Аннотация: Реальная история, рассказанная соседкой, бабушкой Шурой. Художественного вымысла самая малость.
Детские мечты
В то лето Шуре исполнилось шесть лет, она была мелкой, конопатой и с вечно лохматыми русыми волосами. Любила бегать по деревне, шлындать день напролет по лесу, выковыривать червяков из земли и следить за людьми. Такие нехитрые забавы составляли весь ее день. Ни воспитателей, ни учителей, ни строгих родителей, Шура занимала себя сама.
В черноземе маленькая девочка копалась часто и подолгу. Копаясь, она вспоминала о своей мечте, самом заветном желании. Оно было таким всепоглощающим, что девочка могла спокойно часами сидеть у навозной кучи, думая о нем.
Шура копала ямки консервной банкой и выдумывала, представляла и так и эдак, крутила и поворачивала, дополняла мечту все новыми и новыми подробностями. Девочка мечтала пойти с папой на рыбалку.
Она медленно вытягивала грязных длинных вертлявых червячков и подолгу рассматривала тех. Такие жалкие, бессильные и тощие... тянутся. По многу раз на дню подходила к большой куче перегнившего огородного мусора и вытаскивала из нее очередного слепого бедолагу. Этот процесс превратился в странный, в каком-то смысле даже нездоровый, ритуал. Навязчивая идея, наваждение... Девочка как будто прокапывала себе путь к мечте.
Каждый раз, с каждым новым добытым червем, Шура расстраивалась. С одной стороны, она занималась любимым делом. С другой же, дело это приносило огорчение и нередко заставляло поливать землю слезами. Отец не успел выполнить обещание. Говорил, что возмет Шуру на рыбалку, научит правильно надевать наживку на крючок, закидывать настоящую удочку. Одна из любимых сказок на ночь, наравне с Белоснежкой и Красной шапочкой.
Сидя скрючившись над раскопками, девочка длинно вздыхала. Тяжело и горько, так редко вздыхают дети. Некуда стремиться и идти, Шура могла только ждать, выдумывая себе игры. И мечтать, разглядывая червей.
Они с папой встали бы рано утром, когда еще только светает, пошли в лес и сидели в тишине у озера. Может быть и старшую сестру взяли с собой, если бы та не вредничала и захотела пойти. Катя ведь была всегда такой серьезной и ворчливой.
На берегу Шура бы сидела тихо-тихо, следила за бело- красным поплавком. Как будто игрушечным, маленьким, но очень важным. Поплавок дает знать, когда рыба на крючке. Несомненно они поймали бы очень большую рыбу, скользкую и серебристую. Сварили бы из нее вкуснющий суп.
При мысли о вкусном супе Шура еще больше расстраивалась, живот бурчал и она силилась вспомнить то смешное и аппетитное название рыбного супа. Папа говорил, но она забыла. И даже сестра не помнила, а может специально, из вредности, не говорила. Девочке казалось, что то название какое-то очень вкусное, ароматное и теплое. Коротенькое, простое, как же так она не могла его вспомнить?
Как не вовремя папе пришлось уйти. Из-за войны, - так сказала старшая сестра. Шура не знала точно, что это слово значит, но слышала его часто. И всем своим маленьким сердцем возненавидела войну и внезапные уходы. Короткие суматошные сборы, слишком крепкие объятия и прощания без объяснений, понятных для нее.
Сейчас девочки жили вдвоем, уже достаточно долгое время. Старшая сестра Катя старше Шуры на семь лет. Она была взрослой, строгой и смелой. Очень умной и совсем редко, только иногда, ласковой. Бывало, что они даже играли вместе, но редко. Все, что старшая говорила или поручала младшей, та выполняла не споря. Старших ведь надо слушаться.
Хотя по правде, у них обеих и не было особо, чем заняться. Жили и ждали, когда вернется папа. Жили и выживали. Их жизнь и жизнь поселка вокруг настолько обыденна и проста, никого ничто не удивляло. Все в поселке жили и ждали, как могли, как умели. Маленькие люди, независимо от возраста и роста. Там никого не заботило, что две сестры живут одни, без взрослых. Да и не только эти дети оказались брошенными, таких как они, никому не нужных сирот, не счесть как много.
Основная часть ежедневных забот касалась пищи. Корову забрали, а хлеба не выдавали. У двух девочек даже и огорода не осталось. Хорошо, что хоть дом был крепким и крыша над головой не протекала.
Старшая сестра варила суп из травы крапивы, щавеля и картофельных шерлушек. В основном они и ели картофельные очистки. Так питались все. Почти.
У соседей осталась курочка. Они зорко следили за ней, караулили гнездо и собирали все яички до одного. Но и две сестрицы были хитры как лисы. Они знали, какие гнездышки курочке нравятся и со своей стороны забора, в укромном местечке, мастерили одно такое - уютненькое и тепленькое.
Катя с Шурой ждали яичек, а после, с показушной поспешностью прогоняли рыжую рябушку с участка. Предварительно, конечно, втихаря забрав драгоценную добычу. Жалко, что такой своеобразной кражей они не могли заниматься слишком уж часто. Опасно нарываться на гнев ближайших соседей.
Еще Шуре нравилось сидеть на дереве и подглядывать сквозь листву за людьми. Девочка представляла, что она секретный разведчик, выполняет важное задание и должна все-все увидеть, проследить, а после доложить командиру - старшей сестре. Обычно новости и наблюдения были неинтересными, скучными, и Катя отмахивалась.
Но одним днем со своего поста Шура увидела чужих солдат. Большие одинаково одетые мужики, говорящие на непонятном рубленом языке. Их было слишком много, они слишком быстро передвигались по немногочисленным улицам поселка, за ними не уследить. И ничего не понятно. Вернее, понятно только то, что они чужие, не наши. Враги.
Девочка шустро спрыгнула с ветки и побежала домой, докладывать о чрезвычайном происшествии сестре. Катя была напугана и из-за этого злая. На ней ответственность, она же старшая. Шура не обиделась, когда ее больно затолкали в дом и дав подзатыльник, велели сидеть тихо. Выходить на улицу также запретили и послушная девочка все команды выполняла беспрекословно.
Благодаря этому, она ничего из последовавшего не увидела, ничего не услышала и ничего не знает. И это ее спасение.
На третий день к ним зашли несколько солдат, они говорили на русском, но со смешным акцентом. Спрашивали, узнавали, где мама, бабушка, другие родственники. Никого у девочек не было.
Мгновения непродолжительного, но напряженного молчания, важность которого из сестер понимала только Катя. И то не до конца осознавая возможные последствия. Сестер не тронули. Для них, да и для многих других жителей поселка, все стало лучше. Их кормили. Не много, но стабильно выдавали продукты.
Так они пережили зиму. И следующую. Главный немец оказался человеком, в поселке был порядок, никого просто так не трогали. Шура не видела по настоящему плохих людей, которых даже и людьми называть нельзя. Она видела смерть стариков, но не убийства. Она росла среди войны, врагов, голода, нищеты, и как казалось, наступившего конца света. Но оставалась ребенком. Приспособленным к такой жизни, толковым и все еще мечтательным ребенком. И как ни странно, именно ее незатейливая мечта помогала ей жить.
Отца они дождались. Одним осенним вечером в дверь заколотили, сильно, так что старая дверь сотрясалась и засов выпрыгивал из петли. Сестры испугались и не спешили открывать. А хриплый и усталый, но какой-то невероятно радостный, голос снаружи, кричал:
- Открывайте, дочки! Папка вернулся!
Шура отца не узнала, для нее это чужой страшный мужик. Она еще долго его побаивалась и сторонилась, заново знакомилась и привыкала. Но мечту ее он исполнил, детские мечты должны сбыватся. Летом они ели уху.