Был прекрасный июльский день, один из тех дней, которые случаются только тогда, когда погода установилась надолго. С самого раннего утра небо ясно... В такие дни краски все смягчены; светлы, но не ярки; на всем лежит печать какой-то трогательной кротости.
Тургенев И.С. "Бежин луг" (из цикла "Записки охотника")
Как не любить красоту природы той земли, что называют "средней полосой"? Ее укромные поля, окруженные лесами, сами густые душистые леса, холодные реки и темные озера. Ее внезапные дожди, неожиданные заморозки, жаркие деньки, густые туманы и холодную росу. Казалось бы ничего особенного, но чуть дальше на север - там огромные валуны и причудливые мхи, немного южнее - бескрайние ровные поля, гладкие и четко очерченные. Только здесь природа таит в себе ту мягкость и одновременно скрытую силу, которая проявляется в летних ливнях, снежных бурях и прочих ненастьях, которые быстро сменяются затишьем. Какое разнообразие в явлениях, какие краски в пейзажах! Век смотри - не налюбуешься, шагай-шагай - не исходишь все.
Как приятно шагать босиком по горячей мелкой пыли, зарывая в нее пальцы. Иногда под пятку попадает острый камушек, ты морщишься, но идешь дальше. Здесь тебе знакома каждая ямка, каждый торчащий из земли камень, каждое дерево приветственно качает тебе ветвями. Прямо перед тобой на дорогу садятся трясогузки, маленькие быстрые птички. На обочине трава пыльная, но мелкая и курчавая. На нее переходишь, когда попадается особенно каменистый участок дороги. Вот справа маленький пруд, идеально круглый с поросшими осокой берегами. На его темную поверхность бросает тень ива. А за следующим поворотом сойти с дороги и нырнуть в кусты: попадешь в удивительное местечко, скрытую от посторонних глаз поляну, сплошь покрытую нетронутыми яркими цветами. Иван-да-марья, зверобой, медуница, колокольчики, васильки, пижма. Крупная кашка, у которой можно высосать сладкий сок, куриная слепота, которая несчастье приносит. Там в воздухе носятся многочисленные насекомые, летящие на зов сладкого аромата.
Полюбовались - и хватит. Дальше дорога совершает плавный поворот влево, а направо идет тропинка. Куда же свернуть? Солнце еще высоко, печет самую макушку, будет еще время вернуться на дорогу. Итак, тропинка. Трава приятно холодит голые ступни, но очень скоро приходится жалеть об оставленных дома сандалиях. Шагаешь через поле - больно колют ноги торчащие остатки скошенной травы. Можно остановиться и перевести дух. Прикрой рукой глаза, а то солнце слепит. Кругом поле, широкое-широкое, тропа ведет прямо сквозь него и упирается в окаймляющий поле лесок. Нет, не упирается, бежит дальше через другое поле, в третье, по одному нанизываются поля на тропку. Да это и не тропка уже, а вроде как дорога: две колеи, а посередине густая трава. Воздух прямо-таки гудит от кузнечиков, звенит в ушах многоголосый хор мух. Пряно пахнет горячей землей, сухим сеном, распаренной зеленой травой, цветами. Здесь поле выкошено, сено жарится на солнце, посередь стоит уже собранный стог, приглашая отдохнуть в его тени. Успеется, нахватаемся еще тени, сейчас бы солнышка испить.
Это только кажется поле бескрайним, а вот и граница его. Вдоль деревьев кустятся высокие заросли розового Иван-чая. Он хоть и красивый, да только опять же несчастливый. Даже жалко его, он ведь ни в чем не виноват. Ныряешь в лесочек, где тень и прохлада, только сыро; земля под ногами превратилась в грязь. Если никак не обойти - шлепаешь прямо по ней, потом высохнет. А здесь трава еще нетронута, высоченная выросла, по пояс. Идешь сквозь нее - будто по морю плывешь. Море колышется слегка под дуновением ветра, качаются метелки. За одну потянешь, и в руках зернышки остаются. Тут много колокольчиков, если прислушаться, можно услышать их тихий звон. Но только слушать надо очень-очень внимательно. А где же тут сосредоточишься, когда тут и цветы всякие, и бабочки, и солнце разморило.
Поле не совсем ровное, дорога чуть вверх ведет, а потом вниз. Вот заберешься на этот холм, руки раскинешь и ринешься бегом по склону. Если как следует разогнаться, можно с размаху, чтобы дух захватило, погрузиться в это зеленое море, с головой нырнуть в его теплую ароматную бездну и быстро скользить у самой поверхности, ощущая, как трава щекочет кожу. Как подхватывает тебя теплый ветер, как ласково греет солнце. А когда устанешь, ложишься на землю и слушаешь, и смотришь, и нюхаешь. Ничего нет прекраснее летнего дня. Сам не заметишь, как глаза закрываются, клонит в сон.
Кажется, будто на минутку заснул, а день уже клонится к вечеру, по полю плывут тени - двойники облаков. Пора возвращаться. Обратно через заросшее поле, через скошенное, по кочкам, по лужам, по траве. А вот и пыльная дорога. Дадим ей сделать гладкий полукруг и привести себя домой. По краям стоят деревянные домики разных цветов и степени ветхости. Зеленый с белым кружевом резьбы, строгий желтый без всяких украшений, голубой с зеленой дверью. Яркий, свежевыкрашенный красный; облупившийся розовый. Покосившиеся темные заборы, новые светлые; полуразвалившиеся сараи и вдруг кирпичный коттедж. Солнце заливает золотым светом все вокруг, тонкие перистые облачка скапливаются у горизонта. Пахнет крапивой и особенно приятно и тонко полынью. Сорвешь ее серебристые шарики и разотрешь в руках, с наслаждением вдыхая горький аромат.
Перестаешь смотреть по сторонам, за день глаза успели устать, столько впечатлений, столько радостей. Ноги ноют, в животе пусто, в руках огромная охапка полевых цветов, а на душе весело. И напоследок еще одна радость: в темном тенистом местечке, где дорога сужается, а кроны деревьев почти смыкаются над головой, на земле прямо перед тобой отдыхают бабочки. Нежные, трепещущие, пугливые. Шаг вперед, и одна из них взлетает. Ух, они огромные, с иссиня-черными и черно-синими крыльями. Хлопают ими, сидя на земле, а потом легко вспархивают и кружатся, как осенние листья на ветру. Нет, осень еще далеко, так далеко, так необозримо далеко, что она не наступит никогда, а всегда будет этот жаркий солнечный день, всегда будут звенеть кузнечики, всегда будет цвести кашка и кружить бабочки. Лето не кончается, оно стучит, гоняя кровь по жилам, лето внутри нас. И дорога тоже: она сматывается потихоньку в клубок; в нем-то, в самой его серединке и есть все то, что нам особенно дорого, самая суть - и поля, и реки и все-все. Наверно так оно и должно быть.