким было твое имя до пленения.

     Я потеряла дар речи, зачем он спрашивает об этом? Ведь моё настоящее имя никто не знал здесь, и это меня вполне устраивало. Мое настоящее имя стало для меня чем-то сакральным и очень личным. Открыть его незнакомцу, значит обнажить перед ним душу, чего я однозначно не хотела. Лицо мужчины стало суровее, он был не доволен моим промедлением:

     - Я не привык повторять дважды, - сказал незнакомец, и я поняла, что он не зря командует войском янычар самого шейха. В его тихих словах было столько власти, что все мысли мгновенно вышибло из моей головы. Осталось только одно желание, желание полного подчинения.

     - Джоанна, - ответила я, а потом удивилась сама себе, когда тихо добавила: - Отец звал меня Джо.

     Мужчина медленно приблизил свое лицо к моему, завораживая темнотой взгляда:

     - Не нужно бояться меня, Джоанна. Я выбрал тебя не для того, чтобы мучить, - сказал он и нежно поцеловал в губы.

     Я не поверила, что это происходит на самом деле, что меня так нежно целует, этот суровый и страшный мужчина. Но это происходило, его губы нежно ласкали мои, не настаивая раскрыться и пустить его язык вглубь моего рта. Я в каком-то замедленном движении подалась назад, отстраняясь, и он отпустил меня, даже не пытаясь удержать. Мысли путались в моей голове, я тряхнула ею, чтобы прояснить разум, и воззрилась на незнакомца, как на восьмое чудо света. Я быстро облизнула губы, мужчина проследил за движением моего языка и его взгляд загорелись страстным огнем:

     - Отдайся мне сама, Джоанна, по доброй воле. Я не хочу тебя принуждать.

     Я боялась дышать, чтобы ничем не нарушить то звенящее притяжение, что сейчас вибрировало между нами. Он назвал меня по имени, и я снова стала собой, не бесправной рабыней, а свободной женщиной. Я знала, что это свобода призрачна, но даже она радовала меня сейчас. За время пленения я научилась ценить такие моменты, радоваться мелочам: уединению моей крохотной спальни и чтению скучных книг, недолгим разговорам с Батул и прогулкам по цветущему саду, и особенно ночам, которые я проводила вне спальни господина. И сейчас незнакомый мужчина, который пугал меня до чертиков, преподнес самый лучший подарок. Подарок, который я не получала уже так долго: незнакомец дал мне право решить самой. Я задумалась лишь на мгновение, а потом медленно кивнула. Он прав, я изменилась: прежняя Джоанна выбрала бы борьбу и боль, а нынешняя больше не хотела этого, она устала так жить. Я приняла его дар и выбрала свободу, право отдаться мужчине самой, добровольно, пусть это право тоже было призрачным. Но я отринула эти мысли и сказала:

     - Хорошо.

     Мужчина медленно кивнул, принимая мой ответ, а потом резко подался на меня, я прикрыла глаза. Он подхватил меня на руки, и через несколько мгновений я уже лежала на широкой кровати среди множества подушек. Незнакомец нежно коснулся пальцами моей шеи, и я вздрогнула.

     - Тебе неприятно? – спросил он.

     - Я в ожидании того, что последует дальше.

     Он провел рукой вниз к ключице и снова вверх, а потом ухватил пальцами мой подбородок и заглянул в глаза:

     - Не живи в будущем, живи в настоящем.

     Я кивнула и медленно выдохнула, стараясь расслабиться. Мужчина приблизил ко мне лицо с намерением поцеловать, но я опередила его и, неожиданно для самой себя, спросила:

     - Как твое имя?

     Его взгляд метнулся от моих губ к глазам:

     - Зачем ты хочешь его знать?

     - Хочу знать имя мужчины, которому отдамся по своей воли.

     - Мое имя Аббас.

     Я кивнула, а потом несмело подняла руку и прикоснулась к его скуле, чуть поглаживая темную кожу. Мужчина наклонил голову, чтобы мне было удобнее прикасаться к нему, я сразу смутилась и отняла пальцы. Аббас посмотрел на мои губы и, наконец, снова поцеловал, нежно и страстно одновременно. Его ласка была мне приятна, я с удивлением отметила, что мое тело тянется к нему. Мужские руки двинулись по коже, поглаживая, и через мгновения я поняла, что он незаметно снял с меня лиф. Мою грудь овеял прохладный воздух ночи, а потом согрели его теплые пальцы. Аббас перестал меня целовать, и его рука медленно прошлась по животу, вырисовывая замысловатые узоры:

     - Раздвинь ноги.

     Я с легкостью подчинилась, в ожидании его прикосновений через тонкую ткань юбки. Но их не последовало, он продолжил ласкать мой живот. Я повернула голову и решилась посмотреть на него, Аббас поймал мой взгляд и тихо велел:

     - Передвинь мою руку туда, где хочешь моего прикосновения больше всего.

     Я несмело взяла его ладонь и передвинула её на свою ключицу, мужчина погладил кожу. Я потянула ладонь к правой груди, и он несильно её сжал, а потом потер сосок. Я легко толкнула мужскую ладонь к животу, ощущая приятное тепло его прикосновения. А потом, медленно перевернулась на живот, подставляя под ласковые руки свою обнаженную спину. Мужские пальцы легко прошлись по телу, ощупывая кожу, и я услышала его тихие слова:

     - Я рад, что следов от порки не осталось.

     Я мгновенно напряглась, понимая значение этой реплики. Теперь мне, наконец, стали понятны и его слова о том, что я изменилась. Аббас плыл на том корабле, он был свидетелем моего унижения и боли. Тело одеревенело, по коже пополз неприятный холод, а мужские руки на моей спине стали казаться пудовыми. Аббас придвинулся ближе ко мне, чуть надавливая на спину своей грудью:

     - Все хорошо, Джо. Не нужно бояться. Мои руки больше не причинят тебе боли.

     Кровь зашумела у меня в ушах, и я в ужасе зажмурила глаза, осознавая услышанное. Это он хлестал меня плетью по приказу Гафура! Аббас тот мужчина, под ударами которого сломалась гордая, свободная Джоанна и появилась безвольная рабыня Джуман. Как же превратна судьба, ведь именно этому мужчине я решила отдаться добровольно. Одинокая слеза скатилась по щеке – такое скудное проявление всей бури чувств, что разразилась внутри. Я так устала бояться, притворяться, терпеть, что на большее сейчас просто не была способна. Я чуть повела головой, даже не пытаясь отстраниться от мужчины:

     - Я тогда ненавидела тебя, за то, что ты не забил меня до смерти. Я хотела смерти. А ты не сжалились надо мной и не подарили желанного забвения.

     Аббас придвинулся еще ближе и обхватил меня руками, прижимая к себе сильнее. Я не нашла в себе сил даже внутренне воспротивиться этому.

     - Ты слишком молода, чтобы думать о смерти. И слишком красива, чтобы кто-то захотел тебе её подарить.

     - Ты обрек меня на жизнь в неволи, сломал, и я приняла участь бесправной рабыни. Лучше бы я боролась и умерла свободной, чем жить так.

     Мужчина резко перевернул меня на спину и навис сверху, его взгляд горел темным огнем, но даже это не нарушило моего апатичного спокойствия.

     - Не смей говорить так, Джо. Жизнь бесценна, я знаю это как никто другой.

     Это были не просто слова, Аббас командует войском янычар, а значит, видел немало смертей. Я смотрела в мужские глаза, пытаясь возненавидеть Аббаса за то, что он сделал со мной, но у меня не получалось. Мужчина причинил жуткую боль телу, сломал мою личность, ранил душу. Но все это Аббас сделал, чтобы спасти мне жизнь – теперь я точно знала это. Там на корабле, я унизила Гафура при всех, и ярость в его взгляде обещала мне страшную расправу. Не подчинись я ему после порки, не попроси прощения, не стань покорной, и мое растерзанное тело приняли бы в свои холодные объятия пенные волны.

     Аббас спас мою жизнь. Спас, чтобы отдать её Гафуру.

     Но Гафур не получит ничего, кроме покорного тела бесправной наложницы Джуман! Потому что только я одна могу распоряжаться своей жизнью. Только я! И сегодня ночью я отдам свою жизнь мужчине, который уже однажды держал её в своих сильных руках. Только сегодня я отдам жизнь сама, добровольно, потому что хочу этого, потому что таков мой свободный выбор. Выбор свободной Джо.

     Я подняла ладонь и медленно провела пальцами по мужскому лицу:

     - Люби меня...

     Мои тихие слова утонули в его страстном поцелуе. Я загорелась, отвечая на ласку горячего языка, а мужская рука двинулась к моему бедру, и вскоре я ощутила легкие прикосновения к своей женственности. Рука Аббаса скользнула к моему лону и приласкала сквозь шелк юбки. Я не отстранилась от его дерзких прикосновений, а напротив сразу подалась на горячие пальцы. И возбудилась. Мужчина, кажется, понял мое состояние и спешно сорвал остатки одежды. Он начал умело водить нежными пальцами по моей открытой женственности, иногда задевая клитор. И через пару минут, его неспешных ласк, я поняла, что мое тело готово к страстной разрядке. Я поджала пальчики на ногах и чуть подалась на мужскую руку, Аббас ускорил движение, а я закусила губу. Он надавил сильнее, и я почувствовала тянущее напряжение во всем теле, а потом сильный спазм и очень приятную расслабленность – я кончила, сдавливая руками мужские плечи.

     Аббас медленно убрал руку с моей женственности и заглянул в глаза, читая в них о моих ощущениях. Он потянул меня за плечи и уложил на живот, а потом лег на меня сверху, несильно прижимая к кровати. Я повернула голову в сторону, ощущая на своей щеке его нежные пальцы. Аббас переместил руки мне на плечи, погладил спину, и сжал ягодицы, а потом медленно потянул назад, вынуждая встать на колени. Я оставила голову на кровати, сильнее прогибаясь в спине, чтобы ему было удобнее. Моей женственности коснулись горячие пальцы и, скользя по обилию любовных соков, вошли внутрь лона. Я прикусила губу, так хорошо это чувствовалось. Аббас ласкал меня пальцами еще несколько мгновений, подготавливая к своему вторжению, и я загорелась сверх меры, чуть покачиваясь в его руках. А потом умелые пальцы сменил большой член – мужчина вошел в меня медленно и нежно, и я не ощутила боли, только внутреннюю наполненность. Я вцепилась пальцами в подушку и сильнее прогнулась в спине, поощряя его неспешные толчки. А потом мне захотелось ответить на его страсть, и я сама пришла в движение. Мой неумелый, но искренний отклик побудил мужчину ускориться, и через несколько мгновений я была вознаграждена очередным сильным оргазмом. Я подавила крик страсти, который хотел сорваться с закушенных губ, зажмурила глаза и сильнее выгнулась всем телом. Аббас еще пару раз глубоко и быстро толкнулся в меня и тоже пришел к страстной разрядке. Он не покинул мое тело сразу после этого, а остался внутри и чуть погладил клитор. От такого чувственного прикосновение в моей голове что-то щелкнуло, и я снова забилась в заботливых руках, достигая очередной пылкой кульминации.

     Аббас медленно вышел из меня, укладывая моё утомленное тело на бок. Сам он лег сзади, прижимаясь к моей спине грудью. Я была без сил и только в благодарность сжала его руку, которая нежно обнимала меня.

     - Отдыхай, Джоанна — было мне ответом, и я, как по команде, провалилась в глубокий сон.

     Глава 8.

     На рассвете в моей комнате меня, как всегда, ждала Ламис. Она быстро встала с кресла, в котором дремала, и подлетела ко мне, заключая в заботливые объятия:

     - Моя бедная девочка. Мне так жаль.

     - Жаль?

     - Моё бедное дитя провела ночь с жестоким мужчиной, - Ламис отстранила меня от себя и участливо заглянула в глаза: - Мне позвать лекаря?

     Я высвободилась из её объятий и отошла:

     - Со мной все в порядке, не нужно никого звать.

     Женщина взяла меня за руку и потянула в сторону купальни:

     - Пойдем, я помогу тебе смыть ужас этой ночи.

     Я не стала спорить и позволила ей заняться мной. Я не слушала её жалостливых причитаний, и погрузилась в свои мысли, пока она помогала мне с мытьем. Я задумалась о том, что возможно, Ламис в чем-то и права, и мне следует себя пожалеть: трудно жить, когда не знаешь радости, но еще труднее, когда узнал её и потерял. Как теперь я буду сносить ненавистные прикосновения Гафура, которые после сегодняшней ночи станут вызывать еще больше отвращения? Как смогу снова притворяться, лгать, терпеть? Как смогу жить дальше? Я вздохнула, очень просто – снова спрячу свободную Джоанну глубоко в себе, а бесправная Джуман стерпит что угодно.

     Ламис уложила меня в постель и присела рядом, как всегда, гладя по голове:

     - Пройдет время, и эта ужасная ночь сотрется из памяти, вот увидишь.

     Я не хотела ничего забывать, я сохраню память об этой ночи навсегда и стану доставать на свет, когда будет особенно плохо.

     - Все встанет на круги своя, и жизнь в гареме пойдет как раньше.

     Я не хотела как раньше, ничто уже не будет прежним. Но я сделаю все возможное, чтобы о моих желаниях никто не узнал.

     - Господин Гафур добр к тебе. Он часто дарит подарки и это значит, что господин тобой доволен. Батул вскоре не сможет быть его фавориткой из-за беременности, и ты, вполне возможно, займешь её место.

     Я не хотела ни его доброты, ни подарков, которыми он старался меня подкупить. Тем более мне не было нужно место его фаворитки.

     - Засыпай, все наладится, - сказала Ламис свою любимую фразу и вышла из моей спальни.

     Я повернулась на бок и прикрыла глаза. Я думала, что в постели Гафура научилась всему, что должна знать женщина, сведущая в эротической науке. Но после ночи с Аббасом, я поняла, что не знаю ровным счетом ничего. Ведь с Гафуром было только мое тело, которое безропотно сносило нежеланные прикосновения, а с Аббасом была я вся – тело, личность и душа. Все было по-другому, по-новому, и я, наконец, поняла значение фразы «заниматься любовью», она обрела для меня смысл. Мы занимались любовью еще три раза за ночь и каждый раз, он дарил мне нежность, удовольствие и страсть. Наутро, перед самым рассветом Аббас разбудил меня поцелуем и велел одеться. Я медленно натянула лиф с юбкой и сонно посмотрела на него. Мужчина зажал мое лицо в ладонях, заглядывая в глаза, а потом поцеловал в лоб и обнял – он прощался со мной без слов. Я теснее прижалась к Аббасу, вдыхая и запоминая только ему присущий аромат, я понимала, что мы вряд ли еще раз увидимся. Мужчина мягко отстранил меня от себя и позвал охранника, который стоял у двери. Тот с поклоном вошел, и Аббас подтолкнул меня к нему. Я на мгновение задержала взгляд на сильном мужчине, который подарил мне нежную ночь любви, и, прошептав лишь одними губами «спасибо», а потом ушла из его спальни навсегда.

     Ламис сказала, что все наладится. Но все уже наладилось. Наладилось и рушится снова.

     Весь день внимание всего гарема было приковано к моей персоне. Первым меня посетил Карим, он строго осведомился, как я себя чувствую и не нужен ли мне лекарь. Я ответила, что все нормально и Ламис кивнула в подтверждение моих слов, когда суровый взгляд Карима остановился на ней.

     - На её теле нет никаких повреждений, - уточнила Ламис.

     Похоже, Карим волновался, как сильно наказал меня Аббас за мое неповиновение в общем зале. Он снова посмотрел на меня, но уже любопытство сквозило в его взгляде. Я знала, что Карим не мог спросить об этом напрямую, ведь это было не его дело. Мужчина поджал губы:

     - В любом случае господин Гафур узнает о твоем непростительном поведении вчера. Ты его опозорила своей дерзостью.

     Впервые за долгое время мне было все равно, я не почувствовала ни страха, ни ненависти. Я только почтительно склонила голову, чтобы Карим не заметил мое безразличие. Он покинул спальню, и Ламис посеменила за ним.

     Через двадцать минут дверь в мою комнату снова открылась и Батул прошмыгнула внутрь. Она быстро направилась ко мне и порывисто обняла:

     - Джуман, мне так жаль.

     Почему все меня жалели, ведь я провела замечательную ночь? Подруга отстранилась от меня и заглянула в глаза:

     - Как ты себя чувствуешь?

     Я чуть улыбнулась и ответила:

     - Все хорошо.

     Взгляд Батул стал сочувственным:

     - Не надо жалеть мои чувства, расскажи все. Это было ужасно?

     Я отошла от неё и села на постель:

     - Все, правда, хорошо, Батул. Он был нежен.

     - Нежен?

     - Да, почему это удивляет тебя?

     Батул присела возле меня и взяла за руки:

     - Аббас жестокий воин, на его руках кровь тысячи неверных. И ты хочешь меня убедить, что эти руки были нежными с тобой?

     - Я не буду ни в чем тебя убеждать, я просто говорю, как есть.

     Батул придвинулась ближе ко мне и её взгляд загорелся лукавством:

     - Тебе что, понравилось?

     Я чуть покраснела и отвела взгляд, но подруга успела прочитать в нём ответ:

     - Джуман! – воскликнула она и еще раз меня обняла: - Я рада за тебя, хоть это и плохо. Будь он жестоким, возможно ты бы по-другому взглянула на Гафура, а так... Теперь тебе будет еще сложнее.

     - Я знаю.

     Батул отстранилась:

     - Но ты сильная, ты справишься. Я верю в тебя, - женщина улыбнулась: - Расскажи, как это было?

     Я смутилась и прикрыла глаза. Батул рассмеялась:

     - Да брось, Джуман, мы ведь в гареме, а не в монастыре.

     Я сдалась:

     - Он был нежен, заботлив, предусмотрителен. Он как будто знал, как мне нравится больше всего.

     Батул сладко вздохнула:

     - Все это я чувствую с Гафуром. Жаль, что у тебя не так.

     Я улыбнулась:

     - Если бы у меня было так, мы бы сейчас не сидели вместе, ведя задушевные беседы. Мы бы планировали козни друг против друга.

     - Как ты говоришь: «Нет худа, без добра». Так? Мне нравится, что ты во всем находишь что-то хорошее, - рассмеялась Батул, а потом заметила: - Надеюсь, тебе не надо объяснять, что другие в гареме не должны знать, как тебе понравилась эта ночь, особенно Гафур?

     Я понимающе кивнула, а Батул теснее придвинулась ко мне и тихо спросила:

     - Это правда, о чем шепчутся в гареме? Янычары любят входить в «срамной вход»? Это больно?

     Я рассмеялась, наблюдая за её искренним любопытством:

     - Я не знаю, Батул. Со мной он этого не делал.

     - А что делал?

     Я рассмеялась еще громче.

     В обед в общем зале я ловила на себе сочувствующие взгляды наложниц. Даже те, кто вчера хотел разделить ложе с Аббасом, проявляли сострадание. Видно их умы рисовали невероятные кары, которыми смутьянку ночью наказал жестокий друг господина. Я не стала разочаровывать участливую публику и изобразила на лице смесь печали и покорности: спина согнута, голова опушена, взгляд излучает скорбь – актриса из меня, кажется, удалась на славу. Даже Исад, что за время моего пребывания в гареме не сказала мне и десяти слов, проходя мимо, задержалась возле меня:

     - Твой вчерашний поступок был необдуманным и глупым. Никогда не перечь мужчинам, они жестоко наказывают за это. Надеюсь, ты не очень сильно пострадала?

     Я вздохнула и покорно ответила:

     - Я заслужила все, что получила.

     Исад кивнула и отошла, не дождавшись подробностей. Мою руку пожала Батул, которая сидела рядом. Я подняла голову и, заметив её хитрую улыбку, которая мгновенно пропала, прикусила губу, чтобы не рассмеяться.

     Последний своим вниманием меня одарил Гафур, вечером Карим отвел меня к нему. Я с надеждой переступала порог его спальни, потому что меня не подвергли тщательному мытью и подготовке к ночи с господином. Мужчина поднял голову от каких-то свитков, которые читал, и махнул мне рукой. Я подошла и стала в двух шагах от него, смиренно опуская голову. Гафур внимательно оглядел меня и спросил:

     - Карим сказал, ты отказалась от лекаря?

     - Да, господин.

     - Значит ли это, что у тебя ничего не болит, или ты просто храбришься?

     - Ничего не болит, господин.

     Он кивнул:

     - Я знаю Аббаса, он не станет злоупотреблять своей силой. И всегда контролирует свою ярость. Это он на корабле наказал тебя за дерзость, - я резко вскину голову, изображая удивление. Я знала, что ступаю на скользкую дорожку, надежда была только на то, что сегодня Аббас не был откровенен с Гафуром. Мужчина наклонил голову: - Если бы тогда я сам взял плеть, мог бы засечь тебя до смерти.

     Я прикусила губу и опустила взгляд. Гафур поднялся и подошел ко мне, он приподнял мое лицо за подбородок и заглянул в глаза:

     - Я думал, ты смирилась, но как показал вчерашний вечер, это не так. Прошло уже достаточно времени, Джуман, тебе пора принять свою судьбу.

     Я кивнула и зашептала:

     - Я просто испугалась вчера, господин. Никто не предупредил меня, что я буду принадлежать кому-то кроме вас.

     Гафур сильнее сжал мой подбородок:

     - Ты моя, а, значит, я могу отдать тебя любому, кому захочу. Ты поняла?

     - Да, господин.

     Мужчина секунду вглядывался в мое лицо, а потом обнял и прижал к себе:

     - Я знаю, что тебе было страшно, Джуман. Ты и в моих руках еще не до конца пообвыклась, а что говорить о руках другого мужчины. Он причинил боль?

     - Я была покорной, господин, ему не пришлось, - мои слова были и ложью, и правдой одновременно.

     - Это хорошо, я не хочу, чтобы ты страдала, - он еще раз заглянул в мои глаза. – Ну, все, иди, моя жемчужина, у меня много дел.

     Я покорно кивнула и быстро шмыгнула за дверь, пока мой мучитель не передумал и не решил пожалеть меня ни только словом.

     Глава 9.

     Дни в гареме потекли своим чередом, и я снова окунулась в скучное однообразие, которое разбавлялось лишь чтением книг и общением с Батул. Её живот увеличился и вскоре мы вместе восторженно смеялись, каждый раз, когда малыш несмело толкался, здороваясь с внешним миром. Господин тоже всегда улыбался, когда его сын (все в гареме говорили о не рожденном ребенке только как о мальчике) толкался в его присутствии. Мужчина стал чаще бывать в гареме, проводя больше времени с наложницами: он слушал их глупую болтовню, заунывные песни и музыку, все время поглаживая живот своей фаворитки. Я же каждый раз за минуту до его прихода скрывалась в своем укромном углу, из которого наблюдала семейную идиллию. Я была рада за Батул, её лицо светилось радостью, она была счастлива. Не сдержав любопытства, я как-то спросила Карима, почему господин не женится на Батул, ведь она ждет его ребенка. Мужчина так на меня посмотрел, как будто я сказала неимоверную глупость, и ответил, что никто не женится на своих наложницах. Мне стало очень обидно за подругу, но я сдержала негодование и только кивнула, принимая его ответ.

     После полудня прошел дождь, и я уговорила Батул пойти в сад, где сейчас было прохладно и безлюдно. Мы удобно разместились на подушках в тени раскидистого куста белой розы, и я открыла книгу с восточными сказками. Батул любила слушать сказки, а я любила ей читать – всегда приятно быть кому-то нужной. Я полулежала возле её колен, а подруга неспешно поглаживала живот, слушая мой рассказ:

     - «Жил-был царь. Хотя он и был женат, детей у него не было. Однажды вызвал он к себе старого колдуна-магрибинца за помощью, и тот сказал: «Если я дам тебе средство, чтобы у твоей жены рождались дети, ты отдашь мне своего первенца?»

     Батул перебила меня:

     - Это страшная история. Загляни в конец, она хорошо закончится?

     Я улыбнулась:

     - Батул, это ведь сказка, а, значит, в ней будет счастливый конец.

     - Нет, все равно посмотри, - настаивала она.

     Я быстро пролистала страницы:

     - Все закончится свадьбой.

     - Хорошо. Тогда читай дальше.

     Я продолжила:

     - «Царь ответил: «Хорошо». Тогда магрибинец дал ему две сладости — одну зеленую, другую красную - и сказал: «Ты съешь зеленую, а жена твоя пусть съест красную».

     - Я бы ни за что не согласилась отдать своего сына, - протянула Батул: - А ты, Джуман?

     - Я тоже не рассталась бы с ребенком. «Царь отдал сладость жене. Она съела её, забеременела и родила мальчика, которого назвали Умным Мухаммедом».

     - Почему его так назвали?

     Я усмехнулась:

     - Сейчас узнаем. «Мухаммед был смышленым, способным к наукам и к тому же имел красивый голос».

     - Красивый голос? – переспросила Батул.

     - Да, его детский плач был красивее, чем мелодия лучших музыкантов мира.

     - Что? – Батул с улыбкой посмотрела на меня: - Ты сочиняешь, там не может быть так написано.

     - Чистая правда, - улыбнулась я.

     Батул рассмеялась и погладила меня по голове:

     - Ты пользуешься тем, что я не умею читать, и сочиняешь всякие небылицы.

     Я улыбнулась ей и снова посмотрела в книгу:

     - «Потом царица родила второго сына...»

     - Мой господин, - услышала я взволнованный голос Батул, а её рука на моей голове замерла.

     Я быстро обернулась и увидела Гафура, который стоял чуть вдалеке. Мужчина рассматривал нас с легким удивлением. Я вскочила на колени и уже собиралась подняться на ноги, когда услышала:

     - Откуда у вас книга?

     Его вопрос удивил меня: неужели Карим не говорил ему, что я выбираю себе в подарки? Я быстро глянула на Батул, она тоже была растеряна.

     - Это моя книга, господин, - я поднялась на ноги. – Я выбрала её в подарок от вас.

     - Ты умеешь читать на нашем языке?

     - Да, мой господин.

     - Джуман читала для меня и вашего сына, господин. Ему нравятся сказки, - вступилась за меня Батул.

     Мужчина перевел взгляд на фаворитку, и его лицо просветлилось, я почувствовала себя третьим лишним:

     - Откуда ты знаешь, что ему нравятся сказки? – улыбнулся он.

     Батул смущенно отвела взгляд и ответила:

     - Он всегда спокоен, когда Джуман читает ему.

     Гафур снова посмотрел на меня:

     - Не знал, что ты умеешь читать. Теперь будешь читать по вечерам в общем зале.

     Я нахмурилась, мне не понравилась эта затея, но спорить я не могла, и поэтому покорно кивнула. Но, кажется, мужчина заметил мое недовольство и строго спросил:

     - Не хочешь?

     - Я буду делать, как вы скажете, мой господин.

     Он сузил глаза и заметил:

     - Конечно, будешь. Ты ведь моя рабыня.

     Атмосфера накалилась и все почувствовали это. Батул резко прижала руку к животу и радостно воскликнула:

     - Толкается.

     Мне показалось, что это уловка, но уловка сработала: Гафур перевел на наложницу взгляд и улыбнулся, а через секунду мужчина уже сидел подле Батул, нежно поглаживая женский живот. Я сильнее сжала книгу в руке и чуть отступила, надеясь, что смогу сбежать, пока они заняты друг другом. Но не тут-то было. Не отрывая нежного взора от Батул, Гафур холодно приказал мне:

     - Джуман, садись подле и закончи читать историю.

     Я подчинилась и устроилась чуть поодаль на подушках. Я нервничала, поэтому буквы плохо складывались в слова:

     - «Потом царица родила второго сына, неловкого и неумного, его назвали Умным Али. А потом родился и третий: тот был и вовсе глупым. Через десять лет к царю пришел колдун-магрибинец и сказал: «Отдай мне обещанного сына».

     - Я бы ни за что не отдала своего ребенка, - повторила Батул для господина. Тот поцеловал её в лоб, и девушка добавила: - Джуман бы тоже не отдала. Правда, Джуман? - я удивленно воззрилась на неё, не понимая к чему эта реплика. Я только кивнула и хотела продолжить читать, но Батул снова меня удивила: - Она была бы хорошей матерью, заботливой и любящей. Джуман стала мне подругой. Она приглядывает за мной и малышом, - женщина перевела взгляд с господина на меня, в её глазах стояли слезы: - Если со мной что-то случится, ты будешь любить моего сына вместо меня?

     Я порывисто протянула руку и сжала ладонь Батул:

     - Ничего с тобой не случится, что за глупости ты говоришь.

     - Обещай, - прошептала Батул, всматриваясь своими огромными глазами в мою душу.

     - Обещаю, - ответила я.

     По моей щеке сбежала непрошеная слеза, которую я тут же смахнула. Батул повернулась к Гафуру, который наблюдал наш диалог в напряженном молчании:

     - Если со мной что-то случится, ты можешь доверить нашего ребенка Джуман, господин. Ей и никому больше в гареме.

     Мужчина медленно кивнул и посмотрел на меня. В его взгляде появилось что-то такое, чего я раньше не наблюдала там, как будто Гафур видел меня впервые и совсем не знал. Я быстро отвела взгляд и натянуто улыбнулась:

     - Думаю нам сегодня не закончить историю, если кто-то будет все время меня перебивать.

     Батул улыбнулась и теснее прижалась к Гафуру, нежась в его заботливых руках:

     - Прости. Я буду молчать.

     Я продолжила читать сказку.

     После того разговора в саду, для меня многое переменилось. Гафур возвысил меня над остальными наложницами: теперь я, как и Батул, всегда была подле него, когда он приходил в гарем. Мы всегда были втроем, господин, его беременная фаворитка и «третий лишний», но я не летала в иллюзиях – скоро это изменится. Батул медленно, но неумолимо подходила к сроку рождения малыша, а, значит, вскоре уже не сможет удовлетворять все желания господина. Я стала ловить на себе завистливые взгляды других девушек, они шептались, что я стану его новой фавориткой. Меня страшило это, я не хотела занять место Батул. Но кто-то из наложниц рано или поздно все равно займет её место, и всё в гареме указывали на меня. Во мне же теплилась надежда, что он приблизил меня к себе, чтобы нам с Батул больше не приходилось скрываться по углам, общаясь урывками. Может он просто хотел, чтобы подле его беременной наложницы был верный человек, друг, который желает ей добра. Возможно постепенно я стану её наперсницей, восточной версией камеристки или горничной – это бы было для меня лучшим вариантом. Эта надежда крепла с каждым днем – уже две недели господин не призывал меня в свою спальню. Я не была в его постели с ночи с Аббасом.

     Аббас. Я думала о нем каждую свободную минуту, поэтому старалась, чтобы их было поменьше. Но когда минуты все же находились, мои мысли наполнялись приятными образами, что блекли с каждым днем все сильнее. В какой-то момент я испугалась, что и вовсе забуду ночь, проведенную с ним, но потом успокоилась, решив, что, возможно, это будет даже к лучшему. Тогда мое сердце не будет сжиматься стальным обручем тоски, сердце снова станет пустым и безучастным.

     Из невеселых мыслей меня вывела Батул, которая громко рассмеялась с какой-то шутки господина. Я вздрогнула и обвела взглядом общий зал гарема, в котором, как всегда, с приходом Гафура, начался праздник. Батул протянула мне горсть орехов и как-то странно улыбнулась:

     - Как ты себя чувствуешь, Джуман?

     - Хорошо, - кивнула я, ловя на себе задумчивый взгляд Гафура.

     Батул насыпала мне орехи в ладонь и сказала:

     - Ешь, они полезны для здоровья, - я удивленно посмотрела на подругу, та нежно улыбнулась в ответ: - Ты бледная последнее время. У тебя ничего не болит?

     - Со мной все хорошо, - нахмурилась я от её пристальной внимательности.

     - Возможно, тебе надо больше отдыхать в такие дни.

     Я не сразу поняла, о чем она говорит, а когда осознала, краска стыда залила лицо. Мой лунный календарь завершал свою месячную фазу, и Ламис отпаивала меня легкой настойкой, чтобы кровь не шла так обильно. Но откуда Батул знает об этом? У неё, что повсюду шпионы? Я стыдливо опустила взгляд, смущаясь донельзя, что Гафур стал свидетелем этого разговора. Хотя, возможно, он ничего и не понял. Но он все понял, мужчина протянул ко мне руку и приподнял за подбородок, заглядывая в глаза:

     - Если ты устала или болит живот, скажи. Я велю уложить тебя в постель и позвать лекаря.

     - Со мной все хорошо, мой господин, - скрепя зубами, ответила я.

     Мужчина легко улыбнулся и погладил моё лицо, лаская кожу:

     - Женщины капризны и плаксивы в такие дни. Но только не ты. Да, Джуман? Моя жемчужина, как всегда, мужественно сносит все тяготы.

     Я ничего не ответила, и Гафур убрал руку, переводя взгляд на танцовщицу, которая до этого безрезультатно пыталась привлечь его внимание. Танцовщица стала еще старательнее крутить бедрами и соблазнительно улыбаться, и господин поддался её чарам. Он вдруг встал с места и начал танцевать вместе с ней, заслужив этим радостные крики, аплодисменты и смех наложниц. Я придвинулась к Батул и зашептала на самое ухо:

     - Что за разговоры? Хочешь, чтобы я со стыда сгорела?

     Не отводя радостного взгляда от танцующего Гафура, Батул ответила:

     - Ты женщина, это естественно. В этом нет ничего постыдного.

     - Откуда ты, вообще, узнала? – разозлилась я.

     Батул посмотрела на меня, на её лице горела веселая улыбка:

     - Ты удивляешь меня, Джуман. Столько времени в гареме, и такие вопросы. Я фаворитка господина у меня повсюду уши. Но даже не будь я ею, все равно бы знала. Все в гареме знают о твоем женском недомогании.

     Я в ужасе распахнула глаза:

     - Что?

     Батул засмеялась:

     - Джуман, ты как маленькая, ну, правда. Весь гарем ждал прихода твоей крови, ты была с другим мужчиной и могла забеременеть. Всем наложницам дают специальные травы, чтобы этого не произошло, но и они иногда дают сбой.

     - Как у тебя?

     Батул нежно улыбнулась и погладила живот:

     - Нет. Мне специально перестали давать травы, чтобы я зачала ребенка от господина. Он захотел, чтобы я родила ему сына.

     Я понимающе кивнула и спросила:

     - А если бы я забеременела от Аббаса? Что было бы со мной и ребенком?

     Батул печально посмотрела на меня:

     - Я не знаю, Джуман, господин бы решал твою судьбу. Но хорошо, что этого не произошло: в гареме Гафура рождаются и живут только его дети.

     Я прикрыла глаза, ну, конечно, как же иначе. Батул сжала мою ладонь и зашептала:

     - Но теперь все наладится, ты не беременна, а, значит, скоро вновь станешь посещать спальню господина. Я знаю, ты не хочешь этого, Джуман, но так было бы лучше всего. Если бы ты стала его фавориткой, когда я уже не смогу ею быть, в гареме был бы порядок и покой. Ты будешь хорошей фавориткой Джуман, честной и справедливой. Я знаю, это корыстные мысли, я думаю лишь о себе и своем малыше, но я надеюсь, что так оно и будет.

     Я устало вздохнула, мои надежды рушились, как карточный домик. Гафур не звал меня к себе не потому, что остыл, он просто ждал, чтобы убедиться, что я не ношу под сердцем чужого ребенка. А теперь, когда все знают, что этого не произошло, двери его спальни снова будут открыты для меня.

     От этих мыслей у меня и вправду разболелась голова. Я шепнула Батул:

     - Пойду к себе, мне что-то нездоровится.

     Подруга внимательнее присмотрелась ко мне и сжала мою ладонь в безмолвной поддержке. Я медленно поднялась на ноги и, спросив разрешение у Карима, вышла из общего зала. Безмолвная рабыня тихо ступала за мной, пока я шла к своей спальне. Мне вдруг стало так горько и одиноко, что я поддалась порыву и, ускорив шаг, побежала по направлению сада. Прохлада ночного воздуха ударила в лицо, остужая печаль, но испуганная служанка, прервала мое уединение:

     - Госпожа, идемте внутрь, вам нельзя здесь так поздно.

     - Плевать, - было ей ответом, и я углубилась в сад.

     Она не отстала:

     - Госпожа, прошу, идемте обратно. Господин Карим будет браниться.

     Я развернулась к девушке, и она чуть отшатнулась, видно читая на моем лице, все, что я думаю на этот счет. Её неподдельный испуг чуть привел меня в чувства:

     - Еще пару минут и пойдем.

     Рабыня быстро кивнула и воровато огляделась вокруг, пытаясь увидеть в ночи свидетелей моего непослушания. Я подставила лицо звездам, которые сияли в ночном небе: если отстраниться от запахов и звуком востока можно представить, что ты в родном доме, ведь звезды светят везде одинаково. А если прикрыть глаза, можно вообразить, что возле тебя стоит любой человек. Я представила свою миленькую горничную, с юного лица которой не сходила полуулыбка. Свою строгую бабку, которая забавно поджимала губы. Своего задумчивого отца... Но их образы поблекли и быстро исчезли, на смену им пришло мужественное лицо с темным взглядом, который светился нежностью и проникал в самую душу.

     Я распахнула глаза и задышала чаще, прогоняя ночное видение. Сейчас не место и не время думать о нем. Я обернулась к служанке, которая все также воровато оглядывалась вокруг:

     - Не бойся. Идем.

     Она почтительно склонила голову и медленно побрела за мной. Проводив меня до двери спальни и услышав, что мне больше ничего не нужно, девушка, наконец, оставила меня одну. Я легла на кровать и уставилась в потолок: мыслей не было только чувства, в которых мне совсем не хотелось разбираться. Через пару минут дверь открылась, и заботливая Ламис вошла внутрь.

     - Я послала за лекарем.

     - Зачем? – безразлично спросила я.

     - Рабыня сказала, ты вела себя странно. Это может быть нервное расстройство, из-за твоей женской болезни.

     - Наябедничала, значит.

     Ламис недовольно поджала губы:

     - Тебе не стоит нарушать правила гарема. Даже фаворитке господина этого не позволено.

     - Я не его фаворитка.

     - Это скоро изменится. И тебе надо быть мудрей, если хочешь подольше ею оставаться.

     Я медленно повернула голову, заглядывая Ламис в глаза:

     - Что было бы, если бы я зачала от гостя господина? Ребенка бы убили?

     Ламис поджала губы:

     - Этого не случилось, что об этом думать.

     - Значит, убили бы, - подытожила я. – Меня бы тоже убили? Вот было бы хорошо.

     Женщина шагнула ко мне и притронулась ко лбу:

     - Ты не в себе. У тебя жар?

     Я смахнула её руку:

     - Нет. Мой разум не помутился.

     - Тогда не болтай чепухи. Особенно при лекаре.

     Я симулировала болезнь, только один раз, в детстве, но после этого получила такой нагоняй от бабки, что желание делать это снова навсегда пропало. Но сегодня мне пригодился детский опыт: местный лекарь был благодарным зрителем. Он сразу выявил у меня нервное расстройство, женскую слабость и еще пару тройку незначительных недугов. Старичок прописал полный покой и постельный режим. Этого я и добивалась. Жаль только, что ни один фальшивый недуг лекарь не нашел заразным, иначе бы меня и вовсе оставили в покое. А так мне пришлось терпеть строгий допрос Карима, монотонную болтовню Ламис и навязчивую заботу служанок. Одну Батул я была искренне рада видеть.

     Подруга пришла ко мне после завтрака и подозрительно осмотрела:

     - Симулируешь?

     - У меня нервное расстройство из-за женского недуга, - ответила я и картинно закатила глаза. Батул села рядом и несильно ущипнула меня за руку. Я возмущенно вскрикнула: - Ты чего?

     Она недовольно поджала губы:

     - Знаем мы твою болезнь. Не вздумай мне! Поняла?

     - Не понимаю, о чем ты.

     - Все ты понимаешь. Что, решила спрятаться в спальне? Притвориться больной? Твоё враньё раскроют в два счёта.

     Я грустно улыбнулась:

     - Что, так заметно?

     - Ты можешь водить за нос бесхитростную Ламис и старого лекаря. Но Карима не проведешь, даже не пытайся. Так что «выздоравливай», пока не поздно.

     Я удобнее села в кровати и устало спросила:

     - Ты, правда, думаешь, он хочет сделать меня своей фавориткой?

     Батул сжала мою руку:

     - Да. Все понимают это. Иначе бы господин не приблизил тебя к себе.

     - Может, он просто хочет, чтобы тебе не было одиноко?

     - Не тешь себя пустыми надеждами. Смирись, Джуман. Быть фавориткой гарема, мечта любой наложницы, это дает привилегии и власть.

     - Мне не нужно...

     - Я знаю, - перебила меня Батул. – Я все знаю. Мне жаль тебя, Джуман, но ты ничего не можешь изменить. Ничего. Если попытаешься, сделаешь только хуже. Поверь, лучше быть фавориткой в гареме, чем... - она запнулась и отвела взгляд.

     - Что со мной сделают, если я не подчинюсь?

     - Возможно тогда, смерть покажется тебе счастливым избавлением, - Батул сильнее сжала мою руку. – Ты горюешь, что тебя лишили свободы, но поверь, это не самое страшное, чего может лишиться женщина. Когда я была маленькой, отец брал меня с собой в город, на рынок. Он показывал мне женщин, которые продавали себя за еду, любому кто готов был дать им кусок плесневелого хлеба. Отец говорил, что это бывшие звезды гарема, они оказались на улице, потому что провинились, разгневали своих господ. Их лица были обезображены, а тела больны, их взгляды светились безумством. Никто не считал этих бедняжек за людей: дети издевались, женщины хулили, а мужчины пользовались их нуждой и слабостью, - я прикрыла глаза, а Батул наклонилась ко мне: - Поверь, всегда есть тот, кому хуже, чем тебе. Никогда не забывай об этом.

     Глава 10.

     В гареме снова был праздник, но меня он не радовал. Мой лунный календарь начал свою новую месячную фазу, и я с тяжелым сердцем ждала последствий этого. Не сегодня, так завтра Гафур призовет меня в свою спальню, и мне снова придется безмолвно сносить его ненавистные ласки. Но Батул права, мне надо либо смириться, либо молить о смерти, ведь я не понаслышке знала, как жестоки могут быть восточные мужчины в своей мести и желании подчинить.

     Я тихо сидела в центре зала рядом с Батул в ожидании господина, но он задерживался.

     - Может он сегодня не придет? – с надеждой спросила я у подруги.

     - Придет, - ответила Батул, и как-то сочувственно на меня посмотрела.

     Мне не понравился её взгляд:

     - Ты знаешь то, чего не знаю я.

     Подруга колебалась пару секунд, а потом придвинулась ближе, сжимая мою руку:

     - Господин придет, но он будет не один.

     Её глаза сказали мне больше слов, и я медленно выдохнула, стараясь успокоиться. Батул сильнее сжала мою руку и прошептала:

     - Не забывай, в гареме повсюду есть уши и глаза, а сейчас ты вызываешь наиболее пристальный интерес. Ты высоко взлетела, Джуман, и, поверь, здесь найдется немало желающих посмотреть, как ты падаешь. А кто-то даже может подтолкнуть тебя к пропасти. Держи чувства и лицо под контролем.

     Я кивнула, принимая её совет, и быстро вскину взгляд, когда двери в общий зал открылись.

     Он был здесь.

     Меня обдало волной жара, когда я увидела его мощное тело. Я быстро опустила голову, боясь встретить темный взгляд. Я страшилась того, что могу прочитать в этом взгляде, и не знаю, чего больше страсти или безразличия. Мужчины подошли к нам и сели рядом, Гафур притянул к себе Батул и поцеловал в лоб:

     - Как твое здоровье, звезда моя?

     - Все хорошо, господин. Ваш сын сегодня спокоен.

     Гафур рассмеялся и обратился к Аббасу:

     - Это редкость, обычно он непоседлив, пинается, сутки напролет. Заявляет о себе миру.

     - Значит, из него вырастит сильный мужчина, - ответил Аббас с легкой улыбкой. – Подвижный ребенок, здоровый ребенок.

     - Ты окажешь мне честь, если в нужное время, станешь самолично обучать моего сына боевым искусствам, - сказал Гафур.

     - Мне это будет в радость, - ответил Аббас.

     Рабы принесли фрукты и сок, и Гафур обратился ко мне:

     - Джуман, налей выпить моему гостю.

     Я медленно выполнила его приказ и протянула Аббасу кубок с гранатовым соком. Он принял его из моих рук, и наши пальцы чуть соприкоснулись, меня снова обдало волной жара. Я не смела поднять на мужчину взгляд, боясь, что тем самым выдам себя с головой.

     - Спасибо, - услышала я.

     - Рада услужить вам, господин.

     Батул чуть придвинулась ко мне, как бы невзначай притрагиваясь к моему плечу. Её поддержка была мне приятна. Мужчины начали разговор о военных делах, и я немного расслабилась. Проходили минуты, и мое напряжение спадало, но я все так же боялась посмотреть на Аббаса. Нас стали развлекать танцовщицы, и я отвлеклась от панических мыслей, что стучали в голове. Они вернулись, когда Гафур позвал меня. Я резко вскинула на него голову.

     - Почитай нам одну из сказок, - велел он и кивнул Кариму. Тот протянул мне книгу, и я взяла её холодными пальцами. – Джуман отличный рассказчик, - пояснил Гафур другу. – Её голос всегда успокаивает моего сына.

     - Какую сказку вы хотите послушать, мой господин? – спросила я.

     - О жадном На-хана.

     Я открыла книгу и нашла нужную историю:

     - «В одном городе страны хаоса жил скряга На-хана. И был он таким жадным, что никто из жителей города никогда не видел, чтобы На-хана дал хотя бы воды путнику», - мой голос на удивление звучал громко и ровно. Я увлеклась чтением, и это окончательно успокоило мои нервы. Я и не заметила, как закончила сказку: - «С тех пор он не оставлял горшки на земле, а ставил их куда-нибудь повыше, чтобы козы или овцы не засунули в них голову и не нанесли ему убытка. А люди стали называть его великим скрягой и самым жадным человеком».

     Я медленно закрыла книгу и подняла голову, я больше не боялась смотреть на Аббаса. Мужчина спокойно рассматривал меня из-под полуопущенных век, и его безмятежность передалась и мне. Батул нежно дотронулась до моего плеча:

     - Спасибо, Джуман. Очень поучительная история.

     - Не за что, госпожа.

     - Моему сыну пора отдыхать, - неожиданно сказал Гафур и поцеловал Батул в губы. Он кивнул Кариму, и тот помог беременной женщине подняться.

     Она с благодарностью приняла помощь и чуть наклонила голову, разминая мышцы. Батул улыбнулась Гафуру:

     - Доброй ночи, мой господин.

     - Доброй ночи, моя звезда.

     Батул быстро глянула на меня, а потом медленно пошла к двери, скрываясь в коридоре. Я опустила взгляд и сильнее сжала книгу в руках, затаив дыхание. Гафур посмотрел на меня с улыбкой:

     - Узнаешь ли ты, мой друг Аббас, в этой скромной наложнице, ту смутьянку, которая плыла на моем корабле?

     - Она изменилась, Гафур, твои руки сделали её нежной и мягкой. Девушка стала кроткой.

     Гафур усмехнулся:

     - Боюсь, её покорность обманчива, друг. Она просто мастерский выучилась скрывать свой строптивый нрав. Внутри Джуман все так же горит своеволием, просто научилась не выпускать этот огонь наружу.

     - Тебе виднее, Гафур.

     Мне не нравилось, что меня обсуждают так, будто меня здесь и нет вовсе. Я сильнее сжала пальцы, вымершая злость на книге. Это не осталось незамеченным.

     - Смотри, она представляет наши шеи вместо книги со сказками, - рассмеялся Гафур, а потом резко привлек меня, запрокидывая к себе мое лицо: - Злишься? - я сглотнула, боясь пошевелиться, Гафур улыбнулся: - Боишься. Не бойся, моя жемчужина, я ценю твои старания, - мужчина притронулся пальцами к моим губам и прошептал: - Но больше между нами не будет стоять твое притворство. Больше нет.

     Его обещание было зловещим, и оно напугало меня до чертиков. Гафур чуть толкнул меня от себя и медленно поднялся:

     - Развлекайся друг мой, наложницы гарема для твоего удовольствия.

     - Спасибо, Гафур, - с легким поклоном ответил Аббас.

     Гафур неспешно перевел на меня взгляд и подал руку:

     - Пойдем, Джуман.

     Я вскинула на него голову и медленно протянула руку. Он сжал дрожащие пальцы и помог мне встать на ноги. Гафур сильнее сжал мою руку и повел меня из зала. Неимоверным усилием воли я удержала себя, чтобы не обернуться и не посмотреть на мужчину, который остался в комнате с восемью женщинами. Одна из них сегодня ночью разделит с этим мужчиной ложе.

     Моя же участь делить ложе сегодня с другим мужчиной. Как и всю оставшуюся жизнь.

     Глава 11.

     Раб раскрыл перед Гафуром двери, и мы вошли в его спальню. Мое сердце болезненно сжалось, две недели безмятежности закончились. Мужчина потянул меня за руку, а потом толкнул вперед, я пробежал по инерции, и остановилась посреди комнаты, не решаясь поднять на господина взгляд. Точно хищник, что вел медленную охоту, Гафур стал обходить меня кругами, рассматривая с ног до головы. От этого стало по-настоящему жутко, и я снова сжала руками книгу, которая все это время была у меня.

     - Я думал, что мои умелые руки и страсть излечат тебя от холодности, Джуман. Но я ошибся. Ты все такая же ледяная, как и в первый раз. Ты больше не плачешь и не просишь остановиться, а покорно сносишь мои ласки, но они так и не смогли зажечь в тебе огня и растопить лед. Ты могла смириться, принять свою судьбу, открыть в себе страсть и отзывчивость, чтобы стать счастливой, но ты не захотела сделать этого. Ты самолично обрекаешь себя на несчастье, на участь пленницы в моем гареме, хотя могла стать его хозяйкой. Твоя гордыня губит тебя, Джуман, - мужчина подошел совсем близко и зловеще зашептал: - Чего достойна строптивая рабыня, которая не радует своего господина? Ты знаешь?

     Я молчала, а в голове всплыли жуткие картины о несчастных женщинах, картины, которые недавно «рисовала» мне Батул. Страх сковал сердце, и я прикрыла глаза, стараясь обуздать его. Гафур вцепился пальцами в мой подбородок, и я вмиг распахнула глаза, натыкаясь на его горящий взор:

     - Она достойна самого худшего наказания. И та порка на корабле, покажется тебе несущественной в сравнении с тем, что я могу с тобою сделать.

     Я вдруг поняла, что смертельно устала. В голове вспыхнула мысль «нельзя всю жизнь бояться», и страх неожиданно пропал. Мне вдруг стало абсолютно безразлично, что он со мной сделает.

     - Делай что хочешь.

     Его взгляд сузился, а пальцы сильнее сжали мой подбородок:

     - Что хочу?! Я могу приказать забить тебя палками до смерти или отдать на забаву своим рабам!

     Я медленно наклонила голову, спокойно рассматривая мужчину, которого больше не боялась. Возможно, я пожалею об этом позже, но сейчас меня накрыло такое безразличие, что я, наконец, перестала таиться. Я открыла то, что было на сердце:

     - Чего ты хочешь от меня, Гафур? Чтобы я дрожала от страха? Неужели тебе не надоело ласкать в своей постели женщину, которая не хочет там быть. Женщину, которая приходит к тебе лишь из страха боли и смерти? - мужчина отшатнулся от меня, наверное, читая в моих глазах всю ту пустоту и безразличие, что завладело моим сердцем. Я улыбнулась: - В твоем гареме столько достойных женщин, которые живут лишь одним тобой. Они отдадут последнее, чтобы ты наградил их своей мимолетной лаской. А ты выбираешь ту, которая не хочет быть с тобой. Я была покорной, податливой, послушной, безропотно делала все, что ты хотел. Но тебе мало этого. Чего ты хочешь от меня? Моей любви? Чтобы я так же, как они, падала в ноги и молила о ней? Пойми, наконец, Гафур, этого никогда не будет. Твои наложницы любят тебя, потому что ты их спас, подарил лучшую жизнь. Ты их герой. А меня ты погубил, разрушил моё будущее, украл мое счастье. Я никогда не смогу полюбить тебя, потому что ты мой мучитель, и всегда им останешься. Так что реши уже, наконец, мою судьбу и не мучай больше, - я медленно опустилась на колени, не отрывая взгляда от мужчины, который слушал меня в немом удивлении: - Прими вынужденную покорность бесправной рабыни Джуман и не жди от неё большего. Или убей свободную дочь графа Джоанну, которая никогда не подчинится тебе и не полюбит, - я покорно опустила голову и прошептала: - Ты примешь единственно верное решение, потому что ты хороший человек, Гафур. Иначе бы Батул не любила тебя так сильно.

     Я не двигалась, ожидая его реакции, а Гафур молчал. Наконец, мужчина притронулся ко мне, ухватил за подбородок и приподнял лицо к себе. Его взгляд не пылал яростью, он светился чем-то другим, чем-то спокойным. Я не смогла дать этому определения, но поняла, что Гафур принял решение:

     - Я рад, что ты не сломалась, - сказал он и нежно погладил меня по щеке. Я не понимала, что происходит. – Ты сильная женщина, Джуман, ты не уступила ни боли, ни ласке. Тебя не подкупили подарки, не испугала моя ярость. Твое сердце закрыто для жадности и тщеславия, но открыто для нежной заботы о моей Батул, словно она твоё дитя, - мужчина на секунду задумался, а потом продолжил: - Ты сказала, что я хороший человек, но это не так. Будь я хорошим, я бы подарил тебе свободу, о которой ты так мечтаешь. Но нет, я в отличие от тебя жадный. Я оставлю тебя при себе, чтобы и дальше называть своей жемчужиной. Мне никогда не будет хватать лишь твоей покорности, но твою любовь я больше не стану требовать или покупать. И, возможно, тогда она родится сама собой.

     Я попыталась возразить, но мужчина прикоснулся пальцами к моим губам, заставляя замолчать. Он улыбнулся:

     - Нет, молчи, моя жемчужина. Ты и так сказала сегодня достаточно. Больше не хочу тебя слушать, хочу тебя целовать, - он нежно провел кончиками пальцев по моим губам и потянул меня за руку, вынуждая подняться. Гафур припал к моим губам в страстном поцелуе, и я отринула все мысли, смиряясь со своей судьбой.

     Этой ночью он не был требовательным или чересчур страстным. Он был предусмотрительно нежным, заботливым и сдержанным. Его руки мягко ласкали мое тело, а губы покрывали кожу легкими поцелуями. Его проникновение и толчки тоже были размеренными, а кульминация спокойной. И первый раз за все время, я не подумала о насилии, и эта мысль меня испугала.

     Перед самым рассветом меня, как всегда, разбудил Карим и беззвучно велел подниматься. Я перевернулась на бок, и уже собиралась встать с постели, когда мужские руки, обхватили мое тело и притянули обратно:

     - Оставь нас, Карим, - велел Гафур, зарываясь лицом в мои волосы. Карим почтительно кивнул и быстро ретировался. Господин теснее прижал меня к себе и прошептал: - Спи, моя Джуман. Спи.

     Я прикрыла глаза. От меня не укрылся все понимающий взгляд Карима – сегодня утром родилась новая фаворитка в гареме Гафура. Мне захотелось взвыть от осознания этого. Нежные руки мужчины, что заботливо обнимали меня со спины, казались пудовыми цепями, которые крепко удерживали в неволе не только мое тело, но теперь и душу. Я больше не чувствовала к Гафуру ненависти, напротив, после вчерашнего вечера и нашего откровенного разговора, мужчина вырос в моих глазах. Он не наказал меня за неприглядную правду и сам был откровенен. Первый раз я увидела в Гафуре не насильника и монстра, а обычного мужчину, который просто подвержен земным страстям, как и другие люди. В моих глазах мужчина стал более человечным, но мне не хотелось, чтобы так было.

     Не хочу чувствовать к нему что-то хорошее. Не хочу!

     Утром нас разбудили рабыни, и мне пришлось мыться вместе с Гафуром в его огромном бассейне. Мужчина то и дело бросал на меня лукавые взгляды и это меня смущало. Рабыни, почувствовав хорошее настроение господина, весело болтали и смеялись, а когда Гафур шутливо брызгал на них водой и вовсе взрывались в веселом хохоте. Я мрачнела все больше, мне было совсем не по нраву их дурашливое веселье. Гафур заметил мое состояние и, подплыв ближе, притянул к себе:

     - Не хмурься, моя жемчужина, - улыбнулся он и поцеловал меня в волосы. – Хочу, чтобы на твоем лице была только улыбка, и ты смеялась.

     - Мне кажется, здесь и так перебор со смехом, - хмыкнула я.

     Мужчина рассмеялся и теснее прижал меня к себе:

     - Ревнуешь?

     Я удивленно воззрилась на него, а он рассмеялся пуще прежнего:

     - О, Джуман, как выразительно твое лицо! Что, хочешь утопить меня в этом бассейне.

     Я не сдержала ответ:

     - Больше всего на свете.

     Мужчина быстро поцеловал меня в губы:

     - Давай повременим с этим, хорошо? – улыбнулся он и отплыл от меня.

     Рабыни продолжили нас мыть.  После растирания полотенцем и ароматным маслом на меня надели новое платье, расшитое золотыми нитями. Полулежа на кровати, Гафур с ленивым интересом наблюдал, как служанки заплетают мои волосы в свободную прическу. Когда девушка накинула на мою голову платок, мужчина велел:

     - Убери это.

     Служанка покорно отошла, унося с собой платок. Я обернулась к мужчине:

     - Господин, я всегда покрываю свои волосы.

     - Больше нет. Больше ты не станешь их скрывать. Я и так терпел это слишком долго, - ответил Гафур и встал. Он взял что-то со стола и подошел ко мне. Через пару секунд на моей шее красовалось массивное золотое ожерелье с россыпью изумрудов. – Нравится?

     Я посмотрел на себя в зеркало, перед которым сидела, и притронулась к холодному металлу. Украшение было достойно королевы. Я не стала лукавить:

     - Оно очень красивое.

     Гафур повернул меня к себе и заглянул в глаза:

     - Я не спрашивал красивое оно или нет. Я спросил, нравится ли оно тебе.

     Я медленно кивнула:

     - Мне нравится, господин, - а потом тихо добавила: – Но новая книга мне бы понравилась больше.

     - Кто бы сомневался, но довольствуйся тем, что есть, - сказал он и легко щелкнул меня по носу.

     Мы вышли из его спальни и, пройдя небольшой коридор, оказались в другой комнате. Мое внимание сразу привлек низкий стол, на котором было расставлено множество различных блюд.

     - Доброе утро, - услышала я знакомый низкий голос и быстро глянула вглубь комнаты.

     На меня смотрели темные глаза, и я пропустила удар сердца.

     - Здравствуй, Аббас, - улыбнулся Гафур, подвел меня к столу и усадил на подушки. – Как прошла твоя ночь?

     - Спасибо, Гафур, все хорошо.

     Мужчина кивнул другу и посмотрел на меня:

     - Моя ночь тоже прошла очень хорошо.

     Мое лицо залила краска стыда, и я опустила голову. Гафур сел возле меня, а Аббас напротив. Мы начали завтрак, мужчины вели свой разговор, в который я не вслушивалась. Я очень остро ощущала на себе легкое проглаживание руки Гафура, и еще острее взгляд Аббаса, под которым мне становилась особенно неуютно. В какой-то момент я вскину на него взгляд, готовясь отразить осуждение, но не прочитал во взгляде мужчины ничего, кроме спокойствия. Завтрак, тянувшийся казалось вечность, наконец, подошел к концу, и Гафур, после легкого поцелуя в губы, отослал меня к себе. Я быстро поднялась и почтительно поклонилась, а потом мгновенно скрылась в коридоре, чувствуя на своей спине два мужских взгляда.

     Я стремительно шла по коридору гарема, не желая встречаться ни с кем, и только когда закрыла дверь своей маленькой спальни, перевела дух. Мне хотелось побыть одной и подумать обо всем, что произошло, но мне не позволили остаться одной. Сначала Ламис влетела в комнату, точно ураган, и радостно хлопая в ладоши, закружилась вокруг меня:

     - Моя девочка, я так рада за тебя! Так рада! Карим мне все рассказал. Теперь у нас много дел, надо собрать все твои вещи и перенести в спальню побольше.

     - Мне нравиться и эта спальня, - буркнула я.

     Ламис погрозила мне пальцем:

     - Ну, уж нет! Ты не можешь отказываться. Ты стала фавориткой господина, а значит, достойна только самого лучшего. И я лично прослежу за тем, чтобы оно у тебя было.

     Я не стала с ней спорить, это было бесполезно. Я медленно села на кровать, безмолвно наблюдая за тем, как Ламис и три рабыни занялись моими вещами. Через два часа я уже седела на новой кровати в новой, большой спальне, окна которой выходили в цветущий сад. Рабыни ушли и Ламис тоже, заяви, что у неё еще много дел, и я подумала, что, наконец, побуду одна. Но через пару минут дверь снова раскрылась, и улыбающаяся Батул вплыла в комнату, даже её я не хотела сейчас видеть.

     - Ты очень рада, я знаю, - устало произнесла я.

     Батул присела возле меня и улыбнулась:

     - Да, я рада. Похоже, гораздо больше чем ты.

     - Ты же все понимаешь

     — Понимаю.

     Батул обняла меня и начала гладить по волосам:

     - Вот увидишь, быть фавориткой не так и плохо. Все слушают тебя, выполняют любые прихоти и даже боятся. Мне нравилось, это тепленькое местечко, - улыбнулась она.

     - Я приберегу для тебя это «тепленькое местечко» и сразу отдам обратно, как только ты отойдешь от родов, - ответила я на улыбку улыбкой.

     - О, Джуман, оставь себе, теперь у меня будет место гораздо лучше. Я буду матерью первенца господина, а это важнее любой фаворитки. Так что как не крути, я все равно главнее тебя, - притворно строго сказала Батул, и мы рассмеялись. Девушка обвела взглядом комнату: – Хорошо, что Карим велел переселить тебя в эту спальню, моя рядом, так что теперь мы сможем гораздо чаще видеться. Тебе нравятся твои новые покои?

     - Да. Если бы только они не шли с довеском.

     Батул строго сказал:

     - Все, хватит плохих мыслей. Теперь у тебя начнется другая жизнь. Будь благодарна за неё. В гареме все говорят только о тебе и Исад, - подруга замолчала и как-то странно на меня посмотрела. Я взволновалась, понимая к чему клонит Батул. Я не хотела ничего знать, но подруга была намерена меня просветить: - Исад провела ночь с Аббасом.

     Я быстро поднялась с постели:

     - Не хочу ничего знать.

     - Исад делает печальный вид и говорит всем, что Аббас очень требовательный и жесткий любовник. А сама вся светится от удовольствия, точно путник в пустыне, который напился вдоволь у ручья, - продолжила Батул, будто и не слышала меня.

     Я резко обернулась к ней:

     - Сказала же, не хочу знать!

     - Нет, ты меня выслушаешь! – взвилась Батул и тоже встала. Я никогда не видела её такой, может и правда в ней растет сын господина, отважный воин, который и своей матери передает властную силу. – Он выбрал Исад вчера, как только вы с господином ушли, и не отпускал всю ночь. Ей он, как и тебе, дарил свою нежность и любовь.

     Я начинала злиться, но понимала, к чему она клонит:

     - Мне это не интересно.

     - А мне вот интересно: кого он выберет в следующий раз?

     - Батул, - остановила я девушку. – Я все поняла, хватит.

     - Нет, Джуман, не хватит! По глазам вижу, тебя задели мои слова. Но со временем я, надеюсь, твоя одержимость этим мужчиной пройдет. Так будет лучше для всех, особенно для тебя, - Батул подошла ко мне и сжала мои ладони: - Я забочусь о тебя, так же как ты обо мне. Я хочу уберечь тебя от беды.

     - Я знаю.

     Она улыбнулась и заметила:

     - Очень красивое ожерелье, все наложницы позеленеют от зависти.

     Я и забыла, что на мне был подарок Гафура. Я тут же захотела его сорвать и выбросить в окно, но остановила себя, ради спокойствия беременной подруги. Я улыбнулась:

     - Мне тоже оно нравится.

     Глава 12.

     Оказалось, самая большая привилегия фаворитки гарема, это всегда быть в курсе всех новостей. Я иногда, и сама не понимала, как до меня эти самые новости доходят. Но я была в курсе всего: где и с кем господин проводит время, кто бывает у него в гостях, и куда он уезжает; я знала, что готовит повар, что будут исполнять музыканты и танцовщицы, какими драгоценностями пополняется местная сокровищница и много другой ненужной чепухи.  Но самой невыносимой для меня была информация о других наложницах, о них мне рассказывали буквально все: что женщины едят, пьют, одевают, куда ходят, чем болеют, о чем говорят в спальнях, купальнях, садах, как проводят ночи с господином. От всех этих подробностей меня тошнило, но Батул наставляла, что это очень важная информация, которую непременно надо знать, чтобы в гареме был порядок. Я чувствовала себя работником тайной канцелярии, который следила за порядком в любом государстве. Но ведь Ламис говорила мне, что гарем и есть настоящее маленькое государство. Только я никак не могла взять в толк, почему именно мои уши должны быть пристанищем для этой информации, и что мне делать со всеми этими сведениями? Плести интриги я не хотела, а для развлечения сведения были чересчур личными и почти всегда скучными.

     Я надеялась, что место фаворитки даст мне больше свободы, но её стало еще меньше. Теперь возле меня постоянно кто-то ошивался, чтобы предугадать любой мой каприз. Меня это жутко бесило, но я старалась не срываться на безвольных рабынях, что выполняли чужой приказ. Я попробовала обратиться к Кариму, с просьбой уменьшить «надзор» надо мною, но он сказал, что это для моего же блага, и после этот «надзор», кажется, даже увеличился. Конечно, я могла бы просить Гафура, но мне не хотелось ни о чем его просить, наши отношения и так были чересчур странными. Мы как будто заключили временное перемирие, и, не сговариваясь, делали вид, что наше общее прошлое было беспроблемным. Он не требовал от меня ни слепой покорности, не любви, а я не злила его своим своеволием. Мы, как будто играли роль добрых знакомых, которые от нечего делать, еще и делят постель. В последнее время мне стало казаться, что мужчина получает большее удовольствие просто от моего общества, чем от близости. Хотя и её было немало. В постели была и страсть, и нежность, но Гафур больше не добивался от меня пылкого ответа. Во время нашей близости я отстранялась от всего, и как будто со стороны наблюдала за происходящим. Я старалась давить в себе любые мысли и эмоции, отрицательные и положительные, которые в последнее время, иногда закрадывались. В общем, через неделю я свыклась и кое-как привыкла к своему новому положению.

     Как оказалось, я обманула всех и себя в первую очередь.

     В обед было очень душно, как обычно, бывало перед дождем, и я прилегла отдохнуть, но тревожный сон не помог, я встала совсем разбитой. Меня чуть взбодрило купание, но процедура массажа и «натирания маслом», показалась настоящей пыткой. Я отослала служанок, которые не закончили начатое дело, и, конечно, через пять минут меня посетила строгая Ламис:

     - Ты должна следить за своей внешностью и здоровьем, - отчитала меня женщина и подала платье, которое я не любила больше всего, серебряные нити в ткани всегда натирали кожу.

     - Подай другое, это колется.

     - Ничего, потерпишь. Господин вечером придет в гарем.

     - Господин видел меня и без платья. Думаю, ему все равно, в чем я буду одета сегодня.

     Ламис насупила брови:

     - Зато другим наложницам не все равно.

     Я устало вздохнула, понимая, что спорить бесполезно. Я скрепя сердцем натянула на себя неудобное платье и стойко выдержала надевания бесчисленных украшений, которые, как нравоучительно повторяла Ламис, подтверждают мой новый статус. Но когда рабыни стали сооружать у меня на голове невообразимо сложную прическу, я взбунтовалась.

     - Ты что, не с той ноги встала? – спросила Ламис.

     - У меня к вечеру будет болеть голова от этой прически. Пойдет и обычная коса.

     - Не пойдет!

     Я развернулась к женщине, и мы сцепились взглядами:

     - Ты уже три ночи не была у господина, это не хорошо. Сегодня тебя надо очень постараться и привлечь его внимание.

     Я прищурила глаза:

     - Ты что ведешь учет моих ночей?

     - А как же! Я отвечаю за тебя. Не хватало еще, чтобы он остыл к тебе в такое время!

     - В какое «такое время»?

     - Лучшее, когда ты можешь... - Ламис резко замолчала и поджала губы.

     Я насторожилась:

     - Могу, что?

     - Не важно. Не хочет прическу, заплетите ей косу! – велела она рабыням и быстра вышла.

     Я перевела взгляд на служанок, которые тихо стояли рядом:

     - О чем она говорила?

     - Мы не знаем, госпожа.

     - Не врите мне! Вы все знаете!

     Они одновременно упали на колени и притронулись лбами к полу:

     - Просим вас, госпожа, не губите нас! Мы не можем сказать!

     Я раздраженно повела рукой, злясь на себя за несдержанность, которую проявила по отношению к этим безвольным девушкам. Они были еще более бесправны, чем я:

     - Все хорошо. Идите, я сама закончу прическу.

     - Но, госпожа...

     - Идите. Это моя прихоть, закончить прическу самой. Вы ведь должны исполнять мои прихоти, - я даже изобразила подобие улыбки.

     Они нерешительно переглянулись, быстро поднялись с пола и скрылись за дверью. Я глубоко вздохнула, чтобы успокоиться – предчувствие было не хорошим. Я умело справилась с прической и отправилась на поиски того, кто всегда знал больше, чем я, и мог поделиться интересующей меня информацией.

     Батул была в своей спальне, она сидела в удобном кресле, позволяя рабыням, заплетать её пышные волосы в две сложных косы. Я остановилась возле подруги и спросила:

     - Чего я не знаю?

     Батул подняла на меня взгляд и улыбнулась:

     - Ты, о чем?

     - Ты знаешь, о чем, - с нажимом сказала я.

     Пару секунд подруга сверлила меня взглядом, а потом махнула рабыням. Они быстро вышли. Женщина снова повернулась ко мне и приподняла брови:

     - Только неделю как фаворитка господина, а уже такой командный тон и взгляд. Быстро учишься.

     - Батул, я думала, между нами не будет тайн и притворства, никогда. Мне жаль, что я ошиблась, - я собралась уходить, но Батул остановила меня.

     - Сядь, Джуман.

     Я обернулась:

     - Твой тон не менее властный, - сказала я, а потом мы одновременно улыбнулись, и Батул протянула мне руки. Я присела возле нее и погладила подросший живот: - Как малыш, сегодня? Как перенес жару?

     - Пока спокойно, видно не хочет, чтобы маме было еще тяжелее.

     - Может тебе лучше остаться в комнате, а я побуду с тобой.

     - Нет, все хорошо. Не для того Ламис надела на тебя столько золота, чтобы ты покрасовалась в нем только передо мною.

     Я усмехнулась, а потом серьезно посмотрела на женщину:

     - Что происходит, Батул?

     Она замялась, не желая говорить, но все же ответила:

     - Я не хотела, чтобы ты узнала раньше времени. Кто проболтался?

     - Ламис.

     - Вот же болтливая курица, - я ждала, пока она продолжит. Батул сильнее сжала мои руки: - Джуман, тебе перестали давать траву, которая не позволяла семени господина укорениться в тебе. Гафур хочет, чтобы ты родила ему ребенка. Наши сыновья будут братьями, здорово, правда?

     Я прикрыла глаза и отшатнулась от подруги.

     - Тебе нехорошо? - она постаралась удержать меня за руки, но я встала и отошла. – Джуман, посмотри на меня. Все ведь хорошо, ребенок даст тебя успокоение, которое ты так и не смогла отыскать в своем сердце.

     Я обернулась к ней:

     - Успокоение! Неужели ты ничего не понимаешь? Он будет таким же рабом, как и я! А если родится девочка, что тогда? Её жизнь никогда не выйдет за высокие стены гарема? Ребенок не успокоит мое сердце, Батул, ребенок разорвет его на мелкие куски.

     Женщина прижала руки к груди и умоляюще посмотрела на меня:

     - Нет, ты не можешь так думать, Джуман.

     - А как еще я должна думать?

     Батул встала:

     - Тогда постарайся принять это со смирением. Ты ничего не можешь изменить.

     Я резко вскину взгляд, в котором зажегся огонь, огонь из сердца Джоанны:

     - Ты ошибаешься.

     Батул шагнула ко мне, с беспокойством вглядываясь в мое лицо:

     - Джуман, одумайся!

     - Мое имя не Джуман, - прорычала я. Она шагнула ко мне, но я предупредила: - Не ходи за мной, Батул. Подумай о ребенке, - и быстро вышла из комнаты.

     Я начала срывать с себя украшение, как только вошла в свою спальню, и бросать их прямо на пол. Следом полетело ненавистное платье, и я начала яростно расплетать волосы, вырывая пряди с корнем. Когда мое тело было свободно, а волосы распущенны я быстро надела на себя свободную тунику и выглянула в окно. Дождь лил непроглядной стеной, отличная погода для моего настроения. Я быстро выскочила в коридор, пробежала по узкой лестнице, которой обычно пользовались служанки, и выбежала во двор. Я никогда не думала, что дождь в жаркой стране может быть таким ледяным, но мне было все равно. Сейчас дождь охлаждал огонь, который бушевал во мне. Я намокла мгновенно, но быстро побежала по дорожкам сада, петляя и углубляясь, чтобы вездесущие служанки не сразу меня отыскали. Ведь Батул уже наверняка послала за мной погоню. Через пару минут плутаний по саду я наткнулась на высокую каменную стену, границу моей тюрьмы.

     Я больше не владела собой, все долго скрываемые эмоции нахлынули одной мощной волной. Я стала карабкаться по стене вверх, обламывая ногти и сдирая кожу на ногах и руках в кровь. Мне казалось, что если удастся перебраться за стену, я стану свободной, такой как была прежде. Но моя тюрьма была неприступной, и, потеряв все силы, я приткнулась к мокрым камням лбом, смиряясь с поражением. Мои ноги подогнулись, и я сползла на влажную траву, захлебываясь в отчаянном рыдании. Печаль, горечь и безысходность овладели мною. Я поджала к себе колени и осталась лежать на холодной чужой земле, которая навсегда останется для меня ненавистной клеткой.

     Дальше я помнила плохо. Было очень холодно и сыро. Потом чьи-то голоса — они звали меня, но звучали как в тумане. Меня куда-то несли и заботливо гладили по волосам. Потом жар, который пек ноги, бинты на раненых ладонях и снова чьи-то заботливые руки и ласковый голос. А потом я окончательно забылась в темном тумане.

     Я проснулась, ощущая тяжесть во всем теле, удушающий кашель сковал грудь. Я поняла, что заболела. Я обвела мутным взглядом небольшую спальню, она была незнакомой. Рабыня, которая прибежала на мой кашель, пояснила, что пока я была без сознания, меня перенесли в дальнюю часть дворца. Так как в гареме была беременная женщина, моя изоляция была мерой предосторожности. Разумное решение – я была с ним согласна.

     Теперь моими посетителями были лишь старый лекарь и девушка, которая приносила еду. Только они стали моей компанией, и вначале я была рада этому. Лекарь лишь быстро осматривал меня, давал горькие лекарства и уходил, а рабыня была не разговорчивой. Но проходили дни, мне становилось хуже, и на меня напала тоска. Временами меня мучил такой сильный кашель, что мне хотелось умереть, только бы он прекратился. А временами у меня ничего не болело, и тогда мне хотелось, чтобы снова напал кашель – хоть какое-то избавление от тоски. Так прошло пять дней, лекарства совсем не помогали, а лекарь с каждым днем все больше хмурился. По лицу старика я решила, что больна чем-то смертельным, или просто лекарь не знает, как меня лечить, и поэтому я все равно рано или поздно умру.

     А на шестой день, под вечер, лекарь принес в мою спальню какую-то коптилку, и едкий дым наполнил всю комнату. Я подумала, что он решил меня отравить, чтобы больше со мной не возиться. Но после ухода старика дверь открылась, и в комнату вошел Гафур. Он остановился у двери, рассматривая меня: в его взгляде я прочитала смесь тревоги и обвинения. Я медленно села на кровати и поправила спутанные волосы, а потом отвернулась и закашляла в очередном приступе болезни. Когда приступ закончился, я снова посмотрела на Гафура. В его взгляде осталась лишь тревога:

     - Лекарь говорит, моя жемчужина больше не хочет сиять.

     Я молчала, пристально глядя на мужчину. Гафур понял, что я не оценила его фигуру речи, и стал серьезным:

     - Мне рассказали о том, как ты заболела. Карим предположил, что у тебя помутился разум. Но я смотрю в твои глаза и не вижу помутнения. Что с тобой, Джуман?

     - Я больна грудной болезнью. Разве лекарь не сказал тебе?

     Он спрашивал совсем не об этом, но я молчала. Гафур сделал шаг ко мне, а я подняла руки:

     - Не нужно, чтобы ты заразился, - мужчина не послушал и присел на постель. Я максимально отодвинулась от него и спросила: – Как Батул?

     - Она очень расстроена из-за тебя. Говорит, что это её вина.

     - Передай ей, что это не так. Пусть не расстраивается, бережет себя и ребенка.

     - Она скучает о тебе... Я тоже скучаю, - мужчина хотел взять мою перебинтованную ладонь, но я отстранилась, а потом опять закашляла.

     Когда я перестала кашлять, Гафур тихо спросил:

     - Как ты поранила руки?

     Я посмотрела прямо на него. Чего он хочет от меня? Услышать правду, которую и так знает? Ну, хорошо, слушай:

     - Я пыталась перелезть через стену.

     - Это глупо. Ты бы погибла в пустыне.

     - Я знаю.

     - Тогда зачем...

     Я его перебила:

     - Потому что Карим прав, мой разум помутился. Теперь ты, наконец, отпустишь меня? Или у вас бешеных собак не отпускают, а перерезают горло, чтобы не мучились?

     Гафур прикрыл ладонью глаза:

     - Замолчи.

     Я не замолчала:

     - Зачем ты пришел сюда, Гафур? Что хотел здесь найти, что услышать? Мое раскаяние? Его здесь нет...

     Мужчина резко встал и отошел к двери, а потом обернулся. В его взгляде стоял гнев, но он с ним справился:

     - Может тебе что-то надо? Что я могу сделать для тебя, Джуман?

     Я задумалась лишь на мгновенье:

     - Отпустить, - тихо прошептала я. – Хочу умереть, как и родилась, свободной.

     Гафур сжал кулаки:

     - Нет. Ты не умрешь.

     Я горько улыбнулась:

     - От тебя в гареме зависит все, Гафур. Но это тебе не подвластно.

     - Я сказал, ты не умрешь!

     Я прикрыла глаза и откинулась на подушки:

     - Обними за меня Батул и поцелуй малыша. А лучше прочти ему сказку, Батул говорит, ребенка это успокаивает.

     - Посмотри на меня.

     - Я устала.

     Гафур не стал настаивать, а через минуту я услышала, как за ним закрылась дверь. Мне вдруг стало очень жаль себя – я отвернулась к стене и разрыдалась.

     Глава 13.

     Дни слились в один бесконечный момент, в который меня либо душил кашель, либо мучила тоска. Я потеряла им счет, а желание жить окончательно меня покинула. Похоже, это понял и лекарь. В последний свой визит, который был четыре дня назад, он лишь устало на меня взглянул, возвел очи к небу и прочитал короткую молитву. Я решила, что так старик меня отпел, окончательно умывая руки и передовая мою судьбу в руки их бога. Теперь только молчаливая служанка, приносила еду, к которой я почти не притрагивалась. Похоже, все ждали, когда я отдам небу душу, и я ждала этого больше всех. Я очень устала и хотела, чтобы это быстрее закончилось.

     И оно закончилось, но совсем не так, как я ожидала.

     В один из вечеров, появился лекарь и снова напустил едкого дыма. Я приготовилась встречать Гафура, но вместо него в комнату вошел Карим. Он строго меня оглядел и сказал:

     - Господин решил твою судьбу, Джуман. Он дарует тебе свободу. Ты отправишься на берег океана, там живет бездетная пара, они примут тебя как дочь. Надеюсь, твои последние дни на земле принесут тебе покой.

     Я с трудом приподнялась на кровати, не веря своему счастью, и тихо прошептала:

     - Спасибо.

     - Благодари господина, - ответил Карим и развернулся, чтобы уйти.

     Я повысила голос, чтобы мужчина меня услышал:

     - Прошу, скажи господину, что я не ошиблась, он хороший человек.

     Карим резко развернулся, его губы были сурово поджаты. Похоже, его совсем не обрадовали моя просьба, но после недолгих колебаний он кивнул и быстро вышел. Я опустилась на постель и прикрыла глаза, вымученная улыбка растянула губы.

     Я была не права: я освободилась от рабства раньше, чем умерла. Но не на много.

     Пожилая пара у океана действительно приняла меня как родную дочь. Или они в правду были добрыми, Или Гафур им щедро заплатил. В любом случае я была благодарна этим людям за радушный прием. Весь день я старалась проводить на воздухе, мой названый отец выносил меня на берег океана и укладывал на множество подушек, сил ходить самой у меня не осталось. Теперь я старалась не упустить ни одного мгновения своей жизни: впитывала кожей жгучее восточное солнце, зарывалась пальцами в белый горячий песок, вдыхала соленый ветер, слушала крики морских птиц и любовалась бескрайней синевой океана, которая дарил ощущение свободы. Я была по-настоящему счастлива. И даже приступы удушливо кашля, которые продолжали мучить меня, не могли испортить мое настроение. Ночью было сложнее – кашель усиливался, и я заглушала его подушкой, чтобы не беспокоить людей, которые заботились обо мне. Я почти не спала, ворочалась в постели, я с нетерпением ждала утра, надеясь, что увижу следующий рассвет. Долгожданная свобода вернула мне желание жить. Это и радовало, и тревожило одновременно: я боялась, что моя воля к жизни может победить болезнь, а если это произойдет, я могу снова стать рабыней гарема.

     Так я и жила – ходила по самой грани, стараясь не упасть и не лишиться ни жизни, ни свободы.

     С самого утра я снова сидела на песке, любовалась прибоем, когда очередной приступ скрутил легкие. Я повалилась на подушки и прижала ко рту руки, а когда кашель прошёл, просто перевернулась на спину и осталась лежать на песке неподвижно, даже не открывая глаз. Я часто так делала – я любила рассматривать яркие узоры, которые рисовало солнце, слепя закрытые веки.

     Неожиданно я почувствовала на себе чьи-то сильные руки, которые приподняли меня над землей и прижали к крепкому телу. Я услышала тихий шепот:

     - Джоанна, открой глаза. Я не мог опоздать?

     Я удивленно распахнула глаза – знакомый темный взгляд с тревогой впился в мое лицо. Аббас был здесь. Он удерживал меня, точно ребенка. Я быстро моргнула, сдерживая волну радости, которая неожиданно накрыла меня. Я чуть толкнула мужские плечи, насколько хватило сил, и скрыла неуместную радость за показной язвительностью:

     - Смотря, к чему ты спешил? Если увидеть мое хладное, коченеющее тело, то ты даже рано. Приезжай недели через две.

     На его лице появилась тревожная улыбка, от которой в моем животе запорхали бабочки. Мужчина заметил:

     - Ты плохо выглядишь.

     Я возмутилась и сильнее его толкнула. Он прижал меня крепче к себе и встал на ноги.

     - Отпусти меня!

     - Не командуй, Джо, - он развернулся и понес меня к дому.

     Я снова хотела возмутиться, но на меня напал очередной приступ кашля. Мужчина прижал меня крепче и ускорил шаг. Аббас вошел в дом моей названой семьи и аккуратно положил меня на тахту. Я хотела встать, но ко мне быстро придвинулся какой-то седой старик. Умным, глубоким взглядом он стал внимательно рассматривать мое лицо из-под нелепых толстых очков, которые висели на носу. Я чуть подалась назад, смущаясь от такого пристального внимания. Аббас пояснил:

     - Это лекарь. Он поможет тебе.

     Старик отвернулся и начал копаться в своем врачебном чемодане. И только сейчас я заметила, что на нем не восточный халат и тюрбан, а европейский костюм. Я затаила дыхание:

     - Вы европеец?

     Доктор быстро глянул на меня и кивнул. Я подалась к нему:

     - Вы поможете мне? Я дочь графа, меня похитили и...

     Аббас шагнул к нам, и я оборвала свою речь:

     - Он поможет тебе поправиться, Джоанна, и только. Больше не в чем. Забудь, - был холодный ответ Аббаса мне и предупреждение для врача. Суровый взгляд жег мое лицо.

     Я перевела взгляд на старика, который доставал из своего чемодана какие-то врачебные инструменты. Ну, уж нет, хватит с меня лекарей и их бесполезных горьких микстур! Я не хочу выздоравливать и терять то хрупкое счастье, которое обрела здесь. Я с трудом оперлась на руки и села в постели:

     - Мне не нужен врач. Уже и умереть спокойно не дадут.

     Старик одарил меня лукавой улыбкой и повернулся к Аббасу:

     - Если больная способна шутить, значит, она вовсе не при смерти, как вы говорили, - врач снова посмотрел на меня. – Симулируете барышня?

     Я негодующе распахнула глаза и уже собиралась ответить какую-нибудь колкость, когда задохнулась в приступе кашля. Я упала на постель, а врач сдвинул брови. Он быстро придвинулся ко мне с трубкой в руках, которую приставил к моей груди. Старик прислонился к трубке ухом и стал слушать мой кашель. Когда приступ прошел, врач убрал трубку и хмуро посмотрел на Аббаса:

     - Жар на грудь, эвкалиптовый пар и маслянистая микстура излечит её. Но надо спешить, болезнь запущена.

     Аббас кивнул и повернулся к пожилой паре, которая приютила меня. Они все это время тихо стояли у двери:

     - Соберите её вещи.

     Женщина быстро кивнула и вышла, а я в очередной раз возмутилась:

     - Нет. Я никуда с тобой не поеду!

     Аббас пронзил меня суровым взглядом:

     - Поедешь, Джоанна

     - Нет. Не поеду! Ты не можете мне указывать. Я теперь могу сама принимать решения. Гафур даровал мне свободу!

     - Я знаю, - кивнул Аббас

     Знаю и все? Я прикусила губу, понимая, что это означает, и решила зайти с другой стороны:

     - Прошу вас, господин, оставьте меня здесь. Я счастлива здесь. Прошу!

     Аббас посмотрел на меня, и я не нашла ни тени сочувствия в мужском взгляде:

     - Ты поедешь со мной. Это решено.

     - Пожалуйста, - прошептала я одними губами.

     - Нет, - было мне приговором и Аббас вышел из дома.

     Я устало прикрыла глаза – моя призрачная свобода закончилась, не успев начаться. Когда-то я хотела избавиться от гнета Гафура и принадлежать только этому мужчине. Бойтесь своих желаний, они имеют свойства исполняться.

     Путешествие было коротким, оказывается Аббас тоже жил на берегу океана. Это чуть подняло мне настроение. Его дом и вправду, как шептались наложницы, был не большим, в сравнение с дворцом Гафура. Три этажа из белого камня, встретили меня простором светлых комнат, с высокими потолками и большими окнами. Не было ни позолоты на потолке, ни росписи на стенах, ни мрамора на полу. Все было аскетично и просто, но мне, уставшей от приторной роскоши, понравилось, пока я не увидела свою спальню. Комната разительно отличалась от других, в ней было неимоверное количество всякой мебели и предметов интерьера. Казалось, кто-то решил устроить в спальне склад роскоши и великолепия.

     Я недоуменно посмотрела на Аббаса, который внес меня в комнату на руках:

     - Я буду жить в это комнате? Теперь я одна из твоих вещей, которые ты складируешь здесь?

     Мужчина нахмурился и строго глянул на женщину средних лет, которая стояла подле нас. Её звали Фаиза, она была смотрительницей хозяйства, главной женщиной в доме. Фаиза в тревоге заломила руки:

     - Простите, госпожа. Я просто не знала, что из мебели придется вам по вкусу, поэтому решила принести много чего. На ваш выбор. Вы только скажите, что оставить, а что убрать.

     Я не успела ответить – мучительный кашель сковал грудь. Аббас бережно прижал меня к себе, удерживая и укачивая. За меня ответил доктор:

     - Потом займетесь обустройством покоев, когда девушка поправится. А пока все тут лишнее, кроме кровати. Мою пациентку надо поселить в теплой комнате, с маленьким окошком и толстыми каменными стенами. Есть такая комната?

     Фаиза быстро кивнула и выбежала за дверь. Аббас развернулся и понес меня следом. Вскоре я лежала на небольшой кровати, а слуги, под чутким руководством доктора выносили из небольшой комнаты ненужную мебель и предметы интерьера. Они снимали шторы с окна, складывали балдахин с кровати и скручивали персидский ковер. Вскоре в комнате осталась только кровать, небольшой столик и стул, который доктор затребовал для себя. Я осмотрела голые стены усталым взглядом и спросила у старика, который расставлял на столике лекарства и медицинские приборы:

     - Добились желаемого сходства?

     - Что? – переспросил он.

     - Сходства с палатой в публичной европейской больнице.

     Его лицо озарила лукавая улыбка:

     - Вам-то откуда знать, какие там палаты, барышня. Вы же назвались дочерью графа...

     Нас прервал Аббас, он решительно подступил к кровати и обратился к врачу:

     - Мы все вынесли из комнаты, как вы и велели. Дальше что?

     - А дальше нужно плотно закрыть окно и прибить к двери с той стороны плотную ткань, а лучше ковер. Еще понадобиться жаровня с камнями. Наша задача сделать из комнаты настоящую баню, и поддерживать температуру несколько дней, чтобы хорошенько прогреть её грудь.

     Аббас кивнул слугам и те тут же принялись исполнять приказ. Когда все было сделано, доктор взглянул на меня:

     - Ну что, милочка, готовы побороться за свою жизнь? - я нерешительно кивнула. Доктор улыбнулся: - Тогда приступим к лечению.

     Лучше бы я умерла от бесполезных микстур восточного лекаря, чем терпеть то адское лечение, которое придумал для меня этот европейский шарлатан. А я и вправду была как в аду – температура в комнате поддерживалась очень высокая. Три неимоверно долгих дня мучитель не выпускал меня из сооруженной им палаты и не сбавлял жара, который исходил от двух небольших жаровен. Горячий воздух врач постоянно наполнял тяжелым ароматом каких-то трав и масел, что делало пребывание в каменной палате еще более невыносимым. Доктор, имя которому было Рональд, а на деле Изверг, постоянно натирал мою грудь какими-то жгучими смесями и заставлял пить горячие микстуры. Он видно решил сжечь меня заживо и снаружи, и внутри.

     Но надо отдать Рональду должное, через три дня мне стало легче: кашель уменьшился, боли в груди почти прошли. Тогда из моей комнаты вынесли одну жаровню, а вторую зажигали только ночью, чтобы поддерживать тепло. Через пять дней меня вынесли на несколько минут на воздух, а через семь разрешили выйти самой на целый час. Через десять дней я покинула импровизированную палату с окончательным диагнозом – полностью здорова.

     Глава 14.

     Я сидела в удобном кресле и куталась в шелковую шаль, скорее на правах недавней больной, чем от холода. Проворные рабы, под строгим надзором Фаизы, разбирали завалы роскоши в моей спальне. Каждый раз, прежде чем унести какую-то вещь они на секунду замирали, в ожидании моего приговора. Отрицательных было больше чем положительных, и вскоре комната стала просторной и уютной. Я обвела взглядом свой новый дом и улыбнулась женщине:

     - Так гораздо лучше, спасибо.

     - Еще раз простите меня, госпожа. Когда господин Аббас сообщил мне, что привезет вас в дом, я решила, что вы захотите жить в роскоши.

     - Я приелась ею в прошлом месте своего обитания, - я посмотрела в большое окно, через которое было видно океан. – Давно ты живешь в его доме?

     - Как только дом был построен. Пять лет назад, господин перевез меня сюда из дома своих родителей.

     - Ты смотришь и за хозяйством, и за гаремом? – задала я интересующий меня вопрос.

     - Только за хозяйством, госпожа. В этом доме нет гарема.

     В этом доме нет, значит, есть в другом, подумала я и посмотрела на женщину:

     - Я стану помогать тебе с хозяйством, если ты не будешь против этого, Фаиза.

     Женщина кивнула, но пояснила:

     - Как решит господин.

     Я понимающе улыбнулась и отпустила Фаизу, у которой должно быть много дел. Я снова посмотрела в окно – меня неимоверно мучил один вопрос, на который женщина вряд ли могла ответить: «Если здесь нет гарема, на правах кого я нахожусь в этом доме?»

     Я решительно поднялась на ноги и вышла из комнаты. Все пора брать жизнь в свои руки, не зря же я забрала её из рук смерти?

     Нужный мне человек нашелся не сразу, но, когда знакомое лицо промелькнуло в окне первого этажа я, не задумываясь, вышла на улицу. Аббас тренировался в боевых искусствах со своим рабом: босые ноги быстро ступали по белому песку, сильные руки молниеносно разили цель, обнаженный торс искрился от пота, напряженный взгляд не упускал ни одной мелочи. Я замерла на месте, любуясь красивым мужчиной, который очень легко и грациозно вел смертельную схватку. Я растворилась в увиденном, поэтому не сразу осознала, что мое появление замечено. Аббас кивком головы отпустил раба и подошел ко мне:

     - Зачем ты вышла из комнаты?

     Очарование момента разрушил его резкий вопрос. Я вскинула подбородок:

     - Я что пленница в этом доме?

     Мужчина внимательно осмотрел мое лицо и сказал:

     - Ты только оправилась от болезни, а на улице сегодня сильный ветер. Вернись в дом, - он сделал шаг вперед, и мне пришлось попятиться, ступая в тень крыльца.

     От меня не укрылся этот акт силы и превосходства, и я сделала еще два шага назад, чтобы увеличить расстояние между нами:

     - Ты не ответил на мой вопрос. Я твоя пленница?

     - В плен берут после сражения. Не помню, чтобы между нами было что-то подобное, - его взгляд стал ласков, а голос насмешлив. – Я бы это точно запомнил.

     Я сделала еще один шаг назад и вскинула голову:

     - Тогда кто я в твоем доме?

     Взгляд мужчины ласково скользнул по моему телу, но, останавливаясь на моих босых ногах, стал хмурым:

     - Ты не надела туфли, - мгновение и Аббас уже заносит меня в дом, прижимая к груди. В первое мгновение я хотела воспротивиться его близости, но потом уступила: не каждый день тебя носят на руках, так нежно прижимая к себе. Аббас занес меня в мою спальню и бережно уложил на постель. Он навис сверху, внимательно изучая мои губы. Я быстро их облизала, и его взгляд переместился к глазам, в нем пылала страсть: - Не соблазняй меня, Джо. Я сделан не из камня.

     - Правда, а мне казалось именно из камня, - с придыханием ответила я и не нашла ничего лучше, чем сомкнуть пальчики на мужских накаченных плечах.

     Внутри у мужчины что-то завибрировало, и он издал тихий рык:

     - Доктор сказал, что тебе нужен отдых и покой еще несколько дней...

     - А потом?

     - А потом я буду любить тебя страстно и долго, - ответил Аббас и резко встал с постели. – Отдыхай.

     Он направился к выходу, а я села в кровати:

     - Аббас! – мужчина обернулся. – Кто я для тебя?

     - Моя женщина, - было мне ответом, и он ушел.

     Я опустилась на кровать и прикрыла глаза: я получила ответ, который ничего не объяснил, а оставил после себя еще больше вопросов.

     Вечером мне, наконец, разрешили спуститься в общий зал поужинать. Нас было трое я, Аббас и Рональд, доктор все еще оставался в доме. Меня обложили подушками и теплыми шалями, а заботливые слуги подавали еду.

     - Откуда вы родом, доктор?

     - Из Англии.

     - Я тоже...

     Мое оживление прервал Аббас:

     - Я запрещаю вам говорить об этом.

     Я удивленно посмотрела на него:

     - Почему?

     - Потому что в моем доме, будут делать то, что я велю.

     - Мы можем выйти во двор, - резонно заметила я. – Правда, доктор?

     Старичок посмотрел на меня:

     - Прошу вас, барышня, не впутывайте меня в это. Я хоть уже и стар, но еще хочу пожить, - усмехнулся он.

     Я недовольно посмотрела на Аббаса:

     - И о чем же тогда нам можно говорить в твоем доме?

     - О чем хочешь, Джоанна, но не об этом, - Аббас снова занялся едой.

     Я посмотрела на старика:

     - Как давно вы здесь, на востоке?

     - Три года. До этого я путешествовал по Индии и Китаю.

     - Значит, вы давно не были на родине? – Аббас снова строго посмотрел на меня. Я вскинула брови: - Что? Может, ты сразу огласишь весь список тем, запретных в твоем доме?

     - Думаю, господин Аббас не хочет, чтобы мы говорили про Англию, - понимающе кивнул Рональд. – Не хочет, чтобы я узнал ваше полное имя, Джоанна, и как-то связался с вашими родными. Я прав?

     - Да, - ответил Аббас и посмотрел на меня: - Ты больше никогда не увидишь Англию. Забудь о ней. Теперь твой дом здесь.

     Я разозлилась:

     - Здесь? Здесь это где? В гареме Гафура? В хижине на берегу океана? В твоем доме? Где? Здесь?

     Аббас мрачно смотрел на меня:

     - Ты еще не здорова. Ты рано вышла из своей комнаты, - он подозвал служанку и велел ей проводить меня в спальню.

     Я резко встала:

     - Понятно. Здесь, это в твоей тюрьме, которая заменила тюрьму Гафура, - я уклонилась от заботливых рук служанки и прошла к двери, а потом обернулась к доктору: - Мое имя леди Джоанна, я единственная дочь графа Толбота. Передайте ему, если уведете, что его дочь еще не забыла своего настоящего имени, как бы её к этому не принуждали.

     Я развернулась и скрылась за дверью, стараясь не думать о гневном взгляде Аббаса, которым он проводил меня. Я быстро поднялась в свою комнату и отправила служанку. Не успела я сделать и двух шагов, как дверь в спальню распахнулась, ударяясь о стену, и передо мною предстал разгневанный мужчина. Аббас вошел в спальню и закрыл дверь:

     - Я запретил тебе говорить об этом, - прорычал он.

     - А мне плевать, что ты запретил.

     - Джоанна...

     - Джуман! – перебила я его. – Если ты обращаешься со мной как с рабыней, то и называй меня как рабыню! - он сделал шаг ко мне, и я не отступила: - Лучше бы я умерла на том пляже свободной, чем снова попасть в рабство.

     Мужчина обхватил мои плечи руками и сжал:

     - Замолчи. Не смей больше говорить о своей смерти.

     - Не говори о том, не говори об этом! Может проще отрезать мне язык, тогда я точно не смогу нарушать твои запреты!

     Его взгляд сузился:

     - У тебя что-то болит? Поэтому ты не в духе сегодня?

     Я вырвалась из его рук:

     - У меня болит душа! Я больше не хочу быть рабыней. Больше не хочу жить по чужой указке. Не хочу исполнять чужие прихоти. Зачем ты забрал меня из той хижины? Там я была счастлива!

     - Ты болела, тебе нужна была помощь.

     - Ну, вот я снова здорова. Так отвези меня обратно. Отпусти меня!

     - Нет, - спокойно, но твердо ответил он.

     Я прикрыла глаза – круг замкнулся. Я снова там, от чего бежала. Я почувствовала на своих плечах его сильные руки, Аббас привлек меня к себе. Я позволила ему это – у меня больше не осталось сил бороться. Аббас зашептал в мои волосы:

     - Ты больше не рабыня, Джо. Не в моем доме. Здесь ты свободна, здесь ты госпожа.

     - Если я свободна я могу уйти...

     - Можешь, но я не отпущу тебя. Никогда не отпущу, - мужчина обхватил мое лицо ладонями, вынуждая смотреть на него: - Я воин, Джоанна, я видел в своей жизни столько боли, страха и смерти, что мое сердце ожесточилось, оно стало глухо к чувствам и эмоциям. Но там, на том корабле я увидел хрупкую женщину, которая сражалась со своей судьбой, с таким отчаяньем и яростью, как не каждый янычар на поле брани. Я удивился, откуда в ней столько силы? Где она её берет? Ты кричала, когда надо было молчать, и молчала, когда моя плеть тебя жалила. И даже тогда, когда сделала вид, что смирилась, я знал, что это только притворство. Ни моя плеть, ни гарем Гафура, ни смертельная болезнь не смогли сломить твой дух. Ты все еще живешь, Джоанна, все еще не потеряла самой себя, и я рад этому. Потому что именно та храбрая женщина, которую я увидел на корабле, заставила мое сердце стучать быстрее. Ты оживила мое сердце к чувствам и эмоциям. Я испытал сострадание к твоей беде, жгучую ревность к Гафуру и сильное желание обладать тобой. Я думал, что это пройдет, после нашей совместной ночи, но это не прошло. Эмоции усилились и стали съедать меня заживо. Я потерял себя, потому что ты не была моей, - он вздохнул. Я не верила, что этот сильный суровый воин, способен на такие искренние слова. Но его взгляд не мог врать. Аббас смотрел на меня, и я видела его душу. – А теперь ты здесь, со мной, и просишь, чтобы я отпустил тебя? Нет, Джоанна, я не отпущу тебя. Я просто не найду в себе силы от тебя отказаться. Ведь только с тобой я забываю о жестокости в своем сердце и хочу стать лучше. Только рядом с тобой.

     Я подняла руки и накрыла его ладони, которые все это время удерживали мою голову:

     - Так стань лучше, подари мне свободу. Я знаю, ты сильный, ты сможешь...

     Аббас отошел:

     - Нет. Не проси о том, чего я сделать не могу. Я выполню любую твою просьбу, Джо, только не эту.

     - Другой просьбы у меня нет.

     Мужчина пристально посмотрел на меня:

     - Она появиться, Джо, и я с радостью её выполню. А сейчас отдыхай. Ты устала.

     - Я устала отдыхать, - возразила я.

     Он усмехнулся:

     - Ну, тогда можем спуститься вниз, думаю, Рональда уже и след простыл. После того как врач узнал твое имя, будет всяческий меня избегать. Боится за свою голову.

     - Но ведь он напрасно боится, верно?

     - Конечно, он спас тебе жизнь. Я обязан ему. Но, Джоанна, прошу, больше не заводи с ним таких разговоров, ты его смущаешь. Он ничем не сможет тебе помочь. Ничем. Врач, так же как и ты, больше никогда не увидит Англию, он слишком стар для такого долгого путешествия. Рональд сам мне в этом признался.

     Я согласно кивнула, понимая, что, наверное, Аббас прав – ведь Рональд показался мне истинным джентльменом. Врожденное благородство может преобладать над чувством самосохранения, и он может предпринять безумную попытку мне помочь. Но она вряд ли увенчается успехом.

     Аббас как будто прочитал мои мысли и взял за руку:

     - Джоанна, я хочу, чтобы ты осознала все до конца. Ты останешься здесь, в моем доме, даже если твои родственники узнает, где ты. Даже если они приплывут сюда и осадят мой дом, чтобы спасти тебя из плена, я тебя не отпущу. Я воин, Джоанна, и привык сражаться за то, во что верю, за то, то мне дорого. Ты дорога для меня, и я буду за тебя сражаться: безжалостно и до конца. Не думаю, что ты захочешь для своих родных такой судьбы, так что оставь все как есть. Прошу, смирись.

     Я молчала. Я не хотела говорить Аббасу, что смирюсь, потому что это не так. Я думала, что никогда не увижу мир по ту сторону каменного забора гарема Гафура – но вот я по ту сторону. Значит и другое возможно. Но я не буде об этом думать, ни сегодня, ни сейчас. Я с легкостью сменила тему:

     - Если честно, я голодная. Так что с радостью доем свой ужин.

     Аббас кивнул, принимая мой уход от важной темы, и мы спустились вниз. Рональда и вправду уже не было в столовой, и мы спокойно продолжили ужин. Я улыбнулась служанке, которая подала мне бокал с медовой водой, и посмотрела на Аббаса:

     - Я бы хотела помогать Фаизе в её делах. Она сказала, что решение за тобой.

     - Ты не служанка в моем доме.

     - Да, я знаю, ты говорил. Но мне будет скучно без дела, а это сможет меня развлечь. Я же не говорю, что сразу брошусь в тяжелую черную работу. Так легкие дела, для того чтобы занять время.

     Он медленно кивнул, а потом сказал:

     - В моем доме есть книги, Фаиза покажет тебе. Ты ведь любишь читать?

     Я оживилась:

     - Да, люблю. Очень. Спасибо.

     - Я скоро уеду на пару недель, могу привезти тебе и другие книги, если хочешь. Только скажи, какие ты хочешь?

     Я радостно улыбнулась:

     - Я подумаю и скажу тебе, - а потом, помолчав, спросила: - Как скоро ты уедешь?

     - Через три дня. Если тебе что-то будет нужно, обращайся к Фаизе. Она присмотрит за тобой.

     - Я ведь уже не маленькая, и могу обойтись без няньки.

     Аббас внимательно на меня посмотрел:

     - Она убережет тебя от глупостей.

     Я грустно улыбнулась:

     - Значит она мой тюремщик?

     - Нет, Джо. Ты не в тюрьме.

     Я кивнула, мне не хотелось больше спорить и говорить об этом:

     - Да, я поняла.

     Мы на пару минут молчали, занявшись едой. А потом я снова спросила:

     - Почему в твоем доме нет гарема?

     Мужчина вскинул на меня внимательный взгляд:

     - Он мне не нужен.

     - Ты ведь восточный мужчина...

     - Я знаю, кто я, - ответил Аббас, перебивая меня, а потом добавил: – Я часто в разъездах.

     Это многое объясняло, многое, но не все. Я кивнула, принимая данный ответ, и снова занялась едой. Аббас придвинулся ко мне и, зацепив пальцами подбородок, заглянул в глаза:

     - Теперь я буду бывать дома чаще, не волнуйся об этом, - он неверно истолковал мой вопрос. Мужчина наклонился и нежно поцеловал меня в губы. Я прикрыла глаза, отдаваясь моменту. Как бы я не пыталась убедить себя в обратном, я скучала о нем, о его нежных руках и страстных губах. Аббас притянул меня к себе на колени, и его поцелуи сместились на шею. Я обхватила мужчину за плечи, поощряя.

     - Как же сильно я хочу тебя, - прошептал Аббас.

     Я хотела его не меньше, поэтому обхватила мужскую голову руками, и потянула к своему лицу. Наши взгляды встретились:

     - Так же сильно как я, - было ему ответом, а после я страстно его поцеловала.

     Аббас сразу пришел в движение и уложил меня на подушки, а его руки сместились на мои бёдра, сжимая:

     - Доктор сказал, еще несколько дней...

     - А мы ему не скажем, - улыбнулась я, сжимая мужские плечи. – Через пару дней ты уедешь, на целых две недели. Не хочу ждать так долго.

     Аббас пару мгновений рассматривал меня, решая что-то, а потом снова поцеловал. Его губы горели такой страстью, что я сразу поняла – эту ночь я проведу не одна. Мужчина не стал возиться с застежкой моего платья и просто разорвал ту на груди. Я встревожилась:

     - Если кто-то сюда войдет?

     Аббас накрыл мою обнажившуюся грудь горячими ладонями и нежно сжал:

     - Тот лишиться головы.

     Я чуть успокоилась. Конечно не из-за того, что поверила, что Аббас приведет свое обещание в исполнение. Просто понадеялась, что слуги дома знают о том, что тревожить хозяина не стоит. Мои мысли прервались из-за горячих мужских пальцев, которые уже забрались под юбку и поглаживали внутреннюю поверхность бедра. Они неумолимо приближались к цели. От одной этой мысли я подогнула пальчики на ногах, и легкий спазм удовольствия пронзил тело. Аббас навис сверху, в его взгляде светилось чисто мужское превосходство:

     - Ты так сильно по мне скучала, Джоанна?

     Я не стала врать и скрывать очевидное, а закинула руки ему на плечи и притянула к себе:

     - Да, так сильно. Не проходило ни дня, чтобы я не думала о тебе после той нашей ночи. Ни дня, ни минуты.

     - Я тоже скучал о тебе. Но думал, что уже навсегда тебя потерял, когда узнал, что Гафур сделал тебя своей фавориткой.

     Я не хотела сейчас говорить об этом и вспоминать дни в гареме, я потянула мужчину на себя и поцеловала. Больше мы не теряли времени на слова, полностью отдаваясь потребности тел. Его поцелуи жгли кожу шеи, груди и живота. Мои ногти оставляли борозды на его плечах и спине. Моя юбка давно была сорвана и откинута в сторону за ненадобностью. Я обхватила мужчину ногами, полностью отдаваясь страсти и теряясь в ней. Я хотела в ней раствориться, чтобы забыть обо всем том насилии и боли, которое перетерпела в прошлом.

     Я, наконец, была с тем мужчиной, с которым хотела быть. И не важно, что, по сути, я сменила одного хозяина на другого, одну золотую клетку на другую, один плен на другой. Это сейчас не имело для меня никакого значения. Я хотела быть здесь, с этим мужчиной. Значит, мой плен был добровольным.

     Аббас прикусил кожу на моей шеи, и я потеряла все мысли. Его твердая плоть прижалась к моему лону, и он несильно надавил. Моё тело за время болезни отвыкло от вторжения, поэтому первые секунды немного сопротивлялось. Но через мгновение мужчина уже был внутри. От силы накативших на меня ощущений я зажмурилась и крепче сжала мужские плечи. Аббас замер:

     - Ты очень тугая. Я причиняю боль?

     - Нет. Только, пожалуйста, не спеши.

     Он начал медленное движение, внимательно наблюдая за моей реакцией. Это ощущалось очень правильно и хорошо, хоть и приносило легкую саднящую боль. Аббас откинулся назад, усаживаясь на колени, чтобы тут же начать ласкать мой воспаленный страстью клитор. Я попыталась оттолкнуть его руки, но он перехватил их одной рукой, а второй продолжил ласку. Его толчки были медленными и неглубокими, но в связи с ласками клитора мгновенно довели меня до разрядки. Я вцепилась пальцами в мужскую ладонь и выгнула спину, а через пару мгновение все тело окутала расслабленная нега.

     Я посмотрела на мужчину и потянула его на себя:

     - Больше можешь не сдерживаться. Люби меня так сильно, как хочешь.

     Аббас сразу меня послушал и наш нежный неспешный секс, превратился в быстрый и страстный. Его руки удерживали мои над головой, а толчки стали резкими и глубокими. Я зажмурилась, ощущая, как во мне с новой силой закручивается пружина яркого удовольствия. Я больше не могла этого терпеть, поэтому стала ему отвечать, приподнимая бедра. Наше безумство длилось и длилось, пока мы вместе не сорвали в пропасть, погружаясь в волны оргазма.

     Глава 15.

     Я проснулась от нежного прикосновения солнца к коже, его лучи мягко светили сквозь неплотные занавески. Я потянулась и открыла глаза в незнакомой спальне. Мой разум услужливо подсказал мое месторасположение – эта спальня Аббаса, в которую мужчина перенес меня ночью. Я огляделась, здесь всё было по-военному аскетично: только самая необходимая мебель и никаких тебе излишеств или украшательства. Хозяина комнаты нигде не было видно, и поэтому я решила, что могу еще немного воспользоваться его гостеприимной постелью. Я глубже зарылась в шелковые простыни и прикрыла глаза. Воспоминания о прошедшей ночи заставили меня сладко улыбнуться, хотя некоторые мышцы болели до сих пор – это была чудесная ночь. Нежность и страсть, нега и несдержанность, сила и ласка – все слилось в один незабываемый калейдоскоп. Мне было хорошо и телом, и душой впервые за долгое время.

     Моё утреннее уединение нарушила служанка. Она почти беззвучно проскользнула в комнату, с огромным подносом еды. Я улыбнулась ей:

     - Я уже не сплю.

     - Простите, госпожа, не хотел вас будить.

     - Ты и не разбудила, - я посмотрела на поднос, который просто ломился от всяких яств: - Это все для меня?

     - Для нас, - услышала я и быстро посмотрела на вход.

     Аббас выглядел отдохнувшим и бодрым, как будто всю ночь не занимался со мной любовью, а крепко спал. Его волосы были влажными, а на темной коже поблескивали капли воды. Я позавидовала ему, я бы тоже сейчас с радостью окунулась в бассейн с прохладной водой. Служанка быстро поставила поднос на низенький столик у кровати, поклонилась и вышла. Мужчина присел на постель и, улыбаясь, потянул за край простыни, в которые я куталась:

     - Доброе утро, Джоанна. Рад, что ты уже не спишь. Ты нужна мне.

     Я улыбнулась в ответ, но сильнее вцепилась в простыни, не позволяя оголить свое тело:

     - И тебе доброе утро, Аббас. Но мне сейчас нужно искупаться.

     - Сначала мои потребности, потом твои, - усмехнулся мужчина и резко дернул простыни на себя. Я не смогла их удержать и предстала пред ним, во всей своей наготе. Аббас, не теряя времени, быстро склонился надо мной, заключая в плен своих темных глаз и сильных рук: - Когда я получу желаемое, тогда и ты получишь своё утреннее купание.

     - Почему такая несправедливость? Почему твои желания мы исполняем первыми? – картинно возмутилась я, поглаживая его плечи.

     Аббас наклонился и быстро меня поцеловал:

     - Потому что ты на востоке, Джо, здесь главный мужчина.

     - А женщина должна удовлетворять любое его желание?

     - Ты сообразительная, - мужские глаза загорелись страстью. – И очень соблазнительная. Особенно сейчас, когда еще не до конца проснулась.

     - Ты тоже соблазнительный, особенно с каплями воды на коже. Так и хочется тебя лизнуть, - сказав это, я сделала, что хотела.

     Аббас рассмеялся и страстно меня поцеловал. Но я не хотела сейчас играть по его правилам, я хотела сделать ему приятное, и тут же сама загорелась от этой мысли. Я вывернулась из его объятий и толкнула мужчину на спину. Он усмехнулся, но подчинился. Я быстро его оседлала и прижала крепкие запястья к кровати над его головой:

     - Теперь ты мой пленник!

     Он с легкостью поднял руки, хотя я и старалась их удержать, и сжал мои бёдра. Его сила была несоразмерно больше моей. Мужчина улыбнулся:

     - Уверенна, что я твой пленник, а не наоборот?

     - Да. Но ты должен мне немного поддаться, - попросила я. Аббас согласился и вернул свои руки, где они и были. А провела пальцами по мужским ладоням, предплечьям, плечам. Поласкала мужскую грудь и живот, и, наконец, приблизилась к своей цели. Я уже запустила руки в мужские шаровары, когда Аббас остановил меня:

     - Ты не должна.

     - Но я хочу.

     Он секунду рассматривал меня, а потом кивнул. Я продолжила с того места где меня прервали. Я поласкала мужской член пальцами, а потом наклонилась и лизнула. Когда Аббас резко вздохнул, а его плоть увеличилась у меня в руке, я полностью осмелела и прихватила член губами. Моя ласка была неспешной, я сама задавала темп, мужчина не торопил меня. Это так сильно отличалось от того, к чему я привыкла в прошлом, что не вызвало ни капли неприятия. Я с удивлением поняла, что такая близость зажигает не только его страсть, но и мою. Мужчина, как будто почувствовал мое состояние, нежно потянул меня за волосы и отстранил от себя. Я воспротивилась, не желая прерывать свою ласку, он Аббас был настойчив. Он подхватил меня за талию, приподнял над кроватью и усадил на свой возбужденный член. Я со стоном втянула воздух – так хорошо это ощущалась. Мужчина начал медленные толчки, а я уперлась ладонями ему в плечи, удерживая вертикальное положение.

     - Тебе не понравилась моя ласка? – тихо спросила я, потому что мне было важно это знать.

     Аббас обхватил меня за шею и притянул к себе:

     - Очень понравилась.

     - Тогда почему...

     Он ответил, не дослушав мой вопрос:

     - Потому что мне сейчас необходимо было оказаться в тебе. Поиграть друг с другом мы сможем после.

     Для него это было игрой? Он не воспринимал оральные ласки, как настоящий секс? Если честно, я была рада этому, потому что ласкать губами такого большого мужчину как Аббас было не просто. Захват на моей шее усилился, а толчки ускорились, и я сфокусировала взгляд на мужчине подо мной.

     - Будь здесь, со мной, - прорычал он.

     Я не сразу поняла, о чем он говорит, но потом сообразила. Аббас, наверное, заметил, что я задумалась и перестала отвечать на его страсть. Я сильнее сжала его плечи и подстроилась под мужской ритм:

     - Я здесь с тобой.

     Аббас поднял голову и пылко завладел моими губами, прикусывая язык. Все мысли просто вышибло из моей головы, я полностью отдалась страсти, которая начала приближаться к своей логической кульминации. На этот раз, первой сорвалась я. А потом еще раз, вместе с Аббаса. И в третий раз, уже после того, как мужчина закончил изливаться во мне. Я безвольно упала на Аббаса. Сейчас я не могла пошевелить ни одной мышцей, которые точно расплавились внутри. Мужчина нежно гладил меня по спине и волосам, успокаивая.

     - Ты меня убил, - тихо прошептала я.

     Он усмехнулся:

     - Ты взяла меня в плен, а убил тебя я?

     - Из тебя очень плохой «пленник», слишком непослушный, - притворно обиженно буркнула я.

     - А из тебя очень плохой «убитый», слишком сварливый, - я нашла в себе последние силы и толкнула его кулачком в плечо. Мужчина усмехнулся: - Ну вот, «убитый мною», еще и дерется.

     Я блаженно прикрыла глаза, обнимая Аббаса:

     - Как же хорошо... Так и буду здесь лежать, всю оставшуюся жизнь.

     - А как же купание? – рассмеялся он, и его грудь подо мной завибрировала.

     - У меня сейчас нет на это ни капли сил.

     - Силы тебе и не нужны, Джоанна. Я искупаю тебя сам.

     Идеальное утро!

     Мое идеальное утро сменилось идеальным днем, а потом идеальным вечером и идеальной ночью, которая снова переросла в утро. Круг замкнулся. И все это благодаря Аббасу, он не оставлял меня ни на минуту, проявляя нежную заботу и внимательность. И конечно, мужчина проявлял всепоглощающую страсть – её в эти сутки было больше всего. Я забыла, что за пределами нашего с ним идеального мира, есть другие люди, другие заботы и другая жизнь. Я забыла, что у меня было неприятное прошлое и будет неизвестное будущее. Я даже забыла кто я, кем была и кем буду. В нашем идеальном мире я была его женщиной, его Джо. Я хотела остановить время и навсегда остаться просто Джо, без боли прошлого, забот настоящего и страхов о будущем.

     Но это было невозможно.

     Три дня тянулись вечность и пролетели за один миг. Аббас разбудил меня на рассвете нежным поцелуем. Он уже был одет и готов к отъезду. Я встрепенулась:

     - Я сейчас встану и провожу тебя.

     Мужчина остановил меня, укладывая обратно в постель:

     - Нет. Простимся здесь. А потом ты снова уснешь.

     - Боюсь, я уже отвыкла засыпать без твоих объятий, - нежно улыбнулась я.

     Он погладил меня по щеке и сказал:

     - Я рад этому. Значит каждый раз, когда ты будешь засыпать, ты будешь думать обо мне. Представлять меня рядом.

     - Я буду думать о тебе все время, а не только перед сном.

     Аббас нежно поцеловал меня и встал:

     - Я тоже буду думать о тебе, Джо. Время разлуки пролетит быстро, и мы снова будем вместе.

     - Обещаешь?

     - Обещаю, - улыбнулся Аббас.

     Мужчина на пару мгновений задержал на мне свой темный взгляд, как будто хотел запечатлеть мой образ в своей памяти, а потом стремительно вышел из спальни. Я подавила в себе порыв вскочить и побежать за ним. Долгие проводы лишние слезы.

     Дни без Аббаса потекли неимоверно медленно. Я подружилась с Фаизой, она была очень приветливым и добрым человеком, хотя и старалась держать между нами дистанцию. Ведь как не крути, мы были госпожа и служанка – Аббас четко определил мое место в своем доме. Фаиза настойчиво отстраняла меня от любой физической работы, позволяя лишь наблюдать и руководить. Но и за это я была ей очень благодарна: я постепенно постигала сложную науку ведения дома по традициям востока.

     Вторым другом для меня стал Рональд, его рассказы о многочисленных экзотических путешествиях коротали наши вечера. А еще я упросила врача научить меня основам медицины, и он нехотя согласился. Но только после того, как Фаиза непрозрачного намекнула Рональду, что все в доме должны выполнять любую мою прихоть, ведь так велел господин Аббас. А если кто-то не будет этого делать, он узнает на себе всю силу гнева господина. Похоже, опасение вызвать недовольство Аббаса перевесило нежелание учить сложной науке несмышленую юную барышню. Но как оказалось позже я была не безнадежной, а даже подающей надежды ученицей. Конечно, «если бы полностью посвятила себя благородной науке, а не отвлекалась на такие мелочи, как ведение домашнего хозяйства».

     Я старалась заполнить дни учебой, несложной работой и домашними хлопотами, но все равно тосковала по Аббаса. Особенно ночами. Мне не хватало нежных рук, доброй улыбки и ласкового взгляда моего мужчины.

     А еще я скучала по Батул. Я была рада, что покинула гарем Гафура, но сожалела, что это произошло тогда, когда девушка больше всего нуждалась в моей поддержке. Ведь её беременность подходила к концу, а, значит, страхи за здоровье малыша усилились. Но я старалась не думать о грустном, потому что все равно ничего не могла сделать – я ничем не могла помочь Батул.

     Неделя после отъезда Аббаса закончилась, и началась вторая. Я поймала себя на мысли, что считаю дни до его возвращения. Я все больше тосковала и все меньше спала ночью, а днем полностью погружалась в дела и учебу. А потом, в середине второй недели я вдруг вспомнила, что мужчина сказал, что его не будет пару недель. Пару, не две. Может для него пару недель это три или четыре? От этих мыслей стало еще тоскливее.

     Глава 16.

     Я как раз втыкала иголку в выделанную кожу барана, учась зашивать раны, когда Фаиза быстро вошла в комнату, которую мы с Рональдом превратили в учебный класс. Старичок хмуро посмотрел на женщину – врач не любил, когда она заходила сюда. Они с Фаизой в последнее время, словно маленькие дети, соперничали за мое внимание:

     - Леди Джоанна занята, - строго сказал Рональд.

     Фаиза проигнорировала его слова и подошла ко мне:

     - У нас гость.

     Я отложила иголку и удивленно воззрилась на неё:

     - Гость?

     - Да.

     - Ты сказала, что господин Аббас в отъезде.

     - Он ответил, что знает это. И что хочет увидеть вас, - объяснила Фаиза.

     Я быстро сняла учебный фартук, извинилась перед доктором и пошла за Фаизой:

     - Ты его знаешь? Он бывал в доме раньше?

     - Да. Это хороший друг господина.

     Я резко остановилась, нехорошее предчувствие сковало тело:

     - Его имя Гафур?

     Фаиза с тревогой посмотрела на меня и медленно кивнула. Мой сердце пропустило удар, я медленно прислонилась к стене. Что он здесь делает? Зачем приехал?

     - Скажи ему, что меня тоже нет.

     Фаиза в ужасе распахнула глаза:

     - Госпожа, прошу не губите меня! Я уже сказала гостю, что вы дома. И что я сейчас вас позову.

     - Тогда скажи ему, что мне нездоровится. Что я внезапно заболела и не могу встать с постели.

     - Госпожа, я не могу врать! Вы ведь здоровы.

     Я прикрыла глаза и сжала кулаки. Фаиза права, она не должна отдуваться за меня перед Гафуром. Я расправила плечи и продолжила путь. Фаиза распахнула передо мною двери комнаты, и я решительно вошла. Гафур, который рассматривал что-то в окне, медленно обернулся. Его пристальный взгляд сразу нашел мой, и я затаила дыхание. Мужчина медленно осмотрел меня, подмечая простоту домашнего платья, небрежно заколотые волосы, отсутствие всяких драгоценных украшений. Я не удержалась и нервно сцепила пальцы перед собой:

     - Рада приветствовать вас, господин, в доме господина Аббаса, - сказала я, специально указывая Гафуру, что это не его дом. Мужчина, кажется, понял мой намек, потому что сузил глаза. Я подавила в себе панический порыв бежать из комнаты и спрятаться, и, сглотнув, добавила: - Но он в отъезде.

     - Оставь нас, - велел Гафур Фаизе и та, быстро вышла из комнаты. Я была благодарна женщине за то, что она хотя бы оставила дверь открытой, а значит, вздумай я все же спасаться бегством, это даст мне фору. – Ты изменилась, - заметил Гафур. А ты нет, все такой же властный и самоуверенный, и все так же пугаешь меня до чёртиков! Не дождавшись от меня никакого ответа, Гафур сообщил: - Я знаю, что Аббаса нет.

     - Тогда зачем ты здесь? – тихо спросила я.

     - Я приехал за тобой, - ответил мужчина, и мое сердце перестало стучать.

     Я не сдержала нервного вздоха и панический отступила назад:

     - Ты даровал мне свободу.

     - Я помню, - холодно заметил он. – И надо признать, она пошла тебе на пользу. Ты расцвела еще краше, Джуман. Я рад видеть тебя полностью оправившейся от болезни.

     - Европейский врач излечил меня, - сказала я, чтобы хоть что-то сказать.

     - Уверен, Аббас его озолотил, - холодно заметил Гафур.

     Я нервно поправила волосы:

     - Он разрешил Рональду жить здесь. Морской климат необходим для его здоровья, - зачем я болтаю всю эту чепуху? Ведь Гафуру это абсолютно не интересно.

     - Для твоего здоровья тоже нужен морской воздух? – спросил он.

     - Нет, - ответила я на автомате.

     А потом в ужасе осознала, что нужно было солгать, сказать ему, что я умру в адских муках, если уеду от океана. Тогда Гафур возможно сжалился бы надо мной и оставил здесь. Похоже, за то время, что мы провели вместе, мужчина отлично научился читать меня – эмоции на моем лице открыли ему все мои мысли. Гафур усмехнулся:

     - Что, дала неверный ответ? Я рад, что ты так и не научилась врать, - мужчина шагнул ко мне, а я снова неосознанно попятилась. – У тебя нет причин бояться меня, Джуман. Я здесь не для того, чтобы вернуть тебя в свой гарем. Я даровал тебе свободу, значит так и останется. Я никогда не нарушаю своего слова. Я здесь, потому что Батул нуждается в тебе. В последнее время она совсем не своя. Срок родов приближается, и волнение не оставляет её. Ты нужна ей.

     Мое сердце сжалось: днями напролет я сокрушалась, что не могу поддержать Батул. И вот теперь у меня появился реальная возможность быть рядом с ней. Но я до онемения в пальцах боялась этой возможностью воспользоваться:

     - Аббас скоро вернется, если он позволит...

     - Если позволит? – приподнял бровь Гафур. – Ты ведь теперь свободная женщина, Джуман, тебе больше не нужно ничье позволение.

     Я сжала кулаки:

     - Я живу в доме Аббаса, я обязана ему жизнью... Когда он вернется, я спрошу его позволения, - подчеркнула я последние слова.

     - Он... не скоро вернется, - медленно сказал мужчина. - Из столицы пришли новости, военный поход затягивается.

     - Военный поход?

     - Он не сказал тебе?

     Я смутилась под понимающим взглядом Гафура: женщине не по рангу знать о делах мужчины, даже свободной женщине. Я снова сцепила пальцы, чтобы скрыть в них дрожь и спросила:

     - Насколько затягивается?

     - Месяц, может два?

     - Месяц, - прошептала я. У меня разом закончились все силы. Еще целый месяц в разлуке, а может и больше... Я устало прикрыла глаза.

     Гафур тихо сказал:

     - Дни полетят быстрее, если ты будешь рядом с Батул. Её здоровье и тревоги, полностью поглотят тебя. Батул называет тебя своим другом, мне не хочется думать, что она ошибается.

     Мужчина бил по самому больному. Я распахнула глаза, в которых Гафур и прочитал, все, что я думаю о его шантаже. Я медленно выговорила:

     - Я поеду к Батул и останусь с ней до родов. Но ты, господин, дашь мне слово, что пошлешь к Аббасу гонца, который сообщит Аббасу, что я жду его возвращения в твоем доме, - он медленно кивнул, и я добавила: - Мне нужно собрать вещи.

     - У тебя час, не хочу, чтобы ночь застала нас в пути.

     Я тоже этого не хотела, потому что чтобы не говорил Гафур, я боялась оставаться с ним ночью в безлюдной пустыне. Поэтому я собрала вещи за полчаса, попрощалась с Фаизой, которая была недовольно моим отъездом без позволения Аббаса, и попросила Рональда дать мне в дорогу несколько медицинских книг, чтобы продолжать обучение. Я уезжала с тяжелым сердцем, мне не хотелось покидать дом, в котором я обрела счастье, и снова возвращаться в удушающие для меня стены гарема. Но я отринула тревожные мысли, и постаралась настроиться на позитивный лад – скоро я увижу Батул, смогу её обнять и успокоить.

     Наш переход был быстрым, погода благоволила, и к вечеру я уже снова ступала на территорию гарема. Меня встретила Ламис и чуть не задушила в своих объятиях – её любимый цыпленочек вернулся под теплое крылышко. Я быстро умылась с дороги, в пол уха слушая последние гаремные сплетни, и сразу пошла к Батул. Я была здесь только ради неё, а, значит, все свое время посвящу своей подруге. На входе в спальню Батул мне преградила дорогу служанка, которая дежурила у двери:

     - Госпожа отдыхает, к ней нельзя.

     - Мне можно, - ответила я, пытаясь пройти.

     Служанка меня не пустила:

     - Карим велел никого к ней не пускать.

     Я смерила служанку строгим взглядом, а Ламис заметила:

     - Ты знаешь, кто перед тобой? Это госпожа Джуман. Госпожа Батул, ужасно рассердится, если узнает, что ты не пустила к ней её подругу.

     Служанка начала сомневаться:

     - Но Карим велел... Господин, - вдруг воскликнула служанка и низко поклонилась.

     Мы с Ламис быстро обернулись, Гафур приближался к нам. Мы тоже поклонились. Мужчина остановился у двери:

     - Что здесь такое?

     - Господин, - быстро проговорила служанка, - Карим не велел никого пускать к госпоже Батул, когда она отдыхает. Но Ламис говорит, что этой госпоже можно войти.

     Гафур посмотрел на меня:

     - Да, ей можно. Ты должна во всем слушаться госпожу Джуман.

     Служанка низко поклонилась и тихо открыла дверь. Мы с Гафуром вошли. Я, стараясь как можно тише ступать по толстому ковру, подошла к кровати. Батул беспокойно спала на боку, рубашка на ней была влажной, а на лице залегли тени. Я протянула руку и убрала мокрую прядь волос с её лица:

     - Здесь очень жарко, - прошептала я. – Нужно открыть окно.

     - Она может простудиться, - возразил Гафур.

     Я посмотрела на мужчину:

     - Она не простудится, если мы не будем устраивать сквозняк. Ты разве не видишь, ей плохо от такой жары? - мужчина напряженно смотрел на меня, но я не уступала ему в прямоте взгляда: - Зачем ты привез меня сюда, если не позволяешь ей помочь?

     Гафур, наконец, согласно кивнул, и я пошла открывать окно.

     - Господин, - услышала я тихий голос Батул.

     - Я здесь, моя звезда.

     - Мне приснилось, что я слышу голос Джуман, - протянула Батул. – Это был хороший сон.

     Я улыбнулась и вернулась к кровати:

     - Такой уж хороший?

     Подруга, увидев меня, в удивлении распахнула глаза:

     - Джуман, ты здесь? Или снишься мне?

     - Это не сон. Можешь меня ущипнуть, только не сильно, - усмехнулась я, присаживаясь возле неё на кровать.

     Батул протянула ко мне руку и ущипнула за кожу. Я притворно скривилась как будто от боли:

     - Эй! Это была шутка!

     Батул лукаво улыбнулась:

     - Правда? – а потом она приподнялась, и мы крепко обнялись. – Я так рада, что ты вернулась.

     - Господин привез меня, - ответила я подруге и посмотрела на Гафура, который все это время, молча, наблюдал за нами: - Господин сказал, что ты совсем расклеилась, - я строго посмотрела на женщину: - Разве это хорошо, Батул? Разве так можно?

     - Я очень скучала по тебе. Я переживала за тебя, - дрогнувшим голосом ответила Батул, и я поняла, что она ели сдерживает слезы. – Я так рада, что ты наконец поправилась.

     Я снова её обняла:

     - Ну-ка, перестань. Что подумает твой сын? Что его мама плакса? Я здесь, и со мной все хорошо.

     - Обещай, что больше никогда, никогда не будешь болеть. Что больше не оставишь меня?

     Я снова посмотрела на Гафура, он с интересом ждал, что же я отвечу. Я прищурилась, мол, нечего так смотреть, и погладила Батул по голове:

     - Я буду здесь. Помогу тебе до родов и после, - я снова отстранила Батул от себя и строго сказала: - Только ты должна мне обещать, что больше никакой хандры и страхов. Обещаешь?

     - Когда ты рядом со мной, меня ничего не страшит.

     - Вот и договорились. А теперь тебе нужно искупаться и переодеться.

     - Искупаться, сейчас? – изумилась подруга.

     - Да сейчас.

     - Но сейчас же ночь.

     Я улыбнулась её искреннему удивлению:

     - Ну и что? Ты же все равно не спишь. А после купания почувствуешь себя намного лучше. Поверь мне, я знаю, о чем говорю.

     Батул неуверенно посмотрела на Гафура, как будто спрашивая у него разрешения. Мужчина перевел на меня взгляд и усмехнулся:

     - Джуман привезла с собой книги по западному врачеванию. Она больше не будет читать тебе сказки, звезда моя. Теперь она станет тебя лечить.

     Откуда он знает про книги? Я смутилась под его взглядом и посмотрела на Батул, в её глазах стоял легкий испуг:

     - Не бойся, господин шутит. Но купание и, правда, пойдет тебе на пользу. А я составлю тебе компанию, если позволишь, мне тоже не помешает освежиться после долгой дороги.

     Батул сразу оживилась – то, что она будет не одна купаться ночью, её мгновенно успокоило.

     После купания мы переоделись в чистую одежду для сна, и Батул упросила меня остаться на ночь с ней. Я согласилась и легла рядом, укрывая нас легким одеялом.

     - Я так рада, что ты вернулась, - в сотый раз сказала Батул. – Без тебя мне было совсем одиноко.

     - Я тоже рада видеть тебя.

     Она легла ближе ко мне и зашептала, чтобы не слушала служанка, которая сторожила за дверью:

     - Когда ты заболела... после той ночи, весь гарем стал с ног на голову. Карим ходил мрачнее тучи, Ламис плакала по углам, а наложницы были в панике, они боялись, что твое безумие заразно. Но больше всех меня пугал господин, он был в ярости. Гафур устроил строгий допрос каждому, кто был в тот вечер подле тебя... Прости меня, Джуман, но мне пришлось передать ему весь наш разговор, - в глазах Батул стояли слезы раскаяния.

     Я пожала её руку:

     - Ничего, я все понимаю.

     - Когда Гафур узнал, из-за чего ты так странно себя повела, в чем была причина, он разозлился ещё больше. Мне показалось, что, если бы на моем месте была другая наложница, господин бы её просто задушил за дурные вести. Но мой сын спас меня от страшного гнева Гафура. Господин уже приказал послать за палачом, чтобы отрезать язык болтливой Ламис, но я на коленях вымолила его не делать этого. Я сказала, что ты никогда не простишь ни его ни меня, если Ламис пострадает. Я сказала, что когда ты поправишься, то будешь винить только себя, если кого-то жестоко накажут за твое безрассудство. Я сказала: «У нашей доброй Джуман и вправду помутится разум, от осознания всей полноты своей вины, если кого-то накажут из-за неё». Господин услышал меня, и отменил приказ. А потом долго смотрел в одну точку, пока тихо не произнес: «Безумец я. Я хочу быть с женщиной, которая меня ненавидит». Затем Гафур посмотрел на меня и спросил: «Что мне с этим делать, Батул?» Я не знала, что сказать ему, чем утешить. Я никогда не видела господина таким, никогда. Он как будто больше не был самим собой, он как будто потерял себя.

     Я прикрыла глаза, и Батул замолчала. Я не хотела слышать все это, не хотела чувствовать то, что чувствовала. Мне не должно быть жаль человека, который разрушил всю мою жизнь и причинил мне столько боли. Батул притронулась к моей щеке и тихо произнесла:

     - Он любит тебя, Джуман.

     Я в ужасе распахнула глаза:

     - Нет! Это не любовь! Это лишь жажда обладать тем, что недоступно!

     - Джуман...

     Я перебила её и резко села в постели:

     - Это не любовь, Батул! Поверь. Потому что теперь я знаю, что такое любовь.

     Батул в удивлении распахнула глаза – и я поняла, что она ничего не знает о моей жизни после болезни. Я задумалась, а стоит ли ей рассказывать? Стоит ли подруге знать, что теперь в моей жизни есть мужчина, который по-настоящему дорог мне, и этот мужчина не её обожаемый господин. Я снова легла и посмотрела в потолок. Батул не выдержала:

     - Ты расскажешь, или так и будешь молчать?

     - Что тебе говорили обо мне?

     - Что ты заболела, и поэтому я пока не могу видеть тебя, чтобы не навредить моему малышу. А, потом, мне сказали, что для твоего блага тебя отвезли на берег океана, что морской воздух быстрее поможет тебе поправиться.

     Батул никто не сказал, что я была при смерти, и я была этому рада. Её не хотели волновать, и это было правильно. Но как ей теперь все объяснить, не рассказывая подробности? Я задумалась, что стоит говорить подруге о своей новой жизни, а что нет. Почему Гафур не предупредил меня, что Батул ничего не знает о том, что я теперь свободна? Но с другой стороны, если мужчина хотел, чтобы я скрыла от подруги свое новое положение, он должен был меня предупредить об этом. У Гафура было на это и время, и возможность, пока мы совершали переход по пустыне.

     Батул подозрительно прищурилась:

     - Джуман, почему ты молчишь? Я прямо чувствую, как ты решаешь, что рассказать, а что скрыть от меня. Не смей ничего скрывать! Я хочу знать все, - она притронулась к моему плечу: - Пожалуйста, не таись от меня, пытаясь уберечь от плохого. Ты мой друг, я хочу знать о тебе всю правду.

     Я повернулась к Батул и грустно улыбнулась:

     - Хорошо, только, пожалуйста, не переживай. Не забывай, что сейчас я здесь с тобой, и со мной все хорошо, - женщина кивнула, а я начала свой рассказ: - После той ночи, я сильно заболела, страшный кашель душил меня. Местный лекарь перепробовал все средства, но ничего не помогало. Он опустил руки, и я тоже. Мне, казалось, что еще пару дней болезни, и я отправлюсь на небеса, к своей матери, - я грустно улыбнулась. – Мне не хотелось жить, Батул. Казалось, ничто больше не удерживает меня на этой земле... а потом ко мне пришел господин. В его глазах я прочитала, что выгляжу так же, как и ощущаю себя, почти мертвой. Гафур спросил, чем может помочь мне, что сделать для меня. И я попросила его об единственной вещи, которая еще не потеряла для меня смысла. Я попросила его отпустить меня, дать мне свободу, чтобы умереть, как и родилась вольным человеком, - по лицу Батул скатилась одинокая слеза, я смахнула её пальцами и грустно улыбнулась. – Если ты не перестанешь плакать, я перестану рассказывать.

     Батул быстро утерла глаза и кивнула:

     - Уже не плачу.

     Я продолжила:

     - И он даровал мне желанную свободу. Меня отвезли к океану, где оставили на попечение добрых людей. Все думали, что мои дни сочтены... Но как оказалось, судьба решила иначе. Я получила свободу, о которой давно мечтала, и это начало возвращать меня к жизни. Я снова захотела жить, понимаешь, Батул? Захотела бороться с болезнью, - я вздохнула, подходя к самому главному. Почему-то я не сомневалась, что появление в моей истории Аббаса взволнует Батул больше всего поэтому я решила чуть повременить: - Мне помог европейский доктор, Рональд. Он выявил мою болезнь и точно знал, как её лечить. Неделя жутких процедур, которых я и врагу не пожелаю, и я снова была полностью здорова. И сейчас ты можешь убедиться в этом лично, потому что я перед тобой, живая и невредимая. Только, пожалуйста, не щипай меня больше - усмехнулась я.

     Батул улыбнулась и сжала мою руку:

     - Хорошо, что я не знала всей правды, я бы сошла сума от беспокойства за тебя.

     - Похоже, это было ясно всем в гареме, поэтому тебе ничего и не рассказывали.

     Во взгляде Батул появилось любопытство:

     - А этот европейский доктор, который помог тебе, он красивый? Это в него ты влюблена?

     Я не смогла сдержать смеха, представляя старичка Рональда в роли героя любовника:

     - Нет, Батул. Ему, наверное, лет семьдесят, не меньше. Я конечно, благодарна Рональду за помощь, но не до такой степени.

     - Тогда кого ты имела в виду, когда говорила о любви? – не унималась Батул.

     Я вздохнула, как не тяни время, правду все равно придется открыть:

     - Я говорила о Аббасе. Это он нашел врача, который помог мне.

     Как я и предполагала, эта новость произвела должный эффект. Батул даже села в постели, чтобы во все глаза уставиться на меня:

     - Аббас?

     - Да. Он увез меня в свой дом, где Рональд и лечил меня своими варварскими методами.

     - Ты все это время была в доме Аббаса?

     - Нет. Только последний месяц.

     - Месяц, - повторила Батул, а её голова усердно крутила мысли: - Ты месяц провела в доме Аббаса, и полюбила его?

     - Думаю, я полюбила его гораздо раньше. Но, осознание этого пришло только тогда, когда он уехал. Я очень по нему тоскую.

     Батул нахмурилась:

     - Джуман, давай все по порядку, я совсем запуталась.

     Я усмехнулась и взяла её за руки:

     - Месяц назад Аббас приехал за мной на побережье и забрал в свой дом. Там больше недели меня лечил врач Рональд, пока не решил, что я окончательно здорова. После этого я провела три замечательных дня и неповторимых ночи в объятиях Аббаса. А потом он уехал, и должен был вернуться через две недели. Я уже ждала его возвращения, но сегодня утром приехал Гафур, и сказал, что я нужна тебе. Гафур рассказал, что из столицы пришли новости о том, что поход Аббаса затягивается, и он вернется ко мне не раньше, чем через месяц. Я согласилась ехать к тебе, но взяла с Гафура обещание, что он пошлет к Аббасу гонца, и тот сообщит, что я жду Аббаса здесь. И вот я здесь.

     Батул нахмурилась еще больше:

     - То есть ты хочешь сказать, что останешься здесь, пока за тобой не приедет Аббас?

     - Да, - я сильнее сжала руки подруги: - Но не волнуйся, если я буду нужна тебе и после, я буду с тобой столько, сколько понадобится. Я ни за что не пропущу рождение твоего сына. Уж очень сильно хочу с ним познакомиться.

     Батул улыбнулась:

     - Спасибо, Джуман. Я знала, что ты не оставишь меня в трудный час, - улыбнулась подруга, а потом её лицо снова стало тревожным: - Но, Джуман, объясни мне, как ты, фаворитка Гафура, можешь жить с другим мужчиной?

     - Я больше не его фаворитка. Гафур даровал мне свободу, помнишь?

     - Да, потому что думал, что ты умираешь. Но ты ведь не умерла.

     - Не умерла, - усмехнулась я, потому что это прозвучало от Батул как обвинение. – Но Гафур сегодня сказал мне, что я останусь свободной. Что он не нарушит данного им слова.

     - Значит, ты хочешь сказать, что теперь ты свободная женщина и можешь жить с кем хочешь?

     - Да. Поэтому я дождусь твоих родов, поцелую малыша, - я погладила выступающий живот Батул: - и уеду обратно в дом Аббаса.

     Батул задержала мою руку на своем животе, и тихо прошептала:

     - Джуман, ты уверена, что правильно поняла Гафура?

     Мое сердце тревожно заныло, но я попыталась не заострять на этом внимание:

     - Конечно. Гафур сам сказал утром, что я могу не бояться, он даровал мне свободу, значит так и останется. К тому же он дал слово, что отправит к Аббасу гонца. Я могу обвинять Гафура в чем угодно, но только не в том, что он не держит свое слово. Если он обещал, значит сделает.

     Батул медленно кивнула, но я видела, что у неё все равно остались сомнения. Я больше не хотела говорить об этом, чтобы её опасения не передались и мне:

     - Давай ложиться спать, Батул. А то так и проговорим до утра. А тебе нужно отдыхать.

     - Ты права, - мы легли и укрылись одеялом. - Как бы ни было, Джуман, я очень рада, что ты приехала. Теперь я уверена со мной и малышом все будет хорошо. Ты убережешь нас от беды.

     Я погладила её по голове:

     - Спи, Батул, и ни о чем не беспокойся.

     - Спокойной ночи, Джуман.

     Женщина устроилась удобнее и затихла. Я тоже закрыла глаза, но уснуть сразу не получилось. Я то и дело возвращалась к фразе Батул: «Джуман, ты уверена, что правильно поняла Гафура?»

     Не совершила ли я роковой ошибки, доверившись не тому мужчине?

     Глава 17.

     Я быстро влилась в гаремную жизнь, но теперь она не казалась мне настолько гнетущей. Я больше не была рабыней, и это придавало внутренних сил и спокойствия. Оказалось, о моей свободе никто не знал, кроме Карима, который стал проявлять большую вежливость и почтение, его тон перестал отдавать приказной холодностью. Другие наложницы все так же сторонились меня, проявляя вынужденное почтение, как к фаворитке Гафура – я не стала открывать им правды. Если Карим не стал этого делать, значит на то были какие-то причины, и я не хотела в них вникать. Ламис я так же не открыла перемен моего статуса, поэтому приходилось, как и прежде, терпеть от неё чрезмерную заботу и выслушивать строгие нравоучения. Правда я прозрачно намекнула, что еще не до конца оправилась от болезни, и поэтому у меня может разболеться голова от сплетен, интриг и других «важных» сведений, которые мне полагалось знать, как фаворитке господина. Ламис сразу оградила меня от ненужной информации, но её забота утроилась. Но лучше терпеть заботу, чем выслушивать всякий бред.

     Все мое время теперь был посвящено Батул, и я была рада этому. Предродовые заботы поглотили меня с головой и не оставили места для тревожных мыслей. И даже ночью я не находила для них времени – Батул настояла, чтобы я жила в её комнате, чтобы мы всегда были рядом. Мы постоянно говорили о чем-то, я читала для неё или рассказывала о своем детстве. Она мечтала о великом будущем своего сына и смеялась с моих шуток. Мы много гуляли по саду, я вычитала в книгах Рональда, что это полезно для беременной женщины; пережидали дневную жару в тени дома; по два раза в день, а то и чаще купались в бассейне и ели легкую пищу. Мы стали реже бывать в общих залах гарема особенно вечерами, потому что Батул призналась, что ей там тревожно – подруга боялась, что другие наложницы могут её сглазить. Я полностью подержала её в этом решении, мне и самой не хотелось там находиться. Я так же настояла, чтобы Батул, когда мы были одни, носила простые свободные платья, которые не натирали кожу, максимально отказалась от тяжелых украшений, и заплетала волосы в свободные прически. Я подала ей в этом личный пример, и она ему последовала.

     - Я похожа на обычную служанку, - улыбнулась Батул, рассматривая себя в большом зеркале. – Если кто-то увидит меня такой, решит, что я потеряла благосклонность нашего господина. Но надо признать, физически мне стало гораздо легче.

     Я ей улыбнулась:

     - Даже будь на тебе холщовая рубаха, ты бы все равно осталась очень красивой и привлекательной.

     Она только рассмеялась. К ней вернулось хорошее настроение – все в гареме отметили это, и многие связали с моим возвращением. Я была рада, что помогла Батул вернуть внутреннее равновесие. Мое же равновесие не было столь же гармоничным. Это было связано с тем, что я не видела Гафура с той ночи, когда мужчина привез меня к Батул, Карим сказал, что господин уехал. Мне хотелось спросить куда, и когда он вернется, но я не осмелилась. Я так же не решилась спросить у Карима о главном: знает ли он, послал ли Гафур гонца к Аббасу. Карим заведовал делами гарема, а, значит, об остальных делах господина мог ничего и не знать. Но если честно, я просто боялась услышать его «нет», и поэтому не спрашивала. Так прошла неделя, а за ней следующая, и как бы я не была занята, тревога все-таки просочилась в мои мысли. Она стала медленно меня разъедать, точно морская вода разъедает дно деревянной лодки.

     Мы ужинали с Батул в её комнате у окна, в котором можно было любоваться закатом, что мы и делали. Незаметные слуги меняли вкусные блюда, но у меня не было аппетита их есть. Батул это заметила:

     - Джуман, ты почти ничего не ешь. Тебе нездоровится?

     Я улыбнулась:

     - Все в порядке. Просто не хочется, сегодня слишком жарко.

     - Тебе надо есть, Джуман, не хочу, чтобы ты снова заболела, - строго сказала Батул.

     - Не волнуйся, я и сама не хочу заболеть.

     Женщина кивнула, но внимательного взгляда от меня не отвела:

     - Ты в последнее время задумчивая. Что тревожит тебя? Поделись со мной и тебе станет легче.

     Я улыбнулась:

     - Как будто тебе своих забот мало.

     - Все свои заботы я делю с тобой. И ты поделись со мной своими, - я грустно улыбнулась и снова посмотрела на закат. Батул прошептала: - Ты скучаешь о нем? - я лишь кивнула, и тут же почувствовала на своей руке её ладонь: - А я скучаю о Гафуре. Надеюсь, что он скоро вернется.

     - И я надеюсь.

     Я так же ждала возвращения Гафура, как и Батул – хотела узнать у него вести о Аббасе. Но лучше бы Аббас приехал сам, и я смогла бы его обнять и сказать, как сильно люблю.

     Дверь в комнату открылась, и мы обернулись на звук шагов, слуги ступали бесшумно, значит, это был кто-то другой.

     - Господин, - прошептала Батул и улыбнулась. Я помогла ей встать, и она тут же оказалась в объятиях Гафура: - Я так сильно скучала по тебе.

     - Я тоже скучал, моя звезда. Как чувствует себя мой сын?

     - Он чувствует себя хорошо, - Батул обернулась ко мне, тем самым прерывая мой незаметный уход. Я не хотела мешать им. – Все благодаря Джуман, с ней мне очень спокойно. Спасибо, что привез её ко мне.

     Гафур посмотрел на меня. Я вежливо поклонилась:

     - Здравствуй, господин.

     - Здравствуй, Джуман. Я благодарен тебе за заботу о моей Батул.

     - Мне это в радость.

     Гафур внимательнее всмотрелся в меня, как будто хотел что-то прочитать на моем лице, а потом снова перевел взгляд на Батул и улыбнулся:

     - Ты выглядишь гораздо лучше, моя звезда. Карим успел поведать мне, что теперь в гареме часто слышен твой смех.

     - Джуман запретила мне грустить.

     Снова-здорово! Может уже хватит говорить обо мне?

     - А сама Джуман грустит? – вдруг спросил Гафур и снова пристально посмотрел на меня.

     Я смутилась под его взглядом, и за меня ответила Батул:

     - Если и грустит, то очень хорошо это скрывает.

     Гафур только кивнул, но во взгляде мужчины я с легкостью прочитала его мысли: «От меня она ничего не сможет скрыть». Самое время уходить и оставить Батул наедине с её возлюбленным господином.

     - Господин, Батул, я оставлю вас.

     - Но ты не доела ужин, – сказал подруга с бесхитростной улыбкой, в которой я сразу усмотрела коварство.

     - Я не голодна сегодня.

     - Я прервал ваш ужин? – спросил Гафур.

     - Ты присоединишься к нам господин? – спросила у него Батул.

     - Конечно.

     Мне пришлось остаться и снова сесть. Батул щебетала о том, как жила в гареме все то время, которое господин был в отъезде. Гафур слушал её с легкой улыбкой, наслаждаясь ужином. Я не наслаждалась ни ужином, ни речами подруги, потому что через каждое слово она вставляла мое имя. Несведущий человек, если бы он услышал монолог Батул, решил бы что Джуман это некое священное божество, без которого жизнь в гареме бы остановилась и людей поглотили уныние и хаос. «Джуман говорит, прогулки полезны... Джуман решила, что нужно есть фрукты... Джуман водила меня смотреть жеребят... Джуман проверяет, не холодная ли вода в бассейне... Джуман рассказывает смешные истории... Джуман запретила мне сидеть на обеденном солнце... Джуман охраняет мой сон... Джуман то... Джуман се... Джуман... Джуман... Джуман»

     Я не выдержала:

     - Батул, думаю, с господина достаточно историй о Джуман.

     - Почему же, - усмехнулся мужчина, - мне очень даже интересно, - он посмотрел на Батул: - Значит, Джуман отчитала служанок, за то, что они натирали тебя ароматным маслом?

     - Да. И видел бы ты, какой грозной она была в тот момент, - усмехнулась Батул, а потом посмотрела на меня: - И я благодарна ей. Без постороннего запаха на коже, мне стал гораздо легче дышать ночью.

     - Наша скромная тихая Джуман была грозной? – спросил Гафур и сделал глоток терпкого сока.

     - Да, - ответила Батул. – В тот момент и я испугалась её гнева. Немного.

     - Хотел бы я на это посмотреть, - усмехнулся Гафур, глядя на меня.

     И у тебя будет такая возможность, если ты не перестанешь подыгрывать Батул! Разговор продолжился, но слава небу, тема сменилась и о «незаменимой Джуман» больше не говорили. Гафур пробыл с нами еще полчаса, а потом пожелал спокойной ночи и ушел. Я не стала отчитывать Батул за её болтливость, не хотела портить ей приподнятого настроения. Мы совершили все необходимые пред ночные процедуры и легли спать.

     Я откинула одеяло, примеряясь с тем, что не усну сегодня, и тихо встала с кровати. Я накинула поверх ночного платья расшитый халат и вышла из комнаты. Служанка, которая охраняла дверь в покои Батул, даже не проснулась. Бродить по ночному дворцу была не лучшая идея, но мне не сиделось на месте. Я бесцельно ходила по коридорам, пока не поняла, что ноги сами привели меня к определенной двери. Это была очень, очень плохая дверь, мне ни в коем случае не нужно было приходить сюда, особенно ночью. Да, я безумно хотела видеть Гафура, застать его одного и, наконец, спросить о том, что тревожило меня всё это время. Но нужно дождаться утра, а не врываться к нему среди ночи с вопросом «Ты отправил гонца к Аббасу?»

     Но судьба решила иначе. Как только я уже собралась развернуться и уйти, дверь спальни Гафура открылась, и мне ничего не осталось, как прижаться к стене, в надежде, что меня не увидят. Из спальни господина вышел Карим.

     - Карим, - позвал его Гафур, и мужчина обернулся.

     - Да, господин?

     - Если кто-то скажет ей об этом раньше, чем я велю, пощады, как в прошлый раз не ждите.

     Карим быстро поклонился:

     - Я понял господин. Но она ведь может и сама понять об этом. Женщины такое чувствую. И Батул уже обо все догадалась, она высказала мне свое предположение.

     - С Батул я сам поговорю. А твое дело следить за Ламис и её болтливым языком, иначе я его укорочу.

     - Я все понял, господин, - Карим снова поклонился, но не уходил, как будто хотел еще что-то сказать.

     - Что еще? – спросил Гафур.

     - Простите меня, господин, за мою дерзость. Но не могли бы вы сказать, что намерены делать? Просто если от нежеланного дитя надо будет избавиться, это лучше сделать как можно раньше.

     Я в ужасе распахнула глаза. Я не совсем понимала, о чем говорят мужчины, но слово «нежеланное дитя» и «избавиться», вселили в мою душу жуткий страх. Они не могут хотеть избавиться от ребенка Батул – это не имеет никакого смысла!

     - За одни эти слова, я должен лично отрезать тебе язык, - жестко осадил Карима Гафур, и я немного успокоилась. – Если что-то случится с ней или её ребенком вы все лишитесь голов. Это ясно?

     - Да, господин. Простите мне мою дерзость, господин. Я все понял, господин, - не разгибая спины, причитал Карим.

     - Тогда иди, и передай мои слова, кому надо. И моли небо, чтобы на этот раз Джуман ни о чем не узнала раньше положенного времени.

     - Да, господин. Конечно, господин...

     Дальше я не слушала. Моя голова пошла кругом. Я неосознанно приложила руки к животу, а мысли складывали слова в предложения и наполняли их смыслом: «женщины такое чувствуют», «Батул уже обо все догадалась», «нежеланное дитя», «с ней или её ребенком», «Джуман не узнала». Этого не могло быть, но мужчины говорили именно об этом. Я сразу им поверила – Карим не стал бы сообщать Гафуру непроверенную информацию, а у главного евнуха гарема было явно больше опыта в этом вопросе, чем у меня. Безумная улыбка растянула губы – вот же судьба-насмешница: Гафур приказал перестать давать мне траву, потому что хотел, чтобы я забеременела от него, а я возьми да, забеременей от другого мужчины.

     В моем сердце расцветала радость – я ношу в себе ребенка Аббаса, плод нашей любви и нежности...

     А потом в сердце забралась тоска – Аббас, пожалуйста, возвращайся скорее, ты сейчас должен быть рядом...

     А затем пришел и страх – что будет со мной и моим ребенком в гареме Гафура?

     Я настолько увлеклась своими мыслями, что не заметила, как мое тайное укрытие было обнаружено. Карим взирал на меня в недоумении, а через несколько секунд меня пронзил тяжелый взгляд Гафура. Мужчина ухватил меня за локоть и поволок в свою спальню, я даже и не подумала сопротивляться, настолько была ошарашена новостью, которую только что узнала.

     - Господин... я не знаю, как она здесь оказалась... господин... - лепетал Карим за нашими спинами.

     - Если ты не знаешь, что творится в гареме, вверенном тебе, значит, мне стоит подумать о твоей замене, - резко оборвал его Гафур.

     Тон господина меня немного отрезвил, и я заступилась за Карима:

     - Карим ни в чем не виноват, господин. Мне не спалось ночью, и я решила прогуляться.

     Гафур сурово взглянул на меня – я не должна была вмешиваться в его разговор со слугой. Он подвел меня к кровати, и буквально силой усадил на неё, а потом посмотрел на Карима:

     - Уйди с глаз моих, иначе попадешь под горячую руку.

     Карим быстро поклонился и, молча, вышел. Евнух прикрыл за собой дверь и я, наконец, осознала, где и с кем нахожусь. Я медленно встала с кровати и тут же услышала яростный приказ:

     - Сядь.

     Я повиновалась. Я тоже не горела желанием попадать под горячую руку Гафура. Мужчина отошел к столу и одним залпом выпил кубок воды:

     - Что ты слышала?

     - Достаточно, чтобы понять... что беременна, - Гафур пронзил меня раздраженным взглядом, а я тихо спросила: - Почему ты велел Кариму не говорить мне об этом?

     Мужчина ответил не сразу, и мне показалось, что он тщательно подбирает слова:

     - Не хотел, чтобы ты волновалась. Я подумал, что как только ты узнаешь о беременности, сразу захочешь уехать. А ты нужна здесь, нужна Батул.

     Я усмехнулась:

     - Ну, да, после её сегодняшнего рассказа, выходит, что я ей просто необходима, словно воздух. Как Батул вообще раньше жила без меня?

     - Она изменилась с твоим приездом. Стала спокойнее и счастливее.

     - Ей просто нужен был друг и поддержка, как всем.

     - Не скромничай, ты очень много для неё делаешь. Отдаешь всю себя, ничего не прося взамен.

     Я снова попыталась перевести все в шутку:

     - Не верь всему тому, что сегодня наговорила Батул, половина из этого художественный вымысел, - Гафур не ответил, но его серьезный изучающий взгляд не располагал к дальнейшему веселью. Я тихо заметила: - Я останусь с ней до родов и позже, если потребуется, - и, наконец, спросила о главном: - Ты отослал гонца к Аббасу? - взгляд Гафура резко поменялся, в нем появилась что-то такое, что меня напугало: - Гафур, ты выполнил свое обещание?

     Мужчина только кивнул и отвернулся к столу, снова наливая себе воды. Я не поверила его ответу. Первый раз в жизни я смотрела на человека и точно знала, что он врет. Я медленно встала с кровати:

     - Гафур, зачем ты мне врешь? Ты не отправил гонца, так ведь?

     - Отправил, - ответил он, не поворачиваясь ко мне.

     Теперь я была на сто процентов уверена в его лжи:

     - Тогда посмотри мне в глаза и скажи это.

     - Джуман, возвращайся к себе в спальню. Тебе нужен отдых.

     - Гафур! – я повысила голос, и мужчина резко обернулся, его гневный взгляд не предвещал ничего хорошего. - Почему ты не отправил гонца, ты ведь дал мне слово?

     - Джуман, тебе сейчас лучше уйти, - тихо предупредил Гафур.

     Я не вняла его словам:

     - Я не уйду, пока ты не ответишь мне, почему нарушил свое слово.

     Мужчина сжал кулаки:

     - Если ты сейчас же не уйдешь из моей спальни, Джуман, ты окажешься в моей постели, на спине. И я сделаю то, за что ты возненавидишь меня еще больше, - я в ужасе затаила дыхание и быстро глянула на дверь: - Давай, Джуман, беги и прячься от монстра, который разрушил всю твою жизнь.

     Я должна была бежать, но я как будто приросла к полу. Это было немыслимо, но именно сейчас в неприкрытой ярости, которой я раньше не видела, Гафур совсем не казался мне монстром. Наоборот, он показался мне более человечным, с живыми эмоциями и чувствами.

     Мою медлительность мужчина расценил по-своему:

     - Ну как знаешь, - Гафур медленно отставил кубок и подошел ко мне, а потом схватил за локоть и бросил на постель.

     Он придавил меня к матрасу своим телом, и больно ухватил за волосы. Я вцепилась пальцами в его руку и прошептала:

     - Не надо...

     Мужчина холодно ответил:

     - У тебя был шанс уйти, ты его упустила. Я же предупреждал тебя, Джуман, в моем гареме выживают те, кто быстро соображает.

     - Ты ведь не такой, Гафур, ты...

     - А какой я? Какой? Может добрый? Может ласковый? Заботливый? – мужчина презрительно усмехнулся и еще сильнее потянул за волосы, запрокидывая мою голову к себе: - Много ласки ты узнала от меня, Джуман, в нашу первую встречу, когда я сделал тебя женщиной? А доброты? Я, наверное, проявил её, когда приказал пороть тебя плетью. Ну, а как тебе моя забота? Забота о твоем наслаждении в моей постели. Много наслаждения ты испытала со мной? Ну, ответь мне, Джуман? Много?

     Я прикрыла глаза:

     - Зачем ты хочешь казаться хуже, чем ты есть на самом деле?

     Гафур сжал мое горло:

     - Потому что я такой, Джуман. Жестокий, властный и эгоистичный. И если ты еще не поняла этого, я тебе это покажу. Я сейчас изнасилую тебя, невзирая на то, что ты носишь под сердцем ребенка моего друга, человека, который не единожды спасал мне жизнь. Изнасилую, в угоду своему мужскому желанию, а потом отдам тебя на забаву своим рабам или прикажу высечь до кровавых полос плетью. Я сделаю это, потому что мне все равно, что с тобой будет. Мне плевать на страдания других людей, на твои страдания. Понимаешь? Мне плевать на всех кроме себя.

     Он говорил тихим, зловещим шепотом, но я слышала отчаянный крик его измученной души. Мужчина грозил мне страшными муками, но я видела, что все это лишь притворство, чтобы скрыть истину. Только я не поняла: от кого он больше хотел скрыться, от меня или от себя самого?

     Я раскинула руки в стороны, переставая бороться, и вздохнула:

     - Насилуй, - мужчина изменился в лице. Я спокойно продолжила: - Ну, же Гафур, давай, изнасилуй меня. Отдай на забаву слугам, прикажи высечь плетью. А можешь взять свой кинжал, он там, на столе, - я указала рукой: - и вырезать из чрева ребенка другого мужчины. Так ты точно докажешь всем и каждому, что ты жестокий и бессердечный. Ты же таким хочешь быть – бессердечным? Принести тебе твой кинжал, господин? Мне не трудно.

     - Ты безумна, - прошептал Гафур и попытался отодвинуться, как будто боялся заразиться от меня безумством.

     Я схватила его за лицо, не позволяя отстраниться, и заглянула в глаза:

     - Может и безумна. Да, точно безумна, потому что верю, у тебя в груди не кусок камня, в чем ты хочешь меня убедить, а живое сердце. Оно стучит, болит и сострадает, как у всех... Да ты причинил мне боль и страдания, из-за тебя я почувствовала себя ничтожеством, растоптанной и жалкой. Ты разрушил мою жизнь, Гафур. Ты сделал меня бесправной рабыней, никчемной женщиной, к которой я испытываю отвращение. С тобой я познала стыд, страх и ненависть. Я ненавидела тебя Гафур, всем своим сердцем. Слышишь, мое сердце тоже живое, оно тоже стучит и испытывает противоречивые чувства, как и у тебя... Но мое сердце исцелилось, Гафур, больше в нем нет ненависти к тебе. Больше нет.

     Мужчина молчал, осознавая все, что я сказала. Впрочем, я тоже пыталась это осознать. Я поняла, что все это правда, что больше не испытываю к Гафуру ненависти. Она прошла. Когда и как это случилось, я не знала. Наверное, тогда, когда Гафур отпустил меня умирать на берег океана. Когда, наконец, сделал свободной. А может раньше, когда не наказал за дерзость в своей спальне, из которой я на утро вышла его фавориткой. Или еще раньше, когда слушал мою сказку о «Умном Мухаммеде» в саду, заботливо поглаживая Батул по голове. А может еще до того... Я не знала, но ненависти в сердце больше не было.

     Я тихо сказал:

     - Я простила тебя, за все.

     Он тихо ответил:

     - Я дам тебе новый повод меня ненавидеть.

     - Гафур...

     Мужчина быстро наклонился и завладел моими губами. Я хотела избежать поцелуя, отвернуть лицо, но не успела, он зажал его ладонями. Его губы и язык были настойчивыми, и я вцепилась в плечи Гафура, чтобы оттолкнуть. Мужчина быстро отстранился:

     - Ты же сказала, что простила меня, что в твоем сердце больше нет ненависти. Почему тогда отталкиваешь? – в его взгляде светилась картинная презрительная усмешка. - Или это были всего лишь слова, Джуман, просто красивые слова, очередная ложь. Ты же знаешь, ты не сможешь скрыть от меня правду, я всегда знаю, когда ты лжешь.

     Мое сердце заныло – Гафур снова отгородился от мира, снова сковал истинные чувства в лед эгоизма и презрения. Он опять надел маску властного господина, которую я так ненавидела раньше. Но теперь я точно знала, что это всего лишь роль, которую Гафур разыгрывает на людях. Разыгрывает для меня. Я медленно подняла руку и притронулась пальцами к его щеке:

     - Это хорошо, что знаешь. Значит, ты увидишь, что я не лгу.

     Как только мои пальцы коснулись мужской щеки, мне показалось что я услышала, как лед дал трещину. Презрение в глазах сменилось недоумением - я рушила его понимания вещей: я лежала под Гафуром и не боялась ни его власти надо мной, ни жестокости, которую он мог проявить. Но Гафур так просто не сдавался в попытке меня напугать и заставить снова думать о нем, как о монстре. Его глаза сузились, и руки начали медленно задирать мое ночное платье:

     - Сейчас и проверим это, Джуман. Даже интересно, каково это быть с тобой, когда ты не испытываешь ко мне ненависти. Может мне даже не понравится, - зло усмехнулся Гафур.

     Я, наверное, и правда сошла с ума, потому что продолжала спокойно лежать под ним. Я верила в него, верила, что Гафур больше не принудит меня к близости. Осталось только доказать это самому мужчине. Я подняла руки, и он победно усмехнулся, в ожидании, что я начну сопротивляться или оттолкну его. Но я накрыла руками свой парчовый халат, медленно расстегнула пуговицы на груди и распахнула шелковые полы в стороны. Мужчина проследил за моими руками взглядом и не сдержал тихого вопроса:

     - Что ты делаешь?

     - То, что ты хочешь. Ты ведь этого хочешь, Гафур? Чтобы я добровольно отдалась тебе, доказывая, что не лгу. Доказывая, что простила тебя. Я готова сделать это.

     Он прищурился:

     - Какую игру ты затеяла?

     Я потянула за завязки на ночной рубашке:

     - Больше никаких игр, Гафур. Ты же сам хотел, чтобы между нами больше не было моего притворства. Вот его сейчас и нет.

     Гафур приблизил ко мне свое разгневанное лицо:

     - Значит, любишь одного мужчину, а готова отдаться другому. Что же это, если не притворство?

     Я тихо ответила:

     - Я готова отдаться тебе, Гафур, если только ЭТО заставит тебя поверить в искренность моих слов...

     Он не дал мне договорить и резко встал с постели:

     - Мне плевать на искренность твоих слов. Плевать на тебя. Я больше не хочу тебя. Пошла вон отсюда! - я медленно села и, неспешно, застегнула пуговицы парчового халата. Потом аккуратно откинула на спину волосы и встала на ноги. Все это время Гафур неотрывно следил за мной гневным взглядом: - Может, еще выпьешь воды перед уходом или отведаешь фруктов? – злостно прошептал он, намекая на мою медлительность.

     Я посмотрела на него:

     - Можно. Я же сказала, что не уйду, пока ты не скажешь мне правду. Почему нарушил свое слова и не отправил гонца...

     Мужчина прервал меня, хватая за локоть и буквально вытаскивая из своей спальни. Я бы полетела на пол, если бы не крепкие руки слуги, который дежурил под дверью господина. Гафур толкнул меня в объятия мужчины и яростно прорычал:

     - Проводи её до спальни. И проследи, чтобы она оставалась там, пока я не решу обратного. Выйдет оттуда, ты лишишься головы. Ты меня понял!

     - Да, господин, - поклонился раб и крепче ухватил меня за локоть.

     Я прищурилась:

     - Решил запереть меня в комнате?

     Гафур не удостоил меня ответом и вернулся в спальню, захлопывая за собой дверь. Я уже собиралась крикнуть ему в след, все, что о нем думаю, но не крикнула – одно дело говорить открыто с глазу на глаз, и совсем другое проявлять неуважение и непослушание при посторонних. Тогда Гафуру придется меня наказать, а ни мне, ни ему (я теперь точно это знала) этого не хотелось. Молчаливый слуга проводил меня до спальни Батул, и толкнул спящую служанку. Та подскочила с испуганным взглядом:

     - Что случилось?

     - Больше не будешь одна скучать под дверью, - усмехнулась и я прошла в комнату, мою новую тюрьму.

     Я устало прислонилась к закрытой двери, отстраняясь от тихого разговора, который вели мои новые тюремщики. Наверное, это моя судьба, вечно попадать в неволю, причем размеры моей тюрьмы с каждым разом уменьшаются. Но заточение того стояло – я не ошиблась в Гафуре: мужчина не стал ни к чему меня принуждать, а значит, я права у него в груди бьется обычное живое человеческое сердце. Только рада ли я этому открытию? Что это знание принесет мне в будущем? Ведь я привыкла считать Гафура главным злодеем и своим личным врагом?

     А кем считать его теперь?

     Глава 18.

     Весть о моем временном пленении утром принес сам Карим. Мужчина учтиво поклонился Батул и строго посмотрел на меня:

     - Тебе запрещено выходить из комнаты, Джуман, пока господин не даст другого распоряжения.

     Батул удивленно посмотрела сначала на меня, а потом на Карима:

     - Что? Почему?

     - Так велел господин, - ответил ей Карим, поджимая губы.

     - Но почему он так велел?

     На сей раз подруге ответила я, потому что Карим явно не собирался этого делать:

     - Я вчера имела неосторожность совершить по дворцу ночную прогулку. Но, знаешь, она была очень познавательной. Например, я узнала, что ношу под сердцем ребенка, - Батул испуганно расширила глаза, а я продолжила: - Узнала, что ты знаешь об этом, Карим знает об этом, и еще, наверное, половина гарема знает об этом. Но никто из вас не решил просветить в этом меня. Вот мне интересно, почему? Ну, с Каримом все ясно. А ты Батул? Почему ты мне ничего не сказала?

     На женском лице появилось раскаяние, и подруга нервно сжала руки:

     - Джуман, я не была уверена в этом. Просто предположила, что это возможно.

     - И сразу сообщила об этом Кариму. Кариму, Батул, не мне.

     Женщина подошла ко мне и села напротив:

     - Прости, Джуман. Я просто боялась ошибиться, не хотела волновать тебя раньше времени.

     - Никто не хотел волновать меня раньше времени, - ответила я. – Какая забота о моей персоне.

     Батул взяла мои ладони в свои и сжала:

     - Джуман, скажи, что прощаешь меня. Прошу.

     Ну как я могла на неё обижаться, я улыбнулась и ответила на пожатие:

     - Я не злюсь на тебя, Батул. Только обещай мне, что больше никаких тайн.

     - Обещаю, - улыбнулась подруга и посмотрела на Карима. – Я хочу поговорить с господином. Спроси у него, когда он сможет меня принять.

     Я не хотела, чтобы Батул решала мои проблемы, и тем самым сама становилась под удар, поэтому остановила её:

     - Не нужно, Батул. Господин вчера был мною недоволен, - смягчила я правду. – Давай дадим ему время, чтобы остыть.

     Батул сомневалась пару мгновений, а потом все же отменила свой приказ и отпустила Карима. Когда за мужчиной закрылась дверь, она тихо спросила:

     - Что ты вытворила на этот раз?

     Я усмехнулась:

     - Всего лишь уличила Гафура во лжи.

     Взгляд Батул расширился, в нем поселился ужас:

     - Что ты сделала?!

     Я успокаивающе пожала её руку:

     - Все хорошо, Батул, не беспокойся. Все обошлось. Господин, конечно, злится, но думаю больше на себя, чем на меня.

     - Сейчас же расскажи мне все!

     Я быстро поведала подруге о своем ночном приключении, разумеется, опуская самые острые моменты и ненужные для неё подробности. К концу моего рассказа Батул совсем успокоилась, а на её лице появилась загадочная улыбка:

     - Значит, он велел не выпускать тебя из комнаты?

     - Да, чтобы я не могла и дальше допытываться у него о том, почему он не отправил к Аббасу гонца.

     - А перед этим сказал, что не хочет тебя больше и выгнал прочь?

     Я, наконец, обратила внимание на её улыбку:

     - Я, конечно, рада, что моя история тебя забавляет. Но не могла бы ты все же пояснить, какая именно часть вызывает у тебя на лице эту хитрую улыбку?

     - Не понимаю, о чем ты, - сказала Батул и встала.

     - Что? Ты издеваешься надо мною? Ты думаешь, что сможешь так просто уйти от ответа. Батул!

     Подруга неспешно прошла к выходу из комнаты, как будто и не слышала меня. А затем распахнула дверь и обернулась ко мне с яркой улыбкой на лице:

     - Ах, как жаль, Джуман, что тебе нельзя выходить из спальни.

     Я не смогла сдержать улыбки, когда разгадала замысел подруги:

     - Иди-иди, Батул, но не забывай, что, когда ты вернешься, я все ещё буду здесь.

     - И я очень этому рада, - усмехнулась женщина и вышла из комнаты.

     Я легла на кровать и попыталась еще поспать, потому что ночью, из-за известных событий, у меня этого плохо получилось. Вскоре я проснулась и почувствовала себя отдохнувшей, Батул все еще не вернулась. Я умылась, надела простое платье и решила оставить волосы не заплетенными – плюсы домашнего ареста. Я удобно расположилась в кресле у окна и открыла книгу по медицине, пытаясь увлечься чтением. У меня это даже получилось, пока дверь спальни не открылась. Я улыбнулась и посмотрела на вход, в ожидании Батул, но это была не она. Гафур медленно прошел в комнату, пристально рассматривая меня. Казалось, он разглядел все: и мои неубранный волосы, и простое платье, и голые пальчики на ногах, которые я поджала под себя. Я напряженно следила за мужчиной, пока он подходил, а потом сказала:

     - Батул нет, она вышла.

     - Я знаю, - ответил Гафур и сел напротив меня в другое кресло. – Я пришел к тебе, не к ней.

     - Ты пришел сказать мне правду? – тихо спросила я.

     - Да. Я долго думал и решил больше не скрывать её от тебя. Я хотел уберечь тебя, но сейчас вижу...

     Дверь спальни резко распахнулась, и запыхавшаяся служанка вбежала в комнату, за ней маячил слуга, не решаясь её остановить. Гафур бросил на них раздраженный взгляд:

     - Что?

     - Госпожа Батул. Началось. Ребеночек просится на свет.

     Мы с Гафуром быстро переглянулись и одновременно вскочили на ноги:

     - Как? Еще ведь рано? – в ужасе спросила я.

     - Госпожу Батул уже отнесли в комнату для рожениц, но она просит вас к себе, госпожа Джуман.

     - Конечно, - я уже собралась бежать к двери, но крепкие пальцы Гафура обхватили мое запястье, останавливая. Я в удивлении воззрилась на мужчину, пусть только попробует сказать, что запрещает мне быть возле подруги...

     - Обуйся, - тихо велел Гафур.

     Я быстро кивнула, признавая его правоту, подбежала к кровати и обула шелковые туфельки. Пока мы шли по коридорам дворца, я кое-как заплела волосы и скрутила их в узел на голове. А потом мы с Гафуром одновременно замерли на месте, услышав протяжный крик Батул. Я нервно сглотнула и посмотрела на Гафура, который, в напряжении, сжал кулаки. Я думала, что у меня еще было время, чтобы упросить мужчину о задуманном, но как оказалось, времени не осталось, поэтому я быстро проговорила:

     - Господин, прошу, пошлите за доктором, который спас мне жизнь. Пусть он приедет и будет рядом, на всякий случай.

     Гафур посмотрел на меня и напряженно изрек:

     - Он неверный, он не может прикасаться к ней.

     Я знала, что будет не просто:

     - Я знаю это. Доктор и не будет к ней прикасаться. Просто будет рядом. А если что-то пойдет не так, врач подскажет, что делать, и я сама все сделаю. Доктор к ней не прикоснется, даю вам слово.

     - Ты и сама, не можешь находиться возле роженицы. Только те женщины, которые уже имеют ребенка, могут...

     Его прервал очередной полу-стон полу-крик Батул, и я в ярости сжала кулаки:

     - Мы будем спорить об этом сейчас?

     Гафур сузил глаза:

     - Джуман, не забывайся...

     - Да проснись ты! Какое все это имеет значение? - не сдержалась я и указала на дверь, за которой мучилась моя подруга: - Батул там и она страдает, страдает, потому что хочет подарить тебе сына. А ты стоишь тут и рассуждаешь что можно, а что нельзя? Пошли за врачом Гафур, ты не простишь себя, если из-за твоего упрямства с Батул или с ребенком что-то случится. Никогда себе этого не простишь, - тихо добавила я и шагнула к двери.

     Гафур удержал меня за руку и заглянул в глаза:

     - Джуман, ты не обязана там быть. Вспомни, ты носишь под сердцем ребенка.

     - Я помню, - я высвободила свое запястье и добавила: - Просто пошли за врачом и пусть Рональду скажут, что он нужен мне и моей рожающей подруге, - я не стала дожидаться ответа Гафура и вошла в комнату, надеясь только, что мужчина прислушается к доводам разума.

     На меня сразу уставились четыре пары глаз, и только одна из них была радостной:

     - Джуман, ты пришла, - прошептала Батул, которая лежала на узкой кровати, и протянула ко мне руку.

     Я шагнула к подруге, но мне преградила путь Ламис:

     - Ты не должна здесь быть, Джуман.

     - Ну, так попробуй меня выгнать, - с металлом в голосе ответила я, Джоанна, истинная дочь английского графа.

     Теперь четыре пары глаз смотрели в шоке, никто не ожидал, что рабыня Джуман, может так разговаривать. Я обошла застывшую Ламис и опустилась возле Батул на колени, беря её за руку:

     - Ну, что, твой сын решил не задерживаться у тебя в животе и поскорее со мной познакомиться?

     - Да, - через силу ответила Батул, а потом прошептала: - Не оставляй меня.

     - Не оставлю, - я взглянула на женщин, которые, молча, смотрели на нас. – Так и будем стоять, или хоть что-то сделаем? Где лекарь?

     - В нем пока нет надобности, - ответила самая пожилая женщина, она, должно быть, была местной повитухой.

     - Нет надобности? А то, что она рожает раньше положенного срока, это нормально?

     - Все в руках неба, - ответила женщина, и все трое вознесли хвалу высшим силам.

     Я вспомнила как наш конюх, когда думал, что никого нет рядом, ругался на особо ретивую кобылу. Сейчас я хотела выразиться так же, но остановила себя – не нужно пугать Батул. Я быстро оглядела маленькую комнату, в которой мы находились, и на ум опять пришла конюшня – а точнее загон, где отцовские породистые кобылы избавлялись от бремени. Мне показалось, что условия у кобыл были даже лучше. Я посмотрела на Батул, пот струйками стекал по её лицу:

     - Батул, - она распахнула глаза и посмотрела на меня. – Как ты? Расскажи, что чувствуешь?

     - Живот болит, нечасто, но очень сильно. Это нормально, Джуман?

     - Откуда ей знать, - попыталась вмешаться повитуха, но я так на неё посмотрела, что женщина сразу замолчала.

     - Да, это нормально. Это предродовые схватки. Рональд мне о них рассказывал.

     - Хорошо, что вы с Рональдом говорили об этом, - кивнула Батул и снова закрыла глаза. – Мне так спокойнее.

     Я обернулась к Ламис:

     - Иди, приведи сюда двух сильных рабов.

     - Зачем? – спросила Ламис, нервно поглядывая на других женщин.

     - Потому что Батул не будет рожать здесь. Здесь ужасно. Её нужно перенести в другую комнату.

     - Все наложницы гарема рожали, рожают и будут рожать здесь, - заявила повитуха.

     - Вот и удачи им в этом, - ответила я и встала. Батул сильнее сжала мою руку, я улыбнулась подруге: - Я никуда не ухожу, не волнуйся, - а потом снова посмотрела на Ламис и холодно приказала: - Ты будешь делать то, что я тебе приказываю, или поверь, мой гнев будет ужасен, - Ламис быстро согнулась в поклоне и выскочила из комнаты. Я посмотрела на оставшихся женщин: - Вы тоже будете делать то, что я велю, или познаете на себе уже не мой гнев, а гнев вашего господина. Это ясно? - женщины нерешительно кивнули. – Тогда сейчас же идите и позовите лекаря.

     Они быстро вышли из комнаты. Батул пожала мою руку, обращая на себя внимание:

     - Джуман, если ты таким же тоном прикажешь моему сыну сейчас же появиться на свет, думаю, он тебя сразу послушает. И я не буду долго терпеть боль.

     Я улыбнулась Батул и снова присела подле неё:

     - Боюсь, Батул, тебе все же придется немного потерпеть. Ведь ты носишь под сердцем не простого ребенка, а сына самого Гафура. Для него мой тон, как писк комара.

     - Гафуру сказали? – тихо спросила Батул.

     - Да. Он очень волнуется за тебя и за вашего сына.

     Батул кивнула и снова прикрыла глаза.

     Следующие часы войдут в историю гарема, как время женской революции, устроенной против женщин и ради женщин. Два сильных раба аккуратно перенесли Батул в небольшую, но уютную спальню с большим окном и приятной обстановкой. Теперь подруга была устроена на широкой мягкой кровати застеленной шелковым покрывалом и отгороженной от посторонних глаз газовым балдахином. Я чуть приоткрыла окно, и в комнату сразу проник приятный запах сирени, цветущей под окном. Я обернулась к хмурым женщинам, которые выполняли мои указания, но особой радости от этого не испытывали:

     - Ребенок должен появиться на свет в красивой комнате, а не в том чулане. Тем более сын господина, - добавила я, и женщинам ничего не осталось делать, как согласно закивать.

     Вскоре пришел лекарь, и я облегченно вздохнула – это был не тот старичок, который «лечил» меня от грудной болезни. Новый лекарь был моложе, и его взгляд светился умом и знаниями. Он с интересом посмотрел на меня и спросил:

     - Это вы госпожа Джуман?

     - Я. А что?

     - Господин Гафур велел мне, прислушиваться к вашим советам. Но если вам самой станет плохо, я обязан тут же удалить вас от роженицы.

     Я усмехнулась:

     - А господин Гафур, не сказал вам, что у вас это вряд ли получится?

     Во взгляде лекаря засветилась улыбка:

     - Ну, почему же, сказал. Именно поэтому за дверью ждут два раба, готовые вынести вас отсюда на руках, если потребуется. Но, надеюсь, до этого не дойдет.

     - Не дойдет, я крепкий орешек.

     Лекарь ничего не ответил и приступил к осмотру роженицы. С каждой минутой его лицо все больше хмурилось, а мое сердце в тревоге сжималось. Когда он отошел от Батул, чтобы помыть руки, я придвинулась к нему и прошептала, чтобы подруга не услышала:

     - Все так плохо?

     Лекарь взглянул на меня и только напряженно кивнул, а потом отошел к окну. Я последовала за ним:

     - Пожалуйста, скажите мне все как есть. Я должна знать.

     Мужчина внимательно посмотрел на меня:

     - Господин Гафур сказал, что вы тоже беременны. Какая это по счету беременность?

     Я сразу поняла, что надо нагло врать, иначе не видать мне правды как собственных ушей:

     - Третья, - ответила я, надеясь, что не слишком преувеличила. – Две других прошли легко.

     Лекарь кивнул и, кажется, поверил:

     - Ребенок в животе госпожи Батул лежит неправильно. Ему еще рано появляться на свет, и он не успел перевернуться.

     - И что делать?

     Мужчина посмотрел в окно, и я решила, что, если лекарь сейчас скажет: «Нам осталось лишь уповать на небо» - я вытолкну горе-лекаря из этого окна прямо на куст сирени. И пусть сам уповает на небо.

     - Я не знаю, я первый раз сталкиваюсь с таким. Но у нас еще есть немного времени, я поищу ответ в книгах.

     Лекарь быстро вышел из комнаты не в окно, а в дверь, потому что не опустил руки. А я подошла к Батул, которой с каждой минутой становилось все хуже. Подруга приоткрыла глаза и посмотрела на меня:

     - Джуман.

     - Я здесь, Батул.

     - Джуман, прошу, скажи мне правду, с моим сыном все хорошо?

     - Конечно.

     Она вцепилась пальцами в мою ладонь, а на её искусанных губах появилась вымученная улыбка:

     - Гафур прав, ты не умеешь лгать.

     Я придвинулась к ней:

     - Батул, послушай меня. Чтобы не случилось, ты не должна сдаваться. Слышишь меня? Не смей опускать руки и думать о плохом. Если ты только допустишь к себе плохую мысль, она сразу разъест тебя, точно яд. Поверь мне, я знаю, о чем говорю. Ты должна бороться, ради себя и ради своего сына. А если и это для тебя не аргумент, тогда подумай, что со мной сделает Гафур, если с тобой что-то случится. Я нарушила все мыслимые и немыслимые правила гарема ради тебя. Эти три кумушки, которые следят за мной точно коршуны, не дадут господину об этом забыть. Повитуха обвинит в несчастье меня, скажет, что, если бы я не вмешалась, все бы было хорошо. Так что, если не хочешь подумать о себе и сыне, подумай хотя бы обо мне.

     Батул улыбнулась и сжала мою руку:

     - Не беспокойся об этом, Джуман. Господин ничего тебе не сделает.

     - Сделает, еще как сделает...

     - Нет, Джуман. Он не причинит боль женщине, которую любит.

     Снова-здорово! Я устало прикрыла глаза, не готовая сейчас спорить с подругой об этом:

     - Поговорим об этом позже, когда ты родишь здорового сына. Сейчас, Батул, я не могу полноценно с тобой спорить, слишком я тебе сочувствую.

     - Хорошо, Джуман, поговорим позже, - согласилась она, а потом добавила: - Знаешь, я думаю тебе больше не надо здесь находиться.

     - Что?

     - Ты носишь ребенка, Джуман, не надо тебе на все это смотреть.

     - Не говори глупостей, - перебила я Батул. – Я останусь с тобой, пока ты не родишь. Хочу сразу же после тебя взять на руки твоего сына. Опередить этих трех коршунов.

     Батул через силу улыбнулась и посмотрела на меня:

     - Ты добрая, Джуман. Слишком добрая.

     - Скажи это им, - улыбнулась я. – Коршуны с тобой вряд ли согласятся.

     Прошли еще пара часов, в течение которых боли Батул усилились. Лекарь так и не вернулся. Мне надо было хоть что-то сделать, лишь бы не сидеть на месте. Я наклонилась к Батул:

     - Милая, я выйду на пару минут, позову лекаря и тут же вернусь.

     Подруга, не открывая глаз, прошептала, цитируя меня:

     - Иди-иди, Джуман, но не забывай, что, когда ты вернешься, я все ещё буду здесь.

     - И я очень этому рада, - я поцеловала Батул в лоб и вышла, тихо прикрыв за собой дверь. Я быстро пошла по коридору, а потом даже побежала – нервы были на пределе. Завернув за очередной угол, я наткнулась на группу мужчин и отскочила, а потом кинулась обнимать Рональда, который неуверенно поправлял очки:

     - Вы здесь! Вы приехали!

     - Приехал, - сказал он. – Я же был вам нужен.

     Меня медленно, но твердо отстранили от смущенного врача, и я посмотрела на Гафура, который придерживал меня за локоть. Я улыбнулась Рональду:

     - Спасибо.

     - Как она?

     - Мне кажется ей хуже, - я с надеждой посмотрела на местного лекаря: - Вы нашли что-нибудь в книгах?

     - Кое-что нашел, но не уверен, что это поможет.

     - Рональд, на вас одна надежда, - взмолилась я.

     Старичок снова поправил очки:

     - Я сделаю все возможное. Идемте, коллега, - обратился он к местному лекарю, - не будем терять время. И расскажите мне о том, что прочитали в своих книгах по медицине.

     - Да, идемте, - сказал местный лекарь, и я облегченно вздохнула.

     Хорошо, что они не станут препятствовать друг другу, а объединят усилия, чтобы спасти Батул и её сына:

     - Сюда, - сказала я, но Гафур удержал меня за локоть. – Что?

     - Они справятся без тебя, - ответил он.

     - Нет, я должна быть с ней, как ты не понимаешь?

     - Джуман, это не обсуждается. Тебе надо подумать и о своем здоровье, - отрезал Гафур.

     Рональд строго посмотрел на меня:

     - Вам нездоровится, снова вернулся кашель?

     - Нет.

     - Она беременна, - сказал за меня Гафур. – Учитывая это ей не нужно присутствовать при родах.

     Рональд согласно кивнул:

     - Конечно, это не к чему. Особенно для молодой женщины в положении.

     Местный лекарь заметил:

     - Но возможно опыт госпожи Джуман может нам пригодиться?

     - Какой опыт? – посмотрели на него Гафур и Рональд

     Я поняла, что моя недавняя ложь сейчас раскроется.

     - Опыт родов. Это ведь третья беременность госпожи Джуман.

     - Третья? - перевели на меня взгляд Гафур и Рональд.

     Я нелепо улыбнулась и посмотрела на местного лекаря, который в недоумении взирал на меня:

     - Простите. Я немного преувеличила, с количеством моих родов.

     - Да, немного. Всего лишь на все, - кивнул Гафур и обратился к врачам: – Идите и сообщайте мне обо всём.

     Мужчины кивнули и пошли по коридору. Я посмотрела на Гафура:

     - Пожалуйста, пусти меня к ней. Всего лишь на пару минут.

     - Зачем?

     - Я обещала Батул, что скоро вернусь, не хочу нарушать свое слово. Я только представлю ей Рональда, и сразу уйду. Обещаю.

     - Хорошо, - кивнул Гафур. – Я жду тебя у себя в комнатах. И если ты не придешь через пять минут, Джуман...

     - Я приду, господин. Через пять минут.

     Глава 19.

     Я медленно встала с подушек, на которых до этого пыталась читать книгу и снова начала ходить по комнате Гафура. Мужчина оторвал взгляд от свитков, которые просматривал и велел:

     - Сядь и успокойся.

     - Почему от них нет никаких вестей так долго? Может мне сходить...

     - Я сказал, сядь.

     Я хмуро взглянула на него:

     - Я не могу сидеть без дела, не зная, что там происходит.

     - Если бы произошло что-то важное, мне бы уже сообщили. И ты не сидишь без дела, ты, кажется, читаешь книгу, - приподнял он бровь.

     - Ну, да, как же, читаю. Одно предложение уже сто первый раз. И если ты сейчас спросишь, о чем оно, я тебе не скажу.

     - Тебе нужно успокоиться, Джуман. Твое волнение ни для кого не на пользу. Подумай о ребенке.

     - Гафур, прошу тебя, хватит в каждом предложении напоминать мне о моем ребенке. Я помню о нем, - разозлилась я.

     - Так если помнишь, значит сядь и успокойся.

     - Я не могу по твоей команде успокоиться. Это так не работает.

     - Мне все равно, как это работает. Но если ты не возьмешь себя в руки, я велю опоить тебя сонной травой, для твоего же блага.

     Я хмуро уставилась на него, Гафура не уступал мне взглядом. Но надо признать, мужчина был прав – мое волнение никак не помогало Батул, и мне тоже было не на пользу. Я снова села и взяла в руки книгу, а потом, вспомнила о нашем прерванном утреннем разговоре. Я посмотрела на мужчину:

     - Господин. Ты хотел открыть мне правду утром, но нас прервали.

     - Позже, Джуман, - не отрывая взгляда от свитка, оборвал он.

     - Почему не сейчас?

     Гафур строго посмотрел на меня:

     - Я сказал позже.

     - Но...

     - Джуман, - холодно прервал меня мужчина. - Я и так позволил тебе в последнее время много вольности, которая граничит с дерзостью. Остановись. Не испытывай судьбу.

     Я вняла его предупреждению и только тихо заметила:

     - Я просто не понимаю...

     - А тебе и не нужно ничего понимать. Просто делай, что тебе велят.

     Моя гордость снова подняла голову:

     - Но я ведь больше не твоя рабыня и ты не можешь мне приказывать, - тихо, но твердо заметила я.

     Гафур отложил свиток и приподнял бровь:

     - Ты так уверена в этом? Уверена, что, живя под крышей моего дома, не должна выполнять моих распоряжений?

     - Распоряжений, возможно, но не приказов, - я пыталась не спровоцировать конфликт. – К тому же, как только Батул окрепнет после родов, я сразу уеду.

     - Ты уедешь тогда, когда я позволю, - тихо заметил Гафур, но в его голосе звучала сталь.

     Я вскину на него тревожный взгляд, который до этого прятала и возразила:

     - Мы так не договаривались.

     - Мы вообще ни о чем с тобой не договаривались, Джуман. Я не веду переговоров с женщинами.

     Что? Я в изумлении распахнула глаза:

     - Но ты обещал! Обещал, что я останусь свободна. Что ты отправишь к Аббасу гонца. Что я останусь в гареме только до родов Батул! Ты смотрел мне в глаза и обещал все это! – Гафур молчал. Я не верила, что могла быть так наивна и поверить ему! Я в тревоге прошептала: – Ты врал мне? Всё это были пустые слова? Ты не собирался выполнять обещание?

     - Я же сказал, что дам тебе новый повод меня ненавидеть, - тихо заметил он.

     Это не могло происходить в действительности! Только не со мной, только не снова! Я сама, своими собственными руками позволила ему это. Сама, пришла в западню, расставленную так просто и бесхитростно. Сама поверила человеку, которому не должна была верить никогда. Сама простила Гафура, разглядев в нем благородные качества, которых просто не существовало. Нет, этого не могло быть! Я не могла ошибиться в нем так жестко! Я смотрела на Гафура, и пыталась снова возненавидеть его, снова испугаться, но в моем сердце ненависти больше не было. Я медленно встала на ноги:

     - Я не верю тебе. Ты не можешь так со мной поступить.

     - Верь, во что хочешь, Джуман, от этого истина не станет иной.

     - Нет, Гафур, нет! Это все не правда, - затрясла я головой, отказываясь признавать очевидное: – Ты не такой. Ты не можешь так поступить. Ты бы не отпустил меня ночью, если бы все это было правдой...

     - Ты носишь под сердцем ребенка и должна его благополучно родить. Тем самым я отдам Аббасу долг жизни. После этого ты снова станешь моей наложницей, и тогда узнаешь, как я могу поступить с женщиной, которая предала меня, добровольно отдавшись другому мужчине, - тихо ответил Гафур, а в его голосе стоял холод. Этот холод сковал меня, точно цепью, все во мне заледенело и, кажется, даже моя душа покрылась коркой инея. Мужчина сузил глаза: - Что, уже не считаешь меня добрым и сострадательным? Снова боишься и ненавидишь?

     Я прикрыла глаза, и с силой сжала кулаки. Нет! Я не позволю этому снова случиться. Больше нет! Лед треснул, и я снова почувствовала тепло, которое возвращалось в мое тело. Я открыла глаза и спокойно посмотрела на Гафура:

     - Все что я испытываю к тебе, это сострадание. Мне жаль тебя, господин. Жаль, потому что ты не видишь того, что вижу я.

     - И что же ты видишь? – напряженно спросил мужчина.

     - Я вижу тебя. Тебя настоящего, - честно ответила я.

     В комнате повисла тишина, но она была звенящей. Наши взгляды скрестились, и тысяча картинок пронеслась в моей голове. Я вспомнила себя маленькую возле бабки, себя сидящую на своей первой кобыле, себя на руках у отца в его кабинете, себя в новой красивой шляпке, себя на первом балу. Я вспомнила себя истерзанную плетью, себя в агонии насилия, себя униженную на коленях, себя запуганную и покорную. Я вспомнила бессонные ночи, радость чтения, прогулки в саду, удушливый запах банных масел и приторный вкус восточных сладостей. Я вспомнила ощущения мужских рук на коже, рук Гафура. Его поцелуи, его ласки, его страсть и шепот. А потом я вспомнила его взгляд, как Гафур смотрел на меня при нашей первой встрече на корабле. Как смотрел ночами, которые я проводила в его спальне. Как смотрел на меня, когда мы случайно встречались в залах и коридорах гарема. Как смотрел, когда я была рядом с Батул и заботилась о ней. И как смотрел тогда, в той тесной задымленной комнате, когда думал, что больше меня не увидит.

     Как смотрит сейчас.

     Вся полнота осознания накрыла меня с головой, обрушилась точно снежная лавина. Почему раньше я не замечала этого взгляда? Почему не видела того, что теперь стало очевидным? Почему была так слепа? Потому что не хотела смотреть, не хотела видеть, не хотела знать. Я и сейчас не хотела знать, но это уже было не в моей власти – ведь я прозрела, неожиданно и полностью. Я увидела то, что видели остальные, особенно Батул. Теперь мне стали понятны фразы подруги о любви и её загадочная улыбка сегодня утром.

     Я не сдержала тихого шепота:

     - Это не может быть правдой. Ты не можешь испытывать этого ко мне, - Гафур сжал кулаки, а я облизала губы, потому что они вмиг пересохли: - Скажи, что это неправда.

     - Это не правда, - прорычал мужчина.

     Он лгал мне. И я и Гафур поняли это одновременно. Я прикрыла глаза:

     - Гафур, пожалуйста...

     - Аббас мертв, - резко бросил он.

     Что... Что он говорит... Я сильнее зажмурилась.

     - Он мертв. Был бой, войско султана понесло потери. Аббас мертв. Я знал это уже тогда, когда приехал за тобой в его дом. Я не сказал тебе, чтобы ты поехала со мной. Скрыл это, чтобы выманить тебя из его дома. Аббас мертв. Он не приедет за тобой. Не спасет тебя. Не защитит от меня. Аббас мертв, Джуман. Твой возлюбленный мужчина мертв.

     - Хватит! – я резко распахнула глаза. – Хватит повторять!!! Я поняла и с первого раза. Он...  мертв.

     Дверь распахнулась, и радостные крики Ламис наполнили комнату:

     - Родился! Господин, родился! У вас родился сын! Здоровый, крепкий мальчик! Родился! Родился сын! Родился, господин!

     - Хватит! – резко велел Гафур, и Ламис замолчала на полуслове, - Я понял и с первого раза, - вторил мне мужчина, не отрывая от меня напряженного взгляда. – Как Батул?

     - Она отдыхает после тяжелых родов, господин. Лекари говорят, с ней должно быть все хорошо, - тихо ответила женщина.

     - Ступай. Вели, пусть принесут мне ребенка.

     - Да, господин, конечно, господин. Вашего сына помоют, спеленают и тут же принесут вам.

     Ламис быстро вышла, а я, наконец, оторвала взгляд от Гафура и медленно пошла к двери. Мужчина преградил мне дорогу. Я подняла на него пустой взгляд:

     - Пойду к ней.

     - Останешься со мной.

     - Зачем?

     - Потому что я так велю.

     - Все равно, - бесцветно ответила я и отошла от него.

     Я села на кровать и стала рассматривать свои ладони. Вот они, мои пальцы и трещинки на них, а вот узор кожи, в котором, говорят, написана судьба человека. Интересно, какими из этих линий написаны радость при встрече, волнения от ожидания, пустота от потери. Где здесь моя любовь, моя боль, мое сомнение, моя скорбь. Где здесь написано о моем счастье? И что о нем написано? А может его забыли прописать на моих ладонях? Забыли вписать в мою судьбу, поэтому его нет в моей жизни?

     Мои ладони накрыли мужские и соединили вместе, прерывая и мой изучающий взгляд, и мои мысли. Я посмотрела на Гафура, который стоял пред мною и тихо спросила:

     - У тебя родился сын, ты рад?

     - Да.

     - Как ты думаешь, Аббас бы тоже обрадовался, если бы я родила ему сына?

     - Ты родишь ему сына.

     - Но он не сможет этому порадоваться.

     Гафур долго смотрел на меня, а потом тихо сказал:

     - Со временем боль пройдет, Джуман. Не сразу, но пройдет.

     - Обещаешь?

     - Да. Обещаю.

     Я грустно усмехнулась:

     - Но ведь и ты, и я знаем, что мне не стоит больше верить твоим обещаниям.

     Мужчина хотел что-то сказать, но нас прервали. Повитуха внесла в комнату сверток, который осторожно прижимала к себе. Она подошла к нам и аккуратно передала ребенка отцу. Гафур взглянул на сына, и хмурые морщины на его лице разгладились:

     - Здравствуй, мой сын. Я назову тебя Тагир. Ты светлый ребенок, чистая гордость и радость своего рода. Ты вырастишь сильным и справедливым мужчиной.

     - Как твой отец, - тихо добавила я.

     Гафур пронзил меня внимательным взглядом и спросил:

     - Хочешь подержать на руках моего сына?

     - Это честь для меня, господин, - ответила я и встала.

     Мужчина переложил мне на руки ребенка, и я не сдержала светлой улыбки, при виде сморщенного, но такого прекрасного личика:

     - Здравствуй, малыш. Как долго мы все тебя ждали. И как рады видеть. Ты, наверное, тоже хотел поскорее со всеми нами познакомиться. Да, Тагир?

     - Он тебе не ответит, - усмехнулся Гафур.

     Я пронзила его недовольным взглядом:

     - Как будто я не знаю.

     - Зачем тогда спрашиваешь у него?

     - Ты мужчина, тебе не понять, - я снова посмотрела на спящего ребенка: - Да, малыш, твоему отцу меня не понять. Но это не значит, что я перестану с тобой говорить. Ты ведь все-все понимаешь, даже если пока и не можешь мне ответить, - я посмотрела на повитуху: - Батул спит?

     - Когда я уходила не спала.

     Я обратилась на Гафуру:

     - Вернем малыша его маме, с ней ему сейчас будет лучше всего.

     Повитуха протянула руки за ребенком:

     - Роженице надо отдохнуть. Я позабочусь о ребенке.

     Я непроизвольно прижала малыша сильнее к себе и даже чуть отвернулась от женщины. Гафур сказал:

     - Джуман, отдай ребенка. О нем позаботятся.

     - Я тоже могу о нем позаботиться, пока Батул отдыхает.

     - У тебя нет должного опыта, - возразил мужчина.

     - А у неё нет должных чувств, - буркнула я, глядя на повитуху. Я не желала расставаться с малышом, тем более отдавать его в руки женщины, которая мне не нравилась. – Я поговорю с Рональдом, и должные знания у меня появятся. Господин, прошу, позволь мне побыть с ним, хотя бы немного.

     Гафур пару секунд молчал, а потом кивнул повитухе:

     - Придешь позже.

     Та почтительно поклонилась и вышла. Я аккуратно села на кровать, удерживая ребенка. Он был таким крохой и таким беззащитным, что слезы навернулись на глаза.

     - Джуман, - услышала я строгий голос Гафура.

     Я улыбнулась ему сквозь слезы:

     - Это слезу радости, господин. Он такой чудесный малыш.

     - Тебе надо отдохнуть, переживания сегодняшнего дня тебя утомили.

     Я согласно кивнула и встала:

     - Ты, наверное, прав. Сейчас, только отнесу ребенка.

     - Отдай служанке за дверью.

     - Нет, я сама его отнесу.

     - Джуман, моему сыну ничего не угрожает в моем доме, - улыбнувшись заметил Гафур.

     - Я знаю, просто хочу больше с ним побыть.

     - Ну, хорошо, отнеси и сразу ложись отдыхать.

     - Да, господин, хорошо, - я направилась к двери, но Гафур меня окликнул. Я обернулась.

     - Мне ведь не нужно приставлять к тебе смотрящую служанку? Ты будешь вести себя разумно?

     - Я буду вести себя разумно. Обещаю тебе. Моему слову ты все еще можешь верить, - добавила я и вышла за дверь.

     Я тихо прошла по коридорам, чтобы не разбудить ребенка и вошла в дверь спальни, где рожала Батул. Меня встретили удивленные взгляды служанок. Я шепотом спросила:

     - Госпожа отдыхает?

     - Джуман, это ты? – услышала я голос Батул, которую не было видно за пологами кровати.

     - Да, - я подошла ближе. – И я не одна.

     Я откинула полог и села на постель возле подруги. Та удивленно распахнула глаза и уставилась на сверток в моих руках так, как будто видела своего ребенка впервые. Подруга подняла на меня испуганный взгляд:

     - Это, это...

     Я не поняла её реакции, но ответила:

     - Да, это твой малыш. Тагир. Гафур дал ему имя.

     В глазах Батул появились слезы:

     - Ты дашь мне его подержать, Джуман? Хотя бы на пару мгновений?

     Я удивилась еще больше и протянула ребенка матери. Та аккуратно взяла его на руки и заглянула в крошечное личико, а потом не сдержала радостных слез.

     - Здравствуй, Тагир. Я твоя мама.

     Ошарашивающая мысли пронзила меня молнией, и я сразу её озвучила:

     - Батул, ты, что первый раз сейчас видишь своего ребенка? Тебе не дали его подержать после родов?

     - Нет, малыша сразу унесли.

     - Что? Как это сразу? Как? – яростно шептала я, не желая будить малыша.

     Но, похоже, Тагир все равно почувствовал, что-то неладное, потому что распахнул свои удивительные глаза, а потом сморщил личико и заплакал. На лице Батул отразился ужас, и она буквально впихнула мне ребенка обратно:

     - Скорее, Джуман, унеси его отсюда. Пока никто не видел, что ты была здесь с ним. Скорее!

     Я воззрилась на неё так, словно у Батул выросли рога, а потом ужасно разозлилась:

     - Что значит унеси? Куда его унести Батул? Куда?

     - К повитухе, на женскую половину. Надо отдать его ей.

     - Отдать этой хмурой женщине нашего светлого Тагира. Да ни за что на свете!

     - Джуман, такие правила, - испугалась Батул. – Скорее унеси его!

     Я начала качать малыша, чтобы Тагир хоть немного успокоился:

     - Да плевать мне на ваши правила. Я сегодня столько их нарушила, что одним больше, одним меньше, какая разница. Но я не отдам ребенка. Если он тебе не нужен, оставлю Тагира себе. Да, малыш?

     - Джуман, что ты такое говоришь! Как это не нужен! Это же мой сын! Я просто не могу его оставить с собой, так не принято.

     - Я же сказала плевать, - ребенок не успокаивался. - Батул, мне, кажется, его надо покормить.

     - Да, он наверняка проголодался, - обеспокоенно ответила Батул. - Неси ребенка, скорее, на женскую половину, там к нему приведут кормилицу.

     Я снова раздраженно воззрилась на подругу:

     - На кой чёрт ему кормилица, если у него есть мать?

     - Джуман?

     - Что, Джуман! Ты собираешься его покормить или нет?

     Батул в удивление распахнула глаза:

     - Я?

     - Ну не я же? Я, конечно, тоже смогу его покормить, только месяцев через восемь. Но не думаю, что Тагир в состоянии ждать так долго.

     Подруга пару мгновений была в оцепенении, а потом тихо спросила:

     - А как мне его покормить?

     - Ну, давай вместе разбираться.

     Эта наука оказалась не такой уж сложной, и через пару минут малыш Тагир жадно глотал материнское молоко, присосавшись к груди. Счастью Батул не было предела, она радовалась так, как будто сама была младенцем:

     - Смотри, Тагир пьет мое молоко! Ему вкусно, ему нравится.

     - Конечно, нравится, ты ведь его мама, - улыбнулась я, глядя на их идиллию.

     Я легла рядом с Батул на большой кровати, и устало вытянула ноги. День и вправду был тяжелый. Но он хорошо заканчивается, и это главное. Минут через десять Батул мне тихо сообщила:

     - Он, кажется, наелся, - я взглянула на малыша, который довольно сопел и хлопал своими большими глазками. – Что теперь с ним делать?

     - Любить.

     - Любить, - повторила за мной Батул с мечтательной улыбкой на устах. - Спасибо, Джуман, ты сделала меня такой счастливой.

     Подруга очень устала – это было видно не вооруженным взглядом, но расставаться с сыном не хотела. Я поняла, что Батул опасалась, что если я унесу Тагира сейчас, то малыша могут к ней не вернуть еще долгое время. Поэтому мы соорудили из подушек кокон по центру кровати и положили туда спящего Тагира. А сами улеглись с двух сторон от него. У Батул сонно закрывались глаза, но подруга отчаянно с этим боролась. Я притронулась к её руке:

     - Батул тебе надо отдохнуть. Я присмотрю за твоим сыном, не беспокойся. Обещаю, когда ты проснешься, Тагир все еще будет здесь, даже если мне придется выдержать бой с целой армией повитух.

     Женщина улыбнулась:

     - Спасибо, Джуман.

     Через пару секунд она уже спала глубоким сном. Я поправила на Батул одеяло и посмотрела на малыша, который смешно сопел носиком. Дверь спальни открылась, и я услышала топот ног. Полог откинулся, и я увидела грозное лицо Гафура. За ним стоял нахмуренный Карим, обеспокоенная Ламис, раздраженная повитуха и еще несколько испуганных рабынь. Гафур перевел взгляд на спящую Батул, а потом на своего ребенка – и его хмурое лицо разгладилось. Мужчина посмотрел на меня:

     - Что ты здесь делаешь, Джуман? Я же велел тебе отнести ребенка и идти отдыхать.

     - А я и отнесла ребенка, - шепотом заметила я. – А теперь мы все вместе отдыхаем.

     - Ты должна была отнести моего сына на женскую половину, к кормилице.

     - Ты не уточнил, куда именно его нести. А я реши, что Тагиру самое место возле его матери, которая, кстати, его уже покормила. Ты знал, господин, что они, - я указала на Ламис и повитуху, - даже не показали Батул ребенка, после родов. Даже не дали матери подержать сына на руках?

     Гафур не обернулся на испуганных женщин, он протянул руку и поправил локон, который выбился мне на глаза:

     - И, ты, конечно, это исправила? - я смутилась от его прикосновения и только кивнула. – В следующий раз, Джуман, пожалуйста, прежде чем уносить моего сына в неизвестном направлении, сообщи хоть кому-нибудь, куда ты его понесла. Чтобы весь дом не стоял на ушах, что моего ребенка похитили.

     - Ты думал, я его похитила? – удивилась я.

     - Я так не думал. Но другими такие версии высказывались.

     - Хорошо. В следующий раз, я стану всех и каждого предупреждать о своем передвижении по дворцу.

     Гафур протянул руку, нежно погладил Батул по волосам, а потом наклонился и подхватил меня на руки. Я удивленно воззрилась на него:

     - Что ты делаешь?

     - Тебе тоже надо отдохнуть.

     - Я обещала Батул, что присмотрю за Тагиром, пока она будет спать.

     Гафур понес меня к двери:

     - За ним есть, кому присмотреть.

     - Нет! Они злые, они его унесут от Батул! А я обещала ей, что, когда она проснется, ребенок будет тут, - я попыталась вырваться из мужских рук.

     Гафур сильнее прижал меня к себе и остановился. Господин посмотрел на Карима и велел:

     - Оставьте Тагира с матерью. Когда Батул проснется, пусть сама решит, какие из комнат им с сыном занять. Так же пусть сама выберет служанок и женщин себе в помощницы.

     - Да, господин, - поклонился Карим.

     Гафур посмотрел на меня:

     - Теперь моя жемчужина спокойна?

     Я тихо ответила:

     - Спасибо, господин.

     Он вынес меня из спальни и понес по коридорам дворца, на которые постепенно опускался вечер. Я тихо заметила:

     - Я могу идти сама.

     - Я знаю, - было мне ответом, и Гафур продолжил меня нести.

     Когда мужчина свернул в крыло дворца, где находилась его покои, я заволновалась, но промолчала. Гафур внес меня в свою спальню и бережно положил на кровать:

     - Может ты голодная?

     - Нет.

     - Хорошо. Тогда отдыхай, - велел он и отошел от кровати.

     Я привстала и посмотрела на мужчину:

     - Гафур, - он обернулся. – Зачем ты принес меня в свою спальню?

     Мужчина нежно усмехнулся:

     - Потому что в последнее время у тебя появилась вредная привычка появляться из ниоткуда и исчезать в никуда самым неожиданным образом. Но, надеюсь, здесь, в моей спальне, ты не станешь ей потворствовать. Спи, Джуман, и ни о чем не беспокойся. Заключим на сегодняшнюю ночь перемирие.

     - Давай заключим перемирие на всю жизнь, - предложила я.

     - Боюсь, ты не согласишься с моими условиями мирного договора, а я с твоими, - улыбнулся Гафур. – Так что пока перемирие только на эту ночь. Спи.

     - Хорошо, - ответила я и легла на кровать.

     Я потянулась к волосам, медленно распустила косу, а потом устало прикрыла глаза и скинула туфли, зацепив их носками ног. На большее сил не хватило. Через пару минут я уже спала, и проснулась лишь на мгновение, когда мужские руки притянули меня в твердой груди. Я хотела что-то возразить, но нежный шепотом меня остановил и успокоил:

     - Спи, Джуман, и ничего не бойся. Этой ночью я тоже вижу себя настоящего.

     Глава 20.

     Наутро на меня во всей полноте обрушилось осознание всего произошедшего вчера. Я спрятала лицо в подушку и беззвучно закричала. А слезы сразу намочили лицо.

     Аббас мертв.

     Тагир родился.

     Круг жизни замкнулся.

     Но почему это не приносит никакого облегчения. Я чувствую боль, которую должна скрывать от всех. От Батул, хорошее настроение которой не нужно портить моим горем. От Рональда, который может прописать мне ненужные лекарства. От Ламис, которая просто не поймет моего горя. А самое главное от Гафура – ему, в руках которого опять находится моя жизнь, ни к чему знать, как сильно я страдаю по другому мужчине. Тем более, что теперь от него зависит не только моя жизнь, но жизнь моего не рожденного ребенка. Теперь мне нужно вести себя правильно и сделать все возможное и невозможное, чтобы после того, как родиться мой малыш, Гафур позволил его оставить. Позволил мне быть рядом с ним, а ребенку рядом со мной. Теперь это главная цель моей жизни, ради которой можно пойти на многое, если не на всё.

     Я ощутила теплую руку на теле и встрепенулась. Возле меня сидел Гафур, нежно поглаживая по спине. Я быстро утерла слезы и села:

     - Доброе утро, господин. Как Батул и маленький Тагир?

     - С ними все хорошо. Весь гарем теперь только и делает, что заботится о них. Как моя жемчужина?

     Я через силу улыбнулась и стерла остатки слез:

     - Я тоже хорошо, господин. Спасибо.

     Он грустно улыбнулся:

     - Ночь закончилась, а с ней и наше перемирие. И ты снова начала мне врать.

     Я медленно взяла мужскую ладонь и приложила к центру груди:

     - Болит здесь.

     Гафур внимательно посмотрел на меня и сел ближе. Через мгновение я была в его заботливых объятиях, точно маленький ребенок:

     - Что мне сделать для тебя, Джуман, чтобы облегчить твою боль?

     Я прикрыла глаза, понимая, что нельзя просить об этом, но все равно не сдержалась:

     - Отпустить.

     Гафур сильнее сжали меня в объятиях, как будто опасался, что я могу сбежать прямо сейчас:

     - Зачем ты просишь о том, чего я не могу сделать?

     - Ты все можешь, Гафур. Все.

     - Нет, не все. Я уже отпустил тебя однажды и сильно пожалел об этом. Больше этого не повторится, - сказал мужчина, и по его тону я поняла, что данную тему лучше оставить.

     Я невесомо погладила Гафура по рукам, которые удерживали меня, и решила отвлечь:

     - А знаешь, господин, я придумала, что ты можешь для меня сделать.

     - И что же это? – спросил он, заглядывая мне в глаза.

     - Позволить мне прокатиться на одной из твоих лошадей. Я как-то видела из окна, как их выводили на прогулку.

     Гафур удивился:

     - Ты умеешь ездить верхом?

     Я оживилась и села в его объятиях:

     - Да. И очень даже хорошо. Дома у меня была породистая лошадь, и я могла кататься на ней дни напролет. Это всегда приносило мне огромную радость.

     Мужчина сомневался, я видела это:

     - Ты носишь ребенка, Джуман. Не думаю, что это сейчас разумно.

     - Я буду очень осторожна, - не сдавалась я. – Ты прикажешь дать мне самую спокойную лошадь, а я не стану пускать её в быстрый галоп. Пожалуйста, господин. Позволь мне это, прошу, - Гафур внимательно рассматривал меня, и я видела, что мужчина склонен уступить. Нужно было лишь немного его подтолкнуть: - Это сделает меня счастливой.

     Гафур улыбнулся:

     - Моя жемчужина учится женским хитростям? - я смутилась и опустила взгляд. Мужчина приподнял мой подбородок, вынуждая смотреть на него: - Тебе не нужна эта наука, Джуман. Ты можешь говорить со мной открыто, когда мы одни.

     Я кивнула и сказала:

     - Я хочу прокатиться на лошади, снова ощутить ветер на лице и радость движения. Это дает ощущение свободы.

     - Но это призрачная свобода, Джуман.

     - Я знаю это, Гафур, - ответила я, не сумев сдержать одинокой слезы, которая скатилась по щеке: - Но сейчас и она для меня роскошь.

     Мужчина еще пару секунд внимательно меня рассматривал, а потом согласился:

     - Хорошо. Я дам соответствующие распоряжения.

     Мое лицо озарила искренняя улыбка, которая шла из самого сердца:

     - Спасибо.

     - Первая по-настоящему радостная улыбка, которую я вижу на твоем лице, - тихо заметил Гафур и притронулся к моей щеке. Я сразу смутилась. – Ну вот, она была не долговечна.

     Я не знала, что ему ответить и поэтому молчала. Гафур вздохнул и встал:

     - Батул ждет тебя на завтрак. Слуга проводит тебя в её новые комнаты.

     Мужчина ушел, а я быстро привела себя в порядок и отправилась к подруге. Её новые комнаты были просторными светлыми и далекими от главных залов гарема. Я поняла, что Батул выбрала их именно по этой причине. Она полулежала в широкой кровати, заботливо обложенная подушка, а её сын был рядом, в специальной люльке. Батул мне радостно улыбнулась и приветственно протянула руки, я пожала её ладони и села подле:

     - Джуман, как я рада видеть тебя.

     - Здравствуй, Батул. Прости, я не дождалась вчера твоего пробуждения, как обещала. У тебя все хорошо?

     Она улыбнулась:

     - Да, все хорошо. Мне рассказали, что вчера, пока я спала, ты просила за меня господина. Спасибо.

     - Не благодари за это. Ты и малыш должны быть вместе и ни в чем не нуждаться.

     Подруга улыбнулась и посмотрела на сына, который сладко спал:

     - Тагир такая милая крошка. Я так рада, что он здоров. Джуман, я ведь не поблагодарила тебя за то, что ты упросила господина послать за своим доктором. Если бы не он...

     Я прервала её:

     - Все обошлось и это главное.

     Служанки принесли завтрак и выставили его на больших подносах прямо на кровать. Мы принялись за еду. Батул много не ела – утром её посетили два врача и предостерегли от переедания. Кажется, Рональд и местный лекарь Саид нашли общий язык. Возможно, теперь Гафур разрешит Рональду остаться в его дворце, и я была этому рада: его знания всегда могут пригодиться, а я смогу продолжить учебу, если господин, конечно, разрешит. Мне опять нужно привыкать жить по чужой указке, и это совсем меня не радовало. Наверное, мои мысли отразились на моем лице, потому что Батул спросила:

     - Джуман, ты чем-то опечалена?

     Я одернула себя:

     - Я? Нет, совсем наоборот, - я улыбнулась. – Знаешь, что я выпросила у господина сегодня утром?

     - Что?

     - Он разрешил мне прокатиться на одной из своих лошадей! – радостно сообщила я.

     По лицу Батул я поняла, что ей не нравится моя затея. Она нахмурилась:

     - Зачем ты об этом просила?

     - Как зачем? Помнишь, я ведь рассказывала тебе, что дома очень любила ездить верхом.

     - Ну, да. Но то было давно, в другой жизни. А сейчас тебе это абсолютно не к чему. Не забывай, ты носишь под сердцем малыша, и должна беречь свое здоровье.

     - Но это не значит, что мне надо лечь на спину и не шевелиться оставшиеся восемь месяцев. Я беременна, а не больна.

     Батул пошла на попятную, видя, что мне совсем не нравится этот разговор:

     - Нет, конечно, ты не больна. И можешь продолжать вести обычную жизнь, в которой должно быть место радости. Но может, ты найдешь другие занятия, которые тебя будут радовать, Джуман? Менее опасные?

     Я категорично заявила:

     - Катание верхом не опасно для меня, - и добавила: - И, пожалуйста, Батул, не нужно в заботе обо мне начинать против меня же подпольную войну. Не нужно намекать господину, что моя просьба опасна или говорить еще что-то. Я прошу тебя не делать этого, и позволить мне самой решать, что мне нужно, а что нет.

     Подруга поджала губы, и я увидела «упрямую Батул», которую видела не часто:

     - Пусть ты и старше меня годами, Джуман, но я гораздо опытнее тебя в этом вопросе, - в подтверждение своих слов женщина посмотрела на Тагира. – Так что, если ты станешь делать что-то, что будет откровенно не на пользу твоему здоровью, я молчать не стану.

     Я усмехнулась, такой взросло-строгой она казалась сейчас:

     - Я и не прошу тебя молчать. Просто сообщай об этом мне, а не кому-то другому. А я обещаю, что всегда прислушаюсь к твоим словам. Договорились.

     Она величественно кивнула, и мы продолжили завтрак.

     Глава 21.

     Проходил день за днем, Тагир рос прямо на глазах, чем очень радовал всех обитателей гарема, особенно его отца. Гафур души не чаял в ребенке, поэтому проводил много времени возле Батул и малыша. Я старалась всегда оставить их втроем, но у меня не всегда это получалось. Батул просила, чтобы я постоянно была рядом и Гафур тоже был не против этого. Мы больше не говорили ни о смерти Аббаса, ни о моем будущем – как будто и, правда, заключили с мужчиной временное перемирие.

     Через неделю Гафур выполнил свое обещание и взял меня на конную прогулку. Мне пришлось надеть мужскую одежду и укутать голову и лицо на манер восточного воина. Лошадь под мною была спокойной и послушной, и никак не хотела переходить даже на легкий галоп. Прогулка длилась очень недолго, мы только объехали вокруг дворца. Но и такой малости я была рада! Моя давнишняя мечта, наконец, исполнилась и это вселило в мою израненную душу настоящую радость. Я до самого вечера взахлеб рассказывала только о конной прогулке, каждому в гареме, кто хотел слушать. Похоже Гафур заметил какие разительные перемены произвел на меня его подарок, потому что теперь стал брать меня на конную прогулку чуть ли не каждый день. Мои красочные рассказы и восторги от катания верхом, которыми я делилась с Батул, очень впечатлили подругу. Батул попросила господина и её как-нибудь взять с собой, верхом на самой спокойной лошадке. Гафур пообещал Батул выполнить её просьбу, когда врачи разрешат.

     С утра было облачно и потому солнце не сильно жгло землю и не парило воздух. Этот день был самым подходящим для нашей общей конной прогулки. Батул выделили самую спокойную лошадь и самого крепкого раба, который вел животное под узды. Я тоже решила обойтись сегодня без быстрой скачки и медленно ехала подле подруги. Гафур уехал немного вперед, чтобы проследить за слугами, которые должны были разбить шатёр для нашего отдыха.

     - Если честно, то я не нахожу в катании верхом ничего удивительного, - заметила Батул через пятнадцать минут катания.

     - Это потому, что ты еще не пристрастилась к этому, - рассмеялась я.

     - И не думаю, что когда-нибудь пристращусь, - с сомнением заметила подруга, а потом улыбнулась: - Но я все равно счастлива, Джуман! Моя жизнь и так была прекрасной, а стала еще лучше.

     - Рада за тебя.

     Батул посмотрела на меня:

     - А ты счастлива, Джуман?

     Я не стала её расстраивать и улыбнулась:

     - Конечно. Очень счастлива.

     - Я очень этому рада, Джуман. Рада, что, наконец, твое сердце обрело долгожданное счастье. А скоро родится твой малыш, ты станешь матерью и жизнь покажется тебе еще прекрасней.

     Я только улыбнулась её словам.

     Мы подъехали к яркому шатру, который слуги возвели прямо посреди пустыни, чтобы укрыть нас от солнца. Гафур помог Батул спешится, и я обратилась к мужчине:

     - Я еще немного покатаюсь, господин. Если ты позволишь?

     - Я составлю тебе компанию, - кивнул Гафур и передал Батул в заботливые руки слуг. – Мы скоро, звезда моя.

     Мужчина поцеловал Батул в губы и ловко вскочил на лошадь. Пять воинов, которые всегда сопровождали Гафура, последовали за ним. Мы все вместе поехали неспешной рысью.

     Я наслаждалась легкой скачкой и погожим деньком. Но не долго.

     Не проехав и десяти минут, Гафур резко натянул поводья и развернул лошадь.

     - Господин? – я тоже остановилась.

     Взгляд мужчины был напряженным, он всматривался вдаль – туда, где остались слуги и Батул. Я тоже посмотрела в ту сторону и мое сердце пронзила тревога. С песчаного склона, внизу которого располагался наш обеденный шатер, на полном ходу спускались всадники в черных одеждах. Вид у них был совсем недружелюбный.

     Не глядя на меня Гафур велел:

     - Скачи за мной! - и пустил свою лошадь в галоп.

     Воины последовали за господином, навстречу нежданным гостям. Я тоже медленно развернула свою лошадь, но не пустила её в галоп, а напротив натянула поводья – останавливая.

     Тысяча мыслей пронеслись у меня в голове за секунду.

     Я хорошо знала эту местность, мы с Гафуром часто катались здесь. Чуть дальше начнется горный хребет, а за ним линия океана, которая приведет в небольшую рыбацкую деревушку. И именно вчера, любуясь с горного хребта на пенный океан, я заметила большой корабль, который стоял на отмели возле той самой деревушки. Корабль с английским флагом.

     Все могло получиться, если я не буду сомневаться и медлить. Или обернуться для меня полным крахом, если что-то пойдет не так. Меня могут догнать воины Гафура и за волосы притащить обратно. Английские моряки могли уже уплыть, или просто не захотеть взять к себе на борт беглую рабыню. Или...

     Но я не стала дальше сомневаться, а просто развернула лошадь и пустила её в бешеный галоп навстречу своей призрачной свободе. Вот он пологий горный хребет. Английский корабль все еще маячит на горизонте. Полупустая рыбацкая деревушка и небольшая покосившаяся пристань. Одно золотое кольцо с моего пальца и какой-то мальчишка с радостью согласился отвезти меня на английский корабль на своей старой лодке, а потом вернуть лошадь «господину Гафуру».

     Моряки подняли меня на борт без особой радости, ведь было не понятно кто и зачем ступил на их корабль. В коренастом мужчине средних лет с подстриженной бородой, я тут же определила капитана и шагнула к нему, откидывая с лица покрывало мужского головного убора. Взгляд капитана стал еще более хмурым, когда он понял, что перед ним женщина. Я не дала капитану и мгновения на раздумья:

     - Прошу, помогите мне! – обратилась я к мужчине на чистом английском. – Я дочь английского джентльмена, графа Толбота. Меня держали в плену. Прошу, отвезите меня в Англию! Я заплачу вам.

     Я стала быстро снимать с рук золотые украшения, которые Батул теперь постоянно заставляла меня носить. Я буквально впихнула драгоценности в руки немного опешившего капитана и потянулась к шее, чтобы снять массивное золотой колье.

     Мужчина меня остановил:

     - Не нужно. Идите за мной.

     Я быстро спустилась за ним в капитанскую каюту, подальше от любопытных взглядов моряков на палубе. Капитан бросил золотые украшения на деревянный стол, где были раскиданы его морские карты и обратился ко мне:

     - А теперь расскажите все спокойно. По порядку.

     Я вкратце поведала ему о своем пленении и побеге, упуская все подробности.

     - Вы мне поможете? – с надеждой спросила я в конце своего короткого рассказа.

     Капитан долго не раздумывал:

     - Помогу.

     Я быстро сняла с шеи колье и протянула мужчине. Он нахмурился:

     - Не за ваше золото. А потому что наслышан о вашем отце, граф Тортон благородный человек. И для меня дело чести, помочь его дочери.

     - Спасибо, - поблагодарила я сквозь набежавшие слезы.

     Я резко проснулась еще до рассвета и в страхе оглядела неизвестную спальню. Но почти сразу вспомнила, что это каюта английского капитана, который согласился мне помочь и отвезти в Англию. Мы были в плаванье уже три дня, но только несколько часов назад отбыли от восточных земель. До этого моряки делали запасы для путешествия в разных прибрежных пристанях. Я не поднималась на палубу и поэтому не знала, как отнеслась команда к неожиданной попутчице, а юнга, который приносил еду, был не многословный. Но отсутствие компании меня вполне устраивало – в каюте нашелся небольшой сундук с книгами, и я полностью погрузилась в чтение.

     Я встала, умылась, оделась и уселась в кресло с очередной книгой. За чтение время летело быстро, и потому я даже не заметила, как рассвело.

     Обычно с рассветом кошмары обрываются, но не в моем случае. С первыми лучами солнца я услышала пушечный залп, а потом еще один и еще. Я зажмурилась и заткнула уши ладонями – призраки прошлого ожили и обрушились на меня в полной мере!

     Я откину книгу и быстро метнулась к сундуку, зная, что именно там хранится оружие капитана. Выбрав небольшой, но острый кинжал, я подбежала к массивному шкафу, в котором хранилась одежда. Забравшись в шкаф, я плотно прикрыла двери, в надежде, что меня не найдут. Если конечно меня будут искать, а не спалят корабль со всеми на борту.

     Я отчаянно прислушивалась ко звукам боя на палубе, но стояла зловещая тишина. Эта тишина пугала меня больше, чем могли испугать звуки борьбы, лязг оружия и крики боли.

     Казалось, прошла целая вечность прежде чем я услышала первые звуки – скрип открывающейся двери каюты. Мое сердце в страхе сжалось. А потом послышались тяжелые мужские шаги. Я затаила дыхание и придвинулась к стене шкафа, сильнее сжимая кинжал в руке. Во мне теплилась призрачная надежда, что меня здесь не найдут. Прошла еще дна вечность, пока вошедший медленно ходил по каюте, а потом снова стало очень тихо. Но не успела я перевести дыхание, как двери шкафа резка распахнулись и мое сердце пропустило удар.

     Я зажмурилась – неужели все повторяется? Меня снова ждет пленение, насилие и жизнь в неволе? Неужели я никогда уже не буду свободной?

     Дорогой читатель!

     Дальше последует два альтернативных эпилога.

     Просто автор никак не мог сделать выбор между двумя мужчинами: любящим Аббасом и Гафуром, который смог измениться ради любимой женщины. Автор будет рад отзыву, в котором вы напишете какой финал вам понравился больше (какой из мужчин, по вашему мнению, достоин быть рядом с главной героиней).

     Спасибо.

     Эпилог 1.

     - Джоанна.

     Я распахнула глаза, не веря им – передо мной стоял Аббас. Мой любимый мужчина! Мужчина, которого я считала погибшим. Он изменился: тело похудело, лицо осунулось, волосы отросли, а на правой скуле белел кривой шрам. Но то был он!

     Я разлепила пересохшие губы и почти беззвучно прошептала:

     - Мне сказали ты умер.

     - Как я мог, Джо? – улыбнулся Аббас, такой родной улыбкой. – Я же обещал, что мы снова будем вместе.

     Мужчина протянул руки и достал меня из маленького шкафа, а потом крепко прижал к себе. Я выронила на пол кинжал, обняла Аббаса в ответ и расплакалась. Аббас отнес меня на кровать и усадил к себе на колени, а потом стал нежно гладить по волосам:

     - Все хорошо, Джоанна. Все закончилось. Я здесь с тобой. И больше тебя не покину. Прошу не плачь, твои слезы рвут мне сердце.

     Я вскинула к нему лицо и утерла слезы:

     - Но как это возможно? Гафур меня обманул?

     - Нет. Все думали, что я погиб в бою. Но я попал в плен. Это было непростое время... Только мысли о том, что ты ждешь меня, не дали мне опустить руки. Я должен был вернуться к тебе, потому что обещал.

     Я прижалась щекой к мужской груди и прикрыла глаза:

     - Я так скучала о тебе.

     - Я тоже скучал, моя Джо.

     Пару мгновений мы сидели молча, нежась в объятиях друг друга, пока я тихо не сказала:

     - У нас будет ребенок.

     Аббас сильнее прижал меня к себе:

     - Я очень рад этому Джо.

     - Ты знаешь о ребенке, – поняла я.

     - Да. Гафур мне рассказал.

     Я снова посмотрела на мужчину:

     - Что еще он рассказал тебе?

     Пару мгновений Аббас молчал:

     - Гафур признался, что испытывал к тебе пагубную страсть. Но когда осознал, что может потерять Батул при нападении кочевников, понял, что по-настоящему любит только её, мать своего сына. Гафур хочет сделать Батул своей законной женой.

     Я улыбнулась – я была рада за подругу. Очень рада. Аббас наклонился ко мне и прошептал в самые губы:

     - Теперь ты никуда не денешься от меня, Джоанна. Больше не убежишь.

     - Я и не хочу никуда бежать, - честно призналась я. – Хочу остаться в твоем плену навсегда.

     Мужчина уложил меня на постель и стал медленно раздевать. Я тоже хотела нашей близости, но все же воспротивилась:

     - Кто-то может войти.

     - Мои люди никого сюда не пустят.

     Я вспомнила о моряках и в тревоге посмотрела на Аббаса:

     - Ты ведь не причинил вред команде и капитану?

     Аббас нахмурился:

     - Почему ты волнуешься за них?

     - Они согласились мне помочь, отвезти в Англию. Я не хочу, чтобы из-за меня они пострадали.

     Мужчина улыбнулся:

     - Моя добрая Джоанна. С моряками все в порядке, они сразу поняли, что ввязаться с нами в бой, значит лишиться жизни. Это не военный корабль, а торговый. Но надо отдать должное их храбрости, ни один из моряков во главе с капитаном не признался, что ты на борту.

     Я успокоилась и отдалась ласке любимых рук, по которым очень соскучилась. Он был здесь, мой любимый мужчина. Он был жив, он был рядом. Я сжала мужские плечи и прошептала в самые губы:

     - Люблю тебя.

     - Люблю тебя, - вторил мне Аббас.

     Сегодня среди утренней корреспонденции граф Толбот нашел неожиданное, но такое радостное письмо:

     «Здравствуй, дорогой отец!

     Пишет тебе твоя дочь Джоанна.

     Я жива. Жива и здорова.

     И я счастлива!

     Прости, что не сообщала о себе так долго, но поверь на то были причины. Возможно, ты бы и сегодня не получил от меня письма, если бы месяц назад не родился твой внук. Мальчик здоров и уже улыбается этому миру. Я очень надеюсь, что в скором времени ты сможешь подержать внука на руках и обнять меня, свою дочь. Но пока мой восточный муж, согласился лишь на короткое письмо тебе. Аббас опасается, что ты можешь приехать за мной и попытаться увезти в Англию. Я знаю, отец, что ты не станешь мешать моему счастью, и со временем постараюсь убедить в этом своего любящего мужа.

     Сейчас, все что я могу – это написать тебе пару строк без обратного адреса. Поверь, даже это письмо стояло мне больших трудов.

     Я хочу, чтобы ты знал, что твоя дочь Джоанна, пройдя много испытаний, наконец, обрела свое женское счастье. Мой муж нежный, заботливый и сильный мужчина, мы любим друг друга и любим нашего маленького сына. Я знаю, тебя порадуют эти новости.

     Мечтаю о нашей скорейшей встрече! Твоя дочь Джо.

     P.S. Отец, как ты и предрекал, нашелся все же тот мужчина, который меня приручил».

     Эпилог 2.

     - Джуман.

     Я распахнула глаза – перед мною стоял Гафур. Он взирал на меня со смесью тревоги и гнева. Я разлепила пересохшие губы и прошептала:

     - Зачем?

     Мужчина протянул руки, достал меня из шкафа, и подошел к кровати. Он усадил меня к себе на колени, отобрал кинжал из холодных пальцев и прижал к груди:

     - О чем ты спрашиваешь, моя жемчужина?

     - Зачем ты здесь, Гафур?

     - Ты знаешь зачем.

     Я зажмурилась и покачала головой:

     - Не хочу знать!

     Мужчина ухватил меня за подбородок и запрокинул к себе лицо:

     - Посмотри на меня. Посмотри! – настоял он. Я подчинилась. – Я люблю тебя.

     Как просто это сорвалось с его губ!

     Но это было правдой – я читала это в мужском взгляде. Мое сердце пропустило удар, а потом забилось быстрее. Нет-нет-нет! Только не это! Только не это... Но было поздно – я поняла, что тоже люблю его. Люблю вопреки всему, что между нами было. Люблю, хотя должна ненавидеть. Люблю безусловно и всецело.

     Гафур уже давно научился читать меня как открытую книгу, и потому обо всем сразу догадался. На его лице не появилась ни превосходства, ни мужской гордости, ни победоносной радости – лишь нежность:

     - Моя Джуман, - прошептал Гафур и припал к моим губам в легком поцелуе.

     Я ответила мужчине, потому что не могла больше врать ни себе, ни ему. Да и зачем? Зачем отрицать очевидное – я влюбилась в своего мучителя, как он и предрекал в первые дни моего пленения. Я вспомнила обещание, которое дала себе тогда, о том, что перережу себе горло, если это случится. Кинжал лежал рядом на кровати – только протяни руку. Я протянула руку... и обняла Гафура, смиряясь со своим поражением в нашей давней битве.

     Мужчина быстро уложил меня на кровать и стал стремительно срывать одежду, как будто я была для него водой в жгучей пустыне. Я ответила на страсть открыто и неистово.

     - Моя Джуман. Моя жемчужина. Моя. Моя, - шептал Гафур, погружаясь в мое податливое тело. – Наконец-то моя. Люблю тебя, Джуман.

     Гафур продолжил свое страстное вторжение, пока я не забилась в сладком оргазме. Мужчина ухватил меня за волосы и несильно потянул, вынуждая смотреть на него:

     - Скажи.

     Я знала, о чем он требует, и с легким сердцем подчинилась:

     - Люблю тебя, Гафур.

     Он улыбнулся, точно был юным мальчишкой. Я улыбнулась ему в ответ, отринув все мысли о нашем прошлом и нашем будущем. Пусть будет только настоящее!

     Сегодня среди утренней корреспонденции граф Толбот нашел неожиданное, но такое радостное письмо:

     «Здравствуй, дорогой отец!

     Пишет тебе твоя дочь Джоанна.

     Я жива. Жива и здорова.

     И я счастлива!

     Прости, что не сообщала о себе так долго, но поверь – на то были причины. Мое письмо будет коротким, потому что очень скоро мы увидимся. Я вместе со своим восточным мужем и детьми недавно приплыла к берегам Англии, а значит через неделю мы приедем в родовое имение Толбот.

     Знаю, эти новости порадуют тебя отец!

     Скоро ты не только обнимешь свою дочь, но и познакомишься со своим зятем Гафуром. А также подержишь на руках своих внуков: не по годам серьёзного Тагира, так похожего на своего отца и маленькую Батул, названную в честь моей скоропостижно скончавшейся подруги.

     Я хочу, чтобы ты знал, что твоя дочь Джоанна, пройдя много испытаний, наконец, обрела свое женское счастье. Мой муж нежный, заботливый и сильный мужчина, мы любим друг друга и любим наших детей. Я знаю, тебя порадуют эти новости и наша скорая встреча.

     Твоя дочь Джо.

     P.S. Отец, как ты и предрекал, нашелся все же тот мужчина, который меня приручил».

     КОНЕЦ КНИГИ

     Если вы хотите поддержать автора, сделать донат можно по следующим реквизитам:

     На карту: 4602 5701 2085 1643 до 05/25 Oleg Karpenko

     либо Кошелек ЮMoney: 410019486719331

     Заранее благодарю за комментарии к книге!