Жили некогда старик со старухой. Прожили они вместе долгую и счастливую жизнь. Одного только им недоставало: не послал им бог ребеночка. Вот и наворачивались порой слезы на глаза у старухи, когда видела она, как резвятся вовсю соседские ребятишки. Вот и вздыхал старик порой, когда проносилась мимо их дома веселая ватага.
Однажды пошел старик работать в поле. Идет, идет да и слышит вроде писк какой. Осмотрелся - не видать ничего. Прислушался - да это плач, будто плачет где-то дите малое. Шагнул старик правее, потом еще и видит - лежит в борозде младенец, в аккуратную тряпицу завернутый. У старика от счастья дыхание перехватило. Это ж надо, дите малое посреди чистого поля, а нигде ни души. Ясно как день, что это дар божий. Прижал старик малютку к груди и домой помчался, не помня себя от радости.
- Гляди, старуха! - прокричал он с порога. - Гляди, что у меня есть!
Старуха только руками всплеснула.
- Где же ты его нашел? Чей же это будет?
Рассказал ей старик, как нашел дитя. Залилась старуха на радостях горючими слезами. Запричитала, заохала:
- Вот счастье-то!
Так и стали старик со старухой нянчить это дитя, как свое родное. Нарекли ее Веринеею, окрестили, а уж крестины справили - пышно, будто свадьбу сыграли. Народ дивился этакому чуду: чтоб у старика со старухой, да младенчик появился, это слыхано ли!
Души в девочке они не чаяли, ладушкой своей звали, баловали безмерно, нарадоваться на нее не могли. Росла Веринея, росла да и выросла в красавицу писаную. И статная, и стройная, глаза - что пропасть черная, кожа нежная, будто бархатная. И умом, и обходительностью она многих обошла. Скромная была в меру, благовоспитанная, трудолюбивая и ласковая. Больше всего любо ей было в саду-огороде работать. Тут уж она просто чудеса творила. Только прикоснется к растению увядающему - вмиг воспрянет он, чуть подует на цветок - он и заблагоухает райским ароматом. Все что ни посадит - принимается, всходы дает сильные, крепкие. Ни непогода, ни стужа, ни зной - ничто не вредило росткам, будто бы они в теплице находились под ее присмотром.
Животные также к ней привязывались: самые злые собаки ластились, что щенки неразумные, самые пугливые кошки, на руки просились да мяукали, что котята игривые. Все живое любило Веринею, все тянулось к ней как к солнышку ясному. Никто не мог к ней равнодушие проявить. Всяк, кто глянет на нее, улыбнется, кто слово от нее услышит - возрадуется.
Женихов вкруг нее вертелось - тьма тьмущая, со всеми она была добра да приветлива, а вот мил ей был один. Тот единственный был кузнецом; парень ладный, широкоплечий, белозубый. Как увидит его Веринея, так и холодеет вся, будто ледышка, а потом вспыхнет, как огонь, да и бежит прочь. А кузнеца от нее тожь то в жар, то в холод бросало, ведь краше девки на всем белом свете не сыскать. Вот и поймал как-то кузнец Веринею в свои крепкие объятия, что пташку в силки. Затрепетала она, да и доверилась ему. Горячо целовал ее кузнец, жаркие слова в ушко шептал, но не более. Старик со старухой уж предвкушали, очень им хотелось на дочерней свадьбе погулять, а там и помирать не жаль.
Быстро деньки летели, уж и осень наступила - самая свадебная пора, да что-то не торопился кузнец своей суженой предложение делать, не спешил он ее в жены брать. Охладел он к ней, разлюбил, а Веринея все в толк не брала, что кончилось ее счастье. Не пришел как-то кузнец к ней на свидание, не видать его было и в кузнице. Всю округу обежала Веринея, у всех спрашивала, не видел ли кто ее суженого. Люди только головой качали, да вздыхали, ее жалеючи. Кузнец как сквозь землю провалился.
Через три дня собрались подружки у ее дверей и зовут ее гулять идти. Кличут-кличут - не отвечает Веринея. Забеспокоились они, не случилось ли чего. Наконец, открывает она и на крыльцо выходит. Бледная как смерть, косы распущены, глаза стеклянные.
- А не слышно ли чего о суженом моем? - тихо вопросила она и потупила взор.
Замялись подружки, молчат, не решаются сказать.
- Что молчите?
Осмелела одна и говорит:
- Твой кузнец... женился он на девке из соседней деревни.
Точно обухом по голове Веринею ударили. Потемнело у нее в глазах, на щеках румянец вспыхнул. Не поверила она подружкам:
- Обманываете вы меня, - говорит.
А тут как раз мимо них телега проносится, как шальная, вся украшенная бубенцами, колокольчиками и лентами. А в телеге в той девка румяная сидит, а кузнец той телегой правит. Не посмотрел даже в сторону Веринеи, только лошадей хлестнул, да и дальше помчался. А девка хохочет и целует его в уста его сахарные. Долго не стихал звон и грохот, а когда смолкло все, обернулись девушки к Веринее, но той и след простыл.
Только увидала она кузнеца с молодухой, так и бросилась бежать, сломя голову и не чуя под собой ног. Неслась как умалишенная она через деревню, чрез поля, так в лес и влетела. Ветки ее по лицу хлещут, сучки да колючки ноги царапают, а ей и дела нет. Вдруг откуда ни возьмись овраг перед ней страшный и до того глубокий, что и дна не видать. Не раздумывая кинулась в него Веринея, упала прямо на камни острые, да не почувствовала ничего, потому как сердечко ее бедное уже было разбито, а сама она от горя да потрясения душевного окаменела.
Много лет прошло с тех пор. Долго искали Веринею всем селом да так и не нашли. Старик со старухой все глаза проплакали да и скончались от тоски в один день. Ходили по округе толки разные и сплетни, историю эту из уст в уста передавали, да жизнь-то на месте не стояла, вот и позабылось все со временем.
А года все шли, шли, и минуло с того дня злополучного сто лет. Уж не было давно ни того оврага, сровняло его с землей, ни деревни. Да и леса того не было - часть его вырубили, часть огонь пожег. Только Веринеюшка лежит по-прежнему во сырой земле, лежит - не шелохнется. Как рухнула тогда замертво, так и осталась недвижима. А земля-то живет, вот и размывают ее дожди проливные, иссушает солнце ясное, развеивают ветры буйные, прорастает она корнями и даже, неровен час, сотрясается вся. Вот и оказалась однажды Веринея на поверхности: трещина вдруг появилась да и открыла ее, и то правда ведь лежала она уже не так глубоко.
Овеял ее личико ветерок свежий, согрело ее солнышко - ожила Веринея. Заморгала она, села, по волосам провела. Потом поднялась, пыль да грязь с себя стряхнула. Оглянулась по сторонам - красота кругом. Лето жаркое стоит, все зеленеет, цикады в траве так и стрекочут.
И вдруг слышит шаги чьи-то. Глядь - то парень идет. Высокий, широкоплечий, черноглазый да белозубый. То был купец один, недавно из плавания вернувшийся, из стран заморских прибывший. А Веринея вмиг признала в нем кузнеца своего неверного, вспомнила предательство его, и хоть снаружи ожила, изнутри она как была каменная, так и осталась. Вновь помутился у нее от горя рассудок, накопилась у нее за эти годы внутри злоба жгучая. Парень заметил Веринею и к ней направился, а она аж почернела вся от ярости, шипит, как змея подколодная. Окликает ее парень, кто такая спрашивает, а она и не слышит. Раз! - и бросилась на него. Бьется, как зверь дикий, кричит, по лицу его хлещет, в волосы вцепилась, все лицо ему исцарапала. А купец и отбиваться бросил. Что он мог супротив силы нечеловеческой, против одержимости бешеной поделать? Неподвижен, бездыханен и истерзан он, а Веринея не унимается, колотит его почем зря да душит.
Тут бы и пришел ему конец, если бы не опомнилась Веринея, не вгляделась внимательнее в лицо его, да не приметила различий разных мелких. Злоба ее уже отпускать стала, отдышалась она, отпустила его, на руку его взглянула - кольца там не было. Он или нет, засомневалась она. Похож как две капли воды, но все-таки... Нет, не он это. Обозналась она.
Поняла Веринея ошибку свою, да не поздно ли? Лежит незнакомец как неживой, смотрит глазами своими прекрасными в небо, да только не видит уж ничего. Проснулась в Веринее жалость, дрогнуло и растаяло сердце ее, полились у нее из глаз слезы горючие. Плачет, плачет она, остановиться не может, поливает его слезами горючими, над собой рыдает горемычной. Неужто жизнь его оставила? Нет, не бывать тому, решила Веринея. Слезы отерла, взяла его за руку и к груди ее прижала.
- Прости меня, - шепчет. - Прости, бога ради.
А сама чем больше глядит на него, тем боле люб он ей становится. Больно он пригож да хорош собой. Наклонилась она к нему да поцеловала в уста. Сладок был их вкус, совсем не тот, что у кузнеца. Взяла Веринея горсть земли, на грудь парню насыпала да пришепетнула что-то. Тот и очнулся сразу, жив и здоров. На Веринею смотрит и молвит, как ни в чем не бывало:
- Как звать тебя?
- Веринея.
- Пойдешь ты за меня, Веринея?
Засомневалась она, вдруг опять обманет, замолчала и взгляд отвела. А он и говорит:
- Не знаю, кто обидел тебя, а я тебя не оставлю.
И так ясно лучились глаза его, так нежно голос его звучал, что поверила ему Веринея, и улыбнулась тихо, и дала себя за руку взять и увести за собой. Будто и не было в ней только что ярости неземной да печали вселенской. Как оказалось, не зря: жили они после того вместе долго и счастливо. Видно на роду ей было написано обжечься, отомстить и вновь ожить; а за то, что всегда всем верила она простодушно, но умела и за себя постоять, ждала ее в конце награда. Так и земля-матушка - все стерпит, но и показать себя может, как к ней отнесешься, тем она и ответит.