Калмыков Александр Владимирович
На пути "Тайфуна"

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
  • Аннотация:
    Осень 1941 года не лучшее время для попаданца. Киев уже пал, к Москве рвутся танковые полчища врага. Но выбирать не приходится, и пришельцу из будущего приходится помогать своим предкам там, куда его привела судьба. Оставлены только первые главы книги.

На пути "Тайфуна"

  
  

Аннотация.

   Осень 41го года не лучшее время для попаданца. Киев уже пал, к Москве рвутся танковые полчища врага. Но выбирать не приходится, и пришельцу из будущего приходится помогать своим предкам там, куда его привела судьба.

   Оставлены только первые главы книги.

Обложка [АСТ]

Глава 1

18 сентября 1941г.

  
   Сталин сердито ходил по своему кабинету, в раздражении перекладывая из рук в руки пустую трубку. Причины для недовольства у него имелись более чем серьезные: Положение на юге стало просто катастрофическим, а ведь еще несколько дней назад в его силах было спасти ситуацию. Но он до последнего момента надеялся, что Гудериана удастся остановить. Шапошников, которому Верховный так верил, утверждал, что Брянский фронт в состоянии помочь Юго-Западному, и что никакого окружения не будет. И он, Сталин, не стал прислушиваться ни к командующему фронта, ни к старому соратнику Буденному, возглавлявшему южное направление, считая, что они просто поддались панике.
   Даже когда 12 сентября с Кременчугского плацдарма начала наступление немецкая танковая группа, сразу прорвавшая фронт, он все еще надеялся, что окружения удастся избежать. Достаточно только назначить нового главкома направления. Но новый главком - Тимошенко тоже подтвердил, что нужно оставить Киев и как можно скорее отходить на восток. Вот только пока назначали нового командующего и пока он разбирался в текущей обстановке, драгоценные дни, когда еще оставалась возможность спасти хотя бы часть войск, были потеряны. Потом еще сутки шли согласования со ставкой, и потому приказ об оставлении Киева, который был издан вчера, уже не имел никакого значения. Немцы замкнули кольцо окружения, в которое попали 450 тысяч человек. Без подвоза боеприпасов они смогут продержать лишь несколько дней. К тому же, большинство число окруженцев были плохо вооруженными тыловиками, которые не в состоянии организовать устойчивую оборону. Хорошо, если хотя бы тысяч пятьдесят или шестьдесят из них смогут выйти из кольца окружения, а остальных, к сожалению, ждут гибель или плен.
   Хотя ни один человек не осмелится сказать ему это в глаза, но Сталин знал, что в поражении советских войск на юге в конечном итоге виноват он, Верховный главнокомандующий.
   Для исправления ситуации на фронте срочно требовалась помощь, но взять ее было неоткуда. Переговоры с Англией об открытии второго фронта шли уже два месяца, но Черчилль упорно игнорирует все просьбы высадить свои войска в Западной Европе, или прислать двадцать-тридцать дивизий в Советский Союз. Он даже не хочет провести операцию в Норвегии, мотивируя это недостатком кораблей у Великобритании - совершенно нелепая отговорка для Владычицы морей.
   Наконец, Сталин принял решение и, не без некоторого колебания, подошел к столу. - Ну хорошо, - обреченно подумал он, - соглашусь на предложение Берии. Хуже от этого действительно не станет. В конце концов, я просто потрачу несколько минут.
   Отбросив сомнения, Верховный, наконец, решительно поднял трубку прямого телефона и коротко приказал наркому внутренних дел:
  -- Лаврентий, неси.
  
   Что нужно нести, пояснять не требовалось. Началось все несколько недель назад, когда Московский Патриарх предложил помощь церкви для борьбы с врагом. Он, к примеру, советовал поместить чудодейственные иконы в самолет, который должен облететь опасные места фронта. Разумеется, такого разрешения глава Советского государства дать не мог, да и смысла в подобной процедуре никакого не видел. Сталин сам когда-то учился в духовной семинарии и прекрасно знал, что хотя иконы и могут вылечить некоторые болезни, но лишь при условии, что человек искренне верующий и хорошо поддается внушению. Что же касается боевых действий, то примеры трех войн: Японской, Германской и Гражданской наглядно показали, что церковь не в силах помочь одолеть противника в современной войне.
   Впрочем, некоторого эффекта священники все равно смогли добиться: при малейшем успехе наших войск тут же распускались слухи о том, что помогла чудодейственная икона, которую недавно провозили вдоль линии фронта. Верующих солдат это действительно очень поддерживало, и потому с подобными слухами не боролись.
  -- Пусть говорят что угодно, хоть то, что у меня в кабинете икона висит, а на фронт ее возит мой личный самолет, - отшучивался Сталин, когда ему докладывали о подобных зарождавшихся мифах. Все равно все прекрасно знали, что вождь боится летать, и личного самолета у него никогда не было. - Если церковники смогут подбодрить хотя бы тысячу бойцов, то уже этим принесут огромную пользу стране.
  
   Но вот что зацепило Верховного, так это предложение воспользоваться шкатулкой Велеса. Официально она называлась реликвией святого Николая, но на самом деле ее происхождение относится еще к эпохе дохристианской Руси. Когда в 14-м веке Сергий Радонежский уговорил князя Дмитрия вырубить священные дубовые рощи язычников и изгнать волхвов, то все предметы языческого культа были уничтожены, кроме одного, который якобы помогал стране независимо от того, какую религию в ней исповедовали. Использовал ли ее Дмитрий Донской, в летописях не сказано, но достоверно известно, что артефает применяли во время Смуты в начале 17-го века.
   То, что христианский священник уговаривал воспользоваться языческой святыней, заставляло предположить, что она действительно может принести какую-то пользу. Поэтому, на всякий случай, Сталин распорядился шкатулку исследовать и держать наготове.
  
   Нарком внутренних дел вошел в кабинет с чемоданчиком в руке, который нес лично, никому не доверяя. Он извлек из него небольшую шкатулку и, поставив на стол, начал объяснять:
   - Сама коробочка значения не имеет, это новодел более поздней эпохи, а вот то, что в ней хранится - действительно вещь уникальная. Честно говоря, я не думаю, что ее могли изготовить древние славяне, да и вообще кто-нибудь в то время.
   Артефакт представлял собой белый параллелепипед, размер с небольшую книжку. Только верхняя сторона у него была совершенно черной, с маленьким значком в уголке, похожим на стилизованное изображение головы быка. Видимо, отсюда и появилось легенда, связывающая этот предмет с богом скотоводства Велесом.
   - Мы исследовали его всеми возможными методами, товарищ Сталин. Материал не похож на металл, но он очень твердый. Совершенно невозможно сделать скол образца. Его нельзя поцарапать даже алмазом.
  -- Да, вещь действительно очень странная, - согласился Верховный, - но вот только поможет ли она нам?
   Сталин повертел в руках необычный предмет, на котором не имелось ничего, похожего на тумблер или кнопку, и осторожно поставил на стол.
  -- Как его включить?
   - Как мне объяснили хм... священнослужители, глава государства просто должен сказать, что отечество в опасности и попросить помощь. После этого появится человек, который сможет нам помочь.
   В СССР официальной должности правителя страны не имелось но, заняв недавно посты председателя Совнаркома, верховного главнокомандующего и председателя ГКО, Сталин, безусловно, стал полноправным главой государства. Поэтому Верховный без тени сомнения нагнулся поближе к странному предмету и отчетливо произнес:
  -- Отечество в опасности, очень нужна помощь. Срочно!
   Тотчас на верхней стороне предмета появилось несколько строчек с непонятными символами, не похожими ни на один земной алфавит. Лишь нижняя строка состояла из вполне узнаваемых арабских цифр, указывающих текущую дату и время:
   " 1941-09-18 21-05-12-8379 +70".
   Экспериментаторы настороженно огляделись вокруг, но больше ничего удивительного не произошло, и таинственный человек так и не появился. Выждав еще пару минут, Сталин задумчиво поинтересовался:
   - Лаврентий, а где шкатулка хранилась триста лет назад?
   - После Cмуты артефакт отправили охранять западную границу страны, как раз в те места, где он изначально появился. Патриархи неодобрительно относились к святыне языческого происхождения, и его не решались держать в Москве. Долгое время шкатулка хранилась в Никольской церкви, расположение которой достоверно неизвестно. Она находилась то в Смоленской губернии, то в Тверской, а то и вовсе в Псковской. Но совершенно точно известно, что последние сотни лет, вплоть до самой революции, предмет не перемещали.
  -- Что это еще за странствующая церковь такая? Сплошная мистика.
  -- Дело не в мистике, товарищ Сталин. Просто в тех глухих места вокруг лишь леса и болота, поэтому границы между губерниями точно не межевали, а наносили на карту, как бог на душу положит. Поэтому я могу указать только примерный район в верховьях Западной Двины.
  -- У Западной Двины? - Верховный побагровел и на миг даже потерял самообладание. - Лаврентий, там же сейчас идут бои! Так что поторопись с поисками этого "посланца", очень тебя прошу.
   Просьба Верховного означала гораздо больше, чем просто приказ, и нарком буквально пулей вылетел из кабинета. Сталин же еще немного постоял над странным предметом, и со вздохом спрятал шкатулку в ящик стола:
   - Очень интересно, - вполголоса пробормотал он. - Если перед революцией его доставали, то почему не использовали?

***

   На западе, там где медленно угасала заря, вовсю сверкало и грохотало. Очень похоже на новогоднюю ночь, когда во всех дворах пускают ракеты и взрывают петарды. Но ведь сейчас только сентябрь! Может быть, здесь празднуют какой-нибудь "день района", но откуда в этой глуши столько народа, чтобы устраивать грандиозный праздник? И вообще, куда это я попал?
   Еще несколько минут назад я ехал в машине, размышляя о своих важных проблемах. Хотелось бы принять участие в реконструкции, которую проводит в ноябре военно-исторический клуб "Пехотинец" но, оказывается, сделать аутентичное обмундирование и снаряжение времен войны намного сложнее, чем средневековые доспехи. Увы, но похоже, что в этом году красноармейцем мне стать не суждено.
   С древними эпохами намного проще - склепал одну кольчугу, и можешь изображать в ней хоть викингов, хоть рыцарей, или даже римлян. Как раз такая кольчужка сейчас была надета на меня под курткой. Пользуясь последними теплыми деньками бабьего лета, все клубы старались провести на природе свои игры и соревнования. Вот и я весь день провел в подмосковном лесу с такими же любителями подраться старинным оружием, а утром меня уже ждали другие соревнования, готовившиеся недалеко от Питера.
   Я очень спешил, поэтому, не оставшись на ужин, переоделся в гражданское и приготовился к отъезду. Машина у меня была хотя и не новая, но недавно полированная, и сверкала красивым черным цветом. Чтобы гармонировать с ней и выглядеть более стильно я, перед тем как сесть за руль, обычно надевал черные брюки, рубашку и куртку. Все оружие и снаряжение были сложены в багажник. Короткую кольчугу, поддевавшуюся под пластинчатый доспех, я недавно переделал, сделав немного пошире и заменив часть колец. После переделки она стала удобнее, но чтобы к ней заново привыкнуть, ее следовало носить почаще. Поэтому, тщательно протерев кольчужку, я надел ее на рубашку, не забыв прикрыть курткой, чтобы на меня никто не таращился.
   Чтобы успеть приехать пораньше и хоть немного отдохнуть, я самонадеянно решил срезать путь, и теперь ехал по незнакомой дороге в сгущавшихся сумерках. Задумавшись, я на секунду отвлекся от управления, а когда снова посмотрел на дорогу, увидел что впереди появился туман, из которого бьет яркий свет фар. От резкого нажатия на тормоз машина развернулась и наполовину съехала на обочину, но аварии все-таки удалось избежать. Посидев с полминуты неподвижно и окончательно придя в себя, я с облегчением убедился в том, что ни в кого не врезался, и все закончилось хорошо. Но свет впереди горел по-прежнему. Вполне возможно, что там случилась авария, и есть пострадавшие.
   Прихватив с собой аптечку для оказания первой помощи, я поспешил вперед, принюхиваясь, не пахнет ли разлитым бензином. Видимость в тумане была нулевая, и ориентироваться можно было только по яркому свету. Неудивительно, что в таких условиях водитель встречной машины остановился.
   Медленно ступая короткими шажками, я потихоньку приблизился к источнику света, недоумевая, почему не видно очертаний автомобиля, как вдруг фары, если это были они, неожиданно выключились. Когда глаза привыкли к темноте, стало ясно, что непонятный туман уже рассеялся, и заодно изменилась вся окружающая местность. Асфальтовое покрытие дороги исчезло, а ее место заняла грунтовка с огромными колдобоинами. Моей машины тоже нигде не наблюдалось, хотя я не удивился бы, если бы она вдруг превратилась в телегу. А еще впереди, в том направлении, куда я собирался ехать, полыхали зарницы и раскатисто грохотал гром.
   Чтобы оглядеться, я поднялся на ближайший холмик и с него бегло осмотрел окрестности, все больше изумляясь, настолько дикой и неухоженной стала местность. Что же касается "праздничного салюта", бушевавшего и на западе, и на юге то, присмотревшись к нему внимательно, я буквально похолодел. Если ближайшие ко мне вспышки и можно было принять за разрывы петард и ракет, то зрелище, происходящее в нескольких километрах севернее, напомнило мне совсем другое. - Так взрывались снаряды на горящем военном складе. Лет двенадцать назад на артиллерийских складах, расположенных недалеко от Волгограда, начался пожар, продолжавшийся несколько суток. Снаряды рвались не переставая, и ночью вспышки от взрывов были видны издалека, прямо как сейчас. Да и грохот стоял примерно такой же.
   Так, попробую взять себя в руки и составить алгоритм действий. Чтобы разобраться в непонятной ситуации, надо сначала найти людей и расспросить их, что же тут такое происходит. Вот только где можно разыскать местных жителей, если впотьмах ни одной деревушки не видно? Единственным зданием, находящимся в пределах видимости, была большая полуразрушенная церковь, и я решил пойти к ней. Авось, встречу кого-нибудь
   Неожиданно, сквозь постоянный шум разрывов послышался слабый стон. Так как других планов у меня все равно не было, я поспешил в ту сторону, посмотреть, не нужна ли моя помощь. В слабом свете зари мне удалось разглядеть сидевшего на ящике раненого солдата, держащегося за окровавленную ногу, и тихонько ругающего немцев. На нем была форма бойца Красной армии начала сороковых годов, и я облегченно вздохнул, догадавшись, что тут происходит:
   - У вас тут что, тоже реконструкция?
   - Никак нет, там бой идет, - устало объяснил красноармеец. - Я нес боеприпасы, но мне шальным осколком ногу задело.
   - Я вам сейчас помогу.
   - Не надо товарищ, - решительно возразил боец, хотя из порванной брючины у него сочилась кровь. - Лучше отнеси патроны на передовую, а до медсанбата я сам как-нибудь доберусь.
   Не слушая возражений, я достал из автомобильной аптечки бинт в стерильной упаковке, разрезал ножницами штанину и быстро обмотал раненую голень солдата. Спасибо приобретенному в ролевых играх опыту перевязки, он сейчас оказался весьма кстати.
  -- Похоже, перелома нет, так что сейчас возьмете палку и дойдете до медпункта. Только на раненую ногу не опирайтесь. А почему у вас нет индпакета, вы же могли кровью истечь?
  -- Еще в августе последние бинты израсходовали, - нахмурился от неприятных воспоминаний красноармеец. - А когда из окружения выходили, то все имущество пришлось оставить. Нам бы на формировку, но приходится фронт держать.
   Окружение, фронт. Это я где, или вернее, когда? И тут меня посетила просто великолепная идея, как можно узнать текущую дату, не вызывая подозрений.
  -- Боец, а у вас сотрясения мозга нет? Сознание ясное?
  -- Так точно. А вы товарищ...уполномоченный? - Видимо из-за кожаной куртки он принял меня за опера или особиста.
   - Нет, меня еще не призвали. Старший лейтенант запаса Андреев. Давайте проверим ваше состояние. Назовите свое имя и сегодняшнюю дату. - Спрашивать о номере части я поостерегся, все-таки военная тайна.
  -- Федоров я, Василий. А сегодня 18 сентября 1941 года.
  -- Вот как. - Мои подозрения, к сожалению, оправдались. - Ну хорошо, а теперь поспешите санчасть, а я займусь боеприпасами.
   Федоров заковылял в медсанбат, опираясь на палку, а я схватил тяжеленный ящик, взвалил на плечо и зашагал в сторону передовой. Произошедшее было для меня некоторым шоком, хотя надо признать, не очень сильным. Прочитав не один десяток книг про попаданцев, я не относился к происходящему как к чему-то невероятному. Вопросов, что делать, тоже не возникло. Надо помогать своей стране. Вот только как? Если бы у меня имелся мобильник или еще какие-нибудь устройства из будущего, то все было бы просто. Но все электронные устройства остались в машине, а без них мне никто не поверит. Значит, вариант "всезнающего советника" Верховного отпадает. Что еще остается? Устроиться где-нибудь на завод или в КБ я не могу, навыков работы без компьютера у меня конечно нет. Отсутствие документов еще можно попытаться свалить на войну и эвакуацию, но тот факт, что я ничего не умею делать, мне не скрыть. Впрочем, как и большинству нормальных людей, мне не хочется отсиживаться в тылу, пока идет война. А значит, остается только один путь - на фронт. Ну что же, вот как раз туда я и иду.
   Теперь надо решить, воевать ли мне рядовым бойцом, или претендовать на место командира. Хоть я и отучился на военной кафедре и даже отслужил в армии, но насчет своих способностей никаких иллюзий не питал. Те немногие теоретические знания, которые у меня когда-то имелись, давно выветрились из памяти. А практических навыков не было и вовсе, так как во время прохождения службы я занимался чисто канцелярской работой на древних ЭВМах. Но с другой стороны, сейчас, в сорок первом, командирами рот ставят младших лейтенантов - вчерашних школьников, прошедших ускоренные курсы, а комбатами зачастую назначают выпускников техникумов, закончивших военную кафедру. Неужели я не дотягиваю до их уровня? Те более, что сейчас очень многие командиры действуют не очень грамотно: карты читать не умеют, ложные позиции, предусмотренные наставлениями, не строят. Боевого опыта нет не только у меня, но и у большинства кадровых военных, не говоря уже о недавно призванных в армию. К тому же, мое послезнание о войне должно неплохо помочь.
   Правда, если я собираюсь стать комвзвода, то нужно учесть один важный момент: Нынешние уставы, в мое время безнадежно устаревшие, значительно отличаются от современных, и о них я ничего не знаю. Единственное, что твердо усвоил из книг, это не назвать красноармейцев солдатами, а командиров - офицерами. Обычно на этом попаданцы и прокалываются. Так смогу я командовать или нет? Вопрос остается открытым, и над ним надо хорошенько поразмыслить.
   Впрочем, хорошая физическая нагрузка, выражавшаяся в таскании тяжестей, и острый угол ящика, больно давящий на плечо, не давали мне слишком глубоко погрузиться в дебри самоанализа. К тому же быстро темнело, идти стало труднее и приходилось внимательно смотреть под ноги. Правда, постоянно появлялись яркие вспышки взрывов, но они слепили глаза, а потом быстро гасли, и потому скорее мешали, чем помогали освещать путь.
   Вдруг что-то неприятно взвизгнуло совсем рядом со мной, и от ближайшего дерева отлетело облако щепок и кусочков коры. От неожиданности я споткнулся и чуть не уронил свою ношу. Хорошо еще, что я недавно ходил в туалет, а то мог бы случиться маленький конфуз. После такого стресса, когда ты чуть не погиб, люди или впадают в апатию, или же у них происходит выброс адреналина в крови. К счастью, мой организм, натренированный боевыми играми с жесткими правилами, выбрал второе, и я ринулся вперед с удвоенной энергией и с притупленным чувством страха.
   По мере приближения к месту сражения взрывы становились все громче, и уже стал слышен посвист пуль над головой, так что пришлось переместить ящик с плеча на спину и идти дальше пригнувшись. Но вот, наконец, линия окопов, кое-где перерытая воронками. Добравшись до нее, я с облегчением спрыгнул вниз. Теперь есть хоть какая-то защита от визжащих то и дело осколков. Вылезать наверх мне решительно не хотелось, и я пробежался вдоль траншеи в поисках хода сообщения, ведущего дальше. К счастью, бойцы, копавшие линиб обороны, ничего не забыли, и ход, ведущий в нужном направлении, быстро нашелся. Он был не очень глубоким, и идти все равно пришлось пригнувшись. Сообразив, что прикрываться от пуль и осколков ящиком с боеприпасами все-таки не стоит, я переместил его вперед. Идти согнувшись, прижимая к себе тяжелый и неудобный груз, было трудно, но мои мучения скоро закончились. После очередного поворота ход сообщения пересекался с окопом, в котором находились люди в красноармейской форме, стреляющие из длинных винтовок времен войны.
  -- Бойцы, принимай патроны, - задыхаясь от бега, прохрипел я.
   Оглянувшись на меня, красноармеец с сержантскими треугольниками в петлицах подозвал ближайшего солдата:
   - Сидоров, быстро тащи пулеметчикам.
   Боец избавил меня от ящика, недовольно буркнув: - Давай сюда, ну кто так держит, - и радостно побежал с ним к пулеметному расчету, смачно комментируя вслух, что они сейчас такого устроят немцам.
   Сержант вопросительно посмотрел на меня, и я громко, чтобы меня было хорошо слышно в таком грохоте, прокричал:
  -- Старший лейтенант запаса Андреев. В армию пока не призван. Оказался здесь случайно, и встретил вашего раненого бойца Федорова.
  -- Младший сержант Стрелин, - представился в ответ собеседник. - Я вижу, вы без оружия, но ничего. Винтовки у нас есть, так что если можете, присоединяйтесь.
  
   После короткого осмотра места событий стало ясно, что противник ведет наступление превосходящими силами. Сейчас немцы залегли и обстреливают нас издалека. Метрах в трехстах впереди горел подбитый танк с башней необычной формы. К счастью, других танков здесь не было, но недалеко от него стоял полугусеничный броневик, который поливал наши позиции огнем из пулемета.
   С нашей стороны отвечала только реденькая цепочка винтовочных вспышек, и лишь в двух местах строчили пулеметы, да изредка хлопал миномет. Плохо, что огневой поддержки у нас так мало. Этого явно недостаточно для полноценного боя. Но ведь танк же из чего-то подбили! Если бы он наехал на мину то, скорее всего, просто потерял бы гусеницу, а не горел так красиво.
  -- У вас пушки есть? - крикнул я в ухо сержанту.
  -- Там две - он махнул рукой - их еще в начале боя накрыло.
  -- Пойдем, глянем, может из них еще можно стрелять.
   Младший сержант кивнул, и мы с ним побежали, пригибаясь, по ходу сообщения, который привел нас к орудийному дворику, разделенному валиком на две части. Пушки, как я и предполагал, были маленькими сорокапятками. Странно, что их разместили так близко друг от друга, ведь расчеты обоих орудий можно было накрыть одним выстрелом. Да, видимо, так и произошло. На краю площадки лежали тела трех убитых артиллеристов, но раненных не было, видимо санитары уже успели их унести.
   Одна из пушечек, направленная на танк, была присыпана землей, и с наполовину оторванным нижним щитком. Я быстро, насколько это возможно в сумерках, осмотрел ее, надеясь, что основные механизмы уцелели. К сожалению, накатник у нее был мокрый, а это означило, что масло из тормоза отката вытекло, и стрелять из пушки уже нельзя. Вторая сорокапятка была почему-то развернута влево, видимо, оттуда тоже ждали нападения. На вид пушечка казалась вполне исправной. Я пошевелил рукоятку затвора - вроде работает нормально. Правда, панорама разбита, а резиновый наглазник с окуляром отсутствовали. Но на маленькой дистанции можно попробовать управится и без прицела. Остается только надеяться, что орудие успели привести в боевое положение, потому что без инструкции невозможно быстро разобраться, где находятся предохранитель затвора и стопоры различных механизмов.
   Махнув рукой Стрелину, я показал ему, что хочу выкатить пушку на позицию. Мы схватили станины, приподняли, откатили сорокапятку назад, а затем, развернув ее в сторону противника, подкатили к брустверу. Дно дворика было ровным и утоптанным, вес пушки, насколько я помнил, всего килограмм пятьсот или шестьсот, поэтому вдвоем мы легко справились. Хотя покрышка одного из колес изорвана осколками но, судя по всему, она заполнена губчатой резиной, и такое повреждение было несущественным. Опустив станины, мы надавили ногой на сошники, поглубже вгоняя их в землю.
   После этого сержант побежал к ровику метрах в десяти сзади нас, где должны храниться ящики со снарядами, а я стал искать где тут "что нажимать, чего вертеть", как метко заметил Незнайка, пытающийся управлять космической ракетой.
   Судя по автомобильным колесам, орудие было улучшенной конструкции, с полуавтоматическим затвором. Это нам на руку, меньше возни будет. С левой стороны располагались два маховика поворотного механизма. Кто из них регулируют вертикальную, а кто горизонтальную наводку, определить опытным путем было несложно. Я довернул орудие в сторону работающего пулемета, а потом присел на корточки и, заглядывая в ствол, поправил наводку, стараясь, чтобы вспышки выстрелов виднелись чуть выше середины канала ствола. На таком расстоянии силуэт броневика занимал примерно одну треть от диаметра отверстия ствола, и попасть в него можно было даже без прицела.
   Стрелин уже принес деревянный чемоданчик, в котором хранились выстрелы для орудия, и открыл его. Какие там снаряды я не знал. Во-первых, не разбираюсь в тогдашней маркировке, а во-вторых, все равно ничего не смог бы прочитать в темноте.
   Сержант осторожно, чтобы не сбить прицел, засунул снаряд в патронник и закрыл затвор, а я тем временем искал спусковой шнур, но его почему-то нигде не было. Но спасибо фильмам о войне, я догадался, что нужно нажать на большую кнопку, расположенную в центре одного из штурвалов.
   Грохнул выстрел, пушка качнулась, и вспышка взрыва осветила полугусеничный броневик. Недолет составил примерно метров пять. К этому времени я был уже полуоглушенный, поэтому громкость выстрела меня особо не впечатлила. Впрочем, если бы мы стреляли бронебойными снарядами, то выстрел был бы намного громче.
  -- Патрон возьми из этого же ящика. Нам как раз осколочный снаряд и нужен, - заорал я как можно громче, опасаясь, что сержант меня не услышит, а сам тем временем довернул маховик вертикальной наводки на пол-оборота.
   Немецкий пулемет пока молчал, но я понимал, что скоро он может заработать опять. Но вот снаряд в стволе, затвор закрыт, выстрел, и теперь уже огненный шар закрыл весь силуэт бронетранспортера. Еще один снаряд - контрольный, и можно заниматься пехотой.
   Теперь заглядывать в ствол смысла не было, что меня очень обрадовало, так как дым от сгоревшего пороха не только снижал видимость, но и заполнял мне весь нос, заставляя чихать. Я направлял орудие примерно в ту сторону, откуда виднелись вспышки выстрелов, и стрелял. Стрелин уже наловчился и заряжал быстро но, к сожалению, в лотке оказалось только пять патронов. Я все-таки рассмотрел маркировку боеприпасов на ящике - можно было и догадаться, что осколочные снаряды помечаются буквой "О". Теперь мы побежали к ровику вдвоем и принесли каждый по одному лотку. Не знаю, сколько патронов входит в боекомплект сорокапятки, но в двух глубоких ровиках лежало не меньше сорока ящиков, и похоже, что большинство из них с осколочными боеприпасами.
   Стрельба снова возобновилась. Сорокапятка не зря считалась скорострельной пушкой. Конечно, делать выстрел каждые три, а то и две секунды, как это удается опытным артиллеристам, мы не могли. Ведь сержанту приходилось быть сразу и подносчиком и заряжающим, а мне, соответственно, наводчиком и замковым. Но десять снарядов мы выпустили меньше чем за минуту.
   Немцы быстро сориентировались и стали в ответ стрелять в нашу сторону, но высокий бруствер хорошо закрывал от огня противника. Только несколько пуль цвиркнуло совсем рядом, заставив нас пригнуться еще сильнее, а одна даже со звоном попала в орудийный щит, выбив из него снопы искр, но закаленная броневая сталь выдержала.
   Уже после десятка выстрелов огненная перепалка стала потихоньку стихать. Попав под артобстрел и оставшись без прикрытия брони, немцы поняли, что им здесь ничего не светит. Разумеется, маленькие 45-мм снарядики не очень эффективны против пехоты, но фрицев и так уже изрядно потрепали. Как только враги стали отходить и почти перестали отстреливаться, я уже не мог стрелять прицельно по вспышкам и прекратил огонь. Горевшая бронетехника поле боя освещала плохо.
   Ну вот, а теперь можно узнать больше о текущей обстановке.
  -- Сержант, далеко позиции противника?
  -- За рекой, - лаконично ответил сержант.
  -- А где река?
  -- Прямо перед нами в шестистах метров.
   Теперь, когда вспышек выстрелов и взрывов стало поменьше я, приглядевшись, действительно увидел вдалеке поблескивающую поверхность реки. Взяв половинку бинокля, валявшуюся рядом, я начал разглядывать местность через покрытые трещинами стекла в поисках моста или плотов. Чуть левее наших позиций поперек реки была протянута тонкая темная линия - очевидно, та самая переправа, по которой немцы перешли на наш берег.
   Угол горизонтального обстрела у сорокапятки, насколько я помнил, достаточно большой, поэтому переставлять станины я не стал, а просто довернул ствол в нужном направлении. После каждого выстрела я смотрел в бинокль, стараясь разглядеть всплески воды, и корректировал прицел. Уже четвертый снаряд угодил в переправу, о чем свидетельствовал яркий взрыв, осветивший серые тени, спешащие по понтонному мостику на тот берег. Я сместил прицел чуть дальше, и смог положить еще пару снарядов на переправу, чтобы ею гарантированно нельзя было воспользоваться. Конечно, через узенькую речку немцы легко переплывут с помощью досок и бревен, но вот помощь к ним уже не подойдет.
   С немецкой стороны стрельба окончательно стихла, и я решил, что настала пора решить, что делать дальше.
  -- Товарищ сержант, а кто у вас командует ротой?
  -- Старшина Свиридов.
  -- Где его можно найти?
   Но искать Свиридова не пришлось, он уже сам подошел, чтобы посовещаться со старшим по званию командиром, за которого меня принимал. Вдруг, я чего-нибудь умного посоветую. Вместе с ним подошли человек двадцать красноармейцев, видимо половина всего личного состава роты.
   Откашлявшись от порохового дыма, я толкнул небольшую речь, постаравшись высказать свою точку зрения в двух словах:
  -- Товарищ старшина, нужно выяснить, не остались ли на нашем берегу фашисты, и уничтожить их пока они не успели окопаться.
   Свиридов был со мной полностью согласен, и именно для этой цели он собрал в одном месте бойцов, до этого занимавших оборону по всей траншее. Вот только, как ни хотелось ему самому пойти на разведку, но он должен был остаться командовать остатками роты. Поэтому старшина решил, что возглавить группу разведчиков придется мне. Похоже, что после моих не то чтобы метких, но достаточно удачных выстрелов из пушки, он мне полностью доверял. Выстроив немногочисленных бойцов, Свиридов скомандовал:
   - Рота, слушай мою команду. Десять человек идут со старшим лейтенантом, остальные продолжают удерживать оборону.
   В числе бойцов я взял пулеметчика с Дегтяревым, а прочие солдаты захватили с собой по одной гранате, больше в роте просто не нашлось. Лицо и ладони я приказал вымазать глиной, хотя особой необходимости в этом не было - после боя все и так были измазаны как черти. Мне повезло, что и куртка и брюки на мне были черными - как раз то, что сейчас нужно.
   Чтобы оставить руки свободными, я не стал брать громоздкую винтовку, а отстегнул ремень вместе с кобурой у одного из погибших артиллеристов. Перепоясавшись командирским ремнем и проверив оружие, я стал чувствовать себя гораздо увереннее. Да и бойцы теперь смотрели на меня более уважительно. До этого перед ними стоял просто гражданский, потерявший головной убор, а теперь сразу видно - красный командир. Насколько я знаю по книгам, во время войны некоторые командиры не всегда одевались строго по форме, отдавая предпочтение кожанкам. За удобство и стильность их любили носить политработники, особисты и старший комсостав. В общем, те военнослужащие, которым никто не сделает замечание о нарушении устава.
  
   Предварительно посоветовавшись с солдатами, которые хорошо знали местность, я решил, что мы не пойдем прямо к реке, а возьмем левее. В этом случае отряд выйдет как раз на холмик слева от переправы и сможет обстрелять немцев с фланга.
   Мы пробежали по окопам метров триста на юг, затем повернули направо и, пригнувшись пробрались через невысокий кустарник, росший у берега. Я надеялся, что он закроет нас от немецких наблюдателей.
   Прежде чем взобраться на холмик, я послал туда пару бойцов на разведку. Они с двух сторон заползли на вершину и помахали оттуда рукой, показывая, что там никого нет. Терять время на передвижение ползком смысла не было, так как с западного берега нас все равно не видно, и бойцы маленького отряда быстро забежали на холм, где тут же залегли. Показав пулеметному расчету, где им расположиться, чтобы одновременно и держать под прицелом переправу, и прикрывать нас, я начал внимательно осматривать местность. На западном берегу никого не было видно. Очевидно, оставшиеся в живых немцы, переправившиеся обратно, уже отошли на свои позиции. А вот с нашей стороны реки на песчаном пляже кое-где виднелись вытянутые темные силуэты. Но не было слышно команд или звона оружия, и никто не окапывался. Тишину нарушали лишь стоны раненых. Только один плачущий голос повторял жалобно "майн гот, майн гот". У самого среза воды, в том месте, где были разбросаны доски, оставшиеся от переправы, лежали ящики, выделявшиеся своими прямыми линиями среди бесформенных пятен, покрывавших берег.
   - Пятеро со мной, остальные прикрывают, передать по цепочке - скомандовал я шепотом.
   Ближайшие ко мне бойцы подползли ближе, и я провел инструктаж:
   - Движемся парами, дистанция между парами десять метров. Оружие собираем. И помните, нам нужны пленные, причем, желательно найти офицера или унтера.
   Ползком мы спустились с холма и, растянувшись цепочкой, поползли дальше вдоль берега. К ящикам я приближаться пока не стал, ведь в них, наверняка, боеприпасы. Один удачный выстрел, и все кто находится рядом, обречены. Правда, там еще виднелись очертания пулемета МГ с треногой, задранной кверху, но я все равно не умею им пользоваться. Конечно, при дневном свете можно буквально за полчаса разобраться, как вставлять ленту, и найти у него спуск. Но вот ночью пользы от трофейного пулемета будет мало.
   Первый немец, к которому мы подползли, был очень тяжело ранен. Даже в темноте было видно, что на месте живота у него одна сплошная рана, а в ноздри ударил тяжелый запах крови. Наверно его принесли сюда, чтобы эвакуировать, а когда переправу уничтожили, фрица бросили умирать здесь. Я закрыл немцу рот ладонью и показал Стрелину знаком, что надо делать. Сам не знаю, почему так поступил. Из милосердия, или же потому, что как язык он для нас ценности не представлял. Честно говоря, я даже обрадовался, что забыл взять с собой нож или штык. И так звуки перерезаемого горла, хрип и бульканье были не очень приятными.
   Сержант пополз дальше, и я поспешил за ним, чтобы не отставать. Соседние пары уже нашли раненных и вязали их ремнями, а нам попадались только трупы, лежавшие и поодиночке, и группами. То и дело попадались маленькие воронки. Скорее всего, работа ротных минометов. Видимо, все эти немцы погибли еще в начале боя, когда попали под пулеметно-минометный огонь.
   - Командир - послышался тихий окрик справа.
   Бойцы, пеленавшие очередного фрица, продемонстрировали мне автомат и серебристые галуны вокруг воротника. Как раз унтер нам и нужен.
   Но вот повезло и нашей паре. Раненый, на которого мы наткнулись, сидел, и видимо, пытался делать себе перевязку. На мой оклик "хенде хох" он поднял одну руку, а вторая безжизненно висела. Так как оружия у него не было видно, то мы спокойно подползли. Перевязочный пакет фриц уже наготовил, правда, воспользоваться им так и не сумел, и я уже во второй раз за сегодняшний вечер быстро перетянул рану бинтом.
   - Туда, - махнул мой напарник рукой в сторону от реки - ком, шнель.
   Мы уже убедились, что засады ждать не приходится, поэтому я приказал Стрелину прислать побольше бойцов для сбора трофеев.
   Сержант, обвешанный немецкими карабинами, отправился конвоировать ходячих пленных, обгоняя парочку, тащившую унтера на руках. А я тем временем подобрался к кустам, достал половинку бинокля и еще раз внимательно осмотрел другой берег. Там пока все было тихо.
   Вскоре прибыло подкрепление. К моему удивлению явился почти весь наличный состав роты - человек тридцать во главе с самим старшиной. Но Свиридов пояснил, что из батальона прислали помощь, поэтому нас по-прежнему прикрывают.
   Нескольких бойцов старшина отрядил собирать оружие с боеприпасами, и оттаскивать их к зарослям, а остальные уже оттуда перетаскивали все добро к нашим окопам. Закончив сбор трофеев на берегу, мы перешли ближе к нашим позициям, где происходила завершающая фаза сражения. Здесь тоже нашлось так много добычи, так что все даже измучились ее перетаскивать. Вернее, носили тяжести только бойцы, а мы со старшиной, пользуясь привилегией командиров, лишь наблюдали и руководили.
   Когда я вернулся к своим, уже ставшим родным окопам, то в первую очередь напомнил сержантам проследить, чтобы все почистили оружие. В суматохе с пленными и сбором трофеев бойцам действительно было не до этого, а у неопытных солдат еще не вошло в привычку чистить винтовку после каждого боя, что часто вело к порче оружия. Стреляли то не в тире, а в земляных окопах. Пыль стояла столбом, везде грязь, взрывы раскидывают землю во все стороны. Достаточно нескольким песчинкам попасть в ствол, и при следующем выстреле он придет в негодность.
   Помимо забот о сохранности оружия, еще следовало позаботиться о пострадавших. Но когда я нашел санитара то, увидев, как тот перевязывает шею немцу, лежащему без сознания, я сорвался:
   - Почему занялись немцами, когда еще наши бойцы не все перевязаны, вон у сержанта все ухо в крови. Сначала лечим наших, а потом уже фашистов.
   Кипя от возмущения, я в негодовании прошел дальше, оправдывая себя тем, что клятву Гиппокарата не давал, и что Германия сама нарушала все мысленные законы и правила. Но конечно, уже через несколько шагов повернул назад, попросить извинения у ни в чем не повинного санитара.
   Тот в ответ кивнул, и флегматично продолжал завязывать бинт. Что ему чужие командиры, тем более в штатском. Персонал медвзвода подчиняется только своему командиру медслужбы, а что ему делать, он и так хорошо знает.
   Да, неудобно получилось. А ведь как я негодовал, когда в американском сериале про корейскую войну врачи объясняли порядок оказания помощи раненым: сначала американцы, потом корейцы, а потом китайцы. И вот теперь я сам пытался поступить так же.
   За этими мыслями я не заметил, как подошел к оживленно разговаривающей кучке солдат и услышал - вот он, товарищ комбат.
   При слове "комбат" я мысленно содрогнулся. В моем представлении командир батальона - это грозный подполковник с седоватыми висками и суровым взглядом. У него несколько десятков подчиненных офицеров, из которых он самолично отчитывает лишь майоров и капитанов. На лейтенантов же комбат соизволяет обращать внимание крайне редко, лишь когда они как следует нашкодят или, что случается еще реже, если сумеют отличиться.
   Но в реалиях военного времени все оказалось по-другому: Посереди группки бойцов стоял высокий молодой парень с тремя кубарями в петлицах и с улыбкой от уха до уха. Очевидно, он и являлся командиром батальона. Увидев комбата, я тотчас попытался вытянуться по стойке смирно и доложить по форме:
   - Старший лейтенант запаса Андреев в ваше распоряжение прибыл.
   К моему удивлению, старлей сразу бросился обниматься, радостно приговаривая:
   - Ну, молодец лейтенант, как вовремя пришел на помощь. Мне уже доложили, как ты броневик подбил.
   Закончив с восхвалениями, комбат потащил меня в блиндаж, в котором, судя по коробке полевого телефона и лежащей на столе сложенной гармошке карты, раньше располагался командир роты. Правда, освещалось командирское помещение лишь самодельной лампой, да и вообще, особо уютным его назвать было нельзя. Впрочем, комбат чувствовал в нем себя как у себя дома. Он усадил меня на табурет и сунул кружку воды, которую самолично налил из чайника. О, как кстати, пить мне действительно очень хотелось. Но сделав первый глоток, я тут же выплюнул обратно и закашлялся.
   - Это же спирт! - возмущенно прошипел я, ища глазами, чем бы запить.
  -- Так он же разбавленный. - Командир круглыми глазами смотрел на меня и не знал, удивляться ему или смеяться. - Вот смотри, - и в подтверждение своих слов он тут же одним глотком выпил всю кружку, довольно крякнув.
   Ух ты, а я так не умею.
  -- Извините, - виновато прокашлял я, - но не пью даже разбавленный.
  -- Ничего, тогда закуривай, - радушно предложил старлей и протянул мне пачку Казбека, который я раньше видел в фильмах про войну.
   Видимо виноватое выражение моего лица подсказало ему, что курить я тоже не умею. Комбат, хмыкнув, убрал папиросы обратно и, наконец, представился:
  -- Я командир батальона 215-го стрелкового полка 179-й стрелковой дивизии старший лейтенант Иванов. Но ты можешь звать меня просто Сергей.
   Вот это да! Это же тот самый полк, в котором воевал мой дед, в честь которого меня и назвали. Вот только не знаю, служил ли он здесь с самого начала войны. Если да, то возможно, даже смогу его встреть. Ну почему же я раньше не интересовался историей этой дивизии? Где она воевала в сорок втором, я примерно знаю. А вот что с ней происходило в начале войны, не имею ни малейшего представления.
   - Александр. Вернее, старший лейтенант запаса Андреев, - спохватился я. - Но у меня с собой нет документов. Боюсь, что подтверждение моей личности тоже получить не получится.
  -- Ясно, - вздохнул Сергей. Твой город тоже оккупировали. Но ты хорошо воюешь. Где раньше служил?
   Что рассказывать, я уже обдумал на берегу, пока руководил погрузочно-перетаскивающими работами:
   - Сидел два года при штабе, бумажки перекладывал, - непритворно вздохнул я. - За все время даже отделением не покомандовал. И в учениях ни разу не участвовал. Когда увольнялся в запас, дали еще один кубарь в петлицы, но конечно, на полноценного командира взвода я не потяну. Знания у меня имеются, но чисто теоретические.
   Все что я рассказывал, было чистой правдой. Ну а то, что сидел я не с бумажками, а с компьютером, как единственный человек в штабе, знакомый с подобной техникой, значения не имело. Как и то, что учения в Российской армии 90-х годах вообще проводились крайне редко.
  -- Ничего, у нас сейчас большинство командиров такие же запасники, как и ты, да и я тоже не кадровый - ничуть не расстроился Иванов. - Главное, что ты решительный, а еще видно, что образованный. Назначим тебя на роту, к тому же по численности она сейчас даже на взвод не тянет. В строю осталось чуть больше сорока человек, включая легкораненых.
  -- Надеюсь в мою роту? - Надо же, насколько бой сближает людей. Теперь все эти солдаты были для меня родными, хотя я почти ни с кем из них еще не познакомился.
  -- Конечно сюда. Они все ко мне буквально с кулаками подступили. Мол, оставьте старлея у нас.
  -- А как же...
  -- Насчет документов не беспокойся. Сделаем мы их тебе.
  -- Справку выпишут?
  -- Нет, поступим по-другому. У нас недавно в соседнем батальоне командир роты погиб. Он детдомовский, родственников нет, поэтому его документы тебе отдадим, а штаб полка оформит перевод в мой батальон. Кстати, и звание у тебя останется.
   Предложение легализовать меня в это мире было заманчивым, но что-то не верилось, что это так просто сделать:
  -- Неужели в штабе пойдут на подлог? - засомневался я.
  -- А ты можешь предложить нам другой способ раздобыть командиров? Сам смотри, какая у нас сейчас ситуация с начсоставом: В дивизии командира нет, - начал загибать пальцы Иванов, - полком командует капитан, многие комбаты лейтенанты или старлеи, а на роты иногда ставят старшин или даже старших сержантов.
  -- Ладно, убедил. И как меня теперь зовут?
  -- Соколов Александр. Отчество не помню, потом узнаем. Кстати, что у тебя под курткой, кольчуга что ли?
  -- Ну да.
  -- И что, она и вправду спасает от пуль?
  -- Да нет, что ты. - Я рассмеялся. - Она защищает только от холодного оружия. Просто... это мой отец принес трофей с войны. Так сказать, семейная реликвия. Вот я ее и надел, когда эвакуировался.
   Кстати, давно пора ее снять. Толку от нее в современном бою нет, а таскать лишнюю тяжесть, когда я и так буду нагружен амуницией, мне не хочется. Да и ненужные вопросы могут задавать.
   Так, ладно, вернемся к служебным обязанностям:
  -- Скажи, Сергей, пленных уже допросили?
  -- Нет, утром доставим в дивизионную разведку, там и допросят.
  -- Черт, а если там новое нападение готовят? Среди пленных был офицер, но он наверно до сих пор без сознания. А вот унтера порасспросить можно.
  -- Пойдем, расспросим, - охотно согласился Иванов. - А ты немецкий хорошо знаешь?
  -- Нет, я английский учил, а немецкий знаю только на уровне хонде хох - ком цу мир.
  -- Досадно, - нахмурился Сергей. - Я в школе, правда, учил, но разговаривать не смогу.
  
   Ну ничего, выкрутимся как-нибудь. По дороге комбат с довольным видом перечислил трофеи и потери немцев:
   - Пленных двадцать восемь, убитых нашли сорок семь, а кроме этого экипажи сгоревших машин. Кого-то убило на переправе, и наверняка у них есть умершие от ран. Так что всего убито не меньше шестидесяти германцев, и должно быть больше сотни раненых. Не удивительно, что они отступили. Трофеев взяли четыре станковых пулемета, девять ручных, шесть пистолет-пулеметов, больше сотни карабинов, много гранат и патронов. А с нашей стороны семь убитых и восемнадцать раненых - это считая с артиллеристами и санитарами.
   Мы подошли к землянке, охраняемой двумя часовыми, где содержались легкораненые пленные. Внутри горела лампа, сделанная из гильзы сорокапятки, и при ее свете можно было осмотреть немцев. Офицера здесь не было, но я знал, что он тяжело ранен и его наверно уже унесли в медсанбат. Зато унтер, на которого я так надеялся, выглядел вполне здоровым. Он сидел на лавке и спокойно беседовал с другими солдатами.
   Комбат показал на него рукой и грозно прикрикнул:
  -- Ком цу мирен, шнейли.
   Да, Иванов не врал. Немецкий он знал не намного лучше, чем я. Но немец его все-таки понял и, заложив руки за голову, спокойно вышел к нам. Мы привели его в мой блиндаж, я развернул карту, а старлей разливал нам горячий чай, который кто-то уже успел принести. Унтеру, кроме того, старлей налил полкружки "развязывателя языков". Себе Сергей на этот раз спирт наливать не стал, хотя я видел, что он на него чуть ли не облизывается.
   Тем временем я мельком осмотрел нарисованную от руки карту, на которой были обозначены наши позиции. Речка оказалась Западной Двиной. Судя по тому, что ее ширина здесь не превышала 50 метров, мы находились в самых верховьях реки. Она текла на юго-запад, затем делал крюк к востоку километра на три. Наш полк оборонял участок берега ограниченный с севера селом Рожня и деревней Козлово, а с юга селом Лубенькино, служившими опорными пунктами. Посередине позиций находился штаб полка, на окраине села Глухарево. Так, хорошо, кое-что прояснилось. А вот что плохо, так это то, что подробных сведений о расположении противника, его силах и системе огня на карте удручающе мало. Ну, ничего, для того мы "языка" и брали, чтобы восполнить пробелы. Вот только как с ним объясняться?
   Я без особой надежды попытался заговорить с пленником на английском и, к моей несказанной радости, он тут же бегло и вполне понятно ответил мне, что его зовут Отто Лаукс, звание унтерфельдфебель а должность командир какой-то шуеценгруппы в 232-м пехотном полку 102-й пехотной дивизии. Судя по тому, что в его группе числилось десять человек, это было отделение.
   С опаской посматривая на Сергей, и доверчиво на меня, Отто пил все, что ему предлагали, и покладисто отвечал на вопросы. Мне было даже немножко обидно, что он меня не боится. Неужели я в черной кожаной куртке и с пистолетом на боку не похож на грозного комиссара? Но Отто объяснил мне, что раненый солдат, которого я перевязывал, рассказал ему о добром "человеке в черном", поэтому он точно знает, что его не убьют.
   Я потихоньку отхлебывал чай, переводя комбату рассказ пленного. История унтера была самой обычной. Отто Лаукс давно мечтал учиться, но надо было работать, чтобы помогать семье. Наконец, в тридцать девятом году он поступил в институт, по ночам подрабатывая в типографии. Жизнь начала налаживаться, но со второго курса его вдруг призвали в армию. Так как он был достаточно образованным, то его назначили унтер-офицером. Полгода полк Лаукса усилено тренировали, объяснив, что якобы готовят к летней высадке в Англии, и даже выдали английские разговорники. Так что прилежный Отто по вечерам еще усиленно зубрил английский, который и до этого немного знал.
   Тут я не преминул блеснуть эрудицией, рассказав Сергею о хорошо подготовленной системе дезинформации, благодаря которой Германии удалось скрыть широкомасштабные приготовления к нападению на СССР. Немцы открыто демонстрировали войска и технику, перебрасываемые на запад, и до мая держали там больше войск, чем на востоке.
   В июне 232-й полк Отто погрузили в эшелоны, но направили не к Ла-Маншу, а в Пруссию, где оставили в резерве. Летом они в боях почти не участвовали, а в начале сентября их перебросили сюда, и сразу начались постоянные атаки, в которых погибло много солдат.
   Другие два полка его дивизии - 233-й и 235-й смогли с ходу форсировать реку в том месте, где не было наших войск, и занять плацдарм, который успешно удерживали две недели. А вот сослуживцам Отто не повезло, так как на этом участке уже успела занять оборону наша 179-я дивизия.
   - Ну надо же, какое совпадение - Заметил Сергей. - В его дивизии полки с номерами 232, 233 и 235, а в нашей есть 234-й. - Он показал на карте пять сел на восточном берегу Западной Двины, занятые немцами. Ближайшее из них - Дулово, находилось всего в трех километрах к югу от нас.
  -- Это село сейчас атакует 259-й полк нашей дивизии. В нем меньше двухсот человек, а в селе повсюду дзоты и минные поля, поэтому наши пока не могут выбить немцев.
   - Два дня назад, - продолжал Отто - русские войска начали наступление на плацдарм, но их было меньше, чем обороняющихся, позиции очень хорошо укреплены, поэтому никто не беспокоился. Однако ночью русские незаметно переправились через реку и смогли захватить село Данилово вместе с расположенной там артиллерийской батареей. Бои шли день и ночь, германцы постоянно контратаковали, но их постепенно теснили. А сегодня тот русский полк, который укрепился на западном берегу, - 912-й, пояснил Сергей, - неожиданно переправился через реку и ударил в тыл обороняющимся. Положение немцев стало катастрофическим.
   - Это очень хорошо, что немцы поставили здесь необстрелянную дивизию, - заметил комбат - Поэтому наши и смогли выбить с плацдарма врага, который по численности превосходил их в три раза. (* До вмешательства попаданца все события происходили точно также, как и в нашей истории.)
   - Офицеры ворчали - продолжал Отто, - что надо или посылать помощь на плацдарм, или давать приказ на отход, так как окруженные войска не получают боеприпасы и долго не продержаться.
   - Ну, помощи им ждать неоткуда - заметил я. - Основные силы группы армии Центр сейчас концентрируются южнее, примерно, в сотне километрах отсюда, и там же сосредоточены почти все резервы.
   Чтобы помочь окруженным полкам, - продолжал Отто, - одному батальону его полка было приказано форсировать реку и ударить в тыл советским войскам, штурмующим Дулово. Их усилили ротой тяжелого батальона, дали один "Штуг-3" и бронетранспортер "Ганомаг".
   Тут я остановил допрашиваемого и попросил объяснить, что это за "штуга" такая. Оказалось, что так называется самоходное орудие на базе троечки (танка Pz-III) c 75 миллиметровой пушкой.
   Все это проясняло обстановку, но больше всего меня волновало, не собираются ли немцы опять нас атаковать. По уверениям унтера, на этом участке кроме остатков их батальона и батареи минометов никого не было. Саперный батальон, который наладил переправу, уже отправили вниз по реке к селу Ерохино, помогать соседям эвакуироваться с левого берега. А запасной батальон, составлявший резерв полка, направили на плацдарм еще два дня назад.
   Свои объяснения Отто для наглядности пояснял пометками на карте, и перед нами постепенно вырисовывалась вся система обороны немецкой дивизии. Иванов не уставал нахваливать унтера, так что тот перестал, наконец, бояться комбата и даже, вспомнив свои права военнопленного, попросил у него закурить:
   - Нам и так в день положено только семь сигарет, так еще ваши солдаты все выгребли, - объяснил Лаукс свою скромную просьбу.
   Затянувшись папиросой, немец слегка поморщился, но дымить не перестал. Какая, в самом деле, разница что курить, никотин он и есть никотин. Разомлевший пленный довольно улыбнулся и продолжил рассказ, попыхивая "Казбеком":
   Учитывая результаты предыдущих боев и сегодняшнего побоища, от батальона в котором служил Отто, осталось меньше половины первоначального состава. По мнению унтера, немцы, скорее всего, решат отойти к ближайшему селу и начнут там окапываться. Он посетовал, что атаку начали, не дождавшись подхода гаубичной батареи, которую им одолжила 251-я дивизия, тоже входящая в 23-й корпус.
   Тут мы с Сергеем насторожились. Командир подлил еще спирта, и утешающе похлопал Лаукса по плечу.
   - Ну, ну. Мы все крепки задним умом.
   Я задумался, как все это перевести на английский, но немец, кажется, и так понял, что его жалеют. Вот как интересно получается. Посидишь рядом с фрицем, побеседуешь, и окажется что он неплохой парень. А если бы он не попал в плен, то снова стрелял бы в нас, и считал что поступает правильно. Впрочем, нечего сантименты разводить, надо продолжать допрос языка.
  -- И куда эта батарея следовал? - поинтересовался я как бы между делом.
  -- Не знаю, наверно к нашей минометной батарее. Тут вокруг грязь и леса, и только одно удобное для стрельбы место - открытое и сухое.
  -- А ведь верно, - обрадовался комбат, - по карте видно, что между болотом и перелеском притулилась большая поляна, и как раз оттуда били минометы. Кстати говоря, место для артиллерии просто идеальное - оно лежит в середине излучины реки, и оттуда очень удобно обстреливать наши позиции на левом берегу.
   Выяснив все, что хотели, мы отправили Отто в его землянку, чуть не забыв дать ему сопровождающего, и стали обсуждать ситуацию.
  

Глава 2

19 сентября. 01-00

  
   Мнение у нас с Сергеем полностью совпало. Может быть, немцы отзовут свои гаубицы обратно, и нам они угрожать не будут. Но все равно эти орудия завтра начнут стрелять по нашим войскам. Нельзя упускать такой удобный случай лишить противника сразу четырех или шести пушек.
   Время у нас пока есть, ведь вряд ли их прямо сейчас повезут обратно. Понадобиться как минимум несколько часов на различные согласования между штабами батальона, полка и обеих дивизий. Да и везти тяжелые орудия ночью лишний раз не стоит. Так что, скорее всего, артиллеристы останутся до утра на этой полянке, где в радиусе километра от них никого нет.
   - Сколько сейчас времени? - жаль, но я не догадался забрать у пленного офицера часы в качестве трофея.
  -- Только час ночи. До рассвета времени достаточно.
  -- А фаза луны какая?
  -- Как раз завтра новолуние.
  -- Отлично, темная ночка, это то, что нам надо. Тогда сделаем так. Я возьму из своей роты всех, кто не ранен, и еще человек двадцать ты мне выделишь из соседней. В полнокровной гаубичной батарее людей и так будет раза в два больше чем у нас, да плюс еще минометчики. Да, еще я заметил, что у тех бойцов, которых ты привел на помощь, есть дегтярь, его я тоже заберу вместе с нашим. Пусть твои хлопцы пока немецкие МГ осваивают, у нас их много. Также возьму оба батальонных миномета и все исправные автоматы. Если мы подойдем к батарее незаметно, то справимся. Ну, а в крайнем случае обстреляем из минометов машины с боеприпасами. А пока нас не будет, саперы полка и все свободные бойцы, которых можно выделить, попробуют починить переправу.
  
   Подготовка к операции велась максимально быстро. Старшину я попросил отобрать четверых самых умелых бойцов. Этой четверке нужно подобрать немецкую форму по размеру, а всем остальным раздать трофейные каски, чтобы в темноте они издали были похожи на фрицев. Подумав, я скинул куртку и тоже переоделся в немецкую форму. Конечно, хорошо бы надеть мундир офицера или унтера, но на мой рост ничего подходящего не нашлось. Наверно, всех высоких "арийцев" зачисляли в подразделения СС.
   Собрав свой небольшой отряд, я разъяснил красноармейцам нашу задачу. От бойцов требовалось всего-то незаметно подойти к расположению батареи, по возможности бесшумно снять часовых, и если повезет, то без стрельбы переколоть немцев штыками. Ну, а в случае, если начнется стрельба, уничтожать немцев пулеметно-минометным огнем.
   Хотя бойцы устали, но они прекрасно понимали, что такое гаубичный обстрел. Поэтому никто не жаловался на прерванный отдых, и все горели желанием расправиться с немецкими артиллеристами.
   Нашим новоиспеченным разведчикам я лично показал, как им парами нужно снимать часовых: Один держит правую руку противника, не давая выстрелить, а второй зажимает рот и бьет караульного сзади ножом в сердце или же снизу под ребро. После демонстрации и небольшой тренировки, я провел для всех краткий инструктаж по штыковому бою:
   - Проникающее ранение холодным оружием, даже не будучи опасным для жизни, угнетающе действует на психику человека. Он держится руками за рану, и не пытается нападать. Поэтому в штыковом бою достаточно уколоть врага один раз, после чего надо быстро переходить к следующему. Всех, кто останется в живых, добиваем после боя.
   Четно говоря, не знаю, относится ли все вышесказанное к тренированным немецким солдатам. Но, в любом случае, в штыковую атаку я собирался идти, лишь если противник будет спать, а в этом случае ожидать организованного сопротивления не приходится.
   Напомнил я также о том, что желательно оставить в живых какого-нибудь офицера, но это уж как получится.
   Каждому, кто не нес пулемет или миномет, раздали по одной заранее снаряженной немецкой "колотушке" и по две мины. После этого я заставил всех попрыгать, и еще минут десять ушло на подгонку снаряжения. Наконец, все были готовы, и мы, растянувшись цепочкой, начали спускаться к разбитой переправе.
  
   Один из понтонов, лежащий у самого берега, оказался совсем целым. Это я заметил, еще когда собирал трофеи. Бойцы быстро оторвали его от соседнего, столкнули в воду, и мы поплыли на своем импровизированном пароме, отталкиваясь от дна шестами.
   На вражеский берег отряд переправлялся в два приема. Сначала один взвод с пулеметом высадился на пляж, где тут же залег. А затем, так как никто по нам не стрелял, переправились и все остальные. Тревогу пока никто не поднимал, поэтому мы, пригнувшись, стали передвигаться вперед короткими перебежками, пока не подобрались вплотную к немецким позициям. Во вражеских окопах, как я и надеялся, было пусто. Видимо, немцы решили подстраховаться и занять круговую оборону в селе. Вот и славно, теперь мы спокойно могли пройти через лесок, отделяющий нас от заветной цели.
   Не доходя до поляны метров двести, я приказал отряду залечь, а сам с разведчиками подполз к краю рощи. Результаты осмотра сразу подняли всем настроение. Вся артиллерийская обслуга спала, разумеется, кроме часовых. А пушек мы насчитали целых четырнадцать штук. Секретов самонадеянные немцы не выставили, видимо считая, что находятся в тылу, и караульные открыто прохаживались или стояли под деревьями.
   Пары бойцов поползли вправо и влево, и вскоре вернулись с докладом. Всего было выставлено пятеро часовых, причем, двое из них, контролировавших дорогу, находились вне зоны прямой видимости. Ну что же, с них мы и начнем. Хорошо, что сейчас сентябрь, и листва еще не опала. Это позволяет подобраться к немцам вплотную. Плохо только то, что один из часовых, стоявший рядом с орудиями, находился от ближайших зарослей метрах в тридцати. Но к этому я заранее подготовился. Раздав необходимые указания, я достал бинт и быстро обмотал себе шею и правую руку, которую повесил на перевязь. Не владея немецким языком, нельзя было рассчитывать сойти за своего, но приходилось рисковать.
   Разведчики вернулись минут через десять. Каждая пара успешно сняла "своего" часового: быстро и без звука. Во всяком случае, я ничего не услышал. Теперь важно было синхронизировать наши действия по времени, и напасть на оставшихся троих караульных одновременно.
   Ну, была не была. Я вышел на дорогу и направился прямо к часовому, расхаживающему вдоль ряда пушек с винтовкой на плече. Увидев фигуру в немецкой форме, без оружия и перебинтованного, он не встревожился и даже что-то сочувственно спросил. Из всей фразы понятным для меня оказалось только слово "камрад", но было ясно, что пока все идет по плану.
   Прохрипев что-то невразумительно, я махнул рукой в сторону реки, после чего достал бумажку, которую нащупал в кармане, и "здоровой" левой рукой протянул ее немцу, приговаривая - Отто, Отто, - стараясь произносить слово точно также, как мой пленник.
   Ничего не подозревавший часовой спокойно протянул руку и наклонился, чтобы разглядеть в темноте, что же там написано. Но посмотреть он не успел. На этот раз нож я захватить не забыл. Комбат лично вручил мне финку, как нельзя лучше подходящую для такой работы. Гладкая рукоятка, лишенная выступов, позволяла быстро выхватывать нож из-под одежды, ни за что не зацепившись. Как запасной вариант, на поясе у меня еще висел немецкий штык-нож, доставшийся по наследству от предыдущего владельца формы.
   Нет ничего проще, чем ударить противника, когда он не закрывается руками и не смотрит на тебя. На турнирах было намного сложнее, ведь тогда соперники внимательно следили за моими движениями, и в руках у них были такие же длинные мечи, как и у меня. Но там было и намного проще, потому что от моей ошибки не зависела ни чья жизнь.
   Полоснув немца под подбородком, я тут же схватил его обеими руками, чтобы шум падающего тела никого не разбудил. Осторожно оглядевшись по сторонам, я аккуратно положил труп на землю и помахал в сторону леса перебинтованной рукой, выделявшейся своей белизной на фоне окружающей темноты.
   Судя по времени, других часовых уже должны были снять. Поэтому наши солдаты, которые уже ждали на краю леса, сразу же поднялись и цепочкой пошли в сторону спящих немцев, охватывая их полукругом.
   Ночи были еще не очень холодные, и фрицы легли спать в спальных мешках прямо на траве, подстелив брезент. Только три палатки сиротливо торчали в сторонке. Я показал сержанту, который принес мне мою винтовку, на эти палатки и шепотом напомнил - постараться хоть одного взять живьем.
   Для солдат в армии, а тем более на войне, главные желания - это поесть и поспать. Питание в вермахте было налажено отлично, но вот выспаться вволю оставалось заветным, и не всегда выполнимым желанием для немцев. Поэтому они наверняка с энтузиазмом восприняли приказ отдыхать, когда им разрешили оставить орудия в походном положении и не готовить для них позиции. Все спали как убитые, и только в одной из палаток светился маленький огонек. Скорее всего, офицер работал с документами, а потом так и уснул, не выключив фонарик.
   Согласно моим инструкциям, бойцы быстро прошли через ряды врагов, запеленатых в свои мешки, нанося каждому только по одному удару, хотя многие из них не умирали сразу, а начинали кричать. Последние немцы, до которых дошла очередь, уже успели вскочить на ноги, но без оружия шансов у них не было. Правда, одному дюжему немцу с фигурой борца удалось отнять винтовку у молоденького солдатика и кого-то поранить но, обладая численным преимуществом, наши разъяренные бойцы быстро закололи всех сопротивлявшихся. Дойдя до последнего ряда, красноармейцы развернулись и прошли обратно, теперь уже добивая умирающих, старательно целясь им в голову. Много времени зачистка поляны не заняла. Хотя количество пушек тянуло на целый дивизион, но немцев насчитывалось не больше двух сотен. Скорее всего, потому, что из дивизиона успели прибыть только управление и расчеты орудий.
   Тем временем, мы с сержантом и еще одним бойцом выбил подпорки у палаток, и когда упавшее полотнище очертило лежащие фигуры, нанесли несколько ударов в руки и ноги. Из-под соседней палатки хлопнул пистолетный выстрел. Я подскочил туда, но сержант уже опередил меня, и со всего размаху всадил штык в темную шевелящуюся массу.
   Разрезав брезент, мы собрали пистолеты и даже нашли два автомата, которые предусмотрительные офицеры держали при себе. Я приказал быстрее оказать пленным первую помощь, чтобы они не умерли от потери крови раньше времени, и отправился осматривать трофеи. Нашу военную технику я раньше частенько разглядывал на Панораме Сталинградской Битвы, но целые немецкие пушки видел первый раз.
   81-мм минометов, которые обстреливали нас вчера, на поляне уже не было. Вдоль грунтовой дороги, тянувшейся с северо-запада, стояли вперемешку орудия, тягачи с прицепленными к ним гаубицами, машины и повозки. Лошадей видно не было но, судя по доносившемуся ржанию, они находились недалеко. Восемь пушек были, очевидно, теми самыми 105-мм гаубицами, ради которых мы сюда и пришли. Помимо них, еще имелись два орудия с большим калибром, видимо 150мм. А вот четыре маленькие пушечки с очень коротеньким стволом меня удивили. Стволик лишь немного выглядывал из щита, да еще был заключен в прямоугольный кожух, откуда высовывался лишь на несколько сантиметров. Видимо, это полковые 75-мм орудия, которые имели такой высокий угол подъема ствола, что могли использоваться в качестве минометов.
   Мне сразу же захотелось забрать такие пушечки в наш полк, ведь жалко уничтожать то, что можно использовать. И тут меня как холодной водой окатило. А как же выводить из строя гаубицы? Как раз об этом я еще не задумывался. До сих пор мне было важнее добраться незаметно до батареи и уничтожить немцев.
   К счастью, сержант Стрелин, которому уже пришлось пережить отступления, развеял мои сомнения. Ему приходилось видеть, как взрывают орудия, которые нельзя увезти, и он заверил, что достаточно одной гранаты, чтобы вывести ствол из строя.
   Но прежде, чем поднимать шум, мы сначала приготовили все для эвакуации. Нам очень повезло, что немцы не стали приводить орудия в боевое положение. Иначе пришлось бы искать различные защелки и рычаги чтобы сдвинуть станины, включить стопоры и подрессоривание, прикрепить лафет к передку. Без опытных артиллеристов ничего этого мы сделать бы не смогли. А так осталось только подвести лошадей и впрячь их в передки и повозки. Правда, как запрягать коней, для меня тоже оставалось загадкой, но бойцы с этим нехитрым делом быстро справились. Впрочем, без ложки дегтя все равно не обошлось. Солдаты, которые привели лошадей, рассказали, что немецкие коноводы успели удрать. Но к счастью, ушли они пешком и направились на север где, судя по карте, находилось болото.
   Решив проблемы с повозками, я посчитал нелишним заодно забрать и мотоциклы. Их здесь насчитывалось около десятка, но почему-то все они были без коляски, хотя, судя по фильмам, такого просто не должно быть. Конечно, ехать на них ночью очень опасно, но бойцы могли просто катить мотоциклы, держа за руль. Из техники также имелись в наличии шесть тягачей, очень напоминавших по внешнему виду бронетранспортер, с которым я недавно познакомился; штук шесть грузовых машин; не меньше двух десятков легковушек; и даже несколько велосипедов.
   Грузовики мне тоже хотелось угнать, но я не знал, как их заводить, а спросить было не у кого. В сороковые годы профессия шофера была достаточно редкой, и на передовую их обычно не посылали. Поэтому я не надеялся, что в нашем отряде найдется водитель. Но, к моему удивлению, нашлось целых два знатока автотехники, и им я поручил перегнать все грузовики на наш берег. Одним из этих полуводителей оказался молоденький парнишка, лет восемнадцати, который раньше работал помощником механика в автомастерской. Он залез в кабину трофейного грузовика, стоявшего среди деревьев, мельком осмотрел приборы управления, подсвечивая их трофейным фонариком, и сразу же завел двигатель. Я с интересом наблюдал за его манипуляциями. Конечно, мне и до этого было известно, что раньше на машинах была четвертая педаль, включающая стартер. Но в каком порядке что нажимать, и вообще, где какая педаль в здешних автомобилях, я не знал. Интересно, входит ли в программу обучения нынешних средних командиров, как сейчас называют офицеров, курс обучения вождению?
   Триумфально посмотрев в сторону "простых пехотинцев" и насладившись нашими завистливыми взглядами, паренек начал переключать скорости, чтобы выехать назад на дорогу. Но тут дело у знатока не заладилось. Грузовик несколько раз дергался вперед и уже почти уткнулся бампером в дерево. Еще один такой рывок, и наш трофей выйдет из строя. Торжествующая улыбка сползла с лица представителя высшей касты и, наконец, он жалобно обратился ко мне:
   - Товарищ командир, здесь нет передачи заднего хода.
   Так не бывает! Я попытался судорожно вспомнить все, что мне известно о механических противоугонных средствах, но впрочем, тут же опомнился. Какая может быть противоугонка семьдесят лет назад, да еще на грузовике? Вероятно, паренек просто не разобрался в управлении. Заняв его место, я подвигал рычаг туда - сюда, проверяя, не заело ли его. Скорости переключались легко, значит дело не в этом. И тут мне вспомнилось, что на некоторых машинах схема переключения передач была немного необычной. Поставив рычаг на первую скорость, я попробовал протолкнуть его дальше, и он послушно продвинулся вперед. Есть! Похоже, задняя передача найдена. Теперь нажимаю газ. Чуть-чуть, чтобы не врезаться в дерево, отпускаю сцепление, и машина послушно сдает назад.
   Я торжественно выехал задним ходом на дорогу, даже умудрившись при этом не заглушить двигатель, и восстановил, таким образом, авторитет командира Красной Армии.
   Оба грузовика сразу поехали к реке, не дожидаясь остального обоза. Оттуда нашим водителям предстоит вернуться на велосипедах, которые они предусмотрительно закинули в кузов, и быстренько сделать еще два рейса. Если починить переправу до подхода немцев не успеют, то машины с боеприпасами мы сможем взорвать, чтобы ничего не оставлять врагу.
  
   Управлять полугусеничными тягачами наши водители, конечно, не могли, к тому же они были слишком тяжелыми, чтобы наскоро починенный мост мог их выдержать. Поэтому родственников давешнего бронетранспортера в любом случае придется оставить. Четыре гаубицы, стоявшие без тягачей, перевозились конной тягой, для чего они были разобраны на две части. От них, по крайней мере, можно было отцепить передки. Пару минут мы с сержантом потратили, чтобы снять с крюка хобот лафета гаубицы и освободить передок, но со следующим управились уже гораздо быстрее.
   В последний момент я, проклиная жабу, душившую меня, решил последние две гаубицы не отцеплять, а забрать с собой. Как у типичного старшины, у Свиридова тоже проснулся хомячий инстинкт, и мое предложение он охотно поддержал. Но выполнить задуманное было не так просто. В отличие от легких пушек, в которые запрягали всего пару лошадок, гаубице, даже разделенной на две части, требовалось не меньше шести тягловых животных для перевозки каждой половинки.
   Тем временем в повозки и грузовики с боеприпасами бойцы уже побросали собранные карабины и прочие трофеи. Помимо винтовок, у артиллеристов имелись целых шесть пулеметов и с десяток автоматов. Единственное, чего не нашлось у немцев, это полевых кухонь, о чем старшина сильно сокрушался. Впрочем, если посмотреть с другой стороны, то это даже хорошо. Успей фрицы подтянуть сюда все обслуживающие подразделения, то здесь находилось бы несколько сот человек, так что наша атака не имела бы шансов на успех.
   Настроение у всех было приподнятым. Еще бы, за одну минуту мы уничтожили втрое больше врагов, чем за весь предыдущий бой, и при этом наши потери составили только два легкораненых бойца. Любо-дорого было посмотреть, с каким довольным видом красноармейцы носили охапки немецких винтовок и собирали солдатские книжечки. Среди трофеев особенно всем понравились разноцветные фонарики, которые раньше они видели только у полковых разведчиков.
   Нацепив честно заработанные трофейные часы, мы со старшиной обговорили распорядок дальнейших действий. Я давал ему полтора часа, чтобы переправить все добро на левый берег. С помощью второй роты, оставшейся на наших позициях, это было почти реально.
   Длинная кавалькада повозок и пушек исчезла в темноте, а я с тремя бойцами остался на поляне. Чехлы со стволов гаубиц мы уже сняли, как открываются затворы, разобрались, у всех машин и тягачей крышки топливного бака нашли, и нам больше ничего не оставалось, кроме как ждать и прислушиваться. Расчеты наших минометов находились метрах в двухстах южнее, так что оттуда они как раз могли обстреливать позиции немцев. В случае атаки это позволит задержать врагов на полчаса, а нам больше и не надо. 50-мм минометы часто и вполне справедливо ругали. И дальность у них маленькая, и точность низкая, и мощность взрыва слабая. Но зато у них имелось огромное преимущество, в первый год войны просто бесценное - это мобильность. Наши минометики весили всего двенадцать килограмм, а новая модификация, которую недавно разработал Шамарин, только десять. Это позволяло переносить их одному человеку. Если учесть, сколько транспорта и лошадей было нами потеряно в начале войны, нашим солдатам часто приходилось рассчитывать только на свою мускульную силу. А дальность хоть и составляла всего восемьсот метров, но это было все-таки больше, чем пятьсот метров у аналогичного миномета германской разработки.
  
   Время шло, но никакой реакции немцев пока не наблюдалось. Со сторону села, занятого фашистами, не доносилось ни звука. Собак фрицы убивали сразу, а домашнюю скотину и птицу, наверное, уже всю съели.
   Чтобы не терять времени даром, я решил попробовать снять орудийные прицелы. Это все равно лучше, чем просто разбить им оптику. В ходе предстоящего зимнего наступления Красная армия захватит много трофейной техники, в том числе сравнительно исправной, и тогда наши прицелы очень пригодятся. Дело оказалось нетрудным. Поискав немного, я легко смог найти ручку, которая позволяла снять панораму с кронштейна. Со 150-мм гаубицами пришлось повозиться подольше, но и эта задача оказалась вполне решаема. Но, завладев прицелами, я не захотел останавливаться, и мой алчный взор упал на затворы. Хорошо бы их тоже не выводить из строя, а унести собой. И вот тут я пожалел, что не расспросил кого-нибудь из офицеров. Знание языка в этом случае не потребовалось бы, все можно объяснить жестами. Но что поделаешь, не имея никакого опыта командования, я все время что-нибудь забываю.
  
   Прождав обещанное время, и накинув еще минут десять на всякие непредвиденные обстоятельства, я отдал команду. Имея достаточный запас гранат, мне было не жалко потратить на каждое орудие по две штуки. Мы заранее засунули "колотушки" в казенники, и теперь оставалось только выдернуть вытяжной шнур, быстро захлопнуть затвор и отбежать подальше. Вчетвером мы сделали три таких гранатных залпа, а потом повторили процедуру, но уже с дульной стороны ствола. Результат нас вполне устроил. У нескольких орудий дуло просто разорвало на лепестки, а у остальных пошли трещины, гарантированно делавшие ствол непригодным к стрельбе. После этого настала очередь автотранспорта. Все более-менее ценное наша трофейная команда из них уже выгребла, даже шоколадки, которые предусмотрительные водители прятали за сиденьем. Но все равно было жалко взрывать мерсы и опели. Только одной легковушке повезло избежать всеобщей участи, и остаться жить в качестве трофея. Везучей машиной был маленький внедорожник. Передние сиденья в нем закрывались брезентом, а сзади находился маленький открытый кузов, с установленными в нем двумя спаренными пулеметами. Просто идеальная машина для командира полка, которому я и собирался ее потом презентовать. Можно и небольшие грузы перевозить, и два-три человека охраны.
   Уничтожив и запалив всю вражескую технику, мы с комфортом разместились в машине, но не успели проехать и десяти метров, как Стрелин вдруг насторожился и крикнул мне:
   - Командир, выключи двигатель.
   Я ничего опасного не видел, но мотор тут же послушно заглушил. Сержант молча показал рукой в сторону дороги, откуда приехали вражеские батареи и, прислушавшись, я уловил сквозь треск пламени натруженное гудение двигателя. Видимо, дорога там проходит через болотистую низину, и автомобилю приходится проезжать через грязь, газуя на высоких оборотах. К счастью, судя по звуку, машина шла одна, и уже находилась довольно близко. Если бы не яркое пламя костров, в которые превратилась вражеская техника, мы бы уже заметили отблески фар.
   У нас еще оставалась возможность улизнуть, но казалась, что удача не оставит нашу роту в этот день, вернее, ночь, и я решился на очередную авантюру:
   - Поехали, посмотрим, сколько там фрицев. Один боец к пулеметам, двое в кусты, по обе стороны дороги.
   Когда мы подъехали поближе, стало видно, что в кабине водитель находится один, и в открытом кузове грузовика тоже никого нет. Я притормозил там, где придорожные кусты росли погуще, и вышел навстречу машине. Липовых повязок на мне уже не осталось, и теперь приходилось придумывать новую хитрость. Закрыв одной рукой рот, а другой схватившись за живот, я наклонился, всем своим видом показывая, как же мне стало плохо после уничтожения "нашей" батареи. Имитация тошноты должна была объяснить немцу мое молчание.
   Встревоженный водитель выскочил из грузовика и подбежал ко мне, не заметив, как из кустов у него за спиной появился разведчик, одетый в немецкую форму. Хотя я не знал ни одного слова, из того, что он тараторил, но понять смысл было нетрудно:
   - Что случилось? Сколько людей выжило? Ты ранен? Где командиры? Сигареты есть?
   Несмотря на свою трескотню, немец держался настороже и почувствовал, что сзади него кто-то есть. Как только он начал оборачиваться, я той же рукой, которой держался за живот, быстро выхватил из ножен трофейный штык и, сделав глубокий выпад, всадил его в бок противнику. Левой рукой я, правда, фехтовать не очень то и умею, но здесь требовались только простейшие движения. В это время разведчик успел схватить немца за руку и пару раз пырнуть его ножом.
   Минутку мы постояли, прислушиваясь, но больше сюда никто не ехал. Ну все, теперь можно возвращаться. Но тут передо мной встала дилемма, по своей сложности не уступавшая той, которая досталась Буриданову ослу - какую из машин забирать. Легковушку мне было жалко, но и грузовики нашей армии нужны позарез. Я наверно, стоял бы так до утра, и ничего не решил бы, но бойцы нашли в кузове канат, с помощью которого можно было взять внедорожник на буксир, и проблема сама собой разрешилась. Достаточно было показать сообразительному Стрелину, как крутить руль и нажимать на тормоз, и он смог вести машину на гибкой сцепке.
   Посадив красноармейца Белова - того самого разведчика, который помог мне заколоть водителя, в кабину грузовика, и оставив второго бойца в легковушке за пулеметом, я поспешил к нашим минометчикам. Путь был коротким, но занял не так уж и мало времени. Проехав всего триста метров, я умудрился несколько раз заглушить двигатель что, впрочем, неудивительно при отсутствии навыка. Ведь мало того, что надо было не забывать про перегазовку и двойное отжатие сцепления, так еще и легковушка висела на прицепе. Но постепенно езда стала налаживаться и, подъехав к нашим дозорным, я смог удачно развернуться на небольшом пятачке между деревьями. Сложив минометы с боекомплектом в кузов, мы направились к реке по уже наезженной колее. Фары я все это время не выключал, а в особо трудных местах посылал вперед бойца с фонариком, разведать, можно ли нам тут проехать.
   Несмотря на некоторые опасения, погони за нами не было. На фоне разрывов снарядов, бухающих время от времени на севере, наши взрывы могли не вызвать особого интереса у немцев в селе, а вспышки и пламя из-за леса были видны плохо. Поэтому мы имели все основания надеяться на благополучное завершение операции.
   Когда мы подъехали к берегу, там все еще оставалась одна гаубица. Если полковое орудие было очень легким, примерно на центнер легче нашей сорокапятки, то у гаубицы вес составляет несколько тонн. Поэтому возиться с ней пришлось долго. С десяток наших бойцов в немецких касках помогали закатывать орудие на мост, а другие заставляли лошадей идти вперед, успокаивая перепуганных животных, не хотевших ступать на хлипкий настил. На другом берегу работали вперемешку солдаты в советской и в немецкой форме. Они толкали трофейные повозки, помогая им заехать на пригорок к нашим позициям.
   Доверив новый грузовик молодому водителю, я оседлал джип, и с чувством выполненного долга отправился докладываться командира о наших успехах.
   Искать комбата не пришлось, так как он уже ждал меня в окопе.
  -- Ну орел, - снова начал Иванов восхваливать меня без меры, - да ты представляешь что вы сегодня сделали?
  -- Да уж представляю, - отмахнулся я . - Завтра все эти снаряды немец высыпал бы мне наголову, а так ему придется репу чесать, как другую какую нибудь каверзу придумать.
  -- А вот теперь мы эти снаряды ему же обратно и пошлем, мало не покажется.
   Вырвавшись от поздравлявшего меня командира, я тут же заглянул под машину. Пока мы преодолевали не слишком трудный путь от реки до наших позиций, меня стали терзать сомнения, что немцы кинули меня с этим внедорожником. Ну так и есть. Посветив фонариком и разглядев переднюю ось, я не удержался от громкого ругательства:
   - Вот черт, эта каракатица не полноприводная! А на вид - так самый настоящий джип. И что теперь комполка должен на этой тарантайке ездить?
   Немного успокоившись и пообещав себе найти в другой раз что-нибудь получше, я решил заняться более важными делами и обратился к комбату:
  -- Так, Серега, сделай одно одолжение. Мои хлопцы за ночь уже два боя провели и им отдохнуть надо, а вторая рота свеженькая как огурчик.
  -- Конечно сделаем, - охотно согласился старлей, - а что нужно?
  -- Ну... - протянул я, - там всего-то делов, приготовить новую линию окопов перед нашей, метров в двухстах. Главное, чтобы до рассвета успеть.
  -- Не получится, - огорченно покачал головой Иванов. - До утра никак не успеем.
  -- Ты не дослушал. Нам не надо копать окопы полного профиля, а нужно только наметить линию и снять слой дерна. На одном фланге поставим разбитую сорокапятку, а на другом можно соорудить похожий макет из бревен и досок. Если накрыть чехлом и замаскировать ветками, то с самолета разницы видно не будет. Еще желательно сделать хотя бы штук двадцать чучел. Взять старую форму, набить землей и камнями, и положить в окопы.
  -- А, понятно, - обрадовался комбат. - Если нужен ложный окоп, то успеем его сделать по всем правилам, глубиной двадцать сантиметров. Старую форму одолжим в медсанбате. Готовить макеты и чучела нетрудно, вот пусть этим твои бойцы займутся. А почему ты думаешь, что нас будут бомбить?
  -- Сам посуди. Если немцы смогли столько гаубиц из соседней дивизии дернуть, то уж звено бомберов они тоже сумеют вызвать. Особенно теперь, когда мы им столько хорошего сделали. В общем, так: вторая рота пусть готовит ложные позиции, а мои бойцы пока замаскируют настоящие. Сорокапятку со сложенным щитом надо спрятать под деревьями подальше от прежней позиции, все равно с утра нас никто атаковать не будет.
   Объяснив старшине все, что нужно сделать, я некоторое время контролировал, как бойцы маскировали наши позиции кустами и даже маленькими деревьями, пока наконец командир официально не приказал мне идти отдыхать. Наконец-то стащив с себя немецкую форму, которую мне было противно носить, я улегся на шинель, положенную поверх лавки в моем блиндаже.
   Несмотря на усталость, уснуть я сразу не мог, и все пытался придумать способ, как предупредить руководство страны о готовящемся наступлении. Ну почему в книгах у всех попаданцев обязательно есть с собой хотя бы мобильный телефон, а у каждого второго - ноутбук? Некоторые вообще прилетают в прошлое на современных самолетах и вертолетах. Естественно, им не составляет труда доказать свое иновременное происхождение. А вот в грубой реальности у меня нет ни одного предмета из будущего, даже часов. Все осталось в машине. К счастью, такие грустные мысли мучили меня недолго, и я провалился в сон, не обращая внимания на жесткость мой импровизированной постели.
   Разбудил меня вой сирен. Наспех натянув заляпанную кровью немецкую форму, я осторожно приоткрыл дверь и, согнувшись, вышел наружу. С первого взгляда было видно, что распоряжение об усиленной маскировке выполнено, и бойцы ночью потрудились на славу. Над входом в блиндаж не только висела новая маскировочная сеть, но и возвышалось деревцо, которого вчера не было, так что со стороны нельзя было догадаться, что здесь располагается ротный командный пункт. Поэтому я мог спокойно смотреть из укрытия, что творится на белом свете. А события, в масштабе нашего участка фронта, происходили примечательные. Похоже, мои предсказания сбылись, и немцы, понесшие ночью большие потери, смогли выпросить у командования лаптежников. Они-то сейчас с воем и атаковали наши позиции, к счастью - ложные.
   Мой расчет на высокую точность бомбометания Ю-87 оказался верным. Даже не очень опытные пилоты на этом пикирующем бомбардировщике клали бомбу не дальше пятидесяти метров от цели и, сидя в окопах, мы могли не опасаться взрывов. Впрочем, кидать тяжелые фугасы на обычные окопы смысла не было, а у 100-килограмовых бомб, которые вероятно, нам приготовили, зона легких повреждений "всего" метров семьдесят. Поэтому, вооружившись новеньким трофейным биноклем, и набив в уши ваты из аптечки, я спокойно наблюдал, стараясь запомнить тактику действия бомбардировщиков, как встав в круг, Юнкерсы по очереди пикировали на наши позиции и заваливали берег реки бомбами.
   Не без злорадства я отметил, что Юнкерсов было только семь штук, хотя в эскадрилье, или как там она называется у фрицев, должно насчитываться вроде бы девять или двенадцать самолетов. Видно, не так уж и спокойно им тут летается. Эх, еще хорошо бы нам поскорее освоить МГ-34. У нас имеются два станка, с которых можно вести огонь по воздушным целям, и надо научиться ими пользоваться. Сбить самолет мы, конечно, не собьем, но вот заставить его сойти с боевого курса вполне возможно. Но пока мечты о личной зенитной артиллерии оставались мечтами, лаптежников отогнать было нечем, и приходилось терпеливо ждать, пока они отбомбятся.
   Наше поврежденное орудие немецкие летчики окончательно доломали в хлам, и так же методично они покончили с деревянной пушечкой, сооруженной из бревна, куска забора и тележных колес. Не пожалели самолеты и "блиндажи" с "окопами", столь беспечно оставленные русскими почти без маскировки. Под конец бомбардировщики уничтожили переправу, с таким трудом восстановленную ночью и, гордые проделанной работой, немцы улетели на запад.
   Солнце только поднялось над горизонтом и, следовательно, спал я недолго. Поэтому выслушав доклад о том, что потерь нет, и движения на западном берегу не наблюдается, я с чистой совестью отправился досыпать дальше.
  

Глава 3

19 сентября. День.

  
   Сколько я еще проспал, не знаю, но показалось, что меня сразу же растолкали.
   - Кто бы это мог меня так бесцеремонно будить? - думал я, спросонья отмахиваясь рукой.
  -- Сашка, вставай, форму тебе приготовили, так что собирайся.
  -- А, это ты, Сергей, - пробормотал я, зевая и потягиваясь. - Вот непоседливый. Сам не спишь, и другим не даешь.
   - Давай, давай, - продолжал теребить меня комбат, - быстро приводи себя в порядок, и идем к командиру полка знакомиться, а потом там же и пообедаем.
   К счастью, бриться меня не заставляли. Об этой проблеме я подумаю позже, когда будет время. Естественно, в двадцать первом веке я брился только электрической бритвой, а здесь у меня нет даже станка. Конечно, раздобыть клинковую бритву нетрудно, но не зря же ее называют "опасной". Когда я представляю себе, что придется подносить к лицу острое лезвие и елозить им туда-сюда, меня просто охватывает дрожь. Нет, конечно, я смогу себя пересилить и попробую побриться "опаской". Но вот какая будет реакция окружающих, когда все увидят мое исполосованное многочисленными порезами лицо, даже думать не хотелось. Ладно, потом навру Сергею, что всегда брился в парикмахерской, и попрошу его провести мастер-класс для чайника. А еще лучше, потребую себе ординарца.
   По дороге я заглянул к старшине и напомнил, чтобы бойцы почистили ствол сорокапятки, а заодно собрали стреляные гильзы и отправили их на склад. Свиридов конечно поворчал, но возражать не стал. Что поделаешь, пока артиллеристов нет, нам самим приходится заботиться о своей пушке.
  
   Пока мы шли, командир вручил мне командирскую корочку и обрадовал меня новостью, что за ночь всех немцев с плацдарма окончательно выбили. Да я и сам заметил, что стрельбы на юге почти не слышно. Но всю мою радость омрачали мысли о грозном особом отделе, который позже переименуют в СМЕРШ. Разумеется, мне было известно, что басни о "кровавой гэбне" не имеют ничего общего с действительностью. Но я-то действительно появился на линии фронта без всяких документов, и нет ни одного человека, который мог бы подтвердить мою личность.
  -- Слушай, Сергей, - осторожно попробовал я выведать у комбата интересующие меня сведения. - А особист Соколова в лицо знает?
  -- Конечно, Танин его знает. Ты же не думаешь, что мы можем принять тебя без согласия особого отдела.
  -- И что, теперь там в отделе меня должны проверять? Но у меня же настоящих документов нет!
  -- Ну зачем же, тебя бой проверил. И ты сам видел, командиров в полку катастрофически не хватает.
   Немного успокоившись, я открыл командирское удостоверение. Оказывается, Соколов был моим полным тезкой. Лицо на фотографии, конечно, не мое, но небольшое сходство имеется. Единственное серьезное отличие - это возраст. Мне тридцать шесть лет, а по документам только двадцать пять. Ну ничего, я и так выгляжу моложе своего возраста, а тут у нас еще и война, которая людей быстро старит - все измотанные, невыспавшиеся, в состоянии постоянного стресса. Так что с этой стороны ко мне никто не придерется. Но все-таки, я сделал последнюю попытку жить по-честному:
   - Серега, но может все-таки, меня мобилизуют официально, а?
   - Ага, - вскипел Иванов, - и знаешь, что будет, когда в штабе дивизии услышат, что мы мобилизовали целого старшего лейтенанта?
   - Эммм? - безуспешно попытался я сформулировать глубокомысленный ответ.
   - Драка будет, и серьезная, вот что. Ты вот что, полагаешь, что всем батальонам в дивизии также повезло, как и твоему, получить в комбаты целого старлей? Как бы не так. Скажем, у наших соседей слева, в 259-м полку, вторым батальоном командует, насколько я помню, лейтенант Бочкарев (* За бои в сентябре 1941-го награжден орденом Красной Звезды). А тут вдруг старший лейтенант! Да тебя на куски разорвут, так что держи удостоверение и запоминай свои анкетные данные.
  
   Штаб полка находился в уцелевшем подвале большого разрушенного дома. Присмотревшись, я понял, что дом был не разбомблен, а аккуратно разобран. Бревна были сложены в несколько слоев, чтобы служить дополнительной защитой, но издалека создавалась иллюзия развалин. Вход в подвал, естественно, замаскирован. Часовые у входа не маячили, а скрытно расположились в кустах. Так что первое впечатление было самое благоприятное.
   Увидев, как я одобрительно рассматриваю расположение штаба, комбат с гордость заметил:
   - Наш командир уже две войны прошел. Он у нас во какой!
  
   Командир полка Козлов (* в нашей истории погиб 28 октября 1941г.) оказался пожилым капитаном с военной выправкой. Вероятно, был призван из запаса, как и многие другие - решил я про себя.
   Старлей на ходу буркнул "здравия желаю, тащ капитан", и юркнул к столу. Я вытянулся по стойке смирно, чего не делал уже лет двенадцать, и начал представляться:
  -- Товарищ капитан, разрешите доложить...
  -- Садитесь к столу, товарищ Соколов, - прервал он мое уставное приветствие. - Я хотел с вами познакомится в неформальной обстановке. Да и ваш комбат предложил обмыть новое назначение, раз выдалось затишье.
   Ах, вот почему у Иванова глаза были такие хитрые, а лицо обрадованное, когда мы сюда шли.
  -- Мы с вами побеседуем, я ознакомлю вас с текущей обстановкой и оценю уровень ваших знаний. Пока мы за столом, называйте меня просто по имени отчеству - Андрей Андреевич.
   Хм, какой вежливый. Такое впечатление, что капитан раньше работал комиссаром, и потому привык беседовать по душам с подчиненными. (* Действительно, Козлов А.А. до войны был политработником). Впрочем, насколько я уже разобрался, офицеров, вернее средних командиров, как говорят в этом времени, в полку можно по пальцам пересчитать, и это не метафора. Так что каждый старлей сейчас на вес золота. Между тем Иванов уже самолично разлил по кружкам прозрачную жидкость из обычного чайника, нарезал хлеб и открыл несколько банок консервов. И как только он все успел за несколько секунд?
   Заметив, что я не тороплюсь тянуться к кружке, комполка сам пододвинул ее ко мне:
  -- Вы, Александр Иванович, спирт пьете? По приказу ГКО теперь всем бойцам передовой линии ежедневно положены сто граммов водки в день, но нам пока вместо водки выдают пищевой спирт.
  -- Я, в общем-то, не пьющий, но тут отказываться не буду.
  -- Наш ротный еще и не курит. Просто ангел. - Одобрительно, но с ехидством, заметил комбат.
  -- А ты Сергей, когда на фронт прибыл? - поинтересовался я.
  -- В аккурат первого числа в составе 676 маршевого батальона, так что как раз успел под раздачу наркомовских ста грамм.
  
   Проглотив полстакана самодельной водки, я быстро запил чаем и приступил к мясным консервам.
   - Ешьте больше, Александр Иванович, не стесняйтесь, - подбадривал меня капитан. - У нас за последние недели много раненых выбыло, а довольствие пока не сократили. Так что двойную порцию мяса мы иногда можем себе позволить.
   Заметив мою усмешку, оба сотрапезника тут же вопросительно посмотрели на меня.
  -- Анекдот вспомнил - пояснил я. - Командир посмотрел фильм про Чапаева, и решил ему подражать. - Приходишь ты ко мне - объясняет он бойцам - а я чай пью, и ты садись чай пить. Или, приходишь ты ко мне, а я мясо ем, и ты тоже садись чай пить.
  -- Хм, а ведь я воевал под началом Чапаева в Гражданскую, - капитан. - Внешне актер Бабочкин на него не похож, но вот стиль общения и фразы подмечены верно. Кстати, меня он чаем тоже поил. А его сына я встречал в июле под Невелем, где он командовал артдивизионом.
   Когда мясо с хлебом исчезло, на стол выложили сухари.
   - Печенье и масло из компайка мы в госпиталь отдаем, - пояснил Иванов. - Твой паек кстати тоже. Ты же не против?
  
   Утолив голод, я начал потихоньку расспрашивать своих командиров:
   - Андрей Андреевич, я хотел бы больше узнать о нашей части. И кто командует дивизией, если комдива сейчас нет?
  -- Обязанности командующего исполняет начштаба дивизии подполковник Ерошенко, пока не пришлют нового командира. А предыдущий - полковник Гвоздев погиб восьмого сентября.
   Капитан достал газету и протянул мне. На первой странице была заметка о гибели командира 179-й СД в бою под Андреаполем.
  -- Где? - я даже закашлялся, и ошарашено смотрел на газету. Это же битва византийцев с готами. Тут что, одни попаданцы собрались?
  -- Это город в пяти километрах к северу отсюда. А вы, конечно, вспомнили о битве при Адрианополисе в 378 году, когда в сражении погиб римский император Валент. - Козлов мягко улыбнулся, усталость сошла с его лица, и стало ясно, что ему не больше сорока пяти лет.
  -- Да, признаться, похожие названия городов сбили меня с толку. К тому же та битва тоже была с германцами, только с готами.
  -- Хм, надо сказать, ситуация тогда была любопытная, - задумчиво углубился капитан в воспоминания. - Римский император, правивший христианской страной был язычником, а варвары с которыми он воевал, были почти поголовно христианами.
  -- А вы образованный, - одобрительно заметил я.
  -- До революции я был поручиком царской армии. Конечно, не довоенным кадровым офицером, тех почти не осталось, но образование получил хорошее.
  -- А с началом войны вас призвали из запаса?
  -- Нет, я как надел военную форму еще в первую мировую, так уже больше четверти века ее не снимаю.
   Хм, кадровый военный, да еще с таким опытом. Повезло нашегому полку. Вот только звание у комполка не соответствует возрасту.
  -- А - я запнулся, - вас, наверное, в тридцать седьмом году посадили по ложному доносу, как товарища Рокоссовского, - я специально выделил слово "товарища" - а потом долго разбирались? Поэтому вы все еще капитан?
   Увидев мое вытянувшееся лицо, он невольно усмехнулся.
  -- Сидеть мне к счастью, не пришлось, а вот в звании действительно понизили. Ну что же, время тогда было суровое. Наш командарм - генерал Юшкевич тогда тоже больше года провел в тюрьме. Его посадили как раз в самом конце ежовских репрессий. При Берии все дела начали пересматривать, но ждать Юшкевичу пришлось долго.
  -- Да, при Ежове обвиняли быстро, а вот чтобы разобраться во всех этих ложных доносах нужно несколько лет, - согласился я. - К тому же, слабовольные командиры, которые признавали свою вину и подписывали доносы на сослуживцев, в большинстве своем были расстреляны, и опровергнуть свои показания уже не могут. Выживали в основном те, кто как Константин Константинович свою вину не признал.
   Хотя капитан не показывал виду, но вспоминать о репрессиях ему, наверно, было не очень приятно. Поэтому я перешел к более актуальным проблемам.
  -- Андрей Андреевич - попросил я. - Расскажите о нашей дивизии. Какой боевой опыт имеется у командного состава и рядовых бойцов, и где соединение сражалось?
   Капитан грустно улыбнулся. - Опыт есть, но большинство командиров погибло или в госпитале. Поэтому-то мы вам так рады. До войны наша 179-я дивизия дислоцировалась в Литве, недалеко от Вильнюса. Личный состав корпуса в основном пополнялся местными жителями, и в первый же день войны они начали дезертировать и даже стреляли в своих командиров. Как оказалось, литовцы заранее готовились к войне, и с помощью предателей в наших рядах организовали нападения на штабы и склады.
   - И чего им надо? - вспылил комбат. - Мы им Вильнюс вернули, который поляки у Литвы отняли, а они предали.
   - Наш комдив заранее принял все меры предосторожности, так что литовцам было трудно дезертировать, - продолжал свой рассказ Козлов. - Потом дивизия отступала через Белоруссию. В начале июля пришло пополнение и, отправив ненадежных литовцев на восток, соединение заняло оборону у Невеля, прикрывая Великие Луки. Вот как раз в это время я и получил назначение в наш полк. Тогда против наших шести дивизий немцы бросили шестнадцать, в том числе три танковые и три моторизованные. Бои были очень тяжелые. Все командование дивизии погибло, включая начальника штаба и комиссара, кстати литовца. Как вы понимаете, при таком соотношении сил нам приходилось отступать. Самый тяжелый бой произошел 19 июля. В тот день бойцы нашей дивизии подбили пятнадцать танков, но нас оставалось слишком мало, и город пришлось оставить.
   Капитан медленно отпил из кружки, и продолжил:
  -- Но уже через два дня наша дивизия совместно со 126-й, и с приданным 23 мехкорпусом отбили Великие Луки обратно. Обратите внимание, мы одни из первых, кому удалось освободить город от немцев. Больше месяца наша армия продолжала удерживать позиции, и мы даже переходили в контратаки, но силы были на исходе. После полутора месяцев тяжелых боев в дивизии из восьми тысяч оставалось буквально несколько сот человек без всякой техники и артиллерии. Хорошо еще, раненых успевали эвакуировать.
  -- А ведь раненые два месяца назад уже начинают возвращаться в строй. - заметил Сергей - Жаль, что нет приказа, требующего направлять военнослужащих после лечения в свои подразделения.
  -- У соседей дела обстояли не лучше, - продолжал капитан. - В мехкорпусе не осталось ни одного исправного танка. Среди командиров потери тоже были очень большими. Так что не удивляйтесь, что ротой командует старшина, батальоном старлей, а полком капитан.
   - Дивизия действительно героическая. - Я с уважением посмотрел на своего командира. - И старшина мой не обычный хозяйственник, который может только портянки подсчитывать, а самый настоящий боевой командир. Фактически - заместитель командира роты.
   Немного помолчав, Андрей Андреевич снова вернулся к воспоминаниям. - 22 августа немцы сосредоточили в одном месте две танковые и четыре пехотные дивизии, прорвали фронт и начали замыкать кольцо окружения. На следующий день мы получили приказ прорываться, пока противник не успел укрепиться. После выхода из окружения нам успешно удалось отбить танковую атаку, хотя при этом погиб начальника штаб дивизии капитан Мельцер, руководивший боем. Оторвавшись от противника, дивизия отошла на северо-запад. В сентябре нас пополнили маршевым батальоном, дали немного пушек и гаубиц.
   Освободив часть стола, Козлов расстелил на нем карту.
   - Теперь мы держим оборону вот на этом изгибе Западной Двины. Нашей обескровленной дивизии достался участок километров десять-двенадцать. Фашисты периодически пытаются форсировать реку в разных местах. Особенно туго нам пришлось восьмого числа, когда погиб наш второй комдив. Снова были большие потери, от 618-го артполка ничего не осталось. Закрепиться на нашем участке берега немцам не удалось, но вот южнее у них был плацдарм, откуда можно наступать вдоль железной дороги прямо на Ржев. Для ликвидации плацдарма мы с соседями направили по одному полку, так что здесь оборона еще сильнее ослабла. Вот германцы вчера этим и воспользовались. Если бы им удалось прорваться, они нанесли бы удар на юг - в спину 259-у полку нашей дивизии, который вчера вытеснял врага с восточного берега. Но, как мне доложили, к утру плацдарм освобожден полностью, а руководил операцией командующий 22-й армией генерал Масленников. Кстати, день наступления он выбрал очень удачно. 15 сентября немцы праздновали день национального флага, и по случаю красного дня начали большое наступление, как на нашем участке, так и на соседних. И, разумеется, понесли большие потери. Поэтому к обороне они не были готовы.
   А это для меня было новостью. В наше время я очень часто читал о том, что советские командиры якобы бросали на убой войска по случаю красных дней, а вот о том, что немцы действительно так делали, наша демократическая пресса почему то никогда не упоминала. Интересно, почему в своих воспоминаниях маршал Конев не очень хорошо отзывался о Масленникове? Возможно, просто командующий фронтом плохо представлял себе ситуацию на местах, а командующий армией не понимал общего замысла фронтовой операции.
  -- А кто наши оппоненты?
  -- 102-я пехотная дивизия 23-го армейского корпуса, под командованием генерал-лейтенанта Яна Ансата. Они же защищали плацдарм. Но хотя по фронту нашей дивизии противостоит только один полк, по численности он превосходит нас раза в три. Впрочем, за последние сутки соотношение значительно улучшилось.
  -- Да, немцы свои части сейчас активно пополняют, и укомплектованность доходит до 90%, - блеснул я своими познаниями военной истории. - К тому же штатный состав у них тысяч шестнадцать-семнадцать человек, плюс полторы сотни орудий и почти столько же минометов.
  -- Верно, - кивнул комполка. - Насколько мне известно, в начале месяца в 102-й дивизии насчитывалось более шестнадцати тысяч человек, но теперь они только за три дня потеряли на плацдарме две с половиной тысячи человек убитыми.
   Очень даже неплохо для сорок первого года. Я вспомнил, что до начала октябрьского наступления немцев на Москву 22-я армия твердо удерживала свои позиции, и отошла только по приказу, когда бронированный клин 1-й танковой группы прорвал фронт южнее, и появилась угроза окружения. Задумчиво рассматривая карту, я заметил - Немцы напрасно пытаются закрепиться на этом берегу. Они только несут ненужные потери в бесплодных атаках, так что по большому счету нам это выгодно.
  -- Вот как? - немного удивился Козлов. - Потери на плацдарме у противника действительно большие. Затрудненность в подвозе боеприпасов, окружение с трех сторон и отсутствие места для маневра привели к тому, что германцы отступают, хотя обладают численным преимуществом по сравнению с нашей ударной группой. Но почему вы считаете, что германцам нет смысла лезть на левый берег?
   Я попросил достать карту центральной части России, и стал объяснять:
  -- Танковых соединений у врагов здесь нет, боевые порядки растянуты, и основной удар будет проходить южнее. Там немцы сосредоточивают свои танковые группы, а на каждую дивизию приходится участок всего три километра. Если танки прорвут фронт, и вклинятся далеко на восток, то нашей армии обязательно отдадут приказ отходить к новому рубежу обороны по линии Осташков-Селижарово-Олонино, имея задачу не дать немцам прорваться к нам в тыл. За этой оборонительной линией расположена следующая, прикрывающая Ржев. Мы уже научились вовремя отходить в случае охвата противником и угрозы окружения. Новые рубежи готовятся уже давно, правым флангом они упираются в озеро Селигер и верховья Волги, так что можно рассчитывать, что там мы немцев окончательно остановим. - То, что на Ржевском рубеже наша армия не удержится, упоминать не стоило.
   Капитан, выслушивая мои откровения, все больше удивлялся, откуда у обычного старлея запаса такие сведенья о стратегических замыслах вражеского командования и о системе наших оборонительныз рубежей, но слушал он не перебивая.
  -- Судя по тому, - продолжал я - что дивизия до этого отходила на северо-восток, то наша следующая позиция будет где-то в районе Сычевки, на берегу Волги. В любом случае, для нашей дивизии этот рубеж будет последним. За Волгой для нас земли нет. - Это такая привычная в наше время фраза произвела на всех сильнейшее впечатление. - Но надеюсь, до этого дело не дойдет, и мы будем удерживать рубеж по Западной Двине. Жаль только, что от нас мало что зависит.
  -- Сашка, - не понял моей мысли Иванов, - ты что огорчился, что попал на спокойный участок фронта?
  -- Спокойным здесь обстановку назвать конечно нельзя, и сражений еще будет предостаточно. Но основные бои, от которых зависит исход войны, будут происходить в другом месте.
   Между тем, капитан, вспомнив о чем-то важном, снова развернул карту с расположением нашей дивизии.
  -- Да, еще хотелось бы рассказать, что мы узнали от ваших новых пленных. Начальника нашего особого отдела срочно вызвали в штаб армии, но переводчик допросил все троих, и они рассказали много интересного.
  -- Троих, а четвертый где? - заволновался я. Неужели, сбежал?
  -- Умер от потери крови. Так вот, как вы знаете, бои за плацдарм были очень тяжелыми и упорными. 102-я немецкая дивизия задействовала в них всю свою артиллерию. Поэтому командование германского корпуса распорядилось, что бы соседняя 251-я дивизия, атакующая Андреаполь, выделила дивизион гаубиц. Это было, по большому счету в их же интересах. Они понимают, что стоит нашим войскам закрепиться на правом берегу, то мы сможем угрожать им с юга. А вот если с помощью огневой поддержки нас здесь потеснят, то тем самым облегчат немцам задачу по взятию города. Все делалось в спешке, командование дивизии успело направить только две батареи и лишь часть тыловых команд. К счастью, ко времени начала вечернего наступления они все равно не успели. К тому же, немцы пожадничали, и выделили мало автотранспорта.
  -- И оказались правы, - усмехнулся Сергей. - Весь свой выделенный транспорт они потеряли.
  -- Кроме этого, командир дивизии еще вернул батарею полковой артиллерии, которую временно забирал у 232-го полка для обороны плацдарма. Туда еще входят две 150-мм гаубицы, которые вы тоже уничтожили.
  -- Странно, - поразился я. - В дивизионной артиллерии 105-мм гаубицы, а в полковой - 150-мм. Жаль, что у нас не было возможности захватить все орудия.
  -- Да вы и так много сделали. Гаубицы со всем запасом снарядов мы отправили в распоряжение дивизии, а четыре пушки останутся в нашем полку. Я попробую поскорее найти для них наводчиков. Но это еще не все. Оказывается, что один из пленных офицеров лично ездил к командиру 102-й дивизии на согласования, и знает новое месторасположение штаба. Вчера, после того как немцев стали активно теснить, генерал Ансат перенес его, а заодно и штаб вашего любимого 232-го полка, в маленький хуторок недалеко от деревушки Фомино. Это примерно в четырех километрах к западу отсюда.
  -- Сколько человек охраняет хутор?
  -- Пленный точно не знает, но наверно человек сто. Видимо, неполная рота, поредевшая во время недавних боев. Всех мирных жителей оттуда, естественно, выселили. Но атаковать мы не сможем, - сразу предупредил капитан мой вопрос, - германцы успели укрепиться, и всего нашего полка для атаки недостаточно. К тому же, пока мы будем штурмовать вражеские позиции, к ним успеет подойти помощь. Не забывайте, что недалеко в селе находятся два или три батальона, пусть и изрядно потрепанных.
   - Товарищ капитан, - перешел я на официальный тон. - Сегодня нам точно известно расположение штаба дивизии, а завтра его, вполне возможно, перенесут. Когда немцы узнают, что мы захватили в плен артиллерийского офицера, то поймут, что он нам все рассказал. На подготовку нового места для штаба много времени не понадобится. Считаю необходимым обстрелять хутор как можно скорее, и лучше всего этой же ночью.
   - Идея хорошая, - одобрил командир, - и для ее реализации нам выделят один дивизион 122-мм гаубиц 619-го гаубичного полка и, минимум, десять-двенадцать выстрелов на каждое орудие. Полагаю, этого вполне достаточно. Но с наших позиций хутор не просматривается, на карте он не обозначен, и без корректировщика мы штаб, скорее всего, не накроем.
   - А авиация нам не поможет?
   - Нашей ударной группе на плацдарме придали авиадивизию смешанного состава, и несколько самолетов они конечно согласятся послать на такую цель. Но до вечера бомбы им завезти не успеют.
  -- В таком случае мы пошлем корректировщика на западный берег. Как вы полагаете, товарищ капитан, с какой стороны нам лучше идти?
  -- С юга нельзя, - задумчиво ответил комполка, водя карандашом по карте. - Хотя наш полк и укрепился на правом берегу в Данилово, но рядом полно немцев. С востока, от наших позиций переправляться тоже не стоит. После вашего ночного рейда немцы должны стать умнее, и наверняка выставят больше постов. Вот что, я предлагаю произвести вылазку с севера, близ Андреаполя. Германцы сейчас постоянно штурмуют город и знают, что у защитников еле хватает сил обороняться. Поэтому они не ждут атаки, подступы не минируют, и много постов не выставляют. Вот только с рациями у нас плохо. В полку только одна 6-ПК. Чтобы найти вторую, нужно согласовать, по крайней мере, с начальником штаба дивизии, и неизвестно, когда ее пришлют. Да и не разрешат нам тащить рацию в тыл врага
  -- А среди трофейного имущества раций разве не было?
  -- Почему же, было, даже две. Специалисты из батальона связи вместе с переводчиком сейчас пытаются в них разобраться. Но, к сожалению, они стационарные.
  -- Странно, должны же у артиллеристов иметься переносные аппараты для корректировщиков.
  -- Совершенно верно, просто корректировщики вместе со своими рациями вовремя уехали в полк, и еще одну радиостанцию забрал офицер, поехавший в штаб дивизии.
   - Товарищ капитан, но телефон и пара километров провода найдутся?
  -- Это я могу обещать.
   - Тогда предлагаю следующий план: нашу рацию вместе со связистом мы оставляем на переднем крае южнее Андреаполя, и радист будет поддерживать связь с гаубичным полком. Еще дадим ему полевой телефон, а сами поползем вот в этот лесок в тылу у немцев. При пересечении переднего края немецкой обороны провод будем маскировать, а дальше в маскировке необходимости нет. Если какой-нибудь патруль и заметит провод в темноте, то решит, что он ведет к своему посту. Потом отходим в лес примерно на километр, выбираем высокое дерево, с которого видно село, и начинаем корректировку.
  -- Выполнить этот план будет нелегко, но другого выхода действительно нет. Что касается командира группы, то как я понял, вы претендуете на это место. Конечно, нужно бы вам отказать, но ваша ночная операция была проведена весьма успешно, а штаб представляет собой очень важную цель, ради которой можно рискнуть. Так что...
   Закончить комполка не успел, потому что в дверь негромко постучали:
  -- Разрешите, товарищ капитан.
   Судя по петлицам младшего лейтенанта НКВД, это явился наш особист Танин, которого я так опасался.
   - Разрешаю.
   - Проходи, а то мы уже заканчиваем пирушку, - радостно приветствовал вошедшего комбат. Похоже, Иванов был "на ты" со всеми, кроме командира - Тебе штрафную за опоздание.
   Сергей еще раз разлил всем из спиртового чайника, но мне, к счастью, на донышко. Дождавшись, пока оперуполномоченный полка выпьет, комбат, даже не дав ему закусить, тут же спросил:
  -- Есть какие-нибудь новости?
  -- Да нет, меня вызывали в армейский отдел для инструктажа по перебежчикам.
  -- Странно, - удивился комполка. - После того, как от нас забрали литовцев, в нашем полку такой проблемы больше не было. Дезертирства, правда, случались. Хотя в бою точно не скажешь - погиб боец, в плен попал раненым или на самом деле сбежал подальше в тыл, но вот именно дезертирства не припомню.
  -- У нас не было, а вот на некоторых участках фронта такие случаи происходили: начитается несознательный боец вражеских листовок, и по глупости поверит тому, что там пишут. А потом ночью перебегает к врагу и сам, представьте, сам сдается в плен. В нашей дивизии народ, конечно, сознательный, да и река здесь. Но вот кое-где, к сожалению, такое происходит все чаще.
  -- Вот значит, как бывает. - Козлов помолчал немного и медленно начал рассказывать. - Мы то в окружении только один раз и были, да и то сразу вышли. А вот некоторые части по три раза попадали, и выходили с боями. Я беседовал с некоторыми из таких товарищей. Они рассказывали, что когда у окруженцев заканчиваются боеприпасы, продовольствие, медикаменты, а линия фронта далеко, то многие бойцы, слабые духом, от отчаяния бросали оружие и сдавались немцам. Их можно понять, хотя и не простить. А вот как можно сдаться без окружения я вообще не понимаю. Хотя, в Империалистическую было намного хуже. Тогда у Германии еще не имелось механизированных частей, не было стремительных прорывов танков и быстрых окружений. И все-таки миллионы наших солдат тогда сдавались в плен.
  -- Мне некоторые фронтовики рассказывали, как бороться с перебежчиками, - опять не удержался я от демонстрации послезнания.
   Услышав про интересующую его тему, особист первый раз внимательно посмотрел на меня, и этот внимательный взгляд мне не понравился.
   - Несколько смелых бойцов берут компактное оружие - пистолеты, к примеру, а если есть то и автоматы, прячут под одеждой или закрывают котелком. Они идут к немецким позициям, размахивая листовкой-пропуском, и крича "нихт шассен, битте бред" и прочую ерунду. Немцы сейчас, в начале войны, еще непуганые и думают, что большевики вот-вот побегут сдаваться в плен. Поэтому они радуются, и принимают все за чистую монету. Наши бойцы спокойно подходят к передовому посту, еще и спрашивают, где проход в минном заграждении, а потом открывают огонь и спокойно отходят. - На самом деле я читал, что такие случаи были в 43-м году. Но тогда в 41-м этот трюк тем более должен был прокатить. - Несколько таких акций на разных участках фронта, и немцы сами начнут стрелять в перебежчиков. Может быть, стоит протолкнуть эту идею наверх, как вы думаете?
   - Здорово, - восхитился особист. - Наверно, это была частная инициатива на местах, потому что я об этом ничего не слышал. Пойдемте, товарищ старший лейтенант, поможете составить мне рапорт с вашим предложением.
   Мы прошли в соседний подвал, где располагался особый отдел полка. Лейтенант знаком предложил мне садится, и немного помолчал, не зная, как начать разговор. Я решил ему помочь, благо что свою легенду для такого случая заранее придумал.
   - А что, если сынок какого-нибудь высокого начальника не захотел отсиживаться в тылу, и решил сбежать на фронт. Не все же берут пример с товарища Сталина, который отправил своего сына на войну простым лейтенантом.
  -- Старшим лейтенантом, - машинально поправил энкавэдэшник. Наверно, его специально инструктировали, на случай, если Яков выйдет из окружения.
   Минуты две мы сидели молча. Я ждал следующего хода Танина, а он все продолжал размышлять.
   - Ищут вас, товарищ Соколов, - наконец, решился особист. - Нас специально вызывали для инструктажа в особый отдел армии, так как информация сугубо секретная.
  -- Интересно, и под какой же фамилией меня ищут, - усмехнулся я.
  -- Вы правы, фамилию нам не назвали.
  -- Тогда откуда вы знаете, кто именно вам нужен. Может, я такой не единственный?
  -- Наверняка не единственный. Но в данном случае ориентировка точно была на вас. Сказали, что появится человек недалеко от Андреаполя, возможно в старинных доспехах, и станет нам помогать. Про вашу кольчугу мне уже доложили, о том, как броневик подбили, тоже. А трофейные гаубицы и пленные офицеры нашему полку не каждый день достаются. Выходит, это вы!
  -- Все верно, - протянул я удивленно. - Хотя ума не приложу, как о моем появлении узнали. Ну ладно, теперь ваш долг сообщить обо мне куда положено, и увезти меня куда следует.
  -- Мой долг воевать с фашистами, и помогать всем, кто с ними воюет, - возразил Танин. - А вы воюете превосходно, так что ваше место здесь.
  -- Ну, это не нам решать. Эх, если бы наверняка знать, зачем меня ищут. Если для того, чтобы генштаб прислушался к моему мнению, то я смогу принести пользу всему фронту. А если для того, чтобы запрятать меня подальше, то лучше остаться здесь. Вот что, товарищ уполномоченный, предлагаю такой вариант: этой ночью мне нужно провести очень важную операцию по уничтожению штаба вражеской дивизии, а утром вы уже сообщите обо мне наверх. А отсрочку объясните тем, что искали мою кольчугу, чтобы точно удостовериться в моей личности. Кстати, она лежит в моем блиндаже.
   Поколебавшись, Танин признал доводы разумными, и операцию срывать не захотел:
  -- Хорошо, так и сделаем. А рапорт с вашим предложением по предотвращению предательства я действительно сейчас напишу.
  
   Вернувшись в штаб, я продолжил обсуждение моего плана:
   - Теперь надо найти кого-нибудь из местных жителей, хорошо знающих этот лесок.
  -- Петров, - обратился командир к адъютанту - вызовите бойцов Весельчаковых.
   Адъютант выскочил, а капитан снова повернулся ко мне.
   - Знатоки леса сейчас придут. Разведчиков сколько попросите?
  -- Хватит и двоих. Если нас обнаружат, то и десять человек не помогут. Главное, чтобы ходили бесшумно. Нам не языка надо брать, а просто пройти незаметно туда и обратно. - Хм, я прямо как хоббит Бильбо. - Хотя, достаточно, если мы только дойдем туда, и уничтожим штаб.
  -- Товарищ капитан, по вашему приказанию бойцы Весельчаковы прибыли. - доложил адъютант.
   Заметив мое удивление, в который уже раз за сегодняшний день, командир пояснил - я же четверть века в армии, и давно понял, что местные жители всегда знают больше, чем указано на карте. Да и карты у нас зачастую старые, а то и вовсе отсутствуют. Поэтому всегда стараюсь держать рядом людей, хорошо знающих данную местность.
  -- А если вас назначат командующим фронтом, то вам придется собирать целый полк таких знатоков местности. - пошутил Сергей. Настроение у него было веселое, а за меня он нисколько не боялся, так как был полностью уверен в успехе.
  
   Весельчаковы спокойно ждали, вытянувшись по стойке смирно. Судя по всему, это были отец и сын. Я прикрыл папками позиции наших войск - мало ли, вдруг они в плен попадут, и подозвал бойцов к карте.
   - Вот где-то здесь расположен хутор, в котором находится немецкий штаб, - пояснил я. - В крайнем большом доме. С нашего берега эта местность не просматривается. Поэтому чтобы артиллеристы могли попасть в него из гаубицы, мы должны вот здесь пройти через немецкие позиции, затем в этот лесок, найти там высокое дерево и с него корректировать огонь.
   Весельчаков-младший взял карандаш, и нарисовал точку:
   - Вот тут есть подходящее дерево. Оно стоит на пригорке, очень высокое, и залезть легко. С него все окрестности видно. Я... - паренек осекся и посмотрел на отца. Видно было, что он опасается его больше, чем командира полка. - Мы... с Лешкой поспорили, что он не залезет. А он и то залез, хотя увалень редкий.
   - Я проведу корректировщика, товарищи командиры, - вмешался старший боец. - По этому лесу я силки на зайцев ставил, еще когда он барам принадлежал. И война у меня уже не первая. А он вот - кивок в сторону сына - еще рекрут неумелый. А старый конь борозды не испортит.
   - Хорошо, - быстро согласился я. Было видно, что капитан сомневается, но идти-то мне, так что выбирать напарников буду я сам. - Подойдите к вещевому складу полка, выберите немецкую форму нужного размера и возьмите автомат.
   Теперь следовало договориться с разведчиками 178-й дивизии, чтобы они показали нам проход в тыл врага. Не успел капитан поговорить с ними по телефону, как явились наши полковые разведчики, возглавляемые старшиной, исполняющим обязанности командира разведвзвода. В мое распоряжение предоставили рядового Осипова и сержанта Смирнова, в которых с первого взгляда можно было признать опытных ветеранов.
   Разъяснив задачу, я приказал им тоже подобрать себе немецкую форму. Свое трофейное оружие у них уже было, причем не абы что, а новенькие МП-40. Также напомнил им взять с собой мешочек с золой или углем, чтобы потом не тратить время на поиски. Разведчики немножко удивились, но зачем нам понадобится уголь, они догадались сразу.
  
   Рассматривая карту с расположением немецких подразделений, я размышлял о том, что они могут предпринять после уничтожения штаба. Враги сейчас и так деморализованы тяжелыми потерями и вынужденным отступлением. Если к этому еще прибавить гибель командного состава дивизии и полка, то немцы могут не выдержать и удариться в бегство. А в случае окружения даже есть вероятность, что они могут сдаться в плен. Хотя, на последнее особо рассчитывать не приходится. Сейчас только 41-й год, а у нас просто нет столько войск, чтобы окружить село Синичино, где укрепились остатки 232-го полка. И тут я вспомнил об одном фокусе, который удачно применяли наши войска в начале войны.
  -- Товарищ капитан, в дивизии имеются тягачи или тракторы?
  -- У артиллеристов есть по крайней мере один работающий.
  -- Хотелось бы минимум два. Нельзя ли раскулачить 178-ю дивизию, обороняющую Андреаполь? В конце концов, за ними должок - мы их от целого немецкого дивизиона избавили.
  -- Хорошо, думаю, нам не откажут. А для каких целей?
  -- Накроем их брезентом и приделаем палку для имитации пушки. Как только стемнеет, надо будет переправить наши эрзац танки и одну-две роты пехоты на правый берег, и сразу же после этого начинать обстрел штаба. Одновременно открываем огонь по Синичино из минометов, а если есть возможность, то подключим и артиллерию. Тем временем, тракторы должны как можно громче шуметь и имитировать танковую атаку. На открытое место они выезжать не будут, а если их кто-нибудь и заметит, то в темноте и издалека не поймет, что это такое. Еще можно будет хором прокричать "Ура". Наша задача-минимум - это не дать фашистам прийти на помощь своему штабу. Если немцы не полные идиоты, то они не захотят выходить из своих укрытий и бежать к лесу под огнем противника. Поэтому часть наших сил мы отправим к хутору, чтобы уничтожить всех штабистов, оставшихся в живых, и поискать какие-нибудь важные документы.
  -- А задача максимум? - Поинтересовался комбат.
  -- Заставить фрицев наделать в штаны, и выйти с поднятыми руками.
  -- Сашка, а ты думаешь, получится? - оживился Сергей. - Вот было бы здорово взять в плен почти целый полк.
  -- Я слышал, что тракторами на южном фронте румын очень хорошо гоняли. Но немцы более дисциплинированные. Так что все, на что нам можно надеяться, это заставить их сидеть как мыши в норе, и носа не высовывали.
   - Хорошо, попробуем, - согласился комполка. - Кто там ночью в лесу разберет, настоящие танки, или нет. Товарищ Иванов, думаю поручить это задание вашему батальону. Если дозорные у реки вас заметят, обстреляйте их и продолжайте переправу. Увидев большой отряд, германцы предпочтут отступить к своим укреплениям, и до утра оттуда не выйдут. Тем более, что артиллерии у них не осталось. Надо только решить, где будете переправляться.
   - Если мы сможем найти пару сотен мешков, то можно будет устроить скрытую переправу, - предложил я. - Насколько мне известно, лето было жарким и почти без дождей. Река обмелела, и тут должно быть много бродов, пусть и довольно глубоких. Набиваем мешки землей, складываем из них опоры для переправы так, что до поверхности воды останется сантиметров двадцать или тридцать. Сверху кладем доски, естественно, привязав их к мешкам или к камням, чтобы не всплыли. Если расстояние между опорами нашего подводного моста будет около метра, то река не запрудится, а тягачи смогут спокойно проехать. Речка не такая уж большая, так что все можно будет сделать очень быстро.
  -- Почему бы не поднять опоры повыше, чтобы нам не пришлось мокнуть лишний раз?
  -- Ну, переправа нам еще понадобится, а если настил будет видно, то немцы ее разбомбят.
  -- Так, с переправой мы определились, - заключил комполка, - еще попробую уговорить штаб соседней 29-я армии помочь нам. Они очень умело применяли обходные маневры в ходе последних боев, так что надеюсь, наша идея им понравиться.
   Решив все вопросы, я тоже отправился на склад выбирать себе форму по росту. Старую, заляпанную кровью, надевать не хотелось.
   Через полчаса явился корректировщик - младший лейтенант артиллерии Гусев, вместе со связистом, несшим два телефона и катушку провода. Так как у нас было много трофейных биноклей, то я раздал по одному разведчикам, не забыв и себя, любимого. У артиллериста сразу загорелись глаза, когда он увидел цейсовскую оптику, и я великодушно согласился с ним поменяться.
   Сержант-разведчик быстро научил нас менять магазин на МП-40, и показал как нажимать кнопку, чтобы разложить приклад. Распихав магазины по трофейным подсумкам, мы стали прицеплять их к амуниции. Оказалось, что \то не так уж и просто. Крепить подсумки можно лишь к поясному ремню, и только под наклоном градусов сорок. Довольно непривычно, но перешивать петли времени не было. Впрочем, такой способ оказался достаточно удобным. Но так как всем выдали по десять магазинов, а два подсумка, входивших в комплект, были рассчитаны только на шесть, то пришлось рассовывать оставшиеся по карманам. Мы попрыгали и еще раз переложили боезапасы поудобнее, чтобы и ничего не гремело, и ползти не мешало.
   Наш маленький отряд вышел за три часа до заката, поэтому шли мы не спеша, обходя открытые места, где нас мог подстрелить вражеский снайпер. Мне уже рассказали, что именно так погиб командующий дивизией полковник Гвоздев. Он решил срезать путь и пройти через открытую местность, простреливаемую снайпером.
   Немецкую форму надевать пока не стали, ведь нам еще километров пять топать по нашим позициям. Еще не хватало получить пулю от своих.
   Как и обещал капитан, разведчики соседней дивизии нас встретили и провели на передовую позицию. Мы переоделись в немецкую форму, и любопытные солдаты, особенно молодое пополнение, обступили нас, стараясь получше рассмотреть эдакую диковинку. Я даже специально прошелся по окопам, чтобы подбодрить наших бойцов. Пусть видят, что немецкий зверь не так уж и страшен, что его тоже можно изловить, и содрать с него шкуру.
   Когда солнце уже стало садиться, мы достали мешочек с угольками и начали намазывать себе лицо и кисти рук. Местные разведчики, не раздумывая, тоже последовали нашему примеру.
   Связист еще раз проверил работу телефона, повторил условные сигналы, и мы поползли. Местность была лесистой, и в сумерках здесь легко можно было пробраться незамеченными. Как я понял, на нашем участке немецкие посты были довольно редкими, и особых проблем не ожидалось. К тому же было видно, что разведчики на местности ориентируются великолепно, и маршрут хорошо изучили. Честно говоря, я был рад спихнуть проблему пересечения линии фронта на других, и думал только о нашем батальоне которому, возможно, скоро предстоит бой. Впрочем, уже через пару сотен метров ерзанья по земле, никаких мыслей в голове, кроме как о избитых локтях и коленях, уже не оставалось.
  -- Товарищ старший лейтенант, - одернул меня сержант, - не пыхтите так сильно. Немцы рядом.
   Черт, я что, действительно шумлю больше всех? Мало того, что я не привык к такому способу передвижения и выбился из сил, так мне надо еще и за дыханием следить! Но постепенно, приглядываясь, как ползут профессионалы, я приноровился повторять их движения, и оказалось, что ползанье - не такое уж и утомительное занятие. Правда, автомат у меня висел на спине, в отличие от разведчиков, держащих оружие в руках. Но ничего, со временем научусь и этому.
   Приблизившись к немецким позициям, мы изменили темп движения. Теперь каждые пятьдесят метров разведчики останавливались и долго прислушивались. К счастью, опасности пока не было. В крайнем случае, если нас засекут, мы сможем по телефону скорректировать огонь минометов и успеем отойти обратно. Но все обошлось, участок действительно оказался спокойным. Стрельбы здесь почти не было, осветительную ракету немцы запустили только один раз, и то далеко в стороне, так что мы даже не останавливались. Все время попадались заросли кустарников и небольшие рощицы, поэтому уже метров через триста после пересечения передовой, мы встали и дальше пошли пешком, лишь немного пригнувшись.
   Обещанная Весельчаковым роща действительно стояла на бугорке. Хотя в темноте сам холмик не было видно, но мы почувствовали, что тропинка пошла в гору. Несмотря на темноту, старожила этих мест уверенно подвел нас к большому дереву. Дойдя до цели, я вздохнул с облегчением, потому что провод в катушке уже заканчивался.
   Скинув сапоги и аккуратно положив автомат, я ухватился за толстую нижнюю ветку и начал карабкаться на дерево. Артиллерист, не снимая со спины катушку, полез за мной. Уже минут через пять он сидел на самом верху и поудобнее устраивал телефон в развилке ветвей. Когда мне удалось забраться на соседнюю с ним ветку, лейтенант доложил мне, что связь работает, цель обнаружена и опознана, а дивизион готовится начинать пристрелку.
   - Ну, приступай Гусев, задай жару фрицам, - подбодрил я артиллериста. Мне же осталось только достать старый потрепанный бинокль, и наблюдать за происходящим.
   Естественно, никакого хутора я в темноте не нашел. Младлей несколько раз показывал мне направление, куда надо смотреть, пока я случайно не заметил несколько огоньков, почти незаметных за стеной деревьев. В бинокль стали видны темные строения с освещенными окнами, и серые фигурки солдат, расхаживающие вокруг.
   - Вот немцы сволочи, не заботятся о светомаскировке. Ну мы им сейчас посвети, - бурчал я, довольный, что пока все складывается удачно.
   Свиста снаряда с такого расстояния было не слышно, поэтому сначала я заметил яркую вспышку, чуть не ослепившую меня через стекла бинокля. Секунд через пять долетел грохот разрыва, и сразу же, но уже потише - буханье от выстрела гаубицы.
   - Перелет двести тридцать. - При десятикратном увеличении оптики дистанция полтора километра, это не расстояние. Хутор был виден как на ладони, и артиллерист спокойно корректировал огонь своего орудия.
   Секунд через двадцать за лесом снова вспыхнуло, но я уже смотрел без бинокля. Теперь снаряд лег всего метрах в тридцати от цели, и в третий раз отстрелялся уже весь дивизион. Стена огня накрыла цель, и я засомневался, что там кто-нибудь может выжить. Как и обещал капитан, всего по хутору произвели двенадцать залпов. Теперь вместо сплошной стены огня осталась только россыпь огоньков, отсюда кажущихся игрушечными - догорали остатки домов и сараев, разбросанных взрывами по окрестностям.
   Уже спускаясь вниз, я решил, что обратно лучше не идти - всполошенные ночным обстрелом немцы наверняка усилят бдительность. А вот прогуляться в сторону штабных развалин не мешало бы. Разведчики согласились со мной, что там нас может ждать много интересного, и мы трусцой отправились к хутору, ориентируясь по отблескам пожара.
   Уже на подходе стали слышны взрывы со стороны села, которое сейчас должен был осаждать наш батальон. Моего скромного опыта уже хватало, чтобы отличить разрывы больших снарядов и маленьких мин ротных минометов. Потом добавилась трескотня пулеметов, сильно ослабленная расстоянием.
  
   Прежде, чем выходить к хутору, расположенному на открытой поляне, мы залегли в зарослях и внимательно его осмотрели. Целых строений, естественно, не осталось. Повсюду были разбросаны горящие бревна и доски, виднелись остовы сгоревших легковушек и грузовиков.
   Как можно было ожидать, почти все обитатели фашистского логова погибли или были тяжело ранены. Несколько выживших, видимо находившихся в дозоре, хлопотало вокруг развалин, вытаскивая уцелевших офицеров. Заслышав шаги со стороны своих позиций, они ничего не заподозрили, а немецкая форма позволила нам спокойно приблизится метров на тридцать. Ну, а больше ничего и не требовалось. Семь автоматов с близкой дистанции, когда противник не ожидает нападения, не оставляли немцам ни единого шанса.
   Бойцы разошлись парами, чтобы отыскать выжавших, и хлопки выстрелов говорили о том, что такие здесь еще были.
   К счастью, раненый офицер, которым немцы занимались перед нашим приходом, сидел в сторонке в тот момент, когда мы открыли огонь, и наши пули его не задели. Я подошел к нему, настороженно озираясь по сторонам - в развалинах могли скрываться недобитые фашисты.
   В знаках различия вермахта я не разбирался но, судя по роскошным погонам, пленный был высокого ранга. Это хорошо, как и то, что его раны на плече и на голени, очевидно, были не опасны для жизни.
   Офицер тут же начал что-то быстро рассказывать, показывая на себя. Видимо доказывал, что он важная птица, которую не нужно убивать. Насколько я уловил из его бормотания, он был полковником и начальником штаба дивизии.
   Убедившись, что опасности нет, я достал ракетницу и выпустил сигнальную ракету желтого цвета, показывая, что здесь свои. Об этом мы заранее условились с Ивановым. Хотя по первоначальному плану после корректировки артогня я должен был возвращаться обратно тем же путем, каким пришел, но запасные варианты отхода мы тоже предусмотрели. В ответ над лесом, меньше чем в километре отсюда, взлетела зеленая ракета. Это означало, что наш отряд уже на подходе. Тем временем бойцы уже закончили зачистку остатки хутора, и теперь разошлись дальше, проверяя, не осталось ли дозорных поблизости.
   Вдруг, один из разведчиков стремглав помчался ко мне. Я тут же упал за ближайшее бревно, и выставил автомат, ожидая, что по нам вот-вот начнут стрелять.
  -- Товарищ старший лейтенант, там, там, - боец не мог подобрать слова - там такое.
   Я встал, стряхнул пепел, прилипший к одежде, и спросил - опять мирных жителей убили?
  -- Да, там, в овражке... лежат... весь хутор... всех расстреляли... даже не закопали.
   Судя по скривившемуся лицу полковника, он прекрасно понял, о чем идет речь, и опять быстро забормотал, видимо, оправдываясь.
  -- Вот сволочи! - Я глубоко вздохнул несколько раз, и скомандовал - Боец, смотрите внимательно вон туда - и махнул рукой в сторону леса, после чего изо всех сил пнул немца по раненой ноге.
  -- Жить ты будешь, скотина, а вот ходить на своих двоих вряд ли.
   Вдохновленный моим примером, разведчик, видимо считающий, что немец воет недостаточно громко, тоже решил поучаствовать в экзекуции.
  -- Товарищ старший лейтенант посмотрите туда. Там, кажется, наши уже подходят.
  -- Боец, отставить избивать пленных.
  -- Но вы же...
  -- Вы разве видели, как я его бил?
   Видя, что Осипов никак не может успокоиться, я стал объяснять ему текущее положение дел.
   - Вот смотрите, товарищ красноармеец: Сначала мы взяли в плен унтера, допросили, и он рассказал нам о местонахождении вражеской батареи. Мы эту батарею захватили, и взяли в плен офицера. Этот офицер уже рассказал нам, где находится штаб дивизии. - я показал рукой на дымящиеся бревна. - Теперь этот полковник тоже расскажет нам много важных вещей, и со временем мы так и до Гитлера доберемся. А если его сейчас все начнут лупцевать, то он сдохнет, и мы потеряем важный источник информации.
   Разведчику ничего не оставалось, как согласиться с моими доводами, но он все-таки не отказал себе в удовольствии сделать страшное лицо, и рявкнуть на полковника по-немецки. Напугать офицера ему удалось. Резкий запах, появившийся после этого, перебил даже гарь пожарища.
   - Вам же хуже, боец. Ведь его еще нужно будет нести. - Гримаса отвращения на лице Осипова показала, что перспектива тащить на спине воняющего фрица его не обрадовала - Не бойтесь, так как немец ранен, то понесете его на носилках.
   Тем временем младший лейтенант, собиравший разбросанные вокруг обгорелые бумаги, нашел что-то важное, и тащил это на куске брезента. "Это" оказалось обезображенным трупом с остатками золотых шнуров на погонах и петлицах. Мы поднесли брезент поближе к офицеру, чтобы он провел опознание, но его сразу вырвало.
   - Что, мразь, когда женщин и детей убивал, небось, так не тошнило - кто-то со злость прошептал у меня за спиной.
  -- ... Генерал... Ансат ... - смог я разобрать среди длинной тирады немецких слов.
  -- Так, это мы тоже берем с собой.
  -- Есть товарищ командир. - разведчики сразу поняли мою мысль. - Надо же нам отчитаться об успешном выполнении операции.
  -- Теперь каски снимите - все удивленно уставились на меня - Да нет, этот труп тут не причем. Просто наши сейчас уже подойдут. Еще не хватало, чтобы они в нас сдуру выстрелили.
   Тем временем из леса действительно вышло десятка полтора человек, и направилось в нашу сторону. Подошедшие бойцы естественно оказались из моей роты. Видимо они уже прочно завоевали репутацию "крутых парней", которые каждую ночь должны совершать рейды и приводить толпы пленных. Командовал маленьким отрядом сержант Стрелин, который специально сюда напросился, не без основания подозревая, что может встретить здесь своего ротного.
   Я дал задание быстренько собрать побольше бумажек и папок, разлетевшихся по округе, после чего всем отходить.
   Жаль, что нельзя подсчитать, сколько здесь трупов. Но после артобстрела более-менее целыми могли остаться только тела тех фрицев, кто прятался в подвалах, как это видимо делали генерал с полковником.
   Пока бойцы обыскивали развалины, я раздумывал, идти ли сразу к реке, или повернуть к селу, чтобы соединиться с основными силами. Но если все-таки предстоит бой, то два десятка солдат окажутся серьезным подспорьем для нашего малочисленного батальона. Поэтому я решил идти на соединение с Ивановым. Тем временем бойцы закончили с обыском и, загрузив вещмешки трофейными бумагами, подтягивались ко мне.
   Неожиданно среди ночной тишины, прерываемой только потрескиванием горящих бревен, послышались громкие пьяные крики.
   - А чево мне петь нельзя? Мы тута всех поубивали. И дальше фрицев бить будем. Э...эта... стрелять их будем.
   Разведчики, до глубины души возмущенные такой безответственность, тут же все выяснили и доложили мне. Найдя среди развалин чудом уцелевший ящик с бутылками шнапса, молоденький, всего лет восемнадцати, красноармеец не удержался и решил попробовать заграничное пойло. Натощак, да еще и в больших количествах, спиртное сразу ударило в голову, и буквально за минуту парень опьянел.
   Бойцы столпились вокруг провинившегося, угрюмо ожидая решения командира. Каким оно должно быть, всем было понятно. Мне тоже было до слез жаль парнишку, но мы находимся в тылу врага, и тут не до сантиментов.
   - Десять минут, - бросил я коротко. Воспользовавшись шансом, Стрелин сразу же активно принялся за дело. Достав фляги, бойцы влили молодому солдату в рот не меньше двух литров воды, чтобы спирт быстрее вымылся из желудка. Потом потащили к ближайшему роднику, и начали окунать его туда головой. Гимнастерку с него сняли сразу же, чтобы ночная прохлада помогла выветриться хмелю. Все наперебой начали давать советы, как можно быстро протрезветь, и тут же претворяли их в жизнь. Несчастного пьяницу покалывали штыками, давали нюхать нашатырный спирт, стреляли над ухом. Кто-то догадался травинкой пощекотать ему горло, чтобы несчастного стошнило, после чего опять заставили выпить уйму воды.
   Как бы там ни было, но к концу отведенного срока боец довольно твердо держался на ногах, и вел себя тихо. Теперь можно было выступать. Впереди шли мои бойцы, уже знавшие дорогу, а четверо разведчиков двигались сзади в роли тылового дозора. Взрывов и стрельбы уже не было слышно, и мы гадали, чем все закончилось. Наши не стреляют, потому что брать село штурмом мы не собирались. А вот почему не стреляют немцы, было непонятно.
   Через полчаса стало видно, как за деревьями пробивается свет фонариков. Подойдя поближе, мы услышали радостные возгласы, перемешанные не совсем литературными фразами. Выходит, перестрелка закончилась для нас очень удачно.
  -- Вот черт, даже часовых не выставили - выругался я в сердцах. - мало ли тут еще немцев ходит.
  -- Никак нет, товарищ старший лейтенант, - это догнал меня сержант-разведчик - по обеим сторонам тропинки в кустах дозорные прячутся. Замаскировались хорошо, я их заметил, только когда мы рядом прошли.
   Когда мы вышли на поляну, нам открылось зрелище, греющее душу. Несколько сотен фашистов лежало на земле, со связанными за спиной руками, или же положив руки на голову. Мы со своим единственным пленным, нести которого пришлось все-таки моим бойцам, выглядели бледновато.
   - Сашка, вот так и знал, что ты сюда придешь - Сергей уже шел ко мне с улыбкой во все лицо. - Что это за дерьмо вы принесли, - брезгливо кивнул он в сторону брезента, тем не менее, продолжая радостно улыбаться.
  -- Это их генерал, к сожалению, погибший при обстреле. Хотя, наверное, нечего его жалеть. А этот живой, просто он так пахнет. Нужно его скорее в тыл отправить. В моей роте раненые есть? - О том, что погибших нет, я, глядя на скопище пленных, даже не сомневался.
  -- Вроде нет. У нас всего человек пять поранило осколками, когда немцы стали по лесу из минометов лупить.
  -- А где все оружие?
  -- В селе осталось. Там сейчас наш 259-й полк прибирается. Нам же лучше. Им теперь трофеи перетаскивать и трупы убирать, а наши пленные сами пешком пойдут. - Было видно, что комбат себя утешал. Конечно, ему очень хотелось собрать горы трофеев, но толпа пленных тоже выглядела более чем впечатляюще.
  -- Какие будут дальнейшие указания, товарищ комбат?
  -- Пусть твои бойцы помогают связывать пленных. Да они уже и сами догадались, вон как стараются. - Веревок на всех не хватало, поэтому красноармейцы связывали немцев их же собственными ремнями.
   Мы оба говорили нарочито равнодушным тоном. Сергею явно хотелось, чтобы его расспросили, как прошла операция. Однако меня немного обидело пренебрежительное отношение к моим "трофеям", поэтому спрашивать я не спешил. Но, в конце концов, это же был мой план, и моя заслуга здесь не меньше, чем у комбата. Поэтому я все-таки не выдержал первым, и пихнув его в плечо, весело спросил - Давай, рассказывай, пока время есть.
   - Когда стемнело, мы тут же подтащили мешки с землей, доски, и быстро навели переправу. Скрытно подошли к селу, вместе с нашими, так сказать, "танками". Когда артиллерия начала долбить их штаб, мы пока не стреляли, чтобы они убедились, что лишились командования. Фрицы засуетились, забегали и буквально минут через пять сформировали команду спасателей. Человек сорок с носилками и повозками потопали в сторону зарева. Естественно, мы их уже ждали. Стоило им отойти на километр, как мы со всех сторон дали очереди из пулеметов поверх голов, и крикнули "Хэндэ хох". Эти незадачливые спасатели так и сделали. Руки вверх задрали, и дрожат.
   Я представил эту картину, и усмехнулся. - Ну еще бы. Ночь, лес. Штаб уничтожен, со всех сторон пулеметы стреляют. А что, никто даже не попытался в темноте скрыться в лесу?
   - Дураков не оказалось. Ну мы этих быстренько разоружили, и занялись основными силами. Над селом пустили трофейные осветительные ракеты, и стали бить по нему из минометов. Наша трофейная батарея тоже постаралась. Так приятно было, когда немцев немецкими же снарядами лупили. Жаль только, что боеприпасов у них не так много - Сергей вздохнул.
  -- Ничего, еще раздобудем. Зато у гаубиц по четыре боекомплекта, а это девятьсот снарядов.
  -- Ну вот, мы постреляли, немцы ответили из своих минометов. А потом мы подогнали тягачи поближе, чтобы было хорошо слышно, как ревут двигатели, имитирующие танковую атаку. Ну и предложили немцем сдаваться. Они не отвечают. Мы возобновили обстрел, и теперь еще открыли огонь из пулеметов. Артиллеристы, как мы с ними и договаривались, тоже начали стрелять, как только увидели, что мы ведем огонь. И тут мы как гаркнем наше "Ура!". Лежим под деревьями, а сами кричим, как будто в атаку идем. Немцы засуетились, и стали перебегать на другую сторону села, подальше от нас. И вдруг, на той стороне тоже начинают стрелять, и громовое "Ура" раздается. Это 259-й и 386-й полки подошли. Немцы стрелять перестают, оружие бросают, достают у кого что есть белого, и этими тряпками нам машут. Ну дальше все просто. Они из села выходят, руки кверху, а мы их сюда сгоняем и связываем. Кое-кто, конечно, там остался, но наши соседи гранатами и пулеметами их добили. Так как большинство пленных уже было у нас, то мы быстро поделили добычу: всех пленных нам согнали, а соседний полк оружие собирает.
  -- И сколько их тут?
  -- Пленных здесь - Сергей указал рукой на поляну - шестьсот пятьдесят. Больше сотни раненых мы уже в тыл отправили. Убитых еще считают, но никак не меньше полусотни.
   Я прикинул, сколько людей насчитывается в наших крошечных полках и батальонах. - Да ведь нас же меньше было!
   - А то ж, - подтвердил комбат. - В 259-м полку три дня назад было всего 185 человек, а сейчас меньше, чем полторы сотни. В 386-м, правда, почти пятьсот. Они же три дня немцев на плацдарме гоняли, хотя тех было в несколько раз больше. А тут у нас силы почти равны, село окружено, деваться некуда. Да еще штабы дивизии и полка уничтожены, а в лесу урчат страшные танки.
   - Ну что же, повезло фрицам, останутся в живых.
   Теперь нам нужно было отконвоировать пленных в наш тыл. Мы отбирали по пятьдесят человек, и в сопровождении десятка бойцов вели их к переправе. За рекой немцев заводили в ближайший лесок, и оставляли там лежать на земле. Пусть отдыхают, сколько влезет.
   Сдавать их было некому, и я начал раздумывать, что делать дальше с такой оравой. В первую очередь мы выделили два десятка бойцов чтобы обслуживать импровизированный туалет. Нуждающимся немцам развязывали руки, и пускали в маленькую балочку, находящуюся под прицелом пулеметов, а после связывали руки снова, и отгоняли к остальным. Только к середине ночи прибыло несколько повозок с бойцами НКВД, и мы с удовольствием передали им самую грязную часть работы. К утру собралось уже достаточно энкавэдэшников и временно приписанных к ним тыловиков, чтобы можно было отправить пленных дальше в тыл. Наконец-то мы смогли вздохнуть с облегчением. Пусть теперь другие занимаются фрицами, а то нам даже нечем их кормить.
   Конвоиры выстраивали колонны немцев, рассматривая их во все глаза, как в зоопарке разглядывают редких животных. Пока еще наши войска не были избалованы победами, и столько пленных сразу действительно было большой редкостью. Немцы, несмотря на поражения последних дней, не выглядели подавленными. Они смотрели надменно, и явно были возмущенными несправедливостью судьбы, не давшей им участвовать дальше в победоносном походе вермахта по России.
   Вернувшись к своим позициям, я распорядился, чтобы старшина раздал бойцам сухпаек и фронтовые сто грамм, после чего позвал к себе в землянку весь сержантский состав отметить успешное завершение операции. На этот раз мне удалось пить наравне со всеми, но праздновали мы недолго. Все были очень уставшими, и веселье быстро закончилось. Подняв еще один тост за Победу, сержанты разошлись спать, оставив недопитым половину спирта.
  

Глава 4

20 сентября

  
   Обер-лейтенант с громкой фамилией Кайзер в очередной раз рассматривал разложенные на столе отчеты, написанные как его подчиненными, так и фельджандармами 9-й армии:
   В ночь на 19 сентября был полностью уничтожен личный состав гаубичного дивизиона 251-й пехотной дивизии и часть артполка 102-й пехотной дивизии, остановившихся на ночь в лесочке недалеко от линии фронта. Что удивительно, все погибшие были убиты холодным оружием. Группы полевой жандармерии 102-й и 251-я пехотных дивизий совместно обследовали место убийства, и пришли к выводу, что нужно вызвать криминалистов, чтобы уточнить обстоятельства трагедии. Так как батальон фельджандармерии, приданный 9-й армии находился далеко, то был отправлен запрос в полевую жандармерию г. Великие Луки, откуда криминалисты могли добраться по железной дороге в течении 2-3 часов. Пауль Кайзер, возглавлявший городскую жандармерию, оперативно среагировал, и отправил своих специалистов первым же поездом, который ему даже пришлось задержать на полчаса.
   Из 190 человек, заночевавших на той страшной поляне, спастись удалось только троим. Еще несколько солдат было тяжело ранено, и показания давать пока не могли.
   История конечно не ординарная, но для войны, в общем-то, обычная. Командиры проигнорировали близость линии фронта и не выставили дозорных в секретах. Шестеро часовых были расставлены очень неудачно. Кто виноват, уже не выяснить. Скорее всего, командир гаубичного дивизиона. В отличии от полевой артиллерии, работающей прямо на передовой, гаубицы всегда располагались во втором эшелоне войск. Поэтому командир дивизиона по привычке расставил часовых по тыловому варианту, за что и поплатился. Ну, а унтер-офицеры и солдаты последовали примеру своего командира, и отнеслись легкомысленно к караульной службе. У одного из часовых заболел живот, и он ушел, бросив пост. Сам солдат, правда, рассказывал, что на посту не стоял, а когда ему понадобилось в кусты, просто по привычке оделся и взял винтовку.
   - Вот дурак, - брезгливо поморщился Пауль. - Хотя бы выбросил каску и подсумки, тогда никто не усомнился бы в его словах. А так, кто же будет для похода в туалет облачаться в полное снаряжение.
   Поработав весь день, криминалисты ночью вернулись в Великие Луки, прихватив с собой всех трех свидетелей для дальнейшего допроса. Кроме незадачливого часового, еще было двое ездовых, успевших скрыться, как только услышали крики. Разумеется, они тоже стали оправдываться и объяснять, что сначала поспешили на помощь, а удрали уже потом, когда увидели, что в живых никого не осталось. Один из них действительно смог рассказать, как все происходило, и выводы криминалистов подтверждали его слова. Сняв часовых, русские так быстро перекололи всех штыками, что никто не успел убежать. Некоторые из нападавших был в форме вермахта, что и позволило им подойти достаточно близко к караульным. Рассказу ездового тем более стоило доверять, что он не бросил винтовку и не стал прятаться в лесу, как его товарищ, а побежал за подмогой в расположение своих войск.
   После целой ночи допросов, ничего нового эта троица поведать уже не могла, и обер-лейтенант распорядился увести их. Дальнейшая судьба этих солдат Кайзера не волновала, ее определит суд. Отважного солдата, возможно даже наградят, а его трусливого товарища и часового-засранца ждет расстрел или, если повезет, штрафной батальон.
   Дело можно было бы закрывать, но оставался один очень странный момент - небольшой листок бумаги, заляпанный кровью, найденный под одним из трупов. На первый взгляд все выглядело так: советский разведчик, переодетый в немецкую форму, подошел к часовому, и показал ему этот документ. Текст в нем, правда, был напечатан по-русски, но пока солдат разворачивал бумагу и доставал фонарик, его успели убить.
   Содержание документа на первый взгляд было совершенно неинтересным, обычная квитанция на оплату коммунальных услуг. Вернее, необычная. Допрос сотрудников коммунального хозяйства города показал, что бланков, похожих на этот, никогда не было. Шрифт букв также был уникальным, а на оборотной стороне размещен странный текст, не имеющий отношения к содержимому лицевой стороны. Обер-лейтенант долго изучал перевод и рассматривал красивый шрифт оригинала, и полностью утвердился во мнении, что это самая настоящая реклама. Причем выполнена она была на высоком уровне. Специалист, который ее составлял, мог бы зарабатывать большие деньги в западных странах.
   Название населенного пункта тоже удивляло - Волгоград. Такого города в Советском Союзе не было. Но если в квитанции указаны плата за лифт и горячую воду, то дом должен быть новым и многоэтажным. Следовательно, город большой, и имеет статус не ниже областного центра.
   Довершала этот набор несуразностей самая главная деталь - дата квитанции. 2011-й год.
   Зачем все это нужно, в общем-то понятно - чтобы отвлечь всю германскую разведку и контрразведку в этом районе. Новости, полученные утром, подтверждали эту версию. Русские перешли в наступление, и уничтожили штаб злополучной 102-й дивизии. Несколько батальонов сдалось в плен, а оставшиеся разрозненные части блокированы, и в настоящий момент их позиции обрабатываются артиллерией. Можно считать несомненным, что в течении суток - двух дивизию уничтожат полностью, и в линии фронта будет зиять огромная дыра, закрыть которую в ближайшее время нечем. При этой мысли Пауль поежился. В том районе проходили две железные дороги, и обе они вели прямиком в Великие Луки, где он сейчас и находился. Ничего не скажешь, удачно красные выбрали место для наступления, но сейчас надо думать не об этом.
   Была еще и другая версия, что документ подлинный. Как ни странно, но успешное наступление красных укладывалось и в эту схему. Получив из будущего информацию, а может даже и помощь, русские тут же с успехом ее использовали. Этот вариант следовало тщательно проработать.
   - Допустим все, что здесь напечатано, это правда. Какие можно сделать выводы? - рассуждал про себя Кайзер. - Если квитанция оказалась у разведчика, который легко с ней расстался, то он и был человеком из будущего. Для любого другого даже такой незначительный документ представлял бы огромную ценность, и его не стали бы оставлять на месте боя. Это первый вывод.
   Довольный собою, обер-лейтенант налил себе коньяк и, глянув на свои погоны, выпил за очередное звание, которого он в свои пятьдесят лет уже заждался.
   - Теперь, попробуем представить ситуацию в Советском Союзе будущего - продолжал он размышлять - текст русский, названия улиц остались советскими, город процветает. Значит, после победы Гитлер, как и планировал, оставил Сталину все земли за Волгой. Очевидно, Волгоград - это новая столица, заменившая Москву, которую мы скоро захватим. Некоторые локальные успехи русских, как захват Ельни, значения не имеют. - Выпитый коньяк поднял офицеру настроение, и теперь он уже перестал опасаться наступления красных. - Мудрый фюрер, конечно же, приказал этому дикарю построить новую столицу на самой границе, чтобы держать ее под контролем.
   Представ себе огромный аэродром люфтваффе в пяти минутах полета от русской столицы, Пауль усмехнулся, и снова достал из сейфа коньяк. Непередаваемый аромат и вкус благородного напитка успокаивал, и помогал обдумывать все спокойно, без негативных эмоций.
   - Под протекторатом великого Рейха Россия процветала, не опасаясь внешних врагов. Но неблагодарные русские, не сумевшие одолеть Германию в честной войне, придумали подлую хитрость. Они как-то смогли изобрести машину времени, как в романе Уэллса, но разумеется, воспользовались ею очень неумело. Попади они хотя бы на три месяца раньше, то смогли бы значительно улучшить ход войны. Вполне возможно, что машину изобрели арийцы в каком-нибудь исследовательском институте, из соображений безопасности расположенном на этой малонаселенной территории. Это вполне логично, ведь опыты могли сопровождаться разрушительными последствиями. Весь обслуживающий персонал набирался из туземцев, а техников, имеющих хоть какое-то образование, вызывали из советской столицы. Семьдесят лет мира расслабили наших потомков, и они халатно отнеслись к охране объекта, не ожидая от этих дикарей никакого подвоха. Тогда становится понятным, зачем разведчик из будущего таскал с собой эту бумажку, и почему он действовал так непрофессионально.
   Выстроенная теория была стройной и логичной. Если русский из будущего действительно существовал, то он был техником, а не кадровым военным, и его будет не трудно нейтрализовать. Если же это игры советской разведки, то нужно все хорошенько выяснить.
   Спрятав бутылку подальше, Пауль приказал вызвать к нему начальника городской полиции, и стал обдумывать план действия.
  
   Начальником полиции в Великих Луках был бывший майор Красной Армии Филипиков (* В нашей истории захвачен в плен при штурме г.Великие Луки частями Красной армии, и расстрелян 16 января 1943г.). Бывший советский командир был одним из тех людей, кто главным способом продвижения по службе считает интриги и доносы. Когда в 37-м году всем доносам стали давать ход, он удвоил свои старания, и благодаря его усилиям было арестовано или уволено из армии все командование полка, в котором он служил. Поднявшись по должностной лестнице на одну ступеньку вверх, он не успокоился, и продолжал загружать следственные органы работой. Но почему-то по службе его больше не продвигали, хотя и присвоили очередное звание майора. А потом началось страшное. Ежов оказался врагом народа, и его самого расстреляли. Аресты прекратились, а рапорты Филипикова об антисоветской деятельности его командиров особисты начали просто рвать и выбрасывать. Сослуживцы перестали его бояться и теперь смотрели на него с откровенной неприязнью, многие перестали с ним здороваться. Даже лейтенанты осмеливались не отдавать майору честь, хотя это грозило им трибуналом.
   А потом уволенные командиры стали постепенно возвращаться. Их восстанавливали в партии и назначали на прежние должности. Сначала это был, в основном, средний комсостав, но потом стали амнистировать и старших командиров, возвращавшихся из тюрем и лагерей.
   Майор попросил о переводе в другую часть, и его просьбу тут же удовлетворили. Новым местом службы оказалась формируемая 174-я дивизия. Когда Филипиков узнал, что ее командующий, комбриг Зыгин из реабилитированных, то немного перепугался. Но все обошлось, и мало того, майора назначили на великолепную должность начальника отдела тыла дивизии. Комбриг был не лишен некоторых маленьких человеческих слабостей, и любил щедро угощать своих сослуживцев. Ненормативный расход водки и продуктов, которыми заведовал майор, не только обеспечивал ему расположение начальства, но и позволял хорошо зарабатывать.
   Когда началась война, Зыгин проявил себя образцовым командиром. Немецкий генерал Гот, бывший невысокого мнения о советских командирах, отметил, что "лишь в Полоцке находится способный руководитель", имея ввиду комбрига. Даже попав в окружение, Зыгин смог вывести из него не только свои войска, но и всю армию. Он вникал во все тонкости управления войсками, всегда лично изучал обстановку на местности и очень бережно относился к бойцам. В историю вошла фраза, которую комдив сказал командиру подразделения, пожалевшему усталых солдат, и разрешившему им спать вместо того чтобы окапываться. - Запомните, дорогой, солдата не жалеть, а беречь надо.
   Было ясно, что такой отличный командующий сделает хорошую карьеру, и под его начало скоро дадут армию. В этом случае Филипикова тоже ждало повышение. И в военное время Зыгин считал своей обязанностью хорошо кормить командный состав, для чего даже держал профессионального повара, работавшего до войны в "Гранд-отеле". В общем, должность начтыла армии была не за горами.
   Но майор сделал другой выбор. Когда вермахт начал захватывать один город за другим, он убедил себя в том, что Советский Союз проиграет войну так же быстро, как и Франция. При первой же возможности Филипиков сдался в плен и стал добровольно сотрудничать с оккупантами. Сначала его назначили начальником полиции в лагере для военнопленных, где он успешно выявлял коммунистов и евреев. Способности новоиспеченного полицая не остались незамеченными, и бывшего майора перевели в Великие Луки на новую должность.
   Начальник полевой жандармерии встретил его на редкость любезно, и даже вышел навстречу:
   - Присаживайтесь, герр майор, попробуйте коньяк. Настоящий французский. Сейчас такой трудно достать. - И без переводчика можно было понять, что Кайзеру нужно что-то очень важное, раз он так распинается. Но вот, наконец, заговорили и о деле.
  -- У вас, Елизар Романович, есть честные, смышленые люди, которые готовые пойти на риск, лишь бы принести пользу своей новой родине. - Это было утверждение, а не вопрос.
  -- Да, герр офицер, у меня много таких людей.
  -- Тогда прямо сейчас приведите ко мне несколько человек. Особые требования к ним будут следующие...
  
   Через полчаса обер-лейтенант уже беседовал с первым кандидатом:
   - Вас мы хотим послать нашим агентом за линию фронта. Мы можем не опасаться, что вы добровольно перейдете к большевикам, ведь есть много свидетелей, видевших как вы заживо бросали еврейских детей в могилу.
   - Не бросал, а аккуратно клал, герр офицер - возразил полицейский. (*Подлинные слова.)
   - Это не важно, - Пауль с трудом сдерживал раздражение. Подумать только, с каким материалом ему приходится работать. Пусть среди русских и очень мало умных, но они все-таки есть. А все разумные люди должны понимать, на чьей стороне будет победа, и поскорее перебежать на сторону победителя. Так почему же тогда в полиции служат в основном одни идиоты?
   Но все-таки двух подходящих людей, бывших офицеров, отобрать удалось. Поразмыслив, начальник жандармерии решил только одного из них полностью посветить в свои планы, а второго оставить у первого на подхвате. Остальные участники операции вообще ничего не должны были знать. Их задачей являлось просто подтвердить легенды основных агентов.
  
   Командир полицейского взвода Валуев роман Уэллса тоже читал, поэтому идею перемещения во времени уловил на лету. Он сидел перед обер-лейтенантом, и внимательно выслушивал инструкции. В отличие от него, переводчица жандармерии фрау Карляйтис была потрясена. Она бледнела и держалось за столешницу, чтобы не свалиться со стула, так что беседу время от времени приходилось прерывать. Когда начальник первый раз ввел ее в курс дела, она ему тут же безоговорочно поверила, как и положено дисциплинированному подчиненному. А поверив, сразу упала в обморок. Вот и сейчас ее глаза подозрительно начинали закатываться. В очередной раз дав понюхать фрау нашатырный спирт, Кайзер продолжил:
   - Вы, Олег Семенович, человек образованный, почти инженер, и сможете убедительно рассказать о технике будущего. Кое-какие идеи я вам подскажу. Но конечно, обмануть его нам не удастся, ведь мы ничего не знаем о будущих политических событиях. Поэтому я предлагаю вот что...
   Следователь с большим стажем работы, Пауль привык мыслить логически, анализируя всевозможные факторы, и строя различные версии. То, что дело было необычным, его нисколько не смущало. В его работе часто приходилось выбирать между несколькими версиями событий, а теперь оказалось, что несколько различных вариантов мировой истории могли существовать одновременно. К этому выводу он пришел довольно легко. Если человек из будущего прибыл сюда и помог уничтожить целую дивизию, то ход истории изменился. Неважно насколько именно, но изменился. Даже если ему больше ничего сделать не удастся, а сюда оперативно пришлют войска из резерва, то все равно судьба нескольких тысяч солдат будет уже совсем другой. Кто-то погиб или попал в плен, кто-то тяжело ранен. Через семьдесят лет эти изменения коснуться уже миллионов людей. В любом случае, в 2011-м году мир будет существенно отличаться от первоначального варианта. А если там опять кто-нибудь изобретет машину времени и отправиться в прошлое, то он добавит новые изменения.
   - Разведчик из будущего должен все это понимать. Поэтому он поверит в то, что в вашем мире история пошла совсем по-другому, - подытожил Кайзер свои размышления. - Так что не бойтесь импровизировать. Связь с вами мы осуществлять не сможем, поэтому для нас крайне важно, чтобы вы вернулись. Теперь давайте проработает план внедрения, времени у нас очень мало.
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"