Она в то утро была одинока как никогда. С утра...стоянка...замерзшая машина, ледовое стекло и сомнения в грядущем дне не прибавляло оптимизма. Работа, 11 детей и скорое участие в одиноком существовании, как мало и много она могла и хотела. В то утро....как всегда машина и она....впереди одного...тут другой и тот в жопе...она была впереди, ей нравилось быть первой, она так привыкла. Вот оно 14 дом, центр, ставший родным, время 7.05, она доехала за 15 минут от дома до работы. Кварц, окна и как всегда раскинутые по краям стулья от прошедшей смены, как странно, но она всегда их ставила один к одному. Чашка кофе не успевшего стать выпитым после сна и наведение марафета. Она была красивой всегда, пусть даже с одними ресницами, но у неё были бездонные тёмные глаза, она их любила больше всего на свете. Она часто смотрела в окно и видела небо, оно ей говорило, держись, ты не одна а как минимум вас двое. Утро, карапузы пришли вовремя, они были красивы как небо, с утра. Они обнимали её, просили сказать привет, надеясь, что тут их будут любить всегда не зависимо от регламента.
Андрюха, чудный мальчик, говорить хотел, но не мог, перегородка чёртова всему мешает. Улыбаясь, он протянул котика, глазки которого были не магазинного производства, а видимо вследствие малых далёких лет Андрюши оторванных, были аккуратно пришиты и он нежно прижимал чучело иного производства к своему маленькому сердечку. Он томно помахал маленькой ручкой маме(как выяснилось впоследствии бабушке) и тихо пропищал до свидания, это слово мог понять только человек не однократно видевший это маленькое существо в своём визуальном мире. Пройдя в группу столь расширенную со времён савдЭпа, он мог спокойно уложить милого кота с пришитыми глазками куда угодно, зная, что никто не сможет забрать его восвояси. Вот и был прав, ведь все его каналы были нацелены только на один объект, на его помятого, но такого красивого за счёт глаз кошака. Он смотрел умоляющими глазами, показывая всеми своими клетками, на одного человека бывшего в его поле смыслов, ещё так не укрепившихся, стараясь показать и дать понять, что он знает и понимает гораздо больше, чем тот кто с ним может сейчас находиться рядом больше часа. Для него суета была непонятной, он думал, что может быть тот, кто рядом протянет машину или вкладыш с досок Сегена, но все были заняты своими делами. Как жаль, думал он, что всё вокруг непонятно искаженно, чьим то восприятием, как часто он подходил к ближнему, но получал отказ, ведь ближний не мог сказать ему о том, что он хотел в данную минуту. Как часто он подходил к ней и пытался показать, он не мог сказать и оставил это дело, хотя природа берёт своё. Однажды он даже махнул рукой на неё, понимая, что она не может уяснить его мыслей, его чувств, его стремлений. В тот вечер она раз сто вспомнила его жест и не могла себе его простить, он был на улице, она не могла ему уделить больше внимания, чем кому либо из карапузов, они были все как маленькие жучата бежавшие кто куда. Засыпая он провожал её с улыбкой и встречал после глубокого милого сна с нею же, в такие моменты она чувствовала себя настоящим педагогом, ведь он спал как младенец, но обманывая себя, где то в глубине души она знала, что этот ребёнок здоров. Вот и вся педагогика!
А он был умным, красивым и помощником для неё в первые дни пребывания её в этом центре. У Андрюшы был странный диагноз, дефект речи, нет перегородки.
Второй пришла Дашулька, маленькая милая девочка, которую она любила с первых минут её появления. Это был ребёнок, которому хотелось отдать половину всего, чему она научилась за свои 22 года. Она при первой же встрече с утра кидалась в её объятья, она целовала её не в щеку, она это не любила она целовала её в губы и просилась залезть как маленький паучок на шею ,но в целях воспитательной работы, она не могла позволить этому малейшему существу осуществить свои желания и помыслы. И она вела её рядом за руку, хотя хотелось тысячи раз посадить её к себе и обнять, желая дарить эмоции. Да пожалуй, думала ребёнок развит, как не может быть развит тот с кем родители поставили ТАБУ на его интеллектуальное развитие, ей было приятно, смотря как любят её папа и мамочка приходящие за ней ровно в 15.55. свет в окошке, говорят про таких деток.
Она собирала все пирамидки, что ей предлагала её воспитатель, она стремилась указать всем детям что она выше их и может абсолютно всё, поэтому она сама стремилась развиваться. А воспитатель мог лишь только показать ей, как правильно это делать. Она была рада, только вот очки, ах если бы их не было, многое могло бы стать легче, но увы..эта детка была немного лишена святого видения мира, хотя нет, неправильно, яркого видения, так правильнее. Ведь Эти дети самые близкие к богу, никак не иначе. Дашулька милая девочка, такая нежная и ласковая с диагнозом Даун-синдром.
Тем дольше приковылял Гоша, Егорка как называли его некоторые, но для неё он стал Гошей. Гоша прекрасно собирал пирамидку, с досками было сложнее, путь проб и ошибок, как жаль, он сможет, знала одна и надеялась. Гоша был не похож на Дашуню, для него было всё равно пирамида то или мозаика, что мог то собирал. Красные щёчки вызывали жалость к несомненному параллельному отношению со стороны матери. Сто раз она просила мать, принести мазь для щёчек, но это было её собственное упущении, надо быть настойчивее, но в силу возраста страх ещё купирует слова относящиеся к человеку что старше на 20 и более лет. Но карапуз есть карапуз, это ведь для него, а не для детей что вокруг. Она час сидела рядом с ним после первой смены, ждала вместе с ним маму. Звонок, Гошка кричал мама, но увы, приходилось успокоить, чтобы он ещё протянул, весь усталый и измученный. Он такой крохотный, что всё вокруг казалось невероятно большим. Этот малыш привязывался к тому, кто мог и кто по-настоящему любил его. Он как будто это чувствовал, как хотелось ей уделить внимание всем им...каждому....помочь, указать, показать, сидеть рядом, быть теплом, быть безопасностью, что для карапуза важнее всего, но она не могла, ведь каждый нуждался в этом. А все они были для нёё одним целым и она не умела в силу своего непрофессионализма разделить их. Гоша..он же Гога...он же Жора..он же Егорик.....был даунёнком.
Как порой ей казалось человек может быть терпелив к странному дефекту маленького человечка, ни в чём не виноватого. Да, возможно ещё вчера она не знала об этом, а когда пришла работать в центр, поняла.
Странно, ведь маленький Максимка, которого мать, работающая нянькой в этом центре, любила похоже больше всего на свете, имел проникновенный взгляд, огромных как у матери глаз. Каждый рисунок, каждая чёрточка похожая на оригинал была праздником в душе человека, казалось не просыхающего от слёз. Каждое ту-ту сказанное громко, вселяло надежду на будущее, быть может которого и нет, или будущего что где то в мечтах было без скорби. Быть может мечта, могла сбыться, но что там дальше не знает никто. Жизнь так сложна, но боже...как хочется жить и дарить минуты своей жизни, отдавая существу всё то, чем живёт простой человеческий разум.
Быть может люди на земле вовсе и не поймут никогда мать, решившую воспитать особенного ребёнка, но чёрт возьми на это наплевать когда любишь, когда любишь не слепой любовью. А когда даришь всё, чему может научить человека ему подобный стоящий на лестницу выше....А может и ниже.....кто кого учит? Этого нам не узнать. Есть мир, есть жизнь, есть правила, есть судьба, что вносит коррективы ежесекундно во благо нам. Так хочется, чтоб во благо!!!! У Максимки была умственная отсталость, очень глубокая, тотальное слабоумие. Разве смогу я, такой не похожий на всех однажды засмеяться и чтоб все окружающие смеялись вместе со мной, а не надомной. Разве сможет он почувствовать слабость в голосе, дрожь в коленках на первом свидании? Разве сможет он порадовать мать внуками или внучками....или....женой.? Нет, это было не жалостью, это было глубоким осознанием ранимости маленького существа, которому вместо улыбок люди дарят надменный, осуждающий мать взгляд. Провожать утром в школу собирая портфель, готовить наглаженные штанишки для любимого сыночка долгими усталыми вечерами, ругать за порванное в драке пальтишко, лепить снеговика вдвоём....нет, даже самой малости...нет
Сейчас мама уже мечтает о другом. Лёжа в очередной раз в больнице на обследовании, она молит Бога, чтобы у Максимки не было Эпи-синдрома. Какая не простая жизнь, ещё вчера она мечтала, что он заговорит, а сегодня она просит совершенно о другом, а всё по той простой причине, что ей так хочется жить, но не одной, а рядом с ним, с единственным лучиком, мелькавшим в маминых глазах. " Какая сложная штука жизнь, но как хочется жить", в какой то песне очень длинной ей запомнились только эти слова.
Капают слёзы ангела, на спящее сына лицо
Мама рыдает украдкой, а за окном уж темно
Снова прощаясь с надеждою, и обретая её
Просит у Бога мужества, а за окном уж светло.
Боженька милый наш, ласковый
Неужто забыл ты о нас
Смотрит на сына с опаскою,
Икону, сжимая в руках...................
Вот и день почти прошёл, за окном стало темнеть, проводив до кабинки карапузов, она вздохнула. То ли с облегчением, то ли с надеждой на завтра, которое будет для них, то ли от горести за маленькие судьбы, самые близкие, что у сердца Господа.
В голове родились строки:
Спасибо ангел, я протянула руку милый,
Слезою окропи её сполна,
Чтоб шаг я твой и взгляд унылый,
Запомнить на всю жизнь смогла.
Вышла и побрела сквозь темноту, оставив за собой пару шагов для того, кто шёл рядом, она чувствовала его присутствие, она не могла иначе ,всё стало каким-то глупым, все проблемы, все пагубные мысли, все беды. Да что там мои беды, думала она, По-сравнению с тем, что она увидела, с тем, что было за дверью этого центра. Как сложно жить, думала она ещё несколько дней назад, но насколько сложно, она не знала.
Что может быть в жизни страшнее, чем увидеть собственное долгожданное дитя в свете, описанном психиатрией? И как можно верить, надеяться и вообще жить? Как матери жить? Боже мой, о чём она думала, когда плакала ночами о брошенной её судьбе кем-то? Как ей удавалось верить в то, что она действительно несчастна? В то, что она забыта Богом? Как стыдно и горестно ей было от собственной юношеской глупости, как ей в голову могли приходить подобные мысли, как она жила до этого, думая, что всё вокруг против? Что все вокруг отвернулись от неё, а самое главное, что всё позади? Унижая собственное достоинство, раздаривая минуты жизни на глупости, не думая о людях, которые живут каждой минутой жизни собственного ребёнка, единственного святого существа во всём мире! Боже, каждую секунду надеясь, веря и любя и это действительно заслуживает уважения и глубокого понимания.
Часть 2.
Скомканное одеяло, будильник кричал на весь дом, было около 5ти утра. В окне всё также темно, а за его окнами всё также холодно и промозгло, ведь осень на дворе. Тяжёлый ком где-то в области грудной клетки и стремительное рвение идти только вперёд. Утром было всё также как всегда, чашка холодного кофе выпитого у входных дверей и связка ключей вновь выпавшая из рук впопыхах, спешка и бегущее не в пользу кому то в это холодное утро время. Мокрая от снега дорога, переполненные автобусы с сотнями судеб и глаза, устремлённые в никуда, в пустоту осенних улиц. Как странно, некоторые люди умеют замечать рассвет, а она встречая его каждое утро в дороге, но ни разу не обратила на это внимание. Как просыпаются улицы, как шелестят машины лязгая по асфальту, как гаснут фонари освещающие дорогу, как маленькие карапузы бегут не успевая за мамами в садик, школу, как папы прижимают к сердцу вновь проснувшихся сыновей и дочек, как люди бредут по одному и тому же маршруту. Как быстро бежит утро, как красиво летит снег.
Она ехала, а в лицо летели белые пушистые хлопья красивого осеннего снега. В то утро, почему то хотелось гулять, просто гулять, наслаждаться этим тёплым снегом. Жаль конечно, что не удалось, но в другой раз обязательно удастся, она в это искренне верила. А что же, если все вокруг верят, то и ей хотелось, пожалуй впервые в жизни ей хотелось быть как все. День прошёл, незаметно пролетели часы, нужно было ехать домой, а так не хотелось, ведь снова в пустой дом, где нет ни шума, ни игрушек, там жизнь молчала.