"Близ Киммерийской земли, в отдаленье немалом, пещера
Есть, углубленье в горе, - неподвижного Сна там покои.
Не достигает туда, ни всходя, ни взойдя, ни спускаясь,
Солнце от века лучом: облака и туманы в смешенье
Там испаряет земля, там смутные сумерки вечно.
Песней своей никогда там птица дозорная с гребнем
Не вызывает Зарю; тишину голоса не смущают
Там ни собак, ни гусей, умом собак превзошедших.
Там ни скотина, ни зверь, ни под ветреным веяньем ветви
Звука не могут издать, людских там не слышится споров.
Полный покой там царит. Лишь внизу из скалы вытекает
Влаги летейской родник; спадает он с рокотом тихим,
И приглашают ко сну журчащие в камешках струи.
Возле дверей у пещеры цветут в изобилии маки;
Травы растут без числа, в молоке у которых сбирает
Дрему росистая ночь и кропит потемневшие земли.
Двери, которая скрип издавала б, на петлях вращаясь,
В доме во всем не найти; и сторожа нет у порога.
Посередине кровать на эбеновых ножках с пуховым
Ложем, - неявственен цвет у него и покров его темен.
Там почивает сам бог, распростертый в томлении тела.
И, окружив божество, подражая обличиям разным,
Все сновиденья лежат, и столько их, сколько колосьев
На поле, листьев в лесу иль песка, нанесенного морем".
Овидий "Метаморфозы"
Натали Д'Орн была очаровательной молодой женщиной с выразительными чертами лица и точеной фигуркой. Густые черные ресницы обрамляли ее широко распахнутые светлые глаза серо-голубого цвета, отчего казалось, что она пронзает вас своим взглядом насквозь. В меру пухлые губки, тонко очерченные, скрывали ряд молочно-белых зубов, а изящный носик и идеальной формы брови придавали всему ее облику нечто, вызывавшее ощущение завершенности, то есть такой красоты, которая в своей полноте не требует никаких изменений ни в большую, ни в меньшую сторону. С другой стороны она не производила впечатления красоты застывшей, деланной или чересчур идеальной. Напротив, некоторые штрихи, как прядь волос, выбившаяся из прически, родинка на левой скуле, жесты и мимика выдавали в ней характер живой, но и сдержанный. Она не терпела суеты, никогда не принимала необдуманных решений, не совершала спонтанных поступков, не повышала голоса. Однако могла быть и веселой, и раздраженной, и усталой, никогда впрочем, не давая полностью воли своим чувствам. В общем, при мягком нраве и скромном поведении Натали никогда не становилась участницей светских скандалов и ничем особо не привлекала, как это ни парадоксально, внимание мужчин. Ей не хватало яркости, того лихорадочного блеска в глазах, той искорки, что возжигает пламя страсти. Хотя стоило бы ей снизойти до кокетства, каким в совершенстве владеют многие более легкомысленные дамы, она бы не имела недостатка в поклонниках.
Впрочем, она и не помышляла о кавалерах. Два года назад ей составил весьма удачную, по мнению многих, партию Эстебан Д'Орн, молодой, ловкий, подающий большие надежды на стезе дипломата юноша. Его бросавшаяся в глаза красота быстро покорила Натали, а романтические речи околдовали ее настолько, что она влюбилась в него без памяти. Его смуглая кожа, темно-карие глаза и густые черные волосы излучали природный магнетизм, присущий южным народам средиземноморья, а широкая белозубая улыбка действовала обезоруживающе на подавляющее большинство дам. Эстебан, не обладавший достаточным состоянием, мог пробиться в высший свет несколькими путями, из коих наиболее подходящим он избрал женитьбу на девушке благородного происхождения с немалым приданым. Его выбор пал на Натали, а ее неопытное сердце легко вняло красивым словам и выражениям глубокой преданности, которые были искренны ровно настолько, что добиться согласия на брак. Надо сказать, Эстебан и сам был пленен ее тихим глубоким голосом, ее мягкими и плавными движениями, ее внешней красотой. Амбициозность и хватка - черты необычайно важные для избранной им профессии - сыграли в этой сделке немаловажную роль. В некотором смысле, он опробовал свое дипломатическое мастерство на Натали и остался доволен результатом.
Как бы то ни было, по прошествии двух лет с глаз Натали спала пелена и она увидела свое положение без прикрас. Муж давно потерял к ней интерес, но прежде она старалась этого не замечать, легко веря его отговоркам. Она почувствовала вдруг опустошенность, как будто жизнь ее была лишена всякого смысла. Раньше она заполнялась любовью к мужу, но любовью по привычке, с изрядной долей уважения, теперь же стало понятно, как одинока она на самом деле. Вдова при живом муже, она будто похоронила себя для мира, редко выходила в свет, общалась только с близкими подругами. Страшно вспомнить, когда она в последний раз совершала прогулку! Ведь раньше это был обязательный ритуал, который она с тщательностью совершала каждый день, выбирая костюм, маршрут и время. Господь не подарил ей детей; Эстебан охладел к ней сразу после медового месяца, а она не решалась заводить разговор на эту тему, потому что любой подобный намек выводил его из себя. Когда же она перестала жить для себя? А жизнь ради мужа была абсолютна бесполезна, так как он никогда этого не ценил. Вот так однажды ей открылась страшная истина: ее жизнь пуста, совершенно пуста.
Тогда на нее и напала бессонница. Как же ей опостылела собственная спальня! Эта темная мебель, жесткие кресла, морские пейзажи на стенах, неизменно изображавшие бурю; вазы с живыми цветами, казавшиеся бесконечно мертвыми в угнетающей темноте; плотные серые шторы на окнах, сквозь щели которых проникал тусклый уличный свет фонарей; бесформенную люстру, свисающую с потолка. Она прониклась ненавистью к кровати, которая вдруг превратилась для нее в нечто, не более удобное, чем каменное ложе. Целые ночи напролет она лежала в этой холодной постели, уставившись в потолок, обдумывая тысячу мыслей, которые нескончаемой вереницей ползли одна за другой. Она прислушивалась к звукам спящего дома: к скрипу половиц, тиканью и бою часов, тихим пощелкиваниям старинной мебели. К звукам домашним примешивались звуки уличные: ветер, шорох листвы, сонные посвистывания птиц, или шум дождя. Ночь за ночью она искала новые способы борьбы со своим недугом или хотя бы занятия, чтобы убить время. Она прочитала уйму книг, вышила несколько шалей, связала огромный плед. Муж бывал очень недоволен, когда запас свечей, рассчитанный на целый год, исчезал за месяц, но в конце концов он просто перестал замечать Натали. По долгу службы он уезжал в другие страны на долгое время, и ему было совершенно все равно, как проводит время его жена.
А Натали, отчаянно пытаясь заснуть, перепробовала многое. Снотворные, прописанные ее врачом, теплые ванны с ароматическими солями, чтение скучных научных трудов. Пробовала отрешиться от всех мыслей и забот, смотреть непрерывно на пламя свечи, считать удары собственного сердца. Представляла себе умиротворенные пейзажи или фантастические картины, вроде зеленой лошади на белом лугу. Самые невероятные рецепты были проверены ею со всей тщательностью, но все безрезультатно. Неизменно она ложилась в постель и кожей ощущала, как мучительно долго тянется время.
"Сон приносит облегчение, успокоение, помогает решить сложные задачи, приводит в порядок мысли и упорядочивает впечатления, накопленные за день. Зачастую нарушение аппетита, головокружение пониженное или повышенное артериальное давление и другие симптомы, в том числе переутомление, вызваны именно проблемами со сном. Одновременно причинами бессонницы могут быть стресс, перемена климата и масса других факторов".
Натали захлопнула книгу. "Какая чушь", подумала она. Какая разница, что написано во всех этих книгах, если ни одна из них, даже самая толстая и старинная, не могут помочь ей уснуть. Помочь ей сделать то, что с такой легкостью удается всем вокруг. Канарейка, живущая в позолоченной клетке в ее маленькой гостиной, мгновенно засыпала, стоило накинуть сверху платок. Натали отчаянно желала, чтобы кто-то вот так же набросил на нее кусок ткани, разрешив ее наконец от бремени бессонных ночей. Сон - это так естественно! Так просто! Но именно спать она и не могла. Никогда прежде она не замечала, как сладок, как необходим сон, никогда она не придавала ему значения, временами считая его пустой тратой времени. Но, только лишившись его, она, как это часто бывает, осознала его первостепенную важность.
Она плыла, как призрак, осунувшаяся, с кругами под глазами, мучимая слабостью и головокружениями, забываясь на час или два, погружаясь в беспокойное беспамятство. Впрочем, иногда ей все-таки удавалось заснуть, и тогда ей снились удивительные, красочные сны. Ей было так жаль просыпаться, терять их нить, забывать о них, было невыносимо снова чувствовать себя разбитой и усталой.
Однажды, когда Натали поделилась своей бедой с Шарлотт, ее лучшей подругой, та посоветовала вести дневник и записывать в него свои сны, чтобы было не так грустно расставаться с ними. Эта идея показалась Натали не лишенной смысла, поэтому она, не медля ни дня, завела большую тетрадь, в которую вносила все свои впечатления, ощущения, мысли и сны. Со временем сны, ранее казавшиеся ей туманными, запутанными, быстро вылетавшие у нее из головы, стали становится четкими, яркими, запоминающимися. Теперь Натали вела настоящую охоту за снами. Она всегда держала при себе дневник и делала в нем записи сразу после пробуждения. Каждый сон она старалась прожить как можно полней, запомнить его до мельчайших деталей, чтобы затем перенести его на бумагу. Поскольку заснуть ей удавалось не каждую ночь, она брала от часов забвения все. Постепенно, увлеченная своим новым занятием, она незаметно окрепла, посвежела, и бессонница понемногу сдала свои позиции. С каким наслаждением она проживала теперь фантастические сновидения, как ждала того сладкого момента, когда глаза сами собой слипаются, и будто незримая сила толкает тебя в пучину сна.
Когда дневник был заполнен наполовину, здоровье полностью вернулось к ней, бессонницы и след простыл. Теперь она напротив жила снами. Она радовалась целый день, если ей снился хороший сон, и грустила, если сон был плохим. Перед ней открылся новый, поразительно разнообразный мир, и она часто ловила себя на мысли о том, что пробуждение приносит ей разочарование; она с наслаждением осталась бы в этом мире навсегда. С нетерпением ожидая наступления ночи, она предвкушала, какие новые сюжеты увидит во сне. Реальная жизнь давно потеряла для нее смысл, единственной радостью оставались вихри образов, калейдоскоп событий по ту сторону от яви.
Она видела во сне незнакомые города, которые казались ей родными, живописные пейзажи, каких не встретишь нигде на белом свете; ее ждали там опасные приключения, романтические свидания, дружеские беседы; она свободно опускалась на морское дно и взлетала под облака; она возвращалась в детские годы, особенно притягательные своей недосягаемостью. Она заново проживала счастливые моменты своей жизни и совершала то, на что никогда бы не решилась. Словом, Натали обрела настоящее счастье, хотя, и в этом заключается парадокс: она нашла опору в самом иллюзорном, что существует в этом мире.
По прошествии некоторого времени Натали начала замечать одну интересную особенность. Кого бы она ни видела во сне: робкого юношу, статного мужчину, седовласого старика - они всегда устремляли на нее долгий, как бы испытующий взгляд. Его серебристо-серые глаза проникали в самую ее душу, волнуя сердце, и хоть внешность фантомов всякий раз менялась, глаза их оставались неизменными. Эта загадка казалась ей неразрешимой. А взгляд незнакомца преследовал ее почти каждую ночь.
Иногда снились ей и тревожные, а порой и страшные сны. Она просыпалась от собственного вскрика, ловя воздух открытым ртом, оглушенная громкими ударами сердца. Она прижимала одеяло к груди, не сразу понимая, где находится и закончился ли кошмар. Однажды в такую ночь она слишком поспешно протянула руку к ночнику, надеясь его светом разогнать призраков, таящихся во мраке темных углов, и чуть не опрокинула его. Внезапно ей почудилось, что от ее кровати метнулась прочь какая-то тень. Натали замерла, затаив дыхание. Ей казалось невероятным, чтобы ее недавний кошмар ожил. Она хотела было спросить, кто здесь, но голос не слушался ее, она лишь беззвучно открывала рот. Может быть это грабитель? Но как он проник сюда? Скованная безраздельным ужасом, она так и сидела на кровати долгое время, скомкав в руках край одеяла. Часы как раз пробили половину четвертого, когда она смогла пошевелиться, почувствовав, как онемели руки, и откинуться на подушки. Ее внезапно охватило ощущение полного покоя, который пришел на смену ее паническому страху. Теперь ее веки закрывались сами собой, голова тяжелела, затылок буквально налился свинцом, члены расслабились, она будто полностью потеряла контроль над своим телом, но это было совсем не страшно, а очень приятно. Дыхание стало совершенно ровным, сердцебиение тоже. Находясь уже на самой границе сна и яви, где так трудно отличить одно от другого, она услышала тихий шепот над своим ухом: "Спи, все будет хорошо". Натали с усилием приоткрыла глаза, и ей почудилось, что над ней склонился неизвестный человек в черном, который нежно гладил ее по голове. Она улыбнулась и крепко заснула.
Наутро она и не вспомнила о ночном происшествии, поэтому в дневнике не осталось записи о нем, но весь день ее не покидало странное ощущение. Она не смогла бы дать ему объяснение или толком описать его, но следующим вечером она легла спать раньше, как если бы торопилась на встречу с кем-то, сама не зная с кем.
И вот она держит за руку своего любимого, которого она видит впервые, но чувствует, что любит всем сердцем. И смотрит в его карие глаза, и мучительно пытается что-то вспомнить, сказать что-то важное, но не может. Этот незнакомец обладает над ней некой властью, и она уже не в силах сопротивляться его рукам и губам... Кажется его зовут Мэтт и он из Монте-Карло. Какая нелепость! Но так она решит утром, а сейчас ничто не имеет значения, кроме его тепла рядом, ведь мысли о морали, нравственности и долге тоже придут ей в голову утром. "О, Мэтт! Я так люблю тебя!", - шепчет она, и все ее существо рвется к нему, такому сильному, надежному и доброму. Бедный Эстебан и не подозревал, что его жена изменяет ему в своих снах...
Все прочее потеряло для Натали всякий смысл. Днем она упорно искала ключ к тайне своих снов, по ночам же напрочь забывала о своих поисках и полностью отдавалась неведомой силе, которая всякий раз готовила для нее новое приключение. И всюду, всюду ее преследовали те самые глаза, они высматривали ее из толпы, вглядывались в ее лицо, любовались ее телом. Как странно знакомо звучало имя того незнакомца! Мэтт. Мэтт... Натали еще раз перечитала запись в дневнике. Внезапно ее осенило, она вскочила и бросилась в кабинет мужа, где находилась небольшая библиотека. Там, среди старинных книг, ей удалось достать энциклопедию. Догадка оказалась верна. Осталось только проверить ее на практике. Натали счастливо улыбнулась и со спокойной душой отправилась спать.
Ей снился пасмурный день, затянутое хмурыми тучами небо. Она шагала по поляне, укрытой мягким ковром из опавших листьев. Невероятно, но кругом почти не было деревьев, а между тем она с каждым шагом погружалась в листья все глубже и глубже. Сначала ноги увязали по щиколотку, потом идти стало труднее, так как листьев было уже по колено. Еще один шаг - и она провалилась в это море шуршащих, остро пахнущих, коричневых осенних листьев. Ковер сомкнулся у нее над головой. В падении она ощутила, как сердце сковал страх.
Натали открыла глаза и увидела прямо перед собой человека в черном, ту самую тень, что как-то раз мелькнула перед ней в полумраке. Но сейчас она не испытывала страха, ведь в этом человеке не чувствовалось никакой угрозы. Он присел на край ее кровати и склонился над ней. "Как он красив", - успела подумать она, но все захлебнулось в ней, когда она увидела его глаза. Те самые, взгляд которых ей, пожалуй, уж не забыть никогда. Как внимательно и строго они глядят на нее! Как упоительно погрузиться в них, какой чудный свет, лунный свет они излучают! Натали была не в силах вымолвить ни слова, она только жадно вглядывалась в это лицо, чтобы запечатлеть в памяти его образ: этот тонкий прямой нос, чистый лоб, нежные пухлые губы, четко очерченные брови, выразительные скулы. Она вся затрепетала, когда незнакомец взял ее лицо в свои ладони и тихим мягким голосом сказал: "Все хорошо, не бойся. Теперь спи. Я буду рядом". Натали, как и в прошлый раз, почувствовала тепло, ее глаза стали слипаться, странная слабость одолела все ее члены, и, как она ни боролась со сном, все же она проиграла. Человек в черном прислушался к ее ровному дыханию, наклонился и легко коснулся губами ее губ. "Спи", - еще раз повторил он, и по его щеке скатилась слеза, блеснувшая серебром в свете уличного фонаря.
Тщетно искала Натали его в череде лиц, в лабиринте дверей, ведущих в пустые комнаты с закрытыми дверями, коридоров и лестниц, ведущих в никуда. В отчаянии она сжала кулаки и стиснула зубы. Где же он? Где тот, ради кого она готова была на все? В чем она провинилась перед ним? Разве заслуживает она столь тяжкого наказания? Ведь не видеть его хоть одну ночь - уже непереносимая мука, не видеть этих прекрасных серых глаз, глядя в которые хочется забыть обо всем. Хватит, оборвала она себя. Не время рыдать и предаваться отчаянию. Она гордо вскинула голову, крепко зажмурилась и... проснулась.
На столике возле кровати стоял пузырек со снотворным, которое ей прописал врач для борьбы с бессонницей. Натали схватила его и, не раздумывая, осушила. Когда она вновь открыла глаза, никаких дверей и коридоров не было и в помине. Натали стояла на вершине зеленого холма, залитого лунным светом. Во все стороны раскинулась пустынная равнина, но впереди неподалеку виднелась скала, а в ней - пещера. Натали улыбнулась. Теперь она знала, что делать.
Она подставила лицо свежему ночному ветерку, глубоко вздохнула и неторопливо начала спускаться по склону холма. Она более ни секунды не сомневалась в своих действиях, поэтому шла уверенно, не спуская глаз с мрачного входа в пещеру, который как раскрытая пасть зиял непроглядной тьмой, хотя луна светила необычно ярко. Натали взглянула в небо и была ослеплена ее сиянием. Звезды мерцали бриллиантовой россыпью; казалось они вдвое или втрое крупнее тех, что можно увидеть в жарких странах. А луна... Что ж луна блистала во всей своей полноте и красе. Все окружающие предметы были видны невероятно четко, но в отличие от солнечного света, лунный стирает все цвета, уничтожает все краски, оставляя только одну - серебристо-лунную. Чуть поодаль неясно шелестели деревья, в воздухе порхали ночные мотыльки. Натали снова перевела взгляд на пещеру. Она показалась ей еще больше и мрачнее, но страха не было. Она твердо знала, что ее там ждет. У самого входа, у темного провала цвели во множестве ночные фиалки, насыщая воздух нежным ароматом. Натали постояла немного, наслаждаясь им, а также спокойствием, тишиной. Ее ноги, не спеша, опутывал стелящийся густой туман. Назад пути не было. Она окинула взором спящую природу и смело шагнула вперед. Темнота мгновенно поглотила ее.
Глаза быстро привыкли ко мгле, царившей внутри пещеры, и Натали с удивлением обнаружила, что она стоит в огромном зале. Собственно, его и залом назвать было нельзя, так как не было ни стен, ни потолка. Впереди простиралось обширное пространство, поросшее какими-то растениями. Натали нагнулась и сорвала один цветок. Это был мак. Мак. Ну конечно! Она улыбнулась. Придется пересечь целое маковое поле. Она замешкалась, не зная, в какую сторону идти, но вдруг вдалеке заметила слабое мерцание. Натали пошла к нему, касаясь руками нежных цветков и ломая хрупкие стебельки. Их слабый запах навевал дрему, но она не поддавалась, встряхивая головой каждый раз, как ее начинало клонить в сон. Из-под ног внезапно вылетела стайка светлячков, и она невольно залюбовалась их призрачным танцем, но не замедлила свой шаг. Нужно спешить, скоро наступит рассвет, а здесь, в этой пещере слишком легко потерять счет времени.
Таинственное мерцание приближалось, и вскоре Натали оказалась перед входом в залу, задрапированным тяжелым бардовым бархатным занавесом. Сквозь небольшую щель пробивался свет, который и был ее путеводной нитью. Она отодвинула занавес и вошла. Комната казалась воплощением уюта и роскоши: стены, обитые тканью светло-зеленого цвета, полы, застланные толстыми коврами, поглощавшими каждый звук, пурпурные с золотом и изумрудно-зеленые мягкие кресла и подушки расставленные и разбросанные безо всякого порядка приглашали присесть. Воздух был перенасыщен запахом благовоний, поднимавшимся тонкими струйками дыма из трех жаровен. Здесь не было окон, но мягко горели свечи и старинные лампы погружали комнату в золотистый полумрак. Но первое, что бросилось в глаза Натали, как только она вошла, это была кровать. Она стояла прямо посредине комнаты, огромных размеров, устланная великолепными расшитыми простынями и тонкими парчовыми покрывалами, с раскиданными во множестве подушками и многослойными пологом, который был убран, но при желании мог в мгновение ока огородить это ложе от всего мира. Здесь царил покой и нега, который ничто и никогда не могло потревожить. Теплый воздух с густыми пряными запахами кружили голову, ноги слабели, мысли начинали путаться. Нестерпимо хотелось прилечь и отдохнуть, опустить тяжелеющую голову и заснуть...
Натали прижала руки к груди и подавила возглас радости, смешанной с удивлением. На постели, раскинув руки, спал он, тот, кого она искала. Она подошла к ложу и наклонилась к нему. От него сладко пахло ванилью. Натали положила ладонь на его обнаженную грудь, чувствуя, как медленно и ровно бьется его сердце. Это был уже не человек в черном и не какой-то незнакомец. Она откинула с его лба прядь пшенично-светлых волос и провела ладонью по щеке. Он открыл глаза - эти серые глаза! - и в них отразилось несказанное удивление.
- Как ты сюда попала? - наконец смог выдавить из себя он.
- А разве ты не рад меня видеть? - улыбаясь, ответила она.
- Да, но... Это невозможно. И очень опасно для тебя.
- Не волнуйся. Я теперь знаю, кто ты. Это ведь ты всегда был в моих снах, ты был со мной рядом. Я знаю, кто ты.
- Подожди, - он перебил ее. - Ты не должна была приходить сюда, но знай, как только ты произнесешь мое имя - пути назад не будет. Ты уже никогда не сможешь вернуться домой. Если же задержишься здесь - тебя ждет гибель.
- Я знала, что не вернусь, как только переступила порог этой пещеры. Ты - все, что у меня есть. Но если ты хочешь...
- Нет! - почти выкрикнул он. - Нет. Останься. Я...
Он сжал ее руку в своих ладонях, долгим взглядом посмотрел в ее глаза и выдохнул:
- Я люблю тебя.
Натали душили слезы радости. Грудь теснили чувства, голова шла кругом, слезы застилали глаза. Она подумала, что умирает. Комната поплыла перед ее взором, навалилась усталость, как будто на плечи ей взвалили невыносимо тяжелый груз. Уже теряя сознание, она почувствовала, как ее сжимают в объятиях сильные руки, и слабо прошептала:
- Морфей...
Он подхватил ее и бережно уложил на постель.
Натали открыла глаза. Обитель Морфея не казалась ей больше ни слишком душной, ни излишне мрачной. Она ощущала странную легкость, наслаждалась ароматами, прежде ей совершенно чуждыми, и красками, которые были недоступны ранее ее взору, как если бы она перевернула лист папиросной бумаги, скрывающий под собой гравюру, и смогла разглядеть ее во всей полноте. Яркие ощущения немного кружили ей голову, но никогда еще она не видела, не существовала, не мыслила так ясно. Натали восторженно посмотрела на Морфея.
- Теперь я могу остаться?
- Да, - он улыбнулся ей. - Да. Теперь мы будем вместе всегда.
- Я люблю тебя, - счастливо откликнулась она и раскинулась на подушках. - Никогда не видела такой необъятной постели!
- Да, она единственная в своем роде, - сказал Морфей, и в его глазах заплясали лукавые искорки.
В воздухе уже висел полуденный зной, когда встревоженная горничная наконец осмелилась войти к Натали. Она осторожно приоткрыла дверь и вскрикнула. Все, что она увидела, - пустой пузырек из-под снотворного на полу и белоснежная кружевная ночная рубашка на смятых простынях. Натали и след простыл... Ее таинственное исчезновение осталось неразрешимой загадкой для всех.