Калмыков Александр Владимирович
Спасатель. Книга первая. Злой город

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками Типография Новый формат: Издать свою книгу
Оценка: 5.97*33  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Трудна и опасна работа спасателей. В одиночку и без современного оборудования эти смелые люди отправляются в прошлое, где их ждет сложная работа, полная неожиданностей. Но самое труднее в их профессии, это случайно не нарушить ход истории. Оставлена только часть текста.

Спасатель

Книга первая. Злой город.

   Трудна и опасна работа спасателей. В одиночку и без современного оборудования эти смелые люди отправляются в прошлое, где их ждет сложная работа, полная неожиданностей. Но самое труднее в их профессии, это случайно не нарушить ход истории.
  
   Оставлена только часть текста.
  

Часть I

   После перехода органы чувств, потрясенные случившимся, как обычно, не действовали, и лишь через несколько секунд начали приходить в норму. Сначала заработало обоняние, и голова буквально закружилась от хвойного запаха. В двадцать первом веке такие ароматы можно найти только в самых дальних лесах, где мы проводили тренировки. А здесь, в тринадцатом веке нашей эры, чистый свежий воздух, не испорченный цивилизацией, это обычное явление.
   Вскоре включилось и зрение, позволив мне увидеть покрытые снегом деревья и затянутое тучами мрачное небо. Слух обычно возвращался последним, но его я ждать не стал и резво вскочил на ноги. Хотя перед забросом сенсоры просканировали окрестности на предмет наличия крупных живых существ, однако долго рассиживаться незачем. Убедившись, что на месте не оставил ничего из снаряжения, я направился в ту сторону, к которой был обращен лицом после заброса. Заблудиться я не боялся. Конечно, не имея компаса и не видя солнца, в лесу можно легко заплутать, но недалеко отсюда проходила дорога, ведущая прямо к цели.
   Вещей у меня немного, куда меньше, чем хотелось бы. Но, к сожалению, из экипировки в прошлое можно брать лишь то, что не является анахронизмом в данном времени. Поэтому вместо современного бронежилета на мне лишь обычная куртка из лосиной кожи с нашитыми железными пластинками, надетая на толстый шерстяной кафтан, служивший одновременно поддоспешником. В таком кафтане тепло, и удары он неплохо смягчает. Шубу я брать не стал, ограничившись лишь теплым плащом. Середина марта даже в тринадцатом веке не слишком холодная, так что гипотермия мне не грозит. Хотя сейчас температура еще держится ниже нуля, но я бы мог даже вспотеть от энергичной ходьбы, если бы не препарат, отключающий потовые железы. Его вкалывают всем спасателям, и надо заметить, это очень удобная штука. Можно не опасаться схватить воспаление легких, да и вообще чувствуешь себя намного комфортнее. Опять-таки, если вдруг по следу пойдут волки или охотничьи собаки, то им будет труднее найти меня по запаху.
   Что же касается брони, то к выбору доспехов наша Служба подходит основательно. Их для каждой конкретной миссии подбирают индивидуально, в зависимости от характера предполагаемых инцидентов. С одной стороны, маленькие чешуйки или кольчуга не сковывают движений, но плохо держат колющие удары. Ведь хотя по твердости они всего лишь соответствуют лучшим средневековым образцам, но не превосходят их ни на йоту. С другой стороны, крупные пластинки позволяют выдержать удар копья, но в такой броне труднее двигаться. Ее стараются надевать, когда возможно столкновение с тяжелой конницей, например, рыцарской. Но в этой миссии особые опасности не предвидятся, и для выхода в прошлое мне вручили нечто среднее между перечисленными выше вариантами, так сказать, на все случаи жизни.
   Главным, что у меня имелось из оружия, и, пожалуй, единственным, был меч, тоже полностью соответствующий местным образцам. Хороший, достаточно прочный и в меру гибкий, но не более того. Никаких легирующих добавок в нем, разумеется, нет, а то еще потеряю в сече или тьфу-тьфу, снимут с трупа, а ушлые археологи потом откопают удивительную находку. Правда, и в средневековье иногда попадаются исключительные образцы оружия, обладающие выдающимися характеристиками. Теоретически, копию таких шедевров мне могли бы сделать. Однако ходить с подобным сокровищем в одиночку опасно, уж очень дорого они ценятся. В лучшем случае, князек какой увидит диковинный меч с чудным узором на клинке, и купит не спрашивая. Может, конечно, и цену справедливую назначить, но спасателю от этого не легче, ведь меч утерян. Вот и приходится отправляться на задание со средненьким в общем-то клинком, да еще чуток подернутым легкой ржавчиной. На такой точно никто не позарится. Под стать ему и кинжал, выкованный отнюдь не из хромистой стали, плюс небольшой ножик для еды. В принципе, вопросами гигиены здесь никто не заморачивается, и во время трапезы дружинники кромсают мясо тем же самым ножом, которым вспарывают живот врагу или разделывают дичь. Однако, мода на кинжалы уже начала появляться, так что наличию двух ножей для разных целей никто удивляться не будет.
   На этом список оружия и заканчивался. Я, конечно, слышал, что кое-кто протаскивал в прошлое нечто посовременнее примитивного холодного оружия, но сами понимаете, если археологи найдут... В общем-то, на изумление историков мне наплевать, все-таки жизнь, которую может сохранить пистолет, дороже, да и ученые спишут находку на случайные факторы. Но вот Служба сразу поймет, кто шуровал на данном участке пространства-времени, и выявит виновника. В тюрьму, конечно, не посадят, потому что статьи "контрабанда в прошлое" в уголовном кодексе не существует. Но зато уволят без пенсии и выходного пособия, что будет весьма обидно, ведь практически всю жизнь готовился к этой работе.
   Вот так и получается, что я топаю по территории древнего княжества, полного опасностей, с самым примитивным арсеналом. Лук не беру принципиально, чтобы не позориться. Конечно, с современным блочным луком, оснащенным оптическим прицелом, можно любого Робин Гуда за пояс заткнуть, но разве ж такой анахронизм сюда протащишь. Впрочем, еще вопрос, кто кого заткнет. Ведь у спортсменов максимальная дистанция стрельбы составляет девяносто метров, а тут лучники начинают прицельную стрельбу с трехсот шагов, а это двести двадцать пять метров. Так что соревноваться с предками нашим современникам не с руки. Конечно, у молодых курсантов всегда возникает вопрос, почему будущих спасателей, специализирующихся на средневековье, так мало учат стрелять. Но после первого же семестра ответ становится очевидным. Судите сами: мы должны освоить архо-лингвистику, этнографию и историю данного периода на уровне как минимум кандидата наук. Кроме того, еще имеется уйма дисциплин, начиная с теологии, древнего права, прикладной психологии, выживания в лесу, и заканчивая фехтованием кистенем. И по каждому предмету требуется длительная практика. Одна только верховая езда в полном снаряжении по пересеченной местности чего стоит. Специально для нас пришлось возрождать это древнее искусство, ведь без него в прошлом никак. Так что спасатели умеют не только на лошади скакать, но при этом еще и чем-нибудь тяжелым размахивать, без риска свалиться от своего же богатырского замаха. А если ты тяжеловооруженный витязь, то требовать от тебя меткой стрельбы никто не будет. На Руси уже давно произошло разделение конницы на тяжелую и легкую, и если выбирать, кого изображать спасателю - полностью одоспешенного знатного воина или лучника-простолюдина, то обычно предпочтение отдают первому варианту. Бить из лука белку с тридцати шагов тут умеет каждый второй, потому что с детства тренировался. А вот на полном скаку поймать копьем подброшенную шапку сможет далеко не всякий, потому что верховая лошадь стоит как целый терем, а на обычной кляче не потренируешься. В общем, для придания себе солидности и получения веса в обществе, желательно иметь имидж витязя, а не простого охотника.
   Правда, есть маленький нюанс - перебросить в прошлое лошадку технически просто, но очень уж дорого. Для этого половина электростанций страны должны несколько дней работать только на науку. Ведь как известно, при открытии прохода в прошлое, затраты энергии пропорциональны четвертой степени размера портала.
   Надо сказать, что теорию перехода в прошлое мы, спасатели, изучаем весьма поверхностно, ограничиваясь лишь практическими аспектами. И не потому, что ленивые или нелюбопытные, таких сюда не берут, а по одной очень веской причине. Стоит углубиться в изучение теории, и становится понятно, насколько несовершенна эта наука, работающая на эмпирических правилах, для объяснения которых придуманы десятки гипотез. После этого прыгать в прошлое будет просто страшно. В общем, самое главное, что спасатели усваивали на учебе - при прыжке нужно минимизировать массу перемещаемого груза и размер канала. Если не сел на корточки, а переносишься стоя, то диаметр сферы увеличивается в два раза, объем в восемь раз, а затраты энергии в шестнадцать. Про лошадь и говорить нечего, такие затраты Служба не потянет. Так что от коня у меня остались лишь шпоры и уздечка - новая, украшенная серебряными пластинками, чтобы все видели, что человек перед ними не простой. Ну, а что лошадь и слуг потерял, так то понятно. Путешествовать по здешним дебрям, да еще во время войны, задача не из легких, и накладочки случаются.
   Под стать уздечке у меня и одежда - чуть поношенная, но достаточно нарядная. Богатство также подчеркивали серебряные пряжки и нашейная гривна. Последняя, хотя и несколько вышла из моды, но ничего экстравагантного из себя не представляла, выполняя одновременно функции и знака отличия, и заначки на черный день. Вот уже после монгольского нашествия, когда запасы серебра поистощатся, мужчины совсем перестанут носить украшения.
   О моем высоком социальном статусе свидетельствовали и остроносые сапоги с красной полосочкой, почти как у князя. Довершали снаряжение типичного древнерусского воина маленький щит, висящий на спине, и котомка с притороченным к ней шлемом. Еще имеются наручи и кольчужные рукавицы, но они лежат в мешке, чтобы не пугать прохожих. Доспех-то в любом случае приходится тащить на плечах, это же не кольчужка, которую легко свернуть и спрятать, а вот все остальное надевают только перед боем или грабежом.
  
   И вот, споро шагая по тропинке, натоптанной кабанами или местными дровосеками, я быстро добрался до прорубленной в сосновом бору просеке, ведущей в нужную сторону. По ней всю зиму действовал проторенный санный путь, так называемый зимник. Еще здесь можно ездить летом, когда земля просохнет. А вот как дорога выглядит во время распутицы, просто страшно представить. Скорее всего, в таком состоянии ее вообще никто никогда не видел, потому что не смог до нее добраться. Но сейчас, покрытая утрамбованным снегом, она пригодна и для пешего путешествия, и для езды на санях.
   Проверив направление, хотя ошибок быть не должно, я потопал к городу. Усталые мышцы раздраженно напряглись, предчувствуя дальнюю прогулку, но я не обращал внимания на их недовольство. Меня больше волновала миссия. Мне так и не дали толком сосредоточиться на ней перед отправкой, потому что сослуживцы радостно поздравляли меня с двойным юбилеем. Во-первых, это мой десятый выход в прошлое, чем могут похвастаться очень немногие спасатели. А во-вторых, так совпало, что сегодня я прыгаю ровно на восемьсот лет назад, плюс несколько дней. Правда, у нас в двадцать первом веке уже почки распускаются, а тут в 1238 году еще сугробы лежат. Но что поделаешь, глобальное потепление. Впрочем, климатология меня сейчас мало волнует, потому что я размышляю о том, сумею ли выполнить задание, да и вообще, смогу ли вернуться обратно. При средних потерях личного состава двадцать пять процентов в каждой операции, шансы на возвращение не очень-то и большие.
   К счастью, сосредоточиться на грустных рассуждениях было трудно. То и дело из кустов вспархивали птицы, нарушая ход мыслей, или дорогу перебегал заяц. Хорошо, что не взял с собой лук, уж очень сильным был соблазн подстрелить какую-нибудь дичь. Хоть и воспитанный в духе гуманизма и сбережения природы, я настолько вжился в свою роль, что поведением полностью соответствовал средневековому человеку. Однако, если увлечешься охотой, то не заметишь, как весь день пролетит. Поэтому пришлось идти дальше, мысленно пообещав птичкам вернуться к ним в будущем с луком и пострелять вволю. И подумать только, когда-то фантасты утверждали, что при любом малейшем изменении прошлого создается новая вселенная. Наступил на гусеницу - и раз, создал новый мир. Прошелся по лесу, давя насекомых, и целая гроздь вселенных заполонила пространство-время. Смешно, не правда ли? Но ведь чтобы создать килограмм вещества, нужно потратить столько энергии, сколько содержится в атомной бомбе! Что уж говорить о создании целой планеты, галактики, а тем более миллиардах галактик! Нет, на самом деле все гораздо проще. Поменять прошлое нелегко, а если это все же удалось, то никаких новых вселенных не возникнет. Просто, вернувшись обратно, ты заметишь какие-нибудь изменения. Все это давно проверено, и неоднократно. Наша Служба ставила опыты, совершая безобидные, но бросающиеся в глаза действия, вроде швыряния ботинками и тортами в известных политиков. Такие события четко фиксировались в истории, не на что особо не влияя. А вот если совершишь глобальные изменения, то обратно тебя уже никто не вернет, потому что ни Службы, ни даже страны уже не останется.
   А вот, кстати, и попутка - обычная кошевка, влекомая худенькой, отощавшей за зиму лошадкой. Пассажиры выглядят вполне мирно - из оружия только топор, вилы и маленький лук, чтобы отгонять волков. Прикинув, что с ходу они в меня ничем острым швырять не станут, я перегородил дорогу и вежливо поприветствовал местных жителей. - Здравствуйте, христиане, - только слова естественно произнес на древнерусском.
   Покосившись на незнакомца и явно прикидывая, не дать ли деру, крестьяне все же решили, что нарядный молодец, открыто шагающий по большаку, на разбойника не похож, и пригласили меня на свои розвальни. Усевшись на какие-то мешки, я оценивающе осмотрел своих попутчиков. Большие теплые тулупы, на ногах поршни или кожаные лапти, сплетенные из узеньких ремешков. Типичные деревенские жители того времени - не слишком зажиточные, но и не бедные.
   Они в свою очередь тоже беззастенчиво меня рассматривали. Порывшись в котомке, самый старший из них, полностью седой крестьянин, достал темную горбушку. Слегка посыпав ее солью, он протянул мне незатейливое лакомство. Кушать сухой зачерствевший хлеб с добавкой мякины очень не хотелось. Но суть ритуала состояла в том, что отведав добровольно предложенный хлеб с солью, я становлюсь гостем, благодарным своим хозяевам. Даже последний тать соблюдал местные обычаи, а я с виду был человеком порядочным. Поэтому пришлось с довольным видом угощение принять и запихать в рот. Довольно кивнув, старик счел процесс "накормил, напоил, в баньку сводил" завершенным, и приступил к вопросам.
   - Издалека? - Словоблудием старец явно не страдает, сразу видно, что человек ценит время. Вот бы такого лаконичного к нам в Службу.
   Лгать пожилому человеку, конечно, неудобно, но насколько издалека я прибыл, тут никому знать не полагалось, и потому пришлось беззастенчиво соврать. - Из Рославльского монастыря.
   Если продолжат спрашивать, то у меня имеется наготове неплохая легенда. Однако, поняв, что гость имеет отношение к сильным мира сего, крестьяне расспросы прекратили, и только водитель саней, видимо, сын старика, с уважением покачал головой, проронив буквально одно слово:
   - О как.
   С восхищением поглядев на мою уздечку, и видимо представив себе, какого роскошного коня я потерял, извозчик прикрикнул на свою лошаденку, заставив ее шагать вперед. После этого ехали молча, лишь изредка бросая скупые фразы, касаемые кочек и колдобоин, которые приходилось объезжать.
  
   Дорога сначала шла вдоль Жиздры, хотя слово "вдоль" здесь не очень уместно. Весело вилявшая река порой умудрялась на километровом участке выписывать пятикилометровые петли. Но вскоре ее фокусы заканчивались, потому что она впадала в Оку. Младшая сестра Волги текла неторопливо, и подобных шалостей не допускала, огибая препятствия степенно и плавно. Здесь, в верховьях, ее путь лежал пока на север, и лишь километров через тридцать Ока сворачивала к востоку.
   В месте стечки двух рек и находилась цель моего визита в прошлое - Городец. На узком мысу, зажатым справа Окой, а слева Жиздрой, высилась деревянная крепость, у подножия которой без всякого порядка были рассыпаны домишки. Этот миниатюрный городок появился совсем недавно, лет пятнадцать или двадцать назад, и история его возникновения была совершенно обычной для данной эпохи.
   Некогда единое Черниговское княжество уже давно раздробилось на множество мелких уделов. Так вышло, что княжата размножаются намного быстрее обычных людей - что смердов, что вольных кметей. За полтора столетия потомки Олега Гориславича расплодились в огромном количестве, и каждому князю подавай его дольницу - большой кусок земли с городами и селами. А где их столько взять? Хотя городов в богатом и обширном княжестве до ордынского нашествия насчитывалось немало, свыше полусотни, но ведь их не делили поровну, и первейшим князьям полагалось иметь львиную долю. Требовалось срочно возводить и заселять новые городки, однако несознательные граждане предпочитали оставаться на старом месте, не горя желанием уходить в дальние земли. Поэтому Ростислав, младший сын какого-то третьесортного удельного князька, чье имя толком и не установлено, был рад и маленькой крепостице, к которой заодно прилагались все деревушки на десятки километров вокруг.
   Кто был отцом Ростислава, пока точно не выяснено. Большинство историков считают его потомком вщижского князя Владимира Святославича, носившего почетный титул новгородского. Будучи не самым старшим из пяти сыновей Святослава Киевского, на солидный удел Владимир рассчитывать не мог. Подался он, было, править в своенравный Новгород, но демократы-новгородцы прокатили его на очередных выборах и он осел в провинциальном Вщиже. На большее князь уже не замахивался, радуясь и тому, что есть. Однако для его пяти сыновей, сонма внуков и неизвестного количества правнуков, владений уже катастрофически не хватало. От непомерного количества дармоедов княжество трещало по швам и княжат распихивали, куда только могли. Вот Ростилаву и досталась самая дальняя глушь, куда кроме него никто ехать не хотел.
   Правда, оппоненты выдвигали версию, что отцом Ростислава являлся черниговский князь Рюрик, но они так и не пришли к согласию, который именно из Рюриков - Ольгович или Ростиславич, так что эта гипотеза сомнительна.
   Как бы то ни было, но энергично взявшись за дело, новоиспеченный владетельный князь значительно расширил крепость, с расчетом на будущий рост народонаселения. Вместительный терем, двухэтажные клети, обширные погреба и закрома позволяли вместить жителей окрестных весей вместе с припасами и даже частью скота, и при этом еще оставалось место для сотни боевых коней. Оставалось только найти столько переселенцев, желающих обрести здесь новую родину.
   Впрочем, князю повезло, и люди действительно к нему потянулись. Не за какие-то особые качества Ростислава, а просто так получилось, что несчастье одних часто оборачивается удачей для других. Дело в том, что прежде великий и могущественный Киев, краса русской земли, давно уже начал терять свое значение. То, что князья чуть ли не ежегодно отбирали друг у друга стольный град, это еще полбеды, хотя военные действия не давали людям нормально работать. Но когда в двенадцатом веке коалиция из одиннадцати князей разорила Мать городов русских, ограбив церкви, поубивав и уведя в полон множество христиан, то это был первый звоночек, что Киев больше не является безопасным местом. Первый, но не последний. Прошло ровно тридцать лет и три года после разорения, киевляне уже забыли прежние недоразумения, и без задней мысли выгнали из города очередного князя, как это часто делалось в те времена. Однако князем этим оказался Рюрик Ростиславич, уже участвовавший в том "славном" походе, и помнивший, сколько богатств таит в себе столица. Он быстренько сбегал за помощью к соседям в Чернигов и, заручившись помощью Василия Чермного, старательно вычистил Киев от золота, серебра, а самое главное, от людских ресурсов. Лишь иностранным купцам было позволено сохранить жизнь и свободу в обмен на материальные ценности.
   В дальнейшем походы на город стали обыденным явлением. То Рюрик опять приходит, то рассорившийся со своим союзником Чермный, наделавший, по словам летописца "много зла русской земле". Неудивительно, что уцелевшие жители Киева и его окрестностей начали потихоньку разбредаться во все стороны в поисках более спокойного места. Некоторые добрели и до Оки, где нашли много земли, теплый прием и относительно спокойную жизнь.
   С названием юного города голову не ломали, назвав его просто "Городец". Таких в каждом княжестве насчитывается по несколько штук. Например, ближайший из тезок - Городец на Жиздре, основали еще в четвертом веке, то есть он был древнее Киева. Правда, название у него не раз менялось, и как его именовали в древности, неизвестно.
   Крепостица, доставшаяся молодому Ростиславу, ставилась для обороны от соседнего княжества, и потому ее основали на левом пологом берегу Оки, в том месте, где встретив Жиздру, река образовала маленький полуостров, вытянутый на север. На его дальней оконечности возвышался небольшой насыпной холм, окруженный шестиметровым валом. Сверху по валу проходила стена - не просто ряд бревен, а современный сруб, засыпанный землей и камнями, поверх которого клался настил. Вместо примитивного зубастого частокола, за который так легко зацепиться арканом, стену венчала двухскатная крыша, закрывавшая галерею и от непогоды и от метательных снарядов, а для стрелков были проделаны окошки. Присутствовало в крепости и еще одно новшество - согласно новейшим разработкам фортификации по углам возвышались стрельницы, служившие одновременно и наблюдательными вышками, и оборонительными башнями. Внизу, у самого рва, из земли торчали надолбы, призванные испортить жизнь нападающим, а перед ними был щедро рассыпан чеснок (* колючки), правда, деревянный, так как железо слишком дорого. Еще один вал, вдвое ниже основного, перегораживал южную часть полуострова, образуя предполье обороны.
   Селище у подножия крепости пока не успело вырасти, и в нем насчитывалось едва полсотни домишек. Правда, кроме жилых изб, еще имелось немало складов, амбаров, конюшен, хлевов, и прочих строений. Если со временем посад разрастется, то его тоже обнесут отыненным валом, и получившийся окольный город станет внешней оборонительной линией.
   Глядишь, со временем Городец пополнится людьми, население весей тоже вырастет, князь разбогатеет, начнет чеканить свою монету, соберет немалую дружину. Так думал Ростислав, надеясь на лучшее и не зная, что нашествие монголов не только докатится до его города, но и обратит в прах все его начинания. Причем "прах", увы, в самом буквальном смысле слова.
   Пока же, хотя и в ожидании войны, жизнь у крепости била ключом. На льду раскинулся и гудел довольно многочисленный торг. Вскоре снег начнет таять, реки вскроются, и связь между поселениями прервется. Никуда нельзя будет добраться ни по воде, ни посуху. Поэтому, пока еще имеется возможность торговать, идут последние ярмарки. Одни селяне сохранили лишние мешки с зерном, а у других, наоборот, не хватает даже для посева. Купцы скупают у звероловов пушнину и мороженые туши лосей. Кто-то из-за нехватки сена спешит забить лишнюю скотину, пока работает природный холодильник. Почти у всех за зиму жены и дочери успели наткать немало льняного или шерстяного полотна, излишки которого можно продать купцам с немалым прибытком.
   Подвезшие меня крестьяне отправились на торг закупать зерно для посевной, а мне предстояло проникнуть в крепость, так что мы распрощались.
  
   Проход через внешний вал не охранялся, благо что дворик за ним пока свободен от строений, и ничего ценного тут не хранилось. Сейчас тут стояло несколько запряженных саней, и среди них выделялся красивый крытый возок с вышитыми православными крестами. Похоже, информаторы не подвели, и объект находится в городе. Это радует, но вот пропустят ли меня внутрь? В единственных воротах города, как и следовало ожидать, стоял стражник. Молодой, вернее, просто юный, с еле наметившейся рыжей бородкой. Кого же еще поставят на столь нудную работу, как не салагу? Впрочем, паренек был чрезвычайно горд порученной ему миссией охраны князя. В короткой кольчуге, в блестящем шлеме, кожаных наручах, с копьем в руках и топором на поясе, он, должно быть, полагал себя великим воином. Его куда более опытный и хорошо вооруженный напарник - чернобородый ветеран, с покрытым шрамами лицом, мирно сидел на бревнышке, и казалось, дремал. Однако при моем приближении глаза у бородача чуть приоткрылись, и стало ясно, что он не спит.
   Заглянув в открытые ворота, я попробовал найти нужную мне персону. Народа было много. Все суетились, бегая туда-сюда с кулями и тюками, таская бревна, которые здесь же строгали двуручными скобелями плотники, или нося воду, зачерпнутую в глубоком колодце. Однако ни одного монаха во дворе не наблюдалось и пришлось обратиться за информацией к стражнику.
   Пожелав пареньку всяких благ со здоровьем и получив аналогичный ответ, я вежливо поинтересовался:
   - В городе ли игумен Афанасий из Зубцовского монастыря?
   Никакой тайны визит служителя церкви, естественно, не представлял, и паренек тут же выложил все сведенья. - Священноинок у князя. Вовремя ты успел, вон ему уже лошадей закладывают. Подожди у терема, он скоро выйдет. А если срочно, то можно и позвать. - Ну вот, а если бы перед ним был оборванец, а не прилично одетый кметь, то он бы и разговаривать не стал. Вот что значит, "по одежке встречают".
   Переставший притворяться спящим чернобородый разрешающе кивнул своему напарнику, и юнец посторонился, пропуская меня. Впрочем, я не торопился беспокоить князя. Без документов, подтверждающих личность и полномочия, дергать власть имущих не стоило, все равно игумен скоро сам подойдет. - Не к спеху, когда закончит сборы, тогда и поговорю с ним. Пойду пока на торг поглазею.
   - Мы скажем, что его искали, - предложил отзывчивый паренек. - Звать-то тебя как?
   - Гавриил, - спасатели обычно оставляют родные имена, но "Владипут" в это время звучит несколько необычно. В моем времени, впрочем, тоже.
   Многоопытный ветеран поинтересовался у меня более практичным вопросом. - Лошадь далеко пала?
   Вопрос отнюдь не праздный. Если я успел заколоть конягу прежде, чем он издох, то мясо пригодно в пищу. Не деликатес, конечно, но в пост даже княжьих воинов едой особо не балуют, так что дружинники и коня слопают за милую душу. Тайком, конечно. Да и шкура в любом случае лишней не будет. Но пришлось огорчить запасливого кметя. - Далече пала, два дня добирался.
  
   Чтобы избежать новых каверзных вопросов, я поспешно ретировался, отправившись, как и обещал, на торг. Посмотреть тут было на что, ярмарка сегодня удалась на славу. По последнему насту и еще крепкому речному льду сюда съехался народ с дальних окраин Черниговского княжества. Некоторые добирались за полсотни верст, если считать по прямой, а в объезд это два дня ходу как минимум. Везли все, что было нажито и добыто за зиму, спеша продать излишки натурального хозяйства до начала распутицы. Давешние попутчики, потрясая тощим кошельком, усиленно торговались за мешки с рожью. Продавец серебро брать отказывался, предчувствуя грядущие бедствия и влекомое ими повышение цен. Пришлось седобородому крестьянину отдать по бартеру беличьи шкурки, коробья солода, да еще добавить ценного конопляного полотна.
   Прочие участники стихийного рынка также расплачивались в основном вещами, умудряясь мгновенно просчитывать в уме их сравнительную стоимость. Я бы даже с компьютером сразу не сосчитал, можно ли, к примеру, отдать половину коровьей туши и меру овса за две бочки рыбы и полпуда пряжи, если учесть прогнозируемые виды на урожай и вероятность военных действий.
   Рынок привольно раскинулся на льду, охватывая город полукольцом, и, шествуя между разложенными товарами, я обошел вокруг Городца. По пути заодно рассматривал укрепления, казавшиеся мощными, но на самом деле не способные выдержать серьезного штурма. Как известно по результатам раскопок, древние строители схалтурили, применив для постройки стен не только качественный дуб, но и обычную сосну. Ох, сэкономил удельный князь, строивший сей оборонительный узел. Однако понять его можно. Хотя дубы в этой местности встречались часто, но все пригодные для стройки деревья, росшие в округе, почти полностью извели на Козельский замок. Этот город, считавшийся по своему значению вторым в княжестве, обладал огромной по местным меркам крепостью. Дело в том, что княжество Черниговское тянулось от Днепра до Дона, а на севере даже доходило до границ современной Московской области. Но столица и большая часть населения находились на юго-западе, а восточная часть, покрытая лесами, была заселена слабо и городов не имела вовсе, если не считать укрепленные селища. Для контроля над столь обширной территорией и был основан Козельск, ставший своеобразной второй столицей черниговщины. Княжить в нем обычно сажали старшего сына черниговского правителя. До постройки Городца Козельск оставался самым дальним городом княжества, и являлся ключевым центром оборонительной системы этого края. Хотя население города было небольшим, но его детинец, достигавший почти километра в длину, не уступал по размеру черниговскому. Учитывая, что стоял он на высоком холме, прикрытым с трех сторон рекой, а с четвертой каналом, крепость можно было бы назвать неприступной, будь она каменной.
   Естественно, на строительство и периодическую модернизацию таких огромных стен требовалось очень много бревен, а годилось для этого далеко не всякое дерево. Требовалось прямое, высокое и достаточно толстое. А дуб это не пирамидальный тополь. Пока он бревном станет, у людей пройдет несколько поколений. Вот и оказался Ростислав перед дилеммой. Доставлять подходящие бревна по воде с низовых земель слишком дорого, княжеская зарплата подобной роскоши не позволяет. Волочь полутонное бревно посуху за десяток верст через густые заросли - никаких лошадиных сил не хватит. Конечно, крестьяне могут дотащить что угодно и куда угодно, но кто же тогда вместо них будет землю пахать? Князь все-таки не фараон. Он должен помнить, что смерды с гриднями помимо строительной, несут еще и кучу других обязанностей.
   Поэтому, утешив себя тем соображением, что пропитанная смолой древесина хвойных пород меньше подвержена гниению, князь довольствовался эрзацем в виде сосен. Другого выхода все равно не было.
   Правда, километрах в пяти отсюда дубовая роща еще осталась, но ее местные жители берегли. Хоть открыто об этом не говорилось, но там, под зелеными великанами до сих пор приносились жертвы древним богам. Хотя прошло уже больше века с тех пор, как в здешних краях убивали миссионеров (* в 1113г.), но язычество лишь затаилось. Даже в "Слове о полку Игореве", не стесняясь, называли руссов Стрибожьими внуками. На местных горшках, украшениях и прочих изделиях, по-прежнему изображались древние обряды, тайком празднуемые не только в тринадцатом, но и в четырнадцатом веке, хотя смысл их потихоньку забывался. Конечно, по закону за моление в роще полагалось наказание, но это в стольном граде. А здесь, среди диких лесов и свободных людей, посадники с князьями старались не придираться по мелочам к своим подданным. Впрочем, что говорить о простолюдинах, если, к примеру, сами великие князья до сих пор пользовались не своими христианскими именами, а языческими. Например, нынешний великий князь Ярослав Всеволодович - сын Всеволода Большое Гнездо и отец Невского. Кто, кроме историков, знает, какое имя он и его отец получили в крещении? Лишь после татарского нашествия, когда понадобилось сплотить общество, с пережитками язычества стали бороться всерьез.
   К тому же, в глухом зажиздренском бору, который и поныне, в двадцать первом веке, тянется на десятки километров, еще имеется пещера со светящимся мхом, в которую раньше ходили на поклонение восторженные язычники, а теперь заглядывают любопытные туристы. Такой лес священен вдвойне. Здесь правят волхвы, и нужно иметь очень вескую причину, чтобы идти с ними на конфликт. Так что, пока население исправно платит налоги, дубопоклонников никто не трогает.
   Вот так и получилось, что неблагоприятное стечение обстоятельств лишило Ростислава качественных стройматериалов, хотя, казалось бы, источников сырья вокруг имелось достаточно.
   Рассуждая на тему выбора бревен для крепостицы, я пожалел, что не обучен различать породы древесины. Нет, конечно, когда дерево стоит с листьями и иголками, я не только дуб с сосной, но даже и вяз с осиной смогу отличить. А вот когда они уже ошкуренные, то для меня все на одно лицо.
  
   Видать, проблема качественного строительства укреплений волновала не только меня, потому что кто-то за моей спиной выдал экспертное заключение. - На углу бревна уже старые, подгнили совсем. А в этой стене вообще сосновые положили.
   Эх, хорошо местным жителям, они с измальства в древесине разбираются, подумал я с завистью, но тут меня что-то толкнуло. А говорит-то эксперт не по-русски, а на заднепровском диалекте половецкого языка. Обернувшись, я, как и ожидал, увидел роскосые скуластые лица. Половцы, они же куманы и кипчаки. И какой горе-ученый придумал, что слово "половцы" означает рыжий, если по изученным погребениям достоверно известно, что куманы относятся к азиатскому антропологическому типу.
   Окинув взором знатоков растительного мира, я убедился, что догадка оказалась верной. Так и есть, половецкие купцы. Наметанным глазом я мгновенно подсчитал количество гостей и их транспортных средств: Три человека, двое саней, несколько лошадей. Естественно, все люди вооружены, чай, не на прогулку по бульвару вышли.
   Ну что же, замечательно, что встретил иностранных торговцев. Поспрашиваю путешественников, небось, какие новости узнаю. Неспешно, прогулочным шагом я подошел к ним и оценил ассортимент товаров. Помимо стандартного набора мехов, разложенных на санях, еще предлагалось несколько новгородских поделок - сапоги, украшения, отполированные до блеска мечи и даже узкий кинжал, похожий на мой. Не иначе, с севера приехали, спасаясь от нашествия. Сейчас Батый как раз к Новгороду прет.
   - Что-то маловато у вас товаров, - искусно завел я разговор издалека, намереваясь повыспрашивать о происходящем в мире.
   - Распродали все, - объяснил купец. Говор у него чистый, наверно, не первую зиму он ездит на Русь.
   - А где торговали?
   - В Новом Торге. Там и новгородских купцов много, и прочих гостей. У них византийские товары ценятся, так что мы всё сбыли с выгодой, и новгородские взяли. А на исходе зимы, пока снег лежит, домой отправились.
   - Долго ехали?
   - Три седьмицы добирались. А новогородские товары по пути почти все распродали. Вот, только остатки довезли.
   - Три недели, говорите?
   Купец, до того разговаривавший спокойно, чего-то разволновался и весь напрягся. Ноги прямые, взгляд исподлобья, кулаки сжаты, как будто собирается с кем-то драться. Неужели я чем-то его оскорбил, или он сборщика налогов увидел? Все это я отметил машинально, пока прикидывал возможный маршрут половцев и пытаясь определить, где он мог проезжать.
   - Странно, Торжок сожгли на святого Конона (* 5 марта), а до того две недели штурмовали. Это получается, получается... - Задумавшись о датах и запутанной системе средневековых календарей, я машинально отпрянул назад, потому что перед глазами промелькнуло что-то блестящее. На мгновенье я увидел свои изумленные глаза, отраженные в клинке, и уже потом понял, что это было. Меч. Не сабля, а прямой харалужный меч новогородской работы с заостренным острием. Таким можно проткнуть мой доспех вместе со стеганкой, которой, впрочем, у меня и нет. Но какой, однако, шустрый кипчак. Ведь только что меч лежал на импровизированной витрине, а теперь им усердно тыкают мне прямо в лицо. Ведь так и поранить можно.
   Второй половец вместо того, чтобы утихомирить товарища, достал саблю. И тоже мгновенно - только что стоял с равнодушным видом, оружие дремлет за спиной в ножнах, а через миг уже крутит финты перед моим лицом. Спасли только доведенные до автоматизма рефлексы и то, что противники стояли в закутке между санями, мешая друг другу.
   Третий, у которого, кроме ножа на поясе ничего не было, попробовал проскочить мимо меня, но не учел навыков, вбитых в спасателя настойчивыми тренерами. Даже не глядя в его сторону, я машинально сделал подсечку, правда, не совсем удачно. Степняк успешно перескочил через мою ногу, однако, тут же споткнулся об оглоблю, так и не дотянувшись до телеги, где лежал сагайдак. Подняться он не успел. Отпрянув назад, я пнул пяткой по голове незадачливого прыгуна и с чистой совестью сосредоточился на схватке.
   Жаль, что бронированные перчатки остались лежать невостребованными в котомке, с ними было бы гораздо проще парировать удары. Или можно, к примеру, перехватить лезвие своего меча и, отбив вражескую саблю, ударить рукоятью в лицо. Вот ведь коварные враги, не дали мне времени подготовиться. В честном поединке, надев заблаговременно все свои доспехи, я мог бы спокойно справиться с куманами. Но, увы, ни перчаток, ни наручей мне не достать. Шлем надевать тоже некогда, и даже щит остался висеть за спиной. Перекинуть его вперед - секундное дело при наличии навыка. Навык у меня имелся, а вот секунды не было, потому что противостояли мне настоящие мастера. Я бы оценил мечника на второй разряд, да и саблист от него почти не отставал. Вот только школа у них была несколько странная. Почти никаких уходов, приседаний, отскакиваний. Видно, что степняки привыкли к конному бою. Что еще хуже, ни малейших признаков согласованности между напарниками не наблюдалось. Они махали своими железками, глядя только на меня, то и дело толкаясь локтями. По доспехам у нас наблюдался явный паритет. Под одеждой куманов позвякивали кольчуги, но головы, предплечья и кисти рук железом прикрыты не были.
   Биться без щита сразу с двумя сильными противниками очень трудно, но я все-таки с пяти лет занимаюсь фехтованием, да и асинхронность действий нападающих не позволяла им реализовать преимущество.
   Наконец, один из купцов догадался перебросить саблю в левую руку, и дело у половцев пошло на лад. Еще немного, и они сумели бы прорваться мимо меня и, вскочив на коней, сбежать прочь от города. Только сейчас я сообразил, что не позвал на помощь, а степняки бились молча, не привлекая к себе внимания. Однако добрые люди, ставшие свидетелями стычки, вовремя позвали стражей порядка. От ворот уже бежали давешние дружинники, оглушительно крича на ходу грозный боевой клич "Уроем!" Каких только версий не было о заимствовании слова "ура". Но если оно использовалось и англичанами, и немцами, и монголами, то как же мы могли заимствовать его одновременно у всех?
   Воодушевленный подходящим подкреплением и пользуясь тем, что шпионы бросали тревожные взгляды мне за спину, я решился провести атаку. Отскочив вправо, быстро отвел кинжалом саблю и почти без размаху ударил сбоку, целясь по горлу. Лжекупец все же успел среагировать, и пригнулся, так что кончик меча попал в голову, прямо по меховой опушке кожаной шапки. Однако головной убор не смог спасти своего владельца и, выронив оружие, он без звука повалился на снег.
   Теперь уже можно потягаться один на один с мечником. Скрестив клинки, ощутимо прогнувшиеся, я секунду удерживал его меч и за это время изловчился пырнуть противника ножом в живот. Толстая дубленка и кольчуга спасли рыцаря плаща и кинжала от смерти, но эффект был такой же, как если ткнуть палкой в солнечное сплетение. В общем, когда стражники подбежали, причем, грузный бородач с тяжелым щитом умудрился не отстать от мальчишки, трое купцов дружно лежали на земле в разнообразнейших позах и тихо постанывали.
   Только сейчас я почувствовал страх, и это хорошо. Совсем не бояться - значит, быть глупым, а бояться во время схватки очень опасно. Впрочем, теперь мне следует опасаться не острой сабли, а руки закона. Возможно, в другое время и при других обстоятельствах меня затаскали бы по судам, но тут к счастью, все ясно, как день - благородный витязь подвергся нападению злобные шпионов и дал им достойный отпор.
   Перехватывая инициативу, я сразу отдал "ценные" указания с таким видом, будто имею на это право.
   - Вяжите лазутчиков и тащите к князю. Только держите порознь, чтобы не договорились, о чем врать.
   Дружинники, не опуская копий, начали поднимать половцев, причем, отнюдь не ласковыми уговорами. Двое сразу же послушались и встали на ноги. Хотя они сильно страдали от ушибов, но получать удары древком и покалывания по мягким местам, усугубляя страдания, им не хотелось. Третий же, мастер сабельного боя, остался лежать ничком там, где принял свой последний бой.
   - Преставился, - радостно сообщил рыжий дружинник, явно воспитанный не на принципах человеколюбия и гуманности, и потому не испытывавший к шпиону не малейшего сочувствия.
   У погибшего, пропустившего удар в голову, крови почти не было, лишь небольшое пятно на виске. Не повезло ему, подставил под удар самую уязвимую часть головы. Височная кость тонкая, как картон. Небольшого тычка достаточно, чтобы ее проломить. Ну и ладно, у нас еще два языка есть.
   Сопровождая стражников, волокущих пленников, я едва не пел от восторга. Да и запел бы вслух, вот только на Высоцкого в тринадцатом веке могут среагировать не совсем адекватно. Отбрехивайся потом, что это за "Яков истребитель" и где находится обитель со странным названием "Небо". Да ничего, и без песен обойдусь. Главное, у меня есть повод наведаться к местному властителю и втереться к нему в доверие. А там с его помощью и игумена обадить будет намного легче. Вот и замечательно, кто ищет, тот всегда найдет.
   Осматривать внутренний двор крепости времени не было, и оставив экскурсию на потом, я лишь бросил взгляд в сторону церквушки, маленькой, но добротно построенной, с обитой свинцом крышей. Но из нее никто не выходил, и я поспешил в княжеский терем.
   До секретарей в приемной еще не додумались, и князь, заинтригованный необычной процессией, принял нас сразу. Хотя у него шло какое-то совещание с ближайшими помощниками, но все сразу стихли. Ростислав ждал, пока ему объяснят случившееся, а подручные, соблюдая субординацию, не проронили ни слова.
   - Лазутчиков схватили, - доложил бородатый витязь, держа кумана так крепко, что тот не мог трепыхнуться. - Вот этот боярин Гавриил словил - честно добавил страж ворот, кивнув в мою сторону. Правильно, скромность украшает, а его светлость князь Ростислав мог процесс задержания шпионов в окошко лицезреть. А что я уже боярин, это хорошо, больше доверия будет.
   Недоуменный взгляд князя, как бы вопрошавшего, чего степнякам понадобилось здесь вынюхивать, остановился на мне. Сдернув подшлемник и торопливо поклонившись, я пояснил.
   - Половцы это, на службе татар. А что одного до смерти забил, так прости, государь, силы не рассчитал. Я же его по шапке легонько ударил, а он возьми и окочурься.
   Князя летальный исход стычки с заграничным гостем ничуть не огорчил и избитый вид выживших куманов сострадания не вызвал. Вместо выражения соболезнования он кивнул своей челяди в сторону печки, причем, вовсе не намекая, что гостей пора кормить обедом. Гридни поняли верно, и побежали нагревать разные инструменты, от шила до огромных щипцов. А вот это зря. Под пыткой человек может рассказать все что угодно, а нам надо узнать не все, а лишь то, что было на самом деле. Придется устроить местным следакам мастер-класс допроса.
   Между тем благодарный правитель уже достал маленький шестигранный брусок черниговской гривны и с важным видом протянул мне. В серебре я не нуждался, и так пара кило драгметалла в котомке лежит, и все это добро перед уходом придется выбросить. Стоимость перемещения груза во времени такая, что даже золото возить в будущее нерентабельно. Но князюшко этого знать не мог, так что, поклонившись до земли, я принял награду с таким видом, как будто президент вручил мне звезду героя. Да-да, именно по этой причине, если спасателям приходится вручать ордена, прямой трансляции из президентского дворца никогда не бывает. Только в записи, и зачастую после десятого дубля. Иначе церемония буханья на колени и обнимания президентских туфель произведет немыслимый фурор в мире. Никто же не знает, чем мы занимаемся на самом деле и откуда такие странные манеры.
   - Война на носу, - скуповато вздохнул кто-то за спиной князя, - надобно сберегать добро, а не раздавать всем встречным.
   - Дондеже тебе повторять? - огрызнулся Ростислав на подчиненного. - Сказано же в напутствии: "Всего же более чтите гостя, и знаменитого, и простого". Еще тиун будет со своим князем спорить.
   Пользуясь моментом, я тут же без спроса влез с предложением. - Дозволь княже, расспросить чужеземцев. Только их поврозь надо допрашивать.
   Слава Времени, допрос производился без излишних формальностей. Никаких адвокатов, протоколов, зачитывания прав, вежливого обращения. Только упрощенная процедура, экономящая время. Подозреваемого поставили на колени, а я присел перед ним на лавку, задумчиво вперив взгляд прямо в очи. Наконец-то мне представился случай применить на практике все тонкости сыскного дела, так долго изучаемые на спецкурсах.
   Помня, что нельзя давать допрашиваемому времени опомниться, я сразу же огорошил его своим всезнайством.
   - Тебя прислал Кадан или сам Субетай. Мы знаем, что монги, они же таурмени, взяли Новый Торг, но после понесенных потерь испугались идти к Новгороду и теперь возвращаются в степи. Движутся татары не кучно, а идут, рассыпавшись облавой, добывая зерно для лошадей. Место соединения отрядов с основным войском хан Бату назначил у Козельска. - Формально, Батый, конечно, еще не хан, но его все чаще именовали именно так. - Значит, некоторые отряды пройдут по Оке и выйдут к Городцу. Вас загодя послали вперед разведать укрепления. Верно излагаю?
   Половец моей тирадой заинтересовался, но комментировать вышеизложенные догадки не торопился. Что же он, дурак, что ли, сразу всю подноготную выкладывать, кода пытки еще даже не начались? Ростислав тоже был весьма заинтригован, но не перебивал, позволяя довести дело до конца.
   С нарочито равнодушным видом, как будто мне не впервой пытать и мучить разумное существо, я достал кинжал и поднес к лицу обвиняемого. Обычно подобный подход быстро смягчает непреклонную позицию подследственного.
   - Время нам дорого, так что калить щипцы не будем. Просто выбери, что тебе сначала сделать - глаз выколоть или вот это, пониже пояса, отрезать.
   Князь, то ли проникнутый христианскими добродетелями, то ли решив подыграть в древнюю игру про злого и доброго следователя, неодобрительно покачал головой. - Не по-людски это, боярин. Руки можно калечить, из туловища куски выдирать, но не очи выкалывать, и тем более, не соромно пытать.
   Из деликатности я не стал напоминать, сколько князей, захваченных в плен во время усобиц, было лишено драгоценного зрения своими венценосными родственниками.
   Впрочем, в данном случае до очевыкалывания дело вряд ли дойдет. По уверениям психологов, подобные угрозы, произнесенные в соответствующей обстановке и в отсутствии правозащитников, не могли не подействовать. Ну, а даже если не подействуют... Зная, что все обитатели города вскоре погибнут, ни малейшей жалости к наушникам у меня в душе не шевельнулось. Коллеги по следствию о своей будущей ужасной судьбе еще точно не знали, но участь захваченных монголами городов секрета не представляла. Так что на всех без исключения лицах читалось явное одобрение незаконных методов допроса. Ну, разве что чело князя омрачало маленькое сомнение, но я поспешил его успокоить.
   - Весь грех на себя беру.
   Аргумент подействовал, но подумав, Ростислав выдвинул новый довод.
   - Так если ему, к примеру, глаз выбить, то он не сразу говорить сможет от боли.
   - Ничего, княже, у нас их двое. Пока первый оклемается, побеседуем со вторым. Глядишь, тот все и выложит, глядючи на этого калеку.
   Перепалка подействовала на шпиона отрезвляюще, и потенциальный инвалид робко поинтересовался, что ему перепадет в случае добросовестного сотрудничества. Хотя с перепугу куман заговорил на родном языке, но князь и часть присутствующих поняли его прекрасно.
   - Пытать тебя не будут, собака, - зарычал высокий богатырь, по всей видимости, командир охраны, - и вместо петли умрешь от железа.
   - Погоди, Микула, - остановил князь ретивого боярина. - Слово даю, отпущу живым. - Подумав еще немного, Ростислав великодушно добавил, - и некалечным.
   Слово, да еще княжье, в этом мире стоило многого. И пусть князья не раз нарушали клятвы, даже данные на святых реликвиях, но делали это исключительно ради высокой цели. Земли, к примеру, оттяпать у соседей, городишко какой к рукам прибрать. Это все понятно, хотя и непростительно. Но вот губить свою душу из-за какого-то иностранца православный правитель не станет. Поэтому куман сразу проникся доверием к благородному слову и бухнувшись на колени, затараторил без передышки.
   - От Неренска вверх по Оке Бяслаг идет с двумя сотнями. Налегке.
   Князь довольно улыбнулся, сочтя опасность невеликой, но шпион продолжал.
   - А за ним Очирбат ведет полтысячи и обоз. И еще с ним пороки. - Пороки, то есть, зловредные осадные орудия, а точнее, только основные детали и механизмы от них, это серьезно. Монголы походя штурмовали сильные крепости, а большие города брали за несколько дней. В лучшем случае нападающие потратят один день на сооружение осадных приспособлений, а потом захватят Городец за считанные часы.
   У всех на языке вертелся один вопрос, и мы вместе с князем и нетерпеливым Микулой спросили одновременно. - Когда?
   - Дорога разведана, да и проводников набрали, кони накормлены, так что послезавтра будут здесь. Нам поручили узнать, сколько воинов в крепости и где стены подгнили.
   Упоминание о стенах затронуло больную мозоль князя, отчего он недовольно скривился. Отправив в поруб первого разведчика, быстро допросили второго, предупредив, что его товарищ раскололся и предложив добровольное сотрудничество. Проявив мудрость, куман выложил всю правду, повторив ранее сказанное, и лишь уточнив, что подразделение Очирбата формально называется тысячей, но оно уже ополовинено в боях.
   Объяснив горе-шпионам, что Бяслаг неласково встретит разведчиков, вернувшихся "похлопывая себя руками по карманам", Ростислав отправил куманов в подвал переждать нашествие, для их же блага, конечно.
  
   Впечатленный моими премудростями, князь решил посоветоваться со мной, надеясь что свежий взгляд со стороны хоть как-то поможет в решении проблемы.
   - Гавша, как мыслишь. Кремник на холме, может, устоит?
   Врать мне было незачем, и я начал резать правду-матку.
   - Нет, княже, татары и каменные города брали. Сам знаешь, что они в низовских землях и залеской окраине все пожгли. Городец за день возьмут.
   Венценосный собеседник все это сам понимал, и понурившись, процитировал древнего автора. - "Невеселое время настало, уже степь силу русскую одолела".
   Отважный Микула, не желавший заранее мириться с поражением, был более оптимистичен. - Может, татары просто в осаду станут? - предположил он. - Припасов, снеди разной, у нас до осени хватит, если пиры не устраивать.
   И хотя в глазах князя теплилась крошечная искорка надежды, я с ходу отмел данное предположение. - До осени они ждать не станут. Если Очирбат сотоварищи не возьмут город сходу, то подождут подкрепление, а оно рано или поздно придет. Впрочем, это не понадобится. Стены у тебя низкие, бревна так себе. Дубовые подгнили, а сосновые непрочные.
   Не услышав ничего утешительного, Ростислав махнул рукой, отпуская меня восвояси. Плохо быть черным вестником, люди никакой благодарности не испытывают, слыша горькую правду. Ну и ладно, пойду к игуменскому возку, чтобы не упустить свой объект поиска.
   У возов уже топталась небольшая стайка мирян. Они нерешительно переговаривались между собой, не зная, что делать.
   - Не едем, что ли?
   - Нет, распрягай.
   - Погоди распрягать, вон игумен идет.
   Ага, вот я и дождался зубцовского настоятеля, и идет он прямо ко мне. Высокий, седой, но, несмотря на возраст, прямой как тополь, старец в черном клобуке. Судя по твердому, оценивающему взгляду, это и есть искомый игумен. Фотографий его, конечно, не сохранилось, но вроде другого иерарха столь высокого сана в захолустном городке быть не должно. Все это пронеслось в голове, пока поспешно сдернув шапку, я подмел ею снег. - Благослови, отче.
   Благословив меня, старец, к которому я так стремился через бездну веков, без лишних околотов приступил к делу. Говорил он кратко, без византийских витиеватостей.
   - Откуда?
   - Из Рославльского монастыря.
   - Грамотку давай.
   Пошарив за пазухой, я деланно округлил глаза, пошарил сильнее, залез в котомку и с виноватым видом развел руками. - В переметной суме видать оставил, когда лошадь пала.
   - Дурень, - расстроено вздохнул игумен.
   Ну извиняйте, не смогли наши спецы письмо состряпать, несмотря на все свои цифровые и буквенные технологии. Да и как подделать почерк рославльского игумена, если у нас образцов нет? В этом-то и проблема. Да и вообще, по этому монастырю никаких сведений не сохранилось, кроме того, что монголы сожгли его во время нашествия, и возродится он только через сотни лет.
   Но пока все шло по плану. В грех гнева игумен не впадал, и посохом об пол не стучал. Видать, решил, что с неграмотного солдафона спрос невелик. - Что Иннокентий писал-то? - ровным голосом, не проявляя неудовольствия, вопросил старец.
   - Летопись просят.
   - Вернем. - Всего лишь одно скупо брошенное слово, и мне пришлось затаить дыхание и сжать волю в кулак, чтобы не завопить от радости. Миссия выполнена, и древняя летопись спасена для человечества! - А что в обители происходит? - как бы невзначай, но с неприкрытым интересом поинтересовался Афанасий.
   - Готовят монастырь к обороне. Запасы свозят, ратных людей созывают, стрелы делают, посад разбирают.
   - Здоровье как у игумена? - плавно перевел разговор в нужное русло мой собеседник.
   Понятия не имею как, и вряд ли вообще узнаю, разве что прочитав летопись. Но легенду тщательно проработали, и к каверзным вопросам меня более-менее подготовили, так что ответил я без запинки. - Сам его не видел, он ко мне не выходил. - Ну действительно, мало ли чем там человек занят. Ему же надо службы служить, наставления давать, хозяйство вести. Обороной руководить опять-таки его забота, хотя образование и не профильное.
   - Значит так и недужит, - задумчиво протянул игумен. - А про то, кто следующим иерархом станет, не ведаешь?
   Да он что, решил, что я доверенный боярин при монастыре? Или полагает, что монахи при посторонних могут языками трепать и свои секреты выбалтывать? Все это я вслух не говорил, и лишь бодро отчеканил заранее заготовленную фразу. - При мне таких разговоров не велось, а сам я, понятно, не спрашивал. Да мне даже переночевать там не довелось. Привез грамоту с поминками от князя, - лишь бы игумен не спросил, от какого именно, - и монастырские попросили меня в Городец съездить. Спешил, коня вот загнал.
   - Растяпа, - добродушно констатировал игумен. - Обратно так не спеши, а то не довезешь.
   Да пусть хоть матом кроет, хотя Афанасий священнослужителем был праведным, и непотребных слов от него не услышишь. Конечно, следует сделать скидку на то, что категория бранных слов вообще и недопустимых в приличном обществе в частности, за восемь столетий несколько изменилась. Но это неважно. Задача - заставить отнюдь не глупого и далеко не наивного человека, облеченного властью, отдать ценный документ первому встречному, выполнена успешно.
   Тяжело вздохнув, Афанасий кивнул мне, чтобы я следовал за ним, и направился в княжьи хоромы.
  
   Для чего Ростислав просил привезти ему летопись, можно только гадать, но явно не для написания научной работы. Очевидно, что он просто решил найти подтверждение своих прав на здешнюю землю.
   Надо заметить, что самый дальний, северо-восточный угол Черниговского княжества заселен слабо. Городов за Козельском уже не было, зато эта огромная лесная территория граничила сразу с тремя соседними княжествами. Доселе на нее никто не претендовал, по причине немногочисленности потенциальных данников. Тут сбор налогов обойдется дороже собранного, вот сюда никто из власть имущих и не рвался. Но после появления новых сел, никому прежде не нужная глухомань вдруг стала всем дорога, как родная. Поэтому князья озаботились проблемой точной демаркации границ, и в первую очередь это волновало смолян. Естественно, в те времена, как и сейчас, над всеми законами превалировало кулачное право. Законные притязания обязательно должны подкрепляться силой оружия, или они ничего не стоили. Но лет пять назад в смоленщине уже отгремела война, перед этим прошел мор, литовцы опять зашевелились, да и нынешнее монгольское нашествие не располагало к бряцанью оружием. Вот и решили князья вместо отправки рати пошарить по архивам в поисках доказательств, а в качестве третейского судьи пригласили всеми уважаемого зубцовского игумена. Летопись же попросили в Рославльской обители - новой, но старательно составлявшей списки всех событий, касавшихся черниговско-смоленских отношений. Рославльский монастырь обладал большим скрипторием, в котором доброписцы не только тщательно вели погодные записи, но и составили подробный свод, собирая сведенья из разных источников. С этой книгой Афанасий сначала побывал в Козельске, а потом заглянул в Городец, дав княжьим "хытрецам", т.е. грамотным людям, переписать нужные места, давая основания в тяжбе с соседями.
   Теперь летопись уже была не нужна, и ее с готовностью вернули владельцам в моем лице. Завидев сокровище, я едва не грохнулся в обморок, и руки сами открыли доску, заменявшую обложку. Ого, да тут описаны события с начала одиннадцатого века. Быстро пробежав глазами страницу, я бережно, за уголки перевернул желтоватый кожаный лист, пахнущий запахом древних времен. Лишь на третьей странице вспомнил, что я всего лишь курьер, коему надлежит доставить груз из пункта А в пункт Б, и, смущаясь, все так же бережно закрыл книгу. Однако игумен не осерчал и даже улыбнулся. Видать, здешние бояре, кроме деловой переписки, почти ничего и не читают. Небрежно смахнув со стола шахматы, он поудобнее положил фолиант и раскрыл его на том месте, где я остановился.
   - Любишь книги?
   - Так и есть, отче. Нет на свете дороже сокровищ, чем знания, а летопись повествует о том, что было, открывая нам старинные тайны.
   Узрев во мне товарища по тяге к истории, игумен оттаял, и заговорил доверительно, даже по-дружески.
   - Знаешь, Гавриил, я тоже не мог оторваться от летописи, когда взял ее в руки. И вроде бы в разных сводах об одном и том же пишут, но все по-своему. Как искренне черниговские летописцы восхваляют Олега, которого у нас иначе, чем Гориславичем, и не зовут.
   Это верно, для соседей основатель династии черниговских князей олицетворял само зло в чистом виде. Отчасти они правы. Князь, приводящий кочевников на свою родную землю, симпатий не заслуживает. Но с другой стороны, Владимир Мономах поступал точно также. Ему было бы неудобно рассказывать, как он сжег Минск руками половцев. Святополк же, другой соперник Олега, по свидетельству современников был жаден, туп и спесив. Олега же народ любил, да и полководец он неплохой. К тому же Гориславич старался проводить политику мирного сосуществования с половцами, и его наследники традиционно поддерживали дружбу с кочевниками.
   - Отче, а о приключениях Олега в Византии тебе, - как же неудобно старому человеку тыкать, но так здесь принято, - приходилось читать?
   В красках и в лицах я изобразил, как в Константинополе непоседливый князь устроил среди славянских наемников грандиозную пьянку, после которой буйные русичи ворвались к императору, изрубив мебель. В самого же Никифора Третьего они, показывая свою удаль, метали стрелы, пришпиливая красное императорское одеяние к стене. Басилевс шутку почему-то не оценил, и мастерство стрелков его в восторг не привело, так что Олег отправился продолжать бессрочную службу на Родос. Видимо, император здраво рассудил, что ежели неугомонный князь что-нибудь еще учинит, то разрушения ограничатся одним островом.
   На Родосе Олег не скучал и быстро соблазнил дочку местного патриция, на которой, впрочем, пришлось жениться. Византийцы долго терпели Олеговы выходки, но новый император плюнул на все договоренности с киевским князем и сплавил пленника обратно в Тмутаракань. Правда, этот город уже заняли другие князьки, которые, собрав дружину, вознамерились выбросить бывшего градоначальника в море, откуда он приплыл. Однако не на того они напали. Горожане поддержали любимого правителя, а собравшись с силами, Олег вскоре смог осадить и Чернигов. Правивший там Мономах посидел недельку в осаде, пока его вдруг не осенило, что все конфликты следует решать мирным путем, и что у Святославича действительно есть права на город. Озарение его, впрочем, продолжалось ровно до того момента, как он собрал войска, и после этого весь пацифизм знаменитого князя мгновенно улетучился.
   Игумен с интересом слушал мои истории, и также рассказал кое-что занимательное, почерпнутое из древних сводов. Мы еще долго обсуждали аспекты сравнительной историографии, пока монастырские служители почтительно, но прозрачно не напомнили о времени. Развернув миниатюрный складень, отец Афанасий начал готовиться к вечерней молитве, а я отправился искать ночлег.
   Пробравшись в молодечную, я нашел свободную лавку и, стянув, наконец, доспехи, завалился отдыхать, укрывшись плащом. Несмотря на поздний час, народ спать не спешил, и свет по местным меркам горел ярко, так что даже читать можно. Все были чем-то заняты. Кто гладил кафтан сковородкой, наполненной углями, кто чистил доспехи и ставил у печки сушиться. Насаживали наконечники копий, точили топоры, чинили оперения стрел. Оставшиеся не у дел обсуждали возможные последствия поимки лазутчиков, или просто что-то жевали. Мне тоже сунули кусок хлеба с мясом и еще один ломоть с теплой кашей. Отдельных тарелок не было, но оно и к лучшему. При отсутствии моющих средств и большого количества горячей воды, чистота посуды была бы сомнительной. Прожевав бутерброды, я закрыл глаза и задремал, сжимая в руках котомку с книгой.
   До самого утра кто-то постоянно ходил, звенел и вполголоса переругивался, не давая мне выспаться. Ну да ладно, завтра отправлюсь на прежнюю поляну в лесу, активирую передатчик, сяду на пенек и вернусь домой. В крайнем случае, если там появятся какие-нибудь люди, заберусь в дальнюю чащобу, где меня никто не увидит, и включу передатчик номер два. Уловив сигнал, ученые начнут забрасывать в прошлое большую антенну, чтобы запеленговать направление, и быстро определят мои координаты. Затраты при этом, конечно, возрастут, но результат того стоит. Спасенную летопись сфотографируют и, тщательно упаковав, запрячут в прошлом, чтобы снова откопать через восемь веков. Тогда ее можно будет официально представить научному миру. С такими приятными мыслями я наконец-то крепко уснул.
  

Часть II

   Проснулся я, едва рассвело но, несмотря на ранний час, в помещении уже никого не было, кроме меня. Остывший за ночь терем не располагал к сладкой дреме, и пришлось вставать сразу, не давая себе понежиться в постели. Проверив, что сокровище по-прежнему лежит в котомке, я первым делом сходил в одно весьма неприятное место. Хорошо еще, что холод приглушает все неаппетитные запахи в ватерклозете.
   Вернувшись, я сразу начал собираться. Хотя на столе стояли еще теплые горшки, ароматно пахнущие пшенной кашей, но завтракать я не стал, чтобы сэкономить Службе на переброске, ведь каждый лишний килограмм обойдется в миллион евро, и поспешил натянуть доспех. Наручи на этот раз пристегнул сразу, а кольчужные рукавицы, на всякий случай, заткнул за ремень.
   На улице, вернее, на площади, потому что улиц как таковых и не было, царил переполох. Несмотря на ранний час, все были страшно заняты, забыв о еде и отдыхе. К моему удивлению, почти все горожане были вооружены. Если вчера в кольчугах щеголяло только несколько стражников, то теперь практически все мужчины, имевшиеся в наличии, расхаживали в доспехах, а остальные были вооружены как минимум щит с топором или луком.
   Схимников нигде не было видно. Скорее всего, клирики выехали еще затемно, но они мне уже не очень-то и нужны.
   Единственным стоящим без дела человеком оказался вчерашний рыжий парнишка, скучавший на крыльце, да и то, как выяснилось, он выполнял задание. Стоило мне выйти, как отрок тут же подскочил и поманил к лестнице, ведущей на стену, пояснив на ходу:
   - Гавриил, тебя князь зовет.
   Взобравшись на прясло (* участок стены между двумя башнями), обращенное на север, я огляделся в поисках князя. Стоявший на полати Ростислав, как и все его люди, был полностью снаряжен к бою, как будто прямо сейчас собирался идти на рать. Вчерашние советники сгрудились вокруг владыки, поглядывая через забороло на заречный лес, и что-то бурно обсуждая, толкаясь при этом бронированными локтями, звякавшими при каждом ударе. Заметив меня, князь удивленно вскинул брови, но вспомнив, зачем звал, просветлел лицом.
   - Гаврила, не пешим же тебе идти, возьми двух коней половецких, - великодушно предложил Городецкий князь. - Верховых. Сам выбери самых борзых. - Произнес он это таким тоном, как будто дарил мне как минимум "Арктик-нефть", причем за просто так. - Егорка покажет стойло, куда их отвели.
   Изобразив бурную радость, я согнулся в глубоком поклоне, скрывая улыбку. Ну княже, щедрость твоя безгранична. За то, что я один с целой шайкой шпионов справился, мне аж часть их имущества подарили, хотя по-хорошему могли бы и все отдать. Однако неоднократные тренировки в медитации помогли мне подавить смех, и я даже членораздельно высказал благодарность.
   - Ступай, боярин, ступай, - нетерпеливо махнул рукой Ростислав и вернулся к прерванному совещанию.
  
   Егорка не только отвел меня к конюшне, но и помог запрячь лошадей. Видимо, важных дел ему как отроку еще не доверяли, и он был рад занять себя хоть чем-нибудь. Возвращаясь к вчерашним событиям, Егор не преминул похвалить меня.
   - Это хорошо, что ты лазутчиков изловил, а то князь с семьей вчера уже уезжать собирался, вслед за игуменом.
   - Да, и куда же они намеревались ехать? - машинально спросил я, чтобы поддержать разговор.
   - Да пока на реках лед стоит, княгиня с княжичем в Смоленск хотела съездить к сестре своей. А князь их до Серенска собирался проводить, и там на ярмарке меха продать да оружием закупиться.
   Нашли время по гостям ездить. Хотя, это как сказать. В преддверии нашествия отправить семью в дальние дебри, подальше от Степи, это очень даже здравая мысль. И ведь угадал Ростислав со Смоленском. Поредевшие монгольские тумены не стали переть на рожон к изготовившимся к обороне войскам, и Смоленск уцелел, в отличие от большинства других русских городов. Правда, из-за вчерашнего происшествия отъезд отложили, а теперь уже неизвестно, состоится ли путешествие вообще. Тут вдруг что-то шевельнулось у меня в голове, и вспомнив, что должно произойти через пятнадцать лет, я подозрительно спросил:
   - Это с каким княжичем княгиня в Смоленск собралась, уж не с Ярославом ли? Он что, остался в Городце?
   - Ну да, Ярослав. Другого сына у князя нету. Как только половцев схватили, так Ростислав начал готовиться к обороне и поездку отложили.
   - Не дело это, - недовольно пробурчал я, перестав затягивать подпругу, - не сегодня-завтра монголы придут. Здесь бой будет, и лучше Ярослава все-таки подальше отправить.
   Однако, Егорка весьма оптимистично оценивал боеспособность княжеской дружины и неприступность крепости.
   - Раз эти мангалы скоро появятся, то пусть лучше княжич за стенами пересидит, - беспечно ответил он, полагая, что князь и так знает, что делает.
   Как же, пересидит. Сожгут татары крепость вместе с жителями, или в полон всех уведут. Так, а если Ярослав Ростиславич погибнет, то кто через пятнадцать лет приведет две сотни ратников на помощь Андрею Ярославичу против Неврюя? Силы, конечно, небольшие, но суть не в количестве. Увидев, что даже из верховского княжества прислали помощь, низовские князьки и бояре устыдятся и тоже выставят свои отряды. В итоге у мятежного князя наберется полторы тысячи дружинников и еще больше ополченцев. Немного, учитывая, что меньше тумена хан не пошлет, но при оборонительной тактике шанс имелся, пусть и чисто теоретический. А теперь выходит, что история может измениться, и непонятно в какую сторону. Возможно, что с малой дружиной Андрей передумает воевать, и Неврюева рать не придет на Русь. Но это вряд ли. Уже предвкушающей добычу орде требуется кого-нибудь пограбить, и разорение русских земель неизбежно. Ну а если отважный князь не передумает рататься с монголами, то ситуация может сильно ухудшиться: Без особых потерь разгромив небольшое войско повстанцев, Неврюй не ограничится захватом Переяславля и Суздаля, а уничтожит еще несколько городов. Как ни крути, но история поменяется, и это мне крайне не нравится. Надо что-то предпринять, и срочно.
   Конечно, сперва следует позаботиться о летописи, но ... к черту книгу, надо придумать, как увезти княжича. Вот только как? Убедить Ростислава невозможно, уж очень князю не нравится слушать критику в адрес его "неприступной" крепости, а киднеппингу нас, к сожалению, не учили. Отпустив так и не затянутый ремень, отчего седло шлепнулось прямо на ногу Егорке, стоически выдержавшему это испытание, я судорожно начал придумывать выход из положения.

***

   Егор уже закончил запрягать лошадей, но я стоял столбом и уезжать не собирался. Хитроумные планы, как выполнить задуманное, снизошли на меня в огромном количестве, так что я даже растерялся, какой из них выбрать. Можно просто выкрасть ребенка ночью, пока все спят, или же подкупить его дядьку десятком гривен. А еще лучше наплести местному священнику о пророческом сне, посетившем меня. Учитывая, что вечером со мной долго беседовал сам игумен, байка о чудесном сновидении выглядит вполне естественно. В крайнем случае, следует пригласить княжича на охоту,... хотя нет, он еще маленький. Ну, тогда предложить преподать пару уроков по военному делу где-нибудь за городом, ведь у меня репутация великого воина. А там уж с одним или двумя сопровождающими, не ожидающими нападения, я как-нибудь справлюсь. В общем, планов много, все они хорошо продуманные и учитывая мои способности, легко реализуемые. Остается только выбрать.
  
   - Дым! - Крик часового всполошил всех. Начали отворяться двери конюшен, и уже оседланных, (когда только успели?) коней спешно выводили к воротам. Сноровисто, без суеты, вооруженные латники забирались в седла и по двое выезжали через ворота. Вот и замечательно, когда все уедут, будет легче осуществить коварные планы. Держа под уздцы свою лошадь, я осторожно, чтобы не мешать дружинникам, вышел из конюшни, внимательно осматриваясь по сторонам.
  
   - Гавша! - повелительный оклик сзади заставил слегка вздрогнуть, но проявив выдержку, обернулся я величаво.
   - Гавша, погоди! - Голос, вроде, похож на княжий. И действительно, из мешанины людей и лошадей вынырнул Ростислав. За ним вышагивал очень старый, лет шестидесяти, не меньше, воин в посеребренном шлеме, тащивший за руку серьезного мальчонку младшешкольного возраста, наряженного как на праздник. Вслед им спешили, утирая слезы, несколько женщин, вероятно, пресловутые "мамки да няньки". Подняв мальчика и сунув мне в руки, пенсионер серьезно погрозил ему пальцем и на удивление расторопно побежал обратно, спеша присоединиться к формируемому отряду.
   Сложив два и два, я быстро пришел к выводу, что держу в руках княжича, а воин преклонного возраста, это его дядька, т.е. воспитатель, решивший присоединиться к воинской потехе. Все же хорошо, что я не успел к нему подкатить с предложением мзды. Судя по его суровому виду, он бы, не моргнув глазом, просто разрубил взяткодателя пополам.
   Между тем Ростислав, поцеловав сына, сурово, но с явным оттенком просьбы в голосе обратился ко мне.
   - Гаврила, спасай Ярика. Тебе все равно уезжать, а у меня бояре и так наперечет, и все до зарезу нужны. Увези в Серенск, там Тимофей Ратча с людьми, передашь им. Татарва, вишь, пришла, да еще раньше, чем ожидали. Давай, не жди.
   Негоже спорить с князем, но придется. Да и чего мне бояться? Это его холопы не смеют господину перечить, а я человек вольный.
   - Княже, сожгут Серенск. Нет нам туда хода.
   Уже повернувшийся спиной князь резко обернулся, и раздраженно ответил.
   - Так пусть Ратча отвезет Ярослава во Вщиж.
   - И Вщиж не устоит, он стоит как раз на пути Батыя.
   - Ну а Ельня?
   - Да сказано же тебе, - теперь уже я начал раздражаться, - татары пройдут по Десне, и после них только пепел останется.
   Князь окончательно потерял терпение, и тихо зашипел:
   - Ну раз ты такой великий стратег, то сам и решай, где безопаснее, - примерно так я перевел с древне-матерного на современный язык. Надо же, и это говорит знаток русской литературы, цитировавший наставления Мономаха и "Слово о полку Игореве". Ну где, скажите, где в старинных русских книгах можно встретить такое срамословие, от которых женщины даже пискнули и покраснели.
   Впрочем, времени на рассуждения действительно нет. Главное, поскорее смотаться отсюда, а там видно будет. Вот только переться через леса без сопровождения страшновато. Одно дело, отъехать на несколько верст и исчезнуть, и совсем другое провезти через дебри ребенка в целости и сохранности.
   - Воинов не дашь, хотя бы молодших? - Спросил я с надеждой, хотя судя по тому, что даже людей преклонного возраста отправляют в бой, мобилизационный резерв полностью исчерпан.
   - Мало их, - отрезал князь. - Полдружины в Чернигове, а остальные по весям разъехались уроки делать (* собирать дань) или в дозорах. Не успел я собрать всех, в городе и сотни воев не наберется. Ты, я видел, один целой ватажки стоишь, да еще игумен расхвалил, как ты в воинском деле разбираешься, все древние битвы наперечет знаешь. Хотя... возьми вон Егорку, от него здесь все равно толку нет, а так отрок хотя бы дорожку тебе покажет.
   Рыжий парнишка, услыхав свое имя, стрелой метнулся в молодечную, на бегу крикнув мне:
   - Езжай, догоню. - Похоже, юноша обрадовался приключению. Как-никак, самого князя сопровождать будет, пусть и мелкого, причем и в прямом и в переносном смыслах. И действительно, должность у него теперь почетная - заместитель командира княжеской охраны. Или даже дружины, так еще солиднее. Будет, что потом девкам на посиделках рассказывать и чем прихвастнуть.
   Водрузив мальчонку на лошадь, я задумался, как его лучше усадить, однако Ярик уже пристроился в седле, ухватившись ручонками за луку. Ну да, здесь уже в пять лет сажают на коня, а этому похоже, не меньше семи годков минуло.
   Хорошо, дите оказалось вполне транспортабельным и этот вопрос решен, вот только в какую сторону мне лучше двинуться? Вскарабкавшись в седло и пихнув ногами лошадку, медленно потрусившую к выходу, я мысленно представляя себе карту района. Примерное направление мне известно - на северо-запад. Но в местной транспортной сети, состоящей из малозаметных тропинок, с которых легко сбиться и проторенных, а потому опасных зимников, я не разбираюсь. На большую дорогу выходить однозначно не следует, там могут появиться вражеские патрули. В чащобе же хотя и полно троп, но неизвестно, куда они приведут. Ладно, положимся на проводника, да он, кстати, уже скачет, ведя за собой моего второго коня, о котором я забыл впопыхах. Несмотря на спешку, Егор успел раздобыть лук со стрелами, что окажется весьма нелишним в походе. К моему удивлению, вслед за ним ехала и одна из девиц, сопровождавших княжича. Впрочем, скептическое изумление быстро превратилось в восхищение - уж очень непринужденно барышня гарцевала на своей кобылке, и это несмотря на длинную юбку и отнюдь не дамское седло. И личико у девушки очень даже симпатичное, а глаза умные. Не удивлюсь, если она и читать выучилась. Да и стан у красавицы стройный, хотя в древности ценились исключительно дородные женщины. Повезло мне с попутчиками, ничего не скажешь, спасибо князю. Конечно, я не думаю, что Ростислав специально ради меня организовал конкурс красоты. Просто совершенно естественно, что в услужение княжеской семье отбирали самых симпатичных и сообразительных, а в верховой поход неуклюжих не отправят.
   Объехав конных дружинников, сосредотачивавших силы на свободной площадке между двумя валами, наш маленький отряд выехал через вторые ворота и покинул город. По пути Егор успел всех перезнакомить, и я узнал, что княжескую няньку зовут Сбыславой. Впрочем, сама девушка представилась Нюшей, то есть в крещении ее назвали Анной.
   Форсировав по льду Жиздру и оглянувшись, я увидел, как с холма к реке спустилось чуть больше полусотни всадников. Князь, легко узнаваемый по своему ярко-красному плащу, остался у ворот. Видно было, как он порывался отправиться на битву и гридни буквально за руки оттащили его назад. Оно и правильно. Городу в любом случае еще предстоит выдерживать осаду, а без князя боевой дух обороняющихся будет подорван, да и командовать кому-то надо.
   На северном берегу Жиздры все было распахано, и лес начинался почти в версте от реки. Прямо туда и повел нас Егорка. По его словам, именно там начиналась кратчайшая дорога, ведущая к Серенску.
   Наезженная тропинка, ведущая через поле, была довольно ровная, и лишь один раз моя лошадка неловко споткнулась, но к счастью, ногу не сломала. Все обошлось и лишь Сбыслава тихонько вскрикнула, видимо, испугавшись за княжича.
   Пока мы спокойно ехали шагом в северном направлении, дружина, вместо того чтобы следовать за нами, повернула вправо, легкой рысью устремляясь к Оке. Хотя мы двигались напрямки, но зато конница по ровному речному льду могла мчаться гораздо быстрее, к тому же не теряя строя. Величественная река сразу за Городцом поворачивала к востоку, но затем, передумав, возвращалась обратно, сделав петлю длиной в версту, и снова текла на север. И вот там, у речного поворота, где заканчивались распаханные поля и начиналась пуща, наши пути с дружинниками снова пересекались и ,судя по всему, мы снова с ними встретимся встретимся.
   Однако, когда лес был уже близок, из-за него вдруг показались татары. Они ехали, не таясь, по льду, как по широчайшей дороге, запрудив Оку от одного берега до другого, и даже не утруждая себя отправкой передовых дозоров.
  

***

  
   Теперь мне все стало совершенно ясно. Видимо, разведчики давно заметили врагов и дружина заранее приготовилась дать им отпор. Но что же они творят-то? Нападать в поле, вернее в реке, ну в общем, в открытом бою на превосходящего по численности противника, не очень разумное решение. Врага надо встречать стоя на стенах. Даже не читая уставов и наставлений по обороне крепостей понятно, что осаждающие несут потери намного большие, нежели осажденные. Но с другой стороны, сидеть в деревянном городе и ждать огненного дождя тоже не дело, а татары наверняка ехали всю ночь, раз так быстро поспели, и измучены долгим переходом. Так что не так уж и глупо напасть первыми, перебить передовой отряд монголов, взять языков и выпытать у них диспозицию вражеских подразделений, а также дальнейшие планы. Если выяснится, что сюда приближаются основные силы противника, то грузить скарб на сани и деру.
  
   Стометровой ширины река, закованная льдом, лишь на пару вершков запорошенным снегом, представляла собой идеальное место для боя. Все шесть десятков городецкой кавалерии выстроились в одну линию, а Бяслаг, если это, конечно, он, построил свой отряд тремя шеренгами по пятьдесят всадников. У него должно быть в наличии две сотни, но, видимо, один взвод остался сторожить заводных лошадей и скарб. Впрочем, и без того численное превосходство у татар значительное.
   Однако, шансы на победу у наших имелись. Егорка, видя мое возмущение, пояснил, что когда дозорные заметили ночью татар, то еще затемно в лес отправили лучников - и не только смердов, но и дружинников.
   Леший его знает как, но ни одна ворона не взлетела над рощей, в которой прятался засадный отряд. То ли лучники заранее распугали всех птиц, благо, что зимой птенцов нет, и держаться за одно место воронам смысла не было. То ли они неподвижно сидели несколько часов, притворившись камнями, и закрыв морды лошадям. В общем, монголы выстроились всего лишь в полусотне шагов от засады, ничего не заподозрив. Кстати, судя по доспехам, вернее, по отсутствию оных у большинства пришельцев, никакие это не монголы, а обычные куманы, составлявшие едва ли не половину от Батыева войска. Лишь знамя-бунчук из кобыльего хвоста роднило их с завоевателями полумира. Впрочем, не только это. Строгая дисциплина, привитая монголами, отличала этих кипчаков от "диких" собратьев, позволяя одерживать грандиозные победы, прежде немыслимые. Вот и сейчас половцы сидели в седлах, не шелохнувшись, и даже лошади не махали хвостами, отгоняя кровососов. Хотя откуда насекомым взяться, зима на дворе.
   Нам с княжичем, конечно, следовало повернуть влево и как можно быстрее уходить в лес. Но пока гнаться за нами никто не собирался, так как у бяслаговцев были задачи и поважнее. Так что я решил остаться, чтобы узнать результаты битвы.
   Зрелище изготовившейся к бою рати было завораживающим, и я смотрел, не отрывая глаз, благо, что острота зрения у меня, как и у других спасателей, почти двухсотпроцентная. Кажется, сейчас враги выпустят тучу стрел, а потом сорвутся в галоп и, опустив копья, ринутся в сечу. Стыдно признаться, но мне на миг даже захотелось вытащить меч и безоглядно броситься на помощь нашим, наплевав на все уставы и наставления Службы.
   Егорка, не меньше моего очарованный красотой конного строя, тоже не дыша, наблюдал за удивительным зрелищем. Похоже, это первый бой, который ему приходится видеть. Спокойно, как на веселую потасовку во время Масленицы, глядел и княжич, с младых ногтей приученный к выдержке и хладнокровию. Лишь Сбыслава, видимо, сильно заробела, потому что подъехала поближе и в страхе прижалась ко мне своим плечом. Увы, но девушкам недоступно понимание грозной красоты готовящегося к смертельной схватке войска.
  
   Однако вдоволь полюбоваться на прекрасную картину стоящих ровными рядами всадников мне не дали. Из леса вдруг метнулись к завоевателям маленькие иголки, заставив их дрогнуть, а лошадей подняться на дыбы. Все это произошло в полном безмолвии, и лишь через мгновение донеслись звуки древнего сражения. Щелкнули в морозной тишине тугие тетивы, свистнули смертоносные стрелы, заржали пораженные в бока кони и завизжали кипчаки - то ли от возмущения, то ли подгоняя друг друга в битву.
   Первая фаза боя началась для нас вполне удачно. Несколько десятков ополченцев, вооруженных охотничьими луками, с огромной скоростью посылали стрелы, оснащенные тяжелыми срезнями, в степных лошадей, неуловимых в бескрайней степи, но очень уязвимых сейчас. Лишь немногие из них были укрыты кожаными попонами, и потому большинство коней остались беззащитны перед стрелками, привыкшими к куда более мелким целям. Еще человек двадцать дружинников, вооруженных тугими составными луками, усиленными сухожилиями, выцеливали кольчужных всадников, не знавших, закрываться им щитами спереди или сзади. Длинная стрела с тонким наконечником в виде шила, летящая со скоростью семьдесят, а то и восемьдесят метров в секунду, без труда пробивала кольчуги, глубоко втыкаясь в тело. Незнатных же воинов, защищенных лишь кожаной броней, тяжелые стрелы могли прошить даже насквозь.
   Степняки заметались, пытаясь спрятаться от невидимых лучников, жалящих их стрелами, но требовательный низкий глас рога бросил сотни вперед. Неспешно, чтобы не нарушить строй, куманы начали погонять лошадей. Однако навстречу им уже шла, разогнавшись, железная стена, ощетинившаяся копьями. Дела половцев сразу же стали плохи. Без предварительно залпа, без разгона, на усталых израненных лошадях и с щитами, висящими за спиной, дебют они однозначно уступали. Не успели кипчаки проехать и полсотни шагов, как на них накатилась смертоносная лавина кованой Городецкой рати.
   Русские всадники, все до единого одетые в броню, закрытые прочными щитами и вооруженные тяжелыми копьями, представляли, несмотря на свою малочисленность, серьезную опасность для расстроенных рядов степняков. Первая же сшибка окончилась победой с большим перевесом в пользу наших. Лишь немногие из дружинников вылетели из седла, а у куманов первый ряд сразу же уполовинился.
   С мгновенным запозданием донесся до нас адский грохот, как будто поблизости ударила молния, и в уши ворвался грохот боя. Нельзя было различить ни отдельных криков, ни ржания покалеченных лошадей, ни треска и звона от ударов. Все слилось в один ужасающий гул. Вот когда я пожалел, что хирургическим вмешательством и новейшими препаратами слух у спасателей делают таким тонким.
   Дрались противники нещадно, однако ряды они не перемешали, и общей свалки не получилось. Наши потеряли скорость еще в первой сшибке, когда налетели на врага, а степняки едва только перешли на рысь, и потому столкнувшись, всадники остановились, сохранив некое подобие строя.
   Задний ряд половцев, стоявший менее чем в одном перестреле от леса, изнемогал под назойливым, как укусы комариной стаи, дождем стрел. Передний же попятился назад от яростных русичей, пылавших праведным гневом. Копья у них или сломались еще в первые же секунды боя, или же застряли в телах противника, поэтому дружинники вытащили мечи и сабли. Лед, по которому прошла линия фронта, сразу потемнел от крови и забугрился телами павших. Раненые, упавшие с коней, катались от боли, и, наверное, зажимали руками отрубленные конечности и вспоротые животы. Лошади, оставшиеся без седоков, разбегались кто куда, прочь от сшибки. Некоторые назад в крепость, но большинство вверх по реке.
   Вражеский командир попытался вывести свой отряд на восточный берег реки, однако заледенелая круча оказалась не по зубам, вернее, не по копытам лошадям. Вторая попытка - уйти через пологий западный берег, окончилась еще более плачевно, так как стрелки засадного отряда сразу же усилили огонь по приблизившимся всадникам. Положение нападающих стало безвыходным. Хотя половцам было не привыкать к лихим набегам, но большинство из них не имело кольчуг и предпочитало воевать на расстоянии, луком и стрелами. Лишь небольшая часть куманских воинов была хорошо подготовлена и экипирована для рукопашной битвы, однако как раз на этих витязей пришелся первый удар дружинников.
   Оказавшись меж двух огней, половецко-татарский отряд таял прямо на глазах, и каждого сверженного с коня кумана дружинники провожали яростным ревом, казалось, черпая силы из крови врагов. Еще немного, и оставшиеся в живых противники бросят оружие на землю, покупая себе жизнь ценой неволи.

***

   Но увы, не взошло в тот день солнце на Городцом, в переносном смысле, конечно.
   Монголы не хуже русских знали толк в засадах, а практики у них имелось не в пример больше. И ведь вдалбливали мне в голову преподаватели истории, что опытные чингисовы полководцы избегали фронтальных ударов, предпочитая обходы и маневры. Пройти там, где противник не ждет, и сосредоточить против него превосходящие силы - вот залог победы, что они сейчас блестяще и продемонстрировали. Правда, лишь позже мне стало ясно, что же произошло: Очирбат, за свою жизнь прошедший с боями тысячи километров, и чьему опыту позавидовал бы сам Наполеон, бросил обоз и, проведя с помощью проводников и разведчиков свою полутысячу по лесным тропам, устроил западню.
   Но в тот момент все происходящее было полной неожиданностью. Вдруг истошно зазвенело бронзовое било на башне, вынудив обернуться и посмотреть, что там происходит. Но лучше бы не смотреть, уж очень жутким было зрелище. В полукилометре к востоку от места битвы из леса неожиданно вывалила непонятная темная масса, затмившая лед, и сразу же устремилась на помощь погибающим половцам. Почти не снижая скорости, всадники выстраивались в цепи, а потом мчались, на ходу натягивая луки. Еще издалека они обстреляли дружинников, не заботясь о том, что могут пострадать и союзники, а приблизившись на половину перестрела к месту сшибки, дали неприцельный залп по прятавшимся в засаде лучникам.
   Первая шеренга уже наклонила копья, готовясь к удару. Хоть и считается, что в бою татары бросают вперед покоренные народы, но тут явно не тот случай. Здесь всадники в передовой цепи через один были в железных масках, и даже головы коней прикрыты чем-то блестящим. И хотя без бинокля подробностей было не разглядеть, лошади у степных рыцарей явно подкованы, иначе они не смогли бы так резво скакать по льду, выбивая копытами вихри снежинок. Пусть и показывают в фильмах, что монгольские воины защищены лишь маленькими щитами и лохматыми шапками, но в реальности, увы, совсем не так. Даже в семнадцатом веке у монголов еще существовал закон, по которому каждые двадцать кибиток ежегодно поставляли правителю железный панцирь. Что уж говорить о Батыевой рати, собравшей трофеи со всей Азии.
   Второй ряд шел на некотором отдалении, оставляя себе место для маневра. Копья там тоже уже отстегнули, но держали пока вертикально. Задние шеренги продолжали, пусть и не очень прицельно, засыпать противника стрелами.
   К такой перемене в ходе сражения городецкая дружина оказалась не готова. Забыл князь приготовить планы Б, В, и прочие буквы. Плохо он наладил и систему сигналов. Пока увлеченные рубкой витязи обратили внимание на звуки била и гудение рога, пока осмотрелись по сторонам, пока посовещались,... пути отступления уже были отрезаны.
   Воевать в окружении при десятикратным перевесе противника - затея безнадежная. Прорваться к крепости также явно невозможно. Единственный выход - одновременно рвануть в лес и уже там, на узких тропинках, где численность нападающих не имеет значения, отступать с боем. В общем-то, дружинники так и сделали, за одним маленьким исключением - они ринулись в лес не все вместе, а порознь, кто куда. Может быть, погиб командующий, или же он не успел оценить обстановку, но вместо планомерного отступления получился беспорядочный отход.
   Вспомнив, что передо мной не кино, а суровая действительность, я дернул левый повод и пихнул лошадку шпорами. Сейчас татары пошлют карательный отряд прочесывать лес, так что пора уходить. Без команды, прекрасно понимая опасность ситуации, спутники дружно заторопили коней, и через считанные секунды мы скрылись в зарослях. Впереди всех, как лихой командир, скакал, естественно, я. Впрочем, довольно скоро понял свою ошибку и пропустил вперед Егорку - он-то куда лучше меня знает местность. Девушка не отставала, держась вровень со мной, хотя свою кобылку особо не понукала, да и за поводья держалась едва-едва. Видать, Нюша с детства привыкла к верховой езде, чего, увы, обо мне не скажешь. За считанные минуты лихой скачки я умудрился отбить себе всю нижнюю часть тела. Но уверенный вид Сбыславы, спокойно сидящей в седле, покрытом для мягкости овечьей шкурой, и равномерно покачивающейся в такт лошади, подействовал благотворно. Немного придя в себя, я вспомнил о правильной посадке и перестал судорожно сжимать пятками бока лошади. Ехать сразу стало легче.
   На рысях - как можно быстрее, но в то же время, не загоняя лошадей, наш мини-отряд поспешил по тропе.
   Разогнавшись, поджарые степные лошади, застоявшиеся без дела, вошли в раж и радостно скакали, едва не переходя в галоп. Нахлестывать и понукать их не приходилось, только замедлять ход. Отлично выезженные, они прекрасно понимали команды, причем, даже голосовые. Правда, для полноценного управления моей кобылкой нужно уметь говорить по-кумански, но это не проблема.
   Зимник, проложенный через лес, был достаточно широким, чтобы по нему могли проехать самые большие сани, а всадники без труда ехали по двое в ряд. Впереди мчался, пригнувшись к лошадиной шее, Егорка, ведущий рядом второго коня, и при этом еще умудрявшийся держать в руке лук. Мы с Нюшей держались в отдалении, чтобы ошметки грязи, вылетающие из-под копыт, не долетали до княжича. Достаточно и ледяного ветра, дующего прямо в лицо, а также падающего с еловых лап снега, норовящего попасть прямо за шиворот.
   Дорога слегка петляла, но, в общем, шла в нужном направлении, лишь иногда огибая особо трудные препятствия или спускаясь в балки. Хвойные деревья сменялись березняком, обозначающим места недавних вырубок, а те чередовались с прореженными дубовыми рощами. Затем снова начался густой еловый бор, в котором высоченные деревья затеняли свет, так что казалось, будто наступил вечер. После получаса такой езды ни одной живой души нам еще не встретилось, и у нас забрезжила надежда на благополучный исход путешествия. Похоже, что от потенциальной погони нам уйти удалось. Однако условный рефлекс заставил меня резко притормозить перед крутым поворотом и крикнуть Егорке, чтобы он сбавил ход.
   Рефлекс этот получен отнюдь не в ходе тренировок, а на автомобильной трассе за городом. Однажды из-за такого же вот поворота, закрытого деревьями, выскочил на спортивной машине лихой джигит, додумавшийся отключить автопилот и, не сбавляя скорости, совершить обгон на участке с ограниченной видимостью. Естественно, на встречной полосе он лоб в лоб столкнулся с грузовиком, а я с тех пор проявляю повышенную осторожность в таких опасных местах.
   Остановились мы вовремя. Как только сдвоенный перестук копыт наших коней стих, встречный ветер донес до нас равномерный гул от движения небольшого отряда всадников. Сбыслава метнула на меня восхищенный взгляд, полагая, что узреть невидимую засаду мне помогло шестое чувство, а Егор машинально поднял руку к плечу, пытаясь нащупать оперенье стрел. Вспомнив, что у наездников боезапас не носится за спиной, а прикреплен к седлу, отрок, наконец, нашел искомое, и откинув крышечку с тула (* древнерусское название колчана), достал бронебойную стрелу.
   Топот приблизился и я уже собирался скомандовать отход, но некоторые неповторимые идиомы, громко произнесенные вслух и донесенные до нас порывами ветра, убедили в том, что перед нами свои. Иностранец, даже после обучения в ЦРУ, так сочно выражаться не сможет. От радости я даже потер руки. Вот и замечательно - отдам им обузу и свалю. Меня сюда прислали за летописью, а не детский сад открывать. Послав подчиненного вперед, все-таки Егорку местные ратники в лицо хорошо знают, я с опаской тронулся следом.
   Так и есть - городецкие дружинники. Сначала показался дозорный, истово махавший руками и кричавший, чтобы по нему не стреляли, а за ним выехала дюжина всадников. Они, как и мы, убегали от монголов, только параллельной дорогой, пока наконец, наши дорожки не пересеклись. Однако, даже отступая, боеспособности гридни не потеряли. Помятые щиты с иззубренными краями и торчащими обломками стрел никто не бросил. Копий мало, и это понятно - они ломаются в первой же сшибке или остаются в телах врагов. Зато мечи или сабли есть у всех, а у некоторых в комплекте даже имеется второе оружие - булава, кистень или клевец. Правда, лица у ратников усталые, доспехи покрыты бурыми пятнами, пластинки на них измятые или болтаются полуоторванные на одной заклепке.
   Интересно, что в фильмах про средневековье киноактеры сплошь и рядом идут в бой без шлема, жертвуя исторической достоверность для того, чтобы дать зрителям насладиться своим гордым профилем. Но люди еще в древности поняли, что голова - самая уязвимая часть тела, и в первую очередь пытаются защитить именно ее. Если, к примеру, у крестьянина имеется парочка железных пластинок, то идя на войну, он нацепит их на шапку, чтобы сберечь самое дорогое. Ни одному дружиннику не придет в голову не закрыть эту самую голову шлемом с бармицей и наносником, а лучше полумаской. Среди встреченных ратников у двоих даже имелись стальные личины, полностью прикрывающие лицо. С торчащими из-под них бородами, богатыри немного походили на гномов из фэнтэзийных фильмов, особенно один низкорослый витязь с топором на длинной толстой рукоятке. Ему бы еще гномий плоский шлем вместо русского конического, и можно сниматься в "Средиземье триста лет спустя".
  
   Бойцы обрадовались еще больше чем я. Конечно, не тому, что с ними теперь целый боярин в моем лице, а своему княжичу, а также возможности под благовидным предлогом удалиться от места побоища. Окажись врагов в два-три раза больше, впрочем, так первоначально и было, они бы не уклонялись от схватки. Но с десятикратным перевесом... тут говорить не о чем.
  
   Взаимное представление много времени не заняло, благо что меня уже многие видели, а новости здесь разносятся быстро. Некоторых воинов я тоже в лицо узнал, но вот самый представительный из них, Фрол Капеца, мне в Городце совершенно точно еще не попадался, хотя физиономия и казалась смутно знакомой. Однако его великолепные доспехи - золоченый шлем, блестящие посеребренные наручи, чешуйчатые оплечья и большая пластина, прикрывавшая грудь, слишком примечательные, и не запомнить их было невозможно. Фрол в свою очередь также пристально вглядывался мне в лицо и, вдруг весело хмыкнув, радостно воскликнул:
   - Боярин, ты же схимником недавно был! Но я рад, что ты снова стал ратником.
   Теперь стало ясно, что мы действительно уже сталкивались, но только не в этом году, а во время одного из предыдущих заданий. Из моих девяти выходов в прошлое только один пришелся на тридцатые годы тринадцатого века, и тогда я действительно играл роль монаха. Понятно, что в поисках летописей и иных письменных документов спасателям все время приходится отираться возле монастырей. Но обычно мы рядимся в бояр, и лишь иногда приходится переодеваться чернецом. Все бы ничего, но мое поведение во время нашей встречи под Переславлем... хм, несколько выходило за рамки привычного. Но моей вины тут особо нет. Шел себе по лесу в поношенной рясе и, несмотря на прохладную погоду, босиком, рассчитывая, что на мою персону в таком виде никто покушаться не станет. И действительно, встреченные по пути разбойники ограничились лишь презрительными взглядами в сторону монаха-оборванца. Так бы и прошел мимо, если бы тати в это время не грабили несчастных прохожих, на свою беду оказавшихся сравнительно зажиточными. И ладно, если бы разбойничали голодные крестьяне, которых на большую дорогу толкнули неурожай или военные действия. Но нет, эти оказались настоящими профессионалами. Одеты хорошо, бороды аккуратно подстрижены. Кое у кого на голове красуются железные шапки (* упрощенный вариант шлема), а на кожуки местами нашиты стальные пластинки, прикрывая самые уязвимые части тела. У каждого второго в чехле за спиной висит щит. Вожак, с непроницаемым лицом бывалого воина, вообще блистал новенькими поножами и наплечниками, а шею закрывал высокий кольчужный ворот, сплетенный из больших плющеных колец. Вооружены лихие люди отнюдь не дубинами или крестьянскими секирами (* в эту эпоху секира - большой топор для рубки деревьев), а боевыми копьями, топорами, чеканами и даже короткими мечами. И все это железо тщательно начищено и блестит не хуже, чем у княжеских дружинников. Таких вот хорошо экипированных и признающих дисциплину бродяг называют охочими людьми. Обычно они подвизаются на охране купеческих караванов или ходят в Югру за пушниной, а при случае нанимаются к какому-нибудь князю на время похода. Но эта ватажка вместо честной и достаточно прибыльной работы выбрала путь злодейства и разбоя.
   К моему приходу как раз этим нехорошим делом шайка и занималась. Двое разбойников держали за локти истошно кричавших мужиков, не желавших расставаться с имуществом, еще двое тщательно их обыскивали, не забывая даже вытряхнуть сапоги и развернуть обмотки. Главарь банды следил за процессом, давая указания, а его помощник время от времени старательно бил крестьян кулаком, видимо, отрабатывая удар. Протестов такое вопиющее поведение ни у кого из товарищей "боксера" не вызывало. Наоборот, его соратников также было решительно невозможно обвинить в гуманизме при обращении с пленными.
   Скорее всего, после окончания забавы несчастных селян отпустят, но они почти наверняка станут инвалидами, неспособными содержать семью.
   Инструкция гласит, что при встрече с криминальными элементами иноку позволительно скрыться бегством, и лишь в исключительных случаях разрешается прибегнуть к мягкому увещеванию. Именно так я и поступил, постаравшись вложить в слова всю силу убеждения. Большая часть слушателей проповедь проигнорировали, но один из душегубцев, а именно "спортсмен", тренирующийся на живых людях, подошел поближе. Разумеется, вовсе не из желания вступить в диспут с образованным человеком. Нет, он в полном согласии с рассчитанной моделью поведения разбойников и без лишних церемоний попытался отвесить мне оплеуху. Надо сказать, удар по лицу бронированной перчаткой нес серьезную угрозу моему здоровью а, следовательно, и выполнению задания. Поэтому дальше все пошло на автомате. Совершенно машинально я четко отработанным движением саданул посохом прямо в лоб святотатцу. Длинная тяжелая жердина, которую ввиду отсутствия оружия мне приходилось таскать, сделала то, чего не смогли добиться логика и доброе слово, утихомирив нехорошего человека. Молча переглянувшись, пятеро оставшихся разбойников прекратили мучить свои жертвы и дружно схватились за оружие. Видно, что тати привыкли сначала бить, а потом думать. Поэтому они не сразу поняли, что первый смертельный удар схимника не был случайностью, и подходили ко мне по одному, вразнобой.
   Самый молодой и самый шустрый из них подбежал первым, стараясь показать остальным свою прыть и доблесть. Еще на бегу, он выхватил из-за пояса топор и выписывал им в воздухе "восьмерку". Взмах посохом и, получив тычок по голени, юнец опрокинулся на траву. Топор он не выпустил и, перекатившись на спину, даже попытался встать, а потому мне пришлось повторить удар, но на этот раз по горлу. Все равно разбойника в ближайшее время изловили бы княжеские кмети, и штрафом за свои злодеяния он бы не отделался. Но о системе наказания в древней Руси я размышлял потом, а в эту секунду ко мне уже летел другой оглашенный, выставив копье. Ну не понимаю такой логики. Вот видел же человек, что инок два раза подряд одолел его товарищей, и все равно прется на рожон, не дождавшись подкрепления. Согласен, что копье с острым железным наконечником лучше простой палки, но и про момент инерции забывать не стоит. Мне достаточно чуть отклониться в сторону, а он бы так и пробежал мимо, если бы не мой посох, оказавшийся у него прямо под ногами. Забавно, что разбойники два раза подряд попались на один и тот же прием.
   Увидев, что от первоначального состава банды осталось ровно пятьдесят процентов, грабители поспешно отошли назад, и вожак самолично взялся за лук. Однако выпущенные им три стрелы удивительным образом попали прямо в посох, превратив его в подобие гигантского гребешка. Впрочем, что тут удивительного, если его лук - простая деревяшка, не чета тугому составному луку дружинников. Однако, ничуть не смутившись, разбойник достал сулицу (* короткое метательное копье) и с размаху швырнул в меня. Дротик опять-таки вполне ожидаемо задел волшебную жердину и рухнул к моим ногам. Затем наступила очередь топора, который, в общем-то, метательным оружием не является, но, тем не менее, в опытных руках приобретает способность метко попадать в цель. Крутящийся и воющий топор, поющий страшную песню смерти, летел мне прямо в лицо, но на самом деле особой опасности не представлял. Жесткие тренировки и полученные на них многочисленные синяки не прошли даром, так что через мгновенье я уже крепко сжимал топорище в ладони. Конечно, проделал это не так ловко, как индейцы в фильмах ловят томагавки, но все же с задачей справился. Помня, что по разработанной в центре легенде вооружаться мне нельзя, я отбросил топор в сторону, постаравшись сделать это с максимально презрительным видом.
   Зарычав от злости, бандиты дрогнули и нерешительно начали озираться, раздумывая, не скрыться ли от сумасшедшего монаха в лесу. Но главарь хлесткими фразами и недвусмысленными взмахами меча убедил подчиненных завершить начатую работу. Хотя противники сначала и недооценили боеспособность отдельно взятого монаха, за что и поплатились, но теперь они додумались перейти к тактике окружения. Коротко посовещавшись, причем, вожак повернулся ко мне спиной и я не мог прочитать по губам, что он говорит, разбойники начали обходной маневр. Понимая, что им нет смысла соревновать с мастером фехтования, главарь вооружился клевцом, видимо, рассчитывая зацепить им мой посох. То же самое сделал один из его подручных, и лишь третий, самый старший по возрасту, с пегой от седины бородой, взял короткое копье. Обступив меня с трех сторон, охочие люди закружились в зловещем хороводе, ожидая удобного момента. Признаюсь, мне стало жутко. Одно дело, сражаться, когда тыл закрыт стеной или прикрыт товарищем, и совсем другое ожидать удара в спину.
   Атака началась неожиданно, без всякого сигнала. "Пегий" проворно шагнул вперед, выбросив в мою сторону руку с копьем, и я решил, что его ладонь с узловатыми почерневшими пальцами - это последнее, что я вижу в жизни. Но бойцовский навык у меня никуда не делся, и посох мгновенно отбил вражеский выпад. Впрочем, план разбойников себя действительно оправдал. Пока один из них усердно тыкал в меня копьем, остальные успели приблизиться. Отважный тать-копьеносец ценой своей жизни выгадал несколько мгновений, и оставшиеся двое бандитов выхватили у меня посох, наивно полагая, что браться за оружие мне не позволят строгие обеты, а кулаком я им много урона не нанесу. Все это, конечно, так, но они забыли, что бить можно не только руками, но и ногами.
   В общем-то, пнуть противника в живот - прием хорошо известный, но вот ударам ногами в прыжке здесь не учат даже дружинников, а тем более, монастырскую братию. Узрев, как инок подпрыгнул, крутнувшись юлой, и стремительно вылетевшая из-под рясы грязная ступня выбила дух из вожака шайки, последний выживший разбойник бухнулся на колени. Довольный оказанным эффектом, хотя и несколько смущенный нарушением устава Службы, я приготовился произнести внушение раскаявшемуся грешнику, как сзади что-то грохнуло и звякнуло. Поддев пальцем ноги валявшуюся сулицу, и подбросив ее в воздух, я мгновенно развернулся, присев в "позу всадника" и выставив вперед левую руку, а правой, не глядя, поймал копье. Но, как оказалось, сделал все это зря, потому что на меня во все глаза смотрели несколько дружинников, явно никогда прежде не видевших стиль Шао-Линя. Ратники, услышав крики несчастных, мчались скорее на помощь, а приехав, стали свидетелями разборок в стиле кун-фу. Разумеется, в монастырях жило немало отставных ратоборцев, но восточные школы боевых искусств на Русь пока не проникли, и чтобы вот так в полете достать голову противника пяткой, такого здесь еще не видели. Потрясенные зрелищем, гридни не проронили ни слова, когда я гордо удалился, подобрав рясу.
   Неудивительно, что Фрол надолго запомнил необычного чернеца и горел желанием увидеть, что же инок сумеет натворить, если ему дать меч.
  
   Только интересно, что Капеца здесь делает, в чужом краю. Впрочем, недоумение быстро разрешил Егорка, который как второе лицо в отряде, почитал себя обязанным все докладывать своему командиру.
   - А Фрол неместный, он из дружины боярина рязанского Евпатия Львовича. Тот когда из Чернигова спешил в Рязань, проходил здесь, а Капеца занедужил и у нас остался. Все собирался вернуться, да не успел.
   Вот оно что. Евпатий Коловрат, отправленный послом к Черниговскому князю, не дождался от него никакой помощи, и лишь получил разрешение набрать три сотни добровольцев. Желающих воевать с погаными в черниговской дружине нашлось куда больше, чем триста, хотя все и понимали, на что идут. Неудивительно, что выздоровевший Фрол тоже без малейших колебаний присоединился к Городецкой рати.
   Однако командовал уцелевшим подразделением вовсе не Капеца, а десятник Василий Плещей - чернобородый здоровяк, невероятно широкоплечий, в полном соответствии своему прозвищу (* Плещей - плечистый). Он вышел из боя практически без царапины, лишь султан на высоком шлеме сбила вражеская сабля, но вот коня витязь потерял. Зато теперь Василий восседал на великолепном трофейном жеребце самаркандской породы, от головы до хвоста покрытого пластинчатым монгольским доспехом. Меня даже на секунду охватила зависть, ведь у моей лошаденки не имелось даже стального налобника или латного оголовья.
   Убедившись, что с Ростиславом все в порядке, Плещей с надеждой спросил, не помешают ли дружинники выполнению моей миссии. Отказываться я, естественно, не стал, но переговорить предложил в более укромном месте.
   - Что мы тут на перекрестке торчим как три тополя на Плющихе, - кстати, интересно, откуда это выражение появилось? Судя по недоуменным лицам ратников, оно не из этого периода. - Надо отъехать подальше.
   Возражений не последовало, и Василий указал отряду направление, в котором надлежало двигаться. По едва натоптанной тропинке мы углубились в самую пущу, подальше от просеки. Как только тропа стала пошире, десятник повел лошадь рядом со мной. Понизив голос, Плещей без лишних предисловий спросил мое мнение о шансах продолжительного сопротивления города захватчикам:
   - Городец все?
   Хороший вопрос. Хотелось бы обнадежить соратника, но лучше сказать правду.
   - В нем, небось, доспешных почти не осталось, - попробовал я прозрачно намекнуть на безвыходность ситуации.
   - Дружинников пару дюжин, - начал считать Плещей, - да среди купцов и слободских еще десяток латников наберется. Остальным город даст щиты и копья, но что черный люд может сделать супротив большой рати?
   - Вот, Василий, ты и ответил на свой вопрос.
   - Неужели они долго не продержатся? - никак не мог поверить в очевидное десятник, что, впрочем, легко объяснимо. Будь это чужой город, он бы смотрел на ситуацию более объективно. Придется резать правду-матку прямо в глаза.
   - Когда мы языка допросили, тот дал показания, что идет Очирбат с полтысячей и везет стенобитные снасти. Как только обозные сани подъедут, татары достанут крючья, ломы, железные наконечники для барана (* тарана), и заодно переметы через ров соорудят. А могут и, не дожидаясь пороков, пойти на штурм. Окружат город со всех сторон, и малочисленные защитники ничего поделать не смогут. Так что теперь полагайтесь только на себя.
   Скрипнув зубами от злости и бессилия, десятник взял себя в руки и перешел к текущим вопросам.
   - А куда вы ехать намереваетесь, в Чернигов?
   - Нет, князь приказал в Серенск, там проживает некий Тимофей Ратча. Вот этому боярину и передадим Ярослава, а он уже отвезет мальчонку подальше.
   - Да не боярин Тимошка, а старший дружинник, - снова встрял Егорка, ехавший вслед за мной и ловивший каждое слово. - У нас кузнецов всего двое, вот и послали отроков в другой град, чтобы доспехи им закупить. А Ратча новгородец, и лучше него никто не сторгуется.
   Ну что же, вполне разумно устроить примерку брони перед тем, как её купить. Конечно, на дворе не шестнадцатый век, индивидуально подгонять готические доспехи под фигуру не требуется. Но хотя бы примерно выбрать размер весьма желательно, хотя бы по принципу маленький или большой. Кольчуги ведь не от балды делали, а с учетом роста, ширины плеч и длины рук. Шлемы тоже не на всякую голову могут налезть. И что послали не владетельного боярина, тоже понятно. Тем сейчас некогда, надо все время хозяйством заниматься. А Серенск город большой... был. Вернее, еще стоит, но очень скоро сгорит до основания, и уже никогда не возродится. Но это в будущем, а пока что в нем поболе тысячи жителей. Не сравнится с пятитысячным Козельском, но по числу ремесленников ему в здешних местах равных нет. Ювелиры, гончары, кожевенники и, что очень важно для нас - кузнецы. Буквально целый квартал кузнецов.
   - Скажи боярин, - снова затеребил меня Плещей, - сколько всего басурмане войск привели? Говорят, их хан один палец согнет, и тьму (*десять тысяч) пошлет. А два кулака сожмет, так это сто тысяч.
   - Нет у него десяти туменов, - оспорил я методику подсчета вражеских сил. - Вернее, были, но поубавились. Осталось только пять, хорошо, если семь расчетных диви... туменов.
   Изначально Курултай послал в поход на запад тридцать тысяч, и эти силы возросли в несколько раз за счет покоренных народов. К границам Руси монголов подошло вместе с башкирами, половцами и прочими "союзниками", от ста двадцати до ста пятидесяти тысяч. Но это предположительно, а сколько точно войск привел Батый, и как много их осталось к весне, я бы и сам хотел знать, да откуда? Запустить спутник не получится, а проникнуть в ставку монголов, чтобы пересчитать войска, пока никому не удавалось, даже китайцам. Так что есть только оценки, да и те весьма приблизительные.
  
   Но все-таки, куда Ярику лучше поехать, и где он сможет переждать нашествие? В Смоленске безопасно, но отправляться туда, это значит точнехонько попасть под удар Батыя, который, как еще в школе учили, прошел мимо Смоленска на расстоянии дневного перехода. Вот только такого счастья мне не хватало. Проскочить три сотни верст прямо перед носом татар практически невозможно. В той истории Ярослав как-то выкрутился - то ли спрятался в глухой заимке, то ли его отец прихватил с собой полсотни лучших ратников, способных отбиться от мелких отрядов. Кстати, о самом князе в летописях больше не упоминается, так что не факт, что путешествие для Ростислава окончилось благополучно.
   Еще известно, что уцелеет Брянск, но опять-таки, путь туда хотя и короче, чем до Смоленска, но тоже неблизкий. Без планшета трудно сказать, но где-то километров сто восемьдесят по прямой. Третий вариант - сбежать на юг, но это лишь временный выход. В следующем году монголы снова вернутся, и уже не спеша и не торопясь, тщательно разорят черниговские города. Вот уж удружил Ростислав Ясно Солнышко, подкинув неразрешимую задачу. Ладно, попробуем подойти к решению с другой стороны. Дите может до лета затаиться где-нибудь в глухой чащобе, а после ухода орды дружинники отвезут его к уцелевшим родственникам. Только вопрос, к каким? Но это несложно выяснить. Местные знают, где Ярослава не только с удовольствием приютят, но и помогут восстановить Городец, а мне известно, какие поселения уцелеют. Объединив наши познания, мы вместе выработаем оптимальный план.
  
   Выехав на небольшую поляну, Василий поднял руку, приказывая остановиться, и осадил коня. Минуту все сидели в седлах не двигаясь и внимательно прислушиваясь, но ни криков, ни посвиста, ни топота до нас не доносилось. Вокруг полная тишина и идиллия. Лишь иногда доносится карканье ворон, да белка, выглядывающая из дупла увешенного убрусами дуба, доедала пойманную мышку. А еще грызун называется. Но чем же несчастному зверьку еще питаться, как не птичками и мелкой живностью, если к весне все орешки и грибочки закончились?
   Ратники, кроме двоих дозорных, отъехавших подальше, попрыгали на землю, размять ноги и малость согреться. Теплые плащи взяли с собой не все, но толстые стеганки и кафтаны не дадут никому сильно замерзнуть.
   В первую очередь заботясь о лошадях, гридни проверяли подпруги или отваживали запаленных коней, хотя ни одного скакуна, к счастью, не загнали. Пользуясь передышкой, ратники торопливо отхлебывали из бурдюков воды, или что там у них налито. Не успевшие позавтракать, ведь утром всем было не до еды, доставали соты с золотистым медом, или грызли вчерашний хлеб. Пара человек даже бросили, как бы невзначай, крошки к подножию священного дуба, благодаря богов за спасение в сече и прося благословения на новые подвиги. Все-таки у дубам даже в девятнадцатом веке ходили за помощью, а местных вятичей только сто лет с небольшим, как крестили. Но не у всех хватало сил и желания даже поесть. Например, высокий воин с иссеченными наплечниками и помятым шлемом, сняв с трофейной лошади десятника притороченный войлок, бросил его на снег и улегся, приходя в себя от ушибов и усталости. Наскоро перекусив, дружинники, косясь на Нюшу, деликатно отвернувшуюся, потянулись к дальнему краю поляны.
   Подождав, пока все ратники переделали срочные дела и привели себя в порядок, я попросил Плещея собрать их вместе и начал совещание.
  

***

   - Скажите мне, други, есть у вашего княжича где-нибудь родичи? Нет, я понимаю, что в черниговщине все удельные князья ольговичи (* потомки Олега Гориславича). Но вот близкие имеются?
   - А то ж, - с гордостью откликнулся Василий. - Почитай половина черниговских князей с ним в близком родстве или в свойстве. И трубчевские, и дебрянские, и сновские, а еще козельский.
   - Вот только козельского нам не надо. - Я даже вздрогнул от такого предложения. Захватив Козельск, прозванный монголами Могу-Болгусун (* Злой Город), степняки уничтожили всех его жителей до единого. Так что советовать спасаться в обреченном городе, не совсем разумная мысль. Однако, десятник послезнанием не обладал, и мой категоричный отказ его несколько удивил.
   - А что так, - недоуменно округлил глаза Плещей, переводя взгляд с меня на княжича. - Василий Титович еще малый, и на наши владения не позарится. Он добрый сосед. Да и город его рядом совсем.
   - Что малый, то верно, ему, кажись, только двенадцать исполнилось, а вот правит-то за него наместник. - О том, какая судьба ожидает в скором времени Козельск, пока говорить не хотелось, поэтому пришлось на ходу придумывать объяснение.
   - Это верно, - подтвердил мои слова рязанец, - всеми делами там заправляет Борис Олферич. И как он повернет, нам неведомо.
   Десятник спорить больше не стал и лишь пожал своими широченными плечами.
   - Ну а самые близкая родня, - продолжал он перечень, - это щижские дядья Ростислава. К ним ехать надо.
   Не знаю, не знаю. Вщиж монголы взяли наскоком, застав жителей врасплох. Если щижцев предупредить, то мощные укрепления города, а там один только ров девятисаженной ширины, отпугнут грабителей. Степняков там была-то, наверно, неполная тысяча. Конечно, произойдет изменение в истории, но если подумать, то минимальное. Все равно через год татары вернутся и наверстают упущенное, а Ярик к тому времени уже займет свою отчину, которую следующие полтора десятилетия никто зорить не будет. Вроде план получается складный, но все же меня продолжали терзать сомнения.
   - А щижцам можно доверять? - продолжал я вытягивать сведенья. - Под предлогом малолетства город у внучатого племянника не отнимут?
   Василий не стал отвечать сходу и задумчиво потер лоб кольчужной перчаткой.
   - Оно, конечно, Городец это вотчина, но дядья сами без городов сидят, а княжеству присмотр нужен, - неохотно признал он мою правоту. Да уж, пока здесь ничего не было, кроме отдельных поселков, сюда силой никого не затащили бы править. А теперь, с развитой инфраструктурой и налаженным управлением, местность стала лакомым куском.
   Дружинники растерянно переглянулись, не радуясь перспективе смены власти. Менять князя им решительно не хотелось, и это понятно. Для маленького княжича они свои, родные. Почитай, с пеленок его воспитывали, как сына полка. Ярик вырастет, и во всем их слушаться станет, может, даже землями наградит и боярами сделает. А для нового владыки они чужаки, да еще их могут перевести в дальний гарнизон. Но ведь у всех здесь поблизости родственники живут - родители, дети или невеста, если конечно, они успели спрятаться от нашествия в глухих дебрях.
   Сбившись в кружок, гридни начали спорить о путях выхода из кризиса. Егорка тоже активно участвовал в маленьком вече, видимо, считая, что первое боевое задание сделало его равноправным взрослым дружинником. Лишь двое дозорных, впрочем, самых молодых из отряда, не могли покинуть пост для участия в референдуме, да мы с Фролом стояли в сторонке. Понимая, как рязанец мучается неведением о судьбе своей земли, я вкратце пересказал ему о подвигах Евпатия Коловрата и о событиях минувшей зимы, не делясь источником информации. Капеца слушал, окаменев лицом, не проронив ни слова, и даже не задаваясь вопросом, откуда мне все это известно.
   Пока я рассказывал, дискуссия разгоралась все сильнее, мне даже жутко стало. Тут одиннадцать человек, и все говорят одновременно, что же тогда бывает на настоящем вече? Впрочем, яростные дебаты шли вполголоса, о войне и необходимых мерах безопасности никто не забывал, и окончились так же неожиданно, как и начались. Кружок распался и, потолкав друг друга локтями, ратники выпихнули вперед самого старшего по возрасту - Лютовида. Последний, вопреки грозному имени, походил скорее на сельского священника, какими их обычно представляют: длинные волосы, слегка тронутые проседью, широкая серебристая борода, благообразное одухотворенное лицо и даже явно проступавшая округлость на уровне пояса, которую нельзя получить только за счет мышц пресса. Лютик, как его называли товарищи, повертел в руках видавший виды шлем, бывший когда-то гладким, а теперь состоявший исключительно из вмятин и царапин, смущенно почесал лоб и, наконец, решительно высказал общую мысль.
   - Не надо Ярослава Ростиславича ни к кому везти. Соберем гридней, соберем наших жен по селам, если они выжили. А когда поганые уйдут, будем дань собирать и Городец отстроим, кстати, с той стороны уже дым идет.
   Соберем-соберем, плохо у него с выразительностью и ясностью речи. Ладно, идея ничем не хуже других, и я, в общем-то, согласен. Но только кто будет руководить процессом, вот в чем вопрос. Десятник это хорошо, но для управления аж целым княжеством его недостаточно. В домонгольскую эпоху постоянная дружина все время жила при князе, и лишь самых знатных из них, родовитых или выслужившихся, наделяли землей. Имеется в виду, понятно, не приусадебный участок, а села, с которых можно кормиться, собирая дань. Вот на такого владетельного боярина, обладающего весом и авторитетом среди вятших жителей, а так же имеющего преданных лично ему людей, и нужно опираться юному князю. Такому человеку охотно подчинятся воины с ополченцами и он сможет отвадить загребущие ручонки родственников, алчущих чужой земли.
   - А скажите-ка, молодцы, - снова обратился я к витязям, - бояре какие-нибудь у князя имеются?
   - Микула вел нашу сотню, - грустно вздохнул Лютик, - но он на льду остался. И Радобыл тоже в сече погиб.
   - У Микулы детей нет, - вдруг подал голос ребенок, про которого я уже и думать забыл. - Его село Ухошино тебе, Гаврила, в отчину отдаю.
   Вот это сюрприз. Стоял "первоклассник" тихонько в сторонке, кормил хлебцем мою лошадку, а сам, оказывается, все слушал и вникал. Да уж. Каким он станет, когда вырастет?
   - Благодарствую князь, - говоря это, я заметил, что уже уткнулся носом себе в сапоги. Так вбили в нас привычку кланяться в пояс, чуть скажи князь ласковое слово. Ладно, хоть не в галантную Францию семнадцатого века отправили - там бы замучился целый танец со шляпой отплясывать, только чтобы кого-нибудь поприветствовать.
   Но черт с ними, с поклонами, мне вот только проблемы с селом не хватало. Так, подумаем. В первую очередь надо с Микулиной вдовой разобраться. Оставлю ей усадьбу, не облагаемую налогом, и двух девок в услужении. С этим понятно, а вот как быть с казной почившего боярина? Мне же теперь на свои средства воинов кормить, лошадкам овес или рожь закупать, доспехи чинить. Мошна имеется, но небольшая - одна гривна на шее, штук семь весовых гривен в кошеле, еще полкило серебра монетами и чуток золота. Вроде много, но надо учесть дефицит товаров после нашествия и, как следствие, немыслимую инфляцию. Нужны средства, а где их взять, если налоговый период в вотчине уже закончился? Урожай собрали осенью и господскую долю тут же изъяли. Меха, добываемые зимой, тоже наверняка успели продать. Интересно, имею ли я право на дань, собранную в этом году предыдущим владельцам? Что тут местное законодательство говорит о наследстве на движимое имущество? А если он церковную десятину не успел выплатить, то как с ней быть, учитывая, что в этой епархии скоро ни одной церкви не останется? И сколько у Микулы крестьян, и какие у них юридические отношения - в смысле, гридни или холопы?
   Так, это что, я уже мысленно примеряю себя на роль пусть и не рабовладельца, но настоящего феодала? Лучше озаботимся текущим моментом и перейдем к наболевшим вопросам. Это только невежественные рядовые могут думать, что могущественная коалиция, состоящая из их десятка и новоиспеченного боярина в моем лице, сможет своротить горы и прогнать захватчиков. И все же на всякий случай оставлю себе зарубку в памяти: ежели действительно получу имение, то нужно ввести там современный севооборот. И еще, завезти из Мурома или Новгорода семена огурцов.
   Но пока агропромышленная революция в масштабах княжества подождет. Ростислав вроде упоминал, что половину ратных отправил Михаилу Всеволодовичу. Войско это нам никто не вернет, но хотя бы одного человека можно отозвать обратно. Вот и прекрасно, спрошу у Плещея, кто в Чернигов городецкую дружину повел.
   Десятник в ответ на вопрос как-то странно поморщился и будто выплюнул слова:
   - Боярин наш старейший - Тит Цвень.
   Ох, и фамилии тут у них. Даже на десятом выходе не могу привыкнуть.
   - Этот ваш Цвень человек надежный?
   Судя по тому, как скривились дружинники и презрительно фыркнул мальчишка, Тит был просто кладезью недостатков, о чем мне тут же и поведали с подробностями. В общем, стандартный набор - туп, жаден, самонадеян, ленив. Одним словом, ничего необычного. Но вот то, что он еще и трусоват, для средневековья было чем-то противоестественным. Даже князья должны водить войска в бой самолично, лишь перед битвой позволяя себе посиживать на холме, дабы обозреть окрестности. Порой даже великие князья участвовали в битве стоя в рядах пешего войска, чтобы воодушевить ополченцев. Например, именно так погиб киевский князь Изяслав в бою с Гориславичем. Так что заслуги предков вышеупомянутого боярина и большие владения это конечно плюс, но трусость все перевешивает. Видимо, поэтому и сплавил Ростислав своего нарочитого боярина с глаз долой без малейшего сожаления, а тот и рад насладиться удовольствиями большого столичного города. Тут я князя понимаю. Совершенно правильно, что лучших людей он при себе удержал, а сюзерену отослал тех, что поплоше. Ярику этот Тит тоже никаким боком не нужен. Даже Егорку или Нюшу на его место поставь, и то больше толку выйдет.
   - Кому же тогда поручить княжича? - растерянно пробормотал я, но риторический вопрос повис в воздухе. Похоже, всех устраивал статус-кво, и оспаривать решение Ростислава о передаче сына в мои руки никто не собирался.
   Хорошо, подведем итоги. Городецкие бояре кто уже погиб, кто остался в городе и тоже погибнет. Лишь один, отправленный в дальний дозор, мог теоретически выжить, но где его найдешь? По всему выходит, что функция спасения княжича лежит целиком на мне. И ладно бы, речь шла только об одном человеке. Но ведь в придачу на меня ложатся заботы по восстановлению хозяйства и налаживанию функционирования управленческого аппарата всего княжества. А ведь специализация-то у меня несколько иная. Да еще нужно крепить оборону после предстоящего разгрома. Не скажу, что задача сбора остатков разбитых подразделений и вывода их из окружения для меня совсем незнакомая. На тренировках приходилась выполнять нечто подобное, но только в условиях сорок первого года. Тысяча девятьсот сорок первого, конечно, а там совсем другая специфика. Про тутошнюю экономику вообще молчу, это вам не книжку из библиотеки украсть. В общем, куда ни кинь, всюду клин. Но раз уж из-за меня вся эта каша заварилась, то мне ее и расхлебывать.
   Пока я размышлял, гридни тревожно молчали, ожидая моего решения и не осмеливаясь прервать драматичнейший процесс тяжких раздумий. Они тихонько поправляли ремешки на доспехах, рассаживались по седлам и были готовы двигаться за своим князем, ожидая только команды. Наконец, прокашлявшись и набравшись смелости, все-таки решаю судьбы живых людей, я обратился к ним с речью.
   - Значит так. Перво-наперво, давайте определим, где нам можно переночевать. Скажи, Плещей, куда мы можем добраться до вечера?
   Василий без раздумий и без изучения карт, которых он, как подозреваю, никогда в жизни и не видел, сразу выдал требуемую информацию. - До Веряжа, боярин. Но лучше нам еще немного по темноте проехать, и за ручьем будет Железинка.
   - Ну что же, в Железинку, так в Железинку, - согласился я. - Второй вопрос, обсудим конечный пункт нашего путешествия. В Серенск мы, естественно, не пойдем. Поганые города осаждают, а в самую пущу не лезут. Поэтому и нам следует отдалиться от рек и тореных дорог. А за Тимофеем пошлем гонца. Вот ты, - указал я на самого худенького из ратников, назвавшегося Даном (* сокращение от имени Богдан), - возьми моего приводного коня и мчись лесными тропами к Серенску.
   Богдаша передал копье, которое держал на плече, десятнику и взял протянутый Егоркой повод.
   - Тебе по пути, кажется, болото огибать, верно? - Карты окрестных волостей я помню наизусть, но населенные пункты на них нанесены весьма приблизительно, так что лучше уточнить. - Поэтому загляни заодно в Проню. Там козельскому посаднику все поведаешь, а он тебе коней поменяет и припас в дорогу даст. В Серенске тоже сначала к наместнику зайди, объясни ситуацию. Расскажешь, что лазутчика поймали. Дескать, скоро к Козельску главные силы татар подойдут и в поисках съестного все окрестные городки разграбят. Серенск, конечно, взять трудно, но вот поджечь, чтобы заставить сдаться...
   - Они не сдадутся, скорее сами сгорят, - выкрикнул кто-то из ратных. Видать, родственники там у него живут. Эх, да у кого же теперь родичи или друзья не погибнут, почитая, у каждого первого.
   - Знаю, что не сдадутся, но сути дела это не меняет. Тимофею же наказ дашь, чтобы сразу к нам ехал. Место встречи назначим...
   - Гусино или Теремово, - подсказал десятник. - Это самые дебри. Мы туда за два дня доберемся, а татарве вовек не сыскать.
   - Ага, в Теремово. - Судя по названию, село оборудовано комфортабельным жилищем, что отнюдь не лишнее. - Много с вашим Ратчей отроков?
   - Два десятка. Еще как вести о падении Рязани дошли, князь решил дружину увеличить. Всю зиму юнцов обучали, а как меха подкопили, отправили на серенский торг за оружием. Там в городе мастеров много.
   Да, мастера. Хорошо, что напомнил. Достав из кошеля пяток длинных серебряных палочек, я протянул деньги Богдану, сокрушенно вздохнув, что маловато средств взял с собой.
   - Ого, новгородки, - уважительно присвистнул парень, взвесив на ладони двухсотграммовые бруски.
   Услышав, что серебра маловато, Нюша радостно откликнулась: У меня есть, князь в дорогу дал. - Девушка с гордостью вытащила из узелка шестиугольный слиточек киевской гривны, но подойдя поближе и узрев серебристую горку, лежащую на Богдановых ладонях, вдруг остановилась. - Да уж, действительно маловато.
   - Да я же просто по делам ехал, зачем мне было с собой много денег брать, - попробовал я оправдаться. - Вот, еще золотую гривну добавлю.
   А вот тут я, пожалуй, перестарался. Судя по реакции ратников, мало кто из присутствующих видел подобное, и наверняка никому из них не приходилось держать в руках золотую гривну. Даже рязанский боярин, чье имущество могло стоить намного больше, вряд ли когда-нибудь имел столько наличных за раз.
   - Закупите с Ратчей оружия, сколько сможете, только не мешкая. Если сумеете каких мастеров уговорить, пусть грузят скарб и едут к нам. Особенно оружейники - кузнецы там, домники, щитники, лучники, тульники.
   Дав все необходимые инструкции, удостоверившись, что дорогу гонец найдет, Тимофея в лицо знает и тот его тоже помнит, я посмотрел вопросительно на княжича. Тот сразу сообразил и с серьезным видом махнул рукой. - Ну, езжай.
   Богдана просить дважды было не нужно, и он сразу помчался к цели, быстро перейдя с рыси на скок. Проводив глазами гонца, Василий скептически покрутил пальцем свой длинный ус, фыркнув как кот:
   - Не согласится никто к нам идти. У Серенска детинец надежный, да еще стоит на десятисаженном обрыве. Как его взять?
   - Взять-то монголы может и не возьмут, а вот закидать огненными стрелами вполне cмогут, говорил уже. Ну да посмотрим. Следующая задача - послать двух человек к Оке, встречать уцелевших. До темна пусть сидят в зарослях, а ночью перейдут реку и поищут с восточной стороны. Василий, подбери подходящих кандидатов для миссии половчее.
   Десятник, не задумываясь над выбором, снял перчатку и, сунув пальцы в рот, негромко свистнул. Меня аж передернуло, когда я подумал, что руки он не мыл, по крайней мере, с утра.
   - Ивашек пошлем, - пояснил Плещей. Вот это тут дедовщина царит. Самых молодых и на пост ставят, и в разведку шлют, пока все отдыхают.
   Оба дозорных мгновенно примчались на свист, и даже не пикнули, выслушав новое задание. Инструктировал командир их недолго, закончив распределением целей:
   - Доманег, пойдешь в Поречье, а ты, Воибор, в Заболотье. - Надо же, а мне их представил Иванами. Запутаешься тут с двойными именами. - Весь завтрашний день проведете на правобережье и ночью вернетесь. Скрытно доберетесь до Теремово, приведете, кого сможете, и доложите, что видели.
   Витязи согласно кивнули, суть задания была им понятна, и собрались уже трогаться в путь, но я их притормозил.
   - Припасы у вас есть? - Хотя люди здесь и выносливые, но иногда питаться нужно даже им.
   - Сухарей немного осталось.
   - Этого мало. Вот, солонинки возьмите и фляжку с брагой. - Так, кажется, прокол. Я сказал "фляга", или все же перевел этот анахронизм на древнерусский? Вроде никто и бровью не повел, значит все в порядке.
   Пошарив в мешке, я достал большие куски лосятины, завернутые в старую холстину, аутентичную настоящей. Эх, знали бы зеленые, для чего Академии наук недавно лось понадобился, они бы миллионные демонстрации на улицы вывели. На прощание я напомнил лазутчикам о важности всей информации о противнике, которую удастся собрать: его действиях, местоположении и количестве.
   Не успели разведчики скрыться за поворотом, как снова подал голос маленький княжич. - В Козельск надо гонца послать.
   - Само собой, - поспешил я успокоить мальца. - Как раз думаю, кому поручить. - Вот кто его за язык тянул, и так уже изменений в истории накопилось немало. Но раз напомнил, будем выполнять. А ведь действительно, кого делегировать? Тут необходим кто-нибудь попредставительней, но Василий мне самому нужен. Остается рязанец. Правда, еще неизвестно, будет ли он подчиняться полузнакомому страннику, так что надо к нему подольститься.
   - Фрол, ты у нас самый видный и с нарочитыми людьми говорить привычный. Что воеводе сказать, думаю, сообразишь.
   Важно кивнув, как будто ему не привыкать к подобным миссиям, Капеца подтвердил:
   - Дело нехитрое. А в Козельск дорогу найду, не заплутаю. Проселок как раз вдоль Жидры идет, только не петляет, а напрямки.
   - Все равно возьми одного кметя, тебе для солидности помощник нужен. Да, вам на полдороги какой-то городок встретится, сделаете там остановку. Только недолго, старосту предупредить и коней напоить.
   - Да мы уж мы поспешим. Может козельцы помощь успеют выслать.
   Как же, успеют. Все-таки далековато, тридцать километров по карте. Да и напрямую через лесной массив, сохранившийся даже в двадцать первом веке, провести рати невозможно. В общем, даже если Ростислав с вечера послал гонца и козельцы загодя собрали войско, да еще правильно поняли, что означает дым над Городцом, то все равно не успеют. В любом случае, раньше, чем к завтрашнему вечеру никого ждать стоит. Да и то, если козельские бояре захотят поспешить на помощь. А то ведь решат, что свой город дороже.
   Примерно так, только в более осторожной и завуалированной форме я и пояснил погрустневшим дружинникам. Возразить им было нечего, но насупившийся Фрол, не желая повторения разгрома, подобного рязанскому, упрямо гнул свою линию.
   - Если надо, я и в Чернигов поеду. Князь меня помнит по прошлому посольству и выслушает. Глядишь, и дружину пошлет снять осаду. Рязанцам вот войско не дал, так пусть хоть своим поможет. Ну хотя бы Ростиславовых дружинников вернет.
   Нашел на кого надеяться. Как можно менее ехидным тоном, хотя боюсь, получилось это плохо, я вкрадчиво поинтересовался у витязя.
   - Это который князь, уж не Михаил ли Всеволодович? Боюсь вас всех огорчить, други мои, но у черниговского князюшки появились более серьезные проблемы, чем татары, и ему сейчас не до нас.
   - Что же в Чернигове такого стряслось? - разом воскликнуло несколько человек.
   - Как раз в Чернигове ничего, - поспешил я их успокоить, - а вот великий князь Владимирский недавно погиб в битве и, как только эта весть дойдет Ярослову в Киев, то...
   - То Ярослав помчится принимать под свою руку Владимирское княжество, - сообразил Фрол, - а Михаил Черниговский, соответственно, поспешит занять Киев.
   - А Черниговом попробует завладеть Мстислав Глебович, - подхватил нить рассуждений Василий, - но Михаил захочет оставить обе власти (* оба княжества) себе и тогда...
   - Начнется свара, - тихо закончил Егорка. В калейдоскопе имен он не разобрался, но то, что князья ради новых земель, не задумываясь, затеют усобицу даже во время иноземного нашествия, ясно и ребенку.
   - Вот примерно так и будет, - подтвердил я дедуктивные выводы гридней. - И хорошо еще, что войско Батыево уполовинено и у хана пока нет сил, чтобы идти на Чернигов. Разорят несколько городов в княжестве, возьмут Вщижек, Козельск, Городец, а затем вдоль Оки рванут скорее в степи.
   А вот про Городец лишний раз можно было и не упоминать. То обстоятельство, что он оказался в числе этих "всего лишь нескольких" поселений, с точки зрения истории сущий пустяк, но для его жителей весьма неприятно. Вон как лица у воев вытянулись. Лишь рязанец, смотревший на происходящее в масштабах всей Руси, вопросил:
   - Юрий Всеволодович погиб, а войско его как?
   - Не успело изготовиться к битве, - пожал я плечами, - и разбито по частям.
   - Странно как-то. Великий князь с юности на ратях. И на немцев ходил не единожды, и на Литву, и на мордву, и на болгар. С братьями и браточадоми опять же воевал. Юрий уже тридцать лет, как полки водит, да и воеводы ему под стать. Как же их так угораздило?
   - Подвела самоуверенность. Владимирцы решили, что в лесу их врасплох не возьмут и разошлись по селам. Все-таки зима, а не май месяц, кметям надо греться в избах и отдыхать. Поэтому, хотя Берендея сторожа заметили загодя, но оповестить всех и собрать воинство не успели. Ну и конечно, без предательства не обошлось.
   Фрол внимательно ловил каждое слово о роковом для Руси сражении, впитывая в себя подробности о тактике и военных хитростях монголов. Но время поджимало и, отпустив посланников, мы, наконец, тронулись в путь. Отряд не слишком большой, чтобы внушать страх врагам - только десять человек, не считая женщин и детей. Но все же целое подразделение, вполне хватит, чтобы отбиться от случайных налетчиков. Всадники потихоньку прибодрились. У них снова есть символ власти - маленький князь, имеются задачи на сегодняшний день и появились планы на ближайшее время. Есть и надежда на светлое будущее, благо, что о предстоящем двухвековом иге никто из них не знал. Дружинники целеустремленно мчались вперед, так что снежная пыль вылетала из-под копыт лошадей.
   Только я один был настроен пессимистично, потому что моя миссия находилась под угрозой и вообще, мое возвращение домой теперь представлялось маловероятным. Ну не могу я оставить княжича без надежного присмотра. Даже если расскажу десятнику, к примеру, о вещем сне, и поясню, куда нельзя соваться в этом году, и где прятаться в следующем, не факт, что без меня так все и сделают. Придется присматривать за Яриком, как минимум, до послеследующей осени, пока монголы не уйдут окончательно из Черниговского княжества, а гарантийный срок аккумулятора - только год.
   - Ох, судьбинушка моя, через пень-колоду. - Переполненный жалости к самому себе, я так горестно вздохнул, что не только барышня и малыш посмотрели удивленно, но и покрытые шрамами ветераны округлили глаза. Они, конечно, решили, что мое огорчение вызвано неминучим разорением Городца татарами, но были неправы. Только теперь я понял, почему так много спасателей пропадает в прошлом. Наверняка накуролесили чего-нибудь, вот и остаются исправлять содеянное.
  

Часть III

   Заря только начала робко разгораться, намекая о скором появлении солнца, но козельский наместник и воевода Борис Медлило уже стоял на верхнем ярусе стрельницы, высившейся над отвесным обрывом. Древние строители мудро расположили детинец на высоком мысу, так что его охраняли не только валы со стенами, но и отвесные кручи. Покрытая снегом река, надежнее любого рва огораживающая город, белела в двадцати с лишком саженях внизу. С такой немыслимой высоты открывался чудесный вид, но на башню наместник залез не для любования окрестностями и не с целью астрономических наблюдений. Единственное, что его сейчас волновало - судьба Городца. Глаза боярина уже не так хорошо различали буквы на пергаменте, что уже давало повод злопыхателям утверждать о неграмотности Бориса Елиферича, но дальнее, напротив, различалось отчетливее, чем в юности. Однако ни сигнального дыма, ни густых черных клубов от пожарища, со стороны Городца было не видать. Однако, точно известно, что где-то там бродят поганые.
   Моавитян Борис ожидал всю зиму. С некоторой опаской, ведь и дед и прадед нонешнего князя погибли в битве с ними, а сам Борис тогда спасся лишь чудом. Но вместе с тем, и с некоторым нетерпением, желая отомстить татарам. Не только за своих другов, не вернувшихся с роковой сечи, но и за свой тогдашний страх и бессилие. В том роковом сражении у Калки ему даже не довелось преломить копье или скрестить меч с иноземцами. Едва козельская дружина построилась, готовясь отразить вражеский натиск, как отступающие, вернее, бегущие в диком ужасе половцы налетели на русский полк, расстроив ряды всадников и потоптав пешцев. О дальнейшем ходе битвы Борис старался не вспоминать, но желание поквитаться с ворогом с годами не угасало.
   А еще лелеял наместник мечту, о которой ни разу даже духовнику не сказал, впрочем, и не почитая ее за грех гордыни. Все было у Бориса Олферыча - и сундуки с серебром, и почет от козлян, и уважение черниговского князя, и преданная дружина. Не хватало честолюбивому боярину только ратной славы. Ну сидит он в крепости, ну копит богатства. А вот хотелось бы, чтобы ценили его не только за умение подобрать честных и хватких тиунов, расставить мытников, да с ремесленниками договориться по-хорошему, чтобы и уроков они достаточно сделали, и в обиде не остались. Разве этим будут потомки до седьмого колена гордиться да песни гусляры петь? Сгинь он на Калке, так хоть остался бы в памяти как герой, навроде Алеши Поповича.
   Поэтому и ожидал наместник татар без робости, желая реванша. Численность предполагаемого противника боярина ничуть не смущала. Когда осенью от восточных княжеств пришли злые вести, говорили о трех полчищах, по пять туменов в каждом. Но городов на Руси много, дружин - тоже, так что если агаряне сюда доберутся, то сильно ослабленные. Сколько бы тысяч татары ни бросили на штурм - две, три, или даже пять, крепость им не взять. Постоянной дружины у Козельска полтысячи, еще больше бойцов выставит город, да и среди селян многие предпочтут обороняться за крепкими стенами, а не прятаться в лесах. И надо сказать, это правильно. Козельск с трех сторон окружают реки, над которыми высятся многосаженные кручи. С запада и севера город огибает Другусна, из года в год подтачивающая свой правый берег, образуя с этой стороны высоченные крутяки. С востока Козельск прикрывала полноводная Жиздра. Правда, ее левый берег, на котором располагался город, довольно покатый, но зато и валы тут насыпали помощнее, компенсируя недоделки природы. Каждое лето гридни старательно проверяли, нет ли внизу оползней. Поправляли и оплывший после весеннего половодья ров невиданной глубины. Второго такого во всем княжестве не найти. Отгораживающий южную, напольную сторону города, этот ров выкопали на пятнадцать саженей вглубь, чтобы Жиздра, даже обмелев летом, заливала его не меньше, чем на несколько аршин. Вся земля, поднятая изо рва, пошла на вал, высившийся теперь над кручами. С такой защитой можно без всяких стен отбиваться, но и стены у Козельска всем на зависть. По всему периметру вокруг города высились мощные дубовые срубы с навесным боем. Чтобы эффективно обстреливать осаждавших, верхняя часть стены или башни выносилась вперед, образуя облам - длинную щель шириной в несколько вершков. Если противник перелезет через ров, заберется на вал и подойдет вплотную к стене, то из обламов, нависающих сверху, на него полетят стрелы, копья, камни и бревна. Во время половодья к городу никак не подступиться, но пока, к сожалению, Другусна и Жиздра скованы ледяным панцирем и Козельск можно атаковать с любой стороны. Хотя весна уже давно началась, но речной лед пока крепкий, а теплеет медленно.
   Аккуратно отрезав ножом рыжую, почти без следов проседи, завитушку от своей бороды, Борис отбросил ее вниз, внимательно следя, куда понесет ветром. Плохо, очень плохо. Поблескивающее в лучах солнца, золотое колечко относило в сторону захода. Это значит, сильной оттепели пока ждать не стоит. Скорее всего, через неделю во льду наверняка появятся трещины, но пока реки служат надежной дорогой для ворога.
   Книжных знаний о гляциологии у боярина не было, но он всю жизнь провел среди рек в постоянных разъездах, отправлял торговые поезда и расставлял сторожу. Поэтому о прикладной гидрологии и речном ледоведении Борис сам мог бы написать целую книгу. Однако, сейчас боярин своему знанию не радовался. Еще несколько дней назад казалось, что ситуация под контролем. Правда, татарва еще в феврале Новый Торг осадила, поди, уже и взяли давно. Но с Новгородом так просто у них не получится - слишком силен город, да и половодье уже не за горами. А там степняки немного промедлят и застрянут в неприветливых болотистых северных лесах, где провизии даже местным жителям зачастую не хватает.
   Но потом появились злые вести. Позавчера вечером пришел гонец от Ростислава. Пешком потому, что загнал коня в версте от Козельска. Новости, присланные Городецким князем, буквально ошеломили. В то, что каан татарский назначил место сбора в низовьях Жиздры, Борис поверил сразу - это самый короткий путь от Торжка через Смоленское княжество по Оке и Десне и дальше в Поле. Возвращаться по уже разоренной земле врагам не с руки. Там не найти пропитание для себя и коней, а больших обозов моавитяне не возят. Конечно, можно пройти вдоль Днепра к Чернигову и Киеву, но после нескольких месяцев непрерывных боев татары навряд ли отважатся на столкновение со свежими многочисленными полками.
   Не дожидаясь утра, воевода приказал большей части дружины собираться в поход. И потому, едва дозорный заприметил сигнальный дым со стороны Городца, две с половиной сотни всадников и сотня лыжников без промедления вышли на помощь соседям. Заодно послал наказ во все селения княжества. Приказ был жестким - всем селянам, у которых поселки не огорожены тыном, затворяться в городах и ничего не оставлять врагу. Совсем ничего - ни козы, ни клочка сена, ни мешка прелого зерна. Понятно, что многочисленные стога сена и соломы невозможно разместить в градах. Но и татарам давать фураж негоже, и все, что нельзя увезти с собой или надежно спрятать, надлежало сжечь. Даже из козельских пригородов начали перевозить на розвальнях запасы пшеницы и скирды сена, сдавая под расписку княжьему ключнику, не знавшему, куда складывать это богачество.
   К вечеру на закате появились новые вестники. Одним из них, как ни странно, был рязанский боярин в дорогой броне и золоченом шлеме, которого он заприметил прошлой осенью. Имя, правда, запамятовал, а вот доспех его запомнил. Такой и воеводе и даже князю к лицу. Известия вестоноши принесли нерадостные. Татарам удалось застать городецев врасплох, и дружина разбита. Только княжичу удалось ускользнуть с малой охраной. Жаль его, пропадет ведь. Почто сюда в Козельск не пошли? Правда, Фрол, так звали рязанца, возразил. По его словам, боярин Гавриил, которому князь Ростислав сына доверил, ратник, каких мало. Второй гонец, Семка, который в присутствии воеводы и козельского князя больше робел и молчал, тоже оценил Гавшу как умелого воина.
   На это Борис, почитавший себя умелым администратором и полководцем, скептически улыбнулся.
   - Мечом махать, много ума не надо. Княжьему советнику другое уметь надобно.
   - Он не только мечом, - Фрол неожиданно запнулся и совершенно не к месту заухмылялся. - Еще бают, он про пути татар заранее ведал. Да и игумен Афанасий как его заприметил, так все дела бросил и целый день с ним беседовал. И Ростислав его слушал внимательно. Так вот, Гавриил советует, чтобы не только села, но и все города в княжестве покинули и ушли. Или в лес, или же в сильную крепость.
   Видя, что воевода все равно сомневается, Капеца продолжил настойчивые уговоры.
   - Борислав Олферыч, я тоже так полагаю. Сам знаешь, и Рязань, и Владимир поганые захватили, что им какой-нибудь Мещеск, Алнер, или даже Серенск и Брын?
   Задумчиво почесав подбородок, умасленный по византийской моде, Борис крепко задумался. Была в тех словах правда, но просто ли заставить жителей укрепленных городов просто так вот взять и бросить свои дома и имущество? Да и судьба посланной дружины начала тревожить. То, что дыма от пожарища над Городцом пока нет, еще ни о чем не говорит. Не для того берут города, чтобы сразу сжечь. Сначала их грабят, потом отдыхают в теплых избах. Так что, может осаду сняли, а может, и наоборот - козельских воинов заманили в ловушку. Не радует и весть о гибели Владимирского князя, которая очень скоро аукнется здесь.
   Взяв клятву молчать о судьбе Юрия Всеволодовича, Борис отпустил вестников отдыхать и начал размышлять. Смена наибольших князей - дело беспокойное, а в военную пору очень опасное. Они уходят на новое место, забрав дружину, и защищать землю будет некому. Пока неизвестно, удержит ли Михаил за собой прежнее княжество, или его область достанется другому владетелю. И вряд ли черниговский князь вернет ту сотню, которую козельский наместник отправил ему зимой. Скорее наоборот, чтобы утвердиться в Киеве, он сам потребует подкрепления. Ох, почему на Руси нет постоянной династии великих князей?
   Сейчас, стоя на башне, Борис снова вернулся мыслями к битве на Сити, случившейся аккурат в новичок (1 марта, т.е. в первый день нового года. Лишь много позже новый год перенесли на сентябрь). Ничего не скажешь, неудачно пролетие началось. Как сказали посланники, Гавриле об этом побоище поведали пленники. И те, которых намедни в Городце поймали, и другие, с которыми Гавша прежде баял. В Киеве о гибели Юрия пока вряд ли знают. Вестоношей от залеских княжеств еще не было, и если прикинуть, то не меньше месяца уйдет на то, чтобы весть о разгроме донесли до Ярослава и Михаила. Это значит, что только в начале апреля они засуетятся, торопясь занять новый престол. А когда татары осадят Козельск? Боярин этот монастырский, а может, епископский, кто его знает, кто он таков и откуда, так вот, он утверждает, что Бату придет самое большее через три недели после взятия Торжка. Значит, нашествия нужно ждать не позже 25 марта. Если к тому времени черниговская рать успеет подойти, то они сядут в осаду, и обратно Михаил свое войско уже не заберет.
   - Борислав Алферич. - Воевода задумавшись, не сразу ответил, и подошедшему гридню пришлось повторить снова. - Борис Алферич, тебя князь зовет.
  
   Бросив последний взгляд на восток, воевода прервал созерцание и поспешил вниз по высоким ступеням. Во дворе кремника уже упражнялись кмети, метая копья в дубовые чурбаки, или лупя друг друга тяжелыми дубинками. Юный князь, облаченный в легкую детскую кольчугу и железные нарукавья, отчаянно рубился сразу с двумя наседавшими дружинниками, не дававшими спуску своему властителю. Вместо деревянного меча - точной копии настоящего, с которым он обычно тренировался, Василий сегодня размахивал настоящим железным оружием, правда, затупленным. Дюжие молодцы, коих ему назначили в супротивники, уже оттеснили княжича к стене и торжествовали победу. Но неожиданно, поднырнув под щит противника, благо маленький рост позволял проделать этот фортель, мальчик рубанул кметей по ногам и отскочил в сторону. Поножи обычно делались из тонких пластин и сильный удар не держали, так что гридни честно признали поражение.
   Бросив горделивый взгляд на воеводу, заметил ли он удаль своего воспитанника, Василий степенно прошествовал в терем. Там уже ждали княжьи советники, рассевшись по лавкам вдоль стен. Отдышавшись, молодой князь невозмутимо, словно ему это не впервой, открыл заседание, посвященное обсуждению текущей ситуации и приему эвакуированных жителей, бежавших от нашествия. Напуганные нежданным вторжением, в Козельск устремились не только свои селяне, но и жители Городецкой волости, а вскоре их прибудет еще больше. Так что следовало подумать, как их всех разместить. Выслушав отчет о предполагаемом количестве беженцев, княжич обратился к наместнику:
   - Борислав, морозов нынче нет. Можно пришлых мужиков в сараях и хлевах поместить, не замерзнут. А женок и детей по избам расселить. Полагаю, всех сможем принять.
   Машинально кивнув, ведь все это он сам давно уже просчитал, боярин все же порадовался, что хорошо выучил подопечного и бросил наказ стремянному:
   - Гонцам ждать наготове, лошадей не распрягать, и еще троих, нет, четверых снарядить в путь. Все о двуконь.
   - Так что в грамотах писать будем? - Василек перестал напускать на себя серьезный вид и недовольно скривился, как уставший от занятий школяр. Было от чего серчать. Медлило так и не решил, звать ли жителей Серенска и прочих городков в Козельск. А князю Черниговскому уже целых три письма сочинили, но ни одно из них так и не отправили.
   - Погоди немного, - остудил наместник ретивого отрока, - нужно подумать малость. А пока пусть пошлют за священником.
   Заметив удивление юного князя, пояснил с усмешкой.
   - Попросим разрешения пост нарушить. Гридням сейчас силы нужны. А епитимья за грех, самая строгая, - опосля осады ... для тех, кто живота не лишится.
   На самом деле Борис просто тянул время, не решаясь совершить выбор: Оставлять ли князя в Козельске, зная, что сюда идет сам каан со всем войском, эвакуировать ли окрестные городки, извещать ли Черниговского князя о битве на Сите, и ... еще кое-что. Эту мысль он не хотел даже думать, но понимал, что на то он и правитель, чтобы предусмотреть все варианты. Держаться в столь хорошо укрепленной крепости против даже целого тумена вполне возможно. Но ежели Батый действительно приведет под стены всю свою орду, то не лучше ли спасти город, подчинившись ему?
   Посетовав про себя, что ответственность за решение ни на кого переложить нельзя, Борис вытащил из-за пазухи круглый медальон, на котором был выведен яркой глазурью архангел Михаил. Попросив мысленно помощи у древнего воителя, наместник перевернул змеевик обратной стороной, благо, что священника поблизости не было, и воззвал языческим богам, которым поклонялись его прадеды. (* Подобные амулеты использовались вплоть до XV-го века, пока двеоеверие окончательно не изжили). То ли набравшись мудрости от святого оберега, то ли поняв, что надеяться следует лишь на себя, Борис решительно начал твердым голосом отдавать распоряжения.
   - На совет всех козлян созывать, посадских вооружать, к осаде город готовить.
   - А надо ли всех звать? - Удивился юный княжич. С горожанами, конечно, советовались по самым важным вопросам, но приглашали только власть города - бояр, именитых купцов, старшин мастеровых, старост волости.
   Печально улыбнувшись, воевода наклонился ближе, хотя и так сидел рядом с княжеским креслом, и вполголоса пояснил:
   - Теперь все не от дружины зависит, ее не хватит, чтобы даже стены занять, а от посадских. Мы им изложим ситуацию, но они должны сами решить стоять насмерть.
   Сказал и задумался - нет ли умаления княжеской власти в созыве веча. Пожалуй, нет. Если город сумеют отстоять, то летописец напишет так, как ему скажут. Ну, а если погибнут все, до последнего человека, то никто не узнает, что тут происходило.
   Не прошло и минуты после отдачи приказа, как из ворот выскочило несколько всадников, торопясь разнести весть о предстоящей сходке по всему Козельску и его пригородам. Опережая вестников, подняли тревогу била (деревянные, металлические или каменные доски, по которым стучали, чтобы известить о тревоге или начале службы) городских храмов, сразу всполошив жителей. Сначала громко зазвенело медное клепало, подвешенное на крепостной стене близ княжеской церкви. Пономарь бил в него не так, как к утрене, - размеренно и степенно, а торопливо, ударяя молотком изо всех сил. Вскоре послышалось клепание и со стороны центра города. Последним, низким глубоким звоном, отозвался колокол новой посадской церкви, возведенной недавно из камня на средства купцов и мастеровых. Сначала два дюжих звонаря долго тянули за веревки, раскачивая вал с прикрепленным к нему колоколом, и лишь потом корпус колокола, раскачавшись, начал ударяться об язык, извлекая из него раскатистый звук. Заслышав так и не ставший привычным трезвон, Медлило нахмурился. То, что горожане построили каменный храм, это хорошо. Если бы не частая смена князей, в кремнике тоже давно бы возвели белокаменный собор. Но Борис не одобрял новую моду, заимствованную у латинян - вешать на звонницах кампаны (* колокола). Правда, в Киеве это новшество уже давно прижилось и даже появились свои русские мастера, отливавшие из бронзы не хуже иноземцев. Но все-таки наместник почитал это нововведение блажью и напрасной тратой денег.
   Заслышав торопливый перезвон, мастеровые бросали свои дела и спешно собирались. Останавливались гончарные круги, замирали ткацкие станки, затухали печи, в которых плавилось стекло, откладывались в сторону куски кож. Лишь кузнецы, последние месяцы ковавшие почти только оружие, замешкались, стараясь успеть сделать побольше, пока заготовка еще не остыла.
   Вскоре застучали кленовые била в пригородных селеньях, и каждый людин, заслышав тревожный сигнал, бросал свои дела и торопился на сходку.
   Через час на торговой площади собралось все взрослое население окрестностей (* мужское население, естественно). Пришли не только главы семейств, кои могли решать дела на всенародном вече, но и их взрослые сыновья. Некоторые были ненамного старше Василия, но тоже собирались обороняться от врага и надеялись, что князь даст им оружие. Чтобы такое обилие народа могло поместиться, палатки торговых гостей спешно убрали, освободив место.
   Дворовые уже повытаскивали из бертьяниц все вооружение, которое только там было - наконечники копий, щиты, шлемы, наголенники, кольчатые брони, стрелы, топоры, длинные ножи, и раздавали его старостам улиц. Те уже сами делили воинскую справу между своими людьми. Многие пришли не с пустыми руками, принося с собой железные сошники и прочие позарез нужные в хозяйстве инструменты, чтобы отдать их кузнецам для перековки в оружие.
  
   - Пора уже, - нетерпеливо заметил князь, глядя в окно, как обилие народа заполнило всю площадь перед детинцом. - Надо выходить к ним.
   Наместник согласно кивнул, понимая, что тянуть больше негоже.
   - Сейчас пойдем.
   - А городецкого боярина, то есть рязанского, - сбился с мысли Василий, - ну, в общем, Фрола, тоже попросим слово сказать перед людьми?
   - Пока не стоит, сам про все расскажу.
   Видя, что и в самом деле ждать больше нечего, Борис наконец тряхнул головой, отгоняя тяжкие думы, и решительно поднялся с лавки. Но прежде, чем идти, он поманил поближе верного гридня и еле слышно отдал распоряжение:
   - Посланцев городецкого княжича из терема не выпускать. Скажите, тут нужны. А будут серчать, оружие у них поять и держать в повалуше.
  

***

   Слабый свет ущербной луны с трудом пробивался сквозь облака, но белый снег, пока еще и не думавший таять, делал ночь не такой темной. Немного рассеивала мрак и цепочка огоньков, мерцавших вокруг Городца. Костры, разумеется, горели на безопасном расстоянии от города. Даже в темноте умелый лучник мог без труда пустить стрелу в разлегшихся вокруг кострища татар и потому осаждавшие держались от валов подальше, за пределами дальности лука.
   Город пока еще стоял на своем месте, сравнительно целый и невредимый. Моавитяне, измученные суточным маршем, битвой и сооружением стенобитных снастей, спят за рекой на своих войлочных ковриках, а самые везучие из них даже греются в пригородных избах. Царивший весь день гомон сменился тревожной тишиной, нарушаемой лишь лошадиным фырканьем и петушиным криком. Но это ненадолго. За спящими степняками из леса пристально следили десятки внимательных, ненавидящих глаз. Среди незримых наблюдателей, изучающих подступы к обороне противника, был и воевода Василий Проня. Сравнительно молодой, всего лишь лет тридцать с хвостиком, он уже успел поучаствовать во многих сражениях под стягом черниговских князей. Сначала простым гриднем, а потом десятником и сотником. Когда Василий решил вернуться в родной край, козельский наместник принял опытного воина, прибывшего с приграничья, весьма радушно и доверил командовать сотней. Но все битвы, в которых участвовал Василий, если не считать нескольких засад, происходили днем, и потому сейчас походный воевода находился в раздумьях.
   Ночной бой - прибежище слабых и малочисленных. Нет, мысленно поправил себя Василий, это привилегия умелых, опытных и абсолютно уверенных в себе бойцов. И желательно, знающих каждую тропку, могущих пройти по полю боя с закрытыми глазами. Конечно, большое войско в темноте растеряется, но вот отдельные сотни вполне смогут действовать слаженно.
   Выведя дружину к Городцу еще засветло, воевода нападать сразу не спешил. Агарян сосчитали, и их действительно оказалось свыше полутысячи, так что численное преимущество за ними. Если бы они лезли на приступ, тогда конечно дружина поспешила бы ударить им в спину. Но степняки не смогли взять крепость изгоном и пока только сооружали переметы, готовясь к напуску. До утра штурм не начнут, так что можно спокойно все обмыслить. Оценив обстановку и посовещавшись со старшими дружинниками, воевода порешил напасть ночью, когда все, кроме стражников, уснут. По-хорошему, бой лучше начать перед рассветом, когда сон самый крепкий, а светлеющее небо помогает отлавливать убегающих вражин. Однако татары искусны в воинской науке и наверняка в этот час удвоят стражу. Да и отдохнут басурмане к утру, ночи-то пока еще длинные.
   Татары еще до темноты окружили город кольцом, не оставляя осажденным ни одной лазейки. Почти половина войска вольготно расположилась в селище на мысу, благо, что дружинники Ростислава не успели спалить пригород. Остальные сотни Очирбат расставил за реками. Разбившись по десяткам, монголы наспех поснедали полусырым недоваренным мясом и уснули, выставив дозорных. Спали и защитники города, отразившие сегодня короткий, но жестокий штурм.
   Дождавшись полуночи, лазутчики тихонько подкрались к часовым, стоявшим за Окой и Жиздрой. Совиной уханье, далеко разнесшееся на реками, послужило сигналом, и сразу несколько монгольских сторожей упали, заколотые длинными ножами. Там, где лес далеко отступал от реки и вокруг караулов оставалось открытое пространство, дозорных старались снять стрелами. Конечно, не всегда операция проходила бесшумно, но подскочившие дружинники быстро расправлялись с сонными агрессорами.
   Сложнее всего пришлось в слободе, где расположились сразу две сотни Очирбата. Туда и добираться приходилось по открытому месту, и концентрация войск противника наибольшая. Поэтому к пригороду дружинники продвинулись стремительным броском, стараясь отрезать татар от конских табунов. Как порыв бури сметает сухие листья, так и рассыпанный строй русичей смел моавитянских дозорных. Пока заспанные степняки не успели выскочить из домов, гридни споро принялись за дело. Одни, подхватив головни из костров, закидали ими переметы и пороки, предварительно разбив о них горшочки с конопляным маслом. Другие поспешили разстреножить и отогнать татарских коней, или же просто переколоть степных лошадей копьями. Некоторые удальцы успели подпереть бревнами двери домов, прежде чем оттуда выскочили разъяренные агаряне. Теперь из запертых изб им приходилось вылезать по одному через узкие оконца. Но, конечно, большинство татар все же успели выбежать из амбаров и домов, служивших им ночлегом, прихватив с собой сабли или копья.
   Несколько десятков степняков организованно сумели добраться до лошадей и, вскочив на коней, почувствовали себя увереннее. Мгновенно сбившись в некое подобие строя, комонные устремились прочь от города. Преодолеть ночью крутой обрыв, да еще верхом, дело непростое, поэтому путь у них был лишь один - вдоль мыса на юг, к ближайшему лесу. Как раз там их и поджидал воевода, у которого в резерве на подобный случай осталось полсотни гридней, нетерпеливо ерзавших в седлах и ждавших лишь знака, чтобы броситься на нехристей. Верхоконным лучше встречать вражеских всадников на скаку и, как только темная масса татар начала приближаться, воевода вынул меч и указал им вперед, подавая команду к бою. Прекрасно выезженный скакун, заметив, что хозяин достал оружие, сразу же рванул с места и, ускоряя ход, помчал своего всадника встреч супостатам.
   Покрутив клинок над головой, разминая мышцы руки, Василий направил меч вперед и напряг зрение, высматривая подходящего супротивника. Наспех оборуженные монголы не успели воздеть доспехи, но их командир, похоже, и ночью не снимал брони. Пламя от горевших пороков отблескивало на его плечах и шлеме, выделяя среди прочих татар. Этого бохатура Проня и выбрал себе в качестве достойного противника. Тот тоже сумел угадать среди русичей равного себе, и два витязя сошлись в поединке.
   Вид всадника, закрытого от лица до сапог блестящим железом, всегда страшен. Но Василий знал, что эта стальная колонна, восседающая на железной лошади и кажущаяся непробиваемой, внутри такая же мягкая и уязвимая, как и обычные люди. Да и сам он со стороны выглядит не менее грозно. Эти мысли лишь на миг промелькнули и исчезли, не отвлекая боярина от битвы.
   Татарский нойон нацелил свою пику в щит воеводы но, обманув, в последний миг приподнял оружие и направил урусуту в голову. Однако хитрость не удалась. Отведя мечом вражье копье вверх, воевода тут же рубанул наискосок. Правда, лезвие соскользнуло со стальных пластин, даже не поцарапав противника. Зато монгол, уже было разминувшийся с вопречником, напоследок успел зацепить русского крюком, насаженным на задний конец древка. Но степняк немного переоценил свои силы и с коней слетели оба всадника. Мягкий снежок и толстый поддоспешник уберегли витязей от травм, да и не впервой им было падать, так что, быстро вскочив на ноги, поединщики снова сошлись в схватке. Копье монгол сломал, но сохранил саблю. Василий, даже падая, так и не выпустил меча, зато лишился щита, искать который было недосуг.
   Мотнув головой по сторонам, воевода заметил, что кому-то из агарян все же удалось умчаться к лесу. Их не преследовали, потому что и оставшихся вражин хватало с лихвой. Те татары, что благоразумно придержали коней, не торопясь бездоспешными лезть на рожон, сейчас отхлынули назад и остановились, смотря на своего предводителя. Тот, сохраняя лицо, на помощь не звал и вокруг поединщиков воцарилось негласное перемирие, нарушаемое лишь несколькими особо увлекшимися воинами, не замечавшими ничего вокруг.
   Судя по выкрикам моавитян, бохатур в блестящем доспехе, украшенном золотом, и был татарским тысяцким Очирбатом. Понимая, что от поединка зависит многое и не рискуя повернуться спиной, чтобы поискать щит, Василий раздумывал, как уравнять шансы. Опытный нойон тоже нападать не торопился, предпочитая дождаться оплошности противника. Сверкали ли глаза татарина гневом, или напряженно прищуривались, в темноте было не разглядеть. Костры пылали далеко за спиной Очирбата и его лицо пряталось в тени.
   Ратоборцы стояли друг напротив друга, обдумывая тактику предстоящего боя и, казалось, никуда не торопились. Неожиданно Проня вдруг качнулся к супротивнику и, выбросив вперед руку, ударил мечом в правый край вражеского щита. Тот на мгновение повернулся, открыв свою изнанку, обшитую толстой кожей, и тут же Василий мощным пинком отправил красиво расписанный щит в полет. От молодецкого удара прочные заклепки вылетели и у монгола в ладони остался лишь бесполезный ремешок. В бешенстве, издав какой-то утробный рык, агарянин отпрянул, раздраженный собственной нерасторопностью. Он, конечно, успел полоснуть урусута саблей, но тот ловко отвел наручем смертоносное лезвие и теперь Очирбат понял, что проигрывает схватку. Как в последней сыгранной им партии в согдийской игре, когда он потерял барса и лишь детеныш закрывал нойона от вражеской повозки (* Соответственно, ферзь, пешка, король и ладья).
   К шахматной аналогии мысленно обратился и Василий. Теперь, когда оба противника без щитов, преимущество, несомненно, за прямым мечом. Так же и в шахматах ладья, разящая прямо, стоит двух слонов, бьющих наискось. Свои теоретические выкладки Проня вскоре подтвердил и практикой. Как только моавитянин широко замахнулся, намереваясь рассечь кольчугу воеводы вместе с наплечником, последовал короткий, быстрый как укус змеи, укол в личину. Левая рука агарянина дернулась вверх, стремясь прикрыть лицо, но слишком коротким был путь меча, чтобы можно было успеть закрыться от него наручем. В коротком выпаде воевода не успел вложить в удар всю силу и выкованная на совесть стальная маска даже не треснула. Но тычок тяжелым мечом, хоть и смягченный войлочной подкладкой, ошеломил монгола. Может, он и пришел бы в себя, но русич не дал ему и секунды. Отведя руку назад, он на этот раз ударил со всей силы и угодил супостату прямо в око. Шлем тут же отлетел, так что зрителям, наблюдавшим схватку, на миг показалось, что нойону отрубили голову, а ставший вдруг красным наконечник меча вышел из затылка тысячника. Выдергивая клинок, воевода успел всмотреться в лицо агарянина. Кажется, его ровесник и, возможно, тоже в юности ратовавший на Калке. И волосы также рано поседели.
   Между тем в битве произошли изменения. Городецкие ворота неожиданно распахнулись и из них выбежали два десятка одоспешенных воинов, за которыми спешили ополченцы с копьями. Малая горстка людей, которых полтысячи Очирбата смахнула бы, как изголодавшаяся лошадь проглатывает клок прошлогодней травы, эта горсть теперь оказалась тонким кинжалом, протыкающим кольчугу на спине бахатура. Сметя последних татарских командиров, пытающихся созвать своих воинов, городецкая ватажка окончательно преломила ход сражения, лишив остатки агарян воли к сопротивлению. Теперь им осталось только выбрать - бежать или сдаваться. Везунчики, коим посчастливилось оказаться верхом, все как один предпочли попытать счастье в бегстве. Некоторые ускакали живыми, но большинство упали, утыканные стрелами, или слетели с коня, остановленного копьем дружинника. Еще хуже пришлось тем татарам, что против своей воли превратились в пехотинцев. Уже не осталось начальников, могущих собрать их вместе, и сражались они поврозь. Все чаще агаряне бросали оружие, моля о пощаде, рассчитывая на то, что в этом, еще не разоренном княжестве, урусуты пока не столь сильно ожесточились против захватчиков и даруют им жизнь. Сдающихся татар, помня строгий наказ главного воеводы, действительно миловали и, глядя на столь гуманное отношение к пленным, другие моавитяне тоже прекращали сопротивление. Стычки за рекой закончились еще раньше и вскоре битва стихла окончательно.
   К этому времени подожженные бревна осадных снастей разгорелись вовсю, освещая окрестности Городца. Пылали и некоторые строения, в которых укрылись упрямые татары, еще не понявшие, что бой уже проигран. Когда от яркого пламени посветлело настолько, что можно стало различать цвета, снег вокруг крепости отливал темно-бурыми. И не от багряного солнца, до восхода которого еще далеко, а от человеческой крови. В основном, агарянской.
   Проня собрался обойти поле битвы, но его схватили и усадили на павшую лошадь, крепко держа за руки. Василий сопротивлялся, пока ему не растолковали, что у него в ноге торчит стрела. Когда только успела, мельком удивился воевода, он даже комариного укуса и то не почувствовал. Терпеливо подождал, пока разрежут штанину, наложат пережеванный лист прошлогоднего подорожника и замотают полоской холстины.
   Дружинники уже собрали своих раненых и добили беспамятных неприятелей. Сражавшихся врагов уже практически не осталось. Лишь дикие крики сгораемых заживо татар, решивших забаррикадироваться в прочных амбарах, свидетельствовали о том, что последние очаги сопротивления еще не пали. Интересно, что думают они, не раз слышавшие крики умирающих жертв, и теперь сами попробовавшие ту же стезю? Вон, визжат от ужаса, недовольные тем, что не они убивают, а их лишают жизни, да еще таким неблагородным способом. Но черт с ними, с агарянами. Что хотели сотворить другим, то и получили сами в полной мере. Главное, что город отбит, татарская дружина частично вырезана, частично рассеяна по лесам, а потери небольшие. С рассветом надо взять в Городце собак и начать отлавливать утекших. Нечего им по нашим лесам шастать.
   - Василий Митрич, - подошел городецкий боярин, казалось, еще не пришедший в себя после нежданного спасения. - Что с полоном делать будем?
   Пленных действительно набралось гораздо больше, чем рассчитывали. Сотни полторы агарян, связанных их собственными арканами и уздечками, скучились у подножия вала, ожидая своей участи. Посечь бы их всех, но не велено. Недовольно нахмурившись, Проня твердо повторил приказ наместника:
   - Медлило сказал, бросивших оружие не трогать. Погоним всех лиходеев к Козельску.

***

   За ночь просторный терем постепенно остыл, но утром печь снова растопили и помещение начало быстро прогреваться. Лежка, устроенная из мягких шкур, наброшенных на глиняную лавку, была самым удобным ночлегом за последние трое суток, и вставать мне не хотелось, даже когда все уже пробудились. В оконницы, круглые отверстия, проделанные в ставнях и затянутые промасленной холстиной, уже пробивался свет, но просыпаться я не спешил. Случись что важное, меня бы уж непременно растолкали. Находясь в полудреме, когда человек одновременно и спит, и может логически мыслить, я предавался сладким мечтаниям: Вот монголы походит к Чернигову и княжеское войско встречает его залпом пищалей, а с крепостных стен в упор по нападающим бьют картечью многочисленные пушки. Или даже не так. Порох будет современный, бездымный. Картина сразу изменилась. Клубы дыма над русскими стрельцами стали пореже, а татары начали падать еще за километр от крепости. Оставшиеся в живых степняки в ужасе разбегаются, наплевав на своих теменников и на Ясу, после чего на южной границе наступает долгий мир. Ах, да. Еще огромные осадные орудия перемелют в муку крепости крестоносцев, заповедовав немцам снова ходить на Русь. После столь грандиозных побед благодарные князья пошлют по моей просьбе заморскую экспедицию из десятка двухмачтовых кораблей, которые привезут из Америки, ... нет, из "Гаврилии", бесценные сокровища - картофель, кукурузу и тыквы, сразу решивши все продовольственные проблемы средней полосы. А еще лакомства - какао и помидоры. Ммм, вкуснятина.
   Мечты были сладкими и очень явственными, я даже почуял запах гари от пушек, хотя скорее это просто был дым, пробившийся сквозь щели старого глиняного дымохода. Осталось самая малость - придумать, как изготовить порох. Увы, но эпоха, по которой я специализировался, мне досталась неогнестрельная - от начала 12-го века примерно до Куликовской битвы. Связано это не со временем раздробленности, которая как раз на этот период и приходится, а с языковыми особенностями. Хотя спасатели сносно изъясняются на пяти или семи древних наречиях и понимают еще пару десятков диалектов, но в совершенстве они обычно могут овладеть только одним языком. Ведь для выполнения миссий требуется, чтобы нас считали за своих, и все языковые нюансы нужно знать в точности. Но, к сожалению, из века в век правила словосложения постоянно меняются. Например, ко времени Владимира Мономаха в Древней Руси уже перестал действовать закон открытого слога, что повлекло коренные изменения в филологии. А к концу 14-го века часть русских земель попала под власть Литвы, что наложило сильный отпечаток на речь, да и в верховских княжествах язык не стоял на месте и прогрессировал. К примеру, в категорию одушевленности включаются женщины, да и других изменений случилось немало. Попади я в эпоху правления Святослава или Ивана Грозного, то даже ребенок не поверил бы, что этот косноязычий человек пришел из соседней волости, и сразу распознал бы во мне чужака. Поэтому в другую эпоху меня посылать не станут. А раз в позднем средневековье мне побывать не придется, то зачем же тратить время на изучение ненужных премудростей вроде огневого боя? Так что технологию производства пушек я знал весьма поверхностно, равно как способ изготовления пороха.
   Эти соображения разогнали радужные мечты, и постепенно сквозь дрему я стал улавливать происходящее вокруг, хотя еще ясно не отличая явь от грез.
   - Кде боярин?
   - Сдесь. Тишэ, почивает. Брони превез?
   - Один на десяти, один и пол втора десяти (* пятнадцать).
   - То лепко. Поснедай пока.
   - Нэ емь мясе в пост.
   Голос вегетарианца грубоватый и хриплый. Вероятно, преподаватель филфака, уж очень точно воспроизводит невеградский говор. Второй голос по-юношески звонкий, явно студенческий. В словах мешанина - и архаизмы встречаются, и черниговская речь со смоленской перепутаны. Хм, а у "доцента" не просто новгородский акцент, а даже с заметным влиянием Пскова. "Олонись", "жима", "друзина". Наверно, его обладатель выходец из Шелонской пятины. Хотя, какие пятины, они появятся позже, ведь на двор пока только 13-й век. Что, тринадцатый!?
   Вскочив с лавки, я с недоумением огляделся вокруг. Уже третий лень торчу в прошлом, а все равно просыпаюсь в холодном поту. До этого ведь дольше одного-двух дней старался не задерживаться и полностью в местные реалии не втягивался, чувствуя себя гостем. Поэтому свыкнуться с мыслью о том, что застрял тут надолго, до сих пор так и не смог. Прогресс, правда, есть, но адаптация идет медленно. Все привычные, такие родные вещи из двадцать первого века - мягкий диван, планшет с сетью, смог, пестициды, генномодифицированные продукты тут отсутствуют напрочь. О комфорте и говорить не приходится. Хоть и добрались мы вчера до пункта назначения, но вместо ожидаемой княжеской резиденции в виде двухэтажного терема с медной крышей и печными трубами получили всего лишь просторную избу. Удобств мало - умываться можно лишь из примитивного рукомойника холодной водой, а баня топится обычно раз в неделю. Конечно, ключница, заведовавшая княжеским хозяйством, мовню для нас затопила, но я чувствовал себя не в своей тарелке, пока не убедился, что Сбыслава мыться вместе с мужчинами не собирается. Не потому, что чурается древних обычаев, а просто из-за тесноты истобки. В общем, Теремово меня разочаровало. Хорошо еще, что все гридни поместились в храмине и никого не пришлось укладывать спать в холодной клетине.
  
   Итак, что там у нас случилось? Юноша, которого я спросонья принял за студента, оказался Егоркой, отлынивавшим от заготовки дров, таскания воды и ухода за лошадьми под предлогом адъютантства у боярина. "Филолог" же предстал передо мной в образе высокого витязя в дощатой броне. Свой теплый плащ он скинул, и даже в тусклом свете печи и масляных светильников было хорошо видно, что вместо традиционной для Чернигова кольчуги, торс воина был затянут ламелляром, а предплечья прикрывали длинные пластинки, наклепанные на кожаную основу. Довершал портрет новгородца бритый подбородок. Надо заметить, что западноевропейские рыцари на зря ввели моду на бритье. Это диктовалось насущными потребностями, ведь в раннем средневековье воины часто закрывали лицо кольчужной маской, и даже коротенькая борода могла защемиться железными колечками. Да и дополнительных бонусов много - борода не попадет в миску с супом, в ней не заведутся вши, ее не надо расчесывать, что особенно актуально во время похода. На Руси подобный обычай распространялся с трудом, прежде всего из-за сурового климата, от которого природа и защищала лицо и шею мужчин естественным растительным покровом. Мерзнуть никому не хотелось, обматываться по-женски платком - тем более. Поэтому на бритых чудиков, даже царей, как например Василий III или Борис Годунов, смотрели с неодобрением. Но в Новгороде, славном своей независимостью и постоянно контактировавшим с заморскими странами, жители могли позволить себе подобные вольности.
   В общем, здоровенный детина является по всем признакам Тимофеем Ратчей. Не успел он открыть рот, что представиться, как шустрый Егорка уже все рассказал. - Что доспехи купили, отроков всех оборужных привели, десятка полтора ремесленников с собой идти уговорили. Вся кавалькада скоро прибудет, а десятник поскакал вперед, убедиться, ждут ли его здесь.
   Покивав, что малой все пересказал верно, Тимофей добавил, что поначалу никто из серенцев идти с ним не хотел, но из Козельска вдруг прислали наказ оставить город. Большая часть горожан собралась в свою столицу, но некоторые решили отсидеться по дальним селам.
   Груз забот, навалившийся на меня с самого утра, не обрадовал. И так уже Воибор привел пяток гридней, уцелевших после битвы на Оке, а тут еще такая толпа нагрянула. Посовещавшись с местной ключницей Звениславой, мы решили молодых дружинников распределить по домам теремовских весняков, а серенцев после отдыха отправить в ближайшие деревушки.
   Звенислава помчалась доставать продовольствие для прокорма такой оравы и искать паклю для туалетов, а я проинспектировал княжью дружину. Но все было в порядке. Плещей не дал воям скучать, заняв всех делами - кого чинить снаряжение или строгать древки для копий, а кого отправив в лес за свежей свининкой. Аннушка со своим подопечным, или вернее, наоборот - юный князь, в сопровождении няньки и одного гридня, ускакал в соседнее село, осмотреть свои владения.
  
   Вскоре подошли обещанные два десятка отроков, опередившие основной обоз, продвигавшийся по лесу и болотам довольно медленно. Как я и предполагал, отроки - название собирательное. Тут присутствовали и щуплые подростки, которым можно доверить только роль коноводов или княжьих слуг, и плечистые молодцы повыше меня ростом. Социальное происхождение новиков также весьма неоднородно. Тут, в диком краю, вообще на родовитость дружинников особого внимания не обращалось, а нешуточная татарская угроза вообще заставили вербовать всех желающих. А потому потомственными дружинниками являлись меньше половины отроков. Остальные же - обычные смерды. Но почти все привычные к верховой езде, к тому же вербовщики набирали рекрутов ловких да проворных.
   Оружие, что Ратча закупил в Серенске, порадовала как качеством, так и количеством: Дюжина кольчуг, три ламелляра, штук двадцать шлемов, три десятка щитов, куча топоров, пяток мечей, с полста наконечников копий и несколько пудов наконечников стрел. И это помимо того, чем были оборужены все двадцать отроков.
  
   Полдня затем пролетели, как одна минута. Приходилось бегать туда-сюда, искать, распределять, разводить на постой и знакомиться со всеми. В дописьменную эпоху, когда лишь в больших городах значительная часть населения ведала грамоту, память у людей была куда крепче, чем в будущем. Предполагалось, что достаточно мне один раз представить человека, чтобы я запомнил его в лицо и по имени-отчеству, да еще отложил в памяти род его занятий.
   Прибывшие ремесленники, которые своей профессиональной деятельностью пока заниматься не могли, просили дать им оружие, а своих старших сыновей предлагали ввести в постоянный состав дружины. Вернувшийся из поездки княженок также привел несколько новобранцев и пришел в немыслимый восторг, узнав, что его войско разрослось до пятидесяти оборуженных гридней. А вот мне не до восторгов, потому что пришлось думать, кого назначить пятидесятником - проверенного делом Плещея, к тому же отличавшегося рассудительностью, или импонировавшего мне Ратчу - вольнодумца, прогрессора и практичного торговца. Выбор был нелегкий, пока я не сообразил, что должность полусотника автоматически ложится на мои плечи, поэтому новгородец остался командовать молодшей дружиной, а Василий получил верховенство над меньшей по численности, но куда более боеспособной старшей дружиной.
   Наконец, все неотложные дела переделали и объявили о начале пира для старших дружинников и вятших серенцев. На случай приезда князя в тереме имелись в запасе козлы, которые и поставили в зале, положив на них доски. Прямо на этих досках и расставляли блюда, герны и плосквы с едой. Утомившись от хлопот, я молча сидел на скамье во главе стола и почти ничего не ел. Впрочем, древнее меню при всем его разнообразии, избалованному пришельцу из будущего не очень-то и нравилось. Но тут больше ценились не изыски, а сытность, а выставленных яств хватало, чтобы накормить всех пирующих
   Посреди стола возвышалась на блюде огромная, килограмм на десять репа. В изобилии имелся и хлеб. Да еще не ржаной, как в залесье, где пшеница не растет, а белый. Правда, особо светлым здешний пшеничный хлеб не назовешь, но придираться к еде, да еще весной, когда подъедаются последние запасы, никому в голову не приходило. Рядками стояли горшки с запеченными кашами из полбы, гороха, гречки, распаренного овса.
   Вот кашу я себе в мису наложил, а остальные блюда оглядел с сомнением. Из мяса только старая копченая медвежатина, лежавшая в кладовке неизвестно сколько, и сегодняшняя добыча охотников. Нет уж, плесневелый окорок есть не стану, а специфический вкус дикого кабана, мягко говоря, на любителя. Сыр прошлогодний, копченая рыба тоже. Кто их знает, как они хранились. Мне только не хватало животом маяться при полном отсутствии лекарств. Здешним хорошо, у них желудки привычные, а мне лучше такие опасные опыты не ставить.
   Так, что еще? Вот немного свежей рыбки, но какая-то она мелкая. Терпеть не могу кости выковыривать. Горячая похлебка в медянице. Ага, небось с хреном и прочими приправами. Сами ешьте. На латке зеленеет заквашенный щавель. Пожалуй, возьму, витамины не помешают. В ношве высится здоровенная горка крошева из мелко нарубленных овощей. Хм, летом поел бы, когда оно изготовлено из свежих продуктов да еще со сметаной, как настоящий салат. Но сейчас увольте.
   А с другой стороны, хорошо, что сейчас не лето, а то пришлось бы давиться местным деликатесом - огурцами с медом. Почетных гостей обязательно этим "лакомством" угощают.
   Добавив к своей скромной трапезе кусок редьки, я неспешно пережевывал пищу, закусывая горбушкой и прихлебывая хмельного меда, настоянного на малине. Слава Времени, бочонок с ним выкопали из земли досрочно, лет эдак за пять до окончания выдержки, и напиток сильно не пьянил.
   Сотрапезники в отличие от меня комплексами не страдали и насыщались с удовольствием. Лишь Ратча был сдержан в еде и чуть насмешливо, с чувством собственного превосходства взирал на провинциалов, без тени сомнения поглощающих куски свинины. Да и правда, что с них взять - прошло лишь несколько поколений, как местных вятичей окрестили и цивилизовали. То ли дело древний Новгород, приобщенный к византийской культуре еще при Владимире святом. Из всей компании лишь на меня Тимофей посматривал со сдержанной завистью, ибо я даже от рыбы удержался, что он оценил, как огромную силу воли, вызванную благочестивостью. Видно, уже наслышан, что высшие иерархи со мной запросто секретничают, да и за столом убедился в том, что Четыредесятница (* Великий пост) для боярина не пустой звук.
   Сидящий рядом со мной на медвежьей шкуре маленький княжич невольно старался подражать своему воеводе и ел не спеша. Я же вскоре совсем отложил ложку и задумался. Мечты мечтами, но все-таки, почему бы не попробовать изготовить огнестрел. Однако, проблем тут не счесть. Начнем с состава пороха. Самая простая смесь - шесть к одному к одному. То есть селитры поболе, серы и угля поменьше. С углем недостатка не будет, а вот серу где взять? Знаю, что ее добывают в вулканах, но у нас в стране таких природных чудес нет вовсе. Еще слышал о каком-то Серноводске, но это где-то аж за Волгой. Тоже не годится. Протряхнув всю память, вспомнил еще о серных залежах где-то за еще не основанном Львовом, у самой польской границы. Ну, как назло, не везет Руси со стратегическими ископаемыми. Импортировать серу из южной Европы пока не получится, о разработке сего ценного продукта там пока и не думают. Но я так просто не сдамся. Ведь этот ингредиент всего лишь ускоряет возгорание основной смеси и, в крайнем случае, можно обойтись без него. Значит, осталось всего лишь изготовить селитру.
   Разложив на обеденном столе ровно обрезанный лист бересты, я приготовился заносить на него формулы, но рука с писалом зависла в воздухе. Что я знаю про селитру? Да почти ничего. Вроде есть несколько разновидностей - натриевая и... а, вспомнил, аммиачная. Хотя, что-то вроде не так. Со школы отложилось, что вонючий аммиак - это на-о-три. Выходит, аммиак сделан из натрия, а значит, аммиачная селитра и есть натриевая. Уф, запишу ценные сведения, пока не забыл. (* ГГ все перепутал). Хорошо, формулу знаю, но как получить ингридиенты?
  
   - Новый чертеж? - требовательно вопросил княжич, в ожидании, что я снова начну рисовать схему местности. Как только мы прибыли в Теремово, сразу конфисковали у хозяйки запасы бересты, приготовленные как для официального документооборота, так и для сугубо хозяйственных надобностей. Рыбку там завернуть, или лукошко сплести. На одном из белых листов я по памяти начертил карту района, включив туда основные реки и города, а десятник подсказал местонахождение сел, лесов и болот.
   Ярику идея изображать местность на плоскости была не в диковинку, но столь точную и подробную карту, с соблюдением масштаба и расположением по сторонам света, он еще не встречал. Поэтому береста тут же стала любимой игрушкой юного князя.
   - Не, это будут скучные записи. Расчеты припасов и имущества. Вот лучше, возьми, поиграйся. - Достав из туеска требуемый чертеж окрестностей Городца, я отдал его мальцу, и он тут же принялся водить пальчиком по карте, радостно вскрикивая, когда узнавал знакомое место.
   Сбыслава, хлопотавшая вместе со Звениславой, наконец, угомонилась, и присев слева от меня на краешке скамьи, тоже с любопытством уставилась в формулы. Понять, конечно, ничего не поняла, я и сам в них не разобрался, но попробовала прочитать написанное по слогам. А вот, кстати, и случай поговорить с Аннушкой. Не то, чтобы влюбился в нее, но состояние какое-то непонятное. Уж очень часто мысли на нее перескакивают. Хм, а о чем бы заговорить? О любимой группе или фильме не спросишь, предложить сходить в парк развлечений тоже не получится. Просто позвать погулять? Куда, если ни парка ни кафе в радиусе нескольких столетий еще нет. Может, спросить о том, что любит читать, так она вряд ли хоть одну книгу в жизни прочитала. Вот если бы на ее месте был игумен или боярин, тогда да. Уж о тонкостях псовой охоты, житии святых и новинках в военном деле могу часами разглагольствовать. Или о прежних войнах и былой славе Русской земли. А, ладно, могут же девушки часами болтать ни о чем, так что тема не имеет значения. Просто буду говорить первое, что в голову придет. Отложив листок и откашлявшись, я твердо взглянул Сбыславе в глаза и открыл рот, надеясь, что нужные слова сами появятся:
   - Аня, а ты участвовала в последней войне?
   - А тож, - невозмутимо откликнулась княжья нянка. - Княжичу еще пять лет тогда не исполнилось, вот я его и сопровождала.
   - И что, такого малютку на бой отправили?
   - "Не сильно борется дружина, когда мы не ездим с нею сами", - отчеканил сам предмет разговора вызубренную цитату, проковыривая между делом на карте еще одну дырку, долженствующую означать деревню.
   - Со смолянами тогда пря намечалась, - продолжала развивать тему Сбыслава. - Вот и дали нам с Ярославом стеганки и отправили во главе войска. Вернее, его во главе, а меня чтобы нос утирать да с ложки кормить. Сам-то Ростислав в это время на Галич ходил.
   Ух ты, а девочка то с боевым опытом, оказывается. Два похода, считая этот.
   - Но боя тогда вроде не вышло, так ведь?
   - Ага, рати постояли немного, и черниговцы замирились со Святославом смоленским.
   Последние слова девушка произнесла уже тихо, видимо, утомившись. И действительно через минуту Сбыслава, видимо, от усталости, положила голову мне на плечо. Какой я разиня, скучно ей со мной. Заболтал девчонку неподходящей темой, и как теперь исправить ситуацию? Хорошо бы ей какой-нибудь подарок найти - бусики там, или колечко. И тут я обратил внимание на одного из серенских мастеров - Лазаря Иванковича. На пальцах ремесленника поблескивали большие стеклянные перстни, а у его жены, разносившей в это время блюда со снедью, на запястьях сверкали витые стеклянные же браслеты. Так, так, а ведь это идея. Осторожно отодвинул Сбыславу и выбравшись изо стола, я подошел к стекольщику, попросив его показать перстенек.
   - Сам делал?
   - Это ерунда, - пренебрежительно бросил мастер. - Работу с изъяном себе оставил, - без лишней скромности пояснил Лазарь, снимая с пальца отливающее небесной лазурью ювелирное изделие, - а так обычно, неплохо выходит.
   Действительно неплохо, мысленно подтвердил я, разглядывая перстень на свет. Калиево-свинцово-кремнеземное стекло, выплавленное точно по науке.
   Заметив мое одобрение, Лазарь вытер руку о тряпицу и махнул жене, чтобы подала ему суму.
   - Вот, подарок для князя припас. Чай, после разорения и посуды у него не осталось. - Бережно достав сверток, мастер развернул сукно и извлек прекрасный кубок ручной работы.
   Презент сразу же был вручен Ярославу, который в благодарность провозгласил здравницу всем серенцам. Кубок пошел по рукам, сопровождаемый восхищенным аханьем. Ну, меня стеклянным стаканом не удивишь, а вот сам мастер может очень даже пригодиться.
   - Скажи, Лазарь, а все потребное для производства ты с собой взял?
   - Два возка, - довольно кивнул стекольщик. - Тимофей озаботился лошадку найти, чтобы всю мастерскую свезти.
   Через минуту мы уже стояли во дворе рядом с розвальнями, в которых Лазарь привез инструменты и сырье для стеклоделанья. Увлеченный мастер начал показывать свои сокровища:
   - Вот в этих мешках сурик, в этом песочек отборный, а тут поташ.
   От восторга я даже потер рук.
   - Поташ это хорошо. Это очень, очень хорошо.
  

***

   Йисур, командир передовой тысячи, мерно покачивался в седле, пока его лошадь понуро брела через лес, с хрустом ломая копытами ледяной наст. Даже привычному к постоянным кочевкам и дальним походам монголу было немного не по себе, когда они год за годом шли на запад. И зачем, спрашивается, чтобы в самом конце похода ввязаться в эту ненормальную войну с урусами? Каждый город приходилось брать штурмом. Битвы настолько ожесточенные, что убивали даже командующих. Редкостный случай, почти беспрецедентный, чтобы в бою пал чингизид, да еще родной сын Чингис-Кахана. Не думал, что такое возможно. Что уж говорить о простых воинах, которые погибали тысячами. И хотя потери в основном затрагивали кыштымов (* легковооруженный всадник, обычно из покоренных народов) а в его отряде все до одного воины были панцирные хошучи, но и им крепко досталось. А ведь каждый погибший отзывается болью в сердце, как утрата близкого родственника. Они, в общем-то, и были семьей Йисура. Его отца Мугэ, нойона из прославленного племени Хонгирад, Тэмучжен лично назначил сначала сотником, а затем тысячником, и эта должность по наследству перешла сыну. С малых лет Йисур кочевал среди кибиток мингана (* тысячи) его отца и рос вместе с сыновьями цириков (* солдат). Вполне естественно, что после службы в ханской ставке он вернулся занять отцовское место.
   Вместе со своей верной тысячей Йисур прошел через множество стран и несчетное количество битв, но в такие переделки, как в этой стране, попадать еще не приходилось. Вдобавок, в этом походе на них свалилась еще одна напасть. Нет ничего хуже, чем когда над тобой властвует целая орава начальников, и между ними нет согласия: Во-первых, минган Йисура входит в тумен (* десять тысяч) Будура. Полууйгур Будур монголов втайне презирает, считая неучами и гордясь тем, что завоевать Уйгурию им так и не удалось. Задается он, конечно, зря. Ведь все нойоны, кроме, может быть, самых старых темачи, воевавших с Тэмучженом еще до того, как он стал каханом, знают уйгурские буквы и умеют писать. Даже в ханской канцелярии уже сидят не только уйгуры и ханьцы (* китайцы), но и природные монголы. Но командир Будур, в общем, неплохой, и искренне переживает, чтобы остатки войска поскорее вернули домой, в Чагатаев улус. Примерно так же считает и возглавляющий Чагатайский туг (* корпус) Бури, правда, совсем по другой причине. Он ненавидит Бату и не имеет желания своими стараниями увеличивать его славу и его владения. Мысли, в общем-то, здравые, но что у мудреца на уме, то у Бури на языке, которым он к тому же мелет направо и налево, полагая, что внуку Кахана ничего не грозит. Наглый мальчишка, только сел на коня, а уже строит из себя невесть что. Где же это видано, чтобы во время похода хулить своего командира? Видит небо, дождется он, что рано или поздно Бату ему отомстит, и отомстит жестоко. Правда, казнь своему двоюродному брату он выберет почетную. А вот щенку Аргасуну, который даже не чингизид, наверняка просто забьют рот камнями. Не сейчас, нет. Вот скончается кахан Огодай, тогда, глядишь, каханом назначат законного наследника, а по закону наследовать должны потомки младшего сына Тэмучжина - Толуя. Вот тогда на белой кошме поднимут Менгу и Бату поквитается с обидчиками, никого не забудет. Но, по крайней мере, на военном совете Бури слушается своего дядю Байдара. Тот за него все решает и сам отдает приказы, иногда даже напрямую, если время не терпит, без официального утверждения племянником.
   Ну, а над всем войском стоит Бату, а это тоже не подарок. Считает себя старшим из чингизидов, хотя какой же он сын Чингис-Кахана, если его отец Джучи родился от безродного меркита, пока мать была в плену. И пусть Тэмучжин признал в нем своего сына, но родственники Борте, хунгираты, знают истину. Правда, они ее никому не откроют. Но лучше бы Тэмучжин от него отказался, уж очень много хлопот доставлял непокорный старший сын своему отцу. Терпение великого Кахана лопнуло, когда Джучи не подчинился отцовскому приказу немедленно явиться в ставку, отговорившись болезнью, хотя сам в это время охотился. Тотчас войско подняли по тревоге и отправили к своенравному принцу. Но закончилось все хорошо, монгалам не пришлось воевать с монгалами. На этой же самой охоте Джучи очень своевременно и погиб. Ага, видно, дикая коза забодала или косуля затоптала своими копытцами. И нукуров (* нукеров) его, не иначе, куланы истребили. Как все произошло на самом деле, Йисур знал не понаслышке, ведь он тогда был в числе кешиктенов (* ханские гвардейцы), посланных водворить мир в ханской семье. Все обошлось малой кровью и конфликт был быстро исчерпан, а окровавленное тело Джучи с отрубленной рукой и рассеченной ударом сабли головой торжественно похоронили в роскошной гробнице.
   Бату - вот единственный, кому нужен поход. Он торопится расширить свои владения, пока кахан не отозвал тумены обратно, и выжимает все соки из войска, как воду из творога. Но, надо признать, Бату не худший из правителей. Куда хуже свирепый Гуюк, беспощадный не только к врагам, но и к своим воинам. И он еще хочет стать каханом! Трудновато будет Гуюку этого добиться, а уж долго править он тем более не сможет.
   Но хотя Бату официально и руководит походом, на деле верховодит старый урянкат Субэдэй. Тот и не рад своему назначению, хотя такое огромное войско под его началом еще не собиралось. Но до сих пор он заботился только о сражениях, а теперь нужно сберегать чингизидов, вмешиваться в их свары, да еще опасаться, как бы на него самого не затаили обиды. Да еще походы через леса обошлись очень дорого. Даром, что несколько туменов набраны из лесных народов - киргизов, ойратов, бурятов, толосов, и еще множества племен.
   Начали поход споро, но постепенно завязли, как телега в песке. У последнего осажденного города, причем не очень-то и большого, проторчали целых две недели. Затем Бату хотел идти к Новограду, считая его главной опорой северной Руси, но все военачальники воспротивились, считая, что уже пора возвращаться в степи. К тому же Бурундай, возглавлявший разведку, донес, что пока войско топталось у Торжка, новгородцы изготовились к обороне, перегородив все пути засеками. Да и сам город крепкий, с отважными жителями, привычными к боям. Говорят, когда им не с кем воевать, новгородцы делятся на две части и сражаются друг с другом. Осада столь мощного города продлится долго, и припасов на это не хватит. Да еще откуда-то с запада, где недалеко находится море, подул влажный ветер, обещая скорую оттепель. Бату не стал упрямиться и согласился с соратниками, предоставив одноглазому полководцу действовать по своему усмотрению.
   Субэдэй показал, что не зря Кахан поставил его управлять войском. Он провернул дело так, что не придерешься. Гуюка и Бури, вопящих о немерных потерях, отправили обратно по своим следам, в уже разоренные земли. И возразить-то им нечего. Сами же говорили, что обескровленные тумены воевать больше не в силах. Вот пусть и идут в рязанское княжество, в котором войск уже не осталось, правда, пропитания тоже. Бату же достались еще нетронутые земли к югу от Селигера. Разделив туг на две части, Субэдэй отправил одну из них, во главе с Бурундаем, налево, к востоку от водораздела, а вторую повел к западу. Вступать в сражение с большими уцелевшими княжествами, такими, как Смоленское, Киевское и Черниговское, пока не планировалось. Задача состояла только в поиске провизии, которую можно найти в селах и мелких городках. Обойдя водораздел с двух сторон, тумены снова встретятся на Оке, примерно у жиздринского устья, и самой короткой дорогой рванут в степи, подкормившись по дороге Курском.
   На прощание Бату все же не утерпел, и уколол Гуюка с Бури, потребовав выделить по лучшему аймаку (* отряду). Воинов своего улуса Бату бережет, не хочет зря тратить, хотя у него их больше, чем у остальных чингизидов в этом походе, вместе взятых. Так Йисур оказался временно прикомандирован непосредственно к ставке командующего.
   Поначалу задача казалась не слишком сложной. Смоленская дружина затворилась в столице, отдав села и загородные монастыри в руки супостатов (* поэтому большинство монастырей тогда строили под защитой городских стен). Дозорная тысяча шустро скакала впереди войска, выискивая лучшие тропы, высматривая места для стоянок и убивая всех встречных, дабы никто не предупредил о нашествии. Первый раз неудача случилась у Вщижа. Когда йисурова тысяча подошла, пригороды опустели и город закрыл ворота, как будто кто-то предостерег горожан. Лезть на высокие валы столь малыми силами Йисур, конечно, не стал, и прошел мимо. Субэдэй, постояв пару дней под стенами и внимательно рассмотрев широченный девятисаженный ров, тоже решил, что не очень-то хотелось и, сняв осаду, заторопился дальше.
   Верст через сорок вниз по течению Десны путь на юг преграждала сильная крепость Дебрянск. Взять ее можно, но какой смысл. Потерять людей, потерять время, и остаться во время распутицы между двух сильных дружин - черниговской и смоленской? Так как идти дальше на юг вдоль реки все равно не собирались, то орда развернулась к северо-востоку и пошла вдоль Болвы. Впереди среди лесов лежал следующий город - Обловь. Но и тут урусутов предупредили. Монголов ждали опустевшие села и закрытые ворота города.
   Бату с Субэдэем остались штурмовать Обловь, желая непременно завладеть его запасами зерна, а дозорный минган устремился к Рессете и дальше на восток, к Жиздре. И тут ни одной живой души! Не ведающий страха тысячник ежился, находя повсюду только пустые дома. Ни овса, ни ячменя, ни ржи, ни репы, ни одного стога сена и даже ни единого клочка соломы. Явственно запахло смертью. Даже выносливым монголам надо чем-то питаться, а ни сухих лепешек, ни вяленого мяса, ни хурута не осталось. Все припасы, что везли на верблюдах, уже закончились. Лошади начали грызть ветки и еловый лапник, но этого им мало даже для того, чтобы весь день идти шагом, а тем более, скакать рысью. Славные монгольские лошадки как-нибудь выдержат даже такой рацион, но что делать куманам, башкирам, кангарам, и прочим союзникам, чьи огромные ненасытные кони не смогут довольствоваться столь скудным кормом? После Облови монголы лишь несколько раз видели живых людей, да и то мельком, когда они, выпустив пару стрел из засады, стремглав скрывались в дебрях. Даже маленький, всего сотню шагов в длину, но очень хорошо укрепленный городок, воздвигнутый на холме посреди болот, оказался заброшенным. Нигде ни души. Никого и ничего.
   Хотя Йисур доверял военному гению Субэдэя, но он не на шутку перепугался. Где взять зерно, где найти сено и где теперь набирать хашар (* пленные, используемые при осаде), если нигде нет ни презренных тариячи, копающихся в земле и пригодных только в качестве живого щита, ни урадов (* ремесленников), способных быстро изготовить стенобитные снасти? После осады Торжка всех пленных перебили, ведь тащить полон в такую даль, когда еды и самим не хватает, а в день приходится проходить полсотни ли (*почти тридцать километров), просто невозможно. А Бату все время шлет улачи (* гонцов), требуя найти пропитание если не людям, то хотя бы коням.
   Но за два дня обнаружили только несколько собак, тут же съеденных, и пару стогов. Но в джегун (* сотне), которой досталось сено, вдруг начали болеть и издыхать лошади, причем болели как-то странно. Монголы сами прекрасно разбирались в ядах, не брезгуя при случае отравить источник, смазать ядом стрелы, а то и подсыпать отраву гостю, но подобных симптомов еще не видели. Когда павших животных разделывали, случайно заметили, что желудок у одной из них проткнут чем-то острым. Оказалось, хитрые тариячи прятали в сене куски проволоки, из которой делают кольца для илчирбилиг куяк (* кольчуги). В следующий раз цирики тщательно перебрали весь стог, и не найдя сюрпризов, отдали сушеную траву своим скакунам. Но через час лошади все равно начали хрипеть и бить ногами в конвульсиях. После этого тысячник приказал просто сжигать все стога, встреченные на пути.
   К вечеру, сберегая силы лошадей, Йисур приказал остановиться на ночевку пораньше. Нукеры из его нукуда (* личной дружины) быстро развели огонь и, сварив в горшке куски свежей конины, принялись жадно грызть, даже не посолив. Присоединившись к телохранителям, тысячник присел на кошму и, макнув кусочек конины в плошку с соленой водой, нехотя пожевал. Но кусок не лез в горло. Воистину, это проклятая земля, и им не выбраться отсюда. Солнце уже начинает склоняться к лету и снег заметно просел. Еще пара дней, и придется остановиться. Войско не успеет вырваться из лесного плена до распутицы, а пережить месяц до свежей травы весьма проблематично.
   Когда из передового харагула (* дозора) примчался, подгоняя плетью коня, посыльный, тысячник уже не ждал ничего хорошего, и оказался прав.
   - Йисур, нашли большой город, как раз там где, по словам куман, должен находиться Ко-зелск. Множество людей и высокие стены. И еще, на протяжении тридцать ли от него урусуты раздолбили лед на реке.

Часть V

  
   Ночка выдалась беспокойная. Сначала размещали дружинников, знакомились с десятниками, вводили всех в курс дела, а потом, после всех беспокойств, я долго не мог уснуть. Может быть мне дали бы утром выспаться, учитывая мою "немощь", но на рассвете к стенам города подъехал монгольский разъезд, и какой-то кипчак на хорошо понятном русском языке позвал на переговоры к ихнему нойону.
   Помаргивая заспанными глазами, я стоял на стрельнице, глядя на пришельцев, и пытался сообразить, что случилось. А когда понял, мне как-то сразу расхотелось познавать загадочные монгольские обычаи, особенно отравление гостей и различные способы казни. Рассматривая в обзорную трубу десяток одоспешенных всадников, я вдруг подумал, что переговариваться ведь можно и стоя на стене, и незачем для этого куда-то ехать. И плевать, что монголы могут это счесть неуважением, у нас все-таки война на дворе. Но Медлило уже приказал посольству отправляться, и повода отказаться у меня не было. Слово не воробей, сам давеча предложил свою кандидатуру, и её одобрили.
   Ярик совершенно буднично, как если бы собирался в соседний город, вскарабкался на коня, и только вблизи было видно, что его лицо покраснело, а ручонки слишком сильно сжимают луку седла. Отцу Григорию вместо возка тоже подали верховую лошадь. Полагаю, не столько из-за состояния дорог, а на случай, если понадобиться передвигаться быстро и вообще без дороги, напрямик. Священник, несмотря на возраст и неподходящее для верховой езды облачение, в седло влез сам, без помощи посторонних.
   Дождавшись, что все послы расселись по коням, Ярик хотел что-то сказать, но не смог и просто махнул рукой вперед.
  
   Большие ворота города чуть приоткрылись, пропустив всадников, и снова захлопнулись за нашими спинами. Часть лесин, переброшенных через большой ров, загодя убрали, и ширины мостика едва хватало на то, чтобы по нему проехала лошадь.
   Десяток монголов ждал нас чуть поодаль. Самые отборные, какие и должны быть в передовом отряде - и сами одоспешены, и лошади упакованы в панцири. Все, естественно, вооружены до зубов - мощные луки, толстые копья, топорики, палицы и слегка изогнутые сабли. Доспехи, как и оружие, разномастные. У одних пластины брони полированные и блестящие, у других лакированные. Страшноватый вид степных рыцарей портили только низкорослые лошадки, непропорционально маленькие даже для невысоких монголов. Высокие же, а такие среди татар тоже встречались, казалось, могли, сидя на лошади, достать ногами до земли.
   Не говоря ни слова, арбан (* десяток) развернулся и поскакал вперед, указывая дорогу. Ярик, как обычно сидевший передо мной на седле, тут же шумно выдохнул и, пытаясь храбриться, завел речь о постороннем:
  -- Гавша, правда, что в Красную неделю нечистая сила выходит из-под земли и начинает буянить?
  -- Не, это только сказка, которой малышей пугают.
   Мне тоже хотелось похрабриться, и я начал ну очень актуальный разговор с отцом Григорием о проблемах перевода библии на церковно-славянский. Тема была неисчерпаемой, и до конца пути мы перемывали косточки и семидесяти переводчикам, и их последователям. Досталось и древним арамейцам. Ну зачем они называли верблюда и веревку одним словом "гамла", долженствующим означать условную единицу груза, привязанную веревкой к транспортному средству? Из-за этого до сих пор во многих языках слова "канат" и "верблюд" звучат похоже, привнося путаницу в вопрос, что нужно продевать через игольное ушко. Бояре и даже слуги старательно прислушивались к ученой беседе и вставляли излишне громким голосом свои реплики. В общем-то, средство помогло, сняв состояние стресса, и встречу с монголами я ожидал уже скорее с любопытством, чем с робостью.
   Через пару верст, миновав небольшую рощицу, мы подъехали к татарскому становищу. Особого впечатления лагерь варваров на нас не произвел. Огромных толп тут не наблюдалось, да и юрты комсостава довольно простенькие. Навскидку, здесь квартируется никак не больше тысячи человек. У самого большого шатра - некогда синего, а теперь грязновато-бурого, нас ждал куман-переводчик.
   Сняв Ярика с коня, я важно представил его:
  -- Князь городецкий Ярослав Ростиславович! А мы воеводы городецкие и козельские.
   Монголы не стали томить нас ожиданием и сразу же пригласили внутрь. Там уже поджидал нойон, которого нам представили как Йисура, и два неназванных седых старичка, наверняка помнивших самого Чингиса. Все трое демонстративно были без брони, в одних длинных халатах, показывая, что никого не боятся.
   На поднесенный тикмак (* подарок) - сундучок с монетами, нойон даже не взглянул, рассматривая посольство. Мы же откровенно пялились на него, благо компания подобралась не робкого десятка, и прятать глаза никто не собирался.
   На первый взгляд Йисур - монгол как монгол. Безбородый, узкоглазый, с тонким противным голосом. На вид нойон весьма молод - лет двадцати пяти. Но надо помнить, что знатные воины начинали службу уже лет с четырнадцати, так что этот Йисур мог служить еще Батыеву отцу Джучи. Или наоборот... участвовать в его ликвидации. Так, попробуем вспомнить. Насколько мне известно, темника с таким именем в этом походе не было, а значит, он всего лишь тысячник. А, следовательно, полномочий убивать князя у него нет. Эта мысль прибавила мне уверенности и я заулыбался.
   Не дождавшись, пока закончится игра в гляделки, толмач подсуетился и объявил:
  -- Нойон приглашает вас отобедать с ним.
   На самом деле Йисур ничего подобного не говорил, но видно это предусматривалось по сценарию. Ох, плохо, ведь сегодня началась Страстная неделя, во время которой пост особенно строгий. Мы растерянно взглянули на священника, но тот мигом решил проблему, громко объявив:
  -- Хоть и началась Святая седмица, но дабы не обидеть отказом, разрешаю вам вкушать все, что дадут, - и добавил вполголоса: - Мне же не по чину нарушать заветы.
   Обед скорее походил на походный завтрак. Двое нукеров, кстати, облаченных в доспехи, внесли подносы, поставили прямо на пол и сами уселись рядом, протянув жадные ручонки к еде. Но первым трапезу начал нойон, подбросив один кусочек мяса в воздух. Затем он пиалой зачерпнул меда из кадки, плеснул вверх и на все стороны света, отпил сам и дал священнику, как самому старшему из гостей.
   Лишь после такой церемонии монголы приступали к еде, если её так можно назвать. Да уж, плоховато кормят моавитян, хотя, по идее передовому отряду должны доставаться все трофеи. Но благодаря нашим стараниям, во всем княжестве мародерам нечем поживиться, а обозы идут с основным войском, так что на завтрак сегодня только дичь. Но не какие-нибудь рябчики или зайцы, вовсе нет. На одном из блюд лежали большие куски, которые Проня назвал медвежатиной. Вот их он вместе с Яриком и Капецой и взял. Мне же, чтобы не сердить попусту хозяев, пришлось питаться со второго блюда, хотя, судя по неприятному запаху, то была волчатина. Эту гадость мне один раз вкушать уже приходилось, на курсах выживания, и ни малейшего желания повторить кулинарный эксперимент не было. Но дипломатия прежде всего. Стараясь не морщиться, я насколько мог быстро прожевал твердые горьковатые комки, надеясь, что те лекарства и вакцины, которыми меня пичкали перед выходом, еще действуют. Монгольские кулинары не уделяли должного внимания тщательной термообработке сырья, и, не за едой будет сказано, всяческие бактерии, а также эхинококки с трихинеллами могли доставить немало неприятностей.
   Отдав долг "яствам", я смог сосредоточиться на мыслях о Йисуре. Это имя мне встречать приходилось только в хрониках семидесятых - восьмидесятых годов. Но, скорее всего это он и есть. Повернувшись к переводчику, я нарочито громким шепотом спросил у него:
  -- Не тот ли это Йисур, отцом которого был сам великий Мугэ? - Чем Мугэ был знаменит, кроме того, что стал тысячником-темачи, получившим свою тысячу лично от Чингисхана, я, правда, не знал. Однако не сомневался, что мои собеседники точно знают и при необходимости расскажут о его подвигах.
   Ага, судя по тому, как монголы поперхнулись, я попал в точку.
  -- Значит передо мной Йисур, сын Мугэ из славного племени унгират, родственник Алчу-нойона? - А тут уж пятьдесят на пятьдесят, может родственник, а может и нет. Но с большой степенью вероятности они в родстве, пусть даже и в седьмом колене. Не так уж много в одном племени нойонов.
   Опять-таки громким "шепотом" я пояснил своим непонимающим спутникам:
  -- Алчу-нойон - это брат Борту, главной жены Чингисхана. А свою дочь он отдал замуж за Джучи, отца Бату. То есть этот нойон близкий родич Батыя.
   Делегаты впечатлились, важно покивали головами, а Ярик произнес загодя приготовленную фразу:
  -- Как здоровье великого хана Бату?
   Ханом Батый, понятно, не является. Кахан у монголов только один и это Угэдэй. Но Бату главнокомандующий в великом западном походе, и чуть подольстись к нему не мешает.
   Йисур важно ответил, что все в порядке, толмач перевел, а я перешел к батыевым детям:
  -- Здоровы ли блистательные сыновья Бату Сартак и Тукан?
   Еще бы знать, родился ли уже Абукан. Ведь метрических книг монголы не вели, а наших исследователей в ханскую ставку заслать не удавалось. Ну и черт с ним, не может же житель лесного города знать всю генеалогию степных правителей!
  -- А как его блистательная дочь Алчу? - А тут даже непонятно, как её зовут. То ли Алчу, в честь великого предка, то ли Алсу - заимствованное у тюрков имя. - Она тоже участвует в походе?
  -- Как и вся семья Бату, - подтвердил Йисур и, усмехнувшись добавил: - Не хочет в повозке сидеть, скачет на лошади и куропаток из лука бьет. Думает, воином станет.
   Перечислив всех чингизидов, участвующих в походе, кроме погибшего Кулькана, я перешел к Субедею и его сыновьям, а потом к темникам. По лицу нойона нельзя было понять, удивлен ли он такой осведомленностью и не надоели ли ему расспросы. Он отвечал стандартными фразами и не торопил меня.
  
   Наконец, когда любезности закончились, началась основная часть игры.
  -- Можно у вас закупить продовольствие? - с невозмутимым видом поинтересовался отец Григорий. - У нас в городе народа набилось прорва, и сидеть им тут месяц, пока половодь не пройдет. У вас-то наверняка трофеев немеряно, а мы серебром заплатим.
  -- Нету трофеев, - искренне вздохнул нойон. - Серебро, рухлядь меховая в избытке, а ни зерна, ни скотины не осталось. Все, что было, поели. У вас хотели...
   Подумав минутку, Йисур вежливо закончил:
  -- Взять в качестве дани. И еще в домах остановиться отдохнуть.
   Плещей, услышав такое желание, сдвинул брови и, наклонив голову, угрюмо и твердо сказал, как поставил точку:
  -- Пустить в град не можем.
   Монгольский тысячник почему-то не обиделся, видимо, заранее ожидая отказа, и не разгневался.
  -- Счастье монгола - беспредельная степь, и его дом там, где он бросил на землю кошму. Не очень-то нужен нам ваш вонючий град. Вы только признайте власть хана и дайте припасы. Ни вашего серебра, ни людей нам не надо.
  -- Мало же у нас еды, - простодушно соврал Ярик. - Как бы самим не оголодать.
  -- Как ни суши кизяк, он пахнет, - захихикал Йисур. - Блеяние и мычание скота отсюда слышно.
   Отсмеявшись, темник попробовал нас утешить:
  -- Вы, нойоны, всегда найдете кусок для себя и дружины. А если кто-то из тариячи и помрет с голода, так еще останутся или других добудете. Все лучше, чем если возьмем город на щит.
  -- Мелка река, да круты берега, - удачно напомнил Фрол распространенную поговорку кочевников. К Козельску эти слова подходили как нельзя лучше.
  -- Нет непроходимых гор, - подал голос один из седовласых монгольских советников. - Решись и перейдешь. Нет непереходимых рек - решись и переплывешь.
  -- Сколько там ваш Батый войска ведет? - насмешливо вопросил Капеца. - Четыре тысячи, пять? А тут еще половодье на носу. Все ваши кони падут от бескормицы, а вас мы в лесу переловим как зайцев.
   Йисур примирительно поднял руку, призывая дискутирующих к молчанию, и продолжил торг:
  -- Птица всегда находит свое гнездо, а человек - выход из положения. Дайте половину скота и весь ячмень, что есть в городе, и Батый посчитает это как мал (* десятина) за три года. Это тоже самое, как если бы вы продали все на вес серебра. А бросать камень вверх не стоит, он может упасть на голову. Спадет вода, и все тумены к граду соберутся.
   Видя нашу нерешительность, нойон вкрадчиво, насколько это возможно при таком визгливом голосе, добавил:
  -- И еще, пройдет лето, округлятся бока коней, и мы снова придем на Русь. Батый повоюет непокорных князей и поставит новых, ясак собирать. Василию даст ярлык на Чернигов, а ты, Ярослав, сядешь править в Козельске. Каково, а? Вчерашнее яйцо сегодня уже птенец.
   Темник довольно рассмеялся, хлопая себя по коленям.
  -- Черниговский князь дружину прислал с наказом сидеть за стенами, - как бы с сомнением произнес Проня, честно глядя в глаза нойону.
  -- Знаем, - кивнул монгол. - Проскочило за рекой пять сотен. Далеко, перехватить их не смогли. Ну и в чем проблема? Вы их командиров перебейте, а нукеры слова против не скажут.
   Проня задумчиво потеребил бороду и начал размышлять вслух:
  -- У кахана Угэдэя много врагов. Напасть открыто бояться, а отравить могут. Тогда походу конец, чингизиды на курултай поедут.
  -- Девять лет правил, а теперь вдруг отравят? - недоверчиво покачал головой Йисур. - Но даже если поход прекратится, что с того? Из собачей пасти не вынешь обратно кости, у монголов не отнимешь уже завоеванное. Мы много княжеств захватили, пусть Василий выбирает любое. Будет люб Батыю, так со временем и великим князем назначит. Ну а вам, нойоны, если придем к согласию, подарки вручу.
   По его знаку слуги проворно шмыгнули в дальний угол, хотя, в общем-то, углов как таковых в юрте нет, она круглая, и вытащили оттуда два тяжеленьких сундука. Они откинули крышки и поднесли ближе светильники, чтобы мы получше рассмотрели сваленные вперемешку драгоценные камни и золотые предметы, награбленные по всей Азии. Тут лежало огромное богатство, равного которому никогда не имелось в казне не то что у городецкого, но даже и у козельского князя. Видно, монголы трезво оценили ситуацию и поняли, что ближайший месяц им придется очень туго.
   Однако реакция послов была отнюдь не восторженной: Проня взглянул на Йисура с неприкрытым удивлением, не веря, что он всерьез предлагает совершить измену. Фрол демонстративно хмыкнул как можно презрительней и что-то пробормотал про Рязань. Ярик, по юности лет не питавший тяги к стяжательству и никогда не знавший нужды, взирал на драгоценности равнодушно. Отец же Григорий вообще не заметил сундуки, как если бы там лежала куча прошлогодних листьев. Только у меня выставленные образцы ювелирного искусства вызвали толику любопытства. И вдруг среди горы золота я заметил серебряную цепочку из плоских пластинок с изображением верблюдов. Она затесалась тут лишь потому, что к ней был прикреплен синий кристалл силиката алюминия, считавшийся в эту эпоху драгоценным. Конечно, я не выдержал и с горящими глазами вытащил сокровище из сундука, показывая своим спутникам:
  -- Это же украшение из Ургенча времен Афригидов, ему сотни лет! Вот только камень явно вставили недавно, он всю красоту портит.
   Куман посмотрел на меня как на сумасшедшего и, выковыряв ножом топаз, отдал мне цепочку, не представлявшую с точки зрения варваров никакой ценности. Я смущенно поблагодарил и запихал раритет за пазуху, вернувшись к переговорам. Впрочем, как раз в эту минуту никто не решался ничего сказать.
   Пауза затянулась, и брови Йисура хмурились все сильнее. Наконец, устав ждать конкретного и ясного ответа, подал голос второй старик, доселе молчавший:
  -- Упущенное время арканом не поймаешь. Хотите воевать, так и скажите. Мы сегодня начнем готовиться к осаде.
   Йисур кивнул, соглашаясь с советником, и прямо спросил:
  -- Что решили?
   Отец Григорий откашлялся и демонстративно встал, показывая, что собирается уходить.
  -- Мы передадим слова нойона нашему князю и главному воеводе. Они решат, как быть.
  -- У них глаза не закрытые, уши не заткнутые, - раздраженно пресек наши увиливания темник. - Они к вам прислушаются и сделают так, как вы им скажете. Так что вы им посоветуете?
  

***

  
   Место для Яриковой дружины отвели в условном центре. Условном, потому что мы исполчимся не по науке, расставив полки по линии, а подойдем к противнику разрозненными группами, стараясь выстроиться полукругом.
   Почти все передвигались пешком, лишь бояре и полсотни мобильного резерва, набранного из наших лучших витязей, ехали верхом. Также на лошади гарцевала и Сбыслава. Её я собрался отослать прочь, но эта бестия умудрилась где-то раздобыть трофейную монгольскую кольчугу, так что формального повода для репрессий у меня не нашлось. Если девица в доспехах и оборужная, то как же запретить ей идти в поход вместе с воинами? Впрочем, кроме постоянной дружины шли и ополченцы, накануне стоявшие с нами на валах. Так же, как и при обороне Козельска, левое крыло возглавлял Ратча, а правое - Капеца. Правда, пока крылья еще не развернулись и шли в общей походной колонне. На этот раз оба воеводы водрузили на головы блестящие шлемы с красными флажками. Хоругвь у нас имелась только одна, княжеская, а у крыльев никаких значков не было, так что роль знамен играли сами полководцы.
   Центр мне пришлось оставить на своего фактического зама, курировавшего старшую дружину - Василия Плещея. Цвень, конечно, побурчал, что какой-то вчерашний десятник оттеснил великого боярина, но возмущался чисто для проформы. Рваться в битву вперед всех Тит не спешил.
   Что же касается моей персоны, то специально для меня Борис Елевферич придумал особую миссию - первым подойти к монгольским дозорам и заговаривать им зубы, пока все не подтянутся. А если повезет, то и склонить противника к сдаче в плен. Не знаю, то ли это он от простоты душевной, дескать, кто же в переговрщика стрелять станет, то ли затаив на меня обиду.
   Нет, конечно, изъясняться по-монгольски я умею, но вот что я им должен сказать? Что мы пришли с миром, а оружие несем, чтобы на зайцев поохотиться? Или крикнуть грозным голосом: "Копья на землю, руки вверх"? Увы, но верховный командующий детали оной операции не продумал, великодушно оставив их проработку мне. В мирное время я бы поспорил и, скорее всего, убедил бы воеводу в непрактичности подобного риска. Однако прямо в разгар развертывания всех сил перед генеральным сражением пререкания неуместны. Их никто и слушать не станет. Так что, дав наказ Плещею со Сбыславой беречь княжича, я напоследок хлопнул Ярика по плечу и помчался к вражескому становищу. Вернее, не помчался, а неспешно потрусил по хляби, сопровождаемый всего лишь полусотней городецких всадников. Дабы показать, что намерения у меня исключительно мирные, конная дружина поотстала, пропустив меня вперед, и никакого оружия я в руках не держал.
   Чем ближе мы подъезжали к становищу, тем мрачнее я становился. Никаких исторических прецедентов на подобный случай не имелось, а гениальные идеи, как силой разума одолеть злобных дикарей, в голову не приходили. Единственной приятной думой в тот момент была мысль о том, что не зря я разрешил Сбыславе остаться при войске. Если вдруг обстоятельства сложатся, скажем так, неудачно и Ярослава придется эвакуировать, то витязи могут постесняться спасаться бегством, пусть даже вместе с князем. А вот нянька своего подопечного выручит охотно, просто схватит в охапку и увезет в крепость. Она же как раз для охраны княжича и пристала к дружине.
  
   Конный дозор степняков численностью тоже примерно в полсотни в нерешительности стоял на месте, гадая, зачем мы приперлись. Поняв, что едущий впереди войска человек что-то орет по-ихнему, монголы сразу стрелять не стали и подпустили меня метров на тридцать. Но затем им стало ясно, что никаких конструктивных предложений у толмача не имеется, и интерес слушать меня у них сразу пропал.
   Видя, что сразу с десяток монголов подняли луки и направили в мою сторону, я пришпорил коня, вдобавок с силой огрев его плеткой. Как ни странно, но ни малейших угрызений совести за издевательство над бедным животным в тот миг я не чувствовал. Все-таки в ближайшие секунды и меня, и коня утыкают стрелами, а если мы разгонимся, то вражины, может, и промахнутся.
  
   Нет, большинство монголов, конечно, не промахнулись. Три стрелы проткнули щит и уперлись в пластины брони, а еще две со звоном отрикошетили от наплечника и наруча правой руки, не прикрытой щитом. В голове звенело, возможно, от чиркнувшей по шлему стрелы. Но коняге, ничем не защищенному, окромя собственной шкуры, пришлось намного хуже. Он принял на себя большую часть метательных снарядов, предназначавшихся мне, и хотя не погиб сразу, но споткнулся и на полном ходу опрокинулся набок. Вот тут я первый раз в жизни помянул добрыми словами наших тренеров, зверски мучавших меня сначала на тренажерах, а потом и на живых лошадях. Я еще не успел сообразить, что падаю, а ноги уже мгновенно выдернулись из стремян. Плюх, и сгруппировавшись, я покатился по земле. На этот раз обошлось без переломов и вывихов, но правой руке, на которую пришлось приземлиться, опять досталось. Однако на ушибы настоящие витязи внимания не обращают, и вытащив дрогнувшей дланью свой старенький меч, я изготовился к обороне.
   К сожалению, супостаты не оказались столь любезными, чтобы дать мне хоть несколько секунд, дабы прийти в себя. Раз, и наскочивший всадник со злостью ткнул в меня копьем. Удар был мастерский, и, проткнув щит насквозь, наконечник вышел с другой стороны. Но ничего, на мне пока ни царапины, а похожую ситуацию на тренировках разбирать приходилось. Рванув щит в сторону и помогая правой рукой, я удачно лишил противника копья, правда, оставшись при этом без щита. Два, и ничуть не смущенный потерей пики монгол обрушивает мне на голову топорик. Но, конечно, подставлять под удар голову или даже меч я не собирался. Одно дело, когда воин стоит в общей шеренге и деваться ему некуда, и другое, если он волен двигаться в любом направлении, как ферзь по шахматной доске. Сокрушительный удар пришелся в пустоту, а я тем временем успел сделать пару шагов, обойдя монгольского коня сзади, и рубануть по задней ноге несчастного животного. Все, топорщик пока занят своими проблемами и ему не до меня. Большинству монголов, кстати сказать, тоже. Сначала они получили пару разрозненных залпов от городецких дружинников, а потом сошлись с ними в ожесточенной сече. Ни та, ни другая сторона не успела толком построиться, и бой принял характер общей свалки и отдельных стычек. Меня могли в этой толчее просто затоптать, но гридни, атакуя, старательно объезжали боярина, а монголы по привычке обращали внимание в первую очередь на конного противника, по их мнению, более опасного.
   Но зато спешенные цирики считали своим долгом уничтожить в первую очередь именно меня. Спереди неспешно, переваливаясь с ноги на ногу, наседал широкоплечий приземистый батыр. Ни шлема, ни щита у него не осталось, но зато он держал обеими руками полутораметровый обломок копья. Справа подходил бронированный хошучи с длинным мечом, а слева спешенный мною противник торопливо шарил в грязи в поисках орудия убийства.
   Приехали, и что мне теперь делать? Я только раз дрался по-настоящему сразу с несколькими противниками. Правда, в тот раз все обошлось, но расправиться с доспешными воинами - это не то же самое, что с легковооруженными разбойниками, тем более считающими тебя безобидным монахом.
   Что следует делать, когда у нападающих численное преимущество? Во-первых, можно построить стену щитов, но я-то один, да и щита лишился. Второе, можно убежать. Но тут, помимо этической стороны вопроса, имеется серьезное возражение: в бегстве можно запросто получить стрелу в спину, а если сойтись с монголами в рукопашной схватке, то враги стрелять в меня не станут. Значит, остается третий вариант - атаковать самому, постаравшись разбить противников по частям, то есть по одному. И вот тут сказался дурацкий гуманизм двадцать первого века. При здравом размышлении мне следовало сразу прикончить безоружного монгола, а не ждать, пока он ударит в спину. Но времени на раздумья не оставалось, и въевшиеся на уровне инстинктов этические нормы заставили пожалеть несчастного арата.
   Хорошо, начну с хошучи. Вот только как же его быстро убить за несколько секунд? Это в спортивном фехтовании достаточно легонько дотронуться рапирой, и укол засчитан. А в реальном сражении требуется очень сильный удар, чтобы проткнуть броню или сломать кость, или же нужно точно попасть тяжелым мечом в незащищенное место.
   Агарянин рассуждал аналогичным образом, и вместо того, чтобы тыкать в мой доспех оружием, почти без размаха долбанул меня кромкой тяжелого щита. Судорожная попытка парировать удар привела к тому, что мой клинок отлетел куда-то в талый сугроб, и я остался безоружен. Но, не дав ворогу насладиться победой, я тут же схватил правую руку монгола и начал её выкручивать, стараясь отнять меч. Две руки против одной давали явное преимущество, а места для размаха щитом не оставалось, так что еще секунда, и я завладел бы оружием. Однако подоспевший плечистый батыр уже замахивался на меня, и пришлось срочно ретироваться. Отступая от бесчестных противников, нападающих трое на одного, я лихорадочно соображал, стоит ли доставать кинжал или все же оставить руки свободными. Все-таки ножиком достать врагов трудно, а вот отнять у них топор или копье свободной рукой - вполне возможно.
   Ох ты, еще ни одного вопречника не убил, а уже четвертый подбегает, направив мне в живот сулицу! Сразу же промелькнула печальная мысль, что мне уже никогда не написать докторскую диссертацию. И, главное, хоть бы один дружинник озаботился спасением своего боярина. То ли они так увлеклись рубкой, то ли искренне считают меня великим воином.
   Еще миг, и пришлось бы бедному Гавше показать навыки бега, но сзади выскочил всадник, едва не задев меня, и татары отшатнулись в стороны. Тот, который хотел стать четвертым, еле успел, бросив дротик, откатиться в сторону, чтобы не быть растоптанным.
   Случившейся оказией я воспользовался на все сто процентов. Степняки на пару секунд опешили, и за это время я успел от души пнуть не успевшего подняться супостата прямо в лицо, схватив заодно его сулицу. Давешний топорщик казался мне самым беззащитным, и вот с него-то я и начал. Отпрянув от широкого замаха топором, быстро шагнул в сторону и, оказавшись чуть сзади супротивника, ткнул ему копьем в ногу пониже колена - самое незащищенное место.
   Спасший меня дружинник уже осадил лошадь и вновь повернул мне на помощь, однако батыр со свои коротеньким копьем уже всерьез собрался проткнуть горло богатырского коня или сделать еще какую-нибудь пакость. Не теряя ни мгновения, я замахнулся сулицей и со всей силой метнул. Широкую спину монгола защищала толстая кожаная броня, и потому пришлось целить в затылок. Однако попал я вполне удачно, а громкий отвратительный хруст подтвердил, что упавший воин не притворяется.
   Теперь остался лишь бронированный щитоносец, и никто не мешает мне расправиться с ним по-честному, один на один, используя лишь научные разработки будущего, доведшие искусство рукопашного боя до совершенства. Сначала я сделал вид, что хочу обойти вопречника сзади, а потом, низко присев, вытянутой ногой сделал резкую подсечку. Хошучи пошатнулся, едва не упав, и вот тут я действительно оказался у него за спиной и наконец-то, выкрутив руку, отнял меч. И опять неправильное воспитание могло меня подвести. Нормальный человек на моем месте просто безо всяких изысков ткнул бы кинжалом в шею или под низ кольчуги. Ну, или учитывая остроту и прочность клинка, заколол бы врага прямо под лопатку. Но нет, мне вот понадобилось благородно обезоружить противника. Бохатур, возможно, попытался бы достать свой нож и продолжить сопротивление, но к счастью его рука оказалась повреждена, так что он смирился со своей участью. К тому же, пока я геройствовал, отборные витязи оттеснили монгольский отряд и обратили его в бегство. Теперь можно спокойно оглядеться и заодно поблагодарить столь вовремя подоспевшего гридня. Однако, подняв глаза, я вместо сурового бородатого лица увидел румяное девичье личико.
  -- Сбыслава, баламошка, ты какого лешего здесь делаешь? Твое место у князя, а еще лучше - в светлице.
   Девица виновато покраснела и потупилась, не смея возразить на справедливые упреки.
  -- И зачем только в схватку лезешь, - продолжал я справедливо негодовать, - если ничего не умеешь. Ни копьем ткнуть, ни мечом ударить. На меня вот чуть не наехала. Еще монгола по твоей вине пришлось убить, а мог бы и в плен взять. - Зачем нам лишние пленные, я пока не придумал, но излишняя суровость не помешает. - Одни неприятности из-за тебя!
   Судя по понуро склоненной голове и заблестевшим глазам воительницы, она, кажется, осознала свою неправоту. Поэтому я несколько смягчился и, садясь на подведенного Егоркой коня, закончил нотацию добродушным тоном:
  -- В общем-то, Сбыся, я сам виноват. Если бы отослал тебя сразу в терем, то ничего и не случилось бы, а так ты решила, что тебе все можно. В общем, держись рядом, чтобы тебя опять спасать не пришлось.
   Ишь, как заулыбалась-то. Вот что значит быть мудрым начальником - строгим и справедливым, но отходчивым.
   Егорка, однако, молодец. Сразу все сообразил и начал втолковывать неразумной:
  -- Ты, Славушка, мало того, что Ярика оставила, так еще и воеводе в бою помешать хотела. Видела, как он оружие бросил и начал агарян руками душить, четверых сразу? А ты вмешалась и тем боярина дюже обидела. Так что впредь ты ему в битве не мешай и под горячую руку не подворачивайся.

***

  
   Конец первой книги.
  
Оценка: 5.97*33  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"