Аннотация: Сказка со счастливым концом. Ричарду Баху посвящается.
Бывают дни, когда все кажется значительным: пламенеющие неестественными цветами в рваных облаках закаты, клочья и полосы стелющегося по полям тумана, удивительно отчетливо различим каждый резной листок в кронах деревьев, кажется, что легкий теплый ветерок хочет сказать что-то очень важное, а птицы разыгрывают свои трели как по нотам. В такие дни хочется замереть и молча впитывать в себя происходящее вокруг. Замереть и не дышать, чтобы не пропустить ни единого мига этого необычного дня.
Джинни подставила лицо солнцу и вслушалась в разнообразие звуков, заполняющих летний полдень. Волна переплетающихся между собой шумов: жужжание насекомых, пение птиц, лай собак, далекий гул машин или самолетов... Она открыла глаза и взглянула в безоблачное голубое небо. Из края в край его пересекала ровная белая полоса - инверсионный след от пролетевшего авиалайнера. Полоса медленно, очень медленно таяла, расплываясь, превращаясь в некое подобие Млечного пути. В ясную погоду, такую как сегодня, иногда небо покрывала целая сеть белых полос, которые, причудливо пересекаясь, образовывали целую паутину, безвредную и недолговечную.
Некогда было расслабляться, розы требовали к себе внимания, поэтому Джинни снова принялась их подстригать. Розы - такие красивые, но такие нежные и капризные. В них все слишком: слишком красивые, слишком идеальные, совершенный аромат, форма, цвет, но в то же самое время слишком колючие, требующие излишних хлопот.
Небольшой, но стабильный доход, который они приносили, позволял ей сводить концы с концами: расплачиваться за дом, покупать еду и кое-какие вещи. Остальное удавалось заработать на продаже сезонных цветов: ирисов, тюльпанов, гладиолусов. Немного, но вполне достаточно.
Ее маленький домик брусничного цвета с деревянными резными украшениями, выкрашенными в белый цвет, был трогательно мил и выглядел под старину. Его окружал небольшой сад, в котором Джинни проводила большую часть времени. На веранде с разноцветными стеклами в рамах было очень уютно пить чай по утрам, когда солнце поочередно заглядывало то в оранжевое, то в лимонное, то в зеленое окно.
Однажды, когда выдался особенно жаркий и солнечный день, когда все дышало истомой и сил не хватало даже на элементарные действия, она как обычно растянулась под лучами солнца. В этом занятии ей всегда чудилось некое сверхъестественное наслаждение. Когда все тело предельно расслаблено, так, что не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой; когда сердце гулко бьется, а кровь ускоряет движение, подгоняемая жаром извне; когда солнце аккуратно красит кожу мягкой кисточкой в нежный смуглый оттенок, каждый раз нанося слой за слоем, один немного темнее предыдущего; когда лучи проникают внутрь, глубоко, в самое сердце, наполняя теплом и покоем; когда легкий прохладный ветерок овевает, перекатываясь через тебя, окутывая тончайшим одеялом, - вот тогда наступает момент настоящего, ни с чем не сравнимого счастья.
Невольная улыбка заиграла на ее губах. Она медленно погружалась в сон, соскальзывая в него на волне света и тепла...
Внезапно в небе послышался рев самолета, он звучал неровно, с перебоями, срываясь на хрип. Джинни с усилием разомкнула веки и увидела в небе прямо над собой старый самолет, который летел очень низко, оставляя за собой черный след от дыма. От кабины отделилась маленькая фигурка и ринулась вниз, почти сразу раскрыв белый купол парашюта.
Мысли ползли медленно, Джинни не успела почувствовать ни страха, ни удивления, когда человечек в дрожащем мареве знойного воздуха начал приближаться к ней. Он медленно спускался, а Джинни лежала на изумрудной траве и смотрела на него, как завороженная.
Наконец он коснулся ногами земли в нескольких метрах от нее, упал, потом пружинисто вскочил и позволил тонкой ткани купола закрыть их обоих от всего окружающего мира, безбожно запутав при этом стропы.
Они моментально оказались в прохладном шатре из белого шелка, который пузырился и вздувался вокруг них. Он отстегнул крепления и подошел к ней вплотную.
- А как же твой самолет? - все, что Джинни успела спросить перед тем, как он опустился рядом и поцеловал ее в губы.
Его руки безошибочно нашарили завязки от купальника, а потом зарылись в ее золотистые волосы...
Джинни очнулась в своем саду, все тело горело от его - или солнечных? - поцелуев. Желая избавиться от наваждения и испытывая жгучую жажду, она отправилась в душ.
- Мне ведь все это приснилось? - спросила она на ходу у пионов.
- Да, да, - качнули они своими тяжелыми головами.
С тех пор Джинни стала чаще смотреть на небо, когда по нему проносился очередной самолет. Заслышав гул, она запрокидывала голову и провожала взглядом летящие по небу лайнеры, истребители, парапланы.
Однажды один из самолетов пролетел очень низко, распугав своим грохотом птиц. Джинни как обычно проследила его путь, пока он не пропал за кромкой деревьев. Неожиданно звук повторился, самолет развернулся по широкой дуге и снова пролетел над ее садиком и брусничным домиком. При этом он покачал крыльями из стороны в сторону, словно здороваясь с ней, и Джинни, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, помахала ему вслед рукой, испытывая при этом беспричинную радость.
Она весь день пребывала в отличном настроении, что не преминула заметить ее подруга, которая зашла угостить ее ежевичным пирогом собственного приготовления.
- Джинджер! - воскликнула она прямо с порога. - Боже мой, ты прямо сияешь! Что случилось?
- Это так глупо, - сказала Джинни. - Ты не поверишь, я сегодня поздоровалась с самолетом.
- Почему же глупо? - сказала Сьюзан. - Вряд ли ты его снова увидишь. Это как разговориться по душам со случайным попутчиком в поезде - можно нести всякую чушь, потому что вы больше никогда не встретитесь.
- Да, ты права, - сказала Джинни, не приняв ее слова близко к сердцу. Мы часто соглашаемся с кем-то из вежливости, из нежелания заводить спор о вещах, которые чем-то близки нам, хотя бы они казались на первый взгляд совсем пустячными.
Тем более что Сьюзан оказалась далека от правды.
В последующие дни самолет иногда пролетал над работавшей в саду Джинни, которая, вольно или невольно, проводила теперь в нем все больше времени. Она с первого взгляда узнавала его плавные, округлые очертания, так странно смотревшиеся в сравнении с заостренными обтекаемыми силуэтами более современных аппаратов. Ее новый знакомый был небольшим бипланом с винтом, безо всякого намека на сверхсовременные турбины. Он был выкрашен в темно-коричневую краску с желтыми полосками по краям крыльев, и когда он подлетал ближе, то своим окрасом и звонким стрекотом напоминал насекомое.
Глядя на него, Джинни начала задумываться над вопросами, которые раньше не приходили ей в голову: например, можно ли потрогать облако, и если да, то на что это похоже? Не страшно ли лететь ночью? Может ли в самолет ударить молния? И, наконец, как выглядит ее дом и сад оттуда, сверху?
Темными теплыми ночами она выходила на открытую террасу, слушала беспокойный шелест деревьев под напором ветра, смотрела на небо, усеянное звездами, и думала, неужели не страшно лететь вот так, одному в небесах, где нет никого и ничего. Только ветер и солнце. Целиком зависеть от машины и доверить ей свою жизнь, покрывать большие расстояния, но и лететь на огромной высоте, смотреть на удивительные краски здесь на земле, постоянно опасаясь с ней столкнуться. Должно быть, летать - значит жить в своем огромном прекрасном мире, отличном от нашего. Ведь для пилота поле зрения простирается до самого горизонта, в то время как многие за всю жизнь не видят ничего кроме своего крошечного городка.
Джинни сама с рождения жила в таком маленьком городишке, где все друг друга знали и сплетни распространялись со скоростью шквалистого ветра. Неудивительно, что мир самолетов ей казался загадочным, опасным и потому беспредельно прекрасным.
- Ты написала новую картину? - сказала Сьюзан, когда в очередной раз зашла в гости.
Джинни время от времени рисовала акварели и продавала их в художественной лавке в соседнем, более крупном, городе. В основном героями ее картин были цветы - то, что окружало ее каждый день. Поэтому эту работу было трудно не заметить.
На ней было много ослепительно яркого неба, узкая полоска перьевых облаков у самого горизонта и маленький двухместный самолет с большим пропеллером, летящий над полем цветущих маков. Несущийся так низко над землей самолет привлекал к себе внимание издалека; блик солнца играл на сияющем круге вращающегося пропеллера, выпущенные шасси почти касались алых головок цветов. Можно было представить себе рокот мотора и завихрения воздуха вокруг кабины пилота. Картина была живой и красочной, за нее можно было бы выручить неплохие деньги, но Джинни ни за что бы ее не продала. И даже если бы к ней по счастливому стечению обстоятельств вдруг постучался в дверь владелец престижной картинной галереи, она бы и тогда в ответ на его чрезвычайно щедрое предложение уверенно и с достоинством ответила: "Она не продается".
- Да, - рассеянно ответила Джинни, полностью занятая своими мыслями, пробуя на вкус чувства, которые рождал в ней этот образ.
Было что-то в этом летящем на бреющем полете самолете, что заставляло ее улыбаться, глядя на него. Он излучал радость свободного полета и жажду приключений. Он был ее личным талисманом.
Ураган налетел внезапно. Весь день сильный ветер гонял по небу небольшие облачка, и стояла жара. Когда стемнело, неожиданно ветер стих и наступила гнетущая, тяжелая тишина. У Джинни внутри все замерло в предчувствии грозы, которая не преминула начаться. Снова налетел сильнейший порыв ветра, и сразу, как по сигналу, с небес на землю обрушился ливень. Фиолетовая вспышка разогнала тьму на долю секунды, и вслед за ней с треском раздался громовой раскат, бухнувший в конце, как огромная бочка, упавшая с большой высоты.
Заперев все двери и окна, Джинни сварила себе горячий шоколад. Снаружи бушевала стихия, молнии сверкали, не переставая, струи воды хлестали по стеклу. Джинни попыталась подавить страх перед грозой, уютно устроившись в кресле с любимой книгой, но никак не могла сосредоточиться, вздрагивая при каждом ударе грома. Сквозь постоянный грохот она не сразу различила другой шум - стук в дверь. Она соскочила на пол и неуверенно подошла. Стук повторился, и она все-таки решилась протянуть руку и отпереть дверь.
На пороге стоял незнакомый мужчина, насквозь промокший и озаряемый всполохами, за которыми уже не поспевали громовые раскаты.
- Прошу прощения! - громко произнес он, пытаясь перекричать грозу. - Моя машина сломалась, могу я от Вас позвонить?
- Конечно! - крикнула она в ответ и отошла, пропуская его внутрь.
Даже если бы он был отъявленным негодяем или преступником, никто не заслуживал находиться на улице в такую непогоду. Джинни с трудом закрыла за ним дверь, преодолевая ураганный ветер.
Незнакомец стоял в ее прихожей, с него стекала дождевая вода, она капала с волос и кончиков пальцев, образовывая у его ног, забрызганных грязью, лужицу. Он перехватил ее взгляд, заметил учиненный им беспорядок и смущенно улыбнулся.
- Извините, - сказал он и провел рукой по волосам, стряхивая с них воду.
Повисла небольшая пауза. Джинни, сама не зная почему, временно потеряла дар речи. Она смотрела на него, и что-то внутри нее билось и рвалось наружу, что-то заставило ее голос дрожать, когда она, наконец, вымолвила:
- Ничего страшного. Вы так промокли, снимите куртку, я ее повешу к огню.
Мужчина с готовностью передал ей тяжелую кожаную куртку и скинул ботинки. Джинни жестом пригласила его проходить в гостиную. Там ему сразу же бросилась в глаза ее картина с маковым полем; притянутый ею как магнитом, он в задумчивости остановился перед ней.
Время как будто замедлилось для Джинни, пока она преодолевала короткий путь до горящего камина. Это было похоже на встречу старого друга, его голос, жесты, манера держаться были ей знакомы. Она будто постепенно вспоминала все это и его запах, идущий от куртки. Джинни бессознательно прижала ее к себе, приблизив к ней лицо, невзирая на то, что от этого промокла ее одежда, и вдруг что-то укололо ее грудь. Она вздрогнула, развернула куртку и рассмотрела на ней маленький значок. Флажок, какие носят на своих летных куртках пилоты.
Она оглянулась в изумлении. Так странно знакомый ей незнакомец все еще внимательно рассматривал ее картину.
- Не хватает желтых полос на крыльях, - сказал он, обернувшись к ней с широкой улыбкой.
- Я знаю, - сказала она, улыбаясь в ответ. - Я знаю.