Каланжов Владислав Иванович : другие произведения.

Время для подвигов. Часть 2

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  ГЛАВА 6
  
  - Что стряслось? - грубый голос Жораха Арны вывел Дора из оцепенения.
  В скудно обставленной хижине даже шаркающие шаги образовывали гулкое эхо, многократно усиливающее эффект любого звука. Что же касается взрывоподобного баса самого Жораха Арны, то он подействовал на Дора отрезвляюще, выводя из гипнотического состояния.
  - Что стряслось? - повторил Жорах Арна, но уже заметно тише. - Неужто ты так и не можешь выкинуть из головы этих чертовых Пустоголовых и глупые мечты относительно армии?
  Дор безвольно опустился на деревянный табурет, обтянутый кожей.
  - Да дело не в армии:
  - Хвала Небожителям! - к удивлению Дора его наставник искренне обрадовался. - Наконец-то у моего ученика появились какие-то другие проблемы, затмившие навязчивую страсть к черным военным плащам! Что ж, я внимательно слушаю.
  - Не понял, - вытаращил глаза Дор.
  - Что ж тут понимать? - Жорах Арна уселся напротив, не забыв положить себе на колени булькающий мех. - Ты пришел на занятия в мрачном расположение духа. Я, как твой учитель, должен знать причину перемены настроения, дабы знать, как построить наши занятия! Если все дело в чьей-то агрессии по отношению к тебе, то самое время заняться фехтованием; если это признаки скуки, то ее развеет география. Говори, я жду!
  Дору было как-то неловко делиться со своим наставником мыслями о Ингрид. Он, конечно, понимал, что Жорах Арна не только его учитель, но и друг, однако все переживания, связанные с дочерью харчевника, Дор считал своей собственностью. С другой стороны, пастушок устал томиться со своими чувствами в одиночестве, которое с каждым днем становилось все в тягость. Кроме того, Жорах Арна мог бы дать верный совет как завоевать сердце Ингрид. А данный случай весьма для этого подходит.
  - Только вам скажу, учитель, - для пущей смелости Дор резко выдохнул ртом воздух. - Это все из-за Ингрид, наипрекраснейшей девушке:
  - Стоп! - неожиданно прервал пастуха Жорах Арна и на его лице появилось выражение не то злобы, не то зависти.
  Дор даже смутился: он внезапно ощутил как в сад его нежных чувств угодил камень грубости.
  - Но, учитель, ведь я даже:
  - Довольно! - вскочил наставник, отчего толстенный мех рухнул к его стопам, чудом не выплюнув пробку от соприкосновением с дощатым полом. Но Жорах Арна не придал этому абсолютно никакого значения. - Мне все понятно! Иногда я забываю, что имею дело с юношами, у которых мозги переполнены дурью, называемой красивым словом - 'любовь'!
  Дор побагровел. Никто не смеет издеваться над его чувствами! Даже Жорах Арна.
  - Учитель! - Дор последовал примеру наставника и также встал во весь рост. - Вы говорите о моих сокровенных чувствах!
  - Да что ты знаешь о чувствах, юнец?
  Жорах Арна переступил через валявшийся на полу мех, и, подойдя вплотную к пастуху, уставился немигающим взором в его глаза. Эхо не успевало громогласно отражать все слова, слетающие с языка ученого, и превратилось в сплошной вой.
  - Хватит! - будто чувствуя, что в руках не хватает какого-то предмета, Жорах Арна осмотрелся по сторонам. Обнаружив мех, ученый бережно поднял его и положил на стул. - Иди-ка, принеси из другой комнаты тренировочный меч. Да побыстрее!
  Посчитав инцидент исчерпанный, Дор поспешил за деревянным мечом.
  Будучи уверенным в том, что сегодня Жорах Арна преподаст очередные уроки фехтования, Дор протянул наставнику меч.
  Жорах вытянул руку, сжимающее тренировочное орудие. Прищурив глаз, он оценил прямолинейность деревянного клинка, будто это был настоящий боевой меч, и как-то загадочно посмотрел на своего ученика.
  - Подойди ближе, - попросил Жорах Арна.
  Дор молча повиновался.
  И тут Жорах Арна нанес пастушку сокрушительный удар мечом по голове. Дор не успел увернуться и рухнул как подкошенный. И хотя удар наносился не ребром клинка, а плашмя, - юноше показалось, что на какое-то мгновение он даже потерял сознание. В некоторой степени пострадал и сам Жорах Арна. От вибрации его правую руку сковало онемение, и он поспешил отбросить меч в сторону, который во время непродолжительного полета к стене, сбил со стола несколько книг.
  - Ну что вылетела? - Жорах Арна обратился к лежащему на полу Дору, почесывающему лоб.
  - Что должно вылететь? - совсем запутался Дор, всерьез озабоченный: все ли нормально с его мыслительными способностями после такого удара.
  - Дурь! - ученый назидательно поднял указательный палец. - Я намеревался выбить из тебя дурь, мой мальчик.
  - Я вас не понимаю, учитель! - обидчиво произнес Дор. - Вы меня спросили, я вам ответил: Если вам чуждо такое светлое чувство как любовь, то не стоит пытаться его выкорчевывать из сердца других!
  Но Жорах Арна казалось, не слушал пастуха. Он отрешенно уставился в черный проем окна и чему-то своему улыбался.
  - Любовь: - с непривычной для себя нежностью промолвил Жорах Арна, выдавая тем самым, что какой-то промежуток его жизни был связан с этим чувством. - Любовь! Сила способная заставить поверить в себя, так и разочароваться в себе. Известно ли тебе, мой мальчик, почему у твоего учителя второе имя женское? - не дожидаясь ответа, Жорах Арна печально усмехнулся и продолжил: - На то есть свои причины. И причины эти неразрывно связаны с этим странным явлением - любовью.
  Жорах Арна и его ученик заняли прежние места. Дор уже почти вычеркнул из памяти неожиданную атаку со стороны учителя и приготовился слушать.
  А бывший магистр все не отрывал взгляда от оконца и, питая в этом невзыскательном созерцании вдохновение, начал рассказ:
  - Вечный Университет всегда окутывали тайны и самые разнообразные слухи. Впрочем, для тех, кто денно и нощно трудился в его стенах, никаких секретов не существовало. Судьбе было угодно, чтобы я родился в семье двух потомственных магистров, работающих в университете. Согласно строгим правилам этого древнего заведения все студенты после основной учебы продолжали жить и трудиться на благо Игаравии. Более того, ученые Университета имели право вступать в брак исключительно с коллегами, что обеспечивало недюжинными врожденными способностями их будущих детей. Считалось, что каждое последующее поколение превосходило своих родителей, по крайней мере, вдвое.
  Мои родители, как я уже говорил, были магистрами, и все свое время тратили на воплощение в жизнь свои изобретения и громоздкие проекты. С детских лет я привык к одиночеству, о чем в принципе не жалею. В то время как по всей Игаравии ребятишки играли с тряпичными куклами и мячами, мы, дети Университета, были лишены даже возможности потрепать за хвост кошку или пошлепать босиком по лужам. Нашими игрушками, за неимением лучшего, были расчетные доски, тучные тома энциклопедий, всевозможные колбы и ступки, принадлежащие родителям. Это имело и свою положительную сторону: с детских лет в нас впитывались науки, год от году приумножая наши знания. Пройдя начальную гимназию при Университете, каждый из нас еще больше развил в себе неуемную любознательность, попутно обогащая запас знаний. Когда мне исполнилось всего пятнадцать весен, я твердо знал, что по интеллекту превосхожу любого мудреца Элькродо, не имевшему счастья родиться на территории Университета. А ведь моя основная учеба еще и не начиналась! Уже на первом курсе я привлек к себе пристальное внимание со стороны декана и всей профессуры. На меня возлагали большущие надежды, и я, не желая разочаровывать своих преподавателей, проявлял все большое усердие.
  Так продолжалось до тех пор, пока я не повстречал ее, - Жорах Арна сделал небольшую паузу, наслаждаясь приятным воспоминанием и одновременно потягивая вино. - В Университете была создана группа наиболее одаренных инженеров для проектирования моста. Нас было семеро: шесть мужчин и одна женщина. Но что эта была за женщина! Богиня! Так я познакомился со своей первой и единственной любовью. Всячески пытаясь вызвать в сердце девушке ответные чувства, я и не заметил, как напрочь забыл о проекте, да и вообще об учебе. Но я все еще был на заметке профессуры как очень талантливый и способный юноша, поэтому меня вскоре зачислили в 'рыцари знаний' - наиболее элитную группу в Университете, с которой занимается непосредственно сам ректор! Моему ликованию не было предела, поскольку объект моей любви также прошел посвящение! Но меня не переставало терзать чувство досады, поддерживаемое явным безразличием со стороны моей возлюбленной. Все мои стремления разбивались о жестокую девичью улыбку, почитаемою мною прекраснейшей в мире. Вскоре я стал понимать, что все безнадежно и мне никогда не вызвать симпатии с ее стороны. Однако это не ослабило мой пыл, и я как безумный все больше влюблялся в эту красавицу. Когда к нам вышел знакомиться ректор, каждый из нас должен был поочередно представиться. Я же стоял с угрюмым видом и как полоумный мнил только о своей несчастной любви. Пока я лелеял в своих думах любовные сцены, остальные студенты громко выкрикивали свои имена: Краус, Магнед, Рунк: Когда же очередь дошла до меня, то я, так и не выпутавшись из плена собственных раздумий, выпалил то что было у меня на уме - имя своей возлюбленной. Арна! Да, мой мальчик, ее звали Арна. Именно поэтому твой учитель носит два имени: мужское и женское. Не смотря на присутствие ректора, в аудитории поднялся такой смех, что мне казалось, задрожали даже стены! А я с улыбкой идиота озирался по сторонам, моля богов о низвержении под землю. А самое плачевное заключалось в том, что громче всех смеялась именно она, Арна! Первый раз в жизни я не восторгался трелью ее смеха, да и он уже не казался мне таким завораживающим и волшебным. С тех самых пор ко мне, словно пиявка, приклеилось прозвище 'Арна', ставшее неотъемлемой частью моего имени.
  Тогда я решил избавиться от любовного наваждения. Это оказалось не так трудно, поскольку я с головой окунулся в учебу. Прошло немного времени, и я не только вернул себе утраченную славу, но и стал лучшим в Университете! С моим мнением считались великие умы Игаравии, для юных школяров я стал чем-то вроде ожившей легенды, а кое-кто даже прочил мне карьеру будущего ректора! Изменилось ли что-то в отношениях Арны? Безусловно! Она сама была талантливым ученым и мужской ум ценила выше телесной красоты. Поэтому мои научные достижения заставили Арну взглянуть на меня по новому. И я знал, что таки добился любви со стороны этой неприступной девы!
  Но было поздно. Она уже не вызывала во мне того трепета, изнурявшего мое сердце при мимолетном взгляде на ее лицо. Нет, любовь к Арне не выветрилась из моего сознания. Какая-то ее часть навсегда осела в моей душе. Но со временем все изнашивается, даже чувства. Исчезла та острота, толкавшая меня на подвиги, куда-то пропало мое романтическое настроение, как не бывало юношеского задора. Осталась одна привычка:
  Я так и не женился на Арне, хотя она не единожды намекала на брак. Я остался холостяком. По законам Вечного Университета каждый студент должен всю оставшуюся жизнь трудиться под его сводами, а ежели кто надумает уйти, то обратной дороги нет. Забросив не доведенные до конца труды, не осуществив и половины задуманных проектов, я принял решение покинуть Университет и влиться в мирскую жизнь. День, когда я прощался с коллегами и студентами, никогда не угаснет в моей памяти. Удивленные и грустные лица моих ученых товарищей долго были обращены в мою спину. Каждый раз, оглядываясь назад, я думал, что совершаю самый безрассудный поступок в своей жизни. И вдруг из-за высоких колон выбежала Арна! Видимо, осознав незыблемость моего решения оставить Университет, она безвольно рухнула на колени и, громко рыдая, звала меня по имени. В тот момент в Арне не оставалось ни капли гордости, так свойственной ей. Не знаю как бы я поступил, повторись эта ситуация снова. Но в тот далекий день я внимательно посмотрел на Арну, стараясь как можно лучше запечатлеть ее в своей памяти, и отправился прочь от моего единственного в этом мире пристанища. Сейчас старость наверняка изменила Арну до неузнаваемости, и ее былая красота осталась только в моем сердце...
   За все время повествования Жорах Арна так и не отводил своего взгляда от окна. Теперь же он с немалым удивлением перевел взгляд на полупустой мех: он и не заметил как за время изложения своей биографии прикладывался к нему.
  Дор сидел с раскрытым ртом. За этот вечер он узнал о своем учителе больше чем за все годы их знакомства. Более того, в рассказе Жораха Арны Дор улавливал отдельные моменты, очень похожие на его взаимоотношения с Ингрид. Из биографии наставника можно было извлечь немало полезного.
  - Проще говоря, вы предпочли сбежать от своей любви, - то ли спрашивая, то ли утверждая, произнес пастух.
  Жорах Арна задумчиво сморщил лоб. Видимо мысль о бегстве от возвышенных чувств никогда не приходила ему в голову.
  - Не думаю, - ответил он. - Решение покинуть Вечный Университет у меня возникло еще на первых курсах. Все дело в том, что идея этого заведения шла в разрез с моими личными убеждениями, и с годами я в этом убеждался все больше. Занимаясь философией, я отважился создать формулу 'всеобщего счастья'. Каким же я был глупцом! Будучи практически заточенный в стенах Университета, я не мог знать истинного положения вещей в остальном мире, а значит, все мои попытки по усовершенствованию человечества были обречены. Более того, я не мог не замечать всю тщетность наших попыток улучшить благосостояние хотя бы одного государства - Игаравии. Мы разрабатывали аппараты для подводного плавания, а в соседней с Университетом деревне умирал молодой ловец жемчужин. Я видел этого человека. От частого пребывания на большой глубине его суставы утратили подвижность, а конечности скрючились и напоминали застывшие щупальца. Какое значение для этого несчастного имел наш треклятый Университет? А наши мудрецы выводили новые породы плодов, устойчивые к холодной погоде Игаравии. Но где произрастали эти гибриды, как не на королевских полях? Простые крестьяне и слыхом не слыхивали о подобных чудесах. Это и удручало меня, а позже подтолкнуло к уходу. Мне вменяли, что до конца жизни я буду обеспеченным за счет Вечного Университета и проживу счастливую жизнь. К сожалению ни один мудрец Университета так и не понял, что мое личное счастье немыслимо при несчастье миллионов других людей. Осознав эту банальную истину, я возложил на себя миссию - ходить по деревням и делиться с простыми людьми всеми знаниями, полученными мною в Университете. Так однажды я оказался в Луговом Перевале. И я рад, что одним из моих здешних учеников являешься ты, мой мальчик.
  Дор невольно улыбнулся, проникнувшись еще большей симпатией к учителю.
  Жорах Арна заострил свой взгляд на ученике. Дор мельком отметил, что в этом взоре было нечто отцовское. Глаза Жораха хоть и были затуманены хмелем, но источали доброту, мудрость, и строгость одновременно.
  - Возможно теперь ты меня поймешь, - подытожил ученый. - И тебе станет ясен смысл моего поведения по отношению к тебе, мой мальчик.
  Лицо Дора сделалось чрезвычайно серьезным.
  - Я понял, учитель. Я избавлюсь от мальчишеской дури, но, завоевав любовь, я не отступлю от этой блаженной святости!
  - Что ж, из сегодняшней лекции ты, как я вижу, извлек значимый урок. Быть может важнейший в своей жизни.
  Крошечный оконный проем осветился появлением звезд. Где-то под половицами распинался сверчок, точно желая принять участие в беседе двух людей.
   - А теперь, - Жорах Арна низко нагнулся, рассматривая валяющиеся на полу книги. - Самое время познакомиться с любовными балладами Киркса Малдрада. Надеюсь, там ты отыщешь массу примеров, как завоевать благосклонность дамы! Ночь впереди длинная, а томик поэта почти такой же толстый как твой учитель. Так что начнем с первой баллады несравненного балагура Киркса Малдрада. 'Роза у сердца'! Мм-м, вполне романтично, не так ли, мой мальчик?
  
  
  - Король совсем плох, - сокрушенно произнес придворный лекарь Мейрек.
  Последние двое суток врачеватель так и не сомкнул глаз. Днем он дежурил подле Трорхарда, а ночами корпел над лечебными справочниками и трактатами великих лекарей прошлого. Но все старания Мейрека оставались безрезультатными. Собственное бессилие задевало его самолюбие и профессиональную гордость, заставляя пускаться на новые поиски чудо-лекарства от загадочного недуга.
  Королева Мэрилин понимающе кивнула. Она сама всю ночь просидела у постели супруга, посему слова лекаря не стали для нее неожиданностью. Тем не менее, Мэрилин задумалась и, отвернувшись от стоящих перед ней чародея, маршала, казначея и лекаря, обратила свой взгляд в глубину пламени, резвившегося в массивном камине.
  Горесть королевы в связи с болезнью мужа была очевидной, но на внешности Мэрилин это не сказалось. Горделивая осанка этой высокой женщины была такой же прямой и царственной, как в тот далекий день, когда Трорхард вел ее под венец. Ее строгое, слегка овальное лицо, излучало ту же красоту, что и много лет назад. Лишь вблизи замечались легкие редкие морщинки в уголках глаз, что впрочем, прекрасно сочеталось с красой ее лица.
  И хотя эта спокойная, а в чем-то даже мягкосердечная женщина никогда не отличалась твердостью характера и волевыми качествами, едва узнав о недомогании мужа, она, принялась действовать. Перво-наперво она приказала поварам готовить для Трорхарда его любимые блюда, причем пища, подаваемая королю должна иметь высокие вкусовые качества. Затем Мэрилин написала письмо ректору Вечного Университета с просьбой отрядить ко дворцу лучших своих лекарей. И, наконец, с первым судном, отправляющимся к материку, послала гонца к царю Гулунии. Придворный курьер должен был передать Эгету Гулунскому предложение о возобновлении переговоров, заодно выразить сожаление по поводу неприемлемости некоторых пунктов договора, представленного Гулунией, и не одобренных Королевским Советом Игаравии. Но первостепенным заданием нарочного должно была стать обсуждение возможной встречи двух монархов в столице Брандесте. Мэрилин была уверена в том, что правитель Гулунии не отважится нанести визит в столицу государства, находящегося с его страной в состоянии войны, но она и не преследовала этой цели. Таким замысловатым образом Мэрилин пыталась донести до царя вражеской державы лже-весть о якобы прекрасном самочувствии Трорхарда, который наверняка жив-здоров, раз предлагает встречу двух монархов. Быть может, это на какое-то время приглушит слухи о необыкновенной хворобе Трорхарда, которые, уже вполне возможно, перебрались через море.
  Королева резко повернулась к присутствующим.
  Какие у них соображения? - подумала она, глядя на сгорбленный в застывшем поклоне силуэт Фарука. Мэрилин никогда не считала махадца политической фигурой. Применение его магических способностей исчерпывалось отведением туч от дворцовых сводов и изготовлением всевозможных талисманов и оберегов для королевской семьи. Оттого-то Мэрилин и удивилась, узнав о новом назначении чародея. Но нестандартные ходы мужа были ей не в диковинку. Мэрилин не раз вспоминала как Трорхард в обход Совета почти в два раза поднял экспортную цену на игаравийское оружие. Для всех царедворцев это казалось полным безумием: повышать стоимость товара, который-то и при минимальной цене с трудом сбывался континентальным государствам. Но вместо ожидаемого банкротства военного комплекса, оружие Игаравии стало пользоваться большим спросом. Кто мог подумать, что поднятие цены возведет игаравийские мечи и секиры в ранг элитных?
  Вполне возможно, что и на этот раз Трорхард проявил дальновидность, смысл которой был скрыт для его окружения.
  - Как обстоят дела с приезжими лекарями? - взгляд Мэрилин остановился на казначее Рорэне.
  Тот, насупив брови, недовольно оглянулся на Мейрека. Казначей уже стал втайне недолюбливать старика, полагая, что все бедствия обрушились на Игаравию по вине лекаря. Вылечил бы он короля - и дело с концом. А нынешняя неопределенность уже стала для всех царедворцев причиной страха. Большинство советников опасались мятежа. Игаравия страна не маленькая, а в свете последних событий, с каждым днем становится все туманным соображение о том, кто же возглавляет сие государство.
  - Лекари трудятся во всю, - тихо и медленно отозвался Рорэн, посчитавший данные слова подходящим вступлением к своему ответу. - За последние семь дней двадцать два знатных медика и врачевателя пытались уничтожить недуг, сковавший Его Величество. Правда следует признать, что пока ни одному из них не удалось добиться этой цели. Плачевно, но, по мнению светил медицины, королевскую болезнь действительно нельзя определить. Первые четырнадцать человек пытавшихся излечить Его Величество, вынуждены были признать, что прежде никогда не сталкивались ни с чем подобным. Шесть последующих врачевателей, получивших разрешение на лечение, узнав о фиаско идущих впереди, решили объединить свои усилия. Но и их методы оказались напрасными: В настоящий момент с неизвестным доселе заболеванием борется пара лекарей, широко известных на юге страны. И пока, насколько знаю, особого улучшения не наблюдается. Единственный вывод, к которому пришли все лекари - это тот факт, что, не смотря на то, что болезнь неизвестна, но она не развивается, не грозит осложнениями. Одним словом не прогрессирует:
  - Есть ли хоть какая-то польза от этих врачевателей, кроме их маловразумительных выводов? - уточнила королева, и Рорэн почувствовал в ее голосе признаки раздражительности.
  - Если говорить о состоянии здоровья короля, то пока старания медиков оказались малополезными. А ежели изъясняться: - казначей не знал, как бы правильней подобрать слова, понимая, что затронул деликатную тему. - А ежели говорить о пополнении казны, то согласно правилу о пятидесятипроцентном штрафе собственности в случаи неудачи, наши запасы стали стремительно возрастать. Только благодаря: то есть, я хотел сказать, из-за провала этих двадцати двух медиков в казну поступило такое количество золота, что хватило бы окупить непродолжительную военную компанию.
  Мэрилин смерила взглядом Рорэна. Худощавый, тщедушный человечек, привыкший к уютной дворцовой жизни, а все туда же куда и все мужчины: любую ценность будь то размер королевского налога, число винных бочек в дворцовых подвалах и даже золотые украшения своей жены исчисляет в военных походах.
  - Да, - кивнула королева, и Рорэн даже искренне удивился, что Мэрилин удовлетворилось его ответом.
  - А что слышно на фронте, маршал? - Мэрилин повернулась к Криттену.
  Военачальник неспешно поднял глаза и посмотрел в лицо королевы.
  - На фронте слышно лязг мечей, Ваше Величество, - слегка поклонившись, ответил он.
  - И чьи мечи звучат громче? - спросила королева, даже не удостоив вниманием сарказм в словах Криттена. Она знала, что маршал не любит обсуждать военные действия в присутствии женщин, даже если в жилах этих женщин течет королевская кровь.
  Криттен слегка потеребил рукоять своего остро наточенного ятагана. Военачальник никогда не носил церемониальное облегченное оружие, которое болтается на поясе дворцовых военных. Он чистосердечно считал, что маршал должен обладать самым лучшим оружием в стране. И амуниция Криттена полностью соответствовала этому утверждению.
  - На один игаравийский клинок приходится полдюжины гулунских акинаков, - отвечал маршал. - Мы не проигрываем и не отступаем. Но мы и не выигрываем! Армия несет огромные потери. Участились случаи дезертирства, разбоя, беспорядков. А все почему? Потому что на войну, то есть на верную смерть, мы уже посылаем новобранцев. Некоторые члены совета чаяли, что известие о болезни короля придаст нашим ребятам злости, и мы переломим ход военных действий. Но эта новость вдохновила лишь неприятеля. Наши войска вообще приуныли. В некоторых отрядах прошли слухи о смерти короля, и они вообще отказываются участвовать в сражениях.
  - В таком случае, - Мэрилин перешла на тон выше. - Вы как главнокомандующий должны приложить усилие и добиться того, чтобы преимущество оказалось на нашей стороне. В противном случае, боюсь, мне придется предлагать на рассмотрении Совета новую кандидатуру в должность маршала.
  Казначей и лекарь, услышав столь резкое предупреждение в отношении Криттена, нервно переглянулись. Царедворцы опасались навлечь на себя гнев королевы, понимая, что в состоянии ярости Мэрилин может лишить их головы. История правления Игаравии насчитывала немало случаев, когда советников казнили, а только потом оставшиеся в живых члены Совета рассматривали это дело: правомочна ли была их казнь или нет. И, как правило, монархов одобряли, справедливо полагая, что в противном случае остальных советников ждала участь их горемычных коллег.
  От последних слов королевы даже Фарук вздрогнул.
  Но лицо маршала оставалось бесстрастным.
  - Разрешите идти выполнять приказ? - Криттен вновь наклонил голову.
  - Я вас не задерживаю.
  Когда звуки тяжелых шагов Криттена потонули в дворцовых коридорах, королева обратилась, наконец, к Фаруку:
  - Преподобный волшебник, ответьте на такой вопрос: почему, зная о неудаче своих предшественников, лекари все одно толпятся в очереди, желая попытаться исцелить короля. Что это? Чрезмерная уверенность в себе или в нашем королевстве лекари настолько богаты, что потеря половины своего имущества для них несущественна?
  Фарук предварительно откашлялся. От долгого молчания он охрип, к тому же он собирался с думами. Когда контролируешь чужие мысли, то бывает, что напрочь забываешь о своих.
  - Каждый врачеватель, как и всякий житель нашей страны, любит нашего короля, и готов прийти ему на помощь в любой час, - Это было далеко не правдой, но Фарук умело извлек опыт из пессимистического ответа маршала и не собирался повторять его ошибок. - Более того, десять тысяч крон - весьма солидная премия для лучшего из лучших. Лекари спешат, опасаясь, что идущие впереди врачи освободят короля от недуга и тем самым лишат их от возможности разбогатеть. Недостаток в лекарях мы не испытываем. И рано или поздно найдется тот, кто развеет болезненное состояние его величества. А что касается штрафов в размере половины стоимости, то многие лекари пустились на уловки: свои дома и усадьбы они переписывают на родственников, скрывают доходы, в тайне распродают ценные предметы. Но, наши мытари внимательно блюдут, чтобы все было честь по чести, ваше величество.
  Королева внимательно взирала на смуглое лицо говорившего. Что таят в себе мысли чародея? Зачем чужеземному кудеснику высокий пост в Совете Игаравии? Как вообще он видит свою карьеру в этой стране? Но спрашивать об этом Мэрилин не намеревалась.
  - Хорошо. Пусть лекари продолжают свои попытки. Ученые из Вечного Университета не появлялись?
  - Мы ожидаем их со дня на день, ваше величество, - ответил Фарук.
  - Я требую, чтобы на них не распространялось правило штрафа в случае неудачи.
  - Как изволит моя королева, - поклонился махадец.
  Оставшись в одиночестве, Мэрилин подошла к зеркалу. Она знала, что, не смотря на зрелость, выглядит очень соблазнительно. И даже в тяжелое время смут, сковавшее Игаравию, она чувствовала восторженные, если не сказать похотливые взгляды мужчин. И, как любой женщине, ей это льстило.
  Поправив непослушный локон, ниспадающий на прекрасное лицо, Мэрилин вдруг подмигнула своему отражению и сказала:
  - Похоже, только я знаю, как излечить короля. И первая процедура начнется сегодня же ночью!
  
  
  
  ГЛАВА 7
  
  Пасмурное и прохладное утро никак не повлияло на празднование Дня Урожая. Еще задолго до того как солнечный диск начал свое триумфальное восхождение к зениту, жители Лугового Перевала принялись готовиться к празднеству. Лубяные дома селяне украшали гирляндами цветущих по осени цветов, а перед порогом обязательно устанавливали сноп пшеницы - символический дар богу Эрдреду - покровителю урожая. Новая религия, пришедшая сто с лишним лет назад из Нагирра, оказалась бессильной перед ставшей уже языческой традицией - подношения богам. Целые армии миссионеров, приплывающие с материка и воспевающие деяния Небожителей, не могли заставить игаравийских простолюдинов отказаться от родной веры.
  Дор, как и большинство его односельчан, находился на площади, в центре деревни. Для вытоптанного, не занятого домами куска земли, где пробивались одинокие стебли бурьяна, название 'площадь' звучало чересчур громогласно, но, тем не менее, именно здесь ежемесячно собирался совет селения, на котором обсуждались важные для деревни вопросы.
  Но сегодня площадь преобразилась. Теперь это просторное место не служило игрищем для свиней и купанием в лужах детворы. В День Урожая на площади устанавливались лотки, где ремесленники Лугового Перевала предлагали свои изделия. Кузнец Страктон расхваливал собственные подковы и ножи, рыбак Прот угощал земляков вареными раками, отец Кэт потчевал односельчан сдобными булками. Веселье разгоралось. В День Урожая строго-настрого запрещалось требовать за свои товары какие-либо монеты. Единственной формой оплаты в этот день считался обмен. Поэтому пивовары предлагали лучшее пиво, надеясь, что смогут удачно обменять пару бочонков на огромные зеркала, выставленные мастеровыми из стеклодельни. Кожевники меняли перчатки на рубахи портных, гончары заключали обменные сделки с плотниками, причем и те и другие считали, что провернули выгодное дельце. Вездесущие близнецы Григ и Вернер как всегда напоминали о себе звуками сопилок.
  Дор, пересек площадь, отмахнувшись попутно от винодела Аргроида, предлагавшего осушить с ним бочонок молодого вина, и подошел к огороженному флажками прямоугольнику. Здесь собрались почти все юноши селения: Эрик, Аскольд, Карно, Барвент, Лерк, Строн, Тергер и десятки других парней. Даже Тиро-дурачок прискакал на своей палочке. В участке, обведенном веревкой с цветными флажками, новобранцы состязались в стрельбе из лука. Дюжина парней поочередно посылали стрелы в соломенные чучела, находящиеся в шагах пятидесяти от них. Лучники из них были не важные, поскольку большинство их выстрелов не приносило видимых уронов мишени, а один из них - тучный кучерявый парень настойчиво просил разрешения стрелять с более близкого расстояния. Один лишь бритоголовый юноша умело посылал точно в цель одну стрелу за другой. Когда колчаны новобранцев пустели, лучники отправлялись подбирать свои стрелы. Одни ругали собственную неточность, поскольку чтобы подобрать свои стрелы им требовалось больше времени, чем тем, кто извлекал наконечники своих стрел из мешков с соломой. Наиболее суеверные из новобранцев старательно помечали те стрелы, что угодили в цель и даже целовали их.
  Дор понял, что это только тренировочные выстрелы, но, тем не менее, заворожено следил за каждым полетом стрелы. Его сердце в который раз сжала зависть: этим ребятам придется жить, слушая свист летящих стрел, а ему отводилось лишь коровье мычание: Жорах Арна обучал Дора стрельбе из лука, опираясь на законы физики и вероятности, и пастушок считал себя неплохим стрелком, но, как показывала действительность: этот талант оказался невостребованным.
  Но вот показался путеводный рекрут Сорл Лорк и громко объявил о начале состязания. Первым по жребию стрелять выпало низкому юноше с убранными в хвост волосами. Он выпустил поочередно три стрелы по центральной мишени, над которой какой-то умник прикрепил табличку 'Эгет Гулунский'. По правилам подобных соревнований каждый участник имеет право ни три попытки, а по их завершении в мишени оставляют лишь одну стрелу - результат лучшего выстрела. Поскольку низкорослый юноша сумел лишь раз угодить в цель, и то не в чучело, а в столб, к которому мишень привязывалась, то выбирать не приходилось. Вторым стрелял толстяк, предлагавший ранее переместиться поближе. Первый его выстрел едва не задел путеводного рекрута, наблюдавшего за состязанием чуть ли не в противоположной от мишени стороне. Извинившись, толстяк вытянул другую стрелу. В тот момент, когда стрела уже была готова рассечь прохладный воздух, пальцы лучника не выдержали напряжения, и оперенное древко просто свалилось на землю. Осечка. Однако по правилам турнира это считалось использованной попыткой. Из рядов зрителей послышался дружный смех. Эрик даже шуточно посоветовал толстяку поменяться с чучелом местами. Но неудачник лишь злобно плюнул на опозорившую его стрелу и вновь сунул руку в колчан. Что-то пробубнив под нос, толстяк отпустил тетиву. К всеобщему удивлению стрела жадно впилась в соломенное чучело чуть ниже обозначенного мелом круга. Такой выстрел не всегда удается самым лучшим лучникам. По рядам новобранцев пробежал испуганный и в то же время торжественный ропот. Дор знал, что бывают случаи, когда самые никудышные стрелки утирают носы лучшим из лучших. Наверняка воинская поговорка: 'Оперенная стрела что птица - куда хочет, туда и летит' зародилась при подобных обстоятельствах. Остальные участники турнира один за другим выбывали из состязания, поскольку так и не смогли улучшить последний выстрел толстяка. Но вот к позиции подошел бритоголовый. Первые два выстрела он сделал весьма неплохо: оба раза он попадал в чучело, но стрела толстяка находилась ближе к цели. Однако у лысого стрелка еще оставался один шанс. На сей раз, он уделил больше времени на прицеливание, прищурился, затаил дыхание и выстрелил. Выпущенная им стрела гордо воткнулась в нескольких дюймах от обрисованной мелом цели. Тем не менее, это был более удачный выстрел, чем шальной полет стрелы толстяка. Деревенские ребята наградили юношу рукоплесканиями. А бритоголовый победоносно воздел к небесам свой лук.
  - Уважаемые, воины! - важно принялся распевать Сорл Лорк. - Есть ли среди вас желающие бросить вызов славному лучнику Тенду и попытаться улучшить его выстрел?
  Новобранцы отрицательно завертели головами. Похоже, что Тенд считался первым стрелком в отряде Пустоголовых, и мало кто отваживался соперничать с ним.
  - А ну-ка подайте мне эту штуковину, которую вы называете луком, - Эрик перешагнул через огораживающую веревку. - Еще не сказал своего слова Эрик Силач!
  Бритоголовый отказался предоставить сыну старейшины свой лук, сославшись на слабость натяжки тетивы, и Эрик вынужден был обратиться к невысокому южанину, стрелявшему первым.
  Дор с напряжением следил за развитием событий. Он знал, что Эрик ежедневно уделял стрельбе из лука несколько часов и ревностно следил за манипуляциями своего соперника на любовном фронте. Пастуха немного успокаивало лишь то, что выстрел бритоголового Тенда был почти безупречен.
  С первой попытки Эрику удалось лишь слегка задеть чучело. Нервно улыбнувшись, рыжебородый гигант громко попросил у бога войны Белласта направить его руку.
  Дор сжал кулаками веревку. Дзинькнула тетива и через миг стрела Эрика уткнулась аккуратненько в самый центр мишени! Односельчане одобрительным гулом встретили успех своего земляка. Дор, не в силах вытерпеть очередного удара судьбы, беспомощно закрыл глаза. Некоторым лучникам такой выстрел не удается до конца жизни.
  Улыбаясь своей радости, Эрик вновь зарядил лук. Но поскольку, он и так абсолютно точно украсил мишень своим выстрелом, то на этот раз Эрик играючи вогнал стрелу в табличку, где красовалась надпись 'Эгет Гулунский'.
  Сорл Лорк улыбнулся и захлопал в ладоши.
  - Похоже, что главный приз - кожаный колчан придется как раз по вкусу этому юноше! - заметил он, с укором взглянув на остальных участников состязания.
  Дор все это видел словно сквозь пелену. Как молния, его вдруг поразила внезапная мысль о подвигах, которыми так увлеклась его любимая Ингрид. И в тот же миг он перестал осознавать свои последующие действия.
  - Прошу прощения, - Даже собственный голос показался Дору посторонним. - Я хотел бы попытать свои силы в турнире:
  Покуда хромой юноша переставлял ноги через веревку с флажками, путеводный рекрут с удивлением рассматривал наглого на его взгляд молодого человека. Сорл Лорк помнил как этот хромоногий юнец упрашивал о приеме в армию, и сейчас, быть может, надеется получить последний шанс. Сорл Лорк усмехнулся про себя: это дерзкий парнишка, похоже, не знает, что отставной харг свои решения не меняет.
  - Неужели молодой человек всерьез рассчитывает улучшить выстрел Эрика? - поинтересовался Сорл Лорк у подошедшего Дора.
  Дор пожал плечами.
  Неожиданно вперед вышел бритоголовый Тенд.
  - По правилам турнира, господин рекрут, каждый желающий имеет право на оспаривание главного приза, - сказал новобранец и с надеждой посмотрел на Дора. Парень наверняка невзлюбил Эрика за то, что тот похитил у него победу и теперь желал то же самое рыжебородому селянину.
  - Смотри не уколись, - огрызнулся сын старейшины, глядя как Дор принимает у толстяка лук с тремя стрелами.
  Хромой пастушок проигнорировал реплику Эрика и сосредоточился на цели. Жорах Арна учил, что при стрельбе из лука острота зрения ничего не стоит, если не учитывать законы природы: скорость ветра, вес лука, угол выстрела, удаленность мишени. Опытные стрелки вовсе не те, кто хвастаются дальнозоркостью. Быть отличным лучником - значит лучше приспособиться к условиям стрельбы. К сожалению Дор не имел права на пробные выстрелы как основные участники соревнования. Все чем располагал юноша - это три попытки.
  От возрастающего волнения Дор задышал чаще, что грозило негативно сказаться на качестве выстрела. Глубоко вздохнув, юноша задержал воздух в груди. Лук был достаточно тяжелым, и Дор понимал: чем дольше он будет целиться, то все больше возрастет напряжение. Наблюдая за предыдущими стрелками, Дор, учел, что большинство соревнующих не учитывало притяжение земли: не случайно же большинство выпущенных стрел угодило ниже цели. Наставник пастуха утверждал: более точный выстрел выходит именно тогда когда лучник фокусирует свой взгляд не на самой обведенной мелом цели, а мысленно рисует в центре мишени еще меньшую точку. Но в данном случае такой необходимости не было: стрела Эрика торчала именно в самом идеальном месте и служила прекрасным ориентиром.
  Дор еще раз проанализировал предполагаемый полет стрелы и отвел правую руку назад, основательно проверив крепления лука. Оперение стрелы приятно защекотало щеку, и спустя миг Дор спустил тетиву.
  Стрела ушла намного выше цели, да еще так неимоверно отклонившись, что ужалила фронтон купеческого дома, выходящего своими крутобокими стенами на площадь.
  Кто-то позволил себе прыснуть в кулак, кто-то разочарованно вздохнул. Остальные же продолжали лениво наблюдать за происходящим, считая потуги Дора только пустой тратой времени.
  - Совсем неплохо, - новая насмешка Эрика не заставила себя долго ждать. - Особенно если учесть, что это парень чаще держит в руках кнут нежели:
  - Довольно! - резко остановил издевательские шутки Эрика Сорл Лорк. - По правилам турнира остальные соискатели на главный приз должны молчать и никак не мешать сопернику. Вы получаете предупреждение! Еще одна реплика и ваши попытки будут не засчитаны!
  Путеводный рекрут хоть и не ожидал от хромого юноши чуда, но поведение сына старейшины шло вразрез с армейским понятиями Сорла Лорка о единстве и солдатском братстве.
  А Дор вовсе и не надеялся на точный выстрел. Ему необходимо было ознакомиться с техническими свойствами стрелы. Теперь он выяснил, что ветер, дующий с запада - носит периодическую порывистость, да и сами стрелы легче, чем он ожидал. Расправив перья на конце стрелы, Дор натянул тетиву. Щелк! Вторая стрела легко вошла в уже порядком продырявленный мешок, выбив из него клочья соломы. Но юноша вновь взял слишком высоко: на этот раз он поразил ту часть чучела, которая соответствовала человеческой голове.
  Толпа дружно ахнула, почуяв интригу, которой уже казалось и не пахло. Даже Эрик Силач, по прежнему уверенный в окончательности своего успеха, удивленно приподнял бровь.
  А меж тем Дор приготовился к последнему шансу вырвать первый приз. На этот раз он решил долго не целиться, считая что вдосталь извлек ошибки из двух предыдущих попыток, и, уловив паузу меж двух сердечных толчков, выстрелил!
  То, что произошло потом новобранцы еще долго будут пересказывать своим товарищам по вечерам. В настоящий момент они воздавали благодарность богам за то, что те удостоили их счастьем лицезреть доселе невиданное зрелище!
  Что же произошло на самом деле? Оказывается стрела, пущенная Дором, алчно устремилась к цели и, уверенно вонзившись в древко стрелы Эрика, раскроило ее на четвертины! Проще говоря - нагло заняла ее место! Те, кто в разговоре с приятелями пропустил этот выстрел, никак не могли понять: почему лицо Эрика Силача вдруг так резко побледнело? Казалось, его стрела по-прежнему торчит в самом центре мишени. Но в действительности блестящая попытка Эрика была обращена в щепки. А вместе с ней и надежды на первый приз.
  Лишь Сорл Лорк выражал абсолютное бесстрастие. Пошептавшись с кем-то из толпы, очевидно выясняя имя победителя, он высоко поднял кожаный колчан, являющийся главным призом турнира.
  - Награждается победитель соревнований, житель селения Луговой Перевал Дор, сын Гарта!- громко объявил путеводный рекрут.
  Односельчане приправили эти сладкие для пастушка слова свистами и аплодисментами.
  Дор бегло осмотрел зрителей, надеясь увидеть среди них карие глаза Ингрид. Чем не подвиг во имя любви? Победа в турнире может и есть тем самым поступком, о котором мечтала дочь харчевника? Дор встретился с радостными взглядами Кэт, Ринги, Изольды, но красавицы Ингрид здесь не было: Наверняка она сейчас крутится подле лотков с благоуханиями и знать не знает о славной победе Дора:
  - Вы, должно быть, надеетесь что заслужили себе место в отряде? - осведомился Сорл Лорк, приблизившись к юноше.
  - Я думаю, что заслужил главный приз, - отрезал Дор, уставший от всякого рода издевательств.
  Путеводный рекрут вручил кожаный колчан и еще раз объявил Дора победителем.
  - Эй, старина Сорл! - послышался хмельной голос Жораха Арны и сердце Дора забилось чаще: оказывается его учитель все это время тайно наблюдал за состязанием. - Не пора ли королю раскошелиться и взять этого парня на должность наставника по стрельбе из лука, а?
  Путеводный рекрут то ли не расслышал слов бывшего магистра, то ли просто не придал значения.
  - Позвольте последний вопрос, юноша, - обратился он к Дору. - Что вы будете делать с этим колчаном здесь, в селении?
  - Буду в нем носить кнут, - бросил Дор и закинув за спину главный приз, направился к оградительным флажкам.
  Его приятели во главе с Аскольдом уже скидывались медяками, собираясь отпраздновать победу Дора в харчевне. Победитель не возражал. Он надеялся, что в заведении Перриса встретит его дочь Ингрид.
  Уже по пути в таверну, Дор вспомнил об Эрике. Оглянувшись в поисках сына старейшины, он так и не приметил его. Кто знает, может Силач также спешит в таверну. В конце концов, вино символ не только победы, но постоянный спутник поражений.
  На площади начались забавы: ребятишки, разодетые в нарядные костюмы старались перещеголять друг друга в танцах, Григ демонстрировал виртуозность, умудряясь играть на сопилке носом, а его брат-близнец радовал односельчан ходьбой на руках. Посреди площади возвышалась высоченная деревянная горка, смастеренная плотником Эдом. Молодые люди толпились в очереди, желая как можно быстрее взобраться на ее вершину, и плавно спуститься по наклонной доске. Эта традиционная потеха символизировала сев и жатву: сначала стоило потрудиться, чтобы потом спокойно зимовать и дожидаться весны. Поздно вечером этой конструкции предстоит превратиться в огромный костер. По верованиям игаравийцев огнище должны заприметить боги и даровать на следующий год еще более щедрый урожай. Не зря День Урожая издревле почитался наиглавнейшим праздником Игарваии.
  Вдруг послышались глухие стуки, присущие ударам конских копыт по утоптанной земле.
  - Королевские глашатаи! - прокричал кто-то.
  Дор с товарищами поспешили присоединиться к столпившимся на площади селянам.
  Два всадника с эмблемой первоцвета на груди, свидетельствовавшей о принадлежности к личной гвардии короля, выехали на середину площади. Было видно, что воины провели в седле достаточно долгое время и нуждались в отдыхе. Селяне с неподдельным любопытством следили как один из всадников, тот, что выглядел постарше, подъехал к столбу, на котором обычно вывешивались решения старейшины. Привычным движением, вытянув из притороченной к луке седла сумы свиток и ловко развернув его, глашатай принялся зычным голосом читать:
  - Его Королевское Величество Светлейший Князь Всея Игаравии И Правитель Всех Прилегающих Островов Трорхард Златоусый, находясь в состоянии неизвестного ныне заболевания, повелевает: всяк, располагающий знаниями целитель и простолюдин может попытаться излечить Его Королевское Величество от недуга, за что будет вознагражден десятью тысячами золотых крон! В противном же случае, в пользу престола на неудачника будет наложен штраф размером половины его имущества, дабы тот знал впредь границы своих возможностей и цену королевского времени!
  - Король болен! - пробежал волнительный крик, сменившийся чьим-то удивленным возгласом: 'Десять тысяч крон!'
  Справившись со своей обязанностью, герольд выдернул из связки стальную спицу и пригвоздил свиток к столбу.
  - А теперь, милые люди, - обратился он к жителям Лугового Перевала. - Проводите нас в харчевню. А не то мы скоро своих лошадей сожрем!
  
  
  
  Чародей проснулся ближе к полудню и сразу почувствовал неладное. Последние дни забрали много сил: как физических, так и умственных. Поэтому Фарук решил дать себе отдых, опасаясь, что если и дальше будет продолжать насиловать свой организм, то в один прекрасный момент утратит контроль над собой, а одновременно и над королем.
  Стоп! - спохватился махадец. А не потерян ли контроль над сознанием Трорхарда уже сейчас? Нырнув в глубины своего мозга, Фарук почувствовал, что с этим все в полном порядке.
  Тогда почему он не спокоен? В чем причина тревоги, заставившей чародея лихорадочно теребить колокольчик, вызывая прислугу с платьем?
  Недоброе предчувствие все усиливалось. Интуитивно Фарук ощущал, что это как-то касается его самого и может статься, что далеко идущие планы развеяться в одночасье.
  Но это просто невозможно! - уверял сам себя преподобный Фарук. Он был абсолютно уверен в том, что не родился еще человек, способный разрушить 'заклинание ментальной покорности'. Разорвать эту колдовскую цепь, сковавшую два ума, могла только смерть одного из них. Насчет этого Фарук не сомневался. Но отчего же тогда сердцем махадца не властвует покой?
  Прибежавший на зов слуга к удивлению Фарука был облачен в белую ливрею, украшенную цветными галунами - праздничная форма одежда для челяди.
  'Что-то определенно не так!' - подумал Фарук, а вслух произнес:
  - Разве сегодня какой-то праздник?
  Юноша, в обязанности которого входило следить за платьями чародея, неожиданно улыбнулся:
  - Как, преподобный мастер, вы не знаете? - на мгновение парень даже позабыл о своей прямой обязанности - одевать господина.
  - По-моему я только что задал вопрос! - строго прохрипел махадец. Теперь уже становилось очевидным, что колдун и в самом деле проспал нечто грандиозное.
  - Простите, господин, - юноша потупил взор. - Просто нас всех переполняет радость:
  - Какая еще радость? - нетерпеливо выкрикнул Фарук.
  - Великая радость, господин. Его Величество благополучно исцелился!
  Фарук так и замер от услышанной новости. Одна рука его уже удачно миновала туннель рукава дворцового сюртука, а вторая застыла в воздухе.
  'Что еще за чертовщина?' - вопрошал он про себя. Но дабы не вызвать подозрений со стороны слуги, натянуто улыбнулся и резким движением накинул сюртук.
  - Вот как? И что за кудесник освободил его величество от недуга?
  Фарук понимал, что расспрашивать о таких серьезных вещах прислугу, не подобает его статусу, но сейчас даже эта информация была весьма дорогой и важной.
  - Точно не знаю, - пожал плечами юноша, поднося к Фаруку зеркало. - Но когда я был на кухне, то слышал от девчат, что его величеству помог как раз не лекарь и не ведун...
  - А кто же? - при других обстоятельствах Фарук уже давно бы приказал отстегать этого глупого слугу розгами за его недоумие, но сейчас слова юноши могли спасти жизнь чародею.
  - Говорят: Сам-то я точно не знаю, - юноша явно боялся произносить имя спасителя короля.
  - Кто?! - рявкнул колдун, и перепуганный паренек едва не выронил из рук зеркало.
  - Его супруга, ее величество королева Мэрилин:
  Фарук как ужаленный выбежал из коридора.
  Мэрилин! Король! Праздничное одеяние! Что вообще произошло?
  Вот и, пожалуйста - поспал, - корил себя махадец. Чародею на миг показалось, что он начинает сходить с ума. Да уж, не легкая оказывается эта доля - хранить в своей голове мысли двух людей.
  Следуя по коридору, Фарук еще раз мысленно ощупал сознание Трорхарда. Все под контролем. Никаких перемен. Может, изменился сам внешний вид короля, что и послужило основаниям для столь быстро распространяющихся слухов? Тогда причем здесь Мэрилин? Фарук порылся в памяти Трорхарда, ища ответ на этот вопрос. И тут чародей остановился. Оказывается, всю ночь королева не отходила, а вернее не вылизала из постели государя! И то, что она вытворяла с королем не смог бы заменить ни один лекарь. Завороженный чужими воспоминаниями, чародей остановился посреди коридора и почувствовал как в нем просыпается вожделение. Это ж надо! Даже потеряв контроль над разумом, Трорхард не перестал быть мужчиной! Более того, страсть по отношению к супруге могла оказаться сильнее, нежели невидимые оковы, опутавшие мозг короля! Сила и воля, пробужденная Мэрилин и с каждым мгновением все крепнущая в сердце Трорхарда, оказывается, может пересилить одно из самых неуязвимых заклинаний.
  Ужас, словно просторный плащ, окутал невысокую фигуру махадца. Еще пару таких ночей, и мощные чувства короля, взращенные страстной супругой, легко разорвут любую 'ментальную покорность'. Однако сам факт, что никто из придворных не пытался арестовать или убить его, свидетельствовал о том, что король еще не достаточно окреп для того чтобы вырваться из под контроля Фарука. Громогласные слова слуги оказались всего-навсего преувеличением, свойственным челяди. Фарук попытался успокоиться и взять себя в руки.
  Не желая довольствоваться слухами, чародей свернул влево, направляясь к опочивальне государя. Полукружные окна, скрытые наполовину парчовыми партерами глядели на обеспокоенного махадца взором самого рока.
  Фаруку срочно требовалось увидеть Трорхарда собственными глазами. От этого сейчас зависела вся дальнейшая жизнь верховного советника. Чародей всегда считал похоть человеческой слабостью, но сегодня он понял, как ошибался на этот счет. Оказывается то, что, по мнению махадца разоружало мужчину, на самом деле представляло собой куда более совершенное оружие чем мечи, катапульты и даже магия. Мысли о скорой развязке беспросветно метались в голове мага.
  - Преподобный Фарук! - окликнул кто-то бредущего в задумчивости чародея.
  Фарук обернулся. Из своей рабочей комнаты вышел министр Чирро и сотрясая все свое тучное тело, спешил настигнуть махадца.
  - Здравствуйте, господин министр, - ответил Фарук, сбавляя скорость.
  - Надеюсь, вы слышали новость? - от короткой пробежки тучный советник Чирро тяжело сопел, что сказывалось на его произношении.
  - О выздоровлении короля? - вопросом на вопрос ответил чародей.
  Чирро презрительно отмахнулся пухлой рукой.
  - Ой, - он презрительно скривился. - Эти прислуги только и годятся для того чтобы сплетничать о королевской семьи. Конечно же, король заметно поправился, но как сказал лейб-медик Мейрек - 'о выздоровлении думать рано'.
  - Тогда что за новость? - остановился чародей и задал себе вопрос: почему этот врожденно настроенный к нему человек так непринужденно беседует с ним.
  - Интересная новость, - казалось, Чирро доставляло удовольствие держать в неведении чародея. - Я думаю, это должно стать причиной немедленного созыва Совета. Намечается интересная ситуация относительно действующего законодательства.
  Фарук немигающе следил за лоснящимся от жира лицом Чирро.
  - После проведенного времени с супругой, - продолжал министр. - Наш государь своим решением отменил все аудиенции, назначенные приехавшим лекарям. Буквально час назад был выставлен из дворца известный врачеватель Керк, собирающийся лечить короля хлебной плесенью. А что делать с сотнями лекарями, обосновавшимися в постоялых дворах?
  Чирро тяжело вздохнул. Он, как и другие советники, высоко оценили идею о лечении короля, поскольку казна от этого стремительно наполнялась. Беда была только в том, что пользы от этого королю как не было, так и нет.
  - Я конечно вовсе не желаю, чтобы его величество продолжал находиться в опасных объятиях болезни, - добавил Чирро, внезапно осознавая, что общается сейчас с человеком, выполняющим по сути обязанности короля. - Но если определенный человек не в силах помочь королю, то пусть хотя бы это компенсируется прибавкой в казне:
  Фарук кивнул, немного радуясь тому что, не смотря на разницу во взглядах, министр был таким же алчным и жадным до богатств человеком, как и сам махадец. В Совете многие шептались: 'пусть король еще немного поболеет, а потом может сам и излечиться (не отдавать же в самом деле кому-то десять тысяч крон)'.
  - Надо бы созвать Совет, - гнул свое министр. - Мы все-таки уважаем мнение короля, но в свою очередь и советники надеются на уважение со стороны его величества:
  - Никакого совещания не будет, - резко отрезал Фарук. - Король сам отдал распоряжение о награде тому, кто сумеет побороть королевский недуг. Совет также поддержал этот указ. Теперь у этого документа двойная сила! Кто его в силах отменить?
  Министра брови поползли от удивления вверх.
  - Тем более, - голос чародея стал немного громче. - Мейрек утверждает, что король по-прежнему болен? Что ж, тогда следует продолжить лечение. Пусть приезжие лекари продолжают свои попытки.
  Судя по угрюмому выражению лица, Чирро задумался. Он не скрывал свою неприязнь к махадцу, но сейчас впервые мысли чужеземца гармонировали с рассуждениями министра. Пусть казна и дальше обогащается. Ведь тогда благодаря этому можно будет обогатиться и самому министру. Но Чирро боялся всевозможных юридических проволочек, и вовсе не желал идти против закона.
  - Вы полагаете, - осторожно произнес он. - Мы вправе решать это здесь, вдвоем? Не посоветовавшись с коллегами?
  Фарук с трудом подавил желание перейти на крик.
  - Наша обязанность блюсти порядок и содействовать королю? - уточнил чародей и сам же ответил на поставленный вопрос. - Так вот это мы и делаем! Как же иначе можно назвать всю заботу, которой мы окружили его величество?
  - Не думаю, что королева Мэрилин разделяет ваши мысли, - не унимался министр.
  - Достаточно того, что их разделяет король! Не он ли подписал соответствующий указ о привлечении лекарей?
  Чирро вынуждено кивнул головой, и, сославшись на неотложные дела, поспешил отлучиться: министр хоть, и одобрил идеи Верховного Советника, но одновременно понимал: общество махадца далеко не самое безопасное в свете дворцовой карьеры.
  Одолев последний поворот, Фарук приблизился к массивным дверям, преграждающим вход в королевскую опочивальню. Охранявшие покои государя два стражника выглядели как восковые статуи, втиснутые в булатные доспехи.
  Здесь же за высоким одноместным столом восседал придворный летописец Сван, старательно черкающий гусиным пером по странице толстенного тома.
  - Я на аудиенцию к Его Величеству, - нехотя бросил Фарук, постепенно привыкающий к тому, что Верховному советнику дозволено больше чем остальным царедворцам.
  Однако стражники даже не шелохнулись и перекрещенные ими алебарды по-прежнему преграждали вход в опочивальню.
  - Сожалею, преподобный, - лениво отозвался Сван. - Но Его Величество уже назначил аудиенцию другому посетителю: И в настоящий момент наш государь чрезвычайно занят:
  Одни из стражников неожиданно прыснул, второй наградил своего напарника строгим осуждающим взглядом, но и сам не сдержал улыбки.
  Фарук остолбенел. Что здесь все-таки происходит?
  - И позвольте спросить, кто этот посетитель? - уточнил чародей, но, нырнув на мгновение в мысли короля, уже знал ответ.
  - Королева Мэрилин, - Сван небрежно поковырял пером в ухе и, оторвавшись от работы, уставился на Фарука.
  Так и не обнаружив на лице махадца выражения удивления, краснолицый летописец вернулся к своему занятию.
  - Что ж, зайду позже, - пробубнил Фарук.
  Сван безразлично пожал плечами, но чародей этого жеста уже не заметил: махадец спешил вернуться в свои покои.
  Закрыв дверь, и трижды прокрутив в замочной скважине ключ, Фарук присел на край огромной кровати, где еще час назад нежился в объятьях сна. Ситуация грозила выйти из-под контроля. Дальнейшее промедление могло только усугубить и без того шаткое положение чародея.
  Фарук знал: отстранить королеву от Трорхарда мог только сам Трорхард. Всего то и надо - внедриться в его мысли и в нужный момент отключить сознание. А потом, спустя денек-другой, попросить царственную супругу временно воздержаться от близости. Махадец широко ухмыльнулся, осознавая собственную мощь и власть над чужими желаниями.
  Закрыв глаза, чародей принялся бесстыже распоряжаться мыслями Трорхарда Златоусого.
  
  
  
   ГЛАВА 8
  
  Испуганные видом незнакомца куры, громко кудахча, метались по птичьему двору, стараясь оказаться как можно дальше от низенького человека с мохнатыми бакенбардами. Браун-писарь, присланный старейшиной описывать имущество, то и дело сбивался со счета, отпуская в адрес пернатых далеко не лестные отзывы.
  - Послушай, Дор! - взмолился Браун, после того как одна из наиболее проворных куриц оказалась на его голове. - Скажи лучше сам. Только честно. Сколько у тебя этих дрянных кур?
  - Тридцать пять, господин Браун, - ответил пастух.
  Писарь сделал соответствующие записи в своих бумагах.
  - Это вместе с петухами? - высказал свое сомнение он.
  Дор утвердительно кивнул.
  Поверенный старейшины поспешил покинуть курятник.
  - Теперь пойдем-ка измерять твой земельный надел.
  После основательной и подробной описи всего имущества Дора, Браун еще раз перечитал документ, проверяя: ничего ли не упустил из виду, и, поставив под перечнем собственности пастуха размашистую подпись, протянул бумаги Дору.
  - Ознакомься и распишись.
  Дор бегло пробежался глазами по колонкам цифр и чиркнул пером.
  - И еще одна к тебе просьба, - опускаясь на расположенную у крыльца скамью, произнес Браун. - Будь добр, принеси водицы.
  - С удовольствием.
  Покуда юноша поднимался из погреба с бадьей холодной родниковой воды, Браун гадал: зачем это вдруг пастуху понадобилась опись имущества?
  Утром, когда, старейшина Каркрен отдавал деревенскому писарю распоряжение о составлении перечня нехитрого скарба Дора, Браун решил, что пастух, доведенный до нищенства, отважился заложить свое имущество одному из ростовщиков и открыть свое дело. Однако сейчас, Браун отлично знал, что Дор хоть жил и небогато, но и довольно далеко от грани нищеты. Этот трудолюбивый юноша, как и многие крестьяне, постоянно борющиеся с бедностью, заметно преуспел. В таком случае просьба о переписи выглядела еще более странной.
  - Интересно, - хриплым голосом произнес Браун, когда бадья с ледяной жидкостью оказалась в его ладонях. - Для чего бы пареньку вроде тебя понадобилось получить на руки грамоту с оценкой имущества?
  В ответ писарь получил широкую улыбку Дора.
  - Пока не скажу! Не то старина Каркрен сочтет меня сумасшедшим и откажется выдавать какой-либо документ.
  Браун еще больше изумился.
  - Так что же за причина? - не унимался он. - Женитьба? Дорогостоящее лечение? Азартные игры?..
  - Все узнаете в свое время.
  Когда солнце достигло своей наивысшей точки, Дор отправился к Жораху Арне.
  Своего наставника юноша застал за непривычным занятием. Бывший магистр развалился на стуле, подложив для пущей мягкости подушку, и старательно перебирал пальцами по золотистым струнам изящной арфы. Бросалось в глаза, что Жорах Арна совсем недавно познакомился с инструментом. Это же доказывали и писклявые звуки, не желавшие сочетаться в мелодию.
  - Что вас заставило обратиться к музыке? - спросил Дор после вступительного обмена приветствиями.
  - Вот на таких штуках играют гулунцы, - ответил ученый, поглаживая арфу. - Они утверждают, что благодаря звукам, извлекаемым из этого инструмента можно общаться с богами. А Небожители в свою очередь отвечают через гром и ветер. Говорят, будто гулунские пророки способны понимать звуки дождя, ветра, грома, а также умеют читать знаки молний и морозные узоры:
  - Вы решили с помощью арфы задать несколько вопросов Небожителям?
  - Скорее самому себе, - улыбнулся Жорах Арна. - Смогу ли я научиться перебирать струны этого дивного инструмента?
  - Откуда в нашем поселке появился инструмент наших врагов?
  - Я купил арфу всего за пару крон у отставного харга. По словам же Сорла Лорка, инструмент ему подарил один из участников сражения на острове Мирный. Одним словом - это трофей.
  - Гулуния сейчас наш враг! - патетично воскликнул юноша, шокированный простотой ответа наставника. - А не вы ли меня учили ненавидеть врагов? Вспомните, ведь это ваши слова: только ненависть способна отыскать в наших сердцах силу и отвагу!
  - Ты прав, - без возражений согласился Жорах Арна. - Беда только в том, что самыми опасными врагами для нас являемся мы сами: А воевать с самим с собой - тяжелый бой и не каждый на него решится. Поэтому люди предпочитают называть врагами кого-то другого. Так легче. Обвинять других намного удобнее, чем поговорить по душам со своей совестью.
  - Вы хотите сказать, что великие герои бессовестны?
  - Великие герои - самые великие лицемеры. И не только бессовестные, но и трусливые. Ведь вместо того, чтобы убить зло в себе, они отбирают жизнь у чужих людей. Что может быть позорней?..
  - Тем не менее эта арфа сработана руками ненавистных гулунцев...
  - Я не закончил, юноша, - Жорах Арна воздел к потолку указательный палец.
  Дор умолк и, извинившись, потупил взор.
  - Так вот, - продолжил бывший магистр. - Изучение культуры и фольклора других народов обогащает собственный интеллект. Более того, осваивая быт и традиции чужого народа, мы начинаем постигать его психологию и менталитет. Следующей ступенью становится осмысление сильных и слабых сторон этого народа. Надо ли теперь говорить, что в случае войны с этим народом, знания о нем станут слагаемыми победы?
  Дор был ошеломлен. Жорах Арна уже не раз доказывал юному пастушку как все не просто в этом сложноустроенном мире.
  - Выходит, эта арфа - ключ к победе над гулунцами? - попытался обобщить Дор.
  - Нет. Это ключ к победе над собой, - улыбнулся Жорах Арна. - Ты так ничего и не понял. Враг внутри нас, помни об этом, юноша.
  Дор промолчал. Он с трудом поспевал за мыслями учителя, а когда Дору казалось, что он наконец-таки настигал умозрения наставника, выходило, что истина невероятно далеко от рассуждений молодого человека.
  - Ну ладно, - Жорах Арна поставил арфу на невысокий стол. - Сегодня у нас занятия не намечены. С чем пожаловал?
  - Я ухожу.
  Жорах Арна внимательно всмотрелся в глаза Дору, словно там был написана причина только что сказанного.
  - Что ж, - пробубнил в усы ученый, - Счастливой дороги.
  Несколько раз Дор прокручивал в уме сцену прощания с Жорахом Арной, но никак не ожидал такого безразличия со стороны учителя.
  - Я ухожу, - повторил Дор. - И, может быть, не вернусь.
  - Желаю удачи, - с таким же хладнокровием бросил Жорах Арна, потянувшийся к арфе. Судя по всему, он терял интерес к разговору.
  - Это все что вы мне можете сказать? - не скрыл своего удивления Дор.
  - А что ты хотел услышать?
  - Все что угодно, но только не 'счастливой дороги'!
  - Мой единственный талантливый ученик сообщает мне новость о своем уходе. Наверняка, повод для этого весьма существенный. Смогу ли я тебя остановить?
  - Нет, - твердо ответил Дор.
  - Тогда зачем разбрасываться лишними словами? Все равно придется вернуться к прощанию.
  Обескураженный и в чем-то обиженный пастушок опустился на табурет.
  - Вы не услышали самого главного, учитель. Я отправляюсь в столицу. Хочу попытаться исцелить короля!
  Буквально на мгновение рука Жораха Арна отдернулась от арфы, но бывший магистр тут же совладал над собой.
  - В таком случае наши с тобой занятия на этом закончились, - подытожил ученый. - Ты либо превзошел меня, либо так ничему и не научился.
  - А как это проверить?
  - Очень просто, - Жорах Арна погладил арфу. - Постарайся вылечить короля и сам ответишь на этот вопрос.
  Дор подошел к столу и, наклонившись, прошептал:
  - Вы думаете, это безумство?
  - Конечно же, нет! - рявкнул Жорах Арна. - После того как я деревянным мечом выбил из тебя всю дурь, ты не сделаешь глупость.
  - Спасибо, - все также шепотом поблагодарил Дор.
  - Возьми-ка на память, - Жорах Арна протянул своему ученику тот деревянный меч, которым не так давно удалял из головы юноши дурные мысли. - Будешь смотреть на него, и вспоминать меня. А может и чувствовать кислый запах вина, впитавшийся в это тренировочное оружие. Ха!
  Дор, улыбаясь, сжал рукоять меча.
  - Когда отправляешься? - спросил бывший магистр.
  - Думаю завтра, на рассвете.
  - Надеюсь, до твоего появления в Брандесте король внезапно не выздоровеет, - Жорах Арна негромко усмехнулся и поспешил добавить, - Шучу, конечно! Честь и слава нашему королю Трорхарду Златоусому! Хотя дорога длинная, может, еще одумаешься и повернешь домой.
  - Посмотрим, - отмахнулся пастушок и направился к двери.
  Но, уже оказавшись на пороге, Дор услышал зычный голос своего наставника:
  - Ты жаждешь подвигов?
  Дор не спешил с ответом. Он обернулся. Жорах Арна медленно направлялся к дверному проему.
  - Последний вопрос, ученик. Можно сказать - 'выпускной экзамен'. Ответь-ка мне, где надо искать свой главный подвиг?
  Сперва юноша растерялся: опять нестандартный ход со стороны наставника! Но, углядев златострунную арфу, улыбнулся.
  - Вот здесь, учитель, - с этими словами Дор приложил ладонь к левой половине груди.
  Жорах Арна упер кулаки в бедра:
  - Ну что мне с тобой поделать? Вновь - 'отлично'!
  Счастливый пастушок, заряженный оптимизмом своего, теперь уже, бывшего наставника, направился к пастбищу.
  А из окон жилища Жораха Арны уже раздавались пробирающие душу пиликанья начинающего арфиста.
  
  
  
   ГЛАВА 9
  
  Маршал Криттен не спал. Разные по размерам карты неупорядоченно лежали на широком лакированном столе. На многих из них виднелись свежие чернильные линии. Маршал разрабатывал стратегию возможных боев и, находя в своих расчетах слабые места, тут же яростно комкал пергаментные бумаги. И вот опять разыграв мнимое сражение по уничтожению вражеского десанта, военачальник внезапно вспомнил об излюбленной тактике гулунцев - оставлять в засадном резерве небольшую флотилию, тут же разорвал карту.
  Необходимы нестандартные ходы! Это единственный выход, способный перекрыть численное превосходство противника и переломить ход военных действий. Целый день маршал не отходил от военных карт и постоянно перечитал донесения с фронта. Он уже выслал более сорока почтовых голубей с подробными инструкциями о дальнейших действиях, и надеялся, что все посыльные птицы доберутся до адресатов. Теперь ход за его генералами. По своему опыту Криттен знал, что выбить неприятеля с захваченной территории можно только одним-единственным мощным и молниеносным ударом. Для затяжной войны у Игаравии нет ни золота, ни людей, ни оружия. А враг навязывает как раз свою тактику. И стратегия гулунцев очевидна - длительное противостояние.
  Нужна всего одна битва, способная заставить оккупантов вернуться на материк и надолго забыть о ненасытных вылазках на игаравийские земли! Вот только где черпать силы для этого сокрушительного удара?
  Криттен обнаружил, что все карты, лежавшие на столе и скомканные на полу, либо исписанные, либо затертые до неузнаваемости. Маршал тихо выругался и широким взмахом смел со стола все бумаги. Затем отдал приказ своему дневальному принести из топографического отдела дворцовой библиотеки новые карты разных частей острова Мирный.
  Дожидаясь солдата, полководец выстукивал своими огромными пальцами ритмичную дробь по столу. На миг он представил себя простым гражданином: ремесленником - лудильщиком, кем он и был до той поры, покуда его не призвали в армию. Криттен помнил, как не хотел облачаться в черный плащ. Нет, не из-за страха перед армейскими буднями, а из-за страха потерять свою любимую Изольду. В те далекие времена королевские наместники Сагр и Волент Одноглазый сговорились против государя и, собрав стотысячное войско, решились отвоевать полстраны. Изменники вели довольно жестокую линию: пленных не брали, взятые города и поселки предавали огню, устраивали публичные пытки. Спустя полгода мятежники добрались и до Харна - родного городка Криттена. Как рассказывали впоследствии пленные воины - в живых никого не осталось. Под удары тупых концов копий, всех жителей согнали в местный храм, а после подожгли здание. Получив эту горестную весть, рядовой Криттен вопреки уставу не просыхал от вина три дня. А когда осознал, что вино не способно залечить душевную рану, дезертировал из армии и впоследствии сумел подобраться к Воленту Одноглазому. Причем настолько близко, что Волент, благодаря меткому выстрелу Криттена из лука, лишился и второго глаза, а заодно и жизни. Через год будущий маршал переметнулся к мятежникам и стал даже одним из личных телохранителей Сагра. Однажды утром брадобрей предводителя повстанцев обнаружил своего хозяина болтающего с петлей на шее. На этом революционное движение закончилось. Эти два подвига прославили Криттена на всю Игаравию. Он сделался офицером, потом генералом, а затем Трорхрад Свирепый, отец нынешнего монарха лично назначил его маршалом. Правда, истинного мотива, побудившего Криттена на подвиги, так никто и не знал. Открыл свою тайну Криттен лишь нынешнему главе государства во время одной из охот.
  Очаровательная Изольда навсегда осталась в той далекой ночи, когда он сжимал ев объятьях и обещал вернуться до праздника Урожая. С тех пор ни проходило и дня, чтобы военачальник не вспоминал об Изольде. Все что у него осталась - только память и вечная пустота в сердце. Криттен так и не женился, полагая, что таким образом предаст свое прошлое. И в этом смысле армия была ему неоценимым помощником - нелегко жениться, когда тебя в любой момент могут убить:
  :В дверь тихо постучали. Сперва Криттен решил, что этот звук создают его пальцы, барабанившие по поверхности стола. Однако повторный, более настойчивый стук доказывал, что к маршалу пожаловал ночной гость. Направляясь к двери, Криттен подумал о дневальном, но его людям разрешалось входить без стука. Учитывая, что ночь перешагнула за полночь, время для визита таинственный гость выбрал, по меньшей мере, странное. Хотя если брать во внимание все происшедшее во дворце за последние два-три семидневья, данное обстоятельство выглядело вполне логично.
  Отворив дверь, Криттен молча наблюдал, как кухарка Розана торопливо прошла в комнату и протянула маршалу сложенный во много раз листок бумаги.
  - Это от господина Мейрека, - шепотом произнесла служанка.
  Криттен все не сводил с девушки глаз. Он, как и большинство, министров был осведомлен о любовной связи молодой поварихи и лейб-медика, но он также знал и о том, что Мейрек никогда не выставлял своих отношений на показ. Сам факт, что лекарь отправил к нему свою любовницу, намекал на особую значимость сего события.
  Маршал спокойно развернул записку.
  'Нам нужно срочно увидеться. Розана проведет вас'. Простой и короткий текст, но рождающий еще больше вопросов, нежели дающий хоть какой-либо ответ.
  Криттен спрятал записку в нагрудный карман колета. Розана, не издавая ни звука, стояла рядом. В ее глазах металась тревога и страх.
  Похоже, что этой девушке известно нечто намного большее, чем маршалу. И, судя по выражению ее глаз, обладание этим знанием не сулит ничего хорошего.
  - Вы можете хоть в двух словах пояснить, что все это значит? - Криттен нахмурился.
  Розана продолжала с выжиданием смотреть на маршала. Она словно и не слышала его вопроса.
  Полководец выжидал. Он никогда не мог понять: как такая красавица могла поддерживать интимные отношения с низким лысоватым мужчиной, почти в два раза старше ее самой? Черные локоны, высокая грудь, гордое прекрасное лицо, которое многим королевам и фрейлинам даже не снилось, длинные ноги, снежная белизна зубов! Может ли это гармонировать с глубокими морщинами, каркающим смехом и постоянным ворчанием, так свойственное Мейреку? Чудно? Быть может. Но в своей жизни Криттен навидался чудес порядочно, чтобы проявлять любопытство в подобных вещах.
  - Что это означает? - так и не дождавшись ответной реакции, повторил вопрос маршал.
  - Не знаю, - Розана направилась к выходу.
  Криттен с задумчивым видом последовал за ней.
  Мейрека они застали в лаборатории. Как и предполагал Криттен, лекарь сидел спиной к двери, исследуя содержимое одной из колбочек, усердно взбалтывая ее перед пламенем свечи. Несмотря на зрелый возраст, Мейрек по-прежнему был одержим заветной мечтой своей юности: создать эликсир бессмертия. И насколько маршал был осведомлен, все чего сумел добиться лекарь в этом направлении - так это изготовление микстуры, тормозящей рост волос. Розовая лысина, с каждым днем увеличивающая свои границы на голове Мейрека, навевала мысли о вероятных испытаниях выше упомянутого препарата на самом изобретателе.
  - Наконец-то! - обернувшись, произнес Мейрек. - Розана, будь добра, закрой дверь на ключ.
  Исполнив просьбу лейб-медика, девушка бесшумно присела на стул с мягкой обивкой.
  - А я думал, наш разговор будет происходить с глазу на глаз, - Криттен опустился на такой же стул, стоящий в противоположном углу.
  - В том, что я сообщу вам, господин маршал, - Мейрек заговорщицки подмигнул своей юной возлюбленной, - Ничего такого, о чем бы Розана ни знала, содержаться не будет.
  - В таком случае, может и мне, наконец, объяснят причину столь загадочной встречи?
  - Король абсолютно здоров! - тихо ответил Мейрек, но даже сиплый полушепот не скрыл торжественность этого высказывания.
  - Я не лекарь, - произнес Криттен, чувствуя, как в душе созревает разочарование этим необычным свиданием. - Я - солдат. Но мне сдается, что человека, чуть ли не постоянно находящегося в бредовом состоянии, и то и дело теряющего сознание, вряд ли можно назвать здоровым.
  - В том-то все и дело. Повторяю еще раз: король абсолютно здоров. Поэтому такие явления как обмороки, бледность, потеря аппетита и сухость кожи не должны иметь места.
  Маршал одарил придворного лекаря взглядом, которым обычно окидывают безумных.
  - Я не понимаю вас. Как этого не может быть, если оно есть?
  - Видите ли, господин маршал, человека, как живое существо, изучает не только медицина.
  - Верно. Скажем, военное дело учит, как это живое существо умертвить.
  Мейрек криво улыбнулся.
  - Вы правы. Однако кроме военного дела человека изучают более десятка наук, и магия - не самая последняя из них.
  - Магия? - несколько удивился Криттен. - А мне казалось, что придворный чародей у нас Фарук.
  Боковым зрением маршал уловил, как Розана слегка вздрогнула, услышав имя махадца.
  - Вот об этом человеке я и хотел с вами поговорить, - Мейрек принял небывало серьезный вид.
  Одна из огромных свечей, изготовляемых специально для врачебных лабораторий, погасла и в помещение стало заметно темнее. Розана изъявила желание восстановить освещение, но Мейрек жестом остановил девушку. Лекарь сам зажег новую свечу и какое-то время наслаждался ее легким потрескиванием.
  - По-моему, нынешнее состояние Трорхарда - дело рук придворного чародея, - тихо проговорил он. - Я потратил много дней , чтобы отыскать причину физического и душевного состояния короля. И я нашел ее. Трорхард полностью под властью Фарука:
  Криттен обдумывал услышанное. Он с первых дней невзлюбил темнокожего чернокнижника и догадывался, что вызывает у махадца схожие чувства. Правда, личная антипатия - это еще не повод для обвинений.
  - Надеюсь, уважаемый, вы понимаете насколько серьезно и ответственно ваше заявление? - произнес Криттен.
  - Понимаю, ибо в противном случае я не обратился бы к вам, - нахмурился Мейрек. - Вы наверняка желаете выслушать веские доказательства? Вряд ли я смогу вас удовлетворить чем-то более серьезным, нежели косвенные улики. Но, тем не менее, и они заслуживают внимания.
  Мейрек, проявляя взволнованность, заерзал на стуле, и немного помолчав, собираясь с мыслями, продолжил повествование:
  - Начнем с того, что болезни редко возникают случайно. Король не бывал на холоде, чтобы простудиться, не контактировал с больными, чтобы подцепить заразу, питался отменно, был в своем уме и никогда не выказывал мне о нарушениях сна. Он был здоров как бык, но вдруг в один момент это все рухнуло! Быть может, на свете есть врачеватели и получше меня, но я с такими болезнями не встречался.
  Более того, ни одна болезнь не проходит бесследно. И, казалось бы, такая хвороба, заставившая нашего государя слечь, уж точно должна была подкосить здоровье короля. Но что же на самом деле? Я пять раз в сутки осматриваю короля и факты на моей стороне: пульс, температура тела, дыхательные движения, рефлексы и многие другие показатели физического состояния в норме! Частые головокружения, тошнота и потери сознания непременно сказались бы на психике короля. Но на самом деле умственные способности Трорхарда не изменились! И легионы лекарей, пытающихся исцелить государя, меня не завели в заблуждение. Я стал исходить из того, что определил состояние короля не как болезнь, а как иллюзию болезни. Потом я задумался о природе этого обмана. Недолго думая, я пришел к выводу о магическом вмешательстве. В дворцовой библиотеке имеется множество книг о волшебстве, но меня интересовала та разновидность магии, что включает в себя подчинение чужой воли.
  Мейрек несколько раз хмыкнул в кулак.
  - И что же? - не выдержал Криттен.
  - В разное время великие чародеи разрабатывали заклинания, с помощью которых можно вторгнуться в чужой мозг. Однако чтобы не только читать мысли другого человека, но и управлять им, формулировать его вопросы и ответы, двигаться и даже производить оправления, - такое заклинание встречается только в одной книге. Этот труд нам известен как 'Граница совершенства', принадлежащий перу великого мага прошлого Сулеймана, тоже кстати махадца. Сулейман разработал собственное заклинание, названное им 'чужой мир'. Таким образом маг внедрился в сознание обезумевшего воина, стремясь исцелить несчастного. К сожалению, в книге Сулеймана ничего не говорится о методике наложения чар. Также осталось неизвестно: увенчались ли попытки проникновения в чужой мозг успехом или нет.
  - Как это вообще возможно? - произнесла доселе сохранявшая молчание Розана. - Мыслимо ли в течение нескольких дней управлять одновременно мозгами двух людей? Как это вообще происходит?
  На этот вопрос Мейрек и сам не знал ответа, поэтому попробовал разъяснить ситуацию на примере:
  - Милая Розана, ты помнишь, как на именинах короля выступал седовласый кукольник? Его забавные куклы, висевшие на тонких, почти невидимых нитях кувыркались, танцевали, бились на мечах, и все эти движения осуществлялись исключительно благодаря ловкости рук кукольника. В нашем случае - все то же самое. Только кукольник - преподобный Фарук, а вот кукла на ниточках - как ни печально, сам король. Разумеется, на самом деле все намного сложнее, но принцип примерно тот же.
  - К тому же эти странные указы и неожиданное решение отказаться от близости с королевой, - послышался монотонный бас Криттена. - Зачем это все понадобилось Фаруку?
  Мейрек пожал плечами:
  - Не знаю, но махадец уже не просто придворный чародей, а верховный советник! Не сегодня - так завтра Фарук заставит короля назначить его приемником, а возможно продержит в таком состоянии до смертельного часа. Кто знает истинные мысли магов, стремящихся к власти?
  Наступила тишина. Все три человека, находящиеся в столь поздний час в лаборатории, задумались о будущем.
  Тишину нарушил Криттен:
  - Я вам верю. Но не могу понять, почему вы решили поделиться своими соображениями именно со мной? Почему, например, не с королевой?
  Если судить по улыбке, появившейся на лице Мейрека, то он ждал этого вопроса.
  - Королева - женщина не такая кроткая, как кажется. В гневе она может приказать немедленно казнить махадца. А ведь в случае смерти кукловода - обрывается жизнь и самой куклы. Вы же, господин маршал, не только ближайший друг короля, но и вполне рассудительный человек. Уверен, что вы не предпримите никаких действий, если первоначально не взвесите все 'за' и 'против'. Хотя истинная причина более прозаична. Я выбрал вас лишь потому, что вы, мягко говоря, недолюбливаете Фарука.
  - Это так заметно? - Криттен позволил себе немного расслабиться и прислонился мощным станом к спинке стула.
  - Я не посвятил бы в эту тайну человека, восторгающегося чародеем или выражающего полное безразличие к его личности. Мне нужен твердый и решительный человек.
  - Спасибо за доверие и красивые слова, господин Мейрек. И что, по-вашему, нам следует предпринять?
  Где-то далеко в коридорных лабиринтах послышалось едва уловимое бряцанье доспехов. Происходила смена караула дворцовой стражи.
  Поднятая рука лекаря призвала маршала смолкнуть. Мейрек прислушался. Он выглядел так, словно все это время дожидался этого звука. Розана бросила на него вопросительный знак. Мейрек кивнул:
  - Пора, милая, - нежно поцеловав девушку в шею, лекарь отворил ей дверь. - Спокойной ночи.
  Розана хотела, было что-то ответить, но в последний момент передумала и, улыбнувшись, послала врачевателю воздушный поцелуй.
  На миг Мейрек забыл о своем госте, коварном махадце и собственных страхах. Это мгновение он жил этой прекрасной улыбкой. Конечно, в эту ночь причин для смеха и улыбок не находилось, но Мейрек был счастлив, что на свете есть еще люди, не нуждающиеся в каких-либо поводах для проявления радости.
  А ведь в первую их встречу на лице Розаны играла вовсе не лучезарная улыбка. По щекам юной богини струились ручейки слез. Это произошло три года назад, в небольшом городке на побережье Солнечного озера, куда придворный лекарь Мейрек прибыл на отдых. Безмятежно прогуливаясь по торговой площади, врачеватель заприметил симпатичную крестьянку. Девушка продавала корову. Скотина отрешенно глядела вдаль и угрюмо шлепала черные бока хвостом. В этом зрелище не было ничего обычного, крестьяне и фермеры частенько продают и покупают крупный рогатый скот. Но жемчужины слез, блестевшие на лице кареглазой крестьянки, наводили мысль о нужде, приневолившей эту красавицу освободиться от коровы.
  'Сколько стоит эта чудесная скотина?' - спросил Мейрек.
  'Сто крон' - утирая слезы рукавом холщового платья, ответила девушка.
  Мейрек наморщил лоб. Он знал, что коровы стоят как минимум вдвое дороже.
  'Если господин желает купить я готова отдать ее вам всего за восемьдесят' - умоляюще произнесла девушка.
  'Зачем тебе деньги?'
  Девушка с трудом удержала новый поток слез.
  'Моя мать и сестра слегли с кишечной хворью. Без лечения они пропадут. А услуги лекарей нынче стоят недешево: Корова же абсолютно здоровая, господин:'
  'Веди меня к своей родне, девочка. И корову не забудь'.
  'Но мне нужен лекарь'.
  'Ты его уже нашла, - Мейрек к своему удивлению протянул руку к лицу бедняжки и бережно погладил влажную щеку тыльной стороной ладони, - Меня зовут Мейрек'.
  'Я - Розана'.
  'Что ж, Розана, в путь! Время не терпит! - Мейрек обернулся к осматривающему скотину толстяку и промолвил, - Корова не продается'.
  Долгие три семидневья он бился за жизнь близких родственников Розаны. К счастью все обошлось, и болезнь отступила.
  Сейчас, по прошествии трех лет, Мейрек уже не мог вспомнить, как так очутилось, что отношения его и Розаны стали более чем дружественные. Он мог бы жениться на этом вечно цветущем цветке, но тогда, согласно жестоким законам аристократии, не смог бы продолжить карьеру королевского лейб-медика. Мейрек поступил по иному. Он приложил все усилия, чтобы устроить Розану кухаркой во дворце. Стало быть, Мейрек убил сразу двух зайцев: он продолжал видеться со своей возлюбленной, а та в свою очередь, получала достаточно жалованья, чтобы не только откладывать, но и регулярно отправлять какую-то его часть своей семье.
  Конечно же, Мейрек часто задумывался о разнице в возрасте и знал, что их роман не может продолжаться бесконечно. Он замечал взгляды главного королевского сокольничего Аркса, которыми он одаривал Розану, и видел, что девушка все чаще отвечает молодому человеку игривой, кокетливой улыбкой. Лейб-медик даже не мог дать точного ответа: любила ли его Розана или просто отдавала должное за спасение матери и сестры? Но дабы лишний раз не расстраивать себя, он гнал эти мысли прочь, стараясь еще хотя бы на миг продлить свое счастье.
  :Когда девушка удалилась, Криттен спросил:
  - Почему она не ушла раньше?
  - Красавица, не так ли? - Мейрек пересек комнату и, открыв шкафчик стола, извлек оттуда бутылку с красной жидкостью. - Не испить ли нам теперь немного вина, господин маршал? Отличное, герсийское:
  - Вы не ответили на мой вопрос, - напомнил маршал.
  Лекарь сделал внушительный глоток, отпивая прямо из горлышка.
  - Почти все советники держат меня за дурака, полагая, что я не ведаю об их сплетнях. Едва Розана появилась во дворце, я тотчас же почувствовал, как за моей спиной обсуждают и смакуют новые похождения придворного лекаря. А нынче я сам играю на публику, - губы врачевателя вновь ненадолго припали к бутылке. - Розана всегда уходит после смены караула. Все знают, что она навещает меня в поздний час. К чему изменять правилам? Если бы этой ночью она ушла раньше, могли появиться слухи о том, что я, мол, уже не такой моложавый: В теперешней ситуации это может представлять опасность. Известие о непривычно быстром уходе девушки из моих покоев, возможно, обросло бы новыми подробностями. Например, кто-то из стражников обязательно вспомнит, что видел вас, уважаемый маршал, покидающего лабораторию. А нам сейчас очень не выгодно, чтобы Фарук узнал о своем разоблачении.
  Опустошив ровно половину бутылки, Мейрек протянул сосуд Криттену.
  - Благодарю, - Криттен влил в огромную бездну глотки едва ли не все содержимое. - Вы - лейб-медик, вам вроде положено знать о том, что при распитии с одной посуды можно подхватить какую-то заразу.
  - Верно. Но в данной ситуации, дорогой мой маршал, мы оба можем быть уверены в том, что не собираемся отравить друг друга. Согласны?
  - Отравить? Так ли уж далеко зашел Фарук? К тому же, несмотря на всю логичность ваших умозаключений, теория предательства мага может оказаться ошибочной.
  - В любом случае я предпочитаю остаться в живых.
  Вновь потухла одна из толстых свечей, но на этот раз Мейрек даже не удосужился взглянуть на нее.
  - Что вы думаете предпринять? - задал очередной вопрос маршал.
  - Хотелось бы добыть неопровержимые доказательства. Полагаюсь в этом на вашу помощь. Попробуйте поговорить с королем. Его вы знаете с рождения. Расскажите ему о нашем разговоре. А лучше напишите на бумаге и покажите Трорхарду. Как врач я доподлинно знаю, что в зависимости от того слушает человек или читает - у него активизируются различные отделы головного мозга. Это наш единственный шанс. Не может же Фарук контролировать движение каждой его мышцы при глотании, сужение зрачков и вдохе! От того, что вам ответит король - будет зависеть наша дальнейшая тактика.
  - В армии сейчас проблема с кадрами, - вдруг заявил Криттен. - Что скажите, если я предложу вам пост генерала?
  - Боюсь, тогда в случае ранения меня никто не сумеет подлечить, - шершавыми подушечками пальцев Мейрек затушил еще одну гигантскую свечку. - Но я так понял мой план вам по душе?
  Криттен небрежно вытер рукавом влажные от вина усы.
  - Эмблема маршала вовсе не просто так красуется на моем плаще. Почему бы вам, господин Мейрек, самому не побеседовать с королем на эту щекотливую тему?
  - Я бы с радостью, - лекарь развел ладонями. - Но должен же кто-то с помощью семян дурмана отключить сознание Фарука?
  Криттен с восторгом посмотрел в глаза врачевателю.
  - Эх, армия по вам плачет, Мейрек! Просто рыдает! Кстати, не найдется в ваших чудо-шкафчиках еще одной бутылочки герсийского?
  
  
  
   ГЛАВА 10
  
  Яркое, остывающее в преддверие зимы солнце, единолично господствующее на небосклоне, глядело на одинокого путника, спускающего с холма.
  Это был мужчина, точнее юноша, шагающий по торговому тракту, связывающий окрестные деревушки в сложный узор. Молодой человек торопился. Он мог бы перемещаться значительно быстрее, кабы не прихрамывание на одну ногу. Однако это обстоятельство, казалось, нисколько не смущало юношу.
  Степной ветер ласково играл в его волосах, а запах свежескошенной травы вился вокруг фигуры путника, - родной край пытался удержать юношу.
  За спиной парнишки остался домашний очаг, друзья и любимая девушка. Все, что представляло для него ценность в этом мире, скрылось за холмом. Еще было не поздно повернуть обратно, но юноша с непоколебимой уверенностью в своих силах продвигался вперед - навстречу судьбе. Таковы уж законы молодости. В юных сердцах всегда живет убежденность, что им подвластно изменить целый мир:
  Дор провел взглядом стаю перелетных птиц, спешащих на юг и, опираясь, на тонкий посох, продолжил путь. Дорога, петляющая словно змея, скрывалась в одновременно манящей и пугающей дали. Пастушок негромко напевал, и время от времени поправлял тесемку колчана, полученного за победу в турнире лучников. Правда, сейчас в этом кожаном колчане вместо холодных остроносых стрел ютились лепешки, зябко прижимаясь друг к другу румяными боками.
  Болтающийся на поясе деревянный меч поначалу немного мешал при ходьбе, но по прошествии двух верст юноша приноровился, и тренировочный клинок уже не мешал переставлять ноги. Юноша прекрасно знал: деревянный муляж практически бесполезен в бою, но Дор на него и не рассчитывал. В деревянном мече, подаренном Жорахом Арной, заключалась частица энергии бывшего магистра. Именно поэтому учебное орудие являлось для Дора бесценным.
  Пастух в тайне понимал, что затеянный им поход в столицу вряд ли завершится благополучно; на свете немало седобородых мудрецов, познавших тайны медицины, так что шансы деревенского отрока невелики. Но Дор старался об этом не думать. Правильно говорила Ингрид: 'Подвиги не выбирают, а идут и совершают'! Эти слова стали для деревенского парня своеобразным девизом.
  Уход Дора не остался незамеченным. Друзья, знакомые и соседи поочередно сжимали юношу в крепких прощальных объятьях, стараясь выведать причину внезапного ухода. Всем Дор отвечал одно и то же: 'Появились кое-какие проблемы'.
  Особенно запомнилось юноше прощание с первой красавицей Лугового Перевала Ингрид. Дочь харчевника позабыла обо всех неурядицах, возникших в последнее время между молодыми людьми, и даже наградила Дора прощальным поцелуем, что для пылкого юноши приравнивалось райскому блаженству.
  'Я догадываюсь куда ты идешь', - сказала Ингрид.
  'А я помню слова', - ответил ей Дор.
  Девушка удивилась:
  'Какие слова?'
  'Все те же, - улыбнулся Дор. - Любовь к тебе принесла мне славу на всю Игаравию, мой главный подвиг я посвящаю тебе! Девы королевской крови добивались моей женитьбы, но я желаю быть только с тобой, любимая! Я выбираю тебя!'
   Ингрид удивленно заморгала.
   'А я думала слова - не более чем пустой звук, а на самом деле:'
  Тогда Дор насупился.
   'А на самом деле все начинается именно со слов. Первая строка в Писании, что упорно нам навязывают миссионеры Нагирра так и звучит: в начале было слово!'
  А затем он ушел. Черноволосая красавица долго махала ему вслед шелковым платочком.
  :На ночь Дор решил остановиться на развалинах заброшенного рудника, неподалеку от соснового бора. Несмотря на то, что днем погода сохранялась достаточно теплая, ночью же температура заметно понижалась. Поэтому первым делом Дор развел костер и запасся хворостом, которого по оценке юноши должно было хватить на большую часть ночи. Перекусив пресными лепешками, овечьим сыром и запив ключевой водой, пастушок вынул из ременной сумы флакончик с бальзамом, основанным на пчелином яде, и принялся втирать жидкость в суставы больной ноги. Это юноша проделывал каждый вечер, ибо за день нога опухала и покалывала. А поскольку пастухи преодолевают немалые расстояния, то и физическое состояние должно быть соответственное. Охватив кистью рукоять длинного кинжала, висевшего на поясе, Дор прислонился к нагретым от пламени костра камням.
  Мысленно юноша находился в своем родном селении. Его занимали мысли: сумел ли Олег, младший брат Аскольда справится с работой пастуха? Тринадцатилетний паренек взялся исполнять обязанности Дора во время его отсутствия. И все ли ладно получилось у Кэтрин? Рыжеволосую девчушку Дор попросил присматривать за своим хозяйством, и та с радостью согласилась. Он представил как веснушчатая красавица пытается накормить самого буйного кабанчика, прозванного Дором 'Драконом', и как тот ловко переворачивает корыто копытцем. Пастушок невольно улыбнулся.
  Глядя на мелькающие языки пламени, Дор подумал, что путешествие кажется романтичным и интересным, только тогда, когда узнаешь о нем из книг, читая приключенческие произведения, развалившись на пуховой перине. Где-то в темных коридорах мозга появилась мыслишка схоронить свою гордость и возвратиться в Луговой Перевал: Нет! Юноша покачал головой, словно вытряхивая из нее шальную мысль. Ведь прошел всего один день! Если сейчас подаваться панике, то, что же ждет его в дальнейшем?
  Утром его разбудил далекий скрип колес и непристойная песня 'Наемник в гареме', исполняемая чьим-то зычным голосом. Юноша мигом собрал все свои пожитки. Костер давно превратился в остывшую горсть пепла. От вечернего уюта не осталась и следа.
  Дор выбрался на дорогу и принялся всматриваться в туманную завесу. Долго ждать не довелось. Из клубов тумана, подобно небесному пегасу, несущемуся сквозь облака, выступала тягловая лошадь, тащившая за собой арбу. На вожжах сидел полный черноволосый мужчина с не менее черной бородой и смаковал припев, в котором последняя строчка была особо вульгарна. Заприметив юношу, мужчина поспешно натянул поводья.
  - Тпру-у-у, - лошадь тут же остановилась. - Здорово, сынок!
  - Здравствуйте, - ответил пастушок.
  - Куда путь держишь? - поинтересовался черноволосый толстяк, тряся при этом всеми своими подбородками.
  - В Брандест.
  - В столицу? - удивился мужчина.
  - Да. Не подвезете до Страга?
  - Смотря чем платить будешь.
  Дор выудил из тощего кошеля серебряную крону и кинул чернобородому. Тот, не взирая на свою полноту, ловко поймал монету и глянул на профиль монарха, отчеканенный на одной из сторон.
  - Садись рядом, - крона тут же исчезла в платье мужчины. - Ты, верно, желаешь попасть в ученики к мастерам фехтования? - Толстяк указал на деревянный меч.
  - Нет. Это сувенир.
  - Слава Небожителям. А то если при тебе было бы оружие, я вряд ли остановился.
  - Это почему же? - Дор сел по правую руку от толстяка.
  - Ты, наверное, слыхивал о болезни короля? Так вот некоторые люди, пользуясь случаем, принялись за мародерство и грабежи. Поговаривают, что даже на этом тракте обосновалась шайка искателей легкой наживы. Но ты не похож на грабителя. - Чернобородый погнал лошадь дальше. - Кстати, меня зовут Георг.
  - Дор, - представился юноша.
  - Так что тебе нужно в столице, Дор? Или это покрыто тайной?
  Пастушок заулыбался. И хотя, покидая Луговой Перевал, он говорил себе, что по пути никому не расскажет о цели своей миссии, но Георг ему чем-то понравился. В оживленном тучном попутчике угадывались черты характера, свойственные Жораху Арне. И юноша решил быть с ним откровенным:
  - Вы говорили, что король приболел? Вот я и хочу его исцелить.
  Георг усмехнулся:
  - Так, стало быть, ты - лекарь?
  - Нет. Пастух.
  Толстяк повернулся и более внимательно присмотрелся к юноше. Еще раз оглядев деревянный меч и пустой колчан, Георг вновь уставился на дорогу.
  - Я догадываюсь, о чем вы думаете, - произнес Дор.
  - Неужели? - на этот раз Георг не отвел взгляда от тракта. - Так ты еще и маг?
  - Вы думаете: уж в своем ли уме этот парень, которого меня угораздило подобрать? Верно?
  - Даже если так, то что с того?
  - В королевском Указе говорится: любой человек может попытаться излечить короля. В том числе и я.
  - Если ты дочитал Указ до конца, то тебе должно быть известно главное условие этого документа. Что скажешь, Дор, об изымании в пользу короны половины своего имущества?
  - Скажу, что десять тысяч золотых в случае успеха тоже неплохо.
  В ответ Георг громко засмеялся, заставив подняться в небо небольшую стайку ворон, испуганных непривычным для них звуком.
  - Клянусь своей бородой, пастух, ты мне нравишься! - Георг дружески толкнул Дора своим упитанным плечом. - И пусть я не уверен в твоем успехе, но все равно, от чистого сердца желаю удачи. Да, и при встрече с королем передай ему от меня привет и попроси его уменьшить въездные пошлины при торговле в других городах, гы-гы-гы!
  Вся округа снова наполнилась хриплым смехом Георга.
  - Спасибо, обязательно передам, - совершенно серьезно ответил Дор.
  С трудом подавляя новый приступ смеха и утирая глаза рукавом кафтана, Георг сказал:
  - Лечить короля - дело, конечно же, благородное. Но когда ты направлялся к моей арбе, я видел как ты прихрамывал. Мне почему-то сдается, что тебе самому не помешало бы свидание с врачевателем:
  - Это произошло давным-давно. Мой наставник Жорах Арна говорит, что неправильно срослись кости. Но могло быть и хуже. К хромоте я уже привык, все в порядке.
  - Хм. Ты - либо чересчур смелый, либо слишком глупый, - философски подметил Георг.
  - Мой учитель уверяет, что это одно и тоже, - Дор ничуть не обиделся.
  После этих слов воцарилось молчание.
  Туман постепенно рассеивался, обнажая оранжевый диск солнца. Воздух, наполненный душистым запахом хвои, становился все горячее. Тени, отбрасываемые деревьями, громоздящимися по обе стороны дороги, заметно укорачивались, опасаясь золотистых лучей.
  Когда Дор вдосталь насмотрелся однообразным лесным пейзажем и, посчитав, что молчание - далеко не самый лучший спутник совместного путешествия, отважился на мучивший его вопрос:
  - Вы говорили о разбойниках, орудующих в этой местности. Мы ведь можем с ними повстречаться, верно?
  - Дорогой Дор, - Георг небрежно сплюнул в сторону. - С разбойниками я встречаюсь постоянно. Только те грабители, с которыми я имею дела, не отрезают головы и не носят оружия. И обитают они не в густых лесах, а в высоких теремах, построенных в богатых районах.
  - Что ж это за разбойники?
  - Королевские мытари, сынок! Грабители часто предлагают купцам выбор: кошелек или жизнь. А мытари, взимая огромный налог, норовят отобрать и то и другое. Но в рассказы о разбойниках, промышляющих в наших краях, я не особо-то и верю.
  - Почему?
  - Слухи о бандитах способствуют поднятию цен. Старый, но всегда действенный способ, придуманный купцами, - Георг причмокнул, подгоняя лошадь. - Я - фермер. Вот уже десять лет я вожу в Ургонт овечью шерсть и арбузы. И мне, признаться, слухи о разбойниках также на руку. А если они и в самом деле здесь водятся, то все что я потеряю так это пару десятков золотых.
  - И может быть собственную жизнь, - дополнил Дор.
  - О ней я даже и не говорю, - усмехнулся толстяк. - Она стоит дешевле. Но не будем о мрачном. Тебе известна песня о наемнике, спьяну попавшему в царский гарем?
  Дор покраснел.
  - Отлично, - Георг видимо счел это положительным ответом, - Тогда споем эту замечательную песнь вместе?
  Так что вскоре о невероятных приключениях пьяного наемника благодаря стараниям Георга и Дора узнали все обитатели леса.
  К полудню путники добрались до ручейка, берущего свое начало в лесной чащобе.
  Желая дать лошади отдохнуть и напиться, Георг объявил привал. К лепешкам Дора толстяк добавил жареного кролика и бутыль вина. Пастушок чувствовал, что Георгу нравится его общество. Одинокие переезды, должны быть, выдаются скучными и утомительными, когда не с кем перекинуться словечком. Хотя делать выводы преждевременно. Что, в сущности, представляет собой этот, на первый взгляд добродушный и беззаботный толстяк? Точного ответа Дор не знал. Его заботило одно: поскорей добраться до Скарга, а там, заплатив капитану какого-то речного судна, идущего в столицу, продолжить путешествие.
  - А что вы слышали о болезни короля? - Дор подумал, что любая информация о состоянии Трорхарда Златоусого может оказаться весьма кстати.
  Георг в это время стряхивал с лоснящихся от жира ладоней крошки.
  - Болезнь? - переспросил он, немного скривившись. - Честно говоря, мне наплевать. Тысячи простолюдинов умирают ежедневно от всевозможной заразы, но разве королю есть до них дело? Сотни матерей по всей Игаравии умоляют лекарей спасти их детей от чахотки или воспаления легких, столько же детей отдают последние гроши, чтобы врачеватели подняли на ноги их парализованных родителей. Но говорят ли они о штрафе в виде половины имущества в противном случае? У простых людей и понимание жизни простое! Для них награда - это счастье продолжать жить, а штраф - смерть! Я знаю как банально это звучит, но что поделать? Истины, сынок, именно таковы...
  Дор про себя отметил, что Георг по-своему прав и в его словах было не мало той мудрости, которую сказители зовут 'народной'. А с народом трудно не согласиться.
  - Вся беда в том, Дор, - продолжал тем временем Георг, - что когда умирает крестьянин - то король почему-то не отвечает за его смерть. Но вот если скончается его величество, то в первую очередь страдают именно простолюдины.
  - Как это?
  - Очень просто. Если наш венценосный Трорхард вдруг представится, то за неимением наследника - жди гражданской войны, сынок. И на кого напялят кольчугу и этот дурацкий черный плащ? Плюнь мне в лицо, если это будет не крестьянин!
  - Как же нашего короля угораздило заболеть неведомой хворью?
  - Хоть я и не верю в Небожителей, но, видать, они решили дать Трорхарду на себе испытать каково живется простому люду. Слышал, что сейчас нами правит придворный маг Фарук, будь он неладен! От этих чародеев никакого толку, кроме вреда. Вот взял бы этот махадец и излечил короля, тогда я бы понял, что и в магии есть свои плюсы. Тьфу! Пора собираться.
  - Подождите, - Дора явно заинтересовало последнее высказывание Георга. - Почему власть передана чародею?
  - Я что похож на министра? Так люди говорят! Он там во дворце, вроде, советник? Так чему же здесь удивляться?
  Боковым зрением Дор вдруг уловил какое-то движение. Оказалось из гнезда, теряющегося в ветвях молодого дуба, вывалился птенец вяхиря. Едва несчастная птичка распростерлась на земле, как из подлеска выскочил совсем еще юный волчонок и принялся играючи терзать несчастную жертву.
  Дор немедля ринулся на помощь пернатому. Отогнав волчонка, и нисколько не опасаясь, что, возможно, поблизости разгуливает его мать, положил птенца за пазуху и полез на дерево.
  - Что ты делаешь, глупец? - послышался крик Георга. - Куда тебе с твоей-то ногой?
  Но Дор не ответил. Аккуратно возвратив птенца в гнездо, юноша проворно спустился вниз.
  - Зачем ты это сделал? - спросил Георг, когда они продолжили путь.- Миллионы живых существ гибнут ежечасно. В чем смысл твоего поступка?
  - Это так, - согласился Дор. - Но видеть и не помочь? Что может быть позорней?
  Толстяку ответ понравился. Он с уважением посмотрел на юношу и промолвил:
  - Я все больше склоняюсь к мысли, что если и есть в Игаравии человек, способный исцелить короля, то это ты. Слава небесам, видать я живу в удивительно время! Время для подвигов!
  
  
  Обитатели дворца готовились ко сну. На их невеселых лицах застыло выражение страха, тоски и усталости.
  С болезнью короля все изменилось. Пышные балы и прочие торжества канули в прошлое. Придворные менестрели и шуты были временно освобождены от своих обязанностей, и, получив двухмесячное жалованье наперед, просаживали его в столичных кабаках.
  Казалось, болезнь одолела не только Трорхарда, но и сам дворец. Монументальное сооружение сейчас более походило на заброшенный замок, и только одинокие шаги с последующим хлопком дверьми говорили об обратном.
  На резных лакированных скамьях, расставленных вдоль стен не восседали приезжающие со всех уголков Игаравии гости, камергер не объявлял о прибытии иноземных делегаций, отсутствовали и лицедеи с гимнастами, мастерством которых так восхищался Трорхард. Тишина, холод и мрак - вот единственные гости, прочно обосновавшиеся в огромном здании.
  Из двадцати пяти постоянных членов Королевского Совета только четверо проживали во дворце. Это объяснялось важностью занимаемой должности. Дворцовой пропиской обладали: чародей Фарук, летописец Сван, казначей Рорэн и маршал Криттен. Каждый из вышеназванных чиновников мог в любой момент быть вызван пред очи государя.
  Но его величество последнее семедневье пребывал в одиночестве, если не считать постоянно меняющихся у его ложа лекарей. Среди челяди поползли слухи об ухудшении здоровья Трорхарда и с каждым днем эти сплетни обрастали новыми, зачастую фантастическими подробностями. Так, в королевской конюшне утвердилось мнение, что на самом деле настоящий Трорхард давно умерщвлен, а на его место Королевский Совет поставил двойника. Однако лже-Трорхард якобы все же внешне отличается от оригинала, потому его и решили не показывать на людях. Королевский садовник был уверен, что Трорхарда наказали Небожители, за то, что тот по-прежнему поклонялся игаравийским богам. Весь рабочий день он талдычил о каре небесной, а вечером спешил в ближайший храм засвидетельствовать свое почтение Небожителям.
  Но болезнь - болезнью, а ужин по расписанию! Королевская кухня оставалась, пожалуй, единственным местом во дворце, куда еще не проникло всеобщее уныние и безудержная меланхолия. Здесь как обычно звенела посуда, булькала кипящая в котлах жидкость, пахло специями, а веселые повара судачили о похождениях сильных мира сего.
  Как раз в тот момент, когда усатый мясник Хорт травил байку о неудавшейся попытке министра Чирро заманить в свой кабинет одну из фрейлин принцессы, в кухню вошел лейб-медик Мейрек. Смех и разговоры тут же смолкли. Повара прекрасно знали переживания лекаря, и едва он появлялся, тут же поспешно отводили глаза. Никто не хотел оказаться на его месте. Состоять на службе врачевателем и взирать, как чахнет король: Смешно и грустно одновременно:
  Никто не обратил внимания, что нынче вечером Мейрек раньше обычного появился на кухне. Как правило, он снимал пробы непосредственно перед тем, как ужин разносился по покоям, но сегодня Мейреку предстояла не просто формальная дегустация.
  Осмотрев содержимое котлов и кастрюль, а также оценив общее состояние кухни, лекарь дал добро на разнос вечерних блюд. Мейрек старался держать себя в руках, но внутреннее волнение стремилось наружу. План, разработанный совместно с маршалом Криттеном вступал в завершающую стадию. Еще утром врачеватель был уверен в четком осуществлении задуманной операции, но все возрастающее беспокойство нагоняло трусливую мысль об отмене плана. Или хотя бы о переносе его на более поздний срок. Единственное, что пересиливало тревогу Мейрека - это твердая уверенность в том, что другого шанса больше не представиться.
  Лейб-медик отрешенно смотрел на огромную кастрюлю и чувствовал, как сердце едва не ломает ребра, силясь выскочить из грудной клетки.
  - Что-то вы, господин врачеватель, весь покрылись потом, - окликнул Мейрека мясник Хорт. - А мне казалось во дворце прохладно. Зима скоро:
  Мейрек попытался небрежно усмехнуться, но сумел издать только какой-то вялый писк.
  - Так ведь тут у вас жарится-варится, - пробубнил он. - Все паром заволокло:
  - Да уж, жаркое выдалось на славу, - Хорт подмигнул врачевателю. - Думаю, его величеству обязательно понравится.
  - Надеюсь.
  - Кстати, как там наш государь? Что-то он давненько не выходит из покоев.
  - Возможно к утру поправится, - сказал Мейрек и тут же спохватился: не ляпнул ли чего лишнего? Ведь у этого усача могут возникнуть подозрения!
  - Это от жаркого-то? - предположил со свойственной ему логикой Хорт. - А что, вполне может быть! Чем не лекарство? Вот министр наш, Чирро. Так он у нас семь раз в день пищу заказывает! Да еще какую! Телячьи потроха, осетрину, жареного цыпленка, чашу икры, пинту вина и блюдо фруктов! То-то пузатый точно пивная бочка. А здоровье - бык позавидует! И несмотря на свои года все на баб поглядывает. Я тут ребятам рассказывал: Совсем недавно министр положил глаз на Цефалию, фрейлину принцессы! Так та ему:
  - Хватит злословить, - оборвал Мейрек. - Займитесь лучше делом. А жаркое действительно вкусное. Пора, между прочим, потчевать и господина чародея с маршалом. Поди, уже заждались вашего хваленого жаркого. Кстати, я должен снять пробу, прежде чем этим достопочтенным господам доставят порции:
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"