Фома Фонтанович был человеком далеко не молодым. Но надо отдать ему должное - с виду был ещё хоть куда. Правда, его имя и отчество издавали запах нафталина, давно забытого даже пожилым поколением. А вот молодые, в этом им повезло и здорово, вообще о нём ничего не знают. Так как современные препараты от моли без запаха и цвета, и этой самой моли не дают даже оторваться от пола - сразу валят её с лап замертво. Своё отчество Фома Фонтанович получил в наследство от отца. А тот получил своё имя в честь очередного открытия фонтана в очередном городе и на такой же очередной площади. В то далёкое время каждая пятилетка славилась своими открытиями и достижениями. А начиналось всё так красиво и восторженно: с Октябрины, потом Электрины и незаметно докатились до обыденного - Фонтан. Фоме Фонтановичу ещё повезло. Ведь отец сначала хотел назвать его Фонтаном Фонтановичем. Но со временем достижений становилось всё меньше и меньше, а вместе с ними и фонтанов, да ещё заполненных водой. Да и светлое будущее, которое маячило то впереди, то в конце туннеля, так и не наступило. Какое там наступило! Оно вообще растаяло, как забытый по вкусу и форме кусочек сахара в стакане не заваренных не то чаинок, не то древесинок. И от когда-то громового "Ура!" Остались лишь слабые звуки, изредка доносившиеся не известно от кого и откуда с призывами от малого до велика, засучив рукава и затянув потуже, куда ещё туже, пояса, строить и строить то, чего и сами не знают. И тогда это самое когда-нибудь, возможно, и придёт. Именно в это сомнительное время, когда все во всём стали сомневаться, угораздило родиться Фоме Фонтановичу. Отец, конечно, неподумавши дал сыну имя Фома. Но, кажется, не ошибся. Так на свет появился обладатель такого редкого имени и отчества.
Фома Фонтанович был человеком не глупым, так ему, во всяком случае, казалось. А вслух ему никогда и никто не говорил о наличии какого-то ума. Возможно, не хотели огорчать его или себя. Но зато амбиций у Фомы Фонтановича было с избытком и хватило бы ни на одного такого Фому. Да ещё внутри его был живуч вирус, переданный по линии отца и лишний раз, подтверждающий его отчество. Правда, в те времена, когда жил отец Фомы Фонтановича, с любым вирусом могли бороться и знали, как это делать. Даже если кто-то оплошает и не обнаружит в себе злосчастный вирус, то в этом мог помочь сердобольный сосед с оттопыренным ухом. И тогда к дому подкатывал чёрный юркий четырехколёсный спаситель душ. А сейчас что? Никому никакого дела до тебя нет, хоть пусть тебя заест этот самый непутёвый вирус.
Вот по той причине и жил спокойно Фома Фонтанович. И как человек, занимавший определённое положение, имея возможность строить фонтаны кругом, где ему вздумается, или, в крайнем случае, душа подскажет. Вот только, положив руку на больное сердце, не все они били струёй. Но со временем опыт и авторитет выросли и стали его приглашать даже в другие города. В один прекрасный день он даже вспомнил, что столица всех столиц никак не обойдётся без его таланта воздвигать фонтаны там, где никому и в голову не пришло бы. Фома Фонтанович просто заболел идеей немедленно добраться любым способом, даже если придется через что-то или кого-то перешагнуть, до столичных улиц и осчастливить их всех своими фонтанами. Одним словом, он мечтал еще при жизни услышать слова от благодарных ценителей его искусства, вроде: " Увидеть и умереть!".
Со временем все свободные участки земли в городе были заняты фонтанами и довольно таки разными по своему смелому оформлению: одни с водой, другие без неё, но и без воды их никак нельзя было назвать не фонтанами, так они напоминали своим обликом эти монументальные сооружения. Обидно, но скоро и современная эпопея фонтанов закончилась так же бесславно, как и начиналась. Но Фома Фонтанович долго унывать не умел, хотя пришлось сильно призадуматься и напрячь все короткие извилины своего, уставшего от выдумок, мозга. Мысль внедрить себя в одну из столиц не давала ему покоя ни днём, ни даже ночью, когда бренное тело так просило покоя. И начал он, не спеша, но уверенно, как и всё, что он делал воплощать в жизнь всем известный лозунг: " Спасение утопающего в руках самого утопающего!". Фома Фонтанович решил, что сначала надо познакомиться со "столичными", а потом уж соответственно столичных знакомить со своей персоной. А, как и, где лучше знакомиться? Ну, конечно, же в непринужденной обстановке и как бы невзначай показать им своё детище - это значит фонтан. Если "столичные", соизволят ему не отказать в просьбе, то он и им понастроит такого чуда. Так и хочется сказать, а вернее добавить: "Чуда-Юда!". Ну да ладно, а кто решил или сказал, что каждый фонтан обязан фонтанировать? Вот только, не знал Фома Фонтанович, как "столичных" выманить из своих мягких кожаных кресел. Всё перебрал в голове и ничего путного придумать не смог.
И вдруг в один прекрасный день мысль легко и свободно разлилась по извилинам в сопровождении музыкального сопровождения души. Увидев как-то передачу о животном мире, он воскликнул: "Придумал!". Можно было, конечно, придумать другое слово вроде: "Эврика!", но Фома Фонтанович такого слова просто не знал. Он не только придумывал, но ещё и занимал высокую должность, отчего тут же последовал приказ - закупить и выпустить в лес стадо оленей. Кое-кто даже рискнул задать вопрос, так был удивлён неординарной выдумке: "Зачем?" А Фома Фонтанович, чувствуя себя уже победителем, отвечал: "Будем охотиться!" Но сомневающиеся, а такие всегда норовят вынырнуть, снова спросили: "Зачем им охота?". На что непоколебимый любитель фонтанов отвечал известной фразой, выдав её за свою: "Охота и есть охота!" Приказ дан, и его надо выполнять - это усвоили и хорошо знали все, кто правильно воспринимал слово "приказ". Стадо оленей благополучно перебралось из тундры на обетованную землю. А Фома Фонтанович, окрыленный новой, свежей идеей и воплощением да побыстрее её в жизнь, не без интереса наблюдал в бинокль за животными. В один из таких живописных дней Фома Фонтанович увидел рядом с оленями ещё каких-то животных. Где-то он их раньше видел? Даже чувствовал знакомый запах, а вот вспомнить никак не мог. Хорошо, что рядом оказался, как и полагалось, кое-кто из смекалистых. Коровы? Ах, да коровы. Но что они там делают? И почему они не в деревне, где Фома Фонтанович видел их в детстве, ведь сам родом из таких же мест. "Так сейчас в деревне и коров то нет",- ответил тот же смекалистый. "А куда ж они подевались?". " А кто ж его знает - одни ушли, других съели, а новые не родились",- заключил тот же голос. Фома Фонтанович наблюдал в бинокль, как оставшиеся ещё в живых коровы, растворились в оленьем стаде.
И вот наступил тот долгожданный день, когда Фома Фонтанович, наконец пригласил к себе в гости "столичных", естественно на охоту. Только на это он и мог их соблазнить. Для другого занятия те просто не двинулись бы с места. Несколько дней пришлось потратить на горячительные процедуры, необходимые для каждого участника охоты.
Это своего рода, настройка и адаптация организма. Выехали с ночевкой, чтобы сразу поутру на зорьке приступить к процедуре, связанной с любой охотой. Все подготовились серьёзно и основательно, особенно "столичные". Видно не хотели себя, потом корить за бездарно потраченное дорогостоящее время. Все шло, казалось, как по маслу, вкус которого давно забыли жители деревни, из которой ушли последние коровы. Охота была, как настоящая. Тут были и собаки, и ружья, и охотники, и добыча и даже обслуживающий персонал - кухня на колесах. В едином порыве толпа бросилась вперед на добычу, но и так же всей толпой остановились. Перед взорами, видавшими всякое, предстало невиданное животное. Если смотреть на верхнюю его часть, вроде это был олень. Вот только огромные, полные тоски глаза, больше напоминали коровьи. А его губы точно никакого чувства сомнения не вызывали и были коровьими, жующими жвачку. " Так это ж коровы!" - обрадовался смекалистый, но его порыв радости никем не был подхвачен. " Коровы - то коровы, а где вымя?" - спросил кто-то из любопытных. " А что такое вымя?" - извинившись, полюбопытствовал один из молодой поросли, подающий большие надежды и поэтому автоматически вошедший в состав "столичных". "Ну, предположим - это не корова, а бык, - деловито произнес смекалистый, - но причем тут рога?". Вопрос был задан по существу, и все тут же перевели взгляд с несуществующего вымя на голову животного. Действительно, на голове, изучаемого нового вида, красовались три огромных рога в живописном сплетении.
Фома Фонтанович снова мысленно праздновал свою окончательную победу. Надо же такому случиться - не приложив никаких усилий, получить новую породу морозоустойчивой коровы, которой и погода нипочем и времена года не будут влиять на удои молока. И как подобает победителю, он без тени смущения, уверенным движением руки, подал "столичным" свой бинокль. А сам, встав в позу Наполеона, произнес: "Вот вам и коровы, вот вам и олени!". "Столичные", вырывая друг у друга бинокль, старались лучше рассмотреть странное животное, чтобы было о чем говорить в своих коридорах. Вдруг у одного из них лицо побелело, подбородок задёргался. Потом лицо покраснело, а подбородок стал каменным и квадратным. Все замерли в ожидании дальнейших и незамедлительных действий. А Фома Фонтанович, получил свой бинокль, словно подзатыльник, обратно со словами: " Что это?". Но был он не из робкого десятка и потому, не обращая внимания, то на холодный, то на горячий пот, струившийся по спине и влажные руки, принялся с усердием рассматривать собственное непредвиденное чудо. И только, когда одно животное отделилось от стада и, с гордо поднятой головой, пошло прямо на Фому Фонтановича, он увидел в замысловатом сплетении рог чёткое изображение фигуры из трёх... рог. Это была самая обыкновенная и такая знакомая фига, которую не раз он показывал жителям деревни, а иногда и они ему. А животное, оказывается, ничего не жевало. Оно просто повторяло одну и туже фразу: " Вот тебе мясо, а вот тебе молоко". Фома Фонтанович нелегко опустился на пень, кем-то предусмотрительно заранее приготовленный и покрытый лаком. " Вот тебе бабушка и ...столица", - произнёс он в след шуршащей колёсами столичной машине. А долгожданная охота так и осталась только охотой.
Часть 2.
Фома Фонтанович, как уже известно, не только в узких кругах, и потому не побоюсь повториться, никогда долго не унывал. А мысль его била струёй постоянно, в отличие от некоторых фонтанов. Била, била эта мысль пока не добила до экстравагантной идеи.
Как человек неординарный, то и мысль Фомы Фонтановича была тоже неординарной. И она тут же заиграла всеми цветами радуги, которая изредка появлялась над изредка бьющей струёй фонтана. Да, до такого мало, кто мог додуматься - только человек с масштабным мышлением. К воплощению своей идеи в жизнь Фома Фонтанович приступил незамедлительно. Срочно в город была подтянута тяжёлая и попутно лёгкая механизация. Откуда-то взялся ещё работающий персонал. И неизвестно откуда нашлись деньги на бензин, без которого эта техника не двинулась бы с места. Вот тогда и наступил тот незабываемый, единственный, эпохальный день. С этой минуты началось поголовное обрезание. Да, да, вы не ослышались - именно обрезание. Ну, не надо так бояться, кричать! Это совсем не больно. Ведь обрезание было деревьев, а что могут чувствовать деревья? Они же не люди.
Сначала все вековые деревья тополей подверглись обрезанию до пояса. Всё происходило в такой спешке, что было не до возмущённых голосов зевак, оказавшихся под завалом веток. И, конечно, не до тех, кто открыл недопустимо широко рот, не то от возмущения, не то от удивления. Кто теперь знает? И уж не до тех, кто тёр украдкой глаза, не то, смахнув слезу умиления, будучи по долгу службы рядом с Фомой Фонтановичем, не то, вытаскивая бревно из собственного глаза, что бывает очень редко. Но, а те, кто выходил из дома не часто, боясь задохнуться от сильной струи мыслей и чужих идей, просто онемели. И как те обрезанные истуканы, застывшие в эротической позе, не могли из себя выдавить ни слова. В этот день поголовного обрезания казна потеряла много. Валютный коридор от банка обмена валюты до рынка, прикрываемый раньше хоть чем-то, теперь был открыт всем ветрам на встречу. Торговля на время приостановилась, так как потенциальные покупатели, ещё державшиеся на плаву, не без интереса изучали со всех сторон очередное чудо света. Фома Фонтанович хранил молчание. То там, то сям собирались знатоки природы и по образу и подобию "Что, где, когда?" пытаясь ответить на один вопрос: "Зачем?". Те, кто понимал толк в сексе, и считал, что он у нас всё-таки есть, утверждали в один голос: со временем вокруг оставленной в живых толстой палки обязательно появятся кудряшки, как их не срезай. Вздыбленные вверх, стволы были так похожи на истуканов с острова Пасхи.
Все и всё вокруг Фомы Фонтановича шумело и гудело, но он притаился и почти не дышал, ожидая, наконец, услышать громовое "Ура!". Что делать, если всё хорошее забывается намного быстрее, чем... И разобидевшись, как ребёнок, а Фома Фонтанович и был похож на избалованного вниманием ребёнка, которому было позволено и плохое и хорошее, рубанул с плеча. Оставшиеся стволы были срезаны под самый корешок, так, что какие там кудряшки молодой поросли. Там и следа не осталось от вековых стволов, повидавших на своём веку столько, что никому из живущих сейчас и не приснится. А может правильно. Всё хорошее они уже видели, а так знай, что их ждёт впереди. И Фоме Фонтановичу вдруг стало легче дышать. Не будет больше пуха, а значит, никто не подумает, и даже не скажет: "А рыльце-то в пушку...".