Каменские Юрий и Вера
Чиновник для особых поручений

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 6.31*36  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Весь жанр альтернативной истории покоится на "А что было бы, если бы...?" Вот, и герой этого романа старший лейтенант милиции, угодив, ненароком, в 1911 год, оказался перед этой дилеммой. К счастью, Стас - человек действия. Думать можно и быстро и очень быстро. А посему, быстро просчитав ключевые моменты того непростого времени, он решает, для начала, спасти от пули анархиста Богрова премьер-министра Столыпина. Главное, ввязаться, а там бой покажет... Выставлено примерно 60% произведения.
обложка []
  

Часть I. Неучтённый фактор

  

Глава 1. Из огня да в полымя

  ...С пустяка всё, в общем-то, началось. Конечно, когда собираешься на 'огнестрел', все семь чувств мобилизуются по-полной. А тут, делов-то, учителку допросить по мошенничеству. В числе прочих доверчивых дур дала деньги на дешёвую чёрную икру. Ну, это додуматься надо. Так, где эта умница преподаёт?
  Стас заглянул в ежедневник. Гимназия ? 1520... а, в Леонтьевском, рядом со старым МУРом. Сам-то он, конечно, этого не застал, здание в Большом Гнездниковском снесли ещё до войны.
  Погода, на удивление, была солнечная. Для московского марта явление, прямо скажем, нетипичное. Можно и пешочком пройтись, благо, не так уж далеко, а то уже все лёгкие в кабинете прокурил.
  Старший лейтенант Сизов сбежал по лестнице, предъявил постовому на выходе удостоверение и, открыв тяжёлые двери, вышел на улицу. Солнышко светило уже по-весеннему, а, вот, ветерок подувал довольно свежий. Он, сощурившись, поглядел прямо на солнце, застегнул до горла молнию на куртке и медленно сошёл по ступенькам.
  Стайка смешливых студенток торопилась в стеклянную кафешку, окидывая его, на бегу, оценивающе-озорными взглядами. Следом степенно прошагал пенсионер в 'профессорских' очках, что степенно ведя на поводке старую рыжую таксу с поседевшей мордой. С балкона её гулко приветствовал басом чёрный дог, стуча хвостом по ограждавшим его свободу прутьям - видать, старые знакомцы. Бабуля, спеша к подъезжавшему на остановку автобусу неловко задела его хозяйственной сумкой, а саму её, чуть не сбил с ног скейтбордист, торпедой пролетевший мимо.
  Где-то, на грани слышимости, взвывала сирена скорой помощи, спеша на вызов. В воздухе зависло сизое облако выхлопа от кативших волной машин, ещё часок, и начнутся пробки. У каждого свои дела и заботы, никому до него и дела нет. Неторопливо шагая по Страстному бульвару, Стас думал не о предстоящем допросе. Чего там голову ломать, всё просто, как задница ребёнка. Из головы не выходила вчерашняя книга. Имя у автора было какое-то интересное - Мархуз... или фамилия такая? Он даже 'забил' его в Яндекс, узнав, помимо всего прочего, что это какая-то сказочная зверюга. Уже по этому было ясно, что писатель - большой оригинал.
  Книга была написана в жанре альтернативной истории. Такое впечатление, что весь литературный мир просто помешался на этой 'альтернативке' - кромсают эту бедную историю, кто во что горазд. Впрочем, 'Старший царь Иоанн Пятый', не в пример другим сочинителям, написан был весьма занятно. И заставлял задуматься, если уж на то пошло. Хотя бы, о том, что наша жизнь - это цепь сплошных случайностей. Вот, к примеру, заболей он сейчас, и все дела, которые у него в производстве, достанутся Мишке.
  Не в том, даже, дело, что 'сожитель' по кабинету будет клясть его последними словами. Просто стиль работы у них очень разный. Михаил, прямой, как ручка от лопаты, работая с подозреваемыми, подавлял их волю. Нет, не кулаками. Битьё - последнее дело, чистой воды профанация. Ну, заставишь ты человека протокол допроса подписать, и что? Посидит он недельку в камере, послушает опытных 'сидельцев', с адвокатом поговорит - и пошла в прокуратуру 'телега'.
  Дело даже не в том, что оперу прокурорские и 'охотники за головами ' ведро крови выпьют. Её и по надуманным поводам сосут - только в путь! - а, просто, жулик в судебном заседании ту же песню споёт. И будет оправдан, это же вам не старые времена, конец XX века на дворе. Гуманизация, гласность, плюрализм и ещё, Бог знает сколько, всякой модной светотени. Спасибо просвещённой Европе, можно подумать, что до них мы щи лаптем хлебали.
  Так, что, Бредбери, пожалуй, в чём-то был прав - если в меловом периоде раздавить бабочку, получишь 'на выходе' другого президента. Другое дело, что никто этой закономерности, конечно, не проследит, и примет, как должное. Ещё и скажет с умным видом: 'История не знает сослагательного наклонения'. Это она сама вам доложила, что ли?
  Визг тормозов хлестнул по нервам, заставив вскинуть глаза. Сверкающий радиатор 'Лэнд Крузера' надвигался на него неотвратимо, и время, словно растянулось. Стас уже чувствовал тепло от двигателя, запах сгоревшего бензина, машина надвигалась медленно и неуклонно, как паровоз, идущий под уклон. Тело не успевало уйти с пути, а, тут ещё, нога зацепилась за поребрик.... Он рванулся, что было сил, и вдруг...
  ...прямо перед глазами возникла храпящая лошадиная морда, в лицо пахнуло едким лошадиным потом. Конец оглобли ударил в грудь, выбивая из лёгких остатки воздуха. Улица закружилась перед глазами. Последнее, что он услышал, падая на спину, это отборный мат.
  ...Приходя в себя, он почувствовал неприятный холод на лице, словно его уткнули мордой в подтаявший сугроб. Стас попытался смахнуть это холодное, но кто-то удержал его руку.
  - Лежите, молодой человек, - произнёс спокойный мужской голос.
  В голове всё ещё продолжалось вращение, он открыл глаза, увидел склонившегося над ним человека с бородкой. Свет раздражал и Стас опять смежил веки.
  'Врач со 'скорой', - всплыла мысль, - ещё не хватало в 'Склиф' загреметь. Вот, хрен им, вроде, не сломано ничего. Неделю продержат, а я потом дела лопатой разгребай. А откуда взялась лошадь?'.
  А люди, стоя над ним, обсуждали его так, словно его тут не было, или он уже умер.
  - Видать, нездешний...
  'С чего бы это? Коренной москвич, между прочим...'.
  - Мериканец, видать. Вишь, штаны строчёные. Я одного такого видал...
  'Это он о джинсах, что ли? Нашёл, блин, диковину - джинсы в Москве... Деревня, что ли? Да их в любом селе...'.
  - Не помер бы...
  'А, вот, хрен вам, не дождётесь'.
  Пересиливая себя, Стас открыл глаза и попытался сесть.
  - Лежите, лежите, вам вредно шевелиться.
  Опять этот, с бородкой.
  - Мне лежать вредно, - буркнул Стас, - времени нет.
  Он с трудом поднялся, прислушиваясь к себе. Грудь, конечно, побаливала, но вполне терпимо. Отряхивая брюки, он мельком бросил взгляд на стоящих рядом людей. То, что с ними 'что-то не то', он понял сразу. Вот, что именно 'не то'? Сознание постепенно прояснялось и, потихоньку, начинало давать оценку той информации, которую, не скупясь, подавали глаза.
  Сейчас, конечно, самой странной одеждой удивить кого-либо трудно, но, чтобы вот так, все сразу? Словно попал в массовку на киносъёмках о 'старом времени'. Естественно, что извозчик, стоящий рядом с пролёткой, одет, как извозчик начала века. И дама с манто на плечах, ну, прямо, тебе, барыня с картинки, а рядом с ней открыла рот простецкого вида бабёнка в плисовой юбке. Сопел и озадаченно скрёб пятернёй макушку пузатый дядька. Лезли на глаза вывески с 'ять'. 'Ряженые', в свою очередь, пялились на него, как детсадовцы на новогоднюю ёлку. Сейчас, конечно, каких только сервисов нет... и шоу... кого сейчас этим 'ретро' удивишь? Но куча логических 'нестыковок' росла лавинообразно.
  Вместо асфальта - брусчатка. По Страстному, за всё время, проехала одна машина - такое же ретро, как и всё вокруг. Разные, там, фаэтоны, пролётки... да, и то, не слишком много. В сравнении, разумеется, с тем потоком машин, который он видел не далее, как минут пять-десять назад. И последней каплей - рослый городовой, направляющийся, именно, к ним. То, что это был настоящий городовой, Стас даже не усомнился. Три гомбочки на шнуре - городовой высшего оклада или унтер-офицер.
  Это только в дурном чтиве герой, оказавшись в непонятном месте, долго щиплет себя за все части тела, пытаясь проснуться. Если человек не пьян и в своём уме, спрашивается - к чему лишние телодвижения? И так, ведь, видно, что это явь, а не сон. Веди себя соответственно обстановке, потом разберёшься - как тут оказался. Когда будет время. Если будет.
  -Что случилось, господа? - городовой вежливо приложил пальцы к козырьку.
  -Дык, это..., - извозчик замялся.
  -Господин городовой, - вперёд выступила дама в манто, - вот этого господина иностранца сбила лошадь вот этого извозчика.
  Глядит победно, нос кверху - ни дать, ни взять, отличница, 'сдающая' училке шалунов-одноклассников. Ну, погоди, зубрилка...
  -С чего вы, собственно, взяли, что я иностранец? - пожал плечами Стас, - К вашему сведению, я потомственный москвич.
  -Ну, вы так одеты, - стушевалась дама, - я прошу прощения, конечно...
  Городовой, повернувшийся к извозчику, замер и вновь обратил взор на Стаса.
  -Действительно, сударь, одеты вы, прошу прощения, более, чем странно.
  Как-то, с лёгкой руки 'совковых' писателей, облик городового царской России сформировался в стереотип гоголевского Держиморды - эдакий здоровый бугай, причём, обязательно, хамоватый и не дурак кулаком в рыло зарядить. И сейчас Стас с интересом разглядывал унтера. Ну, разве, что здоровый, конечно: рост за сто девяносто, это точно. Литые плечи, ни грамма лишнего веса, кисти рук (именно, они очень многое говорят об уровне подготовки) как у хорошего бойца - широкое запястье, крепкая ладонь, пальцы сухие и сильные.
  В остальном, как говорится, с точностью до наоборот. Держится, как профессионал - уверенно, но без хамства. Глаз цепкий, как у хорошего опера. Когда он окинул Стаса быстрым взглядом, тому, грешным делом, показалось, что он и ствол под курткой засёк. Хотя, по идее, не должен бы...
  -Будьте любезны, господин москвич, предъявить мне свой паспорт. И вы документы свои несите, - это уже извозчику.
  Тот вздохнул и покорно поплёлся к пролётке.
  -Ну-с...
  -Паспорта у меня с собой нет, - спокойно ответил Стас, лихорадочно соображая - стоит ли предъявлять служебное удостоверение.
  'Ксива' действительна до 1995 года. Трудно предсказать реакцию городового на такой документ. Ни черта, конечно, не понятно, но то, что он, каким-то макаром, провалился во времени - печальный факт. 'Бритва Оккама' сбоев не даёт - ничем другим происходящее объяснить было нельзя.
  -Ну, что ж вы так-то..., - полицейский укоризненно покачал головой, - разве вам неизвестно, господин...
  Он вопросительно посмотрел на Стаса.
  -Сизов Станислав Юрьевич.
  -...господин Сизов, что при ношении оружия паспорт обязательно нужно иметь при себе? Это же у вас пистолет под курткой, я не ошибаюсь?
  Пока он произносил эту тираду, Стас уже прокачал вариант - как ему в этой дурацкой ситуации поступить.
  -Господин городовой, у меня есть служебное удостоверение. Но, боюсь, если я его предъявлю, ситуация запутается ещё больше.
  -И что вы предлагаете?
  По глазам полицейского было видно, что он тоже прокачивает возможные варианты.
  -Я прошу вас сопроводить меня в полицейское управление. Это, ведь, рядом, если не ошибаюсь? К господину извозчику у меня претензий нет. Но его данные я бы, на всякий случай, записал. На случай, если вы в моём рассказе усомнитесь.
  -Гм, - хмыкнул унтер, - нечасто, надо сказать, меня самого приглашают пройти в управление. Обычно бывает наоборот. Запоминать извозчика нужды нет, потому что он нас довезёт. Не так ли, Артём Ефимыч?
  -Дык, мы завсегда, - просиял возница, у которого, после слов Стаса, было видно, камень с души свалился, - прошу!
  -Вы позволите мне вперёд? - любезно поинтересовался у стража порядка Стас.
  Он предпочёл не дожидаться приглашения унтера. Ежу понятно, что тот спину не подставит.
  -Сделайте одолжение, - чуть заметно усмехнулся тот.
  'Не задержание, а, прямо, светский раут какой-то, - подумал Стас, усаживаясь на мягкое сиденье, - цирлих-манирлих'.
  Городовой, придерживая шашку, уселся напротив, извозчик свистнул и, под цокот кованных копыт, пролётка проворно свернула в Большой Гнездниковский.
  'Вот же, занесла нелёгкая, − мелькнуло в голове, − и, что родителям сообщат? Пропал без вести при исполнении...?'
  А, может, его обратно в своё время перекинет, нечто подобное он, краем уха, слышал... или читал... и, что самое смешное, зафиксированы такие случаи было именно в царской жандармерии, да ещё парочка за границей, кажется, в Англии.
  
  ...Как и ожидал опытный опер, пролётка остановилась не у главного крыльца. По знаку городового извозчик придержал лошадей у незаметного подъезда.
  ―Всего вам, ваше степенство, ― пожелал он в спину Стасу.
  ―Ждите здесь, ― обронил унтер, ― вас вызовут, ― проходите, пожалуйста.
  Они прошли длинным коридором, поднялись по лестнице, прошли ещё одним коридором, затем снова спустились. Да, уж.... Вид казённого учреждения во все времена одинаков и неистребим - те же аккуратные таблички на дверях, такие же запахи.
  ―Сюда, ― городовой указал на тяжёлую дверь из тёмного дерева.
  Войдя, Стас сразу понял, что его привели в дежурную часть. Попади он в любое государство, дежурку ни с чем не спутаешь. Те же запахи, те же звуки, за стойкой ― к бабке не ходи ― дежурный. И плевать, что форма на нём не серая, а звёзд между двумя просветами не одна, а две. Один взгляд, брошенный на них, едва они шагнули через порог, сказал всё. Повинуясь жесту городового, Стас присел на деревянную лавку рядом с барьером. Мысленно усмехнулся, приметив за стопкой бумаг, на тумбочке, медный чайник.
  ―Кого привёл, Семёнов? ― привстав, дежурный с любопытством оглядел Стаса.
  Смотрел, конечно, в основном, на одежду.
  ―Непонятный случай, господин пристав, ― сдержанно произнёс городовой.
  ―Угу, ― буркнул тот, ― у меня этих случаев полный 'собачник', ― пиши донесение и шагай на пост. Дойдёт очередь, разберусь.
  ―Извините, господин пристав, ― твёрдо сказал Семёнов, ― случай, действительно, неординарный. Господин Сизов, покажите нам своё удостоверение, сейчас самое время. И пистолетик ваш, будьте любезны.
  Стас , изрядно вспотевший в кожаной куртке, вжикнул 'молнией' и, достав красную 'корочку', подал её Семёнову. Тот, не спуская с него взгляда, передал документ приставу. Затем опер плавным движением расстегнул 'оперативку' и, медленно вытянув двумя пальцами родной ПММ , протянул его городовому. Тот с удивлением осмотрел пистолет.
  -А я-то думал, что всё оружие знаю, - озадаченно посмотрел он на дежурного, - приходилось вам видеть такое?
  -Это, что, бельгийский? - спросил пристав, взяв оружие у Семёнова.
  -Русский, - криво улыбнулся Стас.
  Как ни просчитывал он своё положение, всё равно выходило плохо. Исход варьировался от 'плохо' до 'полный п..дец'. Что не радовало, конечно.
  -Это где у нас такое? - услышал он и поднял голову.
  Дежурный пристав, раскрыв его служебное удостоверение, пялился в него, как та коза на афишу.
  -Министерство Внутренних эс-эс-эс-эр... и печать какая-то странная....
  -Действительно до восьмого августа тысяча девятьсот девяносто пятого года, - прочитал Семёнов и посмотрел на Стаса, - да, сударь, вы были правы, пригласив меня сюда. Ну, я, всё-таки, надеюсь, что вы, как-нибудь, сможете это объяснить.
  -Объяснить не вопрос, - хмыкнул тот, решив плюнуть на всё и идти, что называется, 'ва-банк', - сможете ли вы поверить моим словам?
  -Ну, я тут столько сказочников уже видел..., - хмыкнул пристав, - одним больше, одним меньше....
  И Стас рассказал. Спокойно, не торопясь, по порядку. Когда он назвал свой год рождения, оба слегка приподняли брови. После эпизода с джипом и сменившим его извозчиком дежурный кивнул Семёнову на дверь и тот, не проронив ни звука, вышел. Вернувшись минут через десять, он положил на стол дежурного густо исписанный бланк.
  -Извозчик полностью подтверждает, что сей господин возник из ниоткуда прямо посередине улицы.
  На вопросительный взгляд пристава добавил: 'Договориться они не могли, конечно. Господин Сизов в сознание приходил на моих глазах. Да, и...'.
  Он махнул рукой. Это и без слов было понятно - на хрена извозчику это надо?
  -Ну, и что делать прикажете? - потёр щёку дежурный, - Решительно, теряюсь....
  -Вы можете мне сказать, - нарушил паузу опер, - какое сегодня число? И какого года?
  -А, ну, да, - кивнул пристав, - ваш интерес понятен. 29 августа 1911 года.
  -Ладно, господин пристав, пошёл я на пост. История, конечно, интересная, но недосуг.
  -Иди, иди, Семёнов. И в самом деле...
  -Прощевайте, господин Сизов. Надеюсь, увидимся ещё. Очень мне хочется поспрашивать вас кое о чём. Если не возражаете, конечно.
  -Не возражаю, - вздохнул Стас, - куда я теперь денусь....
  Когда за городовым закрылась дверь, он, вдруг, хлопнул себя по лбу.
  -Погодите, господин пристав... у вас, ведь, Кошко Аркадий Францевич командует?
  -Статский советник Кошко - глава нашей полиции. Значит, сохранилось его имя в анналах истории?
  -Сохранилось, - кивнул Стас, - а правда, что к нему на приём любой человек с улицы попасть может?
  -Правда, - кивнул тот.
  -Нужно мне кое-что важное ему сообщить. Как вы понимаете, мне многое известно.
  -Понимаю, - посерьёзнел пристав, - ежели вы, господин Сизов, не мистификатор, от вас большая польза выйти может. Сейчас вас проводят. Корнев!
  Из смежного помещения вышел высокий молодой человек, одетый, как щёголь.
  'Рубите мне голову, если это не опер', - поймав быстрый изучающий взгляд, подумал Стас.
  -Корнев Владимир Иванович, сыщик, - представил его дежурный, - а это господин Сизов Станислав Юрьевич, наш коллега. Владимир Иванович, проводи господина Сизова к Аркадию Францевичу. Я его по телефону предупрежу.
  Они снова отправились в путешествие по длинным коридорам. На сей раз шли недолго. Корнев несколько раз незаметно, как ему казалось, бросал любопытные взгляды на одежду Стаса, но не заговаривал.
  Наконец, они остановились перед дверью, на которой красовалась металлическая табличка со словом 'Приёмная'. Открыв её, сыщик пропустил опера вперёд. Сидящий за столом полицейский офицер при их появлении вежливо встал.
  -Это вы - господин Сизов? Аркадий Францевич ожидает вас.
  

Глава 2. Сыщик и опер

  ... Ну, прямо, как в кино... Портрет царя Николая на стене, тяжёлые бархатные шторы и соответствующая времени обстановка - полный антураж. Из-за массивного стола, навстречу ему, поднялся высокий плечистый мужчина с пышными усами, в точности, как на портрете в книге.
  -Здравствуйте, Аркадий Францевич.
  -Присаживайтесь, пожалуйста, - русский Шерлок Холмс радушным жестом показал на кожаное кресло, - как вас прикажете величать? Спасибо, Владимир Иванович, можете быть свободны.
  Молодой сыщик, положив перед генералом пистолет и удостоверение, неслышно исчез за дверью.
  -Итак?
  -Стас. Станислав Сизов. Сыщик.
  -А, коллега..., - Кошко, раскрыв удостоверение, внимательно изучал его, - оперуполномоченный, хм... что за странная должность, право слово....
  -Что тут странного? - пожал плечами опер, - Хотя, да... опер-упал-намоченный. Это у нас так прикалываются... шутят, в смысле.
  -Забавно, - хохотнул сыщик, - упал-намоченный. Умеет русский народ что-нибудь эдакое вывернуть....
  -Раньше, вообще-то, нас звали инспекторами уголовного розыска.
  -Ну, гораздо благороднее звучит, - одобрительно кивнул статский советник, - а то, упал-намоченный... дурной вкус. Вы в каком году свет увидели, господин Сизов?
  -В шестидесятом, - ответил Стас и, уже ответив, сообразил, что матёрый сыщик попросту 'заговорил зубы', - в тысяча девятьсот шестидесятом.
  -И пистолет ваш изготовлен, аккурат, в год вашего рождения, - задумчиво сказал Кошко, - прямо, тебе, Герберт Уэллс. И что, машина времени изобретена? Нет, судя по вашим показаниям.
  -Нет, не изобрели ещё.
  -Я так и понял. Знаете, что мне нравится во всём этом происшествии, так, это, полнейшая его нелепость.
  -Ну, да, - кивнул Стас, - выдумать можно было и чего-нибудь пополезнее.
  -Вот, именно, - кивнул знаменитый сыщик, - пополезнее, верно изволили заметить. Ничего, кроме головной боли, вам эта история не сулит.
  -Вот, именно, - буркнул опер.
  Аркадий Францевич потёр лоб.
   -Рассуждая меркантильно, для вас сие приключение - как зайцу курево, а, вот, мне, как сыщику... ну, как дар свыше. Вы, смею надеяться, в гимназии по истории Отечества хорошо успевали?
  -Успевал, - с кривой усмешкой кивнул Стас, вспомнив учебник 'История СССР', - а, самое главное, сам потом по истории нашей книги читал. Для вас я, конечно, ценный источник информации, козе понятно.
  Кошко, конечно, отметил сарказм, прозвучавший в ответе собеседника, но никак на это не прореагировал, только бровь, чуть заметно, поднялась.
  -И про меня память сохранилась?
  И по тому, как он это спросил, Стас понял, что вопрос не праздный.
  'И тебе, - ухмыльнулся он про себя, - ничто человеческое не чуждо'.
  -Про вас помнят, - кивнул он, - вас ставят нам в пример. Вас называют русским Шерлоком Холмсом.
  -Приятно, конечно, слышать. Но я совсем заговорил вас, прошу прощения.
  Он снял телефонную трубку.
  -Сергей Иванович, будьте любезны, закажите в ресторане обед на две персоны. Нет, сюда. Благодарю вас.
  -Ну, вот, - улыбнулся Кошко, - сейчас отобедаем, чем Бог послал, а потом, уж, не обессудьте, вы мне расскажете о вашем прошлом, а я послушаю про наше будущее, прошу прощения за каламбур.
  
  ...Статский советник аккуратно промокнул усы хрустящей салфеткой. Адъютант внёс накрытый салфеткой поднос, на котором стоял накрытый чайник, серебряная сахарница и два чайных стакана в подстаканниках.
  -Благодарю, Сергей Иванович.
  Кивнув, офицер неслышно исчез за дверью.
  -Чай, я полагаю, в России пить не перестали? - поинтересовался Кошко, наполняя стаканы тёмным, как дёготь, напитком.
  -Не перестали, - кивнул Стас, отхлёбывая из стакана, - такого, правда, редко попить удаётся. Спешка, гонки. Пакетики больше.
  -Шёлковые, как у китайцев, что ли?
  -Бумажные, - тяжело вздохнул опер.
  - Бумажные? - удивился сыщик. - Ну, это, воля ваша, моветон чистейшей воды. Как можно?
  - Бог с ним, с чаем, - решительно мотнул головой Стас. - Есть дело, которое отлагательства не терпит. Через два дня, в Киеве, студент Дмитрий Богров выстрелом из револьвера убьёт Петра Аркадьевича Столыпина.
  - Подробности помните? - Кошко сразу подобрался, как перед прыжком.
  - Царь со всем двором будет находиться в Киеве. Там же, естественно, будет и премьер-министр.
  Стас рассказывал сухо, коротко, отстранённо. Эмоции кончились, началась работа.
  - Начальник Киевского Охранного Отделения... по-моему, фамилия - Кулябко...
  Кошко молча кивнул.
  - ...от своего агента Дмитрия Богрова получил информацию, что ночью в Киев прибыла женщина, на которую боевой дружиной возложено произвести террористический акт - убийство Столыпина.
  Богров сказал, что знает её в лицо и поможет, если что, опознать. Кулябко выписал ему пропуск в театр. Богров прошёл туда и произвёл в премьер-министра два выстрела из револьвера. От мгновенной смерти его спас орден, в который попала пуля. Изменив направление, она миновала сердце. Пятого, если не ошибаюсь, сентября, Столыпин умрёт в больнице. Говорят, существовала версия, что Богров выполнял задание охранки.
  Всё время, пока Стас рассказывал, сыщик слушал его, не перебивая. За всё время он не задал ни одного вопроса. Когда опер замолчал, он долго сидел, что-то обдумывая. Стасу нетрудно было просчитать ход его мыслей. Он сам, окажись на месте Кошко, пробивал бы два направления. Первое - не является ли его странное появление частью гигантской дезы? Непонятно, конечно, с какой целью, но когда ясно станет - поздно будет. В политике, порой, такие многоходовки прокручивают, гроссмейстер курит. А второе - если правда, как уберечь премьера, который, по жизни, советов не слушает, а прёт, как бык на красный свет? Задачка не для первого класса, прямо скажем.
  - Значит, есть такая версия, что начальник жандармского отделения этому поспособствовал? - сказал, наконец, Кошко. - Кулябко, конечно, бурбон и дурошлёп, каких поискать... но человек честный.
  - У меня такое впечатление, что его попросту переиграли, - решился вставить Стас.
  Генерал молча кивнул, продолжая что-то обдумывать.
  - Значит, так, господин инспектор... кривить душой не стану, есть у меня соображения на ваш счёт. Как 'про', так и 'контра', уж не обессудьте. Коли сами сыщик, стало быть, знаете, в нашем проклятом ремесле доверие дорогого стоит... и обойтись может недёшево. Но ставки больно высоки. Потеряем Петра Аркадьевича - Россию просрём, прошу прощения.
  Он испытующе посмотрел на опера. Стас молчал. Прав был известный сыщик, чего уж там.
  - Сделаем мы вот что, - продолжил Кошко, - я назначаю вас чиновником для особых поручений. Формальности наверху утрясу сам, это моя печаль. Но, коли окажется, что вы, сударь, мистификатор, не обессудьте - застрелю сам.
  - Я согласен, - спокойно сказал Стас. - Про Столыпина и у моих современников такое же мнение. Только главная беда не в террористах, а в царе. Слабоват ваш самодержец, вы уж извините, если чего нарушил невзначай.
  - Он уже не только наш, но и ваш тоже, - с нажимом сказал сыщик. - И 'нарушил', смею заметить, не то слово. Впредь советую думать.
  - Вот вы и додумались, - непримиримо буркнул Стас. - Премьера грохнули, потом сообща Россию большевикам слили. А через восемьдесят лет опера в кабинетах вешаться начали, потому что семья голодом сидит, а зарплату по три месяца не платят.
  Его понесло. Но вызывающий взгляд опера натолкнулся на растерянные глаза великого сыщика. Там была такая неприкрытая боль, что Стасу стало стыдно.
  - Как такое может быть? - тихо спросил Кошко.
  - Простите, - Стасу стало нестерпимо стыдно, словно маленького ребёнка по лицу хлестанул. - Простите меня, Аркадий Францевич. У нас там, последнее время не всё благополучно было. Вам рассказать - не поверите. Да, и не стоит, наверное....
  - Стоит, - твёрдо сказал сыщик, - Но об этом позже. Коли всё так, как вы говорите, это поломать надо. Но сейчас главное - Петра Аркадьевича уберечь. Вы, как, - перевёл он разговор в более насущное русло. - Своё оружие предпочитаете или из нашего арсенала лучше взять? Боюсь, что такого типа патронов сейчас не найти. Разве, что...
  Он, осмотрев ПМ, умело отжал защёлку, вытащил магазин и, выщелкнув патрон, покрутил в пальцах.
  - ...от парабеллума Борхард-Люгера подойдёт?
  - Нет. Этот на миллиметр короче. И тип другой.
  - Так, как?
  - Вот, парабеллум я бы взял. Можно?
  - А почему нет? - пожал Кошко могучими плечами. - Парабеллум, так парабеллум. Ну, и переодеться, конечно, нужно. В эдаком-то виде, вас, Бог знает, за кого примут. При вашей новой должности невместно, знаете ли.
  - Да, кто спорит? - удивился Стас. - Только, вот, наши деньги тут не в ходу, а ваших у меня, сами понимаете, нет.
  - Позвольте полюбопытствовать.
  Он взял протянутую двадцатипятирублёвку, внимательно её осмотрел, потёр лоб, - вот этот профиль мне, воля ваша, кого-то напоминает.
  - Ну, да, - ухмыльнулся Стас. - Сейчас-то он, пожалуй, что, в розыске. Владимир Ильич Ульянов - Ленин, основатель первого в мире государства рабочих и крестьян.
  - Основатель государства? - брезгливо покривил губы Кошко. - Адвокатишка этот, социалист?
  - Вот, потому они вас и сожрали, - безжалостно сказал опер. - Что не принимали вы их всерьёз. Они с вами либеральничать не будут. Ладно, не ко времени эта тема, потом расскажу со всеми подробностями. Про сон дня на три забудете, ручаюсь.
  
  ...Через два часа старший лейтенант милиции Сизов, а ныне чиновник для особых поручений при главе Российского сыска, входил в кабинет Кошко. На сей раз он был одет в серый двубортный костюм из шерстяной ткани. Одежда, в принципе, не слишком-то отличалась от той, к которой он привык. За исключением, разве, что, котелка. Но в эти годы появляться на улице без головного убора было, решительно, не принято.
  В кармане лежала солидная пачка денег и документ, удостоверяющий, что Сизов Станислав Юрьевич вам не абы кто, а о-го-го. И, как завершающий штрих его нового положения, новенький парабеллум, привычно засунутый за ремень брюк.
  - Проходите, Аркадий Францевич вас ожидает, - сообщил адъютант.
  - Благодарю вас, Сергей Иванович, - вежливо отозвался Стас, открывая двери.
  Уже на самом пороге он быстро глянул через плечо, и поймал взгляд, полный неприязни. Да, не любит его адъютант, это, и к бабке не ходи. Хотя, с чего бы, кажется. Или он всех не любит, кто к шефу его слишком близко приближается?
  - Ну, вот, совсем другое дело, - приветствовал его статский советник. - Сейчас подадут машину. Поужинаем в поезде, время дорого.
  
  ...Привокзальная площадь встретила их звонкими воплями мальчишек продающих газеты, что лихо лавировали меж публики, криками бойких лоточников предлагавших горячие, с пылу, с жару пирожки да бублики.
  На перроне всё было чинно - звонок колокола, отметившего прибытие состава, пыхтение паровоза, окутанного шипящим паром. И, никакой тебе суеты и нервозности при посадке в вагоны. Носильщики в фартуках таскали чемоданы, баулы и саквояжи отбывающих пассажиров под ленивым взглядом дежурного.
   А перрон жил своей жизнью - грудной смех дамы в длинной накидке и галантный поклон провожавшего её офицера. Весёлый щебет малышей, что, под присмотром тощей maman и дородной няньки проследовали в соседний вагон. Чопорный немец важен и невозмутим, а следом семенит 'колобок' в котелке и при монокле. На него насмешливо поглядывают молодые офицеры и весёло смеются, полные молодости и юношеской бесшабашности. Ага! Сделали стойку на миловидную девицу. М-да, ничто не ново в этом мире!
  Звякнул первый удар в колокол и провожающие покинули вагоны. На второй удар, паровоз ответил свистком и запыхтел, выбрасывая в небо клубы дыма. Поезд вздрогнул, дёрнулся и, сдвинувшись с места, стал набирать ход. Стас, думая о своём, провожал взглядом уплывающий перрон. Заглянувший в дверь кондуктор вежливо поинтересовался: не изволят ли господа откушать чаю или предпочитают пройти в ресторан? Однозначно, здесь обслуживание пассажиров на должном уровне - это вам не брезгливо- хамский сервис из его времени.
  Он постепенно вникал в жизнь этой России и ловил себя на мысли, что ему искренне жаль её терять - такую. За окном вагона проплывала чёрная, как чернила, ночь с редкими огоньками полустанков.
  - Поверьте, Станислав, - вздохнул Кошко, добавляя по чуть-чуть коньяка в стаканы с чаем. - Я ведь старый сыщик, битый-перебитый. То, что вы мне правду говорите, я и так вижу.
  - Не могу понять -продолжал он. - Как так случиться могло, что Государь, вообще, с этой, прости, Господи, швалью, в переговоры вступал? В девятьсот пятом всех этих робеспьеров один Семёновский полк разогнал, как ветер осенние листья. Где же лейб-гвардия была? Только не говорите, что и они измене предались.
  - Не предались, - грустно покачал головой Стас. - Сгинули в Пинских болотах. Он их сам туда направил. Вот, так-то, Аркадий Францевич.
  Этому диалогу предшествовал долгий рассказ. Стас, щадя генерала, провёл экскурс в отечественную историю. Правда, про самые крайние моменты - про сажание священников на кол и прочее средневековье - он, щадя нервы собеседника, слишком-то не распространялся. Ему хватило и того, что он услышал. Про разгул терроризма он и так был в курсе. Про русско-германскую войну он слушал спокойно. Рассказ про расстрел царской семьи заставил его стиснуть зубы. Только желваки заходили на скулах.
  Опер, глядя на неподдельное замешательство статского советника, уже стал задумываться - во зло или во благо его появление здесь? Юношеским максимализмом он, давно уже, не страдал. И про бабочку Рея Бредбери помнил хорошо. А, также, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Одно он понимал прекрасно - полного понимания ситуации от здешних он не добьётся. Монархисты будут верны царю, вне зависимости от того, во зло или во благо это обернётся России. Революционерам, также, вынь да положь свержение самодержавия, и никаких гвоздей. А потом друг за друга примутся, как пауки в банке.
  Интересно, чиновник для особых поручений - достаточно большая 'шишка' для того, чтобы начать свою игру? Да, нет, - мысленно одёрнул он сам себя, - с ума сошёл, что ли? Дешевле между Сциллой и Харибдой втиснуться. Там, и то, шансов больше. Да, что там... если, уж, говорить о шансах, их у него, как у мышки меж двух жерновов.
  - Ладно, коллега, - зевнул Кошко. - Давайте спать, пожалуй. В Киев только завтра вечером прибудем. Государь через пять-шесть дней, только, приедет. Так, что, время, я думаю, у нас есть. Да, как вам здешние удобства? У вас-то, поди, прогресс шагнул так далеко, что нам, тёмным, и не снилось.
  - Как вам сказать, - уклончиво ответил Стас. - Я же в генеральских вагонах не ездил. В простых, само собой, такой роскоши нет. Но поезда, конечно, быстрее ходят. Спокойной ночи, Ваше Высокопревосходительство.
  Он, понемногу, начал врастать в эту новую старую жизнь.
  

Глава 3. Вокруг да около

  ...Поезд прибыл в Киев, когда уже начало смеркаться. Путешественники вышли на перрон. Уже начинало смеркаться, но было ещё достаточно светло и фонари не горели.
  Когда они вышли на привокзальную площадь, к ним лихо подкатила пролётка.
  - Куда изволите, господа?
  Стас оглянулся на Аркадия Францевича - он и в прежней жизни в Киеве никогда не был.
  - На Фундуклеевскую, в 'Эрмитаж', - небрежно бросил тот, усаживаясь на сиденье.
  - А что, извозчик не знает, на какой улице гостиница? - тихонько хмыкнул Стас.
  - Чтобы кругами не катал, как приезжих, - отмахнулся Кошко, думая о чём-то своём.
  Оказывается, трюки таксистов родились до появления собственно такси, как такового. Вот уж, воистину, ничто не ново под Луной.
  Поняв, что статскому советнику не до него, Сизов откинулся на мягкое сиденье, с интересом разглядывая улицы, по которым их вёз извозчик. Они не слишком-то напоминали те старые хроники, которые ему приходилось видеть. Может, дело в том, что чёрно-белые фильмы с неестественно спешащими персонажами, мало напоминали вот эти улицы с живыми и спокойно идущими по своим делам людьми. Скорее, это походило на изображение из художественного фильма. Строго говоря, эти улицы, что называется, глаз не цепляли - всё обыденно, разве что, прохожие одеты чуть иначе, да разные там пролётки и кареты вместо автомашин.
  Они вышли возле гостиницы 'Эрмитаж', никем не встречаемые, и прошли внутрь. В огромном холле, за стойкой скучал портье. При их появлении он мгновенно сбросил с себя сонную одурь и уставился на вошедших с величайшим вниманием.
  - Номер на двоих, - бросил Кошко, небрежным жестом подавая паспорт.
  Стас подал свой, мельком отметив, что паспорт генерала выписан на имя мещанина Фадеева Ивана Петровича. По-видимому, и здесь хватало интриг между службами. Если так, задача их усложняется на порядок - вряд ли глава здешней жандармерии примет их с распростёртыми объятиями и будет обсуждать с ними свою агентуру.
  'Я бы, точно, не стал', ― честно признался сам себе Стас, шагая за 'начальством' по ковровой дорожке в их номер.
  В процессе дальнейшего обсуждения деталей операции выяснилось, что он был абсолютно прав в своих подозрениях.
  - Кажется, одно дело делаем, ― с досадой говорил шеф российского сыска, расхаживая со стаканом чая в руках по роскошному номеру, - Ладно бы, касалось чего-то, действительно, секретного. То, что эти рэ-эволюционэры стучат жандармам друг на друга, как очумевшие дятлы - секрет Полишинеля, - он произнёс это слово с невыразимым презрением. ― Надеюсь, хотя бы, вам, в конце XX века, не знакомы эти беды?
  - Какое там, ― вздохнул опер. ― Как бы ещё не хуже, чем у вас.
  - Как? - поражённый, Кошко встал, как изваяние. - Стоп! Разве я неверно понял, что у вас там... м-м... государство рабочих и крестьян, так?
  - Так, - обречённо кивнул Стас, чувствуя себя лектором, которого обязали втолковать младшей группе детского сада, чем просто коммунизм отличается от военного коммунизма.
  - А кто у вас там революционирует, позвольте полюбопытствовать? Что там, у рабочих и крестьян, свои парии и патриции появились?
  - Вы удивительно точно выразили суть проблемы, - Сизов криво усмехнулся. - Впрочем, они никуда и не девались.
  - Да-а..., - покачал головой сыщик. - Бедная Россия... похоже, не суждено ей долго жить без потрясений.
  - Ну, кто предупреждён, тот вооружён.
  - Что?! Что вы хотите сказать?
  У статского советника Кошко был такой вид, словно его тюкнуло по темечку ньютоново яблоко. Опер смотрел на него с усмешкой. Едва он окончательно осознал, что попал в этот мир всерьёз и надолго, пришло понимание, что, если можно остановить убийство Столыпина, почему бы не остановить революцию?
  Как бы ни вздорно это звучало, задача не показалась ему безнадёжной. Трудной, почти невозможной ― да! Но, как у нас говорят ― 'чуть-чуть' не считается. Стас не был каким-то, там, идеалистом. Скорее, наоборот ― решая какую-то задачу, он становился прагматичным до безобразия. Но, как это ни парадоксально, среди сослуживцев старший лейтенант Сизов слыл безбашенным идеалистом. По той простой причине, что Стаса, 'упавшего на след', не могло остановить ничего. Кроме, разве что, прямого приказа. Да, и то...
  Прыжки с крыши на крышу, проникновение в квартиру через балкон (на седьмом этаже, между прочим) и прочие подвиги создали ему репутацию, которой он, как трезво оценивал сам Стас, ни в коей мере не заслуживал. Лучше всего, пожалуй, его характеризовал один случай. Тогда в крупных городах России, как раз, набирали силу подростковые банды. Драка 'район на район' была, в то время, обычным делом. Он заступил дежурным по отделению, а вечером ему по 'прямой связи' дежурный по городу сообщил, что навстречу друг другу движутся две большие группы подростков, и предполагаемая встреча должна произойти, именно, на их территории. ОМОН поднимать поздно - успеют, разве, что, уже в самый разгар побоища. К тому же, дети...
  Чёрт его знает, действительно ли 'городовой ' считал, что спецназ поднимать нецелесообразно, или просто 'отмазывался', потому что проспал это дело, Стас вникать не стал - какая теперь разница? Чем дежурный по отделению может отреагировать на массовую драку? Да, ничем. Это прекрасно понимали оба, но один 'сливал' ответственность на другого. И у этого 'другого' выхода было два. И оба тупиковые - ни хрена не делать, сославшись на то, что в его подчинении, на момент поступления информации, были только помдеж и водила. Либо выехать туда одному и стать жертвой группового нападения. Даже, если повезёт остаться в живых и сохранить табельное оружие (если, конечно, можно поверить, что любопытные малолетки не станут забирать оружие у лежащего трупом мента), долгое отписывание в прокуратуре по разным глупым вопросам.
  Однако, Стас поступил до безумия просто. Взяв из ружпарка автомат, он оставил на своём месте помдежа и выехал на ту самую 'точку рандеву'. Ему повезло - он точно рассчитал, что 'сходняк' разразится, аккурат, во дворе школы. Въехав туда, он спокойно вышел из машины и, поглядев на то, как с двух разных концов через заборы уже начали спрыгивать 'передовые'. А потом, так же спокойно подал команду: 'Разойдись!' и дал очередь вверх. Подростки брызнули врассыпную и инцидент, таким образом, был исчерпан.
  Трудно сказать, чего тут было больше - везения или расчёта. Сам Стас придерживался второй версии. Руководство и сослуживцы, как и следовало ожидать - первой.
  - Как ты мог додуматься - на детей с автоматом? Ты с ума сошёл, что ли? - в ужасе вопрошал его потом начальник отделения.
  - Евгений Савельевич, - невозмутимо отвечал Стас. - Всё было рассчитано: пока драка не началась, они ещё соображали. Они же не дураки - на автомат кидаться. Наоборот - на них мент с автоматом вышел. Это же приключение - они гордиться этим будут, друзьям пересказывать. И цена этому делу - три акаэмовских патрона. И потерпевший один-единственный.
  -Кто?! - в ужасе вскричал 'Бивень' (как звали за глаза шефа).
  -Помдеж, - ухмыльнулся Сизов. - Ему автомат чистить пришлось. А, если бы я их не остановил, их бы больше было.
  Победителей, как правило, не судят, и всё обошлось устным 'скрипом' начальства и от коллег - устными порицаниями в матерной форме. Здесь, конечно, ситуация посложнее. Стас прекрасно понимал, что революция - это не толпа пьяных матросов, под настроение взявших Зимний. Любая революция - это, во-первых, большие деньги. Он знал, что большевиков, меньшевиков, эсеров и прочих весьма интенсивно финансировали со стороны.
  Причём, не только иностранные разведки, которым стабильная Россия нужна была, как чирей на заднице. Столь ненавистные пролетариатом буржуи, которых рабочие и крестьяне потом вожделённо стреляли и развешивали по фонарям, тоже в этом поучаствовали - будь здоров! Понять их, конечно, можно. Устроить буржуазную республику вместо набившего оскомину самодержавия - вот на эту морковку и повелись промышленники. Недооценили они большевиков, чего уж там.
  Соответственно, отсюда вытекает и второй важный фактор - люди. Точнее, личности. Ленин, Сталин, и иже с ними, недоумками являются только в воспалённом воображении советского интеллигента. Ну, с них спрос какой... В этих, весьма своеобразно устроенных, головах великолепно стыкуются такие противоречивые обстоятельства, как то, что умница и гениальный политик Черчилль считал одним из выдающихся правителей 'параноика' и 'кровавого палача' Сталина. Впрочем, Бог с ними, грех смеяться над убогими....
  И Стас прекрасно понимал, что проигрывает им по всем позициям, кроме одной-единственной - он знал прикуп.
  И потому, глянув в ошарашенные глаза великого сыщика, он широко улыбнулся.
  - Я хочу сказать, что у нас с Вами есть шанс спасти Россию.
  И, взяв бутылку, вопреки всякому этикету, набуровил себе коньяку прямо в чайный стакан и махнул его одним глотком.
  
  ...Поутру статский советник Кошко отправился с визитом к начальнику Киевского жандармского отделения Кулябко.
  - Ох, знали бы вы, Станислав, как не хочется мне визит этот наносить, - вздохнул он.
  - Догадываюсь, - кивнул Стас. - С 'соседями' общаться - одно удовольствие.
  - Соседями? - не понял сыщик. - А! В смысле - соседний департамент? Забавно подмечено, надо будет коллегам рассказать, повеселятся изрядно. Ну, а вы, пока, по городу погуляйте, что ли...
  'А, в самом деле, - подумал опер. - Рассиживаться-то некогда. Хоть, к театру подходы поглядеть'.
  Говоря откровенно, не слишком-то он верил, что Аркадий Францевич с жандармом смогут прийти к единому мнению. Реакция последнего вполне предсказуема - за информацию спасибо и - до свидания! Мы профессионалы, мы сами, без сопливых, разберёмся.
  Это правильно, конечно, что каждый занимается своим делом, иначе это не работа была бы, а сущий дом терпимости - не поймёшь, кто, кого и за что. Однако, верно и то, что 'специалист подобен флюсу - он односторонен'. Прав был Козьма Прутков. И про то, что ковчег строил любитель, а 'Титаник' - профессионалы, тоже сказано не в бровь, а в глаз.
  'В общем, - хмыкнул, про себя, Стас, шагая по утренним улицам Киева. - На жандарма надейся, а сам не плошай'.
  
  ...Раскатистым басом бухнул колокол, и его голос долго висел в воздухе над золочёными куполами, которые поднимались над городом, словно шлемы древних воинов. Не 'утяжелённый' выхлопом свежий воздух бодрил, дышалось легко, он с любопытством разглядывал вывески на мелких лавочках и магазинах. Поспешал служивый люд, извечно боявшийся опоздать. Звонко цокая копытами, прогарцевал молоденький корнет, судя по его серьёзному виду, с поручением. Подпрыгивая на брусчатке колёсами, проскрипел тяжело нагруженный обоз, его, сигналя, обогнало блестящее авто, за рулём которого гордо восседал затянутый в кожу водитель.
  − Вот же, зараза, −хмыкнул вполголоса Стас. - Наверняка, круче Шумахера себя мнит.
  Почему-то, взглянув на эту парочку, Стас сразу решил, что они идут в театр. Более того, они не просто туда направляются, они - плоть от плоти этого театра. Было в них что-то такое... богемное, что ли. Обе они были высокими и стройными. Но, судя по их одежде, пошитой, хоть и с претензиями, но явно у местечковой портнихи, до высшего сословия им было далеко. У одной были большие светлые глаза. Настолько большие, что он сразу, по привычке, окрестил её Стрекозой. Вторая имела острые черты лица и Стас, про себя, обозначил её Птичкой.
  Он был уверен, что их принадлежность к миру искусства определил верно. Возможно, взгляд, которым обе 'стрельнули' в рослого симпатичного опера. А может, те самые, невесомые флюиды, которые он, как опытный мент, уловил 'верхним чутьём'. Стас, за годы службы в ментуре, привык этому чувству доверять. Не единожды оно спасало его от неприятностей, а пару раз, точно, от верной смерти.
  Потому, даже не успев, как следует, 'обсосать' сам-на-сам это неожиданное наитие, он сделал шаг по направлению к девицам. Медлить не следовало, ибо театр был уже на расстоянии прямой видимости.
  - Простите, мне, Бога ради, мою неучтивость. Позвольте представиться - коллежский секретарь Сизов Станислав. Вы не подскажете мне, как пройти в Оперу?
  Они, словно, ждали этого. Стрекоза радостно заулыбалась, словно встретила давнего друга. Птичка, наоборот, скромно потупилась. Однако, при этом так 'даванула косяка', что любой, что-то понимающий в женщинах, понял бы, что если её подругу можно 'снять' за пять секунд, считая вдох и выдох, то эта сама кого хочешь 'снимет'.
  - Вика, - наклонила голову большеглазая.
  - Ника, - в тон ей представилась подруга.
  - Если вы нас проводите немного, то вы придёте прямо к Опере, - кокетливо поглядела на него большеглазая.
  - С превеликим удовольствием, - галантно поклонился Стас, пристраиваясь рядом, - В вас за версту видно служительниц муз. О, музы! Мельпомена, Полигимния и Талия! И-талия! - воскликнул, поражённый в самое сердце, Марк Антоний, и Рим мгновенно был переименован.
  Девушки весело рассмеялась. Новоявленный кавалер, явно, пришёлся им по вкусу. И одет более, чем прилично. Им, бедным служительницам искусства, было так тяжело пробиться в этом мире! В мечтаниях они грезили - нет, совсем не о принце, скорее, о состоятельном господине - желательно молодом и щедром, взявшим под свою опеку юное дарование. И предел девичьих грёз - удачное замужество! Вот и сейчас, кто его знает, может, это госпожа Фортуна вдруг расщедрилась, подбросив им такой шанс?
  - Да, чувствуется, что музы и вас почтили своим присутствием.
  - Да что вы! - картинно схватившись за лоб, продолжал 'бутафорить' Стас. - Я туп, косноязычен и неуклюж... и, лишь при виде вас, в моей душе проснулся поэт, готовый пятистопным ямбом восторгаться каждым сантиметром ваших туфелек.
  - У, какой вы комплиментщик, - не то осуждая, не то восторгаясь, протянула, кокетливо поведя плечиком, Птичка.
  - Сегодня вечером дают 'Сказку о царе Салтане', - с гордостью сообщила Стрекоза. - На представлении будет сам государь Император.
  - Сам государь? - сделал 'большие глаза' опер. - Получается, вы будете там допоздна... Жаль... Значит, принести Вам цветы и шампанское не удастся....
  - Ну..., - Стрекоза метнула быстрый взгляд на подругу. - Вообще-то....
  - Нет ничего невозможного. Есть там один тайный ход, - и мы вам его покажем. Только, дяде Васе, столяру, нужно заплатить двугривенный.
  - Да я ему целковый заплачу, - пылко воскликнул Стас, одарив обоих таким взглядом, что Стрекоза зарделась, как майский цвет, а Птичка подарила многообещающий взгляд.
  Подойдя к театру, девицы направились в обход здания, поманив за собой Стаса, и остановились перед какой-то неказистой дверью, которая оказалась не заперта. В полутёмном коридоре горела мутная лампочка, пахло деревом и клеем. Из двух дверей одна была заперта на висячий замок, а из второй лился свет и чей-то, напрочь лишённый музыкальности, голос распевал арию Ленского:
  - Я-а лю-у-блю-у вас... Я-а лю-у-блю-у вас, Ольга...
  - Дядя Вася! - позвала Стрекоза-Вика.
  - Ась? - из дверей выглянула седоватая борода, поверх которой блестели два грачиных глаза.
  - Дядя Вася, здравствуйте, - пропела Птичка-Ника. - Как здоровье ваше?
  - А, это вы, стрекозки..., - разулыбался 'певец'. - Старика пришли...
  Договорить он не успел. Входная дверь распахнулась, и вошёл рослый полицейский. Стас поглядел на погоны - зелёный погон, как у старшины, только лычка серая.
  'Вроде, околоточный надзиратель...' - припомнил он, вспоминая то, что успел прочесть в кабинете Кошко.
  - Здравствуйте, кто заведует данным помещением?
  - Я, господин околоточный, - вытянулся 'во фрунт' дядя Вася. - Столяр Василий Куценко, мещанин.
  - А вы, молодые люди? - околоточный повернулся к Стасу.
  - Барышни мне рекомендовали дядю Васю, как искусного столяра, - не моргнув глазом, ответил Стас. - Хочу этажерку под книги заказать.
  - Ясно, - кивнул тот. - Однако, прошу здесь долго не задерживаться. Проводится важное мероприятие.
  - Да, мы, уже, почти договорились, - улыбнулся опер. - Сейчас уйдём.
  - Скажите, милейший, - потеряв к ним интерес, околоточный снова повернулся к столяру. - Отсюда можно пройти внутрь Оперы?
  - Никак нет, - 'поедая глазами' начальство, отчеканил дядя Вася. - Так, что, помещение замкнутое.
  - А эта куда ведёт? - заглянув в столярку, показал надзиратель, показывая на запертую дверь.
  - Так, что, не извольте беспокоиться, - засуетился столяр. - Это кладовка наша.
  - Откройте.
  Убедившись, что кладовка не имеет выхода, он снова повернулся к Стасу.
  - Извинения прошу, служба. Позвольте взглянуть на ваши документы.
  Внимательно посмотрев паспорт, он поднял на опера внимательный взгляд.
  - Где остановиться изволили?
  - В 'Эрмитаже'.
  - С какой целью в город пожаловали?
  -Коммерческие дела.
  - Всего хорошего, - вернув паспорт, околоточный вышел.
  - Беспокоится начальство, - ехидно хихикнул дядя Вася. - Так, что-с, молодой человек, этажерку заказывать будем?
  - Ну, дя-а-дя Вася, - капризно протянула Ника. - Этот молодой человек - наш друг. Проведи его сегодня вечером к нам, пожалуйста.
  - Не-не-не, сегодня и не просите, - замотал головой столяр. - Видите, что сегодня творится, прямо, Содом и Гоморра.
  Стрекоза-Вика, за спиной подруги, обозначила хорошо знакомый оперу жест, потерев большой палец об указательный. Стас понятливо кивнул и, расстегнув пальто, достал из кармана портмоне.
  Хорошо, что он, завтракая в ресторане, разменял одну из четвертных банкнот. Ради такого дела, как бы, и не жалко, но столяр, получив такую сумму, точно, заподозрил бы неладное.
  Порывшись в отделении для монет, он извлёк на свет Божий серебряный рубль и протянул его столяру.
  - Выпейте, уважаемый, за здоровье нашего государя Императора.
  - Ну, разве, что, за Императора..., - пробурчал и, помявшись чуток, уцапал-таки, монету. - Вы, ваша милость, подходите, эдак, за полчаса до начала, я вас проведу.
  

Глава 4. По следу провокатора

  ...Помахав девицам рукой на прощание, Стас проследил, как они вошли в здание Оперы, присел на скамеечку и полез в карман за папиросами. 'Уинстона', к которому он привык, здесь, конечно, не было. Но 'Тройка', которую он купил в ресторане, оказалась штукой вполне приличной.
  − Итак, всё, как обычно, − усмехнулся он, глядя на стайку горластых воробьёв затеявших разборки над оброненной горбушкой хлеба. − Имея нужное знакомство, проникнуть на объект труда не составит.
  Он раскрыл коробку, отмечая, краем глаза, что какая-то фигура в клетчатом, покружив по площадке перед входом, устроилась на соседней скамейке.
  - Простите, не разодолжите папиросой?
  Стас поднёс горящую спичку к папиросе, выдохнул дым и полез в карман.
  - Сделайте одолжение, - и отметил с внутренней усмешкой, что, оказавшись здесь, стал выражаться как-то старомодно, атмосфера так действует, что ли...
  Протягивая раскрытую коробку, он взглянул на просителя. Видел он уже это лицо, точно! Лично не встречал, но видел... такое чувство, словно оно, только вчера, видел его в какой-нибудь свежей ориентировке. В документах, которые он перелопатил у Кошко? Не факт, но возможно... Размышляя, он не забывал, краем глаза, отслеживать перемещения 'объекта'. А тот, собственно, никаких особых телодвижений не совершал. Отошёл и присел на другую скамейку.
  В это время к 'объекту' подошёл какой-то, хорошо одетый, господин. Трудно сказать, почему, но Стасу показалось, что, более всего, он похож на чиновника. Спроси - почему, он бы не ответил.
  'Интуиция, Ватсон...'.
  Безмятежно выпуская дым вверх, Стас, искоса, наблюдал за 'объектом' и его визави. Они продолжали сидеть, о чём-то тихо переговариваясь, а опер, любуясь вычурным зданием Оперы, размышлял - удастся ли Аркадию Францевичу добиться толку от главы местных жандармов. При этом он, не забывая о шушукающейся парочке, мысленно, чисто по привычке, составлял словесный портрет собеседника Богрова: высокий, лицо европейского типа, волос русый с сильной рыжиной, носит усы, держится прямо, как военный...
  Стоп! Вот оно! Так держатся люди, постоянно носящие форму. Полицейский? Жандарм? Военный? Нет, полицейского, пожалуй, следует отбросить - они умеют цивильное носить - работа обязывает.
  В это время 'военный' поднялся и, небрежно кивнув, пошёл прочь.
  -Александр Иванович! - окликнул его 'объект'.
  От Стаса не ускользнуло, как Александр Иванович, непроизвольно, стрельнул глазами по сторонам.
  'Ага, узнанным ты быть не хочешь! - хохотнул про себя Стас, - Спасибо, господин 'стрелок'! Вот, потрафил, так, потрафил!'
  Собеседник двумя быстрыми шагами, вернулся к 'объекту'. Видно было, что он что-то ему выговаривает. Тот, слушая его, смотрел почтительно, но его губы непроизвольно кривились, выдавая презрение к собеседнику.
  'Куратор от жандармерии?' - продолжал 'прокачивать' Александра Ивановича опер.
  Упомянутый собеседник, меж тем, попрощавшись, направился прочь. Заметив, как профессионально он оглянулся, Стас отказался от мысли последовать за ним и, ещё более, склонился к мысли, что имеет дело с жандармом.
  
  ...Аркадий Францевич Кошко, меж тем, возвращался от начальника Киевского жандармского отделения. Несмотря на внешнее спокойствие, внутри всё бурлило, как в Везувии. Нет, Кулябко, конечно, был вежлив и предупредителен. Ещё бы! Начальник отделения города не может 'через губу' разговаривать с главой департамента государства. Но! Службы разные, это во-первых. Во-вторых, жандармерия, как ни крути, стоит повыше полиции.
  -Проходите, пожалуйста, господин статский советник. Чем могу быть полезен? - Кулябко был вежлив, но, не более того.
  -Господин полковник, мне поступила важная информация, которую я считаю необходимым довести до вашего сведения.
  -Слушаю вас.
  Кошко вздохнул.
  -У меня есть все основания считать, что ваш агент Богров Дмитрий ведёт с вами двойную игру.
  -Это какая-то ошибка, - сделал 'морду чайником' жандарм, - и, вообще, я не могу обсуждать агентурные вопросы с кем бы то ни было. Это строжайше запрещено циркулярами и вам об этом превосходно известно.
  -Если мне известно о самом факте агентурного контакта, то смешно ссылаться на секретные циркуляры, - не удержался от лёгкой колкости Аркадий Францевич, - Богров сообщил вам о женщине, которая готовит террористический акт. Смею вас заверить, это только легенда. Никакой женщины не существует. Богров лично собирается стрелять в премьер-министра Столыпина.
  К чести (или наоборот) Кулябко, на его лице не дрогнула ни одна жилка. Разве, что, лицо его стало донельзя официальным.
  -Мне ничего не известно ни о каком Богрове, - отчеканил полковник, - мне ничего не известно ни о каком покушении. Я не могу обсуждать вопросы секретной работы с посторонними. Даже с вами, уважаемый господин Кошко.
  -Хорошо, - кивнул Аркадий Францевич, - у меня к вам только одна просьба. Распорядитесь выписать пропуска в Оперу. Для меня и моего помощника.
  -Один для вас лично, - сухо ответил жандарм, - простите великодушно, но места в двенадцатом ряду строго лимитированы, а ответственность, случись, не дай Бог, что, с меня никто не снимет.
  Он достал из стола пропуск и, вписав в неё посетителя, витиевато расписался.
  -Прошу вас.
  -Честь имею, - поднялся Кошко.
  -Честь имею, - встал хозяин кабинета.
  Проходя через приёмную, он столкнулся с высоким рыжеватым господином, входящим в отделение с улицы. Мельком он отметил, что где-то видел этого господина, но он был не в том настроении, чтобы вспоминать.
  Когда он, всё ещё пылая праведным гневом, поднялся в номер, Стас был уже там.
  -О результате не спрашиваю, - опер отхлебнул чаю из стакана, который держал в руке, расхаживаю по номеру, - простите, по лицу видно.
  -Да, общение с 'соседями', - употребил новое словечко Кошко, - то ещё удовольствие, смею заметить.
  -Бог с ними, - махнул рукой Стас, - это было, есть и будет. Нам главное - информацию реализовать.
  ‒Мне дали только один пропуск, причём, именной, ‒ с досадой сказал статский советник, снимая пальто и шляпу.
  ‒Это, конечно, горе, ‒философски заметил опер, ‒ но не беда. Я нашёл способ попасть внутрь без всякого пропуска. Я опер или где?
  ‒В смысле ‒ 'или где'', ‒ озадачился Аркадий Францевич.
  ‒Это шутка такая, не обращайте внимания. У меня сейчас два срочных вопроса: что за тип встречался с Богровым и где мне пристрелять ствол. Второй, даже, срочнее первого.
  ‒И думать забудьте, ‒ замахал руками сыщик, ‒ в присутствии Первого Лица государства оружие может иметь только личная охрана.
  ‒Ага. И террористы, ‒ съязвил Стас, ‒ у них, видать, особое положение. И потом, вы забыли, что я через чёрный вход приду. Меня на входе обыскивать не будут.
  ‒Ну, ‒ задумался Кошко, ‒ особу моего статуса, положим, обыскивать не положено...
  ‒Вот, именно, ‒ хмыкнул опер, ‒ а то, больно уж мы законопослушные. На радость всякой сволочи.
  Генерал крякнул, но возражать не стал.
  ‒Тир тут недалеко есть, в полицейском отделении. Пистолет должен быть, как родной, тут вы совершенно правы. Отрадно видеть, что наши потомки не растеряли того наследия, которое мы собираем по крупицам.
  ‒Конечно, ‒ отозвался Стас, не желая огорчать хорошего человека.
  Растеряли ‒ это ещё слабо сказано. Просрали ‒ вернее будет. Причём, всё, что можно. И, даже то, что нельзя. Остались крупицы ‒ вот, это верно. Впрочем, статскому советнику об этом знать не обязательно, у него тут своих забот ‒ выше крыши. 'Довлеет дневи злоба его', верно говорили древние.
  
  ...В отделении полиции, как и следовало ожидать, проблем не возникло. Начальник отделения, проникшись, при виде высокого гостя, выделил им в помощники здоровенного хмурого унтера.
  ‒Унтер-офицер Калашников, ‒ представил он его, ‒ в стрельбе, уверяю вас, чистый виртуоз. Располагайте им, как мной.
  ‒Позвольте осведомиться, Ваше Высокопревосходительство..., ‒ повернулся унтер к Аркадию Францевичу.
  ‒Соблаговолите, ‒ кивнул тот.
  ‒Дежурная пристрелка или под конкретное задание?
  ‒Под конкретное.
  ‒Извольте условия назвать, ‒ деловито сказал унтер, ‒ всё, в лучшем виде, сделаем.
  Они спустились в тир. Здоровяк открыл ключом тяжёлую дверь и пропустил высоких гостей вперёд. Стас огляделся. Хороший, добротный служебный тир. Без электронных наворотов, конечно, откуда же им тут взяться, в начале XX века?
  ‒Так, какие условия? ‒ поинтересовался унтер, включая подсветку.
  ‒Объект движущийся, внезапно появляющийся, мишень грудная, дистанция десять-пятнадцать метров, в условиях временного дефицита, ‒ отчеканил, без запинки, опер, ‒ в смысле, времени будет мало. Секунда-две, не больше.
  ‒Соображаете, Ваше благородие, ‒ с уважением отозвался Калашников, перебирая мишени.
  Он выбрал из стопки несколько нужных и пошёл вперёд. По щелчку невидимого тумблера на расстоянии примерно пятнадцати метров повернулись семь ростовых мишеней, стоящие одна возле другой, на расстоянии метра друг от друга.
  ‒Ваше Высокопревосходительство, ‒ шепнул Стас, ‒ такой тир, по-моему, заслуживает, как минимум, благодарности. У нас такие же.
  ‒Стреляйте, Ваше благородие, ‒ кивнул, возвращаясь на рубеж, Калашников.
  Кошко, с явным интересом, наблюдал за тем, как его молодой коллега, сделав шаг вперёд, расстегнул пиджак и пристально поглядел на мишени, словно прикидывал расстояние до цели.
  ‒Господин унтер-офицер, ‒ не поворачиваясь, попросил Стас, ‒ скомандуйте мне, пожалуйста.
  ‒Слушаюсь, Вашбродь, ‒ отозвался унтер, ‒ приготовиться... пли!
  Стас, откинув полу пиджака, выхватил Парабеллум. Одна за другой, подряд, засверкали вспышки, загрохотали выстрелы, зазвенели вылетающие гильзы.
  ‒Проверить мишени, ‒ скомандовал Калашников.
  Когда они, втроём, подошли к мишеням, унтер крякнул.
  ‒Изрядно, Станислав, ‒ кивнул статский советник.
  Стас внимательно осмотрел пробоины ‒ попали все пули, но, в центре были только две, прочие пять были в разных концах мишеней, но ближе к краю.
  ‒Нет, ещё разок, пожалуй, надо, ‒ покачал головой опер, ‒ никто мне второй попытки не даст. У меня один выстрел. Найдутся ещё патроны? ‒ повернулся он к унтеру.
  ‒Не извольте беспокоиться, Вашбродь, ‒ уважительно отозвался тот, ‒ берите, сколько потребуется. Видать, важное у вас задание.
  ‒Ваша правда, ‒ кивнул Стас, возвращаясь на рубеж.
  Он вынул пустой магазин и передал его унтеру. Вторая серия была более удачной. После пятого отстрела он, наконец, приобрёл необходимую уверенность. Пока Стас чистил оружие, Кошко о чём-то тихо разговаривал с начальником отделения. По довольному виду последнего легко можно было определить предмет беседы. Без сомнения, рекомендация опера упала на благодатную почву.
  
  ...Без всякой помехи Стас прошёл в столярку. Хозяин помещения коротал время, шаркая рубанком досточку и отчаянно коверкая мелодию, ублажал свой слух очередной арией. Увидев его, дядя Вася, находящийся уже в изрядном подпитии, поднял открытую ладонь к плечу, как бы говоря: 'Все как надо!' Тяжело поднявшись, он вышел в коридорчик и неверными руками отомкнул замок на второй двери. На недоумённый взгляд опера он плутовски подмигнул и, шагнув внутрь, одним движением, привычно отодвинул стоящий у стены шкаф.
  −Вот ведь оно, как получается, − дохнул свежим перегаром, − дело то молодое, опять же, лишнего глазу не терпит.
  За сдвинутой мебелью обнаружился аккуратный проём в стене.
  ‒Подсобное помещение, ‒ пояснил он, ‒ выходит к 'мужской комнате'. Дальше, ваша милость, сами не теряйтесь, я дядя Вася своё дело сделал.
  Выйдя в коридор, Стас убедился, что 'внедрение' прошло удачно. Зайдя в курительную комнату, он спокойно выкурил папиросу и направился к буфету. Несмотря на то, что первое отделение уже началось, в буфете он оказался не единственным. Советская дисциплина ещё не пустила здесь корни ‒ буфет работал без перерыва. Ты купил билет, а, уж, в буфете ты сидишь или в партере ‒ это твоя трагедия. Да, и актёры, у которых выход не скоро, перекусить заглядывали или рюмашку пропустить для бодрости. Правда, из пятерых, как он определил, трое были его коллегами ‒ видимо, их задачей было 'перекрывать' входы в зрительный зал. Но, к счастью, его появление никакой реакции не вызвало ‒ мало ли, захотел человек коньячку выпить.
  'Мы артисты, наше место в буфете', ‒ насмешливо подумал Стас и заказал кофе 'по-варшавски' с эклером.
  В перерыве между первым и вторым актом просторное фойе наполнилось людьми. Блистая украшениями и обмахиваясь веерами, дамы в годах неспешно обсуждали увиденное. Молодые демонстрировали свету наряды и высматривали претендентов на обязательный бал в честь высокого гостя. Мужчины были галантны и, как отметил Стас, успевали поговорить не только о музыке, но и решать, заодно, какие-то свои дела.
  −Господь с вами, милейший князь, − благодушно улыбался собеседнику лощёный ротмистр-кавалерист, − эвон, сколько милых барышень из старинных родов в глубинке печалятся. Женитесь голубчик, а на приданое свои дела поправите.
  −Помилуйте батенька, − гудел баском господин с окладистой бородкой, − да за такие деньги лошадку необъезженную брать больно накладно. Увольте меня от такого удовольствия, да и вам не советую! Зато на Орловских конюшнях есть, из чего выбрать и цена не кусается.
  Высмотрев Кошко, он продефилировал перед ним, но подходить не стал ‒ они заранее договорились, что не стоит обнаруживать знакомство. Когда началось второе отделение, Стас прогулялся в курительную комнату. Когда опер входил туда, он почувствовал на себе чей-то внимательный взгляд и, обернувшись, увидел одного из тех, с кем коротал время в буфете.
  'Видимо, два отделения в буфете ‒ это немного слишком', ‒ размышлял он, затягиваясь душистой папиросой.
  Аккуратно потушив её в пепельнице, он вышел и снова направился в буфет.
  ‒Простите, могу я взглянуть на ваши документы, ‒ услышал он за спиной спокойный голос.
  Стас неторопливо повернулся ‒ перед ним стоял тот служивый, чей взгляд он поймал пять минут назад. Достав из кармана удостоверение полицейского, он раскрыл его перед глазами коллеги.
  ‒По личному заданию господина Кошко, ‒ негромко сказал он.
  ‒Прощения просим, ‒ извинился тот, ‒ служба.
  Кивнув, Стас продолжил свой путь. На счастье, он много раз перечитывал описание убийства Столыпина, данное губернатором Киева. Потому, едва закончилось второе отделение, опер быстро прошёл в первую дверь. Столыпина он увидел почти сразу. Тот стоял, как и описывал губернатор, примерно на уровне второго ряда, беседуя о чём-то с двумя господами весьма важного вида. Почти сразу он заметил ещё два знакомых лица ‒ Аркадий Францевич в генеральском мундире стоял в двух шагах от премьера. А рядом с ним ‒ вот те на! ‒ обретался высокий рыжеватый господин, которого он видел сегодня мирно беседующим с террористом Богровым. На сей раз, правда, он был затянут в шикарный смокинг.
  'Самого бы его не прохлопать', ‒ едва успел подумать Стас, как события вдруг резко перешли в иной временной режим. Взгляд Кошко вдруг метнулся куда-то за спину оперу. Рука генерала быстро нырнула в карман и появилась уже с небольшим Браунингом. Однако, рыжий оказался быстрее. Прыгнув вперёд, он повис на руке статского советника, заставив его опустить оружие.
  Едва Стас увидел взгляд генерала, он понял, что террорист уже у него за спиной. Поэтому, когда он повернулся назад, Парабеллум уже был у него в руке. Богров, в нескольких шагах от него, поднимал руку с пистолетом. Увидев прямо перед собой человека с оружием, убийца, перекосив лицо, резко повернул ствол на Стаса. Поздно! Парабеллум в руке опера выплюнул пулю. Во лбу студента появилась аккуратная дырочка и он, не сводя со Стаса заполошного взгляда, завалился назад.
  Истошный дамский визг, парочка сомлевших девиц, толпа бурлящей волной шарахнулась в разные стороны. Увидев, что Богров опасности уже не представляет, опер опустил руку с оружием.
  ‒Что тут происходит? ‒ прозвучал за спиной властный голос.
  'Столыпин, ‒ безошибочно определил Стас, но повернуться не успел ‒ кто-то схватил его за руки, с силой выкручивая их назад, ‒ чёрт с вами, ломайте. Главное, чтобы тут второй стрелок не появился'.
  Его развернули лицом к премьеру.
  -Отпустите генерала, - коротко бросил Столыпин.
  Охранники выпустили Кошко. Тот, красный от гнева, дёрнул головой, словно ему жал воротничок мундира.
  -Извольте объясниться, Аркадий Францевич, - премьер смотрел на сыщика спокойно, - что всё это означает?
  -Пётр Аркадьевич, прикажите отпустить этого молодого человека. Это мой сотрудник и он только что спас вам жизнь.
  -Отпустить, - приказал премьер и, в ту же секунду, Стас почувствовал, что свободен. Разминая кисти рук и подчиняясь знаку Кошко подошёл к 'начальству'.
  -Вы, - Столыпин повернулся к двум охранникам, всё ещё стоявшим возле Кошко, - вынести труп, передать чинам полиции, чтобы поместили в покойницкую на сохранение.
  Те, коротко кивнув, бросились выполнять поручение. Зал отмер, послышался приглушённый гул сотен голосов, шёпотом обсуждаюших произошедшее. В оркестровой яме музыканты, будучи ещё не в курсе событий, настраивали свои инструменты. Вот, только высунувшийся на выстрел дирижёр имел бледный вид, но рта предусмотрительно не открывал. Оно ему надо? Попробуйте после такой новости привести музыкантов в рабочее состояние.
  -Что происходит, Пётр Аркадьевич? - послышался из ложи спокойный, чуть картавый голос.
  Стас повернулся вправо - в ложе бенуар стоял во весь свой небольшой рост император Николай Второй, собственной персоной. В белом парадном мундире, в точности такой, каким он выглядел на фото и на портретах.
  -Ваше Величество, я полагаю, что здесь имело место очередное покушение на вашего покорного слугу. Я разберусь и доложу вам.
  -Хорошо, - кивнул Николай. - Никто из людей не пострадал?
  -Слава Богу, нет. Предполагаемый террорист убит.
  -Туда ему и дорога. Разберитесь, кто это допустил, Пётр Аркадьевич, и незамедлительно доложите.
  -Слушаюсь, - кивнул премьер. - Прошу со мной, господа, - он показал рукой впереди себя.
  -Ваше Высокопревосходительство, - вперёд выступил высокий рыжеусый человек в форме полковника. - Я не могу отпустить вас без охраны.
  -А куда смотрела ваша охрана, когда в меня стрелял террорист? - насмешливо поинтересовался Столыпин. - Охраняйте государя, Александр Иванович, и оставьте мне мои заботы.
  Видно было, как побагровела шея полковника, но, сдержавшись, он коротко кивнул, отступив в сторону. Обернувшись, Стас мельком поймал его взгляд, полный ненависти. И сразу же вспомнил его.
  

Глава 5. Между двух огней

  ...Они прошли через фойе и вошли в кабинет администратора. Трое служащих, сидевших за столами, при виде двух генералов вскочили и вытянулись в струнку.
  -Господа, я прошу вас ненадолго освободить кабинет, мне необходимо провести дознание. Я - министр внутренних дел Столыпин.
  Повторять не было нужды. Клерки быстро, но без суеты, покинули помещение, оставив их одних.
  -Ну-с, - премьер, усевшись за стол, расстегнул верхнюю пуговицу мундира, - располагайтесь, господа. Аркадий Францевич, я вас попрошу рассказать всё по-порядку. Сидите, сидите..., - поднял он руку, - я полагаю, разговор будет долгим.
  Кошко секунду помолчал, как бы, собираясь с мыслями.
  -Четыре дня назад, - начал он, - из надёжного источника я получил информацию, что на вас готовится покушение ...
  Столыпин слушал, не перебивая.
  -Стоп! - легонько прихлопнул он ладонью по столу, - Вы хотите сказать, Аркадий Францевич, что к вам пришёл незнакомый человек, сообщил, что он, якобы, явился из грядущих веков и вы, вот так, запросто, приняли это на веру?
  Он хмыкнул и с сомнением покрутил головой.
  -Либо вы мне не всё сказали... либо..., - он сделал паузу и потёр пальцами лоб, - либо, извините, но вам зря доверили вашу должность.
  'Ну, вот, - грустно подумал Стас, наблюдая, как краснеет шея сыщика, - опять доказывать, что ты ни прямо, ни косвенно не являешься гималайским верблюдом... вот, оно мне надо?'
  -Пётр Аркадьевич, - совладав с собой, спокойно ответил статский советник, - я, как вам известно, сыщик, а, следовательно, недоверчив. Но и тупо не верить тому, что видишь... это, простите, другая крайность.
  -Стало быть, были какие-то артефакты?
  -Были, как не быть... Первый - служебное удостоверение полицейского, датированное концом XX века. Фактура, исполнение, реквизиты - всё другое. Даже, название нашего государства. Союз социалистических республик, если не ошибаюсь? - повернулся он к Стасу.
  -Союз Советских Социалистических Республик, - неохотно ответил тот, - впрочем, Союза, как такового, уже почти год, как не существует. Сейчас наше государство называется Российская Федерация. Просто удостоверения ещё не сменили.
  Он, примерно, догадывался, какое впечатление произведёт на Столыпина грядущее название государства. Но тот перенёс удар стойко, только испарина выступила на лбу.
  -Час от часу не легче, - пробормотал премьер, поворачиваясь к Кошко, - ещё что-нибудь было?
  -Да. Пистолет неизвестной конструкции. Под патрон, которого в мире, насколько мне известно, не существует. Дата изготовления, выбитая рядом с серийным номером, опять-таки - вторая половина ХХ века. Всё это находится у меня в гостиничном номере.
  -Это всё?
  -Не совсем. Самое главное - Станислав с точностью, почти до минуты, до шага каждого из участников, знал о том, что будет совершено, простите, ваше убийство. Самое главное, он заранее знал не только то, что Дмитрий Богров будет стрелять в вас, он, также, заранее расписал всю диспозицию - что государя в ложе не будет, что полковник Спиридович в момент покушения выйдет на улицу. Согласитесь, этого знать заранее не мог никто. Ну, разве что, нечистая сила.
  -А вы меня в церковь отведите, - буркнул Стас, - обряд экзорцизма, я думаю, должен вас убедить.
  Столыпин, покраснев, бросил на шутника грозный взгляд, опер уставился на него совершенно безмятежно. Сейчас, именно, сейчас закладывается фундамент будущих отношений. Если поймут сразу, что помыкать им не получится, тогда можно с ними кашу сварить. А нет, так нет. Тогда 'в одного' воевать придётся.
  ...Разговор с премьером закончился уже за полночь, но домой, то бишь, в гостиницу, им сразу уйти не удалось. Судебный следователь, проводивший допрос, был въедлив, как серная кислота. Конечно, они с Кошко легенду составляли тщательно, но пару раз, не меньше, в глазах опытного следака возникало эдакое лёгонькое сомнение. Впрочем, расстались мирно.
  
  Протокол допроса чиновника для особых поручений при начальнике Московской сыскной полиции С.Ю.Сизова
  2 сентября 1911 г.
  1911 года, сентября 2-го дня, судебный следователь Киевского окружного суда по особо важным делам В.И. Фененко, в кабинете администратора Киевской Оперы, допрашивал нижепоименованного в качестве свидетеля, с соблюдением 443 ст. Уст. угол. суд. и он показал:
  Зовут меня Сизов Станислав Юрьевич, 33 лет, православный, , коллежский секретарь, постоянно проживаю в С.-Петербурге, а временно в городе Киеве, в гостинице 'Эрмитаж', на Фундуклеевской. Показание это пишу собственноручно.
  В конце августа сего года, находясь по служебной необходимости, на одном из собраний социалистов-революционеров, из случайно услышанного разговора мне стали известны обстоятельства готовящегося покушения на министра внутренних дел России Столыпина П.А. Обстоятельства складывались так, что доложить о поступивших сведениях я не мог. Ввиду срочности и важности, сразу после того, как я доложил об услышанном своему начальнику статскому советнику Кошко А.Ф., было решено отправиться в Киев вслед за кортежем государя Императора, где также находился министр внутренних дел.
  Получив от своего начальника генерала Кошко А.Ф. пригласительный билет, я находился в фойе Киевской Оперы, периодически, во время антракта, заходя в зрительный зал, поскольку, из подслушанного разговора, мне было известно, что покушение состоится, именно, в перерыве.
  Войдя, в очередной раз, во время второго антракта, я направился ко второму ряду. По знаку статского советника Кошко А.Ф. я понял, что Богров находится у меня за спиной. Достав свой служебный пистолет, я повернулся назад и увидел, что Богров уже целится в министра внутренних дел Столыпина. Увидев в моих руках оружие, он перевёл ствол на меня. Поскольку моей жизни угрожала непосредственная опасность, я выстрелил в Богрова на поражение.
  На предложенный мне вопрос о том, кто были люди, от которых я узнал о покушении, ответить не могу, так как это составляет служебную тайну - данные люди находятся в оперативной разработке по другому делу.
  Подписали: коллежский секретарь Сизов С.Ю. и и. д. судебного следователя В. Фененко.
  Присутствовал прокурор суда Брандорф.
  Присутствовал товарищ прокурора Лашкарев.
  С подлинным верно: секретарь при прокуроре Киевской судебной палаты Ковалев.
  
  ...Стаса никто не потревожил и он продрых в номере почти до обеда. Ополоснув морду и побрившись, он задумался: заказать кофе в номер или выпить его в ресторане?
  'Быстро же ты к приличной жизни привык, - подколол он сам себя, и сам же себе ответил, - человек быстро привыкает к хорошему'.
  И дело даже не в том, что он сейчас целый чиновник для особых поручений при статском советнике. Такое ЗДЕСЬ мог себе позволить рядовой опер. Коллежский секретарь - тот же старлей. И оклад у него такой же, как у обычного сыщика, несмотря на то, что должность, вроде бы, более значительная. Имея такое жалование, можно презрительно губы скривить, когда тебе жулик деньги предлагает. Грустно это сознавать. И какого хрена им тут не хватает?
  В ресторане Стас заказал подбежавшему официанту кофе и, закурив душистую папиросу, ударился в размышления. Разговор со Столыпиным закончился неожиданно. Премьер-министр предложил ему занять при нём ту же должность, что и при Кошко. Сам статский советник, вопреки ожиданию, воспринял это как должное. То ли, будучи человеком широко мыслящим, понимал, что непродуктивно такого информированного кадра в сыщиках держать, то ли хотел избавиться от лишних хлопот. В процессе его разговора со Столыпиным неожиданно всплыли и очень приятные подробности - более высокий оклад (он и от этого-то ошалел...) и чин коллежского асессора.
  Стас, не лучше любого нашего современника, разбиравшийся во всех этих чинах, немало озадачился. В его сознании, с лёгкой руки господина Чехова, 'коллежский асессор' было синонимом пресмыкающегося перед всеми мелкого чиновничка. Уже по дороге в гостиницу Кошко, посмеиваясь над его вопросом, объяснил, что это, по нашим меркам, подполковник.
  -...а там и до надворного советника недалеко, - добавил он спокойно.
  Официант принёс кофе и Стас, с удовольствием прихлёбывая из чашечки, продолжил раздумья.
  'Итак, вечный вопрос - что делать? Столыпин, как самурай, готов принять смерть, но не поступиться своими принципами.
  Он молодец, конечно, но что-то мне подсказывает, что он не жилец. В этой должности, во всяком случае. Или убьют, или снимут к чёртовой матери. Впрочем, убить постараются в любом случае. Долго этой войны Николашке не выдержать, кошке ясно. Он же не Ричард Львиное Сердце, отнюдь'.
  'Властитель слабый и лукавый...' - вспомнилось Стасу.
  Он хмыкнул. Надо же, как точно сказано, хоть и не про него.
  'Ай, да Пушкин, ай, да сукин сын... Ладно, вернёмся к нашим баранам. Действительно, бараны, без всякого, там, переносного смысла. Этот упёрся - он, видите ли, царю присягал. Хотя этот самый царь его, в прошлой жизни слил, не задумываясь. Молодец, конечно, премьер, чего там. Стас чувствовал, что и сам бы так же поступил на его месте.
  И с революционерами, чует моё сердце, та же песня будет. Этим, наоборот, вынь, да положь Россию без царя. Бесы, одно слово, верно их Достоевский обозвал.
  А я, как та Соня с мытой шеей, посередине. Ох, как я, теперь, Кассандру понимаю... несладкая у неё жизнь была'.
  'Но, ведь, провидцев, впрочем, как и очевидцев, во все века сжигали люди на кострах...'.
  'Ох, не накаркайте мне, Владимир Семёнович... Ладно, подобьём бабки. Я спас Столыпина и, при этом, грохнул собственноручно освободителя России от душителя-вешателя, былинного, мать его, героя, русского богатыря Богрова Мордко Гершевича.
  Отсюда автоматически вытекает, что моей крови жаждут: анархисты, социалисты, эсеры и, вообще, революционеры всех мастей - понятно, почему; масоны - потому, что сейчас ими Столыпин с Курловым займутся, ох, не по-детски. Очень они им нехилую 'баню' организуют. Получается, тайные ложи в эту операцию столько бабла влили, а им, за их старания, хрен во всю морду. Им меня, обязательно, убить надо. Это для них, просто-таки, дело чести.
  А, учитывая, что Правительство и Государственная Дума масонами нашпиговано, как булка изюмом, хреновое твоё дело, старший лейтенант Сизов. Или, как там тебя, коллежский секретарь... Подводя итоги, можно смело сказать, что против тебя сразу и католики, и гугеноты. Сиречь, Правительство, Государственная Дума и вся эта долбанная оппозиция, включая революционеров. А за тебя только Столыпин, рыцарь без страха и упрёка. Который сам, непонятно, сколько протянет.
  Успели, хотя бы, они с Курловым эту операцию по 'зачистке' масонских лож провести. Глядишь, и товарищу Сталину не придётся 'большую чистку' устраивать. Хотя... масоны, они же, как гидра - одну голову сносишь, взамен две новые отрастают.
  Товарищ Сталин... А, ведь, это мысль! Единственный, пожалуй, здравомыслящий человек среди этих одержимых. Те страшилки, которые про него демократы, с придыханием, рассказывают, страшилки и есть.
  Сделать из обескровленной войнами и революциями аграрной России могучую индустриальную империю параноику не под силу, что бы там ни говорили.
  Несколько, правда, смущает его верность вождю мирового пролетариата... Впрочем, Ленин тут, скорее всего, фигура прикрытия, не более того. Очень хитрый, кстати, был политикан, настоящий Талейран.
  Всё время, пока он был у власти, искусно поддерживал равновесие, используя тот момент, что Троцкий и Сталин постоянно грызлись, как кошка с собакой. Да, и как им было жить в мире? Один - 'пламенный трибун', авантюрист с мощной харизмой, за которым стояли масонские ложи и еврейский интернационал. Другой - немногословный работяга, 'паровоз', который вытягивал самые безнадёжные ситуации... И, при этом, осетин. В революционной среде, где тон задавали евреи и грузины, он был обречён на вечный 'второй план'... если бы не железная воля, недюжинный ум и талант организатора.
  Если Ленин беззастенчиво использовал его и Троцкого, как систему противовесов, по принципу 'разделяй и властвуй', то и они, в свою очередь, держались за него, как за мощную, практически, непотопляемую (Ильич многократно успел это доказать) политическую силу.
  Но! Натура Троцкого, хотел он того или нет, лезла изо всех дыр, побуждая его рваться в лидеры. А Сталин при Ленине оставался верным преторианцем. Не тот человек был Ленин, чтобы уступать кому-то. И, потому, выиграл Сталин. Как, позднее, примерно через полста лет, тихий и непритязательный генерал Аугусто Пиночет, которому надоела революционная вакханалия его сподвижников, одним махом 'зачистил' всех 'пламенных трибунов' и твёрдой рукой повёл свою страну к богатству и процветанию. Памятники нужно ставить этим людям, а не на могилы плевать'.
  Стас тяжело вздохнул.
  'Итак, что мы имеем с гуся? Во-первых, нужно исчезнуть. Для всех. Особенно, учитывая тот факт, что в лицо его ещё не знают. Предложение Столыпина, конечно, лестно, но сам он, как говорят американцы, 'хромая утка'. А, впрочем, почему бы и нет? Не знаю, есть ли тут такое понятие, как 'вольный стрелок'... но, почему бы ему и не быть?'
  Он взял из портсигара папиросу и, прикурив, стал бездумно наблюдать за компанией офицеров, завтракавших за соседним столом. Вопреки советским фильмам, вели они себя совершенно спокойно. Никто не пил шампанское 'из горла', не махал револьвером и не требовал, угрожая оружием, петь 'Боже, царя храни'.
  Какое-то вино, правда, присутствовало. Но военные лишь слегка пригубливали стоящие перед ними бокалы. Мысли опера приняли грустное направление. Он уже успел заметить, что здесь, в 1911 году, культура потребления спиртного привела бы в ужас любого замполита. Пили все. И, вместе с тем, пьяных, практически, не было. Говоря другими словами, культура пития была на высоте. Если мужчина, садясь обедать, выпивал рюмочку 'Столового вина ? 21', как именовали здесь водку, к концу сытного обеда он был пьян не более, чем схимник, лет тридцать не видевший водку даже издалека. Белое вино подавали под рыбу, красное - под мясо. Для улучшения пищеварения, и не более того. Никто не стремился высосать всю бутылку. Бокал, от силы два.
  И, если после этого офицеру придётся применить оружие, судью будет интересовать не то, что он пил во время обеда, а позволяло ли его состояние осознавать свои действия и руководить ими. И только.
  'Да, вас бы в наше время, когда боишься стрелять в вооружённого преступника, потому что вчера вечером выпил, за ужином, бутылку пива, - горестно посетовал он про себя, - о чём это они там спорят?'
  Стас прислушался.
  -...в России никогда не будет меритократии , - сидящий к нему спиной вполоборота офицер возбуждённо отхлебнул из бокала и так стукнул им о стол, что вино плеснуло на скатерть.
  -Оставьте, поручик, - лениво протянул сидящий напротив другой, настолько лощёный, что показался Стасу похожим на 'голубого', - откуда ей взяться, при нашей-то дикости? Мы азиаты, и этим всё сказано.
  -А что вы хорошего в европейцах нашли? - хмыкнул первый, - Наши крестьяне - и те более порядочны, чем эти вылизанные хлыщи.
  -Оригинальные у вас взгляды, Всеволод, - заметил пожилой офицер, на плечах которого красовались непривычные погоны с одним просветом, но без единой звезды .
  -Взгляды, как взгляды, - отмахнулся поручик по имени Всеволод, - сейчас пол-России так думает.
  -Вы не Россия, - саркастически ухмыльнулся 'лощёный', - вы жандарм, Всеволод, душитель всего светлого и прогрессивного, кровавый пёс загнивающего царского режима. Впрочем, мы тоже.
  -Когда-нибудь, Ники, вы дошутитесь, - обронил пожилой.
  Только тут до Стаса дошло, что мундиры этих офицеров были не защитного, а какого-то серо-голубоватого цвета - так, это жандармы! Как там Лермонтов писал, 'и вы, мундиры голубые...'. Ага, теперь ясно. И Бог с ними... но тут Стас услышал то, что, невольно, заставило его насторожить уши. Офицеры, в общем-то, разговаривали вполне прилично, вполголоса. Он был единственным, кто сидел рядом. Ну, и слух у него, конечно, был на высоте.
  -...если бы полицейский этого социалиста не пристрелил, как собаку, - сказал Всеволод, - ничего бы ему страшного не грозило. Сослали бы на каторгу, он бы оттуда сбежал через месяц-другой и жрал бы пиво где-нибудь в Женеве. А так - раз! И дырка в башке, молодец этот парень. Предлагаю поднять за него бокалы.
  'Ну, вот, - усмехнулся опер, - начинаю зарабатывать репутацию у коллег'.
  Он положил в меню деньги за кофе, поднялся и пошёл к выходу. Проходя мимо столика, за которым завтракали трое жандармов, он услышал за спиной голос пожилого.
  -На месте этого парня я бы в пустыню удалился, как Илия. Теперь за ним террористы такую охоту устроят. Одним выстрелом этот господин себе врагов нажил везде, где можно.
  'Очень оптимистично они меня подбодрили, - подумал Стас, выходя в холл гостиницы, - надо бы газетку какую-нибудь купить, прочесть о себе какие-никакие новости'.
  

Глава 6. Новые враги и новые друзья

  Выйдя в холл гостиницы, Стас, по привычке, поискал глазами киоск. И, не найдя, вышел на улицу. Где-то неподалёку, кажется, было что-то, похожее. Стас зашагал в сторону театра, внимательно 'озирая окрестности' на предмет печатного слова. Девицу эту он заметил ещё издалека. Во-первых, сработало пресловутое мужское начало - очень привлекательная внешность. Она сидела на скамеечке и мечтательно смотрела куда-то вдаль. Поймав взгляд опера, она улыбнулась и, поднявшись, направилась к нему так, словно только его и ждала всё это время.
  Возможно, не будь этого разговора жандармов в ресторане, Стас не сориентировался бы так быстро.
  То, что в сумочке что-то увесистое, он отметил машинально, по привычке, и вдруг, сообразив, бросился к девице на долю секунды раньше, чем она сунула в неё руку. Во вскинутой руке глянул в лицо тупорылый 'дамский' браунинг. Стас резко нырнул вниз, пуля ветром прошла по волосам. В эту же секунду он поймал тонкое запястье и привычно выкрутив его от себя и вверх. Террористка выстрелила ещё раз, но эта пуля не причинила никакого вреда облакам, а пистолет перекочевал к оперу.
  'Куда её?', - на секунду задумался опер, поймав краем уха со стороны испуганное оханье свидетелей происходящего.
  В своём времени было всё ясно, а тут... чужой город, чужое время... он машинально увернулся от пинка девицы, которой явно мешал длинный подол для более сильного и точного удара.
  'Ах, ты, тварь!'
  -Товарищ Осип! - вдруг пронзительно закричала она.
  'Ах, тут ещё и Осип есть!'
  Отпустив её руку, Стас резко развернулся назад. Прямо на него, вытаскивая что-то из-за пазухи, двигался парень, то ли в гимназической, то ли в студенческой (Стас в этих тонкостях не разбирался) форме. Их разделяло метров пять-семь. Так и есть! В руке незнакомца был револьвер, который он, не мешкая, навёл на опера. Припав на одно колено, как учили , Стас выбросил вперёд руку с пистолетом, нажал спуск. Однако, выстрела не последовало. Грохот выстрела 'студента', короткий свист возле правого уха.
  'Стоять!' - закричал кто-то, и ударили выстрелы.
  Стас бросился под ноги 'студенту', перекатываясь, чтобы подсечь его, но тот неожиданно стал валиться на него. Вывернувшись из-под падающего тела, Сизов рванул его на себя. И увидел ничего не выражающее лицо с закатившимися глазами. Голова бессильно мотнулась - студент был мёртв. На виске его зияла дырка, из которой по щеке сбегала струйка тёмной крови.
  -Бросить оружие! - скомандовал кто-то за спиной.
  Стас откинул браунинг на газон и повернулся. Перед ним, с пистолетами в руках, стояли трое жандармов, сидевших за соседним столиком.
  ...-Что случилось? - спросил пожилой ротмистр, тяжело дыша.
  -Как видите, меня хотели убить, - пожал плечами опер, - видимо, вы были правы, нужно в пустыню уходить.
  Жандармы быстро переглянулись. Никаких дурацких вопросов не последовало - они, конечно, помнили его, и то, что он слышал их разговор, сообразить труда не составляло.
  -А, так это вы социалиста вчера пристрелили? - хмыкнул 'лощёный'. - Примите поздравления, отличный выстрел.
  -Покажите, пожалуйста, документы, - непреклонно набычился старый жандарм.
   Прочитав паспорт и удостоверение, он молча протянул их Стасу. В нескольких шагах уже маячили двое городовых. Оперативно они тут работают, надо признать. Конечно, когда городовые на каждом углу. Впрочем, по рассказам стариков, и у нас было не хуже, пока Хрущёву сдуру не показалось, что преступность находится при последнем издыхании. Лысый кукурузник, недолго думая, объявил во всеуслышание, что в 1980 году покажет последнего преступника в музее, а милицию, ничтоже сумняшеся, сократил. С тех самых пор, несколько постовых 'закрывали' не часть улицы, а часть района, а опера и участковые ногами отрабатывали то, что недосмотрела патрульно-постовая служба.
  -Тут девица где-то была, - спохватился Стас, - она в меня первая стреляла.
  -Какая девица? - опять переглянулись жандармы.
  -Девицу видали? - обратился Всеволод к городовых.
  -Какая-то девица на извозчике укатила минуту назад, - степенно козырнув, ответил один из городовых, - но я это издалека видел, остановить не мог.
  -Ладно, - устало сказал Стас, - я её сам прошляпил, пока с её напарником, - он мотнул головой на труп, - возился. Шустрая, стерва, как вьюн.
  -Что происходит, господа? - к ним подходил, в распахнутой шубе, Кошко Аркадий Францевич.
  -Простите! - вздёрнув голову, повернулся к нему 'лощёный'.
  -Успокойтесь, поручик, - одёрнул его пожилой, - это статский советник Кошко. Здравствуйте, Аркадий Францевич.
  -Рад видеть, Филипп Осипович, - протянул руку тот, - вы, Станислав, смотрю, пользуетесь шумным успехом.
  Стас криво усмехнулся, пожав плечами. А что он ещё мог сказать?
  Добрых два часа их промурыжили в отделении. Когда Стас, усталый и злой, вошёл в холл гостиницы, вся жандармская троица находилась там. Увидев его, они дружно встали с кресел.
  'Ну, блин, ещё и эти!'
  Но, как выяснилось, цели жандармов были далеки от служебных.
  -Позвольте представиться, - щёлкнул каблуками Всеволод, - поручик Исаев. Всеволод.
  -Поручик Тиссен. Друзья зовут меня Ники.
  -Штаб-ротмистр Павлов. Филипп Осипович. Просим с нами отобедать.
  -Поручик... виноват... коллежский секретарь Сизов. Станислав. Меня, вообще-то, Аркадий Францевич ждёт, - пожимая всем троим руки, неуверенно ответил Стас.
  Оговорку он допустил умышленно, чтобы не подумали, что он какой-нибудь 'шпак'. Кроме того, он что-то смутно помнил, опять же, из художественной литературы, что жандармы сами были весьма заносчивы, и такое простецкое отношение им было не свойственно. Там, кроме того, упоминалось, что жандармам подавать руку, вроде бы, было не принято. Впрочем, это, кажется, касалось военных, а он-то такая же ищейка, как и эти трое. Да, и чёрт с ним.
  'За 'не знаю' не отвечаю', - озорно подумал Стас, вспомнив, весьма к месту, одну из самых распространённых 'откоряк' в блатной среде.
  - Аркадий Францевич, по приказу свыше, срочно выехал в Петербург, - сообщил штаб-ротмистр. - Просил передать, чтобы вы выезжали следом. Но сегодня поездов до Петербурга уже не будет. Поедете завтра утром.
  - А мы сами завтра уезжаем туда же, - сообщил Всеволод. - Так, что, поедем вместе, если не возражаете.
  - Не возражаю, - отозвался Стас, мимоходом подумав, что в компании трёх жандармских офицеров его убить будет несколько посложнее.
  - Ну, что, господа? Все формальности улажены, все верительные грамоты вручены,- ехидно встрял лощёный Ники. - Пора за стол! Нет-нет, в ресторане пускай купчишки пьют, нам невместно, - добавил он, увидев, что Стас покосился в сторону ресторана.
  Они поднялись в номер, где уже был накрыт шикарный стол. Впрочем, вполне возможно, что шикарным он был только в глазах опера времён перестройки. Здесь, возможно, он считался вполне обычным или, даже, чем-то на уровне нашего 'водка, килька, плавленый сырок'.
  -Я полагаю, мне нужно внести свою долю, - не очень уверенно обратился он к Филиппу Осиповичу, но тот в ответ только махнул рукой.
  -И думать не смейте!
  -Это стол в вашу честь! - смеясь, пояснил Всеволод. - За спасение господина Столыпина, дай ему Бог долгих лет жизни, и за ваш меткий выстрел!
  -Воля ваша, - не стал спорить опер.
  
  ...Стас сидел в купе, не высовывая носа, а поезд вёз его прямиком в Петербург. Всеволод дрых, как дитя, на верхней полке. Неплохие ребята оказались, эти жандармы. Совершенно ничего общего с тем, что писали о них в книжках его детства. Зато с комитетчиками или, как они сейчас зовутся, с фээсбэшниками - как горошины из одного стручка. Даже пьяные, вели разговор грамотно, говоря много, но ни слова лишнего. И, само собой, 'раскручивали' его, как могли. И не их вина, что лишнего ничего так и не узнали.
  Стас усмехнулся. Что с них возьмёшь, работа такая. А, вот он много интересного узнал. Потому что на 'прочие' темы они говорили охотно и много, а его и не интересовали их секреты. Хватило за глаза и того, что он стал лучше понимать местную расстановку сил. Кстати, она его совсем не обрадовала.
  Хотя, с 1907 года стараниями Столыпина волна террора в стране пошла на спад, полностью он не прекратился. По неполным данным, за последние пару лет отмечено около двадцати тысяч (!) террористических актов и экспроприаций, от которых пострадало, по всей империи больше семи с половиной тысяч человек.
  - И сейчас всё идёт к тому, что будет ещё хуже., - мрачно поделился прогнозом штаб-ротмистр. - Потому что положение премьера не просто херовое, а наихеровейшее.
  - Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался опер, - вот, с этого места поподробней, пожалуйста.
  Ему разъяснили, что, во-первых, реформы Столыпина нужного эффекта, всё-таки, не дали. Потому, как, возясь с крестьянами, премьер упорно не желает замечать так называемый 'рабочий класс'...
  - А это ему боком выйдет..., - пьяно щурясь, покачал указательным пальцем Ники.
  Во-вторых, как оказалось, уважаемый Пётр Аркадьевич в правительстве - едва ли, не единственный монархист. Мнения всех остальных колебались от конституционной монархии до анархического антигосударственного общества.
  -Все республиканцы и д-демократы, б-бля..., - прохрипел уже 'кривой' Филипп Осипович. - Р-робеспьеры, с-суки....
  В общем, чудно время провели. Теперь новые приятели дрыхли по своим местам, один Стас думу думал. Завтра они уже будут в Питере. Предстоит встреча с премьером. Он был уверен, что точно знает - чего хочет премьер. Но совсем не был уверен, что ему это надо. Не факт.
  'А, утро вечера мудренее...', - и, махнув на всё рукой, он завалился спать.
  
  ...Ещё прощаясь с новыми товарищами, Стас заметил коренастого господина в клетчатом пальто, который поглядывал на него украдкой, но отвернулся, встретившись глазами. На секунду мелькнула малодушная мысль - тормознуть жандармов, сообщить, что за ним опять 'хвост', но гордость не позволила.
  Однако, получив сигнал тревоги, включились, сами собой, все восемь чувств опера. И, едва попрощавшись, он уже засёк второго. Молодой, элегантно одетый, с дамой, он зыркал на него, но, едва оказывался в поле зрения Стаса, начинал беззаботно смеяться и что-то говорить женщине, стоящей к оперу спиной.
  В это время, едва он успел сделать пару шагов, дама, не выдержав, повернула голову. Совсем немного, в три четверти, но он её узнал! Та, что стреляла в него на Фундуклеевской, рядом с киевским 'Эрмитажем'. Если до этого момента ещё теплилась слабенькая надежда, что это не слежка, а игра расшалившихся нервов, то теперь последние сомнения отпали. Ждали именно его. И, явно, не затем, чтобы поздравить с прибытием в Северную Пальмиру.
  Воспользовавшись тем, что грузный носильщик с чемоданом на плече на миг загородил его от троицы, Стас быстро вытащил Парабеллум и сунул его в карман пальто. Вот, чем хорош Люгер, так это тем, что механизм затвора у него рычаговый. Если карман просторный, вполне можно стрелять, не вынимая руки, прямо сквозь подклад. С рамным затвором такой фокус небезопасен.
  Он быстро прикинул - а не метнуться ли к поезду? Проскочив под вагонами, можно сильно осложнить задачу этим мокрушникам. Однако, не стал. И не из глупой гордости, а просто мог не успеть. Сделав окончательный выбор, Стас пошёл прямо на 'клетчатого'. Но тот, неожиданно, сделал шаг навстречу и, вежливо коснувшись пальцами края котелка, тихо сказал: 'Штаб-ротмистр Судеев, прислан Петром Аркадьевичем...'
  -Сзади вас два террориста, - быстро, сквозь зубы, сказал Стас, - осторожно...
  И, не успев договорить, увидел, как молодой, выхватив пистолет, поднимает его на уровень глаз. Между ними двигались люди и стрелять сквозь карман было рискованно. С силой оттолкнув Судеева в сторону, опер присел, уходя с линии огня, и в этот момент загремели выстрелы, возле уха противно свистнула пуля, пронзительно закричала женщина. Вскинув пистолет, Стас выстрелил и увидел, как молодой, пошатнувшись, схватился за грудь и стал заваливаться на стену, оставляя на ней размазанную полосу крови. В ту же секунду голова террористки дёрнулась и затылок словно взорвался, выплеснув на стену тёмно-красный сгусток.
  'Ротмистр попал, - машинально отметил Стас, чувствуя, что все эти 'гонки' начинают ему надоедать, - нет, точно, пора сваливать. До бесконечности везти никому не может. Не в этот раз, так в следующий укокошат. Настырные ребята...'.
  -Цел? - коротко спросил штаб-ротмистр.
  Стас машинально кивнул, неотрывно глядя на лицо террористки. Большие глаза не мигая, смотрели в серое небо, и только ровная дырочка во лбу говорила о том, что они уже ничего не видят.
  'Молодая красивая девка, - с какой-то обидой подумал опер, - и какого хрена тебе было в этих революциях? Влюблялась бы, детей бы рожала... дура, мать твою...'.
  -Клавдия Кислякова, белошвейка, - негромко сказал появившийся неизвестно откуда городовой, - с полгода уже в розыске висит... висела, - поправился он, - что прикажете, Кирилл Степанович?
  -Оформляй всё, как положено, - устало сказал тот, - рапорта через пару часов пришлю. Поехали, господин Сизов, Пётр Аркадьевич ждёт.
  
  ...На столе горела лампа под конусным абажуром из ткани, хотя на улице было уже светло.
  -Проходите, Станислав, присаживайтесь. Вы сами-то православный?
  -Да, - рассеянно ответил он, поудобнее устраиваясь в кожаном кресле, - а что, разве я на русского не похож?
  -Имя у вас польское. А они, в основном, латинисты. Ну, да, Бог с ними. Пригласил я вас, вот, по какому поводу. Во-первых, согласны ли вы принять моё предложение? То, что я сделал в Киеве.
  -Предложение, чего греха таить, заманчивое, - серьёзно ответил Стас, - однако, бесплатных пирожных не бывает. Для начала объясните, хотя бы, в общих чертах, что будет входить в мои обязанности? Я пределы своих возможностей знаю и деньги зазря получать не приучен.
  Столыпин усмехнулся. Усмешка получилась какая-то коварная и, одновременно, грустная.
  -Собственно, ответ - это плавный переход ко второму вопросу.
  Он бросил на Стаса испытующий взгляд, но тот никак не прореагировал, просто сидел и ждал. Одно из 'золотых правил' опера - если собеседник хочет что-то сказать, не мешай, дай ему высказаться.
  -Наши полицейские специалисты изучили ваши документы и пистолет и в один голос утверждают, что и то, и другое изготовлено фабричным способом. Причём, технологии довольно сильно отличаются от ныне существующих. Не то, чтобы они совсем неизвестные, но другие.
  В общем, либо вы, действительно, гость из грядущего, либо мы все сошли с ума. А если присовокупить сюда моё неожиданное спасение, то, лично у меня, сомнений не остаётся.
  Стас вежливо наклонил голову.
  -Теперь о ваших обязанностях. Советник. Тайный, если угодно. Вы знаете наше будущее. Кстати, теперь это и ваше будущее тоже.
  -Я понимаю, - криво улыбнулся Стас.
  Уж что-что, а это-то он понимал. Как и серьёзность той задачи, которую премьер, эдак, ненавязчиво, пытается на него повесить.
  -Мне, вот, простите великодушно, одно непонятно, - продолжил Столыпин, - государство у вас, как я понял, социалистическое. С какой тогда, спрашивается, стати, вы кровавого царского сатрапа спасать кинулись? Не вяжется как-то, согласитесь.
  Министр смотрел пристально.
  'Гляди, гляди, - ухмыльнулся, про себя, опер, - сколько на меня уже глядели, ты бы знал... привык, знаешь ли...'.
  -Ну, государство наше уже месяцев пять, как не социалистическое. Говоря коротко, тот эксперимент, который сейчас начали большевики, признан неудачным. Хотя, конечно, это не может служить вам утешением. Не уверен, что мы можем изменить всё, но кое-что можно попробовать. С вашей помощью, естественно.
  -Не хочется мне верить в то, что вы говорите, - медленно сказал премьер, - но, факты, как говорят англичане, упрямая вещь. Так, помогите! Если мы с вами на одной стороне.
  'А, вот, это не факт, - подумал Стас, - мне теперь окончательно ясно, что монархия, по крайней мере, в том виде, как здесь, своё отжила и подняться ей не дадут... скорее всего... зря, что ли, у меня три курса истфака за плечами? Но как мне в этом убедить правоверного монархиста? Задачка, блин.... Этот государь Император мне, говоря откровенно, доверия не внушает'.
  -Вот, что, Ваше Высокопревосходительство, - решительно сказал Стас, - давайте-ка, я вам расскажу всё по порядку. А потом скажу - что, на мой взгляд, нужно делать. И тогда уже вы решите - стоит мне предлагать работу или, лучше, в 'столыпинский галстук' меня засунуть.
  -Зовите меня Пётр Аркадьевич, - коротко ответил премьер, - и не надо из меня чудовище делать. Я слушаю вас очень внимательно.
  

Глава 7. 'Вольный стрелок'

  ...- Ну-с, чем порадуете?
  - Вот, - Стас положил перед премьером бювар и потёр пальцами красные глаза.
  - Садитесь, Станислав, - кивнул Столыпин, - я вижу, что вы не выспались, но не отпущу пока, простите великодушно. Возникшие вопросы лучше разрешать сразу.
  - Да, конечно, - кивнул Стас, присаживаясь.
  Спать хотелось смертельно. Настолько, что немело лицо и не слушались пальцы. Чтобы отвлечься, он незаметно, как ему казалось, стал рассматривать Столыпина. Он уже знал, что они с Курловым провели блестящую операцию по обезглавливанию масонских лож. Сейчас уже в прессе стоял такой визг, что закладывало уши.
  Ещё бы! Чёрный реакционер Столыпин и жандарм Курлов подняли свои кровавые руки на цвет русского общества. Вот, интересно, врачи, инженеры, учителя - не цвет. А эти бездельники, истово ненавидящие собственную Родину, с потрохами готовые её сожрать - цвет. Чудны дела твои, Господи...
  Премьер поморщился, задев раненой рукой край стола. И об этом Стас уже знал. При аресте прибывшей из Франции разведчицы масонов Архангельской-Авчинниковой некий отставной гвардии полковник Козлянинов, выхватив револьвер, успел два раза выстрелить. Жандармский офицер, успевший заслонить собой премьера, был убит наповал, но вторая пуля попала Столыпину в руку.
  'Хорошая примета, - подумал опер. - Если бы ты был не жилец, рукой бы не отделался'.
  Правда, такого гнойника, который они вскрыли, не ожидали даже сами жандармы. Но, очень быстро сверху пришло высочайшее повеление - аресты прекратить! Ну, и за трое суток Столыпин с Курловым успели немало. Но всё хорошее кончается, закончилось и это. Выйдя от Императора, Курлов отдал приказ , хватит! Документируйте тех, кто уже есть. Поотсекали часть щупальцев и на том спасибо. А до головы не добраться. Пока не добраться, поскольку она за границей. Тем не менее, российскому масонству был нанесён жестокий удар, от которого оно, будем надеяться, оправится не скоро.
  Размышляя, Стас и сам не заметил, как 'вырубился'. Он очнулся, только когда услышал, как премьер нарочито громко откашливается.
  - Да, слушаю вас, - хрипло сказал он, продирая глаза.
  Удивительно, каких-то несколько минут сна, а он чувствовал себя совершенно бодрым.
  - Сейчас чайку с лимоном выпьем и вы мне кое-что разъясните.
  Дверь кабинета тихо открылась и девушка в белой наколке внесла поднос, накрытый салфеткой, и поставила его на стол. На 'спасибо' премьера сделала книксен и так же тихо вышла.
  - Прошу вас, - Столыпин снял салфетку.
  Отхлебнув горячего янтарного чая, Стас почувствовал, что жизнь вернулась к нему окончательно.
  - Итак, - пригубив из стакана, премьер ткнул палец в документ, - 'вольный стрелок' - это то, что я думаю?
  - Да, - кивнул Стас, - агент с односторонней связью и чрезвычайными полномочиями.
  - С односторонней, это?...
  - Это, - продолжил опер, - значит, что я могу вам, в случае необходимости, позвонить. А у вас связи со мной не будет.
  - Мне это не нравится, но объясните.
  - Охотно. Мы оба знаем конечную цель задания. Но обстановка уже изменилась. Вы живы, слава Богу, и жандармами, по-прежнему, командует Курлов, а не предатель Джунковский.
  - Ну, этот господин, - зловеще оскалился Столыпин. - в данный момент претендовать может, разве что, на должность старшего по камере.
  - Это радует, - скупо обронил Стас, - но и, лишний раз, подтверждает, что колесо истории изменило ход и события уже не будут развиваться так, как это было в моём прошлом. Я ещё могу, при необходимости, внести нужные коррективы, а вы мне в этом, простите, не помощник.
  - Ладно, - кивнул премьер. - Надо, так надо. Теперь по объявлениям в газете.
  - По объявлениям... вы регулярно выставляете условленное объявление. Если его не будет, я звоню вам или связываюсь другим способом. Я делаю то же самое. Если они исчезли, значит, я мёртв или под контролем.
  - Ясно, - кивнул Столыпин. - Скажите, а вы их не переоцениваете? Я революционеров имею в виду... Такие сложности...
  - Вы их недооценили, - не слишком дипломатично буркнул Стас. - И они вас слопали с потрохами. Я уж лучше перестрахуюсь. Хочется, знаете, в новой России пожить по-человечески.
  - Когда планируете начать?
  - Да, прямо сейчас и планирую, - пожал плечами опер. - А чего кота за все подробности тянуть?
  - Нет, уж, - решительно сказал премьер. - Сегодняшний вечер, пожалуйста, посвятите мне. Я дочерям обещал вас на ужин привезти. А оттуда вас сразу на конспиративную квартиру доставят. Договорились?
  - Договорились, - кивнул Стас.
  
  ...- Станислав, - окликнул его, у самых дверей, премьер. - Я хотел бы вам, на всякий случай, напомнить...
  - Да, - повернулся к нему Стас.
  - ...моя дочь Наталья, после покушения в прошлом году...
  - Я помню, - серьёзно ответил он. - Не беспокойтесь, меня трудно смутить такими вещами.
  - Благодарю вас. Она ещё не оправилась... ну, вы понимаете.
  Стас кивнул. После того, как ему пришлось собирать куски тел вокруг взорвавшегося автобуса, его, наверное, ничем уже пронять нельзя. И другого хватало. Он помнил, конечно, что у Натальи, средней дочери Столыпина, взрывом покалечило ноги. Ну, и что? Хотя, понятно, что он беспокоится. Отец же.
  
  - Мы перед Вами в вечном долгу за спасение папеньки.
  - Напоите меня кофе, - улыбнулся Стас. - И будем считать, что мы в расчёте.
  Вот, бывает же такое. Ведь самая обыкновенная девушка - круглолицая, глазастая. По большому счёту, и красивой-то не назовёшь. А вот, поди ж ты... Стас, едва глянул в эти серые глаза, сразу понял, что пропал. Никогда с ним такого ещё не было. Женился, развёлся... слава Богу, хоть детей не было, сейчас бы с ума по ним сходил. И женщин было - не сосчитать, самых разных. Он вдруг почувствовал, как кровь прилила к щекам. Этого ещё не хватало!
  - Станислав, - воскликнула младшая, которую звали Елена. - Что вы так покраснели?
  - Жарковато у вас...
  Бросив взгляд на Наташу, он увидел, что она смущена не меньше его.
  - Давайте-ка за стол, молодёжь, - спас положение Столыпин. - Гостя, как и соловья, одними баснями кормить не рекомендуется.
  Однако, опер успел заметить, как они с Наташей, пряча улыбки, обменялись быстрыми взглядами.
  'Ну-ну, - подумал Стас. - Хихикайте. Да что же такое, в самом-то деле? Неужто я влюбился? Уму непостижимо'.
  За обедом обстановка разрядилась. Столыпин очень смешно, в лицах, рассказывал смешные случаи из своей жизни. Стас улыбался, девушки заливались смехом. Изредка, украдкой, как ему казалось, он поглядывал на Наташу.
  - Станислав, ну, так же нельзя, - укоризненно сказала ехидная, как все младшие сёстры, Елена. - Вы на Наташу смотрите, как Казбич на Бэлу - вот, сейчас схватите и украдёте.
  Наташа ощутимо порозовела.
  - Ленка!
  - Увы! - скорчил огорчённую мину Стас. - Мой Карагёз сегодня остался дома. Мы с вашим папенькой приехали на извозчике. А это, сами понимаете, не то.
  - Да, - Елена огорчённо вздохнула, озорные глаза так и метали искры. - Нынешние кавалеры - не дикие горцы, романтика им чужда.
  -Да, - в тон ей отозвался отец. - И домашние, и не горцы. Ленских всех перестреляли, остались одни Онегины. Простите великодушно, дочки, но кавалера вашего я забираю, - Столыпин-отец, поднявшись из-за стола, согнулся в шутовском полупоклоне. - Но дела, барышни, уж не посетуйте.
  - Ну, что ж поделаешь, -печально развела руками Елена. - Забирайте, папенька... всё равно, он для нас уже старый.
  Весь вид её выражал воплощённую скорбь, и только озорной взгляд под трепещущими ресницами выдавал, что она с трудом удерживается от смеха.
  - Да, идите уже, - рассмеялась она, - а мы, бедные затворницы, поскучаем, нам не привыкать.
  
  ...- Это, к сожалению, правда, - вздохнул Премьер, когда они вошли в кабинет, - после того взрыва живут, как в ските. Для этих мерзавцев ничего святого нет, им всё равно - старик, женщина, ребёнок... у них же светлые идеалы! Простите.
  Стас молча кивнул.
  - Ладно, давайте к делу. А, кстати, что вы там такое вспомнили за чаем? Глаза у вас эдак, - он крутанул в воздухе пальцами, - блеснули, я же видел.
  - Скажите, - опер замолк, собираясь с мыслями, - вы знаете, что такое кимберлитовая трубка?
  - Нелепый вопрос, - пожал плечами Столыпин, - знаю, конечно.
  - А если я вам укажу место, где находится ещё не открытая кимберлитовая трубка, как быстро мы сможем начать её разработку? Для совершения революции требуются огромные суммы, это только дураки и профаны верят, что достаточно поднять народ. А на то, чтобы революцию загасить, нужны средства не меньшие, а большие.
  -Согласен, - кивнул Премьер, потирая лоб, - в какой срок, говорите? А вы, действительно, знаете такое место? Хм... ну, если что и представляет какую-то трудность, так это только дипломатические сложности... Хотя, и их быть не должно - в Африке, знаете ли...
  - Это не в Африке, - усмехнулся Стас, - это в Архангельской области... виноват, губернии.
  - Что? - развернулся к нему Столыпин, - вы хотите сказать?!
  - Да, именно это я и хочу сказать. Там кимберлитовая трубка. И не одна, четыре или пять, точно не помню. Точно - где, я могу указать одну. Впрочем, как я понимаю, в процессе можно вокруг вести разведку.
  - Кимберлитовая трубка в Архангельской губернии, - Премьер в возбуждении заходил по кабинету, - да вы себе представляете, какие горы мы с вами своротить можем?! Ведь до сей поры алмазы в России добывались только россыпью. А это...
  - Простите, я знаю, - не очень вежливо перебил его Стас, - в Якутии и на Урале. В Якутии, кстати, тоже трубка есть. Но её ещё не открыли.
  - Вы сущий пророк, - усмехнулся собеседник, - я иногда задумывался - может, те пророки тоже, как и вы, из грядущего являлись. Только, в отличие от вас, признаваться в этом не спешили. Вы ведь тоже могли этим путём пойти. Глядишь, самого Распутина за пояс бы заткнули.
  Говоря 'самого', Столыпин заметно покривился, словно раскусил горькую миндалину.
  'Не любишь ты 'святого старца', - подумал опер, - по истории помню, что врагами вы были лютыми. Хотя, чего им делить-то было? Гришка, конечно, тот ещё сукин сын...'.
  - А, кстати, - повернув голову, Стас увидел, что Премьер пристально смотрит на него, - почему вы по этой дорожке не пошли?
  Опер бестрепетно встретил взгляд Столыпина.
  'Нашёл кадета - взглядом давить' - весело подумал он.
  Была у него, что греха таить, такая мыслишка. Ну, покуражился бы он лет пять, а потом... нет, уж, две 'перестройки' на одну жизнь многовато будет. Дешевле, ей-Богу, революции хребёт сломать. Если не февральской, то октябрьской - обязательно. Только рокировку небольшую произвести.
  - Я - русский офицер, - сказал он, заметив, что Премьер всё ещё ждёт ответа, - разве этого мало?
  
  ...Стас был абсолютно прав. Колесо Истории, замершее на миллисекунду, скрипнуло, перемалывая угодившую в зубцы песчинку, и продолжало своё неумолимое вращение. Однако, оно чуть-чуть сбилось с прежнего хода... совсем немного, но достаточно, чтобы несколько мелких шестерёнок закрутились по-другому.
  Остался жив Премьер-министр Российской Империи Пётр Аркадьевич Столыпин. И, следовательно, усиленного варианта несения службы, того, что заставило полицию и жандармов буквально 'рыть носом землю', никто не объявил. А людей, которые в прежней жизни, были задержаны в ходе этих облав, никто не задержал.
  И молодой человек, по прежнему варианту задержанный жандармами в знаменитом 'Bonbon de Varsovie', едва успев заказать кофе, теперь продолжал смаковать его без помех. Лицом парень был смугл, носил усы - вся его внешность явственно выдавала в нём горца. Впрочем, эпитет 'дикий', который так любят ставить впереди этого слова, к нему совершенно не подходил. Вполне приличный костюм сидел на нём, как влитой, а поведение явно свидетельствовало о хороших манерах. Звали этого молодого человека Иосиф. Это было имя, данное ему при рождении. Друзья же звали его просто - Сосо.
  Он поставил опустевшую чашечку на столик, взглянул на циферблат карманных часов. Тот, кого он здесь ждал, уже опаздывал на две минуты. Вот, чего он не любил, так это необязательности. Впрочем, приходилось, скрепя сердце, терпеть. Человек должен был принести ему новый паспорт. Неделю назад Сосо бежал из ссылки, которую он отбывал в городке под названием Сольвычегодск. И теперь любой полицейский, бросив на него взгляд, мог потребовать документы.
  Сосо снова посмотрел на часы - минутная стрелка уже миновала зенит, медленно подползая к цифре '1'. Дело плохо. Нужно уходить. Как бы он ни относился к 'бомбистам', но они - народ серьёзный, и дисциплина у них на должном уровне. Это не просто опоздание, значит, случилось что-то экстраординарное. Положив деньги на стол, он, не торопясь, вышел из кофейни и, не торопясь, пошёл по улице.
  Спешить было некуда и незачем - хозяин конспиративной квартиры, где жил Сосо, предупредил, что ожидается поквартирный обход. Он приятельствовал с околоточным надзирателем, который полагал, что Арсений (так звали хозяина) просто торгует контрабандным товаром. Строго говоря, так оно и было, в связи с чем околоточному регулярно перепадало 'на лапу'.
  Пожалуй, стоило спокойно присесть и покурить. Ноги уже гудели, он 'гулял' по городу с утра. Самое неприятное - это перерыв в делах. На вчерашней сходке Старик ясно дал понять, что примерно с неделю нужно 'полежать на дне'. По Петербургу прокатилась волна арестов. Правда, на сей раз хватали не 'неблагонадёжных' и не уголовный элемент - под раздачу попала, так называемая, 'творческая' интеллигенция.
  Усевшись на скамейку, он с удовольствием закурил папиросу, и невольно залюбовался двумя молоденькими девушками, сидящими на скамейке напротив. Одну он назвал про себя 'Бойкой' - она, то и дело, прыская в кулак, что-то показывала подружке в книге, временами, не удержавшись, заливисто смеялась. Вторая, которую Сосо назвал 'Тихоней', делала 'страшные глаза', шёпотом выговаривая подружке за несдержанность.
  Он улыбнулся в усы. Жизнь профессионального революционера оставляет мало места для прекрасного. В том числе и для девушек. Что уж говорить о нелегале... Сосо не был чужд лирике - он очень любил поэзию, даже сам писал стихи. Подобные моменты были для него, как лучик света для узника, коротающего жизнь в тёмном подвале.
  -Эй, инородец! - подвыпивший пожилой мужчина, по виду мастеровой, остановился в нескольких шагах от него и, засунув большие пальцы за ремень, покачивался с пятки на носок, - ты чего на наших баб тут пялишься?
  От него за версту несло водкой и агрессией. Такие, всю жизнь страдая от чувства собственной второсортности, всегда, напившись, стремятся кого-то унизить, воображая, что сами от этого становятся выше и значительнее.
  -Простите, это вы мне? - повернулся к нему Сосо.
  -Нет! - зло рассмеявшись, хлопнул себя по коленям мастеровой, - Себе, ...твою мать!
  Кровь бросилась ему в лицо.
  -Ты, не тронь мою мать, шакал!
  -Ишь, ты! - продолжал куражиться пьяный, - Вот и катись к своей матери! А то понаехали сюда на баб наших пялиться!
  -Послушайте, господин! - вскочила со скамейки Бойкая, - ведите себя прилично! А то я и полицию позову!
  -Да пошла ты, свиристелка, - отмахнулся тот, продолжая наступать на Сосо, - полицией она меня пугать будет!
  Есть вещи, которые мужчина не должен спускать никогда и никому. Сосо, будучи подростком, попал под повозку и, с тех пор, левая рука действовала плохо. Но разве от этого он перестал быть мужчиной?
  -Извинись перед девушкой, ты, пьянь!
  -Че-го? - издевательски протянул тот, и потянулся раскрытой ладонью к лицу упрямого горца.
  Жестокий удар в челюсть опрокинул дебошира навзничь.
  -Эй, ребята, наших бьют! - услышал за спиной Сосо, и увидел ещё двоих мастеровых, бегущих к нему.
  -Бегите! - закричали ему девушки.
  Не мог он бежать. И не только потому, что прихрамывал. Он мужчина, а мужчины от опасности не бегают, они её встречают. И Сосо, шагнув навстречу, ударил в лицо первого. Но тот только мотнул головой, как бык и ударил в ответ так, что свет померк в глазах, а рот наполнился кровью.
  -Бей его! - донеслось, словно издалека, и на него градом посыпались тяжёлые удары.
  Сосо ещё как-то умудрился привстать и от точного удара в солнечное сплетение один из хулиганов, застонав, упал на колени. И вдруг всё кончилось. Как в красном тумане, он увидел, что на его обидчиков напал какой-то мужчина лет тридцати. Вот, это был мастер! От короткого удара в печень задира, начавший драку, согнулся с тяжким стоном, заваливаясь набок. Второй, не успев опомниться, взвился в воздух, и так плотно шлёпнулся о землю, что остался лежать на спине, хватая ртом воздух. Третий, самый сообразительный, бросился наутёк.
  -Браво, Станислав! - воскликнула Тихоня.
  Издалека послышалась трель полицейского свистка. Ну, вот, только этого и не хватало...
  -Можешь идти? - быстро повернулся к нему Станислав. - А то нет у меня желания с фараонами встречаться.
  Сосо, не отвечая, бросился, через газон и проезжую часть, к проходным дворам. Нырнув под арку, он остановился, со стоном покачнувшись. Но взял себя в руки и осмотрел внешний вид. Да-а... В таком виде только до первого городового. Рукав пиджака почти начисто оторван, воротник рубашки свисает рядом с галстуком. И, к тому же, весь в пыли.
  Сосо шутливо развёл руками - мол, вот, извольте видеть. Переступив, он невольно поморщился - один из ударов пришёлся по давней травме на ноге.
  - Вы же хромаете, - Бойкая смотрела на него в упор синими глазами, - я ещё на бульваре заметила.
  - Что с ногой? - прямо спросил Станислав.
  - Да, ерунда, - улыбнувшись, ответил он. - Нога когда-то сломана была. Сегодня ей опять досталось.
  Тихоня смотрела на него, широко раскрыв глаза.
  - А! - махнул рукой Сосо. - Да не волнуйтесь вы так, я вас прошу!
  - В самом деле, - поддержал его Станислав. - Волноваться не будем. Так, девушки, бегите вперёд и всё организуйте. А мы пойдём, не спеша.
  Они и шли проходными дворами, где на верёвках сушились юбки, рубахи да кальсоны. Узкими переулочками где сопливая малышня беззаботно игралась прямо на мостовой, не опасаясь попасть под пролётку или мчавшееся авто и вновь вышли на широкую улицу, где гуляла чистая публика.
  Сосо испытывал двойственное чувство. С одной стороны, это приключение пришлось, как нельзя, кстати. Когда идти совершенно некуда, хоть на какое-то время 'сын человеческий' обретёт место, где можно будет 'приклонить голову'.Учась в семинарии, он великолепно знал евангельские тексты и нередко пользовался ими, как метафорами. Про себя, естественно.
  С другой - слишком уж кстати. Жандармы на такие 'спектакли' большие мастера. Вполне может быть, что и пьяные мастеровые, и эта троица - просто статисты, разыгравшие фарс с единственной целью - втереться к нему в доверие.
  'А что ты за птица такая, товарищ Коба, - спросил он сам себя, - чтобы жандармы ради тебя трагедии Шекспира на улицах разыгрывали? С тобой один разговор - беглый ссыльный? В кутузку!'
  К тому же, изменить, всё равно, ничего ужа нельзя. 'Цугцванг', - вспомнил он шахматный термин, очень точно отражающий положение дел.
  И продолжал спокойно, чуть прихрамывая, шагать рядом со Станиславом. Тот, кстати сказать, на 'подставного' не походил ничуть. Ни болтливости, ни назойливого общения. Сосо с ними встречался достаточно, чтобы понять, что его спаситель к ним - никаким боком. 'Статисты' без устали рассказывают свои истории, стараясь разговорить собеседника. Чтобы тот, в ходе разговора, разоткровенничался и, может быть, сболтнул бы нечаянно что-нибудь лишнее.
  Это проходило со многими, но только не с ним. Сосо был недоверчив. К тому же, его аналитический ум очень быстро вылавливал в разговоре какую-нибудь неувязку или логическую нестыковку. А, уловив, мгновенно замыкался, используя любой благовидный предлог - сонливость, головную боль, да всё, что угодно. Правда, в глазах этого парня мелькнуло что-то, Сосо так и не понял - что? Интерес? Сочувствие? Или, вообще, человек своё что-то вспомнил?
  'Господи, неужели это и есть Сталин? − думал Стас, неторопливо шагая рядом с прихрамывающим Сосо. − Я кручу комбинацию с Отцом Народов? Это ж охереть можно!'
  Деться ему сейчас некогда, идёт, как миленький. Явку, где он скрывался, они прихлопнули. Хозяин, помимо всего прочего, ещё и барыгой оказался - сбытом краденого промышлял.
  'Так, что, путь у него один. Сейчас нога будет болеть всё сильнее. А мы - люди благодарные и мягкосердечные. Приютим, конечно, куды ж мы денемся с подводной лодки, да в такой шторм?'
  

Глава 8. На грани фола

  ...Конспиративная квартира была в приличном доме на втором этаже. Не абы для какой мелкой сошки, а для солидных 'клиентов'. За обитыми дерматином дверями три просторных комнаты со вполне соответствующей обстановкой. Гостиная с мягким диваном и креслами из тиснёной кожи, массивный обеденный стол под плюшевой скатертью окружён венскими стульями, у стены - 'горка' с посудой, на окнах плюшевые портьеры. В соседней комнате спальня с широченным ложем, пузатым комодом и платяным шкафом.
  В третьей был кабинет с книжными полками, удобным креслом за письменным столом, где они сейчас и находились. Здесь и обосновался его гость, обнаружив за китайской ширмой скромную кушетку и сославшись на привычку полистать незатейливый роман на сон грядущий. Плед и подушка дополнили скромное ложе, придав ему незатейливый уют.
  Прожив в кабинете пару дней, гость постепенно обвыкся и общался без прежней настороженности. Оценив эти изменения, опер пришёл к выводу, что пора 'брать быка за рога'.
  
  ...- Слушай, Сосо, - сказал Стас, задумчиво выпуская дым через ноздри, - ты горец, стало быть, человек прямой...
  Тот поставил на стол стакан с чаем, и спокойно поглядел оперу в глаза. И этот взгляд многое сказал. Горцы, конечно, народ прямой. Возможно. Но, несмотря на прямоту, им доступно такое коварство, что всякие там Талейраны и Борджиа, в сравнении с ними, дети малые. По внимательному взгляду собеседника Стас почувствовал, что верную ноту взял, не сфальшивил.
  - Я понимаю, Станислав, - неторопливо сказал Сосо. - что у тебя есть ко мне вопросы. Спрашивай. Я тебе отвечу.
  'Да, не врали историки, - подумал Стас. - Взгляд у него, действительно, стоит отдельного упоминания. Как у нашего полкового особиста, прямо'.
  Своим спокойным ответом Сосо, как-то незаметно, перехватил инициативу в разговоре, и теперь вёл 'первую скрипку'. Это следовало, во что бы то ни стало, поломать.
  - А я думаю, и спрашивать ничего не стоит, - пожал плечами Сизов. - Я тоже человек прямой, я сибиряк. А ты революционер, это и к бабке не ходи. Бросаешь бомбы и думаешь, что куча трупов приведёт тебя к светлому будущему.
  Надо отдать должное Сосо - ни один мускул не дрогнул на его лице. Он спокойно, даже с лёгкой усмешкой, продолжал смотреть на Стаса. Силён, бродяга!
  - Я не собираюсь звонить в полицию, - он встал и, пройдясь по комнате, остановился у стола. - И выгонять тебя тоже не собираюсь. Я понимаю, что монархия себя изжила...
  Сосо продолжал неотрывно смотреть ему в лицо, даже чуть кивнул, как бы, поощряя - ну, давай, давай.
  - Но, неужели ты всерьёз веришь, что, пачками убивая ни в чём не повинных людей, можно как-то улучшить общество? Что это за общество такое будет?
  Сосо отхлебнул остывшего чая, встал и, мягко пройдясь по комнате, подошёл к Стасу и остановился напротив.
  - Я не бомбист, Станислав. Я не убиваю людей. И я не верю, что таким путём можно чего-то достичь. Чего-то путного, я имею в виду, - усмехнулся он, совершенно, по-сталински. - Я тебе прямо ответил? Как горец. А теперь ты мне скажи прямо, как сибиряк.
  Он опять прошёлся по комнате и, подойдя, уткнул палец ему в грудь.
  - Что сделал лично ты?
  - В каком смысле? - приподнял бровь опер.
  - Ты сказал, что самодержавие себя изжило, так?
  - Так, - кивнул Стас.
  - Что сделал лично ты, чтобы это исправить?
  'Ого, - подумал опер. - Так, того и гляди, не я его вербану, а он меня заагентурит. Вот, блин, дядя Джо, с тобой хрен расслабишься. Я ещё таких, пожалуй, что, и не встречал'.
  Вопрос, прямо скажем, застал его врасплох. Скрывая лёгкое замешательство, он взял со стола папиросу и, прикурив, потянулся открыть форточку. Сосо с улыбкой наблюдал за всеми этими манипуляциями.
  - Я ничего не делал, - выпустив дым, пожал он плечами. - Помогать тем, кто стреляет чиновников, я считаю делом бессмысленным и, главное, недостойным. Убили одного - поставят другого, только и всего. Возможно, ещё худшего. Или творчество господина Маркса рабочим объяснять? Увольте...
  - А чем тебя лично не устраивает господин Маркс?
  - Меня? - удивился Стас. - Я-то тут при чём? Ко мне-то этот господин, точно, никаким боком.
  - Как же, ты полагаешь, нужно переустроить общество? - серьёзно спросил Сосо. − Если ты об этом думал.
  - Есть у меня одна идея, - простецки почесал в затылке опер. - Но мне без толковых помощников не обойтись.
  - Интересно, - оппонент сел на стул верхом и пристально посмотрел на Стаса. - А можно поподробнее? Если, конечно, это не секрет.
  - Хочешь - слушай, - он оседлал стул, стоящий напротив.
  
  ...Они встретились на той аллее, где пару дней назад 'разрабатывали' Сосо - жандарм Всеволод, сыщик Володя и мент конца ХХ века.
  - Как подопечный? - поинтересовался после приветствия, Володя.
  - Нормально, - отозвался Стас, усаживаясь на скамейку. - А что, Полина не доложила? Ай-яй-яй! Ты пожури её, так же нельзя с куратором.
  - Станислав, что тебе в голову приходит! - возмутился сыщик.
  Опер улыбнулся.
  Полину, с которой, в настоящее время, остался Сосо, 'сосватал' ему именно Корнев. Незаконнорожденная дочь графа ***, она до семнадцати лет росла в далеко не бедной семье, то есть до тех пор, пока не проявила себя, как талантливая мошенница. Мать и куча тёток пришли в ужас, вся родня (тоже далёкая от нищеты) кинулись 'заминать' историю, будучи свято уверенными, что 'девочку оклеветали'.
  - Понимаешь, Станислав, здесь дело не криминальных наклонностях, - рассказывал сыщик. - Душно ей в этом мирке. Натура у неё яркая, талантливая, а где её применить? Начиталась романов, вот и давай чудесить.
  Вторая подставная 'сестричка', Галина, та и вовсе, несмотря на юные годы, была проституткой со стажем. А куда прикажете податься молодой умной девахе с пятью классами гимназии после смерти отца, бывшего, при жизни, мелким чиновником? Если раньше семья ещё сводила кое-как концы с концами, отец умудрялся как-то платить за гимназию, то после его кончины мать 'запила горькую'. Перед Галиной с двумя сестрёнками встал вопрос о выживании. И она, будучи человеком решительным, пошла на панель.
  Вот уж, воистину, не знаешь - где найдёшь, где потеряешь... Стас её попросту 'снял' в соответствующем заведении. И нет в этом ничего такого - организм своего требует. А тут, в отличие от СССР, секс был. Не считалось это в обществе чем-то зазорным. Для одинокого мужчины, во всяком случае. Или женатого, но не имеющего возможности получить 'по потребности' от собственной супруги. И где, спрашивается, ещё можно ознакомить подрастающего отпрыска с реалиями интимных отношений? А там их мягко и ненавязчиво просветят. Но эти познания не выпячивались, как в его время. Ими владели, и только.
  Стас никогда не относился к женщинам потребительски. Да, и переспать, если честно, мог не с каждой. Дуры приводили его в уныние, плавно перетекающее в импотенцию. Интересно было соблазнять женщин ярких, умных, зная, что успех не гарантирован, но результат того стоил.
  Встретившись с Галиной, он неосознанно почувствовал в ней именно такую натуру. И, соответственно, сделал всё, чтобы выйти за рамки 'обычного' клиента. А потом, поняв, что ремесло выбрано не по склонности, а по необходимости, ненавязчиво перешёл к целенаправленной вербовке.
  − Ещё лет пять и ты станешь невостребованной, если, ещё раньше дурную болезнь не подхватишь, − откровенно сказал он. − А тебе ещё сестрёнок поднимать нужно. У нас, конечно, работа не скучная. Может, и лечь под кого придётся для пользы дела. Но ты же человек умный, разницу понимаешь- или России служить за нормальные деньги, или мужиков тешить за гроши?
  В результате 'группа 'Зет', как он в шутку называл свою 'гвардию', украсилась ещё одной дамой.
  В силу бывшей своей профессии Галина смотрела на мужчин без романтического флёра в глазах. Что и не удивительно, учитывая шестилетний стаж на панели, это в её-то двадцать два! А на Сосо она, явно, стала поглядывать с интересом, а это уже, само по себе, о многом говорило.
  Стас даже почувствовал лёгкий укол ревности. Притом, что Галина относилась к нему очень душевно, от дальнейшей близости с ним она мягко уклонилась. Да, не прост Сосо, совсем не прост. Десять раз подумаешь, прежде чем связаться с такой одарённой натурой.
  Сейчас она, одетая бонной, выгуливала свою младшую сестрёнку, наблюдая за ними со стороны. Никакого конкретного задания он перед ней не ставил, просто сказал: - Галя, вы девушка умная, просто понаблюдайте за нами со стороны, а потом со мной впечатлениями поделитесь. У женщин интуиция развита лучше, чем у нас, может, вы то заметите, что я пропущу.
  - Будут какие-нибудь задания, Станислав? - напомнил о себе Всеволод.
  - Да, будут, - очнулся Стас от своих мыслей. - Нужен хороший горный инженер. Желательно, такой, которому можно доверять. Ну, насколько вообще можно доверять человеку.
  - У меня таких нет, - с сожалением отозвался Володя. - А у тебя, Сева?
  Ишь, ты, Сева... Сошлись, стало быть, характерами. Опер, честно говоря, опасался, что представители столь разных служб будут испытывать затруднения в общении. Впрочем, чему удивляться? Что сыщик, что жандарм просто обязаны уметь контактировать с самыми разными людьми.
  - Кажется, есть один, - сдержанно кивнул тот. - Помнишь, Володя, того студента-жидёнка, которого я допрашивал, когда ты зашёл?
  - А, вспомнил! Точно, у него же молоточки на форме были, а за что ты его?
  - Да там курьёзу больше, чем преступления, - скупо улыбнулся Всеволод. - Он рабочим вздумал кружок политической грамотности организовать. Да, перемудрил немного. Его какой-то умник спросил - а какого вероисповедания Маркс?
  - Так, он же сатанист, вроде, - ухмыльнулся Стас.
  - Вот этот умник им прямо так и брякнул, - засмеялся Всеволод, - побили его рабочие. Спасибо городовому, отобрал, да к нам доставил.
  - Ну, а вы эту душу безгрешную, ясное дело, вербанули на счёт 'раз'.
  - А куда его было девать? - пожал плечами жандарм. - Хоть какая-то польза.
  - Ну, да, - кивнул опер. - Вы его на допрос пригласите, а я рядышком посижу.
  Так Стас нашёл горного инженера для задуманной экспедиции. Александр, так звали студента, происходил из семьи довольно известного ювелира. Старый Аарон неодобрительно отнёсся к затее сына стать горным инженером. Однако, будучи человеком рассудительным, в конце концов, сказал: - Ладно, Исраэль, если не хочешь гранить алмазы, как твой папа, копай их из земли. Мне, таки, будет, что гранить.
  Разговаривая с ним, опер быстро понял, что имеет дело с чистейшим идеалистом. Такие индивидуумы, при умелом обращении, могут стать и честнейшими специалистами, и с бомбой на царя пойти - смотря по тому, в чьи руки попадут. Вот и сейчас, глядя в его глаза, Стас строил схему разговора, чтобы 'зацепить' этого парня наверняка.
  - Успеваемость у вас отличная, Александр, - вздохнув, вступил он, наконец, в разговор, - даже странно как-то. Вам заняться, что ли, нечем было?
  - Ну, это же ясно, - пожал плечами тот. - У нас все беды от бескультурья. Вот я и хотел...
  - Угу, - хохотнул опер, - наслышан уже. Будущий горный инженер Рошба среди озверевших работяг! Гвоздь сезона! Дамы падают в обморок! Вы городовому в ножки поклонитесь, убили бы вас эти пролетарии.
  - Но, согласитесь, народу нужна грамотность!
  Вот, упрямец! Всеволод тихонько хмыкнул, однако, не встревал.
  - Саша... Ничего, что я вас так называю, я ведь постарше. Это вам кто такое сказал?
  - Н-ну..., - он явно растерялся.
  - Сам народ, между прочим, совсем другое говорит. 'Дураку и грамота вредна', слыхали такую поговорку? Вот к чему я категорически склоняюсь, так это к народной мудрости. А вы, простите, попёрлись им про любимого Маркса такие ужасы рассказывать. Вы бы ещё волкам лекцию о вегетарианстве почитали.
  Студент вскинулся, но, закрыв рот, опустил голову.
  - Саша, что вы знаете о кимберлитовых трубках?
  - Всё знаю, - поднял голову Александр, - я же сын ювелира, как-никак.
  - Это правда, что они могут встречаться только в условиях жаркого климата?
  - Чушь! Простите, - поправился он. - В общем, полный бред. Они формировались в глубинах земли и климат сюда никоим образом.... А почему вы спрашиваете?
  - У меня есть некоторая информация о том, что на территории Российской Империи есть кимберлитовая трубка. Я не учёный, я коммерсант. Но мне нужен хороший горный инженер.
  В глазах студента вспыхнул фанатичный огонь, но очень быстро его сменило сомнение.
  - Что молчите? Пойдёте?
  - А почему вы обращаетесь к недоучившемуся студенту? На такое, только слово скажи, самые маститые специалисты бегом побегут.
  'Да ты ещё и с мозгами, - он быстро переглянулся с жандармом. - Совсем хорошо'.
  - Знаете, Саша, специалист подобен флюсу, он односторонен.
  -Хорошо сказали, - засмеялся студент.
  - Это Козьма Прутков сказал. Мне не нужны бегающие инженеры. Мне нужен специалист с незашоренными мозгами, чтобы не молился на авторитеты, а сам думать умел. В этом плане вы мне подходите. Вот, только, ваши эти политические дела...
  - Да Бог с ней, с политикой! - вскочил со стула Александр. - Я горный инженер, а не бомбист. Ну, почти горный инженер...
  - Как, Всеволод Васильевич, возможно ли оставить его подвиги без последствий?
  Жандарм ласково поглядел на студента.
  - Если Александр даст мне честное слово, что будет держаться подальше от политики. Право, Александр Ааронович, она порядочным людям противопоказана, поверьте опытному человеку. Мы вас не посадим, так пролетарии пришибут.
  - Даю честное слово благородного человека, - помолчав, твёрдо сказал тот.
  - Вот и славно. Теперь о деле.
  
  

Глава 9. Во владениях Архангела

  ...Несмотря на то, что стоял октябрь, по земле вовсю мела позёмка. Шипя паром и марая снег сажей из пыхтящей дымом трубы, паровоз дотянул состав до перрона и остановился, скрипя тормозными колодками. Из трёх прицепленных вагонов-теплушек высыпал народ, часть из них, выведя лошадей, принялись запрягать их в сани. Остальные переваливали груз из товарных вагонов на гужевой транспорт. Оставив инженера наблюдать за выгрузкой, Столыпин и Стас решили проехать вперёд и дожидаться каравана на месте.
  - Так, замёрзнете же, господа, - убеждал их Александр. - Там ведь деревенька небольшая.
  - Ничего, Саша, - хлопнул его по плечу Стас. - Ты, главное, первым делом стройматериалы отправь. А строителей на месте наймём. Здесь зимой работу не найти, а при такой зарплате мы без людей не останемся. Балаганов они себе за несколько дней наставят и обустроят. Сосо, поможешь господину инженеру людей найти?
  Джугашвили спокойно кивнул.
  - Ну, а теперь, поделитесь со мной, - когда лошади уже бойко бежали по улицам Архангельска. - Что за кота в мешке вы мне в подшефные сосватали?
  - Это не кот, Пётр Аркадьевич, это целый леопард. Как минимум, - пошутил опер, мысленно прикидывая - как ему убедить упрямого компаньона.
  - Шутки шутками, но, всё же?
  - Этот человек - беглый революционер, большевик.
  - Вы с ума сошли, милостивый государь? - после секундной паузы холодно осведомился Столыпин. - Руководить рабочими стратегического, без преувеличения, предприятия, вы хотите поставить большевика? Или я чего-то не понимаю?
  - Да, - спокойно ответил Стас. - Именно этот человек принесёт на этом месте наибольшую пользу. Это не просто большевик, и не просто революционер. Иосиф Джугашвили в нашей истории тридцать лет руководил Россией, превратив её из аграрного государства в мощнейшую империю. Он принял голодное, разрушенное, истерзанное войнами государство в мощную индустриальную державу, с которой считался весь мир. Таких людей лучше иметь друзьями, чем врагами, не правда ли? Или я чего-то не понимаю?
  Лицо бывшего премьера побагровело. Видно было, что он сдерживается лишь усилием воли.
  - М-да, - вымолвил он, наконец. - Воистину, нет предела вашим сюрпризам. А Александр? Этот-то, хоть, обычный инженер? Или тоже какой-нибудь принц крови или, упаси, Боже, будущий премьер-министр при его величестве Иосифе Первом, или какой он там был?
  - Нет, - мотнул головой Стас, - тут, в чистом виде, слепой случай. Правда, сюрприз тоже есть - его папа ювелир. И, вполне возможно, доверенное лицо 'Де Бирса'.
  - Чёрт бы вас побрал! - не сдержавшись, выругался Столыпин и.
  Демонстративно подняв воротник, он отвернулся, глядя на лес, растущий вдоль дороги.
  - И что, никаких сомнений в душе? - повернувшись, он пристально глядел прямо в глаза. - А не проще этому будущему императору пулю в лоб пустить?
  - Есть сомнения, Пётр Аркадьевич, и немалые, - негромко сказал Стас. - Но и ставки высоки. Убрать такую фигуру с доски, это как Наполеона выкрасть перед Аустерлицем. А уж в свой лагерь притащить - и подавно.
  Тут Стас лукавил, конечно. Знай Столыпин его истинные планы, он бы ему самому пулю в лоб всадил, никак не иначе. При всей широте его взглядов был он, всё-таки, ярым монархистом. И поделать с этим ничего нельзя - Пётр Аркадьевич таких компромиссов не признавал. И его можно было понять.
  Поневоле вспомнишь крылатую фразу Черчилля о том, что демократия - наихудший строй, если не считать всех прочих. Стас, успевший от души нахлебаться 'дерьмократии' в прошлой жизни, тоже, совершенно искренне, придя к выводу, что монархия лучше. Если бы не одно большое 'но'!
  Демократия, при всех её отвратительных 'достоинствах', имеет одно существенное отличие от монархии - она не передаётся половым путём.
  Говоря образно, демократия - это как женитьба по любви или по необходимости, но какое-то подобие выбора, всё-таки, есть. А монархия - это когда ты уже рождён женатым и изменить ничего нельзя. Постепенно познавая мир, узнаёшь вдруг, что эта толстая противная дочка соседа, которую ты на дух не переносишь - твоя будущая супруга. И спасти вас может только смерть - её или твоя.
  Конечно, здорово было бы, если бы эта дочка оказалась красавицей и умницей, но ... В общем, монархия - это лотерея. И Николай II Романов - не тот приз, ради которого покупают билетик. Стас убил уйму времени, расспрашивая Столыпина о царе. Тот рассказывал охотно. Иногда с теплотой, иногда с досадой, но это уже имело значение постольку - поскольку. Слушая его, опер, с каждым его словом понимал всё отчётливей - этот самодержец обречён.
  Будучи хорошим, порядочным, в общем-то, человеком, Николай свет Александрович был, тем не менее, полным мудаком. И это совершенно не оскорбление, а чистой воды диагноз. Причём, по одной простой причине - твёрдые правила хороши в границах адекватности. Если они пошли вразнос со здравым смыслом, жди беды. Потому что, пробираясь через ночной лес, человек должен сознавать - тот факт, что он, вроде как, 'царь природы', не может быть известен хищникам. А если ты, решив, что царю всё можно, прёшь через этот лес с факелом и песней, стоит ли осуждать медведя, который книжек не читает?
  Именно твёрдая убеждённость последнего Романова в том, что он самодержец и протчая, протчая... , и привела его в Ипатьевский подвал. Нельзя же, ну, физически невозможно быть всевластным самодержцем и, одновременно, порядочным человеком. Это, если хотите, антиномия чистейшей воды!
  Либо ты твёрдой рукой ведёшь свою страну к той цели, которую ты для неё поставил, либо ты сам живёшь по нерушимым правилам, вгоняя сам себя в какие-то рамки. Из которых, заметим между прочим, выход нередко ведёт в какой-нибудь подвал... или на плаху, кому как повезёт. В этом трагедия всех великих правителей - поклонники указывают на те высоты, которые ими достигнуты, а противники, брызжа слюной, на то количество отрубленных голов, которые остались валяться на дороге к светлому будущему. При этом, они начисто игнорируют - чьи это головы и за какие такие заслуги их от тела отделили.
  От любого правителя народ ждёт не безупречного поведения, а конкретного результата - хорошей жизни. Это непреложная истина и пусть бросят камень те, кто считает, что благополучие его страны для него не так важно, как то, чтобы правитель был непременно просвещённым и гуманным.
  Большинству нормальных людей (Стас даже мысленно никогда не говорил 'народу') наплевать, по большому счёту, на то, что представляет собой его правитель. Если он получает зарплату, позволяющую, более или менее, твёрдо что-то планировать наперёд, а в магазинах есть товары, он переживёт, что 'первое лицо' - не образец добродетели.
  Но, в том-то и дело, что человек - существо непостоянное. Даже то поколение, которое помнило 'плохие' времена, в лучшие дни тоже начинают мечтать, чтобы правитель стал идеальным. Одно радует - взбунтовать сытый народ намного труднее, чем голодный.
  Голодные люди примут любого тирана, лишь бы дал работу и накормил. А сытому подавай вольности и послабления. И, чтобы царь, президент, генсек или кто он там ещё, обязательно был белее ангелова крыла, и завёрнут в хрустящий целлофан. Люди-то, может, и не вспомнили бы об этом, если бы не просвещённая интеллигенция. А она непреклонна - кровавый тиран - и точка! Не будет голов - придумают, не вопрос. Примеров тьма - Иван Грозный, Ричард III Глостер, да мало ли.... Словно головы правители рубят не за преступления, а из чисто садистского удовольствия. Поневоле задумаешься - как остальные-то уцелели, рядом с этаким-то зверем...
  Потому-то и нужно каждому обывателю денно и нощно помнить, что 'первое лицо' непогрешимо и количество голов на колах никоим образом не ставят этого факта под сомнение. В противном случае - Фронда или другая оппозиция, затем разруха и голод, и, как следствие - приход к власти нового 'тирана', который накормит и обогреет. В общем, всё пойдёт по накатанной.
  'Прямо, хоть пиши 'Пособие для начинающего самодержца' - ухмыльнулся про себя Стас.
  - Вспомнили что-то, - поинтересовался Столыпин.
  - Обдумывал ещё раз своего протеже, - слукавил опер.
  - И как? Любопытно знать - к какому выводу вы пришли?
  - Выводите его из-под удара, Пётр Аркадьевич, - убеждённо сказал Стас. - Ей-ей, он того стоит.
  - Ну, смотрите, - с явным сомнением пожал плечами тот. - Доверяюсь вам. Надеюсь, вы знаете, что делаете.
  Ещё бы он не знал! Поняв, что упёртого самодержца уже ничего не спасёт, Стас сделал ставку на Февральскую революцию. Вариант с Временным Правительством ему, конечно, нравился ещё меньше, чем правление Николая II, но тут уже возможны варианты. Пресловутые 'десять министров-капиталистов', как и 'душка Керенский' по уши были в масонстве, но это бы полбеды. Масонство, вопреки общепринятому мнению, опасно не само по себе, как учение. Оно опасно, именно, как среда, в которой иностранные разведки резвятся, как у себя дома.
  Ведь, если вдуматься, общество с жёсткой вертикальной структурой, в которой разглашение смерти подобно, причём, в самом прямом смысле слова, и созданное только затем, чтобы просветить мир и сделать его лучше? Долго ли такая ниша пустой простоит? Стоит какой-нибудь разведке 'инфицировать' одного Мастера (при том, что он, как ни крути, простой смертный, то есть, и жизнь, и деньги любит так же, как и все прочие) - и всё! Ибо приказы старшего не обсуждаются, болтать чревато, а 'задание' всегда сумеют подать в красивой упаковке.
  И десятки людей, свято уверенных, что исполняют тайные задания 'во имя братства и счастья всех людей', реально подрывали устои собственной отчизны. Словно спятившие бобры, грызущие основание плотины, где находится их хатка.
  Столыпина, при таком раскладе, конечно же, придётся использовать 'втёмную', поелику возможно. А сколько именно он будет пребывать в заблуждении, сказать трудно - дядька очень умный и проницательный. Он и сейчас уже чувствует, что тут что-то не то. О том, что произойдёт, когда он 'прозреет', Стасу и думать не хотелось. Но он уже твёрдо знал, что не остановится. Даже если самому придётся Диктатором стать. Главное, конечно, Россию от Первой Мировой уберечь, а дальше поглядим, как карта ляжет...
  Крепкие кони трамбовали заснеженную дорогу коваными копытами. Кутаясь в тулупы, покрикивали на них возчики, время от времени соскакивая с саней и, грея подмерзавшие ноги, шагали рядом. Морозец придавливал, оседая куржаком на овчинных воротах, шапках и лошадиных мордах. Обоз вытянулся почти на полверсты и сейчас приближался к очередному постоялому двору, где люди могли поесть горячих щей и выпить "для сугреву" по маленькой. Хозяин был хоть и молод, но с таким не забалуешь.
  Попробовал, было, ему купчина, на свою голову подсунуть залежалые съестные припасы. И, будучи уличённым в том, огрёб по сытой морде при всём честном народе. Сунувшиеся было на выручку купцовы приказчики, увидев лютые глаза обидчика поверх пистолетного ствола, отступили и, суетливо подняв и отряхнув благодетеля, ретировались от греха подальше. Жалоба успеха не имела. Губернатор, многозначительно кхыкая и кося глазом на портрет царя-батюшки, намекнул, что слишком большие люди стоят за этой экспедицией и встревать в это дело весьма чревато.
   Купчина ушёл не солоно хлебавши, а слухи о произошедшем инциденте разлетелись окрест и все последующие закупки проходили без сучка и задоринки. Выступивший обоз проводили с заметным облегчением, а начавшийся снег укрыл его мутным пологом от любопытных глаз.
  
  ...Поезд равномерно постукивал колёсами, пожирая вёрсты. А Стас с будущим диктатором Иосифом Джугашвили сидели в купе, попивая чаёк. Столыпин уехал ещё раньше, и за те три недели, которые прошли после его отъезда, сделано было немало. Главное - набраны были рабочие. В лютый мороз, приняв по чарке "для сугреву", они только покряхтывали и кроя матом дурную погоду, орудовали топорами, ставя балки и производственные помещения. Словно насмехаясь над налетевшими метелями, из печных труб упрямо клубился дым, который, в бессильной злобе, рвал в клочья и уносил прочь ветер.
   Не дожидаясь окончания строительства, началась разработка 'трубки'. Собственно, трубки, как таковой, еще не было. Но синяя глина, которая шла в отвал, доказывала, что место он определил верно. Понимая, что желающие 'погреться на камешках' есть во все времена, охрану Стас организовывал сам. Людей для службы он нанимал сам, без посторонней помощи. Теперь уже можно было уехать, оставив прииск на Александра и нового управляющего, степенного и жёсткого Ивана Федотовича. Сосо сам предложил его, когда попросился 'на волю'. Теперь они ехали в купе, неторопливо беседуя.
  - Ты тоже считаешь, что предстоящая война с кайзером неизбежна?
  Сосо задумался.
  - Именно с кайзером? По-моему, Австро-Венгрия - гораздо более перспективный противник.
  - Ну, да, начнётся-то, конечно, с неё... - задумчиво обронил Стас.
  Услышав молчание собеседника, опер поднял глаза, и столкнулся с очень внимательным взглядом Сосо.
  - Станислав, я не такой глупый. Ты веришь, что я не дурак?
  - Да я не то, что верю, - ухмыльнулся Стас. - Я это точно знаю.
  За усмешкой скрывалось лёгкое смятение. Он ясно почувствовал, что его 'раскололи'. Уж очень красноречивый взгляд был у его визави. Сосо ещё не понял до конца, но ключевые моменты уже просчитал. А это значит, что, если он сейчас не получит объяснения, которое, как родное, уляжется во все торчащие 'нестыковки', то Стас потеряет его доверие. Значит, вариантов нет, его терять нельзя.
  - Я могу сказать правду. Только она совсем на правду не похожа.
  - Ты скажи, а я попробую понять, - усмехнулся Сосо.
  - Ну, слушай...
  Он, конечно, рассказал не всё. О группе 'Зет' 'отцу народов' знать ни к чему, перебьётся. Сейчас главное, чтобы он понял самую суть того, что он задумал. Мужик умный и прагматичный, свою выгоду, по-любому, понять должен.
  - Хорошо, - сказал Сосо, помолчав. - Я тебе верю. Просто потому, что иначе не получается. Никогда не слыхал о таких, как ты говоришь, 'провалах', но деться некуда, приходится признать. Я только не понял - зачем ты меня вытащил?
  - Понимаешь, самодержавие долго не удержится.
  Стас устало потёр лоб.
  - Очень трудно мне всё это говорить, просто выхода нет, раз уж ты всё равно догадался. В вашем революционном движении три ключевых фигуры - Троцкий-Бронштейн, Ульянов-Ленин и ты. Как первый, так и второй - абсолютно беспринципные политические авантюристы. Им плевать на Россию, плевать на всё. Они готовы утопить в крови не только свой народ, но и все другие, что, в конечном счёте, и произошло. В общем, эти кандидатуры нас, потомков, категорически не устраивают.
  Он перевёл дух. Оказывается, забыл дышать, пока говорил.
  - А какая память осталась обо мне? - спокойно спросил Сосо.
  Стас внимательно поглядел ему в глаза.
  - Вот, интересно, сам-то как думаешь?
  Тот задумался на какое-то время.
  - Ну, если теоретически допустить, что у меня была возможность влиять на события...
  - Была, была... - усмехнулся опер. - Можешь мне поверить.
  - ...тогда, скорее всего, меня обольют грязью. Назовут тираном. Так всегда было в истории.
  - Сто из ста! - он, в возбуждении, показал большой палец. - Тот Иосиф Джугашвили, который был в моём прошлом, после смерти Ульянова стал править Россией. Правил почти тридцать лет. Россия при нём стала могучей индустриальной державой. Насчёт масонства у тебя, я полагаю, уже сейчас намётки есть?
  - Они могут быть полезны на определённом этапе развития, - уклончиво ответил Сосо.
  - Вот, именно, - ухмыльнулся Стас. - А потом их надо, как говорят в моём мире, 'зачистить'.
  - Удачное выражение, - кивнул собеседник.
  - Вот и тот Джугашвили счёл так же. И, едва сменив Ульянова, зачистил их по-полной. Правда, под замах много лишнего народа пострадало. Многие воспользовались ситуацией, чтобы свести свои счёты. Доносы сыпались, как град.
  Сосо поморщился.
  - Это неизбежно, к сожалению. Народ наш добр в массе своей, но в каждом, отдельно взятом, подлости хватает. И что задумал ты?
  - Я задумал простую комбинацию - чтобы, минуя Троцкого и Ленина, Россию принял ты. Но есть одна задача, которая мне одному не по зубам. Россию нужно уберечь от войны с Германией. Поможешь?
  - Я подумаю, - ответ Сосо прозвучал уклончиво.
  'Не поможет, - понял Стас, - если не будет войны, ситуацию в стране не раскачать. Да, вообще, по силам ли мне такая задача?'.
  

Глава 10. Минус один

  ...Было бы преувеличением сказать, что Стас был твёрдо убеждён в правильности своих действий. Были сомнения, и немалые. Фантастики он, в своё время, начитался - будь здоров! И прекрасно знал, куда ведёт дорога, вымощенная благими намерениями. Один рассказ помнился ему особенно чётко - про то, как прекраснодушные молодые люди, случайно (по законам жанра) попавшие в доколумбовую Америку, решили спасти самобытную культуру индейцев от европейских варваров. С этой целью они, всеми правдами и неправдами, развивали вооружение, тактику и стратегию тех племён, среди которых оказались.
  Воистину, следует бояться своих желаний, ибо они имеют тенденцию сбываться. Потому что с прибывшими конкистадорами индейцы разделались, как повар с картошкой. А потом, недолго думая, отправились на их же кораблях завоёвывать Европу. И только тут до 'реформаторов' дошло - какие они мудаки.
  И бабочка Бредбери ему вспоминалась постоянно. Но он уже, выражаясь фигурально, раздавил её, не дав революционерам убить Столыпина. Его, правда, всё равно с должности премьера сместили, но масонам разгон они с Кулябко успели устроить. И, надо сказать, не слабо постарались. Масонство, на данном этапе, считалось так же вне закона, как и деятельность любых революционных организаций. И Столыпина на посту премьер-министра сменил тот же Коковцов В.Н. Однако, министром внутренних дел он остался. Одному Богу известно, чего это стоило Стасу. Гордец хотел непременно подать в отставку. Только чувство ответственности перед Россией помогло его переубедить.
  Словом, пока Стасу, в общем, всё удавалось. Это-то и пугало.
  'Хватит! - одёрнул он сам себя. - В любом случае, хуже, чем было в советской истории, не будет'.
  Действительно, какой смысл предаваться сомнениям, если всё уже решено? Стас смотрел на чистенькую венскую улицу из открытого окна. Сзади копошилась 'жена', мадам Калерия Розовская, как обзывалась по паспорту Галина. Она неслышно подошла сзади и дружески положила руку на плечо.
  - Чего ты маешься? Боишься, что не получится?
  - Что ты, Галя, - невесело усмехнулся он. - Такие специалисты приехали. Куда он от нас денется?
  - Так, что тогда? - она заглянула ему в глаза. - Не уверен, что правильно поступаешь?
  Вот и считай после этого женщин дурами! А это, кроме всего прочего, ещё и блондинка. Натуральней не бывает, ещё при первом знакомстве убедился. Если женщина читает с него, как с открытого листа... м-да, теряешь квалификацию, опер. Врать нельзя - в любую женщину этот сканер вставлен от сотворения мира.
  - Умная ты, Галя, - вздохнул Стас. - Не в том дело, что сомневаюсь или не уверен. Твёрдо знаю, что надо, просто не хочется, но надо.
  - А, ну что ж поделаешь, если, действительно, надо? - рассудительно заметила Галя. - А что, они, действительно думают, что у них без царя всё получится?
  Хороший вопросик. Всё-таки, не зря он её заметил.
  - Без царя, конечно, можно, - хмыкнул опер. - Вон, сколько народа без царя в голове живут, и ничего.
  - Не знаю, - улыбнулась женщина. - Сосо мне говорил, что без царя - это по справедливости, но мне не верится что-то.
  - Понравился он тебе, - Стас не спрашивал, просто уточнял.
  - Да, - просто ответила Галина. - Умный мужчина, симпатичный. Но он женатый, у него сынок растёт. Три годика ему. Семью грех разбивать.
  - Да, - согласился он, думая о своём.
  Решив устранить Троцкого, он одним махом убивал двух зайцев. Во-первых, убирал с доски одну из самых опасных фигур, обеспечивая, тем самым, 'зелёную улицу' Иосифу Джугашвили. С господином Ульяновым, когда придёт момент, надо будет распрощаться не менее решительно. Слишком уж одиозная это личность в нашей истории. Это только октябрята, светлая им память, в 'доброго дедушку Ленина' верили. Ну, детям-то простительно. Когда несостоявшийся адвокат дорывается до власти, вместо декларируемого 'всеобщего благоденствия' начинается такая кровавая вакханалия, что перед этим самые страшные преступления человечества как-то меркнут, скромно сдвигаясь на задний план.
  Казни 'социально чуждых', расстрелы 'недовольных', расстрелы заложников, изъятия ценностей откуда только можно 'для нужд революции'... да, мало ли. Может, кто-то и считает, что 'во имя святой цели' всё сойдёт с рук, но Стас так не считал. А значит, извините, господа. Кто не спрятался, я не виноват.
  А пока господа революционеры изволили отдыхать от 'кровавого самодержавия' в продвинутых Европах. Забыв на время об 'угнетённых массах', они душевно расслаблялись, поправляя подорванное 'борьбой' здоровье. 'Изнурительный поединок' с царизмом господин Ульянов вёл в Праге, а господин Троцкий - в Вене. Собственно, почему бы и нет? Ведь отрабатывать в поте лица средства, полученные от сочувствующих, никто не требовал. Как, впрочем, и отчёта в расходах.
  
  ...От отеля 'Французский' до кафе 'Централь' по улице Шоттенгассе пешком не более десяти минут. Стас вспомнил исторический анекдот о том, как какого-то австрийского политика спросили по поводу возможности революции в России. Политик якобы ответил: 'Кто же будет делать революцию? Может, господин Бронштейн из кафе 'Централь'? '. Знал бы он, как недооценил господина Бронштейна.
  Без сомнения, именно Троцкому принадлежит большая часть заслуг, приписываемых позднее Ленину и Сталину. Однако, при всей его хитрости он, как тот лафонтеновский кот, таскал каштаны из огня для других. Если расчёты Стаса верны, то у господина Ульянова возникнут бо-ольшие проблемы.
  Экипаж где-то наняли Всеволод с Володей. Мягко покачиваясь на рессорах, они неспешно катили по булыжной мостовой к месту проведения операции. При доведении задания сыщик вполне откровенно поморщился: 'Станислав, это же чистая уголовщина'.
  - Володя, мы здесь не карманников ловим. Наши противники самому существованию России угрожают, никак не меньше. Меры принимаем соответственно той степени опасности, какую они представляют для государства. Вы в группе для особых поручений, - подчеркнув слово 'особых', веско произнёс Стас, лихорадочно соображая - что делать, если сыщик вдруг упрётся.
  - Брось, Володя, - вдруг пришёл на помощь Всеволод. - Ты ещё не понял? Тут, действительно, судьбы мира решаются, это даже я понял. Не спрашиваю 'откуда?', но наш командир словно умеет угадывать будущее. Станислав, ты сивиллу где-нибудь в подвале не держишь, случайно? Я просчитал - некоторые вещи невозможно вычислить было, а ты ещё ни разу не ошибся.
  - Я сам как сивилла, - улыбнулся опер.
  Впервые жандарм говорил с ним напрямик. Раньше был вежлив, но закрыт.
  - Разве что так, - тот улыбнулся в ответ. - Весь вопрос здесь, Володя, здесь в том, насколько ты командиру доверяешь? Я, например, верю.
  - Я тоже, - подумав, согласился Корнев. - Объект, что, действительно, так опасен?
  - Знал бы ты, насколько, сам бы его голыми руками удавил, - Стас сказал это без улыбки. - Кстати, про мою сивиллу Володя знает. Если ты ему поверишь, конечно.
  - Разрешаете? - тот вопросительно поднял глаза. - Меня ведь Аркадий Францевич заставил подписку дать по всей форме.
  - Разрешаю, - кивнул он. - И девушкам тоже. Мало ли, что нам ещё творить придётся. Надо, чтобы между нами полное доверие было.
  
  ...Мелодично зазвенел колокольчик над дверью, когда Галина вошла в кафе. Сняв перчатки, присела за столик и заказала 'кофе по-венски' с пирожными. Прихлёбывая из чашечки, она отсутствующим взглядом окинула помещение. Среди мужчин, играющих в шахматы, она без труда нашла худощавую фигуру с шапкой чёрных вьющихся волос. Поправляя блестевшее пенсне, он двигал фигуры, о чём-то оживлённо споря с пожилым мужчиной аристократического вида.
  Ей пришлось просидеть не более получаса. Увидев, как он прощается и расплачивается, Галя достала кошелёк и стала искать монеты. Станислав ей очень подробно объяснял, чтобы она оставила деньги на столе, но с таким расчётом, чтобы сдача составляла не более пятнадцати процентов. Когда начинаешь спешить, всегда ошибаешься. Она положила на тарелочку три никелевые монеты по двадцать геллеров, и медленно пошла к выходу. Рассчитала она абсолютно верно - Троцкий вышел из дверей, когда она отошла на два-три метра.
  Едва лишь Галина засекла его боковым зрением, она подвернула ногу и, вскрикнув, опустилась на колени.
  - Was ist los? - подхватив её под локоть, спросил он.
  - Ох, простите... - она тяжело оперлась на его руку.
  - О, вы русская? - обрадовался Троцкий. - Вам куда нужно?
  - Здесь, недалеко. Будьте так любезны − кликните извозчика. Мне не дойти...
  - Сейчас, сейчас, - он оглядел улицу.
  Она была пустынна, не считая медленно едущего экипажа. Он подошёл к краю тротуара и взмахнул рукой.
  - Bitte!
  Экипаж, подъехав, остановился. Дверца распахнулась, и оттуда выскочили двое крепких мужчин. Почуяв неладное, Троцкий попытался отскочить в сторону, но сильный толчок в спину бросил его прямо в руки преследователей. Он ещё успел подумать, что толкнула его женщина, потом почувствовал резкий укол в плечо, и мир поплыл перед глазами.
  
  Заметка из Kleine Zeitung за 11 марта 1912 года:
  
  'Сегодня, в 5 часов 32 минуты прохожими в парке возле Ратуши было обнаружено тело мужчины средних лет ярко выраженной еврейской внешности без признаков насилия. По предварительному заключению судебно-медицинского эксперта полицейского управления, смерть наступила от сердечного приступа, возможно, спровоцированного неумеренным употреблением спиртного - в крови покойного доза алкоголя превышала количество, совместимое с жизнью. Дальнейшей проверкой было установлено, что тело принадлежит эмигранту из России Льву Бронштейну, 32 лет, проживающему в Вене с 1908 года. Проводится проверка'.
  
  ...Билеты на поезд были взяты заранее, вещей, кроме небольшого саквояжа, не было, и 'супруги' решили, не спеша, позавтракать в номере. Вот, только, сердце словно сдавливала невидимая рука. Стас знал это состояние - с ним такое было, когда он чуть не схлопотал пулю от Анвара по кличке 'Душман'. Этот молодой парень 'висел' в розыске уже добрых полтора года. А список за ним был такой, что его проще было бы просто пристрелить, чем загружать наш самый гуманный в мире суд.
  Замполиту за каким-то лешим потребовалась копия диплома, и пришлось в свой выходной тащиться в управление. Дежурный поймал его уже на выходе.
  - Слушай, сгоняй на Глинищевский, а? Там патруль мужика на гоп-стопе приловил, а он на чердак от них слинял и затихарился там. Выручи, у меня все в разгоне, один помдеж и стажёр-следователь, дневник....
  - Мы-то тут причём? - машинально окрысился Стас. - Пусть территориалы разбираются, это их крест. Чуть что, сразу МУР! В туалет скоро...
  - Да они, вроде, Душмана признали. А он за Мишкой тоже в розыске стоит.
  - Грузят они тебя 'на голой воде', - сплюнул Стас. - А мы парься. И в кого ты, Сергеич, такой доверчивый у нас?
  Но это оказался именно он. До сих пор, едва вспомнит, ощущает перед лицом ветерок от пули. И это ощущение, словно что-то недоделал или где-то зреет какая-то беда.
  В дверь постучали.
  - Стой! - тихо скомандовал Стас.
  - Ты что? - тихо спросила Галина. - Это завтрак...
  - Einen Moment, bitte! - громко сказал он, и вполголоса добавил: - Если что, высадили мы его там же, где и в самом деле - возле Бургтеатра, на углу Лёвельштрассе и Тайнфальтштрассе. Он был трезвый, сама про это не упоминай, только, если спросят. Всё! Больше ничего не знаешь.
  - Да ты что, Станислав? - повторила она.
  - Ничего, всё нормально, - улыбнулся он. - Главное, не бойся ничего.
  - Я и не боюсь, - она мягко отняла руку и пошла открывать двери.
  Когда, по-хозяйски отодвинув коридорного с подносом, в номер вошли два господина в штатском, Стас понял, что сыщицкая 'чуйка' не подвела и на сей раз.
  - Herr Demidoff?
  - Ja, - спокойно ответил Стас.
  Паспорт, лежащий в его кармане, был выписан именно на эту фамилию - Демидов Станислав Исаевич, коммерсант. И немецкий, в силу некоторых обстоятельств, он знал хорошо. Гораздо лучше модного английского.
  - Als ich kann dienen?
  - Die kriminelle Polizei, - тот, что постарше, с седоватыми усиками, показал полицейский значок. - Ich bitte Sie, mit uns zu gehen. Ihre Frau auch.
  - Was ist los? - он сделал испуганные глаза. - Wir werden auf den Zug verspäten .
  Ну, не может не испугаться добропорядочный буржуа, когда два плечистых типа приглашают его в уголовную полицию, это противоестественно. А у Галины, и в самом деле, глаза 'по семь копеек'. Или придуривается?
  Не дождавшись ответа, он протянул седоватому паспорт. Тот, мельком заглянув в него, небрежно сунул в карман. И показал на выход.
  - Bitte.
  
  ...Полицейский инспектор Лемке, доставивший их в управление, был вежлив, но настойчив.
  - Херр Демидофф, ваша жена в кафе оставила слишком большие 'чаевые'. Официант выбежал следом, чтобы отдать сдачу, и увидел, как вы садили господина Бронштейна в экипаж.
  - Я и не собираюсь этого отрицать, - 'удивился' Стас. - Он сел к нам в экипаж, мы его подвезли. Высадили возле Городского Театра. Больше я его не видел. С ним что-то случилось?
  - Почему вы спрашиваете? - сразу вцепился, как клещ, инспектор.
  - Потому что вы меня спрашиваете. Иначе бы не было этого разговора.
  - Херр Демидофф, вы раньше знали этого Бронштейна?
  - Нет.
  - Понимаете, вам просто не повезло, - задушевно улыбнулся полицейский. - Тут просто фатальное невезение. Сначала официант увидел, как вы садились в экипаж. А потом пошёл в отель 'Французский', где дочка у него работает горничной. Там он снова увидел вас и фрау Демидофф. А утром ему сказали, что херр Бронштейн умер.
  - Вот видите, я так и подумал.
  - Почему вы так подумали? - быстро спросил инспектор, наклонившись и глядя прямо в глаза.
  - Ну, раз вы стали спрашивать, значит, не просто так.
  - А-а, - слегка разочарованно протянул тот.
  'Ох, и нелегко тебе со мной придётся, - подумал Стас. - Это ты думаешь, что я коммерсант. И все твои ужимки и прыжки на среднего буржуа рассчитаны. Видывали мы карликов и покрупнее'.
  Ему вдруг неожиданно стало весело, хотя, в глубине души понимал - скорее всего, не отпустят. Он бы ещё задумался, а у этих парней 'Ordnung ist Ordnung' .
  - Значит, вы категорически отрицаете свою причастность к смерти херра Бронштейна?
  'Ага, вот сейчас упаду на колени и во всём покаюсь...'
  - Конечно, - ответил он. - При чём тут я? Простите, я уже начинаю думать, что кто-то из моих конкурентов заплатил, чтобы меня нейтрализовать.
  - Это следует понимать как оскорбление на службе? - вкрадчиво спросил херр Лейсле.
  - Простите, я имею в виду не вас. Покупают обычно не рядовых инспекторов, а высших чиновников. Я совершенно не хочу вас обидеть, херр Лейсле. Но не удивлюсь, если вы имеете приказ сунуть меня в камеру к самым злобным уголовникам.
  Опа! А взгляд инспектора, определённо, вильнул! На какой-то миг, но Стас заметил. А вот это уже плохо. Не просто хреново, а архихреново, как любил выражаться 'вождь мирового пролетариата'. Ну, что ж, кто предупреждён, тот вооружён.
  Видимо, инспектор нажал под столом кнопку, потому что двери за спиной открылись. Обернувшись, Стас увидел высокого полицая.
  - Подпишите вот тут, херр Демидофф. Это постановление о вашем задержании.
  - А если я не читаю по-немецки? - сощурился он.
  Херр Лемке вздохнул.
  - Херр Демидофф, здесь именно то, что я сказал. И, поверьте мне, не в ваших интересах добиваться того, чтобы меня кто-нибудь заменил.
  'А ведь не врёт, - с удивлением подумалось Стасу. - Галину тоже, наверняка, закроют... ну, да ничего, шесть лет в доме терпимости тоже кое-что значат'.
  - Задержанного в девятую камеру, - распорядился инспектор.
  - Прошу прощения, господин инспектор, но господин Ланц...
  Это полицай сказал очень тихо, но слух у Стаса был превосходный.
  - А мне плевать, - спокойно сказал херр Лемке. - Пусть занимается своими делами и не лезет в мои. Здесь распоряжаюсь я! Поместите его в девятую камеру, я сказал.
  - Яволь, херр Лемке.
  - Вот, то-то.
  

Глава 11. 'Солнце всходит и заходит...'

  ...'Похоже, что не ошибся я, - размышлял Стас, шагая впереди конвойного с заложенными за спину руками. - Была у него насчёт меня 'вказивка', была, но инспектор 'встал в позу'. То ли этого господина Ланца шибко не любит, то ли просто ему 'поперёк морды', когда в его дела вмешиваются. И кто же нас 'слил', вот что интересно. Это ведь кто-то из своих, однозначно. Паршиво'.
  - Стоять! - скомандовал полицай. - Повернуться лицом к стене!
  'Вот, интересно. Века проходят, а в тюрьмах ни фига не меняется. Порядок как был, так и остался'.
  Дважды щёлкнул ключ, стукнул отодвигаемый засов, тяжёлая дверь распахнулась почти бесшумно.
  - Входите, херр Демидофф.
  Стас послушно шагнул через порог. За спиной стукнула дверь, провернулся ключ, и семь пар глаз изучающе уставились на него.
  - Guten Tag, - поздоровался Стас.
  Было бы преувеличением сказать, что внутри он был так же невозмутим, как и внешне. Опер, естественно, немало знал о блатной жизни, но всё это было пока - чистая теория. К тому же, времена другие. Николая Леонова Стас, конечно, читал, но беллетристика - не та вещь, на которую можно делать ставку.
  - Немец? - равнодушно поинтересовался сидящий за столом пожилой мужик, одетый в хорошо пошитый костюм-тройку, но без сорочки.
  - Русский, - ответил Стас.
  - С чем в дом вошёл?
  - В смысле?- не сразу понял опер. - А-а... убийство шьют невинному.
  - А ты не при делах?
  Тяжёлый у него взгляд, у этого уркагана. Видимо, смотрящий. Или как они тогда назывались, паханы?
  - Не знаю я этих дел, - мотнул головой Стас.
  - Правильно, - одобрительно кивнул урка. - Не колись, фраерок. Перекрестись, коли православный.
  Стас перекрестился.
  - По тюряге прошлое не тащишь?
  - Нет. Первый раз.
  - Стрёма никакого за душой не имеешь?
  - Нет.
  - Метёшь не в масть, но разговор не фраерский. Ты где нахватался, если срок не мотал?
  - Так, я же сибиряк. Каторжанский край, с малолетства постигали.
  - Ладно, коли так, присаживайся. Вон твой шконарь .
  Уж про что доброе, а про зоновские и тюремные порядки Стас был наслышан. И знал, что новичку расслабляться не следует. Тут система проверки веками отработана, иные спецслужбы позавидовали бы. Если бы знали.
  Вот, поспрошали, указали место. Вроде, всё, можно расслабиться. Ан, не тут-то было. На самом деле всё только начинается. Камерные 'испытки' построены по принципу психологического 'маятника', расшатывания психики, дёргания её туда-сюда. Все, вроде, спокойны, и вдруг слово, два, и конфликтная ситуация. Он снова нервы в кулак, зубы наружу. Так, можно его пока оставить. Но, едва вновь прибывший успокоился, всё начинается снова. Пока главный арбитр - пахан, не сказал - ша! Проверка закончена, испытуемый выдержал экзамен. Или не выдержал, и тогда - 'добро пожаловать под шконку'. Или к параше, тут уж, как повезёт.
  Всё это Стас знал, конечно. Но, как уже говорилось, теоретически. Теперь ему предстояло это познать на практике. Потому, когда к нему подсели двое хмурых мужиков, удивления у него это не вызвало - всё идёт согласно протоколу.
  - Чё, фраерок, в стирки перекинемся? - спросил худощавый блондин в чёрной косоворотке.
  - Поставить есть что, - ухмыльнулся второй, патлатый, как семинарист. - Вон, костюмчик какой. Барин, небось.
  - Не могу, - серьёзно ответил Стас. - Матушка не велела.
  Урки переглянулись.
  - Матушка, конечно, дело святое, - хмыкнул первый. - Да не весь же век мамкиным умом жить. Если костюмчика жаль, давай на просто так сыграем.
  'Ну, надо же, - удивился про себя опер. - Столько лет прошло, а примочки зоновские не стареют'.
  Знал он, в чём тут фокус. Новички на эту шутку покупаются пачками. Думая, что ничем не рискуют, они и не подозревают, что играть на 'просто так' - это играть на собственную задницу. И, поскольку выиграть у камерных 'катал' невозможно, исход очевиден для всех, кроме него.
  - На просто так, тем более, не играю.
  - А чё так? Поди, уже проиграл? - с ехидной ухмылкой подколол блондин.
  А вот этого спускать нельзя. Опер встал со шконки и молча врезал 'шутнику в челюсть. Не ожидавший этого блондин рухнул на пол, как подкошенный. Стас резко развернулся ко второму, но самую малость опоздал. В глазах вспыхнул сноп искр, камера крутанулась перед глазами, и он повалился рядом с мычащим блондином. Рефлексы - великое дело. Уже на границе гаснущего сознания Стас успел сгруппироваться. Почувствовав пинок по коленям, закрывающим живот, он распрямился, словно сжатая пружина, и выбросил ноги навстречу. Под пятками что-то мерзко хрустнуло и патлатый с воем завалился набок.
  В глазах всё ещё плавал красноватый туман, но Стас держался усилием воли, понимая, что свалиться сейчас в обморок - роскошь не по карману. Свалишься - добьют в два счёта, если не хуже того. Однако, больше желающих не было. На него со всех сторон смотрели - кто безразлично, кто с довольной улыбкой, но ни один из сидельцев не попытался вмешаться.
  - Силён махаться, Чалдон, - усмехнулся сидящий за столом урка. - Бурсака срубить, это ж суметь надо. Присаживайся к столу, поговорим.
  Стас тяжело плюхнулся на лавку.
  - Ты, я смотрю, на расправу скор, обид не спускаешь. Это правильно. Себя здесь сразу ставить надо. Ты думаешь, мы тут сидим?
  - А что же ещё? - удивился опер.
  - Мы тут жизнь свою живём. А жизнь не тетрадка, листок не вырвешь, и заново не перепишешь. Понял?
  - Понял.
  - Ты, я смотрю, духовитый. Держись за меня, не пропадёшь. Зовут меня Барон, слыхал?
  - Не приходилось.
  - Ну, да, откуда тебе? Фраер чистой воды, как слеза, взяли от сохи на время, - ухмыльнулся Барон. - Ничего, обтешешься.
  Он наклонился вперёд.
  - По киче мулька прошла, что залетел мазёвый лох по мокрухе.
  - Почему именно лох? - насторожился Стас, понимающий это слово в контексте 'лихих девяностых'.
  - Ну, ты же не блатной, нашими дорожками не ходил, - пояснил Барон . - Но, как я погляжу, ты вполне на честного фраера канаешь.
  - Ну, спасибо тебе на добром слове.
  - Не на чем, - осклабился уркан. - Все люди - братья, а есть такие братья, что как сёстры.
  'Угу, - хмыкнул про себя Стас. - Вот это уже до боли знакомо. Сейчас в душу потрахается немного, а потом свой интерес прогонять начнёт. Послушаем, конечно. Может, тут и мой интерес есть?'
  Незадачливые картёжники, потихоньку приходя в себя, оценили перемену в диспозиции правильно. И 'под сурдинку' расползлись по нарам, не привлекая к себе внимания.
  А Барон, меж тем, разливался соловьём, толкуя оперу про то, какие суки эти легавые, про то, что верить им ни на грош нельзя. А доверять можно только честным ворам, но, и то, не всем, а с оглядкой.
  'Нет, он меня, точно, за полного лоха держит. Видать, просто в 'хате' серьёзных жуликов нет, вот он и дует мне в уши этот сквозняк'.
  - Сидишь, слушаешь, а сам думаешь - и чего мне этот фармазон фуфло в ухо пихает? - неожиданно прервав повествование, вдруг спросил Барон, цепко глядя на собеседника.
  - Ну, сам-то как думаешь? - вопросом на вопрос ответил Стас. - Я, конечно, по тюрьмам не скитался. Но, ты уж прости, я этих разговоров ещё в детстве наслушался - во!
  Он чиркнул себя ребром ладони по горлу.
  - Я вижу, что ты ко мне серьёзный разговор имеешь, но с кондачка не лезешь, потому что осторожный.
  - Жизнь обучила, - хмыкнул Барон.
  - Меня тоже, - веско сказал опер. - Я послушать - всегда пожалуйста. Особенно, если там и мой интерес сбоку прилеплен. А про веру... Богу я верю, а людям, ты уж прости, не очень. А вот там, где есть взаимная выгода, можно разные дела делать.
  - Складно лепишь, - прокомментировал урка. - Прям, как доктор по-латыни. Но прав ты тут, ничего не скажу. Лады, Чалдон, живи спокойно. Я пока подумаю, мозгой пораскину - есть мне резон с тобой дело иметь или дешевле подальше от тебя держаться. Всё, базар окончен, разбег по мастям, - пошутил он.
  И, поднявшись из-за стола, упал на свою шконку, надвинул на глаза модное клетчатое кепи и засопел. Стас лёг на своё место, уверенный, что не заснёт ни за что. Однако, сам не заметил, как отключился - усталость и нервное напряжение взяли своё.
  
  ...Дни тянулись за днями. В серой камерной жизни Стас освоился быстро. Остальные жители 'хаты' быстро уяснили, что трогать его себе дороже. Тем более, что пахан к новенькому благоволил. Кормили однообразно, но сытно - 300 г черного хлеба на день, по 20 г жиров и повидла, две чашки эрзац-кофе. В обед литр мучной похлебки. Передач и свиданий не было. Как пояснил оперу Шульц, сидевший под следствием за ограбление почты, в Investigatory insulator (как понял Стас - что-то типа СИЗО) подследственным не разрешены контакты с внешним миром.
  'Разумно, конечно, - подумал Стас. - Но меня лично это не очень радует'.
  Впервые в жизни он оказался в роли зека и сам удивился - как быстро он в этой атмосфере освоился. То и дело он ловил себя на том, что отношение к полиции у него поменялось. Не то, чтобы он её возненавидел - слишком много лет он провёл в шкуре опера. Но не было у него уже такого чувства правоты, как раньше. Стас начал видеть в законе те моменты, которые совершенно не вызвались необходимостью. Система, мало того, что была безразлична к людям, которые сидели в её стенах. Она была равнодушна и сама к себе, продолжая тупо и целеустремлённо делать то, что не приносит никакой пользы Закону.
  Уже почти месяц, как он был оторван от мира. Единственной отдушиной, как ни странно, было общение с Бароном. Урка оказался личностью интересной и далеко не ординарной. Он много повидал в жизни, многое знал, перечитал кучу книг. А, поскольку ум от природы имел острый, всё прочитанное, не страдая излишним преклонением к авторитетам, сверял со своими жизненными установками, отбрасывая то, с чем был не согласен, и приводя в соответствие со своим пониманием мира то, что понравилось. В итоге в голове у него получалась такая каша из Конфуция, Ницше, Бердяева и воровского закона, что Стас порой только диву давался.
  - Ты пойми, - втолковывал ему Барон. - Ведь не просто так принято - заходит лох в хату, его сразу шнырить начинают. И опустят, если, в натуре, лох. Это всё имеет глубокий смысл, неведомый для непосвящённого.
  - Загнул, - покрутил головой опер. - Да одурели от долгого сидения, вот и куражатся над кем ни попадя.
  - Э-э, не скажи. Ницше как сказал? Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее. Вот ему народ и даёт случай показать - тварь он дрожащая или право имеет?
  - Ну, вот, и Достоевского приплёл, - хохотал Стас. - Ты ещё Конфуция под воровской закон подведи.
  - Конфуция? Да, за милый мой! Его как-то спросили: Правда ли, что за зло надо платить добром? И он спросил в ответ: А чем же тогда платить за добро? За зло нужно платить по справедливости. Вот мы, воры, так и живём - око за око, зуб за зуб. А ты говоришь!
  - Силён! Ничем тебя не проймёшь!
  - А то! - хитро подмигнул Барон.
  Загремели 'кормушки', предваряя привычную процедуру обеда. По случаю воскресенья в мисках желтел отварной картофель. Барон, как обычно, пошептался с раздатчиком, взял свою порцию и уселся за стол рядом со Стасом.
  - Теперь слушай сюда, Чалдон, - тихо сказал он. - Инспектор твой в больнице лежит - маслинку словил где-то, а делом твоим теперь Шульц занимается. Насквозь поганый легаш, это я тебе говорю. Значит, не сегодня-завтра тебя дёрнут. Запомни - ничему не верь. Иначе пропадёшь ни за понюх. Но и не дерзи зря, ты мне живой нужен. Вернёшься, тогда и поговорим.
  - Понял, - негромко ответил Стас.
  'Маслинку, значит? Вот это хреново. Такие вещи могут означать только одно - взялись за него всерьёз и не с просто так. Вот и думай, служба его тут замешана, алмазы или что-то третье? Кстати, вполне может быть, что причина не одна'.
  Словно отвечая на его мысли, в замке повернулся ключ, и на пороге возник надзиратель Хайош.
  - Херр Демидофф, прошу вас выйти.
  Стас поднялся и вышел из камеры, по дороге обменявшись с Бароном понимающими взглядами. В комнате для допросов его встретил ослепительной улыбкой высокий мужчина лет тридцати пяти.
  - Здравствуйте, господин Демидов.
  По-русски он говорил с лёгким акцентом. И до тошноты правильно выговаривал каждое слово.
  - Здравствуйте, - отозвался Стас. - Чем порадуете?
  - Ничем порадовать вас не могу. Присаживайтесь, поговорим, может быть, вы сами себя сможете порадовать.
  - Вот как? - удивился он, присаживаясь на привинченный к полу табурет. - Я начинаю чувствовать себя всемогущим.
  Честно говоря, он не удивился бы, если бы увидел какого-нибудь сорокалетнего гнуса, у которого на жёлтом лице прописаны язва желудка и ранняя импотенция. Но, когда такую характеристику, какой наградил его Барон, положить на красавца с гусарской внешностью, становится неуютно. Ещё и глаза... такие добрые и сочувствующие, что хочется влепить между ними пулю. Не должно быть таких глаз у полицейского инспектора. Если, тем не менее, они есть, значит, мы имеем дело с редкой гадиной.
  Шульц молчал, не прерывая размышления 'господина Демидова'. Видно было, что он, пользуясь затянувшейся паузой, в свою очередь, изучает того, кто перед ним.
  - Почему вы молчите? - вдруг спросил он. - Почему не жалуетесь на несправедливое задержание?
  - А что толку? - хмыкнул Стас. - Можно подумать, что меня выпустят, как только я пожалуюсь.
  - Всякое случается, - пожал плечами инспектор. - Я буду вас спрашивать, вы будете отвечать. Я буду точно записывать ваши ответы, а вы потом, в конце допроса, их должны подписать. Вам понятно?
  - Понятно.
  - Ваша фамилия?
  - Демидов.
  - А, может быть, Сизов? - инспектор смотрел на него с улыбкой.
  - Я уже сказал вам - моя фамилия Демидов.
  Стас не выдал себя ни одним движением. Честно говоря, он чего-то в этом роде ожидал. Предал кто-то из своих, теперь он знал точно.
  'Сука! Найду, блин, и порву, как Тузик грелку!'
  - Итак, вы не хотите быть со мной откровенны? - Шульц говорил с сожалением, почти с сочувствием.
  - С какой стати? - усмехнулся Стас. - Я не на исповеди, а вы не поп. Делайте своё дело.
  - Да, - согласился тот. - Я, конечно, буду делать своё дело. Но, поскольку я немец, я буду делать его аккуратно и по-порядку. Вот, возьмите и почитайте.
  Он достал из кармана и протянул сложенную в несколько раз газету. Это были 'С.-Петербургскiя в?домости' трёхдневной давности.
  '...1 апреля 1912 года... выстрелом в голову с пяти метров... убит министр внутренних дел Российской Империи Столыпин Пётр Аркадьевич... убийца скрылся...'
  - Я вам искренне соболезную, Станислав. Но факты, как выражаются англичане - это упрямая вещь. Вас никто не вытащит отсюда - это факт. И вы покойник, это тоже факт.
  - Вот так сразу - покойник? Зачем же вы тут с покойником время теряете?
  - Правильный вопрос, - улыбнулся Шульц. - Вы ещё не совсем покойник. У вас есть шанс.
  - Вот с этого места поподробнее, если можно.
  Шульц объяснил подробнее. Всё оказалось до ужаса примитивным. Ему нужно, выражаясь языком заведения, в стенах которого они находятся, ссучиться и начать стучать. Тогда он будет жить. Если нет - он труп. Если за убийство казнить не получится, удавят в камере, всего-то и делов.
  - И кого же мне в молитвах своих благодарить? 'Де Бирс'? Или другая корпорация?
  - Это не имеет никакого значения, - улыбка пропала с лица Шульца, словно её стёрли мокрой тряпкой. - Вы просто помните то, что есть дело, которое достанут из стола, если вы будете вести себя неправильно.
  'А вот те хрен! - злорадно подумал опер. - С моими-то полномочиями, пожалуй, можно с вами пободаться. А обещать - не значит жениться'.
  

Глава 12. Эстонка из 'пряничного домика'

  ...Когда за спиной щёлкнул замок, он подошёл к столу и тяжело опустился на лавку. Барон, задумчиво раскладывающий пасьянс, поднял на него вопросительный взгляд.
  - Вы-таки правы, коллега, редкостная мразь, - криво усмехнулся Стас.
  - А то я его не знаю, - хмыкнул пахан. - Ну, что, готов насчёт поговорить?
  - Как пионер, - и, сообразив, что пионеров в этом мире ещё нет, сразу поправился: - То есть, в смысле, как скаут.
  - Ну, тогда слухай сюда.
  План Барона был прост и нахален, как всё гениальное. Надо было отдать должное старому уголовнику - стратегическая составляющая в его прожекте была проработана на порядок глубже, чем в задумках Стаса по предотвращению революции.
  - Я, пока ты тут парился, пробил за тебя всё. Вы с главным фараоном затеяли какой-то гешефт с алмазами. Говорят про какие-то новые копи. Так или нет? Только не свисти, сейчас не время.
  - Убили главного фараона.
  - О, как! - удивился Барон. - Туда ему, суке, и дорога. Сильно жёсткий был, подлюка, братва от него волком выла. Так, а что со стекляшками?
  - А я знаю? - пожал плечами опер. - Я же месяц тут сижу, ничего не знаю. Рассказывай дальше. Пока я тут своего интереса не вижу.
  - Алёша, ша! - осклабился урка. - Не спеши, как вдова под одеялом, будет тебе белка, будет и свисток. Вы оба такие себе умные, пошли копать алмазы. А вы подумали - куда вы их сбывать будете?
  - Куда все прочие сбывают, туда и эти.
  - Ага! Ты себе вообразил, что ты умней одесского раввина, только в Одессе-маме за то не в курсе. Туда, где берут один мешок, ты хочешь припереть десять и с какой-то стати полагаешь, что тебе будут рады?
  - Да там ещё нет ни хрена, а ты мне уже про десять мешков толкуешь, - с досадой огрызнулся Стас.
  - От, ты всегда такой догадливый или только сегодня? Стал бы тебе 'Де Бирс' эту подставу мастырить, если бы вы там впустую ковырялись. Я не удивлюсь, если ваши камешки уже на Привозе толкают. Ладно, всё это лирика. Слухай сюда. Если я тебя отсюда вытащу, ты меня в долю возьмёшь?
  'Ну, и аппетит у него, - подумал опер. - Ни много, ни мало, сразу в долю'.
  Видимо, что-то такое отразилось у него на лице, потому что урка дурашливо поднял перед собой ладони, как бы защищаясь.
  - Только не надо меня ножиком зарезать!
  - Извини, Барон, многовато просишь.
  - А я и не прошу, - спокойно сказал тот. - Тебе жить осталось один понедельник, а ты за мошну цепляешься. Лучше быть богатым и здоровым, чем с маслиной в голове картошку снизу охранять. Тебя отсюда живым не выпустят, ты не понял ещё? Как сказал Карл Генрихович Маркс, нет такого преступления, на которое не рискнул бы капитал за триста процентов прибыли. И эти ребята титьки мять не станут. К тому же, я прошу жалких пять процентов. Причём, заметь, я тебе организую такую реализацию, что ты у меня на плече рыдать будешь.
  - Не дождёшься, - хмыкнул Стас.
  - Ну, не хочешь, не рыдай, - покладисто согласился Барон. - Короче, думай, голова, а то шапку продам.
  Опер не опер, если не умеет думать быстро. О какой реализации говорил урка, дураку понятно - чёрный рынок. Но это значит, что они не будут ...ну, почти не будут зависеть от всех этих чёртовых корпораций. Потому что на данном этапе им важны только средства. Пока все эти пламенные борцы не начали в России кровавую свистопляску.
  - Ладно, Барон. Согласен на пять процентов.
  - Смотри, Чалдон. Если надумал меня 'прокатить', лучше сразу одумайся.
  - Не пугай, а то сейчас обделаюсь. Что нужно делать?
  - Тебе - ничего, - широко улыбнулся Барон. - Всё уже сделано.
  
  ...Дни тянулись за днями, однообразные и нудные. Раза два за всё время Барона вызывали на допрос. Последний раз, он вернулся страшно довольный, видно было, что его прямо-таки распирает. На вопросительный взгляд Стаса урка поманил его за стол. Когда они привычно уселись друг напротив друга, Барон тихо сказал:
  - Меня ещё немцы по скачку тягают. Я сейчас им впарил, что тот 'почтовик' мы с тобой в двух выставили.
  - Ты что, с дуба рухнул?!
  Первым побуждением Стаса было дать сокамернику в морду. Своих проблем ему мало, чтобы ещё на ограбление почтовой кареты подписываться! Увидев перед собой лютые глаза, Барон инстинктивно подался назад.
  - Эй! Ты чего, с башкой не дружишь? Думай, на кого рыпаешься!
  - Я пока ещё не рыпаюсь, - спокойно сказал Стас.
  Ему стало неудобно за свою вспышку. Совсем нервы ни к чёрту стали. Ясно же, что, если старый уголовник с таким победным видом сообщает о том, что 'пристегнул' его к чужому делу, значит, затеял какую-то комбинацию. Ещё через секунду до него дошло - какую именно.
  - Добиваешься, чтобы нас вместе на этап дёрнули?
  - Соображаешь, - осклабился Барон, и с оттенком восхищения добавил: - А ты, оказывается, чумовой! Я уж, грешным делом, за свой штакетник шуганулся . С тебя бы, конечно, как с понимающего, спросили, но фиксы-то жалко. Мне их большой мастер на Варшавской киче лепил.
  - Очумеешь тут, - проворчал опер. - У меня и без твоих замуток излом да выступ...
  - Ладно, не бзди, Чалдон, всё образуется, - к уркагану вернулась прежняя самоуверенность, он смотрел на сокамерника, скаля свои драгоценные фиксы.
  - Тем и живу, - хмыкнул Стас.
  Барон рассчитал всё точно. На следующее утро его вызвали на этап. Собирая свой 'сидор', он подмигнул Стасу:
  - Будь здоров, Чалдон, не кисни. И на этом свете, даст Бог, свидимся.
  А ещё через три дня, в начале Пасхальной недели, пришли за ним.
  Православная Пасха, которая была накануне, 7-го числа, прошла серо и буднично, потому что, какой это праздник в камере? Правда, четверым русским, в том числе и Стасу, на обед принесли по куску застывшей сладкой каши. Как выяснилось, это был праздничный пудинг.
  'Если эта мутотень для европейцев - праздничное блюдо, видать, ничего слаще морковки не видели', - ехидно подумал он, орудуя ложкой.
  Тем не менее, праздничный обед был уничтожен без остатка, ибо организм настойчиво требовал калорий. Наутро, он только успел собрать ложкой невкусную кашу, как щёлкнул ключ в замке, и брякнул отодвигаемый засов.
  - Херр Демидофф, приготовьтесь к этапированию. Время на сборы - семь минут.
  Голому одеться - только подпоясаться. Ему, попавшему сюда, можно сказать, с улицы, собирать было нечего. Снова переходы по длинным коридорам, лязганье запираемых и отпираемых решёток. Перед самой последней дверью полицейский унтер, принимающий его, заставил его ещё раз раздеться. Он лично осмотрел каждый предмет одежды, даже кальсоны заставил приспустить, извращенец. Потом на Стаса надели кандалы и он вышел в сумрачный тюремный дворик, где его ждал 'чёрный ворон' - тюремная карета с зарешёченными окнами.
  - Вперёд! - лающим голосом отдал команду унтер.
  Перед тем, как запустить его внутрь, он поставил опера лицом к борту кареты.
  - Сидеть смирно! Не разговаривать! - на ломаном русском 'объяснил' он правила перевозки. - Порядок понятно?
  - Понятно, - хмуро отозвался Стас.
  Все заняли свои места и карета, качнувшись, тронулась в путь. Лязгнули одни ворота, вторые, и они, судя по звукам, выехали на мощёную улицу. Унтер с ещё одним полицаем с надменными мордами сидели у двери.
  'Прямо, воплощённый немецкий полицай', - с неприязнью глядя на унтера, подумал он.
  В это время в зарешёченном окошечке возникло лицо кучера.
  - Клим, настоящие фараоны хляют! - на чисто русском языке громко прошептал он.
  - Ну, и чего зенки вытаращил? - отозвался 'унтер' на языке родных осин. - Гони! Шугной , быстро браслетки с него сними!
  Второй 'полицай', достав из кармана какой-то крючок, поковырялся в замке и кандалы, посопротивлявшись для вида, расстегнулись. Карета, подпрыгивая, неслась по брусчатке. Стаса мотало из стороны в сторону, и точно так же скакали его мысли. Ни малейших угрызений совести он не испытывал. С чего бы, спрашивается?
  Конечно, он не ангел, но с ним утворили, вообще, полный беспредел. Троцкого он, безусловно, решил убить. И пошёл на это вполне осознанно. Но не успел. Глотая, со стволом у виска, водку прямо из горлышка, Лев Давидович вдруг поперхнулся и, побледнев до синевы, стал валиться набок. Ему уже не было дела ни до водки, ни до пистолета. Храпя, как загнанная лошадь, он царапал скрюченными пальцами грудь, словно хотел выскрести засевшую там боль. И вдруг голова его бессильно упала на грудь, а взгляд стал стеклянным. Приложив пальцы к сонной артерии, Стас качнул головой.
  - Что? Умер?! - с таким отчаяньем спросил Володя, словно он спасать его ехал, а не наоборот.
  Как бы то ни было, сугубо с позиций закона их покушение недоказуемо, а смерть наступила от инфаркта. И на основании чего, его, спрашивается, столько времени держали в камере. Даже не допросили ни разу, что уж говорить про обвинение! Вот, пусть и не обижаются, если с ними сыграли по тем же правилам. Единственное, что его немного смущало, так это то, что задерживать, если что, его будут совершенно посторонние полицейские, которые ко всем этим делам - никаким боком.
  'Бог не фраер, хорошего человека мне под пулю не подведёт', - подумал он и успокоился окончательно.
  - А фраерок-то духовитый, - указав на него, засмеялся Клим. - В штаны не делает, в жилетку не плачется.
  - Так, он же Чалдон, - пожал плечами тот. - Сибиряки, они все заводные. Одно слово, каторжанский край.
  Резко повернув, карета остановилась.
  - Шугной, доведёшь его до Инки-эстонки, а сам на хазу, - скомандовал Клим.
  - Ага, - кивнул тот и, открыв дверцу, повернулся к Стасу: - Пошли!
  Они быстро миновали несколько кварталов, время от времени переходя на соседние улицы, обошли скверик с фонтаном, затем свернули в какой-то тупичок, и остановились перед двухэтажным домиком, который так и тянуло назвать 'пряничным'. Такие обычно в детских книжках рисуют - под черепичной крышей, с высокой трубой, и по стенам вьётся плющ. Белоснежные занавески с цветочными горшками на окнах и крошечный садик с кустами ухоженных роз.
   Вымощенная кирпичом дорожка привела их к невысокому крылечку, и Шугной вежливо стукнул дверным молотком. Через несколько секунд, словно их уже ждали (а, может, и ждали), внутри послышались лёгкие шаги, звякнул засов, и дверь слегка приоткрылась.
  - Входи быстро, - произнёс из полутёмной прихожей низкий женский голос с заметным прибалтийским акцентом.
  'Ну, да, эстонка же', - вспомнил Стас, проскальзывая в щель.
  Дверь за ним захлопнулась, едва не стукнув по спине.
  - Проходи.
  Миновав прихожую, он вошёл в небольшой зал, с любопытством оглядывая 'пряничный домик' изнутри. Вокруг стерильная чистота, кружевные салфеточки и непременные статуэтки пастушек с трубочистами на комоде, диван украшают вышитые подушки. На каминной полке начищенные до блеска подсвечники и часы, а с гобелена на стене, обнимая полнотелую даму, подмигивает бравый гусар. Женщина вошла следом. Только тут он смог хорошенько её рассмотреть. На него смотрела среднего роста блондинка с приятным, немного скуластым лицом.
  - Я Инга, - она не отводила светло-голубых глаз с жёстким прищуром, словно через прицел. - Как тебя прикажешь называть?
  - Станислав.
  - Это слишком длинно, - поморщилась она. - Можно как-нибудь покороче?
  - Можно - Стас.
  - Стас? Это нормально, это подойдёт, - она кивнула, по-прежнему глядя в глаза. - Значит, так, Стас, пару дней поживёшь здесь, пока тебе сделают документы. В Россию тебя повезу я. Предупреждаю сразу - спать со мной не надо, я не люблю мужчин. Это понятно?
  - Понятно. За что ж ты их так? - не удержался он от подковырки.
  - Есть за что, - отрезала она. - Если ты будешь хорошо себя вести, мы не поссоримся. Тогда я не буду стрелять тебе в коленную чашечку.
  Она, наконец, улыбнулась, но взгляд оставались холодным и твёрдым, словно пантера скалила зубы, изображая вежливую улыбку. Сделав приглашающий жест, она привела его в образцово-показательную столовую с набитой посудой буфетом, круглым столом и венскими стульями.
  - Садись сюда, попьём кофе и... как это?.. поговорим по душам.
  'С тобой, пожалуй, поговоришь', - усмехнулся Стас, разумеется, про себя.
  Она поняла, и белые ровные зубы блеснули ещё раз.
  - Правильно понимаешь. Руки можно помыть там.
  И, повернувшись, ушла на кухню. Через несколько минут она поставила на столик поднос, на котором исходил паром серебряный кофейник. Рядом с ним стояли такие же сахарница и сливочник. На тарелочке лежало два эклера, свежих даже на вид. Рот сам собой наполнила слюна.
  - Пирожные будешь есть ты, - она взяла кофейник и, наполнив свою чашечку, с явным удовольствием отпила глоток. - Я не ем сладкого.
  - Угу, - буркнул Стас, надкусывая эклер. - Сладкого не ешь, мужчин не любишь. И дышишь, наверное, не как все, а жабрами. А может, ты ненастоящая? Немцы много хитроумных механизмов придумали.
  - Если тебе что-то не нравится, ты можешь убираться к чёртовой матери, - она говорила спокойным, ровным голосом. - Как у вас говорят? Вот тебе Бог, а вот тебе порог.
  - Угу, - он проглотил остатки эклера. - Это, конечно, довод. Убедила. Остаюсь.
  - Нормальный довод, - уверенно сказала Инга. - Вы, уголовники, примитивный народ. Не понимаете слова, зато понимаете, когда тыкаешь стволом в морду.
  - Я, вообще-то, не уголовник.
  - Если ты сидел в тюрьме, ты - уголовник.
  - Логично, - подумав, согласился опер. - Спасибо за кофе и за пирожные.
  - На здоровье. Если хочешь, можешь курить. Я тоже курю. Папиросы и пепельница вон там.
  На курительном столике стояла роскошная фарфоровая пепельница в виде морской раковины, и лежала коробка 'Тройки'. Он с удивлением посмотрел на эстонку. Та усмехнулась.
  - Нет. Я не курю 'Тройку', это для гостей.
  - Ясно.
  Усевшись в кресло, Стас закурил, с наслаждением глотая дым. Внезапно взгляд его упал на газету Вечернее время за 4 апреля, лежащую на столике.
  'ВЪ ПОСЛѢДНЮЮ МИНУТУ.
  По полученным телеграфным сведениям с ленских приисков, положение дел сегодня остается в том же виде, что и в предыдущие дни. Много рабочих желают приступить к работам, но со стороны местных властей замечается полное бездействие. Исправник отказывается привести в исполнение приговор местных властей о выселении из казарм рабочих, получивших расчет. В виду отсутствия соответствующих помещений для рабочих администрация приисков лишена возможности воспользоваться услугами многих рабочих, согласных поступить к работе на прежних условиях. Прибывают много крестьян, преимущественно из глодающих губерни, с предложением своих услуг' .
  Сердце сжалось - забыл он Столыпина предупредить про эту забастовку, чёрт! Ведь собирался, но вылетело из головы. Немудрено, столько забот сразу свалилось...
  - Что ты там увидел? - с любопытством спросила Инга. - У тебя стало такое лицо, словно ты увидел покойника.
  'Милая, ты даже не представляешь, насколько ты права', - подумал он, а вслух ответил: - Я не боюсь покойников. Просто соскучился по печатному слову. В камеру, знаешь ли, не приносят свежие газеты.
  - Да?
  Видно было, что ответ её не удовлетворил, но она больше ничего не спросила, только пристально глядела на него, временами затягиваясь тонкой длинной пахитоской. А Стас вдруг почувствовал такую усталость, словно не спал целый век. В глаза словно песка насыпали. Он понимал, что Инга что-то ему говорит, но не мог вникнуть - что именно? Мысли плескались в черепе, словно тяжёлая чёрная ртуть.
  - Что вы сказали? - сделав над собой неимоверное усилие, он разодрал слипающиеся веки.
  - Я сказала: снимайте ботинки и ложитесь на диван, я укрою вас пледом.
  

Глава 13. Варшавский скорый

  ...Стас мгновенно проснулся, услышав щелчок дверного замка. Рука привычно скользнула под подушку. Пусто! Он рывком сел на диване и только тут всё вспомнил - побег, 'пряничный домик', эстонку Ингу. И она, легка на помине, не спеша вошла в комнату.
  - Guten Tag, Станислав. Точнее, с добрым утром.
  - С добрым утром, - отозвался он, торопливо влезая в брюки.
  - Сейчас я подам кофе. Через час придёт фотограф, нужно быть готовым полностью.
  Он молча кивнул. Разговаривать не очень хотелось. Стас был 'совой' - утром ему требовалось время на 'раскачку'. Только побродив тенью по квартире, покурив, хлебнув кофе, он постепенно начинал превращаться в годного для общения человека. К тому времени, когда Инга вошла в комнату с подносом, он уже был умыт, побрит и причёсан - в маленькой туалетной комнате для этого нашлось всё необходимое.
  - Каким образом мы выберемся в Россию? - спросил Стас, когда Инга сделала первый глоточек кофе.
  - Сначала мы будем пить кофе, - ответила она, отпивая ещё глоточек. - Потом будем разговаривать о делах.
  'Ну, конечно, - саркастически подумал Стас. - Она же эстонка. Эстонские парашютисты и с неба спускаются в три раза медленнее'.
  То ли чашечка была маленькой, то ли Инга была исключением из правила, но не прошло и минуты, как беседа возобновилась.
  - Цыганского языка ты, конечно, не знаешь?
  - Только 'ромалэ' и 'чевелэ'... ну, ещё 'эх!'
  Инга двинула уголками рта, показывая, что шутку поняла.
  - Ничего, - спокойно сказала она. - Полиция его тоже не знает.
  - Вы что, в цыгана меня превратить решили? - поразился он.
  Вот затея, глупее не придумаешь! Бродячий народ во все времена находился под самым пристальным вниманием полиции. На главной площади города, и то безопаснее прятать!
  - Нет, - помолчав, ответила Инга. - Это такая эстонская шутка.
  - А-а... очень смешно.
  - Прятать тебя среди цыган плохо, - с самым серьёзным видом пояснила она. - Во-первых, их полиция проверяет очень часто.
  - Я знаю. А во-вторых?
  - Во-вторых, ты не умеешь плясать с медведем.
  Стас озадаченно уставился на Ингу, пытаясь сообразить - это что, снова тонкий эстонский юмор?
  - Но самое главное не в этом. Наши друзья сегодня сообщили, что полиция тебя не ищет.
  - Полиция не ищет? - выделил он голосом первое слово. - А кто ищет?
  - Да, ты понял правильно. Полиция тебя не ищет, потому что господин Демидов был освобождён через три дня после задержания.
  - А госпожа Демидова?
  - Госпожу Демидову освободили в один день с тобой. Нет, - добавила она, увидев, как изменилось лицо Стаса. - Её освободили по-настоящему, наш человек в полиции это подтверждает. А тебя ищет не полиция, а какие-то люди. И очень хорошо ищут.
  Стас потёр лоб. С одной стороны, кое-что прояснилось. В самом деле, зачем искать человека, которого сами же выпустили? И с какой, спрашивается, стати его искать, если смерть господина Бронштейна совершенно не криминальная? Если и есть там какие шероховатости (а они есть, конечно), то доказать их очень трудно, почти невозможно. Тогда зачем ягодицы напрягать? Как будто он сам подобные смерти ни разу не отказывал . Здесь, слава Богу, ясно.
  С другой стороны - загадок стало ещё больше. Куда делась Галина? Кто эти люди, которые его ищут? Одними 'алмазными' делами всю эту суету объяснить не получается. 'Де Бирс' это или другая компания, но они, по сути, и так правят бал на рынке драгоценных камней. И у них, наверняка, есть тысяча и один способ поумерить активность конкурента, да ещё и лапы на этом погреть. Его смерть, по большому счёту, на ситуацию никоим образом не повлияет. Стало быть, все эти телодвижения идут совсем по другому департаменту. В задумчивости подняв глаза, Стас столкнулся с внимательным взглядом Инги. Эстонка без всякого стеснения изучала его, словно бабочку, надетую на булавку. - Кто-то очень хочет убить тебя, Станислав.
  - Спасибо, я уже сообразил, - буркнул он.
  - Мне нужно точно знать - кто и зачем. Иначе я не могу гарантировать тебе сохранность жизни.
  Стасу стало смешно. Его, офицера милиции, собирается охранять молодая женщина. Да её саму охранять надо! Сохранность она, видите ли, гарантировать не может! Вот ещё Кевин Кёстнер на его голову, блин!
  - Не надо мне ничего гарантировать. Помогите с документами, я сам выберусь.
  Лицо Инги стало холодным и официальным.
  - К сожалению, не могу. У меня контракт.
  - А, ну, если контракт, тогда конечно.... Не знаю я, кто охотится. Может, разведка чья-то, может, масоны.
  - Значит, ты многим мозоли оттоптал, если даже предположить не можешь - кто тебя хочет прикончить. Ладно, я что-нибудь придумаю.
  Она говорила без малейшего сарказма, скорее, с лёгким сожалением. Как сестра милосердия, которая слегка огорчилась, что вместо ожидаемых пяти придётся пятнадцать клизм ставить.
  В это время стукнул дверной молоток - пришёл фотограф.
  
  ...Шипел, выпуская пары, похожий на тянитолкая, паровоз Зигля . На тёмно-синем вагоне сияли бронзовые буквы 'Wien-Warszawa'. Жандарм, бегло просмотрев паспорта на имя Станислава Гржибовского и его супруги Иоанны Гржибовской, с вежливой улыбкой вернул их Стасу и Инге, и они вошли в вагон. Свой небольшой саквояж 'пан Гржибовский' нёс сам, а огромный чемодан 'пани Иоанны' тащил за ними дюжий носильщик. В самом деле, не может же благородная пани путешествовать с одним ридикюлем.
  - Слушай, у меня такое чувство, что за нами 'хвост'. Или это ваши приглядывали?
  Они уже сидели в купе. Стас не боялся показаться слишком осторожным - в таком деле лучше показаться смешным, чем оказаться убитым. Потом, если что, вместе посмеёмся.
  - У тебя хороший нюх, Станислав. Но плохое зрение.
  - В каком смысле?
  - В самом прямом, - спокойно ответила Инга. - Нас пасут. На вокзале их было четверо - классический 'конверт' . В наш вагон сели двое. Где остальные, не знаю. Кстати, 'приняли' они нас именно на вокзале. Вот потому я предпочитаю работать одна.
  - Что с ними делать будем? - деловито поинтересовался Стас.
  - Пока ничего, - пожала плечами она. - До Польши они себя не проявят, это точно. А там посмотрим.
  В дверь купе вежливо постучали.
  - Господа желают чаю? Или кофе?
  - Кофе, - решил он. - И ещё... у вас есть русские газеты?
  - Есть, конечно, - проводник. - 'Русское слово' хотите?
  - Да, пожалуйста.
  Прихлёбывая, между делом, кофе, Стас с интересом просматривал принесённую проводником прессу. Проводник через некоторое время принёс несколько номеров обещанного 'Русского слова'. Стас испытал двойственное чувство - словно он всё это читает в архиве, даже запах бумажной пыли почудился на секунду. События, которые прошли давным-давно, представали с газетных листов в виде свежих новостей... нонсенс!
  Он развернул газету, и в глаза сразу бросилось 'Ленские прииски'. Ну-ка, ну-ка...
  'На ленских приисках.
  ИРКУТСК, 12,IV. На Ленских приисках состояние напряженного выжидания. Товарищество рассчитало 150 семейных рабочих, которые с семьями переселяются в Бодайбо.
  На приисках производятся ничтожные работы десятком рабочих. Должностные лица опасаются выходить из квартир, охраняемых солдатами.
  Рабочие ведут себя мирно, самые активные из них, напротив, уговаривают товарищей вести себя вежливо, чтобы не дать повода для расправы. Ротмистр Трещенков Н.В. от руководства солдатами отстранён министром внутренних дел. Вместо него назначен штаб-ротмистр Исаев'.
  'Исаев? - с удивлением подумал Стас. - Всеволод, что ли? Видимо, группа 'Зет' со смертью Столыпина расформирована... Интересно, кого же вместо Столыпина назначили? Макарова, как в прежней истории, или кого другого?'
  Он чуть не сплюнул от огорчения. Покосился на Ингу - та внимательно рассматривала 'Ниву' и, похоже ничего не заметила.
  'Надо тоже что-нибудь полегче почитать, - подумал Стас. - Я и так скоро озверею совсем'.
  Он перевернул страницу и первое, что попалось на глаза, была заметка
  'Ужасы жизни.
  ДВИНСК, 4,IV. Дочь чиновника Я., гимназистка, подала жалобу на своего отца, обвинив его в том, что он изнасиловал ее и затем превратил в свою наложницу. Младшая сестра ее состоит в любовной связи с братом. Однажды их застал младший брат и тоже сделался ее любовником'.
  Угу, нашёл полегче. Прямо, как в наше время - открываешь газету, а там сплошной кошмарный ужас. Что там дальше?
  'Гибель 'Титаника'. Подробности крушения'.
  Нет, уж, спасибо. Про 'Титаник' мы в курсе. Лео ди Каприо, как живой, перед глазами стоит. Что ещё?
  'ЛУГАНСК, Екатериносл. губ.
  Впечатлительность зрителя. Во время представления в народной аудитории пьесы 'Угнетенная невинность' произошел тяжелый инцидент.
  При словах героя пьесы: 'Жены существуют для того, чтобы изменять мужьям', сын бывшего председателя союза русского народа П.Базилин вдруг выбежал из театра и, сейчас же вернувшись с кирпичом в руках, бросил его в голову своей жене.
  В театре началась паника. Преставление было прервано. Окровавленную женщину унесли в приемную врача. Базилин арестован' .
  'Нет, хватит, - подумал Стас, чувствуя, что начинает злиться. - Можно подумать, что на дворе не 1912-й, а 1992-й...'.
  Он отложил газеты и вышел в тамбур покурить.
  
  ...Довольно быстро он вычислил тех двух, о которых говорила Инга. Будь ты хоть самим Щепкиным, есть функциональные признаки, от которых избавиться невозможно. И знающему человеку они видны, когда сразу, когда чуть позже, в общем, 'засветка' - вопрос времени.
  Это физические данные, во-первых. Филёр не может быть очень худым или чересчур толстым, непомерно высоким или ростом с сидящую собаку, потому что всякое 'слишком' обращает на себя внимание. По этой же причине он не носит усов, бороды или бакенбард. Поднятый воротник и чёрные очки - это сыщик Моркоу из детской книжки про Чиполлино. Не носят они очков, по тем же причинам.
  Здесь, правда, задача была чуть посложнее. Потому что это были частные лица. Но, когда крепкий господин из второго купе, одетый, как коммивояжёр средней руки, мазнул его ленивым взглядом - слева направо и сверху вниз, чуть задержавшись на лице, Стас мысленно загнул один палец. Раз!
  Последние сомнения отпали, когда из этого же купе показался второй. Оп, теперь два! Параметры типичного филёра - здоров и без особых примет. Но не слишком опытен - то и дело 'косяка давит'.
  - Они во втором купе, - сообщил он Инге, вернувшись с перекура.
  - Я знаю, - спокойно ответила она. - Скорее всего, им нужно нас убрать.
  - Не исключено, - пожал плечами Стас. - Какие мысли по этому поводу?
  - Да никаких, - девушка потянулась.
  На ровных предплечьях, на какую-то долю секунды, обозначились округлые мышцы. И снова пропали, словно рябь прошла по воде.
  - Не бойся, - покровительственно сказала она. - С тобой тётя Инга.
  - Ты, тётя, от скромности не помрёшь, - фыркнул Стас, слегка уязвлённый её покровительственным тоном.
  Эстонка смотрела на него, чуть прищурив, по своему обыкновению, глаза и, кажется, не в шутку забавлялась.
  'Бог с ней, с дурочкой самонадеянной, - подумал опер. - Лишь бы не подставилась. Мало мне этих уродов, ещё и с ней возись. Корчит из себя Лару Крофт'.
  Но вслух, разумеется, ничего не сказал, взял со столика первую попавшуюся газету и, отрешённо глядя на строчки, прокачивал варианты общения с 'хвостом'.
  Остраву они миновали, когда за окном уже стали загораться фонари. В темноте мимо проплывали огоньки деревень, время от времени в окно бросали отсвет фонари на переездах.
  - Надо ложиться спать, - непреклонным тоном сказала Инга, прикручивая газовый рожок.
  'Блин, сейчас ещё на горшок сажать начнёт', - ухмыльнулся про себя опер.
  - Знаешь, милая, я схожу покурю, а потом лягу.
  Он понимал, что именно сейчас нужно быть возле неё. Зарежут её, как курёнка, пока он в тамбуре дымить будет. Фраза была сказана для того, кто сейчас, может быть, стоит в коридоре и прислушивается.
  Маленькая ладошка зажала ему рот.
  - Дорогой, я не хочу, чтобы от тебя пахло табаком, - капризным тоном протянула она, кивком головы указывая на дверь.
  Стас тихонько кивнул и присел на полку. Она жестом показала 'ложись'.
  'Пожалуй, верно. Если решат, что спим, не будут спешить. Глядишь, секунду-две подарят'.
  Давно миновали Ястшембе-Здруй, минутная стрелка нудно проползла три четверти, а гости всё не приходили. Изредка, в отсвете случайных фонарей, он различал лицо спутницы с открытыми глазами. Она лежала неподвижно, как сфинкс. Или как кошка, стерегущая добычу.
  'Каждый считает добычей другого', - мысленно усмехнулся он.
  Тихий звук заставил его превратиться в слух. Он бросил взгляд на Ингу. Та тихо кивнула, показывая, что всё слышит, и, прижав палец к губам, прикрыла веки. Стас последовал её примеру, тихо посапывая для полноты картины. Полированная дверь стала тихонько приоткрываться, и в неё почти бесшумно проскользнула тёмная фигура. Постояв секунду, ночной визитёр шагнул к оперу.
  Он скорее почувствовал, чем увидел замах. Спасибо Сашке, их динамовскому тренеру. Стас резко прянул в сторону, прижавшись к стенке купе, ветерком мазнуло по лицу - рука с ножом с силой ударила в то место, где только что было его горло. Крутанувшись по оси, он сверху левой рукой захватил вооружённую кисть, и стал выкручивать её наружу. И тут же почувствовал, что тот намного его сильнее. Правой Стас ударил в лицо, стараясь попасть ладонью в основание носа. Жилистая кисть стала выворачиваться из пальцев, вторая рука врага пыталась нащупать горло. Распрямившись, как пружина, опер ударил пяткой под колено. И вдруг убийца тихо охнул, и стал мешком валиться на него. А тёмная фигура напарницы, мелькнув, как призрак, исчезла за дверью.
  Вырвав нож, он сбросил с себя тело, и тоже метнулся к выходу. Но тихий шёпот: 'Стой!' заставил замереть на месте. В проёме чернела какая-то тёмная бесформенная масса.
  - Ты долго будешь таращить свои глаза? - послышался тихий голос Инги. - Затаскивай внутрь этого борова.
  Сообразив, что это девушка держит второго убийцу, он сгрёб его за одежду и заволок внутрь. Тело было тяжёлым и совершенно безвольным. Ай, да напарница! Он почувствовал неловкость - пока возился с одним, она управилась с двумя. Впрочем, эта мысль мелькнула и пропала, не до того сейчас.
  - Чем ты их? - тихо спросил он.
  - Много будешь знать, быстро станешь стариком, - тихо огрызнулась Инга, прибавляя света в рожке. - Быстро обшарь карманы.
  При свете сразу стало ясно - оба трупы. У 'коммерсанта' на виске синеватое углубление, словно ударили чем-то тупым и тонким. Такое же пятнышко, сноровисто выворачивая карманы, он обнаружил на сонной артерии того, который пытался его зарезать.
  - У тебя кровь, - спокойно сказала она. - На руке.
  - Чёрт! - он облизнул мизинец.
  Порезался, когда нож отбирал. Ну, это ерунда, конечно. Всё, что нашёл в карманах, он сложил на столик и на свой диван, чтобы не путаться - где чьё. Инга, тем временем, сильным мужским движением открыла окно.
  - Туда, - коротко сказала она.
  Не прошло и минуты, как оба трупа перекочевали на улицу. Два глухих шлепка о землю - и всё. Инга быстро просмотрела вещи убитых, паспорта сунула в ридикюль, деньги - в кошелёк, расчёски, портмоне и прочие мелочи, тщательно обтерев платочком, швырнула в окно.
  - А теперь - спать! - скомандовала она, уворачивая рожок.
  - Как скажешь, - покладисто отозвался он, укладываясь на диван.
  И в самом деле - ночь на дворе. Ну, чуть не убили. Так, что ж теперь, не есть, не спать, и в туалет не ходить?
  

Глава 14. Дым отечества

  ...- Да что же это такое, нас уже за людей не считают, - большевик Михаил Лебедев был возмущён до крайности. - За что арестовали товарищей наших?! Будевица, Вязового, Марцынковского, Думпе? К какому-такому бунту они нас подстрекали?
  По мере перечисления фамилий членов стачечного комитета толпа рабочих возмущённо загудела.
  - Тихо, тихо, товарищи! - поднял руки Лесной, тоже один из членов забастовочного комитета. - Мы должны соблюдать спокойствие и не поддаваться на провокации! Разве вы не видите, что эти живоглоты спят и видят, чтобы мы взбунтовались! Тогда постреляют, кто уцелеет - на каторгу, и дело с концом!
  - Верно он говорит, - повысил голос Сидор Ерофеевич и зашёлся чахоточным кашлем.
  Ерофеича на прииске уважали. Пять лет человек руду мантулил, здоровье всё, как есть, потерял в забое.
  - Ну-ка тихо, вы, крысы забойные! - рявкнул Пётр.
  Стоявшие рядом засмеялись. Обидеться никто и не подумал. У Петьки Чохова 'крысы забойные' любимой присказкой было, давно все привыкли. Это не 'делопут' какой присланный, свой, рудничный, плоть от плоти, что называется.
  - Так, что скажете, господин инженер? - повернулся Лебедев к нервно потирающему подбородок инженеру Тульчинскому. - Вы-то видите, что здесь никаким бунтом и не пахнет.
  - Да, я-то вижу, - с досадой отмахнулся инженер. - Вы это Белозёрову попробуйте объяснить.
  - Поговорите с ним, господин инженер, - попросил Ерофеич. - Может, хоть вас послушают.
  - Да, что вы, Сидор Ерофеевич, - грустно усмехнулся Тульчинский. - Кто я для него такой? Наёмник, как и вы. У них свои интересы.
  - Англичан снова оттереть хотят, - резанул правду-матку большевик Слюсаренко. - В акционерах-то кого только нет - и господин Витте, и даже из императорской фамилии кое-кто. Денег от них нахапались, прииск обустроили, а теперь на себя одеяло тянут. А мы - крайние. Вы же себя, вроде как, другом рабочих выставляете, вот и помогите. Преображенский с Трещенковым умышленно ситуацию обостряют, разве сами не видите?
  - Братцы, - взгляд инженера вильнул в сторону. - Я полагаю, что самое лучшее для вас - приступить к работе, а свои права отстаивать установленным порядком.
  - Каким порядком? - Слюсаренко чуть не выругался. - Преображенский все порядки в гробу видал! 'Лензолото' тут хозяин, ему и губернатор не указ! 'Тигра злая' , который без мата и кулаков с рабочим не говорит - это порядок? От 'Зуба' , кроме ругани и штрафов, ничего не видим - это тоже порядок?
  Толпа зашумела.
  - А сами-то они лучше? - послышались выкрики из толпы. - Что Черных , что Белозёров - одного поля ягода.
  - Бабам от них проходу нет, - зло выкрикнула какая-то молодуха, − Так и норовят в кусты затащить, кобели.
  - Танька от охальства ихнего в позапрошлом годе в петлю залезла!
  Ещё немного, и хлестанут эмоции через край, понесёт людей, не остановишь. Тульчинский невольно втянул голову в плечи. Разойдутся, и ему несдобровать под горячую руку. Хорошо, что про его просьбу прислать казаков не знают - порвали бы тут же, как гнилой зипун. К арестам этим он тоже руку приложил. Ох, тяжек труд управителя - исхитрись-ка и нашим, и вашим. Да, ещё и уцелеть надо, когда и те, и другие недовольны и стукнуть норовят.
  - Пошли к Преображенскому, пусть нас выслушает, - крикнул Попов, тоже уцелевший при аресте.
  - Не ходите, товарищи, это провокация. Солдат не зря нагнали,- твёрдо сказал Баташев.
  - Не пугай, пуганые, - презрительно процедил Попов. - Трещенков нас боится, поэтому и солдаты ему понадобились. Мы с мирными намерениями идём, не за что в нас стрелять.
  - Но, помните, товарищи - порядок и дисциплина! - видя, что отговаривать людей бесполезно, сказал Лебедев. - Если что - ноги вверх!
  В толпе послышался смех. У многих был свеж в памяти случай, произошедший пару недель назад на выселении рабочих в Старой Муе. Не найдя никого из тех, кого требовалось выселить, и. о. главноуправляющего Теппан и исправник Галкин, по сути, попали в дурацкое положение.
  А вокруг бараков, тем временем, собрались рабочие. Прослышав про выселения и аресты, они были настроены далеко не добродушно. Ситуация стала накаляться, и Галкин уже подал команду: 'Ружья на руку'. Казалось, неизбежно кровопролитие. Но в этот момент большевик Григорий Черепахин, оказавшийся, на счастье, здесь же, скомандовал: 'Все на землю. Ноги вверх'. И сам первый лег в снег, подняв кверху свои худые, истоптанные пимы. Рабочие, услышав странную команду, растерялись, но, увидев его уже в снегу с поднятыми вверх ногами, последовали его примеру.
  Исправник Галкин, видя, что смеются не только рабочие, но и солдаты, подал команду: 'К ноге',- после чего рабочие поднялись и вновь окружили солдат. Подавленный неудачей, исправник подал новую команду: 'Кругом', 'Шагом марш'. Но вечером эту первую полуроту бодайбинской команды, фактически отказавшуюся стрелять в рабочих, немедленно убрали с приисков, а утром другого дня на их место прислали других. Однако, опыт не пропал даром.
  Разговор происходил неподалёку от поворота к механическим мастерским, где дорога входила в узкую теснину: налево, начиная почти от дороги на станцию 'Надеждинская' и кончая мостиком через ручей Аканак, тянулись штабеля крепежного леса. Направо возвышался крутой обрыв к реке Бодайбо, а там, где он кончался, была 'городьба' - забор из толстых кольев. Вся дорога, начиная от поворота на механические мастерские и кончая мостом через ручей, была похожа на узкую и длинную трубу не шире трех-четырех шагов.
  - Братцы, если вы идете на соединение с феодосиевцами, то идите верхней дорогой, - инженер явно нервничал.
  - Так, эта дорога позади осталась, - возмутился Петька Чохов. - Что же нам теперь, задом пятиться? Я раком ходить не обучен.
  В толпе захохотали.
  - Да, на Феодосиевский нам и не нужно',- удивился кто-то.
  - Нужен нам только прокурор Преображенский и более никого не нужно',- добавил Чохов.
  - Мы идем для того, чтобы передать свои заявления с жалобой на обиды 'Лензолото'. Есть желание сойтись с товарищами-феодосиевцами, а затем уже и идти вместе к прокурору Преображенскому. - рассудительно заметил Ерофеич. - Ведь это он сказал, что депутатов как наших уполномоченных не признает. А вот, дорогу солдаты перегородили. Зачем эти солдаты, разве они будут в нас стрелять?
   - Нет, братцы, солдаты в вас не будут стрелять,- успокаивал Тульчинский,- только вы к ним лучше не ходите.
  - Да, мы этого и в мыслях не держали,- успокоил его меньшевик Попов. - Мы можем несколько человек к Преображенскому послать депутатами.
  - Нет, вы никуда не ходите, а ваши записки передадите мне. Я их отдам по назначению,- предложил Тульчинский.
  Рабочие, увидев, что депутаты мирно разговаривают с Тульчинским, стали садиться на изгородь и на штабеля. Достав кисеты с махоркой, стали сворачивать цыгарки пожелтевшими от никотина пальцами и прикуривать. Депутаты продолжали разговаривать с инженером. Некоторые рабочие подходили к нему и вручали свои 'сознательные записки'.
  - Ружья на руку! - неожиданно для всех прозвучала команда из-за ручья.
  В сумерках уже было плохо видно, но лязг затворов говорил сам за себя.
  - Чего это они? - удивлённо вскинул брови Чохов. - Стрелять, что ли, собрались?
  Под взглядами рабочих Тульчинский съёжился.
  - Провокатор, - презрительно бросил Лебедев. - Гапон, иуда!
  - Отставить! - донёсся с той стороны ручья громовой голос.
  - Кто таков? - послышался полный ярости голос Трещенкова.
  - Ротмистр Исаев, примите командование на себя! - добавил тот же властный голос.
  - Чего там творится такое? - с недоумением оглянулся Ерофеич. - Эй, вы что там, с ума посходили? Мы смуты не хотим!
  - Мы тоже, - в сумерках голоса разносились далеко. - Я - министр внутренних дел Столыпин. Беспорядков и кровопролития я не допущу. Приготовьте ваши заявления, я иду к вам.
  Тёмная фигура, перейдя через мостик, стала приближаться. Вынырнув из темноты, перед ними встал министр, хорошо знакомый по фотографиям в газетах.
  - Здравствуйте. Давайте ваши заявления. Я позабочусь, чтобы все они дошли по назначению.
  
  ...Остались позади поля и перелески, за окном замелькали знакомые пристанционные здания, проплыла водонапорная башня и пассажиры в своих купе неспешно собирали вещи. Астматично пыхтя и подрагивая на стрелках, локомотив уже замедлял ход у перрона Санкт-Петербургского вокзала, когда в коридоре послышался зычный голос:
  'Господа, соблюдайте спокойствие! Полиции необходимо осмотреть ваши купе. Просьба всем оставаться на местах до особого распоряжения'.
  - Простите, господин околоточный надзиратель, - послышался женский голос. - А вы не скажете, это надолго? А то муж будет волноваться...
  - Не волнуйтесь, мадам, мы осмотрим ваше купе первым.
  Стас поглядел на Ингу - никаких эмоций её лицо не выражало.
  - Не волнуйся, - улыбнулась она. - Я всё протёрла.
  - С чего ты взяла, что я волнуюсь? - удивился он.
  Вот, здорово, она его ещё успокаивает! Нашла, блин, неврастеника... В дверь купе негромко постучали.
  - Войдите, - отозвался Стас.
  На пороге возникли два сыскаря. Уж тут-то ошибиться было невозможно, тем более, ему.
  - Помощник участкового пристава Беклищев, - представился старший. - Извините, ночью из вашего поезда двух господ выкинули. Уже мёртвых. Мы должны осмотреть купе.
  - Понял, - кивнул Стас. - Дорогая, освободи диван, пожалуйста. Прошу вас, господа.
  Они стояли, пока сыщики деловито осматривали обстановку.
  - Вы окно открывали? - обернулся Беклищев.
  - Да, - спокойно ответил Сизов.
  - Зачем, позвольте спросить?
  - Я попросила, - капризно дёрнула плечиком Инга. - Душно было. А что, разве нельзя?
  - Что вы, нет, конечно, - примирительно сказал сыщик, моментально сообразив, что дамочка из тех особ, что из мужа верёвки вьют. - Я только уточнил. Мы всё осмотрели. Всего хорошего, позвольте откланяться.
  Больше их никто не обеспокоил и, по мнению Инги, на сей раз слежки за ними не было. Они спокойно вышли на привокзальную площадь. Петербург встретил хмурым небом и промозглой сыростью дующего с Финского залива ветра. Когда они уже ехали на извозчике, Стас тихонько положил руку поверх затянутой в перчатку руки Инги.
  - Ты хочешь объясниться мне в любви? - с изрядной долей ехидства поинтересовалась она.
  - Ну, вот ещё, - хмыкнул он. - Лучше к тигру в клетку. Я тебе уже и слова сказать боюсь.
  - Рассказывай, - усмехнулась она. - Пугливый нашёлся.
  Она вежливо отняла руку.
  - Я же сказала тебе, что не люблю мужчин.
  - Я хочу предложить тебе работу, - серьёзно сказал Стас. - Мне очень нужен такой специалист.
  - Я подумаю, - ослепительно улыбнулась она. - Смотря по тому, какую плату ты можешь мне предложить. Останови у гостиницы.
  
  ...- Что Вам угодно? - остановил его на входе в министерство дежурный.
  - Мне срочно нужно к Петру Аркадьевичу. Дело не терпит отлагательства.
  - Вы разве не знаете? - офицер понизил голос. - Нет его здесь. Сняли. Сейчас там господин Макаров.
  - Понял, - кивнул обескураженный Стас.
  Не вдаваясь в подробности, он вышел на улицу.
  - И дым отечества нам сладок и приятен, - вполголоса процитировал он. - Тьфу, мать вашу!
  И стал медленно спускаться по ступенькам, раздумывая - что делать? А что тут поделаешь? Надо домой к нему ехать, заодно хоть повод есть с Наташей повидаться. И он махнул проезжающему извозчику.
  Дверь ему открыла Елена.
  - О, какой гость! Здравствуйте, Станислав! Вы, что, сбежали?
  - Откуда сбежал? - вздёрнул брови Стас.
  - Да ладно вам притворяться! - скорчила она рожицу. - Мы же всё знаем. Вы теперь настоящий арестант, да?
  - Настоящий, - кивнул опер. - Отпетый уголовник. Здравствуйте, Пётр Аркадьевич.
  - Здравствуйте, Станислав. Я тут всех адвокатов до мыла загонял, а он - здрасьте! - тут как тут. Вправду сбежали?
  - Сговорились? - проворчал Стас. - На третий день выпустили. Правда, сам я об этом только месяц спустя узнал, когда действительно сбежал. Здравствуйте, Наташа.
  - Здравствуйте, Станислав.
  - А чего зарделась-то, как майская роза? - съехидничала Елена. - Жив твой жених, как видишь.
  - Что же вы такая злая, Лена? - шутливо спросил Стас. - Или я вам в родственники рылом не вышел?
  - Фу! - скроила мину насмешница. - Что за выражения при дамах!
  - Беги дама, на стол накрывай, - хмыкнул Пётр Аркадьевич. - Узника нашего откармливать будем. Тюремные харчи, смотрю, не впрок ему.
  
  ...Сквозь неплотно прикрытую штору заглядывал рожок старой луны. Они уже битый час сидели в кабинете, поданный чай давно остыл.
  - Да, похоже, вы правы, - задумчиво сказал экс-премьер. - Пожалуй, что без утечки информации не обошлось. На кого-нибудь грешите?
  - Трудно пока сказать. Проверить надо. Кстати, теперь наша группа, что, Макарову в подчинение перешла?
  - Ну, не настолько всё плохо, - хмыкнул Столыпин. - Все ваши дела были в моём личном сейфе. Мне почему-то показалось, что он, этих наших экзерсисов не оценит.
  - Вас, насколько я понимаю, за Ленские события попросили? - спросил Стас без обиняков.
  - Эк вы тактично, - покачал головой хозяин дома. - Угадали, за них. За то, что допустил.
  - Ну, я почему-то так и подумал. А в прежней истории, Трещенков кучу народу на прииске положил. Тем самым главный жупел против царизма породил. Так, что, можете гордиться. Вы не только концессионерам, вы и господам социалистам та-акую свинью подложили! Вам за это памятник при жизни поставить надо.
  - Поставят, - хмыкнул Столыпин. - Живьём на крест приколотят.
  Звонок телефона резко прозвучал в тиши кабинета, и у Стаса почему-то сжалось сердце от недоброго предчувствия.
  - Да, - взяв трубку, ответил Пётр Аркадьевич.
  И по мере того, как он слушал, лицо его каменело, и опер понял, что предчувствие не подвело его и на этот раз.
  - На нашем прииске бунт, - сказал Столыпин, положив трубку. - За что боролись, на то и напоролись.
  

Глава 15. Новые загадки

  ...Из всех возможных средств передвижения самым быстрым оказался автомобиль. День выдался на удивление тёплым, когда они выезжали из Санкт-Петербурга. Столыпин, плюнув на все условности, сел за руль сам. Шофёром он оказался хорошим. Стас даже удивился, что эта 'этажерка' может бегать с такой скоростью. Новенький тёмно-красный 'Бьюик', рыча мотором, глотал версту за верстой. Опер прикинул в уме, что в сутки они, примерно, могут уложиться, но... рассчитали на бумаге, да забыли про овраги. Оврагов, конечно, не было, но не зря же поётся 'эх, российская дорожка, семь загибов на версту'.
  Они выехали ранним утром, по темноте.
  - Попробуйте поспать сидя, Станислав, - посоветовал Столыпин. - Я, конечно, человек, к бдениям привычный, но всю дорогу управлять не смогу.
  - Это не вопрос, - пожал плечами Стас. - Вы только объясните, как с этим чудом техники управляться.
  Управление оказалось не таким сложным, как он ожидал. К вечеру на горизонте показался какой-то город. На въезде у них проверили документы. Унтер, увидев, что за рулём сам Столыпин, вытянулся во фрунт. При этом, он так озадаченно глянул на Стаса, что последний едва сдержал смех. Сразу вспомнился анекдот - "...я не знаю, кто это был, но за рулём у него - сам Брежнев!"
  - Вольно, - спокойно сказал Пётр Аркадьевич. - Я вам теперь не начальство.
  - Тогда, - неуверенно сказал тот. - Позвольте вас в журнал зарегистрировать.
  - Давайте, только быстро.
  Город оказался Вологдой. Проезжая через него, Столыпин притормозил только один раз - у здания вокзала. Оно, на удивление, оказалось двухэтажным и каменным, выкрашенным в светло-зелёный цвет, с белой лепниной.
  - Ресторан здесь, пообедаем и дальше.
  - Ясно, - кивнул Стас. - Заказывайте, а я схожу телеграмму отобью.
  Отыскав телеграфиста, он отбил Сосо короткую телеграмму: 'Срочно приезжай на работу. Друг'. Когда он вернулся в ресторан, Столыпин уже с аппетитом ел отбивную с картофелем. Его здесь, возможно, кто-то и узнал, но никто открыто не пялился, и на том спасибо. Стас невольно усмехнулся. Свои 'акулы пера' тут, конечно, есть, но до нравов XXI века, слава Богу, пока не дожили.
  - Кому телеграмма, если не секрет?
  - Джугашвили, - отозвался опер, беря в руки вилку с ножом. - Социалисту нашему.
  - Вы серьёзно? - нахмурился спутник. - Нам без него забот мало?
  - Не беспокойтесь, - хмыкнул Стас. - Он порядок наведёт побыстрее Трещенкова. И, смею заметить, без крови.
  - Знаете, Станислав, - Столыпин нахмурился. - Я, конечно, вам доверяю. В известных пределах. Но мне ваши контакты нравятся всё меньше и меньше. С этой публикой нельзя заигрывать. Любое проявление доброй воли они воспринимают, как слабость.
  - Это вы не про все ещё знаете, - хмыкнул опер. - Да я и не думаю с ними заигрывать, что вы! Я их попросту прикармливаю. Кстати, за всеми этими прыжками так и не успел спросить: действительно добыча камней пошла?
  - Пошла, пошла, - ворчливо отозвался экс-премьер. - Ваш протеже, надо признать, весьма талантливым инженером оказался. Ну, поели?
  Стас кивнул и, допив последний глоток чая, встал из-за стола. После тёплого ресторана показалось, что на улице похолодало. А может, оно так и было. Хорошо, что догадались одеть вязаное бельё и взять шинели с меховым подкладом.
  - Ну, теперь ваша очередь, - Столыпин уселся на пассажирское сиденье.
  Стас завёл мотор, аккуратно потянул рычаг газа, и 'Бьюик', чуть дёрнувшись, покатил по улице. Пётр Аркадьевич, уронив голову, дремал рядом.
  'Как он на этих ухабах спать умудряется? - тихо удивился про себя Стас. - Вот, железный мужик'.
  И только тут вспомнил, что обещал назавтра увидеться с Ингой. Блин, вот склеротик! Надо было и ей телеграмму дать, чтобы ждала его возвращения. Конечно, гарантии это не давало, что своенравная киллерша послушается. Но теперь-то, точно, укатит к себе в Вену. Хорошо ещё, если туда. Мало ли у неё квартир может быть. С такой профессией на одном месте сидеть чревато. Скоро ему стало не до дум, дорога пошла такая, что сам чёрт ногу сломит!
  Пока Столыпин спал, Стас остановился только раз - проинспектировать хлипкий кустик у верстового столба. Вернувшись в машину, он поправил на спящем сползшую шинель и, сев за руль, вытянул рычаг газа. В распарывающем темноту жёлтом свете фар, один за другим, мелькали полосатые столбы, отмечая оставленные позади вёрсты. Столыпин сменил его уже под утро, когда стало неметь лицо, и руки были, как чужие. Стас пересел направо и, закутавшись в ещё хранившую тепло шинель, сам не заметил, как выключился, уронив голову на грудь. Проснулся он, когда солнце уже стояло над верхушками деревьев.- С добрым утром! - насмешливо поприветствовал его Столыпин. - Ну, и здоровы вы спать, господин титулярный советник.
  - Почему титулярный советник? - удивился Сизов.
  - Я за три дня знал, что меня снимут, - усмехнулся бывший министр. - Есть, знаете ли, источники в высших кругах.... Ну, и присвоил вам очередной чин. Всё-таки, и жалованье побольше, и прочее-всякое.
  - Спасибо, - поблагодарил новоиспечённый титулярный советник. - Только, всё равно, нагонит меня Макаров. Зачем ему такое странное подразделение?
  По губам Столыпина мелькнула усмешка, которую иначе, как коварной, не назовёшь.
  - Об этом вам беспокоиться не стоит. Всё будет, как и было. Он, всё-таки, без малого шесть лет у меня в товарищах проходил. Толковый специалист, даром, что из купцов. И революционеров любит не более, чем я, грешный.
  - В прежней жизни его сняли после Ленских событий. За массовый расстрел, который Трещенков учинил. Как это вы успели его остановить?
  - И не успел бы, - хмуро отозвался экс-министр. - Исаев ваш - золотая голова, сущий оракул. Николай Викторович меня за районные охранные отделения критиковал. А Всеволод, когда узнал, что Иркутская жандармерия Трещенкова на Лену командировала, сразу мне донесение на стол. И, надо сказать, точно всё проанализировал. Мы ведь, буквально, в последнюю минуту успели. Это карьерист уже по толпе рабочих стрелять собирался. Вот, кстати, деревня какая-то. Надо молока у крестьян купить.
  Сопровождаемые стаей собак, они въехали в деревню. Искать никого не пришлось, на самодвижущее чудо сразу сбежались поглазеть и мальчишки, и взрослые. Попив молока, они двинулись дальше. Тут уже ехать стало труднее. Дорога была, но такая, что врагу не пожелаешь. Избитая конскими копытами, она состояла из сплошных колдобин. Не спасали и рессоры, мотало так, что приходилось силой удерживать руль, так и норовивший вырваться из рук. Однако, часов в шесть вечера они уже подъезжали к прииску.
  - Кто таков? - раздался из-за ворот голос охранника.
  - Хозяева твои, - отозвался Стас. - Открывай!
  Услышав знакомый голос, тот испуганно охнул, и загремел засовами.
  − Сейчас открою, ваш благородь! Не извольте беспокоиться!
  Ворота заскрипели, распахиваясь. Охранник, здоровый мужик с берданкой на плече, испуганно таращился на приехавших, вытягиваясь во фрунт. Фыркнув мотором, 'Бьюик' качнулся на рессорах, и покатил к домику управляющего, возле которого стоял ещё один вооруженный охранник.
  − Отучили дураков на посту спать, − криво усмехнулся Столыпин.
  Кроме бдящей охраны, они пока не видели явных признаков того бунта, когда толпа в слепой ярости разносит всё и вся на своём пути. Вот, и крошечный посёлок для инженерного состава прииска цел, а из труб стоящих поодаль бараков мирно курится печной дымок. Скрипнув тормозами, машина остановилась у крыльца. Расправивший грудь часовой отдал им честь.
  −Здравия желаем, ваше превосходительство! С благополучным прибытием!
  
  ...- Ну, что, господа хорошие? - Стас обвёл взглядом всё местное 'начальство'.
  Приисковые 'вершители судеб' сидели смирно, как голуби, глядели преданно, как на живую икону. Вот, это-то и настораживало. Если бы всё было чисто, хоть один, да возмутился бы: 'Вы что? Да мы их на руках носили, икру осетровую в рот ложками пихали, а они, ракалии!' Что-то, возможно, прояснил бы Александр, но он передал, что подойдёт попозже. Значит, придётся 'колоть' их самому. - Что, спрашиваю? Лучше сами сознайтесь, чем работяг допекли. Обещаю - честно скажете, никого не уволю. На первый раз не стану. Уж потом - не взыщите. Ведь всё равно дознаюсь. Ну?! Минуту я подожду.
  Столыпин, сидя в углу, с интересом наблюдал, как Стас 'намазывает на хлеб' мастеров. Как бывший министр внутренних дел, в вопросах дознания и сыска он ориентировался превосходно. Перед ним, вне всякого сомнения, был настоящий профессионал. Один взгляд чего стоил!
  'Не выдержат, - решил экс-премьер. - Сейчас, точно, кто-нибудь 'лопнет'.
  Мастера участков переглядывались между собой, поглядывая на Ивана Федотовича, который сидел с непроницаемым лицом, словно северный Будда. Наконец, все взгляды скрестились на нём. Управляющий прииска покосился на подчинённых. Но было ясно - не покается сам, сдадут 'сошки'.
  Стас достал из жилетного кармана изящный брегет.
  - Ну, всё, - глянув на циферблат, спокойно сказал он.
  Но в голосе его так звякнул металл, что все поняли - шутки кончились.
  - Начальник! - резко вскочил, словно его шилом ткнули, единственный из всех мастер-зырянин . - Федотыч лёк , шибко сердитый! Его все боятся!
  И, словно прорвало запруду.
  - И рабочих, и нас обсчитывает!
  - Бабу с моего участка изнахратил , а приисковые теперь на меня волком смотрят - мол, все вы одним миром мазаны!
  Иван Федотович побагровел, с грохотом отлетела табуретка.
  - А вы-то, что, святые?! - потревоженным медведем рявкнул он. - У тебя, Зотий, объём работ завышен! А ты, Егорка? Забыл, сучий потрох, как у меня от приискателей прятался, когда с каждой морды по целковому зажилил? А Федотыч, значит, лёк?!
  Он замахнулся на зырянина. Тот шарахнулся в сторону, упал, и ползком рванул к порогу.
  - Всё с вами ясно, - спокойно сказал Стас. - Я, конечно, понимаю, что мастерами на приисках не ангелы работают.
  Мастера, скроив постные мины, согласно закивали - точно, ангелов нет.
  - Но и вы уже нюх потеряли, берегов не видите, мать вашу! Забыли, где живёте? Могут ведь и прикопать по случаю, закон - тайга, медведь - прокурор. Пётр Аркадьевич, - повернулся он к Столыпину. - Позвольте мне с рабочими сходить побеседовать. А потом уже, сообща, обсудим.
  - Сходите, Станислав Юрьевич. Осторожней только.
  - Ваше благородие! - Федотыч рванулся к нему, словно в ноги упасть хотел, но передумал. - Не ходите, Христом-Богом! Тут же варначьё одно! Не дай Бог, что...
  - Сибиряка варначьём не испугаешь, - блеснул зубами Стас и, толкнув дверь, вышел на свежий воздух.
  
  ...Дверь барака со скрипом отворилась, в нос ударила целая куча запахов. Тут и сопревшие портянки, и кислый запах давно немытых тел, и что-то съестное.
  'Что ж не моются-то? - мельком удивился он. - Сосо же при мне Федотычу наказывал, чтобы баню общую построили'.
  - Здравствуйте, - остановившись у дверей, поздоровался он.
  - Здорово, барин, коли не шутишь, - угрюмо отозвался молодой мужик.
  Он, как раз, подкладывал в печурку дрова. Из-за занавески выглянула женщина и, без всякого стеснения, в упор стала изучать пришедшего.
  - Я к вам поговорить пришёл.
  - Много вас тут шастает, - неласково отозвался мужик. - Не нужна нам ваша революция.
  - Так, она и мне, как зайцу курево, - насмешливо хмыкнул опер. - Я хозяин прииска.
  - А ты, часом, не врёшь? - с сомнением протянула баба.
  - Зачем мне врать? - удивился Стас. - Чтобы матюков от вас наслушаться? Тоже мне, счастье!
  На их разговор из полутьмы барака стали появляться новые лица. Такими уж измождёнными они, определённо, не выглядели. Но лица у всех безрадостные, потухшие какие-то.
  - Ты, правда, начальник? - спросил низкорослый мужичок, зырянин, судя по выговору.
  - Правда.
  - А мне энтот коин говорил, что Столыпин у нас начальник, - не унимался мужичок. - Видал я его, лабутной такой. Не ты это.
  - Какой ещё коин? - удивился Стас. - А со Столыпиным на паях мы.
  - Коин - это волк по-зырянски. Федотыча он так кличет. Волк и есть.
  Это ответил крепкий мужик вида самого уголовного. Стас, едва на него взглянул, сразу определил - варнак. Ничем разумным и никакой наукой это не объяснить, но мент и уголовник определяют друг друга с первого взгляда. Судя по 'добрым' глазам каторжанина, тот тоже с ходу определил истинную сущность собеседника.
  - Ладно, мужики, всё это не к делу. Какие жалобы? Давайте по-порядку.
  С таким же успехом он мог попросить горный обвал кидать по одному камешку. Жалобы хлынули, как из рога изобилия. Кое-что он уже знал от мастеров, кое-что слышал впервые. Например, что Егорка требовал от мальчишек возить его на спине с работы и на работу. Да, много чего ещё.
  - Так, стоп! - поднял он руки. - Вы так до вечера орать будете, я всё одно, ничего не разберу. Давайте так - обсудите тут меж собой всё, как следует, каждый барак своего выборного определит, вот пусть они и придут ко мне в контору.
  Постепенно все стихли.
  - Вот, так, - усмехнулся Стас. - Нам надо, чтобы прииск работал. С прошениями тоже лишнего не загибайте, я вам не добрая фея. Будете пахать, как волки, буду платить. Пирожных к чаю не сулю, но мастеров прижму, чтобы лишнего себе не позволяли. В общем, жду.
  Слова о пирожных были встречены смешками. Но, в целом, обстановка разрядилась. Развернувшись, Стас толкнул дверь и вышел в темноту. Пока он разговаривал в бараке, снаружи вовсю разгулялся хиус , нахально забрался ему задувал под пальто и сёк лицо мелким, колючим снегом. Прикрывая лицо воротником пальто, Стас зашагал в контору, однако, не пройдя и десятка шагов, почувствовал, что кто-то идёт следом. Он насторожился. Край-то здесь, действительно, варначий, не зря его 'подмосковной Сибирью' кличут. Стас прибавил шагу и, завернув за угол барака, мимо которого проходил, встал в тень.
  Шаги приблизились почти вплотную, затем остановились.
  - Эй, хозяин, слышь, как тебя?
  Стас узнал голос варнака. Матёрый, сучара, не клюнул. Он спокойно вышел из-за угла.
  - Чего крадёшься, как тать в ночи?
  Лица каторжанина видно не было. Освещения тут никакого, а луна уже на ущербе, ночи тёмные.
  - А ты уже испужался?
  Голос сочился ехидством.
  - Бережёного Бог бережёт, небережёного конвой стережёт.
  - Может, оно и верно, - хмыкнул уголовник.
  - Чего хотел? - сухо спросил Стас.
  - Дык, валенки у тебя купить хотел. Только, чтобы ношенные, а то у меня мозоли больно нежные.
  'Здравствуй, Марья, я твой Яков! - пронеслось в голове Стаса. - А Барон-то слов на ветер не бросает'.
  - Сроду валенками не торговал, - отозвался он, как было условлено. - Только кавказскими папахами.
  - Привет тебе от Барона.
  - Да я уж понял, что не от кайзера Вильгельма, - хмыкнул опер. - Что про этот кипеш сказать можешь? Чует моё сердце, не обошлось тут без керосина со стороны.
  - Верно сечёшь. Есть у здешнего инженера помощник, типа маркшейдера, французик. Кручёный ферт, по-русски шарит, как мы с тобой. С конторскими свой в доску, и с мужиками вась-вась. Моё дело, конечно, сторона, только неделю назад приезжал какой-то фараон из Питера. Вроде, как, из ваших. Видел я, как они шушукались, а потом этот кипеш начался. Нутром чую, без них тут не обошлось.
  - Понял. Что я должен? - прямо спросил Стас.
  - Ништо, - с ухмылкой отозвался варнак. - Барон сказал помочь, я помогаю.
  - Лазаря мне не пой, - хмыкнул опер. - Знаю я ваше бескорыстие.
  - Ну, ежели когда в ответку поможешь.
  По голосу было слышно, что урка ухмыляется. Не дурак, однако. Сообразил, что помощь Стаса подороже денег будет.
  - Ладно. Надо будет - обращайся. За любую помощь не подписываюсь, но что без палева - помогу. Как звать-то тебя?
  - Спросишь Алёху Фарта - любой покажет. Пращевай, начальник.
  И тень растаяла в темноте.
  
  ...В конторе его ждал какой-то парень.
  - Вот, - показал на него Федотыч. - Караульный привёл, грит, вас требовал.
  - Привет, кацо, - повернулся к гостю Стас, безошибочно определив в нём грузина. - Какое у тебя ко мне дело?
  Он с интересом ждал - что тот ответит. Сам факт общения с Джугашвили - для присутствующих не тайна. Но парню об этом знать неоткуда.
  - Э, уважаемый, ты бы мне хоть чаю с дороги предложил, - широко улыбнулся тот. - Язык наш знаешь, стало быть, и обычаи знать должен.
  - Ну, пойдём, - усмехнулся Стас. - Чаю попьём, поговорим.
  Когда они вошли на его половину дома (живя здесь, они со Столыпиным делили один дом на двоих), опер скинул пальто и, достав нож, стал щипать лучину.
  - Присаживайся, - он кивнул гостю на стул. - Печку растопим, чаю попьём, поговорим спокойно.
  - Товарищ Коба привет тебе передавал, - сев на стул, доложил грузин.
  - Я, вообще-то, его самого ждал.
  - Извини, дорогой, никак ему сейчас нельзя, - сочувственно отозвался тот. - Меня Шота зовут, Коба сказал, чтобы ты мной располагал, как им.
  'Угу, - мрачно подумал опер, подкладывая тонкое полешко на весело пляшущие язычки пламени. - Умри, верблюд, всё одно не снести ослу его шкуры'.
  - Тогда скажи, Шота, только без обид, а ты потянешь то, что я на Кобу повесить планировал?
  - Э, дорогой, - оскалил белые зубы гость. - Если Коба мне доверяет, значит, смогу.
  - Ну, смотри, тебя за язык никто не тянул, - ухмыльнулся Стас. - Значитца, так. Становишься управляющим прииском - это раз! Никакой пролетарской солидарности - это два! Чтобы работали, как ломовые кони, процент от прииска идёт на революционную деятельность. Но об этом знаем только трое - ты, я и Сосо. Для остальных ты - строгий управляющий. Конспирация - прежде всего. Вот тебе, Шота, и весь сказ.
  И с удовольствием полюбовался на растерянное лицо пламенного борца за счастье народа.
  

Глава 16. Пришла беда, откуда не ждали...

  ...От солдатских сапог и пимов несло не по-детски. Ядрёные запахи дёгтя, махорки и сосновой смолы, казалось, въевшиеся намертво в зипуны и кожухи выборных, ощутимо щипали в носу. Уже битых полчаса в конторе шли переговоры. Впрочем, то, что здесь творилось, хотелось назвать совсем другим словом. Настоящие переговоры длились не более трёх минут. Потом начался такой хай, что хоть святых выноси.
  'Хорошо, что Столыпин уехал, - мысленно усмехнулся Стас. - Он бы их тут мигом по стойке 'смирно' всех поставил. А я лучше послушаю, а потом уже 'разводить' начну'.
  Мастера и управляющие лаялись с представителями рабочих бригад так, что уже не за горами была самая настоящая потасовка. Вот, теперь можно и вмешаться. Он громко хлопнул ладонью по столу и встал.
  -Так! Птичий базар закончен!
  - Так, они, блядские души..., - не удержавшись, выругался Федотыч и замолчал, наткнувшись на жёсткий взгляд Стаса.
  - Переходим к переговорам. Всё я слышал, всё я понял. Значит, дальше будет так. Расценки я поднимаю в полтора раза. Молчать, я сказал! - рявкнул он, видя, что обе стороны готовы открыли, было, рты. - Далее. Иван Федотович уволен, его место займёт Шота Георгиевич, прошу любить и жаловать.
  - Станислав Юрьевич, дык, я..., - бывший управляющий был в полной прострации.
  - Вон, к кассиру, полный расчёт, и пошёл нах.., - спокойно ответил Стас. - Умел прокудить, умей и отвечать.
  Иван Федотович повернулся и молча вышел, бросив на прощанье тяжёлый взгляд через плечо.
  - Теперь запомните вы, - он повернулся к выборным. - Работать на совесть! Будет построена баня и ещё пять бараков для семейных.
  Он обвёл глазами присутствующих - равнодушных не было, но все держали рты на замке.
  - Штрафы разрешаю выписывать только управляющему. Мастера имеют право доложить о нарушении. И только один раз. Второе нарушение - на улицу. Но ты, Шота Георгиевич, смотри хорошо! Чтобы этого беспредела больше не было, всем понятно? И рабочим передайте: слово мастера - закон! Но, если мастер палку перегнёт, сам пойдёт за ворота. Разбираться, если что, буду сам, тогда не обессудьте. Всё, начинаем работу, хорош Ваньку валять.
  Выборные поднялись и, подхватывая треухи да шапки, кланяясь, стали выходить из комнаты. Судя по оживлённым голосам, их там поджидали те, кому не терпелось первыми узнать результаты переговоров. За ними, стараясь сохранить остатки достоинства, вышли мастера. Остался только новый управляющий. Вид у него был слегка ошарашенный.
  - Садись, генацвале, - широко улыбнулся Стас. - Чего ты встал, как соляной столб?
  Шота машинально плюхнулся на табуретку и посмотрел на опера. Таким взглядом, наверное, тигр провожал свою шкуру, уходящую на плечах витязя.
  - Послушай, Станислав... - неуверенно начал он.
  - Да! - с преувеличенной живостью повернулся к нему Стас. - Говори, кацо! Ты друг моего друга. Волю первую твою я исполню, как свою!
  По грустным глазам грузина он понял, что с чувством юмора у парня всё в порядке, и насчёт 'волю первую твою...' он всё правильно понял.
  - Понимаешь, Станислав...
  - Понимаю, но не отпущу, - отбросив дурашливый тон, серьёзно сказал Стас. - Революции нужны деньги. Это дело тебе поручила революция. Ты себе не принадлежишь. Большевик?
  - Большевик! - с вызовом глянул на него Шота.
  - Значит, справишься. Нет в мире таких крепостей, которых большевики не могли бы взять.
  - Кто так хорошо сказал, а?
  - Наш друг Коба, - не моргнув глазом, ответил Стас. - Ну, что, чай будем пить или сразу с работой знакомиться пойдёшь?
  - Знакомиться пойду, слушай, - поднялся Шота. - Ты всё правильно сказал, да!
  И вышел из комнаты с таким видом, словно сию минуту шёл брать те самые крепости, о которых Сталину предстояло сказать лет через пятнадцать.
  'А теперь, может, и раньше скажет', - ухмыльнулся про себя Стас.
  Он был ужасно доволен собой.
  'Блин, ну, как же так получилось, что в своём времени он выше рядового опера подняться не смог? Странная штука - жизнь'.
  
  ...Бешенный стук в двери заставил Стаса буквально подскочить на кровати. Мельком глянул на часы - семь утра! Какого хрена? Он зачитался часов до трёх ночи. Выхватив из-под подушки неразлучный парабеллум, он, как был, в трусах, подскочил к двери.
  - Кто?
  - Станислав, это я, Шота! Открывай скорее, совсем плохо дело, слушай!
  Что там стряслось, мать их так?
  - Минуту обожди, штаны надену.
  Он быстро натянул брюки, сунул пистолет за пояс сзади, накинул сорочку и открыл двери.
  - Станислав, понимаешь! - Шота ворвался, как ураган.
  - Стоп! Что стряслось? Спокойно и по-порядку.
  - Какой 'спокойно', слушай! - возопил управляющий, но тут же справился с собой и доложил: - Жандармы из Архангельска приехали. Зачинщиков забастовки арестовывают.
  Вот-те на! Стас замер с галстуком в руке.
  - Погоди, какая забастовка? Вышли же на работу!
  - Вот, и я им говорю - какая забастовка, слушай?! Люди работают, нет никакой забастовка! А они говорят - разберёмся! Рабочие шумят, пойдём скорее, сейчас там не забастовка, там революция будет!
  'Вот так, - подумал опер. - Революционер против революции. Чудны дела твои, Господи'.
  Когда они подошли к баракам, там уже бушевал митинг. Поодаль, возле конторы, стоял строй солдат. Ружья они держали в положении 'к ноге'. А перед строем прохаживался жандармский поручик. Глянув в его холодные рыбьи глаза, Стас сразу почувствовал к нему неприязнь. Знал он этот тип служак. На родную мать ради лишней звёздочки донос напишет. Судя по ответному взгляду, поручик испытывал к нему те же чувства.
  Он ещё раз поглядел на толпу, на солдат и в голове постепенно стало проясняться.
  'Мать вашу! На Лене не вышло, так здесь месиво устроить хотят. Это тот французик постарался, не иначе. Или... или тот, кто меня австриякам 'слил'... Чёрт! Всё время меня на полшага опережают, не успеваю я до них добраться. Ну, ладно, сукины дети, я вам устрою раздачу слонов!'
  Оглядевшись, он заметил стоящего неподалёку Алёху Фарта, стоящего отдельно в компании себе подобных. Они курили, равнодушно поглядывая на митингующих.
  - Здорово, Леха! Привет честной компании.
  - Здорово, начальник, - отозвался тот, независимо дымя папироской.
  - На два слова.
  - Сейчас.
  Он о чем-то пошушукался со своими и, подойдя, выжидающе уставился на Стаса.
  - Короче, так, - деловито сказал опер. - Кто-то плеснул керосин со стороны. Вызвал солдат, работяг арестовали, сейчас они специально атмосферу нагнетают.
  - А я тут при чём?
  - Слушай дальше, не перебивай. В толпе есть провокаторы. Обязательно есть, это и к бабке не ходи. Кипешнут народ, кинут на штыки, не дай Бог. Тут твой резон тоже есть. Ты с Бароном в доле?
  - Ну.
  - Гну. Сейчас стрельба начнётся, будет тебе не доля, а пуля.
  Урка задумался.
  - А просто свалишь, будет дуля, - мгновенно просчитав ход его мысли, подытожил Стас.
  - Ладно, чё хотел-то?
  - Замешивайтесь в толпу, вычисляй провокаторов, тут не мне тебя учить, сам всё знаешь. Когда начнут народ будоражить, гасите их, как родных. Косите под чёрносотенцев - типа 'за Веру, Царя и Отечество'. Люди у тебя надёжные? В общем, если путём сделаешь, считай, я твой должник, понял?
  - Чего тут неясного? - ухмыльнулся уркаган. - Лады, бывай здоров, начальник, помни, что сказал.
  - Сказал - сделаю, - отрезал опер и, повернувшись, зашагал к солдатам.
  Увидев приближающегося Стаса, офицер остановился и, заложив руки за спину, стоял, покачиваясь с пятки на носок.
  - Здравствуйте, господин поручик. Позвольте представиться - титулярный советник Сизов, чиновник для особых поручений при министре внутренних дел. И, по совместительству, хозяин этого прииска. С кем имею честь?
  - Поручик Глазов, адъютант Архангельского, Волынского жандармского управления.
  Стас мимоходом отметил, что, увидев документ, поручик подобрался.
  - И что? Я имею в виду - по какому поводу вы здесь находитесь?
  - Простите, - несколько свысока поглядел на него Глазов. - Мною произведён арест зачинщиков бунта....
  - Слушайте меня, поручик, - веско сказал Стас. - Вас подставили самым нахальным образом. И подставил, как я понимаю, ваш начальник.
  Опер бил наугад. Где-то глубоко внутри подняло голову то чувство, которое большинство людей именуют интуицией, а менты - чуйкой. Судя по тому, как метнулся взгляд жандарма, сыщицкая чуйка не подвела его и на сей раз.
  - Вы думаете, стрельбу устроите и повышение за это получите? Под суд пойдёте, голубчик! Трещенкова на Лене Бог уберёг... точнее, не сам, а руками господина Столыпина, а ваши дела плохи, поверьте моему слову.
  - Я исполняю свой долг, - гордо вздёрнул он голову, словно его взнуздали.
  - Это делает вам честь, - кивнул Стас. - Но и здравый смысл никто не отменял. Я вижу выход из создавшейся ситуации. Может быть, пройдём ко мне и переговорим? К тому же, в такой холод, стакан горячего чая с коньяком вам, определённо, не повредит.
  Поручик замер в глубоком раздумье, словно петух, изучающий жемчужное зерно.
  - Через три дня мне ехать с докладом к министру. Если вы поможете мне, то и у меня будет возможность хорошо отозваться о вас.
  Стас врал самым нахальным образом. Но откуда это знать провинциальному жандарму? Этот довод для жандарма, как и следовало ожидать, перевесил все остальные.
  - Охлопьев!
  К ним подлетел средних лет унтер-офицер и взял под козырёк.
  - Слушаю, ваше благородие.
  - Солдатам вольно, можно греться, поста не покидать. Если что, немедленно посылай за мной.
  - Есть!
  И, унтер, повернувшись к солдатскому строю, продублировал команду.
  
  ...Чай с коньяком плавно перетёк сначала в коньяк с чаем, а потом они сообща решили 'не портить продукт'. Стас, выбегая за угол очистить желудок, порадовался сделанным запасом. 'Продукт' не пропал даром - накачавшись до полного изумления, жандарм всё-таки сболтнул - кто инициировал эту операцию. Правда, он тут же, осёкшись, подозрительно поглядел на Стаса, но тот, как ни в чём не бывало, продолжал резать колбасу. 'Ушатался' поручик только под утро. Уложив его на свою кровать, опер стащил с него сапоги, и поставил на плиту чайник.
  В голове шумело. Мелькнула мысль досмотреть карманы этого брандахлыста, но потом решил не рисковать. Китель поручик не снял, а обшаривать спящего всегда чревато. Некоторые очень чутко спят даже тогда, когда налакаются до полного изумления.
  К обеду арестованных выпустили, жандарм с солдатами уехал. Решено было представить дело так, словно к приезду солдат забастовка ещё продолжалась. И бунт, благодаря умелым и грамотным действиям поручика Глазова, был предотвращён. В кармане поручик увёз 'благодарность' в виде конверта с десятью тысячами рублей. После, поразмыслив на трезвую голову, Стас понял, что здорово переплатил, но потом махнул рукой. Как говорится, если кость попала в зубы волку, не пытайся отобрать, пожелай, чтобы подавился.
  Перед отъездом нужно было сделать ещё одно дело. Плюнув на больную голову, Стас отправился в контору. На сей раз, о, чудо, ему удалось увидеть Александра. На протяжении всех последних событий инженера на прииске не было. Как пояснили маркшейдер, тот самый вертлявый француз, он проводил разведку окрестностей. Видимо, ему никак не давали покоя слова Стаса. Тот как-то, по дурости, сболтнул при Александре, что кимберлитовых трубок в этом районе несколько.
  'Хотя, почему по дурости? - подумал опер, глядя на заросшего чёрной щетиной инженера. - Найдёт ещё одну трубку, хорошо. А выволочку я ему сейчас, в любом случае, устрою'.
  - Александр, вы в курсе, что тут чуть до бунта не дошло?
  - Да, мне рассказали, - потупился тот.
  - Мне вам надо объяснять, что вы не только технический специалист? Что вы ещё и руководитель? За какой, простите, хрен я вам такие деньги плачу?
  - Я вам очень благодарен, Станислав Юрьевич, что вы мне поверили, - искренним голосом отозвался Александр. - И папа тоже вам очень признателен.
  - Вот, кстати, о папе, - оживился Стас. - Я всё хотел спросить, да забывал. Он чей агент, 'Де Бирса'?
  Инженер отшатнулся, словно опер сунул ему под нос живую гадюку.
  - Станислав Юрьевич! - Саша прижал руки к груди.
  - Да, бросьте, Александр! - поморщился Стас. - Понятно, что на 'Де Бирс', тоже мне, бином Ньютона. И пусть работает, я что, против? Папе надо иметь свой гешефт, разве нет?
  - Н-ну, да, - неуверенно ответил Александр.
  - Ну, да, конечно, да. И пусть работает, дай ему Иегова здоровья. А вот вы, Александр, мне решительно не нравитесь. Работаете на 'Росалмаз', а в замы себе берёте агента из конкурирующей фирмы. Это как понимать прикажете? Папа попросил? Да, конечно, папа, что вы жмётесь, как девственница.
  Инженер тяжело вздохнул, глядя на опера, как отданный на заклание агнец.
  - Вот, что, уважаемый господин инженер. Заместитель ваш уволится. Сам. И я подберу вам нового. А папе объясните, что вы его безумно любите, но работаете на 'Росалмаз'. Это Ваш гешефт. Это он поймёт. Ему же будет невыгодно, если я вас выкину? Тем более, когда всем станет известно, что вы двурушник? Вас даже бригада землекопов на работу брать побоится, я правильно понимаю?
  - Станислав Юрьевич, пожалуйста!
  - Ну, значит, договорились. А сейчас идите, ко мне сейчас человек прийти должен.
  Инженер поднялся и на нетвёрдых ногах вышел из кабинета. Едва он прикрыл за собой дверь, как раздался негромкий стук.
  - Войдите!
  На пороге возник ухмыляющийся Лёха Фарт.
  - Присаживайся, Алексей. Судя по довольному лицу, всё нормально?
  - Нормально, - оскалился тот. - Нет, ты прикинь, до чего народ распущенный пошёл! Я этого штымпа, маркшейдера, в уголочке, с друзьями тихо так прижал и вежливо так говорю: 'Не слиняешь отсюда завтра же, отловим в деревне и раком тебя всей кодлой отхарим. А он, сучара, в ответ лыбу давит. И такое впечатление, что я его тульским пряником пугаю. Ну, думаю, раз тебе это маслом по сердцу... а потом, говорю, на ремешки тебя резать начнём, понял? Вот тут, гляжу, проняло его всерьёз, до печёнок'.
  - То есть, я так понимаю, что он уволится?
  - А то, как же! - гордо вскинул голову урка.
  - Добро, вопросов нет.
  Открыв ящик стола, Стас достал мешочек с алмазами и положил на стол.
  - Ваша с Бароном доля. Всё по-христиански.
  
  ...Когда спустя два дня Стас вошёл в дом Столыпина, его встретила Наташа. Глаза её загадочно поблескивали. И вообще, вид был, как у маленькой девочки, которая вот-вот покажет язык и похвастается: 'А я что-то знаю! Знаю, да не скажу!'
  - Не интригуйте, Наташа, - улыбнулся Стас. - У вас на носу написано, что есть какие-то новости.
  - Ишь, хитренький! - она смешно сморщила нос. - Вот и читайте, если написано. А приставать с вопросами нечестно. Идите в кабинет, папа вас уже заждался.
  Стас покорно склонил голову, показывая, что слушает и повинуется, и направился в кабинет.
  - Входите, Станислав, присаживайтесь. Интриговать вас не буду. Вчера я имел беседу с Его Величеством. Решено создать Управление Особой Стратегии в структуре Военного министерства. Возглавит его ваш покорный слуга. Вы что-то, помнится, говорили о войне с Австро-Венгрией?
  

Глава 17. Прикладная химия

  ...Стас выпрыгнул из коляски, не дожидаясь, пока извозчик окончательно остановится, сунул 'ваньке' в руку полтинник и, распахнув дверь, вошёл в холл гостиницы 'Англетер'. Навстречу поднялся приветливый портье.
  - Здравствуйте, желаете снять номер?
  - Нет, - мотнул головой Стас. - Скажите, у вас проживает Иоанна Гржибовская?
  - Да. Она сейчас у себя.
  Подойдя к дверям, он успокоил дыхание (по лестнице взлетел соколом), и постучал.
  - Войдите, - послышался знакомый голос.
  Стас распахнул дверь, и шагнул внутрь. Инга в домашнем халате, расшитом драконами, сидела в кресле и курила пахитоску.
  - О, какой гость! - она растянула губы. - Как у вас говорят? Нежданный гость хуже татарина?
  - Незваный гость, - поправил он девушку. - Это устаревшая информация. Незваный гость уже давным-давно лучше татарина.
  - Да?
  - Да, - Стас откровенно забавлялся, глядя на её оторопевшее лицо.
  - Сукин ты сын, Станислав! - выругалась она, затягиваясь пахитоской. - Никак не могу привыкнуть к твоему проклятому юмору. Тебе, что, нравится делать из меня дуру?
  - Да что ты, солнце моё! - он плюхнулся в соседнее кресло. - Ты очень умная. Просто... м-м... вальяжная. Говорят, эстонцы даже с крыши падают в три раза медленнее.
  - Да, - ничуть не смутившись таким 'комплиментом', вздёрнула нос Инга. - Мы никогда не торопимся, но везде успеваем. Не то, что вы, русские. Обещаете прийти завтра, а приходите через четыре дня.
  'Русская женщина, как минимум, округлила бы этот срок до недели', - подумал опер.
  - Извини, мне срочно пришлось уехать.
  - Да, я знаю. Но ты не ответил на мой вопрос.
  - Изволь. Моё предложение в силе. Делать будешь - что скажу. Платить буду - сколько скажешь. Вот, так.
  - Хорошо, - подумав несколько секунд, кивнула она. - Я буду работать лично на тебя, или...
  - Иногда, может, и на меня, - медленно сказал Стас. - Но, в основном, или. Если на меня, ты имеешь право отказаться.
  - И ты меня шлёпнешь, - хладнокровно констатировала Инга. - Нет, уж. Просто тогда я буду назначать цену сама.
  - Ладно, - пожал он плечами.
  Смысл было спорить и убеждать, что он её не 'шлёпнет'? Во-первых, всё равно не поверит. Во-вторых... Да, мало ли, в их деле всякое бывает, лучше не зарекаться.
  
  ...Стас, валяясь на диване, предавался пошлому ничегонеделанью. Впрочем, так только казалось со стороны. Ум его, как ни пошло это звучит, переполняли заботы истинно государственные. Было, над чем подумать после такой новости.
  Вкратце то, что сообщил ему Столыпин, выглядело так: Его Величество Николай II получил от 'святого старца' совет, прямо скажем, неожиданный - назначить Петра Аркадьевича 'смотрящим' за подготовкой к войне. Старец пророчествовал, что никак не позже 1914 года нападёт германец, крови прольётся много, а потом, несмотря на то, что немца победят, падёт государство русское.
  В свете этого прогноза приходилось признать, что не просто шарлатаном был 'отец Григорий'. Может, такой же 'попаданец'? Да, Бог с ним, со старцем, угадал он всё правильно. В общем, венценосец совет принял (да и любимая Алис, видать, головку поклевала) и волею царскою, Богом данною, постановил:
  Назначить статс-секретаря в отставке Столыпина Петра Аркадьевича начальником Управления Особой Стратегии в составе Совета Военного Министра, с сохранением его чина генерал-фельдмаршала, с прямым его подчинением Верховному Главнокомандующему, с оперативным подчинением Военному Министру. Подчинить вышеупомянутому Управлению Военно-учёный комитет и соответствующие ему подразделения в составе других управлений.
  В общем, смешнее не придумаешь. Статс-секретаря, особу 1 класса, целого генерал-фельдмаршала(!) подчиняют генералу от кавалерии, особе на целый класс ниже! Столыпин взбрыкнул бы, конечно, но... лично государь попросил, не хухры-мухры! А, вообще, молодец, конечно, железный мужик. Действительно, готов служить Отечеству, без дураков. С другой стороны, верно это, как ни крути. Цари меняются, а Родина-то одна, другой нету.
  Так, что, господин Сизов, извольте радоваться. Вы теперь не чиновник по особым поручениям и не титулярный советник, а начальник оперативного отдела и штабс-капитан. И вся ваша неорганизованная компания - это и есть оперативный отдел. Главная задача которого если не предотвратить войну, то, по крайней мере, быстро её закончить. А чего тут хитрого-то? Боеприпасов дайте армии вволю, она вам чёрта победит, не то что германца. Если бы Путиловский и Обуховский заводы не в 1916 году, а сегодня госзаказ на патроны и снаряды получил бы, не узнала бы Россия революции, а армия - солдатских комитетов.
  Непонятно только одно - как это Распутин своему другу Сухомлинову такую свинью (простите великодушно, Пётр Аркадьевич) подложить догадался. Или Николай свою инициативу проявил, а на старца только сослался? Чёрт их разберёт, не его ума это дело. Работать надо.
  Это Стас додумывал уже на ходу, садясь в таксомотор. На шесть вечера он назначил встречу с Володей Корневым. Ему предстояло пройти проверку первому.
  
  ...Ресторан гостиницы 'Англетер' по праву считался одним из лучших. Впрочем, обедать Стас не собирался. Заказав кофе по-варшавски, он лениво просматривал свежую 'Столичную молву'. Что у нас там нового?
  'Неудача Уточкина.
  Сегодня авиатор Уточкин потерпел аварию по попытке полета на гидроплане.
  Когда Уточкин хотел подняться в воздух, на очень незначительно высоте аппарат перевернулся, и гидроплан упал в воду. Его бросились спасать. Уточкин весь промок, Этим попытки и кончились.'
  Стас помнил старый фильм об этом авиаторе, где его молодой Стриженов играл. Как там его Леждей называла (имя героини он не помнил)? 'Уточкин - рыжий пёс!' Ладно, что хоть не разбился. России сейчас много авиаторов потребуется.
  - Скучаете? - послышался голос за спиной.
  - Присаживайся, Володя. Кофе будешь?
  - Да, - он поднял руку, подзывая официанта. - Кофе. Чёрный. Турецкий. Без перца.
  - Как добрался, Станислав? Мы тут уже все жданки поели.
  - Да, нормально, - усмехнулся Стас. - Знаешь, я к такому выводу пришёл, что каждый полицейский должен хоть месяц в тюрьме посидеть. Очень, знаешь, кругозор расширяет.
  - Чур меня, - быстро перекрестился Владимир. - Нет уж, уволь. Хотя... от тюрьмы да от сумы, как известно, зарекаться не стоит.
  - Это точно. В нашем проклятом деле самый вероятный исход - пуля. Чужие пристрелят, если работать на них откажешься, либо Свои - если согласишься.
  - К чему это ты?
  - Да, так, мысли вслух и по поводу. Понимаешь, меня ведь не просто так арестовали. Меня 'слил' кто-то из своих, понимаешь? У тебя никаких соображений нет по этому поводу?
  Стас умышленно обострял разговор. Нередко бывает, что человек сам себя выдаёт. Именно потому, что стараются показать, что они не при делах. Тому, кто действительно ни сном, ни духом, это не надо. Впрочем, опер не подозревал именно Корнева. Стас вообще никого из них не подозревал. Именно потому, что хорошо знал - ссучить можно любого. Или любую. Суть не в том. Потому что 'расколоть' агента - не вопрос. Вопрос - узнать о его существовании.
  - Да Бог его знает, - задумчиво протянул Володя. - Сам-то ты что думаешь?
  - А чего мне думать, - легкомысленно махнул рукой Стас. - Из Архангельска сегодня нарочным пакет доставят. Я хотел тебя попросить этого человека встретить. Мне, как раз, в это время, к начальству. Съездишь?
  - Да, конечно, о чём разговор, съезжу. Вечерний поезд из Архангельска, пятый вагон, подойдёшь к служащему, скажешь, что ты от Сизова.
  Он посмотрел на часы.
  - О, пора! Пакет оставь у портье 'Англетера'. Я вечером заскочу на обратном пути. Ну, ладно, будь здоров, спасибо!
  - Да, не стоит, - услышал он за спиной голос Владимира.
  
   ...Роль связного исполнял Вернер Иван Карлович, чистейший русский немец, которого списали из военной контрразведки по состоянию здоровья. Он понравился Стасу тем, что на собеседовании так чётко изложил сильные и слабые стороны русской и немецкой армий. А прогноз так совпал с реальной Первой Мировой, что впору было в нём такого же 'попаданца'. Конопатый, с простецким широким лицом, он производил впечатление недалёкого неуклюжего служаки. Однако, в аттестации, которую он представил, чёрным по белому было написано:
  '..., отличный стрелок, приёмами защиты и нападения владеет мастерски, находится в прекрасной физической форме...'.
  Причиной списания было 'травматическое повреждение барабанной перепонки левого уха взрывной волной'. При задержании иностранного агента тот попытался уйти на тот свет вместе с контрразведчиками. Вернер успел отобрать гранату и бросить её в пустой коридор. В итоге, все, кроме него, отделались лёгкой контузией.
  Самое главное, что из группы 'Зет' Вернер ещё не был ни с кем знаком. Для проверки Стас использовал способ старый, как мир. Бумага была пропитана какой-то химической дрянью, названия которой он, естественно, не запомнил. Армейский химик, которого озадачил опер, уверял, что через две минуты после попадания на неё света бумага обуглится и рассыплется прямо в руках . А если её поднести к свечке, то исчезнет с громким хлопкóм.
  И сейчас он стоял возле окна, наблюдая, как Владимир заходит в пятый вагон. Инга стояла рядом, словно терминатор, ожидающий сигнала. Примерно через минуту Корнев спрыгнул с подножки вагона, и направился в город. Стас и Инга последовали за ним, соблюдая хорошую дистанцию - 'дышать в спину' опытному сыщику было опасно во всех отношениях. Впрочем, для подстраховки где-то здесь находятся Всеволод с Галиной. Пока он их не заметил, что и неудивительно - по делам 'наружки' жандарм был на две головы выше. Даже если они лопухнутся, Исаев его не упустит.
   Выйдя на площадь, Корнев сел в таксомотор. Стас сначала тоже хотел взять автомобиль, на котором они прибыли. Однако, рассудив здраво, от этой мысли отказался и махнул извозчику. Не такое уж было интенсивное движение, чтобы профессионал уровня Владимира не заметил 'висящую на хвосте' вторую автомашину. Это вам не конец XX века.
  - Давай за ним! - коротко приказал Стас, вкладывая в руку извозчика рубль.
  Монета сделала своё дело. Не задавая вопросов, извозчик свистнул, и крепкий вороной меринок взял с места размашистой рысью. Проскочив по Самарской, автомобиль повернул налево и, миновав мост, поехал по Литейному. Резвый конёк не отставал, держась на приличном расстоянии. Впрочем, извозчиков хватало в обоих направлениях, так, что, в глаза они не бросались. Стас ещё для верности поднял откидной тент, что было вполне замотивировано - начал накрапывать дождь.
  Когда таксомотор проскочил поворот на Пантелеймоновскую, Стас насторожился. На Невском он тоже не свернул. Всё! Теперь уже было ясно, что Владимир едет не в 'Англетер'. А это могло означать только одно - сейчас проверяемый хочет побыть один на один с письмом. Конечно, есть ещё версия, что он вспомнил про включённый дома утюг, но в неё, как-то, не очень верилось. Давно известно - хочешь дожить до старости - чти 'бритву Оккама', целее будешь.
  Владимир вышел в Кузнечном переулке. Незаметно оглядевшись, он вошёл в арку второго дома. Сунув 'ваньке' ещё рубль, Стас взял за руку Ингу и, не торопясь, прошёл следом. Осторожно оглядевшись, они убедились, что Корнева уже нет. Стало быть, он уже успел нырнуть в какой-то подъезд. Теперь осталось только спокойно ждать. Как говорится, кто чесночку поел - сам скажется.
  Минут через десять из подъезда вышел Корнев. Стас сразу заметил, что на руках у него другие перчатки - те были серые, под цвет элегантной пары, а эти чёрные, кожаные. Ага, обжёг пальчики, собака! А нефиг быть таким любопытным. Значит, не соврал этот химик, дай Бог ему здоровья. Вид у сыщика был невесёлый. Ещё бы! Уж что-что, а дураком он, точно, не был.
  'Надулся, как мышь на крупу', - злорадно подумал опер, и шагнул из арки навстречу бывшему соратнику.
  Увидев его, Корнев замер на месте.
  - О, Владимир, какая встреча! - воскликнул Стас преувеличенно бодро. - Как, встретили Ивана Карловича? Письмо забрали?
  Тот, не отвечая, с каким-то странным выражением переводил взгляд с опера на Ингу, стоящую рядом. Губы его были плотно сжаты.
  - Ладно, - отбросив дурашливый тон Стас. - Сопротивляться не советую, ты меня знаешь.
  Владимир молча кивнул и, покорно протянув руки, сделал шаг навстречу. И вдруг, надув щёки, выпустил изо рта, прямо в лицо оперу, какую-то едкую жидкость. Глаза обожгло. Чисто рефлекторно, Стас отшатнулся назад и почувствовал, как лицо опахнуло ветром. В ту же секунду он услышал тупой удар, вскрик и шум, тяжелый удар тела об землю.
  - Это водка, - послышался рядом голос Инги. - Открывай глаза, надо промыть.
  - Пройдёт, - отозвался опер.
  Он достал из кармана платок и промакивал глаза. Щипало, конечно, но терпеть можно было. Сработала не столько сама водка, сколько фактор внезапности. Владимир застонал и попытался встать.
  - Хорошо ты его угостила, - усмехнулся Стас.
  - Некрасиво плеваться в присутствии дамы, - вздёрнула нос эстонка.
  В это время в проёме арки появились две фигуры - мужская и женская, опер узнал ротмистра и Галину.
  - Что, мы что-то интересное пропустили? - поинтересовался Всеволод, подходя ближе.
  - Не умеет себя вести в присутствии благородной дамы, - щеголяя своим жёстким акцентом, усмехнулась Инга.
  Стас заметил, как оглядели друг друга дамы. Словно две кошки. Не те, что украшают собой пуфики, а две видавших виды бродячих мурки, познавшие на своём веку всё - и собак, и озверевших крыс, и живодёров.... И, если сейчас затянуты обе в шелка, это совершенно не значит, что они что-то забыли.
  - Галя, поймай извозчика, - распорядился Стас, со всеми предосторожностями помогая Владимиру встать с земли.
  Под другую руку подхватил его Всеволод.
  - Что, сукин кот? - тихо спросил опер. - Помогли тебе твои ляхи?
  - Куда меня? - спокойно спросил Корнев. - В тюрьму?
  - С такой аттестацией? - ухмыльнулся Стас. - Тебя туда не возьмут. Сейчас поедем на квартиру, там будем разговаривать. Честно, как бывшему коллеге говорю - шансы твои ничтожны, но надежда есть. Дохлая, но тут уж тебе карты в руки.
  Они прошли под арку и сели в пролётку с закрытым верхом.
  
  ...Разговор происходил на той же квартире, где они прятали Сосо. Теперь уже Сталина, он уже 'засветил' в 'Правде' этот псевдоним. Полина открыла им дверь и молча пошла на кухню готовить кофе.
  - Присаживайся, Володя, - спокойно сказал Стас. - Давай так - чтобы не тянуть кота за все подробности, я тебе расскажу, что знаю, а где не знаю, попрошу дополнить.
  - А смысл? - пожал плечами сыщик. - В живых вам меня, при любом раскладе, оставлять нельзя, я же понимаю, не мальчик.
  - А если не мальчик, то должен понимать, - жёстко сказал Исаев. - Ну, прикинь сам, сколько ты в наших руках промолчать сможешь?
  - М-да, звучит убедительно, знаешь ли, - почесал висок Владимир. - Ладно, валяй, рассказывай.
  Стас посмотрел на него внимательно. Неправильно он как-то себя ведёт. Понятно, никто и не ждал, что он на брюхе ползать будет, но всё равно, слишком уж он спокоен. Словно у него ампула во рту или хороший козырь в рукаве.
  - Знаешь, - вдруг задумчиво произнёс пленник. - Я вот подумал - действительно, чего кота за хвост тянуть. Позвоните Петру Аркадьевичу.
  - Это ещё зачем? - нахмурился Исаев.
  - Я на него работаю, - спокойно пояснил Владимир. - Австрийцам я тебя сдал по его приказу. С письма копию снять тоже для него. Звоните. А то и в самом деле пришибёте, как предателя, кричи вам потом с неба....
  

Глава 18. Любовь и смерть

  ...Они переглянулись. Корнев улыбался, как ни в чём не бывало.
  - Ну, что вы замерли? Здесь же есть телефон, давайте, я ему позвоню. Ну, вы же не дети, знаете, что такое разведка. Это же грязь, грязь и ещё раз грязь. Давайте...
  Он встал со стула и тут же ствол парабеллума упёрся ему в живот.
  - Сидеть смирно, - тихо сказал Стас. - С чего ты взял, что можешь тут разгуливать? Вот, так.
  Владимир пожал плечами, но послушно плюхнулся задом на стул.
  - Как знаешь. Ну, позвони сам, чего ты боишься? Узнать, что он тобой манипулировал? Брось, ты же не институтка. Все мы друг другом манипулируем, работа такая.
  Стас задумчиво смотрел на бывшего коллегу, а в душе ухмылялся. Этот приём старые уголовники называют 'предъявить туза'. На вопрос 'а где ты был в ночь с пятого на шестое?' урка, не моргнув глазом, отвечает: 'Спал с дочерью мэра'. И настаивает, прекрасно понимая, что опровергнуть это не в силах простого опера. Но здесь-то история совсем другая. Он и не такой вопрос Столыпину задать может. И всё-таки тут что-то не так. Его сыщицкое нутро вопило о том, что Корнев врёт, а разум здраво вещал, что в таком вранье нет никакого смысла. И ведь видно, что он не боится разоблачения, это-то Стас мог определить.
  Не спуская взгляд с Владимира, он подошёл к телефону. Сняв трубку, назвал номер квартиры Столыпина.
  Трубку взяла Наташа.
  - Алло.
  - Наташа, здравствуйте, это Станислав. Петра Аркадьевича, будьте добры.
  В трубке послышались рыдания.
  - Что?!
  - Папу убили, - глухо сказала она.
  - Где и когда?
  - Ещё не знаю точно.
  - Как так?
  - Позвонили из жандармского управления. Сказали, что уточнят, а потом перезвонят ещё раз.
  'Странно, - подумал Стас. - На фига тогда первый раз звонили? Что-то тут не так'.
  По собственному опыту он знал, что никто и никогда не рвётся уведомлять родственников пострадавшего. Неприятное это дело, скажем прямо. А тут позвонили, ещё толком не владея информацией, да ещё перезвонить пообещали. Садисты они там, что ли? Или...
  - Станислав, вы приедете?
  - Подождите, Наташа. Я вам сейчас перезвоню.
  Он нажал рукой на рычаг.
  - Всеволод, можешь к себе в управление позвонить по старой памяти?
  Тот шагнул вперёд.
  - Могу, конечно. Что спросить?
  - Спроси - были ли сегодня взрывы, пострадал ли кто-нибудь из известных лиц?
  - Понял.
  Исаев назвал номер.
  - Здравствуйте, Ники. Как это вас угораздило в дежурные попасть?
  Он задал ещё пару ничего не значащих вопросов. Слушая вполуха, опер не спускал глаз с Корнева. А ведь, определённо, напрягся, сучий потрох! Это уже вселяет надежду.
  - Слушайте, Ники, по старой дружбе... терактов сегодня много было? Ах, ни одного? Да не волнуйтесь, я плюю через плечо, тьфу-тьфу-тьфу. Спасибо, друг мой, я ваш должник. Всего доброго.
  Всеволод повесил трубку и отрицательно покачал головой.
  - Всё вы продумали, - глядя на поникшего Корнева, процедил Стас. - Но наспех, всё наспех. Мы же не институтки, ты правильно сказал. А вот слёзы его дочери... это будет отдельный счёт.
  Сняв трубку, он вызвал квартиру Столыпина.
  - Наташа, я проверил в жандармерии. Вам никто не звонил. И терактов в Питере сегодня не было. Да, вот так. Какой-то мерзавец гнусно пошутил. Позвоните папе на службу, он, наверное, снова допоздна засиделся.
  Говоря это, он метнул значительный взгляд на Владимира. Тот опустил глаза.
  - Да, я приеду сегодня, как только освобожусь.
  Повесив трубку, он повернулся к пленнику.
  - Кстати, вы меня пытаетесь второй раз на тот же крючок насадить. Убогая у вас фантазия.
  Корнев молча пожал плечами. Стас повернулся к девушкам.
  - Спасибо вам большое. А теперь домой, поздно уже.
  - Ну, конечно! - скорчила гримаску Полина. - Мавры сделали своё дело, мавры могут убираться.
  Всеволод, лихо щёлкнув каблуками, учтиво склонил голову.
  - Ну, что вы, Полина! Всего лишь бережём ваши хрупкие нервы.
  - Это у нас-то хрупкие? - хмыкнула, обернувшись в дверях, Галина.
  Инга, как и положено терминатору, вышла молча.
  Когда за дамами закрылась дверь, Стас повернулся к Вдадимиру.
  - Ну, соловей ты наш хитромудрый, пора запевать. Самое время.
  - Да чего тут рассказывать! - глаза Коренева загорелись, как у сумасшедшего. - Я никому не продался и ни на кого не работаю! Я просто против уголовных методов в работе. Я сдал тебя австрийской полиции, потому что я полицейский, а ты - убийца! И не надо это высокими целями оправдывать!
  - Молодец! - искренне похвалил его Стас. - Ну, правда, молодец, хоть и сукин сын, конечно.
  - Профессионал, - усмехнулся стоящий рядом Всеволод.
  - Ну, ладно, - резко сменил тон опер. - Всё это лирика. Забастовку на прииске ты из тех же соображений организовал? Твой контакт с Ренье зафиксирован моими людьми. Он, кстати, раскололся, как сухое полено. Ну, что, будешь петь или начать кишки на кулак мотать?
  Владимир резко выдохнул, словно перед прыжком в воду, и стал рассказывать. История была столь же проста, сколь и банальна. Он всегда очень любил артисток. А артистки всегда очень любили деньги и дорогие подарки. И частенько это входило в противоречие с жалованьем. И так, прямо скажем, не министерским . В общем, однажды он не удержался и взял. И дело-то было столь же никчёмным, сколь соблазнительна была предложенная сумма. Это уже потом он понял, что всё было подстроено. Взял он, взяли и его. За яйца. И он начал работать. А платили много. Вот, собственно, и всё.
  - Садись к столу и пиши. Подробно, со всеми фамилиями, адресами, явками, паролями и прочей лабудой.
  - Не буду, - мотнул головой Владимир. - Один хрен подыхать.
  - Нет, к моему великому сожалению, - печально сказал Стас. - Ты мне живой нужен. Пока, по крайней мере. А дальше посмотрим. Дело есть дело. Ну, а личное, сам понимаешь, это личное.
  И коротко, без замаха, ударил Корнева в челюсть. Тот, мотнув головой, мешком свалился со стула и замер, изо рта вытекла тонкая струйка крови.
  - Не убил? - равнодушно поинтересовался Исаев.
  - Сейчас очухается, - с досадой отозвался опер, потирая ушибленный кулак.
  В тишине громко прозвучал дверной звонок.
  - Я открою, - в руке Исаева незнамо откуда возник пистолет.
  - Отставить. Это, скорее всего, Вернер.
  Стас направился в прихожую, посмотрел в 'глазок', затем отомкнул в дверь.
  - Прошу вас, Иван Карлович.
  Контрразведчик уже переоделся в штатское. Выглядел он настоящим щёголем, только простецкая физиономия портила впечатление.
  - Входите, будьте как дома. Сейчас мы свои домашние дела закончим, а потом будем знакомиться.
  Дружески улыбнувшись всем, Вернер отошёл в угол и устроился в кресле. Стас поманил Исаева в сторону.
  - Сева, это новый член команды, Вернер Иван Карлович, - тихо сказал опер. -Мне нужно отъехать. Корнева допросите по-полной, потом на гауптвахту его. Запиши за нашим управлением. Самое главное - не верю я, что он только с коммерсантами контачил.
  - Да, - кивнул Всеволод. - Тут непременно какая-то разведка отметилась. Или немцы, или наши друзья англичане.
  - Вот, именно. Коли его до упора, пойдём по цепочке. Сомневаюсь я, что нам войну предотвратить удастся, но попробовать стоит. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, что сделать не решился.
  
  ...Дверь ему открыла Елена.
  - Папа уже дома. Ну, и напугали же вы нас!
  Она сердито сверкнула глазами.
  - Я? - удивился Стас. - Помилуйте, я-то здесь при чём?
  - Ну, всё равно, - вздёрнула подбородок девчонка. - Папа уже вернулся, он в кабинете.
  В комнате ему навстречу кинулась Наташа. И остановилась, не дойдя шага, замерла, вытянувшись, как струна. Плюнув на все условности, Стас шагнул навстречу и обнял, прижав к себе. Она слабо трепыхнулась, как бы делая попытку освободиться, но не выдержала, и прижалась изо всех сил.
  - Наташа, я предлагаю вам руку и сердце, - наклонившись, тихо сказал он девушке прямо в ухо.
  - Я согласна, - еле слышно шепнула она.
  - Он был титулярный советник, она генеральская дочь... - пропела ехидная сестра.
  - Ну, Ленка... - резко повернулась к ней рассерженная Наташа.
  - Да, ладно, секретничайте, я выйду.
  Елена скорчила гримаску и, гордо задрав нос, удалилась.
   - Наташа...
  - Не говорите ничего сейчас, - она ласково закрыла ему рот ладонью. - Идите к папе, он вас ждёт.
  Столыпин поднялся навстречу, сильно сжал руку.
  - Конца моей жизни не будет, - усмехнулся он. - Снова меня похоронили.
  - Не каркайте, - буркнул Стас. - У нас тоже новости. Господин Коренев Иудой оказался.
  - Чей? Не выяснили?
  - Исаев с Вернером его сейчас трясут. Это он вам похороны организовал. Позвонил девочкам, представился дежурным жандармского управления, сообщил, что вы убиты.
  - А смысл? - пожал плечами Столыпин. - Ведь легко проверяется.
  - Он и не рассчитывал нас долго морочить. Ему нужно было нас ошеломить. Когда письмо в его руках вспыхнуло, он, конечно, понял, что это была проверка. Но быстро сориентировался, надо ему должное отдать. Чуть не ушёл. Есть такой приём, 'эффект слаломиста' называется. Резкий поворот на лыжах, в воздухе туча снежной пыли. Пока она уляжется, лыжник уже далеко.
  Столыпин прошёлся взад-вперёд по кабинету.
  - Представляю, как Аркадий Францевич огорчится. Он его рекомендовал.
  - Коренев хорошим сыщиком был. А про его подвиги с балеринами я тогда не знал. Ладно, поглядим, может, перевербуем просто, всего-то и делов.
  Пётр Аркадьевич в задумчивости потёр лоб.
  - Думаете? А стоит ли связываться? Как говорится, 'единожды солгав...'
  - Нормально, - махнул рукой опер. - 'Втёмную' его запущу, а там посмотрим. А у вас какие новости?
  - Да, никаких, - досадливо поморщился Столыпин. - Полдня на совещании у Сухомлинова просидел. Из пустого в порожнее...
  - Вы ему про Путиловский и Обуховский заводы сказали?
  - Даже слушать не захотел. Пустился в заумные рассуждения о тактике и стратегии.
  - Как он их понимает, - ехидно ввернул Стас.
  - Что? - остановился Столыпин. - А-а... да, вот именно. Беспримерный героизм русского воина, пуля-дура и так далее. Ну, ничего, капля камень долбит. Я Государя Императора мог переубедить. А этого хомяка, прошу прощения...
  - Господин генерал-фельдмаршал, разрешите обратиться по личному вопросу!
  Вскочив с кресла, Стас стоял по стойке 'Смирно'!'. Пётр Аркадьевич недоумённо поднял бровь. Такое, на его памяти, было впервые.
  - Говорите, штабс-капитан.
  - Пётр Аркадьевич, мы с Наташей любим друг друга. Прошу у вас её руки.
  - А она-то... - начал, было, Столыпин, но, махнув рукой, рассмеялся. - Да знаю, знаю. И она в вас, как кошка. Ну, куда ж вас девать? Плодитесь и размножайтесь. Честно сказать, Станислав, лучшей партии я для неё и не желаю.
  

Глава 19. Летний Сад

  ...Стас бегом взбежал по лестнице и, переведя дух, осторожно постучал условным стуком. Тук... тук... тук-тук! Тук-тук-тук! Щёлкнул замок, за приоткрытой дверью мелькнуло лицо Всеволода. Дверь снова закрылась, звякнула цепочка, и опер, толкнув дверь, вошёл.
  В комнате, на первый взгляд, всё было по-прежнему. В углу на стуле сидел Владимир, рядом стояли его преторианцы. Но, это только на первый... Выражение лица Коренева изменилось, словно перед ним сидел другой человек, сломленный и больной.
  Стас бросил взгляд на его, лежащие на коленях, руки. Бинтов не было, ногти были на месте. Однако!
  - Ну, как успехи, кровавые царские палачи?
  Всеволод усмехнулся. Он давно уже привык к такого рода шуткам. Вернер, вопреки ожиданиям, и ухом не повёл, взял со стола несколько исписанных листков и протянул Стасу.
  '...человек велел называть его Джоном. Я, конечно, понимал, что меня подставили английской разведке, но отступать было уже некуда, коготок увяз - всей птичке пропасть...'.
  Он искоса взглянул на Коренева. С такими талантами книги писать. А тот сидел, безучастный ко всему, тупо уставившись в угол. Стас едва заметно кивнул Вернеру и вышел на кухню. Контрразведчик последовал за ним.
  - Как это вы умудрились его расколоть и, при этом, ни одного ноготка не испортить?
  Он с неподдельным интересом смотрел на нового сотрудника. Армейский опыт давно отучил Стаса выбирать средства, если речь идёт о стратегически важной информации. Разведка, как известно, предназначена для того, чтобы добывать сведения, а не трястись над здоровьем попавшего в руки врага.
  - Опыт, - застенчиво улыбнулся Иван Карлович.
  - Ладно, об этом поговорим, конечно, но попозже. Ваши впечатления? Годится он для контригры или спёкся?
  - Годится, - уверенно кивнул тот. - Морально-волевые качества на должном уровне, соображает быстро. И, к тому же, прекрасно понимает, что выхода у него нет. Засыпавшийся агент уже никому не интересен. Стало быть, работать будет с удвоенной энергией.
  Стас потёр лоб. Так-то оно, конечно, так... но опер - это такое изворотливое существо, что с выводами торопиться не стоит. И особенно сей вид наземной фауны опасен в тот момент, когда начинает казаться, что он под контролем и не опасен. На нём самом столько народу обожглось. Он усмехнулся. Вернер вопросительно поднял глаза.
  - Да, это я так, своим мыслям. Ладно, продолжим наши игры. Пойдёмте.
  Они вернулись в комнату.
  - Володя, своим новым хозяевам ты ведь слил - кто я и откуда?
  Тот кивнул, не поднимая глаз.
  - И какие у них планы относительно меня?
  - Пока не знаю, - мотнул головой Коренев. - Разговор об этом состоялся только позавчера. Джон сказал, чтобы я ждал от него известия.
  - Через газету?
  - Да. Я же написал. 'Брачная газета'. В объявлении должны быть слова: '...предъявителю трёх рублей ?339040'.
  - Ладно, а твои догадки? Ты же хорошим сыщиком был.
  Владимир безучастно пожал плечами.
  - А чего тут гадать? Старая схема - захватить, при невозможности уничтожить.
  - Логично, - кивнул Стас.
  - Слушай, - вдруг поднял голову Коренев. - Я понимаю, что вы меня в живых не оставите, но просьбу одну исполнить можете? Матушка у меня в Коломне. Деньги ей передать, да сказать, чтоб не ждала.
  - Ишь, запел, - волком глянул на него Стас. - Ты бы, сука, раньше о матушке подумал.
  - Последняя просьба - закон, - упрямо глянул на него сыщик. - Не отказывай, не бери грех на душу.
  - Ну, зачем из меня чудовище делать? - хмыкнул опер. - И не прикидывайся овцой, я тебя умоляю. Про матушку он запел... ты же прекрасно понимаешь, что в контригре ты мне полезней. А сдашь инглиза, так, вообще, начнутся вольности и послабления. Ведь просчитал?
  - Н-ну... допускал, как версию, скажем так.
  - Сразу видно - полицейский крючок. Допуска-ал, - передразнил его Вернер. - Запомни, фараон, дыхнёшь не в ту сторону, кожу с жопы на голове застегну. Ничего, что я тут по-французски?
  - Ничего, - махнул рукой Стас. - Все мы тут немножко французы. Поехали, посидишь на гауптвахте. Завтра обговорим, как ты этого сына Альбиона скармливать будешь.
  
  ...Погода стояла, несмотря на конец апреля, по-летнему тёплая. По набережной Фонтанки чинно, рука об руку, шествовали Инга с Владимиром.
  'Ну, прямо Шерочка с Машерочкой', - усмехнулся про себя Стас, наблюдая за ними со стороны. Он был, конечно, не единственным, кто не спускал глаз с этой пары. Все его преторианцы тоже прогуливались поблизости, как бы сами по себе. Глядя на весело щебечущую эстонку, никто бы не заподозрил в ней воинствующую феминистку. И вовсе не по причине резкой смены взглядов. Девушка р а б о т а л а.
  Потому что во вчерашнем номере 'Петербургских ведомостей' появилось, наконец, объявление: 'С высшим образованием, цветущий мужчина, 30 лет, с доходом в 17 000, ежегодно возрастающим, желает завести переписку с симпатичной девицей хорошей семьи, брака ради, имеющей равную годовую ренту. Подробности перепиской. Главная почта, до востребования, предъявителю 3-х рублей ?339040'.
  Прочтя его, Владимир потёр пальцем переносицу.
  - Какое число сегодня?
  - Двадцать девятое.
  - Значит, завтра, тридцатого. В пять часов вечера в Летнем Саду, на Лебяжьей аллее, возле Амура и Психеи.
  Стас испытующе посмотрел на бывшего коллегу. Глаза, конечно, зеркало души, кто бы спорил. Однако, когда речь идёт о профессионалах, выкиньте это из головы. Они любые глаза вам покажут, какие надо. Одно утешение - с такими же, как они, это не работает.
  - Володя, - вкрадчиво сказал опер. - Даже не думай. Перекрою всё, как Бог свят. А дёрнешься, я тебя Ивану Францевичу отдам.
  Коренев заметно вздрогнул, но глаз не опустил.
  - А не боишься, что я тебе пустышку сейчас сунул?
  - Не боюсь, - невозмутимо ответил Стас. - Если бы ты место выбирал, ты бы чего поудобнее нашёл.
  И в самом деле - парк полностью окружён водой, с городом соединён пятью мостами. Для побега хуже не придумаешь. Удивительно, правда, что разведчик такое место выбрал. Они обычно такие вещи сто раз просчитывают. Или настолько высокое положение, что не боится ничего и никого? Ладно, гадать не стоит. Работаем.
  
  ...В парке было много народа. Гуляли бонны, чинно сопровождая смеющихся сорванцов, на скамейках сидели парочки, дефилировали туда-сюда пожилые пары. Стасу, глядя на всю это беспечную благость, вдруг стало до боли жаль эту жизнь, по которой, спустя совсем немного времени, проедет тяжёлым колесом политика.
  'Трудно поверить, что скоро запляшет красный семнадцатый год, знают лишь только ангелы наши, что вас, станичники, ждёт...'. Эти строчки вдруг отозвались в душе какой-то тянущей болью. Даже если ему и удастся что-то предотвратить, он уже понимал - э т о й жизни уже не будет. Радужное чувство всемогущества его знания со временем рассеялось. Сейчас он чувствовал себя Кассандрой, которая тоже напрасно колотилась, пытаясь изменить предначертанное.
  Трудно было это объяснить словами, но он чувствовал, видел, ощущал каждый день всеми фибрами души - Россия х о ч е т смуты. И ничего с этим нельзя поделать, это же не заговор кучки масонов или революционеров, чёрт с ними, с обоими. Остановить страну невозможно. Как дурной ребёнок, играющий заряженным ружьём, она не понимает - что творит.
  'Хватит!' - мысленно прикрикнул он сам на себя. Сопли - это на потом, когда к стенке поставят. А сейчас... делай, что должен, случится, что суждено. Он тряхнул головой, возвращаясь в нормальное рабочее состояние. В данный конкретный момент не нужно спасать Россию, нужно просто спеленать английского агента. И всё. А мысью по древу растекаться будем в свободное от работы время.
  Сидя на скамейке неподалёку от Карпиева пруда, Стас хорошо видел Коренева, прогуливающегося по Лебяжьей аллее. Надо было отдать сыщику должное, держался он совершенно спокойно, никакой нервозности. Опер курил, задумчиво глядя, как возле Владимира остановился изысканно одетый молодой мужчина. Они поздоровались и стали прогуливаться по аллее. Затем оба направились к выходу в сторону Набережной Мойки. Когда они проходили мимо него, Стас успел хорошо разглядеть англичанина. Такого варианта они, правда, не предусматривали, но не беда. Всё равно, до бесконечности они вместе гулять не будут.
  Найдя глазами Всеволода с Полиной, которые прогуливались за решёткой парка, он кивнул, что означало 'Берите на выходе'. Они, кивнув в ответ, продолжали, не спеша, идти к воротам. Стас знал, что вокруг расставлены жандармы в штатском, только и ждущие команды Исаева. Поднявшись, опер направился следом. Он двигался с отрывом шагов на двадцать. Вот Коренев со своим спутником, миновав ворота, остановились. Стас видел, как подтягиваются к собеседникам жандармы. В это время у ворот остановилось роскошное лакированное авто. Худощавый мужчина вида самого аристократического, открыв дверь, что-то со смехом сказал. Час от часу не легче, кого ещё принесло?
  Странно, такое впечатление, что он уже видел этого автомобилиста. Ничего страшного, такой вариант предусмотрен - поодаль дежурят два авто. Ну, так и есть! Садятся в машину! Рыкнув мощным двигателем, автомобиль сорвался с места. Что за чёрт? Почему никто не шевелится? Стас, кипя от негодования, приблизился к Всеволоду.
  - Номер запомнили?
  - А чего его запоминать? Девятнадцать - сорок семь. Эту машину каждая собака знает.
  - Всеволод, в чём дело?
  - Это Феликс Юсупов, слышал про такого?
  Конечно, ещё бы не слышать! Будущий убийца Гришки Распутина, особа царских кровей. Да, красиво сыщик его умыл, ничего не скажешь.
  - Что делать будем? - Стас сумрачно посмотрел на Исаева, предвидя ответ.
  - Ничего тут не сделаешь.
  Что правда, то правда. Князь Юсупов, граф Сумароков-Эльстон не та фигура, которую за шиворот схватить можно. Воистину, такое впечатление, что против них вся Россия.
Оценка: 6.31*36  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"