Кан Ольга : другие произведения.

Морковка для ослика 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  На следующее утро Катя уже паковала содержимое шкафов своего кабинета. Через несколько часов все книги и папки с документами перекочевали с полок и ящиков в картонные коробки, а коробки были надписаны, опечатаны и вынесены в поджидающий во дворе автобус. Туда же загрузили ксерокс, компьютер и лысый кактус, который однажды Катя, в очередной раз больно уколовшись о длинные иглы, безжалостно обкорнала ножницами. Теперь, когда и методический кабинет опустел, офис выглядел покинутым и заброшенным. Катя передала директрисе свою связку ключей, впервые за месяцы работы оставив кабинет с распахнутой настежь дверью.
  - Что ж, Катерина, с Божьей помощью тронемся и мы.
  Катя согласно кивнула и начала спускаться по лестнице. Автобуса с вещами во дворе уже не было, зато у подъезда их дожидалась белая Волга. Поездка была долгой. Под мерное шуршанье шин по заснеженной дороге Катя чуть было не уснула, но ее сонливое состояние тут же испарилось, когда они выехали за пределы города, а затем съехали с трассы и начали петлять по незаасфальтированной дороге. Катя мысленно запаниковала, представив себе, как долго придется добираться до нового места работы на протяжении нескольких месяцев. Наконец машина въехала в железные ворота и остановилась у входа в трехэтажное длинное здание. Пройдя по темному сырому коридору, по витой лестнице поднялись на верхний этаж. За массивной железной решеткой с висячим замком пряталась дверь, которую директриса распахнула приглашающим жестом:
  - Ну вот, Катюша, располагайся. Теперь будешь хозяйничать здесь.
  Комната была светлая и просторная, практически всю противоположную стену занимали окна с широкими подоконниками, вдоль левой от входа стены - ряд столов. Около них два обшарпанных стула. И больше никакой мебели. На полу аккуратно расставлены перевезенные коробки, компьютер оказался небрежно задвинут в пыльный угол.
  Работать в этот день не пришлось - Катя едва успела подключить компьютер, распаковать и разложить на столах самую востребованную часть архива и выстроить оставшиеся коробки в порядке, максимально соответствующем каталогу, как лязгнула решетка, распахнулась дверь и Наталья Осиповна скомандовала срочно все отключить, запереть и спускаться во двор, поскольку директор конторы едет в город и прихватывает их с собой.
  - Быстро, Катерина, на сегодня твой рабочий день окончен.
  В машине Катя от нечего делать разглядывала с заднего сидения местного босса. Он оказался низкорослым пожилым мужчиной, с белоснежной сединой и жесткими чертами лица, с низким сочным голосом, в котором слышались повелительные интонации.
  Всю дорогу он обсуждал с Натальей Осиповной планы намеченного сотрудничества, Катю же вниманием не удостоил, разве что спросил, кивнув в ее сторону, у директрисы утверждающим тоном:
  - Тоже аудитор?
  - Нет, компьютерщица моя. И скажу, не кривя душой, без Катеньки я как без рук. В наше время информация решает все.
  - Есть у меня тут один...экономист, - его тон стал пренебрежительным, - купил я ему старенький компьютер и сдается мне, он и на десять процентов не использует возможности даже такой техники. Так вот я хотел бы, чтобы девушка Ваша помогла ему в этом вопросе. Вам ее услуги будут оплачены дополнительно сверх нашего соглашения.
  - Как скажете, золотой Вы наш, - пропела директриса, и незаметно подтолкнула Катю локтем в бок.
  Вечером, по телефону Катя получила краткие, но вполне определенные инструкции:
  - Катюша, я тебе уже говорила, насколько важен для нашей фирмы этот клиент, и он очень, понимаешь, ОЧЕНЬ денежный и влиятельный человек, поэтому любые его пожелания должны быть выполнены в лучшем виде. С завтрашнего дня к тебе подсадят их специалиста, и ты его научишь всему, что потребуется. И запомни: особое отношение!
  - Я поняла, Наталья Осиповна, - устало ответила Катя, - не беспокойтесь, клиент останется доволен.
  - Вот и славненько, дорогуша. Отдыхай, а завтра к половине девятого подходи к моему дому, клиент машину пришлет, нам с тобой негоже как остальным, на автобусе разъезжать.
  
  С утра Катю навестили коллеги-аудиторы, вручили для печати исписанные листки, проинструктировали о расположении стратегических объектов:
  - Столовая на первом этаже напротив лестницы, кстати, держи талоны на обслуживание; туалет там же, но в начале коридора; наш рабочий кабинет на втором прямо под тобой, забегай чайком погреться.
  Шумные и веселые, откровенно радующиеся подвернувшемуся крупному денежному заказу, они спустились к себе, а Катя, вздохнув, поправила съехавшую на лоб траурную повязку, закуталась поплотнее в бесформенный вязаный кардиган и начала набирать текст. Как обычно, это несложное занятие полностью поглотило ее внимание, через пару минут ничего больше не существовало вокруг нее, кроме слов, сплетающихся в предложения и неторопливым потоком перетекающих из мелким неровным почерком написанных на листе бумаги строчек в чеканные строки на экране монитора. Временами пальцы ее замирали над клавишами на секунды, пока она недовольно хмурилась, пытаясь прочесть неразборчивое место, вслух пробовала на вкус фразу, затем удовлетворенно вздыхала и снова пальцы уверенно пробегали по клавиатуре. Увлеченная работой, она не услышала звука открываемой двери, не заметила вошедшего человека, не услышала его приветствия.
  Максим вошел, с трудом удерживая ворох бумаг, который ему вручили "заодно занести", вежливо поздоровался. Ни звука в ответ. Женщина за компьютером продолжала печатать, не обращая на него ровно никакого внимания. Он приблизился и опустил свой груз на стол рядом с ней, и тут она дернулась, взметнула на него испуганные глаза.
  - Простите, - он почувствовал себя неловко, - Я не хотел Вас напугать...я...вот бумаги Вам просили передать...
  Страх парализовал ее тело, отнял ее язык, стиснул ей грудь, не давая сделать спасительный вдох. В ушах стоял нестерпимый звон, а перед глазами сгущалась темнота, и она все падала, падала в эту тьму. Все это продолжалось вечность? миг? а потом реальность вернулась к ней звуками, светом, ощущением бешено колотящегося сердца в груди, болью в пальцах, судорожно вцепившихся в край стола. И чувством растерянности и недоумения в зеленых глазах стоящего рядом мальчишки. Похоже, за последние дни нервы совсем расшатались. Она заставила себя улыбнуться как можно приветливее:
  - Здравствуйте. Я просто не заметила, как Вы вошли, заработалась.
  
  
  
  КАТЯ.
  - Здравствуйте, я буду помогать Вам в расчетах. Вы, наверное, уже в курсе? Я принес все необходимые документы.
  Вежливый, чистенький, юный, совсем еще мальчишка. Я подумала, что ему не больше девятнадцати. Первой моей реакцией на него было раздражение. Я уже привыкла
  работать в тишине и одиночестве. Мне никого не хотелось видеть. Он был инородным телом, которое отвлекало и причиняло беспокойство. Он оказался слишком деятельным. Разложил на коленях длинные бумажные простыни с колонками цифр и взял такой темп диктовки, что я едва поспевала. Выверяя итоги, смешно морщил лоб и беззвучно шевелил губами. И шумно радовался, когда компьютер выплевывал очередной результат. К концу дня мы оба устали от напряженного ритма, он начал путать цифры, каждый раз извиняясь за допущенную ошибку, и, наконец, замешкался надолго, потеряв нужное число. Дожидаясь, пока оно отыщется, я внимательней взглянула на своего нового "коллегу": коротко подстриженные кудри на голове, высокий лоб, глубоко посаженные глаза, далеко не римский нос, неожиданно мощная шея и губы...которые мне захотелось поцеловать. Как только я осознала, что за мысль пришла мне в голову, меня ледяной дрожью охватило от стыда, а потом я почувствовала отвращение до тошноты к себе и к этому ничем не повинному парнишке. В этот самый момент дверь кабинета открылась, и в проеме появилась фигура моего законного супруга, который приехал, чтобы отвезти меня домой. Я быстро пролепетала "На сегодня все, за мной приехали". Оставшись одна, выдернула все шнуры из розеток, закрыла кабинет и побежала во двор к машине. Витька ждал меня с заведенным мотором. Осторожно разворачиваясь на гололеде, небрежно спросил:
  - Что там за молодой козел был рядом с тобой?
  - Пристегнули в помощь, чтобы быстрее работу закончить. Поедем скорее домой, я страшно замерзла.
  По пути я вспомнила о своих крамольных мыслях уже спокойно: "Придет же такое в голову", и благополучно забыла о своем новом знакомом, лениво подумав напоследок: "А ведь я даже не спросила, как его зовут".
  Шли дни. Раздражения я больше не чувствовала - сработались мы неплохо. Выяснив у коллег его имя и фамилию, я с удивлением узнала от коллег, что он младший сын директора предприятия. Я вспомнила, как презрительно обронил его отец "один экономист" и подумала, что между отцом и сыном не очень теплые отношения. Во всем, что касалось работы, мы понимали друг друга, что называется, с полуслова. Жажда нового у него была потрясающая, он впитывал информацию как губка воду, и каждый день подкидывал мне новую проблему. Дошло до того, что я стала опасаться, что когда-нибудь у меня не хватит знаний, чтобы ответить на его очередной каверзный вопрос. За несколько десятков дней он выжал из меня все, что мне было известно о работе с ЭВМ на уровне пользователя. Он сам работал на износ и заставлял так же работать меня. Доходило до смешного: в столовую на обед я убегала обманным путем, с разгону шлепалась на стул, хватала ложку и обычно не успевала даже до половины опустошить тарелку, как на пороге появлялся Максим и возмущенно голосил: "Катя, ну работать же надо!". Хохот в столовой стоял гомерический. Как-то Максима отправили в командировку. Спустя два дня он вновь возник у меня в кабинете, сияя улыбкой. Я с удивлением отметила, что рада его появлению и, пожалуй, мне не хватало его неуемной энергии. А однажды утром я спустилась на второй этаж за бумагами и мельком услышала обычный бабский треп. О какой-то забеременевшей девице, на которой не хочет жениться виновник. Я почувствовала укол в сердце и слабость в ногах. На секунду мне показалось, что я услышала что-то очень важное, имеющее ко мне непосредственное отношение, что еще миг, и я пойму, почему обрывок ленивого разговора скучающих женщин заставил меня задохнуться и потерять равновесие... но наваждение исчезло так же внезапно, как и появилось.
  В тот же день Максим впервые заговорил о чем-то, что не касалось работы. Спросил меня, есть ли у меня дети. Я пошутила, что успела обзавестись детьми до того, как жизнь усложнилась настолько, что заводить детей стало довольно опрометчивым поступком. Он посмотрел в окно отрешенным взглядом и серьезно ответил, что тоже считает - дети сейчас скорее помеха, чем радость. Я видела, что он подавлен и ему страшно хочется выговориться, но считала себя не вправе вмешиваться в его личную жизнь. Чтобы сменить тему, спросила, сколько ему лет. Оказалось - двадцать четыре. "Надо же, - подумала я, - а ведь мне показалось, что он вчерашний школьник". И вдруг затих компьютер: отключили электричество. В ожидании, пока найдут причину отключения, мы продолжали говорить обо всем и ни о чем. Оказалось, что мы оба окончили одну и ту же школу, только с разрывом по времени. Вспоминали школьные годы, общих учителей. Выяснили, что нам нравятся одни и те же фильмы, одна и та же музыка. Предложила дальше общаться "на ты" - "Ой, с радостью, я просто сам не смел предложить". Потом он рассказал мне историю из своего детства: мальчишкой вместе с двумя товарищами где-то достали патроны и развлекались, бросая их в огонь. Игра окончилась плачевно: взрывом их всех поранило, он отделался сравнительно легко - остался шрам на ухе. В памяти всплыла четкая картина: школьное комсомольское собрание, с трибуны нам рассказывают об опасной шалости учеников младших классов, перечисляют полученные ими травмы, а у меня вдруг тревожно сжимается сердце, перед глазами вспыхивает огонь и я кожей чувствую боль и страх ребенка... Эта боль тогда не отпускала меня несколько дней, я все время возвращалась к мысли: как там он, сознавая всю странность ситуации - из троих пострадавших детей меня беспокоило состояние того, чьи травмы были минимальны.
  - Так это был ты, - потрясенно сорвалось у меня, прежде чем я успела осознать, насколько нелепо звучит эта фраза.
  За разговорами мы не заметили, что рабочий день полчаса как окончен и пора разъезжаться по домам. А на следующий день...
  Все когда-нибудь кончается. Закончилась и моя работа на предприятии Максима. Об этом радостно объявила мне моя директриса с самого утра. Грузчики быстро закинули в уже знакомый автобус все мое имущество. Предстояло вернуться в родную контору - работа на выезде у клиента завершена. Перед отъездом я едва успела забежать в бухгалтерию к Максиму попрощаться. Он широко распахнул глаза:
  - Как, уже уезжаешь? Так скоро...
  Я схватила ручку, черканула на огрызке бумаги два телефона:
  - Это домашний. Это рабочий. Будут проблемы - звони.
  Автобус подпрыгивал на ухабах, я крепко держала компьютер, чтобы он не свалился с сидения на пол и думала, что именно сейчас я оставляю за спиной что-то неуловимое и радостное. А завтра, и послезавтра, и дальше меня ждут серые будни и серая жизнь. Даже слезы на глаза навернулись, хотя причины-то, если рассудить здраво, и не было.
   В мое отсутствие наш офис отремонтировали, да еще как. От старого остались только внешние стены. Внутри все перекроили. Мне отвели новый кабинет, более просторный и светлый. Мебель тоже поменяли на новую. Директриса торжественно вручила мне ключи от комнаты: "Здесь теперь твои владения." До вечера я провозилась, расставляя по местам книги и раскладывая папки. А на следующий день наметили справить "новоселье" вместе с теми, кто ремонт этот делал. Ремонтом нашим занималась та самая контора, где мы работали на выезде, такая оплата за наши услуги была по договоренности. За столом меня посадили рядом с женой их директора, и соответственно, матерью Максима. До этого я видела ее мельком несколько раз. И каждый раз она выглядела просто потрясающе, другого слова я не могла подобрать. Ее внешность, одежда, макияж, походка, жесты, голос - все создавало законченный образ, присущий только ей, ни на кого не похожий, образ бесконечно женственный, чарующий, и вместе с тем холодный и властный. В ней было все, чем я хотела бы стать, и чем никогда бы стать не смогла. Да что там говорить, рядом с ней мне становилось элементарно стыдно за себя, за разительный контраст между ее королевским величием и моим жалким несовершенством.
   А на противоположном конце стола сидела толстая громогласная бабища, правая рука шефа, главный инженер. Когда все изрядно приняли на грудь, подняла она рюмку, чтобы сказать тост, и такое вдруг понесла!
  - Выпьем, - говорит - за вашу звезду путеводную, которая нам всем ярко светила и верную дорогу показала, за Катю вашу ненаглядную. К нам пришла страхолюдина, мышь серая, а как с Максимом нашим пару месяцев провела, так и похорошела - не узнать. Ты, Катерина, с нами еще не рассчиталась за аренду нашего помещения. Натурой придется отдавать.
  Я сначала думала - шутит. Улыбнулась, отвечаю:
  - Ладно, если настаиваете. Скажите только, кому отдавать придется.
  Она аж позеленела:
  - Вот Максиму и отдашь. Что молчишь? Не нравится, что ли, наш Максим? Он ведь от тебя как привязанный не отходил, а ты уж прямо расцвела рядом с ним.
  И столько злобы в голосе, глазами меня с ненавистью так и ест. За столом полная тишина. У матери Максима лицо каменное стало. А я просто к стулу приросла и что сказать, не знаю. И тут слышу ровный голос своей соседки:
  - Да. Мой Максимка от их Катерины просто тащится.
  У меня вдруг возникло четкое ощущение буквально в воздухе висящего напряжения и затаенной неприязни между этими двумя женщинами. И смутное чувство, что я каким-то образом оказалась частью их давнего конфликта. Обомлев от жаргонного словечка из уст надменной королевы, я в себя пришла немножко, подняла рюмку и:
  - Насчет звезды путеводной вы тут переборщили немного. Вам ведь дорогу показывать не надо было, вы и так ее видели. Работать с вами легко было и приятно. Сотрудники ваши с полуслова все понимали, и в первую очередь Максим, если о нем речь зашла. Славный мальчик, и, честно говоря, я рада, что наше сотрудничество закончилось. Иначе ученик превзошел бы учителя. И не мне его - ему меня учить бы пришлось, а мне краснеть за свою некомпетентность. Так что я вовремя сбежала.
  Тут все засмеялись, и неловкое напряжение за столом ушло. Я посидела пару минут для приличия, и вышла в коридор. Тут же за спиной открылась и хлопнула дверь, директриса моя меня к себе развернула, дохнула в лицо водкой:
  - Ты, Катька, чего?
  У меня слезы на глазах.
  - Наталья Осиповна, за что она меня так?
  Она захохотала в ответ:
  - А ты не знаешь? Полгорода об этом говорит, а ты не в курсе? Дочь она свою за
  директорского сынка прочила, да не вышло. Обрюхатил он ее, а жениться и не
  думает.
  - А я-то тут при чем?
  - Да ей любая женщина рядом с Максимом как кость в горле. Он за тобой как хвостик все время ходил, так теперь она тебя с потрохами сожрать готова.
  У меня слезы уже ручьем по щекам.
  - Как ей не стыдно, оскорбила при всех ни за что. Я замужняя женщина, а она позволяет себе грязные намеки.
  - А ты не бери в голову, бери в ноги - крепче стоять будешь. Стоит ли на брань глупой нахальной бабы внимание обращать. Давай-ка, умойся, беги домой и больше не реви. Не из-за чего.
  
  
  Через неделю в нашем офисе был организован платный семинар для бухгалтеров. Лекции читал именитый профессор из столицы. Меня это, в общем, не касалось, я у себя в кабинете сидела, по принципу: мой дом - моя крепость. Утром собрались участники со всего города. Шум, гам - я дверь на ключ закрыла, чтоб не беспокоили. Слышу - в дверь настойчиво стучат. Открываю - стоит Максим, улыбка до ушей:
  - Катя, я к тебе с такой новостью! Мне новый компьютер покупают, последней модели. Ты поможешь мне с ним разобраться, правда ведь, поможешь?
  А у меня в голове визгливый голос: "Мышь серая!".
  - Конечно, если трудности будут, помогу, обещала ведь. Ты что, специально сюда ехал, чтобы мне эту новость сообщить?
  Он посмотрел удивленно, улыбка с лица сползла.
  - Меня к вам учиться на семинар послали.
  - Ну так иди, там лекция уже начинается.
  - Кать, ты что, не в настроении?
  - Максим, ты прости меня за то, что скажу тебе сейчас. Но только ты держись впредь от меня подальше.
  - Что случилось, Катя?
  - Ничего. Да, вот еще: оказывается, ты скоро отцом станешь. Мои поздравления.
  Он побледнел.
  - Кто тебе сказал? Что тебе сказали?
  - Это неважно. И я не хочу об этом говорить. Тебе пора.
  - Зато я хочу об этом говорить. Черт с ней, с лекцией.
  Тут меня прорвало.
  - Я прошу тебя, не нужно больше со мной видеться. Мне нравилось с тобой работать. Но у меня из-за тебя неприятности. Грязные намеки, оскорбления. Мне больно это слышать.
  - Старая сука! - выплюнул он со злостью и кулак впечатал в стену. - Можешь больше ничего не говорить, я уже все понял. Прости меня, пожалуйста!
  - Господи, тебя-то за что?
  - За эту гадину. Представляю, что она тебе наговорила. И вот что я тебе скажу: я не собираюсь держаться от тебя подальше. Я буду общаться с тем, с кем мне хочется, и никто мне не указ. А это...это больше не повторится. Больше она тебя не оскорбит. Ты мне веришь?
  Господи, где был мой здравый смысл? Два умоляющих глаза из-под упрямого лба. И убаюкивающие мысли: Я ведь ничего плохого не делаю... Он еще почти ребенок... Глупо отказывать мальчишке в помощи из-за злых языков.
  - Ладно, Максим. Не обращай внимания, почему-то я слишком близко приняла это к сердцу. Наверное, у меня до сих пор нервы не в порядке. Все ерунда. Ты иди, занимайся. А потом зайдешь ко мне и мы обсудим, какой компьютер нужен тебе для работы и где его лучше купить. Я пока позвоню знакомым ребятам и узнаю цены.
  Он зашел после занятий и мы долго говорили. Но не о ценах. Он рассказал мне о своем нежданном отцовстве и поминутно спрашивал: "Ты меня осуждаешь?" Я качала в ответ головой: "Нет". Я искренне считала, что дети должны появляться на свет по взаимному желанию обоих: и мужчины, и женщины. В его отчаянном монологе было мало здравого смысла: Подумаешь, женят насильно. Жениться заставят, а жить с ней - нет. Сам дурак. Надо было силком тащить ее на аборт. Теперь поздно.
  Прости меня, господи, но я, наверное, давала ему совсем не те советы. Я говорила о том, что насильно его не женят. Что убедительно доказать отцовство может только генетическая экспертиза, которая стоит дорого и в нашей провинции не проводится, поэтому вряд ли ему угрожает. Что даже если отцовство доказано, никто не вправе заставить его жить с этой женщиной и принимать участие в воспитании. Что если в душе и сердце нет ни малейшего теплого чувства к женщине и ее будущему ребенку, то возможный брак - это насилие над собой и тягостная ноша для всех. Что человек должен быть свободным в решениях. И что в любом случае решение должен принять он сам. И какое бы решение он ни принял, лично я не смогу его осудить, потому что это его жизнь и его выбор.
  А еще я была ошарашена, опьянена, подавлена его жаркой откровенностью, я отказывалась понимать, почему он открыл мне, в общем-то совершенно постороннему человеку, все свои чувства и переживания до интимных подробностей; для меня, выросшей в семье, где сдержанность была основополагающим правилом поведения, а откровенность приравнивалась к слабости и безоговорочно осуждалась, этот разговор был свидетельством безграничного доверия ко мне, и той точкой отсчета, начиная с которой я не могла, не имела права, желания и воли отныне называть этого человека чужим.
  
  Максим.
   Я не знаю, как я впутался в эту историю. Наверное, все началось с той свадьбы, на которую пригласили всех сотрудников нашей конторы. Я пришел туда со своей девушкой, и был твердо уверен, что с ней же и уйду. Подобные мероприятия проходят по типовому сценарию: все набивают животы и опустошают бутылки, а в перерывах между едой идут плясать кто во что горазд. Тогда-то она меня и подцепила. Наталья, дочка главного инженера. Подошла, пригласила на танец, я не отказался. Я уже здорово был пьян, и она, кажется, тоже. С самого начала она прилипла ко мне всем телом, терлась об меня совершенно бесстыдно, наверное, если бы я прямо там, на глазах у всех задрал ей платье со всеми последствиями, она бы не возражала. Именно на это она и напрашивалась, откровенно говоря. Да, признаюсь, меня это завело. Я уже не думал о своей Ксюхе, и о том, что все на нас пялятся, раскрыв рты, тоже не думал. Я хотел только одного: вставить этой наглой сучке так, чтобы стереть у нее с лица похотливую улыбку. В общем, после танца я поймал мотор, запрыгнул вместе с ней на заднее сиденье и она тут же присосалась ко мне как глубинный насос. Я отвез ее на свою квартиру, которую мать сняла мне после того, как мы с отцом окончательно разругались, и к утру я знал все доступные для траха отверстия в ее теле как свои пять пальцев. Я куражился как хотел, а она даже не охнула, стало быть, опыта в подобных приключениях ей было не занимать. В моей квартире реально не осталось места, где бы мы не отметили наше знакомство. Ксюха порвала со мной на следующий же день. А мы с Натальей стали жить вместе. И мне было плевать, что я поступил со своей девушкой как подонок. Думайте что хотите, но мне было плевать.
   Официально Наталья числилась замужем, но фактически они давно не жили вместе. У мужа ее проявилась какая-то наследственная хворь, проще говоря, парень тронулся умом и его закрыли в психушке. У них была общая дочь школьного возраста, которую Наталья, не задумываясь, оставила на попечение своей матери, чтобы, по ее словам, ничто не отвлекало нас друг от друга. Так что поначалу мы вели довольно однообразную жизнь. Я заезжал за ней после работы и мы отправлялись куда-нибудь перекусить, а потом ехали ко мне и не выбирались из постели. Как-то раз она попросила меня чуть подождать, пока она закончит разбирать документы у себя в кабинете. На ней был одет красный сарафан с тонкими бретельками на голое тело, и когда она наклонилась над столом, ее грудь почти вывалилась наружу, и мне стало безразлично, что мы находимся в официальном учреждении. Я понял, что хочу ее прямо здесь и сейчас, прикрыл дверь, и опрокинул ее на стол, сметая бумажки, которые она только что так тщательно раскладывала. И она только блаженно жмурилась и стонала, пока я вколачивался в ее тело, шалея от мысли, что припозднившийся любопытный посетитель, которого привлекла бы шумом наша возня, надолго отпечатает в своей памяти мой голый зад. Иногда, устав от летней жары и городской пыли, мы отправлялись на ночь на отцовскую дачу, от которой у меня был свой комплект ключей, и стоило нам выехать на узкие проселочные дороги, подальше от потока машин и бдительных гаишников, как моя спутница требовательно запускала руку мне в штаны, а еще через несколько секунд ее жадный рот влажно и горячо обхватывал мой член. Черт побери, я неплохой водитель, иначе чем объяснить, что каждый раз нам удавалось добраться до конечной цели нашего путешествия живыми и невредимыми. Вот только однажды мы неожиданно столкнулись во дворе дачи с моим старшим братом. На моей памяти он, полностью игнорировавший загородный отдых, на даче ни разу не появлялся, даром что, как и я, имел отдельный комплект ключей. Выражение его лица в момент, когда он увидел нас, увлеченных процессом, в заезжающей машине, с лихвой вознаградило меня за то бессильное бешенство, которое я вечно испытывал от его надменности и снисходительного пренебрежения по отношению ко мне.
   Но все бабы по сути одинаковы. Каждая из них, какую бы раскрепощенную и независимую из себя ни строила, рано или поздно начинает представлять себя в роли законной супруги. Одно за другим, сначала она начала проверять мои карманы, устраивать допросы по записям в ежедневнике, потом пошли истерики, упреки, сцены. А еще чуть позже она сообщила мне, что беременна. Я сказал ей, чтобы она отправлялась к врачу и решила эту проблему, но она заупрямилась. Заявила, что будет рожать, и точка. Я был чертовски зол. В конце концов, я не собирался круто менять свою жизнь из-за того, что ей приспичило свить себе семейное гнездышко. Я объяснил это прямым текстом, в результате она разрыдалась, хлопнула дверью и ушла. Честно говоря, я почувствовал облегчение. Какое-то время я наивно верил, что этим все и кончится.
   Не тут-то было. На аборт она не пошла, держи карман шире. Эта сучка натравила на моих предков свою мамашу. Отец был белый от злости, а мать еле держала привычное лицо. Они мне устроили допрос с пристрастием, но я уперся, что знать ничего не знаю, и ребенок не мой. Вранье мое было шито белыми нитками, тем не менее они сделали вид, что поверили. Но приняли, так сказать, воспитательные меры. Мать срочно отказалась от аренды квартиры, меня вернули в родительский дом и лишили содержания. Даже мою зарплату бухгалтеру было велено в руки мне не отдавать. И что особо омрачало мое существование, отец заявил, что сыт по горло моими выкрутасами, и что он склоняется к тому, чтобы меня женить, если мое отцовство подтвердится. Я понял, что сижу на бочке с порохом, которая может рвануть в любой момент. И впервые задумался о том, что, в отличие от брата, полностью зависим от родителей. Это необходимо было изменить как можно скорее. Но как?
  
  ***
   У Маши с личной жизнью не задалось. Замуж она выскочила рано, ни по любви, ни по расчету, а просто от желания сбежать от нищеты в доме, пьяных угроз отца, да вечного недовольства матери. А в результате снова оказалась в родительском доме, да еще с новорожденной дочкой на руках. Но Мария не пала духом, а твердо решила, что любыми средствами отвоюет себе свой персональный кусочек счастья. У счастья в понимании Марии были вполне определенные черты: богат, не скуп и не женат. Но годы шли, а на горизонте все не появлялись магнаты и бизнесмены. Маша крепко подумала, и рассудив, что на безрыбье и рак рыба, расчетливо соблазнила молодого парнишку из соседнего подъезда, от природы совершенно бесхарактерного, а потому полностью и сразу под Машин растоптанный каблук попавшего. Брак они не оформляли, и без того мать мальчика хваталась за сердце при одном упоминании имени "этой проститутки, совратившей невинного ребенка", да и сама Маша к этому не стремилась, поджидая удобного случая сменить тихого Женечку на более обеспеченного кандидата. Высокими моральными устоями отягощена Мария не была, твердо уверовав в истину, что женщина доступная всяко привлекательнее для мужчины, чем та, благосклонности которой еще добиваться надо. Поэтому изменяла своему гражданскому мужу с легким сердцем с каждым того возжелавшим, надеясь на то, что среди этой вереницы случайных партнеров отыщется-таки тот, кто обеспечит ей безбедную и беззаботную жизнь.
  С работой Мария особо не заморачивалась: по объявлению в газете устроилась уборщицей в аудиторскую контору практически рядом с домом: только улицу перейти. Платили мало, всего пять тысяч, но ведь и делать за эти деньги почти ничего не приходилось, всего-то по утрам вымыть полы в трехкомнатной квартире, служившей офисом, да прибрать на лестничной площадке. Жаль только, что коллектив был полностью женский, но зато клиенты в фирму ходили только солидные, мало кому по карману расценки в сто долларов за час работы. Зарплату платили стабильно каждое первое число месяца, директриса покрикивала, но особо не придиралась, так что работой своей Маша была в целом довольна.
  
  КАТЯ.
  Оставшиеся дни семинара Максим практически проторчал в моем кабинете. В обеденный перерыв мы спускались в кафе на первый этаж выпить кофе. Платить мне не позволялось, отчего я чувствовала себя неловко. Почему-то я знала, что несмотря на показную сытую обеспеченность его семьи, у самого Максима с карманными деньгами туго. Коллектив мой состоял сплошь из женщин предпенсионного возраста, они обменивались понимающими улыбками и ежедневно прохаживались на наш счет "все воркуете?". Я хмурилась, Максим смеялся:
  - Скажи им, что мы любовники.
  Я сердилась в ответ:
  - Соображай, чем шутишь. Пойдут сплетни, что скажут твои родители?
  Он отмахивался:
  - Мне все равно.
  Семинар закончился, участники получили удостоверения и распрощались. А я свалилась с жестоким бронхитом. Если бы я знала, во что это выльется, я бы полуживой приползла на работу, а не сидела дома и не глушила себя антибиотиками. Сейчас я уверена, что нелепая, как мне раньше казалось, цепь случайностей на самом деле была строго определена и вела меня предначертанной дорогой, а тогда...
   Ну где я умудрилась в разгар весны заработать себе бронхит? Хорошо, хоть не подтвердилось воспаление легких, которое подозревали врачи. Но с высокой температурой лучше отсидеться дома, раз уж врачи без разговоров выписали больничный лист. Лерка сегодня выходная, забежала проведать, и Витька должен с минуты на минуту подъехать, попросила его что-нибудь сладкое к чаю захватить по пути с работы.
   Я пошла снять с плиты вскипевший чайник и в этот момент позвонили в дверь. Мои домашние и друзья предпочитают стучать. Наверное, опять принесли какую-нибудь квитанцию на оплату комуслуг.
  - Лер, дверь открой, - крикнула я из кухни.
   Щелкнул замок, я услышала, как Лерка обменялась с кем-то парой фраз и позвала меня:
  - Кать, подойди сама, это к тебе.
   За дверью мялась, не переступая порога, наша уборщица Мария. Я мысленно чертыхнулась: болею первый день, а с работы уже прислали десант. Все равно я никуда не поеду. У меня законный больничный. Имею я право? Но Мария повела себя более чем странно: окинув Лерку подозрительным взглядом, она приблизила губы к моему уху, и заговорщицки шепнула:
  - Ты одна?
  - А в чем, собственно, дело? - недоуменно спросила я.
  - Ну...это... ждут там тебя, выдь во двор.
  - Кто ждет? - удивилась я.
   Мария поморщилась.
  - Непонятливая ты какая. В контору мужик приехал на крутой тачке, тебя спросил, я сказала, что болеешь. Вот он мне денег дал, - торжествующе покрутила она у меня перед носом купюрой,- чтобы я с ним поехала и тебя из дому вызвала.
   Вовка, паразит. Сколько раз ему было говорено, чтобы не смел приезжать ко мне домой, только в офис. И ведь надо было ему появиться в тот самый день, когда я не вышла на работу. А Витька вот-вот заедет во двор, и столкнется с ним нос к носу. И будет...еще один мордобой у них будет, как и прошлый раз. Все это мгновенно пронеслось у меня в голове, и я испуганно обернулась к Лерке.
  - Дура, - зашипела она, - чего стоишь, давай пулей во двор, разбирайся с ним по-быстрому и шилом домой, если что, я тебя прикрою.
  Мое краденое счастье, которое я ревниво охраняла от чужих взглядов, которым жила и дышала уже четыре года. Мы не виделись уже больше полугода из-за его вечных разъездов. Он ждал меня прямо в подъезде, и на пару сладких секунд мы забыли об осторожности, пока он жарко сцеловывал с моих губ невысказанные упреки, а потом шептал нежно в шею:
  - Катька, Катюша, маленький ты мой, как же я соскучился...
   И, как всегда, я опомнилась первой, отшатнулась, потянула его за собой:
  - Туда, за гаражи. Там поговорим. Витька сейчас во двор заедет, мало тебе еще скандалов?
  Я стояла рядом с ним, проклиная свой бронхит, мучаясь оттого, что выгляжу не лучшим образом, что присутствие посторонних заставляет меня быть сдержанной и создавать видимость дружеской беседы давних знакомых. Он был так близко, и под его взглядом у меня подгибались коленки, в голове плыл радужный туман, сердце выпрыгивало из груди и низ живота скручивало болезненной судорогой, губы пульсировали от желания и я чуть было не застонала от невыносимости этой пытки: быть рядом и не дотронуться. Я едва улавливала смысл его слов, а он говорил, что несколько месяцев был в международных рейсах, что в коротком перерыве между ними заезжал ко мне в офис, но нашел там среди ободранных стен только полупьяных рабочих, которые ничего не могли ему путного сказать, что он тосковал и с ума сходил и не может дольше вынести ни дня разлуки, что мы должны немедленно ехать туда, где он заказал для меня цветы, вино и шашлыки и где можно целоваться до одури на глазах у его все понимающих друзей.
   Я и так пьянела от его присутствия, от голоса его, от взгляда, от запаха, да еще наложились жар и слабость от болезни, и сознание мое внезапно разделилось: я словно перенеслась далеко за город под широкие кроны деревьев и сидела рядом с любимым, безмятежно счастливая, с бокалом красного вина в руках, окутанная дымом мангала и запахом цветов, и в то же время стояла, вжавшись спиной в бетонную стену соседского гаража и грустно повторяла: не могу, у меня температура за 39, я же едва держусь на ногах, нет, нет, не получится никак. Но была еще и третья часть меня, которая находилась вне времени и пространства, которая отрешенно наблюдала за первыми двумя и пыталась запомнить каждый миг, каждый жест, каждый звук и цвет. Внутри у меня росло ощущение звенящей пустоты и вдруг я подумала, что вот так, наверное, сходят с ума и сейчас я лишусь рассудка.
   Хлопнула дверь автомашины.
   - Ну скоро Вы там? Насчет того, чтобы ждать, разговору не было! - врезался мне в уши женский голос, и Мария, про которую мы благополучно забыли, вплыла в поле моего зрения.
   И тут мой мир стал разваливаться на куски. Внезапно словно выключили цвет, все вокруг стало серым, грязным и тоскливым, я осознала себя в своем теле, с полным комплектом цельной личности, меня пробрал озноб, а в голове раздался холодный бесстрастный голос: "Ну вот и все на этом, Катя."
  Застыв в оцепенении, я отрешенно наблюдала, как эта молодая, но уже изрядно потасканная шлюшка подается, сладострастно подергиваясь, к моему любимому мужчине и старательно выпячивает вперед худосочную грудь; как из дыр дешевой вязаной ажурной кофточки выскальзывают ее соски, мой Вовка цепляется за них взглядом, а она ловит этот взгляд и на губах у нее расцветает торжествующая улыбка; как она нарочито медленно подносит руки к груди и затем остервенело мнет костлявыми пальцами бледно-розовые кусочки плоти, глаза полуприкрыты и подернуты мутной пеленой, с нижней губы на подбородок стекает струйка вязкой слюны, а Вовка осевшим голосом говорит: "Ну, ты уж вовсе голой бы на улицу вышла, и то приличнее, чем так". Я вижу его глаза, вижу в них удивление и чуть брезгливый интерес, и душа моя замирает на миг, а потом взрывается безмолвным воплем боли (нет, пожалуйста, нет!); а потом они долго и понимающе смотрят друг на друга, и я вспоминаю где-то вычитанную фразу "Ревность начинается там, где третий понимает, что двое других - сообщники". Я ощущаю кожей, что они оба не замечают моего присутствия сейчас (так не должно со мной случиться, пожалуйста, нет!), я чувствую исходящую от них обоих (за что, о господи боже мой!), животную похоть, которая накрывает меня душной волной и вдруг понимаю с мертвящим спокойствием, что все уже произошло, роковая черта осталась позади, и от меня не зависит уже ничего, и внутри меня захлебывается предсмертным стоном моя любовь (ты был всем для меня, любимый, прощай...).
  И голос в моей голове механически повторяет: "Ну вот и все".
  Я повернулась, и пошла прочь. Я не оглядывалась, и не знаю, заметили ли они, что я ушла. Я тихо поднялась на свою лестничную площадку. Я что-то соврала на автомате домашним по поводу своего отсутствия. Я пила со всеми чай и болтала о пустяках с Леркой. И только поздно ночью, когда уснул весь дом, я, стискивая зубы и сдерживая дыхание, чтобы не потревожить спящих, до утра беззвучно оплакала свою любовь.
  
  Максим.
   Если бы меня попросили перечислить людей, которые причинили мне больше всего неприятностей, мой старший брат Роберт возглавил бы список.
   Непогрешимый Роберт, папочкина гордость, надежда и правая рука. Всю жизнь я вынужден был плестись в колее, проложенной Робертом. Пока впереди маячила его тень, мне нечего было и думать о том, чтобы добиться чего-то самому. Отец видел лишь его достижения, поддерживал лишь его начинания, а все мои предложения отметались им без объяснений. Роберт никогда не допускал опрометчивых решений и необдуманных поступков. Роберт с блеском поступил в институт - я завалил вступительные экзамены, и едва приткнулся заочно. Он грыз гранит науки и работал в свободное от учебы время - я напивался с друзьями-студентами и просыпался каждое утро с новой девчонкой. По окончании института Роберт привез в родной город небольшой капиталец и молодую жену - я вернулся без гроша, в обнимку с подружкой-наркоманкой. Роберт стал во главе фирмы при предприятии отца - я получил место экономиста со смешным окладом. Роберт обзавелся наследником - я пытался избежать нежданного отцовства.
  Самое паршивое было то, что брат полностью разделял мнение отца и считал меня позором семьи. Несколько раз я пытался поговорить с ним о том, чтобы замутить что-нибудь вместе, но каждый раз наталкивался на стену холодного равнодушия и пренебрежения. Он не захотел выслушать и обсудить ни одну мою идею. Тем обиднее было мне, что по прошествии определенного времени кто-нибудь из предпринимателей в городе брался за то, чем я собирался заняться, и преуспевал, а мне оставалось наблюдать за тем, как развивается дело, которое могло бы быть моим.
  Единственное, в чем Роберт не мог со мной состязаться, был успех у женского пола. Женщины любого возраста, семейного статуса и социального положения таяли в моем присутствии как сливочное масло в летнюю жару. Впервые я обнаружил это в школьной подсобке во время выпускного, куда меня, изрядно набравшегося, затащила молодая учительница и, так сказать, расширила мои сексуальные горизонты. О годах студенчества я вообще мог бы написать многотомный трактат. Эх, веселое было времечко! Женщины поразительные существа. Вокруг примитивного физиологического акта у них кипят такие страсти, что нам, мужчинам, не может присниться и в ночном кошмаре. Как они виртуозно лгут мужьям, как хладнокровно используют поклонников и предают подруг, на какие уловки и жертвы идут, до какого бесстыдства могут дойти, чтобы в конечном счете оказаться в постели смазливого парня, который всего лишь заставил их ощутить жар между ног. Все они, в конечном счете, только похотливые самки, которые надевают на себя маски недотрог. Много надменных гордячек дрожало передо мной, беспомощно раскинув конечности, на несвежих простынях, с которых я час назад выпроводил предшественницу. А частенько и не приходилось выпроваживать. Все они поначалу рыдают, закатывают сцены ревности и пытаются выцарапать сопернице глаза, но как только до них доходит, что все это бесполезно и лишь забавляет, они становятся шелковыми и героически делают вид, что не замечают следов соперниц, а каждая третья в конечном итоге соглашается на групповуху.
  Никого из них я не обижал: не оказывал предпочтения красоткам, или молоденьким, или длинноногим. Если женщина меня хотела и ясно давала мне это понять, у сорокалетней закомплексованной дурнушки были те же шансы попасть ко мне в постель, что и у восемнадцатилетней фотомодели. И, скажу я вам, именно такие: страшненькие, неуверенные в себе, боящиеся забрезжившей на горизонте старости, на деле оказываются самыми необузданными и страстными. Они плакали от счастья, они целовали мне руки, потому что я дал им почувствовать себя другими: желанными, красивыми, женственными. И любимыми. Потому что мозг у женщин так устроен, что стоит пару раз прочистить им трубы, как они решают, что это любовь. За эти смешные иллюзии они готовы тебя боготворить и преданно почитать, бросать налаженные семьи и идти босиком на край света. И если обычный секс делает их счастливыми, я был бы непроходимым идиотом, чтобы этим не пользоваться. Так что я всегда был сыт, обласкан и ухожен. И мне нравилось чувствовать свою власть над ними, она меня пьянила не хуже наркотиков, которыми я тогда, бывало, баловался.
  Только одну женщину я к себе мстительно не подпустил: жену Роберта Ленку. Сначала я подумывал о том, что переспать с женой брата - хороший способ натянуть ему нос, но очень быстро понял, что есть гораздо более изощренная месть. Я тщательно разжигал и поддерживал в ней желание узнать меня куда ближе, чем новоприобретенного родственника, но неукоснительно держал минимальную дистанцию. Я смотрел на ее лихорадочно горящие глаза и припухшие от неутоленного желания губы, я наслаждался темным бешенством отчаяния в ее взгляде, давал ей неуловимую надежду и тут же рушил ее вдребезги, я перетрахал всех ее подруг по очереди, и выслушивая их откровения, она бледнела от ярости, но вынуждена была улыбаться. Нужно было быть слепым, чтобы не видеть и не замечать того, что происходит. А Роберт слепым не был. Предъявить он мне ничего не мог: номинально я ничего не делал, к чему бы он мог придраться. Но я видел ненависть в его глазах и торжествовал.
  Но когда закончились беззаботные годы студенчества и мы оба вернулись под родительское крыло, многое изменилось. После бурной московской жизни провинциальные развлечения были тошнотворно пресными. Поначалу моя подруга, которая с легкостью смоталась из Москвы со мной за компанию, скрашивала мне серые будни. Она была безбашенной наркоманкой, бисексуалкой и пофигисткой по жизни, и иногда, вмазав водки, раскурив несколько косячков и накувыркавшись втроем с какой-нибудь проституткой, которую мы снимали на двоих, я чувствовал себя так, будто и не уезжал никуда из прокуренной общаги. Но наступал день, а с ним отрезвление, мерзкий вкус во рту и непреходящая скука. Подруга моя вскоре затосковала, смачно поцеловала меня на прощание и отчалила назад в Москву.
  Незадолго до этого на одной из вечеринок она безуспешно попыталась склеить молодую девчонку. Та поглядывала на нас обоих искоса, краснела, покусывала губки и, видно было по ней, отчаянно хотела: ее, меня или нас обоих, но наотрез отказалась от предложения закончить вечер вместе. Эту пигалицу я и встретил пару дней спустя, и преуспел там, где подружка моя потерпела фиаско. Той же ночью я понял причину ее неудачи: девчонка оказалась девственницей. После того, как причину излишней стыдливости устранили, жарко по ночам стало не только ей, но и мне. И казалось, что мы с Ксюхой нашли друг друга. Какое-то время я даже думал, что влюблен. А потом мы пошли с ней погулять на свадьбе. А что было потом, вы уже знаете, так что не стану повторяться.
  Катя.
  К утру я, всласть наревевшись, успокоилась, и при солнечном свете мои страхи показались мне надуманными и в реальности не существующими. Так что я сделала чайные примочки на опухшие от слез глаза, с аппетитом позавтракала и попыталась выдавить из себя открывшееся мне озарение, а свои тревожные предчувствия списала на плохое самочувствие и мнительную натуру. Три последующих дня я твердила себе, что я психанутая неврастеничка с больной фантазией, прилежно продолжала выполнять все назначения врачей и уже к началу следующей недели была признана годной к труду.
  Разумеется, первой, кого я увидела в офисе, выйдя на работу после больничного, была Мария. Она уже закончила уборку в остальных помещениях и терпеливо ждала, когда я сниму опечатку и открою дверь своего кабинета. Впустив ее, я присела на край подоконника, и была мгновенно атакована вопросом:
  - А тот мужик на иномарке, тот, с которым я к тебе ездила на прошлой неделе, он тебе кто?
  За четыре года наших с Вовкой запретных отношений я научилась на автомате разыгрывать полнейшее к нему равнодушие в присутствии посторонних лиц, поэтому рефлекторно ответила скучающе-безразличным тоном:
  - Старый знакомый по бывшей работе. Иногда обращается с проблемами.
  Мария удовлетворенно кивнула и усерднее принялась смахивать пыль со стола.
  - Он меня сразу к друзьям своим пригласил. А чего не поехать? Видно, что деловой. Богатый, да? Он сказал, что бизнесмен. А... какой у него бизнес?
  Я мысленно поздравила себя с осуществлением худших ожиданий, сглотнула горький комок в горле и принужденно рассмеялась в ответ:
  - Бизнес? Он водителем у нас работал, а сейчас иномарки на заказ клиентам из Германии гоняет. И за душой у него ни гроша, живет и то у тещи в примаках.
  На лице у Марии отразилось явственное сожаление.
  - Так он еще и женат, что ли?
  - Женат, - радостно подтвердила я, - молодая красавица жена и две очаровательные дочурки, младшая недавно только родилась.
  - Жена не стена, - убежденно заявила Мария, - И дети не помеха. Я вон Женьку своего поперла. А зачем он мне теперь, когда у меня есть, который меня любит, ездит каждый день, цветы дарит, все для меня делает, из семьи и от детей ко мне уйдет!
  Я потеряла дар речи. Любит? Дарит цветы? Ежедневно приезжает? Собирается уйти из семьи? Спокойно, Катя, это полный бред, эта уборщица придумала себе свой вариант романтики и вдохновенно врет.
  - Он каждое утро сюда приезжает, - продолжала Мария, выжимая над ведром тряпку. Она прикрыла глаза и тягуче улыбнулась - Мы всю мебель здесь опробовали, а чаще всего прямо на директорском столе. Только у тебя не были, закрыто потому что всегда. А ему хочется и у тебя тоже.
  Она заискивающе глянула мне в глаза.
  - Может, дашь ключи мне на денек от своего кабинета?
  - Ты что, совсем офонарела?! - рявкнула я. - Не соображаешь, что несешь?
  - Ну нет так нет, - обиженно заныла Мария, - орать-то чего сразу?
  Она вновь начала орудовать тряпкой, продолжая расхваливать неутомимые качества и неуемную фантазию своего нового любовника. Каждое слово впивалось в меня жалящим уколом, я пыталась отключиться, уйти в себя, но ничего не получалось. Картина потной парочки, яростно совокупляющейся на моем рабочем столе, вырисовывалась у меня перед глазами с издевательской четкостью. Мне казалось, что еще секунда, и я не выдержу: закричу, выхвачу у нее из рук грязную тряпку и затолкаю кляпом в не замолкающий ни на секунду рот.
  Было просто невероятно, что у нее хватило циничности торжествующе рассказать мне в лицо все подробности своего нового романа, все ее развязные, гадкие откровения о том, как она раздавила, растоптала, уничтожила мою любовь, и единственная мысль, которая билась в моей голове: "я знала...я знала...я знала".. И вдруг я поняла, что все намного проще: она даже не подозревает, что причиняет мне боль. Она считает меня замужней женщиной с безупречной репутацией, наиболее близкой ей по возрасту в конторе, я сама только что подтвердила ей, что ее новый ухажер практически не имеет ко мне никакого отношения, а ее просто распирает от желания обсудить с кем-нибудь подвернувшийся ей счастливый случай.
  Как ни крути, выходило, что мой любимый мужчина на поверку оказался редкостным подлецом. Согрешить с вовремя подвернувшейся женщиной нестрогого поведения, понадеявшись на то, что никто ничего не узнает - это одно, но бурно развивать дальше эту интрижку на глазах у своей бывшей пассии - это уже совсем другой коленкор. Я подумала о желании непременно отыметь свою новую подружку на моем рабочем столе, и это стало той соломинкой из поговорки, которая сломала спину верблюда.
  Нужно срочно выйти на улицу, подышать свежим воздухом и успокоиться. К счастью, Мария наконец-то закончила уборку у меня в кабинете и отправилась в ванную, прихватив свои ведра и тряпки. Я закрыла дверь, достаточно бодро прошествовала по коридору и вышла на лестничную площадку. А вот на лестнице остатки самообладания меня безжалостно покинули, и я вынуждена была судорожно схватиться за перила, чтобы не упасть. На ватных ногах, дрожа как в лихорадке, полуслепая от горя, я медленно сползла с третьего этажа по лестнице вниз до выхода из подъезда, шагнула в ласковое тепло уже прогретого солнцем воздуха и оказалась в объятиях Сашки, сына директрисы, а по совместительству нашего общего с Вовкой друга.
  - Катя, - радостно улыбнулся он мне, - а я к тебе с поручением как раз. Тут Вовка просил тебя найти и...
  - Шурик, - перебила я его, - что касается Вовки, окажи мне дружескую услугу: передай ему, что я больше не хочу его видеть.
  На лице Сашки поочередно отразились удивление, недоверие, и, наконец, понимание.
  - Поссорились, что ли? - сочувственно спросил он.
  - Нет. - я лихорадочно соображала, как побольнее можно ударить по Вовкиному самолюбию. Подонок, у него даже не хватило смелости объявить мне о разрыве отношений, Сашку прислал с извинениями и объяснениями, мол, Катя, буду чрезвычайно занят в ближайшее время.
  - Я просто... Я встретила другого, - неожиданно для себя самой выпалила я.
  Сашка ошалело помотал головой.
  - Погоди, Кать, ты чего такого говоришь? Вы же с Вовкой... у вас же с Вовкой... любовь же у вас...
  Любовь? Нет, дорогой мой. Когда любят, не бросают свою женщину в одночасье ради общедоступной необразованной дешевки, которая... которая за пять штук в месяц руками говно в подъезде убирает. Ну, Катька, это ты уже, конечно, перегибаешь, ни при чем здесь ее отсутствие образования и воспитания, и работа ее ни при чем, можно подумать, тебе легче было бы, если бы он кинул тебя ради богатой, образованной и недоступной. Может, еще обиднее было бы. Еще обиднее? Так вот же оно, решение!
  - Шура, - проникновенно сказала я, стараясь придать голосу побольше убедительности, - я встретила другого мужчину. Он моложе, умнее, красивее, интереснее. Ну, в общем, по всем параметрам лучше, чем Вовка. И сказать Вовке об этом я просто не могу, язык не поворачивается. Ты же знаешь, КАК СИЛЬНО он меня любит.
  На последних словах мой голос предательски дрогнул. Ты еще разрыдайся от избытка чувств и расскажи Сашке всю правду, - злобно фыркнула я себе мысленно.
  - Кать, я тебе не верю - сказал Сашка убежденно. - Ты так никогда бы не сделала.
  И в этот самый момент во двор въехала и остановилась в паре метров от нас иномарка Максима. Максим вышел из машины и просиял рекламной улыбкой:
  - Катя!
  У Сашки натурально отвисла челюсть.
  - Вот этот, что ли?! - обалдело спросил он.
  - Ну да, - мгновенно сориентировалась я, - так что сам видишь, так уж получилось.
  Сашкино лицо приобрело враждебное выражение.
  - И где ты подцепила этого мажора? - дернул он в сторону Максима подбородком.
  - Я работала у них в фирме, пока у нас ремонт шел. А Максим сын их директора, там и познакомились - совершенно честно ответила я Сашке, радуясь в душе, что хоть здесь могу не врать, добавив про себя "и это единственная правда из того, что я тебе тут наговорила"- Так что будь другом, объясни все Вовке от моего имени, мне самой очень не хочется это делать.
  - Я-то скажу - буркнул Сашка. - Только не нравится мне эта история.
  - Спасибо.
  Я улыбнулась Сашке и отправилась к машине Максима.
  - Быстро увези меня отсюда куда хочешь, все объясню по дороге - выпалила я.
  
  Максим.
   Отец послал меня к аудиторам за пакетом нормативных документов, который ему подготовили и просили забрать. Это было приятное поручение - вырваться на пару часов из осточертевшей "родной" конторы, из ее унылых стен, прокатиться по городу, поболтать с Катериной, выпить кофе, которое всегда предлагали у них в офисе гостям. В конце концов, не видеть хоть какое-то время отца и не слышать его бесконечных придирок и упреков. Его стремление донести до моего понимания, какой я непутевый и никчемный сын, приводило только к тому, что я все больше раздражался и мечтал отмочить что-нибудь такое, что окончательно его взбесит.
   Но забрать документы мне не удалось. Когда я въехал во двор, Катя стояла у подъезда с каким-то блондинистым парнем. Судя по их виду, разговор у них явно не получался: он выглядел изрядно ошарашенным, а она была какая-то дерганая, вся на нервах, непривычно было видеть ее такой. Я спросил себя, не стоит ли вмешаться, если у нее неприятности из-за этого кадра, но сразу подходить не стал, для начала вылез из тачки и позвал ее.
   Она повернулась ко мне и ее напряженное лицо в момент расслабилось, она вроде даже облегченно вздохнула, а белобрысый глянул на меня как на врага народа и что-то у нее угрожающе спросил. Я подумал, что, пожалуй, с удовольствием врежу ему пару раз по челюсти, если дело дойдет до драки. А Катя ему быстро что-то проговорила вполголоса, торжествующе улыбнулась и двинулась ко мне. Она так шла... что-то было не так в ее расширенных глазах, чуть нетвердой походке, но я никак не мог въехать, что именно. Потом я обалдел, потому что она вдруг обняла меня, будто я был ее парнем, и уткнулась лицом мне в шею, и выдохнула горячо:
  - Увези меня отсюда. Быстро. Куда хочешь. Объясню все по дороге.
   Я усадил ее в машину, сел сам и завел мотор. Она сказала сначала:
   - Извини, у меня не было времени как следует подумать.
  А потом:
   - Ты не против какое-то время побыть моим любовником?
  Мое воображение живо нарисовало мне соблазнительную картинку. Крайне неприличную картинку. И я невольно усмехнулся. Катя поняла мою усмешку по-своему.
  - Нет-нет, я не имею в виду по-настоящему, - торопливо заговорила она, - понимаешь, мне нужна была очень серьезная причина разорвать отношения с... с одним человеком, и я придумала, что у меня появился другой мужчина, а тут так удачно появился ты, и... в общем, я выдала тебя за своего любовника, мне сразу поверили, и теперь все будет замечательно. Если ты, конечно, не возражаешь.
  Я окончательно развеселился.
  - А у меня есть причины возражать?
  - Не знаю. - Катя выглядела огорченной - Извини, я не успела подумать, как это может сказаться на тебе.
  - А как это может на мне сказаться?
  - Ну...вдруг об этой выдумке услышит твоя девушка.
  - Ай-яй-яй, Катерина Васильевна. У меня нет девушки, и ты об этом знаешь.
  - Ну тогда, скажем, твои родители. Или коллеги.
  - Мне абсолютно безразлично, что о наших с тобой отношениях подумают мои родители. Или коллеги. Или весь город. Словом, я не возражаю. Но!
  - Но? - робко повторила она.
  - Но ты обязана мне рассказать, что у тебя случилось и почему тебе так срочно понадобился мифический любовник.
  Катя горестно всхлипнула.
  - Это...это длинная история.
  - Тогда мы едем ко мне на работу, я ставлю чайник и ты долго рассказываешь мне свою длинную историю.
  - Хорошо, - покорно кивнула она.
  
   Это оказалась вполне банальная история Великой Любви, которая, как можно было догадаться с самого начала, оказалась не совсем великой и не совсем любовью. История, насыщенная событиями, местами грустная, местами забавная, иногда трогательная, но чаще всего просто печальная. И из нее становились очевидными некоторые факты, один из которых не давал мне покоя.
   Катя имела любовника. Катя, образец счастливой жены и матери, наставляла мужу рога. Катя, которая собиралась разорвать со мной отношения из-за глупых сплетен, годами хладнокровно обманывала мужа. О, женщины! Вам верить - себя не уважать.
   Впрочем, ее муж тоже оказался далеко не ангелом. Да и любовник тот еще фрукт. И к концу ее проникновенного рассказа я с удивлением понял, что не только не осуждаю Катерину, но и сочувствую ей. Более того, эта чертовка попросту заставила меня прослезиться. И нечего хихикать. И нечего твердить, что настоящие мужчины не плачут. Можете меня считать не настоящим мужчиной, мне на ваше мнение глубоко фиолетово, ясно? Между прочим, на женщин убийственно действует способность мужчины пустить скупую слезу в подходящий момент. А момент был подходящий.
   Увидев мои мокрые глаза, Катя смутилась и прошептала:
   - Извини, мне не нужно было на тебя все это вываливать.
   - Наоборот, я рад, что ты доверилась мне и настолько раскрылась. Это означает, что мы все же стали настоящими друзьями. До сих пор ты не баловала меня особой откровенностью.
   Катя улыбнулась.
   - Знаешь, рассказать о своих проблемах другу-мужчине оказалось легче, чем подруге. Ведь большинство женщин так устроено, что в глаза посочувствуют, а в душе позлорадствуют, если дело касается неудач в любви. А от тебя я не жду никакого подвоха. Это такое чудесное ощущение - доверять кому-то, как себе самой.
   Она погрустнела.
   - Когда мы с тобой работали вместе, я чувствовала себя...защищенной. Как тебе объяснить? словно я не одна... Понимаешь, я всегда раньше знала, что я могу рассчитывать только на себя, что я совсем одна в этом мире со своими проблемами, а с тобой я почувствовала, что мы вроде как команда, единомышленники, и это было настолько здорово, что когда все закончилось, мне стало этого не хватать.
   В моей голове начала вырисовываться замечательная мысль. О том, как раз и навсегда уйти из-под ненавистного отцовского контроля, обрести самостоятельность и, самое главное и сладкое - финансовую независимость. Я посмотрел на Катю с нежным обожанием и мысленно пожал руку ее любовнику-аутсайдеру.
   - Глупец, - подумал я, - Иметь в руках такой потенциал и так бездарно его потерять. Жалкий неудачник.
   - Ничего не закончилось, - улыбнулся я Кате. - Все только начинается. У меня в отношении тебя, Катерина Васильевна, грандиозные планы. Сейчас мы поедем с тобой ужинать, и за ужином я все и расскажу.
   Я отвез ее за город в летнее кафе, где готовили вкуснейший шашлык, и пока готовился наш заказ, мы болтали о всякой ерунде. Я не стал торопить события, и заговорил о делах только тогда, когда объемный ужин был нами уничтожен и мы лениво попивали зеленый чай.
   - Недавно, - напомнил я, - ты говорила, что на пару с главным бухгалтером разнесла квартальную отчетность по своей фирме за один вечер.
   - Ну да, - кивнула Катя, - но там и делать было нечего.
   - Погоди, не перебивай. И для кого-то из клиентов вашей фирмы ты делала восстановление бухучета.
   - Да, там пришлось недели две повозиться, но тоже не особенно много работы было.
   - А для моей фирмы ты меньше чем за месяц вбила в базу данных документы за год, когда директор решил проверить, не было ли повторных списаний.
   - Ну и?
   - И так как ты играючи справляешься с подобными поручениями, у моего отца есть к тебе серьезное деловое предложение. Есть работа, за выполнение которой он готов заплатить хорошие деньги. Двести пятьдесят тысяч.
   Я замолчал, пытаясь угадать ее реакцию на озвученную сумму. Но на нее она не произвела никакого впечатления, во всяком случае, так мне показалось.
   - Это большие деньги. - спокойно сказала она. - Надо полагать, что и объем работы будет немаленький. И что же необходимо сделать за такие деньжищи?
   - Работа не на один месяц, - согласился я - Нужно автоматизировать всю нашу бухгалтерию, в том числе складской учет и прежде всего занести в компьютер номенклатуру с остатками и ценами. Ты сказала, что мы неплохо сработались. Теперь мы можем продолжить совместную работу, плюс нам неплохо заплатят. Думаю, что тебе сейчас совсем не помешает дополнительный заработок. Ну так что ты об этом думаешь?
   Катя старательно разглядывала клеенку на столе и молчала. Наконец я не выдержал:
   - Если тебя что-то смущает, скажи прямо.
   Она спросила:
   - Значит, это твой отец предлагает мне эту работу? И это он определил сумму оплаты?
   - Я, кажется, уже сказал об этом, к чему переспрашивать?
   - Просто странно, почему он не поговорил со мной об этом сам.
   Я начал нервничать.
   - Значит, того, что говорю я, тебе недостаточно?
   - Извини, просто я ведь в курсе того, что он тебя не очень-то жалует. С чего бы вдруг такое доверие?
   - Я не понимаю тебя, - раздраженно ответил я, - Меня просили обсудить с тобой идею, а тебя интересует только, почему тебе не предложил работу на блюдечке сам директор. Почем я знаю? Может быть, он собирался поговорить с тобой сам позднее, если ты заинтересуешься его предложением.
   - Не заводись. Честно говоря, я сильно сомневаюсь, что нам заплатят хотя бы половину этой суммы. Но сейчас мне просто необходимо отвлечься от своих личных проблем, и окунуться с головой в работу - лучшее средство. Вот только после работы я читаю лекции в колледже на платных вечерних курсах и освобождаюсь в десять вечера. Так что не получится, если только ты не готов работать по ночам.
   Я рассмеялся. Для моих планов это обстоятельство оказалось как нельзя кстати.
   - Я-то не против. Сможешь ли ты взвалить на плечи еще и третью работу?
   Теперь рассмеялась она.
   - Боюсь, что сейчас это только на пользу. Предпочитаю делать что-нибудь полезное вместо того, чтобы тайком рыдать в подушку и мучиться бессонницей.
   - Тогда мы договорились. Завтра в десять я заеду за тобой и мы начнем. А сейчас я отвезу тебя домой. С завтрашнего дня у тебя уже не будет шанса как следует выспаться, так что лови момент.
   Весь остаток вечера у меня было отличное настроение. Если все сложится так, как я задумал... К черту сомнения! Все обязательно получится так, как задумано.
  
  Катя.
   Я уже и не помню, сколько лет у меня ненормированный рабочий день. С тех пор, как я обзавелась семьей, работа "от и до" стала для меня непозволительной роскошью. И в отпуске я не была с окончания института. Я словно в старом детском мультфильме: "одну ягодку беру, на вторую смотрю, третью примечаю, а четвертая мере-е-ещится". Вот только, сколько бы я ни выбивалась из сил и ни старалась ухватиться за любую дополнительную возможность заработать, в итоге мы всегда живем от зарплаты до зарплаты, не в состоянии отложить и рубля. Не потому, что у нас большие расходы и шикарные запросы, но когда зарабатывает один, а содержать нужно пятерых...
   Когда Максим с места в карьер пообещал мне двести пятьдесят тысяч, я сразу поняла, что такие деньги никто и никому платить не станет. Но сколько бы ни заплатили за работу, которую я в состоянии сделать, не в моих правилах отказываться от дополнительного заработка. Немного смущало его беззаботное согласие на ночную смену: я плохо представляла себе, как в реальности это будет происходить. Но я решила не забивать себе голову лишними раздумьями, и пустить все на самотек.
   На следующий вечер я заканчивала читать лекцию и готовилась распустить слушателей, когда дверь в аудиторию со скрипом приотворилась и в образовавшийся проем протиснулась широкоплечая фигура Максима. Молодые девчонки, из которых в основном состояла моя группа, тут же оценивающе заскользили по нему взглядами, заулыбались кокетливо. Максим же, махнув в мою сторону предупреждающе рукой: "не отвлекайся", присел за ближайший стол, завертел в руках солнечные очки, в ответ на заинтересованный блеск в девичьих глазах изогнул насмешливо краешек чувственного рта. Я поймала себя на том, что и сама не отвожу от него глаз, автоматом договаривая заученные за годы повторения фразы. Невольно подумала, что хорош чертовски, стервец, и ведь знает, знает прекрасно и наслаждается произведенным эффектом: и в строгом офисном костюме смотрелся выигрышно, но сейчас, в простой хлопчатобумажной футболке белоснежной и голубых джинсах, с ленивым прищуром из-под пушистых ресниц, мягкими волнами отросших кудрей, небрежным изломом губ - хорош необычайно.
  Несколько немолодых женщин из группы старательно трудились над конспектами, молодежь же интерес к лекции потеряла. Девчонки ерзали на стульях, шушукались, принимали призывные позы, в общем, конец занятия получился совершенно смазанным, и я с облегчением произнесла обычные финальные слова "на сегодня все, продолжим завтра", вернувшись к преподавательскому столу в ожидании, пока все обучающиеся выключат свои компьютеры и покинут аудиторию. Группа расходиться, как обычно, не спешила. Некоторые подошли с вопросами по существу, но пара наиболее любопытных девиц заставила меня улыбнуться, задав в лоб интересующий их вопрос:
   - Это Ваш брат?
   - Нет, и даже не родственник.
   На их мордашках отразилось явственное сожаление.
   - Надо же! Вы с ним так похожи...
   Я рассмеялась.
   - Не замечала. Но уверяю вас, что если бы вы увидели моего брата, то убедились бы, что у нас с ним внешне нет ничего общего. Всего доброго, до свидания.
   Наконец аудитория опустела, я выключила общий рубильник, закрыла окна и повернулась к Максиму:
   - Ну вот, я готова ехать.
   - Тогда вперед...сестренка. Знаешь, а я всегда хотел, чтобы у меня была сестра.
   - Старшая или младшая?
   Он подошел ко мне вплотную и выдохнул тихо:
   - Такая как ты...
   Я отчего-то смутилась. Но весело ответила:
   - Я тоже не против такого младшего братца как ты. С моим братом у нас слегка прохладные отношения.
   - Почему?
   - Трудно сказать. Наверное, оттого что мы выросли в разных семьях: он все время был с матерью, а меня воспитали бабушка с дедушкой.
   - Мы с моим братом тоже не особенно ладим.
   - Ну, значит, мы с тобой товарищи по несчастью. Родственные души.
   - Верно. Так мы едем работать или ты, может быть, слишком устала?
   - Едем, конечно. Я только сдам ключи от кабинета.
  
   Вахтер открыл ворота для машины Максима без малейшего удивления, словно посещение работником офиса в одиннадцатом часу ночи являлось будничным событием. Впрочем, откуда мне знать? Быть может, ночные визиты директорского сына в компании женщины здесь обычное дело. Хорошо знакомое мне при свете дня здание ночью казалось огромным и чужим. А когда за нами закрылась входная дверь и мы оказались в абсолютной темноте коридора, я судорожно вцепилась в руку Максима.
   - Стыдно признаваться, но я...боюсь темноты.
   Я угадала его ответную улыбку.
   - Не бойся. Держись за меня, сейчас дойдем до выключателя.
   - А что это был за звук?
   - Не знаю. Может быть, крыса.
   - Крыса?!
   - Да не дрожи ты. Уже включаю свет.
   Теплый желтый свет залил коридор и я облегченно вздохнула, но тут же сдавленно взвизгнула: по полу шлепала огромная жаба.
   - Ох, Катерина, какая же ты трусиха... Она тебе ничего не сделает.
   Мы благополучно добрались до кабинета Максима и он гордо продемонстрировал мне подготовленную груду документов. Я с отчаянием оценила толстенные талмуды, которые мне предстояло обработать.
   - Не вижу энтузиазма на твоем лице.
   - Все нормально, Максим. Просто я очень не люблю рутинную работу, а начать все равно придется именно с нее. Ведь основной объем - это занести всю исходную информацию.
   - А ты вспомни про достойное вознаграждение за эту скучную работу и настроение автоматически поднимется. Начнем?
   - Диктуй.
  
   В ровном ритме я забивала данные под диктовку Максима, изредка возмущаясь:
   - Не гони так, я же не машина.
   - Извини.
   Когда я почувствовала, что устала и слишком часто делаю опечатки, я глянула мельком на часы в углу монитора и ахнула: три часа ночи.
   - Я тебя совсем замучил, да? Давай закончим на сегодня?
   - Наверное, да. Удивительно, как быстро пролетело время.
   - Отвезти тебя домой? - его голос был слегка напряжен.
   Я посмотрела на его лицо и вдруг почувствовала полную уверенность в том, что он не хочет, чтобы я согласилась. И я ответила откровенно:
   - Честно говоря, мне не хочется домой. Меня там никто не ждет, все давно спят, а я приеду и буду снова мучиться бессонницей и в сотый раз вспоминать свои проблемы.
   И мы, выключив компьютер, просто проболтали о пустяках до рассвета.
  Вернувшись домой, я заварила себе крепкий чай, стараясь сильно не шуметь и не потревожить сон моих домашних. Сидя за столом у окна с чашкой в руке, глядя на еще пустые ранним утром улицы, я подумала, что несмотря на бессонную ночь и восемнадцатичасовой рабочий день я совсем не чувствую себя усталой и разбитой. Более того, я с удивлением поняла, что впервые за последние дни меня отпустило чувство отчаяния и обиды, и на душе спокойно и светло.
  
  Последующие три месяца я вспоминаю с щемящей ностальгической болью...
   Я ушла в работу с головой, урывая для сна и отдыха по три-четыре часа в сутки. Меня удивляло, что Максим тратит все свое свободное время на работу, в его возрасте меня больше привлекали развлечения, но я объяснила все его честолюбием и желанием карьерного роста. Не раз мне казалось, что весь громоздкий проект - всего лишь благовидный предлог для встреч наедине, но за все время он не дал мне ни малейшего повода подумать, что это действительно так.
  В одну из наших ночных вахт я чуть не свалилась со стула от испуга, когда в окне вдруг возникло лицо мужа.
  - А-а... - тупо произнес Виктор и нервно хихикнул - я вот думал вас тут застукать, а вы вот... работаете, значит?
  - Нет, танцуем, не видишь? - нервно огрызнулась я.
  - В окно-то зачем лезть? - спокойно обратился к нему Максим - заходи в дверь, раз пришел.
  - Да нет, спасибо. Не буду отвлекать. Дома увидимся.
  - Утром, надо полагать - хмыкнула я - поскольку ты будешь как всегда десятый сон видеть, когда я вернусь.
  Виктор ушел, а мы с Максимом переглянулись и одновременно рассмеялись.
  - Он, кажется, ревнует - неуверенно сказал Максим.
  - К тебе. Ну не смешно ли?
  - Действительно. Продолжим?
  - Диктуй...
  
  С этим периодом связано также одно неприятное для меня воспоминание. Начиная с какого-то дня я стала ощущать напряжение в присутствии Максима. Мы находились настолько близко, что при каждом движении он задевал мое плечо, и это меня странно тревожило, ощущение было неудобным и слегка стыдным. Воздух в помещении, казалось, навсегда пропитался запахом его кожи, очень своеобразным, от этого запаха у меня кружилась голова и терялась ясность мысли. И однажды, сделав в работе перерыв, мы заговорили о сексе, приводя примеры из собственного опыта каждого из нас. Это было вязкое, душное наваждение, я смутно понимала, что происходит нечто запретное, чему не должно быть места в моей жизни, но оно все длилось и длилось, затягивая меня как наркотик. У меня был достаточный опыт по части разговоров запредельной откровенности с мужчинами, но здесь все было не то и не так. От откровений Максима я холодела внутри. Рассудок отказывался понимать, что ТАКИЕ вещи можно рассказать - мне. Мы азартно соревновались в циничности, пытаясь шокировать друг друга, и бравировали друг перед другом взаимным равнодушием. С моей стороны это была неразумная игра с огнем, которая меня забавляла. До тех пор, пока, внезапно почувствовав себя дурно, я не выбежала в туалет, где меня буквально вывернули наизнанку рвотные приступы. Ноги тряслись мелкой дрожью и норовили подогнуться в коленях, сердце словно пыталось выпрыгнуть наружу, желудок то и дело подкатывался к горлу, а хуже всего была тупая, невыносимая боль внизу живота. Там, среди заплеванных стен, судорожно вцепившись в край давно немытой раковины с отбитой эмалью, чтобы удержаться на разъезжающихся ногах, я вдруг с ужасающей ясностью поняла, что со мной происходит. Я поняла, что мое тело испытывает мерзкое, животное желание неодолимой силы, и что мой мозг просто отказался далее "не замечать" этот прискорбный факт. Очень медленно и тихо я вернулась назад. Я не посмела зайти в кабинет к Максиму и осталась в соседней комнате. Долго я просидела в пустой темной комнате за столом, обнимая низ живота руками, и мечтая только об одном: чтобы отпустила проклятая, ноющая, предательская боль. Я ругала себя мысленно последними словами за идиотский эксперимент, который сама над собой невольно произвела. Я не подозревала, что мое тело способно испытывать возбуждение такой силы, не направленное на конкретный объект. Более того, у меня не возникло ни малейшего желания снять это возбуждение с помощью какого бы то ни было представителя противоположного пола, включая собственного мужа. Я поклялась себе впредь быть осторожнее. И даже к тому моменту, когда мучительная боль, наконец, отступила, оставив немеющую пустоту, я логически не связала свое состояние с Максимом.
   Рано или поздно заканчивается даже самая громоздкая работа. К тому моменту, когда наши совместные ночные бдения оформились во вполне работоспособную компьютерную программу, у меня появилась внутренняя уверенность в том, что крупная сумма денег, которая, по словам Максима, полагалась мне за участие в проекте, не будет мне выплачена. В сущности говоря, все радужные перспективы исходили от самого Максима. Мне ни разу не пришлось побеседовать с его отцом, который вроде бы являлся непосредственным заказчиком и спонсором проекта. Казалось странным, что заказчик не интересовался результатами работы. Да и обещанная сумма с самого начала внушала мне подозрения своей непомерной величиной.
  Тщательно проанализировав ситуацию, я пришла к выводу, что Максим действовал на свой страх и риск. То ли он действительно надеялся, что по факту ему удастся заставить отца раскошелиться, то ли, что представлялось более вероятным, пытался проявить себя перед ним и заслужить его уважение, показав, что он способен принести реальную пользу предприятию. Мне не понравилось, что Максим прибег к элементарному обману для достижения своей цели. Не понравилось тем более, что мои домашние знали о моем ночном приработке и я не представляла себе, как я объясню, что все это время работала бесплатно. Чтобы не мучиться дальнейшими сомнениями, я все высказала Максиму прямо. Он нервно рассмеялся в ответ и заявил:
  - Я всегда знал, что ты умная женщина и от тебя ничего не скроешь.
  Я потрясенно промолчала в ответ.
  Мне пришлось выдержать неприятное объяснение с мужем по поводу того, как легко меня объегорить и заставить пахать на дядю "за спасибо". Я возразила, что в любом случае я приобрела хороший опыт, изучила производство, что обязательно пригодится мне в дальнейшем.
  Как ни странно, но наших отношений с Максимом это не испортило. Меня настолько позабавил сам факт, что меня, взрослую и неглупую женщину смог обвести вокруг пальца совсем еще молодой мальчик, что я простила ему его обман. Заодно я громко посмеялась в душе своим подозрениям, что у этого юнца были насчет меня нескромные планы. В свете обнаруженной денежной аферы все легко объяснилось и стало по своим местам.
  Совместная работа закончилась, но Максим продолжал регулярно звонить, зачастую по нескольку раз на день, иногда по делу, но чаще всего наш диалог выглядел так:
  - Привет. Это я.
  - А это я.
  - Как твои дела?
  - Нормально.
  - Ты никогда не звонишь мне сама.
  - Ты знаешь, что я не звоню мужчинам, если нет серьезного повода. Пора бы привыкнуть.
  - Могла бы позвонить просто так.
  - Извини, не могу. Так воспитана.
  - Я заеду за тобой вечером?
  - Если не затруднит, то буду рада.
  - Тогда до вечера?
  - До вечера.
  После работы он ждал меня во дворе на своей машине, отвозил домой и оставался на долгие чаепития. Однажды он не позвонил, и я вдруг поняла, насколько я привыкла к его ежедневным звонкам. Тогда же я задумалась над тем, что наши встречи происходят слишком часто. Я хочу сказать, люди вокруг начали говорить нелицеприятные для меня вещи, и, как водится, я узнала об этом последней, когда часть сплетен выплеснулась мне прямо в лицо коллегами по работе. Я была подавлена и смущена одновременно. Самым простым решением было бы немедленно прекратить всякие отношения с Максимом, но я снова этого не сделала, о чем потом не раз пожалела. Думаю, уже тогда я была сильно им увлечена, но упорно не хотела этого сознавать. Несмотря на полный разрыв отношений с Вовкой, даже мысль о том, что я могу увлечься другим, вызвала бы у меня тогда искреннее возмущение. Сейчас я ясно понимаю, что подсознательно я искала любой повод, чтобы освободить себя от мнимых существующих обязательств и оправдать желание построить новые отношения. Но мне казалось, что я искренне переживаю разрыв, и просто цепляюсь за любую возможность отвлечься. А с Максимом было проще простого обо всем на время забыть - столько идей роилось в его голове, так заразительно он смеялся, и мог обсуждать часами любую тему.
  Как я сказала, я была крайне смущена, узнав, что наши с Максимом имена связывают вместе. Я расспросила осторожно Максима об обстоятельствах его личной жизни, и поняла, что он все еще находится, как говорят, "в свободном поиске". Мне показалось, что если у него появится постоянная девушка, это заткнет рот сплетникам. Поэтому я попросила своего брата познакомить Максима с кем-нибудь из его окружения и он привел к нам на ужин свою знакомую, Розу, девушку модельной внешности, юный возраст которой, по обмолвкам брата, совершенно не соответствовал ее богатому любовному опыту. Роза показалась мне абсолютно глупой, хоть и хорошенькой, к тому же невооруженным взглядом было заметно, что она неравнодушна к Сергею и не проявила должного внимания к объекту знакомства. Тем с большим удивлением я узнала от Сергея, что они с Максимом все же начали встречаться. Правда, все встало на свои места, когда Сергей, смеясь, рассказал, что Роза была средней цены девушкой по вызову, не элитной проституткой, но и не вокзальной дешевкой. Поначалу она крайне неохотно пообещала "сделать все, что угодно, если так просит обожаемый Сереженька, даже бесплатно переспать пару раз с этим совсем неинтересным мальчиком". Но как только узнала, что мальчик - сын очень обеспеченного человека, она в корне пересмотрела свое первоначальное отношение, кинувшись к Максиму в постель с неприличной поспешностью, и заверяя его в неземной любви. Я была поражена, что мой брат водит знакомство с проститутками, но, рассудив здраво, решила, что это вовсе не мое дело. Я лишь понадеялась, что Максим ограничит отношения с Розой голой физиологией и не забудет о средствах предохранения.
  Неожиданно в это же время у Максима возобновились близкие отношения с его прежней девушкой, Ксенией, так что личной жизнью он оказался затоплен по самую шею. У меня больше не было причин ни для смущения, ни для лишних раздумий. Вскоре мы с Ксюшей познакомились. Это была целиком моя идея. Заключив по обрывкам фраз Максима, что Ксения очень нервничает по поводу нашего общения и помня о том, как я сама была обидчива и ревнива в ее возрасте, я полагала, что Ксюша перестанет мучить себя подозрениями, если познакомится со мной лично, увидит мою семью и поймет, что ей ничто не угрожает. К тому же мне приснился странный сон. В этом сне я присутствовала на грандиозной вечеринке на открытом воздухе где-то за городом. Горели костры, гремела музыка, повсюду шлялись подвыпившие парочки. Откуда-то появился Максим и потянул меня за руку:
  - Пойдем, я хочу познакомить тебя с Ксюхой.
  Он подвел меня к огромной железной клетке. Внутри ее, опустив голову на колени, сидела девушка в брючном костюме. На ней был одет черный кожаный ошейник, от которого тянулась громоздкая цепь к потолку клетки. Незнакомка подняла голову и я задохнулась, поймав на себе ее горящий, пронзительный, ненавидящий взгляд.
  После этого сновидения я чувствовала себя немного не в своей тарелке и стала усиленно уговаривать Максима привести свою девушку к нам в гости. Назначили день. Я наскоро запекла в духовке куриные окорочка, купила бутылку хорошего вина и немного нервничала, ожидая гостей. Наконец в дверь позвонили. Открыв дверь, я невольно попятилась назад: Максим обнимал за плечи девушку из моего сна. Но она тут же улыбнулась мне приветливо и открыто, развеяв мой суеверный ужас:
  - Здравствуйте. Я Ксения.
  Весь вечер я старалась произвести на Ксению приятное впечатление, пустив в ход все обаяние, на которое я способна. Ксюша мне очень понравилась. Я искренне считала, что они с Максимом прекрасно подходят друг другу. Ее нельзя было назвать красавицей, но у нее были миловидные черты лица, хрупкая фигурка, и самое главное - неунывающий оптимистичный характер. Практически с ее первой улыбки и фразы приветствия я прониклась к ней самой горячей симпатией. После нашего знакомства сцены ревности между Ксенией и Максимом прекратились и какое-то время мы все очень неплохо ладили. До того вечера, когда Максим приехал очень расстроенным. У него произошла крупная ссора с отцом и он сильно переживал.
  - Не хочу жить. Я просто не хочу жить - повторял он, спрятав лицо в ладонях.
  - Прекрати, пожалуйста, говорить такие страшные вещи.
  - Он считает меня совершенно никчемным. Что бы я ни делал, как бы я ни старался, он ничего не хочет замечать, ничего не хочет видеть, я просто для него не существую. Я пустое место, полный ноль. Ты не представляешь, каково это.
  Меня словно полоснуло болью. О нет, я прекрасно представляла. Именно так ко мне относилась моя родная мать, критикуя каждый мой шаг, радостно подмечая любую оплошность, методично выискивая больные места, чтобы при удобном случае ударить по ним почувствительнее. И на каждом шагу всем, кто только согласен был слушать, она сетовала на то, какая никчемная уродилась у нее дочь. Только беззаветная любовь ее родителей и поддержка друзей помогла мне стойко перенести вопиющую ситуацию, когда ребенка предает самый близкий человек. Но я решила эту проблему раз и навсегда по-своему: отодвинув в сердце и мыслях мать на позицию дальней родственницы и навсегда запретив себе испытывать к ней дочерние чувства, как ни жестоко это звучит. А Максим, он давно и безуспешно пытался всеми силами пробить стену отчуждения, которая отделила его от отца, и то, что все его попытки были обречены на неудачу, сводило его с ума.
  В инстинктивном порыве я обняла его за шею.
  - Смотри мне в глаза и слушай внимательно. Ты не ноль, не пустое место. Ты замечательный. Ты лучший из всех, кого я встречала. И поверь мне, что я нечасто говорю кому-нибудь такие слова. Ты очень много для меня значишь. Лучший друг, который когда-либо у меня был. Я благодарна судьбе за то, что она мне тебя подарила.
  У него были совершенно больные, измученные глаза.
  - Есть водка? - спросил он с отчаянием в голосе. - я тупо хочу напиться.
  - Водка в нашем доме долго не стоит, Витька большой любитель. Но можно купить, пока не закрыты магазины.
  Муж принес бутылку водки, которую они тут же вдвоем выпили, практически не закусывая, после чего захмелевший Максим позвонил Ксении и попросил ее немедленно к нам присоединиться. По его репликам я поняла, что она отказывается, пытаясь выяснить сначала, что происходит:
  - Я просто прошу тебя приехать.
  - Причем здесь "что случилось"? Я прошу приехать, этого недостаточно?
  - Я хочу знать, приедешь ты или нет.
  - Не буду я ничего объяснять. Ты можешь просто взять такси и приехать?
  В конечном счете он вспылил, наговорил ей грубостей, бросил трубку, крикнув напоследок, что между ними все кончено, и вылетел курить на балкон. Я вышла за ним и попыталась его успокоить.
  - Все у вас будет в порядке, поверь мне.
  - Нет, между нами все кончено. Навсегда.
  - Не нужно так реагировать, она же не знает, в каком ты состоянии. Ты зря обижаешься, если Ксюша сказала, что не сможет приехать, то наверняка у нее есть серьезные причины. Завтра все утрясется, ты придешь в себя, вы помиритесь. А сегодня ты же не один, мы с Виктором рядом с тобой.
  Он был сильно возбужден, и на все мои доводы повторял:
  - Все кончено, ты не понимаешь, не из-за этого, есть серьезная причина, я не могу тебе о ней рассказать.
  Я перестала его уговаривать, и тогда он вдруг произнес фразу, которая вызвала у меня смутную тревогу:
  - Ладно, я скажу, пока твоего мужа рядом нет.
  Я не успела даже воспринять сказанное, когда он начал бессвязно говорить о том, что давно испытывает ко мне сексуальное влечение, но понимая, что такая связь быстро бы мне наскучила, не хочет ставить под угрозу наши дружеские отношения.
  - Ты меня бросишь, а я хочу, чтобы ты была рядом со мной всю жизнь - с тоской повторял он.
  В те секунды я поняла выражение "потерять дар речи". Я действительно не знала, что ему ответить. Потом, тщательно подбирая слова, я сказала, что он без сомнения прав, наши отношения хороши сами по себе, что я испытываю к нему глубокую симпатию и признаю, что при других обстоятельствах я считала бы его очень привлекательным сексуально, но лучше будет для нас обоих закрыть эту тему.
  - Да, - подхватил он, - давай закроем эту тему раз и навсегда, но сейчас один раз давай скажем друг другу, что я безумно хочу тебя, и ты хочешь меня тоже.
  Я поймала его умоляющий взгляд и неожиданно для себя самой ответила:
  - Да, я тоже хочу тебя, но ты же понимаешь, это совершенно невозможно, мы не можем с тобой этого себе позволить.
  - Мы не можем себе этого позволить, - эхом откликнулся он, - но если бы мы могли заняться с тобой любовью, это было бы прекрасно, настолько прекрасно, но это продлилось бы неделю, от силы месяц, а потом бы я тебе надоел, а я так не хочу тебя терять...
  У меня в голове начала назойливо вертеться строчка из песни Овсиенко "давай оставим все как есть", и я ее машинально повторила, смалодушничав под конец "а там видно будет". В душе я яростно выругала своего мужа за то, что он до сих пор к нам не присоединился, разорвав идиотскую ситуацию, в которую я влипла.
  Я совершенно не могла разобраться в своих чувствах: изумление, страх, смятение и где-то глубоко - почти бессознательное удовольствие от его сумбурного признания. Единственное разумное решение, которое выдал мне мой рассудок - бежать, что я и попыталась сделать. Попыталась неудачно, поскольку едва я развернулась к балконной двери, как Максим, шагнув ко мне, угрожающе навис надо мной, мгновенно я оказалась в кольце его рук, а его влажный язык буквально ворвался в мой рот, лишив меня остатков здравого смысла.
  Никто. Никогда. ТАК меня не целовал. Это было шокирующе. Это было ужасно. Я задыхалась от избытка ощущений. Я искренне негодовала от такого бесцеремонного обращения с моим телом, панически боялась, что именно в этот момент появится мой благоверный, а мой внутренний голос веселился от души, нашептывая: "что, рассудительная моя, не справилась с ситуацией? И как же ты выйдешь из положения?".
  Кажется, я попыталась отстраниться, но добилась только того, что этот бесстыдный язык прогулялся по щеке и шее, а потом забрался мне в ухо и устроил там бешеный танец. Я и сейчас скажу, что ничего более порочного, отталкивающего, отвратительного для меня, но вместе с тем завораживающего, чем эти поцелуи Максима, я не испытывала за всю свою жизнь. Я дошла до какого-то животного состояния, когда все человеческое теряет смысл. Я встала на грань безумия и испугалась пропасти за ней. Мне понадобились все мои силы, чтобы вернуться в реальный мир. Нужно было сделать только шаг за спасительную дверь. Там меня ждала моя размеренная, уютная, привычная жизнь. Возвращаясь в ее теплые объятия, я услышала за спиной:
  - Спасибо тебе за то, что ты есть.
  Зевая, ленивой походкой в комнату вошел Виктор. Мы отправили Максима домой на такси и дружно начали убирать со стола. Внезапно зазвонил телефон. Я сняла трубку.
  - Спасибо тебе за то, что ты есть - тихо сказали мне в ухо.
  В ту ночь я долго не могла заснуть. Меня преследовало ощущение чужой скользкой плоти, жадно исследовавшей мой рот. Я непроизвольно подергивалась от отвращения, но вместе с тем сознавала, что чувствую своеобразное извращенное возбуждение. Я была потрясена тем, что прикосновения этого чистенького, улыбчивого, вежливого мальчика оказались так унижающе животны.
  Я с юности гордилась тем, что ни один мужчина не смел прикоснуться ко мне без моего разрешения. Самые отъявленные донжуаны и уверенные в себе наглецы признавались, что чувствуют необъяснимый страх при попытках перейти к более близким отношениям. Как-то на вечеринке мне представили мужчину лет тридцати, круглолицего, с коротким ежиком волос на голове, "упакованного" в дорогие фирменные вещи. Он никак не подходил по возрасту к собравшейся компании, и тем не менее, чувствовал себя в ней достаточно комфортно и вел себя непринужденно. Чуть позже я узнала, что он был главой одной из бандитских группировок, а его визит в студенческое общежитие носил характер редкого ностальгического каприза. В перерыве между частыми тостами он вдруг громогласно заявил о желании меня поцеловать, что вызвало одобрительный рев всех присутствующих. Решительно двинувшись ко мне, он вдруг застыл, довольная улыбка на его лице медленно таяла, пока от нее не осталось и следа.
  - Я не могу этого сделать, - хрипло произнес он, - Ты просто останавливаешь меня взглядом.
  Через месяц, находясь в больнице после очередной разборки, через общих знакомых он сделал мне предложение руки и сердца, от которого я благоразумно отказалась. Он не захотел принять отказ и после выписки явился лично, бледный и похудевший. Я повторила твердое "нет" в его упрямое лицо. Вздохнув, он нежно погладил меня по щеке кончиками пальцев и тихо сказал:
  -А ведь я тебя так и не поцеловал ни разу. Но и сейчас - не могу.
  И теперь я находилась, как говорится, "в смятении чувств". Привыкшая к тому, что мужчины независимо от возраста и положения робели и терялись в моем присутствии, я расценивала происшедшее как грубое насилие над моим телом. Логически проанализировав каждое свое слово, интонацию, жест, я убедила себя в том, что я не спровоцировала сама "боевые действия" Максима и в конечном счете списала все на молодую необузданность чувств, изрядно подогретую алкоголем. Положа руку на сердце, независимо от причины мне польстил чувственный порыв молодого парня, не имевшего недостатка в женском внимании. Затем я подумала о том, что сам Максим должен чувствовать себя довольно неловко, и при случае нужно будет показать ему, что я не придала серьезного значения его пьяной выходке.
  Случай представился через пару дней, когда в разговоре о проблемах моего мужа с алкоголем мы с Максимом коснулись темы о "провалах памяти" алкоголиков. Максим самодовольно заявил, что независимо от количества выпитого он всегда помнит все, что с ним происходило. Я же в ответ сказала, что никогда особенно не вслушиваюсь в ерунду, которую несут пьяные мужчины, жалея о сказанном наутро.
  - Я помню абсолютно все. И ни о чем не жалею.
  
  Мне стало немного грустно. Вдруг вспомнился давний осенний вечер, потемневший взгляд любимого мужчины, его теплые губы, шепот "не могу дольше скрывать свои чувства", и наш диалог на следующее утро:
  - Все скажу за тебя: прости, Катька, был пьян, болтал глупости, очень сожалею.
  - Я все абсолютно помню и ни об одном своем слове не жалею.
  - Докажи мне это.
  - Как?
  - Поцелуй меня.
  
  Где-то рядом, в другом измерении, шумно просыпалась моя семья, слышался смех детей и возмущенный баритон Виктора, заливался телефонный звонок и жалобно скрипели под ногами деревянные полы, но нам двоим, слившимся в поцелуе, на это было откровенно наплевать.
  Очнувшись от воспоминаний, я мягко сказала Максиму:
  - Бывают в жизни вещи невозможные и невозможные абсолютно. Ты для меня - абсолютно невозможная вещь.
  - Нет невозможного на свете.
  - Ты не можешь меня хотеть. Так не бывает. Это неправильно.
  - Я и сейчас тебя хочу.
  - Это легко проверить...
  Что ж, он не лгал. Подтверждение его слов было весьма ощутимо сквозь тонкую ткань брюк и судя по всему, имело вполне приличные размеры. Отступать было слишком поздно. Мне не следовало так далеко заходить, но теперь... И я решилась:
  - Если ты помнишь все, ты должен помнить и то, что ты поцеловал меня в тот вечер.
  - Я это помню.
  - Тогда поцелуй меня еще раз, Максим...
  
  Он с готовностью шагнул ко мне, схватил за плечи, притянул к себе. Я заворожено смотрела на его губы, медленно приближающиеся к моему лицу, и вздрогнула как от удара током, почувствовав их прикосновение. Я ждала повторения бесцеремонного вторжения, но он был нежен и нетороплив. Запах его кожи, уже такой знакомый и не раз туманящий рассудок, захлестнул меня и одурманил. Мои руки самопроизвольно заскользили по его шее, плечам, груди, изучая и запоминая каждый изгиб мышц. Я обостренно ощущала каждое его движение, каждое касание, и словно старалась запечатлеть в памяти эти минуты в мельчайших подробностях навсегда, потому что единственная мысль, медленно ускользающая из моей головы, была о том, что происходящее со мной настолько нереально и неправильно, что не может продолжаться долго. Я чувствовала себя вором, которому по ошибке распахнули двери в хранилище центрального банка, и внутренне горько смеясь, наслаждалась, запустив руки в сокровище, которое никогда, ни при каких обстоятельствах не может стать моим.
  - Ты не представляешь, как мучительно долго я не чувствовала, не позволяла себе чувствовать ничего подобного, - шепнула я ему.
  Но он резко прервал меня:
  - Замолчи.
  Его губы впились в мою шею дерзким поцелуем, и тут же он прихватил кожу зубами, сильно укусив. Я ахнула от боли, но вопреки рассудку, еще теснее прижалась к нему, полностью отдаваясь в его власть. Я потеряла ощущение времени и пространства, и начисто забыла о понятиях добра и зла, морали и нравственности. Все, что я слышала - это непрекращающиеся, довольно громкие стоны мужчины рядом со мной, все, что способна была ощутить - это его запах вокруг себя, солоноватый вкус его кожи на моих губах, боль от его рук, безжалостно сжимающих мою грудь сквозь тонкую ткань и боль от губ, терзающих мою шею. Я страстно желала избавиться от электрических импульсов боли, но не имела решимости и сил прервать добровольную пытку. А потом в какой-то момент боль ушла, оставив лишь грусть и усталость, и невыносимую, обжигающую душу мысль: это не может быть вечным. И словно подтверждая ее, Максим резко отстранился от меня, и отчужденным голосом сказал:
  - Прости, но между нами ничего не будет.
  - Почему?! - взвыла я, и мертвой хваткой вцепилась в него, возвращая телесный контакт.
  - Я сказал тебе уже: единственная причина в том, что я не хочу тебя потерять.
  - Нет! - прохрипела я, теряя остатки рассудка, - ты не можешь так со мной поступить, ты не имеешь права быть настолько жестоким со мной!
  Его напряженный взгляд смягчился и он тихо проговорил:
  - Я должен остановиться... иначе мы просто займемся сексом прямо здесь и сейчас.
  Я раздраженно фыркнула:
  - Значит, это случится прямо сейчас... но не здесь. За стеной есть пустая комната. И кровать. И мы немедленно в нее отправляемся.
  Я притянула к себе его голову, так, что в поле зрения остались только его глаза и твердо произнесла:
  - Ты никогда не потеряешь меня, если у нас будет секс. Намного вероятнее это случится, если ты в нем мне откажешь.
  Я отвела его, крепко сжимая за руку, в свою комнату. Кожу на лице и шее саднило, это создавало дискомфорт, и мне безумно захотелось умыться холодной водой.
  - Я вернусь через минуту.
  В ванной я отшатнулась от своего отражения в зеркале. На меня смотрела женщина с совершенно диким взором безумных глаз, спутанными волосами, распухшими губами, и черными кровоподтеками на шее и в декольте.
  - Вот черт, - проворчала я, наспех умываясь под струей воды, - права была бабушка, когда говорила, что у меня нет ни стыда, ни совести.
  Когда я вернулась в комнату, Максим лежал на кровати совершенно обнаженный. На несколько долгих секунд я застыла, пораженная этой картиной. Его совершенное тело никак не могло находиться в моей квартире, на моей кровати, оно было здесь совершенно неуместно. Он был слишком великолепен для меня, и моей скучной жизни. Я поймала себя на мысли, что не смею воспользоваться правом этой ночи, даже если в небесной канцелярии что-то напутали и по ошибке поместили это юное божество в мою постель.
  - Не смотри на меня так, - прозвучал в тишине его срывающийся голос, - Ты меня смущаешь.
  Я села рядом и медленно провела ладонью от его плеча до бедра. Он шумно вздохнул. Я наклонилась и лизнула его сосок, вызвав дрожащий стон. Все мои предыдущие мужчины были страстными, я получала ни с чем не сравнимое наслаждение от любовной игры, наблюдая их удовольствие и возбуждение и загораясь еще сильнее в ответ. Но никогда еще у меня не было партнера, настолько чутко отзывающегося на ласку, настолько чувствительного и трепещущего под моими пальцами и губами. Это просто сводило с ума. Я впитывала его всеми органами чувств: границы между осязанием, обонянием, вкусом, зрением и слухом стерлись, образуя единую симфонию чувственности, которая ввела меня в транс.
  Но там, на небесах, быстро исправляют допущенные ошибки. В тот момент, когда он закричал, содрогаясь в оргазме, мой внутренний голос вкрадчиво прошептал мне на ухо:
  - Неужели ты думаешь, что хоть что-то для него значишь? Точно также он получал удовольствие с Ксенией, с Розой, с десятками, если не сотнями других женщин. Для него ты просто незначащий эпизод, о котором он забудет наутро.
  Через долю секунды я уже стояла у кровати, лихорадочно натягивая на себя сброшенную ранее одежду, путаясь в рукавах, горя от стыда и унижения. Я точно знала, что все пошло наперекосяк, обернулось ужасно и непоправимо. От осознания моей глупости было горько во рту, пылали щеки и пульсировало в висках. Я чувствовала себя полной идиоткой. Что ты возомнила о себе, дурочка? После его откровений о том, как он всегда считал своим долгом осчастливить несчастных дурнушек, не знающих, что такое почувствовать себя желанной? Подарил тебе себя на одну ночь, подал великодушную милостыню с барского плеча, позволил целовать себя и ласкать, отдаваясь в твою власть и ничего не даря тебе взамен? Вот кто ты для него - привычная забава, очередная из длинного списка жалких созданий, которыми он пользуется и которых презирает. И вся ваша история так называемых отношений всего лишь хитро расставленная сеть, в которую ты глупо попалась. Да еще и сделала для него грандиозную работу, которой он наверняка смог похвастаться перед отцом, как собственным достижением. Что ж, гордись, Катерина, тебе все-таки за нее... заплатили.
  Я схватила первое, что мне подвернулось под руку (а этим оказалась белая трикотажная футболка, расшитая искусственным жемчугом, которую я и одеть-то не успела, а только примерила в магазине перед покупкой), и швырнула ее в Максима:
  - Вытрись.
  Я не успела понять, что промелькнуло в его глазах: растерянность или презрение. Я просто вылетела из комнаты, хлопнув дверью.
  Надо отдать должное его выдержке: он не ушел тотчас же. Он посетил ванную, оделся и даже выпил чашку свежезаваренного чая, наблюдая начинающийся рассвет за окном. Я сидела рядом, и чувствовала, что образовавшаяся между нами неловкость сгустилась облаком и колышется в воздухе. От неуверенности и отчаяния я как всегда повела себя самым жутким образом, спросив:
  - Ты всегда так громко кричишь, когда кончаешь?
  - Да! - ответил он вызывающим тоном - А что?
  - Предупреждать надо! - огрызнулась я, хотя на самом деле мне хотелось свернуться незаметным клубочком и спрятаться на пару-тройку столетий, переживая свой позор.
  Потом я проводила его, закрыла за ним дверь, вернулась в свою комнату и тихо, обреченно заскулила от мысли, что бесповоротно испорчено самое эротичное, самое чудесное приключение в моей жизни, которое могло стать лучшим воспоминанием, а станет вечным свидетельством моей несостоятельности.
  Максим.
   Я сам себе подложил свинью. Это же надо было так проколоться! Мой план относительно Катерины не предполагал никакого интима. Конечно, мне приходила в голову такая идея, но я знал: секс все испортит. Я не собирался забивать ее филигранные мозги розовыми соплями и дешевой романтикой. Мне нужна была Катя-друг, Катя-партнер, Катя-исполнитель моей очередной идеи. Когда я сказал ей, что отец поставил перед нами задачу, я, конечно, солгал. Но он все время твердил, что если бы я предъявил ему что-то готовое, конкретное и полезное для фирмы, он согласился бы рассмотреть вопрос о личном бизнесе для меня. И добавлял, что ждать этого бесполезно, поскольку все равно я не годен ни на что, кроме пустых размышлений. Когда отец отправил меня в помощники к Катерине, он напутствовал меня словами "постарайся извлечь из этого хоть какую-то пользу". Я знал, что нам придется перелопатить всю бухгалтерскую документацию за последний год, и это хороший способ для меня уяснить, как он ведет дела. Ведь обычно большая часть документов мне в руки не попадала. И я старался выжать из ситуации максимум пользы. Но попутно я заметил еще кое-что. Я видел, как отец, жалуясь на низкую скорость исполнения и множество ошибок, допущенных своей секретаршей, все чаще отправляет Катерине собственноручно написанные от руки письма и договора, как он одобрительно хрюкает, получив назад безукоризненно оформленный печатный вариант, и как часто повторяет, что "больше бы таких работников - половину штата можно было бы разогнать".
   И я поставил на Катю. Я убедился, что она сможет решить любую задачу, которую реально решить в принципе. Но важнее было то, что она решит ее так, что отец точно будет доволен результатом. Я рассудил, что ни одна существующая программа для бухгалтеров не учитывает всей специфики предприятия, и если я смогу предоставить отцу работающий вариант, заточенный под нашу фирму, да еще с внесенными базовыми данными, это будет идеальным доказательством того, что мне можно поручать ответственные дела. Катя же должна была выступить и в качестве дополнительной страховки: отец мог предубежденно отнестись к результату моего труда, но участие в разработке человека, работой которого он уже не раз оставался доволен, гарантировало его объективное отношение. В очень отдаленных планах я представил себе, как переманю Катю на работу в нашу контору, и обеспечу себя отличным специалистом под рукой.
  Катина душевная драма разразилась весьма кстати. Каюсь, у меня были мысли сыграть на ее расстроенных чувствах и слегка влюбить в себя, для пользы дела. Ее условие работать только по ночам облегчало мне задачу: глубокая летняя ночь со звоном цикад за окном, мы одни в огромном пустом здании... Оставалось лишь добавить немного романтики. Я принес с собой бутерброды, разломил их на кусочки и предложил скормить их Кате, мотивируя тем, что не стоит ей отвлекаться от клавиатуры, и терять ход мысли. Она только пожала плечами, когда я описал ей такой способ позднего ужина, и послушно открыла рот. Каждый раз, предлагая ей кусочек колбасы или сыра, я легонько проводил кончиком пальца по ее губам. Она вообще не реагировала на эти нехитрые маневры. Тогда я предложил ей поменяться со мной местами и диктовать, чтобы ее глаза отдохнули, и сел печатать сам. Перехватив у меня инициативу, Катя начала, в свою очередь, подпихивать мне остатки бутербродов, а я старался прихватить губами ее пальцы, когда они появлялись у моего рта. А у нее ни разу даже не сбился темп диктовки. Я нарочно садился к ней поближе, касаясь плечом, я наклонялся к ней, как бы обсудить неразборчивое место, так близко, что наше дыхание смешивалось - а ее глаза оставались спокойными и незамутненными, и в улыбке ни разу не проскользнуло тени кокетства. Она не реагировала ни на откровенные взгляды, ни на двусмысленные намеки. Я отчаялся применять к ней легкие методы - похоже, эта женщина в принципе отметала флирт как способ общения. Неужели в ее кибернетическом мозгу не осталось ничего человеческого?
  Тогда я повел на нее прямую атаку. Я выдал ей в разговоре пару таких фактов из моей биографии, что любая другая, притворно ужаснувшись, мысленно примерила бы на себя пикантную ситуацию. А Катерина, не моргнув глазом, заметив между делом "мы же друзья, да? Так что по секрету, а ты никому не проболтайся", рассказала в ответ историю, от которой у меня уши запылали, едва я представил себе ее в действующих лицах. Потом нас понесло так, что будь в кабинете цветы в горшках, они бы завяли от наших разговоров. И когда я поймал себя на том, что только что описал ей свою анатомию в деталях, а она в ответ мгновенно разложила по полочкам возможные преимущества и недостатки использования подобного орудия - я понял, что еще немного, и я предложу ей продемонстрировать свои знания на практике, и немедленно. Но тут Катя вскочила, пробормотала, что у нее что-то с желудком, и унеслась в туалет. Не появлялась она довольно долго, видно, и впрямь съела за обедом что-то несвежее. А у меня было время дождаться, пока джинсы не перестанут быть мучительно тесными, и решить для себя, что лучше не дергать спящего льва за усы, и оставить наши с Катериной отношения на дружеской волне, иначе мне, пожалуй, станет наплевать на мои далеко идущие планы.
  Не могу сказать, что мне в последующие дни легко удалось выбросить из головы шальные фантазии на тему "Я и Катя", но наши встречи вошли в обычную колею, и после трех месяцев напряженной работы результат наших совместных усилий, наконец, был готов к демонстрации. Но все оказалось не так просто, как я себе представлял. К моему большому разочарованию, отец ничего определенного не сказал. Программу отдали в обкатку бухгалтерам, шли дни, и ничего не менялось. Я начал думать, что просчитался, и мне не удалось пробить его уверенность в том, что от меня не может исходить ничего хорошего в принципе. Мне пришлось признаться Кате, что это был мой личный эксперимент. Я ждал бурного возмущения, но она приняла факт как должное, сказав, что предполагала это с самого начала. Ко мне вернулась возможность высыпаться по ночам, но потребность видеть Катю и говорить с ней каждый вечер гнала меня к ней домой, где мне было хорошо и комфортно. Там я виделся не только с Катей, частенько туда забегал по вечерам ее младший брат, который познакомил меня с Розой. Комплексов у Розы было еще меньше, чем волос в интимных местах, и моя ночная жизнь стала вполне насыщенной. А еще на улице я неожиданно столкнулся нос к носу со своей бывшей, Ксюхой. Радость от встречи после долгой разлуки перевесила ее справедливые обиды на мою старую измену, я покаялся и примирение мы в тот же вечер завершили в постели.
  Но я с удивлением отметил, что все чаще отказываюсь от свидания и с Розой, и с Ксюхой, ради того, чтобы часами гонять чаи с Катериной и болтать обо всем на свете. А когда меня послали в очередную командировку на пару дней, и на обратном пути ноги сами привели меня с поезда не домой, а к порогу Кати, я понял, что она незаметно, но прочно вошла в мою жизнь. Разумеется, как друг. Я снова подумал о том, как славно было бы, если Катерина перешла бы работать к нам, и рискнул напомнить отцу о его обещании. Видно, я выбрал не тот день. Отец был не в духе и наорал на меня. Само по себе это не было новостью, но на этот раз он явно перегнул палку. Я даже не заметил, как выскочил из дома в угаре, а когда пришел в себя, обнаружил, что сижу, утопая в огромном кресле в зале у Кати и на меня с сочувствием и испугом смотрят ее расширившиеся глаза. На душе у меня было мерзко, хотелось напиться и я спросил у Катерины, нет ли у нее водки. Она без лишних вопросов послала мужа в магазин за бутылкой и настрогала какой-то салат. Мы вдвоем с Виктором быстро прикончили водку, и думаю, что гораздо большая ее часть досталась мне, так что дальше я плохо соображал. Я потянулся за телефоном, дозвонился до Ксюхи и попросил ее приехать, но она начала ныть, что уже поздно, что ей влом отпрашиваться у родителей и что вообще не хочется выползать из дома в такую темень. Я психанул, высказал ей все, что думаю, и закончил фразой, что у нас с ней все кончено. Нащупав в кармане пачку сигарет, я вышел на балкон и закурил. В голове шумело, настроения было ноль и жизнь казалась полным дерьмом.
  За спиной скрипнула дверь, и Катя встала со мной рядом. Я молча протянул ей сигареты, она вытянула одну из пачки, прикурила от моей зажигалки и тихим мягким голосом начала мне говорить что-то успокаивающее. Я прислушался и понял, что ее волнует моя ссора с Ксюхой. Странно, но вот меня она совершенно не волновала. Зато алкоголь развязал мне язык, и я неожиданно признался Кате, как часто представлял ее в своей постели. Она замолчала на полуслове, а потом чужим, глухим голосом сказала, что это не очень хорошая идея, и нам стоит закрыть эту тему. Я с упорством идиота начал допытываться, неужели она не чувствует ко мне влечения, и она вдруг с обезоруживающей простотой призналась, что хочет меня так же сильно, как я ее, но "друг навсегда лучше, чем любовник на месяц", именно так она и сказала. Мы оба согласились с тем, что да, секс все бы испортил, но я поймал ее обреченный, отчаянный взгляд, когда она шагнула к двери.
  Я понял, что сейчас она уйдет, и не понимая полностью, что делаю, резко притянул ее к себе. Я поцеловал ее жадно, выпустив на волю все охватившее меня желание, но она не ответила на поцелуй, хотя и покорно позволила мне завладеть ее ртом. Она дрожала в моих руках, и мягко пыталась отстраниться, и в какой-то неуловимый момент выскользнула из моих объятий, и скрылась за балконной дверью.
  - Спасибо тебе за то, что ты есть - только и успел я сказать ей вслед.
  Я еще не видел ее такой, она нервно улыбалась, кусала губы, избегала встречаться со мной взглядом и тяжело дышала. В шесть секунд она вызвала мне такси и отправила Витьку меня провожать, не дождавшись, пока машина подъедет к подъезду. Я ехал в такси, и чувствовал, как мои губы самопроизвольно растягиваются в улыбку. Катя хотела меня, и я это знал.
  Я набрал ее номер, едва переступив порог своей квартиры.
  - Спасибо тебе за то, что ты есть - шепнул я в трубку и дал отбой.
  Я и не думал, что в Кате столько решительности, когда дело касается отношений. При следующей же встрече она, умело переведя разговор на нужную тему, объяснила мне, что не обращает внимания на глупости, сказанные или сделанные мужчинами по пьяни. Но если она хотела таким образом расставить точки над I, она просчиталась. Я упрямо заявил ей, что могу повторить все, что говорил и ответить за каждое слово. А вот очередной сюрприз ждал уже меня. Она потребовала ей это доказать.
  - Поцелуй меня - сказала она.
  И на этот раз она мне ответила, да еще как. Я обезумел, всю ее измял и искусал, не соображая, что причиняю ей боль, а она только льнула ко мне так, будто хотела остаться влитой в мое тело навсегда. Был момент, когда я попытался взять себя в руки и остановиться, но она так сверкнула взглядом тигрицы, так зарычала в ответ, что я оставил все свои попытки и покорно позволил увести меня в спальню. Я отдал ей инициативу и просто позволил ей играть первую скрипку и делать все, что угодно ее душе. И все, казалось, шло отлично, но в самый последний момент, когда я больше не мог сдерживаться, она вдруг змеей метнулась в сторону, и в глазах у нее был ужас, стыд и боль. Она смотрела на меня так, будто я был ее злейшим врагом, стремительно оделась и выскочила за дверь. И будь я проклят, если я что-нибудь понимал.
  Вот черт, я так и знал, что секс все испортит.
  
  Катя.
   Максим пропал. День за днем он не появлялся, не звонил, а я скорее согласилась бы сунуть руку в огонь, чем взять трубку и набрать его номер. Я тысячу раз успела отругать себя за временное помешательство, которое толкнуло меня на предельную близость с ним. Я снова и снова прокручивала в памяти события того вечера, пытаясь найти оправдание своему поступку, но не находила его. Все выглядело просто ужасно. Я сама напросилась на поцелуй, сама настояла на сексе и в довершение всего бездарно его испортила. Да что такое со мной? Неужели, переживая разрыв с Вовкой, я очертя голову кинулась на шею к первому же мужчине, который признался, что не прочь со мной переспать?
  - Не просто к мужчине, - ехидно подсказала мне моя совесть, - а к тому, девушку которого ты принимала в своем доме, и притворялась, что испытываешь к ней добрые чувства.
  - Ничего подобного! На тот момент они уже разорвали свои отношения!
   - Как удобно, правда? Подвернулся подходящий момент, и ты появляешься в роли утешительницы.
  - Нет! - простонала я - я ничего такого не хотела, я не знала, не могла себе представить, я даже не думала...
  - Не думала? Не ври хотя бы себе самой. С того самого вечера, когда он высказал предположение, что вы могли бы заняться любовью, ты сутками думала только об этом. Просто до этого ты была уверена, что такие отношения между вами невозможны. Но одно неосторожное слово - и тебе сорвало крышу. А почему? Почему ты не дала ему вовремя остановиться, когда он этого хотел? Почему одна только мысль о том, что он точно так был близок с другими, отрезвила тебя ледяным душем? Почему тебе так больно сейчас оттого, что он не звонит?
   Оттого, что где-то в глубине души ты верила, что ваша встреча не случайна. Что недаром у тебя болело сердце за неизвестного тебе поранившегося мальчишку; недаром самый первый взгляд на него окунул тебя в такую глубину полуобморочного страха перед неизбежным и властно подчиняющим; недаром судьба услужливо преподнесла твоему Вовке недалекую и без комплексов подружку, без лишней суеты убрав его с пути, как случайную и пустяковую помеху.
   Мне оставалось только смириться с тем, что впечатление, произведенное мною на Максима, по-видимому, окончательно убило в нем желание видеть меня вновь. Я снова начала курить после очередной попытки бросить: если до этого я позволяла себе одну-две сигареты в день, то теперь к концу дня в мусорное ведро отправлялась пустая смятая пачка. Я все время нервничала, мучилась бессонницей, потеряла аппетит. Примерно через две недели лихорадочное состояние сменилось полной апатией и безразличием.
   Вытряхнул меня из этого состояния не кто иной, как Вовка. Я встретила его утром по дороге на работу. С понимающей усмешкой я наблюдала, как он холодно посмотрел в глаза мне, идущей навстречу, резко развернулся и пошел в противоположном направлении. Что ж, я не могла его винить, после всего произошедшего он был вправе вести себя как чужой. И все равно в груди словно разорвалась ледяная граната.
   Зато я сразу вспомнила, кому обязана произошедшими в моей жизни переменами. Той, которая ежедневно встречает меня у моего кабинета с ведром и тряпкой в руке, нетерпеливо приплясывая в ожидании. Машинально взглянула на часы - без двадцати девять, успеваю, и даже с запасом, и погрузилась с головой в горькие воспоминания о том дне, когда эта недалекая девица с легкостью разрушила все мои личные надежды и мечты. В эти минуты я ненавидела ее так, что не удивилась бы, если бы асфальт расплавился под моим ядовитым взглядом. Все еще размышляя о том, каким пыткам и мучениям я с удовольствием подвергла бы Марию, я подошла к зданию, в котором находилась наша контора, и поднялась на третий этаж. Дверь была распахнута настежь, а изнутри доносились встревоженные голоса.
   В приемной на нескольких сдвинутых вместе стульях лежала Мария, а около нее стояли двое из наших аудиторов, уговаривая ее потерпеть до приезда "скорой". Мария периодически начинала причитать "ой, я умираю", при этом ее трясло, она вытягивала перед собой руки, и костлявые пальцы на них судорожно изгибались и крючились в самых неестественных направлениях.
   Увидев меня, Мария дико завопила:
   - Катя, Катенька, ой, плохо мне, помоги! - и судорожно схватила меня за руку.
   Я рывком высвободила руку, брезгливо потерла запястье и спросила присутствующих женщин:
   - Что это с ней?
   Из сбивчивых пояснений я поняла, что Мария торопливо домывала полы, как вдруг побледнела, согнулась, а затем свалилась на пол и забилась в судорогах.
   - Без двадцати девять было, как свалилась, и с тех пор все и мается. Что ж "скорая"-то никак не едет? Кать, слышь, ты самая молодая, сбегай во двор в аптеку за корвалолом.
   В аптеку я сходила, хоть и громко возмущалась про себя, почему именно я собственными руками должна принести этой гадине лекарство. Вернувшись, я поставила на стол картонную коробочку с лекарством, и села на стул у противоположной от Марии стены, наблюдая, как она уверяет окружающих, что "не надо лекарства, было плохо, ну совсем, а сейчас вроде отпустило". Я просто сидела и смотрела на нее пристально, смакуя клокочущую ненависть внутри меня, и тут Мария вздрогнула, закричала и снова начала выгибаться под моим тяжелым взглядом, периодически издавая жуткие хрипы. Я физически ощущала, как незримо сдавливаю ее плоскогрудое тело, выкручиваю мышцы, пережимаю горло. Вяло, по краешку сознания, прошла мысль "а ведь это я ее убиваю", и тут же вытеснилась горячим "ну и пусть, заслужила".
   В этот момент и вошли люди в белых халатах. Попросили посторонних освободить помещение, чтобы без помех осмотреть больную. Покачали озабоченно головами, посовещались и вынесли вердикт: в больницу. Марию взгромоздили на носилки и унесли.
   Хотите верьте, хотите нет, но я твердо знала: если бы они ее не увезли, я бы ее добила.
   Да, вот еще: по дороге в больницу у Марии прекратились приступы судорог, а по прибытии местные врачи ее осмотрели, ничего не нашли и раздраженно обозвали симулянткой. Об этом мне рассказала одна из наших аудиторов, которая ее сопровождала.
   Я не удивилась своей уверенности в том, что именно моя боль и ненависть корежила и изгибала Марию. Я даже не испытала сожаления к увиденным мною ее страданиям.
   Я не удивилась и тогда, когда вскоре узнала от друзей, что Вовка неизвестно какими путями попал в немилость к местному криминальному авторитету, потерял даже то малое, что имел и спасаясь от недвусмысленной угрозы убить, бежал в глухую сибирскую деревню. Говорили, что из города его тайком вывозили в багажнике автомашины. Что на новом месте, куда пришлось переехать и его семье, он беспробудно запил, что дети скудно питались, а у жены не просыхали от слез глаза, что наступила для него непрерывная черная полоса. Я просто и легко сочла все это возмездием свыше за причиненную мне боль, получив от этого мрачное удовлетворение.
   И вот когда я уже ничего не ждала и ни на что не надеялась, позвонил Максим.
  Максим.
   Как часто, оказывается, то, чего слишком сильно ждешь, сбывается тогда, когда перестаешь этого ждать. Вот так, будничным утром, меня вызвал к себе в кабинет отец, велел найти Катерину, сказал, что доволен тем, что сделано и дает добро на то, чтобы доработать нашу программу по всем участкам производства.
   Я думал, что Катя обрадуется хорошей новости, но она приняла ее совершенно равнодушно. Приехала, подписала договор со сроками исполнения и условиями оплаты, предложил подвезти ее домой - вежливо поблагодарила. У подъезда спросила:
  - Ты не зайдешь?
  - Наверное, нет.
  - А я так думаю, что тебе стоит зайти.
   Я пожал плечами и согласился. В квартире она сказала:
  - Не люблю недоразумений. Потрудись объяснить, что происходит.
  - А что происходит?
  - Ничего особенного. Кроме того, что последнее время ты бегаешь от меня, как черт от ладана. Не звонишь, не появляешься. Что-то не так - скажи прямо.
  - Кать, понимаешь... После того что произошло, я чувствую себя не в своей тарелке. Я попросту не знаю, как с тобой дальше себя вести.
  - Конечно, - сказала она издевательским тоном, - это ты у нас не знаешь, как себя вести. Ты, понимаешь ли, не в своей тарелке. А я - вполне нормально. Замечательно даже. Но, может быть, мы просто сядем и поговорим, как взрослые люди и найдем выход из ситуации. Принимая во внимание, что теперь нам опять предстоит работать вместе.
  - Хорошо. - сказал я решительно. - Давай начну я. Я хочу извиниться. Я допустил ошибку, перешел черту, которую нельзя было переходить. Это была моя слабость и я прошу меня за нее простить. Это больше не повторится.
  - Вот, значит, как - ответила она задумчиво. - Значит, ошибка. Не думала я, что когда-нибудь мужчина будет извиняться передо мной за такое. Считала, что за такие вещи прощения не просят.
  - Кать, я уже говорил тебе, и могу повторить: я не хочу портить наши с тобой отношения. У меня со многими был, есть и будет секс. Это практически ничего для меня не значит. А ты - это совсем другое. Ты мой друг, и поверь, что быть моим другом гораздо лучше, чем любовницей. Разве ты сама с этим не соглашалась?
  - Разве я первая переступила черту?
  - Давай не будем выяснять, кто виноват и кто первый начал. Просто пойми, что я действительно хочу, чтобы наши дружеские отношения остались навсегда. Это единственное, чего я хочу. Тем более, ты замужняя женщина.
  - Что бы изменило, если бы я не была замужем?
  - Не знаю. Возможно, все.
  - Значит, все дело в этом?
  - Нет. Все непросто. Но в том числе и в этом тоже. Я никогда не был и не буду на вторых ролях. Я не буду твоим любовником. Если женщина со мной, она принадлежит только мне.
  - Интересный расклад. Особенно, если учесть, что сам ты одновременно встречаешься с несколькими.
  - Я сказал: это ничего для меня не значит. Это просто физиология. Если хочешь, похоть. С тобой я так не смогу. Не хочу так.
  - Тогда чего ты от меня действительно хочешь?
  - Сколько можно повторять? Хочу, чтобы ты была рядом со мной всегда. В качестве самого близкого друга. Я никогда не забуду, чем я тебе обязан.
  - Предположим, я тебе верю и тоже дорожу нашими дружескими отношениями. Но, Максим, не бросайся такими словами как "всегда" и "никогда". Наша дружба не может продлиться вечно. Времени всегда бывает слишком мало, и, быть может, нам стоит взять сейчас все, что может дать нам судьба, и помнить об этом с благодарностью, чем потом жалеть о упущенном шансе.
  - С чего ты взяла, что наша дружба может закончиться?
  - С того, что мы не одни на этом свете. Рано или поздно ты встретишь кого-то, о ком не сможешь сказать "это ничего для меня не значит", и нашей дружбе придет конец.
  - Такого не будет.
  - Будет именно так. Потому что ты перестанешь во мне нуждаться. Ты больше не будешь одинок.
  - Я клянусь тебе, слышишь, что никогда и никому не дам встать между нами. Что бы ни случилось, между нами ничего не изменится.
  - Я бы хотела с тобой согласиться, но я старше и точно знаю, как все будет.
  - Не намного ты старше меня, причем здесь это?
  - В любом случае у меня больше опыта, в том числе и в отношениях с людьми.
  - Это не означает, что ты всегда и во всем права.
  - Хорошо. Но если права я? Если мы все равно расстанемся рано или поздно?
  - Тогда, перед тем как расстаться, мы проведем вместе ночь, чтобы ни о чем не жалеть. И я обещаю тебе, что это будет лучшая ночь в твоей жизни.
   Катя молчала. Я ждал. Наконец она произнесла:
  - Хорошо, Максим. Сам того не зная, ты предложил мне ставку, за которую я готова рискнуть. Будем считать, что мы пришли к соглашению. Мы забудем о том, что произошло и вернемся к прежним отношениям. Ты хочешь верной дружбы, надежной и на всю жизнь. Я могу тебе это дать. Не на всю жизнь, потому что, поверь, это долгий срок и давать такие обещания было бы опрометчиво с моей стороны. Я обещаю тебе, что буду рядом до тех пор, пока ты будешь во мне нуждаться. Но когда ты решишь, что с тебя достаточно, или нас разлучит поворот судьбы, ты дашь мне то, в чем нуждаюсь я: ночь, о которой я никогда не пожалею.
  - Обещаю - сказал я в ответ.
  
  Катя.
   Мне было сложно привыкнуть к мысли, что все вернулось на прежние места.
  Извинения Максима больно хлестнули по моему самолюбию. Как ни старалась я отогнать обидные мысли, они возвращались: ты ошибка, всего лишь ошибка, которой стыдятся и о которой хочется забыть. Тем больнее мне было, что я достаточно успела наслушаться откровений Максима о его прошлом, и знала, что в его "послужном" списке побывали самые разные женщины, многие из которых, как я справедливо полагала, были куда менее привлекательны, чем я. Но ни разу ни одной из них, я могла за это поручиться, он не сказал таких оскорбительных слов. Что ж, я сама виновата. Мы с ним совершенно из разных миров, жизнь, которую он вел и ведет, лишена каких бы то ни было нравственных ограничений, в ней позволено все: наркотики, беспорядочные связи, групповой секс. А я с юности скована правилами приличия и морали, меня слишком волнует моя репутация и людское мнение. Образ жизни Максима был мне чужероден, я не могла даже мысленно применить его к себе. Моя мать передала мне осторожность и стремление к надежности в генах, и только та небольшая часть моей натуры, которая была унаследована от отца, несла в себе тягу к риску, азарт, бунтарство и стремление к сильным страстям. Эти опасные чувства мне успешно удавалось в себе контролировать во всем, кроме сексуальных отношений: охваченная желанием, я была способна на сумасшедшие эскапады, наличие которых в моей жизни я тщательно старалась скрывать. К счастью, в моей жизни было не так много мужчин, которые способны были вызвать во мне сексуальное желание. Более того, те немногие, кому это удалось, при более близком знакомстве меня разочаровали. Они взбудоражили мои эмоции, но оставили равнодушным тело. Секс для меня был равнозначен любви. Нет, не так. Любовь была равнозначна сексу. И опять не так. Пожалуй, самое верное было бы сказать, что для меня были идентичны два этих понятия. Но слить их воедино у меня никак не получалось. Семейная жизнь давала мне спокойное удовлетворение, не затрагивая чувств. Редкие встречи с любимым заставляли гореть в огне, но не давали физического удовольствия. Эта раздвоенность сводила меня с ума. Самым моим тайным и страстным желанием было совместить влечение и удовлетворение, мне казалось, что такая возможность даст мне почувствовать неземное блаженство и подарит наивысшее счастье.
   Та сексуальная жизнь, которую вел Максим: без сожалений и ограничений, без запретов и оглядки на мнение окружающих, подчиненная сиюминутным желаниям - она меня ужасала, но и восхищала в глубине души. Он жил так, как я никогда бы не посмела. Я понимала, что никогда не смогла бы поступать так же, но чувствовала: все во мне, что не было затронуто воспитанием, жаждало такой жизни. Его мимолетный чувственный каприз, от которого он отказался с такой легкостью, отметая прочь равнодушным "извини", всколыхнул самые темные мои желания, и я смертельно боялась утратить над ними контроль.
   Меня захватила в плен безумная мысль: мне показалось, что Максим способен дать мне именно то, чего я так долго добивалась и ждала. Иначе ему не удалось бы внезапно вызвать во мне такую бурю физического влечения, хотя до этого момента я не имела и не осознавала к нему никаких чувств. И когда он беспечно предложил мне ночь любви в необозримом будущем на прощание, я решилась принять любые его условия в обмен на это предложение. Пусть вероятность исполнить свою давнюю мечту была ничтожно мала, и скорее всего меня ждало очередное разочарование, но я рискнула бы, будь у меня хоть один шанс на миллион.
   Но я всегда честно исполняла взятые на себя обязательства. Я обещала взамен чистую, незамутненную дружбу и собиралась сдержать обещание. Поэтому первое, что я сделала в тот же вечер - позвонила Ксении. Я убедила ее встретиться с Максимом, твердо зная, что он не откажется забыть их глупую ссору. Пара воссоединилась, а я велела себе перестать даже думать о Максиме как о возможном партнере. Его обещание оказалось для меня достаточным для того, чтобы до поры до времени держать свои запретные чувства взаперти. Иногда просто нужно знать, что возможность есть, чтобы ею не воспользоваться.
  
   Мы снова начали работать вместе. Мои вечерние курсы закончились, поэтому больше не было необходимости работать по ночам, хватало нескольких вечерних часов. Закончилось лето, прошла половина осени. Шестнадцатого октября я приехала в контору Максима, и застала в его кабинете за компьютером совсем молодую девчонку, еще школьницу по виду. Максим встретил меня фразой:
  - Извини, что не предупредил, но сегодня поработать не получится, изменились планы.
  - Хорошо.
  - Я отвезу тебя домой.
   Он поднялся и повернулся к девчонке.
  - А тебе нужно особое приглашение? Поехали.
  В машину он усадил ее на место рядом с водителем, а мне открыл заднюю дверь. Я знала за ним привычку таким образом расставить приоритеты: так он показывал, кто из пассажирок для него главнее. Все понятно, - подумала я, - видимо, у них свидание, поэтому и отменилась наша совместная работа. Роза, Ксюха, теперь эта девочка - сколько же женщин ему нужно одновременно, чтобы самоутвердиться? А ей к тому же, вероятно, еще нет и восемнадцати.
  Он высадил меня у дома. Раз уж у меня образовался свободный вечер, я решила почитать. Взяла толстый сборник детективов Чейза и удобно устроилась на диване. Шли часы, вся моя семья отправилась спать, а я все еще сидела, уткнувшись в книгу. Внезапно раздался дверной звонок. Я посмотрела на часы: десять минут двенадцатого, кто в такое время?
  В нашем подъезде все время бьют лампочки, ночью в глазок ничего не разглядишь, можно полагаться только на слух.
  - Кто?
  - Максим.
  Я впустила его. С порога он спросил:
  - Работать едешь?
  - В одиннадцать часов ночи?
  - Едешь или нет?
  - Хорошо, только переоденусь.
  - Жду в машине.
  Я сняла домашний халат, надела блузку и офисный костюм, разбудила Виктора и предупредила, что уезжаю работать с Максимом, сунула ноги в туфли и вышла, закрыв своими ключами дверь, чтобы никого не будить по возвращении.
  Выехав из проезда между домами, Максим повернул в противоположную от работы сторону. Уловив мой вопросительный взгляд, коротко ответил:
  - Сигарет куплю.
  Взяв сигареты на ночном базарчике на соседней улице, он снова разогнал машину не в том направлении. Я не выдержала:
  - Куда мы едем?
  - Мне нужно домой заехать за документами.
  Постепенно я поняла, что мы едем не в дом его родителей, в который они недавно переехали, а в их бывшую квартиру, которую они оставили Максиму. Он остановил машину у двери гаража.
  - Выходи. Посмотришь, где я живу. Ты же у меня ни разу не была.
  Я послушно вышла и дождалась, пока он загонит машину в гараж. Видно, у них здесь очень неспокойный район, если машину нельзя оставить во дворе и на несколько минут, - подумала я, следуя за Максимом в крайний подъезд.
  Он долго возился с запорами внешней тяжелой железной двери, за ней оказалась еще одна, деревянная, и тоже с несколькими замками. Да уж, район точно неспокойный.
  Квартира была самая обычная, трехкомнатная, стандартной планировки. В таких жили почти все мои друзья. Я подумала, что достойно уважения: семья с таким уровнем материального благополучия проживала в стандартных условиях. Впрочем, если слушать сплетни, их свежепостроенный дом тянет на несколько миллионов долларов. Странно, что Максим предпочитает жить здесь, а не с родителями. Впрочем, и это объяснимо: с одной стороны, нелады с отцом, с другой стороны, нужно учесть его активную личную жизнь. Не станет же он приводить своих женщин в дом родителей, когда у него есть для этих целей свободная жилплощадь.
  Даже с завязанными глазами я смогла бы определить, что это квартира Максима: вся она насквозь была пропитана его запахом.
  - Здесь пахнет тобой, - смеясь, сказала я ему.
  - Многие говорили, что у этой квартиры нехорошая энергетика. Жалуются, что здесь даже стены давят.
  Я прислушалась к своим ощущениям.
  - Нет, я чувствую себя вполне комфортно.
  - Пойдем, я тебе все здесь покажу.
  Из трех комнат заполнен мебелью был только зал. Два черные огромные кресла и еще более огромный диван, на котором спокойно могли бы выспаться как минимум четверо. Стандартная румынская стенка в темных тонах. И широкоэкранный телевизор, установленный на тяжелой тумбе. Глухие шторы на окне. Ковер на стене. Ковер на полу. И несколько встроенных шкафов.
  - Это из красного дерева. Делали на заказ.
  Ничего в этом не понимаю. Но, наверное, это престижно и дорого. Во всяком случае было в те времена, когда заселялась эта квартира.
  Из оставшихся двух комнат одна была совершенно пустая, а другая оборудована под спортзал: шведская стенка, гимнастическая скамья, набор гантелей и штанга.
  - Ты качаешься?
  - Раньше серьезно занимался. Сейчас просто иногда поддерживаю форму.
  Кухня, как во всех стандартных квартирах, была крохотной. Четырехконфорочная плита, газовая колонка, эмалированная мойка, холодильник, стол и два стула - и уже негде повернуться. Впрочем, кухня в моей квартире и того меньше: в ней можно встать посередине и легко коснуться любой из четырех стен.
  Но больше всего меня поразила ванная: собственно, обычный совмещенный санузел, отделанный кафелем хорошего качества, неплохая, явно импортная сантехника. Но поразительная для холостого мужчины, просто стерильная чистота и порядок. А еще целая батарея всевозможных шампуней, кремов, дезодорантов и одеколонов на стеклянной полочке.
  - Ты все время меня спрашивала, чем от меня так вкусно пахнет, - поддразнил меня Максим, - ну вот и смотри, какой из запахов тебе так понравился. Найдешь - подарю.
  Запахи для меня - своего рода наркотик. Они могут навеять мне самое разное настроение, мгновенно вызвать давние воспоминания. Мне далеко до тех, кто способен разложить по полочкам составляющие ароматов, я просто наслаждаюсь приятными мне запахами на чувственном уровне, не задумываясь о том, из чего они состоят. Все из стройного ряда флаконов на полке пахло замечательно. Но знакомого запаха я не нашла.
  - Макс, можно теперь я тебя понюхаю?
  Я поднялась на цыпочки и старательно обнюхала область его шеи.
  - Ты это делаешь как щенок - рассмеялся он.
  - Ты уверен, что здесь все, чем ты пользуешься?
  - Абсолютно.
  - В таком случае, увы. То, что мне так нравится, и то, что я чувствую от тебя и в твоей квартире - здесь этого нет. Я начинаю думать, что, возможно, этот запах твой собственный: кожи, волос. И тогда дважды увы: в магазине я такого одеколона не куплю.
  - Что ж, жаль - улыбнулся Максим - я был решительно настроен подарить тебе любой из флаконов.
  - Да, жаль, но все равно спасибо. Нам не пора ехать?
  - Я с утра ничего не ел. А страшно хочется.
  - Почему ты не сказал мне об этом сразу? Я бы накормила тебя еще у меня дома.
  - У меня было с собой, мать положила. Явно что-то вкусное. Не составишь мне компанию?
  Я пожала плечами.
  - Я, в общем-то, не голодна. Но ты поешь, я подожду.
  Он настаивал:
  - Хоть немного, вместе со мной.
  - Ладно, но совсем чуть-чуть, я правда не голодная.
  - Только сколько бы ты не съела, мыть посуду будешь ты.
  - Ой, гостеприимный хозяин! Ладно, уж две тарелки как-нибудь помою.
  Я больше повозилась в тарелке вилкой, чем поела, хоть и было действительно вкусно. А вот когда он вытащил два бокала и бутылку вина, я поняла, что на работу мы сегодня точно не попадем - выпившим он за руль не сядет.
  - Класс, - сказала я - работать мы сегодня, полагаю, не будем.
  Он скорчил уморительную рожицу.
  - Кать, вот честно, нет настроения сегодня работать. Давай сегодня профилоним.
  Он налил по чуть-чуть вина в бокалы.
  - Просто за хороший вечер!
  Вино было приятное. Но от второй порции я отказалась. Не люблю алкоголь в любом виде. Мой отец говорит, что это наследственная невосприимчивость к наркотикам. Не знаю, насколько он прав, знаю только, что ни сигареты, ни алкоголь мне не нравятся, и практически никакого действия на меня не оказывают. Курю я периодически, когда нервничаю, но удовольствия мне это не доставляет, и бросаю легко и надолго, когда привожу нервы в порядок. А выпить могу только, чтобы поддержать компанию, и тоже без всякого удовольствия. Насчет наркотиков не знаю - никогда не пробовала и не тянет.
  - Слушай, сразу нельзя было предупредить, что работать тебе сегодня не хочется? Просто остались бы у меня, и точно также бы поболтали.
  - Тебе здесь не нравится?
  - Нравится. Только за руль ты теперь не сядешь, а если и соберешься сесть - я тебя не пущу, а автобусы давным-давно не ходят. И темноты я страшно боюсь. И у меня нет денег на такси.
  - Не волнуйся, я тебя посажу на такси или на частника.
  - Представь, ездить ночью с таксистом, и того хуже, частником, я боюсь тоже.
  - Да ну на фиг?
  - Тебе смешно, а меня однажды чуть не увезли и не изнасиловали. Приличный дядечка, в машину которого меня друзья лично посадили, авансом заплатили, попросили доставить прямо до подъезда и даже номер машины записали.
  - Ты серьезно?
  - Вполне. Пыталась выпрыгнуть на ходу.
  - И чем кончилось?
  - Он испугался, что выпрыгну и покалечусь и остановил машину. До дому бежала по темноте два квартала, но слава богу, никто не пристал.
  - Ты такая трусиха, Кать. Ты всего боишься. Не волнуйся, я тебя посажу в хорошую машину. Или лучше сам сяду с тобой, довезу до дома, а потом вернусь обратно. Договорились?
  - Угу.
  Мы проболтали еще пару часов, а потом выключился свет. Эти перебои со светом последнее время всех достали. Теперь не дадут минимум до утра.
  - Сейчас найду свечку, где-то была.
  Он зажег и поставил на стол толстенную низкую свечу в стеклянном стакане, наверное, сувенирную.
  - Я газ зажгу?
  Я улыбнулась: все справедливо, обещала мыть посуду.
  - Зажигай.
  Я вымыла и поставила в сушилку тарелки, чистые бокалы поставила стекать на клеенку стола вверх дном.
  - Все, начальник, работа сделана. Можно тушить газ.
  - Тебе ванну или душ?
  - Ч-что?
  - Не прикидывайся глухой. Я спросил: ты примешь ванну или будешь мыться под душем?
  На секунду я онемела. Потом выдавила из себя:
  - Не понимаю.
  - Все ты прекрасно понимаешь. Не маленькая.
  - Боюсь тебя не так понять. Объясни.
  - Трахаться мы будем. - зло бросил он. - Без трусов, как взрослые.
  Сначала меня затопила холодная ярость. Потом стыд за то, что я так глупо попалась. Потом я вспомнила наш уговор и поняла, что, наверное, это и есть прощальный вечер. Да уж, ночь, которая так началась, я точно никогда не забуду. А потом я снова разозлилась.
  - Ну так что? - спросил он меня издевательским тоном.
  - Душ. - отрезала я. - Я пойду в душ.
  - На двери висит халат. Можешь его одеть.
  Во всяком случае, халат был не женский. Он хотя бы не предложил мне сменную униформу своих подружек. Вскоре я сидела на огромном диване в абсолютной темноте, прислушивалась к тому, как Максим плещется в ванне и рассеянно размышляла о том, что разумнее всего было бы с моей стороны одеться и незаметно выскользнуть из квартиры. Но перспектива оказаться голосующей на дороге в два часа ночи в малознакомом районе нравилась мне еще меньше, чем необходимость заняться сексом тогда, когда у меня нет ни малейшего настроения. В конце концов, - сказала я себе, - у тебя не хватило ума предвидеть подобную развязку, когда она по всем признакам просто напрашивалась, ну так теперь иди до конца. Несколько месяцев назад ты вроде не возражала против такого развития событий, так в чем же дело? Положим, не самое романтичное предложение отправиться в постель из тех, которые ты слышала в своей жизни, но ведь это не главное. Мальчишка столько распинался о своих качествах бесподобного любовника и обещал тебе показать небо в алмазах, просто дай ему шанс доказать, что это не пустой треп. Просто дай шанс вам обоим.
  Он вошел, со свечой в руке, что-то напевая себе под нос, пристроил свечку где-то в районе телевизора, бесцельно прогулялся по комнате, потом остановился и поведал мне, как поначалу робел в присутствии женщин, и как потом это прошло, не оставив и следа. Если бы я не понимала, что годы беспорядочного секса давно выжгли в нем любую тень стыдливости, я бы подумала, что он нервничает и не знает, с чего начать. Наконец он сел и спросил, почему я до сих пор одета. Я молча стянула халат и отбросила его в сторону. Он лег рядом и спросил:
  - Интересно, что ты скажешь своему мужу, когда вернешься домой?
  О да, сейчас крайне подходящий момент для выяснения. Я ответила:
  - Думаю, что я уже достаточно взрослая девочка для того, чтобы самой решить свои проблемы.
  Как же все оказалось паршиво... Я была просто гуттаперчевой куклой, которую крутили и вертели, ставили и укладывали то так, то сяк. Молчаливой куклой, поскольку на первое же сказанное мною слово последовала резкая команда "замолчи". Безвольной куклой, потому что первое же мое движение было прервано не менее резким "убери руки". В результате я попросту попыталась отключиться от происходящего, сосредоточившись на мыслях в своей голове: Ни-Ког-Да. Больше. Не-Под-Пи-Шусь-На-Такую-Аферу. Ту-Па-Я-И-Ди-От-Ка.
  Когда он кончил, я испытала огромное облегчение оттого, что все завершилось. Но не удержалась от того, чтобы спросить:
  - Можно тебе задать один вопрос?
  - Нет! - почти выкрикнул он, и спустя секунду: - Задавай.
  - Почему?
  - Не знаю - огрызнулся он. - Я просто так захотел.
  - А как же условие о прощании? Разве мы не расстаемся?
  - Ты хочешь, чтобы мы расстались?
  - Нет, но...
  - Ну так и не спрашивай меня ни о чем - прервал он меня.
  Несколько минут мы лежали в тишине, думая каждый о своем. Потом он сказал:
  - Тебе пора домой.
  Я молча поднялась и пошла одеться в ванную, где оставила свои вещи. Когда я вышла, Максим стоял в коридоре, тоже одетый.
  - Ты, Катерина Васильевна, какая-то слишком серьезная. Засмейся, что ли, или заплачь.
  - Плакать не стану - сдержанно ответила я - а смеяться не хочется. Ты обещал посадить меня в такси.
  На улице он придержал меня за локоть и показал на луну.
  - Луна сегодня полная. В полнолуние все меняется. И мы с тобой изменились тоже.
  - Я не верю в сказки про оборотней - отрезала я. - И я хочу поскорее добраться домой.
  В машине меня начало колотить мелкой дрожью. Я чувствовала себя уставшей, измученной и грязной. К тому же на меня обрушилось многотонное чувство вины. Я думала о том, что получила хороший урок: секс, основанный просто на животном влечении, и должен был оказаться таким: болезненным, грязным и принижающим. Худший секс в моей жизни. Более того, единственный плохой секс в моей жизни. Не оставивший и намека на приятное воспоминание, выворачивающий душу унизительными подробностями. В свою квартиру я входила, затаив дыхание, и первым делом нырнула под горячий душ, остервенело оттирая с кожи въевшийся в нее запах Максима. Заснуть я смогла едва ли к утру, но и во сне меня преследовали кошмары.
  Мне снилось пустое темное пространство, в котором я странным образом висела без всякой опоры под ногами. Передо мной, в угрюмой темноте, грозно возвышалась фигура Максима. От нее исходило яркое свечение, которое, тем не менее, не могло пронизать окружающую тьму. Глядя в жесткое лицо и пронзительные глаза, я четко осознала, что передо мной нечеловеческое существо, демон, принявший облик знакомого мне мужчины. Он задал мне вопрос, не произнеся не звука, вопрос, просто кристаллизировавшийся у меня в мозгу осознанием того, что именно здесь и сейчас я должна ответить на что-то важное, от чего зависит моя дальнейшая судьба. Я совершенно не понимала, что я должна ответить и чего от меня ждут, и тут моя голова чуть не взорвалась от напряжения: будто неведомая мне сила вошла в мой рассудок, методично и хладнокровно поглощая все мои мысли и чувства. Спустя несколько секунд я ощутила себя свободной и опустошенной. Существо передо мной, казалось, посмотрело на меня с тенью снисходительного сожаления, прежде чем я восприняла его короткий безжалостный ответ: "НЕТ". Не вникая, в чем была причина и результат этого непонятного теста, я мысленно взмолилась: Объясните, чего вы от меня хотите, я постараюсь, я попробую, дайте только еще один шанс. Из-за спины существа вынырнуло еще одно, определенно женского пола, излучая издевательскую веселость и надменное превосходство. Словно короткий обмен мыслями произошел между ними, после чего я восприняла последний сигнал: "НЕТ". И оба существа растаяли в пустоте, а я осталась, с чувством выжженной пустыни в душе, с горьким комком в горле, с твердой уверенностью в том, что никогда мне не будет предоставлен второй шанс. Шанс на что? Этого я так и не узнала.
  Я проснулась в холодном поту, с сердцем, пытающимся выпрыгнуть из груди. Долгих несколько секунд я не могла осознать, где я и что со мной, пока с облегчением не поняла, что лежу в собственной постели. Больше мне уснуть не удалось, я боялась повторения непонятного кошмара, но и наяву меня преследовало чувство, будто из меня живьем вырвали сердце и сожгли дотла душу.
  Зазвонил телефон. Я потянулась к трубке.
  - Да?
  - Это я. Ты в порядке? У тебя все нормально?
  Слушая встревоженный, такой знакомый, земной и человеческий голос Максима, я тихонько приходила в себя и отогревалась от ледяного ужаса, навеянного ночным сном.
  - Катя? Почему ты молчишь?
  - Да. У меня все в порядке. Теперь у меня все в порядке.
  Вечером после работы нас довез до города служебный автобус: Максим почему-то был без машины. Он проводил меня, но зайти отказался. Всю дорогу мы молчали, только почти у дома Максим не спросил, а утвердительно произнес:
  - Секс со мной тебе не понравился.
  - Мне не понравилось твое отношение к сексу.
  Он не ответил, и остаток дороги мы прошагали молча.
  
  Через несколько дней Максиму исполнялось двадцать пять. Он сообщил об этом с гордостью, и пригласил меня вечером после работы отпраздновать это событие в кафе. Подразумевалось, что мы поедем вдвоем, но перед самым выездом у Максима вдруг резко поменялись планы.
  - Подожди, я позвоню Ксюхе.
  Оказывается, они все еще встречаются, - подумала я, - а по его словам, их отношения плавно сошли на нет. Что ж, видимо, он считает, что сегодня хороший повод вновь их наладить.
  - Что ты так смотришь? - выкрикнул Максим. - Я хочу трахаться, понятно тебе?
  Я пожала плечами. Какой-то он сегодня нервный.
  - Да нет проблем. Просто, давай уж и за Витькой заедем для комплекта. Или ты хочешь, чтобы я сидела в вашей компании третьей лишней?
  Мы на удивление хорошо провели время, и далеко за полночь разъехались по домам. И когда поздним вечером следующего дня раздался телефонный звонок, для меня стал неожиданным и неприятным сюрпризом следующий разговор:
  - Привет.
  - Добрый вечер.
  - Ты испортила мне весь вечер. Ты довольна?
  - О чем ты?
  - Что ты сказала Ксюхе?
  - Я должна была ей что-то сказать?
  - Ты рассказала ей о нас?
  - Нет, и от меня она этого не узнает.
  - Не ври мне.
  Я начала злиться.
  - Слушай, ты присутствовал при нашей встрече с Ксенией, и должен соображать, что я не сказала за весь вечер ни одного слова, которого бы ты не услышал.
  - Да? Почему тогда она в лоб заявила мне, что я с тобой сплю? Я не знал, что ответить.
  Я разозлилась уже окончательно.
  - А тебе не пришло в голову, что она просто взяла тебя на блеф, потому что, как любая женщина, интуитивно чувствует неладное? И что ты ничего не смог ответить, потому что ты-то сам знаешь, что это правда?
  Максим цинично рассмеялся в трубку.
  - Запомни: то, что у нас было - это не занятие любовью. И не секс. Это - ...
  И он злобно выплюнул грязное, матерное слово.
  Я почувствовала, как ледяной волной мне плеснуло в лицо, и холодом сковало руки, а телефонная трубка показалась неподъемной ношей.
  - Я не собираюсь, - сказала я, и удивилась тому, как спокойно и равнодушно звучит мой голос, - портить с тобой сложившиеся хорошие отношения из-за такой мелочи, как секс. И поднимать эту тему более не намерена. Твоей Ксюхе, говорю еще раз, я не сказала ничего такого, чего бы я не могла повторить при всех. Можешь верить, или не верить, мне это безразлично.
  Он что-то проворчал, и отключился. А я сползла вниз по стене, и просидела в темном коридоре еще около часа, не в силах подняться. Меня било нервной лихорадкой, я не могла принять тот факт, что мне только что бросил прямо в лицо унизительное оскорбление человек, которому я доверяла, которого считала практически родным. Что ж, наверное, я это заслужила. Нельзя никого подпускать к себе так близко, как я подпустила Максима. Еще с детства я прочно заучила урок: если кто-то знает, как сделать тебе больно, он это сделает. Хочешь жить без боли - позаботься о том, чтобы никто не знал твоих слабых мест. Все, что я могу сделать теперь - это любой ценой не показать, что удар пришелся на больное место. Как же мне теперь себя вести? Да так же, как и раньше - самой не звонить, не появляться. При встрече быть приветливой и дружелюбной. Делать вид, что ничего не произошло. Ничего не было. Совсем. Забыть и не вспоминать.
  Делать вид, что ничего не произошло, оказалось легче легкого. Поскольку Максим вел ту же политику. На несколько месяцев у нас вернулись прежние отношения: дружеские, легкие, непринужденные.
  
  - Кать?
  - Что случилось?
  - Обязательно должно было что-то случиться?
  - По голосу твоему понятно. Давай, выкладывай.
  - Ксюха.
  - Что Ксюха?
  - Она меня бросила.
  - Просто так, на ровном месте?
  - Нет. Она пришла ко мне вечером...
  - И?
  - И увидела Розу.
  - Стоп! Давай по порядку. Ты до сих пор встречаешься с Розой?
  - В общем, нет. То есть... ну она как-то пришла, одно за другим...ну в общем, да, я с ней трахаюсь время от времени.
  - Значит, ты в очередной раз привел к себе Розу, и тут без предупреждения явилась Ксения?
  - Да.
  - И застала вас вдвоем?
  - Ну да.
  - В голове не укладывается. Если у тебя хватает дурости одновременно встречаться с двумя, должно же хватать ума хотя бы делать это так, чтобы они не пересекались?
  - Так получилось.
  - И что ты теперь намерен делать?
  - Ничего.
  - Ты не собираешься попытаться вернуть Ксюху?
  - Нет.
  - То есть ты собираешься и дальше водить к себе Розу?
  - Не знаю. Ей вроде тоже ситуация не понравилась. Она оделась и ушла. Обиделась. Нехорошо получилось.
  - Ты идиот?
  - Что?
  - Ты полный придурок! Ты потерял хорошую девушку, которая тебя любит, из-за того, что думаешь не той головой, и трахаешься с грязной шалавой, с продажной девкой, с про-сти-тут-кой! И еще переживаешь, что это она, видите ли, обиделась!
  - Зачем ты так о ней говоришь?
  - Да затем, что это так и есть! У тебя что, совсем снесло крышу? Я просила Сергея найти тебе кого-нибудь, он тебе и нашел, чисто для секса, а не для отношений, и ты прекрасно знал, кого тебе привели.
  - А может быть, я бы на ней женился.
  - Что-о?! На этом существе?
  - Существе?
  - Я вот этих: продажных, безмозглых, лживых за женщин вообще не считаю, понял? И за людей тоже! Это не люди, это существа! И опускаться до таких - это совсем не уважать себя, по моему мнению.
  - Ну ладно, давай закончим этот разговор. Я не хочу больше говорить на эту тему.
  - Хорошо.
  
  Пару дней спустя:
  - Кать?
  - Да?
  - Кать, ты можешь приехать?
  - Что случилось?
  - Кать, мне очень плохо.
  - Да что случилось?
  - Кать, ну ты друг или нет? Ты можешь приехать?
  - Макс, на время посмотри. Куда я поеду в два часа ночи?
  - Мне совсем паршиво, Кать.
  - Приезжай сюда и здесь поговорим.
  - Нет, я не поеду. Приезжай ты.
  - Давай тогда так. Объясни мне по телефону, что случилось.
  - Я решил, что ты права. Я позвонил Розе и сказал ей, что она шлюха, и что я не хочу иметь с ней ничего общего.
  - Ничего страшного в этом не вижу.
  - И теперь мне плохо, как никогда. Я понял, что влюблен.
   Звон в ушах. Круги перед глазами. Я лихорадочно втягиваю воздух, потому что мои легкие внезапно отказались дышать. Кто-нибудь, помогите мне. Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста... Мне плохо, мне очень плохо, мне хочется кричать во весь голос, вот до чего плохо. Боль разрывает меня на кусочки. Максим влюбился. И мне от этого невыносимо больно. Потому что...потому что я...я люблю его.
  - Кать, приезжай.
   Ох, глупый мальчишка. Никуда я не поеду. Это не тебе, это мне сейчас нужна срочная помощь, это меня надо спасать и утешать. Только мне некому звонить среди ночи и просить утешения. Более того, мне предстоит изощренная пытка: успокаивать тебя, не подавая виду, что мое собственное сердце истекает болью.
  - Макс, я не могу. Поверь мне, прошу тебя, я не могу приехать, это не в моих силах. Я могу только говорить с тобой, по телефону, или глаза в глаза, если ты приедешь сам.
  - Нет, я не хочу никуда выходить.
  - Тогда давай просто поговорим. Поверь, ничего страшного не случилось. Ничего непоправимого.
  - Нет, случилось. Она ко мне теперь не вернется.
  - Вернется, и гораздо раньше, чем ты думаешь. Я тебе обещаю, что скоро ты посмеешься над своими тревогами. И все будет так, как тебе захочется.
  - Что мне делать теперь? Просить прощения на коленях?
  - Еще не хватало! Ничего не делай, даже не звони. Просто доверься моему опыту, я хорошо знаю подобных женщин. Она сама тебе позвонит, и довольно скоро.
  - Не позвонит.
  - Потерпи несколько дней, и сам увидишь.
  - Зачем я только тебя послушал!
  - Я не знала, Максим. Не знала, что ты...что она для тебя так много значит. Если бы знала, не была бы так резка в суждениях.
  Несколько часов бесцельного разговора, одни и те же фразы, пока он не успокоился, не устал обвинять меня и жаловаться на сердечную боль, не поверил, что завтра будет новый день, и все изменится, что в людских отношениях нет ничего непоправимого, кроме смерти, и в конечном счете все будет хорошо. Я убедила в этом его, но ни я сама, и никто на свете не смог бы убедить в этом меня.
  Я не ошиблась в своих предположениях. Не прошло и недели, как Роза начала осаждать Максима звонками с предложениями о встрече и продолжении отношений. К моему удивлению, он упрямо пресекал все ее попытки раз за разом. Удивительно это было потому, что каждый вечер он продолжал жаловаться мне на свою тоску по Розе и страдания неразделенной любви. Надо ли говорить, что все его излияния оставляли кровоточащие раны в моей душе.
  
   На день рождения Виктора как обычно собрались все наши с мужем общие друзья. Веселье было в разгаре, когда ко мне подошел один из них, Роман, и попросил сходить вместе с ним в магазин, купить что-нибудь сладкое и фруктов моим детям. Я отказалась - на столе полно всего, зачем? Но он настаивал:
  - Каждый раз, когда я прихожу в ваш дом, я приношу что-нибудь для них, а сегодня не успел ничего взять по дороге. Прошу, составь мне компанию, не огорчай меня.
   - Только быстро. Хороша хозяйка, которая бросает гостей.
   Уже во дворе, нагруженный пакетами с апельсинами и конфетами, он загородил мне дорогу к подъезду, не давая пройти.
   - Скажи мне, этот мальчик, Максим, вы с ним любовники?
   - Конечно, нет! С чего ты вообще взял? - совершенно искренне возмутилась я.
   - Он ведет себя так, будто имеет право на все в твоем доме, включая тебя.
   - Я стараюсь, чтобы все мои друзья, приходя ко мне, чувствовали себя как дома. Максим мне совершенно такой же друг, как и ты. Но ведь я с тобой не сплю.
   Роман упрямо помотал головой.
   - Все равно, я уверен, что у вас с ним совсем не дружеские отношения.
   - Да нет же! Постой, почему я должна перед тобой оправдываться?
   - Потому что я ревную! - выкрикнул он, больно сдавив мне плечи.
   - О, нет! Скажи, что ты пошутил! - взмолилась я.
   - Какие уж тут шутки... я давно влюблен в тебя. Столько лет я молчал, довольствовался ролью твоего друга, потому что знал, что ты замужняя женщина, думал, что у тебя счастливый брак. Но теперь видеть, как какой-то мальчишка занимает место, о котором я не мог и мечтать - это выше моих сил, и я не стану больше молчать.
   - Я тебе уже сказала: Максим только друг, больше мне сказать тебе нечего. А теперь давай вернемся, нас уже наверняка потеряли.
   Весь вечер я исподтишка наблюдала за Максимом, но ничего особенного не заметила. Неужели наше с ним поведение со стороны выглядит так, будто нас связывает что-то большее, чем дружба? Или Роман, как ранее Ксения, пристрастным взглядом видит больше, чем остальные? И что теперь с ним делать? Мы так хорошо дружили, а после его бурного признания, удастся ли сохранить прежние беззаботные отношения, не знаю.
   Ближе к ночи все гости разъехались, одним из последних уезжал Максим. Я привычно просила всех прозвониться по прибытии домой. А Роман не спешил уходить. Когда позвонил Максим, я лишь успела сказать: "Да, Макс, добрался нормально?", как Роман выхватил у меня трубку.
   - Эй, что ты делаешь? - возмутилась я.
   Он бесцеремонно отпихнул меня в сторону, когда я попыталась отнять у него телефон, быстро говоря что-то в трубку. Я разобрала только: "ты ушел, а я сейчас здесь", а из трубки отчетливо донеслось "я могу и вернуться". Они обменялись еще парой неразборчивых фраз, после чего Роман протянул мне трубку. Из нее донесся смешок Максима, а потом "Катя, я сейчас приеду", и он отключился.
   - Что это за новости? - грозно спросила я, обращаясь к Роману.
   Он широко улыбнулся.
   - Максим сейчас вернется.
   - С какой стати?
   - Нам с ним кое-что надо прояснить.
   - Не понимаю. Человек уже пришел домой, и собирается ехать назад. Что ты такого ему сказал?
   - Я не заставлял его возвращаться. Он сам так решил. Тем лучше.
   Я набрала номер Максима, но там уже никто не отвечал. Я повернулась к Роману.
   - Пойдем, я налью тебе чаю покрепче. Ты, по-моему, слишком много выпил и тебе пора протрезветь.
   Вернувшись в комнату, я обнаружила, что пока я провожала гостей, Витька незаметно исчез. Я обнаружила его сладко спящим в спальне. Он даже не потрудился раздеться и расстелить постель, так и свалился поверх покрывала.
   Я прошла в зал, налила две чашки чая, и мы даже не успели их допить, как раздался звонок в дверь. Я открыла дверь, не спрашивая, кто стоит за ней.
   - Ну вот, я здесь. - с вызовом произнес Максим, обращаясь к вышедшему за мной в коридор Роману.
   Они прошли в комнату и уселись за стол с противоположных сторон, одинаково сцепив пальцы рук и уставившись друг на друга исподлобья.
   - Я ее друг - объявил Роман.
   - И я тоже - усмехнулся в ответ Максим.
   - Я близкий друг.
   - Та же фигня.
   - Я хорошо ее знаю.
   - Ты не представляешь, насколько хорошо ее знаю я.
   - У нее скоро день рождения.
   - Скоро.
   - Я приду.
   - Я тоже.
   - Эй, а меня что, здесь нет? - спросила я.
   - Не мешай - отрезали одновременно оба.
   - Ну уж нет - возмутилась я - устроили здесь какие-то непонятные разборки.
   Честно говоря, мне нравилось смотреть на них обоих и ощущать в воздухе дух соперничества между ними. Это выглядело так, будто каждый пытается отвоевать единоличное право быть рядом со мной, даже если на самом деле это было и не так. Я понимала, что если Романа действительно подстегивала ревность, то Максима всего лишь забавляла возможность подразнить неудачливого соперника. Поэтому я решила, что пора прекратить этот спектакль. И я сказала:
   - Роман, в моем доме распоряжаюсь я. И сейчас ты уйдешь. А Максим останется.
   - Хорошо. Я подожду его на улице, чтобы продолжить разговор.
   Я вздохнула.
   - Нет, ты просто уйдешь. Тебе долго придется его дожидаться. Он останется со мной.
   Роман резко поднялся, натянул куртку и вышел, хлопнув дверью. Ну вот, я потеряла хорошего друга. Впрочем, вряд ли бы мне удалось вернуть прежнюю дружбу. В отношениях мужчины и женщины ровный период может продолжаться достаточно долго, но если дело доходит до объяснения, после этого все меняется. Объяснение - это точка невозврата, после которой назад ходу нет, не хочешь что-то менять - не доводи до выяснения отношений. Что-то в последнее время меня уже второй раз застают врасплох.
   - Извини, - сказала я Максиму. - Мне приходится так поступить. Я не задержу тебя надолго. Посиди с полчаса, и потом можешь уйти. Я просто хочу убедиться, что он не станет подстерегать тебя у подъезда. Он почему-то приревновал меня к тебе.
   Максим улыбнулся краешком рта.
   - Я заметил.
   - Зачем ты вернулся?
   Он не ответил. Спросил в ответ:
   - Так значит, друг оказался вдруг и не друг совсем?
   - Он говорит, что это продолжается уже несколько лет. Странно, я ничего не замечала. А тут увидел тебя, решил, что ты на особом положении, и это его подтолкнуло.
   - Бывает.
   - Он хороший человек. Мне жаль, что так произошло.
   - Ты его жалеешь?
   - Да. Потому что...потому что теперь я знаю, что такое любить того, кто никогда не станет твоим.
  
   Приближался Новый Год. Обычно меня захватывала предпраздничная суета, но на этот раз я не чувствовала и тени приподнятого настроения. Обычным пасмурным днем 27 декабря я проводила мужа к родителям за город с ночевкой, и перспектива провести вечер в одиночестве нагнала на меня еще больше уныния. Поэтому, когда вечером позвонил Максим, и предложил приехать к нему, я согласилась, не раздумывая.
   Он сразу проводил меня в кухню, и велел не мешать ему готовить. Примерно в течение часа я зачарованно смотрела за движениями его рук, пока из мяса, риса, масла, овощей и приправ не возник самый вкусный плов, который я пробовала в своей жизни.
  - Ты не перестаешь меня удивлять, - сказала я, с сожалением осознавая, что больше не смогу проглотить и ложки, - Какие еще таланты ты прячешь?
  - Тебе понравилось?
  - О! У меня просто нет слов! Не знала, что ты еще и готовить умеешь.
  - Лучшие повара - мужчины.
  - Подтверждаю. Мой дед тоже отлично готовил.
  - Я все домашние дела делаю сам.
  - И неплохо справляешься. Оказывается, ты можешь быть хозяйственным.
  - Я могу быть разным.
  - И романтичным?
  - И романтичным тоже.
  - Не представляю себе.
  - Тебе и не надо. Другие видели.
   С этого момента вечер был испорчен. Поскольку снова начались долгие воспоминания на тему "обожаемая Роза". Это настолько убило мне настроение, что я начала язвить, и в конце концов мы практически поругались. Не сдержавшись, я обвинила его в том, что он ставит Розу выше меня, а он спокойно ответил, что там у него чувства, а ко мне нет. Я вскочила и заявила, что немедленно еду домой. Он ответил, что не может меня отвезти, так как выпил до моего приезда, и что в три часа ночи глупо куда-то дергаться.
   - Оставайся, и спи здесь.
   - Хорошо, я устроюсь в кресле.
   - Что я тебя, на кресле буду мучить? Диван достаточно широкий для нас обоих. Мыться на ночь будешь?
   - Нет, спасибо.
   Я ушла в комнату и забралась с ногами в огромное мягкое кресло. Максим как обычно, надолго засел в ванной, я слышала, как плещется вода, и как он что-то напевает себе под нос, я пыталась заснуть, но сон никак не шел. Наконец послышались мягкие шаги и Максим присел на край дивана.
   - Дурью не майся, Катерина. Ложись нормально и спи.
   Я молча забралась на диван и легла лицом к стене. Он хмыкнул.
   - Ты и раздеваться не будешь?
   - Нет.
   - Как хочешь.
   На нем были только белые плавки. От него немного пахло шампунью, и гелем для душа, но больше - неповторимым запахом его кожи, который неизменно сводил меня с ума. Он был на расстоянии вытянутой руки, спокойный, расслабленный, с влажными волосами и свежим дыханием. Так обманчиво близко. Я чуть не застонала. Как можно заснуть с Максимом в одной постели? Я не знаю, кто сможет, но я не могу. Я мысленно чертыхнулась, и повернулась к нему лицом.
   - Можно тебя погладить на ночь?
   - Гладь. - полусонно отозвался он.
   Я осторожно коснулась кончиками пальцев кожи на его груди, потом медленно заскользила ладонью: рука, плечо, грудь, живот и назад. Я гладила его долго, успокаивающими движениями, слушая его размеренное дыхание, наслаждаясь ощущением гладкой кожи под пальцами. Погрузившись в собственные невеселые мысли, я не сразу заметила, что его дыхание участилось, а каждое мое движение вызывает тихий стон. Когда же я это обнаружила, я решила, что Максим заснул и грезит о Розе. Это вызвало у меня горькую усмешку, и я мстительно двинула руку ниже, наткнувшись на великолепную эрекцию. Максим застонал громче, и приподнял бедра, стаскивая с себя плавки. Я задохнулась и до крови прикусила губу: это уже не похоже на спящего.
   - Карпов! - рявкнула я
   - Что? - еле слышный ответ.
   - Я хочу на тебя посмотреть.
   - Смотри - обреченно отозвался он.
   Я встала и зажгла свечу. Я медленно сантиметр за сантиметром вела свечу вдоль его тела, рассматривая его в свете пляшущего пламени. Я снова его смутила своим бесцеремонным разглядыванием.
   - Катя, ну хватит - тихо попросил он.
   Я задула свечу, и вернулась в постель. Я продолжила исследовать его тело руками, и, после некоторого колебания, губами. Он не двигался, и не произнес ни слова, но я сочла его непрерывные стоны достаточным знаком поощрения. Я целовала каждый миллиметр его кожи, захлебываясь горьким пониманием того, что не я должна быть здесь сейчас, что я беру не принадлежащее мне, нарушая незыблемые законы, и неизбежно буду за это наказана. А потом я перестала о чем-либо думать, потому что Максим дрогнул, метнулся мне навстречу, опрокинул меня на спину и вдавил в диван, исступленно целуя. Я не хотела думать о том, кто в его мыслях и желаниях, пока он принадлежал мне. Я прочувствовала каждую судорогу его тела, но запретила себе получать удовольствие, сосредоточившись на том, чтобы дать удовольствие ему. И когда он лежал, обессиленный и затихший, он прошептал:
  - Я чуть не умер.
  - Отчего?
  - От счастья.
   И я подумала, что, может быть, на этот раз все будет хорошо, раз даже во сне он обнимал меня, прижимая к себе так крепко, словно не хотел отпускать.
   Рано утром я осторожно высвободилась из-под руки Максима. Он тут же распахнул глаза.
   - Куда ты?
   - Мне пора.
   - Все нормально?
   - Все отлично. Закрой за мной дверь.
   До Нового Года мы больше не виделись. Новогодний праздник мы по традиции встречали семьей. После часу ночи позвонил Максим.
   - Кать, с Новым Годом тебя.
   - И тебя тоже. Счастья, здоровья, исполнения всех желаний. Как отметил?
   - Был с родителями. Потом уехал к себе.
   - Что-то у тебя невеселый голос.
   - Нет настроения. Сижу один, трезвый и на душе паршиво.
   - Нельзя в Новый Год быть трезвому и одному. Приезжай к нам.
   - Нет, не хочется. Лучше вы ко мне, если есть желание.
   - Тогда жди.
   Я положила трубку и позвала мужа.
   - Вить, мы едем к Максиму.
   - Ты хочешь сказать, идем. Вряд ли мы сейчас сможем поймать машину.
   - Неважно. Он там совсем один. Бери с собой бутылку, что-нибудь на закуску и помчались.
   Мы пробыли с Максимом несколько часов, но нам так и не удалось его развеселить. В конце концов мы пожелали ему спокойной ночи и вернулись домой. Весь день первого января мы встречали гостей, а вечером, когда Виктор отсыпался, а я тоже подумывала, не лечь ли пораньше после бессонной ночи, позвонил Максим.
   - Ты не приедешь, Кать?
   - Да, если хочешь.
   - Я хочу.
   Я приехала и мы около часа проболтали, но уже темнело, и я с тревогой поглядывала в окно.
   - Я, наверное, поеду домой. Ты же знаешь, как я боюсь темноты.
   Он встал, и в его глазах мелькнуло разочарование.
   - Я думал...я надеялся, что ты останешься дольше. Ладно, не имеет значения.
   Я попрощалась и ушла, но по дороге домой я все время думала: может быть, мне не стоило уходить. И последующие несколько дней я не могла отделаться от мысли, что сейчас, когда Максим разорвал отношения с обеими своими женщинами, и свободен, когда я перестала лгать самой себе, что испытываю к нему только дружеские чувства, может быть, мне стоит один раз в жизни быть смелой и попытаться просто быть счастливой.
   Шестого января Виктор вновь уехал к родителям с ночевкой. И снова позвонил Максим. Пожаловался, что чувствует себя простывшим, и не хочет глотать таблетки.
   - Тебе нужен горячий чай. У тебя есть малиновое или вишневое варенье?
   - Нет.
   - А лимон?
   - Тоже нет.
   - Если хочешь, я привезу тебе варенье и лимон, и сделаю тебе чай.
   - Ну, приезжай.
   Иногда я делаю безумные поступки. И в этот раз я решилась мгновенно, неожиданно для себя.
   - Максим... если я приеду - я останусь.
   В трубке повисло молчание. Потом только одно слово:
   - Приезжай.
   Я сунула в сумку банку варенья и два лимона. Предупредила дома, что не вернусь ночевать, выдержав осуждающий взгляд бабушки. И ушла в темноту, которую раньше так боялась.
   Дверь в квартиру Максима была открыта. Я вошла, из кухни доносились голоса. Максим сидел в обнимку с незнакомой мне женщиной-мусульманкой, много старше его, и, пожалуй, старше меня. Оба были совершенно пьяны. Увидев меня, Максим ухмыльнулся:
   - Познакомься. Это моя соседка и подруга, уже много лет.
   Женщина захихикала и крепче обняла его за шею.
   Я выложила из сумки продукты.
   - Вот, я обещала привезти тебе.
   - Рахмет тебе, Катерина Васильевна.
   - Только что-то незаметно, что тебе нужна помощь.
   - Ты захотела - ты приехала.
   - Я предупредила тебя: если я приеду, я остаюсь.
   - Что ж, оставайся.
   "Подруга" повела на меня мутными глазами и пробормотала:
   - Дэвушка нэрвничает, мне пора уходыт.
   Максим заартачился:
   - Никуда ты не пойдешь.
   Они ударились в какие-то общие воспоминания, поминутно закатываясь хохотом. Я просто сидела рядом, и устало смотрела на то, как они хлопают друг друга по плечу, радостно скалят зубы, и покачиваются в унисон. Я не могла заставить себя встать и уйти. Я должна была сказать ему то, что решила для себя: что я готова отказаться от своей привычной жизни и остаться рядом с ним навсегда, если он этого захочет. Поэтому я молча сидела и ждала. Наконец соседка встала и, пьяно пошатываясь, отправилась восвояси. Она уже еле держалась на ногах.
   - Пошли спать, - сказал Максим, закрыв за ней дверь. - я уже никакой.
   Я не успела ему ничего сказать. Лишь только я открыла рот, он предупредил:
   - Я сегодня ничего не хочу. Голова болит, состояние паршивое.
   Он почти сразу заснул, спал беспокойно, метался во сне. Я пролежала всю ночь рядом без сна, изредка щупая его лоб, чтобы убедиться, что нет высокой температуры. К моменту пробуждения он выглядел уже вполне здоровым. Но и утром мне не удалось ничего сказать. Я дотронулась до его щеки, чтобы привлечь его внимание, но он резко сбросил мою руку.
   - Тебе от меня нужно только одно - зло сказал он. - А если я так не хочу?
   - Ты о чем?
   - Ты приходишь сюда только для того, чтобы заняться сексом?
   - Нет. - недоуменно сказала я.
   - Ты просто хочешь меня, и все. Черт, со мной так никогда не было, чтобы меня просто хотели. Чтобы я сам ничего не значил.
   - Ты не прав. Ты важен для меня сам по себе.
   - Нет. Тебе нужно только мое тело, и больше ничего.
   Я поняла, что ошиблась, когда решила, что он нуждается во мне. Я подумала, какая горькая ирония в том, что он оттолкнул меня именно в тот момент, когда я готова была ради него сломать жизнь себе и еще нескольким близким мне людям. Что он счел меня просто скучающей охотницей за свежим мясом, тогда как я решилась положить ему под ноги свою судьбу. Что он никогда не узнает о том, что был единственным мужчиной, ради которого я решилась оставить семью. И что судьба вовремя уберегла меня от последствий этого безумного решения. Я встала, оделась и ушла. А из дому я позвонила Ксении, и попросила ее дать Максиму еще один шанс. Уговорить ее было несложно. Она сама готова была уцепиться за любую мелочь, которая дала бы ей надежду. Она сомневалась лишь в том, что он сам захочет вернуться к ней.
   - О, насчет этого не волнуйся, - сказала я, - поверь, что он примет твою инициативу с радостью.
   - Ты уверена?
   Да, Ксюша, я более чем уверена. Если он чувствовал себя настолько одиноким, что кинулся от безысходности в мои объятия, то он наверняка будет просто счастлив, если ты вернешься. А вслух я просто сказала:
   - Все будет хорошо.
  
   Старый Новый год мы встречали вчетвером.
  - Кать, подойди ко мне. Наклонись, я хочу тебе что-то сказать по секрету. - попросил Максим.
   Я приблизила к нему лицо. Он быстро поцеловал меня в губы на глазах у Ксюхи.
  - Это и есть то, что ты хотел мне сказать? - растерянно спросила я.
  - Именно. А еще, знаешь, какое желание я хочу загадать в эту ночь? Чтобы мы с тобой больше никогда не ссорились.
   Ксения поднялась с места и направилась к жаровне.
  - Помоги мне проверить, готово ли мясо.
   Я подошла к ней вплотную, и тут она с силой прижала к моему запястью раскаленную крышку чудо-печки. Я зашипела от боли.
  - Извини. - сказала она мстительно и безмятежно.
   Я кинулась в ванную и подставила место ожога под струю холодной воды. Следом пришла Ксения и села на край ванны рядом со мной.
  - Ты можешь откровенно ответить на один вопрос?
  - Спрашивай.
  - Скажи, ведь ты его любишь?
  - Да, люблю - я сделала небольшую паузу, предоставив Ксении возможность проглотить горькую пилюлю, которую она сама для себя приготовила. Потом спокойно продолжила:
  - Как младшего брата.
   Она судорожно вздохнула.
  - А я так его люблю, ты не представляешь, как сильно. И страшно ревную.
  - Да уж...- я указала ей на алый след ожога.
  - Я же извинилась.
  - А шрам останется навсегда.
  - Может, не останется.
  - Будто я не знаю свою кожу. Во всяком случае, можешь считать, что ты оставила в моей жизни неизгладимый след.
  - Это ты так шутишь?
  - А ты как думаешь?
  - Я правда сожалею. Но когда он делает такие вещи, я становлюсь сама не своя.
  - Понимаю. Но справедливости ради, лучше бы ты мстила ему, а не мне?
  - Ему не могу. Я его слишком сильно люблю.
  - Ксюх, - сказала я ей, - шла бы ты за него замуж, а?
  - Не зовет.
  - Позовет, не сомневайся.
  - Откуда ты можешь знать?
  - Мы друзья. Знаю.
  - Не-ет, - протянула она. - Он такой, ты же его знаешь. У него все время кто-то будет на стороне. А я так не смогу.
  - Потерпишь. А потом перебесится.
  - Не перебесится. Его всю жизнь придется с кем-то делить. Не хочу так.
  - Но любишь ведь?
  - Люблю.
  - А ты думаешь, это часто бывает - замуж по любви? Я два раза без любви выходила. Нормально, но думаешь, не хотелось, чтобы по любви?
  - Не смогу.
  - Дура ты, Ксюха. Мучаешь себя. Он же все равно рано или поздно женится, не на тебе, так на другой. Она так заморачиваться не будет. А ты останешься жить без него со своей любовью.
  - Ну и пусть.
  - Тебе судьба дает шанс провести жизнь с любимым человеком, иметь от него детей, а ты говоришь "ну и пусть"? Это же такое счастье, которое далеко не всем выпадает, ты хоть понимаешь это?
  - А у тебя был такой шанс?
  - Выйти замуж по любви? Был, конечно.
  - Но ведь ты не вышла?
  - Нет.
  - Вот видишь.
  - У меня было совсем по-другому. Он был женат, у меня тоже уже была семья. Я не имела права решать за всех. Я просто не могла.
  - Ну и я не могу.
  - А ты хоть знаешь, как я об этом жалею? О том, что не хватило смелости забыть обо всем и попытаться стать счастливой? И ты потом пожалеешь.
  - Я знаю. Но лучше уж так, чем все время ревновать и бояться потерять.
   Конечно, она во многом была права. Но мне трудно было представить, что кто-то может так упрямо отказываться от счастья быть рядом с любимым человеком, даже если любовь неотделима от боли.
  Как бы то ни было, Ксения вскоре последовала своим намерениям избежать боли и найти более тихую гавань. Она приняла предложение выйти замуж от своего давнего поклонника и уехала в другой город. Зная, насколько сильны были ее чувства к Максиму, я не сомневалась, что это решение далось ей нелегко. Тем не менее, я ее прекрасно понимала. Глубокие чувства, сильные эмоции, неуверенность в завтрашнем дне - все это выматывает, отнимает силы, заставляет жить в постоянном напряжении и тревоге. Постоянное ощущение того, что ты находишься на пороховой бочке, и взрыв может прогреметь в любую секунду от малейшей случайности, мало кому придется по душе. Нельзя все время жить на пределе, это может привести разве что к нервному истощению и депрессии. Когда любишь, чувствуешь себя уязвимым. Я сама всегда в выборе между любовью и покоем трусливо выбирала покой. Так мне ли было ее осуждать?
  Если Максим и был сильно уязвлен поступком Ксении, внешне это не было очень заметно. Он отказался обсуждать эту тему, и, насколько мне известно, не попытался ее удержать. Не попытался он также и найти себе новую привязанность, довольствуясь случайными связями на одну ночь. Мы продолжали работать вместе, ежедневно созванивались, но по вечерам теперь он предпочитал проводить время с очередной случайной знакомой. Я несколько раз пыталась поговорить с ним о том образе жизни, который он вел, но он кратко отвечал, что его вполне устраивает такое положение вещей, и что бездумный секс без обязательств - это именно то, что ему сейчас нужно.
  В один из дней он попросту не явился на работу. Ко мне в кабинет заглянул его брат и предупредил меня, что Максим плохо себя чувствует и работать мы с ним сегодня не будем. На вопрос, что мне делать с ключом от кабинета, он пожал плечами и сказал, что это моя проблема. Я заперла дверь и повезла ключ к Максиму домой.
  На мой взгляд, он совершенно не выглядел больным. Скорее, озабоченным. Первыми его словами, когда он встретил меня на пороге, были:
  - Я не один.
  - Да я, собственно, только отдать - я протянула ему ключ.
  - Ты только из-за этого приехала?
  - Ну да. - и я повернулась, чтобы уйти.
  - Подожди. Зайди.
  - Зачем?
  - Выпьешь с нами чаю, и я тебя отвезу домой.
  - Да я сама прекрасно доеду, не стоит беспокоиться.
  - Я сказал, зайди. - и он силой втянул меня в квартиру.
  - Проходи в зал, а я поставлю чайник.
  Я прошла в комнату. Там стоял душный запах пота и женских выделений, на диване разбросаны смятые подушки, рядом с диваном на импровизированном столе из гимнастической скамьи и листа фанеры валялись объедки, а на креслах было бесстыдно разбросано грязное женское белье. Я подавила приступ подкатившей к горлу тошноты. Сзади послышались шаги. Я повернулась и увидела женщину лет тридцати, небольшого роста, в расстегнутой мужской рубашке на голое тело, с длинными всклоченными рыжеватыми волосами. Но все мое внимание приковало ее лицо. Я никогда еще не видела такого жестокого, звериного, злобного выражения лица. От нее просто физически исходил поток враждебности. Казалось бы, каждая черта ее лица в отдельности была совершенно обыкновенной, но все целиком производило просто отталкивающее впечатление. Незнакомка молча стояла передо мной, не потрудившись даже запахнуть рубашку, выставив напоказ обвисшую грудь и клок растительности под дряблым животом, и сверлила меня ненавидящим взглядом, оскалив крупные лопатообразные зубы.
   Максим вошел с чайником в руках, дернул подбородком в сторону женщины.
  - Это Марина. А это Катерина. Мы с ней вместе работаем.
   Я похолодела внутри. Если я правильно поняла, то он старается представить меня таким образом, чтобы эта вульгарная особа, не дай бог, не заподозрила, что его могут связывать со мной какие-то отношения? Я почувствовала, как у меня рефлексивно сузились глаза и натянулась кожа на скулах. В комнате повисло угрожающее молчание.
   Он поморщился.
  - Не стой посреди комнаты, садись.
  - Куда? - спросила я беспомощно, еще раз окинув взглядом окружающий беспорядок.
  - Да куда хочешь, вон хоть в кресло.
   Я брезгливо подняла двумя пальцами грязные черные стринги, бросила их на диван и присела на край кресла, стараясь быть подальше от того места, где ранее валялись чужие трусы.
   - Помоги мне, - бросил Максим женщине.
  Они вышли вместе и вскоре вернулись, заставив стол дорогими деликатесами.
  О как, - подумала я, - значит, домашняя еда для этой дамочки не годится, ей подавай голландские сыры, колбаску салями и пирожные из лучшей кондитерской города. Здесь навскидку еды на несколько тысяч. Скромненько так для легкого завтрака.
  - Почему ты ничего не ешь? - спросил Максим.
  - Не хочется.
  - Хотя бы чай выпей.
  Я проглотила залпом содержимое чашки и молча ждала, пока они расправлялись с едой.
  - Мариша, одевайся - наконец сказал Максим. - Поедем, отвезем Катерину.
  - Подожду в подъезде. - я встала и вышла из комнаты.
  Прежде чем я успела выйти из квартиры, его пассия нагнала меня в коридоре.
  - Вот это моя куртка. - заявила она мне каркающим голосом, указав на вешалку. - Там, - кивок в сторону комнаты, - мои вещи. Это теперь моя квартира. И мой мужчина. Все здесь мое.
  Я не ответила. Я вообще не имела понятия, в каком тоне нужно разговаривать с подобной особой.
  - У него в машине твоя музыка, - продолжала она, воодушевленная моим молчанием. - Так вот, он тебе ее не отдаст. Потому что она мне понравилась. И он мне подарил.
  Здорово. Прощай, два любимых альбома, которые Максим взял послушать. Придется покупать новые. Пожалуй, мне лучше выйти на улицу, прежде чем я не сорвалась и не наговорила грубостей в ответ.
  Сидя в машине на заднем сиденье, я всю дорогу наблюдала, как эта женщина то гладила Максима по колену, то накрывала его правую руку ладонью. Ни разу он не попросил ее не отвлекать его от вождения.
  Они высадили меня у подъезда.
  - Созвонимся. - на прощание бросил Максим.
  - Как-нибудь. - ответила я.
  
  Когда я появилась на работе, Максим встретил меня словами:
  - Ты мне не позвонила.
  Я удивленно подняла брови.
  - Я обещала позвонить?
  - А ты теперь будешь звонить мне только по обещанию?
  - Думаю, что вообще звонить не буду.
  - Значит, дружба окончена?
  - Видимо, да.
  - Отвезу тебя домой.
  - Как хочешь.
  - Никак не хочу.
  В машине мы молчали. Остановив машину во дворе моего дома, Максим заглушил мотор и спросил:
  - Значит, все кончено?
  - Что кончено, Максим? По твоим словам, между нами ничего нет.
  - Когда я такое говорил?
  - Вспомни, как ты представил меня своей женщине.
  - Я сказал: это Катерина, мой друг, мы работаем вместе.
  - Нет, ты сказал: Это Катерина, с которой мы работаем вместе.
  - Подумаешь, я забыл одно маленькое слово.
  - Нет, Максим. Ты забыл одно очень большое слово. Поэтому если я, по твоим словам, просто Катерина, с которой ты работаешь, значит, я - Катерина, с которой ты больше не работаешь.
  - Что ж, пусть будет так. И на этом все?
  - Да, на этом все.
  Я хотела выйти из машины, но он остановил меня словами:
  - Все вы, женщины, одинаковы. Ты просто ревнуешь.
  Стоит ли объяснять ему, что я просто чувствую себя оскорбленной вульгарным поведением его дамы и его попытками всячески ей угодить? Что я слишком брезглива от природы, чтобы ревновать к такой откровенной дешевке? Что я шокирована тем, что меня заставили сначала сидеть за одним столом, а потом выслушивать хамские выпады от того, кто мне неприятен? Он же все равно не поймет. Вслух я сказала:
  - Меня просто задело, что ты отрекся от нашей дружбы прилюдно. Я расцениваю это как предательство.
  - Если я исправлю эту ошибку, инцидент будет исчерпан?
  - Если ты мне сейчас подтвердишь, что мы по-прежнему друзья, и что ты дорожишь нашими отношениями, и если подобное больше не повторится, мне будет достаточно.
  - Хорошо. Я извиняюсь за то, что так получилось. Мы друзья, и мне дорога наша дружба. Все останется по-прежнему?
  - Если ты действительно этого хочешь, то все останется по-прежнему.
  - Я позвоню.
  - Конечно. До встречи.
  
   На следующий день Максим заехал ко мне в офис.
   - У меня к тебе есть предложение. Давай организуем индивидуальные компьютерные курсы. Дадим объявление в газету и будем учить людей основам работы на компьютере.
   - Где и когда?
   - Здесь, у вас в конторе. У тебя в кабинете. Я поставлю сюда свой домашний компьютер, будет два рабочих места.
   - Это невозможно. Во-первых, я и так сильно загружена работой, и здесь, и в вашей конторе. А во-вторых, моя директриса ни за что не разрешит использовать методический кабинет в посторонних целях.
   - Возьмем ее в долю. Это же живые деньги. Я сам с ней поговорю.
   - Не стоит. Я же сказала, что и без того сильно устаю. Я просто не хочу.
   - Тебе не нужны деньги?
   - Деньги нужны всегда. Но я не робот, чтобы работать на износ.
   - Значит, нет?
   - Нет.
   - Подумай хорошенько.
   - Почему это для тебя так важно?
   - Потому что мне очень нужны деньги. Эта женщина, Марина... она живет со мной.
   - Это она мне доходчиво объяснила в нашу незабываемую встречу.
   - Ты не понимаешь. Я ничего тебе не рассказывал. Она работает в аптечном киоске. Я просто подошел купить лекарство, она стала со мной заигрывать. Я снял ее, и думал, что это просто будет одна ночь. Утром отвез ее, куда она сказала. А вечером она явилась ко мне с вещами, сказала, что ее выследил муж, избил и выгнал из дому. Мне нужно ее содержать, а у меня нет таких денег, с ее запросами.
   - Почему бы тебе просто от нее не избавиться?
   - Я бы рад от нее избавиться. Но ей больше некуда идти.
   - Или тебя просто устраивает эта ситуация.
   - Нет! Она для меня ничего не значит! Она живет у меня как домработница.
   - И ты с ней не спишь. Она просто стелит тебе постель и распаковывает продукты из супермаркета. Расскажи это своей бабушке.
   Внезапно он притянул меня к себе и поцеловал, жестко, грубо.
   - Макс, что происходит?
   Он вскочил и заметался по комнате, как зверь по клетке.
   - Сядь, пожалуйста, не мельтеши перед глазами.
   Он сел и простонал, обхватив голову руками:
   - Я не могу дать тебе то, что ты хочешь.
   - И чего же, по-твоему, я хочу?
   - Ты хочешь, чтобы я занялся с тобой сексом. Но я не могу.
   Он поднял на меня глаза.
   - Но это не потому, что я тебя не хочу. Я всегда тебя хотел. И сейчас хочу. Просто я не могу.
   - Вообще-то я и не прошу. Но, из спортивного интереса, если тебе самому этого хочется, то почему нет?
   - Я уже столько раз говорил: не хочу тебя потерять. А сейчас у меня такое чувство, что я тебя теряю. И я не знаю, что делать.
   - Мне кажется, что ты сам все усложняешь.
   Он снова вскочил и подошел к окну. Не глядя в мою сторону, он проговорил:
   - Хочешь, мы поедем ко мне и займемся сексом. Всю ночь будет так, как ты скажешь. Но после этого ты меня никогда не увидишь. Ты на это согласна?
   - Интересно, как ты собираешься это сделать? Приедешь домой и объявишь своей подружке: погуляй где-нибудь пару часиков?
   - Это уже мои проблемы. Значит, тебя это устраивает?
   Я не ответила. Он горько сказал:
   - Ладно. Я и так знаю твой ответ. Отвезу тебя домой.
   Я снова промолчала. Откуда ему было знать, если я сама не знала, что ему сказать. Я не знала, осталось ли хоть какое-то будущее у наших отношений с тех пор, как в них вмешалась эта женщина. С каждым днем мы отдалялись друг от друга все больше.
   Вместо того, чтобы просто высадить меня у подъезда, он припарковал машину во дворе, выключил зажигание и повторил:
   - Значит, ты согласна на мой ультиматум?
   Я посмотрела ему в глаза. В них была такая боль... Во всяком случае, так мне показалось. Я вздохнула, и ответила:
   - Не признаю ультиматумов. Но раз ты настаиваешь на ответе...
   Я представила себе жизнь, в которой нет Максима. Не видеть его глаз, не слышать голоса, не злиться на его глупые выходки и взрывной характер. Не делиться секретами, не вести задушевных бесед часами. Не будет больше ни ночных звонков, ни споров по работе. Ничего. Никогда. Вероятно, так неизбежно и случится. Постарается его нынешняя подруга, а не она, так другая. Но чтобы я устроила это собственными руками? Ну уж нет.
  - Нет. Я могу жить в мире, где нет тебя. Но я не хочу жить в таком мире. Так что я не согласна. Как ты вообще мог предложить мне такой выбор? Или ты забыл свои собственные слова? "Я хочу, чтобы ты была рядом всю жизнь. Никто не встанет между нами".
  - Я от своих слов не отказываюсь.
  - Но ты уже позволил этой женщине встать между нами.
  - Что тебе нужно?
  - Уверенность.
  - В чем?
  - В том, что я тебе по-прежнему необходима.
  - Хочешь, я дам об этом объявление в газету?
  Я рассмеялась.
  - Нет, пожалуй, это лишнее. Просто скажи.
  - Ты мне необходима.
  - Это правда?
  - Да.
  
  Наутро меня ждал неприятный сюрприз. Директриса вызвала меня, и объявила, что они с Максимом пришли к соглашению открыть в нашем офисе курсы обучения компьютерной грамотности. Индивидуальные. В удобное клиентам время.
  - А как же моя непосредственная работа?
  - Твои обязанности с тебя никто не снимает. Но ты ведь у нас умница и все успеешь.
  Вот гад! Не получилось напрямую, так пошел через мою голову к начальству. Как просто: хочу я заниматься этим, или нет, мне вменили обучение в обязанность, и все.
  Я зря надеялась, что желающих будет немного. Вскоре у нас были полностью забиты часы на месяц вперед. Максим приезжал только вечером после работы на пару часов, а все дневные занятия, и большая часть вечерних, оставались мне. Домой я приходила совершенно обессиленная, и утром вставала с ощущением, что ночью не отдыхала. Наверное, сказывалось то, что мне приходилось работать против своего желания. А Максим начал меняться на глазах. Он стал нервным, агрессивным. Когда одна из клиенток попросила меня подождать с оплатой до понедельника, и я ему об этом сообщила, он вышел из себя и устроил безобразную сцену, ругаясь матом и выкрикивая:
  - Она ... должна была оплатить сегодня! Я ... на это рассчитывал! Если этой ... нечем платить, то пусть убирается к ...!
  - Прекрати немедленно! - зашипела я на него. - Что особенного в том, что клиентка заплатит в понедельник, это всего два дня!
  - Мне нужны деньги!!! - заорал он так, что зазвенели стекла в окнах. - Мне! Нужны! Деньги! Ты, ..., это понимаешь?
  И тут я заметила следы уколов у него на руках. Бог мой! Он что, подсел на иглу?
  - Что это? - спросила я, схватив его за руку.
  - Марина делает мне уколы.
  - В вену? Зачем?
  - У меня воспаление легких! Нужны лекарства! Они дорогие! Поэтому мне нужны деньги.
  - Не говори, что твои родители не в состоянии оплатить лечение.
  - Я не собираюсь ставить родителей в известность.
  Я не поверила ни одному его слову. Его беспричинная агрессивность возникла не на пустом месте. К тому же я болела воспалением легких, и помнится, мучилась от высокой температуры и беспрестанного кашля. И не припомню, чтобы меня лечили запредельно дорогими препаратами.
  - Деньги тебе явно нужны для твоей дамочки, у которой непомерные аппетиты. Но мне без разницы, куда ты их тратишь. Сколько тебе надо до понедельника?
  - Хотя бы тысячи две.
  Я вынула из своей зарплаты.
  - Возьми, но будешь должен.
  Он просветлел, выхватил деньги и испарился. А я пошла извиняться перед клиенткой за то, что ей пришлось услышать, несмотря на толстые стены.
  А когда Максим уехал однажды вечером с замужней клиенткой, которая неприкрыто строила ему глазки, под предлогом, что хочет показать ей компьютерную программу, установленную на его рабочем компьютере, и я просидела до одиннадцати часов ночи с ее вещами в моем кабинете, поминутно звоня на рабочий телефон Максима, который не отвечал, я решила, что с меня хватит. Эта клиентка пришла по рекомендации. Моя коллега по работе, аудитор, привела мне свою родственницу с просьбой хорошо ее обучить. Обучить чему? Развлечениям на столе в пустом офисе после работы? Они появились в двенадцатом часу, раскрасневшиеся и веселые, женщина кидала на Максима призывные взгляды из-под опущенных ресниц и выглядела, как кошка, объевшаяся сала, а он развязно улыбался. На мой вопрос, почему не отвечал телефон, и почему я вынуждена была караулить чужие вещи вместо того, чтобы идти домой, он раздраженно ответил:
  - Подумаешь, немного задержались и не слышали телефона! Закрыла бы офис и шла домой, нечего было дожидаться! А если тебе было интересно посмотреть, во сколько мы вернемся, так теперь не жалуйся!
  На следующий же день я отказала этой клиентке в обучении. Я сказала ей, что она проявила ко мне крайнее неуважение, и никакая рекомендация не заставит меня ее учить. Ее лицо пошло пятнами и она воскликнула:
  - Да мне совсем неинтересен этот мальчик! Забирайте себе вашего Максима, я на него не претендую!
  Я ей холодно улыбнулась.
  - "Этот мальчик" здесь ни при чем. Вы проявили пренебрежение лично ко мне, заставив меня бесцельно сидеть здесь несколько часов, охраняя Вашу сумку. Вас совершенно не беспокоило мое потраченное зря время. За Вас меня убедительно просила Ваша родственница и моя коллега, подразумевалось, что я лично несу ответственность за Ваше качественное обучение. Но Вы предпочли в первый же вечер сбежать от своего преподавателя с "этим мальчиком", а теперь, когда Ваш, с позволения сказать, интерес удовлетворен, Вы готовы приступить к настоящему обучению. Но я Вас учить не буду.
  У нее на глазах появились слезы.
  - Но что же я скажу мужу и Анне Петровне, почему я не хожу на занятия?
  - Мне абсолютно фиолетово, что Вы им скажете. У меня и так сильное искушение отказать Анне Петровне лично, подробно обосновав отказ. У нас здесь компьютерные курсы, а не дом свиданий.
  А вечером я сказала еще одно категорическое "нет", и на этот раз Максиму.
  - Я больше не беру клиентов. Я довожу последние занятия на этой неделе, и на этом все.
  - Но мы хорошо зарабатывали!
  - Для меня важнее то, что я чувствую себя как загнанная лошадь. Что ты постоянно отлыниваешь от своей части работы. И самое главное, это то, что ты посмел повысить на меня голос. Быть может, ты считаешь это допустимым, но я - нет.
  
  Через несколько дней вечером Максим явился ко мне домой. С Мариной.
  - Марина, это Катерина, мой самый лучший друг. - заявил он с порога. - Теперь я все правильно сказал?
  - Все правильно. Проходите, пожалуйста. - ответила я, немного шокированная тем, что он привел ее в мой дом без предупреждения.
  Он снял с руки свои часы Casio.
  - Тебе они нравились. Я не был на твоем дне рождения. Вот, это подарок.
  Я застегнула на руке тонкий браслет.
  - Спасибо. Они мне действительно нравятся.
  Я постаралась быть гостеприимной хозяйкой. Это было нелегко. Откровенно говоря, гостья вела себя ужасно. Она жеманно кривлялась, потащила танцевать моего мужа, совершенно бесстыдно к нему прижимаясь, подтягивая вверх и без того короткое черное бархатное платье и виляя бедрами, как дешевая шлюха. Максим смотрел на ее выходки, ухмыляясь и потягивая вино. Казалось, что ему даже нравится за этим наблюдать. В конце концов, она напилась так, что мне пришлось сопровождать ее в ванную, умывать холодной водой и уговаривать очистить желудок. Я вздохнула облегченно, когда они ушли.
   - Ну и подружка у Максима - осуждающе заметил Виктор.
   Я пожала плечами.
   - Это его личное дело.
   - Нам и дальше придется с ней общаться?
   - Наверное, да. Ты же знаешь принцип Максима: уважаешь меня, уважай мою женщину.
  
   Когда женщина хочет изменить что-то в своей жизни, она меняет прическу. Видно, я не совсем типичная женщина, поскольку я решила поменять работу. Это произошло неожиданно. Позвонил муж тетки по линии матери, попросил заехать, я согласилась, и - вуаля! Мне вдруг предложили работу в воинской части, с зарплатой вдвое большей, чем я имела. Говорят, что обилие записей в трудовой книжке не считается достоинством при устройстве на работу, но если мне предлагали более высокооплачиваемое место, я долго не раздумывала, потому что когда у тебя вся семья на плечах, не остается особого выбора, как поступить.
   Я передала по акту весь свой кабинет до последней бумажки, подписала заявление об увольнении и готовилась выйти на новую работу. И тут позвонил Максим с просьбой срочно посмотреть, что за проблема с компьютером у него в кабинете. Я сказала, что могу это сделать только вечером, так как у меня еще есть дела. Вечером так вечером, согласился он и завез мне ключи.
   В восемь муж подвез меня в их контору. Я предупредила вахтершу, чтобы не спускали собак, пока я на территории, и вошла в здание. Проблема оказалась пустяковая, и буквально через десять минут я вышла назад. И увидела лежащую у ворот овчарку. Прежде чем я успела как-то среагировать, псина метнулась ко мне, прокусила мне ногу и, поджав хвост, ринулась убегать. Я не почувствовала боли, только жар в ноге и злость. На вахтершу, которая спокойно стояла все это время рядом с воротами с выражением полной отрешенности на лице.
  - Я просила Вас не спускать собак, пока я не выйду за пределы территории! - крикнула я ей.
   Ноль эмоций
  - Собака хотя бы привита от бешенства?
   Она лениво раскрыла рот:
  - Нет.
   Ни одного движения навстречу мне, ни тени беспокойства за мое самочувствие.
   В ворота ворвался мой муж. Оказывается, он услышал мой крик. Без лишних слов он подхватил меня на руки и потащил в машину. Он отвез меня в травмпункт, где мне промыли рану и остановили кровотечение, наложили повязку и укололи противостолбнячной сывороткой. Нога к этому времени уже горела и пульсировала. Врачи предлагали написать заявление, по которому можно будет привлечь хозяев собаки к ответственности, но я отказалась. Официально собака принадлежит конторе, хозяева конторы семья Максима, выходит, заявление будет против них. Хотя виновата тупая вахтерша. Мне сказали, что я должна привезти собаку на освидетельствование, и еще раз через десять дней, и если за это время животное погибнет от любой причины, то мне не избежать уколов от бешенства.
   Утром я поехала к родителям Максима, чтобы договориться насчет освидетельствования собаки. На ногу было почти невозможно наступить. Мне повезло - не пришлось карабкаться на третий этаж, я встретила мать Максима во дворе, и объяснила ей ситуацию. В ответ эта женщина, всегда ранее милая и приветливая со мной, поджала губы и сказала, что это моя проблема, как доставить собаку для осмотра.
  - Послушайте, - сказала я ей, - насколько я знаю, это далеко не первый случай, когда эта собака без причины нападает на людей. Когда-нибудь это станет серьезной проблемой. Вчера мне предлагали написать заявление. Я не стала, но кто-то другой может написать. Я не говорю о том, что у животного явно ненормальная психика, она агрессивна и труслива одновременно. Но хотя бы прививку от бешенства ей сделать могли? Ведь проблема не в деньгах, это стоит копейки.
  - Нет, - ответила она мне холодно - проблема не в этом, а в том, что на территории не должно быть посторонних.
  - Знаете что, - сказала я, еле сдерживая ярость, - я ведь не через забор к вам лезла, а пришла по просьбе Вашего сына починить компьютер, с ключом, который он мне дал, и предупредила на вахте, что я на территории.
  - Мне это неинтересно - надменно ответили мне.
   Теперь я понимаю, откуда у Максима такие перепады, подумала я. Он унаследовал от своей матери способность казаться милым и искренним, когда ему это выгодно, и становиться циничным ублюдком, когда цель достигнута. Яблочко от яблони. Я вспомнила, как его мать при встречах рассыпалась в благодарностях за то, что я хорошо влияю на ее сына. Катенька, как славно, что он тебя встретил! Ваша дружба так много для него значит! Он так многому от тебя научился! Теперь Катенька создала повод для беспокойства, и можно от нее отмахнуться, как от надоедливой мухи. На минуту я даже пожалела, что отказалась писать заявление в травмпункте.
   Собака, к счастью, благополучно дожила до второго осмотра, и колоть меня от бешенства не стали. А вот рана заживала плохо. На перевязках врачи не давали мне на нее смотреть, и разрешили взглянуть только через две недели. Я увидела зияющее отверстие и кость в его глубине, и разразилась слезами. Я боялась, что рана никогда не заживет. Мне надоело лежать с подвешенной вверх ногой, которую дергало и пекло от боли, глотать и колоть антибиотики, ковылять на бесконечные перевязки. Наконец, врачи справились с инфекцией. "Всего лишь" за три месяца. Все эти три месяца я не могла нормально передвигаться. Больничный мне был не положен, так как я уволилась накануне. На новой работе меня не дождались, приняв другого человека. Я не осуждала их. Программист им нужен был срочно, они просто не могли так долго ждать. На лечение ушли все деньги, которые мне удалось отложить. Я осталась без денег и без работы. Ни Максим, ни кто-либо из его семьи не поинтересовался, что со мной. Я перестала для них существовать. Ибо стала бесполезной. Я не стала долго над этим думать. Мне нужно было решать более важную проблему: где найти работу.
   По счастью, подруга принесла мне газету с объявлением, что требуется преподаватель на частные компьютерные курсы. Подумай, сказала она, оплата наличкой. Опыт преподавания у меня был достаточно большой, я сходила на собеседование и получила эту работу. Муторно было день ото дня повторять одно и то же, я скучала по возможности писать что-то полезное, но правда была в том, что там действительно платили наличными каждый день, если в этот день была оплата от клиентов. А клиенты пошли. В скором времени у меня были полностью забиты места во всех шести группах по два часа занятий, двенадцатичасовой рабочий день без обеденного перерыва. Обедала я на бегу, закидывая в рот какие-нибудь пирожки, купленные для меня менеджером, перемещаясь от компьютера к компьютеру, от клиента к клиенту. Двенадцать рабочих мест, шесть групп, семьдесят два человека в месяц. Мне платили тридцать процентов от стоимости обучения, выходило более чем достаточно. Раньше я строго следила за тем, чтобы стаж в трудовой книжке не прерывался ни на день. Теперь книжка пылилась дома, у меня не было возможности заболеть, потому что некем было подменить, мне не положен был отпуск, моя работа напоминала бесконечную гонку, но у меня было самое главное - своевременная и высокая оплата. За это я готова была мириться со всем. Кратковременный страх, который я испытала, оставшись без своей налаженной жизни, на мели и с разбитыми планами на будущее, заставил меня хвататься зубами за любую возможность удержаться на плаву, и я была рада, что эта возможность подвернулась достаточно быстро.
  
   Максим возник у меня на пороге как ни в чем ни бывало. Извинился за долгое отсутствие, спросил как дела, сделал страшные глаза по поводу собачьего укуса: "я не знал", пообещал лично задавить эту собаку и пригласил на новоселье. Я знала, что его родители, желая продать свою бывшую квартиру, у которой были какие-то заморочки с документами, заблаговременно купили сыну квартиру в центре, и наняли рабочих, чтобы сделать ремонт. Теперь ремонт был закончен, и новоиспеченный владелец гордо приглашал осмотреть его жилье. Я некстати вспомнила, как Максим утверждал, что очень ждет возможности переехать в новую квартиру, чтобы наконец-то избавиться от своей последней сожительницы, пользуясь тем предлогом, что старая квартира продается, а наличие новой, по его словам, он от нее скрывал. А еще он обещал, что я буду первой, кто увидит его новое жилье, когда оно будет готово. Тем большим сюрпризом было то, что в новой квартире я обнаружила Марину, которая радостно объявила мне, что она здесь на правах невесты Максима. Впрочем, ее радостное настроение долго не продлилось. К накрытому столу Максим пригласил еще одну участницу торжества - соседку из квартиры напротив, Викторию, как мне ее представили. Весь вечер он с ней любезничал, всячески демонстрируя их близкие отношения, да и она не стеснялась делать прозрачные намеки. Час от часу Марина становилась все угрюмее, а Максим - язвительнее по отношению к ней. После его очередной неприязненной реплики Марина попыталась возразить, на что он предложил ей убираться, если ее что-то не устраивает. Она ударилась в слезы, а Максим преспокойно подцепил Викторию под ручку и пошел ее провожать. Для нескольких метров на лестничной площадке провожались они что-то уж очень долго. На мою долю осталось выслушивать горестные рыдания его "невесты" и жалобы на Максима. Я не выношу чужих слез. Не подумайте, что они меня злят, наоборот, если я вижу плачущего человека, я инстинктивно бросаюсь его утешать. А Марина, судя по всему, нуждалась в утешении. Оказывается, не так уж были прочны ее позиции, как она пыталась меня с самого начала убедить. Такой, заплаканной и несчастной, она, на мой взгляд, смотрелась куда симпатичнее, чем напористой и хамовитой. Пожалуй, мне ее даже стало по-женски жалко. Выслушав между всхлипами "он меня не любит" старую как мир историю о постоянных изменах, придирках и неблагодарности мужчины, я временно заразилась болезнью под названием "женская солидарность", поэтому, когда Максим вернулся, его ждал соответствующий прием.
   Он попытался было взять снова небрежно-равнодушно-презрительный тон, а она снова залилась слезами, как тут я на него налетела. Я высказала ему все, что думаю по поводу его поведения, воспитания, умственных способностей и сексуальной неразборчивости. И он мне возразил, что крайне разборчив в выборе партнерши. Ох, зря он это сказал.
   - Неужели? - взорвалась я - оказывается, ты берешь к себе в постель только избранных? Женщина должна быть крайне особенной, чтобы ты почтил ее своим вниманием? Вот эта тупая хихикающая сучка, которую ты, видимо, только что оттрахал в соседней квартире - она избранная! Особенная! А мы, сидящие тут - мы недостойные, мы пыль под ногами! Ах, извините, Ваше Величество! Куда уж нам со свиным рылом!
   Я поймала его взгляд и на секунду подумала, что сейчас он меня убьет. Но вместо этого он схватил чайную чашку со стола и грохнул ее об пол, а потом пулей вылетел в коридор. Мы снова остались вдвоем за столом. Марина уже не рыдала.
  - Я не думала, что ты станешь меня защищать - сказала она.
  - Это просто моя дурная привычка вмешиваться в чужие дела, только и всего. Если мне кажется, что кого-то несправедливо обижают, я не могу удержаться, чтобы не влезть. Сегодня, на мой взгляд, с тобой поступили несправедливо, поэтому сегодня я на твоей стороне.
  - Что-то тихо. - сказала она. - Дверь не хлопала, он не уходил. Где же он?
  - Я посмотрю.
   Я вышла в коридор и наткнулась на Максима. Он сидел на полу в полутьме, прижавшись спиной к стене и опустив голову. Я наклонилась к нему и отчетливо услышала сдавленный всхлип. Я попыталась заглянуть ему в лицо, но он поспешно отвернулся. Но и при скудном свете я успела заметить слезы, текущие из его глаз. Я говорила, что не переношу, когда кто-нибудь плачет. А вид плачущего мужчины совсем сбивает меня с ног. Это невозможное зрелище - плачущий мужчина. Это неправильно. Мужчина должен быть сильным и отважным. И когда мужчина плачет, значит, мир перевернулся с ног на голову. Во всяком случае, так считаю я.
   Я притянула его к себе, прижимая, как обиженного ребенка. Я сказала, как сожалею, что невольно обидела его. Что вырвавшиеся у меня резкие слова вылетели под влиянием эмоций, но на самом деле я совсем не хотела причинить ему боль. Что я никогда больше не обижу его сознательно. Что я скорее причиню боль себе, чем ему. Что я люблю его.
  - Прости меня, малыш - повторяла я вновь и вновь, гладя его непослушные кудри и целуя его в висок.
   Видно, мир действительно перевернулся с ног на голову. Потому что я никогда. С самого детства. Ни при каких обстоятельствах. Ни перед кем. Не извинялась. Если не считать употребления ничего не значащих вежливых оборотов "ах, простите", "я сожалею", "прошу меня извинить". Ну вы понимаете, когда легко говоришь "извините", вовсе не имея этого в виду. Я впервые искренне просила прощения потому, что стыд за свой поступок жег меня изнутри, а боль, которую я ощущала, и которая, я знала, была не моей, заставляла шептать слова, которые я предпочла бы оставить непроизнесенными.
  
  
   Время шло. Я не понимала, что связывает Максима с этой женщиной. Не понимала потому, что в наших разговорах, которые стали теперь более редкими, но все же происходили, он постоянно повторял, что тяготится этой связью и стыдится ее. Тем не менее, связь эта продолжалась, и, нравилось мне это, или нет, но я пыталась уважать выбор, который он сделал. Не скажу, что нам с Мариной удалось наладить отношения, но агрессивных выпадов с ее стороны в отношении меня больше не было, и это усыпило мою настороженность по отношению к ней. Но с каждой обмолвкой Максима, с каждой фразой, высказанной его подругой, с каждой случайно подмеченной мелочью их быта внутри меня росла неприязнь. Так, я узнала, что Марина, пользуясь прежними знакомствами в аптечной сети, периодически пичкает Максима то феназепамом, то возбуждающими таблетками. Мне стало понятно, почему в последнее время его былая агрессивность сменилась вялым безразличием. Я узнала, что у Марины есть ребенок, сын, которого она с легкостью сплавила сестре на воспитание, не вспоминая о нем неделями, с того же дня, как она вселилась к Максиму. Мысль о том, что она с легкостью отказалась от ребенка ради того, чтобы подцепить на крючок парня из обеспеченной семьи, не вызвала у меня приятных эмоций. Я уже не удивилась, когда узнала, что они частенько принимают вместе наркотики, чтобы, по словам Марины, обострить сексуальные ощущения. А узнала я об этом, кстати, после того, как Марина предложила мне с места в карьер принять на грудь, накуриться анаши и после этого заняться групповым сексом втроем, или хотя бы вчетвером, если я не хочу обделять вниманием своего мужа. Когда я поспешно отказалась, она снисходительно посмеялась надо мной, как над неопытной стеснительной девчонкой, и заявила, что я ханжа, секс под наркотиком - это круто, групповуха возбуждает, что они записывают на видео свои разнузданные игры, и, если Максим когда-нибудь соберется дать ей от ворот поворот, она с радостью подсунет это видео его будущей жене или подруге. В следующий раз она предложила мне тайком от наших мужчин сбежать в какой-нибудь бар, снять пару мужиков и оттянуться на полную катушку. Я думала, что больше меня ничего уже не удивит, но я ошибалась. Ее очередное предложение было в том, чтобы мы с ней стали любовницами. Еще со студенческих лет, проведенных в московской общаге, когда мне пришлось какое-то время жить в одной комнате с лесбийской парой, засовывая голову под подушку по ночам, чтобы не слышать их стонов и вздохов, у меня возникло стойкое отвращение к подобным отношениям. Поэтому я даже не могла сдержать брезгливой гримасы на своем лице, когда я дипломатично сказала, что польщена, но полностью гетеросексуальна. Как ни странно, но, увидев мою реакцию, она все еще настойчиво пыталась меня уговорить: "Давай хотя бы попробуем, нам вместе будет хорошо, вот увидишь, я так мечтаю об этом, мне даже все время снится это во сне". Мне пришлось резко ответить, что я не желаю более слышать даже намеков на эту тему.
   Что же касается отношений Марины с самим Максимом, она говорила о них много, охотно и в самых интимных подробностях. С каждым, кто готов был ее выслушать. Не говоря уже о продавщицах центрального универмага, где располагался аптечный киоск, где она работала до того, как познакомилась с Максимом и с поспешностью свалила заботы по своему содержанию на него. По ее словам, она каждое утро ходила в универмаг, чтобы вывалить любопытным девицам очередную порцию "мыльного сериала".
   Меня поражало, с каким пренебрежением и цинизмом Марина отзывается о Максиме, высмеивая и унижая его и как личность, и как мужчину. Она оставила попытки выглядеть слабой женщиной, страдающей по любимому. После того вечера, когда я невольно за нее вступилась, она сказала мне:
  - Я была неправа, когда пыталась на тебя нападать. Так тебя с места не сдвинешь. Но теперь я поняла, что ты такое. Силой тебя не взять, зато добром из тебя веревки можно вить.
   И теперь она пыталась сделать из меня если не подругу, то своего рода сообщницу. Смеясь, она поверяла мне, как жалко выглядит Максим на фоне ее бывших любовников, как легко его одурачить притворным восхищением и байками по пять-шесть оргазмов, которые она будто бы испытывает с ним за один акт, тогда как он просто "жалкий щенок, который научился вылизывать бабу между ног и горд собою, а на деле и этого толком не умеет". Делилась со мной планами, из которых следовало, что, хотя Максим и не так обеспечен материально, как бы ей хотелось, но на безрыбье и рак рыба, и ей удается вытянуть из него достаточно денег, чтобы не заботиться о хлебе насущном, а в перспективе она рано или поздно заставит его одеть ей обручальное кольцо, и уж тогда-то его богатым родственничкам придется раскошелиться по полной.
  - Послушай, - сказала я ей как-то - ты не боишься, что как друг Максима, я передам ему все гадости, которые ты про него говоришь?
  - Ты? - расхохоталась она - ты у нас слишком порядочная для этого. К тому же мы с тобой два сапога пара. Не строй из себя скромницу, ведь ты тоже после развода подцепила неженатого парня и женила его на себе, разве не так?
   Своего нынешнего мужа я два года уговаривала найти хорошую девушку и забыть обо мне, а на нашей свадьбе настоял не только он, но и его родители. Но что толку было объяснять? Она видела во мне "свою", такую же расчетливую хищницу, идущую по чужим головам и считающую, что в борьбе за личные интересы все средства хороши.
  - К тому же запомни - угрожающе сказала она мне - если ты ему и расскажешь, он не поверит. Ни тебе, ни кому-либо еще. Поверит он только тому, что скажу я. Так что не рискуй
   Я была настолько глупа, что рискнула. При очередной встрече я передала Максиму откровения его сожительницы, опустив наиболее отвратительные подробности. Он выслушал молча.
   На следующий же день ко мне явилась Марина.
  - Ну что? - самодовольно заявила она. - Я тебя предупреждала? Чего ты добивалась? Все, на что его хватило, это жалобно пробормотать "Мариночка, ну зачем ты рассказываешь посторонним о нашей личной жизни". Тебе-то вообще какое дело, чего ты лезешь в наши отношения?
  - Максим мой друг. - ответила я - И мне не нравится то, что с ним происходит.
  - А мне нравится, что в его жизни есть ты? Да меня просто бесит, когда он, бывает, придет с работы злой, как черт, орет на меня, швыряет мебель, а потом наберет твой номер, "Катя, привет", поговорит с тобой и после этого становится спокойным и ласковым как котенок. Ты знаешь о том, что стоит вам с ним хоть чуть-чуть повздорить, у него адски болит голова и он сам не свой ходит, пока у вас с ним все не наладится? Почему ты столько для него значишь? Он должен принадлежать мне одной, и делиться всем должен только со мной, а не с посторонней женщиной.
  - Ты думаешь, что вы с ним друзья? - продолжала она. - Я тебе сейчас расскажу, какой он тебе друг. В тот же самый вечер, когда я тебя первый раз увидела, когда мы подвезли тебя до дому, он мне рассказал, что ты его преследуешь, домогаешься его, что ты просто грязная шлюха, которая направо и налево гуляет от своего мужа, и ты вынуждаешь его работать вместе с тобой в надежде получить от него сексуальные услуги в благодарность. Ему пока что удается держать тебя на расстоянии, но как бы он ни пытался, он не может от тебя избавиться. Ты никак не можешь понять, что ты ему противна, и если бы он оказался с тобой в одной постели, его бы стошнило. Он просил, чтобы я ни в коем случае тебе не доверяла, потому что ты очень умная, хитрая и расчетливая интриганка. Поэтому я к тебе так и относилась. А когда узнала тебя поближе, поняла, что ты совсем не такая.
   Для достоверности она мне еще передала содержание нескольких наших с Максимом разговоров, факты из моей биографии, которыми я с ним поделилась. Но это было лишнее. Почему-то я и так сразу поверила, что каждое слово, произнесенное ею от лица Максима, шло от него. Из задумчивости меня вывел ее вопрос:
  - Скажи мне честно, у вас с ним были близкие отношения?
  - Честно? Да, мы пробовали несколько раз, но из этого ничего хорошего не вышло. И уж можешь мне поверить, что инициатива исходила от него, а не от меня.
  - Я так и думала. - сказала она, помолчав. - Откровенность за откровенность, ты можешь мне сказать, что он говорил про меня?
  - Да ничего особенного.
  - А все-таки?
  - Говорил, что относится к тебе как домработнице, что тебе некуда идти, и только поэтому он держит тебя у себя. И что ноги твоей не будет в его новой квартире. Ну и, разумеется, ты тоже шлюха. Довольна?
   Почему-то мои слова сильно ее задели.
  - Домработница? - повторила она, раздувая ноздри.
  - А что тебя так обидело? Я, как оказалось, гнусная интриганка, которая его нагло домогается.
  - За все время, что мы вместе - уныло сказала она - он ни разу не говорил мне, что любит. Он просто со мной трахался, и все.
  - За то время, что мы с ним знакомы - ответила я - он говорил мне, что любит, раз десять. Только эти слова для него ничего не означают, это было совершенно ясно, так что я даже не придавала им значения.
   Я не лгала. Я действительно много раз слышала от Максима слова "я тебя люблю", но ни разу не воспринимала их как признание в чувствах, автоматически добавляя в ответ: "как друга", "как сестру", "любить можно и кошку".
  - Мне кажется - сказала она медленно - что он просто пытается тебе мстить за то, что он не понравился тебе в постели.
   Из ее уст это прозвучало почти как комплимент.
  - И что ты теперь собираешься делать? - спросила она угрюмо.
  - Ничего.
  - Ничего? После всего, что я тебе рассказала?
  - Разве ты еще не поняла? Максим сам настойчиво добивался того, чтобы быть моим другом, на совместной работе тоже настоял он. Я не звала его в свою жизнь. И дальше тоже ничего предпринимать не собираюсь.
  - А я сегодня же от него уйду! - сказала она. - Только ты, пожалуйста, ничего не говори ему о нашем разговоре. Прямо сейчас пойду и соберу свои вещи. Пусть он остается один, я видеть его больше не могу. А с тобой мне хотелось бы остаться подругами и видеться дальше.
   Я покачала головой.
  - Между нами дружбы не получится. Я общалась с тобой только потому, что этого хотел Максим.
  - Что ж, жаль. Но, прошу, не говори ему ничего. Для меня это очень важно.
  - Я не собираюсь ни звонить Максиму, ни видеться с ним по собственной инициативе. Но если я его встречу, я не могу сказать заранее, как я поступлю.
  - Дай мне хотя бы два дня.
   Интересно, почему именно два дня? Впрочем, меня это не касается.
  - Хорошо, два дня у тебя есть.
  - Спасибо. Ты совершенно не такая, как рассказывает Максим. Ничего общего.
  - Это ты уже говорила.
  - Ну, я пойду? Я в таком шоке, мне надо прийти в себя.
   Я закрыла за ней дверь и долго прокручивала в голове наш с ней разговор. Когда она передавала мне грязные оскорбления, у нее горели глаза, она наслаждалась процессом, желая меня побольнее унизить. Нет сомнения, что всю грязь, которую она на меня вылила, она действительно слышала от Максима. Но, выходит, не особенно ему поверила. Иначе не стала бы допытываться, было ли у нас с ним что-нибудь посерьезнее дружеских отношений. А когда узнала, что это так, заметно приуныла. Она пришла расправиться с соперницей, это факт. Но я ее слегка сбила с толку и заставила изменить планы. И все-таки что-то не нравится мне в ее поведении, интуиция подсказывает, что где-то она сфальшивила, но, огорошенная тем, что узнала, я не смогла уловить этот момент. Время покажет, что за козырь остался у нее в рукаве. Я сказала ей чистую правду: я ничего не собираюсь предпринимать сама.
  
   Оказывается, Максим уезжал в командировку, вот и разгадка запрошенной у меня отсрочки, его дама попросту спешила увидеться с ним первой. Но все по порядку. Я заканчивала с последним занятием, когда он появился на пороге. Дождался конца лекции. Спросил:
  - Что-то случилось, Катя?
  - С чего ты так решил?
  - Ты так странно на меня смотришь... тебя подвезти?
  В машине я спросила его очень спокойно:
  - Мы ведь с тобой неплохо сработались?
  - Да.
  - Тебе нравилась наша совместная работа?
  - Конечно.
  - Идея о том, чтобы работать вместе, была твоя?
  - Моя.
  - Если еще раз, - продолжила я тем же спокойным и медленным тоном - я услышу от кого бы то ни было, что я заставляю тебя работать со мной в надежде получить от тебя сексуальные услуги, то сначала дам в морду тому, кто посмеет мне это сказать, а потом тебе.
  Он даже глазом не моргнул.
  - А мне-то за что?
  - А за то, что вся эта грязь идет непосредственно от тебя.
  Он начал вяло возмущаться.
  - Не знаю, кого ты слушаешь и кто наговорил тебе такую чушь, но не понимаю, почему ты позволяешь с собой так поступать. Ты должна была плюнуть в лицо тому, кто тебе это сказал. Я никогда ничего подобного не говорил.
  - Мне все это выложила твоя Марина. Я ни о чем ее не спрашивала. Она всего лишь говорила. Я всего лишь выслушала.
  Его тон стал обвиняющим.
  - Все это женские интриги и ревность. А ты веришь всему, что про меня говорят. Вместо того, чтобы спросить у меня прямо. Терпеть не могу все эти сплетни и дрязги.
  - Хорошо, я буду говорить с тобой прямо. Можешь кричать на каждом перекрестке о том, что ты со мной переспал. Можешь расписывать подробности. Можешь прибавить от себя любые свои фантазии. И я тебе слова в ответ не скажу. Потому что знаю, что в этом будет хоть доля правды. Но рассказывать сказки, что я за тобой гоняюсь, а ты не знаешь, как от меня отделаться - это перебор! Я тебя хоть пальцем трогала без твоего желания и согласия? Отвечай!
  - Нет. - выдавил он.
  - И после того, как ты решил, что тебе нужно затащить меня в постель, а я тебе это всего лишь позволила, я теперь годами должна расплачиваться за твою, как ты ее назвал, ошибку? И выслушивать от твоих баб, что тебя от меня тошнит? А если я в ответ расскажу им свою версию событий?
  - Я ничего такого не говорил - защищался он.
  - Да я даже не сомневаюсь в том, что все это идет именно от тебя. И даже спрашивать не буду, зачем тебе это было надо. Я просто предупреждаю, что еще раз услышу подобное - за себя не ручаюсь. Ты меня понял?
  Он кивнул.
   Думаете, его пассия собрала чемоданы и гордо удалилась? Видно, у нее был тонкий расчет: вывалить мне всю грязь в надежде на то, что я в обиде разорву отношения с Максимом, тут же нажаловаться ему на меня, и, наконец-то, убрать меня с дороги. Чего она не ожидала, это того, что Максим споет одну и ту же песню нам обеим по отдельности: "Я тут ни при чем" и малодушно попытается все оставить как есть. Почему я не вспылила и не поставила жирную точку в наших отношениях? Не хотела играть по ее нотам. Через пару дней мы с ней сели за один стол, лопаясь от яда, как две кобры и показали друг другу зубы.
  - Максим просил меня зайти.
  - Извини, что я не сразу открыла дверь. Максим спит. Он спит голым, и я его прикрывала, чтобы тебя не смутить.
  - Зря старалась. Не могу припомнить в его теле ничего, чего бы я не видела. Что-то я не вижу, чтобы ты спешила сбежать отсюда, прихватив вещи.
  - Мы поговорили, и он уверил меня, что он не говорил ничего подобного обо мне.
  - Какой сюрприз! Представь, я услышала от него те же слова.
  - Но ты же веришь, что я сказала тебе правду?
  - Так же как и ты знаешь, что я не соврала.
  - Ну и к чему же мы пришли?
  - Трудно догадаться? Чего тебе неймется? Оставь меня в покое, и я не трону тебя.
  Она вдруг спросила:
  - Максим говорил, что ты можешь предсказать, что будет.
  - Иногда случается.
  - Что нас с ним ждет в ближайшее время?
  - Не знаю.
  - А все-таки?
  - Ничего.
  - В каком смысле?
  - В том, что я не вижу ни хорошего, ни плохого.
  - Я ходила к одной бабке. И она сказала, что я никогда не получу того, что заслуживаю.
  Точно, - подумала я, - иначе все твое притворство и подлость тебе давно бы отлились. Но в нашем мире не приходится рассчитывать на скорую справедливость.
   Она налила мне чай из заварочного чайника, стоявшего на столе.
  - Пей.
   У чая был странный запах.
  - Что в нем?
  - Просто травы. Мать Максима дала эту смесь. Ладно тебе, мы же пьем, и ничего.
   Она демонстративно отхлебнула из своей чашки. Я выпила эту жидкость. И почти сразу почувствовала себя плохо. Я ушла, и меня вырвало прямо у их подъезда. Травы... такую гремучую смесь может пить без вреда для здоровья только такая змея, как Марина Брыль. Есть хороший совет: не есть и не пить в доме своего врага. А в доме друга, где живет враг? А на этот случай есть еще одна умная поговорка: друг моего врага - мой враг. Получается, что Максим потихоньку становится мне врагом. Поскольку Брыль не успокоится, пока мы не станем врагами. Плохо. А нужен ли мне Максим? Вот такой Максим, каким он стал сейчас: с блуждающим стеклянным взглядом, с безвольным характером, марионетка в руках циничной суки? То, что с ним неладно, видно невооруженным взглядом. Так что же, мне просто бросить его и позволить сделать из него зомбированную куклу? Я припомнила все мелочи, которые меня удивляли в поведении Максима в последнее время. Она его целенаправленно травит: сначала уколы, потом таблетки, какие-то непонятные БАДы... кто его знает, что на деле в этих баночках, из которых она предлагает ему якобы витамины? Чего можно ожидать от человека, который в качестве "легкого успокаивающего" заставляет глотать феназепам? Максим не ангел во плоти, многое в его характере меня шокирует, но похоже, что он попал в беду.
   Со следующего дня мне некогда было думать на эту тему. Поскольку мне резко стало плохо на работе. Так плохо, что меня пришлось под руки вести домой. У меня поднялась температура до сорока градусов. В моем теле не осталось ни одной клетки, которая бы не болела. Каждое движение причиняло такую боль, что я не могла удержаться от крика. И этот ад продолжался много дней. Врачи взяли у меня все анализы, на которые хватило их фантазии. Результаты, по их словам, были "хоть на выставку". Согласно результатов врачебного обследования я должна была быть здоровой, как молодая лошадь. А я была не в состоянии встать с постели, и чувствовала, как в горячке плавится мозг и болью выкручивает все мышцы. И когда в один из вечеров пришел мой брат Сергей, я на полном серьезе готова была просить его не оставить моих детей после того, как меня не станет. Я не успела его попросить. Он сказал:
  - Мы решили, что должны продать твою квартиру.
  - Что?!
  - Мы продаем твою квартиру, чтобы я мог выкупить себе соседнюю на площадке. Я подсчитал, что мне еще на машину останется. Если будешь вести себя разумно, получишь какую-нибудь халупу на окраине. А будешь вставлять палки в колеса - останешься ни с чем.
  - Сергей - спросила я дрожащим голосом, - ты о чем говоришь? Когда умерла мать, я нитки не вынесла из квартиры, все оставила тебе, а теперь ты хочешь отобрать у меня квартиру, где живу я?
  - Здесь ответственный квартиросъемщик бабушка - был ответ - и мы с ней так решили.
  - Ты соображаешь, что ты несешь? Мы же с тобой родные брат и сестра!
   Сергей ухмыльнулся.
  - Никогда мы родными не были. И никогда не будем.
   И я с ужасом увидела его стеклянные пустые глаза. Я повернулась к бабушке.
  - Бабуля, о чем он говорит?
   Она посмотрела на меня такими же пустыми глазами.
  - Так будет лучше, Катенька - сказала она деревянным голосом. - Так всем будет лучше.
  - Ты, иуда! - заорала я - Я думала, что ты пришел меня навестить! Я загибаюсь уже который день! А ты пришел отбирать у меня квартиру? Слабо было подождать со своими планами, пока я встану на ноги?
  - Хорошо, - спокойно ответил брат - я дам тебе два дня. А потом - не захочешь по-хорошему, будет по-плохому.
   Я будто попала в кошмарный сон наяву. Но раздумывать было некогда. Я встала, пошатываясь, на одной только злости, на волчьем энтузиазме. С помощью Витьки я добралась до своего отца, и рассказала ему о безумном проекте Сергея. Заручившись его поддержкой, я вернулась домой. Уговорами и угрозами немедленно прыгнуть с пятого этажа я заставила бабушку показать мне с рук все документы на квартиру. С утра я проконсультировалась с адвокатом. Я никогда раньше не задумывалась над тем, как была оформлена наша собственность. Выяснился один успокаивающий момент: по закону три четверти квартиры принадлежали мне и моим детям, и как заверил адвокат, без моего согласия квартиру нельзя продать. Или обменять. Или сдать. Или подарить. Уф!
   Вернувшись от адвоката, я застала дома шумное сборище всех дальних родственников. Их собрал Сергей. Да я с тех времен, когда был жив дед, не помню, чтобы все Кольцовы собирались на семейный совет. Помнится, последний раз такой переполох был устроен тогда, когда мой двоюродный дядька собирался бросить девушку, родившую от него ребенка, когда ее родители выгнали ее из дому. И ведь женили! А теперь они пытаются объяснить мне, что мой брат заслуживает лучшей доли в жизни. А я, как старшая сестра, должна ему уступить.
   С момента моего рождения родственники никогда не видели такую Катю. Катю озлобленную. Катю разъяренную. Катю, которая подробно объяснила, в каком месте она хочет видеть требования Сергея и советы по этому поводу. И тут приехал отец, тоже после консультации с адвокатом. И спокойно рассказал, что Сергей прав на квартиру по закону не имеет никаких. А вот я до сих пор имею. На его квартиру. Поскольку официального отказа я не писала. И что если дойдет дело до серьезной драки, останется он не с прибылью, а в убытке. Родственники поворчали и разошлись. Отец ушел с Сергеем, пообещав вправить ему на место мозги. А я обняла бабушку и сказала:
  - Я живу вместе с тобой официально с двенадцати лет. До этого времени воспитывали меня тоже вы с дедом. Не как внучку, а как дочь. И что бы ни случилось, ты будешь жить со мной. Неважно где. Но я буду рядом с тобой, потому что ты мне заменила мать.
   И увидела, как ее глаза потихоньку приобрели осмысленное выражение. Она неуверенно сказала:
  - Прости меня, Катенька. Не могу объяснить, что случилось. Будто затмение какое-то, пелена перед глазами.
   С Сергеем мы не разговаривали пару недель. А когда отец все же заставил нас встретиться, я припомнила ему фразу: мы не родные. Он буркнул, что ничего даже отдаленно похожего не говорил. Мистика какая-то. Но во всяком случае, после этой странной истории я выздоровела. Вышла на работу. И в этот же вечер приехал Максим. Дождался, пока из класса выйдет последний ученик, и начал орать, мат на мате. Между ругательствами я еле разобрала, что я, приходя к нему домой последний раз, наговорила его женщине всяких невероятных гадостей о нем и его семье, в чем она ему, рыдая, призналась, и вот он пришел вывести меня, тварь двуличную, на чистую воду. Он держал в руке небольшой черный аппарат и все время обличающе тыкал этой рукой мне в лицо.
  - Все вот тут, на этом диктофоне! Хочешь послушать?
  - А валяй! - злобно ответила я - Ты ж эту запись уже прослушал? Я тоже с удовольствием послушаю. Ну, что же ты не включаешь? Хочешь, я тебе отвечу? Потому что меня на блеф не взять, как все время берут тебя! Потому что нет никакой записи, как и не было никакого разговора! А тебя снова провели как лоха!
  - Да, записи никакой нет! - запальчиво ответил он. - Но следующий раз я приду с доказательствами!
   И вот тут у меня сдали нервы.
  - Убирайся к черту! - завопила я. - Забудь мой адрес и номер телефона! Не хочу тебя никогда больше видеть! Убирайся из моей жизни! Навсегда!
   Он больше не выглядел агрессивным. Он стоял, обиженно приоткрыв рот, как растерявшийся ребенок.
  - Вот видишь, - сказал он тихо - Я всегда знал, что когда-нибудь ты меня пошлешь.
   И ушел.
  
   Никогда не ходила по гадалкам. Просто интереса не было. Бывало, что в компании девчонок после кофепития и мне смотрели чашку, но толком ничего не говорили. Работа, семья, обычная рутина. Ничего захватывающего, ничего интересного. Одна из гадающих так прямо мне и заявила, что я настолько хорошо закрыта, как устрица панцирем, что сказать обо мне что-то определенное не представляется возможным. И когда подруга потянула меня к гадалке-экстрасенсу, телефон которой выдали ей по знакомству с закатыванием глаз и экзальтированными рекомендациями, я долго упиралась. Но подружка очень уж просила, идти одной ей было страшновато и неуютно, и я согласилась.
   Прием гадалка вела в обычной трехкомнатной квартире на окраине города. Забираться пришлось на последний, пятый этаж. Дверь была приоткрыта, но мы вежливо постучали. К нам вышла девочка-подросток, пригласила внутрь, велела присесть на поставленные в коридоре раскладные деревянные стулья и подождать. Ждать пришлось долго, я успела заскучать и едва ли не заснуть, когда наконец, приоткрылась дверь комнаты, из нее выскользнула женщина средних лет, а мелодичный женский голос из комнаты произнес "войдите". И конечно, подруга уступила мне очередь, а как же иначе, я вроде как на разведку, а она уж потом.
   Гадалку звали Таня. Лет ей было около сорока. Приятная полнота, небольшой рост. Большие темные глаза, располагающие черты лица, черные длинные волосы. Я кожей почувствовала ее доброжелательность и внутренне расслабилась. Честно говоря, я ожидала туманного рассказа ни о чем, который с легкостью можно подвести под судьбу любой отдельно взятой женщины. Гадалка попросила меня сесть прямо, руки-ноги не скрещивать, все мысли отпустить. И пару минут внимательно на меня смотрела. А потом заговорила:
  - Крещеная ты, но креста не носишь. Замужем, сын и дочь, сын старший. С работой проблем не имеешь, денег много у тебя не бывает, а сколько тебе по жизни нужно, с неба не падает, но зарабатываешь с легкостью. По женской части справа проблему нашли, скорее всего кисту, оперировать предлагали. А операции не надо. И потому что денег на нее у тебя сейчас нет, и потому что хирургам нашим не доверяешь, а прежде всего потому, что в течение трех следующих месяцев сама она уйдет. Брак твой небесами одобрен, хорошим считаешь мужа, плохим ли, а будете жить вместе. Много рядом с тобой по жизни разных людей, и мужчин-друзей много, а один молодой важное место занимает, много боли тебе причиняет, но чувства добрые к тебе имеет. Женщина есть рядом с ним, средних лет, широкое лицо, глаза навыкате, волосы длинные, ворожит на него, сильно ворожит, и сама, и к бабкам ходит. Приворот делала на него, на месячную кровь, на еду-питье, нитки-иголки, нижнее белье. Парень свое разумение потерял, еще немного, и здоровье потеряет. На тебя она зла, на семью его зла, мешаете вы все ей, планам ее. Порчу наводила она и на семью его, и на тебя, разную, и на смерть порчу наводила. Только защита у тебя больно уж хорошая, не вышло у нее. Спрашивай теперь, что спросить хочешь.
   Чушь - сказала я себе. Так не бывает. А может, и бывает, может и видит она чего, а когда клиент психологически готов, начинаются сказки про порчу и про необходимость ее снять.
  - Да у меня особых вопросов нет - ответила я - просто с подружкой за компанию пришла ближайшее будущее узнать.
   Гадалка на мгновение застыла.
  - Вижу "скорую" у дома. Кого-то из твоей семьи, близкого тебе, в больницу повезут. Сердце. Много страха будет. Но бояться не надо. Все хорошо закончится.
   Ничего себе предсказание.
  - В семье твоей кто-то Силу имел - вдруг сказала гадалка - Ты за собой давно, много лет странные вещи замечаешь. Думаешь, так наследственная Сила себя проявляет, а Сила твоя собственная, от рождения тебе дана. На ход событий влиять можешь. Лечить можешь. Людей убивать можешь. Прощать тебе людей надо.
   Чем дальше, тем страшнее. Ну, допустим, по рассказам теток, прабабка моя была ведьмой. Натуральной, деревенской. Собственно, мало что рассказывали. Ведьмой была, до старости ни морщин, ни седых волос не имела, день смерти своей заранее знала. Больше ничего и не знаю о ней.
  - Я вроде людей и так прощать стараюсь - буркнула я.
  - Плохо стараешься - вздохнула гадалка - Ты прощаешь, душа твоя не прощает. Больше прощать надо.
   Да уж, сходила погадать, называется. Пока я дожидалась окончания сеанса подруги на том же деревянном стуле в прихожей, я размышляла.
   Допустим, что гадалка действительно экстрасенс и может читать мысли. В это мне поверить гораздо легче, чем в то, что она считывает информацию, скажем, из космоса. Тогда ясно, что она почти безошибочно называет клиентам факты из их биографии. А потом легче легкого напустить туману, завести разговор о порче, о будущих неприятностях, и клиент прибежит еще раз. И еще. И еще. Но впечатление производит. Как она здорово и про крест, и про недоверие к хирургам, и состав семьи определила. Но обозвать меня наследственной ведьмой - это уже перебор. Интересно, это новая форма работы с клиентами - объявлять каждого носителем Силы?
   С подругой мы распрощались на автобусной остановке. Она, кажется, гаданием осталась довольна. Держу пари, ей не нагадали карету скорой помощи у дома. А мне сплошные гадости за мои же деньги.
   От гадалки я поехала не к себе, а к брату, занести ему книгу, которую он просил. На лестнице я встретила соседку Лену, с сыном на руках. Когда-то мы вместе с ней играли в классики и резинки во дворе, пока я окончательно не переселилась к бабушке. Ребенок у нее на руках изворачивался и кричал, личико покраснело от натуги.
  - Катя! Как хорошо, что я тебя встретила! Зайди на секундочку, помоги мне с малышом.
   Мы вошли в ее квартиру и она бережно передала мне мальчишку.
  - Подержи его пару минут, пожалуйста! Я хоть переоденусь и руки вымою, у меня голова кругом идет.
  - Ни есть не может ребенок, ни пить, температура держится, рвет даже от воды. Муж в аптеку поехал за лекарством, не вернулся еще, врачи ничего толком не говорят, я уже извелась вся... - донесся из ванной ее расстроенный голос.
   Я тихонечко гладила малыша по голове. Он успокоился, и доверчиво прижался к моему плечу. Вроде бы высокой температуры нет. Да и вообще все нормально будет. Почему-то я в этом полностью уверена. Я передала ребенка подошедшей матери.
  - Ты не волнуйся, Лен. Дети, они совсем без болезней не вырастают. У моего сына тоже в грудном возрасте температура поднялась, так я от паники не знала куда бежать.
   Малыш требовательно закричал и потянулся к бутылочке на столе.
  - Маленький мой - запричитала Лена - кушать просишь, а как же я тебе дам кушать, если тебя снова тошнить будет...
   Все-таки она взяла со стола бутылочку и нерешительно предложила ее сыну. Малыш быстро расправился с содержимым и выглядел совершенно довольным.
  - Вроде бы ему лучше - с надеждой сказала Лена. - и температура вроде бы спала. Как ты думаешь?
  - Я думаю, что все будет в порядке - улыбнулась я - говорю как потомственная ведьма.
  
   По дороге домой я думала над своим визитом к гадалке. Неожиданно для меня она озвучила все смутные страхи, терзавшие меня со времен юности. Много раз я замечала, что на тех, кто преднамеренно обижал меня, вскоре начинали валиться всяческие беды и неприятности: отворачивалась удача, семью посещали болезни и смерти близких. Я пыталась отмахиваться от зарождающихся угрызений совести поговоркой "Бог шельму метит", но не могла отделаться от навязчивой мысли, что своей обидой подтолкнула ход событий в сторону страха, боли и отчаяния. И хуже всего было то, что страдали при этом близкие родственники обидчиков, совершенно невинные люди, зачастую относившиеся ко мне доброжелательно, а сами виновники моих переживаний продолжали жить, не меняя ни образа жизни, ни убеждений. Долгие годы я пыталась свыкнуться с мыслью, что это всего лишь цепь случайных совпадений, но с каждым новым "совпадением" моя и без того шаткая убежденность в этом таяла. Не прибавляло мне оптимизма и то, что в тех редких случаях, когда нам с обидчиком удавалось примириться после слов раскаяния с его стороны, которые мне казались искренними, его или ее жизнь налаживалась как по мановению волшебной палочки - это еще больше укрепляло меня в моих сомнениях. Как-то я не выдержала, и рассказала о своих опасениях брату. Он рассмеялся в ответ, и сказал, что с ним происходит то же самое, но он не заморачивается по этому поводу, считая эту особенность подарком судьбы, и радостно воспринимая свалившиеся на своих обидчиков беды. Тогда я решила, что лучшим выходом для меня будет не допускать чувства злости и обиды на окружающих людей в свою жизнь, как бы они ни старались вывести меня из себя. Но это было так нелегко... Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую - это пожелание благородно звучит, но на деле, не дав отпора и стерпев один удар, ты рискуешь захлебнуться под градом побоев, оскорблений, пинков и тычков. Я старалась как могла, а в ответ получила укоризненный совет гадалки: прощать надо больше. Да в человеческих ли силах терпеть и прощать еще больше, чем пытаюсь это делать я!
   А ее рассказ о приворотах и порче? Если судить по словам экстрасенса, в необычные способности которой я, пожалуй, готова поверить, то Максим опутан сетью доморощенных и профессиональных приворотов, из-за чего не в состоянии мыслить здраво и ведет себя, мягко скажем, неординарно. А на всякий случай и насчет меня подсуетились, чтобы не путалась под ногами, и я еще легко отделалась со своими природными способностями к защите, а будь на моем месте другая, так вообще... Стоп! Что за чушь лезет мне в логову? Я точно знаю, что ничего сверхъестественного и потустороннего в жизни не существует. Порча, сглаз, привороты - все это страшные сказки, не имеющие под собой никакой реальной основы. Максим просто переборщил с травой и переел таблеток сомнительного состава, вот и стал неуравновешенным, как всякий наркоман, я банально подцепила какую-нибудь вирусную инфекцию, а странное поведение моих родных объясняется тем, что...
   Во дворе дома стояла скорая.
   Я сломя голову понеслась на свой второй этаж, еще не увидев приоткрытой в квартиру двери, я уже знала - скорая приехала к нам. В квартире меня встретили не просто врачи, а кардиобригада. Уже через пару минут я ехала в скорой, держа бабушку за руку и шепча про себя как молитву "все будет хорошо". Ее везли в недавно отстроенный кардиологический центр, с диагнозом "обширный инфаркт".
   Ее увезли в реанимационное отделение, захлопнув передо мной стеклянные двери. Я долго сидела в пустом холле, с надеждой оборачиваясь на каждый звук. Наконец вышел врач, сказал, что все возможное будет сделано, велел ехать домой и пообещал позвонить при изменении состояния. Я срывающимся голосом продиктовала номер телефона, надеясь, что он действительно позвонит. Весь вечер я кидалась к телефону, но из больницы известий не было. Уже около часу ночи я забылась тяжелым сном. Я видела во сне черные силуэты в густом влажном тумане и слышала завывающие голоса: "Сделка!... Сделка!..."
   Из кошмара меня выдернул резкий телефонный звонок ровно в три ночи. Схватив телефонную трубку, я услышала:
  - Это из больницы. Вы просили позвонить. Было две остановки сердца. Сердце мы завели, но надолго ли, не знаю. Думаю, Вам следует приехать.
  - Выезжаю! - выдохнула я.
   На ходу я набрала телефон брата, но он не отвечал. Тогда я кинулась к нему домой. Взлетев на пятый этаж, я так колотила кулаками в железную дверь, что, наверное, перебудила весь подъезд. Брат ничего не мог понять из моих бессвязных слов, когда я вытащила его из постели и заставила ехать с собой:
  - Ты нужен рядом... одна не справлюсь... не хватит силы... думай о ней, думай!
   Пока такси неслось по ночному городу к кардиоцентру, мои мысли все время цеплялись за слово "сделка". Я чувствовала себя очень странно, будто часть моего мозга все еще спала и все еще находилась в оцепенении ночного кошмара. Наверное, от отчаяния и страха потерять близкого мне человека, я перестала мыслить рационально, потому что я обратилась мысленно с горячей мольбой к потусторонним силам, кого бы они не представляли:
  - Сделка! Я готова на сделку! Что вам нужно от меня?
  - То, что действительно ценно для тебя - возник у меня в мозгу ледяной ответ.
  - У меня ничего такого нет!
  - Жертва. Жертва с твоей стороны. Что для тебя наивысшая ценность?
  - Жизнь и счастье моих близких. Но эта тема даже не обсуждается!
   Тень чуждого веселья.
  - Этого и не требуется.
  - Тогда желание любить и быть счастливой.
  - Откажешься от любви?
  - Да! Да! Все, что угодно!
  - Принято.
   И словно захлопнулись двери времени и пространства и меня грубо вытряхнуло в реальность.
   Вышедший к нам врач был краток. Сделано все возможное. Две клинические смерти преодолены, но в сознание не приходит. Прогноз неблагоприятный. Медицина сделала все, что смогла. Вам остается надеяться только на чудо. Будем ли мы позднее настаивать на вскрытии?
   - Катя, у тебя деньги на похороны есть? - тихо спросил брат. - А то я совсем на мели.
   - Я буду думать о таких вещах, когда придет время. - упрямо сказала я. - А пока я буду надеяться и ждать. Я села на скамейку в холле и заставила брата сесть рядом. Я снова впала в транс.
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"